27.1

— Эй, ты как?

Отвечаю ему прерывистым стоном.

— Наконец-то, спящая красавица.

Поморщившись, провожу рукой по лбу. Квазар, почему мы без костюмов?

— Что произошло? — Аккуратно поднимаюсь, прислушиваясь к себе.

— Как себя чувствуешь?

— Как будто бы нормально. Голова трещит только.

— Нарвалась на силовое поле. Срабатывает только на технику, проверял. Дальше либо без снаряги, либо меняем план…

— Почему мне кажется, что план менять не будем? Поле по периметру города или…

— Или. Костюм не смог зафиксировать разрывов, насколько хватило радара.

— Другими словами, это барьер?

— Или стена.

— Почему мы не можем выбрать другой путь?

— Где вероятность, что с другой стороны нет такого же? Возможно, именно потому мы так долго находились в относительной безопасности, — предполагает Рин. — Каким-то образом этот сектор вне зоны доступа их дронов и атакеров.

— Тогда… — Я бросаю взгляд на разрушенные дома, что в ответ вглядываются в нас своими пустыми окнами-глазницами. — Город разрушен. Здесь вёлся бой, — озвучиваю очевидное.

— Очень давно, видишь, на крышах уже растут деревья, стены поросли мхом, а дороги — травой.

— Но всё равно поставили и удерживают барьер…

— Именно. От точки, где ты отключилась, мы находимся южнее, маячок не зафиксировал ни дронов-разведывателей, ни атакеров. Значит, барьер работает стационарно, и нас могли попутать с чем-то другим.

— Или с кем-то, — заключаю я, — возможно, хищники, если бы не сработало на технику… Похоже на заслон вокруг планеты.

— Похоже, да, но не действует на живой организм, я проверил, — возражает Ирвин.

— Ты что? — Внутри поднимается возмущение, — Пока я была в отключке?

— Мне надо было подтвердить догадки. Мы можем пройти дальше без костюмов.

— Ты же понимаешь, что шанс сдохнуть без FBOT возрастает на все… сто процентов?

— Но мы сделаем это, — заключает он.

Я лишь усмехаюсь, качая головой. Да. Сделаем. Потому что выбора у нас особо и нет.

Костюмы мы прячем недалеко у барьера, включив «хамелеон» Шакса на сберегающем режиме. Хватить должно на месяц по летоисчислению Терры. Надеюсь, нам не понадобится столько, и мы вернёмся за амуницией намного раньше. А если нет… что ж, кроме нас, её всё равно никто использовать не сможет.

Спустя несколько часов, специально сделав дополнительный крюк с целью отвести возможный хвост от FBOT, входим в город с самой неприметной стороны — заболоченного озера. За ним размещаются приземистые, почти что поглощённые землёй домики, встречающие нас разбитыми, свистящими сквозняком стенами. Сперва мы пытаемся найти там хоть что-то, но разруха, упадок и время сожрало почти всё, что могло бы нам пригодиться. С приближением сумерек встаёт вопрос о ночлеге. Передвигаясь зигзаогобразно, прячась в тенях разрушенных зданий, мы наконец-то выбираем место для ночёвки. Вдали, маяча некогда белыми стенами, в свете тусклых сумеречных бликов нас ждёт укрытие. Выбор падает на двухэтажное здание, сохранившееся несколько лучше, чем другие, по архитектуре и местоположению оно могло когда-то быть местным муниципалитетом или библиотекой.

Близость пристанища гонит вперёд, но, сделав несколько шагов, Рин замирает, давая знак остановиться и мне. Мы застываем недвижимыми фигурами, вслушиваясь и всматриваясь в чернильно-фиолетовую темноту ночи Антареса.

— Там кто-то есть, — шепчу я в спину Берга, не решаясь ни придвинуться, ни заговорить громче.

Хвост, что всё время сканировал окружающее пространство, транслируя импульсы планеты, замирает, передавая жуткое в своей необратимости ощущение надвигающейся беды. Тёмный силуэт Ирвина, подсвечиваемый фиолетовой ночью, покачивается, и я больше ощущаю по колебанию воздуха, чем вижу, что он едва заметно разворачивается в мою сторону.

Горячие пальцы обхватывает локоть, тянут на себя.

— Что происходит? — шепчу куда-то в напряжённую ключицу.

— Молчи, Ашхен! — Его ладонь скользит по моей спине, а губы в тихом шёпоте касаются вершинки уха. — Мы не одни. Крупный хищник на шестнадцать часов.

Привстав на носочки, выглядываю за его плечо, тут же ужасаясь увиденному:

— Боги, Рин, это… монстр…

Существо, уродливое в своём исполнении: паучьи лапы, мощные, металлические, с острыми когтями-наконечниками, мягко и беззвучно вспарывают землю, пытаясь красться в нашу сторону. Туловище с толстым брюхом, в котором то и дело что-то копошится, свисает грузным мешком у задних лап, заканчиваясь совершенно неожиданно жалом скорпиона. А спереди… вся эта монструозная сущность сшивается металлическими соединениями с потрясающим, скульптурно вытесанным женским телом ровно на уровне пупка.

Полная грудь, закованная в металлический бюст с бордовыми пиками-навершиями, алым маяком приковывает взгляд. Моргнув несколько раз, я поднимаю голову выше, всматриваясь в лицо монстра.

— Похоже, оно реагирует на движение. — Стремительно нагнувшись, Рин поднимает и тут же бросает далеко в сторону небольшой камешек. И вмиг кончики волос «паучихи», плавно лежащие до этого на спине и плечах приходят в движение, вспыхивая яркими алыми огоньками, словно одновременно зажигаются маленькие маячки. Мы замираем, прижавшись друг к другу, стараясь даже не дышать, наблюдая, как тварь бросается к месту, где совсем недавно приземлился камешек.

То, что сперва я приняла за волосы, под более пристальным взглядом оказывается множеством тонких змеек со светящимися глазами.

— Медуза Горгона, — едва слышно шиплю я, вспоминая древние сказки, что были так популярны у высших рас и просто кишмя кишели всякими монстрами. Кто-то явно тоже любил их читать и решил поиграть в Создателя несколько извращённым способом.

— Не шевелись.

Мы продолжаем стоять, напряжённо наблюдая за тем, как паучиха копошится, потроша очередной дом через разрушенную крышу.

— Подождём, пока не уберётся.

— Нам нельзя дальше, — сдерживая дыхание, возражаю я. — Кто знает, сколько их. Возможно, в её брюхе приплод, или оружие, или яд. Возможно, есть ещё более страшное нечто. Что, если тот барьер как раз от этих существ, Рин?

— Мы не можем отступить. Думаю, оно здесь одно, случайно оказалось запертым.

— Ты не можешь знать, что…

Паучиха дёргается, заставляя меня смолкнуть, но потом бросается в другую сторону, и вскоре огни её волос гаснут, погружая нас в давящую тьму.

— Пошли, пока тварь не вернулась. Как видишь, к дому она не подходит. Возможно, там как раз стоит ретранслятор, поддерживающий барьер.

Следуя за Бергом по пятам, я то и дело прислушиваюсь, не возвращается ли та тварь. Внезапно Рин спотыкается о торчащую у земли арматуру. Протяжный гул металла и сыплющиеся камни звучат так, словно случился обвал у самой высшей точки на Кэттариане. Несколько долгих секунд после этой какофонии звуков царит гнетущая тишина, а затем с другого конца улицы слышится мерзкий скрежет шести пар ног, сопровождаемый диким, пронзительным истерическим то ли хохотом, то ли лаем. Бросив взгляд в сторону доносящегося звука, я вижу стремительно приближающиеся алые огоньки. Тварь двигалается, быстро перебирая конечностями, поразительно для таких размеров.

— Твою звезду! — уже не таясь, выдавливаю я.

Рин ругается следом, вырывает тот самый штырь, о который запнулся. Заострённый на одном конце, по длине он смахивает на копьё.

— Серьёзно?! Ты собрался вступить в бой?

— Беги к дому, Йен.

— Ты видишь эту махину, Берг?!

— В дом. Живо.

— Нет. Я не оставлю тебя. Мы все ещё можем попытаться оторваться.

— Оно нас учуяло и больше не упустит.

Тем временем паучиха замедляет бег, сперва перейдя на ходьбу, а потом по-звериному крадучись. Странное дело, но оно смотрит почему-то только на меня.

— Йен, иди в дом.

— Рин…

— Это приказ.

Сцепив зубы, цежу:

— Засунь его себе в…

Паучиха поднимает длинный сегментарный хвост, оканчивающийся загнутой вверх иглой, на вершине которой, также подсвечиваясь красным, зияют два отверстия ядовитых желёз. Она неотрывно следит за каждым моим движением.

Ирвин, намеренно шумя, проводит арматурой по растрескавшемуся дорожному покрытию, на что паучиха грозно лает.

— Она же, — внезапно понимаю я, считывая хвостом колебания, — воспринимает меня как добычу, а тебя… почему-то считает… конкурентом?

Я стою позади Берга, полностью безоружная, хотя то, что держит в руках Ирвин, вряд ли можно назвать оружием. Пытаясь найти хоть что-то рядом, что могло бы также послужить защитой, не замечаю, как Ирвин начинает медленно двигаться навстречу паучихе.

— Ирвин!

— Я отдал приказ, младший лейтенант Ашхен. Выполняйте немедленно, как только вступлю в бой. — И вдруг совсем другим тоном добавляет: — Не бойся, Йен. Просто беги и дождись меня там. Я не сдохну. Ты ж без меня обещала не жить. — Не мешкая, он вдруг подмигивает, как будто собирается не в бой, а в бассейн освежиться, а потом, рыча не хуже любого кота, Ирвин бросается на тварь.

В ответ паучиха, неожиданно спружинив всеми конечностями, взвивается в воздух и сигает на Рина, очевидно, и правда приняв его за соперника. Увернувшись от острого жала и металлических когтей, Ирвин проскальзывает под её брюхом, проткнув арматурой плотный кожаный мешок, из которого на асфальт тут же выплёскиваются внутренности и яйцеподобные кругляши: деформированные, недоразвитые, чернеющие защитной плёнкой. Очевидно, кладка, но что-то помешало чудовищу как выносить, так и избавиться от испорченной ноши.

— Беги! — орёт Рин, уводя паучиху вдоль улицы к болоту, откуда мы пришли, давая мне дополнительное время на спасение.

Крутанувшись на месте, бросаюсь к дому, понимая, что больше помешаю, чем помогу, если вмешаюсь в план, который, очень надеюсь, он успел придумать, потому что если нет… Голову сжимает тисками страха и отчаяния.

Прислонившись к стене внутри здания я вся обращаюсь в сплошной локатор, улавливая хвостом, ушами, всем телом злобное лаяние и ответный рык, что слышится всё дальше и дальше, пока и вовсе не стихает.

Рядом со мной больше нет насмешливого, прямого взгляда Ирвина, нет крепких рук, уверенно сжимающих мою ладонь, больше нет опоры. Я одна в звенящей холодом чужого мира пустоте.

— Не стой столбом. — отвешиваю себе мысленную оплеуху. Продолжая нашёптывать вслух, медленно прохожу вглубь дома, исследуя комнату за комнатой. — Он сказал дождаться, значит, ты это сделаешь.

Мы ошиблись, думая, что это была мэрия или библиотека, больше похоже на клинику или исследовательский центр. Подвал, разделённый на камеры или боксы, разрушен сильнее всего, там валяются древние кушетки и какая-то аппаратура. Накопители со всеми записями, как я и предполагала, разрушены или испорчены.

На первом этаже холл зияет провалом стены, по бокам от него некогда кабинеты и приёмные разворованы и разбиты. А вот второй этаж, на который ведёт массивная лестница, сохранился лучше.

Комната по центру, почти целая, вполне может послужить отличным пристанищем: из окон, выходящих на противоположные стороны, отлично просматривается улица на подходах и все постройки в округе.

Чтобы занять себя хоть чем-то и не сойти с ума, я собираю по дому всё, что хоть как-то может нам пригодиться. Улов выходит скудным: пара ветхих пледов, зажигательный элемент с горелкой, несколько книг в старом, твёрдом переплете, за них в Содружестве отдали бы целое состояние! В лабораториях удаётся отыскать ёмкости, в которых можно вскипятить воду, и, собственно, баки с дистиллятом, плотно закупоренные, покрывшиеся пылью и кое-где плесенью, но сохранившие содержимое нетронутым. Не тоже самое, что горячий источник, но минимально поддерживать чистоту тела сгодится.

Подогреть воду на таком огне оказывается тем ещё испытанием и своеобразным мерилом времени. Когда за выбитыми окнами начинает светать, к липкому страху присоединяется озноб. Никогда не жаловалась на отсутствие воображения, а потому картинки в моей голове и вариации того, что могло произойти с Ирвином, весьма красочны, кровавы и разнообразны. Меряя шагами комнату, я во всей красе испытываю полный спектр страха: от мутного, едва ощутимого, нашёптывающего и вызывающего мурашки по коже, до всепоглощающего, леденящего и стылого.

Кто бы мог подумать, что я до смерти буду бояться потерять Ирвина Берга?! Совсем недавно ведь мечтала об обратном: придушить его собственными руками, например, а теперь… Теперь минуты без него растягиваются для меня в вечность, всё, чего хочется — чтобы он был цел и рядом со мной. Какая же я дура, что не пошла следом! Надо было настоять, надо было… воображение вновь подкидывает картинку о том, что может сотворить с Рином тварь. Я злюсь сама на себя, что всё-таки позволила уйти одному!

— Какая же ты жалкая, Эйелен! — цежу сквозь зубы. — А ещё называешь себя воином Содружества!

Ероша бумаги на пыльном столе, уже в который раз перекладывая их из кучи в кучу, натыкаюсь в тусклом свете раннего утра на строчки:

«Исследования были долгими, но, стоит признать, принесли свои плоды. Нам удалось обнаружить ген, отвечающий за мутацию высших рас. Спешу сообщить, доктор Абрамс создал вакцину на основе «Антарес-01», с её помощью любого человека можно наделить признаками не только представителей низших, но и в симбиозе с «Анима-1000» добавить более хищных черт. Моментальное исцеление от неизлечимых, на первый взгляд, болезней и физических повреждений делает этот образец самым перспективным для обеспечения военного состава Содружества.

Спешу дать отчёт о тех, кого предыдущее тестирование изменило.

Стоит признать, что они утратили человечский облик на третьей неделе после введения, процесс мутации до конца пока неясен. Мелкие виды были ликвидированы сразу же, а «Инсекта», «Гризли», «Драго» взяты под особый контроль. Все три образца крайне агрессивны, но мы успешно их сдерживаем.

Подопытные «К01», «К02» и образец «К10» по соглашению с Содружеством переданы в частную компанию «Берг Энтерпрайз». По праву их можно назвать венцом нашей исследовательской деятельности. Они сильны, не подвержены чувствам и, кажется, не ощущают боли. Киборги, а не живые существа! Ресурсов Антареса достаточно, чтобы поставить на поток производство вакцины, а в будущем продолжить её улучшение. Мы станем всесильными с такой армией! Ниже прикладываю перечень генетических мутаций…»

Оборванный лист не даёт дочитать, в спешке я просматриваю ещё несколько обрывков, на которых нанесена структура цветных атомов и молекул, подписанных аккуратным почерком: кэттариан, акиян, никс, тантур, марраксы, шаа-кси — названия рас, с которыми проходили скрещивания и эксперименты, просто поражают воображение, но, пролистав ещё несколько листов, я понимаю, что за ночь успела сжечь половину исследований, хранившихся каким-то учёным в такой вот древней, совершенно неудобной форме. Больше всего, конечно, волнует корпорация, принадлежащая Бергам. Это что же значит, на их производствах выпускают не только FBOT, или чем может быть костюм на самом деле? Интересно, знал ли Идан? То, что младший брат вряд ли в курсе, я почти уверена, а вот Дан…

Тяжело вздохнув, таращусь в окно. Ирвин так и не появился.

Когда горизонт окрашивают первые лучи утра, а я готова уже похоронить последние, самые хилые надежды, на первом этаже слышится тихий шорох.

Прокравшись к лестнице, воровато выглядываю вниз.

— Спокойно, киска, свои, — знакомый голос, уставший, с легкой хрипотцой проходится по телу волной облегчения. Сердце, замерев птичкой, стучит с удвоенной силой, когда я застываю в лестничном пролёте, наблюдая, как ко мне поднимается Рин. Рассечённый лоб и кровоподтёк под глазом, сбитые костяшки ладоней…

— Что? — хмурится он, остановившись на одной ступени ниже, всматриваясь с беспокойством в моё лицо.

Смаргиваю, ловя себя на том, что глупо улыбаюсь, рассматривая его. Рин сначала хмурится, а затем слабая улыбка трогает и его губы.

— Я тебя сама готова прибить вместо той паучихи, знаешь? — голос, срываясь от дрожи, звучит приглушённо.

— Квазар, неужели ты волновалась, Ашхен?

— Волновалась?! Да я места себе не находила! — Не сдерживаясь, бросаюсь ему на шею, пряча лицо на плече. И даже извечное, удивлённое «Ашхен, ты чего?» не может смутить или заставить отцепить от него руки.

— Ну я же обещал, что вернусь, и просил дождаться. — Горячие губы касаются макушки, а руки гладят спину, неловко похлопывая в успокаивающем жесте. — Ну ты чего, Йенни?

— А у меня есть сюрприз, — сдавленно бубню, касаясь губами солоноватой кожи на его плече.

— Боюсь представить, какой.

— Тебе понравится. Горячая вода, занимательное чтиво и огонь.

— О Боги, — стонет Рин. — Я не на Антаресе, в заднице Вселенной, а на курорте Акияна с таким-то сервисом.

— Дурак, — стучу его по плечу, он демонстративно охает.

— Что ж, к твоему огню у меня есть тушка зайца. — Он кивает куда-то в сторону входной двери. — И хорошая новость. В округе, похоже, больше монстров нет.

— Не знаю, как в округе, — взяв его за руку, веду вниз, где всё время поддерживала огонь, — но где-то точно есть ещё «Гризли» и «Драго», если «Инсекту» ты убил. Ведь убил же?

Рин кивает.

— Боюсь спросить, откуда у тебя такие познания.

— Я покажу, но есть кое-что ещё, и ты вряд ли будешь рад.

— И что же?

— Похоже, твой дядя замешан во всём этом, Рин.

После того, как Рин приводит себя в порядок, мы изучаем все мои находки, пытаясь восстановить хронологию событий, что могли происходить на Антаресе.

— Всё, больше не могу думать и перебирать версии. Мы никогда не поймём, что здесь произошло по тем скудным сведениям, что удалось раздобыть и разложить хронологически. — Рин кивает на стопочки листов бумаги. — Заберём документы с собой, а сейчас давай спать, Йен. — Он хлопает ладонью по деревянной скамье, подманивая меня к себе. — Ты поспишь, а я покараулю, затем поменяемся.

С каждой ночёвкой наше соседство становится всё более и более… нервным. Я бросаю взгляд на его оголённый торс и бугрящиеся перекатывающимися мышцами плечи и покраснею, как ошпаренный умар из Акияна. Подойдя к лежащему на кушетке парню, присаживаюсь рядом. Тепло его тела обжигает даже сквозь тонкую преграду трусиков и короткого топа. А когда Рин, уже привычным для меня жестом, кладёт свою руку на моё бедро, притягивая ближе, прикусываю губу, с силой жмурясь.

— Спокойной ночи, Ашхен, спи.

— Спокойной.

Убрав ладонь, он больше не касается меня, и я не могу понять — радует меня это или, наоборот, бесит.

— Рин… — Развернувшись к нему лицом, тону в туманном взгляде.

Что я там вижу? Пожалуй, отражение своих собственных чувств.

Что ты чувствуешь, Йен?

Меня не просто тянет к нему по воле истинности и связи, что диктовала особенность расы. После пережитого, прошлой кошмарной ночи, я поняла, что это не только бесконечная благодарность или уважение, как к побратиму, это любовь, та, что только-только рождена и заставляет трепетать душу и замирать сердце от одного его взгляда. Та самая, что вызывает эйфорию и возбуждает больше самых откровенных фантазий, стоит ему только ко мне прикоснуться.

— Ты хотела что-то сказать? — Я пришла за добавкой, — шепчу и сама тянусь к нему первой. Прижимаюсьгубами, нерешительно, словно каждую минуту ожидаю, что замершие на моих плечахруки оттолкнут. Но вместо этого он отвечает, медленно, осторожно, словно наоборот, дает времяодуматься. Дрожащими пальцами веду вверх вдоль его предплечий, обхватываю зашею, чувствуя как его руки путаются у меня в волосах на затылке, превращаянерешительный поцелуй в томительную, напористую ласку. И сразу Антарес с его монстрами и вся вселенная в целом пересталисуществовать, оставшись где-то там, в пространстве, где нас больше не было. Мы жерастворились друг в друге, когда нежность уступила место страсти. — В следующий раз, Йен, мы будем делать это на нормальной кровати…Я мотаю головой и, чтобы заставить его замолчать, впиваюсь голодным, жаркимпоцелуем. Боюсь обещаний. Особенно несбыточных. Рин проводит языком по моим губам, толкается в рот, вязко сплетаясь с моимсобственным. Этот поцелуй, несмотря на полыхающее желание, дразнящ и тягуч. Мысмакуем, пробуем друг друга, заново знакомимся, в этот раз так, как стоило сделать ссамого начала. Моя ладонь ложится на его ствол. Боги, стыдно признаться, но я мечтала обэтом каждую ночь. Вот так касаться его, протяжно провести ладонью вверх и вниз. Онтолкается бёдрами навстречу моим ладоням, жёстко и сильно, заставляя сжимать егосильнее под тихий, сдавленный стон, от которого у меня путаются мысли. Другая я, чувственная и порочная просыпается, беря контроль над телом, когдавязкая, прозрачная капелька тяжело замирает на головке его члена. Прервав поцелуй, мы оба смотрим, как я размазываю ее по головке, а затембесстыдно вкладываю палец себе в рот, облизываю языком, пробуя его на вкус. — Твою звезду, Йен! — почти рычит Рин, наблюдая за тем, как ядемонстративно сосу собственные пальцы, а затем возвращаю их на чувствительнуютвёрдость. Мы вновь сплетаемся языками, клыки царапают, и я несколько раз прикусываюего губу, но это только добавляет градус нашей страсти. Сердце гремит в висках и мне иногда кажется, что оно вот-вот остановится, настолько кайфово. Правильно. Идеально. Рин укладывает свои ладони мне на ягодицы, усаживая на себя сверху. Веду носом по его скуле, жадно втягивая особый, самый лучший запахистинного. Его ладони сжимаются на моей попке, жёстко вдавливая промежность вгорячую, жаждущую твёрдость. Мы оба жмуримся от остроты ощущений, Рин тянетсяко мне и прикусывает торчащий сосок сквозь тонкую ткань спортивного топа под мойпротяжный тихий стон. — Хочу тебя, — звуковой волной вибрация его голоса мурашит тело, оседаягорячим нетерпением между ног, там, где соприкасаются наши тела. Меня ведёт или я сама начинаются медленно двигаться, тереться, выпрашиваяпродолжение, предвкушая большее. — И я… — шепчу сорванным голосом, — я тоже хочу тебя. Очень. — Сними топ, — приказной тон и поднятая бровь будоражит. Мне нравится, какон звучит. Перехватив края, медленно тяну верх, торможу, на острых, возбуждённыхсосках. Рин сглатывает, кадык дёргается под кожей, но он неотрывно следит задвижением ткани вверх. — Дотронься, — звучит сдавленно следующая команда. Пальцы послушно проходятся по ореолу сосков, кружат в такт бёдрам, чтопродолжают тереться в самом сладком танце. — Теперь сожми. Мне нравится быть послушной для него, делаю как он просит и мурлычу отнаслаждения, что дарят собственные пальцы. Рин приподнимает мои бёдра, подхватив под колено ногу, стаскивает трусики иотшвыривает в сторону. Ладонь перехватывает мои запястья, фиксируя их за спиной, отчего грудьпровокационно приподнимается прямо к его губам. Твою звезду! Когда его губы смыкаются на тугой горошинке соска, а зубылегонько прикусывают, посылая электрические разряды по телу, я понимаю, что междуног у меня так мокро, что щёки пламенеют румянцем стыда и возбуждения разом. Ринс шумом втягивает воздух, как будто чувствует, как пахнет наша страсть, а затемразом, совершенно невообразимо переворачивает меня на живот, ставя на колени. — Рин…Одна ладонь, намотав на кулак хвост, ложится на ягодицу, вторая поглаживаетменя между ног, размазывая влагу по складочкам и набухшему клитору. Стонутихонько, ловя каждую кроху наслаждения, каждую грань эйфории, что дарят егопальцы. — А теперь всё то же самое, но вместе со мной, хочу видеть твои пальцы, — шепчет мне на ухо. Я фыркаю и тут же получаю лёгкий, будоражащий шлепок по заднице, в товремя как палец другой руки погружается в меня легко и дразняще. — Квазар, — шиплю, шире разводя ноги. Послушно тянусь рукой, укладываяуказательный и средний палец на влажную плоть. Мы касаемся друг друга там, переплетаем пальцы, поглаживаем и дразнимся. — Рин… пожалуйста. Хочу его. В себе. На всю длину. Хочу чувствовать до боли, до звёздочек вглазах. Хочу чувствовать себя живой, дышать им. Ирвин отводит мою ладонь, даёт понять, чтобы я оперлась локтями о твёрдуюповерхность нашего лежбища. Как только прогибаюсь в пояснице, ладонь сменяетязык. — Твою звезду… — шепчу, с силой жмурясь. Кончиком языка Ирвин спервапросто слизывает влагу, которой становится всё больше и больше. — Вкусная, сладкая девочка, — зубами прихватывает нежную кожу навнутренней стороне бедра, а затем ртом накрывает меня всю, жадно посасывая. Мне настолько сладко, что скребя коготками лавку, двигаюсь инстинктивнонавстречу его губам. Ладонями он раскрывает меня ещё больше, толкаясь языкомвнутрь. Его ласка жёсткая и напористая, возносящая слишком быстро к пику. — С-сейчас… кончу… — судорожно всхлипываю, царапая клыкамисобственные губы. Руками Рин подтягивает меня ближе к себе, буквально насаживая на язык. Яркий, жгучий оргазм накатывает волной, заставляя выгибаться тело ещё больше. Азатем я чувствую его. Он проводит членом по складочкам, размазывает влагу оргазмапо головке и тут же толкается бёдрами. — Твою звезду-у, — шипим одновременно, от накрывающих лавиной эмоций. Он большой, а внутри меня слишком туго. Ускоряясь, Ирвин накачивает меня собой, не только телом и контактом, своей эмоцией, чувствами, в которых не решаетсяпризнаться даже себе и чистое, хрустальное блаженство топит меня с новой силой. Янатягиваюсь струной, чувствуя накатывающий оргазм сперва копчиком, у основанияхвоста, он прокатывается по позвоночнику до самого затылка, выключая мозг, туманяголову, затем ухает камнем вниз, даря тяжёлую пульсирующую разрядку, чтосотрясает тело, покрывая его мелкими капельками пота. Рин догоняет меня буквальночерез несколько минут, бурно расчерчивая мою спину…Мне кажется, я сплю и вижу дивный сон, в котором Рин нежно протирает менянайденными бинтами, что приятно холодят кожу, хоть и вода, в которую он ихпогружает всё ещё тёплая. Затем он аккуратно перекатывает меня на спину, проходится лёгкими поцелуями, неспешно ласкает грудь, сыто и дразняще, помогаетнадеть топ и трусики. На голое плечо ложится тонкий плед. Довольно потягиваюсь, терпеливо ожидая, когда он приведёт себя в порядок иуляжется рядом. Мне становится неожиданно зябко. Это ведь не может быть просто сном? Нехочу возвращаться в реальность и вспоминать весь тот ужас, что нас сейчас окружает. — Рин? — зову сонно. Он ложится рядом, рукой привычно обнимает за талию, притягивая ближе, укладывает на живот ладонь. Губы касаются шеи мягким поцелуем. — Спи. Повернув голову, улыбаюсь сонно рассматривая своего истинного: срастрёпанными волосами, сонными глазами, что смотрят на меня в ответ сневообразимой нежностью. Что ж. Вот они мы. Спустя пять лет подколок, скрытогофлирта и взаимного притяжения. — Сладких снов, Рин.

Загрузка...