Звонок в душу

Он прозвучал под утро, короткий и тревожный, Югов с трудом вынырнул из липкого болота сна и открыл глаза. В комнате царил полусумрак, а тишина нарушалась редкими шлепками воды в раковине на кухне.

«Опять забыл кран плотнее закрыть», — спросонья подумал Югов.

Он посмотрел на будильник — стрелки показывали половину шестого утра. А звонить будильник должен был в семь часов.

«Полтора часа мог бы еще поспать, — на этот раз мысли в голове Югова проявлялись четче предыдущих. — Интересно, а что это меня разбудило?»

Он прислушался к тому, что у него творилось внутри, но ничего особенного не обнаружил. Вспомнил вчерашний визит Кедрина. В последнее время тот часто заходил, иногда с бутылкой, иногда без, и тогда Югов доставал свою. Обычно засиживались допоздна, но всегда Кедрин уходил ночевать домой, сколько ему Югов не предлагал остаться у него. От Кедрина ушла жена, а мать старенькая, и он очень за нее беспокоился. Вчера после двух фужеров вина Кедрин совсем раскис, долго и нудно ныл про свою неудачную жизнь, про свою бывшую стерву-жену, между прочим, красавицу, про больную мамочку и про многое другое. Про что именно Югов в конце разговора перестал воспринимать.

«Нет, скорее всего с матерью несчастье какое-нибудь произошло. Ведь есть же биосвязь между людьми, тем более между родными…»

Мать Югова жила в деревне под Ярославлем. Он лет пять не был у нее. Иногда писал письма, а к праздникам и дню рождения непременно посылал открытки с поздравлениями. В последнее время, закрутившись на работе, он как-то забыл, что у него где-то есть мать. Правда, когда понадобились деньги на кооператив, Югов сразу вспомнил, что мать может переехать жить к сестре, в соседний совхоз, а родительский дом и все остальное, что к нему прилагалось, продать за хорошие деньги, на которые он и приобрел эту двухкомнатную квартиру.

Как только Югов подумал о матери, внутри него, как ему показалось, что-то звякнуло.

«Неужели с матерью что-то случилось? — снова метнулась тревожная мысль. — Давно я не писал ей, а от сестры два письма пришло, и в каждом вопрос: почему молчишь?»

«Нужно съездить к ней. Давно не писал, так тут хоть сам приеду вместо письма. Да и в отпуск скоро, а где его проводить — еще не придумал. Вот и махну в родные края. Посмотрю, как там да что».

Успокоенный принятым решением, Югов поглядел на будильник. Он показывал всего лишь шесть часов.

«Может, смогу вздремнуть оставшийся часик?»

Но вздремнуть не удалось. Только Югов закрыл глаза, как звонок опять тревожно звякнул.

«Это черт знает что такое! Хотя бы понятно было, что за феномен внутри меня появился? А то сплошные неизвестности… Может, это Аллочка меня своими биотоками облучает? Думает обо мне, не спит ночами, поэтому и мне не спится».

Аллочка уже год работала в лаборатории Югова и с самого начала своего появления, как ему казалось, была влюблена в него. Ее странные и непонятные взгляды, смущение, когда он с ней разговаривал, и многие другие признаки натолкнули Югова на мысль, что Аллочка не равнодушна к нему. Хотя, по его мнению, женщины вообще не могли равнодушно проходить мимо кандидата естественных наук, заведующего лабораторией в научно-исследовательском институте, владельца «Лады» и кооперативной квартиры. Да и внешность примечательная, поскольку Югов в глубине души считал себя хоть и не красавцем, но привлекательным мужчиной. Подавая пример своим сотрудникам, он всегда ходил тщательно выбритым, элегантно одевался и благоухал одеколоном «Для мужчин», Конечно, женщины у него были, но Аллочка, которая пришла в лабораторию после неудачной попытки поступить в университет, казалась ему столь невинной, что он, кроме нежности и какой-то жалости к ней, больше ничего не испытывал. Однако, имея планы на будущее, он всячески поддерживал ее увлечение: дарил коробки конфет, духи и разные импортные парфюмерные вещицы. Аллочка от подарков не отказывалась, а когда принимала их, то мило краснела и смущенно шептала: «Ну что вы, Валерий Михайлович, зачем это?..» Югову ее смущение нравилось.

«Говорят, у женщин биотоки сильнее, чем у мужчин, тем более, у такой молодой. Страдает, мучается и меня мучает. Спать не дает».

Правда, от этих мыслей Югову стало приятно, но тут звонок снова напомнил о себе.

«Ерундистика какая-то!» — возмутился Югов и рывком сел на кровати, опустив ноги на прохладный пол.

Взглянув на часы, он вдруг сообразил, что звонок возникает периодически — через каждые десять минут.

«Мои биологические часы сломались, что ли? Или стали функционировать каким-то другим способом?»

В каждом живом органическом существе, будь то животное, растение, насекомое или земноводное, не исключая и человека, — в клетках, из которых оно состоит, хранится накопленная в процессе миллиарднолетней эволюции информация о смене дня и ночи. Информация, которая передается по наследству от предка к правнукам и далее. Информация, которая несет в себе не только смену темных и светлых времен суток и соответствующие биологические циклы, но также и порядок роста и развития организма, его расцвет и угасание. И ничто не может изменить этот ритм жизни, заложенный матушкой-природой. В лаборатории Югова он и его сотрудники занимались проблемой управления биологическими часами клеток живых организмов. Если бы удалось ускорить их ход, тогда научились бы за одно лето снимать несколько урожаев овощей и фруктов, быстрее росли бы различные породы животных. У людей сократилось бы время сна, и, допустим, за три часа человек получил бы полноценный отдых, как за восемь часов. Соответственно увеличилось бы полезное рабочее время, что в свою очередь привело бы к увеличению производительности труда. То есть работа лаборатории Югова имела большое и важное практическое применение, поэтому он пользовался авторитетом в своем институте.

Появились кое-какие результаты, обнадеживали опыты, но Югов все эти успехи видел такими зыбкими, шаткими, что не решался опубликовать некоторые выводы своих исследований.

«Сегодня должны провести еще один опыт, после которого уже можно что-нибудь сообщить конкретно. Неужели этот „звонок“ является как бы предупреждением о неудачном его исходе?»

Опыт по управлению биочасами человека волновал всех. Установка стояла готовой. Вчера весь день отлаживали и настраивали ее на биоволны испытателя. Им вызвался быть сотрудник лаборатории Вадя Фридман, как знал Югов из непроверенных, но достоверных источников, тайный поклонник Аллочки. Говорили, что на этот опыт он пошел для того, чтобы привлечь ее внимание. Югов не ревновал. Он был уверен, что его шансы выше, чем у Вади…

Югов ушел поздно, а ребята остались в лаборатории; горели желанием окончательно настроить установку. Югов им не препятствовал, он всегда одобрял полезные порывы молодых сотрудников своей лаборатории. Он и сам хотел бы остаться, поработать вместе с ними, довести дело до конца. Но, уверенный, что до окончательного результата им всем еще работать и работать, Югов ушел домой. Как он считал — здоровье прежде всего. Вот завтра с утра, хорошенько выспавшись, он с новыми силами возьмется за отладку установки и еще на немного придвинет время ее включения в опытный режим.

Но хорошенько выспаться ему, очевидно, не придется. И все из-за этого проклятого звонка. Делать нечего, Югов стал собираться в институт.

Утренний моцион отнял у него не более двадцати минут, и в течение этого времени ничто не давало о себе знать. За завтраком Югова занимали другие мысли. О звонке он как-то позабыл.

«Надо Кедрину позвонить, узнать, как он там? Может, в вытрезвитель попал или в больницу. Ушел-то от меня кое-как… И я, кретин, не пошел провожать его до остановки автобуса, понадеялся, что сам дойдет… На почту заехать нужно, телеграмму матери послать… Может быть, на переговоры вызвать? С Аллочкой поговорю. Пора кончать с этой одинокой жизнью. Если согласится, тянуть с женитьбой не стану, а если нет, то, значит, не судьба… Отчет закончу сегодня же и шефу на стол. Хватит изворачиваться и скрывать…»

Никогда еще Югов не принимал столько решений сразу в один день, а всему виной оказался непонятный звонок. Да и звонок ли это? Югов стал уже сомневаться. Скорее всего, какие-то сигналы, появляющиеся внутри организма, напоминали реакцию человека на дверной или телефонный звонок; когда сидишь, чем-нибудь занимаешься, и вдруг раздается звонок, сразу весь замираешь или напрягаешься в ожидании открытия тайны. Тайны — кто звонит или кто пришел в гости. Так и теперь, анализируя свои ощущения, Югов вспомнил, что проснулся от непонятной тревоги внутри себя, и эта тревога почему-то показалась ему подобием звонка….

Позавтракав и вымыв посуду, Югов тщательно, как обычно, побрился, элегантно оделся и только после этого подошел к телефону. Набрал номер Кедрина. Трубку подняла его мать.

— Доброе утро, Анна Матвеевна.

— Здравствуй, Валерочка!

— Володю позовите, пожалуйста, к телефону.

— А он еще спит.

— Как спит? Ему сегодня разве не на работу?

— Я его спросила, ответил, что нет. А что случилось?

— Да нет, ничего. Просто хотел с ним поговорить, но если спит, будить не стоит. Я попозже позвоню.

Югов положил трубку и облегченно вздохнул.

«Слава богу, ничего с этим типом не случилось. Напрасно волновался, Теперь нужно успеть на почту».

Ярко-красная «Лада» остановилась около почтового отделения. На двери висела бумажка: «Закрыто на ремонт». Пришлось ехать на центральный почтамт. К окошку, где принимали телеграммы, стояла очередь, грозившая Югову опозданием на работу. Но он решил выстоять и отправить телеграмму матери, несмотря ни на какие неприятности.

Телеграмма получилась длинной, но теплой и нежной. Югов даже сам удивился, когда прочитал сочиненный им текст.

В проходной института вахтер дядя Вася, сидевший в стеклянной будке, высунулся в окошко и сердито сказал:

— Валерий Михайлович, что же это творится? Вы вчера вечером домой ушли, как все порядочные люди, а ваши орлы заперлись в лаборатории и всю ночь там сидели. Да еще насмехались надо мной, когда я их просил покинуть помещение. Обидные слова из-за двери кричали.

— Какие слова? — сделал невиннее лицо Югов, хотя знал, что его «орлы» смеяться и шутить любят. Сам не раз оказывался жертвой их интеллектуальных шуток.

— Не помню, — почему-то заскрытничал дядя Вася. — Но я директору доложил об их хулиганствах!

«Заложил, а не доложил», — зло подумал Югов и зашагал по коридору к своей лаборатории, одолеваемый тревожными мыслями.

«Чего это там чудики мои натворили? Такое чувство, что они ночью доделали установку и опробовали ее. Без моего разрешения… Ну, если так, то я им задам! Не могли позвонить, предупредить…»

Югов дернул ручку двери — заперто. Тогда он бешено забарабанил по ней рукой. За дверью стояла тишина, но вдруг замок щелкнул. Югов ворвался в лабораторию… и задохнулся от дыма, который сизыми слоями качался под потолком. Правда, дым не опасный, как сразу определил Югов, принюхавшись. Табачный.

Установка была выключена, а за пультом, положив на него свою курчавую шевелюру, спал Гарик Ромишевский, лаборант. Верный помощник Югова Александр Поспелов сидел за столом и что-то писал в лабораторном журнале, покуривая папиросу. В сломанном рефлекторе излучателя установки, лежащем перед ним и используемом вместо пепельницы, возвышалась куча окурков.

— Здравствуй, Саша, — сказал Югов, кашляя, как все некурящие, он не переносил даже небольшой концентрации дыма.

Поспелов поднял на него красные от бессонницы глаза.

— Здорово. Не кипятись. Сядь. Я сейчас тебе все объясню.

Помощник умел успокаивать, и Югов сел на стул рядом с ним.

— Мне кажется, что все сделано без меня?

— Подожди… Вчера, после того, как ты ушел, мы доделали установку и решили ее опробовать, Порепетировать, короче, перед решающим опытом. А она сразу нормально пошла. Мыши за пять минут постарели и сдохли. Я хотел все до завтра отложить, с мышами эксперимент при тебе повторить, а потом вместе с Бадей понаблюдать. Но Аллочка захотела немедленно испытать установку на человеке и чуть было не залезла, да Вадя ее выпихнул и сел сам. Я решил не возражать, тем более, что повторить опыт всегда сможем, потому что установка работает как часы. Как мы и предполагали, Вадя немного постарел. Результаты зафиксированы, я записал. Кое-что подсчитал. Ну, а итоги и все остальное, я надеюсь, ты доделаешь сам.

— На много он постарел?

— Да нет. Аллочка дальше не позволила. Несколько морщин на лице и виски поседели. Это если судить по визуальным наблюдениям. А что внутри произошло, то это сегодня от медиков узнаем.

— Тут у вас без меня Аллочка командир, — усмехнулся неприязненно Югов. Его задело, что она так рьяно заботилась о Ваде. — Больше ничего не делали?

— Нет. Правда, когда стали выключать установку, в каком-то блоке произошло замыкание, или элемент вышел из строя. Точно не знаю. Не искали. Ну, и левый излучатель стал посылать какие-то странные импульсы с десятиминутным интервалом…

Разговаривая, они подошли к установке. Она представляла собой довольно громоздкую конструкцию в виде зубоврачебного кресла, у которого вместо подголовника торчало несколько штырей с устройствами, похожими на рефлекторы от автомобильных фар. Это и были головные излучатели, с помощью которых воздействовали на биологическое поле человека. Эта установка была более совершенной моделью по сравнению с теми, которые конструировали раньше. Один из излучателей был направлен в окно.

— Этот? — ткнул пальцем в излучатель Югов.

— Да. Чтобы избежать влияния на нас, мы его направили в окно. На всякий случай.

— Это что же, вместо пяти излучателей вы использовали всего лишь четыре?

— Откуда мы знаем, что за излучение в нем появилось? То, которое в опытах используем, еще толком не изучили, а тут еще один феномен!

— А если бы с Вадей что-нибудь случилось?

— Ну что ты. Мы же не маленькие, понимаем, что к чему… — в голосе Поспелова заскользила ирония.

Югов открыл окно. Утренний ветерок шаловливо ткнулся в его лицо, шевельнул волосы, пробежался по листьям деревьев, растущих в сквере около института, и умчался куда-то дальше. За сквером виднелся проспект, по которому с шумом и дымом мчались автомобили. Далеко, в сизой дымке, проспект поворачивал, и на месте поворота угадывался дом, в котором жил Югов.

«Интересно, у всех ли, кто попал в поле действия излучения, внутри слышался звонок? А если слышался, то, наверное, тоже вызывал какие-нибудь мысли и побуждал к каким-то действиям. Только к каким? Добрым или злым? Любопытный побочный эффект получился».

Югов повернулся и встретил изучающий взгляд Поспелова. Они опять подошли к установке, и Югов спросил:

— Ты уверен, что излучение было слабое и не повлияло на людей, случайно попавших в поле действия?

— Наше окно на седьмом этаже, так что вероятность того, что кто-то может попасть в поле действия излучения, очень мала.

Югов усмехнулся.

— Где Аллочка?

— Спит, — кивнул головой Поспелов. Югов посмотрел в ту сторону и увидел, что за столом, заставленным аппаратами и приборами, спят, обнявшись, Аллочка и Вадя. У него, действительно, оказались седые виски. Да и вообще, как показалось Югову, он заметно изменился. Аллочкина белокурая головка сладко покоилась на узком плече Вади.

Какое-то подобие ревности шевельнулось в Югове. Но ревность ли? Он не был уверен.

— Ну. что же, — вздохнул Югов, отрывая глаза от этой идиллической картины, и повернулся к Поспелову. — Как проснутся, пусть идут домой, отдыхать. Ты тоже. Отчет и журнал оставь на столе. Я приеду и все сделаю.

— Откуда приедешь? — удивился тот.

— На вокзал поеду билеты покупать. Хочу к матери съездить. Давно не видел.

— С каких это пор тебя на такие подвиги потянуло? — еще больше удивился Поспелов. Он, как правая рука Югова, очень хорошо был осведомлен обо всех личных делах своего шефа.

— Да вот… С утра пораньше, — Югов решил пока про звонок ничего не говорить.

— Надолго ли тебя хватит? — усмехнулся Поспелов.

Югов не ответил. Он и сам не знал…