Звёзды в их руках

Хелмут участвовал в управлении всеми пятью попытками, включая и одну удачную, со своего пульта на Юпитере-5. Но во сне он находился не в контрольном центре, а в рубке одного из кораблей, которому не суждено было вернуться...

Затем, без всякого перехода, прерывности, он вдруг очутился на самом Мосту. Не in absentia [в отсутствие (лат.)], как оператор "жука", а собственной персоной, в машиноподобном скафандре, детали которого ему не удавалось разглядеть. Большие умники открыли антигравитацию и четыре добровольца вызвались для несения вахты на Мосте. И Хелмут среди них.

Потом, вспоминая сон, он никак не мог понять, почему вызвался сам. Похоже, этого казалось само собой разумеющимся с его стороны. И он ничего не мог с этим поделать, хотя и знал с самого начала, чем все закончится. Он принадлежал Мосту, хотя и ненавидел его. Ему с самого начала было суждено туда отправиться.

И что-то там случилось... не так... с антигравитацией. Большие умники попросили добровольцев обратно, прежде чем завершились исследовательские работы. Генерируемые антигравитационные поля оказались слабы, да и в самой теории существовал какой-то значительный изъян. Генераторы ломались вскоре после начала работы. Сгорали, совершенно непредсказуемо, иногда спустя только мгновения после вполне положительного тестирования. На Юпитере машины горели. Горели при температуре, которая в момент могла превратить Хелмута в ледышку.

Именно тому же и суждено было случиться с антигравитационным костюмом Хелмута. Он скрючился внутри него над кипящим морем, а вокруг метались облака из едких кристаллов, трепавших наружную оболочку скафандра, защищавшую его. И Хелмут знал, что его вес неожиданно станет в три раза больше обычного, а давление на его тело возрастет с шестнадцати фунтов на квадратный дюйм до пятнадцати миллионов. Что воздух вокруг сделается жгучим от яда и Юпитер обрушит на него весь свой вес.

Он знал, что тогда с ним произойдет.

И это произошло.

Хелмут встретил "утро" на Юпитере-5 своим обычным криком.

КНИГА ТРЕТЬЯ

АНТРАКТ. ВАШИНГТОН

Неспециалист, "практичный" человек, человек c улицы

может спросить: А какая мне от этого польза? Ответ

самый положительный. Наша жизнь полностью зависит от

установившихся социальных доктрин, этики, политической

экономии, правительственной системы, юриспруденции,

медицины и т.д. Это воздействует на любого, сознательно

либо подсознательно. И прежде всего на человека с

улицы, так как он наиболее беззащитен.

Альфред Корзибски

4 января 2020 г.

Дорогой Сеппи;

Почему - известно лишь одному Господу, но все же я отправляю это тебе. Быть может, лучше послать мое письмо с надежным курьером или оставить где-нибудь в архивах. Может - действительно, запихать куда-нибудь подальше? Например, в архивы Объединенной Комиссии. Ведь если сегодня кто-либо и хочет как-то выразить свое отношение к происходящему, то, во всяком случае, никогда не записывает это на бумаге. А если и поступает так, то потом ее сжигает. Или съедает. В виде не совсем удачного компромисса, я вкладываю сие послание в архив моих личных бумаг. Там оно будет найдено, открыто и послано тебе только после того, как я буду уже вне досягаемости всякого рода репрессий.

Звучит не так уж и зловеще, как может показаться, когда я перечитываю эти строки. К тому времени, когда ты получишь письмо, многие детали того, что я замыслил, должны до тебя дойти. И не только через обычную трескотню прессы, но и через словесные признания. Думаю, к этому времени, ты уже выработаешь рациональное объяснение моему поведению с момента переизбрания. По крайней мере, надеюсь, что ты уже понимаешь, почему я занялся таким монструозным проектом, как Мост, не вняв твоему очень хорошему совету.

Все это - лишь дым над водой (или эфир над Мостом, если вспомнить отношение Дирака к эфиру в его время. Как я узнал о таких вещах? Через мгновение поймешь.) Я не собираюсь пересказывать сейчас все. Я лишь хочу, чтобы это письмо, сослужило роль маяка для тебя. Я хочу изложить, как сработала предложенная тобой исследовательская система.

Несмотря на мое кажущееся безразличие к твоему совету, мы ему последовали, и весьма точно. Особый интерес я проявил к твоей подсказке, упоминавшей о возможности существования "сумасшедших" идей, касающихся тяготения и нуждающихся в проверке. Честно сказать, я не питал особых надежд чего-то обнаружить. Но и в случае неудачи, я остался бы не в худшем положении, чем до разговора с тобой. И действительно, прошло не так уж и много времени, как шеф моей исследовательской группы пришел ко мне с Производной Локка.

И записи, которые появились в результате разработок этого вопроса, по-прежнему находятся в архивном файле "Кладбище", и я не надеюсь, что они попадут в предвидимом будущем к ученым-физикам, не работающим на правительство. Кстати, если ты не услышишь всю историю от меня, то не услышишь ее больше нигде. И у меня уже сейчас достаточно всего на совести, чтобы спокойно отнестись к такому преступлению, как нарушение секретности. Кроме того, как часто бывает, собственно сам "секрет" оказался открыт для всеобщего обозрения уже многие годы.

Человек по имени Шустер - наверное, ты знаешь о нем больше, чем я как-то вслух удивился сему еще в 1891 году, задолго до того, как кто-нибудь пытался хранить научные открытия в секрете. ОН ХОТЕЛ УЗНАТЬ, МОЖЕТ ИЛИ НЕ МОЖЕТ КРУПНАЯ ВРАЩАЮЩАЯСЯ МАССА, НАПРИМЕР, ТАКАЯ, КАК СОЛНЦЕ, ЯВЛЯТЬСЯ ПРИРОДНЫМ МАГНИТОМ (ЭТО БЫЛО ЕЩЕ ДО ОТКРЫТИЯ ЕСТЕСТВЕННОГО МАГНИТНОГО ПОЛЯ СОЛНЦА.) А к 1940 году было четко установлено, что это действительно так для вращающихся тел МАЛЫХ РАЗМЕРОВ - например, электронов. Фактор Лэнда. Я уверен, тебе знакомо такое обозначение. Сам я не понимаю ни Единого Слова в этом. (Дирак, кстати, принимал участие в значительной части работы по соответствующему направлению.) Наконец, ученый по имени У.Г.Бэбкок, работавший на обсерватории Маунт Уилсон, указал в тех же 40-х годах прошлого века, что фактор Лэнда для Земли, Солнца и звезды, именовавшейся 78 Девы, являлся идентичным, или по крайней мере - чертовски близким к тому.

Сперва мне показалось, что все это не имеет совершенно никакого отношения к гравитации. Что я и не преминул сказать шефу исследовательской группы, сообщившему мне указанные подробности. Но я ошибался. (Думаю, ты уже все понял быстрее меня.) Другой ученый, профессор П.М.С.Блэкетт, чье имя знакомо даже МНЕ, указал на одно интересное взаимодействие. Предположим, говорил Блэкетт (сейчас я списываю с предоставленных мне материалов), что мы обозначим как "Р" магнитный момент (или то, что я лично представляю, как рычаговый эффект магнита - то есть, силу заряда по отношению к расстоянию между полюсами). Пусть "U" будет угловым моментом вращения - для тупиц, вроде меня. Или угловой скоростью вращения по отношению к моменту инерции - для тебя. Затем, "С" - скорость света и "G" - ускорение свободного падения. Все они, как мне объяснили, всегда находятся вместе вот в таком соотношении:

BG1/2U

P = ------

2C

Предполагается, что "B" - постоянная, составляющая примерно 0.25. И не спрашивай меня - почему. Совершенно очевидно, что приведенное уравнение - чисто умозрительное. Не имелось никакой возможности проверить его. Разве что на какой-то другой планете с более сильным магнитным полем, чем у Земли. И предпочтительно - мощнее примерно в несколько сот раз. Самая ближайшая к нам, из тех, к которым мы смогли подобраться - Юпитер, где скорость вращения на экваторе составляет 25000 миль в час. И совершенно очевидно - о ней не могло быть и речи.

Но действительно ли все так сложно? Признаюсь, я никогда не думал использовать Юпитер, исключая, пожалуй, сновидения, в которых исполняется все. Пока, наконец, не возник вопрос с Производной Локка. ПОХОЖЕ, ЧТО ПРОСТОЙ АЛГЕБРАИЧЕСКОЙ ОПЕРАЦИЕЙ МОЖНО ПЕРЕМЕСТИТЬ УСКОРЕНИЕ СВОБОДНОГО ПАДЕНИЯ, ТО ЕСТЬ "G", НА ОДНУ СТОРОНУ УРАВНЕНИЯ, ВСЕ ДРУГИЕ ПЕРЕМЕННЫЕ И КОНСТАНТЫ - НА ДРУГУЮ, И ПРИЙТИ К УРАВНЕНИЮ СЛЕДУЮЩЕГО ВИДА:

(2PC) 2

G = (-----)

( BU)

Чтобы проверить получившееся соотношение, необходимо иметь поле тяготения немногим более чем два раза превышающее то, что имеется у Земли. И опять-таки, у нас ведь есть Юпитер. Никто из моих экспертов не хотел дать и цента за такое предложение. Они уверяли, что даже неизвестно, кто он такой, этот Локк. Что является чистой правдой. И что его алгебраический фокус не выдержит пространственного анализа - и это тоже оказалось правдой - хотя к делу и не относится. (Нам пришлось поиграться с этим, уже после того, как были получены экспериментальные результаты.) НО НА САМОМ ДЕЛЕ РЕШАЮЩЕЕ ЗНАЧЕНИЕ ИМЕЛО ТО, ЧТО МЫ СМОГЛИ НАЙТИ СПОСОБ ПРОВЕРКИ ПОЛУЧЕННОГО УРАВНЕНИЯ.

Я должен добавить, что как только мы попытались это проделать, нас поразил сопутствующий эффект: прекращение действия Лоренц-Фитцджеральдовского отношения внутри поля, нечувствительность самого поля к материи вне зоны его воздействия и тому подобное. Но удивило не только то, что все это происходило - уравнение ничего такого не предсказывало. А сам размах, которым это сопровождалось. Мне объяснили, что когда все станет достоянием научного мира, пространственный анализ будет далеко не единственным учением, вынужденным подвергнутся переоценке. Это будет самая большая головная боль для физиков со времени появления теории Эйнштейна. Я не знаю, чувствуешь ли ты или нет угрызения совести сейчас.

Тем не менее - все же неплохой результат для "сумасшедших" предположений, а?

После этого Мост оказался неизбежным. Когда выяснилось, что мы сможем провести необходимые тесты только на поверхности самого Юпитера, нам понадобился Мост. Также стало понятно, что Мост необходимо создавать, как динамическую структуру. Он не мог строиться только до какого-то определенного размера. В момент, когда его строительство будет прекращено, Юпитер просто разнесет Мост в клочья. Поэтому нам надо было предусмотреть его непрерывный рост. Чтобы он не только противостоял Юпитеру, но и планета не мешала бы ему. Сейчас Мост уже в два раза превосходит размеры, необходимые для проверки Производной Локка. И я по-прежнему не знаю, сколь долго мы еще будем его наращивать. Надеюсь - не очень. Эта штука и так уже стала монстром.

Но Сеппи, позволь мне спросить у тебя вот что. Неужели Мост действительно подпадает под запрет, который ты наложил на гигантские исследовательские проекты? Да, это гигант. Но - гигантский ли это проект для ЮПИТЕРА? Я сказал бы, что нет. Но это лишь семечки. Мусор и ничего более. Мы бы не могли провести необходимые эксперименты на какой-то другой планете.

Всех богатств Персии или Индии, а быть может - и всего мира за многие века, не хватило бы для оплаты Манхэттенского проекта, соответствующего размерам Юпитера.

В дополнение - хотя это и произошло случайно - очевидный гигантизм, сопутствовавший проекту, оказался полезным элементом. Слоноподобные исследовательские проекты возможно уже и отыграли свое, но правительственные бюджетные агентства привыкли к ним и считают их нормальными. Привлечение одного из агентств Объединенной Комиссии позволило вывести многих ее членов из коматозного состояния. Это так же позволило нам получить такие ассигнования, которые мы никогда бы заполучили иным образом. Потому, что люди привыкли ассоциировать подобные проекты с исследованиями по оружию. Так что прости меня, но это определенного рода политика, как и наука. И кроме того, это весьма наглядно показывало, что я НЕ следовал подозреваемому совету подозреваемого доктора Корси. Впрочем, что едва ли является должным возмещением того, что я хотел бы вернуть по-настоящему.

Но говорить здесь о стратегии разработки сумасшедших идей я не собираюсь. Только о конкретных результатах. Ты должен знать, что и у этого метода есть свои недостатки.

Тебе, наверное, уже известно об исследованиях по антинекротику и то, что в результате у нас получилось. Я разговаривал с людьми, которые могли оценить, каковы шансы на успех. И мне удалось узнать их общее мнение насчет того, как мы должны действовать. Столь прямолинейный подход показался мне неплохим с самого начала.

Я немедленно подключил сотрудников "Пфицнера" к работе, так как у них уже имелись ассигнования от НСЗ для проведения подобных исследований. Ясно было, что НСЗ не усечет тот момент, когда цели "Пфицнера" потихоньку изменятся. КОГДА ВМЕСТО СТАРОСТИ РЕЧЬ УЖЕ ПОЙДЕТ О САМОЙ СМЕРТИ.

Мы также не упускали из виду и сумасшедших. И очень скоро мы нашли настоящего чудака. Человека по имени Лайонс, настаивавшего на том, что стандартная гипотеза Лэнсинга, постулирующая существование токсина старения, прямо противоположна истине. (Вдаюсь в этот предмет с определенной долей наслаждения потому, что подозреваю - ты знаешь об этом столь же мало, как и я. А в подобной ситуации я оказываюсь совсем не часто.) Он заявил, что на самом деле происходит следующее. Именно МОЛОДЫЕ матери передают своему потомству какую-то субстанцию, укорачивающую его жизнь. Утверждение Лэнсинга, что именно пожилые матери передают свои качества потомству, и субстанция, переносимая при этом, ускоряет процесс старения - бездоказательно, утверждал Лайонс.

Что ж, это, признаться, словно швырнуло нас в какой-то водоворот. Закон Лэнсинга - "Старение начинается, когда кончается рост" - считался молитвой геронтологов многие годы. Но у Лайонса имелось неплохое теоретическое обоснование. В частности, он указал на то, что все долгоживущие ротиферы Лэнсинга явственно показывают наличие характеристик, свойственных полиплоидным индивидам [полиплоидность - обладание несколькими наборами хромосом, то есть наследственных признаков]. В дополнение к тому, что они являлись выносливыми и долгоживущими, такие ротиферы были необычайно больших размеров и менее плодовиты, нежели нормальные особи. А вдруг вещество, передаваемое от одного поколения другому, служило ферментом вроде колхицина, стимулирующим удваивание хромосомного набора?

Мы задали этот вопрос единственному еще живущему студенту Лэнсинга, живой причуде, которого звали Мак-Дугал. Он ничего не хотел об этом слышать. Для него - это означало все равно что сомневаться в слове Господнем. Он говорил, что если Лайонс и прав, то как вы сможете это проверить? Ротиферы - микроскопические животные. За исключением яиц, их клетки трудно рассмотреть даже в микроскоп. Собственно говоря, взрослые особи, похоже, не имеют вовсе клеточной структуры. Там у них что-то вроде общей протоплазменной среды, в которой ядра разбросаны самым случайным образом - это весьма похоже на плазмодий грибков. И прошло немало месяцев, прежде чем мы смогли взглянуть на хромосому ротиферы.

Лайонс считал, что у него на это имеется ответ. Он предложил разработать технику микротомной препарации, с помощью которой можно было сделать не один, а несколько разных срезов с яйца ротиферы. Он заявил, что в случае удачи, мы сможем достаточным образом усовершенствовать технологию и проделывать то же самое со спорами ротиферы и может быть, даже со взрослыми особями.

Мы решили, что необходимо попробовать. Ничего не говоря "Пфицнеру", мы задали настоящую головную боль Пирл Ривер Лэбз [Пирл Ривер Лэбз Лаборатория Пирл Ривер, известная как центр исследований в области фармакологии]. Мы назначили главой проекта самого Лайонса и передали ему Мак-Дугала, как консультанта (в качестве консультации тот ежеминутно и ежедневно осмеивал все подряд, до тех пор, пока не только Лайонс, но и прочие сотрудники предприятия не возненавидели его.) Неприятностей было много. Ротиферы, как оказалось, крайне хрупкие существа. Их почти невозможно сохранить, какого бы возраста они не достигли. СНОВА И СНОВА, ЛАЙОНС ПОЯВЛЯЛСЯ С МИКРОТОМНЫМИ СРЕЗАМИ, КОТОРЫЕ, КАК ОН УТВЕРЖДАЛ, Д_О_К_А_З_Ы_В_А_Л_И_, ЧТО ДОЛГОЖИВУЩИЕ РОТИФЕРЫ ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ ОБЛАДАЮТ ТРОЙНЫМ, А ТО И ЧЕТВЕРНЫМ НАБОРОМ ХРОМОСОМ. Любой другой сотрудник Пирл Ривер, рассматривавший их, ничего не видел, кроме какого-то пятна, которое могло быть - или не быть - хромосомами ротиферы. С равной вероятностью эта муть казалась газетной фотографией серой кошки, прогуливавшейся по пушистому ковру в густом тумане. Сравнительные тесты - производство на свет ротифер и других особей с множественным набором хромосом при помощи таких средств, как колхицин, и последующее их сравнение с особями, произведенными классическим генерационным методом Лэнсинга и Мак-Дугала давали неопределенный результат. Наконец, Лайонс решил, что доказать свою правоту он сможет с помощью самого дорогого и самого большого в мире рентген-микроскопа. И именно на этой стадии мы его и прикрыли.

Мак-Дугал с самого начала оказался абсолютно прав. Лайонс был сумасшедшим с правдоподобной цепью рассуждений, владевшим достаточными познаниями в микродиссекции, чтобы вызвать уважение. Он обладал настоящим похвальным рвением, необходимым для того, чтобы обсосать свою идею до самого основания. Мак-Дугал же был просто старичком с окостеневшими мозгами и со слишком большим уважением к своему учителю. Человеком, готовым сразу же заявить, что уважаемое мнение правильно потому, что оно уважаемое. И он оказался человеком, который со своей студенческой поры не произвел ни одного лабораторного эксперимента. Но все же он оказался прав - хотя и совершенно интуитивно - предсказав, что изменение Лайонсом закона Лэнсинга ни к чему не приведет.

Я полагаю, что победы в науке не всегда достаются самому представительному человеку, как впрочем и в других областях. Я рад этому. Я всегда рад обнаружить в человеке чистую одержимость знаниями, а не столь присущую многим ученым способность всучивать свой "товар".

Когда "Пфицнер" обнаружил аскомицин, мы через НСЗ полностью закрыли Пирл Ривер.

Как мне объяснили, отрицательные результаты подобного рода также важны для науки. Но каким образом можно произвести разработку нового метода проведения исследований в свете этих двух опытов - мне непонятно совершенно. Я могу лишь сказать тебе одно. Я, как мне кажется, уверился в том, что мы должны двигаться гораздо медленнее в будущем, чтобы избежать экстремистских мнений и поверхностного теоретизирования. Одно из достоинств сумасшедших исследователей - если они действительно таковы то, что они склонны придерживаться идей, которые можно проверить. Это стоит того, чтобы ухватиться за них, в мире, где научные идеи стали абстракциями, и даже те, кто их предложил, не могут найти путей для их проверки.

Кто бы он ни был, этот Локк, я предполагаю, что он и на тысячную долю не придал того значения гравитации, которое она заслужила от Блэкетта. И все же Блэкетт не смог предложить путь проверки своего уравнения, в то время как Производная Локка могла быть проверена - на Юпитере - и оказалась правильной.

Что же касается Лайонса - его утверждение оказалось ошибочным. Но и оно стало таковым, только потому, что не смогло пройти испытание опытом. То самое испытание, которое предполагалось провести для его подтверждения. Но пока мы не провели его, у нас не имелось реальной оценки Закона Лэнсинга. Который все эти годы существовал лишь на одном престиже, из-за "невозможности" проверки иной, противоречащей ему, гипотезы. Лайонс заставил нас это сделать, и тем самым, расширил наши познания.

Итак, пойми все, что я сказал. Я попытался отдать тебе столько, сколько смог получить сам. Я не собираюсь обсуждать с тобой всю эту конспиративную возню. Да и не хочу, чтобы она тебя волновала. Политика суть смерть. Я молю тебя - если тебе и понравится мой доклад - не слишком пугайся того положения, в котором мне, скорее всего, предстоит очутиться к тому времени, когда это письмо дойдет до тебя. Я безжалостно поступил с твоей репутацией, чтобы достичь своей цели. Еще безжалостнее я поступил с судьбами и карьерами многих людей. Совершенно безжалостно послал несколько сот парней на смерть, которой они могли бы избежать, если бы не я. Я подверг многих, включая и детей, определенному риску. При всем этом лежащем на моей совести было бы чудовищно несправедливо, если бы я избежал наказания. Это все, что я могу сказать. Через несколько минут у меня встреча. Благодарю тебя за дружбу и помощь.

Блисс Уэгонер

9. НЬЮ-ЙОРК

Иногда утверждают, что религиозная нетерпимость

плод убежденности. Если кто-то уверен, что только его

вера - правильна, а все остальные - ошибочны, ему кажется

преступным позволить своим соседям пребывать в очевидных

заблуждениях и вечных муках. Тем не менее, я склонен

думать, что религиозный фанатизм, часто является

результатом не столько убежденности, сколько сомнения и

чувства неуверенности.

Джордж Сартон

Безжалостность, как сказала Энн, вот чего требует ее вера. Но позже Пейдж подумал - а так ли это? Не содействует ли сама вера сомнению в себе? Все в порядке, если у тебя есть нечто, во что ты можешь верить. Но когда вера в человечество - в целом - автоматически приводит к негуманности по отношению к отдельным людям, что-то наверняка идет неправильно. Неужели храмовый колокол должен звучать без перерыва, пока не расколется и не приведет всех поклоняющихся ему в ужас?

Молчание. Обычный ответ. Но может быть - вина не в самой вере, а в тех, кто ей следует? Верующие - обычно весьма пугающи, как люди. Как истинно Правоверные, так и гуманитарии.

Время спора Пейджа с самим собой уже почти полностью истекло. А заодно - время защитить себя. Ничего путного из его проб грунта не вышло. Совершенно очевидно, что бактериальная флора юпитерианских лун не имела достаточно времени, чтобы стать богатой. И состояла сейчас всего лишь из выносливых спор некоторых бацилл, которых можно было найти даже в метеоритах. Посевы оказались скудными и не показали ничего, что не было бы известно уже многие годы. Что с самого начала и предсказывалось статистикой для исследований такого рода.

Сейчас в "Пфицнере" уже было известно, что на фирму надвигается какое-то расследование. И надвигается слишком быстро, чтобы пустить его под откос каким-либо способом, известным менеджерам кампании. Сообщения из офиса "Пфицнера" в Вашингтоне, а на самом деле вашингтонского подразделения Межпланетного Агентства - агентства по связям с общественностью, поддерживаемого "Пфицнером" - ежедневно поступали в штаб-квартиру фирмы. Но совершенно очевидно, что они оказывались не слишком информативными. Пейдж пришел к мысли, что существовала какая-то тайна у этого расследования, хотя ни Ганн, ни Энн не хотели о ней говорить.

И, наконец, отпуск Пейджа подошел к концу. Послезавтра - последний день. После чего - станция на Прозерпине. И возможно, приказ, который будет издан по результатам расследования, и оставит полковника в этой дыре до скончания жизни.

Никакой "Пфицнер" того не стоил.

Цену происходящему он сознавал вполне. Быть может, для Энн и Ганна, она была приемлемой, и уловки стоили победы в игре. Для них ложь и манипулирование жизнями других являлись необходимыми и справедливыми. Но когда предстояло лечь на стол последней карте, Пейдж понял, что нет в нем необходимой самоотверженности. Не оставалось ему какого-то иного, лучшего образа действий, кроме того жалкого, что основывался на инстинкте самосохранения.

И тогда, питая отвращение к себе, Пейдж решил как ему действовать. Он постарается использовать все известное ему, чтобы очистить себя, как только расследование коснется его лично. Судя по слухам, проводить его будет сенатор Уэгонер. Достаточно странно, если учесть, что Уэгонер и Мак-Хайнери числились смертельными политическими врагами. Но, должно быть, Мак-Хайнери смог наконец подмять его под себя? И он, сенатор, прибудет завтра. Если Пейдж аккуратно подготовится к его появлению, то сможет изложить факты и навсегда покинуть "Пфицнер". Сможет вновь очутиться в космосе. Без необходимости когда-либо снова встретиться лицом к лицу с Хэлом Ганном или Энн Эббот. А что к тому времени произойдет с проектом "Пфицнера" - будет уже давними новостями, когда он окажется на станции Прозерпина. Более чем трехмесячной давности.

К этому времени, сказал он себе, его больше ничто уже не будет беспокоить.

Тем не менее, когда наступило утро, он промаршировал в офис Ганна который уже занял Уэгонер - словно приговоренный, идущий на расстрел.

А мгновение спустя, ему показалось, что его застрелили еще на пороге комнаты. Ибо, не успев осознать то, что Энн уже была в комнате, он услышал слова Уэгонера:

- Рад вас видеть, полковник Рассел. Присаживайтесь. У меня есть допуск по секретности на вас, а также новые приказы. Вы можете забыть о Прозерпине. Вы, мисс Эббот и я - отправляемся на Юпитер. Сегодня вечером.

Последующее казалось сном. Всю дорогу в космопорт Уэгонер молчал. Что же касается Энн, то она, похоже, находилась в состоянии легкого шока. Из того немногого, что Пейдж смог, как ему казалось, понять - полковник заключил, что девушка ожидала происшедшего столь же мало, как и он сам.

Лицо ее, когда Пейдж вошел в офис Ганна, несло выражение настороженности, нетерпения, и легкого самодовольства одновременно. Словно она думала, что знает то, что собирается сказать Уэгонер. Но когда Уэгонер упомянул Юпитер, она повернулась и посмотрела на него, словно из сенатора он превратился в боксирующего кенгуру, прямо под взорами смотрящих с портретов Отцов-Основателей "Пфицнера". Что-то явно было не так. После длинного списка столь очевидно ошибочных вещей, сказанное не несло в себе смысла. И что-то определенно пошло не так.

Когда машина повернула на восток, на аллею - на небе, в южном направлении, с правой стороны, где сидел Пейдж, стал виден фейерверк. Ракеты расцветали яркими и красочными вспышками, и, казалось, вырывались из самого сердца Манхэттена. Пейдж удивился, но вспомнил, как факт, вызванный к существованию из дурацкого сна, что сегодня последняя ночь Воскрешения Правоверных, проводившегося на стадионе острова Рэндоллз. Фейерверк устраивался в честь второго Пришествия, которого, как уверены Правоверные, теперь уже недолго осталось ждать.

Gewiss, gewiss, es nach noch heut'

und kann nicht lang mehr saumen...

Пейдж мог бы припомнить, как его отец - страстный почитатель Вагнера - напевал эти строки. Строчки из "Тристана и Изольды". Но он вместо того подумал об страшноватых средневековых гравюрах с сюжетами Второго Пришествия, на которых Христос стоит в углу картины и на него никто не обращает внимания. Зато люди столпились в почтении у ног Антихриста, чье лицо, в туманной дымке памяти Пейджа, представляло собой странное сочетание черт Фрэнсиса Кс.Мак-Хайнери и Блисса Уэгонера.

В небе, в сердцевинках раскрывающихся звездных раковин, стали появляться и расти слова:

\ | / \ | / \ | /

\ | / \ | / \ | / \ | / \ |/ \ | /

- Миллионы - живущих - сейчас - никогда - не - умрут! -

/ | \ / | \ / | \ / | \ / |\ / | \

/ | \ / | \ / | \

Это-то уж точно, холодно подумал Пейдж. Правоверные также считали, что Земля - плоская. Но Пейдж сейчас направлялся на Юпитер - планету быть может и не совсем круглую. Но все же более круглую, чем Земля Правоверных. В поисках, если вам нравится, бессмертия, в которое он тоже верил. Пейдж подумал, с привкусом желчи: ЭТО ТРЕБУЕТ РАЗНЫХ ЛЮДЕЙ.

Последняя звездная раковина, настолько яркая, что даже на таком расстоянии слово внутри нее почти ослепляло, беззвучно взорвалась бело-голубым пламенем над городом. Пламя гласило:

\ \ | / /

---- З А В Т Р А ---

/ / | \ \

Пейдж резко повернулся и посмотрел на Энн. Ее лицо, похожее на призрачное пятно в гаснущем свете вспышки, было заинтересованно повернуто к окну. Она тоже наблюдала за фейерверком. Пейдж наклонился вперед и осторожно поцеловал ее в слегка раскрытые губы, совсем забыв про Уэгонера. И спустя какой-то замерзший миг, он почувствовал, что на ее губах сейчас та самая улыбка, которая еще при первом появлении столь поразила его. Но теперь она была уже мягкой, дающей. И на некоторое время мир растаял.

Затем она коснулась его щек своими пальцами и снова откинулась назад на сидение. Кэдди резко свернул с шоссе на север. И частица сияния, бывшая последней на сетчатке глаза, исчезла в дрейфующих пурпурных пятнах, подобных тех, что оставляет солнце или Юпитер. Конечно, Энн даже не подозревает, что он собирался удрать от нее на станцию Прозерпина. Но каким-то чудесным образом он очутился здесь, в этом кадиллаке. ЭНН, ЭНН, Я ХОЧУ ВЕРИТЬ, ПОМОГИ МНЕ ИЗБАВИТЬСЯ ОТ МОЕГО НЕВЕРИЯ.

Кэдди проехал ворота космопорта после короткого неслышного разговора между водителем и охранниками. Вместо того, чтобы направиться прямо к Административному Корпусу, машина искусно повернула налево и поехала вдоль изгороди из колючей проволоки. Затем она двинулась назад по направлению к городу, к темным пространствам запасных стартовых площадок. Тем не менее, и здесь не было полной темноты. Впереди, пока еще вдали, на бетонной площадке перед ангаром луч прожектора выхватывал из мглы сверкающую иглу, взметнувшуюся вверх прямо в его центре.

Пейдж наклонился вперед и стал всматриваться сквозь двойной стеклянный барьер - одно стекло между ним и водителем и второе - между водителем и миром. Светящейся иглой оказался корабль, который однако не походил ни на один знакомый ему. Одноступенчатая ракета, похоже, челнок, предназначенный для их доставки на "Спутник-1", где они должны сделать пересадку на соответствующий межпланетный корабль. Но этот был слишком мал, даже для челнока.

- Как он вам нравится, полковник? - неожиданно спросил из своего темного угла Уэгонер.

- Нормально, - ответил Пейдж. - Но он немножко маловат, не так ли?

Уэгонер рассмеялся.

- Чертовски маленький, - подтвердил он и снова умолк. Встревоженный Пейдж начал беспокоиться, достаточно ли хорошо себя чувствует сенатор. Он повернулся, чтобы посмотреть на Энн, но сейчас не смог рассмотреть и ее лица. Пейдж на ощупь нашел ее руку и она ответила судорожным, крепким сжатием.

Неожиданно кэдди вырвался за пределы проволочной ограды и въехал в луч прожектора. Пейдж смог разглядеть нескольких морских пехотинцев, стоявших на бетонной площадке у хвоста корабля. Абсурдно, но вблизи корабль выглядел еще меньше.

- Порядок, - произнес Уэгонер. - Ну-ка, вы оба, выбирайтесь отсюда. Мы стартуем через десять минут. Члены команды покажут вам ваши каюты.

- Члены команды? - спросил Пейдж. - Сенатор, этот кораблик не может вместить и четырех человек, и один из них - пилот. Значит, кроме меня, его некому пилотировать.

- Ну, не на этот раз, - ответил Уэгонер, вслед за ним вылезая из машины. - Мы только пассажиры - вы, я и мисс Эббот и, конечно же, морские пехотинцы. У "Per Aspera" своя команда из пяти человек. Пожалуйста, давайте не будем тратить времени зря.

Это было невозможно. На спиральной лестнице Пейдж чувствовал себя так, словно он пытается взобраться в патрон от дальнобойной винтовки двадцать второго калибра. Чтобы вместить десять человек в эту крошечную скорлупку, нужно превратить их в нечто подобное концентрату из человечины и засыпать внутрь, как растворимый кофе.

Тем не менее, один из морских пехотинцев встретил его у воздушного шлюза и через минуту полковник уже пристегивал себя ремнями внутри каюты без иллюминаторов, столь же большой, как любая другая на стандартном межпланетном судне. Но намного больше той, что мог себе позволить челнок. Из ящичка интеркома у изголовья его гамака уже звучали фразы предстартовой подготовки.

- Все проверить и закрепить. Шлюз закроется через минуту.

Что случилось с Энн? Она взобралась по лестнице вслед за ним, в этом он уверен...

- Все закреплено. Старт - через минуту. Пассажирам - помнить о перегрузке.

...но он был препровожден в эту нелепую каюту слишком быстро, чтобы оглянуться назад. Что-то не совсем так. Неужели Уэгонер...

- Тридцать секунд. Помните о перегрузке.

...пытался каким-то образом удрать? Но от чего? И почему он хотел взять с собой Энн и Пейджа? Как заложники они...

- Двадцать секунд.

...совершенно бесполезны, так как ничего на значили для правительства. У них нет денег, и они ничего компрометирующего о Уэгонере не знали...

- Пятнадцать секунд.

Но подождите-ка. Энн что-то такое известно о Уэгонере или она считает, что известно.

- Десять секунд. Полная готовность.

Предупреждение инстинктивно заставило Пейджа расслабиться. Еще будет время позже подумать об этом. А при старте...

- Пять секунд.

...не стоит..

- Четыре.

...концентрироваться...

- Три.

...на чем-то...

- Две.

...ином, кроме...

- Одна.

...предстоящего...

- Ноль.

...На СТАРТЕ он получил неожиданный, ломающий кости, выворачивающий наизнанку удар, впрочем вполне обычный для старта космического челнока. Не существовало ничего, чем можно было облегчить это воздействие, кроме как предоставить тренированным мышцам рук, ног и спины выдерживать перегрузку, насколько они в состоянии это делать с помощью спазма реакции Сейла [реакция Сейла - реакция адаптации организма на повышенные перегрузки]. И необходимо было следить за поддержанием всего тела в точной нейтрали к направлению ускорения. Мышцы, которые при этом приходилось использовать, бывали редко нужны на земле, даже тяжеловесам, но космонавт учился их использовать или вылетал с космической службы. Тренированные мышцы живота пилота выдержали бы удар тяжелого камня, но ни один, даже самый крепкий человек, не смог бы повернуть головы, когда мышцы его шеи говорят "НЕТ".

Кроме того, немного помогал также и крик. Теоретически, крик сжимал легкие - ускорительный пневмоторакс, как это называлось в учебниках. И позволял их держать сжатыми на активном участке полетной траектории. За это время уровень двуокиси углерода в крови поднимется настолько высоко, что дыхательный рефлекс заставит организм сделать глубокий вдох, даже если жизненно необходимые мышцы груди разорвались бы от этого усилия. Крик помогал быть уверенным в том, что когда ты сделаешь следующий вдох - это будет ВДОХ.

Но более важным для Пейджа и любого другого космонавта, было то, что крик являлся как бы формой протеста против девяти убийственных секунд ускорения. Он позволял ЧУВСТВОВАТЬ себя лучше. Поэтому Пейдж орал энергично.

Он по-прежнему орал, когда корабль внезапно перешел на свободный инерционный полет.

В то время, как крик еще недоверчиво стихал в горле, он уже пытался отстегнуть свои ремни безопасности. Все его рефлексы космонавта оказались неожиданно спутанными. Активный участок полета показался ему слишком коротким. Даже короткий старт при максимально возможном ускорении - куда длиннее крика. Ионные двигатели, очевидно, были выключены. Ему показалось, что энергоснабжение маленького кораблика отказало и он теперь падает обратно на Землю...

- Всем внимание, - объявили по интеркому. - Мы сейчас находимся на участке траектории свободного полета. Невесомость продлится еще несколько секунд. Приготовиться к возвращению нормального тяготения.

И затем... И затем подвесная койка-гамак, от которой Пейдж пытался оттолкнуться, снова оказалась ВНИЗУ, как если бы корабль спокойно стоял на Земле. Невозможно. Он не мог за это время выйти даже за пределы атмосферы. Но если это и так, невесомость должна была продлиться весь остаток путешествия. Гравитация в межпланетном корабле - не говоря уже о челноке могла быть восстановлена только вращением корабля вокруг собственной оси. Немногие капитаны применяют этот дорогостоящий - в плане расхода топлива маневр. Ведь межпланетными рейсами летали только опытные "старички". Кроме того, этот кораблик не совершал подобного маневра, иначе Пейдж обязательно заметил бы его.

И все же его тело продолжало давить на гамак с ускорением, равным силе тяжести на Земле.

- Всем внимание. Через одну и две десятых минуты мы будем проходить орбиту Луны. Сейчас наблюдательный купол открыт для пассажиров. Сенатор Уэгонер просит присутствия мисс Эббот и полковника Рассела в наблюдательном куполе.

Ни звука не доносилось от ионных двигателей, которые, совершенно очевидно, были выключены, когда "Per Aspera" находился едва ли более, чем в 250 милях от поверхности Земли. И все же сейчас корабль уже проходил орбиту Луны, без всякого, даже малейшего намека на движение, хотя до сих пор, похоже, продолжал ускоряться. Что же приводило его в движение? Пейдж не мог расслышать ничего, кроме тихого шума корабельного электрогенератора. Который работал ничуть не громче, чем на Земле.

Генератор совсем не был перегружен разогревом электронно-ионной плазмы электромагнитными волнами. Значит, плазма не выбрасывалась из дюз ракеты. Не слишком весело полковник отстегнул последний ремень крепления, и встал, сознавая, каким ребенком он, очевидно, является на борту этого корабля.

Палуба была неподвижна - ощущение, совершенно ненормальное для его ног во время полета, и подошвы его обуви давили на нее с нормальным давлением неизменного земного тяготения. Только привычки, выработанные многолетней службой в пространстве, предохранили его от пробежки по проходу между каютами к наблюдательному куполу.

Там уже находились Энн и сенатор Уэгонер. Гаснущий лунный свет омывал их спины, в то время как они смотрели вперед, в пространство. Они наверняка были несколько больше, чем Пейдж, взбудоражены стартом, но сейчас почти оправились. В сравнении с эффектом от старта нормального челнока, этот мог лишь слегка нарушить их спокойствие. И конечно же неожиданный переход в немыслимое поле тяготения, соответствующее земному, не мог бы спутать их нетренированные рефлексы так серьезно, как он спутал реакции Пейджа, наработанные бесчисленными летными часами. Если подумать, сказал про себя полковник, то такие космические полеты, вполне могли оказаться гораздо более легкими для гражданских лиц, чем для космонавтов. По крайней мере, в ближайшие несколько лет.

Пейдж осторожно приблизился к Энн и Уэгонеру, чувствуя себя весьма робко. Посередке, между фигурами сенатора и девушки, сияла светлая, твердая точка желто-белого цвета, смотрящая в наблюдательный отсек сквозь толстое, космическое стекло. Точка фиксированная и неподвижная, как и все остальные звезды, заглядывающие сюда. Четкое доказательство того, что тяготение корабля не производилось с помощью вращения вокруг оси. А сама желтая точка - сияющая между локтем Уэгонера и плечом Энн - была ничем иным, как планетой ЮПИТЕР.

По обе стороны планеты виднелись две маленькие светлые точки. Четыре Галилеевых спутника, видимые также далеко отстоящими друг от друга невооруженным глазом Пейджа, как они могли бы выглядеть с Земли в телескоп, имевшийся в распоряжении Галилея.

Пока Пейдж стоял, замешкавшись, на входе в наблюдательный отсек, маленькие точки, бывшие самыми большими лунами, уже явственно отделились друг от друга. И одна из них начала закатываться за правое плечо Энн. Да, "Per Aspera" все еще ускорялся. И он направлялся к Юпитеру с такой скоростью, какой не соответствовало ничто из опыта Пейджа. Пораженный полковник попытался сделать в уме хотя бы очень грубый подсчет увеличения параллакса и исходя из этого - попробовал прикинуть скорость сближения корабля с Юпитером.

Маленький челнок для доставки пятерых людей, не говоря уже о десятерых, жужжащий едва ли громче обычного катера - не способный забраться дальше Спутника-1, сейчас мчался к Юпитеру со скоростью примерно в четверть скорости света.

ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ - СОРОК ТЫСЯЧ МИЛЬ В СЕКУНДУ.

И становящийся более разборчивым цвет Юпитера указывал на то, что "Per Aspera", по-прежнему продолжает набирать скорость.

- Входите, полковник Рассел, - прозвучал голос Уэгонера, отдаваясь легким эхом во всем наблюдательном отсеке. - Проходите, посмотрите на это зрелище. Мы вас ждали.

10. ЮПИТЕР-5

Именно для того и существует обыкновенный здравый

смысл - чтобы его превратили в необыкновенный. Одной из

главных способностей, которой математика наделила

человечество за последнее столетие - это помещение

"здравого смысла" туда, где ему место. На самую верхнюю

полку, рядом с пыльным сосудом, обозначенным "ненужная

чепуха".

Эрик Темпл Белл

Корабль совершил посадку, когда Хелмут направлялся на свою смену, однако ничем не облегчил груз, лежавший у него на сердце. По своим очертаниям он совершенно не отличался от любого из челноков короткого радиуса действия, обслуживавших систему юпитерианских спутников, тех, что раскидывали грузы и, иногда, кое-какие застарелые почтовые отправления поступающие регулярными рейсами крейсера по маршруту "Спутник-1 - Марс Пояс Астероидов - Юпитер-10". Однако этот корабль определенно превосходил по размерам обычный юпитерианский челнок и посадку он совершил, опустившись своей тяжеловесной тушей на Юпитер-5, лишь на мгновение полыхнув дюзами ракетных двигателей.

Эта посадка подтвердила Хелмуту, что его сон действительно двигался по пути к своей реализации. Если в распоряжении высокопоставленных чиновников действительно имелась настоящая антигравитация, вообще не имело смысла оставлять на корабле ионные ракетные двигатели. ОЧЕВИДНО, ТО, ЧТО ОН УВИДЕЛ, ЯВЛЯЛОСЬ НА САМОМ ДЕЛЕ ЧАСТИЧНЫМ ГРАВИТАЦИОННЫМ ЭКРАНОМ, ПОЗВОЛЯВШИМ КОРАБЛЮ ПЕРЕДВИГАТЬСЯ С ГОРАЗДО МЕНЬШЕЙ РАКЕТНОЙ ТЯГОЙ, ЧЕМ ОБЫЧНО. Но сам корабль по-прежнему оставался подверженным воздействию определенного тензора всемирного поля тяготения, являющегося неотъемлемой частью искривления пространства.

Для Юпитера же не подошло бы ничто, кроме полностью управляемого и абсолютно непроницаемого гравитационного экрана.

Однако теория утверждала, что абсолютный гравитационный экран невозможен. Если бы человеку удалось создать такой экран - даже предположив, что такое вообще осуществимо - он не смог бы ни подойти к нему, ни отойти от него. Пересечение пограничной линии между полем тяготения, скажем, равным земному и нулевым полем, оказалось бы столь же трудным, сколь и преодоление планки для прыжков в высоту, установленной на бесконечность. И по схожим причинам. Если бы человек шагнул через такую границу, он бы грохнулся на землю по другую сторону линии с такой силой, как если бы свалился с Луны. На самом деле, даже большей.

Хелмут работал на пульте совершенно автоматически, думая о другом. За пультом инженера - с которого можно легко проследить за всеми работами никого не было. И, очевидно, Чэрити ожидал, что Хелмут займет его место. Очевидно, он уже побеседовал с сенаторами, получив то, что для него могло являться радостными новостями.

Неожиданно Хелмут понял, что ему не остается ничего другого, кроме как, когда закончится эта смена, все бросить и бежать.

Не существовало никакой причины, по которой ему следовало участвовать в претворении своего собственного ночного кошмара, безропотно, событие за событием, словно он был актером, приговоренным к роли. Сейчас он находился в здравом уме и обладал полным контролем над своими чувствами. И все же, чувствовал себя лишь наполовину нормальным. Тот человек, во сне, сам изъявил желание - но он не мог быть Робертом Хелмутом. Теперь уже нет.

Пока сенаторы находятся здесь, на Юпитере-5, он передаст им свое прошение об отставке. Прямо - через голову Чэрити.

Чувство облегчения накатило на него как раз тогда, когда он закончил перенастройку системы, что позволило ему проводить проверку с общего пульта. Оно оставило в нем поразительную слабость, такую, что ему пришлось положить шлем, поднесенный было к голове, назад на пульт. ВОТ ЧЕГО он ожидал: отставки, и ничего более.

Но надо было еще отдать должок Диллону - закончить большое турне по Мосту. После этого он будет свободен. Ему никогда больше не придется увидеть Мост, даже в обзорном шлеме. Прощальное турне, а затем - назад, в Чикаго, если такое место все еще существует.

Хелмут подождал, пока дыхание несколько успокоится, затем нахлобучил шлем на голову и Мост...

...появился внезапно вокруг, как будто сам Хелмут упал на него. Кромешный Ад за пределами понимания и всякой надежды, скрытый со всех сторон. Барабанный грохот дождя по корпусу "жука" оказался настолько громким, что у прораба даже заболели уши, несмотря на то, что усилитель внешних шумов был поставлен на нулевое положение. Но отключить звуковое сопровождение было невозможно. Все-таки, то, как Мост реагирует на напряжения, оценивалось, в основном, по звуку. Зрение на Мосту было столь же бесполезным, как и червяку на мостовой.

И сейчас, Мост реагировал, как и всегда, смесью диссонанса и какофонии: кранг... кранг... спанг... скриик... кранг... анг... оинг... скриик... скриик... Скрежет конструкций означал очень многое. Это была полифония Моста. Визг ветров, далекое громовое ворчание вулканов - рабочих сцены, передвигающих туда-сюда целые континенты на роликах, спрятанных глубоко внизу. Все остальное - лишь декорации и должно игнорироваться оператором, работающим на Мосту.

Тем не менее, сейчас уже стало невозможным игнорировать любую партию этого оркестра. Грохот нынче был непередаваемо чудовищным, неумолимым, невозможным даже для Юпитера, просто ошеломляющим для этого сезона. И когда Хелмут его услышал, он понял, что очень долго ждал наступления такого момента.

Мост на Юпитере протянет еще немного. И только в том случае, если каждый человек - мужчина или женщина - на Юпитере-5 будут без сна и отдыха сражаться, чтобы сохранить его, во время прохождения Красного Пятна и Южной Тропической Турбулентности...

...если это и поможет. Издаваемые кессонами громкие стоны, вздымавшиеся сквозь туманные смерчи, становились все настойчивее, конвульсивнее, сильнее. А ведь их шарниры были уже и так здорово перегружены. И перекрытие Моста начинало слегка подыматься и опадать. Будто медленные, замороженные волны прокатывались от одного незавершенного конца до другого. Тошнотворное, ленивое волнение прилива заставляло "жука" поднимать к ветру то свой нос, то хвост. Затем все повторялось. Хелмуту пришлось переключить все питание только на то, чтобы удерживать машину с помощью магнитных обмоток на рельсах перекрытия. Похоже, дальнейшее движение по нему не было уже возможным. Для двигателей просто не оставалось достаточно энергии. Почти каждый доступный эрг необходимо было направлять только на то, чтобы "жук" не унесло в тартарары.

Но все же оставался еще один участок Моста, который ему необходимо было осмотреть, оставалось только одно направление, по которому Хелмут должен был пройти.

Прямо вниз.

Вниз, уводящее к планетному льду. Вниз, в Девятый Круг, где все останавливается и никогда не начинается.

Туда по одной из огромных опор Моста вела линия рельс, на которые Хелмут мог переключить "жука" в близрасположенном секторе 94. У него ушло лишь несколько мгновений, чтобы заставить маленькую машину ползти носом по направлению к центру планеты.

Индикаторы на прозрачном пульте сразу же сообщили ему, что скорость ветра в этом секторе, который располагался на подветренной стороне ледника, неожиданно упала до двадцати одной мили - то есть, стала на одиннадцать миль меньше, по сравнению с перекрытием. Тем не менее, сам Хелмут оказался неподготовленным к почти полному спокойствию. Конечно же, какой-то ветер все же дул и здесь, как и везде на Юпитере, особенно в этом сезоне. Но лишь самые сильные порывы несколько превышали триста миль в час, и нередко приборы показывали скорость ветра всего лишь семьдесят пять миль в час.

Временное затишье убаюкивало. "Жук" спускался вниз, подобно ныряльщику, который уже преодолел предел безопасности, но слишком уж увлечен экстазом глубины, чтобы беспокоиться об этом. На глубине в пятнадцать миль в свете прожекторов промелькнуло что-то белое и исчезло. Затем число непонятных объектов достигло трех. И вдруг неожиданно пролился целый поток, состоящий из них.

С запозданием Хелмут остановил "жука" и начал всматриваться, но странные объекты уже исчезли. Нет, вон еще несколько их, медленно дрейфующих в свете прожекторов. И когда ветер на мгновение стих, они, казалось, застыли, медленно пульсируя...

Хелмут услышал изданный им самим возглас удивления. Однажды его фантазия нарисовала юпитерианскую медузу. Именно на нее были похожи те существа, которых он увидел - на медуз, но не морских, а воздушных. Они были прозрачными и имели размеры от сжатого кулака до футбольного мяча. И они были прекрасны - хотя и выглядели невозможно хрупкими для этой яростной планеты.

Хелмут протянул руку, чтобы увеличить мощность прожекторов, но как только его пальцы нащупали рукоятку, вновь поднялся ветер и юпитерианские твари исчезли. Вместо этого, в усиленном свете прожекторов Хелмут разглядел, что невдалеке от него, внизу, по одну сторону рельс, из опоры выступала большая платформа. Она была замкнута и покрыта крышей из прозрачного материала. И внутри нее заметно было какое-то движение.

Он не имел ни малейшего представления, что это за конструкция. Совершенно очевидно, что она появилась недавно. Хотя до сих пор ему ни разу не приходилось спускаться в этот сектор под перекрытием, он знал планы строительства достаточно хорошо, чтобы помнить - в них не было никаких указаний на подобный приросток.

На какое-то дикое мгновение ему подумалось, что на Юпитере уже работают люди. Но когда он подвел "жука" к верху платформы, он понял, что передвигающимся объектом внутри ее был, конечно же, робот. Машина непонятных очертаний, со многими щупальцами, примерно вдвое больше человека. Робот деловито колдовал над колбами и пробирками, которые стояли вокруг него на полках, казалось, тысячами. Все это строение в целом походило на химическую лабораторию, и в одном из углов помещения стоял предмет, который скорее всего был ничем иным, как микроскопом.

Робот взглянул на него и что-то прожестикулировал двумя или тремя щупальцами. Сперва Хелмут ничего не понял. Но затем, он заметил, что машина указывала на прожектора и, уловив смысл жеста, почти полностью погасил их. В воцарившемся юпитерианском мраке он смог рассмотреть, что лаборатория - и это было совершенно очевидно - имела в наличии достаточно своего собственного искусственного освещения.

Конечно, у него не было возможности переговорить с роботом, ни самому роботу - с ним. Правда, если бы он захотел, то мог бы поговорить с человеком, управлявшим машиной. Но он знал, чем занимается каждый мужчина и каждая женщина на Юпитере-5, и управление этой штукой не входило в обязанности кого-либо из них.

И тут на его прозрачном пульте неожиданно замигала белая лампочка. Должно быть вызов с Европы. Неужели кто-то с этого снежного шара командовал многоруким экспериментатором на Юпитере, используя трансляционную станцию Юпитера-5 для усиления сигналов управления? С большим любопытством Хелмут воткнул нужный штекер.

- Привет, Мост! Кто у вас там на смене?

- Привет, Европа. Это Боб Хелмут. Так это вашим роботом я любуюсь в секторе девяносто четыре?

- Это я, - ответил голос. Было совершенно невозможно отделаться от впечатления, что голос исходил от самого робота. - Док Барт. Ну, как тебе нравится моя лаборатория?

- Весьма интересно, - ответил Хелмут. - Я даже не знал, что она существует. А что ты тут делаешь?

- Мы соорудили ее только в этом году. Она предназначена для изучения юпитерианских форм жизни. Ты заметил их?

- Ты имеешь ввиду медуз? Они живые?

- Да, - подтвердил робот. - Мы держим все это пока в шляпе, надо получить побольше данных. Но мы предполагали, что рано или поздно один из вас, "погонщиков жуков", заметит их. Медузы - живые, это-то уж точно. А внутри у них коллодиевый раствор - в точности, как у протоплазмы. За одним исключением - вместо воды используется жидкий аммиак.

- Но чем они питаются? - спросил Хелмут.

- Ага, вот это хороший вопрос. Совершенно очевидно, какой-то формой атмосферного планктона. Мы нашли переваренные остатки некой жратвы внутри них, но не поймали пока того, что наши медузки лопают. А переваренных остатков к сожалению недостаточно для того, чтобы продолжить исследования. Чем питается сам планктон? Хотел бы я знать.

Хелмут подумал об этом. Жизнь на Юпитере. Не имело значения то, что она была столь простой по своей структуре, и совершенно подвластной ветрам. Все равно, имелась жизнь, даже здесь внизу, в мерзлых глубинах ада, куда ни один живой человек никогда не смог бы спуститься. И кто знал, если медуза реяла в воздухе Юпитера, то почему бы в морях Юпитера не плавать Левиафанам?

- Похоже, на тебя это не произвело большого впечатления, - снова заговорил робот. - Наверное, планктон и медузы не слишком уж интересные создания для неспециалиста. Но последствия моего открытия - огромны. Позволь мне заметить, что все это вызовет настоящую бурю среди биологов.

- В это я могу поверить, - ответил Хелмут. - Я всего лишь был ошеломлен. И только. Ведь мы всегда считали Юпитер безжизненным...

- Именно так. Но теперь зато знаем его гораздо лучше. Что ж, пора возвращаться к работе. Мы еще с тобой поболтаем.

Робот помахал своими щупальцами и склонился над лабораторным столом.

Погруженный в свои мысли Хелмут отвел "жука" назад, развернул его и направил обратно вверх. Он вспомнил, что именно Барт нашел на Европе ископаемые растения. А еще ранее, один из офицеров, пребывавший в юпитерианской системе - очевидно в рамках своих обязанностей - использовал свое свободное время для собирания проб грунта, в которых уже на Земле должны были выискивать бактерии. Быть может, ему и удалось подобрать что-нибудь подходящее. Еще до начала космических полетов ученые находили микроорганизмы даже в метеоритах. Земля и Марс не являлись единственными местами во Вселенной, где возникла жизнь. Очень вероятно, что она есть везде. Если жизнь найдена даже на Юпитере, не логично исключать существование на Солнце какого-нибудь живого пламени, которое никто не может опознать, как форму жизни...

Хелмут выбрался на перекрытие и направил грохочущего "жука" на стоянку. Ему не надо было переводить машину на другие рельсы, чтобы вернуть ее в ангар. Неожиданно ему пришло в голову, что он никогда не встречался с Доком Бартом, как и со многими другими людьми, с которыми так часто беседовал по коротковолновому радио. За исключением самих операторов Моста, юпитерианская система была для него сообществом голосов, лишенных тел. А теперь, он уже никогда с ними и не встретится...

- Проснись, Хелмут, - неожиданно привел его в чувство голос, раздавшийся здесь, на Юпитере-5. - Если бы не я, ты бы добрался уже до самого конца Моста. У тебя на "жуке" оказались отключены все автоматические ограничители.

Хелмут виновато потянулся, намного позже чем следовало бы, к пульту управления. Эва уже отвела его "жук" обратно, за опасную черту.

- Извини, - пробормотал он, снимая шлем. - Спасибо, Эва.

- Не благодари меня. Если бы ты был на самом деле в той машине, я не задумываясь, позволила бы ей свалиться. Меньше чтения и больше сна - вот что я тебе порекомендовала бы, Хелмут.

- Держи свои рекомендации при себе, - пробурчал он.

Этот инцидент привел в движение цепочку новых и еще более раздражающих мыслей. Если он подаст в отставку сейчас, пройдет еще почти год, прежде чем он сможет вернуться в Чикаго. Антигравитация или не антигравитация, на корабле сенаторов не найдется свободного места для неожиданного пассажира. Доставка человека домой требует длительной предварительной подготовки. Необходимо обеспечить жизненное пространство и много еще чего, что потребуется ему для обратного путешествия с Юпитера-5.

Год жизни на Юпитере-5 без какой-либо пользы. И потребление ресурсов этой станции больше не будет оправдано тем, что он делает. Год жизни под взглядами Эвы Чавес, Чэрити Диллона и остальных людей, оставшихся операторами Моста, мужчин и женщин, которые не постесняются высказать ему все, что они думают об его отставке.

Год жизни постороннего среди лихорадочного возбуждения прямого, личного исследования Юпитера. Год наблюдения и созерцания, время, когда он один будет стоять в стороне, привилегированный и... бесполезный. Год, в течении которого, Роберт Хелмут превратится в наиболее ненавидимое живое существо юпитерианской системы.

И, затем, когда он вернется в Чикаго, то отправится искать работу потому, что его отставка с поста прораба группы строителей Моста автоматически выведет его с правительственной службы. И его начнут спрашивать, почему он покинул Мост в момент, когда работа там как раз достигла своей кульминации.

Хелмут начал понимать, почему человек в его сне согласился добровольно спуститься на Юпитер.

Когда прозвучал звонок, возвещавший окончание смены, прораб по-прежнему был намерен подать в отставку, но как он уже понял, кроме имевшегося на Юпитере, существовали и другие типы ада.

Хелмут переключал пульт в нейтральное положение, когда Чэрити взлетел к нему по трапу. Глаза Диллона сияли, словно небо, полное комет. Хелмут знал, что так и должно быть.

- Боб, с тобой хочет поговорить сенатор Уэгонер, если ты не слишком устал, - сказал Чэрити. - Давай, иди. Я здесь все закончу.

- Вот как? - нахмурился Хелмут. Сон снова навалился на него. НЕТ. Кошмар не сможет давить на него сильнее, чем он сам того захочет. - А о чем, Чэрити? Меня подозревают в антизападной деятельности? Я думаю, ты сообщил им, как я себя чувствую.

- Да, сообщил, - ответил Диллон спокойно. - Но мы пришли к мнению, что может быть после разговора с Уэгонером, ты будешь чувствовать себя иначе. Естественно, он на корабле. У шлюза я приготовил для тебя скафандр.

Чэрити надел на голову шлем, эффективным образом отрезав себя от дальнейшего разговора или какой-то мысли о существовании Хелмута вообще.

Хелмут постоял одно мгновение, смотря на слепой, неопределенных очертаний, пузырь на плечах Чэрити. Затем, конвульсивно передернув плечами, спустился вниз по ступенькам.

Тремя минутами позже, он уже брел в скафандре по поверхности Юпитера-5, в то время как материнская планета спутника умывала плечи Хелмута переливами своих цветов.

Вежливый морской пехотинец провел его через шлюз корабля и проворно выудил из скафандра. Несмотря на намерение не проявлять интереса к антигравитации и всем возможным ее последствиям, Хелмут с любопытством осматривался по сторонам, пока его вели по направлению к носу.

Но внутри корабль оказался похож на тот, что доставил его из Чикаго на Юпитер-5 - как и на любой другой космолет. Не удалось увидеть ничего, кроме коридоров и трапов, до тех пор, пока Хелмут не оказался в каюте, где его ожидали.

Первым сюрпризом оказался сам сенатор Уэгонер. Этот не слишком старый человек, на вид которому было самое большее лет шестьдесят, выглядел совсем не представительным. Но у него были пронзительнейшие голубые глаза, какие когда-либо приходилось видеть Хелмуту. Каюта, в которой он принял Хелмута, совершенно очевидно, являлась его собственной. Вполне комфортабельная каюта, соответствующая условиям космолета, но не слишком просторная, не роскошная. Уэгонера оказалось трудно соотнести с теми историями, которые Хелмут слышал о нынешнем Сенате, вовлеченном в скандалы, более чем древнеримских масштабов.

С ним находились только двое: весьма обыкновенная девушка, возможно его секретарь, и высокий человек, в форме Армейского Космического Корпуса и орлиными крышками полковника на мундире. Хелмут узнал офицера. Удивление еще раз захлестнуло его. Это же Пейдж Рассел, эксперт по баллистике, который не так давно провел некоторое время в юпитерианской системе. Собиратель грязи. Рассел улыбнулся несколько криво, в то время как брови Хелмута вопросительно взметнулись вверх.

Затем Хелмут перевел взгляд на сенатора.

- А я считал, что здесь присутствует вся подкомиссия.

- Вообще-то это так и есть, но мы их оставили там, где и нашли - на Ганимеде. Я не хотел создавать у вас впечатление, что вам предстоит встретиться лицом к лицу с большим жюри, - улыбаясь, ответил Уэгонер. - С меня хватит всех этих бесконечных расследований лояльности, на которых я насиделся дома, и я не вижу никакого смысла в экспорте подобных религиозных церемоний в космос. Присаживайтесь, мистер Хелмут. Сейчас принесут выпить. Нам нужно о многом потолковать.

Несколько скованно Хелмут опустился в кресло.

- Конечно же вы знаете полковника Рассела, - заговорил Уэгонер, комфортно откинувшись назад в своем кресле. - Эта молодая леди - Энн Эббот, о которой вы услышите несколько позже. Диллон сообщил мне, что ваша работа на Мосте подходит к своему концу. В общем-то мне грустно это слышать, потому что вы - один из лучших людей, когда-либо участвовавших в планетарных проектах. Но, с другой стороны, я даже рад. Это позволяет использовать вас для гораздо большего, там где мы особо нуждаемся в вас.

- Не совсем понимаю, о чем вы?

- Вы сами объясните все это мне. Но прежде, я хотел бы немного поговорить о Мосте. Кстати, пожалуйста, не думайте, что я вас допрашиваю. У вас имеется полная свобода заявить, что любой из заданных вопросов не входит в мою компетенцию, и я не сочту это за обиду или недоброжелательство. Кроме того - "я сим отрицаю подлинность любой записи на фиксирующем оборудовании, которая может оказаться подделкой или только частью сказанного мной". Короче - наша беседа в высшей степени неофициальна.

- Благодарю вас.

- Это и в моих интересах. Надеюсь, что со мной вы будете беседовать свободно. Конечно, такое мое утверждение ничего не значит, потому что подобные формальности всегда можно стереть с ленты. Но позже, я собираюсь сообщить кое-какие вещи, которые вам знать не полагается и вы сами поймете, что все сообщенное мне вами останется исключительно в узком кругу. Пейдж и Энн - ваши свидетели. О'кэй?

Молчаливо появился стюард с напитками и снова удалился. Хелмут попробовал жидкость на вкус. Странность заключалась в том, что она была охлаждена. Хелмут нашел это удивительным, но не неприятным после первого глотка. Он попытался расслабиться.

- Я постараюсь, - ответил он.

- Что ж, хорошо. Диллон сказал, что вы относитесь к Мосту, как к монстру. Я весьма тщательно изучил ваше досье - на самом деле я изучал оба досье - ваше и Пейджа еще более интенсивно, чем вы себе можете представить - и как мне кажется, главный инженер не совсем понял суть вашего мнения. Я бы хотел услышать его лично от вас.

- Я не считаю Мост монстром, - медленно проговорил Хелмут. - Видите ли, Чэрити взял на себя роль адвоката Моста. Он считает его очевидным свидетельством того, что никакие самые суровые условия не в состоянии надолго остановить человека и здесь я с ним согласен. Но он думает о прогрессе, как о чем-то весьма конкретном. Он не может признать - вы попросили меня говорить то, что я думаю, сенатор - он не может признать, что Запад - загнивающая и умирающая культура. Все прочие свидетельства указывают на это. Чэрити нравится думать, что Мост в его глазах делает все такие свидетельства лживыми.

- У Запада осталось не так уж и много лет, - поразительно, но Уэгонер согласился с Хелмутом!

Пейдж Рассел вытер свой лоб.

- Я по-прежнему не могу слышать то, что вы говорите, без желания залезть куда-нибудь под ковер. И кроме того, Мак-Хайнери со всей этой стаей - на Ганимеде...

- Фрэнсиса Мак-Хайнери, - произнес холодно Уэгонер, - возможно хватит апоплексический удар, когда мы кое-что обрушим на него, и я ни секунды не буду скучать о нем. Но, как бы то ни было сказанное является чистой правдой. Костяшки домино начали падать уже довольно давно, а взрыв, подготовленный "Пфицнером", окажется последним ударом. И все же, мистер Хелмут, Запад приложил руку к некоторым гигантским свершениям. Возможно, Мост будет считаться наиболее величайшим и самым последним из них.

- Но только не мною, - заметил Хелмут. - ГИГАНТСКИЕ ПРОЕКТЫ С РИТУАЛЬНЫМИ ЦЕЛЯМИ - СОЗИДАНИЕ ЧЕГО-ТО ЛИШЬ ВО ИМЯ САМОГО СОЗИДАНИЯ ЯВЛЯЕТСЯ ПОСЛЕДНИМ АКТОМ УЖЕ МЕРТВОЙ КУЛЬТУРЫ. К примеру, взгляните на пирамиды Египта. Или на даже более значительный и идиотский пример, превосходящий что-либо сотворенное людьми - раскладка "Диаграммы Силы" на поверхности Марса. Если бы марсиане направили всю затраченную на это энергию на выживание, они наверное, были бы сегодня вместе с нами.

- Согласен, - подтвердил Уэгонер, - но с оговорками. Вы правы насчет Марса, но пирамиды-то построены в период расцвета культуры Египта. И "созидание чего-то лишь во имя самого созидания" не является ритуальной целью. Это вполне научно.

- Хорошо. Ваше утверждение не слишком меняет мои аргументы. Быть может вы согласитесь, что суть каждой жизненной культуры - это способность ее защищать себя. Запад уже более чем полвека превосходит Советы - но, как мне видится, Мост является "Диаграммой Силы" Запада, его пирамидами. Или как вам еще будет угодно. О да, он доказывает, что мы могущественны, но могущество - это еще не путь к выживанию. Все эти деньги и средства, затраченные на строительство Моста окажутся весьма необходимы, А ИХ НЕ БУДЕТ, когда начнется следующая атака Советов.

- Поправка: она уже прошла, - произнес Уэгонер. - И Советы уже победили. СССР гораздо лучше, чем мы сыграл в величайшую из Нейманновских игр [Джон фон Нейманн - знаменитый математик, создатель теории игр]. В отличие от нас он выбрал наилучшую стратегию и работал на износ противника. За пятьдесят лет непрекращающегося нажима, ему удалось превратить Запад в систему во всем подобную советской. Так что отпала необходимость в прямых военных действиях. Мы сами себя советизировали и все наши ходы теперь предсказуемы совершенно точно.

- Частично здесь я согласен с вами. В чем мы нуждались, так это в затрате энергии и денег на другую игру - на социальные исследования, так как угроза была именно социальной. Что, конечно же, и следовало из теории игр.

- Хелмут, для человека, который уже многие годы оторван от Земли, вам известно то, что происходит там, на планете, гораздо больше чем значительной части населения.

- Ничто так не не усиливает интерес к Земле, как нахождение вне ее, ответил Хелмут. - И здесь достаточно времени для чтения.

Или выпивка оказалась крепче, чем он ожидал (это было вполне резонно, если учесть, что какое-то время он вообще не притрагивался к спиртному), или спокойная деловитость сенатора, проявленная для развала всего мироздания, подтолкнула Хелмута к бездне. У него закружилась голова.

Уэгонер заметил это. Он неожиданно наклонился вперед и поддержал ослабшего Хелмута.

- ТЕМ НЕ МЕНЕЕ, - проговорил он, - мне трудно согласиться с вами, что Мост служит или служил когда-то ритуальным целям. Предназначение его заключалось в проверке нескольких теоретических предположений, которые теперь нашли подтверждение на практике. И на самом деле, как проект, Мост более не существует.

- Не существует? - еле слышно спросил Хелмут.

- Именно. Конечно же, мы будем поддерживать его деятельность еще какое-то время. Просто невозможно за секунду остановить проект подобного размаха. Кроме того, одной из причин, по которой мы построили Мост, была та, что этого от нас ожидал СССР. Правила игры давали понять, что мы должны запустить еще один "Манхэттенский проект" или "Линкольновский" в этот период времени, и мы не хотели их разочаровывать. Но на сей раз, мы НЕ собирались сообщать им, какую проблему должно было разрешить строительство Моста - не говоря уж о том, МОГЛА ли она быть решена, и была ли решена. Поэтому мы продолжаем поддерживать проект, как финансово, так и в печати, так сказать уже "после смерти". Кроме того, это было важно для людей, вроде Диллона, которые эмоционально весьма прочно связаны с ним, даже сверх того, что внедрила в них психообработка. Вы - единственный человек среди руководства всей станции, который уже потерял интерес к Мосту, что позволяет мне сообщить вам - проект завершен.

- Но почему?

- Потому, - продолжил тихо Уэгонер, - что Мост уже дал нам подтверждение теории огромной важности - настолько важной по моему мнению, что неминуемое падение Запада кажется в сравнении с этим чепухой. Подтверждение, которое, как ни странно, но содержит в себе зерна гибели и для Советов, как бы они не выигрывали в следующую сотню - другую лет.

- Я предполагаю, - произнес в замешательстве Хелмут, - что вы имеете ввиду антигравитацию?

Теперь уже пришел черед изумиться Уэгонеру.

- Парень, - наконец произнес он, - ты знаешь ВСЕ, что я хочу тебе сообщить? Я надеюсь - нет - иначе мои выводы могут оказаться весьма неприятными для нас обоих. А ты знаешь, что такое антинекротик?

- Нет, - ответил Хелмут. - Я даже не могу понять происхождение этого слова.

- Что ж, уже легче. Но наверняка Чэрити тебе ничего не говорил о том, что у нас есть антигравитация. Я строго-настрого приказал ему не упоминать об этом.

- Нет, не говорил. Я сам уже довольно давно об этом думаю, - произнес Хелмут. - Но я определенно не понимаю, почему этот предмет должен настолько потрясти основы мира. Ничуть не больше мне ясно, почему именно Мост помог в работах по нему. Я считал, что такой вопрос будет решен независимо от дальнейшей эксплуатации Моста. Другими словами, антигравитация необходима, чтобы послать вниз человека и "закоротить" на него дистанционное управление, которым мы пользуемся на Юпитере-5. И я думал, что это только ускорит работы по Мосту, а не прекратит их.

- Вовсе нет. Никто в здравом уме не захочет послать людей на Юпитер, и кроме того, гравитация - вовсе не главная проблема там внизу. Перегрузка, равная даже восьми земным, достаточно переносима в течение коротких промежутков времени. И все же, человек в скафандре не сможет спуститься даже на пятьсот миль в эту атмосферу, ведь он станет плавать как рыба задолго до этой отметки, и тем самым, окажется полностью во власти течений.

- И вы не можете как-то защититься от давления?

- Можем, - ответил Уэгонер, - но цена будет неимоверной. Вообще, даже и пытаться бессмысленно. Мост закончен. Он принес нам информацию по тысячам различных категорий, и большая ее часть ценна по-настоящему. Но единственной вещью, которую ТОЛЬКО Мост мог либо подтвердить, либо отбросить, были уравнения Блэкетта-Дирака.

- Какие?...

- ОНИ ПОКАЗЫВАЮТ ВЗАИМООТНОШЕНИЕ МЕЖДУ МАГНЕТИЗМОМ И ВРАЩЕНИЕМ МАССИВНОГО ТЕЛА - ЭТИМ ЗАНИМАЛСЯ ДИРАК. УРАВНЕНИЕ БЛЭКЕТТА, КАК ВЫЯСНИЛОСЬ, ПОКАЗЫВАЛО, ЧТО ТА ЖЕ ФОРМУЛА ОТНОСИТСЯ И К ГРАВИТАЦИИ. Она утверждала, что "G" равно (2CP/BU)^2, где "С" - скорость света, "Р" магнитный момент, а "U" - угловой момент. "В" - поправка на неопределенность, константа, равная примерно 0.25. Даже если данные, собранные нами по напряженности магнитного поля Юпитера, заставили бы нас отбросить уравнения в сторону, все равно - вся остальная информация, полученная нами с помощью Моста, оправдала бы вложенные в него деньги. С другой стороны, Юпитер был единственным телом в Солнечной системе, доступным для нас, достаточно большим во всех, относящихся к делу, аспектах, чтобы мы могли проверить эти уравнения. В них задействовано несколько величин бесконечно малых порядков. И данные показали, что Дирак был прав. НО ОНИ ЖЕ ПОКАЗАЛИ, ЧТО И БЛЭКЕТТ БЫЛ ПРАВ. И МАГНЕТИЗМ, И ГРАВИТАЦИЯ - ФЕНОМЕНЫ ВРАЩЕНИЯ. Я не хочу занимать себя здесь описанием последующих этапов, потому как считаю, что о них вы и сами сможете догадаться. Достаточно сказать, что на этом корабле установлен генератор двигательной установки, являющийся полным и конечным оправданием всего того ада, который вы, строители Моста, прошли. У этого прибора длинное название - гравитронный поляризующий генератор Диллона-Уэгонера, имя, которое мне очень не нравится по вполне определенным причинам. Но техники, обслуживающие его, уже подобрали ему кличку - спиндиззи [спиндиззи фантастический термин, изобретенный Дж.Блишем, и вошедший в историю американской НФ; словообразование из двух корней - "spin" - общепринятый физический термин, характеризующий вращение элементарной частицы, dizzy головокружительная скорость]. Ясно, что такая кличка ему присвоена из-за того, что он производит с магнитным моментом любого атома - ЛЮБОГО внутри своего поля.

Когда спиндиззи в работе, то абсолютно отказывается замечать какие-либо атомы вне своего поля воздействия. Более того, на него не влияют какие-либо напряжения или взаимодействия, связывающие материю вне пределов этого поля. В то же время он настолько чувствителен, что его необходимо полностью выключать, когда он находится вблизи планеты, иначе он просто не позволит вам сесть на нее. Но в глубоком космосе... его поле непроницаемо для метеоритов и тому подобного мусора. Оно непроницаемо и для гравитации. И похоже, не испытывает ни малейшего интереса к любым пределам скоростей. Он движется в своем собственном континууме, а не в общем поле.

- Вы шутите, - произнес Хелмут.

- Да неужели? Наш корабль прилетел на Ганимед прямо с Земли, покрыв все расстояние чуть менее, чем за два часа, считая время на маневрирование. Это означает, что большая часть пути проделана со скоростью порядка 55000 миль в секунду - в то время как спиндиззи потреблял мощность менее пяти ватт, поставляемую обычными сухими элементами "номер шесть".

Хелмут, на лице которого прорисовалось глубокое недоумение, глотнул из своего стакана.

- Так значит у этой штуки практически нет предела скорости вообще? спросил он. - Как вы можете быть столь уверены в этом?

- А мы и не можем, - признал Уэгонер. - Помимо всего прочего, одной из весьма неудачных вещей, сопутствующих общим математическим формулам, является то, что они не содержат точек обхода, которые могли бы предупредить вас о таких областях, где их нельзя применить. Даже квантовая механика в чем-то подвержена подобной критике. Тем не менее, мы вскорости узнаем, как именно быстро спиндиззи может передвигать объект. И мы считаем, что именно вы сообщите нам это.

- Я?

- Да, вы и полковник Рассел, а также мисс Эббот, я надеюсь.

Хелмут посмотрел на полковника и девушку. Те выглядели по меньшей мере столь же потрясенно, как и он. Но почему - он не мог понять.

- Приближающийся закат западной цивилизации заставляет нас немедленно заняться организацией межзвездных экспедиций. Обсерватория Ричардсона, что на Луне, уже нанесла на карты две подходящие системы - одна у 359 Волка, другая - у 61 Лебедя. И наверняка, есть еще много других, может быть сотни других систем, где с высокой степенью вероятности возможно существование планет землеподобного типа.

В ДВУХ СЛОВАХ, ТО, ЧТО МЫ ДЕЛАЕМ - ЭТО ЭВАКУАЦИЯ ЗАПАДА С ЗЕМЛИ - НЕ СТОЛЬКО ФИЗИЧЕСКИ, СКОЛЬКО ПО СУТИ СВОЕЙ, ПО ИДЕЕ. МЫ СОБИРАЕМСЯ, НАСКОЛЬКО ЭТО ВОЗМОЖНО, РАЗБРОСАТЬ ЛЮДЕЙ, СКЛОННЫХ К ПОИСКУ ПРИКЛЮЧЕНИЙ, ЛЮДЕЙ, КОТОРЫХ ПРОНИЗЫВАЕТ ЛЮБОВЬ К СВОБОДЕ, ПО ВСЕМ ЧАСТЯМ ГАЛАКТИКИ.

И как только они выйдут на галактические просторы, то на их жизнь прекратится какое-либо влияние со стороны Земли. У Советского Союза еще пока нет спиндиззи, но даже и заполучив такую штуковину, он не осмелится широко применять ее. Спиндиззи предоставляет слишком удобные и верные пути для бегства некоторым недовольным товарищам.

Что мы хотим от вас, Хелмут... теперь я, как вы понимаете, подхожу к самому интересному... вы должны направить исход с Земли, а полковник Рассел вам в этом поможет. У вас есть подходящий для этого склад ума. Ваш анализ ситуации на Земле подтверждает мое мнение, если вообще оно нуждается в подтверждении. Кроме того, у вас будущего на Земле практически нет.

- Вам придется отпустить меня на какое-то время, - твердо произнес Хелмут. - Я не в состоянии сейчас нормально соображать. Всего этого слишком много, чтобы я мог переварить за несколько секунд. И к тому же, решение не полностью зависит от одного меня. Если я вам смогу дать ответ... скажем... через три часа? Это вас устроит?

- Замечательно, - ответил сенатор.

Некоторое время, после того как дверь закрылась за Хелмутом, в каюте сенатора царило молчание. Наконец Пейдж проговорил:

- Так значит это долгая жизнь для космонавтов? Вот почему вы все это время гонялись за мной. Клянусь Богом, долгая жизнь для МЕНЯ, и для таких, как я.

Уэгонер кивнул головой.

- Это было одним из самых существенных факторов всего нашего дела, о котором я не мог сказать вам в офисе Хэла Ганна, - пояснил он. - До тех пор, пока вы не прокатились на этом корабле и не уяснили себе, что именно за штука у нас имеется, вы бы мне не поверили. А Хелмут поверил, потому что у него уже имелась соответствующая база. По той же причине, я не стал пускаться в обсуждение с Хелмутом вопроса, касающегося антинекротика, потому что у этого парня должны и так появиться соответствующие предчувствия. У вас обоих достаточно базовых знаний для того, чтобы понять какую-то часть вопроса даже без объяснений. Надеюсь, теперь вы понимаете, почему я и гроша не дам за выслеженного вами шпиона, Пейдж.

Советы могут иметь хоть всю Землю. И действительно, они всю ее уже скоро приберут к рукам, в независимости от того, позволим ли мы это или нет. НО МЫ СОБИРАЕМСЯ РАЗБРОСАТЬ ЗАПАД СРЕДИ ЗВЕЗД, РАЗБРОСАТЬ ЕГО БЕССМЕРТНЫМИ ЛЮДЬМИ, НЕСУЩИМИ БЕССМЕРТНЫЕ ИДЕИ. Людьми, подобными вам и мисс Эббот.

Пейдж посмотрел на Энн. Она равнодушно рассматривала пустое пространство прямо над головой Уэгонера, словно по-прежнему перед ней маячили портреты основателей "Пфицнера", всегда висевшие в офисе Ганна. Тем не менее, ее лицо хранило какое-то выражение, которое Пейдж смог правильно прочесть. Он подавил улыбку и спросил:

- Почему я?

- Потому, что вы именно тот человек, который необходим нам для этой работы. Не покривлю душой, если скажу, что ваш своеобразный выход на проект "Пфицнера" с самого начала я счел актом Провидения. Когда Энн в первый раз обратила мое внимание на вашу квалификацию, я был почти готов к тому, что все это несерьезно. Но все-таки вы стали связующим звеном между одной стороной проекта - "Пфицнером" и другой стороной - Мостом. Мы загрузили на корабль, в специальный грузовой трюм, те средства - аскомицин и антинекротик - которые мы имеем на данный момент. Энн уже показала вам, как их принимать самому и давать другим. И после того, как вы вместе с Хелмутом сможете отработать детали - ЗВЕЗДЫ ВАШИ.

- Энн, - произнес Пейдж. Она медленно повернула голову к нему. Значит, ты давно участвуешь в этой затее?

- С самого начала, - ответила она. - И у меня уже имелись кое-какие предчувствия насчет того, к чему все это приведет. Ты являлся именно тем, кого необходимо было ввести в курс дела.

Пейдж еще какое-то мгновение обдумывал ее слова. Затем что-то, совершенно новое и одновременно столь же старое, дошло до него.

- Сенатор, - заговорил он, - вы пошли на огромные неприятности, чтобы сделать все это возможным. Но я не думаю, что планируете отправиться с нами.

- Да, Пейдж, именно так. С одной стороны, Мак-Хайнери и его команда посчитают этот проект предательским. И если он все же будет завершен, кому-то придется остаться и стать козлом отпущения. И кроме всего прочего, надо учесть, что идея БЫЛА МОЕЙ. Так что я вполне логичный кандидат на вышеуказанную роль. - Уэгонер ненадолго умолк. Затем добавил задумчиво: Парни из правительства могут поблагодарить за это только самих себя. Весь проект не смог бы воплотиться в жизнь до тех пор, пока Запад имел власть закона, а не власть людей, если бы придерживался прежних принципов. Уже довольно давно некоторые люди - и среди них дед Мак-Хайнери - возомнили себя судьями, истиной последней инстанции в независимости от того, соответствует она закону или нет. Так что нехорошие прецеденты имелись. И вот мы очутились в самом огромном кризисе социального согласия, который когда-либо переживал Запад. И он, Запад, выйти из него не в силах.

Неожиданно Уэгонер улыбнулся.

- У меня будет неплохая возможность использовать этот аргумент в суде.

Энн неожиданно вскочила на ноги, ее глаза наполнились слезами и губы едва заметно задрожали. Очевидно, что за то время, пока она знала Уэгонера и имела представление о его планах, ей никогда не приходило в голову, что старый-молодой сенатор может остаться на Земле.

- Это неправильно! - прошептала она осевшим голосом. - Они даже не станут слушать вас - о чем вам хорошо известно. Они просто повесят вас за это. А если они сочтут, что вы виновны в предательстве, вас просто запрут на свалке ядерных отходов - такое ведь нынешнее наказание, не так ли? Вы не можете вернуться на Землю!

- Это все напрасные страхи. Свалки ядерных отходов - мощные химические яды. Там не протянуть столь долго, чтобы заметить, насколько они радиоактивны, - произнес Уэгонер. - Ничто и никто не может мне повредить теперь. Работа закончена.

Девушка закрыла лицо руками.

- Кроме того, Энн, - мягко, но настойчиво заговорил Уэгонер, - звезды - они для молодых, вечно молодых людей. А вечный старик стал бы нелепым зрелищем.

- Но почему... вы тогда это сделали? - спросил Пейдж. Его голос тоже звучал не слишком твердо.

- Почему? - переспросил Уэгонер. - Вы сами знаете ответ на такой вопрос, Пейдж. Вы знали его всю свою жизнь. Я заметил это по вашему лицу, как только сказал Хелмуту, что мы отправляемся к звездам. Я думаю, вы сами скажете МНЕ, почему.

Энн устремила свои заплаканные глаза на Пейджа. Ему показалось ясным, чего она ждет от него. Они довольно часто беседовали о том, что однажды он мог бы выразить и сам. Но теперь, казалось, в нем присутствовала какая-то другая, более мощная сила: нечто особое, не несущее в себе названия, но, тем не менее то, чему он был предан всю свою жизнь. В свою очередь, ее отпечаток он мог разглядеть на лице Уэгонера. И понял, что заметил это раньше Энн.

- Что-то загоняет обезьян в клетки, - медленно произнес он. - Манит кошек во всякие щели и гонит их вверх на телефонные столбы. Что-то ведет человека к победе над смертью и заставляет тянуться к звездам. Думаю, я должен назвать это Любопытством.

Уэгонер выглядел удивленным.

- Неужели вы действительно хотите так это назвать? - спросил он. Мне почему-то такое слово кажется недостаточным. Я хотел бы назвать это стремление как-то иначе. Возможно вы позже и назовете его по-другому, где-нибудь там, около Альдебарана.

Он встал и какое-то мгновение молча смотрел на Энн и Пейджа. Затем улыбнулся.

- А теперь, - мягко произнес он, - nunc dimittis... "позволь слуге твоему удалиться в мире"...

11. ЮПИТЕР-5

...социальные и экономические вознаграждения за

подобные научные открытия, как правило, не всегда

достаются ученому или интеллектуалу. И все же, возможно,

эти открытия явились его собственным моральным выбором,

выбором единственно верной для него активности: если иметь

не сами вещи, то хотя бы знание о них. Когда он любит и

имеет знания - все хорошо.

Уэстон Ла Барр

- Итак, вот и вся история, - закончил Хелмут.

Эва долгое время молча сидела в своем кресле.

- Одного я не понимаю, - наконец произнесла она. - Почему ты пришел ко мне? Я считала, что все это ты воспринимал как нечто ужасающее.

- Правда-правда, все это действительно ужасно, - подтвердил возбужденно Хелмут. - Но ужас и страх, как я обнаружил - две совершенно разные вещи. Мы оба ошибались, Эвита. Я ошибался, считая Мост тупиком. Ты ошибалась, считая, что он несет конец всему в себе самом.

- Я тебя не понимаю.

- Я сам себя не понимаю. Я боялся реальной, непосредственной работы на Мосту, но такой страх просто был иррациональным. Он приходил из снов. Я обязан был понять это сразу. В действительности, не существует никакой возможности работать на Юпитере. Но я ХОТЕЛ туда вниз. Желание смерти, оно пришло прямехонько из этой чертовой психообработки. Я, как и все мы, знал, что Мост не может стоять вечно. Но тем не менее мы верили в это - таков был результат психообработки. Ничто другое не могло оправдать те усилия, которыми поддерживалось его существование каждый день. Результат: классическая дилемма, ведущая к сумасшествию. Это воздействовало и на тебя тоже. И твоя реакция оказалась столь же неразумной, как и моя. Тебе захотелось родить здесь ребенка.

Но теперь все изменилось. Та работа, которую мы выполняли на Мосту, оказалась стоящей этих затрат. Я ошибался, называя его мостом в никуда. И ты, Эва, не лучше меня смогла рассмотреть, куда он ведет. Иначе бы ты никогда не сделала его началом и концом своего существования. А теперь есть место, куда бы мы могли отправиться. На самом деле, таких мест сотни. Они будут похожи на Землю. Так как Советы все равно скоро захватят всю нашу планету, эти места даже больше будут походить на нормальную Землю, чем сама Земля. По крайней мере - в следующие несколько столетий!

- Зачем ты мне все это говоришь? - спросила она. - Только лишь для того, чтобы помириться?

- Я собираюсь взяться за эту работу, Эвита... если только ты согласишься отправиться вместе со мной.

Она быстро обернулась, одним плавным движением выскользнув из кресла. И в то же мгновение все сигналы тревоги на станции зазвучали одновременно, наполняя каждую металлическую трещину гулом чистого ужаса.

- ВСЕМ ПОСТАМ! - прогрохотал гигантской карикатурой на голос Чэрити Диллона громкоговоритель над постелью Эвы.

- МАКСИМАЛЬНАЯ ШТОРМОВАЯ ПЕРЕГРУЗКА! ЮТТ СЕЙЧАС ПРОХОДИТ ПЯТНО. СКОРОСТЬ ПОТОКОВ УЖЕ ПРЕВЫСИЛА ВСЕ ПРЕДЫДУЩИЕ ПОКАЗАНИЯ И ЧАСТЬ ПОЧВЕННЫХ МАСС НАЧАЛА ОСЕДАТЬ. ТРЕВОГА КАТЕГОРИИ А-1.

Поверх искаженного голоса Чэрити, они сами могли расслышать то, что слышал главный инженер. Вой Юпитера, весь спектр его постоянного, сумасшедшего визга. И Мост отвечал на это чудовищными стонами агонии. Но примешивался еще и другой шум, похожий на музыкальную какофонию острых, перкуссионных тонов. Словно их производил динозавр, проламывающийся сквозь рощу, состоящую из огромных стальных камертонов. Хелмут никогда раньше не слышал этого шума, но теперь он знал, чем тот порожден.

Перекрытие Моста разламывалось посередине.

И мгновение спустя, когда грохот несколько стих, громкоговоритель произнес обычным голосом Чэрити:

- Эва и ты тоже, пожалуйста. Пожалуйста, ответьте. В общем - если только все немедленно не займут свои места, Мост может разрушиться уже через час.

- Ну и пусть, - тихо отозвалась Эва.

Воцарилась короткая, пораженная тишина, а затем прозвучал человеческий голос. Он определенно принадлежал сенатору Уэгонеру, и звук вполне мог быть похож на смешок.

Чэрити отключился.

Величественная гибель Моста проникала грохотом в маленькую каюту.

Через некоторое время мужчина и женщина подошли к окну и посмотрели мимо ненужной туши Юпитера в сторону близкого горизонта, там, где всегда виднелось несколько звезд.

ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ. БРУКХЭЙВЕНСКИЙ

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ (СВАЛКА ЯДЕРНЫХ ОТХОДОВ)

Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте

проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь

за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца

вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему

восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на

праведных и неправедных. Ибо если вы будете любить любящих

вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари? И

если вы приветствуете только братьев ваших, что особенного

делаете? Не так же ли поступают и язычники?

Матф., 6.44-47

- Любой конец, - писал Уэгонер на стене свой камеры в последний день, - это новое начало. Быть может, через тысячу лет мои Земляне и вернутся снова домой. Или через две тысячи, или четыре, если они тогда будут о нем помнить. Да, они вернутся. Но я надеюсь, что не захотят остаться. Молюсь за то, чтобы они не остались.

Он посмотрел на сделанную им надпись и подумал, чтобы неплохо бы подписаться своим именем. Раздумывая над этим, он решил сделать отметку своего последнего дня, но огрызок карандаша наткнулся на камень под известковым раствором и сломался, не оставив ничего, кроме маленького огрызка изношенной грязной древесины. Он мог бы снова обточить его об подоконник, по крайней мере, чтобы еще чуть-чуть обнажить графитовый стержень. Но вместо этого он бросил огрызок в урну для мусора.

На звездах и так уже достаточно написано. Он четко мог разглядеть это. Потому что написал там именно он. Существовало созвездие по имени Уэгонер, и каждая звезда на небе принадлежала ему. Это было совершенно очевидно.

Позже, в тот же день, человек по имени Мак-Хайнери, заявил:

- Блисс Уэгонер - мертв.

Как обычно, Мак-Хайнери ошибался.