Звездолет «Иосиф Сталин». На взлет!

СССР. ЛенинградОктябрь 1927 года

…Выключатель звонко щелкнул, добавляя к тусклому осеннему ленинградскому полусвету свет электрических ламп. Тени, что до этого мгновения лежали, притаившись в сгустившемся сумраке, проявились четкими линиями и прямыми углами, потянулись друг к другу. Спустя несколько секунд к теням лабораторного оборудования добавились тени людей. Эти, вместо того, чтоб спокойно лежать, двигались, на несколько секунд замирая перед тенями приборов, и срывались с места – сегодняшний день был особенным: лаборатория профессора Иоффе готовилась к проведению эксперимента. Ключевого эксперимента!

Середину лабораторного зала занимала толстая, даже на первый взгляд тяжелая чугунная плита. На ней, как на постаменте, высилась гора приборов, со всех сторон облепивших стальную, блестящую как зеркало трубу, в свою очередь опутанную проводами, словно бабочка, залетевшая в паутину. Профессор смотрел на все это сверху, из застекленной кабины, слегка нервничая.

«Как хорошо, что в науке не бывает поражений, – не справляясь с волнением, и оттого постукивая костяшками пальцев по столу, подумал он, – а есть только отступления и перегруппировки сил. Военным куда как сложнее…»

Старший лаборант взмахнул рукой, привлекая внимание.

– Готовность?

По залу волной прокатились отклики: «Готов! Готов! Готов…». Все. Теперь без нервов. Один на один. Ум ученого против скрытности Природы.

Конечно, и у него бывали трудности – несмотря на прогресс науки, Природа и сегодня оставалась серьезным противником, не желающим расставаться со своими тайнами, но ученые постепенно подбирали ключи к ее замкам… Один за другим срывались покровы тайн, открывались кладовые… Атомное ядро, ракеты, химия… Может быть, теперь и это покорится человеку?

Эхо умолкло, и с последним откликом он бросил свою маленькую армию вперед.

Рубильник, словно палец кесаря, предрекая очередной тайне скорый и бесславный конец, упал вниз и, заполняя тишину лаборатории звуком, тихонько загудели моторы, солидно взвыли трансформаторы, защелкали пакеты переключателей. По залу поплыл свежий грозовой запах, маскируя собой запах масла и креозота.

Стрелка амперметра медленно отклонялась вправо, к красному сектору, показывая растущую силу тока. Тусклый свет ламп становился ярче.

– Напряжение?

– Выходим на позавчерашний уровень… – донеслось из-за спины. Позавчера они отступили – сгорел трансформатор. Но сегодня – сегодня нет!

Электрический шторм, бившийся в толстых кабелях, действовал и на людей. Слова стали отрывистыми, жесты – резкими.

Своими руками ученые и техники Страны Советов делали доселе неизвестное достояние всех людей на земле, точнее, вырывали его из тайников Природы. Это было опасно, смертельно опасно, но никто тут отступать не собирался. Отработанные на модели 37-бис технические решения для этого монстра не годились. Тут требовалось что-то иное, что еще не забредало ни в одну голову.

Профессор, щурясь, наклонился над пультом. Сверкающие огоньки мелькали, словно угли костра под порывами ветра.

– Полную мощность, – прогремел усиленный жестяным мегафоном голос. – Затычки в уши…

Из общего механического шума постепенно вырастала одна частота. Пилящий звук пробирал до костей и словно царапал мозг изнутри.

Визг становился все нестерпимее и нестерпимее. Не спасали затычки. Там, внизу, люди срывали шлемофоны, зажимали уши ладонями, кто-то, не выдержав напора, упал на колени, а там и вовсе рухнул навзничь. Тут, за толстым стеклом, было не намного легче.

Защиты от звука не было. Его нужно было просто перетерпеть, а вот потом… Что будет «потом» никто еще не знал.

Профессор стиснул зубы. Трижды они подходили к этому рубежу и отступали. Сегодня они зайдут за него, чем бы это все ни закончилось!

Чугунная плита, основание установки с весом килограммов триста, затряслась мелкой дрожью. Ее края расплывались в воздухе, становясь мутными тенями. Так вот что бывает, когда перетерпишь это! Это мерзкое царапанье мозга.

– Резонанс! Правый край входит в резонанс!

Абрам Федорович не обратил внимания на крик. Природа сдавалась, махала белым флагом.

Из опутанной проводами трубы потянулся тонкий луч. Пока слабый, едва видимый… А звук все неистовствовал, неистовствовал, и казалось, что это он превратился в луч света, на глазах наливающийся цитронной желтизной.

– Левый край входит в резонанс!

Борясь с желанием сорвать шлем и зажать уши руками, он на секунду закрыл глаза, и этой малости хватило, чтоб все полетело к черту.

Вибрация плиты потихоньку сталкивала трубу излучателя со станины, и в какой-то момент луч, став ослепительно-белым, плавно поехал в сторону, коснулся стены и неторопливо пополз вверх по ней, оставляя за собой светящуюся алым полоску.

Кто-то из техников бросился вперед и попытался плечом остановить излучатель, но человека отбросило в сторону. Кирпичная стена стонала и трещала.

Когда светящаяся полоска дошла до самого верха, кусок метр на два с треском вывалился наружу.

Из разрезанных труб фонтаном била вода, превращаясь с одной стороны в пар на раскаленном срезе, а с другой – потоком несшаяся вниз. Клубы пара рвались на улицу, и за ними то пропадал, то проявлялся косо срезанный огрызок кирпичной трубы институтской котельной.

Это было пустяками, страшными, но пустяками в сравнении с главным.

Установка работала! Работала!

«Какая физика! – подумал профессор. – Какая славная физика!»