Звездный врач

Глава 18

Конвей достаточно хорошо знал Главного диагноста Отделения Патофизиологии для того, чтобы сразу отличить его от других тралтанов в столовой. Его приятно удивило то, что за одним столом с Торннастором сидела Мерчисон. Торннастор, как и следовало ожидать, о чём-то оживленно сплетничал со своей заместительницей. Они настолько увлеченно перемывали кости представителям разных видов, что даже не заметили приближения Конвея.

– …И кто бы только мог даже представить, – басовито бубнил тралтан в микрофон транслятора, – что страсть к беспорядочной детородной активности столь сильна у существ, обитающих при температуре всего на пять градусов выше абсолютного нуля. Но поверьте мне, даже мизерное повышение температуры тела, случайно возникшее на фоне лечения, способно вызвать серьезные нарушения у других подвидов СНЛУ. Четыре подвида одного вида – это само по себе умопомрачительно даже в том случае, когда являешься носителем мнемограммы СНЛУ. Один Старший врач-мельфианин – ну, вы понимаете, кого я имею в виду, – пережил эмоциональное потрясение такой силы, что выразил своими наружными манипуляторами готовность к…

– Честно говоря, сэр, у меня несколько иные сложности… – возразила Мерчисон.

– Это понятно, – отозвался Торннастор. – Однако я не вижу тут никаких особых эмоциональных, физических и психологических проблем. Естественно, механика этого конкретного процесса спаривания лично мне неприятна, но мне бы хотелось подойти к этому вопросу с клинической точки зрения и по возможности дать совет.

– Мои сложности, – вздохнула Мерчисон, – заключаются в том, что, пока это происходило, мне казалось, что я совершаю пятикратную измену.

«Они говорят про нас!» – понял Конвей и почувствовал, что багровеет от стыда. Но Торннастор и Мерчисон были слишком увлечены разговором и по-прежнему не замечали ни его самого, ни его смущения.

– Я с радостью обсужу этот вопрос с моими коллегами-диагностами, – торжественно пообещал Торинастор. – Не исключено, что некоторым из них довелось столкнуться со сходными проблемами. Лично меня эти сложности миновали, поскольку вид ФГЛИ, к которому я имею честь принадлежать, склонен к данной активности на протяжении лишь непродолжительной части тралтанского года. Сама же активность в это время носит… скажем так, характер фанатичный, и её крайне трудно подвергнуть тонкому самоанализу… – В четырех глазах тралтана на миг застыло мечтательное выражение. – Как бы то ни было, кратко сверившись с человеческим компонентом моего сознания, я могу заключить, что вам не следует сильно переживать из-за мелких и не имеющих большого значения эмоциональных накладок. Лучше просто расслабиться и наслаждаться самим процессом. Ведь я так понял, что, невзирая на небольшие отличия, упомянутые вами ранее, процесс таки приносит вам наслаждение?.. О, приветствую вас, Конвей.

Торннастор приподнял глаз, которым смотрел в тарелку, и уставился им на Конвея.

– А мы только что про вас говорили. Похоже, вы недурственно адаптируетесь к проблемам, связанным с мнемограммами, и вот теперь Мерчисон сказала мне, что…

– Да, – поспешно прервал тралтана Конвей, умоляюще глянул в его один глаз и в два Мерчисон и добавил:

– Прошу вас, я был бы вам очень признателен, если бы вы больше ни с кем не обсуждали это дело, носящее очень личный характер.

– Не понимаю, почему бы нет, – возразил Торннастор, устремив на Конвея взгляд ещё одного глаза. – Безусловно, проблема представляет исключительный интерес, и на её основе можно было бы просветить коллег, которые уже сталкивались с чем-то подобным или которым это ещё только предстоит. Порой ваши реакции крайне трудно понять, Конвей.

Конвей уставился на Мерчисон. На его взгляд, она тоже чересчур раскованно обсуждала свои исключительно интересные проблемы с шефом. Но она только обворожительно улыбнулась в ответ и сказала Торннастору:

– Вы должны простить его, сэр. Думаю, он голоден, а голод дурно сказывается на его эмоциях и уровне сахара в крови. Порой в такие мгновения он ведёт себя несколько иррационально.

– Ах да, – понимающе проговорил тралтан и вернулся взглядом к тарелке. – Со мной такое тоже бывает.

Мерчисон уже нажимала кнопки на пульте заказа блюд. Она заказала Конвею сандвичи, не способные вызвать у него визуального протеста, и добавила:

– Три штуки, пожалуйста.

Конвей набросился на первый сандвич, а Торннастор, имевший четыре рта и потому способный разговаривать во время еды, сказал:

– Пожалуй, вы заслуживаете похвалы и за адаптацию к хирургическим вмешательствам, при которых задействуется мнемографический материал. Вы не только воспользовались этим материалом быстро, почти без промедления, вы вдобавок стали инициатором принципиально новой техники хирургических вмешательств на основании опыта медиков, относящихся к различным видам. Старшие хирурги просто в восторге – так мне сказали.

Конвей яростно прожевал кусок сандвича, сглотнул и отозвался:

– Хирурги большей частью работали сами.

– А Хоссантир и Эдальнет мне говорили по-другому, – возразил Торннастор. – Но, видимо, это просто в порядке вещей: большую часть работы выполняют Старшие врачи, а диагносту достается честь, или – наоборот – бесчестие, если дела пойдут насмарку. Кстати, о случаях с не слишком благоприятным прогнозом… Мне бы хотелось с вами поговорить о ваших планах относительно появления на свет Нерожденного. Эндокринная система у него и его родителя очень сложная, и мне эта проблема крайне интересна. Тем не менее, я предвижу кое-какие осложнения чисто физического характера, которые…

«Мягко сказано», – подумал Конвей и от смеха поперхнулся и закашлялся. Дар речи вернулся к нему далеко не сразу.

– Неужели с ним положено прекращать всякую вербальную связь, пока он ест? – нетерпеливо спросил Торннастор у Мерчисон ближайшим к ней ртом. – И почему только представители вашего вида не были настолько прозорливы, чтобы обзавестись дополнительным отверстием для приема пищи?

– Прошу прощения, – улыбнулся Конвей. – Я буду очень рад принять от вас любую помощь и советы. Защитники Нерожденных – самые некурабельные[1] существа из тех, с которыми нам когда-либо доводилось сталкиваться, и я не думаю, что мы в курсе всех сложностей, и тем более – того, как быть с этими сложностями. Честное слово, я буду крайне вам признателен, если вы выкроите время и поприсутствуете при родах.

– Вот уж не думал, что вы меня об этом попросите, – прогремел Торннастор.

– С Защитником проблем по горло, – проговорил Конвей, легонько массируя живот и гадая, не грозит ли ему или Торннастору несварение желудка из-за столь поспешного заглатывания еды. Несколько смущенным тоном он добавил:

– Но сейчас мой разум все ещё настроен на худларианский лад и на те вопросы, что возникли в ходе операций и посещения палаты для престарелых ФРОБ. Вопросы и физиологического толка, и психологического, и они мне не дают покоя и возможности сосредоточиться на мыслях о Защитнике. Это просто странно!

– Может, и странно, но вполне объяснимо, учитывая, насколько глубоко вам пришлось погрузиться в эту проблему, – возразил Торннастор. – Но если вы столкнулись с вопросами, вам представляющимися нерешаемыми, самый лучший способ прочистить мозги состоит в том, чтобы задать все вопросы сразу и получить как можно больше ответов. Не исключено, что некоторые из ответов покажутся вам неудовлетворительными или неполными – но пока пусть всё идет как идет. Ваш разум удовлетворится этим и позволит отвлечься на другие дела, включая раздумья о вашем вечно беременном Защитнике.

Эта ваша зацикленность – не такой уж редкий случай, Конвей, – продолжал тралтан, перейдя на менторский тон. – Ваш разум не желает отказываться от размышлений на данную тему не без причины. Возможно, вы вплотную подошли к значительным выводам, и если вы просто возьмете и отложите свои раздумья в долгий ящик, как это у вас говорится, важные наработки могут растаять и исчезнуть без следа. Понимаю, я начинаю говорить как психолог, но без определенного объема знания в этой области вообще нельзя заниматься медицинской практикой. Безусловно, я бы мог помочь вам своими познаниями в плане физиологии худлариан, но у меня такое подозрение, что решающим здесь всё же является психологический аспект. Следовательно, вам стоит безотлагательно проконсультироваться с Главным психологом.

– Вы хотите сказать, – боязливо уточнил Конвей, – что мне надо немедленно поговорить с О'Марой?

– Теоретически, – невозмутимо отозвался тралтан, – диагност имеет право консультироваться с любым членом персонала госпиталя, и наоборот.

Конвей взглянул на Мерчисон. Та сочувственно улыбнулась.

– Позвони ему. По интеркому он тебе если и устроит порку, так только словесную.

– Даже такая перспектива, – буркнул Конвей, встав из-за стола и направившись к коммуникатору, – меня не слишком радует.

Через несколько секунд на экране появилась хмурая, заспанная физиономия Главного психолога.

Трудно было сказать, одет он или нет. О'Мара ледяным тоном произнес:

– Судя по шуму и тому факту, что вы все ещё жуете, вы звоните из главной столовой. Не лишним будет намекнуть, что я сейчас не на рабочем месте. Я время от времени сплю, знаете ли, исключительно ради того, чтобы вы, люди, думали, что я тоже человек. Надеюсь, у вас имеется веская причина для звонка, или вы решили пожаловаться мне на дурно приготовленную еду?

Конвей открыл было рот, чтобы ответить, но от созерцания жутко сердитого О'Мары вкупе с той неразберихой, что царила у него в мозгу, у него буквально язык к небу присох.

– Конвей, – подчеркнуто спокойно спросил О'Мара, – какого черта вам нужно?

– Мне нужна информация, – огрызнулся Конвей, тут же взял себя в руки и продолжал более сдержанно:

– Мне нужна информация, которая помогла бы наладить работу с престарелыми худларианами. Мы с диагностом Торннастором и патофизиологом Мерчисон в данный момент консультируемся по поводу…

– Стало быть, – язвительно проговорил О'Мара, – за ленчем вы совершили какое-то выдающееся открытие.

– …предполагаемой схемы лечения этого состояния, – продолжал Конвей. – К сожалению, в настоящее время для пациентов этой палаты делается мало или вовсе ничего, поскольку дегенеративные процессы у них в слишком запущенной стадии. Между тем представляется возможной ранняя профилактика, если моя идея получит физиологическую и психологическую основу. Торннастор и Мерчисон окажут мне помощь по первому вопросу, однако ключ к решению проблемы и надежда на успех зависят от поведения в стрессовой ситуации, способности к адаптации и потенциала к перестройке у пожилых ФРОБ. Пока я не касался клинических проблем, способных возникнуть в ходе этой работы. Заговори я сейчас о них – это будет напрасная трата времени, если ваш ответ будет таков, что и проект затевать не будет иметь смысла.

– Дальше, – мгновенно окончательно проснулся О'Мара.

Конвей растерялся. Ему вдруг показалась совершенно невыполнимой, нелепой и спорной с этической точки зрения идея, возникшая у него на фоне недавних операций, посещения гериатрической и детской палаты для ФРОБ. Наверняка О'Мара усомнится в нём как в будущем диагносте. Но отступать было поздно.

– На основании сведений, включенных в мою худларианскую мнемограмму, и лекций по физиологии ФРОБ, которые я в своё время прослушал, – продолжал Конвей, не забыв благодарно кивнуть Торннастору, – я могу заключить, что причина всех болезненных и некурабельных состояний, сопутствующих старческому возрасту у худлариан, одна. Утрата функции конечностей, нарушение степени кальцинации и развитие хрупкости костей могут быть приписаны ухудшению кровообращения, которое свойственно старикам, относящимся к любому виду. Идея не нова, – сказал Конвей и бросил быстрый взгляд на Торннастора и Мерчисон. – Однако в ходе операций, связанных с множественными пересадками органов и конечностей худларианам, пострадавшим во время катастрофы на Менельдене, мне пришло в голову следующее: нарушения, что я наблюдал в органах всасывания и выделения у престарелых ФРОБ, очень напоминают временный сбой функции этих органов в процессе пересадки сердца. Правда, во время операции я был слишком занят для того, чтобы основательно обдумать эту картину. Короче говоря, проблемы гериатрии ФРОБ проистекают из циркуляторной недостаточности.

– Если идея не нова, – насмешливо проговорил O'Мapa, – с какой стати я обязан её выслушивать?

Мерчисон молчала и не спускала глаз с Конвея. Торннастор тоже молчал и смотрел одновременно в тарелку, на Мерчисон и на Конвея.

– Худлариане, – продолжал Конвей, – отличаются повышенными энергетическими требованиями. У них чрезвычайно высока скорость обмена веществ, вследствие чего приходится постоянно подкармливать их питательной смесью. Метаболизированное питание поступает к главным внутренним органам – двум сердцам, самим органам всасывания, матке при беременности и, безусловно, к конечностям.

Из курса лекций по патофизиологии, – продолжал он, – я знаю, что эти шесть удивительно мощных конечностей являются самыми энергопотребляющими частями тела ФРОБ. Им требуется до восьмидесяти процентов поступающего в организм питания. Но вплоть до последних дней, когда я столкнулся со столь интенсивной работой с ФРОБ, я не размышлял над этой проблемой так напряженно, не задумывался над очевидным фактом: сверхбыстрый обмен веществ и избыточная потребность в пище обеспечивают зрелым особям худлариан фантастическую сопротивляемость к болезням и травмам.

O'Мapa явно был готов прервать Конвея, поэтому тот затараторил без передышки:

– С наступлением старости прежде всего у худлариан страдают конечности. Они требуют притока большего числа питательных веществ, нежели то, которым их в состоянии обеспечить организм. Это накладывает дополнительную нагрузку на сердца, органы всасывания и выделения. Каждый из этих органов нуждается в своей доле питания, и все они зависят друг от друга в системе его циркуляции. В итоге и в этих органах развивается функциональная недостаточность, что ещё более пагубно сказывается на состоянии конечностей. Дегенеративные процессы в организме развиваются по спирали.

– Конвей, – решительно вступил в разговор O'Мapa, – я так понимаю, что этот продолжительный, но чрезвычайно упрощенный экскурс в историю болезни предназначен для того, чтобы бедный, несчастный, невежественный психолог уразумел вопросы из своей сферы деятельности, когда они будут ему заданы – если будут заданы.

Продолжая уплетать свой обед, Торннастор провещился:

– Клиническая картина изложена упрощенно, согласен, но весьма корректно. В её описании кроется новый подход к проблеме, и мне не терпится узнать, каковы ваши намерения.

Конвей поглубже вдохнул и ответил:

– Ладно. Мне представляется возможным предотвратить необратимые изменения в состоянии конечностей худлариан до их возникновения. За счёт снижения нагрузки и увеличения количества поступающих питательных веществ можно добиться поддержания функции сердец, органов всасывания и выделения на протяжении нескольких лишних лет. При этом остающаяся конечность или несколько конечностей получали бы оптимальный приток питания.

Лицо О'Мары на экране превратилось в застывший кадр. Мерчисон смотрела на Конвея, вытаращив глаза. Торннастор уставился на него всеми четырьмя.

– Естественно, хирургия должна носить избирательный характер, – продолжал Конвей, – и никакие операции не должны производиться без согласования с пациентом. Сами процедуры удаления четырех и даже пяти конечностей не слишком сложны. Первостепенное значение имеют психологическая подготовка и послеоперационная реабилитация. Именно они являются теми вопросами, от решения которых зависит, начинать эту работу или нет.

O'Мapa шумно выдохнул через нос и сказал:

– Стало быть, вы хотите спросить меня о том, возможно ли подготовить пожилых худлариан к мысли о добровольном согласии на множественную ампутацию конечностей?

– Процедура, – задумчиво пробасил Торннастор, – я бы сказал, радикальная.

– Я это осознаю, – кивнул Конвей. – Однако на основании худларианской мнемограммы могу заключить, что представители этого вида страшатся наступления старости, наблюдая за плачевным состоянием своих сородичей на склоне лет. Страх этот ещё более усиливается из-за того, что худлариане знают: их разум останется ясным и четким вплоть до самой кончины, хотя большинство престарелых особей всех видов предпочитают жить воспоминаниями о молодости. Но наибольшие страдания худларианам доставляет именно то, что они сохраняют ясность мышления на фоне стремительного распада тканей организма, сопровождающегося сильнейшими болями. Не исключено, что возражений против такого предложения у худлариан будет не так уж много. Очень может быть, что они даже поприветствуют эту идею.

Между тем сведения у меня чисто субъективные, – продолжал Конвей. – И соображения мои продиктованы недавним опытом и ощущениями обитающего в моем сознании худларианина. Следовательно, я могу и ошибаться. Для того, чтобы решить, ценна моя идея или нет, требуется объективное мнение психолога, опытнейшего специалиста по внеземной психологии, включая и психологию ФРОБ.

О'Мара долго молчал, затем кивнул и спросил:

– Но что вы собираетесь предложить этим потенциально безногим худларианам, Конвей? Чем они могут заняться, чтобы им стоило жить дальше, пусть и без боли?

– Пока я успел обдумать только ряд возможностей, – ответил Конвей. – Их положение не во многом будет отличаться от такового у тех ФРОБ, которых мы выпишем после ампутаций и отправим на родину через несколько недель. Их подвижность будет ограничена протезами, одна-две передние конечности полностью сохранят свои функции, они останутся умственно и физически здоровы вплоть до самой смерти. Физиологические аспекты этой проблемы мне ещё предстоит обсудить с Торннастором, но…

– Это вы правильно решили, Конвей, – довольно пробасил тралтан, – и я не сомневаюсь: вы совершенно правы.

– Благодарю вас, сэр, – отозвался Конвей, чувствуя, как загорелись его щеки от этого комплимента, и продолжал, адресуясь к O'Мape:

– Медицинская наука на Худларе пребывает на начальной стадии развития, и ещё некоторое время главной заботой на этой планете будет лечение заболеваний у детей, поскольку взрослые худлариане не болеют. Наши педиатрические пациенты даже в болезненном состоянии сохраняют редкостную активность, нуждаются в минимальном ограничении подвижности и надзоре в момент введения им лекарств. Наши пожилые ФРОБ, пережившие ампутацию конечностей, без особого труда могли бы выдержать рядом с собой подвижных, игривых малышей весом в полтонны. В настоящее время у нас уже практикуется первая из медсестер-ФРОБ, которая могла бы инструктировать своих пожилых сородичей…

Упоминание о медсестре-худларианке разволновало гостившего в сознании у Конвея ФРОБа. Конвею пришлось потратить несколько секунд для того, чтобы призвать того к порядку. Но когда он попытался вернуться к тому, о чём говорил О'Маре, на него вдруг нахлынули воспоминания о его старой-престарой, но такой деятельной прабабушке – его единственной подруге детства. Эти воспоминания всколыхнули горькую тоску Коун, страдавшую из-за утраты телесного контакта с родителями в нежном возрасте, что было необходимо для сохранения умственной полноценности гоглесканцев. Вместе с Коун Конвей пережил и эту утрату, и ожидание будущей, грозившей ей после рождения её отпрыска, которого ей доведется понянчить так недолго. Что удивительно: память гоглесканки, её чувства вступали в противоречие со всеми донорами запечатленных в сознании Конвея мнемограмм, а вот его воспоминания о хрупкой старушке, первом близком друге в его жизни, Коун были удивительно близки.

Конвей понимал, как это важно. Скорее всего, пониманию гоглесканки не будут откровенно чужды страдания престарелых ФРОБ. Между Коун и существами иных видов лег мостик. Конвей часто заморгал – усиленно заработали его слезные протоки.

Мерчисон взяла его за руку и спросила:

– Что случилось?

– Конвей, – озабоченно поинтересовался О'Мара, – вы не в себе, что ли?

– Прошу прощения, я просто немного отвлекся, – откашлявшись, ответил Конвей. – Со мной всё в полном порядке. Честное слово. Я себя прекрасно чувствую.

– Вижу, – кивнул O'Мapa. – И мне хотелось бы побеседовать с вами о вашем отвлеченном мышлении в более удобное время. Продолжайте.

– Как большинство пожилых особей большинства разумных существ, – сказал Конвей, – старые худлариане питают нежную привязанность к малышам. Если мы дадим им возможность общаться, от этого выиграют и те, и другие. Говорят же, что старики впадают в детство – они с гораздо большей яркостью и охотой вспоминают свою юность, да и время им девать положительно некуда. Дети получат взрослых партнеров для игр, которые будут их хорошо понимать и радоваться их обществу в отличие от подростков и взрослых, порой настолько занятых повседневными хлопотами, что на детей у них попросту времени не остается.

Если пожилым ФРОБ, кандидатам на ампутацию конечностей, придётся по душе эта идея, – продолжал развивать свою мысль Конвей, – думаю, они могли бы стать первыми нянями-практикантами. Менее пожилые, обладающие более ясным умом, могли бы стать учителями для детей и подростков. Их можно было бы подключить и к наблюдениям за автоматизированными производственными процессами, поручить им дежурство на метеорологических станциях или…

– Хватит! – предостерегающе подняв руку, прервал Конвея О'Мара и язвительно добавил:

– Оставьте мне хоть что-нибудь, чтобы я мог оправдать своё существование. Но теперь по крайней мере объяснилось ваше загадочное поведение несколько минут назад. Вы временно утратили самообладание вследствие детских воспоминаний, зарегистрированных в вашем психологическом файле. Ваша забота о престарелых худларианах мне теперь вполне понятна.

Что касается ваших первоначальных вопросов, – продолжал майор, – ответить на них сразу я вам не смогу, но немедленно начну работу с худларианскими материалами. Вы дали мне слишком много информации к размышлению, чтобы я смог заснуть.

– Извините меня, пожалуйста, – растерянно проговорил Конвей, но лицо Главного психолога уже исчезло с экрана. – И вы меня простите, – извинился он перед Торннастором, – за то, что заставил вас так долго ждать. Но теперь, наконец, мы могли бы поговорить о Защитнике и…

Он не договорил. Загорелась табличка «Освободите столик», а это значило, что они засиделись гораздо дольше, чем требовалось для поглощения заказанных блюд, и должны были удалиться, предоставив столик в распоряжение других проголодавшихся сотрудников. А таких в столовой скопилось уже немало.

– У вас в кабинете или у меня? – уточнил Торннастор.