Лилит. Звездный плащ Казановы

Глава первая Иллюзион «Серебряный шар», или Охотники на тропе войны

Андрей Крымов ехал на своем стареньком «Форде» к Антону Антоновичу Долгополову, пообещавшему ему отменный рассказ и не менее отменный сюрприз. Каждый такой визит, знал детектив, сулит им головокружительное приключение, часто смертельно опасное, но начинается все с мирной беседы в чудесном саду всегда бодрого старика-коротышки, мудреца, волшебника, «белого мага», как он сам в шутку называл себя, бог весть сколько живущего на этой планете и невесть сколько знавшего.

Стояло самое начало лета, теплынь пропитала город; солнце щедро заливало улицы. Но в пробках стоять было изнурительно, особенно если в стареньком «Форде» был сломан кондиционер. Наконец автомобиль оказался на окраине города, перелетел по бетонному мосту через речку Полушку, въехал в дачный поселок Яблоневый и скоро остановился на центральной улице, у выкрашенного в зеленый цвет забора. За пышным садом просматривался выбеленный домишко с цветными наличниками. Обитель мудреца! Библиотеке Антона Антоновича могли бы позавидовать все ученые мира, вместе взятые, не говоря уже о его алхимической лаборатории. Но не для чужих глаз были все эти чудеса!

Крымов выбрался из машины, дошел до калитки, сняв крючок, толкнул ее и теперь шагал по тропинке к дому. Вот дернулась занавеска, его заметили, и едва он поднялся на крыльцо, как щелкнул внутри замок и дверь открылась.

На пороге стоял Антон Антонович в спортивном костюме. Светились на солнце вспененно-седая шевелюра и прозрачные, как два облачка, бакенбарды.

– Ну наконец-то, дождался! – воскликнул он.

– Пробки на дорогах, Антон Антонович. Долетел как смог.

– Отлично, Андрей Петрович, главное – добрались. Будем пить чай с баранками! Вы же знаете, какие в моем магазине продают душистые баранки? И наливкой побалуемся.

Крымов перешагнул порог.

– Я же за рулем.

– Когда вас могли остановить пара рюмок моей наливки? Впрочем, могу плеснуть и вчерашнего кефира в стакан. Нет?

– Лучше наливки, – закрыв дверь и разуваясь, откликнулся Крымов.

– Замечательно. А потом я вас удивлю одним рассказом. И как удивлю!

– В этом я даже не сомневаюсь. Можно чай совместить с рассказом, кстати.

– Можно и совместить, – согласился Долгополов. – Времечко-то у нас ограниченно.

– Даже так?

– Представьте себе. А теперь проходите на кухню, милости просим.

– А почему сегодня не в саду?

– Потому что сегодня я вам покажу кино, а там отсвечивать от экрана будет. Я даже занавески задернул.

– Ясно. Ради разнообразия можно и на кухне.

И вот, опрокинув по рюмке сливовой наливки, они пили чай с душистыми баранками из местного магазина.

– Так вот, до меня долетели слухи, что в Чехии сейчас гастролирует некий польский иллюзионист и маг Кристофер Варшавски. Он показывает удивительные аттракционы. Прокатился по всей Европе, сейчас он в Праге. Только для общей публики он показывает одни аттракционы, а для закрытой аудитории – совсем другие. Для общей публики у него слоны летают по залу, дельфины плавают над головой, а то и русалки, только руками хватай. А на закрытых происходит совсем другое. Например, армия Чингисхана вдруг со сцены атакует партер, а потом, когда все хватаются за сердце, рассыпается прямо на глазах и исчезает. Но это самая малость. Его образы вступают в прямой контакт со зрителями. И вот об этих представлениях уже ползут легенды по Европе, и желающих попасть на его фокусы не счесть.

– Но почему он вас так заинтересовал? Фокусник?

Антон Антонович разлил наливку по стопкам.

– Могли бы и сами догадаться, Андрей Петрович. Такие представления людям устраивать не под силу. Я о закрытых выступлениях. Говорят, людям просто крышу сносит. Особенно экзальтированным дамочкам. Из его серебряного шара к вам может запросто выйти Наполеон Бонапарт, сесть рядом с вами и заговорить. Не у всех хватает духу на беседу с императором, кстати. Людишки теряются. Особенно когда император спрашивает: как можно было довести Европу до такого упадка? Мол, не для того я Африку завоевал. Или из сферы выйдет царица Савская или сама Клеопатра. Помните, что Паганини устраивал на своих концертах?

– Слышал. – Крымов усмехнулся. – Читал, вернее. А вы, конечно, и видели, и слышали? Своими ушами? Я о старике Николо.

– Оставлю вашу колкость за кадром, господин умник. Да, Паганини музыкой сводил людей с ума. Стрелялись во время его концертов. Отчего церковь и решила, что скрипку ему в руки вложил сам дьявол. Так вот этот Кристофер Варшавски силен необыкновенно. И тут без черной магии никак.

– Уверены?

– Смотрите, мой человек тайком снял. – Долгополов нажал на кнопку телефона, повернул и подвинул аппарат к гостю. – Аттракцион «Серебряный шар. Магия сферы». У него в этой сфере целые миры рождаются и умирают. А тут как раз выход Клеопатры, смотрите внимательно.

Крымов с огромным любопытством устремил взгляд на дисплей айфона. На сцену небольшого зала вышел этот самый Варшавски, в смокинге, в золотой чалме и темной карнавальной маске, как у мистера Икс. На его плечи был наброшен черный плащ с золотыми звездами. За ним выскочили две полуголые ассистентки в серебристых бикини и юбчонках, близняшки-стройняшки, одна смахнула с его плеч звездный плащ, другая вручила ему указку в футляре. Иллюзионист очертил длинной серебристой указкой круг перед собой и тотчас предусмотрительно отступил – сфера диаметром в два с половиной метра бледно зажглась серебром, похожим на то, что остается на телеэкране, когда исчезают программы.

– Сорок восьмой год до новой эры, – сказал маг. – Египетский дворец Птолемеев в охваченной гражданской войной Александрии…

А в сфере уже зарождалась жизнь: через серебро все яснее проявлялись роскошные покои дворца фараонов последней династии.

– Вы узнаете того, кто сидит на троне? – спросил маг. – В белой тоге, отороченной пурпуром, с золотым лавровым венком на голове? Смотрите внимательнее, дамы и господа! Я подскажу вам: это Юлий Цезарь! Он разбил в битве под Фарсалой своего недавнего союзника Помпея, ставшего врагом, и отправил пленника десятилетнему царю Птолемею, но мстительный мальчишка, царь Птолемей, убил Помпея и прислал его голову Цезарю. Римский полководец не принял подлого подарка и послал за царицей Клеопатрой, сестрой Птолемея, но всюду в Александрии была расставлена стража, чтобы изловить ее и казнить. Вы слышите перекличку легионеров? Это египетские рабы несут подарок для римлянина!

И впрямь в залу вошли двое слуг в коротких белых туниках, они держали ковер, впереди шел знатный египетский вельможа.

Маг продолжал:

– Хитрый египетский царедворец Аполлодор придумал этот трюк! Он прислал Цезарю роскошный ковер.

«Что смотрите, расстелите его! – приказал Цезарь своим легионерам. – Хочу узнать, нет ли там змей. В этом проклятом Египте может быть все».

Слуги положили огромный ковер и стали раскатывать его. Но – о чудо! Ковер оказался не пустой! Цезарь даже отступил на два шага. В ковер была завернута женщина – и прекрасная! Она легко поднялась, расправила тунику.

«Если в этом ковре и была змея, то только одна, мой Цезарь, и для тебя она неопасна, напротив, она просит у тебя защиты!»

«Царица Клеопатра! – воскликнул Юлий Цезарь. – Ты?»

«Я, мой повелитель! – ответила молодая женщина и низко поклонилась римскому полководцу. – Прости, что явилась к тебе вот так, в шерстяном коконе, но главное – предстала живой».

«Я звал тебя и рад, что вижу тебя. Ты еще прекраснее, чем о тебе говорят…»

– Замри, Цезарь, замри, стража, замрите, слуги и рабы! – громко и зычно проговорил маг. – Клеопатра, выйди же к нам! Мы ждем тебя!

Но того, что случилось потом, не ожидал никто. Замер Цезарь, замерли слуги и африканские рабы, как будто кино остановилось для них и с ними, и только царица Клеопатра осталась в легком изумлении оглядываться по сторонам. Что случилось? Почему мир остановился у нее на глазах?

«Цезарь, что с тобой?» – спросила она.

Но что-то тревожило ее уже куда сильнее, привлекало и уводило ее взгляд. А затем, затем! Она увидела то, что было за границей сферы. Она увидела людей, что сейчас во все глаза смотрели на нее…

Она сделала несколько шагов и оказалась у края сферы. Зал буквально замер, глядя на царицу, жившую две тысячи лет назад и вызванную из небытия божественным или дьявольским талантом мага.

А Кристофер Варшавски сказал:

– Взгляните на нее! Это не актриса, не плод моего или вашего воображения, дамы и господа. Это и есть она, самая легендарная и прекрасная из древних цариц, за ночь с которой храбрецы и безумцы отдавали свои жизни! Как сказал о ней Плутарх, «красота этой женщины в сочетании с редкой убедительностью речей, с огромным обаянием, сквозившим в каждом слове, в каждом движении, накрепко врезались в душу. Самые звуки ее голоса ласкали и радовали слух, а язык был точно многострунный инструмент, легко настраивающийся на любой лад, на любое наречие». Каково?

И вот Клеопатра коснулась сферы, публика затрепетала еще пуще, но испуганный ропот побежал по рядам, когда правая рука царицы в перстнях и браслетах буквально прошла через серебристую преграду, затем прошла и левая, а потом ее нога в сандалии. Она вышла из сферы и теперь осторожно, но с царским достоинством озиралась по сторонам, не понимая, где она и сон это или явь. Но царская кровь не давала ей права испугаться, выдать свои эмоции, изумиться выше всякой меры, а ситуация была именно таковой; она должна была оставаться богиней во плоти, как того требовал ее статус в Древнем Египте, которым она владела по праву на пару со своим младшим братом Птолемеем, ненавидевшим ее так же сильно, как и она его.

– Кто вы, смертные? – вдруг спросила она. – Откуда вы взялись? И что за одежда на вас? Кто вы, чьи вы рабы? – Теперь в ее глазах появилась жесткость повелительницы, привычной распоряжаться жизнями людей. – И почему вы так смотрите на меня, словно я нагая стою перед вами?..

По залу уже шел ропот, первый ряд дрогнул, и несколько человек поднялись и стали отходить назад. Людям было страшно, они столкнулись с небывалым. Но опаснее всего были абсолютная телесность вышедшей к ним из серебряной сферы царицы, ее повелительный голос. Ее живая страсть, которую она не привыкла и не желала укрощать.

Ее голова стала подниматься, волевой подбородок устремился вверх, брови изогнулись в гневе.

– Кто вам позволил так смотреть на царицу?!

– Стой, Клеопатра, замри! – скомандовал Кристофер Варшавски, и она застыла, как Цезарь и его слуги. – Я открыл для вас другой мир, – сказал маг зрителям, – тот мир, где обитают призраки всех тех, кто жил когда-то на земле. Но вступать в тесный контакт с этим миром опасно. Поэтому я спрашиваю у вас: вы хотите продолжения этого спектакля или мне попросить великую царицу забыть о вас и вернуться назад, к Цезарю, с которым у нее, как вы догадываетесь, большое будущее?

Зал напряженно молчал. Зрители не решались сказать хоть слово.

– Говорите же, я жду, – попросил, почти потребовал маг. Но он уже все понял: им довольно! – Царица Клеопатра, обернись, Цезарь ждет тебя! Иди к нему, выпей с ним вина за знакомство и обсуди, как вам справиться с твоим братом Птолемеем.

И Клеопатра оттаяла, окинула безразличным взглядом зрительный зал. Повернулась и направилась к серебристой сфере и скоро вошла в нее так же легко, как и покинула ее, и там сразу же ожили Цезарь и его прислуга.

Полководец хлопнул в ладоши и скомандовал:

– Вина мне и царице Клеопатре!

На этом сюжет оборвался, и дисплей погас. Посмеиваясь, Антон Антонович откинулся на спинку стула и теперь хитро посматривал на своего товарища и компаньона.

– Ну и как вам представление, Андрей Петрович?

– Да-а, – протянул Крымов. – Как он это делает, Антон Антонович? Этот Варшавски?

– Хе-хе, – мелко рассмеялся Долгополов. – Знать бы! Но он хорош, этот черт! Очень хорош!

– Да, он хорош, – согласился детектив. – И как мы с вами поступим? Что будем делать? Если будем, конечно?

– А для чего же я вызвал вас, интересно? Еще как будем!

– Но что нам нужно от него?

– Как и всегда: понять природу его фокусов. Где он берет свою силу? Откуда черпает вдохновение? Кому служит, кроме своего честолюбия и гордыни? Но главное, чего от него можно ждать в будущем, каких бед и побед? Видите, сколько вопросов!

– Вижу, – кивнул Крымов. – Много. Впрочем, как и всегда.

– Так что работка у нас есть. – Антон Антонович встал, дошел до стола, вытащил из ящика два листа плотной цветной бумаги, вернулся и положил их на стол. – Как видите, я во всеоружии. У меня есть по случаю два билета на очередное представление мага Кристофера Варшавски. И будут еще два билета на самолет – сегодня вечерком привезут.

– Когда вылетаем?

– Завтра.

– Что ж, идет, – кивнул детектив.

– Давно мы с вами никуда не летали, а? – усмехнулся Долгополов.

– Давненько, – согласился Крымов, беря один из билетов на представление и рассматривая картинку. – Скрывать не буду, ваше предложение обрадовало меня.

На мелованной бумаге был отпечатан роскошный коллаж: маг в смокинге, в золотой чалме и маске стоит на фоне серебристого шара, а вокруг него летают слоны, дельфины, готовятся к бою полчища Чингисхана, ждут выхода цари и царицы прошлого. И еще один человек смотрит на зрителя – в костюме восемнадцатого века, в кафтане и треуголке. И в карнавальной венецианской маске, белой и носатой, скрывающей его лицо.

Антон Антонович грубо посапывал под гул турбин. Больше всего Крымов боялся, что старик сорвется на свой настоящий храп, а как он храпел, детектив знал хорошо. Пару раз оставался в его доме. Один раз слушал его в подмосковной квартире, когда они охотились на доктора из средневековой легенды. Такой рык и посвист катился по коридорам и комнатам, будто на постой завалился сам Соловей-разбойник. Захрапи он сейчас, пассажиры решили бы, что авиалайнер терпит крушение. Поэтому время от времени приходилось осторожно толкать Антона Антоновича, отчего тот недовольно бурчал в полусне и даже бессознательно угрожал: «Вот сейчас как толкну тебя, Еремей, будешь знать, паразит».

«Интересно, кто такой Еремей? – думал Крымов, сам изредка зевая и заглядывая через плечо Долгополова в иллюминатор. Несомненно, был ведь такой персонаж в жизни его куратора, по кличке Профессор. И доставалось, наверное, этому Еремею на орехи…

Еще в аэропорту Царева, в девять утра, Долгополов сказал:

– Три часа до Праги, оттуда час до Литвинова и еще с четверть часа до замка Дукс, где мы вечером и увидим представление.

– В замке Дукс, кажется, последние годы жил Казанова? – спросил Крымов.

– Он самый, служил библиотекарем. У нас в запасе полдня будет. Можно пошататься по окрестностям. Поглядеть на природку, которую созерцал главный развратник Европы. Еще на экскурсию попадем. Чудно проведем время.

И вот они были у цели. Их авиалайнер уже приближался к аэропорту Вацлава Гавела, и когда самолет при повороте стал опираться на левое крыло, открылась и вся перспектива одного из самых респектабельных аэропортов Восточной Европы. Когда самолет пошел на посадку, Антон Антонович все-таки не сдержался, да и Крымов как-то не уследил, одним словом, маг и сказочник раскатисто и красноречиво всхрапнул всем своим грозовым нутром. Крымов подпрыгнул, только ремень безопасности удержал его, да и сам бодрый старик мгновенно открыл глаза: мол, что такое?! Кто посмел?! Крымов только головой покачал. А вот среди пассажиров едва не началась паника. Самый умный крикнул: «Это турбина! У них барахлит турбина! Я же говорил, что-нибудь да случится при посадке!»

– Что? – спросил Долгополов, глядя на Крымова.

– Да ничего, – ответил тот. – Нельзя вам спать в общественных местах, вот чего. Людей заиками сделаете. Операцию сделайте на носоглотке.

– Жил без операций, сами знаете сколько, и еще проживу.

– А вы ради будущих поколений. Похлопочите. И глаза больше не закрывайте.

– Спички вставлю.

– Я прослежу.

Скоро они спускались по трапу. В Праге было тепло и пасмурно.

– С корабля на бал – не привыкать, – констатировал Антон Антонович. – Хорошо бы сейчас пивка местного! Из домашней пивоварни. А? А то российское пиво – одни слезы.

– Да, неплохо бы чешского, – честно согласился Крымов.

Они взяли такси и покатили по извилистым горным дорогам. В Литвинове забурились в один кабачок, о каком грезил Долгополов, и хорошенько отобедали. В этом частном пивоваренном доме было двенадцать сортов пива, все даже не продегустируешь. Уезжать не хотелось. Кружка уходила за кружкой. Мужчины приятно хмелели.

– Не переборщим? – спросил деловитый Крымов.

– Ничего, до вечера выветрится, – отмахнулся бодрый старик. – Не коньяк же. Откуда такая осторожность, Андрей Петрович? Точно не от вас слышу?

На посошок взяли еще по пол-литровой кружке черного пива.

– Для печени плохо, для души хорошо, – сказал Антон Антонович.

Крымов с издевкой поморщился:

– Если вы живете так долго, какая вам разница, что с вашей печенью?

– Э-э, не скажите. Одно дело – коротать век больным тысячу лет, и совсем другое – жить-поживать здоровым. Вот я здоров как бык, а все почему? – спросил маленький бодрый старичок с пушистой седой шевелюрой и бакенбардами, меньше всего похожий на быка, скорее на енота. – Потому что не предаюсь излишествам. – Он отхлебнул пивка, откинулся на спинку удобного деревянного стула. – Аскетичен сердцем, скромен в желаниях. – Он хорошенько потянул пива из кружки, утер тыльной стороной ладони пену с губ. – Полон сдержанности и самоконтроля.

– Вам памятник надо поставить.

– Возможно.

– Кто такой Еремей? – напрямую спросил Крымов.

– Какой еще Еремей? – нахмурился бодрый старик.

– В вашей жизни был Еремей?

Долгополов задумался, и тень легла на его лицо.

– Ну, был. Только это давно-предавно было!

– Давно-предавно – это как?

– Это значит очень давно, даже не в прошлом столетии, – заметил Антон Антонович. – А вам-то что?

– Вы его во сне звали – в самолете.

– Да ну? Быть такого не может.

– Еще как может. Грозились наказать.

Бодрый старик с горечью вздохнул:

– Да-а, был такой Еремеюшка.

– Расскажете?

– Слуга мой. И вестовой, когда мы еще турок били. Жизнь за меня мог отдать. Напился в кабаке и замерз в сугробе. Я долго переживал.

– Ладно, съем вашу историю. Проглочу.

– Да-да, приятного аппетита.

Они вытрясли последние капли пива себе на язык.

– Теперь за работу, – кивнул Долгополов.

В замок Дукс на экскурсию возили десятки людей в день – самый популярный маршрут. Всем хотелось поглядеть, как жил-поживал Джакомо Казанова, превратившись из первого любовника Европы в сухаря-библиотекаря; из молодого повесы – в дряхлого больного старика-брюзгу; из воинственного фрегата с полусотней пушек на борту, палившего во все стороны и бравшего на абордаж каравеллы, фелуки и бригантины, в развалившееся дырявое корыто, выброшенное на берег.

Водитель так и спросил:

– На нашего Казанову едете смотреть?

Крымов перехватил взгляд Антона Антоновича.

– На вашего, на вашего, – подмигнув старику, миролюбиво поддакнул детектив.

– На вашего! – не сдержался Долгополов. – Он всему миру принадлежит!

– Но доживал-то и скончался он у нас. В замке его кресло есть, в котором он умер, – заметил водитель. – Не пропустите. А еще, говорят, сегодня в замке будет выступление какого-то заезжего мага, фокусы будет показывать. Больших денег билеты стоят. Слышали об этом?

Два путешественника переглянулись вновь.

– Не люблю фокусы, – заметил Крымов.

– А я так терпеть их не могу, – подхватил Антон Антонович.

– Чудаки, – покачал головой воитель. – А я б поглядел!

И вот их высадили у роскошнейшего замка, когда-то принадлежавшего знатной аристократической фамилии Вальдштайнов.

Обозревая живописные окрестности с парадной террасы, Крымов закурил. Долгополов с интересом листал цветной проспект.

– Читаю, – сказал он. – «В начале двадцатого века, когда Австро-Венгерская империя рухнула, а именно в 1921 году, замок Вальдштайнов перешел во владение государства. Оно и устроило в нем роскошный музей Нового времени, и, конечно, немалое внимание устроители уделили великому дамскому угоднику восемнадцатого века Джакомо Казанове». Мы еще успеем прошвырнуться по замку?

– Вряд ли, мы свое время уже растранжирили, – философски заметил Андрей Крымов.

– Остается только смириться, – вздохнул Антон Антонович. – И пиво здесь, конечно, не продают, а?

Крымов и Долгополов опоздали на все экскурсии, побродили в хвосте одной из них, но приближался вечер, и пора было искать свой зрительный зал.

Они показали важному на вид швейцару в ливрее билеты, и тот подсказал, куда им идти.

Через полчаса два путешественника из России сидели в небольшом театре. Зал был камерным, и впрямь для избранной публики. Все было построено по принципу римского амфитеатра. Треть пространства занимала сцена, зрительный зал лесенкой рядов поднимался вверх. Как они поняли, в этой камерной зале выступали небольшие труппы актеров с антрепризами и заезжие музыканты давали скромные концерты струнной музыки.

Публика собиралась самая любопытная – тут были смокинги и вечерние платья, но мелькали и хипповские костюмы избалованных прожигателей жизни, которые странствовали по музыкальным и театральным фестивалям, рок-концертам и прочим любопытным представлениям. А тут ветер странствий занес их посмотреть еще и на волшебника. Значит, так тому и быть. Крымов и Долгополов справедливо причислили себя к составу избалованных бродяг-хиппарей, у которых водится в кармане монета.

Вышел конферансье и объявил:

– Король иллюзиона, маг и волшебник Кристофер Варшавски! Прошу любить и жаловать! Аттракцион «Серебряный шар! Сновидение короля Людовика Пятнадцатого»!

И вот на сцену вышел тот самый загадочный артист, фокусы которого они еще вчера наблюдали по айфону Антона Антоновича. В золотой чалме и маске мистера Икс на глазах. В черном звездном плаще. Он низко поклонился публике. За ним вышли две миловидные дамочки-близняшки с безупречными фигурками, в серебристых бикини и юбочках, с одинаковыми серебристыми каре, в белых кожаных сапожках и перчатках.

Одна из них торжественно несла на вытянутых руках длинный узкий футляр.

– Указка! – прошептал товарищу Долгополов. – Его волшебная указка!

– Даже не сомневаюсь в этом, – тоже шепотом согласился Крымов.

Вторая дамочка открыла футляр, вытащила серебряную указку, чуть короче рапиры, и передала ее артисту. Первая сняла с его плеч звездный плащ. Обе ассистентки немедленно отошли назад, в темноту сцены. Варшавски резанул указкой пространство так, как фехтовальщик перед поединком – клинком: самым устрашающим образом. Все услышали этот четкий свист, а еще увидели, как за рассекающей воздух указкой протянулся серебристый рассыпчатый след, так пурга стелется за ускользающими вперед санями. Серебристый шлейф растаял в течение пяти секунд, но впечатление он произвел – все ясно понимали, что верят они в чудеса или нет, но уже попали в мир магии.

– Пугает, – сделал вывод Долгополов. – Молодец!

– Тсс! – процедил Крымов.

Варшавски выждал паузу, затем нацелился серебряной указкой на зрительный зал, а потом широко отвел руку и нарисовал в воздухе большой серебряный шар приблизительно два с половиной метра в диаметре. И едва кончик его указки коснулся того места, откуда взял начало, как этот круг засветился легким серебром. А потом стал превращаться в сферу, которая все яснее наливалась объемом, становилась именно магическим серебряным шаром, в котором начиналось неясное движение.

– Как он это делает? – уже шепталась публика. – Это же чудо!

– Уважаемые дамы и господа, – наконец заговорил иллюзионист. – Сегодня я вам представлю историю одной нежной и пылкой любви. В этой реальной истории участвуют несколько персонажей. Король Франции Людовик Пятнадцатый, прославившийся между прочим и тем, что собирал по всей Франции самых очаровательных девушек и устраивал для себя восточные гаремы. Юная девушка по имени Морфи, что означает «Упоительное сновидение», и поверьте, лучшего имени ей невозможно было придумать! Есть и третий персонаж – его вы узнаете сами по ходу действия! Поверьте мне!

А движение в шаре уже обретало смысл. Там вспыхивали, закипали и переливались цвета, образуя формы снующих людей, катящих по мостовым карет, линии и пятна группировались и вычерчивали перспективы улиц и домов, дворцов и церквей. И уже хорошо можно было различить, кто знал столицу Франции, остров Сите и собор Парижской Богоматери.

– О да, перед вами Париж середины восемнадцатого века! – сказал Кристофер Варшавски. – Шум, гам, кареты, экипажи, конники, пешие, дворяне, купцы, простые буржуа, солдаты, комедианты, торговки, воры, нищие, проститутки! Всех в достатке!

Серебряный шар не только стал экраном, в котором разыгрывалась повседневная жизнь той эпохи, шар наполнялся и голосами, звуками, цокотом копыт, окриками, музыкой.

– Будто документальное кино смотрим, слышите, Крымов?! – прошипел Антон Антонович.

Но Андрей и сам понимал: они видят не театральную постановку, не экранизацию произведения, а именно – документальный фильм! Но кем снятый? Когда? Они видят в серебряном шаре реальную жизнь тех навсегда канувших в реку времени лет, уцелевшую, спасенную благодаря магии. Помещенную в кинопроектор волшебника!

Среди прочих на этой улице просила милостыню чумазая юная девица – она все больше привлекала к себе внимание. Но кто она?

– Мать послала ее на охоту и сказала, чтобы без пяти луидоров она домой не возвращалась, – словно читая мысли публики, объяснил Варшавски, – а для того, чтобы получить эти деньги, она должна заливаться горючими слезами и жаловаться, что она сиротка. Как вы уже могли догадаться, девушку зовут Морфи, и нет ее несчастнее на белом свете!

Теперь невидимый объектив как будто нацелился именно на нее, заплаканную, в лохмотьях, стоящую с протянутой рукой. Но улица текла мимо нее, и никто не обращал на замарашку внимания.

Кристофер Варшавски направил серебряную указку на шар и повелительным голосом сказал:

– Замрите все, кроме нее!

И улица замерла! Все остановилось. И только девушка осталась подвижной и живой. Она озиралась по сторонам, не понимая, что случилось. Что за страшное чудо заставило всех людей замереть в движении, с обращенными друг к другу лицами во время беседы или ходьбы. Даже ворона, пролетавшая над улицей, и та криво замерла в полете.

– Вот оно! Вот! – прошипел Долгополов.

Крымов азартно кивнул: именно то же случилось и с Клеопатрой, когда этот же иллюзионист остановил весь мир вокруг царицы Египта. Сейчас последует продолжение!

Но прийти в ужас девушка не успела.

– Морфи! – окликнул ее Варшавски. – Посмотри на меня!

И тогда девушка в серебряном шаре увидела того, кто окликнул ее через едва рябящую серебристую преграду. А вместе с ним она разглядела и зал, много людей, что сейчас, затаив дыхание, смотрели на нее.

– А теперь иди ко мне, Морфи! – приказал Варшавски. – Иди ко мне, не бойся!

Все ждали от иллюзиониста Варшавски именно этого – живого контакта с объектом его фантазий и воплощений! Именно об этом ходили слухи! Это было гвоздем его программы, когда он давал живым людям начала третьего тысячелетия столкнуться нос к носу с любыми историческими персонажами. Еще оглядываясь по сторонам, Морфи подошла к сфере, но боялась коснуться ее.

– Пройди через преграду! – громко сказал Варшавски. – Ничто не остановит тебя!

И она, во власти этого повелительного голоса, в силу своего любопытства и желания вырваться из клетки, сделала последний шаг – ее осторожно вытянутые руки прошли через серебряную сферу, а затем она вышла на сцену.

– Голограмма! – восклицали в зале. – Это голограмма!

– Это не голограмма, – проговорил Антон Антонович. – Она эмоционально контактирует с залом! Такой технологии еще не придумали.

– Согласен, – кивнул детектив. – Хотя испуг девушки можно было и запрограммировать.

– Смотрим дальше, – констатировал Долгополов.

– Смотрим, – согласился Крымов.

Морфи стала испуганно озираться. Ее эмоции были полной противоположностью тем, что демонстрировала Клеопатра. Простолюдинка не скрывала своих чувств! Ей было страшно, но и любопытно. Ее сердце разрывалось от нахлынувших чувств, разум едва справлялся с увиденным.

– Я сплю, – сказала она скорее самой себе, чем другим.

Варшавски усмехнулся:

– Может быть. Возьми свою дырявую шляпу и пройдись по рядам – эти господа подбросят тебе мелочи, можешь не сомневаться! Дамы и господа, не будьте жадными – помогите бедной девушке.

– Я же сплю? – повторила она вопрос.

– Спустись вниз, – приказал он.

Морфи осторожно спустилась по ступеням и подошла к первому ряду.

– Никого не бойся – тебя не тронут, – сказал Кристофер Варшавски.

И все-таки от нее исходило легкое свечение, подтверждающее, что она явилась из другого мира. Она боялась людей, но и они, зрители, пришедшие на небывалый спектакль, тоже опасались ее – получеловека-полупризрака. Как-никак, а настоящая Морфи умерла двести лет назад, и от нее и праха-то не осталось.

– Подайте на бедность, добрые господа, – пролепетала она, – подайте бедной девушке, которой нужно кормить больную мать.

Но как бы там ни было, руки с монетами уже потянулись к ней, люди сами боялись и одновременно старались коснуться ее рук, ее платья, и вот уже кто-то воскликнул:

– Это не голограмма, она из плоти и крови! Морфи – живая!

– Ее бы отмыть! – сказал кто-то другой. – Вышла бы красотка!

– Что вы теперь об этом думаете? – спросил Антон Антонович.

– Думаю, что если это чудо, то кудесник вызвал к нам именно Морфи и показал уголок того самого Парижа середины восемнадцатого века.

– Все верно, но только если он кудесник. Но какой силой пользуется он, вот вопрос.

Морфи обошла первый ряд, но уже половина зрителей толпились вокруг нее, стараясь коснуться чуда.

– Морфи, тебе пора вернуться назад! – приказал Варшавски. – Дамы и господа, дайте ей дорогу! Пусть бедная девушка вернется в серебряный шар. Сейчас ей откроются великие пути – и вы станете свидетелями этой удивительной судьбы!

Перед девушкой расступились, и Морфи поднялась по ступеням и, оглянувшись у края сферы и улыбнувшись, шагнула в нее. И едва она вошла в серебряный шар, как улица ожила. Морфи вновь не могла поверить своим глазам – мир опять изменился, и все это случилось в считаные минуты. Даже та самая ворона, раскатисто крикнув «Кррра!», пролетела и скрылась где-то за крышами домов.

– Как часто судьба все решает за нас! – продолжал Варшавски. – По этим же улицам, где Морфи просила милостыню, гулял один молодой авантюрист, большой любитель женщин, он-то и разглядел в замарашке, как тут недавно сказал кто-то из вас, красотку!

На улице появился высокий молодой человек, красивый и статный, одетый в пышный камзол, при шпаге, в шляпе и перчатках. Он остановился возле девушки, оглядел ее, она стыдливо опустила глаза, затем склонился и что-то зашептал ей на ухо…

– Он решил, а что, если взять ее и отмыть? Что он увидит тогда?

Кавалер взял девушку за руку, повернул ее ладонь вверх.

– Пять луидоров! – громко сказал Варшавски. – Ровно пять луидоров заплатил он Морфи, сколько и требовала с нее мать!

Кавалер уложил монеты на ее ладошку и крепко сжал ее пальцы. А когда девушка стыдливо спрятала деньги, он взял ее за руку и повел по улице. Но как же быстро она согласилась пойти с ним! И только ли ради денег? Он был слишком хорош, о таком принце мечтают все девушки.

– Кто это? – зашумели в зале. – Кто он?

Кристофер Варшавски снисходительно продолжал:

– А вы подумайте! Ну же! – почти потребовал он. – Ах! – мечтательно выдохнул иллюзионист. – Все эти милые дамы, герцогини, графини, баронессы, мещанки, певицы, актрисы, кабатчицы, кухарки, горничные, служанки, в возрасте и совсем юные, – все они мгновенно таяли, когда он брал их за руку и шептал им на ухо те слова, которые хотят услышать все женщины. У него был особый подход ко всем сразу и к каждой в отдельности! Он любил их всех – искренне, и они с той же искренностью отвечали ему.

А тем временем богатый синьор и девушка уходили по шумной парижской улице.

– Ну же, дамы и господа, как зовут этого господина? Кто мне ответит? Черт возьми, кто провел последние двенадцать лет в этом замке, служа библиотекарем у графа Вальдштайна, и кто умер тут?!

– Казанова! Джакомо Казанова! – закричали зрители. – Это он! Он! Великий соблазнитель!

– Да, именно он! Венецианский путешественник, сын двух актеров, выдававший себя за разных людей, в зависимости от того, кем он хотел предстать перед публикой. Кавалер де Сенгаль, граф Фарузи и много кто еще! Вы сейчас наблюдаете не фантазию, дамы и господа, вы видите то, что было на самом деле. Вы видите этих людей, их портреты, слышите их голоса! – Теперь шар серебрился, он будто бы взял паузу, скрывая новые картины. – Он привел ее к себе домой и приказал раздеться. Но потом решил, что разденет ее сам и лично отмоет замарашку в корыте.

Серебро пропало, и содержимое шара проявилось с предельной ясностью. В корыте, обложенном полотенцами, стояла обнаженная Морфи…

Варшавски вдохновенно сказал:

– Сама Афродита стояла перед ним, и по ее плечам и груди, по ее бедрам стекала пена.

Джакомо Казанова, как истинный художник, что нанес несколько гениальных мазков, пораженный красотой девушки, отступил, чтобы разглядеть ее со всех сторон.

– Боже! – пробормотал Казанова. – Как же ты прекрасна!

– Благодарю вас, сударь, – стыдливо прикрывая грудь и девственный куст между ног, сказала Морфи.

– Не закрывайся, милая. – Он отнял ее руки от тела. – Не стоит. Ты воистину как Киприда, вышедшая из пены! Трудно вообразить что-то более прекрасное…

– Что я должна сделать? – спросила девушка, понимая, что полученные деньги надо отработать.

– Ты невинна? – спросил Казанова.

– Да, сударь, – ответила она.

Он покачал головой:

– Ты слишком прекрасна, чтобы я воспользовался тобой. Но у меня есть идея. Ты станешь прекрасным подарком!

– Кому, сударь?

– Узнаешь – скоро ты все узнаешь. И внакладе ты не останешься. Скоро вся жизнь твоя перевернется! А пока что я вызову знакомого художника, пусть он напишет тебя.

Вновь шар засеребрился, взяв паузу…

Варшавски пояснил событие:

– Казанова пригласил к себе домой известного художника Франсуа Буше, и тот написал лежавшую на диване обнаженную Морфи.

…И шар показал новую картину. Девушка, уже ухоженная, белокожая, лежала обнаженная на диване, на животе, раскинув ноги и сложив под головой руки; лежала среди подушек и взбитых простыней. Ее золотисто-русые волосы заплетены в косы, уложенные вокруг головы.

– В историю изобразительного искусства это полотно 1752 года вошло как «Лежащая девушка», или «Одалиска». Оно будет столь популярно, поза модели окажется такой пронзительно-эротической, а сама модель станет столь желанной, что многие художники возьмутся писать с этого полотна копии и учиться у этой картины чувственности. А позу для модели, как вы уже догадались, выбрал и посоветовал художнику сам Казанова! Он лично подкладывал под Морфи подушки и разбрасывал простыни. Все это сделал он, Джакомо Казанова!

Крымов усмехнулся.

– Что? – спросил Антон Антонович.

– Он говорит с такой уверенностью, как будто рассказывает о самом себе.

На этот раз усмехнулся Долгополов.

И вновь засеребрился шар…

– А затем эту картину Джакомо Казанова через своих придворных знакомых отправил в Лувр, и король Людовик Пятнадцатый, несравненный женолюб, предпочитавший юных и еще непорочных дев, влюбился в это изображение.

В серебряном шаре иллюзиониста вспыхнула яркими красками одна из королевских зал Версаля. Король стоял у полотна на мольберте – лицом к зрителям, в окружении многочисленной свиты. Белоснежные парики стекали длинными хвостами по плечам и спинам знатных синьоров.

– Господи, – проговорил король, – она же чудо!..

– Воистину чудо, воистину! – поддакнули вельможи.

– И это не плод выдумки художника? – спросил Людовик.

– Говорят, нет, – ответил один из придворных. – Девушка и впрямь живет в Париже, у вас под боком, стоит только протянуть руку…

– Так протяните руку, мой дражайший де Латур, а вы, де Шампиньон, мой дорогой Эскулап, если девушка и впрямь не фантом, убедитесь, что она чиста и здорова.

Вынырнувший из-за плеча короля невысокий лекарь в синем камзоле и роскошном парике, в котором он походил на спаниеля, поклонился королю и на мгновение обернулся к зрителям…

– Что?! – потянулся вперед Крымов.

Из-под парика на него взглянул Антон Антонович Долгополов. Детектив немедленно уставился на своего старшего компаньона, но тот лишь спросил:

– Что? Ну похож. – Он пожал плечами. – Может быть, мой предок?

– Ага, предок, – усмехнулся Крымов. – Да как две капли воды.

А Варшавски продолжал:

– В тот же день приказ был выполнен: к королю в Версальский дворец была доставлена прекрасная Морфи!

И уже другая картина предстала взорам зрителей…

– Конечно, Людовик сделал ее своей любовницей… Вы только взгляните на них! Сколько страсти в обоих! Какой подарок королю! Какая перспектива для юной нищенки!

Указка Кристофера Варшавски была направлена на серебряный шар, где сейчас резвились в постели король Людовик Пятнадцатый и его юная любовница. Зрители не отрываясь наблюдали за любовной игрой, где опытный мужчина, король Франции, учил всем амурным хитростям свою новую подругу. Кажется, эта серия могла длиться вечность, и никто бы не прервал ее.

– Она станет ему так дорога, – продолжал Варшавски, – что он построит для нее собственный миниатюрный дворец. А теперь посмотрите, какой Афродитой очень скоро королевский двор увидит вчерашнюю замарашку, юную Морфи!

На считаные секунды рябое серебро вновь скрыло от зрителей самые откровенные сцены, от которых и впрямь по своей воле глаз оторвать было невозможно.

– Выйди же к нам! – приказал иллюзионист. – Морфи, мы ждем тебя!

И тогда из серебряного шара вышла Морфи, но уже совсем другая! В роскошном голубом платье, расшитом золотом, с глубоким декольте, в седом парике, с мушкой над верхней губой в стиле а-ля мадам Помпадур. С гордо вскинутой головкой, с капризно поджатыми губами и нахмуренными бровками.

– Что тебе нужно? – капризно и почти гневно спросила она у иллюзиониста.

Варшавски усмехнулся:

– Посмотрите, как быстро она освоилась во дворце! Как скоро почувствовала себя хозяйкой положения. Как легко научилась говорить со всеми свысока! Как и любая неглупая женщина, которой удалось завладеть сердцем влиятельного мужчины. А в данном случае – целого короля!

– Пусть подойдет! Пусть приблизится к нам! – несмело зашумели в зале. – Мэтр, прикажите ей! Пожалуйста, мэтр!

Этого хотели особенно мужчины: они только что видели ее без одежды, в пене, потом на ложе, в роли натурщицы, а затем и в королевской постели чувственной любовницей…

– Сойди и приблизься к ним, – кивнул на зрителей Варшавски. – Они хотят вновь дотронуться хотя бы до твоих пальцев, Морфи, до края твоего платья! – И тотчас предупредил публику: – Только не делайте ничего, что бы ей не понравилось!

Но куда там! В легком сиянии она спустилась и подошла к первому ряду, высокомерно подняв голову и даже не глядя на этих мужчин. А те уже трогали ее руки, хотя она отдергивала их, касались ее платья, особенно женщины, поражаясь тому, что видение было во плоти и даже можно было понять, что это за материал.

– Это парча! – воскликнула одна из женщин. – Но как такое может быть, мэтр?

– Ну все, довольно, довольно! – сопротивлялась Морфи. – Брысь!

– Не досаждайте ей! – вновь предупредил публику Варшавски. – Слышите? Вы можете обжечься!

И тут случилось недопустимое и непредсказуемое – один из моложавых нагловатых мужчин, по всему видно – мажор, задержал ее руку слишком долго. Она попыталась выдернуть руку, но он не отпускал ее.

– Куда же ты? – спросил он. – Дай поцелую, Морфи!

– Отпустите меня!

– Я же видел, какой ты была с королем!

– И какой я была с королем?

Он усмехнулся:

– Ты и сама знаешь. Горячей! Дай же поцелую!

Краска бросилась ей в лицо.

– Прочь, пошел прочь! – воскликнула Морфи.

– Ах ты, потаскушка! – взъярился наглец.

Морфи вырвалась и с силой ударила по лицу наглого зрителя. И бросила ему в лицо:

– Скотина!

Тот отпрянул, потому что его обожгло как огнем, буквально опалило, а разгневанная и напуганная Морфи, подбирая платье и юбки, бросилась бежать – и тотчас скрылась в серебряном шаре.

– Она ударила меня! – завопил наглец. – Она сожгла мне лицо! Она была настоящей, она ударила меня!

На него зашикали, но он взорвался:

– Что?! – и тотчас подскочил к краю сцены. – Эй, иллюзионист, она сожгла меня!

– И правильно сделала, – ответил Варшавски. – Обратитесь к врачу.

– Мне нужна компенсация!

– Я не давал вам страховку и не разрешал хватать своими грязными лапами мои иллюзии.

Молодчик держался за обожженную щеку.

– Мне нужна компенсация, или вам будет хуже!

– Что же будет мне? – Голос мага стал угрожающим. – Расскажи.

– Ты слышал: будет хуже!

– Зря этот молодчик устроил ссору, – вздохнул Антон Антонович. – Ой, зря!

– Молодо-зелено, – согласился с ним Крымов. – Спалит заживо.

Двое товарищей молодчика подскочили со своих мест и подбежали к нему на случай, если понадобится помощь.

– А теперь послушайте вы, – сказал наглецу со сцены Кристофер Варшавски. – Я мог бы вызвать вас на дуэль и убить, но я этого не сделаю. А могу сделать так, что вы окажетесь в инвалидной коляске на всю оставшуюся жизнь.

В серебряном шаре, повторявшем то, что происходило в душе иллюзиониста, все образы померкли, там сейчас собиралась буря.

– И каким это образом? – держась за пылающее лицо, спросил наглец.

Друзья наглеца переглядывались – им было явно не по себе. Спорить с колдуном – дело малоприятное и совсем неперспективное. Если ты сам не колдун, конечно.

– А вот таким образом, – сказал Варшавски.

Иллюзионист навел на него свою серебряную указку, и из ее конца вырвалась серебристая молния и спиралью стала вытягиваться и приближаться к наглецу. Тот отступил на шаг, на два, на три. Вместе с ним отступили и его товарищи.

– Это случится, если только вы сейчас же не уберетесь из этого зала. Немедленно! Все трое!

Наглец обернулся на зрителей. Но, кажется, они были на стороне мага. Или просто решили остаться в стороне от ссоры? От греха, так сказать, подальше.

– Уходите, и поскорее! – Кто-то сердобольный крикнул наглецу. – Инвалидом хотите остаться?

– Ладно, – кивнул он. – Я ухожу! Чертов шарлатан! Я позову полицию!

И почти выбежал из зала. За ним последовали и двое его товарищей.

Лицо Кристофера Варшавски разом стало уставшим и постаревшим.

– Простите, дамы и господа, этот несдержанный зритель испортил мне всю концовку. Впрочем, сеанс шел к завершению. В двух словах так. Самонадеянная Морфи перешла дорогу мадам де Помпадур, самой влиятельной фаворитке короля, управлявшей государством, и Людовику Пятнадцатому пришлось избавиться от взбалмошной юной любовницы. Ее выдали замуж за офицера и отослали подальше от Парижа. Так закончилась история знаменитой Луизы Морфи. Джакомо Казанова более никогда ее не видел, да и не стремился к этому. Ему хватало других женщин и иных увлечений.

Кристофер Варшавски сделал отмашку указкой, и серебряный шар исчез, как его и не было. И послышался звон монет – это упали на сцену те деньги, что были подарены несчастной замарашке Морфи. Они просто вернулись из иллюзорного мира в свою реальность. Иллюзионист поклонился публике и среди общего молчания покинул сцену. За ним последовали и две его дамочки в открытых серебристых костюмах.

Спектакль сорвали – не было даже аплодисментов.

Долгополов разочарованно вздохнул:

– Да-с!

Крымов был с ним полностью согласен:

– Неожиданная концовка.

– Что ж, идемте, Андрей Петрович, я хочу посмотреть на кресло Джакомо Казановы, а потом можно и найти какую-нибудь гостиницу. Один поганец испортил такой спектакль!

По дороге в кабинет Казановы детектив не удержался и спросил:

– И все-таки я хочу узнать насчет королевского лекаря, того самого, мелкого, в парике.

– Почему это мелкого?

– Потому что на спаниеля похож. Только вместо ушей – парик. Месье Шампиньон!

– Вы несправедливы к этому лекарю, уж он-то умел лечить! А не только кровь пускал и свинцовые примочки накладывал, отчего люди как мухи мерли.

– Я же говорю: вы о нем знаете слишком много. Подозрительного много.

– Не понимаю, о чем вы, – отмахнулся Долгополов. – Подумайте лучше не кого мы увидели, а что мы увидели.

– И что мы увидели?

– Доказательство моим предположениям. Такое может сотворить либо демон, либо гениальный проходимец с помощью демона, – кивнул Антон Антонович, мельком оглядывая картины на стенах замка. – Но точно не обычный человек, каким бы талантливым он ни был.

– С этим спорить не буду. Так, а вот и кабинет библиотекаря. – Он потянул дверь на себя и указал рукой вперед: – После вас, Профессор.

– Благодарю.

Они вошли и тут же замерли у порога. В глубине кабинета у окна, где на подиуме возвышалось кресло, стоял к ним спиной высокий мужчина в смокинге. Крымов и Долгополов, хоть и не видели его лица, догадались сразу, кто это. Тот, кто недавно показывал им представление. Не было сомнений, что Кристофер Варшавски смотрит на кресло Казановы. Одной рукой Антон Антонович остановил Крымова, а другой приложил палец к губам. А потом шепнул:

– Я поговорю с ним один на один, так будет лучше. И постерегите нас!

Крымов кивнул, прошептал:

– Только будьте осторожны, – попятился назад, тихонько вышел из кабинета и закрыл за собой дверь.

– Что вам нужно? – не оборачиваясь, спросил Варшавски.

– На креслице смотрите, да? – тихонько подходя, спросил Антон Антонович. – Я тоже пришел на креслице посмотреть. Как-никак, а грел его великий по-своему человек.

– Так считаете?

Антон Антонович встал по правую руку от мага. Варшавски наконец-то удостоил его взглядом. На него смотрел безобидного вида старичок в джинсовом костюме, с пушистыми белыми волосами и бакенбардами. Старичок хитро улыбался, глаза его, очень живые, так и сверлили иллюзиониста.

– Мне показалось, что вы буквально общаетесь с этим креслом. Пытаетесь узнать его тайны. Или тайны того, кто когда-то сидел в нем.

– Мне известны и тайны этого кресла, и того человека, который умер в нем, – сказал иллюзионист. – Как нам сообщают путеводители по замку Дукс.

– Не сомневаюсь. Как вы это делаете? – вдруг спросил забавный старичок. – Ваши фокусы?

И едва он задал этот вопрос, как перестал быть забавным. И перешел в другую категорию – подозрительных ищеек.

– Это мой профессиональный секрет, – ответил Варшавски.

– Я прошу вас хоть чуть-чуть приоткрыть мне эту тайну. И даю слово, что унесу ваш секрет в могилу. Я уже немолод, – печально развел руками старичок, – жить мне осталось недолго. А узнать так хочется!

Старичок даже поднял глаза вверх, как будто подсчитывая, сколько ему там осталось: годок, другой, третий?

Иллюзионист покачал головой:

– А вот мне кажется, что вы и живете долго, и собираетесь прожить еще столько же. Как минимум.

– Опасная интуиция.

– Как вас зовут?

– Конфуциус.

– И кто вас так назвал: мама, папа, бабушка с дедушкой?

– Все вместе: сели за обедом, договорились и назвали. Или за ужином, сейчас уже точно и не скажу.

Слушая его, иллюзионист кивал: старичок был словно выточен из гранита или вылит из бронзы – не пробьешь.

– То, что вы видели, это фокус, просто фокус.

– Нет, – покачал головой старичок. – Таких фокусов не бывает, господин иллюзионист. Есть только два варианта того, что все увидели.

– И какие же?

– Либо это массовый гипноз, но ваш фокус запечатлен на камеру. Я видел вашу Клеопатру, царицу Египта…

– Я же говорил: никаких камер.

– Не я снимал, поэтому претензии не ко мне.

– Ладно, пусть будет так. Либо?

– Либо это магия чистой воды.

– Магия?

– Да, волшебство.

– Так я волшебник?

– Называйте это как хотите, но да – чудо, сотворенное с помощью запредельных сил. Потусторонних, так сказать. Того мира, который не живет по земным законам. Это старый недобрый демонический мир. Там яблоко не падает на голову Ньютону, а летит прямо вверх. Эхо произнесенного слова может носиться в эфире тысячи лет. Там покойники могут выйти из темноты и сесть с вами за один стол, чтобы разделить трапезу. Слышали о таком мире?

– Слышал. Я много о чем слышал, господин Конфуциус. И много чего видел.

– Не сомневаюсь, не сомневаюсь.

– Что вам нужно от меня? Секрет фокуса приоткрыть можно. Но секрет магии – нельзя. Для этого нужно быть посвященным. И вы должны это знать, если говорите о таких вещах.

Антон Антонович сверкнул колючими глазами:

– Но кто вас посвятил в эти тайны? Как вы делаете то, что невозможно сделать обычному человеку? – Он решил не таиться, слишком умен был его противник, чтобы играть с ним; поэтому Долгополов и взял быка за рога. – Откуда у вас такая демоническая сила? Буквально сила демиурга. Демона, знаете ли. Кто помогает вам, господин Варшавски?

Но и маг уколол его и обжег взглядом:

– Это всего лишь фокусы.

– Так я и поверил.

– А у вас есть выбор?

– Выбор всегда есть.

– Прощайте, Конфуциус, – с улыбкой кивнул иллюзионист.

Повернулся и двинулся к дверям.

– До встречи, – бросил ему в спину бодрый старичок с пышными седыми волосами и бакенбардами. – Синьор путешественник во времени!

Он успел заметить, как на пару мгновений иллюзионист задержался, словно хотел повернуться к недавнему собеседнику и что-то сказать, а может быть, сделать, но затем проследовал к дверям, открыл их и был таков.

– Путешественник во времени, – глядя на кресло библиотекаря, повторил Антон Антонович. – Вот и встретились, синьор Казанова…