Звёздный Каменщик (СИ)

Глава 4 Душа Самурая в его Мече

Нежные и романтичные воспоминания о воссоединении с Брунхильдой на планете пауков растаяли. Восприятие Овольда затянуло в бурный водоворот и выкинуло в воспоминания о планете Пандостан.

Предыдущая цепочка воплощений закончилась бесславно. Или славно? Разум текущего воплощения говорил о том, что славно! Но остатки разумов, которые каким то чудом сохранились с предыдущей цепочки воплощений говорили, что не очень.

Последнее что помнил Овольд из предыдущей цепочки воплощений — грандиозная битва в поясе астероидов между второй и четвёртой планетой. Третьей планеты к тому времени уже не было. Но был пояс астероидов. Овольд ловко лавировал своими боевыми кораблями между крупными астероидами и расстреливал мелкие, попадавшиеся на путях. Точнее сказать, он не управлял кораблями. Он был ими. Впрочем, уже не важно.

В текущем воспоминании родной мир Овольда назывался Паноптикум. В том мире жили, работали, обучались и размножались славные Паны. Они были гордой, трудолюбивой, любвеобильной и богобоязненной рассой. Ноги панов были покрыты густой шерстью и заканчивались копытами. Руки были похожи на человеческие, пальцы оканчивались небольшими плоскими когтями. На руках и на торсе шерсти, как правило, было очень мало. Чертами лица паны напоминали странную помесь человека и козла. Глаза у панов были раскосыми, слегка заострённые уши торчали вверх и в стороны. Обязательными атрибутами самца панов были борода, небольшие рожки и хвост.

Самое сильное государство их мира называлось Пандостан. Второе по могуществу государство называлось Пиндостан. А все остальные государства были вынуждены объединиться под названием Пиндосия. Объединились они не совсем добровольно, а перед лицом общей угрозы. Угроза исходила из империи чёрных драконов.

Причиной угрозы была мода на гуманизм, которую последовательно внедряли в массы наиболее просвещённые мыслители рассы чёрных драконов. Через все средства массовой информации на чёрной звезде вещали, что разумных существ жрать нельзя! Многочисленные фильмы экранизировали истории о том, как хорошо дружить с другими разумными существами. Парочка телезнаменитостей даже женилась на очень странных, но, безусловно, разумных существах. Свадьбы показали по всем телеканалам. Один любимец публики хотел даже показать по телевидению послебрачное соитие с этим странным комочком мягкой плоти женского пола, с беленькой волосатенькой козочкой. Но общество защиты прав детей выразило яростный протест. Они заявили, что маленькие дракончики с неокрепшей психикой не выдержат зрелища столь неописуемо отвратительного и противоестественного. И, безусловно, непотребного! Телевизионщикам пригрозили многочисленными судебными исками с требованиями возместить лечение психотравм, морального ущерба и сопутствующих юридических услуг. И самую ожидаемую телепередачу сезона решили заменить репортажем с родины жены любителя мягкой плоти. Вообще-то, жители того мира по всем признакам не соответствовали представлениям чёрных драконов о существах разумных. Но эта самка была выдающимся самородком!

Когда она первый раз пришла к Учителю боевых искусств и пожаловалась на очередное изнасилование, Учитель отнёсся к ней скептически. Он никогда не брался обучать женщин. Учитель посоветовал ей в подобных ситуациях расслабляться и получать удовольствие. В ответ она подробнейшим образом пересказала Учителю все противоестественные извращения и циничные унижения, которым подверглась в процессе изнасилования. Рассказ произвёл на благородного Учителя совсем не то впечатление, на которое рассчитывала беззащитная девушка. Но, всё же, учитель согласился испытать её. Он показал ей раскорячную стойку. Сказал: согни колени и локти, стой так, вот здесь, под низким навесом. И пошёл сублимировать сексуальную энергию, которая выработалась в его организме в переизбытке во время рассказа нежной девушки.

Через 2 часа Учитель вернулся. Девушка уже изнемогала от напряжения, но продолжала усердно корячиться в показанной позе. Сколько ещё стоять? — спросила она, не разжимая зубов.

— Сколько сможешь.

— Но я уже не могу, — всё так же, не разжимая зубов, прохрипела Девушка!

— Побереги зубки, красавица. После многочисленных изнасилований у тебя их осталось совсем немного. Ты ведь не зубами удерживаешь стойку? Расслабь те мышцы, которые не нужны для удержания стойки.

— Я не могу!

— Сейчас я тебе помогу. Потерпи немного, милая девочка.

Учитель принёс 6 острых стальных стержней. Два из них он закрепил под мышками у ученицы. Два под коленками, один под попой и один на животе. А затем он ловким движением расстелил под ногами ученицы большой ковёр, из которого торчали вверх огромные стальные шипы. Чтобы ученица не убежала раньше времени, Учитель приковал её ноги кандалами. Теперь ученица не могла упасть ни вперёд, ни назад, ни вбок. Шипы окружали её со всех сторон. Распрямиться она также не могла, потому что крыша навеса, под который поставил её Учитель, была слишком низка. Опустить руки было невозможно, потому что острые шипы упирались в подмышки. Согнуть ноги в коленях нельзя, потому что острые шипы воткнутся в икры. Внимательно осмотрев получившуюся конструкцию из стали и нежной женской плоти, чуть-чуть подправив тут и там, Учитель опять ушёл. Опять сублимировать избыточную сексуальную энергию.

Через 2 часа Куратор почувствовал, как ангел смерти присматривается к одной из его подопечных. Он снизошёл в Паноптикум, отогнал ангела смерти, нашёл старого учителя боевых искусств и внедрил в его голову ниточку от ангела милосердия. Ну, ну, старый извращенец! Ты всё же взялся обучать нежную беременную девушку.

Куратор знал, что слишком грубо подтолкнул Брунхильду к обучению, когда формировал ситуацию многочисленных изнасилований. Но нежнее не получалось. Девушка только размазывала свои нежные сопли по подоконнику и учиться не хотела. Он же сплёл нитки судеб своей подопечной и старого Учителя. Куратор прекрасно знал, какой извращенец этот учитель. Но. В таком мире лучшего учителя для своей подопечной он найти не мог. Нужно было как-то компенсировать причинённый девушке ущерб. Да и с учителем расплатиться за то, что тот будет обучать девушку.

Куратор нашёл местного демона форм и обличий и дал ему задание сформировать способность в старом Учителе к восстановлению живой формы из первоисточника. Первоисточник формы, в которой воплощались местные жители, хранился в сознании планеты. Все, кто рождался в форме Пана на Паноптикуме, просто получали копию от первоисточника, и пользовались ею отведённый срок.

Один из самых умных планетарных демонов контролировал этот первоисточник и без приказа свыше или без солидного вознаграждения никому не позволял им пользоваться. Приказы свыше поступали от ангела жизни каждый раз, когда кто-то рождался на Паноптикуме в форме Пана.

Вознаграждения от местной тёмной иерархии тоже поступали достаточно часто. Желающих омолодиться и исцелиться среди местной элиты хватало. Цена была доступна для элиты. Но не для простых панов.

Ну что ж. Приказ свыше Куратор оформил надлежащим образом. Приказ давал право старому учителю неограниченно пользоваться первоисточником. В разумных пределах и без вандализма, разумеется. Приказ также давал право старому учителю передавать своим ученикам право пользования первоисточником живой формы.

Через 2 часа старый учитель почувствовал, как что-то изменилось в мире. Что-то неуловимо тонкое и прекрасное ощущалось в окружающем пространстве. Что именно, учителю не дано было понять. Он вернулся к своей новой ученице, с отцовской заботой убрал все шипы. Дал девушке воды из чистейшего горного источника и нежно посмотрел ей в глаза. А в глазах кое что было…… За 2 часа стояния в окружении шипов нежная девушка сломала в себе столько оболочек, отделявших её от духа….. И в том числе она сломала ауру нежности. Сейчас дух присутствовал в девушке сильнее, чем в самом старом учителе. С таким сильным духом старому Учителю не доводилось контактировать ни в одном из своих прежних учеников. Учителю стало страшно, но он сумел скрыть страх.

Зачем тебе это понадобилось, старый долбо….и девушка кратко, но красочно описала, в какие неправильные места и какими неправильными способами долбит своим половым органом Учитель. Затем она сделала глубокий вдох и на пределе громкости своего голоса, временами переходя на визг, описала в том же стиле жизнедеятельность предков и потомков Учителя. Учитель спокойно всё выслушал и нежно, по отцовски, попытался погладить девушку по обрывкам волос на голове. Но она с безумной яростью ударила учителя по протянутой руке. Когти ей вырвали ещё во время первого изнасилования, поэтому она не причинила учителю никакого повреждения.

Если бы не искусство железной рубашки, был бы перелом руки, молча отметил про себя Учитель. Он не придал значения удару и истошным воплям и взялся медленно и спокойно объяснять.

— Послушай старика, дорогая. Ты ведь хотела научиться драться? Хотела. Но не могла. Значит, тебе нужно было выйти за пределы своих возможностей. И я помог тебе. Жестоко? Да жестоко. Но иначе ты бы всю оставшуюся жизнь размазывала сопли по подоконнику.

Откуда в моём лексиконе такая метафора? — Подумал про себя Учитель. И откуда ощущение контакта с чем-то неописуемо красивым в хвосте? Он прислушался к сладостному ощущению. Само совершенство поднималось вверх по хвосту. Однако сейчас не время исследовать себя. Надо объяснять ученице.

— Буквально вчера ты не могла ни одного матерного слова из себя выдавить. А сейчас такие вопли подняла. Буквально вчера ты не смела никого пальцем тронуть. А сегодня ты меня ударила. О моих боевых способностях ходят легенды. Ты знала об этом, не могла не знать. Иначе ты бы не пришла ко мне. Но ты всё равно ударила меня. Я показал тебе, как преодолеть собственные ограничения. Это самый важный урок, который я мог тебе дать.

Тем временем, в столице империи Пандостан, император Леникольн вёл совещание.

— Только массовые изнасилования спасут нацию! — Грозно рявкнул император и долбанул кулаком по столу. Столешница чуть не треснула, но всё же выдержала. Зная о привычке господина императора подкреплять наиболее значимые тезисы во время речей смачным ударом кулака, придворный мебельщик сделал стол на совесть. Столешница представляла собой цельную дубовую доску толщиной полметра. Поверх доски лежало сорок слоёв ткани из новоизобретённой полиэфирной нити. Ткань была пропитана смолой священного дерева босвелия картери.

Императору не часто приходилось орать и стучать по столу. Крайне редко кто-либо осмеливался перечить ему. Точнее сказать, в империи было всего два пана, которые смели перечить императору. В разумных пределах, разумеется.

Оба этих пана сейчас сидели напротив императора. Больше никого в кабинете не было.

— Почему ты до сих пор здесь? — грозно спросил император у министра строительства. — Иди, черти свои чертежи. Типовой проект храма любви представишь мне лично. Я распоряжусь обеспечить всем необходимым строительные организации по всей империи.

— Всего необходимого на планете нет, Ваше величество, — умиротворяющим голосом сказал Каменщик.

— Значит, найди чем заменить. Если добровольно не отдадут министерству строительства — доложишь мне лично. Я пошлю спец. отряд с приказом национализировать необходимое имущество.

Император призадумался на минутку и вновь стал перелистывать доклад Овольда. Зная о том, что император не любит читать длинные научные трактаты, Овольд уместил свой доклад всего на нескольких десятках страниц.

— Самки панов не воспринимают самцов с уровнем развития интеллекта выше третьего уровня как сексуально привлекательных. — Зачитал Леникольн одну из строчек доклада. — Что за чушь? — Самцы, склонные планировать своё будущее более чем на год вперёд распыляют своё восприятие, и, вместе с восприятием, распыляют свою сексуальную энергию. — Ещё одна хренотень, продолжил разнос император Леникольн. — Чтобы оплодотворить самку пана, много сексуальной энергии не надо. Раз-два и готово! — и император продемонстрировал жест, который пояснял смысл «раз-два и готово».

— Дело не в этом, Вашество, — принялся пояснять свой доклад Овольд, — Если самец пана распыляет свою энергию, он не достигает высокой плотности энергетики. Самцы с невысокой плотностью энергетики не воспринимаются самками, как сексуальные. Это с одной стороны. С другой стороны, самцы с не очень плотной энергетикой не чувствуют в себе сильного сексуального влечения.

— И это у тебя называется, доклад по вопросу, почему в моей империи сплошные идиоты? — Язвительно переспросил император.

— Совершенно верно, Ваше величество. В докладе разъясняется, почему тупые паны размножаются гораздо быстрее умных.

— А что там у тебя про любовь? Опрошенные самки утверждают, что хотят оплодотворения по любви? — император стал небрежно перелистывать доклад.

— В силу особенностей текущего уровня духовного развития рассы панов, словом любовь они обычно называют ощущение притягательности, которое возникает от проведения силы подземных демонов, — пояснил Овольд.

— Ну ты завернул мысль. А притягательность подземных демонов откуда берётся?

— От притягательности ядра планеты.

— А это откуда?

— А притягательность планеты проистекает от притягательности ядра звезды.

— Ладно, можешь не продолжать. На практике-то что делать?

— Есть разные варианты. Можно попытаться вытащить восприятие панов из материи планеты. Уткнувшись восприятием в материю планеты, развивать интеллект очень тяжело.

— Это я и сам знаю. Но имеющихся сил и средств нам не хватит на разворот восприятия всей ассы.

— Можно заняться модификацией психики. Можно создать культ умственного труда.

— Чего такого умного они могут делать, чтобы из этого получился культ умного пана? Настолько умного, чтобы мы могли его канонизировать?

— Ну не знаю. Можно попробовать создать очень сложную законодательную базу. Такую, чтобы никто не мог разобраться во всех хитросплетениях законов и подзаконных актов. Тогда панам придётся изучать юриспруденцию. Таким образом можно заставить панов развивать интеллект гуманным способом.

— Неужели ты до сих пор не понял? Со всеми своими гуманными идеями ты забыл об угрозе чёрных драконов? Мне, ну то есть империи, нужны военные инженеры!

— Я понял, понял. Последние несколько лет я только об этом и думаю. Но без насилия не получается совместить несовместимое.

— Где нужно насилие? — с милой улыбкой переспросил император Леникольн. — Какое из силовых ведомств направить тебе на помощь?

— Все Ваши ведомства могут произвести только грубое насилие. Это не поможет. Нужно произвести насилие над базовыми паттернами мышления панов. Нужно сделать так, чтобы умные паны обоих полов воспринимались как сексуально привлекательные. Тогда через несколько поколений мы получим поумневшую рассу. Сможет ли поумневшая расса защитить империю от чёрных драконов, заранее сказать не могу. Но…

— Никаких но! — Прервал Овольда император. — Вы с Каменщиком найдёте способ совместить умность и сексуальность.

— Но эти качества сознания проистекают из совершенно разных источников, — попытался возразить Овольд, — сексуальность из глубин подземной тьмы, а интеллект из свободного космоса!

— Заставим рассу панов верить в то, что необходимо в сложившейся обстановке.

— Насилие — не самый эффективный способ сделать рассу умнее. — Философским тоном произнёс Каменщик.

— Ну ты ещё пофилософствуй, — переключился на Каменщика император. — Но только не об абстрактных законах упорядочивания камней. А конкретно. О своём плане.

— Храмы любви я буду строить только в тех точках, где холодный и чистый поток энергии космоса, несущий ясность и осознание, ниисходит на планету.

— В таких местах никто не захочет заниматься сексом. — Встрял Овольд.

— Не захотят, заставим, — сказал Император.

— В силу особенностей физиологии панов, самок можно заставить где угодно. А вот самцов вряд ли. Для функционирования сексуальности самцов необходим приток энергии из подземных демонических слоёв реальности. Иначе самцы не смогут отвердить свой любовный орган.

— Овольд, если ты такой умный, скажи нам, почему умные самцы оплодотворять самок строем не ходят?

— Потому что строевой шаг усиливает контакт с плотными подземными слоями реальности.

— Ну и?

— Умные интуитивно чувствуют, что их отупляет. И не хотят заниматься отупляющей деятельностью. Глупые интуитивно чувствуют, от чего они могут стать слабее. И не хотят заниматься тем, что уменьшает силу.

— Так. Ладно. Теперь давай послушаем Каменщика.

— Во всех храмах любви будут дежурить астрологи, — продолжил Каменщик. — Они будут вычислять наиболее благоприятные дни для зачатия умных панов. Священная инквизиция наложит запрет на совокупления когда попало. Воины-монахи будут сгонять население в храмы в наиболее благоприятные дни, рекомендованные астрологами. В храмах всем будут бесплатно выдавать напитки, содержащие ударную дозу афродизиаков. Музыка будет настраивать на ритм гармоничного соединения мужского и женского начал. Профессиональные танцовщицы выразят идеалы любви в танце. Священники в такие дни будут на личном примере демонстрировать прихожанам, как проводить массовые оргии.

— Ты сам ни одного подобного мероприятия не пропустишь?

— Разумеется! — Восторженно воскликнул Каменщик. — Чего не сделаешь для производства более умного поколения!

— Во-первых, сгонять население на подобные мероприятия не потребуется. Сами будут приходить, — сказал Овольд. Во-вторых, как запретить совокупляться где попало и когда вздумается? В третьих, собранная в большую толпу масса панов, не обладающих высокой энергетикой, заземлит все высокие космические потоки.

— У меня всё продумано, — заверил Каменщик. Во-первых мы создадим идеологию, которая внушит панам, что участие в священных оргиях — великая честь.

— Угу, — мрачно отозвался Император. — Овольд правильный вопрос задал. Как отучить панов совокупляться где попало?

— Вообще-то нельзя сказать, что паны совокупляются везде. — Вставил своё замечание Овольд. — Я ни разу не видел, чтобы они совокуплялись на вершине горы Машаклассу. Эта гора считается священной.

— Идеологическое воспитание с раннего детства может многое! Очень многое! — Отозвался Каменщик. — У меня, кстати, уже имеется план строительства по всей империи школьных и младших дошкольных учреждений. Там мы внедрим в юные умы нужные идеалы. Если начинать воспитание с первого года жизни, можно сделать совокупления вне стен храмов чем-то глубоко аморальным, постыдным и вообще немыслимым.

— В школы насильно сгонять население? — спросил Овольд. — Они не поймут, зачем нужно школьное образование.

— Успешное обучение в школе и хорошие оценки на единых государственных экзаменах будут необходимыми условиями для допуска к оргиям в храмах. — Сказал Каменщик.

— За совокупления вне стен храмов или в неустановленные часы введём уголовное наказание. — Прозвучало как программная речь императора на ближайшее столетие.

— Не всё так просто, — сказал Овольд. — Отупение обычно наступает уже через пять лет после прекращения обучения.

— Значит, будут обязательные курсы повышения квалификации каждые пять лет. — Решил император.

— Повышения квалификации в чём? — поинтересовался Овольд.

— Да какая разница, в чём. Что-нибудь придумаем по ходу дела. А тех кто будет отлынивать от повышения квалификации не допустим к оргиям в храмах.

— И десять плетей по голой попе, — добавил император.

— И обязательная пересдача единых государственных экзаменов каждую пятилетку, — добавил Каменщик, — а кто не пересдаст экзамены…..

— Да. Да. Я уже догадался, — сказал Овольд. — Не пускать на оргии и кнутом по голой попе.

— Ладно. План развития империи на ближайшее столетие мы ещё обсудим и подкорректируем. И не раз. А сейчас, Овольд, я объявляю тебе выговор!

— За что, вашество?

— За отлынивание от работы. Я тебя что делать послал?

— Возглавить мобильный отряд гвардейцев. — Стал вспоминать Овольд. — Искать самых умных самцов в империи, принудительно их спаривать с самыми умными самками.

— Угу. — Мрачно продолжил император. Ещё тебе было приказано на личном примере демонстрировать, как производить более умное поколение. А ты развёл сантименты по поводу какой-то самочки. Кстати, кто она?

— Это самая умная самка пана на планете! — Сказал Овольд, и его глаза заблестели огнём.

— Какой балл на едином гос. экзамене она набрала?

— Очень низкий. Но это не важно. Я видел, как развит её мыслительный центр!

— А почему она в таком случае не показала свой ум на гос. экзамене?

— Наверное, не хотела подвергаться насильному оплодотворению, — погрустневшим голосом сказал Овольд. — Или, может быть, не хотела, чтобы её впрягли на самую сложную и ответственную работу.

— Мдя. Ещё одна проблемка. Ладно, Овольд. Если ты так хорошо видишь мыслительные центры, будешь и дальше патрулировать империю, выискивать самых умных и спаривать их. Задача ясна?

В этот момент в дверь кабинета императора нерешительно постучали. Потом за дверью натужно кашлянули. Потом ещё разок постучали.

— Войдите! — отозвался император.

Заглянул придворный церемониймейстер. Дальше порога пройти он не решился.

— Ну? — спросил Леникольн.

— Всё готово, Ваше Величество. — Отрапортовал церемониймейстер и попытался выпрямить осанку. Получилось не очень. Не говоря ни слова, император махнул рукой в сторону церемониймейстера. И тот скрылся за дверью.

— Итак, друзья-соратники! — провозгласил Леникольн, — встать, Кру-у-угом. На церемонию передачи своих умных генов ша-а-а-агом марш!

Каменщика уговаривать не пришлось. Он буквально подскочил со стула и поскакал в церемониальный зал, где его уже ждали мягкие подушки, красные простыни и благовонные афродизиаки. И самки панов, разумеется. Тщательно протестированные придворными специалистами по евгенике.

— Симпатичные там есть? — скептически спросил Овольд.

— Все имеют коэффициент интеллекта не менее ста тридцати, — ответил Леникольн. Одной из его исключительных способностей было умение отвечать на вопросы таким образом, что ответ подменял суть заданного вопроса на политически правильную. На Овольда, однако, этот приём вот уже много воплощений назад перестал действовать. Мысли Овольда могли сколько угодно болтаться под пинками со стороны более плотных менталов. Но удерживать смысл ментальные пинки нисколько не мешали.

— Я, безусловно, уважаю программу по умственному совершенствованию рассы панов. Но сейчас у меня недостаточно энергии желаний для оргии. — Попытался отвертеться Овольд.

— А чего ты хочешь? — спросил Леникольн.

— Хочу привезти в столицу Брунхильду. Я уверен, эта самочка станет ценнейшей научной сотрудницей в институте евгеники.

— Кто она такая? Это из-за неё ты сопли размазывал и сантименты распускал?

— Да.

— Ох, не доведёт тебя до добра эта баба. Ох, не доведёт! — разочарованно сказал Леникольн. — Отношения с женщинами должны строиться по принципу раз-два и готово. — И Леникольн ещё разок продемонстрировал неприличный жест, который наглядно показывал принцип построения отношений с женским полом.

— У меня энергетический кризис! — сделал ещё одну попытку отвертеться Овольд.

— Исполнишь долг перед родиной и можешь заниматься чем хочешь. Я даже распоряжусь выделить твоей подружке элитный особняк. Если она и вправду так умна, как ты говоришь.

Интуиция подсказывала, что это последняя оргия перед свадьбой. Чего не сделаешь ради совершенствования рассы, — думал про себя Овольд, вяло плетясь на императорскую оргию. Леникольн строевым шагом шёл впереди.

Почему это воспоминание всплыло в моей памяти? — спросил сам себя Овольд. Наверное, по принципу подобия. Подобное притягивает подобное. Это особенно хорошо видно, когда плаваешь в собственных воспоминаниях. Подобные воспоминания притягивают подобные.

В последнем воспоминании было что-то умиляюще-ностальгическое. Не часто троим друзьям удавалось собраться вместе и заняться общим делом. Гораздо чаще судьба раскидывала их по галактике.

Несмотря на огромные различия в мировоззрении Овольд, Леникольн и Каменщик испытывали друг к другу тёплые дружеские чувства.

Но почему воспоминания перемешались с воспоминаниями Брунхильды? — наверное, от очень глубокого взаимопроникновения во время занятий любовью, — подсказала интуиция.

Что же было дальше? — И услужливый механизм памяти выдал ситуацию из следующего воплощения, где Овольд, Леникольн и Каменщик собрались вместе. Но на этот раз рядом с Овольдом присутствовала дама, Брунхильда. Кроме того, Овольд испытывал к Леникольну не только дружеские, но и отцовские чувства. Странно, с чего бы это?

Из памяти всплыла краткая предыстория: Леникольн погиб во время подавления мятежа. Мятежники требовали что-то там про равноправие вне зависимости от коэффициента интеллекта. Овольд с Брунхильдой долго прятались в каких-то мрачных пещерах. Приходилось питаться грибами и гномами. От грибов глючило. Но если не поесть грибов, гномы были почти не видны. Мясо гномов было жёсткое, как старый ботинок и дурно пахло. Но, зато, печень гномов содержала достаточное количество токоферолов, столь необходимых беременной женщине. Тяжёлые были деньки. А потом у них родился сын. Роль Овольда в рождении Леникольна была не очень большая: раз-два и готово. А вот Брунхильде пришлось вынашивать маленького тирана под сердцем целых девять месяцев. Леникольн начал руководить окружающими ещё из утробы матери. Не словами, разумеется. Слова придумывали окружающие, когда пытались объяснить логику своих поступков.

В пещерах Овольду и Брунхильде катастрофически не хватало свежего воздуха и здоровой пищи. Разумеется, это не могло не повлиять на качество семени жизни, которое выработал Овольд в момент зачатия Леникольна. Во время беременности и грудного вскармливания, по-прежнему, невозможно было вылезти наружу. Огромные беснующиеся толпы панов бегали возле всех выходов из пещеры и раздирали всякого, чьё лицо хоть немного выражало интеллект. Из-за этого Леникольн получился маленьким, страшненьким и не совсем умным. Но дух его стал только твёрже.

Лет через пять мятежники разбрелись. Появилась возможность кое-как организовать жизнь на поверхности. К пятнадцати годкам Леникольн сформировал ополчение из жителей небольшой деревушки на окраине империи. Лидеры мятежников к тому времени сильно постарели, разжирели и погрязли в бессистемном разврате. Некоторые из них разбрелись по империи, некоторые затеяли междуусобные войны. Маленькая, но боеспособная армия Леникольна постепенно завоёвывала деревушки и малозначимые города. С каждой победой к Леникольну присоединялись всё новые и новые ополченцы. Вобщем, к семнадцати годкам Леникольн вернул себе власть в империи Пандостан.

После восстановления конституционного порядка и казни наиболее агрессивных бунтовщиков жизнь в империи постепенно стала входить в мирное русло. Гос. учреждения и научные лаборатории вновь заработали. Через пару лет Брунхильда изобрела новое спец. средство для подавления массовых беспорядков: спермоточивый газ. Этот газ распыляли над толпами чинящих беспорядки панов. Нюхнувшие газа самцы начинали стремительно терять семя жизни. Вместе с семенем жизни они теряли энергию. А вместе с энергией самцы теряли мотивацию устраивать беспорядки и заниматься вандализмом. Благодаря новейшему изобретению Брунхильды появилась возможность подавлять массовые беспорядки гуманным способом. Недостатком спермоточивого газа было то, что после его применения приходилось очень долго отмывать улицы и стены домов аж до третьего этажа. А если дома были менее чем трёхэтажными, приходилось отмывать ещё и крыши. Но это уже мелочи жизни.

В следующем воспоминании трое друзей и Брунхильда стояли на почтительном расстоянии от храма. Леникольн уже возмужал и стал почти взрослым.

— Ну и что вы там натворили? — спросил молодой тиран у своих родителей и Каменщика.

— В точности это неизвестно. Мы можем лишь строить догадки и теоретизировать. — Ответил Каменщик.

— Расскажи хотя бы свою теорию, — попросил Леникольн.

— Я полагаю, миры занялись любовью. — Принялся объяснять Каменщик. — Тот мир, где души ожидают воплощения, вступил в интимную связь с нашим миром.

— Кто из них девочка, а кто мальчик? — спросил Леникольн.

— Это сложно определить. Моё восприятие не такое большое, чтобы охватить сразу несколько миров. К тому же, точное число участников акта любви неизвестно. Занимающихся любовью миров вполне может оказаться больше двух. Или меньше.

— Ладно. Каменщик — старый извращенец. Что с него взять, кроме невнятных объяснений? Но вы! Родители императора! Что ВЫ делали в том храме?

— Каменщик уговорил нас принять участие в ритуальной оргии. — Сказал Овольд. — Мы с Брунхильдой долго отнекивались. Но он так красочно расписал грядущую астрологическую ситуацию. Он сказал, подобная ситуация случается раз в тысячу лет. Только на один день небесные сферы откроют врата в мир, где дожидаются воплощения души… Каменщик, как ты описал те души?

— Теперь уже не важно, — виноватым тоном прогундосил Каменщик.

— Вобщем, мы хотели родить тебе братика, — объяснил Овольд.

— Или сестричку, — дополнила Брунхильда.

— Вы УЖЕ родили Императора! — рявкнул Леникольн.

В этот момент из стен храма во все стороны брызнули радужные струи. Или со стен. Или сквозь стены. Было непонятно. Струи переливались всеми цветами доступными восприятию, и были похожи на сжиженный свет. Было похоже на то, как будто гигант ударил по озеру сжиженного света. И от этого на много километров вокруг разлетелись брызги какой-то непонятной субстанции, которая засветила дома, мостовую, телеги. Одна капелька даже попала на щёку Брунхильде.

— Смой немедленно! — крикнул Леникольн. И, не дожидаясь какой-либо реакции, кинулся к ближайшему дому. Всех жителей из района прилегающего к храму уже эвакуировали. Все двери были закрыты на замки. Но Леникольн с ходу проломил дверь и с жутким грохотом стал искать какую-нибудь ёмкость с водой. Как слон в посудной лавке.

— Уймись, Аввик, — закричала ему вслед Брунхильда. — Ты устроил больше разгрома, чем совокупляющиеся миры. Но Леникольн ничего не слышал из-за грохота разлетающейся кухонной утвари.

Радужные брызги, разлетевшиеся из храма, светились изнутри. Но ничего не освещали. Они постоянно кипели, но не пузырились. Пар от радужных брызг, казалось, сгущал сам пространственно-временной континуум. Запах напоминал прорастающее зерно.

Через минуту Леникольн притащил кувшин с чистой водой и обнаружил безумное зрелище: Брунхильда, Овольд и Каменщик мазали друг друга брызгами радужного света, дико ржали и скакали вприпрыжку кругами по улице.

— Стоять! Смирно! — рявкнул Леникольн. — Вы что творите? — Леникольн стал кое-как смывать радужные брызги со всех троих. Одного кувшина не хватило, пришлось сбегать и разгромить ещё пару домов в поисках запасов воды. Толи омовения холодной водой помогли, толи сжиженный свет рассеял свою энергию, — но минут через пятнадцать безумная троица успокоилась.

— Что у вас тут твориться? — грозно спросил Леникольн.

— Мы изучаем уникальный научный феномен, — ответила Брунхильда.

— Да. Да. Именно изучаем, — подтвердил Каменщик и заржал, как лошадь. Брунхильда не сдержалась и прыснула звонким смехом. А следом и Овольд подхватил смешуньчик.

— Всех нормальных жителей городская стража уже эвакуировала на безопасное расстояние. Уходите отсюда немедленно!

— Не кипяши, Аввик. Мы тут собрали учёный совет. — Дружный смех троих учёных прервал объяснения на минуту. Затем Овольд продолжил: Мы этот феномен устроили, нам и искать способ привести в порядок столицу твоей империи.

— Ну и что вы тут наизучали?

— Выбросы происходят примерно каждые два часа, — сказал Овольд.

— А давайте назовём это выплесками! — предложил Каменщик.

— Нет! Назовём эти явления выпуками! — вставила своё научное мнение Брунхильда.

Следующие пять минут учёный совет в составе Овольда, Брунхильды и Каменщика ржал так громко, что продолжить доклад императору о результатах научных исследований было невозможно.

— Приступы веселья особенно сильны в первые пятнадцать минут после выброса. Неизвестная аномалия в храме в течении этих пятнадцати минут совершенно спокойна. — Сказал Овольд.

— Оно наслаждается допаминовым выбросом молча. Ну, то есть, переходит в пассивное состояние на пятнадцать минут, — дополнил Каменщик.

— Затем веселье постепенно стихает. И, одновременно, аномалия активизируется. К концу двухчасового цикла мы все становимся совершенно серьёзными и адекватными. — Последние слова Брунхильда произнесла сквозь смех.

— Вот, видишь, первые языки радужных шмяков уже зашевелились на стенах храма. А мне уже почти не смешно. — Сказал Овольд.

Брунхильду в это время повело от ржача, она столкнулась с Леникольном и повалилась на землю. Леникольн и Овольд мгновенно подхватили Брунхильду под локти и поставили вертикально. От смеха тело Брунхильды обмякло и сделалось податливым.

— Как приятно, когда есть нормальная семья! — Сквозь смех сказала Брунхильда. — Есть кому на ноги поставить!

— Вашество, а почему ты не радуешься вместе с нами? — спросил Овольд.

— Потому что у меня высокие моральные идеалы, — гордо сказал Леникольн.

— Не высокие, а твёрдые. Моральные идеалы твои, — превозмогая ржач, подал голос Каменщик из-под забора.

Овольд с Леникольном совместными усилиями вытащили из-под забора изрядно растолстевшего за последние годы Каменщика и поставили его на ноги.

— Это от того что Овольд перед твоим зачатием грибов поел, — продолжила прерванный диалог Брунхильда.

— А чем ещё я мог питаться в подгорных тоннелях? — начал оправдываться Овольд. — Без грибов гномы были видны только как сгустки каких-то теней, которые на мгновение мелькали в тёмных углах пещер. В таких условиях охотиться было совершенно невозможно. Мои боевые заклинания всё время мазали мимо целей. Но стоило съесть хотя бы парочку подземных грибов — и гномы становились видны, как на ладони. Боевые заклинания поражали их без промаха!

— А сам учил меня гуманизму с раннего детства, — посетовал Леникольн.

— Это было необходимо. Только печень гномов давала твоей матери в период беременности необходимое количество токоферолов. Где ещё в подземельях я мог добыть пищу, богатую токоферолами? На поверхность вылезать за продуктами не было смысла. Мятежники там всё сожрали в первый же год анархии. А что не сожрали, то разгромили. А что не разгромили, то затоптали в грязь. Без токоферолов Брунхильда вообще не смогла бы тебя родить.

— Без токоферолов, Овольдушка, ты не смог бы зачать нашего маленького императора, — дополнила Брунхильда. И опять звонко засмеялась.

— Кроме того, мясо гномов содержало липиды и минералы, без которых в подземельях не выжить.

— Минералов в мясе гномов было многовато. А вот содержание липидов было оптимальным, мой добытчик. — И Брунхильда весело чмокнула Овольда в небритую щёку.

— Своим появлением на свет ты обязан подгорным гномам, Аввик. — Сказал Овольд.

— Я мог бы родиться и у других родителей. Может, был бы посимпатичнее и повыше ростом.

— Ну и скакал бы сейчас по лугам и полям. Бодался бы с другими такими же поскакуньчиками. Мятежники ведь уничтожили все признаки цивилизации и опустились до звероподобного состояния буквально за двадцать лет. Только мы с Брунхильдой смогли воспитать из тебя достойного императора.

— Кажется, меня начало отпускать после выброса. А следующий будет только через час, — сказал Каменщик, прервав таким образом извечный спор отцов и детей.

— Ну наконец-то! — восторженно произнёс Леникольн. — теперь объясните мне нормально, что вы натворили в столичном храме?

— Я же сказала, мы с твоим отцом хотели зачать для тебя маленькую сестрёнку. Я давно хотела родить красивую девочку, прекрасное дитя звёздного света! — Брунхильда мечтательно заулыбалась. — Представь себе, берёшь на руки маленькую кроху, а она смотрит на тебя мириадами звёзд небесных сквозь свои глазки! В подземельях было не до того, сам понимаешь. Плохая еда, спёртый воздух, и, главное, звёздный свет не был виден.

— Потом была вся эта возня с установлением конституционного порядка и с подавлением бунтов. — Продолжил Овольд. — Только в последний год империя успокоилась под твоей твёрдой рукой, сынок.

— В один прекрасный день Каменщик притащил нам свои схемы небесных сфер, долго рассказывал нам про астрологию и геомантию. — продолжила рассказ о происшествии в храме Брунхильда.

— И предложил принять участие в храмовой оргии. — Дополнил Овольд.

— Он сказал, только раз в тысячу лет совмещаются просветы небесных сфер и свет с небес звёздных миров ниисходит на нашу планету. Каменщик сказал, только один вечер будут доступны для воплощения души из звёздных сфер бытия.

— Мы с Брунхильдой не хотели участвовать в массовой оргии, хотели сделать всё наедине, по-домашнему. Но Каменщик прочитал нам ещё одну лекцию по геомантии. Он настаивал на том, что души из звёздных сфер будут доступны для воплощения только в одном месте планеты. В храме, который он построил специально для массовых оргий.

— Я поставила Каменщику одно условие: оргия оргией, но я в храме пихаюсь только с Овольдом. Каменщик поскрипел, но согласился на это условие.

— А я поставил Каменщику ещё одно условие: никаких гомосеков на оргии! — сказал Овольд. — Я, в принципе, ничего не имею против массовых оргий. Но почему-то на каждой массовой оргии обязательно найдётся какой-нибудь скользкий тип, который произнесёт ключевую фразу: «Один рас — не пидарас» и подмигнёт задеревеневшим от застоев телесной энергетики глазом. Я категорически не перевариваю таких типов. А они, наверное, воспринимают мою способность проводить высокие звёздные энергии как склонность к пидарасничеству. У таких типов позиция восприятия никогда выше жопы не поднимается. Теоретически я понимаю, конечно, что на уровне жопы проведение высоких звёздных энергий может быть похоже на пидарасничество. При проведении энергии из высших звёздных сфер я по отношению к звёздным источникам реальности становлюсь пассивно принимающей стороной. Но объяснять тонкости работы с высшими источниками реальности тем, у кого позиция восприятия выше жопы никогда не поднимается, бесполезно.

— О таких мелочах мог бы даже не говорить. — Сказал Каменщик. — У меня все рыцари-храмовники обучены отличать гомосеков по запаху ауры.

— По какому запаху? — переспросил Леникольн.

— По жопному, — уточнил Каменщик. — Само собой, рыцари-храмовники не пускают на оргии гомосексуалистов. Мы ведь не хотим, чтобы наши духовные ритуалы прижопило.

— Давайте ближе к делу. И поменьше философии, — попросил Леникольн.

— Ближе к делу, в самом центре храма располагался алтарь, на котором мы с Брунхильдой занялись любовью. Вокруг алтаря было несколько кругов из парочек, которые занимались тем же самым.

— Поскольку оргия была особо значимая, я самолично отбирал участников. — Продолжил Каменщик. — Все допущенные в столичный храм были протестированы по уровню духовного развития, политической благонадёжности, коэффициенту интеллекта и, что очень важно, все отобранные парочки искренне любили друг друга.

— Раньше у тебя с отбором участников было проще.

— Да. Сейчас мои технологии усовершенствовались. Сейчас уже оргии в столичном храме не проводятся вповалку большой кучей. Сейчас всё упорядочено в соответствии с законами взаимопроникновения небесных сфер.

— Ладно. Что было дальше? — нетерпеливо спросил Леникольн.

— Дальше я стал единством во множестве совокупляющихся в священном соитии. Я стал всеми, кто участвовал в оргии и потянулся через просвет в небесных сферах вверх. Подобный просвет открывается только раз в тысячу лет!

— Об этом ты уже говорил, сказал Овольд. — Сквозь сколько небесных сфер ты прошёл?

— Примерно сквозь пять. Точно посчитать я не смог, у меня слишком мало опыта вхождения в столь высокие небесные сферы.

— Ты хочешь сказать, что залез на пятое небо? — переспросил Овольд.

— Ну, примерно. Единством, сформированным во время оргии, было сложно управлять.

— Что ты делал на пятом небе, старый извращенец? — спросил Леникольн.

— Я нашёл источник реальности пятого неба и занялся с ним любовью. А затем я стал им, — сказал Каменщик.

— А единством участников оргии ты перестал быть? — спросил Овольд.

— Нет, одно другому не мешало. Наоборот, только будучи единством во множестве самых высокодуховных и самых любвеобильных граждан империи, я мог удерживаться на пятом небе. Только поддержка снизу, которую даровала ваша с Брунхильдой любовь, позволила мне не грохнуться обратно.

— А ты уверен, что достиг именно пятого неба?

— Ну, астрологические расчёты показали, что в тот день открывался просвет до пятого неба. Я лез вверх, сколько мог.

— Мог, не значит залез? — спросил Овольд.

Каменщик предпочёл сделать вид, что не услышал последний вопрос.

— А что в это время делало твоё планетарное тело? — спросила Брунхильда.

— Оно пыхтело на одной очень хорошей девушке справа от Овольда и слева от тебя, — ответил Каменщик.

— Аааа, понятно. А мне тебя было не видно из-под Овольда, — сказала Брунхильда. — Своим могучим торсом Овольдушка закрывал весь обзор, а своим громким пыхтением он заглушал все звуки. — Брунхильда обвила руками шею Овольда и посмотрела ему в глаза. Но глаза скосились и ей пришлось часто-часто заморгать. — Будешь ещё так пыхтеть? Будешь? Будешь? — Брунхильда дважды поцеловала Овольда. — Бууууудееееешь!!!

— Что было дальше? — По-военному прямо спросил Леникольн.

— Я стал вплетать нити из источника реальности того неба, которого удалось достичь, в стены храма, — сказал Каменщик, — а потом сверху как попёрло! Мы все выскочили, кто в чём был. Я даже рясу потерял.

— Зачем ты это сделал?

— Я хотел сделать в храме постоянную связь с пятым небом! Чтобы проводить ежедневные церемонии зачатия высокодуховных граждан для твоей империи, господин император!

— Мы все высоко ценим твои благие намерения, Каменщик, — заверил Овольд. — Но получилось, сам видишь что.

— Вижу. Но ведь всё не так уж плохо. Когда будет очередной выброс, вы все почувствуете, что всё не так уж плохо.

— Бардак во всей столице! Пришлось срочно эвакуировать граждан из всего северного муниципального округа! Ты хоть представляешь, каких волевых усилий мне стоило заставить жителей эвакуироваться? Ты хоть видел, как плохо слушались моих приказов стражники из-за приступов ржача? И это ты называешь «всё не так уж плохо»? — грозно спросил Леникольн.

— Аввик, мальчик мой, сломай пожалуйста воо-оон тот заборчик. — Брунхильда изящно указала пальчиком на пятиметровый забор какого-то преуспевающего жителя северного муниципального округа. Он мешает нам… Брунхильда звонко икнула… изучать.

Леникольн послушно пошёл к указанному забору. Забор был сделан из толстых, плотно подогнанных друг к другу дубовых досок. Через каждые пять метров в землю было вбито бревно толщиной не уступавшее размаху рук Леникольна. Горожанин, окруживший свой дом таким забором, видимо, опасался повторения массовых беспорядков. Но на сплошную каменную кладку у него денег не хватило. Через полминуты раздался грохот разлетающихся в щепки досок. Искусство железного кулака у Леникольна работало отлично.

— Ну, теперь то вы понимаете, как аморально зачинать детей во тьме, в мрачных подземельях? Теперь вы видите, что это надо делать в священных храмах, под руководством духовенства? — Назидательным тоном спросил у Брунхильды и Овольда Каменщик.

— Зависит от ситуации, — ответил Овольд. — В текущем воплощении у нашего сыночка плюс пятнадцать к искусству железного кулака, плюс тридцать к устойчивости ко всем видам магии и полный иммунитет ко всем способам эмоционального манипулирования. Кроме того, как ты мог заметить, наш сынок не сходит с ума от выплесков.

— Но он совершенно лишён сочувствия и сострадания к ближним! Как может он быть императором, если у него нет сострадания к нуждающимся гражданам империи? — спросил Каменщик.

— Дорогой друг, если ты ещё не заметил, напоминаю: в империи Пандостан тяжелейший кризис власти, временами сменяющийся периодами дикой анархии. В сложившейся ситуации гораздо важнее уметь держать империю железной рукой, чем проявлять сострадание. Если бы не железная рука нашего императора, ты бы тут ничего не построил. Твою стройку разгромили бы ещё на этапе котлована. А сам бы ты тут в рясе не ходил. Тебе бы пришлось ходить в бронежилете.

— И всё-таки я не согласен. Я считаю, император должен обладать оптимальным сочетанием твёрдости характера и утончённых душевных качеств. Кроме того, император обязательно должен любить своих верноподданных.

— А если император попадёт в эмоциональную зависимость от какой-нибудь танцовщицы? Нет, дорогой друг, в наше время эмоциональная устойчивость императора гораздо важнее.

Как бы подтверждая слова Овольда, император ударом кулака разнёс в щепки бревно, на котором держалась целая секция забора.

— Лучше скажи мне вот что, Каменщик, — продолжил расспросы Овольд. — Какой именно источник реальности ты нашёл на тех самых небесах?

— Ну, источники реальности везде одинаковы. Различаются только те пузыри реальности, которые они формируют.

— Поконкретнее можешь его описать? — настойчиво переспросил Овольд.

— Я не очень понял, как там всё устроено. Переливались совершенно неземными цветами всякие штуки и шняги. Всюду летали световые нити и блестящие кристаллы.

— А это могло быть коллективное сознание какого-нибудь гриба?

— А хрен его знает. Думаешь, на пятом небе тоже растут грибы?

— То что наверху подобно тому что внизу, — философски изрёк Овольд.

— Ооо. Этоооо, наверноееее, был волшебный гриб из райских садов, — Брунхильда опять засмеялась звонким переливчатым смехом. Её ноги подкосились, она нелепо взмахнула руками и чуть не упала. От падения спасло только вовремя подставленное плечо Овольда.

— Бруни, тебя ещё не отпустило после предыдущего выброса? — спросил Овольд, придерживая свою жену под локти.

— На девочек подобные штуки всегда дольше действуют, — подсказал Каменщик.

— Я тебе не девочка! Я ма'ть императора! Рясу поправь, а то ты так ржал под забором, что твоя ряса за пыхтелку зацепилась.

Каменщик старательно поправил рясу.

— А я только щас поняла, почему ты ходишь в такой простой одежде, — продолжила Брунхильда.

— Потому что материальные излишества не подобают моему высокому духовному сану. К тому же, это не одежда, это облачение, — сказал Каменщик.

— Нет! — парировала Брунхильда. — Потому что такую одёжку легко скидывать во время оргий!

— Кстати насчёт оргий. Как тебе удаётся так часто и так активно в них участвовать? И, несмотря на это, так медленно стареть? — спросил Овольд.

— Это потому что вера делает мою жизненность твёрдой, как кремень! — Ответил Каменщик.

— Не, — заплетающимся голосом запротестовала Брунхильда. — Это потому что наш Каменщик умеет подключаться к планетарному источнику жизненной энергии. А планетарный источник огромный — на слове огромный Брунхильда обвела руками всё небо, нисколько не заботясь о том, как высоко задралось её платьице, когда она поднимала плечи.

— И подключение к планетарному источнику жизни у тебя твердо, как кремень? Я правильно понял? — переспросил Овольд.

— Ну, можно и так сказать, — уклончиво промямлил Каменщик.

— Планета — это огромный живой камень, летающий в космосе. А ты, Каменщик, вгрызся в её каменный источник жизни. А знаешь, кто ты после этого? Ты космический вампир! Камнесос! — Брунхильду снова повело от ржача, но Овольд её удержал.

— Ну почему сразу вампир. Я вон провёл на планету источник энергии с пятого неба. Планета эту энергию с удовольствием поглощает.

— Значит, ты не только космический вампир, ты ещё и вампир небесных сфер!

— Так ведь не только для себя старался. Для вас с Овольдом, для империи Пандостан, для всей планеты, в конце концов. — Оправдывался Каменщик.

— Вообще, не факт, что это ты сделал. Может, пока ты пыхтел на девушке и глючил, инопланетяне подвели к планете толстый жгут нитей из коллективного сознания какого-нибудь растения или гриба. — Овольда уже отпустило после выброса, и он рассуждал, как профессор с похмелья.

— Инопланетяне подвели к планете трубу с веселящим газом. — Добавила ещё одну версию Брунхильда.

— Это вряд ли, я бы заметил трубу, — сказал Каменщик. — К тому же, зачем инопланетянам столь сложный и дорогостоящий проект?

— Чтобы мы тут ржали, как сумашедшие, и даже не думали сделать из панов звёздную рассу. — Сказала Брунхильда.

— Давайте всё же оставим версию инопланетной диверсии, как крайне маловероятную. — Предложил Овольд. — Зачем, в самом деле, инопланетянам совершать свою диверсию точно в момент самой священной оргии за последнюю тысячу лет?

— Каменщик ведь говорил нам, Овольдушка, в этот вечер открывался проход в небесных сферах, — сказала уже почти адекватная Брунхильда. — Может, инопланетяне сидели там, на своём небе, и только того и ждали. А как только проход в небесных сферах открылся, так сразу инопланетные диверсанты засунули в наш храм трубу с веселящим газом.

— И всё же, я буду придерживаться первоначальной версии, — сказал Каменщик. Вероятнее всего, мы здесь наблюдаем акт любви небесного источника реальности с планетарным. А радужная жидкость — это семя жизни небесного источника реальности.

— А в версии Каменщика есть смысл, — продолжил научную дискуссию Овольд. — Подобное притягивает подобное. Значит, в ответ на эксперимент Каменщика мог притянуться какой-нибудь могучий небожитель-извращенец, любитель странных экспериментов с камнями. Он мог засунуть сюда, в наш мир нечто….

— Да, да, — подхватила Брунхильда. — Я прям представляю себе: живёт себе на небе эдакий небожитель. Он там, у себя, на небесах, работает источником реальности. И вдруг, откуда ни возьмись, в его райских кущах открывается портал в глубины адских миров. Из этого портала высовывается тяжело пыхтящая башка нашего Каменщика, с бородкой, с рожками и вот с этими большими острыми ушками. Башка Каменщика проводит какой-то непонятный ритуал любовной магии и проваливается обратно, в портал. Небожитель такой: ой, ой, как интересно. Что же теперь с этим адским порталом делать? А попробую-ка я засунуть туда свой гигантский небесный пенис. Интересно, что будет?

Тем временем радужные блики на стенах храма начали сгущаться и приобретать объем. На бликах стали заметны ритмичные толчки откуда-то сверху. С каждым толчком блики приобретали объем и начинали дрожать изнутри всё сильнее. Ни на чём другом, кроме радужных бликов, толчки сверху никак не проявлялись.

— Оооо! Скоро будет очередной выброс, — радостно сообщил Каменщик.

— А Брунхильду ещё не до конца отпустило после предыдущего, — констатировал Овольд.

— У меня нет конца! Я же девочка! — капризным голосом сказала Брунхильда.

— Что вы планируете с ЭТИМ делать? — гневно спросил Леникольн. За созерцанием растущих в объеме радужных бликов никто не заметил, как он вернулся.

И тут случился выброс. Всё повторилось, как в прошлый раз. Опять вся троица предалась безумному веселью. Опять Леникольн тщетно пытался отмыть Овольда, Брунхильду и Каменщика от брызг сжиженного света. В самый разгар веселья Брунхильда приостановила свой безумный танец, обняла всех троих мужчин и звонко проорала:

— А давайте войдём в этот храм!

И не дожидаясь ответа, Брунхильда поскакала ко входу.

— Стой, любимая, это опасно! — Крикнул Овольд и поскакал за ней следом.

— Не ходите туда! Неизвестно какие будут последствия! Давайте сначала отправим подопытных обезьян! — Видя, что никто его не слушает, Каменщик поскакал следом за Овольдом и Брунхильдой.

— Стой, отец! Ты нужен империи! — Император Леникольн гневно пнул обломок какого-то строения и поскакал следом.

— Стоять! — рявкнул он ещё раз на бегу.

— Мама, вернись! — переходя на фальцет, прокричал Леникольн в тот момент, когда Брунхильда входила в храм. Но было уже поздно.