Во все стороны тянулось зыбкое и бесформенное серое пространство, которое пронизывали кривые, дрожащие линии. Постепенно они выровнялись и застыли на месте, приобретя четкость и прямизну. Между ними образовались зоны потемнее и посветлее — перед его глазами возникла шахматная доска.
Алган безуспешно пытался стряхнуть оцепенение. Под ногами зияла бездна. В первые мгновенья ему показалось, что он падает в пустоту, затем головокружение прошло — он стоял на бескрайней шахматной доске, и контуры ее с каждым мгновением становились все четче и четче.
Алган, пешка на игровом поле, прыгал из клетки в клетку какими-то замысловатыми ходами. Череп раскалывался от боли, и он никак не мог взять в толк, зачем это делает, но в глубине сознания таилось убеждение в том, что так и надо. Некогда он знал, почему следует совершать эти прыжки, но забыл и не мог вспомнить — головная боль мешала сосредоточиться.
Мозг напряженно работал, инстинктивно рассчитывая что-то, хотя Алган не понимал, как это ему удается. Он пользовался результатами расчетов, но по-прежнему не знал, зачем прыгает по этой шахматной доске.
По-видимому, между его расчетами, головной болью и передвижениями по шестидесяти четырем клеткам существовала определенная связь. Алган удивлялся — всего шестьдесят четыре поля, а доска выглядит бесконечной. Он заблудился в ватном тумане, лишился памяти, его окружал непонятный мир.
— Как твое имя? — громко спросил он.
Но ответа не последовало.
Разум Алгана был поглощен единственным — решением того, на какую клетку перескочить при следующем ходе. Он собрал последние силы. И вдруг мысли прояснились, пробудились спящие области мозга. Его охватило пьянящее чувство победы, хотя он не знал, в чем она выражалась.
В мозгу Алгана созрело некое решение — он возобновил свои прыжки по шахматной доске.
— Как твое имя? — переспросил он.
А что такое имя? Алган понимал, кто-то ставит ему задачи и требует от него правильных ходов, словно заставляя сражаться в шахматы с невидимым противником.
Все определял правильно выбранный ход.
Шестьдесят четыре поля — это так мало, а количество ходов неисчислимо: можно обойти или преодолеть любые препятствия. Но каждый ход требовал невероятно сложных расчетов.
«Мозгу, словно вычислительной машине, — вслух рассуждал он, — приходится решать задачи, поставленные…
Кем?
Никем.
Мною, Жергом Алганом».
Он решил задачу и вспомнил свое имя. Жерг Алган. Тридцать два года. Бунтарь, бросивший вызов Бетельгейзе. В бегах. Только что с помощью шахматной доски покинул Гланию. Выполняет ответственную миссию.
Голова раскалывалась от боли.
«Я брежу», — подумал он.
Пелена серого тумана разорвалась. Он завис в центре черной Вселенной, утыканной блестками звезд, — в пространстве.
Алгану удалось решить загадку шахматной доски. Он пересек космическую пустоту и покинул Гланию. Он извлек корень из уравнения «человек + шахматная доска + зотл». И не сошел с ума. Он снова вступил в контакт с реальностью. Почему он был уверен в истинности своего прозрения? Он плыл в черном пространстве с редкими звездами. Его вдруг охватил ужас бесконечного падения. Но рефлексы, выработанные во время тренировок на Даркии, помогли взять себя в руки.
Он никуда не падал. Когда его глаза привыкли к темноте, он осознал, что сидит в громадном черном кресле из твердого холодного материала перед столом, вырубленным из того же вещества. Столешница представляла собой шахматную доску. Его пальцы лежали на клетках доски. Недвижный воздух был прохладен и живителен. Алган поднял голову и увидел на черном небосводе точечки звезд — их было немного, и они излучали тусклый красноватый свет. Многие из них давно погасли. Казалось, до этих умирающих костров рукой подать. А за ними, в пространстве, на чудовищном расстоянии, сверкали целые облака звезд, сливавшихся в один сияющий мир.
Небо над головой было таким черным, ни малейшей дымки, и он понял — планета лишена атмосферы.
«Меня окружает силовое поле, — решил он. — Оно удерживает в этом океане пустоты ничтожный пузырек воздуха, позволяющий мне выжить. Не исключено, что моего визита ждут с незапамятных времен и гигантская космическая цитадель построена в предвидении моего появления».
Немыслимо было представить, что некая древняя раса, скорее всего негуманоидная, могла разбросать по Галактике огромные станции с единственной целью — облегчить роду человеческому освоение пространства. А может, то была раса людей, чьи древние машины продолжали функционировать после ее гибели?
Он выбрался из кресла и обошел громадный круглый зал. Исходивший откуда-то неяркий свет не мешал видеть звезды.
На гладких черных стенах зала не было никаких украшений. Только прямо напротив стола, за которым он только что сидел, Алган обнаружил все то же изображение шахматной доски с топкими рисунками на каждой клетке.
Рисунки были знакомы Алгану. Только располагались в ином порядке. Он пересек зал, взял свою доску, сравнил ее с изображением на стене и… не обнаружил ни малейшей разницы.
«Неужели мне изменяет память? — подумал он. — Нет, могу поклясться, фигуры на доске переместились сами собой».
Это могло означать, что шахматная доска была моделью Вселенной и решение любой задачи меняло расположение рисунков на ней, а вернее, отражало перемещения в пространстве.
Мгновенно ли происходило перемещение или растягивалось на века? Он не мог определить продолжительность собственного перелета, но знал, для него путешествие совершилось в очень короткий срок. Он провел рукой по щеке — щетина почти не отросла. «Постарела ли Даркия? Сколько времени прошло на Бетельгейзе, пока я пересекал невообразимые пространства — тысячи лет или считанные секунды? А если я вернусь в Освоенную Галактику, с кем мне придется иметь дело — с Ногаро или с его отдаленными потомками, забывшими даже его имя?»
Стены зала выглядели глухими. Но замочной скважиной невидимой двери могла быть шахматная доска на стене. Он наугад провел пальцами по ее клеткам — его мозг был занят решением неведомой задачи. Но едва он коснулся центральных клеток, как раздался легкий хрустальный звон. Часть стены над доской повернулась.
Он отшатнулся — там могла таиться ловушка — и заметил в глубине ниши золотистый шар.
Алган сделал шаг вперед и понял, что это сосуд, наполненный янтарной жидкостью. Он узнал вытяжку из кореньев зотла.
«Итак, черные цитадели — ключ к разгадке тайны нерасторжимой связи человека, шахматной доски и зотла. Выпив зотл, человек обретает возможность взглянуть на Вселенную под другим углом зрения, а шахматная доска открывает ему путь в иные миры.
Перемещение происходит немедленно. И без посредства громадных дорогостоящих звездолетов.
Черные цитадели были своего рода космопортами. И если Бетельгейзе была пауком, соткавшим звездную паутину, в которой запуталась Освоенная Галактика, здесь дело обстояло иначе — где-то в Центре Галактики существовал необычный и древний разум. Он ждал, решал и действовал, наблюдая за людьми, осмелившимися проникнуть в запретный лабиринт.
Пока Алган не представлял себе, в какую часть Галактики его занесла шахматная доска. Судя по скудости звезд и глубокой черноте неба, он попал на крупную безжизненную планету на окраине Освоенной Галактики. Ближайшие светила выглядели угасающими или погибшими в результате древнего беспощадного катаклизма. Он припомнил, что старый пилот с Глании говорил о цепи мертвых солнц, которые преграждали путь экспедициям, летящим к Центру Галактики.
В незапамятные времена, еще до зарождения жизни на Земле, здесь пронесся смерч немыслимой энергии и оставил после себя глубокий шрам на плоти космоса. Он резко ускорил процесс старения и умирания звезд. И на пути к запретным районам Центра Галактики возник барьер из белых карликов и красных гигантов. Значит, он оказался ближе к Центру Галактики, чем предполагал раньше. Но близость эта была призрачной, если мыслить в привычных единицах измерения. Свет пробегал путь от Центра Галактики до ее границ за пятьдесят тысяч лет. Люди в звездолетах, уходя в иные измерения, могли в лучшем случае сократить это время в сотню раз. И все же этого не хватало. Алган впервые осознал туманный смысл некоторых самых простых понятий, которыми издавна пользовался человек.
Люди освоили крохотную космическую провинцию где-то на задворках Галактики; они исследовали всего несколько тысяч планет, а ведь их окружали миллионы солнц. По телу Алгана пробежала дрожь. С него разом слетела вся его спесь и самоуверенность человека. Мозг Алгана почти не воспринимал того, что видели глаза — бесчисленные искорки звездных скоплений, затерянные в невероятно обширной Вселенной. Мир оказался слишком сложным и необъятным. Он зажмурился. И вдруг его поразила мысль, что он наделен не менее сложным, чем сама Галактика, механизмом. Он обладал мозгом с миллиардами нейронов, способных реализовать неимоверное количество ассоциаций. Вселенная ставила практически бесконечное количество задач, а люди располагали инструментом, способным решать их, решать и сознательно и бессознательно.
Он взял сосуд и залпом выпил зотл. Напиток освежил пересохшее горло. Алган пересек зал, уселся в кресло, поставил пальцы на шахматную доску и внимательно оглядел небо. Мигая, звезды изменили свой рисунок.
Переход совершился проще, чем в первый раз. Он не ощутил распада, головная боль окончательно ушла. Он висел в сером тумане, а его подсознание управляло движением пальцев по шахматной доске и перемещением тела в пространстве.
Он двигался вслепую. Ему хотелось постичь природу и происхождение таинственных создателей шахматной доски и черных цитаделей. Перескакивая из одного мира в другой, он надеялся в конце концов попасть на планету тех, кто построил цитадели.
Галактика состояла из миллионов солнц и планет, и повсюду могли существовать черные цитадели. В этом случае поиски становились безнадежными.
Он быстро убедился в том, что черные цитадели как две капли воды походят одна на другую. И зал с невидимым куполом, в который он попадал в конце каждого путешествия, всегда был круглым. Но этот купол каждый раз пропускал лучи других солнц, а цвет небосвода менялся.
Один раз ему показалось, что он попал в морские глубины — таким низким и зеленым было небо. Он не видел никаких звезд, кроме огромного тусклого светила. В другой раз планета была невероятно велика. Он оглядел низкие голубоватые холмы, пугающие своей неподвижностью, — ничто не шелохнулось на них и не дрогнуло. Это был мир, где жизнь либо еще не зародилась, либо вовсе была невозможна. Этот мир замкнулся сам в себе и отгородился от Вселенной плотными облачными стенами.
Он покинул его и попал на обломок планеты причудливо петляющий среди созвездий. Он понял, что приближается к Центру Галактики — вокруг сверкали мириады звезд. Казалось, они касаются друг друга и вот-вот столкнутся. Небо отливало золотом, а редкие темные провалы выглядели черными звездами, излучавшими ночь. Новый мир — под пурпурными небесами, словно подожженными близким красным гигантом, торчали руины. Обратившийся в прах дворец не смог бросить вызов времени, против него устояли лишь черные цитадели…
Он со все большей легкостью ориентировался на ограниченном поле шахматной доски. Алган пока не понимал механизма воздействия его мозга на шестьдесят четыре клетки и странные рисунки, которые украшали их. Он не знал, какие способности его мозга включались в работу, но это его не волновало. Он обучился всему — и прыжкам через Галактику, и перемещениям в границах одной планеты. Он мог передвигаться на любые расстояния, запрыгнуть на вершину черной цитадели и выйти в нормальное пространство в любой точке.
Алган замирал в космосе, в сердце звезды, на поверхности пустынного мира, а через секунду укрывался в черной цитадели. И всегда его окружало силовое поле. Он находился как бы и внутри, и вне нормального пространства.
Алган путешествовал, не ощущая ни голода, ни жажды, ни усталости. Он выпал из обычного времени. Его переполняло неведомое до сих пор чувство необычайной полноты ощущений. Его охватила уверенность, что он наконец приступил к выполнению миссии, к которой давно готовился. Он стал хозяином звезд и пространства, превзошел в могуществе и людей Бетельгейзе, и пуритан Эльсинора и десятки их планет. Он совершил то, о чем никто из них не смел и мечтать.
Миры, окованные льдами, и миры, охваченные пламенем, планеты, усеянные алмазными россыпями, и планеты, укутанные песками, планеты болот и планеты пустынь, планеты, укрытые тяжелым одеялом туч, планеты светящихся туманов и планеты лиловых равнин, из края в край покрытых кристаллами, планеты бушующих океанов и планеты без признаков жизни — все это открывалось ему с высоты прозрачных куполов вечных черных цитаделей. Вначале Алган думал, что не покидает гигантского звездолета, который сопровождает его в нескончаемом беге по звездному полю Вселенной.
Он посетил безымянные миры, на которые никогда не ступит нога человека и которые не изменит человеческая цивилизация. Все они обладали своей особой красотой, которая поражала сильнее, чем изображения тех миров, что он некогда разглядывал в книгах, посвященных освоению космоса. На некоторых из них свет искривлялся, а поверхность была изломана чудовищной гравитацией. Но внутри черных цитаделей ничего не менялось.
Его глаза видели гигантские звезды, которые раскаленными шарами висели в пустоте. Их размеры превосходили такие светила, как Рас Альгети или Эпсилон Оригэ, которыми восхищались астрономы героических времен. Один из этапов путешествия привел его к «подножию» невероятного каскада солнц и планет в центральных районах Галактики. Алган совершал одно открытие за другим, наблюдал искривленное пространство, феерическое разноцветье звезд. Здесь, казалось, светилось само пространство, насыщенное газом и космической пылью. Он видел звезды, окруженные кольцами, ловил рассеянные лучи далеких шаровых скоплений, в которых было больше звезд, чем их завоевал человек за всю свою долгую историю, хотя это были лишь капли материи в океане Вселенной.
Восхищение неведомыми творцами черных цитаделей возросло еще больше, когда он понял, что путешествует не только в пространстве, но и во времени, ибо звезды, свет которых он видел на Даркии, свет, который доходил до нее от Центра Галактики за тысячи лет, теперь он видел такими, какими они были несколько лет назад. Неведомая раса создала цивилизацию по меркам Вселенной, и система космопортов, созданная человеком, по сравнению с ней выглядела жалким муравейником.
— Неужели она мертва? — спрашивал он сам себя.
Он нигде не отыскал следов жизни. В пустых залах не было и намека на нее, словно цитадели давно забросили за ненадобностью или построили без всякой необходимости.
И вдруг все изменилось — он нерешительными кругами приближался к Центру Галактики. В воздухе ощущалось незримое присутствие, едва уловимый запах, будто кто-то недавно побывал здесь, оставил след, но исчез за миг до появления Алгана. Черные цитадели, как заметил Алган, все чаще располагались на громадных планетах с водородной атмосферой.
Однажды плиты пола стали сотрясаться. Алган долго ждал, но ничего не произошло. В безмолвии прошли долгие часы, конечности налились свинцовой усталостью. Он двинулся дальше.
Путешествие явно близилось к завершению. Пальцы, казалось, выбирали клетки случайно, а на самом деле — он осознавал это — его мозг решал задачи, не известно кем и как поставленные перед ним.
И вдруг он попал в необычный зал. В стенах были прорезаны широкие проемы. Он выскочил наружу и увидел золотое небо и красно-фиолетовые луга, чем-то похожие на луга его родной планеты. На горизонте тянулись гряды невысоких холмов. Его кожа ощутила жаркое прикосновение лучей тысяч солнц. У него закружилась голова, и он рухнул в мягкую и прохладную траву.
Он понял, что прибыл в тот мир, который искал, в конечную точку своего беспримерного поиска. Он поднял голову на какое-то мгновенье раньше, чем услышал голос.
— Приветствую тебя, дитя, — низкий голос был очень мелодичен.
— Я не дитя, — возмутился Алган. — Я — человек.
— В нашем языке «человек» и «дитя», — ответил голос непререкаемым тоном, — суть синонимы.