Звёздные Войны. Последствия. Конец Империи

Глава первая

Эта часть Тариса пребывает в запустении, и Меркуриал Свифт пробирается через нее, словно перебегающая от одного укрытия к другому крыса. Охотник за головами карабкается по остову старого жилого здания, квартиры в котором давно разграблены, а сквозь дырявые стены открывается вид на руины города. По всей пришедшей в упадок планете пытается прорастать жизнь – ползучие трехпалые лианы и извивающиеся спирали скользкого от слизи грибка. Это не особо заметно, но среди руин живут и разумные существа – они ведут жалкое существование, сбиваясь кучами в транспортных контейнерах и осыпающихся коридорах, прячась под разрушенными улицами и на крышах зданий, столь ненадежных, что даже на самом тихом ветру они покачиваются, будто сонные пьяницы.

Его добыча где-то здесь.

Вейзин Мордро, сумасбродная девчонка, похитившая у банды «Джиндар» пачку идентификационных карт, в свою очередь украденных у высокопоставленных лиц Новой Республики. С помощью этих карт любой с легкостью мог бы путешествовать по известным планетам, не привлекая к себе лишнего внимания. «Джиндары» хотят вернуть украденное, а в качестве дополнительного бонуса – заполучить саму девчонку.

Предпочтительно живой. Но на крайний случай сгодится и мертвая.

Меркуриал рассчитывает на первое – хотя бы потому, что с тем, кто может передвигаться на своих двоих, управиться будет проще. Тащить по руинам Тариса труп – верный способ сломать лодыжку. Да и к чему лишний раз все усложнять?

Прямо впереди, в тени полуобвалившейся стены, стоит мальчишка, соскребая с камня губчатую массу – то ли на прокорм семьи, то ли на продажу. Голова его обрита наголо, на щеках грязь, нижняя губа рассечена отметиной-шрамом, означающей, что у ее обладателя есть хозяин. Вздрогнув, парнишка бросается было бежать, но Свифт кричит ему вслед:

– Эй! Не спеши, малыш! – Он встряхивает мешочком, в котором звенят кредиты. – Я кое-кого ищу.

Мальчик не отвечает, но хотя бы останавливается. Он настороженно приподнимает бровь, и Меркуриал воспринимает это как проявление интереса. Охотник за головами похлопывает рукавицей по поясу, и в воздухе над его головой внезапно возникает голограмма той самой девушки, Вейзин.

– Видел ее?

– Может быть.

– Не юли. – Он снова встряхивает мешочком с кредитами. – Да или нет?

Мальчишка колеблется.

– Да.

– Где?

– Неподалеку.

«Да». Меркуриал знал, что она где-то здесь. Старый иторианец в космопорту с трудом выполз из пропитанного спайсом тумана, но все же подтвердил, что знает девушку и что она затаилась где-то рядом со своей семьей. Ее дядя живет здесь, в остатках старого района Талинн, и Свифт несказанно рад, что у нее нет родных на другой стороне планеты, где в массивных башнях обитают богачи, чью безопасность обеспечивают целые армии личной охраны.

– Где неподалеку?

Взгляд мальчишки неуверенно мечется из стороны в сторону, и у Меркуриала возникает подозрение, что тот знаком с Вейзин.

– Я…

– Малыш, я либо отдам тебе эти кредиты, либо вышвырну тебя через дыру в той стене. Можешь обзавестись лишними деньгами в кармане или переломанными ногами, а то и руками тоже. – Меркуриал ухмыляется, сверкнув зубами. – Падать высоко.

И тем не менее мальчишка все еще колеблется, обдумывая возможные варианты. В разрушенном коридоре завывает резкий, воняющий болотом ветер.

– Я не сделаю ей ничего плохого, – заверяет охотник. По большей части это правда. Он знает по собственному опыту, что всем хочется быть эгоистичными, но при этом они стремятся продемонстрировать обратное. Им хочется некоего оправдания. И он рад помочь мальчику почувствовать, что тот делает доброе дело. – Поверь, лучше уж ее найду я, чем кто-нибудь другой.

Вот он – переломный момент. Парень прикрывает глаза, приняв решение.

– Она в соседнем здании, в старой кузнице «Пальмира». У Вейзин там небольшое… укромное местечко. Убежище.

– Поздравляю, – отвечает Меркуриал, бросая в раскрытую ладонь мальчишки мешочек, с которого тот не сводит жадных глаз. Увы, он не понимает, что кредиты едва стоят металла, из которого сделаны, – курс имперской валюты рухнул со скоростью метеорита. Все знают, что скоро от Империи останется лишь звездная пыль, – и что потом?

Но сейчас не время из-за этого беспокоиться.

Мальчишка убегает.

Свифт выходит на охоту.

Несколько часов спустя охотник за головами лежит на животе с квадроноклем в руках. Он приближает картинку километр за километром, пока не добивается достаточной детализации. Плоская крыша кузницы разбита, как и все окружающее. Вентиляционная труба соседней фабрики свалилась на кузницу, соединив два разрушенных здания, и Меркуриал решает, что она послужит ему путем к отступлению, если что-то пойдет не так. Хотя ему трудно представить, что может пойти не так при столь легкой работе…

Заметив внезапное движение на крыше, Свифт наводит квадронокль и видит, как сдвигается в сторону небольшой жестяной лист, а затем в угасающем свете дня мелькает копна розовых волос.

Цель обнаружена.

С одной стороны, его бросает в приятную дрожь при мысли, что он наконец ее нашел, но в то же самое время охватывает и уныние. Он представляет себе будущее, в котором его ждет ничего не стоящее вознаграждение. Он схватит ее, приведет к джиндарской шантропе, и те дадут ему тощую пачку долговых расписок – не имперских кредитов, а всего лишь расписок, за которые у конкретных торговцев на конкретных планетах можно получить снаряжение, боеприпасы или еду. Естественно, где угодно ими не расплатиться, а стоимость одной расписки во многом зависит от того, кому принадлежат деньги. В данном случае «Джиндары» принадлежат «Фриллианской конфедерации», а та, в свою очередь, – «Черному солнцу». «Черное солнце» никому не принадлежит – по крайней мере, пока. Но все может измениться, – по мере того как чахнет Империя и расправляет крылья Новая Республика, преступные синдикаты только и ждут подходящего момента, чтобы наложить свои лапы на тонущую в хаосе Галактику. Но кто именно? Кто первым воспользуется таким шансом? Без схватки уж точно не обойдется. Синдикаты готовы вцепиться друг другу в глотку, сражаясь за верховенство. Теневая война только что началась. Им хочется грести деньги и заковать будущую Галактику в криминальные цепи. «Черное солнце». «Союз теней». Хатты. «Красный ключ». «Краймора». Суверенные Широты Маракаваньи. Заварушка будет та еще.

Меркуриал понимает, что рано или поздно кто-то попытается завладеть и им самим. Но он вовсе не собирается становиться мальчиком на побегушках.

Охотник за головами встает и выбирается из-за покореженного корпуса старого побитого грузовика, который рухнул на крышу, наверное, целую вечность тому назад, а теперь превратился в скульптуру из ржавого металлолома. Достав свои дубинки, Свифт разбегается и прыгает с края крыши, дав два быстрых импульса из реактивного ранца. В воздухе за его спиной слышится треск, крыша кузницы стремительно приближается. Сгруппировавшись, Свифт катится по крыше, а затем, вскочив, раскручивает дубинки и бросается прямо к хлипкому укрытию Вейзин.

Девушка выходит на крышу. Он видит, что цель его заметила, но продолжает неподвижно стоять на месте. Сперва охотник думает: «Девчонка поняла, что игра окончена», но тут же осознает, что что-то не сходится. Девушка в бегах, и это ее планета. Она должна испугаться и бежать. Любой бы убежал.

И тем не менее она просто стоит, глядя прямо на него.

Внезапно Меркуриала словно нож пронзает страшная догадка: «Она не бежит, потому что она – приманка».

Проклятье!

Он едва успевает снова упасть и перекатиться, как над его головой с визгом проносится оглушающий заряд. Вскочив, Свифт ожидает увидеть кого-то знакомого – старого врага, подставленного друга, бывшую подружку с разбитым сердцем и бластерной винтовкой. Но вместо этого он видит другую женщину, старше его, серебристые волосы которой развевает ветер. Кем бы она ни была, женщина кажется ему знакомой, но у него нет времени перебирать в памяти все когда-либо виденные лица, поскольку ее пистолет направлен прямо на него и к охотнику уже несется новый оглушающий заряд…

Но Свифт успевает развернуться, подобно пружине, и, ловко совершив пируэт на носке правой ноги, замахивается, но дубинка вылетает из его пальцев и со свистом рассекает воздух.

Бамс! Дубинка цепляет ствол бластера. Женщина вскрикивает, и оружие с лязгом падает на крышу. Противница трясет рукой – вибрация наверняка передалась ее кисти, и теперь она пытается усмирить боль, но все же приближается с выражением мрачной решимости на лице.

Что ж, ее дело. Но он ей все равно не дастся.

Свифт сгибает пальцы, нажимая на кнопку посреди ладони. Пластины на кончиках пальцев издают внезапное жужжание, и дубинка, подскочив, вновь возвращается в его руку.

Женщина резко останавливается, тут же нанося удар – хороший и основательный, но охотник за головами уже готов к нему, поскольку язык ее тела сообщает о выпаде. Меркуриал делает шаг в сторону, так что ее кулак рассекает пустоту, и у Свифта появляется возможность ткнуть нападающую дубинкой под мышку. Через все ее тело проходит электрический разряд, и она широко распахивает глаза, судорожно стиснув зубы. Как только она падает, за спиной Меркуриала слышится шорох шагов, и он понимает, что стал чересчур рассеян. Слишком легкое задание внушило ему излишнюю уверенность в себе – а теперь кто-то с силой бьет кулаком ему по почкам, заставляя упасть на одно колено.

Вскрикнув, он пригибается, уклоняясь от очередной атаки, и его дубинка с размаху попадает второму нападающему по ноге. Его противник, высокий мужчина с ястребиным носом и темными глазами, ругаясь, усаживается на задницу. Этот кажется знакомым. Имперец? Нет. Бывший имперец. Теперь он работает на Новую Республику. «Уж не из-за Первина ли Гедди это все?» – вдруг соображает Свифт, вспомнив, как ловко лишил их добычи. Чего они хотят? Кредитов? Мести? Он что, у них в списке?

Не важно. «Сейчас не до этого». Девушка не стоит той цены, что за нее назначена. Пора уходить. Путь к отступлению – упавшая вентиляционная труба. Вскочив, он бросается через крышу. Рядом проносится еще один оглушающий заряд – женщина подобрала свое оружие. Прыгнув, Меркуриал соскальзывает на обрушившуюся трубу, которая теперь служит ему мостом, и бежит дальше, стуча пятками по металлу. Покрытая отверстиями дюрасталь дает достаточную опору для ног, и он мчится к пролому в стене соседней фабрики. Никто его не преследует – его противники чересчур медлительны. «Потому что на свете нет никого быстрее меня», – напоминает он себе. Меркуриал Свифт вновь торжествует.

Он прыгает через пролом…

И откуда ни возьмись появившаяся в проеме рука с силой бьет его по горлу. Поскользнувшись, Меркуриал падает на спину, судорожно пытаясь сделать вдох.

– Привет, – раздается голос еще одной женщины. И этот голос он знает.

Это его коллега, охотница за головами и агент по розыску должников – женщина-забрак по имени Джес Эмари. Она становится над ним, и, когда в глазах перестает двоиться, он замечает, что она держит во рту зубочистку, поигрывая ею языком. Она наклоняет набок голову, перебросив прядь волос с одной стороны ее усеянного рогами черепа на другую.

– Эмари, – хрипит он, постепенно вновь обретая способность дышать.

Не теряя времени зря, он быстро взмахивает дубинкой…

Но Джес оказывается быстрее. В ее руке взвизгивает маленький бластер.

И наступает тьма.

Им потребовалось несколько месяцев, чтобы поймать Свифта.

Несколько месяцев, чтобы оставить ложный след – украсть идентификаторы у банды; свалить похищение на молодую женщину, которая, к счастью, с радостью согласилась доставить неприятности Империи; объявить фальшивую награду от имени «Джиндаров», которую бандитам пришлось подтвердить, когда на их пороге стали появляться охотники, решившие взяться за эту работу. Задача должна была выглядеть достаточно соблазнительной для кого-то вроде Свифта, но не слишком, поскольку Джес заверила, что чрезмерно легкая работа сразу же вызывает подозрения. Никому не хотелось его спугнуть, так что действовать приходилось с толком и расстановкой. И все это время Норру преследовала одна и та же назойливая мысль: «Пока мы теряем время, Рей Слоун уходит все дальше и дальше». А вместе с ней ускользает и их шанс на справедливое возмездие.

С одной стороны, хорошо, что Меркуриал Свифт угодил в их небольшую ловушку, – это единственный охотник за головами, о котором известно, что он взаимодействовал со Слоун. Но есть и плохие новости – он всего лишь единственная ступень на пути к куда большей добыче.

«Пожалуйста, – думает Норра. – Пусть это будет последняя ступень».

Она страшно устала и с трудом сдерживает злость, которая выжигает ее изнутри, оставляя пустоту в сердце.

Но по крайней мере, они его поймали.

Меркуриал Свифт висит на погнутой трубе в здании старой фабрики по производству боеприпасов. Руки его вытянуты над головой, запястья скованы. На Тарис опустилась ночь. Снаружи испарения окрашивают темные облака в желтоватый цвет, а далеко под ними короткохвостые прыгуны с фырканьем охотятся на насекомых.

– Ненавижу его, – говорит Синджир Рат-Велус, наклоняясь и глядя на пленника. Он морщит нос, словно от неприятного запаха. – Даже без сознания он выглядит ужасно самодовольным. И можете мне поверить, на своем веку я повидал таких немало.

Джес тычет перед собой одной из дубинок Свифта, которую вертит в руке.

– Самоуверенный, но дело свое знает. Эти дубинки – настоящее произведение искусства. Один конец для ударов, другой с электрическим разрядником. Убивает или оглушает. А вторую дубинку можно оснастить гипоинъектором с ядом.

– Давайте приведем его в чувство, – внезапно с раздражением бросает Норра. – Мне нужны ответы, и я устала ждать.

– Мы ждем уже довольно долго, – замечает Джес. – Можем и еще немного подождать.

– Мне нужна Слоун. Мне нужна справедливость.

– Тебе нужна месть, – возражает Джес. Они уже не первый раз заводят этот разговор. Синджир лишь вздыхает и качает головой, слыша ответ Норры:

– Месть и справедливость – две стороны одной медали.

– Вряд ли ты сказала бы то же самое до Чандрилы.

– Меня слегка раздражает, что именно ты пытаешься меня судить, – огрызается Норра.

Джес поднимает руки в знак капитуляции:

– Я вовсе не пытаюсь никого судить. Месть в качестве мотива меня вполне устраивает. Справедливость – словно прыгающая мишень. Месть же всегда сидит вот здесь. – Она постукивает пальцем по груди. – Я наслаждаюсь незамутненной местью. И так уж вышло, что именно за нее большей частью мне и платят. Просто я подумала, что стоит разобраться, где что и почему мы делаем то, что делаем.

«Она не права», – думает Норра. Тот день на Чандриле, когда ее муж и другие освобожденные пленники с Кашиика, повинуясь командам вживленных в их мозги имплантов, хлынули через сцену и площадь, убивая всех на своем пути, стал для нее настоящим кошмаром. Погибших хоронили много дней, а траур продолжается и поныне, месяцы спустя. Как раз тот самый случай, когда жажда справедливости и желание отомстить идут рука об руку, образуя подобие перекрестия в прицеле бластера. И разве на самом деле справедливость не всего лишь иное название для официальной мести? Совершивший преступление должен за него поплатиться, и не важно, вершит ли возмездие правительственная организация или солдат-одиночка.

По крайней мере, в этом пытается убедить себя Норра. И это же она готова сказать остальным, когда ее мысли прерывает стон Синджира:

– Хватит вам нудить об одном и том же. У меня и так уже голова болит. Давайте-ка лучше приведем в чувство нашего нового друга, чтобы я перестал наконец слушать вас и начал слушать его.

С этими словами Синджир протягивает руку, засовывает два пальца в ноздри бесчувственного охотника за головами и резким движением дергает их вверх. Глаза Меркуриала открываются, он с шипением втягивает воздух ртом.

– А ну-ка просыпаемся, – с наигранным весельем говорит Синджир. – Быстренько встряхнулись, как говорила моя мамочка, – продолжает он, ни к кому конкретно не обращаясь. – Прекрасной души женщина. Вот только если я залеживался в постели, всю душевность с нее как рукой снимало и она хлестала меня веником. – Он снова смотрит на Меркуриала. – Надеюсь, тебя веником бить не придется? Ну как, мы проснулись?

– Да проснулся я, проснулся, – бормочет Свифт, выворачивая шею в попытке избавиться от пальцев Синджира у себя в носу. Взгляд его сосредоточивается на Джес. – Ты?..

– Привет, Меркуриал.

Тот издает грустный смешок.

– Что смешного? – спрашивает Джес.

– Да так… Кое-кто – собственно, это был Денгар – сказал мне однажды, что придет день, когда за головы охотников за головами будут давать награды. – Его губы на миг расплываются в улыбке. – Похоже, вот и настал тот день, мм?

– Денгар, – повторяет Джес, и Норре кажется, что само это слово внушает подруге непреодолимое отвращение. – Как бы мне ни было противно, но вынуждена признать: возможно, этот грязный комок застывшего пота прав. За мою голову действительно объявлена награда.

– Верно. Помню, Ринскар говорила, что босс Гьюти назначил за тебя цену. И вроде бы недавно эта цена удвоилась?

– Утроилась, – отвечает Эмари так, будто гордится этим. Хотя, возможно, так оно и есть. – Награда весьма велика. Но за тебя, как ни удивительно, ничего не дают.

Брови Меркуриала взлетают вверх.

– Тогда почему я здесь?

– Потому что у нас есть к тебе вопросы, – говорит Норра.

– Это все из-за той истории на Ворлаге? Мне показалось, я узнал тебя там, на крыше кузницы. С Гедди, знаешь ли, все вышло даже слишком легко.

– Я знала, что это твоих рук дело, – замечает Джес. – Микотоксин тебя выдал.

– Я и не пытался этого скрыть.

– Нам плевать на Ворлаг, – заявляет Норра. Кажется, что с того дня, когда они похитили Гедди – лишь затем, чтобы он умер у них на руках от подмешанного в его спайс медленного яда, – прошла целая вечность. С тех пор столько всего изменилось. – Нас интересует тот, кто заплатил тебе, чтобы ты убрал Гедди. Нас интересует гранд-адмирал Галактической Империи Слоун, которая теперь скрывается где-то среди звезд.

– Не знаю никакой Слоун, – отвечает Свифт, но его выдает дернувшийся вверх, словно у рыбы на крючке, уголок рта. – Извините.

Синджир бросает взгляд на Норру.

Та кивает.

Джес отходит в сторону, и Синджир занимает ее место перед висящим в воздухе Меркуриалом Свифтом. Бывший имперец цокает языком, сосредоточенно изучая пленника.

– Если бы я задал тебе вопрос, какова самая важная часть твоего тела, ты, как и подобает самовлюбленному эгоисту, ответил бы…

– Мой мозг, – отвечает Свифт.

– Твой мозг, – одновременно с ним произносит Синджир. – Да. А потом я закатил бы глаза – гляди-ка, я правда их закатил, – он действительно закатывает глаза, – и сказал бы: «Вовсе нет, дурачок. Мне нужно, чтобы твой разум был остр и ясен, чтобы он полностью осознавал все, что с тобой происходит». А потом заметил бы, что ценнее всего для тебя твои руки – твои ловкие руки, которыми ты крутишь свои щегольские дубинки, точно циркач с Нал-Хатты – и добавил бы, что в руке имеется множество мелких косточек, далеко не столь прочных, как твои дубинки, и я с легкостью переломаю их одну за другой, словно играя на мелодиевых клавишах. И ты выложишь мне…

– Ломай мне руки, – шипит Свифт. – Давай. Да хоть отрежь их. Я вполне могу позволить себе протезы. Механизированные руки…

– Лишь помогут тебе лучше справляться с работой, да. Знаю. И ты абсолютно прав. Косточки в твоих руках – такая мелочь, как и все твое тело! Подобные методы – для дилетантов. Нет, пришло время для чего-то более глубокого, более возвышенного. Забудем про плоть, кости и кровь… Гм… Погоди-ка… Кровь… А ведь это и впрямь интересно. – Он наклоняется, сойдясь с охотником за головами почти нос к носу. Свифт пытается сопротивляться. Норре хочется предупредить Синджира, чтобы тот был осторожнее, но он напоминает гипнотизирующую змею – Меркуриал ничего ему не сделает, по крайней мере не сейчас. Он полностью поглощен мыслью о загадочной угрозе, которая удерживает его, подобно строгому ошейнику. – Тебя ведь на самом деле зовут не Меркуриал Свифт. Твое имя ведь Геб? Геб Телдар? Верно?

Меркуриал вздрагивает, будто от прикосновения севшей на кожу мухи.

– Впервые слышу это имя, – говорит он, но даже Норра понимает, что это ложь.

– Конечно, оно ведь звучит не так красиво, как Меркуриал Свифт, – огорченно кивает Синджир. – Правда, Геб Телдар? – Он растягивает губы и хрипло, с притворным акцентом произносит: – «Эй, меня звать Геб Телдар. Я водопроводчик с Аваста. Я Геб Телдар, крутой доильщик. Я Геб Телдар, отменный протирщик дроидов». Как-то оно того… не очень, да?

– Да пошел ты…

– Только вот в чем штука, Геб: как только мы узнали твое настоящее имя, выяснить все остальное не составило большого труда. Ты ведь с Кореллии?

Свифт – или, вернее, Телдар – молчит. Норре кажется, что в его взгляде вспыхивает страх.

В ладони Синджира лежит плоский диск-голопроектор. Он дотрагивается до края диска, и в пространстве над ним возникает изображение красивого дома во вренианском стиле, квадратного и приземистого, но с ползучими растениями по углами и трахитовой оградой с кружевными вкраплениями металла. Возле высокой узкой двери стоит дроид, знакомый большинству присутствующих.

У Меркуриала дергается щека.

– Это…

– Да, это действительно боевой дроид модели В1, – отвечает Синджир. – У него наверняка имеется надлежащее обозначение, но мы зовем его просто Костик, в числе прочего потому, что он отлично владеет умением выдирать кости из тел. Ах да, может, ты хотел задать другой вопрос? Тогда я отвечу: «Да, Геб Телдар, это дом Таббы Телдар, и, если мои сведения верны, она… твоя мать?»

Лицо плененного охотника за головами искажается в гримасе, становясь похожим на выжатый фрукт.

– Как вы ее нашли? – шипит он, по-звериному скаля зубы.

– Это было нелегко, – вмешивается Норра. – Но не настолько, как тебе может показаться. Ты чересчур заносчив, и окружающие тебя не любят. Хватило единственного вышибалы из какого-то убогого клуба, который рассказал нам, что, как он слышал, ты иногда посылаешь кредиты кому-то в Коронете. Потом мы проверили перекрестные ссылки в постоянно растущей базе данных Новой Республики, которая теперь включает в себя записи ССБК[1], и обнаружили Таббу Телдар, чего нам оказалось вполне достаточно.

– Так вы из Новой Республики? – спрашивает Свифт, внезапно обретя прежний самодовольный вид. Он морщится от боли в задранных вверх руках. – Вы ничего ей не сделаете. У вас есть кодекс. Вы вынуждены следовать закону.

Синджир смотрит на Джес, и оба вдруг взрываются хохотом. Норра не смеется, поскольку сейчас ей вовсе не до смеха, даже притворного.

Успокоившись, Синджир утирает выступившие на глазах слезы, и к нему возвращается внушающая ужас серьезность.

– Видишь ли, друг мой Геббо, все это совершенно неофициально. Новая Республика даже не знает, что мы здесь. Мы словно протонная торпеда без системы наведения, которая неуправляемо мчится сквозь космос. Джес, как тебе известно, охотница за головами. Что касается меня – кстати, меня зовут Синджир, Синджир Рат-Велус, – то я когда-то был офицером Имперской службы безопасности, и в мои обязанности входило обеспечивать и проверять лояльность моих сослуживцев любыми способами, какими я считал нужным.

– Нам плевать на законы, кроме нашего собственного, – резюмирует Джес.

Меркуриал судорожно сглатывает.

– Не трогайте ее.

– Мы ничего ей не сделаем, – снова вмешивается Норра, – если ты расскажешь все, что нам нужно.

Плотина его решимости трескается, вздрагивает, а затем рушится, и из него потоком начинают литься полные отчаяния слова. От прежнего бахвальства и показной уверенности в себе не остается и следа.

– Я уже несколько месяцев не говорил со Слоун. В последний раз от нее пришло только короткое сообщение. Она искала на Куанчи некий корабль, «Империалис». Координаты, имевшиеся на том корабле, были как-то связаны с… гм… каким-то имперским офицером, высокопоставленным адмиралом по имени Ракс, Галлиус Ракс. Она хотела выяснить, откуда он, из какой системы, с какой планеты.

Синджир хватает его за челюсть и крепко сжимает.

– Говори – что за планета?

– Джакку.

Все трое в замешательстве переглядываются. Норра впервые слышит это название. В конце концов, она не галактический картограф, а в черноте космоса тысячи систем и миллионы планет. Свифт добавляет:

– Она в Западных рубежах. Больше я ничего не знаю, поскольку мне было плевать на это.

– Слоун полетела туда? – уточняет Норра.

– Думаю… думаю, да. Не знаю.

– Это не все, – шипит Синджир. – Я вижу по твоему лицу. Ты чего-то нам недоговариваешь, Гебби. Не вынуждай меня выходить на связь с нашим дроидом.

– Слоун была не одна, – говорит Свифт.

– Рассказывай.

– Она была… ранена, на корабле – похоже, каком-то угнанном чандрильском грузовике. С ней был мужчина. Я не знаю его имени, вообще случайно его заметил.

– Имперец? – уточняет Синджир.

– Клянусь, не знаю.

Норра смотрит на Синджира:

– Ты ему веришь?

– Верю.

– В таком случае нам тут больше делать нечего. Свяжусь с Теммином.

Младший Уэксли, ее сын, сейчас на орбите над Тарисом пилотирует «Мотылек» вместе со своим телохранителем, боевым дроидом В1 по имени Костик.

– Можем доставить Свифта назад на Чандрилу, – предлагает Джес. – Он работал на Империю. Может, он знает не только то, что мы у него спрашиваем.

– Нет. Нет времени, – говорит Норра.

– Нет времени? Нам же все равно по пути…

– Нет. Мы летим прямо на Джакку.

– Мы не готовы к тому, что можем там обнаружить, – хмуро замечает охотница. – Мы даже не знаем, где эта планета. Норра, нужно спокойно все спланировать…

– Нет! – рявкает напарница. – Никаких планов. Никаких задержек. Мы и так уже потратили достаточно времени на этого… – Она тычет пальцем в грудь Свифта. – И я не собираюсь больше тратить его впустую. Мы даже не знаем, на Джакку ли еще Слоун, так что нужно успеть найти хоть какой-то след, пока он до конца не остыл.

– Прекрасно, – бесстрастно отвечает Эмари.

«Расслабься, – предупреждает внутренний голос Норры. – Возможно, Джес права, а даже если и нет, вовсе не обязательно раздавать ей приказы таким тоном. Это на тебя не похоже». И тем не менее ей кажется, будто она дотронулась до оголенного провода, с которым не в силах совладать.

– Что в таком случае будем делать со Свифтом? – спрашивает охотница. – Я могла бы… от него избавиться.

– Эмари, – умоляет Свифт, – за меня не назначена награда, какой смысл меня убивать? Оно того не стоит…

Внезапно Норре в голову приходит мысль, и она выхватывает из руки Джес одну из дубинок их пленника. Быстрым движением пальца она включает электрический разрядник. Раздается треск, и между двумя зубцами вспыхивает голубая искра.

Она с силой вонзает дубинку в бок Свифта.

Судорожно икнув, он вздрагивает от разряда, и голова его падает на грудь. Изо рта вырывается тихий стон.

– Все, – говорит Норра. – Пошли.

На Тарисе наступает утро, и пока большая часть местной жизни – падальщики, короткохвостые прыгуны, облака осоковых мух – прячется от света наступающего дня, Меркуриал постепенно приходит в себя.

Помедлив, охотник за головами быстрым движением забрасывает ноги вверх, обхватив ими трубу, через которую перекинуты сковывающие его запястья наручники. Немного повисев, он начинает резкими толчками раскачивать трубу, пока пластокрит в дальнем ее конце не трескается, и труба рушится вниз, увлекая его за собой.

Все тело Меркуриала болит, но он освобождается от трубы. Вспомнив свою прошлую жизнь молодого танцовщика в кореллианской труппе, он делает обратное сальто, перепрыгивая через собственные скованные запястья.

Свифт пытается отыскать свои дубинки – тяжести одной из них вполне бы хватило, чтобы разделаться с магнитными наручниками, – но, видимо, Эмари забрала их с собой.

Что ж, прекрасно. Он вернется на свой корабль и воспользуется там резаком. Но прежде он вытягивает большой палец, выходя на связь с младшим боссом Ринскар из «Черного солнца». Появляется ее настоящее лицо, которое обычно Ринскар прячет за ржавой маской демона, – бледное, с темными глазами и губами цвета грязного изумруда.

– В чем дело, Свифт? – усмехается она.

– Джес Эмари.

– Ты так говоришь, будто ее имя – ключ от всех замков. Что там с ней?

– Это правда? За ее голову объявлена награда?

Ринскар приподнимает бровь:

– Правда.

– Что она сделала?

– Ничего. В этом, собственно, и проблема. У нее долги. А после Нар-Шаддаа они стали даже больше, чем когда она начинала.

– Гьюти хочет заполучить ее голову? – спрашивает Меркуриал.

– Хочет.

– И прилично за это заплатит?

– Еще как! Пятьдесят тысяч кредитов.

– Мне не нужны кредиты.

Она колеблется:

– Хочешь сказать, ты поймал Эмари?

«Пока нет».

– Поймаю.

– Допустим, ты ее поймал. Чего хочешь взамен?

– Коробку нова-кристаллов, – криво ухмыляется он.

– Десяток, – возражает она.

– Вдвое больше. – Она не отвечает, и он продолжает: – Я знаю Гьюти, и я знаю, что для него это личная обида. Ему не дает покоя мысль о том, что Эмари постоянно ускользает с его поводка, дискредитируя его не только перед хаттами, но и вообще перед всеми. Я знаю, куда она направляется, так что я до нее доберусь. Но мне нужна настоящая валюта.

– Зачем так много?

Он вновь слышит эхо слов Денгара: «Нам ничего не остается, кроме как объединиться, создать свой союз».

– Мне нужна команда.

– Тогда действуй, – наконец говорит она.

– Я получу мои кристаллы?

– Ты получишь свои кристаллы.

Меркуриал заканчивает разговор и издает кудахчущий смешок. Пришел час расплаты, ведь он знает, куда направляется Джес Эмари.

В бескрайние мертвые пески Джакку.

Глава вторая

Вздрогнув от яростного стука в дверь, Лея ударяется коленом о стол, над которым парит мерцающая проекция звездной карты. Карта на мгновение гаснет и появляется снова, а когда из-за двери доносится голос: «Лея! Лея!» – принцесса пытается быстро встать, почти позабыв о значительном живом весе в ее животе. Младенец внутри ее пинается и ворочается, пока она прилагает все усилия, чтобы выпрямиться.

«Успокойся, мой маленький ангел. Скоро ты будешь свободен».

– Мэм, – говорит ее протокольный дроид Т-2LC. – Похоже, за дверью кто-то есть.

– Да, я слышу, Элси. – Поморщившись, она выбирается из дивана. Предполагалось, что этот диван достаточно удобен, но на самом деле она просто утопает в нем, словно в чреве прожорливого сарлакка. – Это всего лишь Хан.

– Ему грозит опасность, мэм? Судя по его голосу, дело обстоит именно так. Мне открыть дверь? Я не хочу впускать сюда опасность, но…

– Лея, чтоб тебя, открой! – раздается с другой стороны голос мужа, за которым следует новая серия громких ударов – насколько понимает принцесса, нанесенных ногами.

– Иду! – кричит она в ответ, а затем говорит дроиду: – Я сама справлюсь.

– Но в вашем положении, мэм…

– Я не умираю, я беременна, – бросает она и открывает дверь. Хан почти вваливается внутрь, держа под мышкой какой-то бугристый мешок.

– Долго же ты, – ухмыляется он, а затем, ловко восстановив равновесие, проскальзывает мимо, на ходу быстро поцеловав супругу в щеку.

– Ты что, не знаешь, – она с опаской бросает взгляд на Т-2LC, – что я в положении?

– Элси, я же тебе говорил – с Леей все в полном порядке, – вздыхает Соло, а затем, понизив голос, уже серьезнее продолжает: – Но тебе все-таки стоит немножко снизить темп. – Он показывает на звездную карту. – Например, с этим…

– Спасибо, но я полностью владею собственным телом.

– Скажи это маленькому бандиту. – Хан бросает мешок на кухонную столешницу. «Маленьким бандитом» он привык называть ворочающегося в ее утробе младенца.

– Ты имеешь в виду маленького ангела? – Лея идет за мужем на кухню, и, судя по жужжанию сервомоторов, Т-2LC тоже пристраивается следом. Кто-то – на самом деле Хан – приказал няньке держаться рядом с принцессой на случай, если она упадет. Вот только дроид держится настолько близко, что принцесса уже несколько раз едва не споткнулась о его металлические ноги. – Что ты там принес?

Подмигнув, Хан сует руку в мешок и вытаскивает джоган.

– Смотри. – Он сладострастно сжимает плод.

Лея уныло вздыхает:

– У тебя там что… целый мешок джоганов?

– Угу, а что?

– Вряд ли я смогу столько съесть.

– Наверняка сможешь.

– Перефразирую: я не хочу есть столько джоганов.

– Тебе полезно.

– Не настолько.

– Врачи…

– Доктор Калония сказала, чтобы я включила джоганы в свой рацион, а не заменила ими всю еду.

Соло наклоняется к жене, мягко поглаживая ее по щеке своей огрубевшей ладонью.

– Ладно, ладно. Я просто хотел позаботиться о вас двоих.

– Я знаю, Хан.

– Если я считаю, что могу помочь, я всегда помогаю. Что бы ни потребовалось тебе или нашему сыну. Ты ведь знаешь об этом, да?

– Знаю, – смеется она.

Хану приходится тяжко – хоть он и не говорит этого вслух, но Лея все видит по его лицу. Ее мужу нужно чем-то заняться. Он скучает. Чубакка вернулся на родную планету и ищет там свою семью. Люк обшаривает Галактику в поисках древних джедайских учений. Но Хану Соло нечего переправлять контрабандой, негде играть в азартные игры, и нет никакого дурацкого Восстания, в котором он мог бы участвовать.

Он чем-то напоминает «Сокол», загнанный куда-то в ангар и терпеливо ждущий, когда произойдет хоть что-нибудь.

И потому он покупает фрукты.

В огромных количествах.

И естественно, он тревожится за жену. Он разворачивает ее к столу и звездной карте:

– Ты что, до сих пор не выбросила это из головы?

– Что?

– Лея, на Кашиике нам попросту повезло. Счастливая случайность.

– Мне всегда везет, когда рядом такой негодяй, как ты.

– Шутки шутками, но это на самом деле чушь, – качает головой Соло.

– И вовсе не чушь, – с внезапным раздражением отвечает она. – Мы правильно поступили на Кашиике, и ты это знаешь. Если бы нам удалось официально закрепить этот процесс, выбрав своей целью другие планеты, которые Сенат не готов освободить из-за собственной трусости, возможно, нам удалось бы – с неофициального одобрения дружественного нам Канцлера – придумать, как добиться справедливости и для них. Таким образом, мы не только спасли бы целые системы, но и могли бы привлечь их на нашу сторону, пополнив хор голосов Новой Республики.

– Ну, не знаю, – вздыхает Хан. – Может, кто-нибудь другой возьмется за это? Хотя бы пока…

– Смотри. – Лея направляется к звездной карте. – Татуин. Керев-Дои. Демесел. Хоруз. Все эти планеты до сих пор во власти остатков Империи или преступных синдикатов и банд. Восстания приносят свои плоды – мы видели это своими глазами. И мы можем помочь им случиться.

– Ты же знаешь, что Мон на подобное не пойдет.

– Уже пошла. В определенном смысле.

Атака на Чандрилу основательно пошатнула Новую Республику. Поползли шепотки: «Если Новая Республика не способна защитить себя, как она защитит нас?» В сторону Мон Мотмы уже летят обвинения: «Она слабо разбирается в военном деле, а теперь еще и ранена – как она может быть лидером?» Лея и Хан вернулись со столь необходимой – пускай даже нелегальной и неожиданной – победой для Новой Республики в тот самый момент, когда она была крайне необходима. Да, Чандрила подверглась нападению. Но они спасли Кашиик. Они изгнали Империю и освободили вуки. Этот успех предотвратил отток из Сената его лояльных членов.

– Если бы мы могли помочь повстанцам на каждой из тех планет… – начинает принцесса, но перед ней тут же появляется сверкающая медью голова протокольного дроида.

– Мэм, вам поступил звонок.

– Приму его здесь. – Вновь опустившись на диван, она смахивает с проектора звездную карту, которую сменяет новое изображение: лицо Норры Уэксли. Когда-то та была пилотом повстанцев, а теперь возглавляет команду «охотников на имперцев», которая выслеживает многочисленных военных преступников Империи, разбежавшихся в поисках укрытия по всем уголкам Галактики. Кроме того, она помогла Лее найти ее пропавшего мужа, вместе с которым, в свою очередь, они освободили Чубакку и вырвали его планету из лап Империи. А что же теперь? Норра преследует самую неуловимую добычу – гранд-адмирала Рей Слоун.

Слоун – будто застрявшее между зубами семечко, которое Лея никак не может выковырять и которое не дает покоя. Сперва самопровозглашенная гранд-адмирал пришла и заявила, что она и есть Оператор, высокопоставленный секретный осведомитель, помогавший Новой Республике выигрывать жизненно важные сражения против рушащейся Империи. Затем Слоун предложила провести мирные переговоры, попросив разрешения прибыть с этой целью на Чандрилу. И пока она была там, пленники, освобожденные с тюремного корабля, где держали Чубакку, обратили оружие против Новой Республики, убив ряд высокопоставленных лиц и ранив многих других. Список жертв слишком длинный: сенаторы, дипломаты, советники, генералы, адмиралы…

«Была ли и я среди их мишеней?» – этот вопрос до сих пор мучает Лею. Если бы случайный поворот судьбы, когда Хан в одиночку отправился спасать целую планету, не заставил ее принять то решение, которое она приняла, не стояла бы и она на сцене в День освобождения?

Этого она никогда не узнает. Список целей хранится в крошечных управляющих чипах, вживленных в мозговой ствол каждого из вернувшихся пленников – слишком незаметных при общем сканировании и слишком подлых, чтобы кто-то всерьез мог предположить их использование, пока не стало слишком поздно. К тому времени, когда чипы обнаружили, – спустя недели после того, как с камней смыли кровь, пролившуюся на День освобождения, – они перестали функционировать, что, по всей видимости, и планировалось изначально. Даже личный хакер Леи, Кондер Кайл, не сумел ничего найти. А если чего-то не может найти Кондер, значит искать просто нечего.

Смысл в том, что Слоун сбежала с Чандрилы. И практически сразу Империя ушла в тень. Не считая нескольких мелких осколков, враг полностью затаился. И это весьма тревожит принцессу.

– Здравствуйте, Норра, – говорит Лея. Она в долгу перед этой женщиной. Одним из убийц был муж Норры, и Лея пытается представить, каково это для ее сердца и разума – более того, для сердца и разума жены и матери.

Неудивительно, что материнство в последнее время часто занимает мысли Леи. То, через что пришлось пройти Норре ради Восстания и ради собственной семьи, несомненно вызывает восхищение, но это принесло ей немало мук. Смогла бы Лея поступить так же? Смогла бы она пройти этот путь? А затем – внушающий тревогу вопрос, на который она боится узнать ответ: кому она предана по-настоящему? Семье или Галактике?

– Надеюсь, у вас хорошие новости?

– Мы нашли Свифта.

– Охотника за головами? Хорошо. Он что-нибудь сообщил?

– Да. Он сказал, что Слоун отправилась на планету в Западных рубежах, которая называется Джакку. Знаете что-нибудь о ней?

Принцесса ничего не знает. Она бросает взгляд на Хана, который, откашлявшись, машет рукой в сторону голограммы.

– Привет, Норра. Гм… Джакку? Знаю такую. Был там разок давным-давно. Ну, знаешь, как обычно – возил всякий нехороший товар разным мутным личностям. Там ничего нет. Рудокопы, мусорщики, торговцы хламом… На юге у них какая-то дурацкая религия, а на севере они устраивают гонки колесниц. В остальном – сплошная пустыня. Да по сравнению с ней даже Татуин выглядит цветущим.

– И что там делать Слоун? – недоумевает Лея.

– Понятия не имею, – отвечает ее муж. – Может, хочет убраться подальше. Сбежать, спрятаться. На Джакку никто не стал бы ее искать.

– Свифт считал, что это как-то связано с другим имперцем, – говорит Норра. – С кем-то по имени Галлиус Ракс.

Это имя незнакомо Лее, о чем она и сообщает. Что-то во всем этом кажется ей не так, под кожей начинает копошиться червячок смутной тревоги.

– Возвращайтесь, Норра. Возможно, пора представить эту информацию Канцлеру…

– При всем уважении, – отвечает собеседница, – мне бы сперва хотелось провести на планете разведку. Время ускользает, словно веревка из рук, и мне больше не хотелось бы его терять. После того, что случилось на Чандриле, мы должны сообщить Канцлеру не просто слова какого-то охотника за головами, а нечто большее. Позвольте нам слетать туда и попытаться найти… хоть что-нибудь.

Лея смотрит на Хана, который криво усмехается в ответ.

– Эй, не смотри на меня так. Сама знаешь, как поступил бы я.

– Да, сломя голову кинулся бы прямо навстречу опасности.

– Угадала, – пожимает плечами муж.

Тем больше причин отговорить Норру от подобной затеи. Любой план, заслуживший одобрение Хана Соло, сулит неприятности. И все же Норра – не Хан. Она умнее его, разве не так?

– Летите, – наконец говорит Лея. – Посмотрим, что вам удастся разузнать, а потом уже доложим Мон.

– Как Канцлер? Как ее раны?

– В основном зажили. – (Хотя раны, нанесенные ее душе и карьере, намного глубже.) – Она прекрасно себя чувствует. Я передам ей, что вы справлялись о ее здоровье.

– Спасибо, Лея. Ценю вашу помощь.

– Это вы помогаете мне, Норра. Вы поможете мне и всей Галактике, если сумеете отыскать след Слоун. Просто будьте осторожны. Если наткнетесь на Империю – не ввязывайтесь в бой. Слышите?

– Прекрасно вас слышу, – отвечает Норра. – До скорой встречи.

Ее изображение исчезает.

Глава третья

«Мотылек» парит над Тарисом.

Длинноногий Синджир Рат-Велус сидит на нижней койке, вертя в пальцах вибронож и перебрасывая из руки в руку танцующее лезвие. На корабле вокруг него кипит жизнь. Норра разговаривает с Леей, докладывая ей об их успехах: «Мы нашли Свифта». Джес мечется между отсеками в поисках своего пояса с боеприпасами: «Клянусь, если этот дроид куда-то его засунул, я из него самого патронов наштампую!» Теммин бродит по коридорам, причитая, что мать не отпускает его с корабля, боясь, как бы с ним чего не случилось: «Я, вообще-то, уже взрослый и могу о себе позаботиться». Костик крутится рядом, напевая какую-то песенку на хаттском:

Синджир продолжает сидеть молча, вертя рукоятку ножа. Иногда он опускает взгляд на ладони и видит на них кровь – настоящую, свежую кровь, которой измазаны кончики пальцев. «Я порезался, – думает он. – Лезвие выдвинуто, и я поранился». Но потом кровь вновь исчезает – это просто иллюзия, видение, лишь кажущееся реальностью.

Наконец мимо кубрика проходит Джес, перекинув через плечо пояс с боеприпасами. Повернувшись, она набрасывается на Рат-Велуса:

– Он был на камбузе. Как он там оказался?

Синджир не знает, что ответить, и лишь беззвучно пожимает плечами. Лезвие продолжает плясать меж его пальцев.

– Что с тобой? – прищурившись, спрашивает напарница. – Какие-то проблемы?

– Никаких. Я человек, не обремененный конфликтом.

– Ну да, как же! А я – личинка хатта.

– Ты, конечно, скользкая, но все же не настолько.

Она несильно пинает его в колено.

– Ой!

– Давай признавайся, что с тобой?

– Для начала – мне нечего выпить.

Джес садится рядом:

– Я думала, ты бросил.

– Едва ли. Я бросил пить ковакианский ром, потому что, хоть он на вкус и подобен чистейшей сладкой жидкой звездной пыли, от него такое похмелье, будто ты крутил шашни с разъяренным ранкором. От такого похмелья начинаешь молить о смерти, забившись во тьму под одеялом или вообще под кроватью. Так что больше никакого ковакианского рома. Все остальное – почему бы и нет? – усмехается он.

– Опять ты за свое.

– За что именно?

– Дурацкие шутки, сарказм, насмешки… и все ради того, чтобы уйти от прямого ответа на вопрос.

– А, ты про это… Очень полезный навык.

– Я не буду ничего вытягивать из тебя клещами. Не хочешь говорить, что с тобой, – не настаиваю…

– «Такаск уолласк ти дан», – говорит Синджир. – Помнишь, как ты сказала мне эту фразу? На Кашиике, когда мы выполнили свою работу?

– Я не просто тебе это сказала. Я так тебя назвала. «Лицо без звезды».

Наконец перестав перебрасывать нож из руки в руку, он горбится, потирая глаза:

– Мне кажется, ты ошибалась.

– Я нечасто ошибаюсь, так что – ладно, выкладывай.

Он поворачивается к собеседнице:

– Вот это все – моя звезда. Не этот корабль, но эта жизнь. Жизнь, в которой я угрожаю другим и заставляю их делать то, что мне нужно. Я обещаю переломать им руки, убить их матерей, уничтожить все, что им дорого. Я умею находить чужие слабости. Я знаю, как их использовать. И… – Он медлит, прежде чем закончить: – Пожалуй, мне это нравится.

– Если бы нравилось, ты бы мне этого не говорил.

– Возможно.

– К тому же ты ведь вполне мог переломать пальцы Свифту, и я не стала бы тебе мешать. Но ты этого не сделал, обойдясь словами, а не насилием.

– Словами тоже можно ранить.

Джес пожимает плечами.

– Синджир, ты слишком много думаешь. Твой мозг доставляет тебе кучу проблем.

– Теперь ты знаешь, почему я пью.

– Ты готов к тому, что нас ждет на Джакку? – спрашивает Эмари, сменив не слишком приятную для нее тему. Синджир знает, что Джес, в отличие от него, не волнует, что думают о ней другие. Она не просто лицо, у которого есть звезда, – он подозревает, что она и есть звезда. Неумолимая, не нуждающаяся ни в чьей помощи, не склонная вести споры на тему добра и зла. Не она вращается по орбите вокруг тебя – это ты вращаешься вокруг нее.

Он подыгрывает охотнице, переводя разговор в желаемое для нее русло:

– Если я ничего не упустил, подслушивая их беседу, похоже, на Джакку нет ничего особенного.

– Меня беспокоит не Джакку. Меня беспокоит Норра.

– С ней все будет в порядке.

– Она на грани.

– Кто из нас не на грани?

– Она становится такой же, как я, – решительно заявляет Джес.

– Никто не может стать такой же, как ты, дорогуша. К тому же я обратил внимание, что именно ты советовала вести себя там осторожнее.

– Кто-то же должен был стать голосом разума, и я взяла эту роль на себя. Норра не дает себе спуску – ни физически, ни эмоционально. Ее муж снова неизвестно где, наша добыча – гранд-адмирал, с которой ей не удалось разделаться над Акивой, ее сын здесь, и теоретически ему грозит опасность… Ею движут чувство вины и злость. Она думает, будто это все из-за нее. – Эмари закусывает нижнюю губу с такой силой, что Синджир удивлен отсутствию крови. – Я просто за нее волнуюсь.

Вздохнув, он пожимает плечами:

– Ну вот видишь – ты хорошая, потому что беспокоишься о других. А я хороший, потому что не причинил вреда Гебу Телдару. А Норра – хорошая мать, Теммин – хороший сын, Костик – очень хороший дроид-убийца, и все мы хорошие ребята, которые делают хорошие дела. Так что, может быть, заткнемся и займемся этими самыми делами?

– Несмотря на твой сарказм, говоришь ты здраво, чтоб тебя! – Она похлопывает друга по колену. – Возможно, ты прав.

– Как и ты, я редко ошибаюсь, Джес Эмари.

– Будем надеяться, что на Джакку нас не ждет никаких сюрпризов. – Она встает.

– Я бы на это не рассчитывал. Боюсь, Галактика обожает устраивать нам сюрпризы.

– Я могу о себе позаботиться, – говорит Теммин матери. По крайней мере, он дождался, пока та закончит разговор с Леей, но, как только беседа завершается, он тут же впивается в нее, словно взведенный капкан. – Ты сама это знаешь.

Норра оборачивается, похоже удивленная его присутствием:

– Что?

– Ты знаешь – что. – Теммин плюхается в кресло второго пилота и пристегивается. – Ты опять отправилась на планету без меня. Ты опять оставила меня с Костиком на корабле. Все началось на Кашиике, и с тех пор только хуже: Орд-Мантелл, Кореллия, станция «Джиндау»…

– Тем, у нас нет на это времени. – Пальцы Норры порхают над клавишами, вводя координаты планеты Джакку, расположенной в Западных рубежах. Какая, впрочем, разница, где висит этот грязный шарик, если сын все равно его не увидит, ведь мать опять заставит его остаться на «Мотыльке». Тьфу… – Кто-то должен оставаться на корабле и держать его наготове.

– С этим и Костик справится. Можно мне спуститься с тобой на Джакку?

– Нет.

– Мам…

– Я сказала – нет. – Она бросает на него суровый взгляд. – Перепроверим гиперпространственные данные?

Закатив глаза, он пробегает взглядом по монитору:

– Похоже, все в порядке.

Себе он признается, что взглянул лишь мельком, – навигация до ужаса скучная штука. Пилотаж – вот где настоящее веселье! Грузовик модели МК-4 выглядит изящнее большинства других, и в его конструкцию внесено множество изменений, делающих его более проворным, но он все равно не может сравниться со штурмовым транспортом Джес, «Ореолом». А еще лучше – Х-истребитель. Теммин мечтает летать на чем-то подобном.

Норра включает гиперпространственный двигатель. Звезды вытягиваются в линии, и корабль, вздрогнув, переходит на скорость света. Какое-то время они сидят молча, глядя на проносящиеся мимо яркие полосы. Наконец Теммин хмуро смотрит на мать:

– Вот всегда ты так поступаешь. Всегда.

– Прыгаю в гиперпространство? Или о чем ты?

– Ты считаешь, будто со всем можешь справиться сама. Так же как когда ты присоединилась к повстанцам. Бросила меня и отправилась в какой-то непонятный крестовый поход, чтобы разыскать папу.

– Сейчас мы ищем не твоего отца, – говорит она столь тихо, что Теммин едва ее слышит на фоне гула корабля. – Тут совсем другое дело, Тем.

– Знаю, знаю. Мы ищем Слоун. Но ведь это же все из-за папы? Из-за того, что он сделал. Из-за того, что сделала она. И ты думаешь, будто она сможет помочь тебе его найти. Это просто здорово! Даже умно. Но я тоже хочу быть с тобой. Я хочу помочь, сделать хоть что-нибудь полезное!

– Я очень полезный, – раздается за их спинами голос Костика, который вваливается в кабину, приплясывая на позвякивающих ногах.

– Видишь? От нас может быть польза.

Он знает, как ей тяжело. Он знает, что она просыпается по ночам, зовя его или его отца, – вероятно, ей снятся кошмары, хотя она о них и не рассказывает. По этой причине мама иногда предпочитает вообще не спать. Как будто, пока она бодрствует за приборами, над панелью вдруг появится Брентин Уэксли, извинится и скажет, что все будет хорошо. Отец даже не был ни в чем виноват – как им сказали, в голове у него был управляемый биочип вроде тех, что вживляли вуки на Кашиике, только более продвинутый. Эти чипы не просто предотвращали нежелательное поведение – они программировали нужное.

Они превращали пленников в убийц. Хорошие ребята становились плохими.

– Я тоже там был, – тихо говорит Теммин. – Я видел, что сделал папа.

«Отец пытался убить себя», – думает он, но не произносит этого вслух. Но сперва он попытался убить Теммина. Собственно, если бы Теммин не вмешался, его отец покончил бы с собой прямо там. Это тоже было частью программы? Или отец все же ей сопротивлялся?

– Я не могу потерять еще и тебя, – говорит Норра.

– Не потеряешь. Обещаю. Можно и мне поучаствовать?

– Я… – Но слова так и не срываются с ее губ. Выпрямившись, она едва заметно качает головой. – Пора. Джакку. Выходим из гиперпространства. Готов?

– Мам…

– Не сейчас, Тем. Потом. Ладно?

– Ладно. Не важно. Выход из гиперпространства через три…

– Два, – продолжает она.

– Один.

Они вываливаются в реальное пространство.

И все идет вовсе не так, как ожидалось.

Глава четвертая

Как только «Мотылек» выходит из гиперпространства, срабатывает тревога – кабина заполняется пульсирующим красным светом, воют сирены, начинают вспыхивать экраны. Но Норре не нужны экраны, чтобы понять, во что они вляпались.

После Чандрилы Империя пропала со звездной карты – как будто вчера она еще существовала, а сегодня ее уже не стало.

Но Империя вовсе не исчезла.

Империя пришла сюда.

«Нет. Что это? Не может быть…»

Окинув взглядом космическое пространство над пустынной планетой Джакку, Норра видит висящий там десяток, а может, и больше звездных разрушителей. А еще дальше – массивный, похожий на наконечник копья силуэт дредноута типа «Палач». Очередной сигнал тревоги предупреждает о том, что имперские орудийные системы берут их на прицел. И что еще хуже, датчики «Мотылька» регистрируют новые корабли.

Приближается целый рой СИД-истребителей.

Теммин что-то кричит матери, до нее доносится голос Синджира, пытающегося выяснить, что происходит. Но Норра не колеблется ни секунды. Она словно танцует на натянутой проволоке и не может позволить себе угодить в ловушку нерешительности.

Не время для вопросов. Не время для растерянности.

Она тотчас же сосредоточивается на приборной панели, вводя координаты, которые доставят «Мотылек» и его команду на Чандрилу. Лихорадочно стуча по кнопкам, Норра приказывает сыну:

– Не сбавляй ход и разворачивай корабль в открытый космос. Через две минуты прыгнем в гиперпространство.

Мама отстегивает ремни и выбирается из кресла.

– Куда ты? – кричит он ей вслед.

Но у нее нет времени объяснять.

И ответ ему в любом случае не понравился бы.

СИДы быстры и проворны. Они сомкнутым строем устремляются вперед, а затем расходятся вокруг «Мотылька». Грузовик содрогается от бьющих по передним щитам зарядов. Вскрикнув, Теммин до упора толкает рычаг управления от себя, и корабль устремляется к планете. В голове раз за разом проносится одна и та же мысль: «Увернуться, увернуться, увернуться!»

Тьму вокруг пронизывают лазерные вспышки, корабль содрогается, словно получившая пинка консервная банка. Теммин бросает его в штопор, а затем взмывает вверх, уходя как от планеты, так и от вражеского флота.

«Здесь имперский флот.

Целый флот, чтоб ему провалиться!»

Теммин к этому не готов. Внезапно его желание оказаться в гуще событий кажется лишь детским капризом: ты просишь о приключении, а потом оказывается, что оно куда страшнее, чем ты себе представлял. Теммину уже не хочется считать себя взрослым, и уж точно не хочется очутиться на единственном корабле, зажатом посреди всех собравшихся остатков Империи.

Кто-то врезается в спинку его кресла, и ушей парня достигает встревоженный крик Синджира:

– Это что еще за мать его? Где мы? Где Норра?

– Не знаю! – Закусив щеку, Теммин отчаянно пытается направить корабль в открытый космос, но имперцы повсюду. «Как же их много!» Среди СИД-истребителей не протолкнуться. Звездные разрушители выстроились по линии неба, подобно острым зубам чудовищной, готовой захлопнуться пасти. Датчики начинают моргать чаще, и на экране появляется новость похуже: звездный суперразрушитель только что выпустил три торпеды. «Мне не уйти от торпед. Я не сумею. Я не готов».

– Мне нужен стрелок! – кричит он Синджиру. – Садись и начинай палить!

Синджир плюхается в кресло пилота, как нескладная вязанка переломанных прутьев, и таращится на приборы, будто перед ним нацарапанная когтями вуки инструкция.

– Я не знаю как!

– Я тоже! – Теммин зовет мать: – Мама? Мам!

Куда она делась? Что происходит?

Над его головой вспыхивает индикатор – желтый, затем зеленый.

Это сигнал.

Только что активировалась одна из спасательных капсул.

Нет, только не это.

Она опять это делает…

До Джес долетает лязг выхваченного из стойки в коридоре оружия. Повернувшись на звук, она видит пробегающую мимо Норру с бластерной винтовкой в руке. На плече у нее кожаная сумка.

– Что случилось? – спрашивает охотница. В то же мгновение в корабль ударяет заряд, и ее с силой отбрасывает к стене. По плечу разливается обжигающая боль, но Эмари не обращает на нее внимания, спеша следом за напарницей.

– Империя. Они здесь.

– Кто? Слоун?

– Все.

Норра бьет пяткой по металлической кнопке, и в облаке пара открывается люк. Перед ней одна из спасательных капсул.

– Что ты делаешь? Мы же не покидаем корабль. Или покидаем? Норра, подожди…

Уэксли начинает пристегиваться внутри капсулы.

– Позаботься о них. Особенно о Теммине. Поручаю это тебе.

Норра улетает – не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это понять. Навалившееся на подругу бремя случившегося сломило ее, и теперь она готова действовать на свой страх и риск, никому не подчиняясь. «Как и ты, Джес».

Охотница уже привыкла к подобному. Но если такую же жизнь начнет вести Норра, это ее погубит.

Едва капсула начинает закрываться, Джес бьет по кнопке и люк открывается снова. В корабль попадает очередной заряд, и Эмари валится внутрь капсулы, прямо на Норру. Та с силой толкает напарницу в бок, пытаясь высвободиться.

– Уходи! – шипит она в ухо Джес. – Возвращайся на корабль. Это приказ.

– Ты мне не мать.

– Я твой командир! Или что-то в этом духе!

Нашарив ремни Норры, Джес начинает лихорадочно их расстегивать. Ее план состоит в том, чтобы вытащить подругу, ухватившись за любую часть ее тела, что под руку подвернется, – шею, уши, лодыжку, не важно.

Проблема, однако, в том, что Норра сильнее, чем кажется Джес. Худощавая и крепкая, она вовсе не похожа на какого-нибудь пузатого пилота, который почти не вылезает из своего кресла. Норра тверже камня, и она крепко вцепляется в капсулу, упираясь коленом в живот охотницы.

Напарница скрежещет зубами, и Джес видит в ее взгляде мрачную решимость.

– Я лечу на планету. Я должна найти Слоун. Либо убирайся из капсулы, либо оставайся, и полетим вместе.

Джес не мучается с выбором. Ни мгновения не колеблясь, она заводит руку назад и ударяет по красной кнопке справа от люка.

– Я с тобой.

Свет меркнет. Люк начинает закрываться. Спасательная капсула, покачнувшись, отстреливается от «Мотылька», унося женщин сквозь разворачивающийся хаос к поверхности планеты.

«Она опять меня бросает, опять улетает одна – и на этот раз наверняка погибнет».

Теммин отчаянно пытается выбраться из кресла, несмотря на то что гиперпространственный компьютер неумолимо рассчитывает курс по одной цифре за раз, а в их сторону летят три торпеды.

Индикатор над его головой вспыхивает красным.

Капсула улетела.

Ее видно на радаре – едва заметная размытая черточка, мелкое пятнышко на залитом красным экране. Теммин нечленораздельно вскрикивает.

– Сядь! – рычит на него Синджир. – Мы сейчас прыгнем!

Парень яростно тянется к гиперпространственной навигационной системе, пытаясь ее отключить, но та заблокирована. «Будь ты проклята, мамочка!» Она сделала это специально, а он не знает нужного кода. Стоп… его осеняет новая идея. Есть ведь вторая капсула! Если успеть до нее добраться, если пробежать по кораблю и стартовать…

Но Синджир не умеет пилотировать этот корабль. Как и Костик.

Каждой клеточкой своего тела Теммин желает только одного – покинуть корабль и последовать за матерью. Но разум его ясен, и он понимает, что кто-то должен вернуться на Чандрилу. Кто-то должен сообщить Лее, что здесь Империя.

Стукнув кулаком по спинке кресла, Теммин вновь соскальзывает в него и, схватившись за ручку управления, кричит в комлинк:

– Костик! Можешь добраться до второй капсулы?

В ответ слышится искаженный помехами голос дроида:

– Так точно, хозяин Теммин.

– Иди. Сейчас же. Я выиграю еще минуту, – говорит пилот. Синджир косится на него, но Теммин продолжает инструктировать дроида по наручному коммуникатору: – Стартуй и лети на Джакку. Найди маму. Защити маму. Любой ценой!

– Так точно! Никто не причинит ей вреда. В противном случае он будет превращен в красивый кровавый туман.

– Бегом!

Теммин стискивает зубы с такой силой, что ему кажется, будто они вот-вот треснут, и бросает грузовик из стороны в сторону, пока бывший имперец безрезультатно стреляет по пикирующим СИДам. Завывают новые сирены, звук пульсирует все чаще, сигнализируя о приближающихся торпедах – шипящих голубых стрелах, готовых рассечь «Мотылек» пополам. Что вполне может случиться, если он не проявит чудеса пилотажа…

Он смотрит на индикатор над головой.

Не горит. Все еще не горит…

Одна из торпед с ревом несется к ним сзади.

– Держись! – кричит Теммин и, перевернув корабль, совершает головокружительную петлю. Снаряд пролетает мимо, а затем исчезает с экрана вместе с одним из истребителей. Минус торпеда, но к ним летят еще две, и парень видит, как они буравят пространство, устремляясь прямо к «Мотыльку».

Тьму разрывают ярко-голубые огни, словно глаза жуткого, до смерти изголодавшегося чудовища, жаждущего мщения.

Лампочка над головой Теммина вспыхивает желтым.

Потом зеленым.

«Давай, Костик, давай…»

Синджир стреляет из пушек «Мотылька» по торпедам, но каждый раз промахивается. Его уши заполняет отчаянный крик.

Индикатор становится красным.

Капсула стартовала.

Теммин прыгает в гиперпространство за полсекунды до того, как торпеды оказываются в точке, где только что был «Мотылек».

Глава пятая

В голове отдается звон и слабое попискивание. Из черноты отдельными пятнами всплывают воспоминания: удар пяткой по кнопке, тряска и грохот, когда капсула вырвалась из своего гнезда в борту грузовика, ощущение невесомости…

Потом – свет. Атмосфера. Жар. Капсула содрогается, словно игрушка в руке рассерженного ребенка. Кажется, все вокруг разваливается на части. Чернота сменяется голубизной, ночь – днем. Место исчезнувшей невесомости занимает ощущение неудержимого падения – вниз, вниз, вниз. Кто-то кричит. В горло упирается чей-то локоть, в подмышку – колено.

Внезапный резкий толчок от репульсорных двигателей.

Хлопок пары парашютов.

Слишком поздно. Слишком быстро.

Бум!

Темнота. Тишина. Воспоминания о случившемся угрожают погрести под собой.

Судорожно вздохнув, Норра нашаривает ручку люка и поворачивает тугой рычаг вниз. Люк отваливается и с глухим звуком падает на песок.

От поверхности Джакку отражается ослепительный свет. Все вокруг заливает яркая пылающая волна. Пальцы нащупывают твердый камень и осыпающийся песок. Живот внезапно сводит, и в следующее мгновение Норра выблевывает то немногое, что успела сегодня съесть.

Перед закрытыми глазами проплывают новые образы прошлого: переплетение труб внутри возродившейся «Звезды Смерти», сражение над Акивой, погоня за Слоун на похищенном СИД-истребителе, шок при виде мужа, наводящего бластер на Канцлера Мон Мотму…

Она снова открывает глаза, уставившись на содержимое собственного желудка.

Планета перед ней – полная противоположность Акиве: мертвая и сухая, а не влажная и кишащая жизнью. Единственное, что их роднит, – это жара, но здешняя заставляет ощущать себя будто внутри глиняной печи. Жара иссушает Норру, превращая ее в покрывшийся коркой волдырь. Закашлявшись, женщина вскрикивает.

«Я совсем одна», – думает она.

Стоп. Нет.

Не одна.

«Джес!»

Перекатившись на спину, она видит косо застрявшую в песке капсулу. Люк открыт, и в нем, растопырив руки и ноги, стоит Джес Эмари. Между шипов на ее голове стекает струйка крови, губа рассечена, зубы в приоткрытом рту запятнаны красным.

Норра бормочет какие-то слова приветствия и радости за Джес, но у охотницы за головами есть только один ответ. Подняв напарницу с песка, она бьет ее о капсулу с такой силой, что у Норры из глаз сыплются искры, а капсула покачивается, подняв облако пыли и щебня.

– Зачем? – спрашивает Эмари. Голос ее хрипит, будто его обработали грубым наждаком.

– Нас атаковали… Империя… у меня не было времени…

– Не было времени! – повторяет Джес раз за разом, так что слова постепенно превращаются в безумное кудахтанье. – Не было времени. Нет времени! Ты постоянно это талдычишь, Норра Уэксли, точно птица-пересмешник: «Нет времени, нет времени, рааааук, нет времени!» У меня тоже не было времени. Не было времени, чтобы взять свой пулевик, или квадронокль, или проклятый питательный батончик! Времени хватило только на то, чтобы ввалиться вместе с тобой в спасательную капсулу и рухнуть на планету – вот эту самую мертвую планету, о которой мы не знаем абсолютно ничего!

Она с размаху ударяет кулаком о капсулу, и металл звенит точно колокол. А потом Джес бессильно прислоняется к капсуле лбом, опустив подбородок на плечо Норры.

Охотница полностью выдохлась. Норра отталкивает ее:

– Я ни о чем не жалею, – говорит Норра.

– Кто бы сомневался!

– Мне жаль лишь, что я втянула в это тебя.

Джес вздыхает:

– Прибереги свои полные равнодушия слова, пока я не умру посреди горячих песков.

– День освобождения… – срывающимся голосом бормочет Норра. – Мой муж… Я сражалась со Слоун, и… я должна это сделать.

– Прекрасно, – отвечает напарница. – Давай этим и займемся. С чего начнем?

– Ты ранена. – Норра дотрагивается до подруги, и от легкого прикосновения ее пальцы окрашиваются кровью. – При падении…

– Со мной все в порядке.

– В капсуле есть аптечка. Я могу…

Джес отстраняется, и в голосе ее слышится нажим, с которым ребенок повторяет родителю:

– Со мной правда все в порядке.

Именно так бы сказал Теммин.

Мысли Норры возвращаются к сыну.

«Надеюсь, ему удалось выбраться… – И тут же следом новая мысль: – Я ведь улетела и снова его бросила…»

Задрав голову, Норра видит в голубом небе едва различимые очертания висящих на орбите звездных разрушителей. Они кажутся полупрозрачными, будто их на самом деле там нет. Словно это галлюцинация или жаждущий мести призрачный флот, явившийся свершить отмщение.

– Похоже, мы нашли Империю, – говорит Джес, слизывая кровь с губы и хмурясь.

– Но почему? Почему именно здесь?

– Понятия не имею. Возможно, они скрываются. Мы довольно далеко от чего-то, что хоть как-то напоминает цивилизацию. Вдали от торговых путей, от известных планет, на самом краю Неизведанных регионов. Возможно, они зализывают тут раны, надеясь, что Новая Республика их не заметит.

– Теперь заметит.

«Если только Теммину удалось улететь…»

– Каков план, командир? – Джес вскидывает руки. – Еще раз спрашиваю – с чего начнем?

– Что?

– Ты намеревалась действовать в одиночку, но теперь у тебя есть я. Ты глава этой маленькой экспедиции. У тебя есть план?

Норра вздыхает. Прежние гнев и паника почти улетучились, и больше всего ей сейчас хочется забраться в капсулу и заснуть. На многие дни. На многие недели. Навсегда.

– У меня нет плана, – признается она.

– Дай догадаюсь – не было времени составить?

– Ага, – мрачно усмехается Норра. – Что ж… полагаю, скоро Империя начнет нас искать. Вероятно, патрулями СИДов. – Женщина потирает глаза. – Соберем наше барахло и пойдем пешком.

– В какую сторону?

– Просто покрутись на месте и ткни пальцем – туда и направимся.

– Как скажешь, босс.

Интерлюдия Кашиик

Здесь, на склонах горы Араякьяк, что означает «Возделываемый Коготь», джунгли когда-то играли роль сада посреди дождевого леса, обеспечивая вуки разнообразными фруктами, из которых больше всего ценился ши-шок благодаря своему широкому применению: мясистый плод был вкусен и питателен, твердая скорлупа выдерживала почти любой удар, а из лиан дерева делали самые прочные веревки для связывания и карабканья по стволам.

Но бегущий сквозь джунгли детеныш всего этого не знает. Он не знает историю планеты, поскольку едва знает свою собственную. Ему неизвестно, что этот когда-то буйный дождевой лес давал жизнь его народу. Сейчас ему известно лишь, что лес сожжен и вырублен. Многие деревья сломались и обрушились друг на друга, словно хворост для костра. Другие больны от самых корней – их захватила ядовитая черная плесень, превращающая древесину в гниль, а плоды – в жесткие сморщенные стручки.

Лампавару знает очень мало. Он знает свое имя. Он знает, что у него отняли мать. Он знает, что его отец давно пропал. Он знает, что большую часть своей жизни был рабом ррраугра – безволосых имперских пришельцев. Но еще он знает, что недавно что-то изменилось.

Плохая песня закончилась. У каждого вуки в голове звучала песня – песня огня и ужаса, песня, подобная шуму крыльев роя кровососущих мух дррив-ча. Песня заставляла их работать. Песня становилась громче, когда они пытались сопротивляться молочнокожим. А самая громкая песня могла их убить – Вару помнит, как одна из его подруг-рабынь пыталась взобраться по стене бетонного бункера и песня в голове причинила ей такие страдания, что ее шея выгнулась назад и сломалась.

Но теперь песня смолкла.

Ррраугра заперли их, достали старые цепи и ошейники. Теперь они снова заставляют вуки трудиться с помощью хлыстов-шокеров и бластеров, яростных воплей и злобных угроз. С тех пор как затихла песня, стало только хуже. Но в чем-то стало и лучше.

Многие пришельцы из этого селения бежали. Другие сошли с ума и заперли сами себя. Иногда слышны крики и плач сидящих за дверями молочнокожих, грохот разбиваемых ими вещей. Они перестали мыться, постоянно прячутся, иногда даже нападают друг на друга. И все это время они заявляют, будто ждут чего-то или кого-то. Они думают, что их спасут, что кто-то поддержит их, снабдит новой едой, поможет вернуть песню в головы вуки, чтобы снова ими управлять.

Вару боялся, что это может оказаться правдой: кто-то придет – и снова станет звучать песня. Так что Вару наблюдал и ждал.

И вскоре ему представился шанс.

Один из ррраугра в грязной серой офицерской форме начал закрывать столбовые ворота. Это был комендант Дессард, злобный коротышка с копной жирных темных волос. Вару дождался, пока Дессард почти закроет ворота…

И прыгнул в оставшийся зазор. Хотя Вару был слаб и истощен, он собрал все силы, чтобы проскочить в щель.

И ему это удалось. Оказавшись снаружи, он лягнул обеими ногами, швырнув Дессарда в проем. Навалившись плечом, Вару закрыл ворота, а потом провыл другим юным рабам – ведь это был детский лагерь, где детеныши-вуки ценились за их маленькие руки и способность высоко лазать, – что скоро вернется, чтобы всех освободить.

Затем Вару сбежал в джунгли, вниз по склонам Араякьяка, Возделываемого Когтя, среди поломанных деревьев, дальше вверх – по их изуродованным болезнью ветвям, через старые сгнившие мосты и разрушенные дома, свисающие с пораженной коры. Какое-то время он был один, но теперь изменилось и это.

На Вару охотятся.

Ветер доносит вонь Дессарда – запах его пота, отходов и собственной ненависти. Теперь Вару знает, зачем тот его преследует, – потеря одного вуки не причинит никакого ущерба, разве что самолюбию коменданта. Дессард злится, что упустил пленника, что его перехитрили и ранили. Злость его сама по себе источает отвратительный смрад, и Вару его чувствует. Хуже всего, что Дессард не один.

Но Вару – вуки. Он достаточно умен, хоть и слаб. Он знает, что высоко им не забраться, поэтому находит одно из больных ши-шоковых деревьев и начинает карабкаться, перебираясь с ветки на ветку, по почерневшей запутанной лиане, среди уродливого сплетения листьев. Но рука его натыкается на раздувшийся грибковый мешок, один из разносчиков спор, помогавших заразить дождевой лес. Наружу вырывается облако черных точек, и Вару невольно его вдыхает…

Все вокруг белеет. Он кашляет, всхлипывает и скулит. К горлу подступает тошнота, голова кружится, руки слабеют, и мир уносится мимо него ввысь…

Вару падает, ударяясь о ветви. Мимо вихрем проносятся свернувшиеся гнилые листья. Очередной сук отбрасывает его в сторону, и прежде чем он успевает что-либо сообразить…

Бум! У него перехватывает дыхание. Скорчившись на боку, он пытается откашляться, но из горла вырываются лишь хриплые всхлипы. Наконец к нему возвращается способность дышать, а вместе с ней – и обоняние.

Вонь Дессарда накрывает его, подобно волне грязи.

Комендант, ухмыляясь, стоит перед ним. В руке у него покореженный, покрытый ржавчиной бластер.

– Ты… – шипит он. – Ты думал, что сумеешь сбежать? Никому это не удается. Никто отсюда не сбегает. Ни ты, ни мои войска. Любой, кто пытается сбежать, умирает. И весьма мучительной смертью.

Другие подошедшие имперцы выстраиваются полукругом позади коменданта. Вару пробует подняться, но сил уже не осталось – и виной тому споры, падение, истощение, слабость…

Но его чувства все так же остры.

Да, Вару ощущает запах Дессарда, запах его пота, запах готовности – нет, даже скорее страстного желания – убивать.

И вдруг – другой запах.

Запах вуки.

Этот странно знакомый аромат внезапно пробуждает забытые воспоминания…

Дессард издает тихий хрип, и какая-то сила отшвыривает его в кусты. Слышится треск веток, а затем воздух расчерчивают бластерные разряды. Другие молочнокожие чересчур медлительны, и с ними быстро расправляются. Одного подбрасывают в воздух с такой силой, что он врезается вверх ногами в ствол ши-шока. Вернувшийся Дессард на четвереньках ползет к Вару. Лицо его напоминает глупо улыбающуюся маску.

Над ним нависает чья-то тень.

И вместе с ней приходит знакомый запах отца.

Высокий лохматый вуки с патронташем через плечо становится над комендантом, наступив похожей на древесный ствол ногой на спину Дессарда и втаптывая его в грязь. Из кустов появляются новые гости: серый вуки с одной рукой, другой – с повязкой на глазу, и несколько молочнокожих в потрепанном лесном камуфляже с символом в виде огненной птицы на рукавах. Они заводят руки Дессарда за спину и надевают на него наручники.

Заметив Вару, вуки с патронташем склоняет голову набок и издает негромкое мурлыканье, а затем у него словно подкашиваются ноги. Вару знает его – это отец, Чубакка. Они заключают друг друга в объятия, и голова детеныша зарывается в шерсть на родительской груди.

Подняв голову к небу, Чубакка завывает хорошую песню, настоящую песню, песню о семье и вновь обретенной потерянной любви.

Глава шестая

Пока сенаторы спорят в ее кабинете, Канцлер Мон Мотма изо всех сил пытается сжать левую руку в кулак. Рука лежит на ее колене под столом, и женщина сосредоточенно пробует согнуть пальцы к середине ладони. Пока что ей это не удается – кулак больше напоминает мягкую клешню. Ей кажется, будто она пытается сдвинуть горы, отчаянно надеясь, что по ее лицу этого не заметно.

– Вы слушаете?

Мон даже не знает, кто задал вопрос. «Ой!..» – думает она.

Подняв взгляд, она видит сенатора Ашмина Эка с Антанского Шпиля. Губы его плотно сжаты, серебристые волосы возвышаются пафосной копной. Эку не нравится, когда на него не обращают внимания, о чем он и сообщает:

– Канцлер, у меня такое чувство, что сегодня вы не до конца с нами. Можете считать себя кем-то особенным, но я выкроил драгоценное время из своего графика и отложил немало встреч ради этого заседания комитета…

В знак согласия с ним кивают и другие сенаторы – Бушар, Лоррин и Ритало. Рядом с ними стоит Джебел с Ютера, министр финансов Новой Республики. Он не кивает, лишь поглаживает бороду и хмыкает, продолжая демонстрировать нейтральную, хоть и бесполезную позицию. Новеру Джебелу всегда комфортнее всего, когда он пребывает точно посредине, ни на миллиметр не склоняясь к той или иной стороне. Остальных, похоже, вспышка Эка привела в замешательство – особенно недоверчиво смотрят на него сенатор Око-По и советник Сондив Селла.

– Приношу свои извинения, – смиренно говорит Мон. – Сегодня я слегка рассеяна.

«Почему, собственно? – спрашивает она себя. – Из-за того, что это последняя неделя, когда Сенат собирается на Чандриле? А может, из-за активизации Нового Сепаратистского союза, или Конфедерации Корпоративных Систем, или пиратов из так называемых Суверенных Широт? Возможно, тот кошмарный сенатор Вартол до сих пор сидит у меня в печенках. Или, может быть, все дело в том, что моя левая рука едва работает из-за той имперской атаки в День освобождения?»

– Боюсь, лучше закончить собрание раньше времени и перенести его на следующий месяц, когда Сенат и мой кабинет переедут на Накадию. Согласны?

– Нет, – возмущенно отвечает Эк. – Комитет по имперскому перераспределению жизненно важен для распределения ресурсов павшей Империи…

– Она пока что не пала, – возражает широкоплечий Сондив Селла, гневно расправив грудь. – Не стоит легкомысленно полагать, что мы стали свидетелями конца Галактической Империи. За ней тянется длинная мрачная тень.

– Они повержены, – высокомерно фыркает Эк.

– Корусант до сих пор оккупирован.

– Корусант не имеет никакого значения! Тамошняя Империя – всего лишь бледная тень. У них нет флота. У них нет производителей оружия или строителей космических кораблей. Их банковская система рухнула, и их кредиты стали кредитами Новой Республики, которые принадлежат нам, и только нам решать, на что они пойдут. Сенат избрал меня главой этого комитета, так что пришло время делать нашу работу, а не потакать прихотям рассеянного Канцлера. Моя родина, Шпиль, крайне нуждается в средствах…

Приходит очередь для насмешки со стороны иторианского сенатора. Око-По обращает взгляд своих больших ясных глаз к Эку и качает изогнутой головой.

– Шпиль – настоящая фабрика богатства, – говорит она через устройство-переводчик у нее на шее. – Вы купаетесь в кредитах, Эк.

– Это всего лишь иллюзия богатства! – взрывается Ашмин. – Мы пытаемся демонстрировать всем нашу финансовую силу, но, уверяю вас, мы крайне ослаблены разрушениями, которые причинила Галактике война. И хочу вам напомнить, что я точно такой же сенатор, как и вы, сенатор Око-По.

Новер Джебел примирительно поднимает руки:

– Прошу вас, мы все должны стремиться к цивили…

– Хватит.

Слово это произносит советник Канцлера, тогрута Окси Крей Корбин.

Все тут же подчиняются. Окси встает, выпятив грудь и высоко подняв подбородок, так что даже при ее маленьком росте кажется, будто она смотрит на них сверху вниз.

– Канцлер выразилась достаточно ясно, – говорит советник. – Заседание окончено. До встречи на Накадии.

Она делает пренебрежительный жест рукой, словно смахивая пыль с полки, на которую давно никто не заглядывал.

Уходя, Эк громко обращается к сенатору-абеднедо Бушару. Он явно хочет, чтобы его услышали, даже оглядывается через плечо.

– Интересно, вел бы себя столь грубо Толвар Вартол…

Слова его повисают в воздухе, подобно дурному запаху. Посетители друг за другом покидают кабинет.

Остается только один.

Сондив Селла.

Член совета представляет Хосниан-Прайм. У них есть сенатор, Юприн Арло, но задача Селлы – урегулировать споры между различными комитетами и подкомитетами. Он новичок, но помощь его неоценима. И сейчас он стоит перед двумя женщинами с едва уловимой странной улыбкой на лице.

– Я сказала – заседание окончено, – резко бросает Окси.

– В самом деле? – с легкой усмешкой отвечает он. – Я… я просто хотел спросить Канцлера, как у нее дела. Я знаю, что она продолжительное время находилась в медцентре в критическом состоянии, и подумал…

– Со мной все в порядке, – натянуто улыбается Мон. – Моя рука еще не до конца восстановилась, но благодаря лечебным упражнениям ей с каждым днем все лучше. Мне предложили протез, но я сказала, что постараюсь чуть подольше сохранить собственную конечность. – Она предпочитает не упоминать, что попросту боится протеза. Мон знает, что это глупо, но отчего-то ей кажется, что с металлической рукой она утратит часть себя, перестанет быть живым человеком. Перед ее мысленным взором возникает ужасающая маска самого жестокого бойца Империи, Дарта Вейдера, и она невольно вздрагивает. – Но я прекрасно себя чувствую. Спасибо, что поинтересовались моим здоровьем, – похоже, вы единственный, кто это сделал.

– Я знаю, что ситуация сейчас тяжелая. – Селла слегка колеблется, будто опасаясь переступить некую незримую черту. – Я ведь был пилотом грузовика. Работал на повстанцев. Я смотрел на вас с открытым ртом как на признанного лидера тогда и не виню вас за то, что случилось в День освобождения, сейчас.

– Жаль, что другие не разделяют ваших чувств.

– Разделяют. И будут разделять, – сухо кивает он. – У меня нет голоса, который я мог бы за вас отдать, но он есть у Арло, и мы с ним согласны. Готов помочь вам всем, чем только смогу. Попытаюсь помирить комитеты между собой и сказать несколько добрых слов в ваш адрес. Ради выборов.

– Вот как? – язвительно замечает она. – У нас что, скоро выборы?

Он нервно смеется, как бы сомневаясь, шутит ли Канцлер. Вдруг после случившегося несколько месяцев назад пострадали не только ее рука и плечо, но, возможно, и ее несчастный разум…

– Я…

– Я пошутила. Увы, у меня это плохо получается.

– Ну да, конечно. – Он неловко улыбается.

– Спасибо вам.

– Это вам спасибо, Канцлер.

С этими словами Селла уходит.

Разочарованно вздохнув, Окси наливает две кружки дейчинского чая, от которого исходит цветочный аромат. Мон на мгновение закрывает глаза, чувствуя, как пар окутывает ее подбородок и щеки, и наслаждаясь кратковременным спокойствием.

– Могу добавить бренди, – говорит Окси.

– Соблазнительно. До боли соблазнительно. Но нет, – со вздохом отвечает Мон. – Еще не хватало, чтобы сюда ворвался Эк и учуял от меня этот запах.

– Он всего лишь напыщенный болван. История отправит его на свалку.

Мон прихлебывает чай.

– Он заодно с сенатором Вартолом.

– Насчет Вартола не беспокойтесь. Через несколько месяцев о нем тоже никто не вспомнит.

– Сомневаюсь. Сколько на его стороне?

Окси смотрит на нее с таким недоверием, что кажется, будто оно могло бы переполнить чашку.

– Вы хотите обсудить это прямо сейчас?

– Да.

– Как ваш советник, настоятельно советую вам сидеть и пить чай. И еще советую подыскать второго советника. Хостис… – Она замолкает, и глаза ее наполняются грустью. Канцлер знает, что двое ее помощников не слишком ладили на профессиональном поприще, зачастую яростно отстаивая диаметрально противоположные точки зрения. Но в конце дня они становились друзьями. Они вместе пили, вместе ели, как и их семьи. А потом в тот злополучный день бластер убийцы оборвал жизнь Хостиса. – Хостиса больше нет, и нам нужен кто-то вроде него. Нам нужен его голос.

– Да. – Канцлер медлит. – Так и будет. Но вернемся к цифрам.

– Шестьдесят один против тридцати девяти.

– Полагаю, на моей стороне меньшее число? Если, конечно, мне случайно не забыли сообщить о каких-то радикальных изменениях.

– Именно так. В настоящее время, согласно опросам, в Сенате вас поддерживают тридцать девять процентов голосов. Но опросы крайне ненадежны…

– Сенаторы тоже крайне ненадежны, но они фундамент нашей демократической системы. Я улучшу результат.

Но как? Она проигрывает. День за днем ее поддержка тает, вероятно, по вполне объяснимым причинам. День освобождения принес с собой нападение на Чандрилу. Когда осела пыль и посчитали трупы, она, выйдя из хирургической палаты, обнаружила, что погибли многие ее друзья и коллеги. А вскоре посыпались обвинения – мол, она повела себя чересчур мягко с военной точки зрения и не смогла защитить Чандрилу, когда та нуждалась в обороне. Никого при этом не волнует, что организованная против них атака была столь непостижима и разрушительна, что даже десяток флотов не смог бы ее предотвратить. Хуже того, именно она пригласила на планету гранд-адмирала Слоун для участия в событиях того дня, а для многих это лишь усугубляет ее вину в случившемся.

Даже сейчас сложно представить полную картину заговора. Участвовала ли в нем Слоун, или она была лишь пешкой? Действительно ли Слоун в свое время была Оператором? Предала ли она их, или предали ее саму? Куда делся Ташу? Куда делась сама Слоун? Бесконечные вопросы, и крайне мало ответов.

Но теперь все это вряд ли имеет значение.

Империя забилась в какой-то дальний угол Галактики, и даже при всех имеющихся у нее ресурсах Мон не в состоянии выяснить, в какой именно. Со стороны это выглядит как слабость. Все ее неудачи лишь подкармливают ястреба, каковым является ее оппонент на ближайших выборах.

Ее оппонент – оришен Толвар Вартол. Оришены – странная раса. Двое родителей производят на свет двух детей, каждый по одному, а затем, дав своему потомству жизнь, умирают, обеспечивая тем самым постоянную численность живых оришенов. Каким образом у них вообще возникла хоть какая-то популяция, остается загадкой, ответ на которую не готов или не в состоянии дать ни один оришен. Когда-то они были мирной расой, занимавшейся в основном земледелием. Их планету Ориш покрывала буйная растительность, – хотя Мон никогда там не бывала, она видела виртуальные образы, служившие памятным архивом той планеты, которая показалась ей пасторальным раем. Но так было лишь до прихода Империи, которая, поработив оришенов, принудила их тяжко трудиться за еду. Поверхность планеты усеяли шахты, лишенная питательных веществ почва истощилась.

А потом наступил день, когда оришены нанесли ответный удар. За многие годы у них накопилось достаточное количество пестицидов и удобрений.

Они сделали бомбу. И взорвали ее.

Бомба уничтожила имперцев на Орише, но вместе с тем отравила планету – почву, воду, даже атмосферу.

Сейчас в живых осталось не так много оришенов – в лучшем случае несколько тысяч. И теперь они живут не на своей планете, а в скелетоподобной сети станций и туннелей над ней.

Толвар Вартол – один из выживших. Мон читала его мемуары. Когда-то он был химиком и помогал создать оружие для уничтожения собственной планеты. В своей книге он описывает красоту родного мира, теперь превратившегося в руины. Он пишет о заваленных трупами реках, об огромных братских могилах. И еще он повествует о том дне, когда Империя бежала, покинув Ориш и его народ, поскольку погибло все, что представляло для нее хоть какой-то интерес. Вартол называет тот день «триумфальным» и считает примером того, на что порой приходится идти ради борьбы с Империей.

Тот же самый дух борца за выживание Вартол привнес с собой и в политику. Он вполне авторитетно гарантирует Галактике, что лучше кого бы то ни было знает цену самопожертвованию ради сохранения жизни и свободы.

Он харизматичен. Он полон гнева. И гнев его праведный…

Но прав ли он?

Так или иначе, он мелькает в каждом новостном выпуске Голосети. Каждый раз он атакует Мон – что, на ее взгляд, вполне логично, если он и в самом деле хочет победить.

Однако она тоже хочет одержать верх.

– Я намерена остаться на посту Канцлера, – заявляет Мон. – Но пока я точно не знаю, как нам победить. Так что, советник, советуй. Слушаю тебя. Как нам выиграть выборы? Как мне убедить Сенат проголосовать за меня, а не за него?

Окси садится по другую сторону стола и, задумчиво пожевав губами, начинает размышлять вслух:

– Внешне вы и так все делаете правильно. Вы распределяете ресурсы и инфраструктуру среди планет, пострадавших от Империи и от вакуума власти, который образовался, когда Империя была изгнана. Вы сохранили сильную армию, несмотря на то что угрозы со стороны Империи больше нет, но в то же время вы постарались, чтобы армия Новой Республики не выглядела слишком сильной, дабы не создавать впечатление, что вы пытаетесь навязать свою волю ослабленной Галактике. Кашиик…

– Кашиик, – повторяет Мон, и слово это кажется ей тяжелым камнем, упавшим в чистую спокойную воду. – С Кашииком… все сложно. Сенат воспротивился нашему вмешательству на этой планете, и тогда туда отправилась Лея, втянувшая нас во все это. Учитывая нашу дружбу…

– …выглядит так, будто вы одобрили тайную операцию.

– А поскольку усилия Леи увенчались успехом, я не могу от этого откреститься.

Окси поднимает палец, словно проверяя направление ветра.

– Не торопитесь открещиваться. Да, для некоторых в Сенате это лишь повод для упреков, но и голосов в вашу поддержку прибавилось, что весьма неплохо после Дня освобождения. Кашиик стал нашей победой.

– Ради этой победы мы выступили наперекор Сенату и пошли против его воли.

– Руководящая роль может означать в том числе и неповиновение.

– Палпатин тоже не захотел никому повиноваться.

– Как и Лея. И вы – не Палпатин.

Лея. Еще одна сложность. Да, это вопрос политики – ее подруга открыто пошла против нее, но, естественно, это палка о двух концах. Мон тоже бросила ей вызов. Она не смогла решить вопрос с Кашииком, не смогла убедить Сенат. Но опять-таки – пыталась ли она по-настоящему? Она надеялась обходиться с вновь реформированным Сенатом мягко и осторожно, чтобы не показалось, будто навязывает им свое мнение. Но возможно, руководящая роль требовала чуть больше напористости, столь свойственной Лее.

Лея… Это вопрос не только политики, но и эмоций. Они, по крайней мере отчасти, предали друг друга. И от этого у Мон сжимается сердце.

– Вам нужно сосредоточиться на решении какой-то определенной проблемы, – говорит Окси. – И одна из таких проблем – преступность. Там, откуда уходит Империя, пышным цветом начинает цвести криминал. Преступные синдикаты борются за влияние. Можно сделать ставку на борьбу с преступностью, стать кандидатом, который выступает за закон и порядок, но не тяготеет к автократии. Или в очередной раз поднять вопрос о Кашиике, чтобы вновь привлечь на свою сторону Лею…

И тут, как по сигналу…

В дверь просовывается голова одного из протокольных дроидов Канцлера. Металлическое лицо покрывает белая матовая эмаль.

– Канцлер, – произносит дроид R-K77 с отчетливым чандрильским акцентом, – вас срочно просят о встрече.

«Ну конечно. Каждый хочет немедленного исполнения своих желаний».

– Кто?

– Принцесса Лея Органа из Алдераанского сектора.

«Наверное, у нее уши горят».

– Она сказала зачем? – спрашивает Мон.

– Нет, Канцлер, – отвечает дроид. – Сказала лишь, что это крайне важно. И просила назвать вам код К-один-ноль.

Это код Альянса повстанцев: «Выйти из боя и перегруппироваться». Последний раз они пользовались этим кодом, когда получили сигнал с Хота, после того как Империя атаковала их базу.

– Ответь ей, что я скоро буду.

Глава седьмая

Теммин сидит на мягкой кушетке. Синджир расхаживает перед ним.

– С ней все будет в порядке, – говорит Синджир Теммину. – Джес вместе с твоей матерью, а каждая из них покруче нас с тобой, вместе взятых, парень. Тебе совершенно не стоит беспокоиться. Они отлично справятся. Вот увидишь – они голыми руками сбросят Империю с небес на землю. Я за них вообще не волнуюсь и тебе не советую.

Синджир лжет, и мальчишка это понимает. Обычно бывший имперец прячет свои чувства за непроницаемой маской, полной высокомерного презрения. Но теперь в маске появилась трещина, сквозь которую просачивается тревога. В каждом его слове чувствуется дрожь от страха, каждый слог – словно прикосновение к оголенному нерву.

Только теперь Теммин начинает понимать, что представляет собой помещение, где они расположились. Это детская – или зачаток таковой. Парень уже минут десять неосознанно таращился на округлый яйцевидный предмет у дальней стены, но только теперь до него доходит, что перед ним колыбель, которой предстоит окружить заботой будущего ребенка. Над ней голографический проектор, готовый демонстрировать успокаивающие картинки и звуки – накатывающийся на берег океан или полог дождевого леса.

Теммин знает, что ребенка принцессы Леи ждет хорошая – нет, даже лучшая в мире – жизнь. Крепкая семья, любящие отец и мать…

Он не помнит своего младенчества, но помнит, как нашел в кладовой свою старую колыбель, после того как схватили отца, а мать улетела к повстанцам. Его колыбель была сделана в старинном акивском стиле – сетчатые бока, темное дерево, кривые перекладины снизу, чтобы можно было покачивать ее туда-сюда. Сверху тоже сетка, чтобы не подпускать полчища мух йа-йа, появлявшихся после каждой грозы.

Мух йа-йа здесь нет. Как и старой скрипучей колыбели.

И мамы Норры тоже нет.

– Мы должны за ней вернуться, – цедит он сквозь зубы. Прошло уже восемь часов. Целых восемь часов с тех пор, как мама, Джес и Костик отправились к Джакку. Восемь часов с тех пор, как «Мотылек» прыгнул в гиперпространство, едва разминувшись с торпедой. За восемь часов могло случиться что угодно. Империя могла их сбить или взять в плен. А может, они погибли при ударе. Теммин закусывает губу и чувствует вкус крови.

– Вернемся, – отвечает Синджир. – Что-нибудь придумаем.

Но вместе с тревогой Теммин слышит в голосе друга и сомнение. Он уже готов заявить об этом вслух, когда дверь открывается и появляется знакомое лицо – Хан Соло, муж Леи, капитан знаменитого «Сокола Тысячелетия». Не так давно Лея наняла их команду для поисков Соло. Они действительно его нашли и в итоге помогли контрабандисту отыскать на Кашиике его второго пилота Чубакку.

В каждой руке Соло держит по фрукту. Предложив один Синджиру, он бросает второй Теммину. Парень едва успевает его схватить.

– Это джоганы, – смущенно говорит Хан. – Я… э… купил целую кучу, так что все в порядке. Ешьте. По-моему, Лея их не слишком жалует. – Похоже, подобные мгновения, когда приходится проявлять реальные чувства, приводят контрабандиста в замешательство. В этом смысле он чем-то похож на Синджира – по большей части он прячется за стеной хвастливого самомнения и напыщенной гордости. – Что-то видок у вас неважный. Если чего нужно, могу попросить дроида…

– Мне нужно вернуть мою мать, – вскочив на ноги, бросает Теммин прямо в лицо Соло. – Мне нужно, чтобы ты отвез нас обратно на Джакку. Ну давай же, полетели. Возьмем «Сокол» и рванем туда, паля из всех стволов…

– Эй, парень, остынь чуток. Я, конечно, везучий, но не настолько. Если мы помчимся туда сломя голову – мы все трупы. Если «Сокол» станет нашим гробом, это не принесет твоей маме ничего хорошего.

– То есть лучше, если та планета станет ее могилой?

Хан шевелит губами, будто хочет что-то сказать, но его мозг не в силах подобрать нужные слова.

– У меня скоро прибавление в семействе. К тому же есть определенная процедура…

– Процедура? – невесело смеется Теммин. – Где была твоя любовь к процедурам, когда ты понесся спасать Кашиик? Когда Чубакка попал в плен? И если не ошибаюсь, мы с мамой и все остальные с радостью были готовы послать Новую Республику куда подальше, когда пришлось проворачивать то, что ты задумал.

Контрабандист кривится, словно собираясь разозлиться, но внезапно говорит:

– Что ж, если ты так хочешь – ладно. Хан Соло платит по долгам.

– Мы немало потрудились, помогая тебе, но сомневаюсь, что ты ценишь… погоди, что? – Парнишка удивленно моргает. – Что ты только что сказал?

– Я сказал, что ты прав, – понизив голос, отвечает Хан. – Я перед тобой в долгу. И… Лея меня убьет, но «Сокол» – самый быстрый корабль из всех, что я знаю, так что, может быть, если мы проскочим блокаду над той планетой, нас даже не заметят. Возможно, я сумею спуститься на Джакку – разве что наш хвост лишится пары перышек, но ничего такого, что нельзя было бы подлатать мотком изоленты. «Сокол» повидал и не такое. Если бы только со мной был Чуи…

– Ты серьезно?

– Парень, на такие темы я не шучу.

Сердце Теммина радостно подпрыгивает, но столь же быстро возвращается на место.

– Тебе нельзя.

– Никто не вправе указывать Хану Соло, что ему можно, а что нельзя.

– Ты скоро станешь отцом. Я не могу… Ты не можешь.

«Ребенку ведь нужен отец, разве не так?»

На лице Соло разыгрывается целая битва, настоящая война – как будто он понимает, что Теммин прав, но вместе с тем осознает, чего на самом деле хочет, и ему никуда от этого не деться.

– Лея поймет. Она такая же, как я, она следует зову…

Но что бы ни собирался пообещать или предложить Хан, он не успевает об этом сказать – в комнату в сопровождении Канцлера входит принцесса Лея. При виде их у всех перехватывает дыхание – даже бесшабашный контрабандист Соло кажется маленьким и смиренным в их тени.

Следом угрожают зайти сенатские гвардейцы, но Канцлер останавливает их, отрывисто покачав головой:

– Нет. Мы будем одни.

Хан первым проявляет инициативу и выходит из комнаты, отпихивая охранников в сторону. По пути он дотрагивается до руки Леи, слегка задержав на ней свои пальцы, и Теммин вспоминает, что точно так же вели себя его родители, – как же давно это было.

Мон Мотма закрывает дверь за контрабандистом и охранниками.

Лицо Канцлера производит странное впечатление. Теммин не может понять, что же означает это выражение. Страх в глазах? Но при этом – натянутая улыбка?

– Здравствуй, Теммин Уэксли, – говорит она. – Прости, что я сразу перейду к делу, но время не терпит. Мне нужно знать, что ты видел над Джакку. Расскажи мне то же, что говорил Лее.

Лея была первой, кого они увидели вскоре после того, как сошли с «Мотылька», совершившего посадку на Чандриле. Первой и единственной, потому что они направились прямиком к ней. Кому еще они могли рассказать? Принцесса покровительствовала им во всем – им никто не давал разрешения охотиться на Слоун, так же как никто не разрешал искать Соло и освобождать Кашиик. И теперь Теммин сомневается, стоит ли выкладывать все Канцлеру.

Мон Мотма – важная персона, в присутствии которой он чувствует себя совсем крошечным. Мальчишка бросает панический взгляд на Синджира, потом на Лею. Бывший имперец пожимает плечами, а принцесса едва заметно кивает в знак молчаливого одобрения.

– Империя на Джакку, – как можно бесстрастнее произносит Теммин.

– В каком смысле?

– В смысле… там на орбите целая куча кораблей.

– Сколько и каких?

– По крайней мере один звездный суперразрушитель. Еще пара десятков обычных звездных разрушителей, причем это только те, что мы видели, – возможно, на другой стороне планеты есть и другие. Повсюду СИД-истребители, и… – Он сглатывает комок в горле. – Нам удалось уйти, но там осталась моя мама. И мой дроид.

– Вместе с одним из членов нашей команды, – вмешивается Синджир. – Джес Эмари. Охотница за головами. Мне мало кто по душе, но они с Норрой мне нравятся, так что нам хотелось бы их оттуда забрать, если вы не против. Хотя дроида возвращать вовсе не обязательно, – вполголоса добавляет он.

«Заткнись, Синджир».

– Ситуация весьма… щекотливая, – говорит Мон Мотма.

– Щекотливая? – смеется Синджир. – Еще бы ей не быть щекотливой! Вы ведь искали Империю? Ну вот – та-дам, нам это удалось. Мы их нашли. И в качестве награды я бы хотел, чтобы вы послали все свои корабли и все свои драгоценные войска, чтобы стереть их в порошок, пока мы с парнишкой будем спасать нашу команду. Вернее, нашу семью.

– Ваше присутствие возле планеты, как и всю вашу миссию, никто не санкционировал.

Лея высоко поднимает голову, глаза ее сверкают.

– Еще раз повторяю: они были там с моего разрешения.

– Твое разрешение и разрешение Сената – вовсе не одно и то же, – возражает Канцлер.

– Радуйся, что это не так, поскольку в данный момент Сенат настолько труслив, что даже не решится позволить использовать носовой платок при громком чихании. Напоминаю, что операция на Кашиике увенчалась успехом и мы обошлись без твоей помощи.

– Охота на гранд-адмирала Слоун – это компетенция Новой Республики, а не какой-то алдераанской принцессы и ее друзей… – Повисшее напряжение напоминает натянутый трос, но Канцлер внезапно дает слабину. – Извини, Лея, – глубоко вздохнув, говорит она. – Ты была права тогда и права сейчас. Освобождение вуки было правильным делом. И если Империя действительно на той планете…

– Именно этого мы и ждали, – заявляет Лея более примирительным тоном. – Возможно, это и есть конец войны. Я знаю, что ты не поддерживаешь военных действий как таковых, но именно в результате военных действий были разрушены две их боевые станции. Именно наши войска освободили Акиву и захватили Куат. К этому нужно относиться всерьез. Если это правда, мы должны атаковать.

– Погодите, – удивляется Теммин. – Атаковать?

Перед его глазами вновь проносятся картины космоса над Джакку: вездесущие СИД-истребители, его собственное холодеющее нутро, вскипающая кровь, улетающая прочь в спасательной капсуле мать. Если на Джакку придет война, она окажется в еще большей опасности. Война – вот что имел в виду Синджир, когда говорил, что нужно послать «все их корабли и все их драгоценные войска». Нет, только не это.

Но никто не обращает внимания на его вопрос, даже не пытаясь хоть немного развеять его опасения.

– Да, – кивает Лее Канцлер. – Но не стоит торопиться. Пока мы даже не знаем, что там происходит. Почему именно эта планета? Какой отпор нас там ждет? Мы хотим, чтобы этот бой стал последним для Империи, а не для нас.

– Мы сделаем все, что потребуется. Только скажи, – заверяет Лея.

– Да, – кивает Синджир. – Мы готовы.

Канцлер выпрямляется. От ее слабости не остается и следа, лицо вновь превращается в холодную невозмутимую маску.

– Хорошо. Будьте наготове. Нужно все обсудить в Сенате – я не могу санкционировать столь важную операцию без их одобрения, но, подозреваю, после Дня освобождения им наверняка захочется в последний раз попробовать имперской крови. Пока же мне нужна информация. Я не могу предъявить им одни догадки, в этом случае они меня просто похоронят. Главная задача – собрать факты. А до поры до времени держите рты на замке. Все, что мы тут обсуждали, не должно покинуть пределы этой комнаты. Всем ясно?

Все, кроме Теммина, кивают.

Он весь дрожит, на глаза наворачиваются слезы. Ему хочется кричать, плакать и размахивать руками. Ему хочется ответить Мон Мотме: «Там моя мама, и это все факты, которые вам нужны». Ему хочется пригрозить ей: «Если вы сейчас же не полетите и не спасете мою маму, я пойду и всем все расскажу. Я буду кричать так, что меня услышат даже во Внешнем Кольце». Но под взглядом Канцлера он чувствует себя словно в перекрестии прицела.

Парень с неохотой кивает.

Прежде чем уйти, Мон Мотма разворачивается кругом с идеальной точностью старого боевого дроида – но только не Костика, который скорее совершил бы пируэт и вышиб дверь ногой.

– Теммин, мы вернем Норру. Обещаю, – говорит Лея.

С этими словами она тоже уходит.

Синджир и Теммин снова остаются одни.

– Она не сможет исполнить свое обещание, – тихо говорит парнишка.

– Верно. Хотя, подозреваю, она все равно в это верит.

– Мы не можем на нее рассчитывать.

– Никогда не рассчитывай на расторопность политической машины.

– Значит, придется действовать самим?

Синджир хлопает друга по плечу:

– Будем действовать сами. Заодно и Соло вернет нам должок.

– Спасибо, Синджир.

– Не благодари. Мне не меньше твоего хочется, чтобы они вернулись. Остается лишь придумать, как сделать так, чтобы… в общем, не помереть в процессе.

Глава восьмая

На Джакку опускается ночь. Вместе с темнотой приходит холод, высасывающий тепло из воздуха, песка, камней.

Вдали на фоне темного неба возвышаются еще более черные тени – плато и холмы с крутыми склонами, похожие на угольные наковальни. Это Джес предложила пойти в их сторону – они могли укрыться там от нестерпимой дневной жары. К тому же она заметила стаю летящих в ту сторону птиц с похожими на топоры клювами.

– Куда-то же они направляются, – сказала тогда охотница. – Не знаю, что там, – будем надеяться, что еда. Может, какое-то селение. Лучше уж идти куда-то, чем шататься просто так.

Забрав из капсулы свои немногочисленные пожитки – аптечку, бластер, горсть пайков, – они двинулись в путь.

Они все идут и идут. Каждый раз, когда Норра ступает на усыпанный щебнем камень или осыпающийся песок, ей трудно сохранять равновесие, мышцы напрягаются все сильнее, и в конце концов ей кажется, что жилы в ногах натянуты, будто приводной ремень старого спидера.

Хуже того, Норру тошнит и у нее кружится голова. Солнце высосало из нее все жизненные соки вплоть до последней капли крови, а с наступлением ночи место их, подобно какой-то заразе, занял проникший под кожу холод.

Но они продолжают брести вперед.

Куда – она не знает.

К какой цели – ей неизвестно.

«Это была ошибка».

Норра точно знает, что Слоун где-то здесь. Она это чувствует – не так, словно владеет Силой, но как нечто, витающее в пыльном воздухе. Возможно, она лишь пытается убедить себя, что цель близка и на этом все закончится. Но даже если Слоун здесь – что дальше? Вокруг пустынная, бесплодная планета. Бывшая гранд-адмирал может быть где угодно, в любой стороне, и Норра может потратить всю оставшуюся жизнь на блуждания по обжигающим дюнам, не найдя никого и ничего, кроме собственной безрассудной гибели.

Возможно, единственное преимущество и заключается в том, что планета практически мертва и любое живое существо вроде Слоун легко обнаружить. Остается лишь найти кого-то, для кого это имеет хоть какое-то значение, – в первую очередь того, кто мог собственными глазами видеть Слоун.

Норра собирается что-то сказать Джес…

Но охотница за головами смотрит на нее, широко раскрыв глаза.

– Тсс, – предупреждает она, приложив шершавый палец к губам подруги.

Норра видит, как тень Джес показывает на собственное ухо – знак прислушаться. И Норра прислушивается.

До нее доносятся немногочисленные звуки планеты: шорох ветра в дюнах, далекий крик какого-то животного – и на этом фоне отчетливее всего раздается стук ее собственного сердца. Но затем она улавливает кое-что еще – едва заметную дрожь и шипение, точно от движущегося песка. Звук раздается справа от Норры, затем, практически сразу, и слева.

Звуки все ближе.

Они смолкают столь же быстро, как и возникли, и женщины вновь слышат только ветер, далеких зверей и стук крови в собственных ушах.

«Надо идти дальше», – уже собирается сказать Норра.

Но не успевает.

Все происходит слишком быстро – взметнувшийся в воздух по обе стороны от них песок впивается в щеку Норры, которая отшатывается, чувствуя жжение в глазах. Она проводит рукой по лицу, смаргивая слезы, и тут что-то с ревом наваливается на нее, швырнув своим весом наземь. У Норры перехватывает дыхание, а когда взгляд ее проясняется, она видит над собой ухмыляющуюся физиономию, в которой нет ничего человеческого, большие черные глаза, напоминающий жвала насекомого рот, кожистая плоть…

Нет. Не лицо. Шлем. Маска.

– Са-ши та! – яростно рявкает ее обладатель. Слова искажает шелест вентилятора. В живот Норры врезается кулак. Она приходит в бешенство.

Противник сидит верхом на ее бедрах, но песок под ней осыпается и движется, и ей с легкостью удается высвободиться. Резко выбросив ногу вверх, она тут же разворачивается и, воспользовавшись шансом, отползает на спине назад, пока ее враг шарит в песке в поисках оружия.

В руке у него оказывается изогнутый клинок с широким лезвием, похожий на мачете из темного – возможно, от ржавчины, хотя понять трудно, – металла. Снова взревев, он целится лезвием в ноги жертвы, но она раздвигает их, подобно ножницам, и клинок с хрустом врезается в песок.

Норра бьет ногой, попав пяткой в его вентилятор, и тот начинает скрежетать. Из-под маски валят клубы белого пара, и ее обладатель судорожно хватается за лицо.

Пошатываясь, он пятится назад, и Норра видит Джес…

У которой свой противник. Охотница за головами все еще на ногах, но враг крупнее и тяжелее ее, верхняя часть его тела напоминает несколько опоясанных толстой цепью мешков с зерном. Пинок Джес попадает в цель, но, похоже, нисколько его не смущает. Чудовище издает нечленораздельный рев и с размаху бьет Джес мясистым кулаком. Охотница за головами без чувств валится на песок.

«Нет!» Подобрав под себя ноги, Норра прыгает вперед, врезавшись прямо громиле в живот. Она рассчитывает опрокинуть его своим весом, но бандит даже не двигается с места, словно вбитая глубоко в планетарную мантию колонна.

Хуже того – он смеется.

Из дыхательного щитка вырывается громкий механический хохот, и руки его соединяются, образовав огромный мегакулак, которым он с размаху бьет Норру по спине, и она снова падает. Все ее тело пронизывает боль, из-за прокушенного языка во рту появляется привкус крови. В темноте перед ее глазами плывут белые пятна.

Кто-то хватает ее за лодыжку и переворачивает.

Вернулся тот, кто напал на нее первым. Он что-то поправляет у себя на голове, и клубы пара внезапно исчезают.

К нему присоединяется монстр с мешкоподобной грудью. Оба о чем-то говорят, показывая на Норру.

– Ва-вэй ко-я, – произносит первый.

– Яш, – с усмешкой кивает гигант.

Внезапно тот, что поменьше, вздрагивает. Его голова с задранным подбородком резко дергается. Лицо Норры неожиданно покрывается каким-то влажным туманом.

Нападавший как подкошенный валится вниз.

Похожий на связку мешков налетчик стоит в замешательстве, но вдруг его голова падает на плечо. На этот раз Норра успевает заметить красную вспышку, перед тем как чудовищный бандит, крутанувшись на одной ноге, тяжело валится на первого.

«Мы спасены», – думает Норра. Или, вернее, надеется на это.

Но на всякий случай она продолжает лежать неподвижно.

– Джес, – громко шепчет она. Неподалеку раздается стон Эмари.

Вспыхивает ослепительно-яркий свет – не с одной стороны, но сразу с трех. Прикрыв рукой глаза, Норра видит на его фоне тени в темной броне.

Сквозь треск помех слышится голос:

– Не двигаться. – Тени приближаются, и Норра слышит негромкий шорох сочленений брони и бластерных винтовок в закованных в перчатки руках. Звук этот ей знаком, и он может означать только одно: это штурмовики. – Мы нашли их, – уже тише говорит тот же голос. – Мы нашли повстанцев.

Рядом вполголоса ругается Джес.

Норра, однако, улыбается окровавленным ртом – ведь где штурмовики, там и Империя, а где Империя, там и Слоун.

Глава девятая

Слоун стоит на коленях, со связанными руками.

Глаза ее закрывает грязная жесткая повязка, которая, как ей кажется, сдирает кожу с лица. Впрочем, на этой планете все напоминает грубую наждачную бумагу, стирающую в ничто сначала мышцы, за ними кости, потом костный мозг, пока от тебя не останется лишь призрак, бредущий по окутанной пылью мертвой пустыне.

Не меньшую боль причиняет и связывающая запястья грубая волокнистая веревка.

По крайней мере, ей хоть не заткнули рот или уши.

Она слышит размеренный топот ног по камням. Это шаги тех, кто тащит повозку, в которой она сидит, увлекая ее все глубже в извилистую красную пещеру. Повозка старая, из окаменевших досок, перевязанных пучками сухожилий. Нет ни антигравитационных панелей, ни репульсоров – повозка просто катится на паре примитивных колес, которые стучат и грохочут по жесткому камню цвета ржавчины.

– Мы почти на месте, – говорит Рей. – Внизу воздух прохладнее.

– Надеюсь. У меня все тело онемело, – отвечает ее спутник, Брентин Уэксли. Он спрятался на ее корабле, и она обнаружила его, когда едва удалось унести ноги с Чандрилы. Слоун была ранена и почти при смерти, но он спас ей жизнь. Периодически она удивляется, что он все еще с ней. Но их цели совпадают: найти и покончить с Галлиусом Раксом.

С Раксом, который похитил у нее Империю. С Раксом, который вживил чип в голову этого человека, превратив его в убийцу. Обоими движет месть, в каком-то смысле объединяя их, невзирая на то что они представляют собой довольно странную пару. Она, бывший гранд-адмирал Империи – хотя теперь этот титул уже ничего не значит, – и он, бывший шпион-повстанец, запрограммированный в качестве имперского убийцы. Они не хотели тут оказаться, и все же они здесь.

Они провели несколько месяцев на Джакку – унылой пустынной планете, выжженной дотла безжалостным солнцем, где теперь расположился самый большой из остатков Империи – по сути, военная группировка, которой, как думала Рей, она командовала. Но это оказалась просто иллюзия. На самом деле Слоун была лишь очередной марионеткой, пляшущей по мановению руки Галлиуса Ракса, которого считают военным героем, служившим Империи по настоянию самого Палпатина.

Во всем этом не было никакого смысла. Вопросы порождают новые вопросы, и ответов не дождаться. Почему именно здесь, на этой планете? Похоже, Ракс родом отсюда, но зачем ему возвращаться? С Джакку практически нечего вывозить – кезий и безорит представляют для Империи определенную ценность, но не слишком большую. Существуют ресурсы и получше, причем на планетах куда богаче жизнью. Зачем устраивать атаку на Чандриле, а потом бросить Галактику и лететь сюда? Зачем было оставлять Слоун болтаться на крючке? Зачем вообще все это?

Какую игру ведет Ракс? А в том, что он ее ведет, можно не сомневаться.

Он ей все расскажет. Рано или поздно она заставит его все рассказать. Под прицелом бластера, под острием ножа или в ее собственных руках, сжимающих его горло.

Но сперва нужно до него добраться.

Именно потому они сейчас едут в этой повозке, которую тащат люди, чью одежду составляют лишь набедренные повязки из плетеной кожи. Их обнаженные груди, спины, руки и бритые головы раскрашены полосами жирной красной пыли. Из их плотно сжатых губ торчат сцепленные друг с другом металлические крючки, и они могут лишь мычать и бормотать. Это слуги и рабы, послушные исполнители и преданные безумцы, готовые отдать жизнь за свою сумасшедшую хозяйку пустыни.

Рядом стонет и беспокойно ерзает Брентин.

– Я тебе говорила, – напоминает она ему. – Тренируй дыхание. Расслабь руки и ноги, глубокий вдох, глубокий выдох. Насыщай кровь кислородом.

Покинув Гантел, Слоун почти всю свою жизнь провела на космических кораблях. Когда-то она летала в составе патрулей на СИД-истребителях и челноках, а первым ее назначением была должность сигнальщицы на наблюдательной станции на астероиде в секторе Аноат. В тех условиях у нее не было возможности просто встать и потянуться, поэтому она научилась чувствовать себя комфортно даже в тесной обстановке.

– Можно подумать, это чем-то поможет, – огрызается Брентин, и Рей чувствует злость в его голосе. Она считает, что спутник ее ненавидит, хоть никогда в этом и не признается. Именно его жена, пилот повстанцев, нанесла ей тяжелую рану, которую он помог ей залечить. Слоун представляет тех, кого он презирает, – деспотичное правительство безумной Галактики. Он предпочитает иное безумие – безумие восстания. Что ж, пускай. Их союз зиждется на злобе и ненависти, и именно ненависть привязывает Брентина к Слоун.

Повозка резко останавливается, и женщина едва не теряет равновесия, что неминуемо повлекло бы за собой разбитое об окаменевшие доски лицо. Рядом доносится стон Брентина, голова которого глухо ударяется о пол повозки.

Вокруг раздаются шаги. Чьи-то руки хватают ее голову и стягивают повязку. Тряпка не поддается, и Слоун чувствует, как виска касается холодный металл. К счастью, лезвие повернуто в сторону от ее лица, и после резкого движения разрезанная повязка тут же падает.

Ей требуется несколько мгновений, чтобы глаза приспособились к полумраку.

Впереди – тупик. Пещера заканчивается огромной камерой в форме луковицы, стены которой пронизывают новые гладкие туннели, расположенные слишком высоко, поэтому повозке до них не добраться.

Рей замечает рядом с собой Брентина. Его лицо и шею покрывает неровная борода, лоб измазан грязью. Он судорожно вздыхает, когда рабы поднимают его, вновь ставя на колени. С него тоже срезают повязку.

С раскрашенных красными полосами пыльных лиц на них смотрят широко распахнутые глаза. Слуги разрезают связывающие запястья пленников веревки, а затем, цепляясь длинными ногтями за трещины и карабкаясь по камням, расползаются, словно испуганные звери, и скрываются в туннелях.

Слоун и Брентин остаются одни.

– И что теперь? – Он озадаченно смотрит на нее.

Слова эхом разносятся по похожей на колокол пещере.

– Видимо, придется подождать, – отвечает она.

– Они же не хотят, чтобы мы последовали за ними?

– Я, конечно, сильна, но не настолько, чтобы добраться до тех туннелей.

И все же, возможно, именно этого и ждут от них эти уродцы. Вряд ли их можно считать людьми – в их глазах светится не разум, но страстное желание услужить, полностью отдав свое тело и душу.

Слоун не уточняет, что забраться в туннель ей не так-то просто. Сегодня ее бок пронизывает тупая неприятная боль от так до конца и не долеченной раны. Иногда она задирает рубашку и видит сморщившуюся, подобно сомкнутым сухим губам мертвеца, кожу. Будь рядом цивилизация, рану удалось бы полностью исцелить с помощью бактакамеры и лечебных мазей, но на Джакку нет цивилизации, и потому ране не оказали должного ухода. Затаившаяся под кожей боль каждый день напоминает о себе.

Брентин встает и, потянувшись, осторожно сходит с повозки, едва не потеряв равновесия. Глядя на него, Слоун думает о том, насколько, словно наждаком, ободрала его планета, превратив из длинной непокорной ветви в жалкую щепку.

Хотя Слоун уже несколько месяцев не видела себя в зеркале, она полагает, что и сама выглядит не лучше. Она понимает, что ничто уже не будет так, как прежде. Она никогда не вернет себе Империю. У нее никогда не будет собственного корабля. «Я умру на этой планете», – думает она. Теперь эта мысль, будто непреложная истина, засела у нее в голове. Стала частью ее самой.

– Вряд ли… – начинает Брентин.

Но его заставляет замолчать новый, скрежещущий звук. Что-то движется к ним по туннелям, скользя по усыпанному песком камню.

Это она. Их хозяйка.

На самом верху пещеры появляется физиономия хаттши. Синюшная, с красными вкраплениями, морда слизняка не столь жирная, как у большинства сородичей, она узкая и похожа на покрытый слизью наконечник стрелы. Широкая, разделяющая голову почти надвое пасть раскрывается, и в воздухе, пробуя его на вкус, мелькает длинный, напоминающий хлыст язык. Хаттша шипит и моргает одним глазом – другой слезится, и кожа вокруг него покрыта оспинами и металлическими частицами, точно луна, окутанная облаком орбитального мусора.

Извивающийся слизняк выползает из туннеля и начинает спускаться, подтягиваясь на длинных руках. Слоун доводилось иметь дело с другими хаттами – Джабба, к примеру, напоминал заплывший жиром обрубок, самой подвижной частью внушительного тела которого являлся короткий хвост. Червяк, слизняк, личинка. Эта же хаттша длиннее и стройнее, скорее напоминает не слизняка, а змею.

Глядя на ползущую по земле хаттшу, Слоун замечает позади ее головы ряд пузырей-наростов и напоминающих язвы выпуклостей, которые связывает между собой грязная красная лента – странное украшение, служащее эмблемой тщеславной сущности этого создания.

Когда хаттша оказывается у самого дна пещеры, из туннелей и камер вновь появляются ее слуги. Они встречают хозяйку внизу, подхватывая ее поднятыми над головой руками. Их ладони образуют ее трон, а ноги – транспортное средство.

Десятки рабов превращаются в движущуюся платформу.

Они что-то неразборчиво гудят и поют, и их голоса сливаются в единственное слово:

– Ниима. Ниииимааааа…

Они увлекают длиннохвостого червя вперед. Именно Ниима должна помочь Слоун и Брентину. Именно Ниима предоставит им возможность разыскать Ракса.

На этой планете Ракс не более чем призрак.

Никто его не знает. Никто о нем не слышал. Слоун и Брентин заходили в каждый напоминающий трущобы поселок – от Кратерного поселения до Ответки – и в каждую пустынную лачугу. Они побывали в гостях у прячущихся в подземных туннелях тидо, расспрашивали торговцев-бурозубов, добытчиков кезиевого газа, подпольных дельцов. Ракса как будто не существовало.

А потом они кое-что услышали от бармена в Кратерном поселении, одного из первых, кого они встретили на этой планете. Он сказал, чтобы они были осторожны и что кто-то похищает детей.

«Империи нужны дети». Не это ли говорил ей Ракс?

– Где? Зачем? – спросила она у бармена.

Он ответил, что не знает, но детей забирали прихвостни хаттши Ниимы. В основном из мелких селений и импровизированных приютов, которыми заведовали отшельники.

– Именно там живет большинство детей, – пояснил бармен. – Никто не хочет, чтобы они крутились под ногами, когда идут взрывные работы и вокруг валятся тяжелые камни. Так что их отдают туда, к отшельникам и их нянькам. Своих детей я ни за что бы туда не отпустил, – добавил он.

«Если Ракс провел здесь детство, – осенило Рей, – что, если он тоже был там? Сиротой, которого отдали отшельникам?»

Именно тогда Слоун напала на след. Все началось с человека по имени Колоб Отшельник, дряхлого монаха, изрядно потрепанного ветром, песком и прежде всего временем. Она нашла его стоящим на коленях в глинобитной хижине, где он молился. Когда Рей потребовала, чтобы он им помог, тот добровольно согласился, но добавил, что человека, которого она ищет, зовут не Галлиус Ракс. Как он объяснил, Ракс – ложь, поддельная личность.

– Мальчика звали Галли, – дрожащим голосом сообщил Колоб.

Он рассказал, что Галли всегда отличался мятежным характером и постоянно где-то пропадал, наслушавшись всяких баек. А потом что-то в нем резко изменилось. Он стал вести себя вызывающе, уводить с собой других детей, которые больше не возвращались. А однажды исчез и сам Галли.

– Теперь он вернулся, и он уже не ребенок. – Отшельник попытался прочесть им проповедь, какую-то бессмыслицу про семя, проросшее в мертвой земле, но она тут же его оборвала:

– Где именно он обычно пропадал?

– В Долине Пустынника, возле каменного образования, которое называют Горестной Рукой. Поговаривают, что там можно было его найти. Он никого туда не подпускал. У него там были… капканы, то место охраняли другие дети и дрессированные звери. Оно находилось недалеко от приюта…

– Недалеко отсюда? – спросил Брентин.

– Отсюда довольно далеко. Это не тот приют. – Старик отстраненно уставился в пустоту. – Тот сгорел.

– Дай догадаюсь, – сказал Брентин. – Тогда ты и видел Галли в последний раз.

– Верно, верно.

– А что там теперь? – спросила Слоун.

– Насколько мне известно – ничего. Просто долина, Рука и пустыня, такая же, как и повсюду на этой планете. Но я знаю одно: теперь, когда Галли снова здесь, он вернулся к Горестной Руке. Мы видели корабли, и в ту сторону никому нет хода. Ибо путь туда под охраной.

– Под чьей охраной? – спросила она.

– Хаттши Ниимы.

Им требовалось больше информации. Сперва Слоун казалось, что лучше всего расспросить оккупировавших планету солдат и офицеров, но, после того как они с Брентином какое-то время понаблюдали за ними, стало ясно, что это вовсе не та Империя, которую она знала и любила.

Эти мужчины и женщины не отличались дисциплиной. Их броня запачкалась и обветшала, оружие покрылось коркой грязи. Многие даже не носили шлемов. Не менее оборванными и обессилевшими выглядели и офицеры. Но при всем при этом они страдали паранойей. Они издевались над местными жителями, забирали у тех еду и воду, совершали бандитские налеты на селения. Однако куда хуже и важнее было то, что они искренне верили в дело Ракса. Они несли его знамена, рассказывали о нем героические истории.

– Они слепо ему доверяют, – сказал Брентин. – Это уже не армия. Это ополчение. Держу пари, из них силой выбили любые сомнения. И подобная отчаянная бравада – лишь единственный способ оправдать тот факт, что они последовали сюда за Империей.

– Лучше лгать самому себе, чем признаться, что ты стал частью чего-то ужасного? – спросила она.

– Возможно.

– В таком случае нам нужен тот, кто во все это не верит.

Она пояснила, что имеет в виду кого-то, кто не хотел оказаться на Джакку, – некто, попавший под общую волну, угодивший в шестеренки машины и теперь неспособный из нее выбраться. Преданный солдат, но не фанатик.

Ладивший с техникой Брентин помог Слоун соорудить примитивное подслушивающее устройство. С его помощью они сумели перехватить фрагменты радиообмена и разговоров между имперцами.

Однажды они услышали, как некий солдат с идентификационным номером RK-242 сказал вышестоящему офицеру, сержанту по имени Райлон, что не понимает, чем они тут занимаются, и поинтересовался, не найдется ли для него работы в каком-нибудь другом уголке Галактики.

– Я просто не желаю больше тут находиться, – заявил RK-242 Райлону.

За подобный проступок другие солдаты во главе с Райлоном выволокли его в пустыню, сняли броню и жестоко избили. RK-242 скорчился в позе эмбриона посреди усеявших землю кусков обмундирования, похожих на осколки разбитой скорлупы.

«Это не имперская справедливость, – подумала Слоун. – Никакой чести, лишь обычное зверство. Как же быстро разваливается прежний порядок…»

Они не убили RK-242. Он остался жив, хоть и сломлен.

Несколько дней спустя он вернулся в строй, хромая и дрожа под дребезжащей и потрескивающей броней.

Слоун пошла к нему и немного с ним поговорила, направив на него дуло бластера. Стоило ей представиться, как RK-242, пуская сопли и слюни, начал бормотать слова благодарности. Слоун объяснила ему, что против нее организовали заговор, – не важно, было это правдой или нет. Она сказала, что Ракс совершил переворот и похитил у нее Империю.

– Он намерен всех нас уничтожить, – добавила она.

RK-242 согласно кивнул, судорожно сглатывая и всхлипывая.

А потом Слоун начала выспрашивать у него все, что он знал. Что находится в долине? Что возле Горестной Руки? Что замышляет Ракс?

Солдат рассказал ей все, что ему было известно. Ракс называл эту суровую планету «чистилищем». Джакку должна была испытать их, обучить и закалить до состояния камня. Единственным способом победить Новую Республику, по словам Ракса, являлось создание великой безжалостной армии, с которой Империя могла бы пережить невозможное.

Ко всему прочему RK-242 теперь называл его «советником Раксом». Похоже, тот, за кем охотилась Слоун, взял себе новый титул. Какая скромность!

Рей объяснила штурмовику, что единственный выход – отстранить Ракса от власти. Если потребуется – силой. Солдат отважно кивнул. Она сказала, что ей нужно знать о Раксе все: его привычки, его нынешнюю роль, все, даже самые незначительные детали. Но RK-242 мало что мог ей сообщить. По его словам, Империя основала базу за Гоазоном, за Зыбучими дюнами, и именно там Ракс собирал свои силы. Строительные дроиды день за днем расширяли его крепость. И точно так же каждый день прибывали новые СИД-истребители, шагоходы AT-AT и AT-ST, транспортные корабли с новыми солдатами. Империя собирала свои ресурсы и войска.

И все это происходило здесь – на планете или над ней.

Но все это она знала и раньше.

Она снова спросила его про Горестную Руку…

По словам солдата, как он понял, там среди песков спрятан некий оружейный комплекс, построенный Палпатином, а может, даже и кем-то до него. Он слышал, что Ракс время от времени отправляется туда в одиночку. RK-242 поклялся, что даже не знает, правда ли это, и ему больше нечего добавить. А потом он спросил, может ли она помочь ему и спасти его из этой преисподней.

Пропустив вопрос бойца мимо ушей, гранд-адмирал обратилась к Брентину:

– Оружейный комплекс? Не из-за него ли они на Джакку?

И все равно что-то не сходилось. Империя не нуждалась в новом вооружении – она создала величайшее оружие в истории Галактики, причем дважды. Империи были нужны не боевые станции, а новое руководство.

Однако Империя обожала свою военную машину. Возможно, там находится нечто, превосходящее даже «Звезду Смерти». Желание выяснить это – и убить Ракса – нарастало, словно столб раскаленной магмы в жерле вулкана, в который превратилось сердце Слоун.

Поблагодарив солдата, Рей сказала, что у нее есть для него важная задача и, когда придет время, она с ним свяжется.

– Забирайся обратно в свою броню, – приказала она. – И никому не рассказывай о нашей встрече.

Когда он повернулся, чтобы подобрать шлем, Слоун выстрелила ему в затылок, прежде чем парень успел надеть его на голову.

– Мы же могли ему помочь! – вскрикнул Брентин.

– Ему уже было не помочь, – ответила она.

Затем она сказала, что они должны отправиться к этому загадочному комплексу на краю Долины Пустынника.

Проблема заключалась в том, что кораблем они воспользоваться не могли, поскольку их бы тут же сбили. А путь по земле лежал через Юлонгские каньоны и дальше, через запутанный лабиринт пещер Багирлак-Гару. И это означало только одно.

Им придется иметь дело с хаттшей Ниимой.

Эта часть Джакку принадлежит хаттше Нииме, и ее склизкий след тянется далеко за пределы этой территории. Подобно Джаббе на Татуине или Дурге на Улматре, ее влияние – и коррупция – оставляет за собой длинный хвост. Она контролирует черный рынок: рабы, металлолом, кезий, безорит.

При всем при этом она не просто жирная склизкая правительница. Это не Джабба с его дворцом или Дурга с его яхтой, и ее бизнес – не бизнес обычного преступного воротилы. Большинство хаттов обожают приемы и церемонии. Они отбирают у каждого часть кредитов для крупного босса, стоящего во главе региона, – в качестве платы за защиту или подати. Но Нииме этого мало.

Ниима требует вечной службы – просто работать на нее недостаточно. Тот, кто становится ее слугой, остается им на всю жизнь.

Сама она считает себя неким божественным червем, порождением песка и камня, а те, кто ей служит, делают это потому, что она является для них центром мироздания, будто жирный паук посреди паутины или высасывающая кровь язва. Она владеет ресурсами, она контролирует доступ, и только ей решать, кто может пройти через узкие каньоны и глубокие пещеры. Власть над ресурсами дарует Нииме власть над окружающими. И тем не менее у Слоун возникает мысль, что со временем подчинение ей превратилось в какое-то извращенное поклонение. Вознаграждение, которое может дать Джакку, слишком мало и скудно, и остается либо лишь верить во что-то более великое, либо умереть в пыли, лишившись всяческой надежды. Те, кто отдает Нииме свои жизни, не видят никакого иного пути. Служение ей – в буквальном смысле лучший выбор, который у них есть в мире отбросов и руин.

– Куба, каяба ди анко! – командует Ниима, извиваясь своим длинным червеобразным телом на руках слуг.

Ее голос трудно воспринять – он звучит так, будто кто-то наглотался битого стекла и пытается кричать, несмотря на заполняющую горло кровь. Ее булькающий вопль раз за разом отдается в ушах Слоун, эхом отражаясь от стен пещеры. На нее накатывает тошнота.

Слоун немного знает хаттский, но эта фраза из какого-то более древнего диалекта – более резкого, более примитивного. Что она означает? «Приди ко мне»?

Похоже на то, поскольку откуда-то снизу появляется один из поборников хаттши. Как и остальные, он обнажен и раскрашен красными полосами каменной пыли, но губы его не скреплены крючками. Все остальное – запястья, ладони, руки и ноги – пронизано металлом.

Через его плечо перекинута кожаная тесьма, с которой свисают черная коробочка и помятый ржавый динамик – устройство-переводчик. Слуга взбирается на спину Ниимы, повесив переводчик на мясистый бугор, заменяющий ей плечо, так что коробочка оказывается ниже ее рта. Раб остается сидеть на ее макушке, словно ожидающее очередной команды домашнее животное.

«Он похож на шляпу», – проносится абсурдная мысль в голове Рей.

– Ман-та, – снова произносит Ниима.

В динамике слышится треск помех, а затем механический, монотонный голос на общегалактическом: «ГОВОРИ».

Слоун откашливается, напоминая: «Веди себя почтительно». Хатты предпочитают, чтобы к ним обращались не просто как к обычным разумным существам. Им нравится, когда им прислуживают. Им хочется поклонения. И Нииме, похоже, хочется этого больше других.

Проблема лишь в том, что Слоун не слишком умеет вести себя почтительно. И все же, откашлявшись, она начинает:

– О достославная змея, владычица песков и камней, хаттша Ниима, я гранд-адмирал Империи Рей Слоун. Сегодня я пришла, чтобы просить у вас помощи. Я и мой спутник желаем пройти через территорию ваших пещер и дальше к плато, именуемому Горестной Рукой…

Ее прерывает булькающий смех хаттши.

– Сти-юка! Куба нобата гранья ад-мии-раль.

«ПОСМОТРИ НА СЕБЯ, – переводит коробочка. – ТЫ НЕ ГРАНД-АДМИРАЛ».

– Уверяю вас: я гранд-адмирал и я верну себе мою Империю. Если вы позволите мне пройти, то, обретя власть, я смогу многое вам предложить…

Однако она уже и сама понимает, что позиция ее крайне слаба. Да, Ниима хочет, чтобы ей служили, и ей хочется быть королевой червей, но, с другой стороны, если Слоун приходится кланяться и пресмыкаться, ведя себя подобно мухе, прилипшей к языку жирной слизнячки, она выглядит слишком слабой, чтобы воспринимать ее всерьез. Ей нужно унижаться и вместе с тем выглядеть могущественной, а подобное ей не под силу, ведь одно просто-напросто противоречит другому. Как такое вообще возможно?

Ответ: никак. Хаттша снова разражается булькающим смехом, а затем пронзительно ревет на своем языке.

«ТЫ НИЧЕГО НЕ ВЕРНЕШЬ, – слышится из переводчика. – ТЕБЕ НЕЧЕГО МНЕ ПРЕДЛОЖИТЬ». Хаттша орет своим слугам: «ВЗЯТЬ ИХ. РАЗДЕТЬ ИХ. ОБРИТЬ ИХ. СЛОМАТЬ ИХ РАЗУМ».

«Нет, только не это!» Все должно было произойти совсем не так. Рабы мягко опускают Нииму на камень и один за другим направляются к Слоун и Брентину. Брентин испуганно смотрит на спутницу, сжимая кулаки.

Но Слоун лишь едва заметно качает головой и одними губами произносит четыре слова: «Я могу все исправить».

– Погодите, – говорит она, поднимая обе руки. Рабы продолжают приближаться, но уже медленнее, ступая на цыпочках. Из скалящихся ртов вырывается шипение. – На трон претендует Галлиус Ракс, и он слаб. Императором буду я.

Ниима что-то вопит, и переводчик рявкает: «ЖДАТЬ!»

Рабы замирают на месте, словно автоматы. Они даже не моргают. Ниима понижает голос, точно переходя на доверительный тон, хотя переводчику неведомы подобные вариации, и ответ на общегалактическом звучит столь же механически и монотонно: «Я УЖЕ ЗАКЛЮЧИЛА СДЕЛКУ С СОВЕТНИКОМ РАКСОМ. ТЫ ОПОЗДАЛА, ГРАНД-АДМИРАЛ».

«Сделку с Раксом».

Конечно же, она заключила с ним сделку.

Как-то же он прошел через ее территорию. Он что-то ей дал. Или что-то предложил.

Слоун нужно лишь выяснить, что именно.

Рабы снова устремляются к ней, хватая ее за запястья, за подбородок, за горло. Сверкает лезвие клинка.

«Не сопротивляйся, – думает Рей. – Пережди. Продолжай говорить. Продолжай копать глубже».

Внезапно внутри у нее словно что-то переворачивается. Она провела на этой забытой всеми планете уже несколько месяцев. Она устала, исхудала и страдает от боли. Она адмирал Имперского флота и единственная, кто заслуживает править Империей.

«Я больше не позволю надо мной издеваться».

Хватит пытаться договариваться с позиции слабости. Пришло время попробовать по-другому. Пора вспомнить силу гранд-адмирала.

Взревев, Слоун выбрасывает вперед кулак. Рука попадает в горло одного из рабов Ниимы, и тот отшатывается, хватаясь за шею и издавая сдавленный писк. Вспомнив свои занятия по ВКБ[2], которому она обучалась в академии, гранд-адмирал принимает стойку, заведя одну ногу назад, и начинает колотить так, будто от каждого удара зависит ее жизнь, и самое страшное, что, по сути, так оно и есть. Удары попадают в цель. Ломается чья-то челюсть, вылетают зубы. Какой-то раб хватает ее за волосы, но Рей выворачивает его руку с такой силой, что раздается треск кости. Уродец вопит и падает, корчась, как охваченный огнем паук.

Они продолжают наступать. Слоун подныривает, уклоняется, бьет кулаками.

Но она начинает уставать. По телу, словно волны от брошенного в воду тяжелого камня, растекается пульсирующая боль.

Хаттша выплевывает очередной возглас, и коробочка переводит: «СТОЯТЬ!»

Слоун видит Брентина – его прижали к земле, руки завернуты за спину. Под разбитым носом расплывается лужа крови. «Забудь о нем, – думает Рей. – Пускай. Он уже сыграл свою роль». И все же отчего-то ей не хочется его бросать. Все же преданность что-то значит, а Слоун не хочет остаться одна. По крайней мере, пока.

Она ждет, подняв руки.

И правильно делает, поскольку из туннелей выбираются десятки новых слуг хаттши. Некоторые вооружены бластерами, многие – ножами и дубинками с рукоятками из костей и сухожилий.

«Со всеми мне не справиться. Просто никак».

– Что предложил вам Ракс? – спрашивает Слоун у Ниимы.

Та что-то булькает в ответ. Коробочка переводит: «МЫ ВЫПОЛНЯЕМ ДЛЯ НЕГО… РАБОТУ. ОН ДАЕТ НАМ ОРУЖИЕ, СНАРЯЖЕНИЕ, ПРИПАСЫ. ВСЕ, ЧТО Я ПОПРОШУ».

Работу? Какую работу выполняет для Ракса слизнячка? Так, значит, она не просто позволила ему пройти. Внезапно Слоун вспоминает слова Колоба Отшельника о похищенных детях. Что, если этим занимаются прихвостни хаттши? «Империи нужны дети…»

К ней приближаются мальчики-рабы – медленно, шаг за шагом. Их клинки рассекают воздух, бластеры поворачиваются в сторону пленников.

– Дети, – говорит Слоун. – Вы поставляете ему детей.

Ниима молчит, но это молчание само по себе довольно красноречиво.

– Ракс сказал вам, куда он направляется? – звучит новый вопрос. – Он рассказывал, чем занимается за пределами ваших каньонов?

Следует односложный ответ: «НЕТ».

Несмотря на монотонный голос переводчика, физиономия хаттши ее выдает – окруженный сверкающим металлом глаз распахивается шире.

«Признак любопытства», – думает Слоун и тут же использует новое преимущество:

– Хотите узнать?

«ПОВЕДАЙ».

И все же Слоун колеблется.

Рассказав все, она не просто выдаст информацию. То, что ждет там, в песках, вероятно, может пригодиться не только ей, но и всей Империи. Солдат говорил об оружейном комплексе. Поначалу Слоун отвергла подобную мысль, но, возможно, там действительно что-то есть. Ракс не дурак, и если ему что-то нужно, то это пригодится и ей.

Рабы продолжают медленно наступать.

«Они убьют меня. Или сделают одной из них». Рей представляет, как она и Брентин, раскрашенные кроваво-красной пылью, целуют отвратительную плоть уродливого змееслизня. Их «хозяйки».

Слоун пытается представить Империю, которой она однажды будет править, и образ этот, когда-то ясный и отчетливый, превращается в размытую картину, словно поблекшую в потоках воды и уплывающую в забвение.

Все погибло. Все кончено. Империи больше нет.

«Я никогда не стану Императором.

Хаттша права. Я не гранд-адмирал.

Все, что у меня есть, – это месть».

Решившись, она поспешно говорит Нииме:

– Там некое оружие. Если позволите мне пройти – если позволите добраться до Ракса, – можете его забирать.

Хаттша пренебрежительно машет длиннопалой рукой, и рабы подходят ближе. Раздается крик Брентина, которого бьют лицом о камни. Слоун чувствует, как кровь в ее шее пульсирует, будто угодившая в силки птица, но продолжает:

– Это оружие превосходит любую построенную нами «Звезду Смерти». Только представьте, что оно может оказаться не в наших руках и не в руках Новой Республики, а попадет к хаттам. К вам. Это оружие создано для бога. Или… для богини.

Естественно, это ложь – она понятия не имеет, что это за оружие и оружие ли вообще. Но если ложь подарит ей возможность пройти, возможность выжить…

Ниима поднимает руку, растопырив дрожащие пальцы.

Рабы останавливаются.

– Менди-я джа-джи баргон. Ачута куна паюска гранья ад-мии-раль.

Слова разносятся громким эхом, когда коробочка их переводит: «ДОГОВОРИЛИСЬ, ГРАНД-АДМИРАЛ. РАЗРЕШАЮ ТЕБЕ ПРОЙТИ. ТЫ ПРОВОДИШЬ МЕНЯ К ОРУЖЕЙНОМУ КОМПЛЕКСУ».

– Проводить вас? Нет, я должна пойти…

«Одна».

Но хаттша, развернувшись, уже ползет обратно к туннелям. Рабы снова забираются под нее и, подняв, несут к ближайшей пещере.

«ИДЕМ, ГРАНД-АДМИРАЛ, – удаляясь, говорит хаттша. – МОЙ ХРАМ ЖДЕТ. СПЕРВА УСТРОИМ ПИР. А ЗАТЕМ НА РАССВЕТЕ ОТПРАВЛЯЕМСЯ В ПУТЬ».

Интерлюдия Тид, Набу

Его называют старым ветераном, что смешно, ведь ему всего десять лет. Но он пробыл тут дольше всех остальных ребят. Беженцы приходят и уходят – либо с тех планет, которые пострадали от войны, либо с тех, где отступающая Империя оставила после себя лишь хаос. Некоторые задерживаются в течение одной волны, двух, даже трех, но в конце концов появляется добрая душа, готовая их усыновить.

Но не Мейпо.

У Мейпо нет одного уха, и половина его лица напоминает полотно рашпиля. Уродливый рубец тянется от челюсти к дыре на месте уха и дальше вверх. Волосы там не растут. Какое-то время он пытался отрастить челку, чтобы та падала набок, словно обрушивающаяся водопадом река, но посредница сказала, что так он выглядит еще более отталкивающе.

Хотя, казалось бы, куда уж больше.

Рука с той стороны тоже выглядит не лучшим образом – она скрючена и болтается, будто лапа неуклюжего блуррга. Да, она работает, но не очень.

Он стоит на Каталанской площади, по другую сторону от Серебряного фонтана. Тид – город площадей и фонтанов, но этот нравится Мейпо больше всего. Ребята называют его Горным фонтаном – изгибы струй воды придают ему форму горной вершины, возвышающейся над головами тех, кто собирается на площади понаблюдать за птицами тик-так или порисовать горы Галло, что тянутся к небу далеко за столицей.

Сквозь брызги он замечает чей-то сидящий на другой стороне силуэт, размытый потоками воды.

– Иди поболтай с ним, – говорит Кеяна, молодая женщина с Набу. Она одна из воспитательниц, отвечающих за детей.

– Не стоит, – качает головой Мейпо. – Он занят.

– Уверена, он будет рад с тобой познакомиться.

Она слегка подталкивает мальчика, и тот недовольно ворчит. «Никто не хочет со мной знакомиться», – думает он. Возможно, потому Кеяна его и толкает, чтобы сплавить кому-нибудь другому. Мейпо слышал, как пару недель назад посредники говорили, что он совершенно безнадежен.

Что ж, возможно, Кеяна права. Да и все равно вариантов особо и нет. Никто его сегодня не усыновит. Как и завтра, и вообще никогда.

Мейпо обходит вокруг фонтана. Ветер окутывает его прохладным туманом. Мальчик проводит пальцем по каменному бордюру фонтана, рисуя в лужицах воды быстро исчезающие линии.

Сидящий на парапете гунган наклоняется, с хлюпаньем всасывая ртом маленькую красную рыбку. Похожий на змею язык облизывает длинный клювообразный рот. Забавный инородец негромко мычит и сует в рот пальцы.

Мейпо откашливается, давая о себе знать.

Гунган вздрагивает:

– Ой! Добрый деня!

– Привет, – отвечает Мейпо.

Оба молча таращатся друг на друга. Повисает пауза.

Гунган здесь с тех же пор, что и Мейпо, а возможно, и раньше. После того как корабли с беженцами начали привозить детей, инородец один или два раза в день выступает перед ними – делает разные трюки, жонглирует, падает и трясет головой, вертя глазами на мясистых стеблях. Он издает смешные звуки и исполняет чудные танцы. Иногда он повторяет одно и то же представление, а бывает, совершает новые трюки, которых ты никогда не видел и вряд ли увидишь снова. Всего несколько дней назад он плюхнулся прямо в середину фонтана, а потом сделал вид, будто струи воды подбрасывают его в воздух, подпрыгнув и вновь с плеском упав. Он все прыгал и прыгал, пока наконец не стукнулся головой о край фонтана и не свалился на собственную задницу, тряся головой и высунув язык. Все ребята смеялись, а потом рассмеялся и сам гунган.

Его называют клоуном. «Позовите клоуна. Хотим посмотреть на клоуна. Нам нравится, как он жонглирует раковинами гломбо, или выплевывает в воздух рыбок, а потом их ловит, или пляшет и падает на зад».

Вот что говорят ребята.

Взрослые, однако, почти о нем не разговаривают – как и с ним. И другие гунганы тоже не приходят его навестить. Никто даже не называет его по имени.

– Меня зовут Мейпо, – говорит мальчик.

– Моя Джа-Джа.

– Привет, Джа-Джа.

– Твоя хочет перекус? – Инородец помахивает в воздухе красной рыбкой. – Пик-пок рыба оченя хороший.

– Нет.

– Ох! Ладушки.

Снова наступает тишина, подобная растущей пропасти.

Мальчик отмечает, что гунган старше многих своих сородичей, которых Мейпо встречал здесь в Тиде. С подбородка Джа-Джа уже свисают извивающиеся усики – не волосы, но скорее тонкие, похожие на рыбью кожу отростки, которые покачиваются при каждом его движении. Он осторожно подносит рыбу к губам, словно колеблясь, что с ней делать. Гунган, однако, больше смотрит на Мейпо, чем на рыбу, и внезапно та выскальзывает из его ладони. Он пытается поймать ее другой рукой, но рыба выскальзывает и из нее. Инородец издает встревоженный писк, и внезапно между его сморщенных губ выстреливает язык, ловя рыбу в воздухе и отправляя ее в рот. Джа-Джа морщится и громко глотает.

Мейпо смеется.

Джа-Джа широко улыбается, будто случившееся нисколько его не смутило.

От этого Мейпо смеется еще громче, и гунган, похоже, доволен. Кажется, смех напоминает ему некую музыку.

– Твоя откуда?

– Со станции «Голас». – По озадаченному взгляду нового знакомого Мейпо понимает, что тот не знает, где это, и поясняет: – Это над Голасом, газовой планетой в Среднем Кольце. Империя использовала нас как заправочную станцию, но, уходя, они решили… взорвать топливные цистерны. Наверное, чтобы те никому больше не достались. Типа как забрали свои манатки и улетели. Мои мама с папой… – Мейпо злится на себя, что даже спустя столько времени не может произнести это слово вслух. Оно застревает у него в горле, и он отводит взгляд.

– Ой-ей. – Джа-Джа качает головой, уставившись на собственные колени. – Очень грустно. – Внезапно его глазные стебельки вновь поднимаются. – Твоя хочет поглядетя трюк?

Мейпо приподнимает единственную оставшуюся у него бровь:

– Ладно, давай.

Издав негромкий смешок, гунган окунает голову в фонтан, погружая лицо в воду. Его рот и щеки раздуваются, и Мейпо ожидает, что он выплюнет воду, но вместо этого гунган напрягается, вытаращив глаза, а затем вода с шипением брызжет из его болтающихся ушей. Щеки Джа-Джа начинают сдуваться, а вода продолжает хлестать по обе стороны его головы.

Не выдержав, Мейпо хохочет так, что у него начинают болеть бока. Инородец же не смеется, а просто с невероятно довольным видом снова садится на край фонтана.

Наконец мальчик успокаивается, утирая слезы.

– Отпад, – улыбается он.

Джа-Джа показывает в ответ большой палец.

– На самом деле со мной никто не разговаривает, – выпаливает мальчик.

– Моя с твоя говорит!

– Угу, знаю. Пока что. Но больше никто. Никто даже не хочет на меня смотреть.

Мейпо порой кажется, будто его вообще не существует, будто он всего лишь призрак. «Я даже сам не хочу на себя смотреть», – думает он.

– С моя тоже никто не говорит, – пожимает плечами Джа-Джа.

– Я заметил. Почему?

– Моя точно не знать, – хмыкает гунган. – Моя думать, это потому, что Джа-Джа делать ой-ой ошибки. Большие ошибки. Боссы Гунга давно моя прогнать. Моя не быть дома много годов. А здеся набу думать, что я помогать Империи. – Несколько мгновений инородец с тоской смотрит в никуда, затем снова пожимает плечами. – Моя не знать.

Мейпо, однако, кажется, что тот знает больше, чем говорит.

– Вряд ли ты помогал Империи, – неуверенно замечает Мейпо, хотя действительно сомневается в том, что этот странный тип способен на подобное, по крайней мере преднамеренно. Он всего лишь забавный старый клоун. – Может, ты просто никому не нужен, как и я.

– Может, это ладушки.

– Может, и… гм… ладушки, – вздыхает Мейпо. – Мне просто некуда идти, Джа-Джа.

– Моя тоже некуда идти.

– Может, нам вместе уйти куда-нибудь… в никуда?

– Одуренный мысль!

– Извини, – бормочет Мейпо, опустив голову.

Но Джа-Джа лишь смеется:

– Нет. Одуренный! Моя улыбаться! Мы быть дружбанами, дружбан! – Гунган гладит мальчика по голове.

Мейпо не очень понимает, что происходит, но «одуренный», видимо, значит что-то хорошее, так что он соглашается с Джа-Джа.

– Научишь и меня быть клоуном?

– Быть клоуном тоже одуренно. Я учить твоя, дружбан. Мы сделать, чтобы вся Галактика смеяться, да?

– Звучит неплохо, Джа-Джа. И спасибо тебе.

Джа-Джа показывает ему большой палец и широко улыбается. Они и впрямь теперь дружбаны.

Глава десятая

На Чандриле ночь. Ветер, дующий в окно, развевает занавески. Легкий бриз приносит запах морской соли и обычный для позднего лета туман.

– В общем, так, – говорит Соло, глядя на голографическую карту, которая парит в пространстве между ним, Теммином и Синджиром. – Джакку – планета-пустыня, что нам на руку, поскольку не придется искать космопорт. Главное – прошмыгнуть через блокаду и приземлиться там, где тебя никто не увидит. – Он проводит рукой в воздухе, и голограмма исчезает. – У меня нет ни одной хорошей карты Джакку, но поверьте, что по большей части это просто дюны и скалы. Но между холмов и плато есть каньоны, а каньоны – прекрасное место, чтобы стряхнуть Империю с хвоста, – усмехается он. – Уж не сомневайтесь, я-то знаю. Используй любую трещину, которая подвернется.

Синджир смотрит на контрабандиста. Контрабандиста – или героя Восстания? Впрочем, какое это имеет значение? Хан готовится стать отцом, и именно такова сейчас его главная роль.

И мысль об этом, похоже, сводит его с ума. Синджир видел нечто подобное, когда еще служил Империи, у офицеров, несших службу в отдаленных гарнизонах и на захолустных базах, – такой же блеск в глазах, дикий взгляд тука-кошки, которую кто-то попытался одомашнить. Взгляд того, кто оказался в ловушке, но продолжает мечтать об иной жизни.

Важно замечать подобную искру во взгляде и не забывать, что из-за малейшей неосторожности она может превратиться в обжигающее пламя. Синджир всегда выискивал среди окружающих тех, в чьих глазах появлялся этот блеск. Именно они всегда предавали Империю, становясь опасными из-за своего дикого нрава.

Таков и Соло. В его взгляде чувствуется то же буйство, сочетающее в себе безрассудство и бесшабашное пренебрежение к законам. Он тоскует по приключениям точно так же, как некоторые несчастные души тоскуют по щепотке спайса на языке – или капле выпивки на губах, думает Синджир.

И в этом свете становится понятно, почему Соло прекрасно вписался в Восстание. Альянс повстанцев – всего лишь формальный союз преступников, жаждущих скинуть правительство, мятежников, которые злятся, что оказались в клетке – по сути, из-за отсутствия иного выбора. Хотя, возможно, это говорит та часть Синджира, что еще осталась в нем от имперца.

Именно потому Синджир никогда не смог бы стать отцом. Соло в конечном счете найдет утешение в плену семьи, но Синджир – никогда. Способность остепениться не входит в число его умений. Собственно, поэтому ему и пришлось избавиться от Кондера.

«Кондер…»

Мысли его внезапно путаются, сердце трепещет, и он ругается себе под нос.

Хан подтверждает догадку Синджира:

– Как я вам говорил – можете взять «Сокол»… но лучше все-таки, если я поведу его. Я знаю его лучше всех. Он довольно-таки… норовист.

– Вообще-то, я летел на этой посудине с Кашиика, – говорит Теммин.

– Не на посудине. На корабле. Относись к «Соколу» с уважением, парень.

– Угу, ладно. Я просто хотел сказать, что смогу пилотировать эту… этот корабль.

Сейчас в покоях Леи, окна которых выходят на побережье, только они трое. Стоит сделать десяток шагов вправо – и они окажутся на балконе, откуда открывается вид на Серебряное море и усыпавшие ночное небо, подобно миллионам светящихся глаз, звезды. «Я готов убить любого лишь за то, чтобы прямо сейчас оказаться там со стаканом виски со льдом и чтобы никто меня не беспокоил».

«Кондер…»

«Эй, ты, предательский мозг! Хватит перескакивать с мысли на мысль!»

Нужно сосредоточиться на текущей задаче. Джакку. Норра. Джес. Ах да, еще тот дроид. И им помогает Соло.

Причем помогает без ведома Леи.

Она ушла, вероятно, на всю ночь. В данный момент принцесса с Канцлером и еще несколькими коллегами пытаются решить, как следует поступить в свете последних новостей об Империи и Джакку. Однако это действия политического характера, а у Теммина и Синджира нет времени на политику. К тому моменту, когда политическая машина наконец со скрежетом оживет и выдаст решение их проблемы, Норра и Джес уже погибнут – так же как Синджир и Теммин. Вся жизнь в Галактике уже будет давным-давно мертва, потому что политика намного медлительнее, чем застрявший в грязи АТ-АТ.

План прост: на полном ходу ломануться туда на «Соколе».

И вместе с тем план этот крайне глуп.

– Позвольте предложить другой вариант, – говорит Синджир. – Что, если нам не бросаться сию же секунду на известном повстанческом корабле туда, где кишат вражеские звездолеты, а немного схитрить? Этот флот каким-то образом должен снабжаться. Выясним, откуда идут поставки, проберемся на грузовой корабль или челнок под видом груза, а затем они сами доставят нас на планету в качестве королевского подарка.

– То есть мы должны спрятаться в каком-то ящике? – хмуро уточняет Теммин.

– Ну… наверное, ты слишком сгущаешь краски, но да, примерно так.

Синджир уже собирается снова спросить Соло, не найдется ли, случайно – совершенно случайно! – у контрабандиста припрятанной бутылочки кореллианского рома…

Дверь открывается, и, жужжа сервомоторами, входит дроид T-2LC, за которым следует принцесса Лея.

Увидев их, она останавливается и вздыхает:

– Я так и знала, что стоит мне уйти – и кто-то сразу начнет плести заговор за моей спиной.

– Эй, – смеется Хан, – я не виноват.

– Ты всегда виноват.

– Она и впрямь так считает, – вполголоса говорит Соло Синджиру и Теммину.

Принцесса садится рядом с мужем. От них невозможно отвести взгляда – обычно Лея педантична и неприступна, и при общении с ней порой кажется, будто перед тобой дроид-убийца, который, скажем прямо, не намерен тратить время на твою глупую человеческую чушь. Теперь же она выглядит обычной женщиной в домашней обстановке, усталой и беременной, на время избавившейся от своей властной ауры. А может, все проще и у них начинают складываться по-настоящему дружеские отношения.

Лея сидит, обеими руками поддерживая объемный живот. «Тяжело же ей, однако», – думает Синджир. Наверняка это кошмар – вынашивать младенца, который, по сути, является не более чем паразитом. Удивительно, что люди вообще готовы размножаться, если в итоге им приходится нести такое бремя.

Он рад, что ему самому по этому поводу не стоит беспокоиться.

– Что-то ты рано вернулась, – говорит Лее Хан.

– У меня изжога, которая свалила бы с ног тантана быстрее, чем зима на Хоте, – объясняет она. – Мон сейчас с Окси. И Акбар тоже с ними. Справятся.

– Сейчас. – Соло поспешно встает. – Разведу стакан иоксина, это тебе поможет.

– Нет, – отмахивается она. – Просто посижу. К томуже эта дрянь на вкус как обсосанный имперский кредит. – Ее полный сомнений, похожий на луч лазера взор внезапно обращается к Теммину и Синджиру. Оба смотрят друг на друга, словно застывшие под взглядом затаившегося неподалеку хищника мелкие зверьки. – Я так понимаю, вы планируете отправиться на Джакку, чтобы спасти Норру и Джес?

– Угу, – неуверенно отвечает Теммин.

– Ну… уж явно не хор мальчиков собираем, – пожимает плечами Синджир.

– Надеюсь, ты не собираешься лететь с ними. – Она обвиняюще наставляет палец на Соло. Это даже не вопрос – это приказ.

– Я? – Соло нервно усмехается и выставляет ладони в знак шутливой капитуляции. – Никогда! Тебе от меня так легко не избавиться. Я с тобой и маленьким бандитом.

– Знаете, вы могли бы и подождать, – говорит Лея Синджиру и Теммину. – Собственно, я советую вам подождать. Подозреваю, Канцлер пытается как можно быстрее решить этот вопрос. Пусть доведет дело до конца.

– Нет, – резко бросает Теммин. Ясно, что подобная мысль ему не по душе. – Это сражение может длиться вечно, превращаясь в осаду! И что, если Новая Республика не выиграет?

– Спасибо за доверие, – изогнув бровь, отвечает Лея.

– Парень прав. – Соло снова садится.

– И тем не менее прорваться сквозь блокаду будет куда проще, когда ваш корабль окажется не единственным, кто попытается это сделать.

– Тоже разумно, – соглашается Хан.

Лицо парня каменеет, превращаясь в упрямую маску. Он хочет лететь, причем прямо сейчас. Синджир не может его винить. Мальчишка – собственно, уже юноша – пережил немалую травму. События на Акиве, на Кашиике, случившееся на Чандриле с его собственным отцом… Синджир считает себя бастионом бесчувствия – «Кондер…» – но даже он понимает, что Теммин действительно этого хочет. Теммину это нужно.

И Синджиру это тоже нужно.

Ему недостает Джес.

Они с Синджиром сочетаются друг с другом, словно две половинки разорванной, а затем снова склеенной картины. Когда он впервые увидел ее на спутнике Эндора, измазанный грязью и кровью своих товарищей-имперцев, в ее глазах промелькнуло нечто… абсурдное и прекрасное. Естественно, речь не о романтических чувствах. Дело в чем-то намного более глубоком, пробирающем до самого мозга костей. И это вовсе не означает, что они во всем одинаковы. Возможно, оно и к лучшему, что на самом деле они так не похожи.

Он готов ради нее на что угодно.

Даже прорвать имперскую блокаду на потрепанном грузовике.

Собственно, именно так он и говорит:

– Боюсь, вам нас не разубедить, принцесса. Наша судьба решена – мы летим на Джакку. Вы нас остановите?

– Официально я вынуждена попытаться, – вздыхает Лея.

«Проклятье!»

– Но, – добавляет она, – если вы не заметили, я на крайнем сроке беременности. Похоже, я даже сама не понимала, насколько крайнем. Так что, полагаю, вполне возможно – и даже вероятно, – что завтра утром я посплю подольше, поскольку ночь, как это зачастую бывает, выдастся бессонной. Соответственно, если вы попытаетесь сбежать на «Соколе» до рассвета, возможно, я никак не смогу вам помешать – к превеликому моему сожалению. Так что, пожалуйста, сделайте мне любезность и улетайте попозже.

Синджир ухмыляется: «Мы вас поняли, ваше высочество».

Но самая широкая ухмылка появляется на лице Хана. Он улыбается от уха до уха, словно гордится Леей.

Наклонившись, он целует жену в щеку.

Пути назад нет, решает Синджир. Утром они отправятся на Джакку.

Теммин толкает гравиплатформу с парой ящиков. За посадочной площадкой виднеется край моря и сверкающая вдоль него ослепительная, будто лазер, линия рассвета. С другой стороны появляется знакомая фигура Синджира. Бывший имперец пересекает площадку длинными вялыми шагами, зевая на ходу.

Они вместе направляются к ангару номер 34.

– Ну и рань, аж мерзко, – снова зевает Синджир.

– Ты вообще спал?

– Конечно.

– А если честно?

– Если под «спал» ты подразумеваешь «сидел в постели, читая книгу и прихлебывая чай», то да, я спал.

Теммин искоса смотрит на товарища:

– Под чаем, естественно, следует понимать ром?

– Бррр. Нет, хватит с меня рома. То была настоящая чандрильская раава.

– Похоже, ты всегда находишь какую-нибудь новую выпивку.

– Разнообразие – неотъемлемая составляющая счастливой жизни.

– И сейчас ты тоже пьян?

– Я профессионал. Я не могу быть «пьян». Я могу быть «на бровях».

Теммин снова бросает на него взгляд, на этот раз полный ярости, словно изо всех сил желая выстрелить из глаз лазерными разрядами и стереть самодовольное выражение с лица Синджира.

Бывший офицер службы безопасности закатывает глаза:

– Да брось, я перестал пить около полуночи. Потом собрал снаряжение и… – Он внезапно замолкает.

– И – что?

– У нас компания.

Впереди ждет ангар, в котором под тяжелым синим брезентом скрывается корабль, очертаниями сильно напоминающий «Сокол Тысячелетия». Перед кораблем расхаживают двое сенатских гвардейцев в красных шлемах с белым плюмажем.

На боку у них дубинки, которые они, похоже, готовы выхватить в любую секунду.

Раздается новый звук шагов. Парень смотрит по сторонам…

С каждой стороны подходят еще по двое гвардейцев.

– Что происходит? – тихо спрашивает Теммин.

– Просто иди и не останавливайся, – отвечает Синджир.

– Их прислала Лея?

– Надеюсь, что нет. Или мы просчитались, поверив ей. Держи руку на бедре.

Он имеет в виду – на бластере. У Теммина под подолом рубашки висит маленький пистолет. Пальцы движутся вдоль кобуры к рукоятке. Это сенатские гвардейцы, и он надеется, что все в порядке, но в День освобождения тоже казалось, что все в порядке, – пока не случилось то, что случилось.

– Остановитесь, сэр, – говорит один из гвардейцев впереди, мирно вытягивая руку, – но пальцы другой продолжают лениво ощупывать дубинку на боку.

Это угроза – едва заметная, но все равно угроза.

– Вы знаете, кто мы? – спрашивает Синджир, высоко подняв голову и обретая хорошо знакомый надменный вид. – А? Знаете или нет?

– Вы Синджир Рат-Велус, а это Теммин Уэксли.

– Гм… – Бывший имперец похож на пузырь, из которого выпустили воздух. – Да, это действительно мы. В чем, собственно, дело?

Гвардеец с приплюснутым носом не сводит с него пристального взгляда.

– Разворачивайтесь и возвращайтесь к себе.

– Нам нужен наш корабль, – встревает Теммин. – Так что пропустите нас.

Рука гвардейца крепче сжимает дубинку.

– Корабль в этом ангаре принадлежит генералу Соло.

– Он больше не генерал. И он разрешил нам им воспользоваться.

– Как бы там ни было, у нас строгий приказ попросить вас развернуться и уйти.

– Вы попросили, – говорит Синджир. – И мы отказываемся. Как уже сказал парнишка – пропустите нас.

– Сэр, я не хочу решать этот вопрос некрасиво.

– Ты свою физиономию-то видел, гвардеец? Поздновато думать о красоте.

Теммин чувствует, как остальные гвардейцы – все четверо – приближаются сзади. Те, что впереди, хватаются за дубинки.

– Сэр, у нас приказ…

– Чей приказ? – спрашивает Теммин. – Кто нас тут задерживает?

– Сама Канцлер.

Синджир и Теммин переглядываются, и на их лицах читается немой вопрос: «Что, правда?» У обоих возникают подозрения.

Теммин шагает вперед, задрав рубашку и показывая бластер.

– Гвардеец, лучше уходи – или мы с моим другом…

– Мирно уйдем сами. – Синджир резко дергает парня назад. Тот протестует, но бывший имперец дает ему знак замолчать и продолжает: – Мы не собирались ничего нарушать. Прошу заверить Канцлера, что мы возвращаемся к себе.

Теммин пытается вырваться, но товарищ встречается с ним взглядом, и в глазах его читается безмолвный призыв: «Полегче».

Парень скрежещет зубами. Ему хочется метнуться мимо стражи…

Но он сдерживается.

– Что все это значит? – шипит Теммин, когда парочка спешит прочь.

– Не знаю, – отвечает Синджир. – Но мы выясним.

– Куда мы идем?

– А у нас много вариантов? Других друзей у нас тут нет. Нужно увидеться с Леей.

– Лея…

Кто-то произносит в темноте ее имя.

«Люк!» Она пытается до него дотянуться, но не может найти.

В темноте, словно открывающиеся глаза, одна за другой вспыхивают звезды. Сперва они несут покой и утешение, но затем кажутся все более зловещими. «Кто там, кто наблюдает за нами?» – с тревогой думает она. К ней тянутся чьи-то похожие на тени руки, поднимают ее, дотрагиваются до горла, запястий, живота…

Внутри бьет ножкой ребенок. Она чувствует, как младенец переворачивается в ее чреве, сначала на бок, затем головой вниз, пытаясь сориентироваться, найти выход на свободу. «Еще не время, – думает она. – Подожди еще чуть-чуть».