Звезда заводской многотиражки 4

Глава двадцатая Самый гуманный суд в мире

Поднялся гвалт, все разом зашумели и замахали руками. Мне осталось только облокотиться на рояль и наблюдать.

— Тебе надо, вот ты и прыгай!

— Сам ты ослиные уши!

— Повтори, что сказал!

— Давайте название придумывать лучше!

— Да не получится ничего, кто нам газету-то напечатает?

— А ну быстро к стене, слышали, я главный редактор!

— Да без своего папы ты ноль без палочки!

— А ну повтори!

— Бананы в ушах, да? Ноль! Ноль-ноль-ноль! Теперь услышал?!

Повисло молчание. Перед Витьком в воинственной позе, сжав зубы и кулаки, замер мелкий. Я даже не успел отследить, когда он включился в общий кипиш. Вроде только что сидел тихо рядом со мной на подоконнике, и вот он уже готов броситься в драку на вдвое большего парня.

— Ты что там пискнул, щегол? — тихо и угрожающе проговорил Витек и сунул руки в карманы.

— А то! — мелкий раскраснелся. Было заметно, что вот теперь ему стало страшновато, но отступать он не собирался. — Если тебе неинтересно, то это не значит, что другим неинтересно! И нечего тут свои порядки устраивать!

— Надо же, кто у нас заговорил… — на лице Витька зазмеилась издевательская улыбочка. Он медленно достал руку из кармана, раздалось звонкое металлическое «щелк!», и в руке Витька блеснуло лезвие выкидухи. Явно той же самой, которой он тут хвастался не так давно.

Вряд ли он собрался порезать наглого малька, но сейчас он дал мне очень жирный повод вмешаться. Я отлип от стены и шагнул вперед. Перехватил руку с ножом, вывернул, специально сжав так, чтобы наглый подросток взвизгнул от боли. Отобрал нож. Мельком глянул. Ничего сверхъестественного, выкидуха была вовсе не импортной, простой советский «Турист». Аккуратно убрал лезвие и сунул в карман.

— Отдай! — Витек покраснел и подался вперед. — Ты! Вы не имеете права!

— Мои права, друг мой Виктор, это не твоя забота, — насмешливо сказал я.

— Да я и не собирался ничего делать… Отдайте! — Витек засопел. Забавно было наблюдать, как почти взрослый и вальяжный мажорчик превращается в обиженного и насупившегося ребенка.

— Обязательно отдам, — я энергично кивнул. — Только твоему отцу. Потому что для самостоятельного владения холодным оружием ты пока что не дорос.

— Да что вы себе позволяете вообще?! — он снова распрямил плечи, вспомнил, что у него какой-то важный отец. Который, ясен пень, может запросто стереть меня в порошок и использовать потом как удобрение. На весенней посевной, которая уже, в принципе, не за горами. — Вы пожалеете…

— Давайте обойдемся без угроз, юноша, — сказал я. — Тем более, что у нас с вами есть куда более интересное занятие — придумать название нашей с вами газете. И ее девиз.

В принципе, я был доволен. Юный волчонок Витек попытался еще немного поерепениться. И даже вышел гордо, хлопнув дверью. Но через пять минут вернулся, отозвал меня в сторонку и попытался убедить вернуть ему нож взамен на билет на футбол. Я шепотом же сообщил, что готов отдать его игрушку и без взяток, но с условием, что он даст мне слово больше не размахивать оружием на моих занятиях. Но отдам не сейчас, а через две недели. Ну, должно же быть хоть какое-то наказание… Витек принялся отчаянно торговаться, и мы сошлись на одной неделе.

Компашка подростков оказалась на самом деле довольно креативной, хоть и шумной. Выбор названия для газеты пару раз чуть не перерос в потасовку, один раз в наш творческий процесс даже попыталась ворваться Людмила Михайловна. Которую я довольно успешно выдворил, даже сам удивился своей эффективности.

Оставалось под вопросом, конечно, как именно я буду выполнять обещание и печатать хоть какой-то тираж нашей будущей газеты, но как-нибудь справлюсь. Озадачу Свету, в конце концов, это она сможет размахивать новой газетой, с гордостью демонстрируя, какой активный вклад в воспитание подрастающего поколения она вносит.

Тем более, что тематикой новорожденной газеты ребята выбрали туризм, путешествия и приключения. Не без моих манипуляций, конечно, но энтузиазм у них был вполне настоящий.

Я подошел к своей двери и прислушался. Голоса? Даша что, не одна? Сунул в замочную скважину ключ, но дверь оказалась не заперта.

— Привет, — не поднимая головы сказала Даша. Она сидела с ногами на кровати, закутавшись в махровый красный халат. — Там остался ужин, можешь разогреть.

— Спасибо, милая, — я разделся, чмокнул ее в щеку. — Чуть позже. Сначала надо записать все, пока не забыл.

— Школьный дневник? Серьезно? — Даша удивленно рассмеялась.

— Гениально, правда? — я подмигнул. — Мне продавщица в книжном посоветовала.

— Тебе в школе разве не надоело его заполнять? — Даша иронично изогнула бровь.

— Если честно, я до сих пор свое расписание мысленно как страницы дневника представляю, — хохотнул я. — Так что всего лишь приведу свою действительность в соответствие с воображением.

На самом деле, я не так уж и соврал. Привычка мысленно открывать дневник у меня отпала… Ну может пару лет назад. Да и то не совсем.

Так что я взял ручку и тщательно выгрузил из памяти в линованные строчки все свои важные дела и встречи. Феликса, Антонину Иосифовну, занятия во Дворце пионеров, задания ЭсЭса… И сразу стало понятно, что не так уж этого всего и много. И свободного времени у меня более, чем достаточно. Так что действительно можно подумать о каком-нибудь хобби.

Катерина Дмитриевна не особенно изменилась со времени нашей последней встречи. Разве что вместо серого костюма она сегодня была одета в черный. И смотрелась еще более худой, чем обычно.

Почему-то я был уверен, что на товарищеском суде председателем будет наш необъятный партийный голова. Но, видимо, такое ерундовое дело, как банальная драка, было не столь важным, чтобы им заниматься. Так что председательствовала на суде его левая рука. Впрочем, меня это, пожалуй, даже обрадовало. Несмотря на грозную внешность, Катерина была более человечной, чем все остальные партийные шишки вместе взятые.

Заседание суда проводилось в том же самом кабинете, что и инструкция по технике безопасности. Больше всего оно было похоже на школьный класс. Только вместо благообразных лиц ученых и писателей темно-зеленые стены его украшали многочисленные плакаты, угрожающие страшными последствиями за неправильное поведение на заводе.

Мы с Мишкой сидели на первой «партой». Правда, Мишка отодвинулся от меня максимально далеко, почти в проход. В «президиуме» суда кроме Катерина Дмитриевны восседал ЭсЭс и толстый кудрявый мужчина, который в детстве наверняка был похож на ангелочка, но вот сейчас его пухлые щечки слегка обвисли, а в небесно-голубых глазах горел азарт. Я поморщился. Это был Коля из планового отдела. Склочник, сплетник и довольно мерзкий тип.

Что касается остальной публики, то большую часть я уже знал. Одна половина — бездельники. Завсегдатаи всех общественных мероприятий, которые проводились в рабочее время. Посетители курилок и профессиональные чаехлебы. Эффективно использующие любой повод не заниматься своими прямыми обязанностями. Их легко было отличить по шуточкам и смешкам, румяным лицам и блестящим глазам. Рожи второй половины были более мерзкими. Прищуренные глаза, сжатые челюсти и презрение во всех движениях. Это были те, кому нравится стыдить, делать внушения и читать нотации.

— Тишина! — пронзительно скомандовала Катерина Дмитриевна и постучала металлической ложкой по графину с водой. — Заседание товарищеского суда объявляется открытым!

Общий гомон утих, остались только тихие шепотки по углам.

— Сегодня мы разбираем безобразное поведение наших с вами товарищей, — начала Катерина Дмитриевна. Я заскучал, вполуха слушая обличительную речь. «Безобразная драка». «Вопиющая безалаберность и безответственность, недостойные советского человека». «Призвать к порядку и не допустить…»

Бросил взгляд на Мишку и неожиданно встретился с ним глазами. У меня немного отлегло. Боялся увидеть в нем ту же жгучую непримиримую ненависть, что и у Игоря недавно. Но нет. Он тоже как будто скучал. И даже немного тяготился происходящим. А может быть даже жалел о своем нападении? Обдумал все и решил, что Аня могла и наврать с три короба?

Ладно, рановато делать выводы, подождем…

После Катерины Дмитриевны слово взял толстячок из подготовительного цеха. Каждый раз, когда я приходил, он норовил присесть мне на уши и рассказать, какие фельетоны надо написать в следующей газете, чтобы обличить нерадивых коллег, занимающихся в рабочее время черте чем.

— Безобразие! — начал он и стукнул по столу кулаком. — Если вам хочется почесать кулаки, делайте это за проходной! Завод предоставил вам все условия, а вы просто неблагодарные скоты!

— Вы бы повежливее что ли, Степан Петрович, — тихо сказала Катерина Дмитриевна.

— А что мне с ними миндальничать?! — толстячок стукнул по столу кулаком. — Этот вот Мельников… Я давно подозревал, что он тот еще фрукт!

— А почему Кузьмича не разбирали на суде? — раздался голос с задней «парты». — Он тогда насовал новенькому, и ничего, не разбирали.

— А вы не указывайте, Щеглов! — взвился толстячок. — Надо еще проверить, не из одной ли вы компании с этими дебоширами!

Все зашумели. Катерина снова постучала ложечкой по графину, призывая к тишине.

Ораторы менялись. В основном они говорили одно и то же. Стыдили всячески. Взывали к нашей с Мишкой совести. В середине заседания дверь скрипнула, в комнату протиснулся Игорь и устроился где-то в дальних рядах. Нам с Мишкой пока что слова не давали. До прихода Игоря я никак не мог проникнуться серьезностью момента. Все эти речи звучали настолько фальшиво и глупо, что достучаться до моего сердца у них не было никаких шансов.

— А вы спросите, из-за чего началась драка, — подал голос Игорь, когда первый поток стыдителей и обличителей иссяк.

— Вы хотите выступить, Игорь Алексеевич? — оживилась уже заскучавшая Катерина Дмитриевна.

— Нет-нет, я лицо пристрастное, — с ухмылкой отозвался Игорь. — Но, как я уже сказал, я бы послушал, что послужило причиной драки.

— Да какая разница?! — визгливо возмутился обрюзгший «ангелочек». — Сам факт драки — уже повод для порицания!

— Вы, Роман Иванович, на меня не обижайтесь, — сказал Игорь. — Просто я инженер, и мне всегда интересно докопаться до сути.

— В самом деле! — раздался из зала другой голос, женский. Тамара Ильинична из бухгалтерии оторвалась от своего вязания. — Может они сами хотят что-то сказать? Может уже осознали свою вину, в конце концов.

— Осознали они, как же… — пробурчал толстяк из подготовительного цеха.

— Справедливое требование, Игорь Алексеевич, — Катерина Дмитриевна кивнула. Все взгляды уставились на нас с Мишкой. Мишка бросил на меня взгляд и встал.

— Я начал драку, потому что Мельников избил девушку, — сказал он. — Признаю, что погорячился, но мне хотелось справедливости.

— Девушку?! — ахнула женская часть заседателей, и мои акции явно стали стремительно падать.

— Небольшая поправка, — сказал я, подняв руку как в школе. Вставать не стал. — Девушка сказала, что я ее избил, хотя я ее не трогал. И Мишку я в ответ не бил, так что технически это была вовсе не драка.

— Да не слушайте вы их, сейчас они наговорят!

— Еще и врет и не краснеет!

— Да я бы и сам ему за такое втащил!

— Мельников, тебя родители в детстве не учили, что девчонок бить нельзя?!

— Тишина в суде!

В этот раз Катерине Дмитриевне пришлось довольно долго стучать по графину, в конце концов, она не выдержала и грохнула кулаком по столу.

— Тишина, я сказала! Не устраиваете тут базар! Сергей Семенович, вы хотите что-то сказать?

— С вашего позволения… — ЭсЭс медленно поднялся и вышел на позицию учителя. — Товарищи! Мы с вами все знаем, что в космическом холоде котлетные волны распространяются выше скорости света…

— Какие волны? — сдавленно прошептал кто-то.

— Котлетные… — таким же шепотом ответил другой кто-то.

— Ученые скрывают от нас тот факт, что внутри человека прячутся крохотные жуки, которые забираются в нос, уши и прочие отверстия, — продолжал вещать ЭсЭс. Я даже поморгал и подергал себя за уши, чтобы убедиться, что я вижу то, что вижу, и слышу то, что слышу. — Так вот эти самые жуки могут наносить здоровью как непоправимый вред, например начисто сгрызть печень… А человек без печени, как вы понимаете, долго не живет. Он становится желтым, потом покрывается черными пятнами и умирает. И такие тела хоронят в закрытых гробах, чтобы не смущать советских людей. Вы спросите, почему невидимые жуки до сих пор существуют?!

— Что за чушь он несет? — прошептал Мишка, придвинувшись ближе.

Я недоуменно пожал плечами. ЭсЭса неожиданно сорвало в шизофрению на заседании? Триггернуло что-то, и его шизофрения вернулась из ремиссии и снова зацвела буйным цветом?

ЭсЭс вещал, совершенно не обращая внимания на гомон недоумевающей публики. Кто-то засмеялся. Зашелестела бумага, видимо, кто-то решил записать тот сказочный бред, который вываливался изо рта главного редактора. Вместе с ниточкой слюны, повисшей на его нижней губе.

— Сергей Семенович, вы здоровы? — осторожно спросила Катерина Дмитриевна.

— Совершенно здоров, разумеется! — заявил ЭсЭс, и взгляд его начал вращаться. Но говорить он не перестал. Только ускорился, будто торопился изложить все бредовые мысли, которые поместились в его голове. И речь его становилась все более бессвязной. Зато более экспрессивной.

Катерина Дмитриевна оглядела собравшихся. Некоторые уже неприкрыто ржали. Кто-то наоборот замер и сжался. ЭсЭс размахивал руками, потом схватил со стола перед графин с водой и с размаху швырнул его на пол.

Женщины завизжали. Мы с Мишкой выбрались из-за стола и бросились на размахивающего руками редактора.

— Вызывайте скорую! — крикнул Мишка.

Справиться с тщедушным, в общем-то, ЭсЭсом оказалось не так уж и легко. Он толкнул меня с такой силой, что я отлетел метра на два, больно треснулся бедром о стол и почти повалился на сидящих за ним заседателей. Мишке повезло еще меньше — его наш разбушевавшийся главный редактор стукнул в нос. Разбил, разумеется. На его щегольскую рубашку брызнула кровь.

Справиться с ним получилось, только когда к нам присоединились еще трое немаленьких парней. Редактора скрутили, кое-как прижали к полу, и кто-то уже побежал звонить в ноль-три. В какой момент из «зала суда» ушел Игорь, я заметить не успел. Что в этой суматохе было, впрочем, неудивительно.

В сторону редакции мы с Мишкой шли вместе. Он хмуро молчал, прижимая к носу окровавленный платок. Я тоже молчал, но с более радостным выражением лица. Не насмерть поссорились, не насовсем. Сейчас мы объяснимся, пожмем друг другу руки, выпьем по стакану примирительного компота в столовой. И я, наконец, узнаю, что эта дрянь наплела моему другу.

— Я не поняла, — Даша встретила нас не очень уместным, но очень понятным хихиканьем. — Вы подрались прямо на суде, где вас судили за драку?!

— Иронично, это факт, — фыркнул я. — Но мы не друг с другом подрались… Просто кое-что случилось.

В редакции был фул-хаус, так сказать. Даша, Семен и Эдик. И они как ни в чем не бывало пили чай. А на столе перед Эдиком стояла печатная машинка. А сам Эдик был без галстука, рубашка расстегнута почти до пупа, а волосы растрепаны. Правда, они все еще было короткими, так что смотрелся он скорее невыспавшимся престарелым школьником. Все в редакции выглядело так, будто ребята были уверены, что двинутый на дисциплине главный редактор сюда больше не вернется.

— Что там учудил ЭсЭс? — произнес Эдик, вальяжно откидываясь на спинку стула и широко улыбаясь.

— А почему ты решил, что что-то учудил именно ЭсЭс? — подозрительно спросил я.