Глава четвертая Вспомнить все

Промерзший автобус, дребезжа всеми своими запчастями, несся по пустому Закорскому тракту. Кроме меня пассажиров было всего трое — клюющий носом дедок с зажатым между коленями станковым рюкзаком и две женщины в одинаковых черных шубах и меховых шапках. Я устроился рядом с серо-синим ящиком кассы. На каждом ухабе эта коробка с ручкой для выкручивания билетиков подскакивала, монетки внутри немелодично брякали. А я заключал сам с собой пари, упадет мой пятачок, повисший на краю ленты, внутрь к остальным монетам, когда тряхнет следующий раз, или нет. Пока держался.

Масляно-желтый свет редких фонарей выхватывал из окружающей ночи то стенд с улыбчивым олимпийским мишкой, который поставили еще летом, и так до сих пор и не убрали. То кусок бетонного забора с темным нагромождением контейнеров за ним, то памятную стелу в честь какой-то годовщины Великого Октября. Автобус чуть сбавлял скорость рядом с пустыми остановками, но когда никто из имеющихся в наличии пассажиров не делал движения к выходу, снова жал газовал и мчался дальше.

Я выскочил на своей остановке. Водитель, зараза такая, тронулся, не успев даже остановиться. Меня обдало ледяной крошкой и облаком выхлопных газов. Я прошипел про водилу матерное и потащился по тропинке к тепло мерцающей окнами громадине дома.

Немного странно было. Я ехал в том же лифте, что и в прошлый раз. Только теперь к моим собственным воспоминаниям об этом добавились еще смутные образы, доставшиеся мне под гипнозом от предшественника. В какой-то момент даже как будто поджилки затряслись. Только не у меня, а у Ивана. Я тряхнул головой, прогоняя неприятное ощущение свободного падения и ледяного ветра в лицо.

В этот момент двери лифта разъехались и выпустили меня на сумеречную площадку. Напротив на стене — знакомая уже цифра 8. Двадцать ступенек. Пимпочка звонка.

Торопливые легкие шаги с той стороны, замок щелкнул, дверь открылась.

На пороге стояла Аня. Немного растрепанная, в коротеньком халатике, рыжеватые волосы схвачены красной ленточкой.

— Ваня, — она порывисто шагнула ко мне быстро обняла, отпрянула и затащила внутрь. — Спасибо, что приехал.

— Да нет проблем, Анюта, — я огляделся. — Что тут у вас произошло?

В квартире царил разгром. Верхняя одежда с сорвана с вешалки и валяется кучей на полу. Дверца шкафа оторвана и болтается на одной петле. Зеркало треснуло, будто в него стукнули чем-то, но не добили. Непонятно что ему мешает рассыпаться на тысячу осколков.

Через приоткрытую дверь спальни было видно, что там та же история — вещи в беспорядке валяются на полу, и выбрасывали их явно невежливо. Ящики комода вывернуты с корнем, дверцы всех шкафов и шкафчиков тоже безжалостно отоломаны. Дверь во вторую комнату была закрыта.

Аня за руку потащила меня на кухню.

Прямо на полу, привалившись к стене, сидела Алла. Та самая неприятная женщина, похожая на тумбочку. Она уткнулась лицом в колени, короткие волосы растрепаны. Разгром — тоже в наличии. Причем здесь все еще хуже — на полу валяются осколки тарелок и пустые жестяные банки с надписями «сахар», «мука», «рис». А содержимое этих банок возвышается грудой в раковине.

— Что тут произошло? — спросил я. Алла не пошевелилась, так и осталась сидеть, сжавшись в комок, на полу и слегка покачиваться.

— Я пришла час назад, а тут — вот это… — прошептала Аня.

— А Мишка? — я прикусил язык, не закончив вопрос.

— Я хотела позвонить, но не стала, — Аня вздохнула. — Он же не знает.

— Что-то искали? Деньги-драгоценности? — спросил я. Блин, какого черта? Я думал, вся эта фигня с рэкетом начнется еще нескоро, лет через десять, по крайней мере… — Милицию вызвали?

— Какая еще милиция, ты что, идиот? — раздался глухой голос снизу. Голову Алла так и не подняла, говорила себе в коленки. — Я в тюрьму не хочу!

— Так это же вас ограбили, — я пожал плечами.

— Чего ты вообще опять его притащила? — зло прошипела Алла. — Хахаля этого своего…

— Потому что кто-то другой может разболтать, чем ты тут занимаешься, — спокойно проговорила Аня.

— Так-то и я могу разболтать, — я скривился. — Напомнить вам, дамочка, как вы моей подруге подсунули всякое тряпье, забрав у нее всю зарплату?

— Еще учить он меня будет, молокосос! — Алла, наконец, подняла лицо. Красные глаза и опухший нос не сделали его привлекательнее.

— Можно подумать, вы не знали, что если обманывать людей, то в конце концов могут произойти всякие неприятности, — я сжал зубы. Ненавижу такие ситуации! Если бы не Аня, уже давно крутил бы 02… Хотя что Аня? Можно подумать, я точно знаю, что она — ангелочек с крылышками, только сестра у нее — барыга и мошенница. По большому счету, я все еще не знаю про нее ничего, кроме того, что мой предшественник в этом теле на нее подрачивал.

— Да много ты понимаешь в жизни вообще! — Алла вскочила на ноги и ринулась ко мне. Толкнула меня в грудь обеими ладонями. — Может быть, ты своим родителям дом в деревне ремонтировал? Или кооперативную квартиру сестре устроил? Осуждать он меня будет, щенок! Да на моей шее добрый десяток человек сидит, припеваючи!

— И это несомненно дает вам право грабить других людей, ага, — я осторожно поймал ее за запястья, чтобы она не затеяла лупить меня кулаками. Еще, блин, не хватало!

— Ваня! — прикрикнула Аня. — Я тебя не затем позвала, чтобы ты скандалил!

— Догадываюсь, — хмыкнул я. — Поссориться вы и без меня могли на отличненько.

— Он был здесь, — Аня сказала это одними губами. Но так, что я смог прочитать. А вот Алла стояла спиной. — Мне стало страшно, вдруг они вернутся. И бросать ее одну нельзя. Кого я еще могла позвать? Мишка не знает, а ты знаешь, но пока не разболтал. Надеюсь, и сейчас будешь помалкивать. Ты ведь будешь, да?

— Ты боишься, что они вернутся? — спросил я.

Продравшись через недомолвки, экивоки и периодически вспыхивающие пикировки между мной и Аллой, я сумел, наконец примерно понять, что произошло. Какой-то мужик заявился под видом покупателя, а когда Алла открыла дверь, в квартиру вломились двое. С шутками-прибаутками разнесли квартиру, выискивая тайники и захоронки. И саму Аллу немного побили, чтобы хотя бы намеками «тепло-холодно» подсказывала, где у нее спрятано все самое вкусное. Сначала Алла думала, что это просто ограбление, потому что всех троих впервые в жизни видела. Но потом, когда квартиру, наконец, выпотрошили, Аллу притащили на кухню и сели поговорить. И рассказали, что Алла-де слишком нечистоплотно работает. Берет товар на реализацию, а по ходу дела прихватывает всякие ценные вещи. И все бы ничего, но в последний раз она стырила уникальный антикварный перстень. Дорогой, конечно, но вещь памятная, надо бы вернуть. Алла клялась, что сроду ничего чужого не брала, тем более — этот перстень. И ничего такого у нее нет. Тогда троица сообщила, что не верит ни единому ее слову. Но готовы взять деньгами. А поскольку вещь была бесценная, то и платить она будет всю оставшуюся жизнь. По тысяче рублей каждый месяц. А прежде чем бежать в милицию, пусть подумает, на сколько лет ее саму упекут в тюрячку, как только любые опрошенные свидетели откроют рот.

Судя по многозначительным взглядам Ани, это было не все. Но сообщать мне подробности про загадочного «него» при Алле она явно не хотела.

Потом пришлось потратить некоторое время, чтобы навести хотя бы минимальный порядок. И в конце концов, Алла оставила нас, скрывшись за дверью в своей комнате.

— Рассказывай, — сказал я, усевшись на скрипучую раскладушку. — А то интрига начала затягиваться.

— Это был Прохор, — сказала девушка тихо.

— Это точно? — я посмотрел с недоверием. Понятия не имел, о чем она, но разговор надо было поддержать, чтобы вытянуть побольше информации. — Ты же говоришь, что не застала напавших.

— Это точно был он, я уверена, — Анна переплела пальцы. — Что вообще на тебя нашло? Зачем ты на нее так налетел? Ей и так плохо…

— Давай не будем сейчас спорить, ладно? — предложил я примирительно. — Прохор же в Москве, разве нет? Что у него за дела в Новокиневске?

— Ты заболел что ли? — Аня нахмурились.

Я смотрел на меняющиеся на ее подвижном лице эмоции. Недоверие, раздражение, гнев. Вот же, засада. И не скажешь ничего прямо. Придется врать изобретательно.

— Можно сказать и так, — хмыкнул я и скривил губы в горькой усмешке.

— Что ты имеешь в виду? — еще больше нахмурилась Аня.

— Понимаешь, тут такое дело… — я смущенно потупился. — Доктор сказал, что, видимо, от удара кое-какие вещи из моей памяти исчезли начисто. И память у меня сейчас похожа на рваное лоскутное одеяло. Тут помню, тут не помню, тут я рыбу заворачивал…

— И что в Москве было, не помнишь? — глаза Ани широко открылись.

— Частично и как-то… неконкретно так, — я неопределенно покрутил рукой. — Доктор сказал, что пробелы в памяти будут заполняться, и возможно, не всегда настоящими воспоминаниями. Так что будет лучше, если ты сейчас с самого начала мне все расскажешь, чтобы я ничего случайно не додумал.

— Но ты помнишь, что все это из-за тебя произошло? — спросила Аня осторожно.

— Догадываюсь, — я грустно усмехнулся. — Но лучше говори, а не спрашивай, ладно?

— А доктор — это что, психиатр? — она подозрительно прищурилась.

— Знакомый, ага, — кивнул я. — Я когда в морге проснулся, вообще был как чурбан. Сейчас полегче. Только ты не говори никому, ладно?

— Я никогда никому ничего лишнего не сказала, — неожиданно обиделась Аня. — Даже Алле сегодня…

— Ань, давай к делу, — я подался вперед. — Так что с Прохором? Почему ты думаешь, что это точно он?

— Да потому что… — Аня шумно выдохнула. — Я даже не знаю, с чего начать! Еще когда ты только закусился вывести его на чистую воду, помнишь, в прошлом году? Когда ты диплом писал, а он… — Аня многозначительно замолчала.

— Аня, перестань меня проверять, пожалуйста, — я посмотрел на нее исподлобья. — Ты же вроде знаешь, что я с балкона упал, думала это как-то без последствий что ли пройдет?!

— Ой… — она как-то резко побледнела. — Прости… Я так обрадовалась, что ты живой, что даже как-то не подумала… А как вообще так получилось? Ты же не… Ты же…

— Понятия не имею, Ань, — хмыкнул я. — Чудо какое-то, не иначе. Очнулся в морге, живой-здоровый. И ни черта почти не помню, но доктор сказал, что в моей ситуации это норма. Было бы странно, если бы вообще без последствий все прошло.

— А как это… Ну… — Аня замялась.

— Ань, давай не будем, ладно? — я отвернулся. — Не знаю, как, честно. Просто повезло. Поэтому я и хочу знать подробности, чтобы больше вот так не подставиться. Просто расскажи мне все по порядку, не надо без вот этих вот взглядов сложных, ладно?

— Ну, в общем, я пыталась тебя отговорить крутить шашни с его женой, но ты сказал, что все будет нормально. А, стоп, сначала был еще тот случай с твоей публикацией в комсомолке…

Рассказывать она не умела совершенно. Перескакивала с пятого на десятое, отвлекалась на какие-то дурацкие подробности и каких-то наших однокурсников и их отношения.

Но кое-какую картину из ее сбивчивого рассказа я уяснить все-таки смог.

Этот Прохор был какой-то шишкой среднего пошиба в минторге. Как и почему мы схлестнулись, я не совсем понял, но важно было то, что мужик был нечист на руку, что-то я про него такое узнал, но конкретного компромата у меня не было. Но я был настырный и идейный, и весь такой за справедливость. Попер как танк вперед, получил щелчка по носу, меня попросили поумерить прыть и сидеть на попе ровно. Ну и вот тогда я как раз закусился. Правдоискатель такой. Решил найти, что этот Прохор скрывает, и накатать разгромную статью. И заяву в прокуратуру заодно. Мол, непонядок, что у нас жулики в министерствах сидят, мы же Советский Союз.

Но у него все было везде схвачено, не подкопаешься. Я приуныл, а потом на каком-то мероприятии познакомился с его супругой. Случайно там закрутилось или нет, Аня сама не поняла, но я стал частым гостем в том доме на Котельнической набережной. Обычно в то время, когда самого хозяина дома не было. Чем я там занимался, я особенно не рассказывал, но зато именно Татьяна обеспечила нас проходками в Космос и внештатной работой за неплохую денежку.

Ну и в один прекрасный момент это открылось.

Прохор предложил замять дело без скандала, потому что никому не нравится выглядеть рогоносцем. А я…

Ну типа согласился.

Но в тот момент я уже что-то раскопал. И ниточки каких-то грязных историй, связанных с Прохором вели как раз в Новокиневск.

Снова был серьезный разговор, снова я уперся. И даже на меня вроде как повесили чуть ли не уголовное дело. Но вмешалась Татьяна, и так у меня появился новый паспорт. И распределение в Новокиневск, причем не куда-нибудь, а на шинный завод, который как раз как-то и связан с Прохором.

— То есть, получается, что меня попытались убить сразу же, как только я с поезда сошел? — спросил я.

— Не совсем, мы же с утра приехали, — сказала Аня. — Неужели не помнишь вообще ничего?

— Рассказывай ты, у меня какие-то отрывки только, — сказал я. — Особенно в этот самый день. Вообще, кажется, ничего кроме перрона не помню. Ну и подъезд еще.

— Мы поехали к твоему другу сначала, к Гарику, — Аня вздохнула. — Вы дружили еще с детства, ваши отцы в Новокиневск вместе переехали. Ты думал, что у него остановишься сначала. Но там у него жена и ребенку семь месяцев. Вы еще о чем-то долго говорили на кухне, ты сказал, что потом расскажешь. Потом мы поехали к Алле. И когда тебя позвали к телефону, ты вроде как обрадовался, потому что думал, что те двое от Гарика и пришли. Но потом вы вышли на балкон покурить, и…

— Так, примерно понял и даже кое-что вспомнил, — сказал я. — Так почему ты уверена, что квартиру Аллы разгромил именно Прохор?

— Ну может не он сам, но точно от него, — уверенно заявила она.

Прохор… Прохор… Совсем недавно кто-то мне говорил о Прохоре. Игорь! Хотел, чтобы я от него отцепился. Так что же это получается…

— Да блин, ну сам подумай! — Аня закатила глаза с видом «вот ты тупой!» — Ну а кто еще-то? Кому надо? Он в Москве со мной тоже ведь разговаривал. Тихо так, вкрадчиво, не кричал, не угрожал. Просто намекал на то, что если я тебя не остановлю, то неприятности будут у меня. Ну вот… А потом, получается, он узнал, что ты жив и работаешь. А потом… Да и перстень этот еще! Не может быть таких совпадений.

— А что перстень? — спросил я, и у меня почему-то похолодело в животе.

— Ты правда ничего не помнишь или издеваешься надо мной? — Аня уставилась на меня немигающим взглядом.

Загрузка...