Звезда на излом

4

Пастух берёз так и стоял все время возле могильного холма, лишь вошёл в озерную воду на пару человечьих шагов.

— Спасибо тебе, Березень, — сказал Тарлан, укладывая узел с подберезовиками в заплечный мешок. — И от деда спасибо. Ему тут хорошо будет лежать.

— Идите, торопыги, — пастух качнул ветвистой головой. — Я почти не помог.

— Это тоже сделали орки? — Тарлан рукой обозначил шрамы на энтовой березной шкуре.

— Да. На севере. Мы бродили там у Синих гор. Тех берёз больше нет.

— Я иду туда, где ещё будут драться с ними. Пусть твои березы вырастут большими…

Энт прикрыл светлые глазищи и отвернулся.

— Найди, где пустить корни, торопыга, — сказал он грустно.

Тарлан шмыгнул носом ещё раз и побежал догонять остальных.

*

Десять дней они шли только по лесу. Осень богатое время, голодать им не пришлось, и потому мало кто из эльдар соглашался есть грибы. Правда, верные Феанариони ели, их не смущало. В годы после Бессчетных слез, когда пробирались по Оссирианду и обживали гору Долмед, собирая туда всех беглецов и выживших, они привыкли не воротить носа ни от какой еды.

Ещё не раз на пути они встретили древесных пастухов и огорчали их новостями. Даже эти тугодумы понимали, чем может обернуться для них новая победа Севера.

Надо сказать, темные и впрямь пытались их догнать, и ведь едва не догнали. Разведчики из иатрим, которых Рингвэ разослал и вперёд и назад, рассказали, что видели волков и всадников в полях у опушки Лесу-между-рек, недалеко от тех мест, где беглецы вошли в него. Везение или нечто большее? Ответа все равно не было.

В двух других местах орки заходили и в лес, но древесные пастухи были к ним безжалостны, вглубь вражеские разведчики не прошли, даже обнаруживать себя не потребовалось.

Вряд ли Тху, если это был он, действительно считал, что они несут с собой Сильмариль. Будь так, они вряд ли бы спаслись: вдогонку бросили бы все войско, а не летучие отряды. Скорее, врага злило уже то, что кто-то смел ускользнуть. Их победа вышла слишком неполной: Сириомбар разгромлен, но Камень исчез, многие защитники погибли, но жителям удалось бежать на Балар, и даже Феанариони добить не вышло. Тху должен быть очень зол, и добром это не кончится, думал Макалаурэ, ведя свой пестрый отряд по тропам между болотами северного Таур-им-Дуинат, от одного холма до другого. Холмы выступали из болота как острова. Здесь росли сосны, землю покрывали иглы, восхитительно пахло нагретой смолой и немного — сухим камышом. Непуганые, отъевшиеся утки взлетали из этих камышей с негодующим кряканьем. Сухая погода вышла на руку беглецам — все тропы проходились легко, трясины немного отступили.

В один из дней, сидя под корявой сосной и вдыхая смолистый вечерний воздух, Макалаурэ всерьез задумался: пожалуй, стоит основать здесь новую крепость на случай, если… нет, когда придется отступать из Амон Эреб. Если строить ее каменной и не злить энтов — а здешние холмы годились для добычи строительного камня — то болота хорошо защитят от любого войска. Чтобы такие болота всерьез высохли, нужны многие годы засухи.

«Или месяц сильных морозов, чтобы они хорошо промёрзли. Таких здесь не бывает. Хотя с севера нагнать может. Но зимой орки воюют ещё хуже, нужно слишком много снаряжения и топлива. Разве что начнут вырубать лес от опушки вглубь. Возможно ли такое?»

Да, сказал себе Феанарион невесело. Если поставить цель при достаточных силах, возможно очень многое. Свести лес под корень на много миль и настелить гать для осадных машин. Спалить лес в летнюю жару и при северном ветре душить осажденных дымом, месяцами. В морозы пригнать не орков, а войско из атани, например. Вот, Морготу дальше служат вастаки, из страха или в надежде на что-то новое, иное, чем прозябание во все более холодном и неприветливом Дор-Ломине.

«Предусмотреть все невозможно. Победить — уже невозможно. Лишь продержаться подольше — и предусмотреть нечто важное. Крепость в глубине болот даст нам ещё годы и годы сопротивления. Это если не решить, что в Белерианде нечего беречь и не отправиться на восток, оставляя Моргота править опустевшими, скудеющими землями. Надеясь, что выиграл ещё сколько-то десятков лет. Даже если сотен… Стой. Нельзя бежать в десять сторон сразу. Между отступлением на восток и сопротивлением я выбрал бы сопротивление. Майтимо выбрал бы сопротивление, признаюсь уж честно. Я ещё долго буду думать, как бы поступил ты, Старший…»

Со второго дня в лесу одна из женщин атани приносила отвар смягчающих трав для горла. Кто готовил, Макалаурэ не спрашивал. Точно не его верные, и этого знания пока хватит. Интереснее было, в чем его ухитрялись приготовить, не в шлеме же. Оказалось, котелки, как и свечи, брали при бегстве запасливые старые атани. Многие из них в юности, а то и в детстве, бежали с севера и, увы, знали, что хватать при внезапном бегстве.

В лесу сны было оставили Феанариона, однако перед самым выходом в степь привиделся ещё один. Он задремал тогда на берегу озерца чистой воды у края болот, ожидая возвращения разведчиков — и перед ним снова распахнулся горящий ночной Сириомбар.

Город горел, и среди алого света ему блеснуло сияние Камня с вершины холма. Он бежал туда, ломился, отбрасывая с дороги всех, кто пытался задержать. Многих лишь бил клинком плашмя или краем щита, не пытаясь убить, но неудержимо стремясь за этим светом. Он уже здесь. Его не остановить. Ему нельзя остановиться, иначе и эта кровь станет напрасной!

Эльвинг застыла на вершине холма, перед кромкой обрыва, как сияющая досолнечным светом статуя. Отступать было больше некуда.

— Отдай его, — сказал Макалаурэ мягко, как только мог сейчас. — Прекратим это. Верни наш Камень.

Статуя женщины разомкнула губы, прекрасные и твердые, белые, как мрамор — таких губ не бывает у живых.

— Вам не победить, — сказала она, твердо делая шаг назад.

В отчаянном последнем броске Макалаурэ успел коснуться ее косы. В пальцах осталась жемчужная нить. Эльвинг падала, холодно глядя ему в глаза — и он не мог отвести взгляда. Пока та не исчезла во взметнувшейся волне, и под водой не разлилось трепещущее сияние, не раздробилось на множество бликов.

Очнувшись, он отбросил шлем, щит, рванул завязки доспеха, резанул по ним клинком. Долой.

Мгновения.

Поножи. Наручи. Кафтан.

Свет затрепетал, сжимаясь и уходя глубже. Позади раздались яростные выкрики… Отшвырнув меч, он без колебаний бросился с обрыва.

Этот живой свет неудержимо манил к себе даже под водой. Макалаурэ устремился за ним в глубину, но свет удалялся от берега ещё быстрее, словно Эльвинг увлекало подводное течение. Она должна была быстро пойти ко дну в своем длинном платье! Она хотела пойти ко дну!

Сможет ли он поднять ее тоже?

Он попытается. Должен справиться.

Море словно обезумело, унося свет все дальше, но направляя навстречу Макалаурэ холодный поток. Ему не хватало воздуха, и он рванулся обратно на поверхность. Пробил головой сияющий потолок моря, жадно вдохнул, нашел глазами свечение среди волн впереди себя…

— Эльвинг!

Свет сжался стремительно, как если бы его закрыли руками, обратился в клубок яркого света. Волна взметнула его вверх и раскрылась, подобно двум ладоням, выпуская из себя сияющую птицу, словно бы подбросив ее в небо. Ещё несколько мгновений большая чайка светилась, поднимаясь выше и выше, сияние ослабевало — и вот погасло совсем, серая птица затерялась в ночном небе.

Он не знал в это мгновение, чего ощутил больше — растерянности? Ужаса от бесполезности сотворенного в городе? Облегчения?

Море рвануло Макалаурэ вниз, повлекло, швырнуло в глубину, как щепку. Под водой он открыл глаза — темноты не было. Чьи-то мерцающие очертания приблизились к нему, раскрылись два сияющих глаза, заглянули куда-то внутрь души.

Он мог закрыться даже от Силы. Он бы успел.

Не стал.

Это вдруг сделалось неважным. Важное давно случилось. Камень потерян. Эльвинг спасена Силами. Кровь опять пролилась бессмысленно.

Он взмахнул руками, пытаясь всплыть, но поток воды устремился навстречу, удерживая Феанариона на месте.

Страха не было.

Не то, чтобы он заслуживал спасения. Мелькнуло лишь сожаление. Старшему будет очень больно остаться одному, если он не выплывет.

Кто бы ни был перед ним…

«Зачем ты здесь?» — подумал он удивлённо.

Когда Оссэ топил угнанные из Альквалондэ и потом снаряженные Гондолином корабли в штормах, появляться перед ними ему не требовалось.

«Или — что хочешь от меня?»

Воздух в лёгких иссякал. Ответа не было — лишь не отрывались от него сияющие глаза.

Макалаурэ вновь рванулся вверх, борясь с течением. И ещё раз, и ещё, уже без надежды выплыть, вкладывая все, что от него осталось, в яростные усилия, с каждой попыткой все больше превращаясь в одно стремление к цели…

Открыл глаза, жадно хватая воздух и ещё чувствуя на себе пронизывающий взгляд.

Обеспокоенный Фаньяран возник рядом, изготовился подхватить.

— Что за сны не дают тебе покоя, кано? Что происходит?

— Это несбывшееся, Фаньо. Ещё один обломок несбывшегося. Надеюсь, последний.

— И только? Кано, мы теперь редко видим сны, которые что-то значат. А с тобой это теперь происходит раз за разом!

— Все, что я могу сказать — бывают вещи и хуже, чем город, который жгут темные.

— Да. Это город, который жжем мы, — выдохнул оруженосец.

— Притом напрасно.

— Когда я сражался ночью в городе… — Фаньо запнулся. — Дважды мне показалось, что напротив меня сейчас окажется совсем другой враг…

— Мы, — закончил Макалаурэ. — Не шарахайся.

— Надеюсь, я не сходил с ума.

— Спроси остальных, не чудилось ли им что-либо.

— Но что это может быть?

— Я думаю, несбывшееся очень сильно, и мы обошли его… Не знаю, чудо ли это. На воле Майтимо. И на предсмертном сумасбродстве Тьелкормо.

— Ты забываешь о себе, кано.

— Расспроси остальных.

Тихий свист прервал их, и Макалаурэ схватился за оружие.

— Орки идут вглубь от края леса, больше двухсот, с ними волки! — предупредила одна из иатрим, возникая из зарослей, а затем белкой взлетела на ближний дуб.

К счастью, за время пути лучники наделали себе достаточно новых стрел.

Вот только если волки окажутся глазами Тху, на пути к Амон Эреб таких банд окажется в лучшем случае с десяток. Расставляя воинов вокруг холма со стариками и безоружными, Макалаурэ отгонял мысли о том, что оставшееся войско Тху способно и обогнать их на пути к Амон Эреб. А значит, придется остаться в лесу и отправить не только ещё разведчиков, но и посланцев в крепость.

Потом он был очень занят некоторое время. Нельзя было допустить, чтобы ушел хоть один враг и привел новый отряд. Надо сказать, без иатрим вряд ли бы удалось — это они отстреляли из крон деревьев всех врагов, кинувшихся бежать после боя, когда орки поняли, что взять беглецов с наскока не удалось.

Теперь он ещё и обязан иатрим. Чудесно. Прекрасно. Морготовы драуги…

Отряд поспешно увели на лигу восточнее, Макалаурэ отправил посланца в Амон Эреб и приготовился ждать, но здесь им повезло. Ещё до заката посланец возвратился с дозорными и с новостями.

Гонец из-под Сириомбара так и не появился. Орочьи банды вновь пересекали Андрам и рыскали по степи, в основном возвращаясь на север. Лишь некоторые приближались к крепости с западной стороны, как бы испытывая оборону на прочность. Амон Эреб в ответ отправлял конные отряды в дозор, истребляя тех, кто подходил близко и не пропуская банды восточнее крепости, к лугам вдоль Гэлиона, где люди пасли скот. Осаждать Одинокий Холм в этот раз Тху почему-то не рискнул.

Дорога на север была открыта.

*

…Он спал вполглаза все ночи в степи, и эту последнюю, на вершине пологого холма — тоже. Проснулся около полуночи с острым чувством, что упустил нечто важное.

Первое, куда он посмотрел — на подножие камня у вершины, где расположились дети и Ольвен.

Первое, что он увидел — Ольвен лежит, а детей рядом с нею нет.

А второе — что две фигурки спускаются совсем бесшумно к подножию холма, и за ними следит дозорный из синдар, неуверенно оглядываясь наверх, колеблясь — то ли возвращать их, то ли будить учителя. Махнув ему рукой, Макалаурэ тихо спустился следом.

Дети Эарендиля спорили. Молча, беззвучно, яростно сверкая друг на друга глазами и сжимая кулаки.

— Вернитесь, — велел он шепотом.

Мальчишки обернулись к нему одним движением, с одинаковыми дорожками слез на щеках.

— Рассказывайте, — приказал Макалаурэ, не задавая вопросов.

— Он!.. он говорит… — кажется, это был Элрос, и он прямо шипел. — И слышать ничего не хочу!

— Ты тоже это видел, — прошептал второй.

— Это просто сон!

— Не просто, — Элронд упрямо тряхнул головой, слезы разлетелись и побежали снова.

— Рассказывайте, — повторил Макалаурэ мягче.

— Там почти ничего не было. Просто корабль. И он… ушел. Он не вернется. Они. Они не вернутся.

«Эарендиль… Значит, Эльвинг тоже больше нет, — понял Макалаурэ мгновенно. — И он пойдет в лоб на завесу и Колдовские острова. Или уже пошел, решив, что возвращаться некуда, и разделил судьбу кораблей, снаряженных для Тургона полсотни лет назад».

— А я не верю! — Элрос яростно размазал слезы. — Я не верю снам! Чего нам только не снилось тут по дороге!

— Мы их не увидим… так долго, это все равно что никогда, — шептал Элронд, мальчишка уже дрожал.

— Я буду их ждать! И драться с орками! И балрога тоже убью! А ты… Ты трус! — крикнул Элрос шепотом.

— А ты дурак! — огрызнулся Элронд. — Тетерев слепой!

Положив руки им на плечи, Макалаурэ развернул к себе обоих. Возможно, он сейчас солжет с помощью правды, и возможно, сделает это зря. В конце концов, многие дети эльдар пережили падение Гондолина и смерть родителей. И даже падение Дориата. И не умерли от этого.

Вот только эти двое — уже не «многие» для него.

— А теперь послушайте. Вы знаете, что однажды, очень давно, моего старшего брата Майтимо… Маэдроса взял в плен сам Моргот?

Мальчишки замерли, точно не ожидая такого вопрос.

— Кажется… слышали, — растерянно отозвался Элрос. Элронд молча кивнул. А могли и не слышать, вряд ли в Гаванях хотели рассказывать подробно о детях Феанора.

— Его не было долго. Почти десять лет. Мы не надеялись больше его увидеть. Считали погибшим. Но однажды наш другой брат, Фингон Отважный, который позже стал королем нолдор, отыскал и спас его. И он вернулся.

— Десять лет — это с ума сойти как долго! — сказал Элрос с жаром.

Для смертных это и вправду было долго. Для детей-полуэльфов — достаточно, чтобы вырасти и… Или смириться, или нет.

— Это долго, но не очень. Можно верить снам или не верить. Но сейчас вы не можете знать, правду вам сказал сон или нет. Вам придется ждать, чтобы узнать. Может быть, ждать долго. Вы можете плакать, вы можете бояться за них, но ответа не узнаете ни сейчас, ни завтра. Только когда дождетесь чего-то настоящего, наяву.

— Чего? — спросил немедленно Элронд, словно оживая немного.

— Гонца с острова Балар с посланием, например. Который принесет вести о тех, кто бежал на остров. И мы узнаем, вернулся ли туда корабль Эарендиля.

—А откуда он возьмется, этот гонец?

Макалаурэ улыбнулся.

— Он будет, я обещаю. На остров Балар увезли моего младшего брата Амрода, он был ранен и остался жив. Когда его раны вылечат, он обязательно вернется сюда и расскажет все, что знает. И о тех, кто уплыл на остров, и о том, что случилось потом.

Элросу оказалось этого довольно. Он вскинул голову и торжествующе посмотрел на брата — вот, сам князь Маглор подтверждает мои слова!

Но оживившийся было Элронд снова поник.

— А если ты просто хочешь нас утешить? — прошептал он. — Ты ведь потерял всех братьев, кроме одного… тебе тоже плохо! Ты просто жалеешь нас…

— Скажи мне, Элерондо, — спросил Макалаурэ медленно, — ты веришь, что они погибли? Ты знаешь что-то? А ты, Элероссэ?

Они переглянулись задумчиво. Застыли. Элронд кусал губы, Элрос просто смотрел в пустоту.

— Нет, — сказал вдруг Элронд довольно громко, вздрогнул сам и перешел на шепот. — Не верю.

— Тогда не верь, — сказал Макалаурэ, едва слыша собственные слова.

Сердце стиснуло, как железным обручем, словно сам Майтимо ухватил его стальной рукой.

Майтимо тоже никто не видел мертвым. Как и Эльвинг.

— А ты? — спросил неугомонный Элронд, слезы которого почти высохли. — Ты тоже будешь верить, что еще кто-то из твоих братьев спасся?

…Лучше бы его по открытой ране пнули, честное слово. Дети. Это просто дети, сказал себе Макалаурэ, закрывшись как можно сильнее. Детей за вопросы не убивают.

В конце концов, Рыжих тоже иногда хотелось… Нет. Не прибить. Тогда и там даже мыслей таких не было. Но взбучки они порой получали.

— Я не знаю, Элерондо, — ответил он через силу. — Ведь один раз это уже случилось.

«И после Дориата я не могу надеяться на второй».

…Ольвен не спала. Скорее всего — не спала, и когда близнецы уходили поговорить.

*