Зверь, именуемый Кот

17. Дружеский подзатыльник

— Я бы связал тебя скотчем, дал стулом по голове и увез в нашу больницу на скорой. И совесть моя промолчит.

Злой ужасно Абрамыч пихал мне в нос какую-то страшную гадость и гадко ругался.

— В очередь! — отпихнула от лица руку и почему-то закашлялась. — Много вас нынче желающих. Ты кстати меня отравил. Так и запишем, Антошечка. Муль, а давно он у тебя дикий такой?

С трудом поднялась, нашла взглядом сумку на вешалке, поползла к ней. Мне почему-то казалось сейчас: если остановится хотя бы на миг, то сразу же провалюсь снова в беспамятство. Нужно было что-до делать, срочно и обязательно. Хоть в носу ковыряться, но надо, не оглядываясь и не останавливаясь.

Друзья потрясенно молчали, видимо мысленно обвинения примеряли. Совсем Леля кукушкой поехала думали, наверняка.

А в сумке той вожделенной лежал вполне приличный новый костюм, (судя по фото на сайте) ни разу не надеванный, в заводской упаковке. Не оборачиваясь, стиснув зубы, стащила футболку, услышав за спиной громкий и выразительный присвист.

Ну что поделать, пусть видят. Все равно им рассказывать, одна я со всем этим точно не справлюсь.

— Поздравляю, красавица. Вечно ты вляпываешься. Судя по твоему виду, даже не знаешь, во что.

Муля всегда была доброй подругой. Узнаю. Мне даже значительно полегчало: есть еще в этом мире хоть что-то стабильное. Например — я. Со своим самым главным талантом: умением “вляпываться”.

— Спасибо, родная. Не представляешь, как я соскучилась по твоему чувству юмора.

Не оглядываясь, переоделась, а когда обернулась, Муля была уже рядом.

Посмотрела я на нее, такую красивую сейчас, такую счастливую (до того очевидно момента, когда я на ее голову снова свалилась). Мне не дано. Тихо всхлипнула, сделала шаг и оказалась в объятьях подруги.

— Поплачь, Лельк. Тебе даже полезно теперь. А пожрать мы успеем.

И словно кнопочку снова нажали. Это все Кот виноват, это он приоткрыл мои слезные чакры. Держалась же все это время, закостенела и высохла. А теперь: чуть что, так реву или в обморок падаю. Чудо, как хороша.

Спустя битый час, потраченный на мое дружеское отмачивание, мы спустились, наконец, в ресторан и поели. Оставаться в замке не было больше смысла, и Абрашки решили забрать меня на свою дачу.

Возражения не принимались, да их и не было. Одно утешало: в один голос оба они уверяли, что “такие, как этот твой” просто так не помирают. Муля клятвенно обещала мне “все рассказать”, благо ближайшие дни времени у нас будет достаточно. Народу вокруг было много, обсуждать всяких демонов не представлялось возможным.

Так странно… мы ели, изумительную еду, смотрели на красоты вокруг, тихо разговаривали о чем-то неважном, а там… Где-то там над любовью моей издевались. Я чувствовала его боль. Словно бы через толстое и мутное стекло мысленно видела, ощущала болезненные отголоски, тени. Изматывающее ощущение, убивающее. Делать вид, что все как бы в порядке и медленно тут умирать.

— Лель… Я не спец в этих вопросах особо. Так… пришлось тут поинтересоваться историей некоторых. Перед свадьбой они сообщили мне один удивительный факт. — Антон тщательно слова подбирал очень тщательно, косясь на соседние столики.

— Ой. Можно подумать! То, что я ведьма, ты знал с первого класса. Сам же меня обзывал. — А вот Муля вообще не стеснялась. Беременным можно чудить.

— Эм. Я не о нас. Я о том, что Лельку должно сейчас сильно колбасить. Ксати, мы тебя поздравляем. Хоть и хм… хм… внезапно. Прости. — Он раскаянно хлопнул глазами.

Я так и не поняла совершенно вообще ничего, с большим трудом фокусируясь на обоих Абрашках.

— А? — Все что смогла глухо выдавить.

Многословная я сегодня и выразительная.

— Дружочек, может ее подготовить сначала? Про бабочек там, про жучков и цветочки? Зачем сразу про члены, позы и камасутру, скажи?

Антон поперхнулся паштетом печеночным, очень даже гусиным с белыми грибами. Странный какой, даже я по старой школьной привычке так на Мулю не реагировала. А ему с ней еще долго жить-поживать и добро продолжать наживать.

— Вы о чем сейчас? Оба, два, сразу. — Не очень осознанно, но у меня уже хоть не одни междометия получались.

— Ой, все. Теперь она от тебя не отстанет. Да Лель? Ну сожри ты его наконец уже, разрешаю.

И не очень понятно мне было: свет Мария Владимировна это точно сейчас рассуждала о пирожке?

— Я тебя поздравляю с замужеством, дорогая моя. Скоропостижным, конечно, и явно для всех неожиданным, но состоявшимся. Как там, ты говоришь, фамилия у супруга?

Вот теперь мне не до пирожка уже было. Совсем.

— К-к-к-акого? — снова весь мой богатый словарный запас уныло скатился до одних междометий, похоже.

— Как там в книжках женских пишут? “Истинного?” Паспорт с собой у тебя? Проверь, может чего я и путаю.

Паспорт с собой у меня абсолютно везде и всегда. Привычка, привитая долгими годами проживания в погранзоне.

Достала. Руки мои задрожали внезапно. Открыла. Мамочки дорогие, и все безвременно почившие предки по нашей с ней женской линии. Это кто?!

Паспорт был тот же. Даже серия с номером. И корявая подпись моя. И витиеватая — сотрудницы государственных органов. А вот все остальное…

Где, то чудовище, что пялилось на меня со страниц главного документа, удостоверяющего личность гражданина родимой страны?

На ее месте лучезарной улыбкой сияла красавица. То есть я. Но — не я. Хотя… такой он меня и увидел, в то наше первое утро. Даже ворот футболки мужской. И коса.

Но как? Взгляд растерянно скользнул дальше, уткнувшись в текст на страницах. Илона Олеговна Кот.

— Что?! Это… шутка такая, подделка, муляж? Я не понимаю! — выронила из рук это чудное чудо, и даже подпрыгнула.

— А я предупреждал. Начинать стоило с бабочек. — Абрамыч неспешно доедал свой обед. Он всегда отличался завиднейшим аппетитом и основательностью.

— Любишь ты ковыряться в открывшихся ранах с оттягом и долго. Садист! Рубить этот сорняк надо быстро и с треском. — Муля допивала имбирный свой чай, глядя на мужа с укором.

Это двое скромную личность мою игнорировали, с интересом заядлых натуралистов наблюдая мою пусть уже очень тихую, но вполне ничего себе так истерику.

— Вы меня хоть услышали? — головушку повесив устало я спросила, без всякой надежды на внятный ответ.

— Это новая жизнь твоя теперь. Илона Олеговна. Ну подумаешь, сменила величество на котячество. Можешь взглянуть на другие все свои документы, картина везде одинаковая, уверяю. Я тебе больше скажу: никто даже и не удивится. Включая родителей. Качественно в органах все сработано, не придерешься.

Антон тщательно вытер руки салфеткой. Посмотрел на меня очень серьезно.

— Жизнь твоя изменилась, Лель. Я не знаю, зачем он это сделал, но думаю, причины на то были очень серьезные. В браках таких не бывает разводов. “Только смерть отныне разлучит вас” — тоже не просто метафора.

Мы разговаривали очень тихо, но я краем глаза заметила, народ за соседними столиками начал тихонечко нервничать. Пора делать ноги.

Взглянула вопросительно на Абрашек, головой им кивнув.

— Ога. Да, Я уже даже наелась почти. Ты права, нам пора. Только знаешь… Давай-ка ты нас по маршруту прогулки вчера проведешь, вот прямо до шага точнехонько. Постарайся. Мне глянуть кое-что нужно. — Муленька явно что-то задумала.

— Не стоит. Я думаю, будет достаточно найти тот загадочный тир и место, где их фотографировали. Так где у тебя, говоришь, фотографии? — Антон озабоченно посмотрел на жену, явно трезво оценивая ее форму физическую и возможности.

Он был прав: я сама, в конце нашей с Марком прогулки с большим трудом стояла на твердых ногах.