Зубы Урсуна

Глава 9

Поиски Петра Лосева заняли больше времени, чем ожидалось, но, в конце концов, он предстал перед царицей – с лицом, смятым тревогой и озабоченностью. Западный зал уже не был той кровавой бойней, в которую превратился всего полчаса назад; тела мертвых убрали, а раненых перенесли в Банкетный зал, где Софья и другие поспешно собранные медики ухаживали за ними, как могли.

Ледяная Королева стояла, обнажив могучий Страх-Мороз, держа его рукоять так, что кончик мерцающего голубым клинка упирался в пол. Перед ней лежал меч погибшего убийцы.

Каспар сидел на деревянной скамье возле камина и пил квас из большой кружки. Нервы его все еще не успокоились после ужаса нападения наемника. Он не мог избавиться от воспоминаний о виде обугленного, покоробленного трупа и о том чудовищном, всепроникающем чувстве собственной никчемности, которое он испытал, лежа рядом с открытыми взрывом вратами в непостижимое и проклятое царство.

– Моя королева! – Лосев бухнулся перед женщиной на колени. – Вы ранены!

– Я буду жить, Петр, это…

– О, мое сердце счастливо лицезреть вас, – перебил Лосев. – Когда я услышал о покушении, я испугался худшего и удвоил стражу у ворот. Да благословит нас Урсан, я так рад, что вы живы.

– Избавь меня от своей лжи, Петр. – Голос царицы резал, точно кинжал из чистейшего льда. – Сейчас тебя больше всего должна заботить собственная шкура.

– Лжи? Я не понимаю.

– Перестань, Петр… неужто ты и вправду думал, что можешь предавать меня все это время, а я ничего не узнаю? – спросила царица, и туман искрящегося мороза снова задрожал вокруг нее.

– Предавать вас? Я клянусь в своей верности! – запротестовал Лосев.

Царица покачала головой.

– Остановись, Петр, ты лишь унижаешь себя еще больше. Ты, как никто иной, должен знать, что глаза чекистов повсюду. Я в курсе всех твоих грязных визитов в Лубянку и того, что ты там делал. Твои извращения отвратительны, и ты заплатишь за все страдания, причиной которых стал. Но думать, что ты способен так долго дурачить меня, – это еще одно оскорбление королеве.

Несмотря на ледяной туман, текущий от царицы, Каспар видел, что коленопреклоненный Лосев покрылся испариной, и это, черт возьми, было ему приятно.

– Нет, нет, вы ошибаетесь, моя королева!

– Мне было полезно и занятно держать тебя при себе, слушать твой лепет, наблюдать за твоими жалкими попытками манипулировать мной и, в свою очередь, манипулировать тобой, но сейчас многие из моих лучших воинов мертвы или умирают, к тому же исчез командующий союзников. Ты больше не полезен и не забавен, Петр.

Лосев оглянулся, ища поддержки в зале, но не находя ее. Каспар увидел мечущийся в его глазах страх и приподнял кружку в насмешливом салюте.

– Теперь все, что тебе остается, это рассказать мне, с кем ты сотрудничаешь, ибо такой тупица, как ты, не может работать без хитроумного хозяина. Поведай мне, Петр, кто еще вынашивал планы убить меня и уничтожить мою землю?

Каспар и Павел напряженно слушали, страстно желая узнать больше о позоре Лосева. Каспару не давал покоя вопрос, почему Лосев заплатил за убийство мужа Анастасии, – наверняка имя, которое вытащит из предателя царица, и будет ответом на него.

– Теперь это неважно, Петр, – продолжила Ледяная Королева, когда Лосев промолчал. – Так или иначе, я узнаю то, что хочу знать. Ты видел застенки чекистов и знаешь, что нет такого человека, который пережил бы тамошние пытки. Скажи то, что мне нужно, и я избавлю тебя от мук.

Глаза Лосева полыхнули смертельным отчаянием – он бросился к упавшему оружию убийцы, схватил его и вскочил, направив клинок в живот своей царицы.

Каспар увидел вспышку голубой стали, затем красный сполох, и Петр Лосев рухнул с отсеченной до локтя рукой и туловищем, разрубленным от ключицы до пупка леденящим лезвием Страх-Мороза.

С как будто и не шевелившегося меча в руках Ледяной Королевы звонко падали крупные капли крови.

Боярин Вроджик пнул рассеченное тело, сталкивая его в воронку к обгоревшему трупу убийцы в черном балахоне, и плюнул на останки советника.

– Такова ярость королев-ханш, и такова участь всех предателей, – произнесла царица.

В небе уже забрезжил рассвет, когда Каспар и Софья наконец-то вернулись в посольство, отвезенные туда одним из лакированных открытых экипажей царицы, которым управлял неразговорчивый кучер в квадратной красной шапочке. Они закутались в меха, и, хотя на улице было уже не так холодно, как в предыдущие месяцы, мужчина и женщина прижимались друг к другу под толстыми шкурами, крепко сплетя пальцы, ища друг в друге тепла и уюта.

Всю дорогу они молчали – слишком силен был шок после кровавых ночных событий и холодного гнева царицы. Сбросив обычный для себя отчужденный и надменный монарший облик, царица, казнившая Петра Лосева, предстала в дикой свирепости первых ханш, и Каспар содрогался, вспоминая, как кричал на нее несколько месяцев назад.

Хирурги, более сведущие в боевых ранах, чем Софья, заняли ее место, и женщина неохотно позволила отвести себя туда, где она смогла вымыть окровавленные руки и переменить пропахшее смертью платье.

Семнадцать человек лишились жизни при покушении. Клеменц Спицзанер и большинство его офицеров выжили, но генералу Павиа и его командирам повезло значительно меньше. По сравнению с потерями у Красино и Мажгорода цифры эти были, конечно, невелики, но они касались верхних эшелонов командования армией Стирланда.

Семеро бояр погибли, стертые с лица земли, как и генерал, жутким оружием убийцы в балахоне, еще шестеро никогда больше не смогут сражаться.

Каспар тотчас же вызвался добровольцем, пожелав вступить в ряды войска. Спицзанер, естественно, немедленно запротестовал, но Каспар видел, что оставшимся стирландским офицерам эта идея пришлась по душе: его репутация отличного командира была им хорошо известна. Каспар договорился встретиться с ними завтра утром, чтобы все успели оправиться от ночной резни, прежде чем обсуждать столь важные темы.

Несмотря на кровопролитный вечер, мысль о том, чтобы вновь повести людей в бой, вселяла в него чувство удовлетворения – он тоже сыграет роль в подступающей войне. Он видел, что Софье не нравится его решение, но забрать свои слова назад посол уже не мог и не хотел.

Прежде чем покинуть дворец, Каспар подошел к Павлу и сказал:

– Я так и не поблагодарил тебя за то, что ты оттащил меня от этой поганой тьмы. Думаю, если бы не ты, я бы погиб.

– Да ну, ерунда какая, – буркнул Павел, но Каспар видел, что кислевит признателен ему за эти слова.

– Нет, – поправил Каспар. – Не ерунда. Мы с тобой через многое прошли вместе, я считал тебя одним из своих самых верных друзей, но в Кислеве произошло слишком много всего, чтобы я забыл то, что ты делал тогда, когда мы виделись в последний раз.

– Знаю,– пробормотал Павел.– Моего поступка ничем не исправить, но как мне хотелось бы…

– Мечты и желания – это для песен, Павел, а петь никто из нас не умеет. Но знай: если нам на роду написано снова сражаться плечом к плечу, что ж, я буду только рад. Думаю, наша дружба умерла здесь, но врагом твоим я не стану.

– Хорошо, – согласился Павел. – Большего никто и просить бы не мог.

Каспар кивнул и протянул Павлу руку:

– Дерись хорошо и попытайся не дать себя убить.

– Ты меня знаешь, – ухмыльнулся великан-кислевит, тряхнув руку посла. – Павел Коровиц слишком упрям, чтобы умереть. О моей храбрости еще будут ходить легенды отсюда и до Магритта.

– Уверен, что так и будет. Прощай, Павел, – сказал Каспар, и Софья отвела его к экипажу, на котором их должны были доставить в посольство.

Путешествие прошло в молчании, пока кучер не остановил коляску перед зданием. Возница спустился с козел, открыл седокам дверцу, принял от Каспара медяк, взобрался на свое место и удалился под цоканье копыт.

Стражники в красном и синем распахнули ворота, и они рука об руку зашагали к посольству.

– Ты действительно намереваешься принять звание и отправиться в бой, если тебе это завтра предложат? – спросила Софья.

Каспар кивнул:

– Да. Я должен.

– Ты не должен, и ты это знаешь. Ты покончил со своими воинскими обязанностями, и есть другие, способные командовать войском, – сказала женщина.

– Нет, других нету, и ты это тоже знаешь, – мягко ответил Каспар, глядя в озабоченное лицо Софьи. – Спицзанер не может командовать двумя армиями, а я единственный, у кого есть опыт руководства таким количеством солдат.

– Но наверняка кто-нибудь из бояр…

– Нет, имперские солдаты не примут кислевита как своего генерала.

– Но ты слишком стар, чтобы идти сражаться, – настаивала Софья.

Каспар хмыкнул:

– Что ж, это, может, и верно, но ничего не меняет. Если я буду нужен армии, я непременно буду сражаться; сейчас не то время, чтобы я мог отказаться.

– Что ты имеешь в виду?

– Разве ты не чувствуешь, Софья? Перед нами разворачивается история, – ответил посол. – Как-то раз Ледяная Королева сказала мне, что у меня душа кислевита, что земля позвала меня сюда сражаться за нее и что я должен что-то сделать здесь. «Приходит момент, приходит и человек» – вот ее слова. Тогда я не понял, что она подразумевала, но теперь, кажется, начинаю понимать.

– Проклятие, Каспар, у нас совсем не было времени. – Слезы набухли в уголках глаз Софьи. – Почему это должно было случиться сейчас?

– Я не знаю, – ответил Каспар, останавливаясь и поворачивая женщину лицом к себе. – Но это случилось, ведь иногда есть вещи, которые надо сделать, вне зависимости от того, что говорят нам наши сердца.

– И что же говорит тебе твое сердце?

– Вот что, – сказал Каспар, наклонился и поцеловал Софью в губы.

Они целовались, пока у ворот посольства не громыхнул смех и Василий Чекатило не заявил:

– Как это трогательно, фон Велтен. Полагаю, я был прав, когда спросил тебя, не влюбился ли ты в госпожу Валенчик.

– Чекатило! – рявкнул Каспар, поворачиваясь к жирному кислевиту, лениво прогуливающемуся по ту сторону ворот в толстом черном меховом плаще. – Убирайся отсюда.

Чекатило хмыкнул и покачал головой:

– Нет, только не сейчас, имперец. На этот раз ты меня выслушаешь.

– Нам с тобой нечего сказать друг другу, Чекатило.

– Нечего? Думаю, ты ошибаешься. Ты все еще мой должник, и я здесь, чтобы вернуть себе долг.

Софья открыла дверь посольства, и из нее выскочили стражники с алебардами, блеснувшими в первых утренних солнечных лучах.

– Я уже говорил и повторю снова, что не дам тебе то, что ты хочешь. Я знаю о том, что ты заставил сделать Павла, так что можешь забыть о нем – он больше не станет выполнять для тебя грязную работу. Заруби на своем жирном носу, Чекатило, я никогда не стану помогать тебе! – прокричал Каспар.

Он чувствовал, как его буйный нрав опять, берет верх, но сегодня ночью посол видел слишком много боли и страданий, чтобы его мог запугать обыкновенный бандит.

– А я думаю, что станешь, и сегодня же, – пообещал Чекатило.

– С чего бы это? – спросил Каспар, которому совершенно не понравилась плотоядная, кошачья ухмылка Чекатило.

– Потому что если ты этого не сделаешь, ровно через час Анастасия Вилкова будет мертва.

Режек зевнул и потянулся, наблюдая, как оживает дом. Слуги наполняли кувшины водой из колодца и распахивали ставни, впуская в комнаты слабый утренний свет. Он сжал кулаки, захрустев костяшками, и с улыбкой хищника постучал пальцами по железному набалдашнику на рукояти меча.

Убийца сидел, привалившись спиной к стене здания, расположенного напротив дома Анастасии Вилковой; меч прятался под плащом, лицо скрывал отороченный мехом капюшон. Он не думал, что эта женщина, Вилкова, знает или сможет узнать его, но рисковать не стоило.

Режеку было известно, что она дома, он видел, как она вернулась меньше часа назад. Где она была – не имеет значения, возможно, кувыркалась в постели с послом, вот и возвратилась до рассвета, чтобы избежать всевозможных сплетен и не запятнать свою чистоплюйскую репутацию.

Решив, что прошло достаточно времени, чтобы она умылась и, возможно, даже разделась, он поднялся, поморщившись от боли, обжегшей раненые плечо и живот. Он всегда быстро поправлялся, и недели, прошедшие после стычки с убийцей в черном, оказались для него очень тяжелы – наемник не привык к вынужденному бездействию. Но раны заживали, и, хотя ему уже, конечно, не быть таким гибким и быстрым, как прежде, он все равно по-прежнему проворнее любого из известных ему живущих на этом свете.

Режек пересек улицу; при мысли о насилии над столь прекрасной и уважаемой женщиной в нем нарастало возбуждение. Обычно объектом его завоевания становились перебравшие рок-корня шлюхи из борделя Чекатило, и образ влиятельной женщины, бьющейся под ним, умоляя сохранить ей жизнь, заставил его ускорить шаги. Он подумал о ее мягких губах, длинных темных волосах, полной груди – и облизнулся. Да, он от души насладится, ломая эту сучку.

Наемник ступил на земли ее поместья, поднялся по гравийной насыпи и миновал скопище жалких образцов человечества, которым она дала приют в своих стенах. Десятки людей расположились лагерем в ее саду, но вряд ли кто-то из них обратил внимание на человека, идущего к передней двери особняка.

Вот и дверь – из лакированного черного дерева, с латунным молоточком в центре: стучите и входите. Убийца стиснул рукоять меча и резко дернул кольцо. Лучше создать впечатление вежливости, решил он.

Режек услышал щелчок открываемого замка и тихий скрип отходящей от косяка двери – и обрушил сапог на дерево, отбрасывая створку внутрь, да так, что старая служанка с окровавленным лицом растянулась на полу.

Он быстро перешагнул порог, оказавшись в мраморной прихожей, и увидел изогнутый лестничный пролет, балюстрадой поднимающийся ко второму этажу. По бокам лестницы у ее подножия застыла пара близнецов-доспехов, а на смежной стене висел фамильный герб с двумя скрещенными кавалерийскими саблями. Чуть позади виднелась несколько неуместная здесь железная дверь, частично укрытая листвой вечнозеленых комнатных растений, но Режек не стал обращать на нее внимания, поскольку услышал, что наверху что-то стукнуло.

Это, должно быть, она, решил наемник, захлопывая переднюю дверь. После этого он запер ее, ключ спрятал в карман и бросился на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки разом. Добравшись до верхней площадки, он вытащил меч и зашагал по длинному, устланному коврами коридору. С одной стороны тянулся ряд тяжелых дверей, и он начал распахивать их ударом ноги – одну за другой.

– Выходи, выходи, где ты там! – кричал он.

Впереди мелькнуло цветное пятно, и Режек ухмыльнулся, увидев Анастасию в изумрудной ночной сорочке, бегущую к лестнице в дальнем конце коридора.

– О нет, милашка, не так-то легко уйти от Режека! – рявкнул он, кидаясь за ней.

Она была быстра, но Режек быстрее – он поймал ее у самых ступенек. Женщина развернулась, выбросив вперед изящный кулачок, целясь ему в голову.

Убийца рассмеялся, перехватил ее запястье и ответил ударом слева в челюсть.

Она вскрикнула и отлетела к стене; по подбородку заструилась кровь.

– Ублюдок! – взвизгнула она и попыталась пнуть его в пах.

Режек уклонился и свободной рукой отвесил ей оплеуху. Возбуждение его перехлестывало через край, и он навалился на нее, срывая с плеч женщины сорочку.

– Поосторожней, красавица. Ты же не хочешь, чтобы там у меня кое-что пострадало. Мы ведь еще не позабавились, так?

К ее чести, надо сказать, что она продолжала бороться, даже, вероятно, понимая, что это бесполезно против превосходящего ее по силе мужчины и лишь еще больше распаляет его.

– Теперь я вижу, почему ты нравишься фон Велтену,– прошипел он ей в ухо.– Хотя, думаю, ему не особенно понравится гнилое мясо, которым ты станешь в скором времени.

Режек пригвоздил ее к стене своим весом и прижал руку к груди женщины. Стиснув ладонь посильнее, он похотливо ухмыльнулся, выдавив из жертвы крик боли. Грудь ее вздымалась от ужаса, и убийца расхохотался:

– Вот так… бейся посильнее, пташка!

Он пригнул голову и лизнул ее щеку.

Лоб женщины вонзился ему в переносицу, и убийца охнул, отпустив добычу, – руки его метнулись к лицу, мгновенно покраснев от хлынувшей из носа крови.

– Сука! – взвыл он и впечатал кулак в ее подбородок. Она упала на пол, но быстро вскочила, пока он тряс головой, оправляясь от удара. Повернув окровавленное лицо к женщине, метнувшейся по коридору назад, к лестнице, ведущей к выходу, он проревел:

– Эй ты, сучка! Теперь тебе будет по-настоящему плохо!

Режек кинулся за ней, подстегиваемый кипящим в нем гневом.

Он настиг жертву на верхней площадке, схватил за руку и рванул к себе. Она плюнула ему в лицо, он ударил снова, и она, кувыркаясь, полетела вниз по ступенькам. Когда женщина неловко растянулась у подножия лестницы, наемник бросился следом, больше не думая о том, чтобы овладеть добычей, теперь он жаждал лишь одного – убить ее.

Она все-таки поднялась, пошатываясь, дохромала до передней двери и принялась безрезультатно дергать медную ручку.

Режек вытащил из кармана ключ и усмехнулся:

– Не это ищешь?

Она попятилась от него вдоль стены, но бежать было некуда.

– Сейчас ты умрешь, – пообещал убийца.

Каспар вырвал алебарду из рук одного из своих стражников и кинулся к железным воротам посольства. Чекатило попятился к побулькивающему бронзовому фонтану в центре дворика, вскинув в театральном ужасе руки.

– Убей меня, и она умрет, – пообещал он. – Если Режек не получит от меня вестей через час, он обойдется с ней, как обходятся со шлюхами, а потом покромсает на кусочки. Думаю, ему приходилось делать вещи похуже, чем делал Мясник. Он любит убивать, этот тип. Возможно, даже слишком.

Каспар заставил себя остановиться, опустить алебарду и подумать. Он чувствовал, что ненависть к Чекатило и его угрозам заслоняет здравомыслие. Мучительно всхлипнув, посол отшвырнул в сторону алебарду и сделал несколько глубоких вздохов, успокаивая себя.

– Что ты сделал? – резко спросил он. – Сигмар свидетель, если ей причинят хоть малейший вред, никакая сила в мире не остановит меня – я выслежу тебя и убью.

– Она останется цела, если ты оплатишь свой долг и дашь мне то, что я хочу, – ответил Чекатило.

– Откуда мне знать, жива ли она еще? Насколько я тебя знаю, она может быть уже мертва.

Обвинения Каспара, казалось, оскорбили Чекатило:

– Конечно, посол, я и такой и сякой, но я не монстр. Я причиняю людям вред, потому что иногда это единственный способ добиться того, что мне нужно. Так что сейчас ты дашь мне то, что я хочу, или Режек убьет ее столь мучительным и унизительным способом, что люди будут судачить об этом долгие годы.

Каспару хотелось выбежать за ворота и задушить Чекатило голыми руками, выдавить жизнь из этого жалкого жирного тела и плюнуть разбойнику в глаза, когда он умрет. Но он не мог, и, судя по самодовольной роже Чекатило, мерзавец тоже знал это.

– Будь ты проклят, но ты ошибаешься, Чекатило. Ты – монстр.

Кислевит пожал плечами:

– Может быть, может быть, но я получу желаемое, так?

Каспар кивнул.

– Ладно, я дам тебе бумаги и людей, – медленно проговорил он.

Каспар повернулся и вошел в посольство – под громкий смех Чекатило.

Анастасия, задыхаясь, пятилась вдоль стены круглого холла. Режек чувствовал, как его возбуждение снова нарастает, – там, где он разорвал на женщине сорочку, виднелся соблазнительный изгиб ее груди.

– Некуда бежать,– хмыкнул он, вытирая кровь с подбородка.

– Да, – согласилась она, продолжая отступать и зачем-то оглядываясь через плечо. – Некуда.

– Тогда лучше не сопротивляться, а? Очень больно не будет, хотя наверняка обещать не могу.

Он шагнул влево, отрезая жертве путь к лестнице, а женщина тем временем оказалась под фамильным гербом с двумя скрещенными кавалерийскими саблями. Она быстро вскинула руки, сорвала оружие с крючков и повернулась к убийце, угрожающе выставив перед собой клинки.

– Думаешь, ты справишься хотя бы с одной саблей, не говоря уже о двух? – хохотнул Режек.

– Они не для меня,– ответила Анастасия и бросила сабли через всю комнату.

Клинки просвистели над головой Режека, который следил за их вращающимся полетом, пока их не выудил из воздуха человек, стоящий у железной двери, которую наемник заметил чуть раньше.

Человек этот был тощ и изнурен, с покрытой фурункулами землистой кожей, и Режек расслабился.

Спокойствие его длилось один миг – пока мужчина не повел саблями, создав в пространстве серебряную паутину из неуловимых и стремительных взмахов стали, и не застыл в боевой стойке. Все его движения были безукоризненны, каждый жест доведен до совершенства – существовал лишь один человек, способный так обращаться с оружием.

Лицо с запавшими щеками было лишено какого-либо выражения, и только вглядевшись в глубину фиолетовых глаз мужчины, Режек наконец-то узнал его.

Саша Кажетан.

Дрояшка. Мастер боя на мечах.

Каспар подхлестнул коня. Он с Рыцарями Пантеры мчался по улицам Кислева к Магнусштрассе, к дому Анастасии. Улицы по-прежнему были забиты народом, и посол орал страшные ругательства, пытаясь разогнать людей, заставить их уйти с его дороги.

На сердце было тяжело от черных предчувствий, но сейчас он мог только бешено скакать, пришпоривая и подгоняя Магнуса все сильнее и сильнее, ничего другого он сделать не мог. В грохоте копыт они приближались к богатым кварталам города.

Каспар молился, чтобы они неслись не к непоправимому горю.

Секундный трепет страха рассеялся, когда Режек разглядел, что сталось с некогда легендарным бойцом. Конечности человека превратились в тонкие сухие прутики, истаявшая плоть на костях провисала, ребра отчетливо выпирали под кожей груди.

Он выглядел хуже нищего, и залитое кровью лицо Режека исказила ухмылка.

– Мне всегда хотелось сразиться с тобой, – сказал он, огибая комнату. Острие его меча смотрело в сердце Кажетана. – Просто чтобы узнать, кто из нас быстрее.

– Ты сделал больно моей матушке, – прошипел Кажетан, повторяя маневр Режека.

Режек в замешательстве бросил взгляд на Анастасию. Именем Урсана, о чем это он толкует? Она никак не может быть матерью Кажетана.

– Правильно, мой прекрасный принц,– сказала Анастасия.– Он сделал мне больно. Он сделал мне больно так, как это делал твой отец, боярин.

Кажетан закричал:

– Нет! – И бросился на Режека.

Их мечи скрестились, и бандит уклонился от атаки. Его оружие скользнуло низко, стремясь подсечь ноги бойца, но Кажетана уже не было там, куда пришелся удар,– он сделал сальто, перепрыгнув клинок, и ловко приземлился на ноги.

– Убей его, мой принц! – воскликнула Анастасия, и Кажетан напал снова, метя в голову Режека.

Наемник Чекатило быстро парировал сабельный удар и сделал ответный выпад, полоснув мечом по бедру Кажетана, возле явно недавнего шрама. Боец пошатнулся, и Режек лягнул его в пах.

Кажетан хрюкнул от боли и упал на одно колено. Его обильно вырвало на пол, и Режек в ужасе отпрыгнул от черной вязкой жидкости, которая, шипя и пузырясь, стала разъедать мраморные плиты.

Однако, преодолев отвращение, он приблизился, чтобы нанести смертельный удар по шее противника. Но боец стремительно откатился и вскочил на ноги как раз вовремя, чтобы дать отпор Режеку.

Да, Кажетан оправился быстро, его сабли уже прочертили кровавые полосы на руке Режека. Противники, обмениваясь ударами, топтали мраморный пол вестибюля, сражаясь на дуэли, какой еще свет не видывал. Кажетан был гораздо лучшим бойцом, но от прежнего Саши у него осталась лишь часть силы, и Режек видел, что противник быстро устает.

Но и Режек тоже уставал, рука с мечом горела от напряжения, при каждой атаке и контратаке рана на животе давала о себе знать острой болью.

Двое мужчин вновь настороженно закружили друг вокруг друга, вымотанные яростной стычкой, зная, что только один из них выйдет из этого поединка живым.

Режек напал снова, обрушив на противника серию стремительных ударов, каждый из которых мог принести смерть. Меч его работал безошибочно, но ему так и не удалось пробить защиту Кажетана, и Режек с ужасом осознал, что не знает, что еще предпринять.

Сабли Кажетана поймали его меч на последнем замахе, легкий поворот кистью – и оружие Режека вырвалось из его хватки, заскользило по полу и остановилось у подножия лестницы.

Режек отскочил назад и рыбкой нырнул за своим мечом.

Рука его сомкнулась на обтянутой кожей рукояти, он перекувырнулся и снова застыл перед противником.

А клинки Кажетана уже легли, скрестившись, на плечи разбойника, обнимая его шею.

– Ты хотел знать, кто быстрее? – прорычал боец. – Теперь ты знаешь.

Сабли Кажетана впились в плоть Режека, и он повалился назад, на ступени, с почти полностью отрезанной головой.

Последним, что он видел, была Анастасия, глядящая на него сверху вниз с нескрываемой ненавистью.

Она плюнула в глаза убитому и сказала:

– Да заберет Чар твою душу.

Они прискакали к распахнутым воротам дома Анастасии, и Каспар спрыгнул с коня раньше, чем тот остановился. Не обращая внимания на боль в колене, он побежал к черной двери, выхватив на ходу оба пистолета. Дверь оказалась заперта, но несколько тяжелых ударов латного сапога Курта Бремена вскоре сбили ее с петель.

Каспар ворвался внутрь и застонал, увидев тело, лежащее у лестницы в кровавом озере. Он подбежал к нему, рухнул на колени, и сердце его вздрогнуло от удивления и облегчения – посол узнал мертвое лицо Режека. Голова убийцы едва держалась на плечах, поскольку висела, прикрепленная к телу лишь несколькими лоскутами перерезанных мускулов и сухожилий.

Курт Бремен присоединился к Каспару; его рыцари рассыпались по дому в поисках Анастасии.

– Не понимаю,– сказал он.– Какого черта тут произошло?

Каспар не ответил – взгляд его упал на пару окровавленных кавалерийских сабель, валяющихся рядом с телом, и лужу глянцевой черной жижи посреди мраморного пола. Он оставил тело и нагнулся, чтобы исследовать густую жидкость и пол под ней. Зловонное вещество разъело мраморные плитки, и Каспар понял, что уже видел такое прежде.

Под Урским проспектом, когда на его глазах железный нагрудник превратился в расплавленную окалину.

– Это то, о чем я думаю? – спросил Бремен.

Каспар кивнул.

Бремен оглянулся на тело Режека и кривые сабли.

– Но это значит…

– Да. Что Саша Кажетан здесь. Он убил Режека.

– Но как? В этом нет смысла, зачем Кажетану быть тут?

Каспар размышлял о том же, чувствуя, как подкравшийся незаметно ужас охватывает его по мере того, как укладывается в его сознании значимость смерти Режека и присутствия в доме Кажетана. Кажетан был сломлен, он находился в прострации, и Каспар знал, что есть только одно, что способно подтолкнуть бойца к такому насилию, – его матушка.

– Смысл есть, Курт. Да хранит меня Сигмар, есть, – горько сказал Каспар. Пелена наконец-то спала с его глаз, и он увидел, как ловко им манипулировали.

– Кровь Сигмара, уж не думаете ли вы, что Кажетан захватил госпожу Вилкову?

– Нет, – покачал головой Каспар.

– Что ты имеешь в виду? Где она?

– Теперь все встало на свои места, Курт, – сказал Каспар больше самому себе, чем Рыцарю Пантеры.

Он присел на корточки и уронил пистолеты: слишком бешено стучало его сердце, осознавшее степень предательства.

– Что? Каспар, что?..

– Она всех одурачила, друг мой. Женщина, которую никто не мог описать, освободившая Кажетана! Женщина в канализации, которой доставили гроб! Наш невидимый противник, знавший все о наших планах! Женщина, пытавшаяся отговорить меня от расследования! Соучастница Лосева! Это все она, Курт, это все она!

– Анастасия? – недоверчиво выдохнул Бремен. Каспар кивнул, проклиная свою глупость.

– Черт побери, ведь Кажетан сказал нам все. «Все это ради нее», – говорил он. Я не воспринимал значение его слов буквально. Она направляла убийства, совершаемые Кажетаном. Неудивительно, что она хотела, чтобы он погиб прежде, чем попадет в руки чекистов.

– Поверить не могу, – прошептал Бремен.

– Все, что я говорил ей… – Каспар потер глаза, подавляя жаркую вспышку стыда. – Мы лежали в постели и болтали о боярах, о силах Империи, о том, где они собираются, как будут сражаться, о людях, командующих ими. И, как проклятый дурак, я рассказывал ей все.

Каспар опустился на пол и обхватил руками голову.

– Как я мог быть таким глупцом?! Ее муж… она велела Лосеву заплатить за его убийство, чтобы забрать его богатства. Все это время…

– Мне все еще трудно осознать это, но, если допустить, что ты прав, где они с Кажетаном могут быть сейчас?

Каспар снова потер лицо и тяжело поднялся на ноги. Потом нагнулся, чтобы подобрать пистолеты.

– Чертовски хороший вопрос, – сказал посол. Гнев наконец начал вытеснять боль.

– Она должна была знать, что, когда мы найдем это дерьмо, она будет разоблачена, – заявил Каспар, направляясь к передней двери.

Выйдя из дому, он зашагал к беженцам, расположившимся рядом с домом Анастасии.

– Поговори с этими людьми, Курт, – приказал Каспар, – разузнай, не видели ли они, куда она поехала, и не переставай спрашивать, пока не получишь хоть какого-то ответа.

Курт Бремен пошел к оборванцам, крича что-то на ломаном кислевcком, а Каспар продолжил путь к воротам в каменной стене, поглощенный кружащимися у него в голове мыслями.

Он прискакал сюда, чтобы спасти Анастасию, но оказалось, что она не нуждалась в спасении – ведь при ней был самый надежный телохранитель Кислева. Посол подумал, нравился ли он ей когда-нибудь на самом деле, затем выругал себя за эгоистичные мысли. Вопрос тут совсем в другом, и дело касается вещей, смертельно опасных для всех.

Прислонившись к стене сторожки, он тупо разглядывал многочисленные следы в грязи у ворот. Большинство отпечатков оставили их собственные лошади, но один им не принадлежал: здесь проехала телега. Телега с треснувшим ободом одного из колес, оставляющим на земле при каждом обороте четкую галочку.

Каспару потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, где он видел подобные отпечатки.

В канализации под Кислевом.

Их оставила повозка, увезшая из сточной системы странный гроб.

К послу подошел Курт Бремен.

– Они сказали, что Белая Дама уехала незадолго до нашего прибытия, она правила телегой, на которой лежал какой-то длинный ящик. Кажетана никто не видел, так что, вероятно, его с нею нет.

Ощутив дикий страх, Каспар взглянул на небо.

Заря уже разгорелась, и он точно знал, куда направляется сейчас Анастасия.

Многие месяцы народ Кислева видел Белую Даму, развозящую на телегах припасы и пищу войскам, стоящим лагерем за стенами города. Она являла собой образ надежды, радующий солдат Кислева и Империи.

Так что никто не удивится, заметив ее сегодня среди толпы.

– Да спасет нас Сигмар! – рявкнул Каспар. – Все по коням!

– Каспар, что такое? – окликнул посла Бремен.

– Мы должны остановить ее, Курт! – ответил Каспар, вскакивая в седло и направляя Магнуса к воротам. – Я не знаю точно, что там, но, что бы ни таилось в этом гробу, это наверняка какое-то ужасное оружие. Она хочет уничтожить наши войска до того, как они отправятся на войну!

Она нахлестывала коней, стремясь как можно быстрее добраться до Урских ворот. Люди, толпящиеся вдоль дороги, махали ей руками, узнавая бросающийся в глаза белый плащ, отороченный мехом снежного леопарда. Анастасия не обращала на них внимания, слишком поглощенная необходимостью выехать за городские стены прежде, чем кто-либо остановит ее.

Как ее разоблачили? Кто послал человека, пришедшего убить ее? Посол? Неужели этот дурак наконец сообразил, что его надули, и в одном из своих приступов гнева отправил к ней своего человека? Нет, слова ее несостоявшегося убийцы убеждали в том, что Каспар тут ни при чем. Тогда кто?

Чекатило? Ледяная Королева? Или случайное стечение обстоятельств привело бандита в ее дом – в тот момент, когда она стояла на грани осуществления своего предназначения? Когда завершала то, что уготовил ей ее темный владыка?

Она натянуто улыбнулась, вспомнив, что у Великого Чара ничего «случайного» не бывает. Все события разворачиваются по его грандиозному, непостижимому замыслу, и ни один смертный не может надеяться угадать его истинную цель.

Ее злило то, что этот тупой и грубый бандит едва не прикончил ее. Неужели Чар пожелал, чтобы с ней расправился такой ничтожный кусок дерьма?..

Если бы она не растратила слишком много сил, удерживая смертельную порчу в бронзовом гробу, ей не потребовалось бы полагаться на защиту Саши Кажетана.

Анастасии льстило, что ее решение освободить Кажетана оказалось частью глобального плана Чара, хотя каждый раз, когда она думала о бойце, брови женщины сходились на переносице и лоб ее перечеркивала глубокая складка.

Когда Саша убил того, другого, он упал на колени рядом с трупом и зарыдал как младенец. Она опустила руку ему на плечо и сказала:

– Ну вот, мой прекрасный принц. Ты сослужил своей матушке великую службу и…

– Ты не моя матушка! – закричал он, уронив меч, и вскочил на ноги. Лицо его скривила острая мука. Мозолистые руки стиснули ее плечи, и потрясенная женщина увидела, как его фиолетовые глаза вспыхнули изнутри – в его глазницах заметался жгучий зимний огонь. – Ох, пожалуйста, нет, только не снова… – взвыл он, падая на колени и плача при виде крови, льющейся из убитого им человека. – Это не я, это не я…

– Саша, – произнесла Анастасия. – Ты должен помочь мне.

– Нет! – взвизгнул он, отползая от нее. – Убирайся от меня. Теперь я вижу!

– Я твоя матушка! – рявкнула Анастасия. – И ты будешь повиноваться мне!

– Моя матушка мертва! – крикнул в ответ Кажетан, поднимаясь и колотя себя кулаками по вискам. – Она давным-давно умерла.

Анастасия шагнула вперед, но Кажетан побежал вглубь дома, а у нее не было времени преследовать его, так что она немедленно спустилась в ледник, скрытый за железной дверью вестибюля, и осторожно втащила гроб по витой лестнице. Он был тяжел, но, в конце концов, женщине удалось выволочь его на задний двор своего дома и поднять один конец на задок телеги. Задыхаясь от изнеможения, она погрузила гроб в повозку и привалилась к железному ободу колеса.

Когда дыхание восстановилось, она вывела из конюшни двух лошадей и запрягла их. Одна лошадь пропала из стойла, но женщина лишь пожала плечами, догадавшись, что конем, должно быть, воспользовался Саша Кажетан.

«Куда он ускакал?» – подумала она, но тут же отмела эту мысль как неуместную. Сейчас не стоит волноваться из-за этого. Кажетан – негодный экземпляр, о котором лучше забыть, так что, задержавшись только для того, чтобы принести из дому свой белый плащ, она выехала на улицы Кислева.

Наконец Анастасия увидела впереди высокие башенки на городских стенах и свернула с Громадного проспекта на широкую эспланаду[3] перед воротами. Ворота были открыты, и женщина, приближаясь, натянула поводья. Вооруженные длинными топорами стражники улыбнулись и помахали ей, едва увидев сверкающий белизной плащ.

Анастасия заставила себя улыбнуться в ответ на пожелания доброго утра и услышала, как рот ее сам собой произносит банальные шутки. Женщина въехала под тень ворот и появилась на гребне холма, с которого открывался весь Кислев.

Телега протарахтела по бревенчатому мосту надо рвом и свернула на главную дорогу, ведущую к лагерям союзнических армий. Сотни утренних костров, на которых готовился завтрак, и тысячи палаток наводняли степь перед Кислевом, и женщина чувствовала, как внутри нее нарастает трепет возбужденного предвкушения при мысли о том, в какой обширнейший склеп превратится вскорости это место.

Почти двадцать пять тысяч солдат и около десяти тысяч беженцев стояли лагерями вокруг Горы Героев.

Вскоре ее станут называть Горой Мертвецов.

Дорога побежала вниз, и Анастасия откинулась назад, слыша привычные доброжелательные возгласы, летящие из глоток сотен узнающих ее солдат. Шумы лагеря окружили ее – звон горшков, в которых кипела еда для голодных воинов, плач детей, лай собак, лошадиное ржание.

Вскоре все эти звуки поглотит мертвая тишина.

У подножия холма была расчищена специальная площадка, на которой генералы и бояре произносили речи, поднимая боевой дух солдат, и здесь она, наконец, остановила телегу.

Анастасия натянула поводья, спрыгнула в грязь, достала из-под плаща ржавый бронзовый ключ и направилась к заднему бортику повозки.

Ключ скользнул в скважину первого висячего замка, оберегающего содержимое ящика. Когда ключ повернулся, замок рассыпался в пыль, и дыхание порчи вылетело из гроба смрадом тысячи разлагающихся трупов.

Остановившись на мгновение, чтобы насладиться моментом, Анастасия улыбнулась солнцу, пробившему, наконец, утренние облака, чтобы спалить своими лучами низкий, стелющийся по земле туман. Ну и славный же будет денек!

Каспар рванул поводья, чтобы не налететь на размахивающего топором дородного коссара, стоящего на часах у ворот. Они с Рыцарями Пантеры загнали лошадей едва ли не насмерть, несясь по улицам Кислева. Каспар молился, чтобы они успели предотвратить ужасный замысел Анастасии.

Коссары махали им, призывая остановиться, но Каспар не имел ни времени, ни желания связываться с ними сейчас. Он галопом проскакал мимо стражников к открытым воротам, рыцари с дикими криками последовали за ним, миновав обескураженных кислевитов.

Они мчались по холодному, открытому всем ветрам склону Горы Героев. Каспар приподнялся на стременах, отчаянно разыскивая хоть какой-то знак, указывающий на то, куда могла отправиться Анастасия. А когда посол не увидел и следа женщины, воздух вокруг него загустел от богохульств и ругательств почувствовавшего свое абсолютное бессилие человека.

Каспар пришпорил коня и подъехал к отряду аркебузьеров в красно-золотых мундирах, сидящих вокруг костра, заваривая крепкий солдатский чай.

– Белая Дама Кислева! Вы ее видели? – гаркнул он.

– Да, – отозвался талабекландский сержант, тыча пальцем куда-то к подножию холма. – Добрая госпожа поехала вниз, сэр.

– Давно? – Каспар уже разворачивал лошадь.

– Пару минут назад, не больше.

Каспар кивнул, благодаря за помощь, и снова всадил шпоры в бока Магнуса, чтобы, рискуя жизнью, бешено ринуться вниз по склону, едва избегая столкновения с кучками солдат, палатками и валунами. Он орал на людей, чтобы те убирались с его дороги, и оставлял за собой яростные вопли и проклятия. Несущимся за ним рыцарям было легче – буйная езда посла уже расчистила им проезд.

Он осадил Магнуса и снова встал на стременах, крутя головой влево и вправо.

Теперь пришло время понестись вскачь сердцу Каспара – он наконец-то увидел ее белый плащ в нескольких сотнях ярдов от себя, горящий маяком среди серой слякоти лагеря. Она стояла позади небольшой тележки, на которой поблескивал в солнечных лучах бронзовый гроб.

– Курт! – крикнул он, показывая туда. – За мной!

Посол хлестнул Магнуса и низко пригнулся к лошадиной шее, направляя коня к Анастасии.

Услышав грохот приближающихся копыт, она обернулась, и у Каспара не осталось сомнений в том, что это она была творцом всех его невзгод, – с таким хищническим кокетством улыбнулась ему женщина.

– Я знала, что ты придешь, – произнесла она, когда он спрыгнул с тяжело дышащего коня.

– Что бы там ни было, – Каспар показал на ржавый гроб, – я умоляю тебя не открывать его.

Теперь крышку удерживали только два замка, и Каспар всей кожей ощущал жуткую опасность, сочащуюся из бронзовых недр.

– Умоляешь, Каспар? – рассмеялась Анастасия.– Я думала, ты выше этого. Ты всегда был так горд, но, полагаю, возможно, именно поэтому тобой было так легко вертеть.

– Анастасия! – Рыцари Пантеры уже спешились, и вокруг Каспара и Анастасии начала собираться толпа любопытных зрителей. – Не надо.

– Слишком поздно, Каспар. Здесь заключена порча, проникающая в любую телесную оболочку, а такую прекрасную вещь нельзя долго удерживать под замком, ее надо освободить и позволить ей делать то, для чего она предназначена.

– Почему, Анастасия? Почему ты пошла на это?

Женщина улыбнулась ему.

– Это последние дни, Каспар. Разве ты не чувствуешь? Владыка Конца Времен ходит по земле, мир готов пасть перед Хаосом. Если бы ты знал, что ожидает эти земли в руках владыки Архаона, ты бы рухнул на колени и стал молить меня открыть гроб.

– Ты убьешь всех, Анастасия? – спросил Каспар. – Здесь собрались тысячи людей. Невинных людей. Тут женщины и дети. Неужели ты такое чудовище?

– Я дюжину раз убила бы всех и каждого во имя Чара! – рассмеялась Анастасия и отвернулась от посла.

Ключ скользнул в скважину предпоследнего замка.

Каспар выхватил пистолеты и прицелился в спину женщины.

Услышав щелчок кремниевого затвора, она наклонила голову.

– Анастасия, пожалуйста! Не делай этого.

Каспар увидел, как она повернула ключ и висячий замок обратился во прах. Кипящий ужас гуще засочился из-под тяжелой крышки, и окружившая их толпа заохала в страхе, ощутив злобную силу, заворочавшуюся в гробу.

– Стой. Пожалуйста, останови это, – едва не плакал Каспар, пистолеты дрожали в его трясущихся руках.

– Ты не можешь, не так ли? – сказала Анастасия, не оборачиваясь. – Ты не способен хладнокровно убить меня. Это не в твоем стиле.

Она вставила ключ в последний замок.

И Каспар нажал на курок.

Он застрелил женщину. В спину.

Анастасия повисла на гробе. В белоснежном плаще чернела аккуратная дыра.

Она вцепилась в борт телеги и попыталась повернуться, лицо ее исказилось от боли и неверия.

– Каспар?.. – выдохнула женщина, и внутри него что-то умерло, когда струя алой крови выплеснулась на белый плащ. Анастасия прижала руку к груди и отвела ее – на пальцах остались темно-красные пятна.

Каспар упал на колени, перед его глазами все расплывалось из-за подкативших слез, а Анастасия все пыталась выпрямиться.

Она тянулась к ключу, и Каспар выстрелил из второго пистолета ей в грудь. Пуля отбросила ее на телегу и повалила на землю.

Женщина растянулась в грязи. Глаза ее остекленели, видя теперь лишь смерть.

А Каспар понял, что опоздал.

Последний замок осыпался с гроба легкой пылью, мгновенно сдутой смертоносным дыханием, вырвавшимся из-под незапертой теперь крышки.