ЧАСТЬ ПЕРВАЯ ТВОРЯЩИЕ ЛЕГЕНДУ

«Из всех созидательных энергий самой высокой остается мысль. Что же будет кристаллом этой энергии? Кто-то думает, что точное знание будет венцом мысли, но вернее сказать, что увенчает мысль легенда. В легенде сложится смысл созидательной энергии, и в сжатой форме выразятся чаяния и достижения. Неверно думать, что легенда принадлежит призрачной древности. Непредубеждённый ум отличит легенду, творимую во все дни Вселенной… Потому не будем презирать легенды истины, но посмотрим зорко и позаботимся о словах действительности».


Агни Йога

Звёзды плыли навстречу в бесконечном стремительном потоке.

Этот поток был могучей, всепоглощающей рекой пространства-времени, по которой нёсся мой корабль, всё дальше и дальше удаляясь от планеты.

Я летел, как летают только во сне… Впрочем, были и крылья, и ракетоплан слушался так идеально, что, казалось, был одним целым вместе со мной.

«Где же те двое?» – мелькнула мысль. Я посмотрел на экран и… Мир словно перестал существовать: звёзды померкли, исчезли вовсе. Все вокруг затопило море огня – невыносимо ослепительного и трепещущего. А внизу экрана медленно и зловеще вырастала радужная арка-туннель, при виде которой меня охватил неодолимый, дикий ужас, парализуя волю и сознание.

Удар! Ярчайшая вспышка огня – перед глазами всё погасло; я тонул в неведомой пучине мрака и бесконечности без надежды на спасение. Перед глазами метались фантасмагорические видения, сплетались знакомыми лицами, фигурами, образами; все они искажались, переходили одно в другое, растекались.

Удар! Рвущая тело боль затопила сознание. Перед глазами на мгновение встало что-то знакомое, невыразимо дорогое.

Удар! Красная тьма…


Я с трудом открыл глаза. Ничего не изменилось – вокруг всё та же чёрная, давящая пустота. На лице лежит что-то холодное и мокрое. Где я?.. Что со мной?.. Или это только продолжение бреда?..

Попытка встать отозвалась ужасной болью во всём теле. Я едва сдержался, чтобы не закричать. В висках стучало. То, что я начал проявлять признаки жизни привлекло внимание людей, которые, как оказалось, находились где-то рядом. Я ощутил их торопливые движения, услышал приглушённый шум, отрывистые негромкие фразы. Напрягая слух, я вслушивался в слова, стараясь разобрать, о чём они говорят. Вдруг кто-то склонился над моим лицом, негромко произнёс:

– Кажется, он очнулся… Сестра! Приготовьте стабилизирующий раствор и всё необходимое для гипнотерапии. Он совсем ещё слаб! Ему необходимо восстанавливать силы. Пусть спит, как можно дольше!

Это была земная речь! О небо! Я потянулся к говорившему, как слепой, широко раскрыв невидящие глаза, но человек уже отошёл от меня. Тяжело упав на подушку, я зажмурился от счастья. Значит, я на Земле! На Земле!!! Всё это не сон, не кошмар – явь! То, что произошло, может показаться кошмарным сном, но это уже никогда не повторится. Я прислушался… Как шумят деревья на ветру! Неужели это действительно земные деревья? Тяжёлый бред, преследовавший меня столько дней… Сколько?.. Падение в чёрную пропасть, в никуда… Неужели ничего этого больше не будет? Не будет?..

Мир, прекрасный мир вокруг живет бурной, счастливой жизнью, наполненной солнечным светом, теплом, пением птиц, и ничего не знает о нависшей над ним смертельной опасности… Впрочем, так и должно быть. Для этого я и многие другие люди в лиловых мундирах готовы в любую минуту пожертвовать своей жизнью, чтобы все они – счастливые и весёлые, любящие и страдающие, мечтающие и творящие добро – такими и оставались, чтобы ничто не омрачало их жизни и счастья.

Успокоившись, я закрыл глаза. Как всё-таки шумят сосны!..

1

Оглушительный сигнал тревоги заставил вздрогнуть.

– Внимание! Астронавт Влад Стив! Вас просят срочно пройти в сектор 5-Х! – разнеслось по ретрансляционной сети. Тут же снова: – Общее, информационное: отсекам семь, пять и одиннадцать задраить внешние переборки и иллюминаторы – у вас наблюдается утечка биосмеси!..

В динамике что-то зашуршало, словно диспетчер придвинул микрофон вплотную. Сказал вразумительно:

– Вы что там, с ума сошли? Штрафные часы захотели заработать? – и снова официально: – Повторяю, астронавт Влад Стив! Вас просят срочно пройти в сектор 5-Х!

Я не допил кофе, вскочил с койки, чуть не опрокинул чашку. Подойдя к двери, почувствовал, как содрогнулся пол. Контуры стен стали расплывчатыми от вибрации. Понял: только что на Стартовой причалил ракетоплан. Оглянулся, напоследок бегло осмотрел каюту и вышел.

До сектора 5-Х идти пять минут – это в самом центре «Орбитальной». Узкий, ярко освещённый коридор со стальными рифлёными стенами то и дело поворачивал: вправо-влево. Я быстро прошёл по нему, на ходу здороваясь со встречными пилотами, механиками и стюардессами и едва успевая увертываться, чтобы никого не задеть плечом. Стальной пол, покрытый толстым слоем пористого пластика, заглушал шаги. В конце коридора свернул налево, сел в лифт и спустился на две палубы ниже. Здесь тоже был коридор с рядами нумерованных дверей – жилой отсек орбитальной станции. Сразу заметил открытую дверь по правой стороне. Вошёл в каюту. У двери стоит Тадеуш Сабуро. Чуть в стороне, у откидной койки, склонился кто-то над тёмным предметом на полу. Я узнал механика Ханура со Стартовой. Почему он здесь?

Сабуро обернулся сразу, как только я вошёл. Короткая стрижка, густые светлые брови, прищуренные глаза стального цвета, ямочка на твёрдом подбородке. Сейчас он чем-то взволнован. На нём скафандр, шлем держит в руках.

– Влад! Убийство!

– Ты что, Белоголовый, спятил? – Я вышел на середину каюты, осмотрелся.

Обстановка самая обычная: привинченный к полу стол, несколько надувных кресел, откидная койка у стены. На койке – надувной матрац, подушка. Светофильтр на иллюминаторе опущен. В каюте горит люминесцентная лампа. Ханур сидит на полу и вопросительно смотрит на меня.

Я подошёл к нему, дёрнул за плечо, отстранил. На полу у койки – обугленный труп (тот самый тёмный предмет). Рядом видны оплавленные остатки металла, похоже, бывшие пуговицы. Разряд был боевой. От неожиданности я отпрянул. Взяв себя в руки, наклонился над мёртвым телом, рассматривая его.

Лицо осталось целым. Глаза широко раскрыты, потускнели; рот перекошен от боли. В правой руке короткая трубка с рукояткой, – похоже, излучатель. Обернулся к Сабуро:

– Кто это?

– Алан Торкали, пилот патрульного «Икс-84».

Я снова посмотрел на тело, выпрямился.

– Ты понимаешь, что здесь произошло?

Сабуро растерянно смотрел на меня. Потом не то пожал плечами, не то поправил скафандр. Робко произнёс:

– Убийство?

Я вздохнул, подошёл к нему.

– Почему ты в скафандре?

– Я только что с патрулирования. Сразу сюда. Мне сказали ещё на Стартовой…

Я покачал головой, прошёлся по каюте. Ханур стоял у иллюминатора и ковырял пальцем отклеившуюся эмаль.

Ещё ни разу за всю мою практику люди в Трудовом Братстве не умирали насильственной смертью. Конечно, были трагические случаи, аварии, стихийные бедствия, когда кто-то погибал, – человечество не могло до конца избавиться от подобных непредвиденных случайностей, – но всякий раз подобное становилось предметом общей скорби и сожаления.

Поэтому сейчас, неожиданно столкнувшись со столь ужасной смертью, я растерялся. Было ясно одно – этого человека кто-то намеренно убил… или же он убил себя сам, что автоматически становилось для меня совершенно невероятным и непостижимым.

Я снова повернулся к Сабуро:

– Так что же, по-твоему, здесь произошло? А, Тадеуш?

– Я же говорю: убийство, – неуверенно начал тот.

– Белоголовый! Почему ты решил, что это именно убийство? – Я приблизился к нему вплотную и заглянул в глаза. – Я вижу только этот труп. Этого пока что мало, чтобы делать какие-либо выводы!

– А у тебя есть какие-то другие соображения на этот счёт? – спросил Сабуро.

Я не нашёлся, что ему ответить. Растерянность во мне начала сменяться раздражением, но я сдерживал себя, понимая, что никто ни в чём не виноват. Покосившись на труп, спросил:

– Сюда кроме вас кто-нибудь заходил? Обстановка, надеюсь, осталась прежней?.. Могу я хоть на это надеяться?

– Всё по инструкции, – заверил Тадеуш. – Только я и… – Он покосился на механика. Тот молчаливо сидел на выступе иллюминатора.

– Может, это кто-нибудь из волонтеров? А, Влад? – Сабуро с надеждой смотрел на меня.

– Возможно. Об этом пока что рано говорить. Всё обсудим в кают-компании.

Я положил руку на плечо механика.

– Вот что, Маат! Опечатай пока каюту, до выяснения… Чтоб никто не совался без надобности. Нужно будет обработать тело криосоставом, – обратился я к Сабуро, подталкивая его к двери. – Хоть труп и «поджарен», но будет разлагаться. И вызови экспертов из медицинской части Орбитальной.

Сабуро согласно кивнул. Уже на пороге я снова обернулся. Подумав, сказал Хануру:

– Маат! Возьми у него излучатель, только руку оберни чем-нибудь!

Механик достал носовой платок, присел около трупа. Осторожно вытащил излучатель из стиснутых обугленных пальцев. Протянул его мне. Я сунул оружие в пластиковый мешок и вышел. В коридоре ждал Сабуро. Несколько секунд я смотрел, как Ханур закрывает дверь и припечатывает пломбу, затем пошёл по коридору. В кают-компании никого не было. Тадеуш устало сел на надувной диван, положил рядом шлем.

– Да сними ты эту шкуру! – не выдержал я, глядя на его потное, раскрасневшееся лицо.

Сабуро молча стал отстёгивать ремни с приборами. Я остановился около иллюминатора, нажал кнопку – стекло прояснилось.

Значит, всё-таки убийство?.. Я пытался прогнать от себя эту мысль, но она казалась в сложившейся обстановке самой разумной. Сейчас нужно отбросить всякие эмоции и взглянуть на ситуацию глазами профессионала. Ведь я профессионал, в конце концов!

Недаром Громов предупреждал, что может сложиться ситуация, потребующая опыта и знаний нашей специфики. Может быть, связаться с ним и спросить совета?.. Нет, нельзя! Надо разбираться во всём самому.

Я взглянул на часы. На циферблате девять утра. До вылета час. А тут ещё это навалилось! Обернулся к Сабуро.

– Что ты обо всём этом думаешь?

– Я? – Тадеуш пожал плечами. Вдруг его прорвало: – А что я могу думать об этом, Влад? Вчера Торкали был на патрулировании. После этого отдыхал. Сидел в видеотеке, развлекался с друзьями. Вечером вернулся к себе в каюту. После этого его больше никто не видел… в живых. Я спрашивал ребят, тех, что расположились рядом с ним: у него всю ночь было тихо. Никаких подозрительных звуков или шума никто не слышал (это и понятно, ведь излучатель убивает бесшумно). Только среди ночи в каюте Торкали был слышен какой-то шум, словно уронили стеклянную посуду на пол.

– Стеклянную, говоришь? – Я в задумчивости повертел небольшой хрустальный шар в металлическом блюдце на столе. – Но ведь пол в каютах покрыт вспененным пластиком, да и посуда на «Орбитальной» не стеклянная… Странно. И больше ничего?

– Ничего! – Сабуро помолчал, потом сказал как бы в раздумье: – Влад! Вчера прилетел ракетолёт из Сообщества…

– Ну и что? Ты думаешь, это как-то связано со смертью Торкали? Они прилетают сюда каждую неделю!

Тадеуш неопределённо пожал плечами, сказал:

– Н-не знаю… Может, я просто ошибаюсь, но ведь раньше ничего не случалось. А тут сразу: и этот ракетолёт, и эта смерть…

Я внимательно посмотрел на него.

– Послушай, Белоголовый! А ведь в твоих рассуждениях что-то есть! Если вдуматься, то смерть Торкали действительно может быть как-то связана с этим ракетолётом из Сообщества… Но связь какая-то уж очень тонкая. Не исключено, что всё просто чистая случайность… Вот что, Тадеуш!

На панели визиофона замигал розовый огонёк вызова. Я перегнулся через стол, нажал кнопку, включая обратную связь. С экрана улыбнулся Юлий Торрена: худощавый, рыжеволосый, лицо длинное, словно вытянутое.

– Влад, ты как?

– Если ты о моём здоровье, то хорошо, а если о делах, то значительно хуже!

– Что у тебя? Что-нибудь произошло?

– Убийство… или самоубийство… – Я покосился на Сабуро. Тот с сомнением покривился. – Пока что не ясно. Как записано в классификационном справочнике: «…обнаружение мёртвого тела с явными признаками насильственной смерти». Вот так-то!

Правая бровь Торрены чуть приподнялась.

– Когда это случилось?

– Сегодня утром… – Я взглянул на большие настенные часы, отмерявшие земное время. – Вернее, вчера вечером. Точнее скажут эксперты.

– Причины найдены?

– Пока ничего. Все причины – обнаружен в своей каюте; поражён боевым разрядом излучателя; никаких следов и видимых причин случившегося. Свидетелей тоже нет. И вообще, пока ничего! Всё как-то цепляется одно за другое, а соединить пока вместе не возможно.

Торрена на минуту задумался, почесал в затылке.

– Да, трудная задача! Но я к тебе не за этим.

Я усмехнулся и переглянулся с Сабуро. По-моему, ничего важнее случившегося для нас сейчас не было.

– Могу тебя обрадовать, – продолжал Торрена. – Твоя «звёздная командировка» подходит к концу.

– Как так? – удивился я. – По графику мне ещё четыре месяца находиться на Орбитальной!

– Ты что, забыл про новшество Громова? – удивился Юлий. – Хочешь не хочешь, а раз в два года обязан пройти курс спецпереподготовки! Так что передавай все дела своему заместителю… Кто у тебя там? Сабуро? – Торрена наклонился к экрану; кивнул, здороваясь с Тадеушем, словно только сейчас заметил его. Снова повернулся ко мне. – И возвращайся на Землю. Думаю, тибетский воздух будет тебе полезен после атомарного кислорода!

Я посмотрел на Сабуро. Он опустил глаза, явно не одобряя этой затеи в сложившейся ситуации.

– Вот что, Юлий! – Я снова повернулся к экрану. – Я останусь на «Орбитальной» ещё какое-то время!

– Ты это серьёзно?

– Вполне. Мне не нравится вся эта история. Что-то в ней не так… А здесь, сам знаешь, из Охранных Систем только мы с Тадеушем. И я не могу оставить его одного в такой ситуации. Нужно хотя бы наметить версию, чтобы ему стало легче с расследованием… Ну, хоть часа на четыре я должен задержаться, до ближайшего пассажирского рейса.

– Ну-ну, смотри… А впрочем, как знаешь. Я думаю, ничего страшного не будет, если ты задержишься на несколько часов. Всё равно в карантине торчать придётся. Ладно, Громову я всё объясню, но чтобы не позже, чем через пять часов, ты сидел в ракетоплане, летящем на Землю! – Юлий оглянулся, наклонился к экрану. – Ну, всё, Влад! Кончаю связь! Мне пора. До встречи на Земле…

Торрена на прощание кивнул нам обоим, и экран погас.

– Наверное, с Базы предупредили о перегрузке линии связи, – уныло сказал Сабуро. – Чтобы подолгу не болтали и не забивали эфир.

Я согласно кивнул, взглянул на часы.

– Ладно. Вернусь, договорим. А пока вот что! Выясни, с кем общался вчера Торкали, после патрулирования, что делал: конкретно, по часам, насколько это возможно. Какое у него было настроение… В общем, всё, что касается Торкали. Возможно, появится какая-то связь с кораблем из Сообщества… Кстати, он всё ещё на «Орбитальной»?

– Нет. Стартовал в шесть утра. – Сабуро достал свою электронный памятный журнал, нажал клавишу. – Точно по графику. Никаких отклонений. Запросил разрешение у Службы «Купол», получил координаты «коридора» и сразу же улетел.

– Хорошо. Да, вот ещё что! Свяжись с Базой, пусть дадут сводку «метеоритной погоды» на ближайшие часы.

– Всё-таки решил лететь?

– А что делать? Нужно… Ну, ладно. Действуй! Я уже опаздываю! Нарушу график, База начислит штрафные часы и вычтет их из общего стажа лётной практики.

– Ни пуха! – Сабуро показал большой палец: всё в порядке.

* * *

Я вылетел на орбиту точно по графику. Патрулирование Системы в рамках программы «Купол» дело ответственное. Служба обнаружения, предупреждения и ликвидации астероидно-метеоритной опасности Земли работала исправно и бесперебойно: Трудовое Братство не жалело ресурсов и сил на оснащение и содержание этой структуры Охранных Систем Общества. Поэтому каждый из нас считал для себя долгом чести отлетать на ракетопланах с эмблемой Службы «Купол» как можно больше часов и сбить как можно больше крупных метеоритов или хотя бы отклонить от курса какой-нибудь коварный астероид, угрожающий нашей планете. Но, как правило, надежды эти так и оставались не реализованными полностью. Патрульным «Купола» приходилось в основном заниматься рутинной работой: расчисткой «коридоров» для челночных кораблей. Вот и сегодня моё дежурство не отличалось от остальных особыми происшествиями. Я барражировал между орбитами Юпитера и Марса, когда с Базы пришло сообщение. Включилась патрульная радиосвязь.

– Патрульный «Икс-53»! Вызывает «Орион»!

– Патрульный «Икс-53» на связи. Слушаю вас, «Орион». Что случилось?

– Немедленно следуйте в квадрат 65—110! Наблюдаем два неизвестных объекта на краю Зоны. Скорее всего, это ракетолёты из Сообщества. Идут девяносто градусов к Оси. Возможно, просто производят отлов метеоритов в облаке Оорта… Пока с враждебной стороны никак себя не проявили. Сопровождайте их по границе Зоны. Не исключено нарушение. Сообщаю координаты сетки: Х-186. 59. 3; У-32. 20. 1; Z- 256.15.5.

Этого мне только не хватало! Я записал координаты в курсограф.

– Вас понял, «Орион»! Иду в квадрат 65—110.

Я выключил связь. Щелкнул тумблером – над лобовым стеклом слабо замерцала карта. Так, судя по координатам, это в получасе полёта от меня. Я включил антиинерционные магнитные гасители, развернул машину и дал полную мощность на двигатели. На всякий случай проверил носовые излучатели.

Вскоре на боковом экране появился тусклый рыжеватый диск, быстро проплыл по экрану из конца в конец и исчез. Я включил задний обзор – крохотная двойная планетка исчезала в кромешной тьме; справа горит далёкая жёлтая звезда – Солнце, таким оно выглядит отсюда, с окраины Системы.

«Пролетел Плутон, – мысленно констатировал я. – Ещё немного и буду находиться в Договорной зоне. Нужно смотреть в оба!». Взяв курс на созвездие Центавра, включил систему поиска – в перекрестье курсового фотоэлемента появилась главная звезда. Я передал управление кораблём автопилоту и стал следить за приборами.

Прошло ещё полчаса, прежде чем по всплеску на экране локатора я понял, что нахожусь рядом с объектом. Поискал лучом – на экране появились две яркие точки. Идут встречным курсом, близко друг от друга. Я включил защитное поле и изменил курс: пошёл выше и правее них. Объекты заметили мой манёвр – точки на экране быстро сошлись, разделились и пошли по крутым дугам в противоположные стороны экрана.

Уходят? Чего они испугались? Я взглянул на экран, затем посмотрел в иллюминатор: кругом были звёзды – далёкие и холодные. Приглядевшись, я различил два движущихся огонька на фоне Млечного Пути. Покрутил ручки настройки. В космосе, на много тысяч километров впереди, быстро перемещались две светящиеся палочки, сливаясь со звёздами. Я прибавил увеличение так, что на экране оказалась только одна из этих палочек. Это был ракетолёт, без сомнения, Сообщества. Он летел, вытянув тело и отнеся назад острые крылья.

Попробовал связаться с ним – эфир молчит. Убегают и не отвечают на вызовы. Мне показалось это странным. Увеличил скорость. Огоньки на табло начали перемигиваться, стрелки приборов занимали места между ограничительными штрихами. Я почти машинально наблюдал за этим. Вдруг сообразил, что могу попасть в неприятную историю – не хватало мне ещё в пылу погони нарушить закрытую зону!

Я включил тормозные двигатели, набирая мощность, изменил курс и полетел обратно.

* * *

Сабуро оказался не один. Когда я вошёл в его каюту, он играл в шахматы с Сун-лином. Сун-лин, по прозвищу Мышонок, прибыл на «Орбитальную-12» из Трудового Братства и работает здесь уже около года. Один из лучших патрульных. Маленький, изящный, всегда сдержанно-спокойный. Вот и сейчас, он внимательно посмотрел на меня, всё понял без слов и молча встал.

– Ладно, Тода (так он называл Сабуро). Потом доиграем. Я вижу, у вас серьёзный разговор будет. Не стану вам мешать.

Сун-лин шагнул к двери, но я остановил его.

– Останься, Мышонок, – сказал я. – Ты нам не помешаешь. К тому же тебе это будет интересно.

Сун-лин невозмутимо сел на прежнее место, осторожно отодвинул шахматную доску. Я прошёл на середину каюты, сел в надувное кресло так, чтобы видеть сразу обоих собеседников. Выжидательно посмотрел на Сабуро. Тот поморщился, достал из нагрудного кармана комбинезона пачку бланков, молча протянул их мне. Я просмотрел бланки. Это были отчеты лаборантов-автоматов, производивших экспертизу. Ничего примечательного. Отложил их в сторону.

– Профессионально сработано! Никаких следов? – Я посмотрел на Сабуро. Тот виновато опустил глаза, как будто результаты экспертизы зависели от него.

– Неужели и на излучателе ничего?

– Понимаешь, Влад, вообще нигде ничего не удалось обнаружить! Прямо мистика какая-то!

– Никакой мистики, Белоголовый! Здесь действовал хорошо подготовленный профессионал! Ясно, что если бы Торкали покончил с собой, то на излучателе остались бы его отпечатки, но их нет! Значит, излучатель сунули ему в руку уже после смерти, чтобы сбить нас с толку. Вот только переборщили с отпечатками! Теперь у меня нет никаких сомнений в том, что мы имеем дело с убийством… Но почему сам убийца не оставил никаких следов? Этого я понять не могу!

– Может, он надел перчатки? – предположил Тадеуш и тут же отверг своё предположение: – Хотя, нет! Микроанализатор обнаружил бы содержание вещества в самых ничтожных дозах. А тут ничего – никаких микрочастиц!

– Излучатель могли обработать каким-нибудь спецсоставом, – неожиданно сказал Сун-лин, бесстрастно разглядывая шахматного коня. Он, видимо, уже давно понял, о чём идёт речь и, проанализировав все факты, нашёл единственно правильное решение.

– А ведь верно! – радостно воскликнул Сабуро. – Только после такой обработки на поверхности не останется никаких следов! Как это я не сообразил сразу? Молодец, Ли! – Тадеуш хлопнул пилота по плечу. – Тебе бы не на «Орбитальной» трудиться, а у нас, в Отделе!

Сун-лин скупо улыбнулся, продолжая вертеть в руках шахматную фигуру. Посмотрел на меня. Я молчал. Мне стало немного обидно за себя. Ведь это я не додумался до такой простой вещи, как химический спецсостав. Чтобы остановить бурные излияния Сабуро по поводу догадки Сун-лина, я строго спросил его:

– Ну, что там ещё у тебя? Что-нибудь удалось установить?

Тадеуш сразу же посерьёзнел.

– Да, Влад. Я опросил всех, кто видел вчера Торкали, общался с ним. В целом, картина вчерашнего дня прояснилась. После патрулирования Торкали около трёх часов не выходил из своей каюты (видимо, отсыпался). Более точных сведений на этот счёт получить не удалось. Около пяти он появился в кают-компании. Провёл там примерно два часа. Чем занимался? Ну… Ты же сам знаешь, что делают пилоты после патрулирования! Веселился, болтал с друзьями, флиртовал со стюардессами. Торкали был весельчаком, любил рассказывать разные истории… ну, о том, что делал на Земле до «Орбитальной», много шутил.

– Ты что, был хорошо знаком с ним?

– Нет. Это мне сказали его друзья… – Сабуро полез в свой ЭПЖ.

Я остановил его:

– Не надо. Рассказывай дальше!

– Дальше? В семь он пошёл с друзьями в видеотеку. Они что-то там такое решили переделать в телеустановке. Им не хватало каких-то микропроцессоров, и Торкали отправился на Стартовую. Там всегда у ребят полно всякой всячины. И вот тут…

– Что тут? – заговорщический тон Сабуро мне не понравился.

Тадеуш откинулся на спинку кресла, поднял указательный палец, словно призывая к вниманию.

– Вот тут-то и произошло самое важное, на мой взгляд! Как я и предполагал раньше, убийство как-то связано с этим ракетолётом из Сообщества…

– Да не тяни же! – не выдержал я. – Говори, что произошло!

– А я и говорю, – нисколько не смущаясь, продолжал Тадеуш. – На Стартовой к Торкали подошёл пассажир с того самого ракетолёта. Они вдвоём отошли в сторону и около пяти минут о чём-то беседовали.

– Кто это видел? – быстро спросил я. У меня даже дыхание перехватило от волнения.

– Рик Мертон. Он здесь в группе добровольцев. Ты должен его знать. Мертон монтировал силовые кабели в шахте лифта между третьей и четвертой палубой как раз в то время, когда Торкали и этот самый пассажир разговаривали. Там коридор кончается тупиком, и их никто не мог видеть (вполне укромное место).

– Во сколько это случилось?

– Точного времени Мертон не помнит, но говорит, что где-то около половины восьмого.

– Так! – Я быстро встал, подошёл к визиофону, набрал нужный код. Экран вспыхнул голубым светом, на нём появился дежурный по связи.

– Диспетчер Норис слушает!

– Срочно подготовьте список всех пассажиров ракетолёта, прибывшего из Сообщества 15 мая, рейсом…

Я оглянулся и вопросительно посмотрел на Сабуро.

– 112-066-Г, – подсказал тот.

– … Рейсом 112-066-Г! – Я снова повернулся к экрану. – Желательно, если это возможно, чтобы были фотографии с въездных документов… Кстати, кто инспектировал этот рейс?

– Группа Арчи Элдона, – ответил оператор, взглянув на невидимый мне экран дисплея, висевший у него над головой.

– Хорошо. Все данные передайте по коду визиофона 430—12, в каюту астронавта Тадеуша Сабуро.

– Вас понял, – кивнул диспетчер и исчез с экрана.

– А о чём говорили Торкали и этот пассажир, Мертон не слышал? – снова спросил я у Сабуро.

– К сожалению, нет. Они стояли далеко от него. Мертон видел только, как тот пассажир подошёл к Торкали и как уговаривал его несколько минут (Торкали явно не хотел вступать с ним в контакт). Потом оба отошли в этот самый тупик. Что примечательно – после разговора Торкали направился к радистам узнавать сводку «погоды» на ближайшие сутки.

– Он что, собирался лететь на Землю?

– Этого я не знаю. Но, как говорят ребята со Стартовой, Торкали вернулся к ним очень взволнованным. Он был рассеян. Ну, кое-как они доделали эту телеустановку, а в девять Торкали ушёл к себе, и больше его никто не видел…

– Во сколько наступила его смерть, эксперты установили?

– Да. По данным сканирования, приблизительно в двенадцать часов ночи, в начале первого, с разницей в двадцать минут.

– В это время на этаже, где находится каюта Торкали, никто не видел посторонних? Я имею в виду пассажиров с того самого ракетолёта.

– Нет. В это время уже все спят, конечно, за исключением дежурных.

– А раньше, когда Торкали находился с друзьями в видеотеке?

– М-м… – Сабуро в нерешительности замялся. – Точно сказать не могу…

– Так. Ясно.

На панели визиофона нервно замигал огонёк вызова. Я нажал кнопку, включая связь. Снова появился диспетчер Норис.

– Вы просили список пассажиров и фотографии?

– Да, да!

Изображение Нориса сдвинулось вправо; его место заняли строки текста из светящихся голубых букв, затем, одна за другой, прошли фотографии пассажиров. Я быстро переснял всё это на копирующий модуль, поблагодарил диспетчера и вернулся к столу.

– Ну-ка, давай сюда этого механика!

Сабуро послушно встал, вышел из каюты. Я перебирал только что отпечатанные стереоснимки, внимательно вглядываясь в лица. Сун-лин сидел молча, закинув нога на ногу. Казалось, происходящее его совсем не волновало. Сабуро вернулся минут через пятнадцать. Вместе с ним в каюту вошёл молодой, высокий парень, со светлой курчавой головой и внимательными серыми глазами; нерешительно остановился у входа.

Я осмотрел его с ног до головы, указал на кресло около стола:

– Пожалуйста!

Он поблагодарил меня кивком головы, осторожно сел, с любопытством поглядывая в сторону невозмутимо-спокойного Сун-лина. Затем вопросительно взглянул на меня.

– Я – Влад Стив, сотрудник Особого отдела Охранных Систем Общества. Пригласил вас как свидетеля по делу о смерти патрульного «Икс-84», пилота Службы «Купол» Алана Торкали. Назовите, пожалуйста, своё имя и род деятельности.

– Рик Мертон, механик аварийных систем «Орбитальной-12».

– Хорошо! Расскажите нам о том, что произошло между семью часами и половиной восьмого вечера, 15 мая 648 года Мирового Воссоединения, на стыке третьей и четвертой палуб, когда вы монтировали кабели в шахте лифта.

Мертон с готовностью кивнул.

– В это время я заметил, как к патрульному Торкали подошёл один из пассажиров ракетолёта, прибывшего из Сообщества тот день утром. Этот пассажир стал что-то быстро говорить Торкали.

– А что именно, вы не слышали?

– Нет.

– Вам не показалось, что Торкали и этот пассажир знакомы или встречались раньше?

– Нет. Я бы так не сказал. Наоборот, Торкали явно испытывал некоторую нерешительность и в первую минуту даже хотел уйти. Но пассажир настоял на своём. Этот человек был сильно взволнован и вёл себя так, словно опасался, что их разговор будет замечен кем-то посторонним.

– А вас они не видели?

– Нет. Меня вообще трудно было заметить. Дверцы кабины оказались закрытыми, и я наблюдал за ними через вентиляционную решетку… Всё вышло совершенно случайно, – словно оправдываясь, добавил Мертон.

– Да, я понимаю вас. Так значит, о чём у них шла речь, вы не слышали?

– Нет. С моей позиции это было просто невозможно. Торкали и этот пассажир стояли довольно далеко, шагах в двадцати от меня. К тому же, разговаривали они шёпотом. И потом, я и так чувствовал себя неловко, поэтому и не старался прислушиваться к их разговору.

– А кто-нибудь ещё был с ними? Вы никого не заметили?

– Нет, никого.

– Хорошо. Вы могли бы узнать того человека из Сообщества?

– Да, пожалуй.

– Вот, взгляните. Есть ли среди этих людей человек, беседовавший с Торкали? – Я разложил снимки в ряд, пододвинул их к механику. – Здесь изображены все пассажиры-мужчины того самого рейса.

Несколько минут Мертон старательно разглядывал стероснимки. Я наблюдал за ним. Наконец, он протянул мне один из снимков:

– Вот этот!

Я взял у него карточку.

– Вы уверены?

– Разумеется! У меня хорошая зрительная память, – заверил механик.

Что ж, не доверять ему у меня оснований нет. Из глубины голограммы на меня смотрел смуглый мужчина лет сорока, с едва уловимыми монголоидными чертами лица, проницательными тёмными глазами, узким подбородком и тонкогубым ртом.

Я сверился со списком пассажиров: «Тим-О-Лис – коммерческий служащий компании „Лидер“, тридцать восемь лет, женат, имеет двоих детей. На Землю прибыл по делам своей компании с целью получения патента в области космических технологий. Продолжительность командировки четыре дня». Отметки о регистрации при вылете с Гивеи, данные медицинского осмотра, перечень личных вещей – всё, как полагается у них там в Сообществе. Обычный пассажир обычного межзвёздного рейса… Что же могло связывать его с Торкали?.. Неужели это он убил нашего пилота?

– «Лидер»… Чем занимается эта компания? – Я поднял глаза на Сабуро. Тот неопределённо пожал плечами и покосился на Сун-лина.

– Насколько я знаю из сообщений их печати, – не дожидаясь вопроса, ответил Сун-лин, – сейчас они ведут разработки перспективных ракетных двигателей нового поколения. Одна из крупнейших фирм в Сообществе. Практически весь их Звёздный Флот оснащён двигателями от «Лидера». Хотя это и наше давнишнее техническое решение, патент на которое они получили почти столетие назад… Кстати, в последнее время появляются ещё и сообщения о производимых их учёными опытах, связанных с этой же фирмой, опытах по использованию мегалазеров в космическом пространстве в военных целях.

Я в задумчивости повертел в руках стереоснимок. Посмотрел на Мертона.

– Хорошо. Большое вам спасибо за помощь. Извините, что отвлекли вас от вашей работы. Вы можете идти.

Механик поднялся, попрощался с остальными и вышел.

– Ты что-нибудь понял? – Сабуро вопросительно посмотрел на меня.

– Если бы! – Я встал, прошёлся по каюте. – Ракетные заводы с Гивеи, пассажиры, ехавшие в служебную командировку оттуда же, совместные космические проекты и убийство Торкали… Что здесь может быть общего?

– Может быть, они все-таки были знакомы? – осторожно предположил Тадеуш. – Я имею в виду Торкали и этого Тим-О-Лиса.

– Ты думаешь, они сотрудничали?

Сабуро неопределённо пожал плечами.

– Ну хорошо! Мы можем смело предположить, что этот самый Тим-О-Лис мог являться агентом их спецслужб. Но что им мог передавать наш Торкали – пилот «Купола», который безвылазно находился на «Орбитальной-12» целых три года и никуда, кроме как на патрулирование, не отлучавшийся?.. Нет, возможность его связи с секретными службами Сообщества нужно исключить сразу! Человек Земли не способен на такое. Ты со мной не согласен?

Я посмотрел на Тадеуша.

– Тогда что? – упрямо спросил он.

– Не знаю… Почему его убили – вот вопрос!

– Ну, на этот вопрос как раз легко найти ответ. Чем-то он не угодил им. Возможно, хотел передать их в наши руки. Ведь зачем-то же он собирался лететь на Землю?

– Кому «им»? О ком ты говоришь, Белоголовый? – Я внимательно посмотрел на друга. Клубок загадок, обрушившихся на нас, начал меня по-настоящему раздражать. – О чём мы вообще здесь говорим?

– Чёрт возьми! Интересная история получается! Клянусь небом, интересная! – неожиданно радостно воскликнул Сун-лин.

Я посмотрел на него. Раскосые глаза пилота хитро щурились. Неужели он что-то понял во всём этом? Может быть, всё-таки связаться с Громовым? Посоветоваться? Он наверняка найдёт правильное решение… Нет, нельзя! Не удобно по каждому вопросу беспокоить старика. Нужно думать самому, искать выход из лабиринта вопросов. Иначе будет стыдно смотреть товарищам в глаза. И, как назло, нет времени для более тщательного расследования! Как всё-таки не вовремя этот спешный отъезд на Землю! Может, не лететь?..

Я взглянул на часы: без четверти три. Через полчаса улетает челночный грузовой ракетоплан «Земля – Орбитальная-12». Можно, конечно, полететь и позже, но дорога до Земли и так займёт шестнадцать суток. Будет неудобно, если я не прилечу с большим опозданием.

Я встал. Посмотрел на товарищей. Тадеуш Сабуро сидел хмурый, насупившийся; густые брови его торчали, как кустики крыжовника. Сун-лин выглядел беззаботным, сидел, закинув нога на ногу, и о чём-то думал. В тёмных глазах его светились лукавые искорки.

– Спешишь улететь? – Сабуро иронически усмехнулся.

– Да.

– А нам, значит, расхлебывать эту кашу? – Он посмотрел на Сун-лина. – Так, что ли? Не по-товарищески получается как-то. А, Влад?

Его слова меня задели.

– Ну, знаешь! Я же не по своей воле, и потом…

– Причину всегда можно найти! – отмахнулся Тадеуш.

Я не выдержал. В самом деле, что он, не понимает, что я должен лететь? Он же сам слышал мой разговор с Торреной. Я и так отложил вылет на четыре часа!

– Ошибаешься, Белоголовый! Причин я не ищу. Но в нашей с тобой работе есть такое слово – «приказ». Надеюсь, тебе оно знакомо? И не нам с тобой обсуждать приказы руководства! Поэтому через двадцать пять минут (я взглянул на часы) я должен покинуть станцию, и заниматься этим делом придётся уже тебе самому.

– Ты старший здесь, тебе виднее! – пробурчал Сабуро.

– Вот именно! Можешь запросить помощи у Центра… Или вот, хотя бы, привлеки к этому делу Мышонка! Парень он сообразительный, голова у него светлая. Суть дела он, наверное, уже понял. А если нет, то ты ему всё разъяснишь в подробностях.

– Что ж! – Сун-лин мотнул головой. – Я не прочь помочь Тоде! К тому же у меня есть кое-какие соображения на этот счёт…

– Какие соображения? – сразу же оживился я.

– Нет, Влада! Пока не скажу. Нельзя! А то всё сорвётся. У меня такая примета: если проболтаюсь раньше времени, значит, не жди удачи в деле. Ты не беспокойся, лети. Мы с Тодой обязательно во всём разберёмся и сделаем как надо.

Его самоуверенный тон заставил меня усомниться, но потом я успокоился. Может быть, и правда Сун-лин во всём разберется? Мы с Тадеушем иногда не можем понять всего, наверное, потому, что идём к решению задачи путём сопоставления аналогов – так нас учили. Это часто путает, подводит нас, ведь аналогов в реальной жизни почти нет. А Сун-лин – человек в нашем деле новый, не знающий никаких аналогов. Ему, наверное, легче будет.

– Что, пятки зудят, как домой охота? А? – усмехнулся Сабуро. – Ну, давай, давай! Беги! Только смотри, не споткнись о переборку в грузовом отсеке, а то потом придётся искать подходящее оправдание – ссадины-то сойти не успеют!

– Ладно, Тадеуш, не обижайся, – сказал я примирительно. – Вот что. Думаю, тело Торкали нужно отправить на Землю. Сообщи его родственникам… Хотя нет, я сам обо всём позабочусь. Пусть только его проводят здесь со всеми почестями.

– Хорошо. Не переживай. Всё сделаем, как положено.

Сабуро встал, протянул мне на прощание руку.

Я пожал её, кивнул Сун-лину и вышел. В каюте собрал немногочисленные личные вещи, сложил всё в пластиковый чемодан. В последний раз оглядел тесное помещение: не забыл ли чего? По старинному обычаю присел на дорогу. Уже в коридоре, идя на Стартовую, почувствовал странную лёгкость в теле. Искусственный гравитатор работал нормально, ощущение тяжести было нормальное, а я, словно на крыльях летел, при каждом новом шаге отрываясь от пола.

Э, нет, брат! Лукавишь! Не только приказ гонит тебя на Землю. Прав Сабуро, сам хочешь поскорее покинуть эту стальную скорлупу! Засиделся ты здесь, соскучился по солнцу настоящему, по ветру, по запахам земным, а не этим, синтезированным в биомассе терморегуляторной системы «Орбитальной». Прощай, теснота и мнимый космический комфорт! Скорее на Землю, на простор!

Я плотнее застегнул молнию на комбинезоне, поудобнее перехватил свой чемодан и шагнул в кабину лифта.

2

Неослабевающий ветер гудел за стенами зала, словно бы в бессильной ярости хотел сорвать каменные перекрытия, разметать их и унести с собой.

Учитель сидел напротив, прикрыв веки и не глядя на меня. Руки его спокойно лежали на коленях. Несмотря на холод, на нём было одно чёрное кимоно, которое он носил всегда и не снимал, даже ложась спать.

Клац, клац, клац…

Где-то, за пределами зала, деревянные ставни бились друг о друга, но постепенно этот звук отдалился и как будто исчез вовсе.

Здесь, на Тибете, сильные холодные ветры дуют очень часто, но сегодня ветер казался особенно необузданным и свирепым. Кругом одни горы; на много километров в округе нет ни одного жилого посёлка. Дикий, суровый край с хаосом скал, обрывов, глубоких ущелий, грохотом горных рек, несущихся в этих ущельях, и постоянных обвалов. Здесь, в этом природном заповеднике, оставленном человеком не тронутым грандиозными преобразованиями, охватившими всю планету и изменившими её облик, одиноко затерялся небольшой буддийский монастырь. Далеко отсюда, в Южной Африке было построено новое современное здание Школы Охранных Систем Общества с множеством аудиторий, лекториев, учебных центров, спортивных залов, видеотеками и даже музеем. Но курс изучения древних боевых искусств Востока проходил именно на Тибете, в заброшенном монастыре.

Когда-то здесь шла размеренная жизнь монахов, но вот уже шестьсот лет, как последний лама покинул этот монастырь и спустился в плодородную долину, прихватив с собой на память молитвенную мельницу и поклонившись всем пяти буддийским частям света.

Не известно, сколько ещё времени простоял бы так монастырь на узком горном перевале, если бы его не обнаружила одна археологическая экспедиция и не предложила использовать как музей. Музей из монастыря делать не стали ввиду его малой исторической ценности, а вот учебный центр для специальной подготовки сотрудников ОСО оборудовать решили. Место здесь оказалось подходящим для суровых испытаний духа и воли. Недаром буддийские монахи, жившие здесь, считались выносливыми и сильными людьми. Грозные горные пейзажи, заснеженные вершины настраивали на определённый лад. Красота гор была не просто созерцательной, она заставляла задумываться над сутью вещей, давала людям необходимый душевный настрой.

Советом Охранных Систем Общества была разработана специальная обучающая программа для Модулятора Случайностей. В её создании приняли участие историки и знатоки древности, отбиравшие наилучшие методики обучения рукопашному бою. Старые мастера передавали древнее искусство молодым ребятам в соответствии с древними традициями и методикой, разработанной столетия назад…

Я взглянул на учителя. Губы того шевелились. Я напряг слух. Учитель произносил ритмические фразы, смысл которых ускользал от меня:


Глиняный сосуд

Каждый гончар лепит по-своему,

Но ценность сосуда зависит от того,

Насколько глубока пустота в нём.

Наполни сосуд молоком

И ты узнаешь, даёт ли он жизнь

Или смерть притаилась на дне его.


Я старался поймать взгляд учителя, но два уголька – глаза учителя, – казалось, одновременно видели и меня, и то, что вокруг него, и даже то, что находится за пределами зала и этого монастыря. В общем-то, так и должно быть.


Ветер, несущий холод горных снегов,

Или жар пустыни не что иное,

Как пустота.

Но, наполненная яростью льва,

Пустота эта способна сокрушить скалы,

Вбирая в себя силу и твёрдость скалы.


Наконец, учитель посмотрел мне в глаза.

– Для тебя зелёный и красный цвета реальны, но для слепого они не существуют, верно?

От напряжения на лбу у меня выступили бисеринки пота. Пальцы рук и ног закоченели. Я боролся с искушением пошевелить ими.

– Я подвожу тебя к единственно правильному взгляду на вещи. Каждый предмет лишён реальности, ничто не существует само по себе. Всё в мире находится в постоянном изменении. Природа реальности в этом изменении. Процесс изменения и есть «ку» – пустота. Пустота эта означает нечто, лишённое самостоятельной реальности, процесс постоянного, взаимосвязанного изменения вещей. Познать природу реальности – значит понять постоянство этого процесса и перестать делать различия. Когда ты начинаешь различать что-то, твой мозг останавливается, и ты выпадаешь из этого мирового процесса. Думать о смерти, когда стоишь лицом к лицу со своим врагом, значит остановить свой мозг…

Я прикрыл глаза, обдумывая услышанное. Вот ради чего учитель говорил так долго! Вот главная мысль, которую следует воспринять из его слов!

– Внутри тебя должна быть пустота. Мозг твой должен быть ясен и чист, как мозг ребёнка. Ничто не должно сковывать твоего сознания, только тогда ты достигнешь просветления. Это и есть великое понятие Дзен! Если ты сумеешь достигнуть этого, тебе откроются тайные замыслы противника, и тем самым он станет заведомо слабее тебя. Ты сконцентрируешь в себе всю силу сущего и победишь врага!.. А теперь начнём урок, – коротко сказал учитель и троекратно хлопнул в ладоши.

С шумом раскрылись двери с четырёх сторон просторного зала, впуская вместе с порывами леденящего ветра четыре пары людей в красных кимоно. Учитель произнёс несколько слов, и все восемь человек угрожающе двинулись на меня.

Выжидая, я оценивал силу каждого противника. Я позволил им напасть на себя, чтобы воспользоваться их ошибками. Первый ответный удар сбил с ног сразу двоих нападавших. Не останавливаясь, в непрерывном движении, я выпрыгнул высоко вверх, оказавшись за спинами своих противников. Движение вперёд – удары нападавших вызвали лишь колыхание воздуха над моей головой. Я снова прыгнул вперёд и вверх, ударом колена повалив одного из противников. Уже коснувшись ногами пола, я тут же отбил новую атаку и отбросил нападавших в сторону.

«Не страшись силы и численности врага. Ускользай от его ударов быстрее ветра. Наноси ответные удары со стремительностью молнии», – слова учителя звучали в моей голове.

Схватка продолжалась минуту, не больше. Я вышел из неё полным победителем. Тяжело дыша, посмотрел на учителя. Тот ничего не сказал. В его глазах мелькнуло сожаление.

– Нападай! – коротко приказал он.

Я осторожно приблизился к нему. Учителю перевалило далеко за сто. На голову ниже меня, он казался совсем ветхим и слабым. Но на лёгкую победу я не рассчитывал.

Я сделал быстрый выпад. Учитель чуть шевельнул рукой, и мне пришлось отступить на несколько шагов, потирая ушибленную руку. Теперь учитель встал в очень низкую стойку, с широко расставленными ногами. Его маленькие руки, казалось, приобрели твёрдость дерева и угрожающе нацелились на меня. Я вновь бросился на него, обрушив град ударов, которые учитель отразил с удивительной лёгкостью. Захваченный схваткой, я на мгновение потерял бдительность. Сделав обманное движение вперёд, я тут же развернулся на опорной ноге, собираясь нанести ему сокрушительный удар ребром ладони в переносицу, но учитель скрестным движением рук поймал мою руку и резко рванул её вниз. Я ударил его другой рукой, но он уже упал на жёсткий ковер, оплетя ногами мои ноги, быстро повернулся на бок. Не удержавшись, я повалился на спину. Учитель мгновенно вскочил и едва коснулся пяткой моего виска, обозначая смертельный удар.

Пристыженный, я поднялся на ноги, с восхищением глядя на победителя. Он посмотрел мне в глаза. Чёрные угли вспыхнули ярким пламенем, ослепившим меня. Но через мгновение лицо учителя стало, как и прежде, непроницаемо-спокойным.

– Урок окончен, – бесстрастно произнёс мой наставник.

Я склонил голову в почтенном поклоне.


Придя в себя после отключения от Модулятора, я забрался в кабину ионного душа и с наслаждением подставил лицо прохладным струям воды. Я растягивал удовольствие, делая ионизацию всё более интенсивной, а воду всё более холодной, пока громкий окрик не оторвал меня от этого удовольствия. Выглянув из душевой кабинки, я увидел, как по проходу, скользя на мокром кафеле, идёт человек. Заметив меня, тот сделал широкий приглашающий жест, и мне пришлось завернуться в мягкое полотенце, чтобы предстать перед ним в подобающем виде. Особого подъёма настроения от встречи с посыльным я не испытывал, хотя понимал, что случилось что-то важное, иначе со мной связались бы обычным способом – по визиофону.

– Влад Стив? Оперативный сотрудник Особого отдела? Это вы? – Посыльный пристально посмотрел на меня, словно проверяя.

– Да, – кивнул я. – В чём дело?

– Вам сообщение! – Он протянул мне синюю карточку вызова в Отдел и быстро ушёл, не дав мне даже опомниться.

Я повертел в руках кусочек пластмассы и вздохнул. Ну вот, снова срочное задание!

3

Учебный центр, в котором я проходил курс спецподготовки, находилась в Австрало-Азиатском жилом поясе, в Северной зоне, и дорога до Города отняла у меня больше трёх часов. Сидя в поезде магнитной дороги, у окна, протянувшегося во всю длину вагона, я старался понять, что могло послужить причиной столь срочного вызова меня в Город. Не прошло ещё и двух недель, как я вернулся с «Орбитальной» и был направлен на трёхмесячный курс повышения квалификации, проводившийся раз в два года, и вот Громов отзывает меня назад. Что могло произойти? Что могло заставить начальника Особого отдела, очень дотошного в вопросах профессиональной подготовки сотрудников, изменить своему принципу. Глядя на голубой туман, плывший по выпуклой поверхности оконного стекла, я обдумывал возможные причины столь необычного поведения Громова и всё больше склонялся к мысли о чрезвычайной серьёзности случившегося. Сейчас, после того, как Сида Новака назначили начальником Биологической защиты на Терре, далеко от Земли, я стал для Громова «сотрудником номер один», как шутили ребята в Отделе. Ведь ни для кого не было секретом то, что Громов ценил Сида и справедливо считал его лучшим оперативным сотрудником среди нас. Да и сам Громов не скрывал этого, хотя никогда не делал для Сида никаких отличий или скидок. Скорее даже наоборот, он был с ним более строг и требователен, чем с остальными ребятами.

Теперь, когда Сид на Терре, «сотрудником номер один» в глазах Громова стал я. Трудно сказать, что я испытывал от этого своеобразного назначения. Радость?.. Гордость?.. Нет, скорее чувство огромной ответственности, а ответственность – очень тяжелая ноша! Неожиданно мне в голову пришла новая мысль: «А что же должен был испытывать в своё время сам Сид, находясь в моём нынешнем положении?».

Эх, Сид, Сид! Старый дружище! Перед его отлётом мы даже не смогли по-настоящему попрощаться – я находился на другом конце планеты (на одном из титановых рудников у побережья Южной Америки произошла авария: в результате обвала под тысячетонным слоем породы было заживо погребено несколько сотен человек). Работая в спасательной команде, я не смог приехать, чтобы проводить друга в дальний путь: прощались мы по визиофону. Я считал себя виноватым перед ним, но больше всего перед его женой Светланой. В чём-то я даже завидовал ей, ведь она понимала своего любимого так, как его не понимал никто другой…

За окном вагона проносились бескрайние степи – поезд мчался по просторам Туранской низменности, и ветер, поднимавшийся от стремительного движения вагонов, широкими волнами разводил высокую серебристую траву, которой густо поросла степь. Горевшие тусклым гранатовым огнём маяки системы оповещения Дороги мелькали неуловимыми метеорами, почти не задерживаясь на сетчатке глаз. Бесшумное и плавное скольжение поезда убаюкивало и успокаивало, а мягкое тело глубокого кресла, покрытое тёплой искусственной кожей, услужливо поддерживало меня, чутко реагируя на каждое моё движение.

Острое ощущение чьего-то пристального взгляда отвлекло меня от воспоминаний. Приобретенное в длительных тренировках искусство видеть невидимое – харагей – не могло обмануть меня. Слегка повернув голову вправо, я встретился взглядом с совсем ещё юной девушкой, сидевшей в боковом ряду кресел. Тёмные волосы её, круто вьющиеся на затылке, трепал ветер, врывавшийся в приоткрытое окно. В серых глазах прекрасной незнакомки застыло любопытство. Через минуту я понял, чем привлёк её внимание: на мне был лиловый мундир. Я не стал переодеваться, а в учебном центре все ходили именно так. Всё же нужно было переодеться. В обычной жизни так никто не ходит. Мысленно усмехнувшись, я снова посмотрел на девушку. Губы маленького рта юной женщины дрогнули в сдержанной усмешке. Она ещё раз пристально посмотрела мне в глаза и отвернулась к окну, устремив задумчивый взгляд в бескрайнюю степную даль.

«Теперь мы с тобой имеем право носить эти мундиры с золотыми лебедями в петлицах всегда!» – пришли на память слова Сида в день окончания Школы ОСО.

Святое небо! Сколько же с тех пор прошло времени? Шесть?.. Да, шесть лет! Как же давно это было! Прошли годы юности, остались одни воспоминания. Жизнь стремительно и неукротимо летит вперёд, и нельзя вернуться назад по Реке Времени, чтобы прожить снова неповторимые мгновения молодости. Как нельзя вернуться к началу становления Трудового Братства шесть веков назад. Войны, после Мирового Воссоединения, канули в прошлое, и люди приступили к грандиозным преобразованиям своей жизни, к строительству всепланетного бесклассового общества. Но старое не сдавалось без боя, оно проявлялось и в новой жизни в самых невероятных формах. У человечества тогда ещё не существовало тех замечательных воспитательных школ, без которых теперь немыслима жизнь в Трудовом Братстве. Тончайшая, требующая огромной затраты сил, воспитательная работа по формированию нового человека только-только начиналась. Должно было смениться не одно поколение землян, прежде чем самодисциплина и ответственность людей достигнут уровня высокоразвитой цивилизации, устремлённой на просторы Дальнего Космоса.

Именно в этот сложный исторический период и создавались Охранные Системы Общества. Им в обязанности вменялась охрана нарождающегося ростка новой жизни от любых проявлений прежней неустроенной жизни, наполненной распрями и войнами, разрозненностью народов и неустроенностью планеты. В наследство человечеству достался разрушенный последней мировой войной и всепланетной катастрофой мир, на восстановление которого ушло девять долгих веков. На этом пути было всё: и конфликты с проявлениями закостенелого старого мировоззрения, и вооружённые столкновения с группами психически нездоровых людей, которые не видели новых путей в будущее и отчаянно тянули человечество назад, в пропасть беззакония и анархии. Коммунарское движение тогда смогло противопоставить им сплочённые силы, взявшие на вооружение жестокий, но справедливый закон немедленного воздаяния за любое зло – Третий закон Трудового Братства. Так добро, обретшее силу, смогло постоять за себя и взять верх в той давнишней битве за становление справедливого социального устройства на Земле. Теперь оружие в деятельности Охранных Систем применялось крайне редко, в исключительных случаях, и то лишь с элетрошоковыми пулями, не способными причинить серьёзного вреда здоровью людей или животных. Поэтому в повседневной земной жизни это оружие воспринималось всеми, как музейная редкость. Видя его, люди пытались понять, зачем нужны эти диковинные металлические штуки, когда-то призванные убивать, в мире, где все люди стали братьями?..

«И все же, как та девушка похожа на Таню!» – подумал я, отвлекаясь от своих размышлений. Я снова взглянул в сторону своей спутницы. Та сидела в свободной позе, откинувшись и расслабившись в уютной глубине кресла, устремив задумчивый взгляд за окно вагона. Казалось, ничто окружающее не существовало сейчас для неё. Я всматривался в лицо этой девушки, ища в нём сходство с Таниным лицом… Нет, конечно, полного сходства не было: лишь отдельные, едва уловимые черты делали их немного похожими, в остальном же обе были совершенно разными. Наверное, мне только показалось, от долгой разлуки и оттого, что я постоянно думаю о Тане. После нашей встречи два года назад в каждом красивом женском лице мне теперь видится лицо Тани. Вот и сейчас я, казалось бы, думаю о вызове Громова, а на самом деле из головы не выходит Таня. Ведь она ещё ничего не знает о моём возвращении на Землю.

Как я хочу окунуться в её глаза и забыть обо всём! В эти удивительные, загадочные глаза, не похожие ни на одни глаза в мире: то зеленоватые, как морская вода в ясную погоду; то прозрачно-голубые, как бесконечно-высокое небо; то серые и чистые, вспыхивающие красными огоньками. Веселые, грустные, задумчивые, тревожные, требовательные и ласковые – мои дорогие глаза! Взгляд этих глаз однажды, раз и навсегда, перевернул всё в моей жизни, заставил взглянуть на окружающий мир по-новому. Всё, что раньше казалось таким важным и всеобъемлющим, теперь отошло на второй план, уступило место ей, которую я искал всю свою жизнь и, наконец, нашёл!

4

Было двенадцать часов дня, когда я вошёл в вестибюль Совета ОСО. В здании, как всегда, царило оживление, сразу же настраивавшее на определённый лад. Взбежав по широкой лестнице и здороваясь со встречными сотрудниками в лиловой и голубой форме, я направился к кабине лифта, вознёсшего меня по наружной галерее на несколько этажей над площадью Совета.

Едва раскрыв дверь кабинета, где обычно работал Громовов, я понял, что начальник Особого отдела провёл сегодняшнюю ночь на своём рабочем месте. Рамы окна оказались раскрыты настежь; лампы на потолке горели, хотя в их скудном свете уже не было никакой необходимости – солнечные лучи радостным потоком устремлялись в комнату, золотя оптические шторы, сдвинутые вправо; заставляли ослепительно блестеть полированные шкафы и столы.

В кресле напротив окна сидел очень плотный человек, чем-то напоминавший добродушного медведя. Тёмная, почти чёрная, кожа его с лиловатым оттенком блестела на солнце подстать полировке шкафов; взгляд больших круглых глаз блуждал по экрану ЭПЖ, лежащему перед ним на столе, явно не видя текста, проходящего по нему, – судя по всему, занимался этим человек уже не первый час. Голубоватые белки его глаз слегка покраснели от напряжения бессонной ночи. Сам Громов выглядел не лучше и беспокойно шагал по кабинету – от окна к шкафу и обратно.

Прекрасно зная начальника Особого отдела, я сразу же понял: случилось что-то чрезвычайное, из ряда вон выходящее, иначе бы Громов не был так взволнован. Видя, что ни он, ни негр, сидящий в кресле, не заметили моего появления, я громко откашлялся. Громов сразу же остановился и обернулся в мою сторону. С минуту он внимательно изучал моё лицо, словно ища в нём каких-то перемен; затем, кивком головы, поздоровался и указал на кресло напротив чернокожего гиганта. Я послушно сел. Волнение начальника Особого отдела начало передаваться и мне.

Длинные, худые руки Громова оперлись о стол; голова, торчащая из плеч на тонкой шее, склонилась вперёд; глаза смотрели пронзительно и требовательно. Сейчас он стал похож на старого, потрёпанного ветрами и временем орла, взгромоздившегося на горной вершине. Через минуту Громов устало вздохнул, опустился в кресло и произнёс рассеянно, как будто речь шла о чём-то малозначительном:

– Влад! Познакомься. Это председатель Совета ОСО Бехайлу Менгеша. Ты, видимо, много наслышан о нём?..

Я удивлённо посмотрел на Громова. Это что шутка? Вёл он себя, по крайней мере, странно. Как я мог не знать Менгешу, с которым мне не раз приходилось сталкиваться по работе? Тем более странным показалось мне и поведение самого председателя Совета ОСО, который сделал вид, что мы с ним действительно не знакомы. Это меня озадачило и насторожило.

– Вот, полюбуйся! – Громов небрежно и, как мне показалось, брезгливо бросил на стол объёмистый печатный журнал в глянцевой обложке. Я сразу понял, что имею дело с изданием из Сообщества. В Трудовом Братстве подобные журналы, с нанесенным на бумагу краской текстом, можно было увидеть теперь разве что только в музеях. Судя по надписи на обложке, это был центральный печатный орган правительства Сообщества, именовавшийся не иначе, как «Звёздный Орёл». Пока я изучал содержание первых страниц, покрытых убористым текстом из замысловатых иероглифов, Громов стоял рядом и нетерпеливо вертел в руках карандаш. Менгеша делал вид, что не обращает на происходящее никакого внимания, сосредоточенно разглядывая свои ногти. Наконец, я нашёл нужную страницу. Название статьи было выделено жирным шрифтом и гласило: «Путь к звёздам – единственное спасение для Сообщества от перенаселения».

Ого! Это что-то новенькое! Во всю страницу распростёрлось изображение обнаженной девицы на фоне звёзд Млечного Пути. Судя по всему, это символизировало то самое устремление гивейцев к звёздам. Я стал внимательно вчитываться в заметку, но уже через пару десятков строк понял, почему именно эта статья так заинтересовала Громова. На память сразу же пришли события двухлетней давности. Тогда патруль Трудового Братства с «Орбитальной-12», работавший по заданию Службы «Купол», подвергся нападению военных ракетопланов Сообщества в Договорной зоне. В этой стычке погиб один из наших патрульных – «Икс-43». Это происшествие оставалось на слуху у каждого жителя Земли и обитателей звёздных колоний Трудового Братства последнее время. Ракетопланы Сообщества вероломно нарушили границу пространства, отведённого по Договору Мирового Воссоединения под зону бессрочного пользования Сообществом, и патрульные Трудового Братства, получившие предупреждение с Базы, имели полное право задержать нарушителей и сопроводить их восвояси. Что они и пытались сделать!

Патрульный «Икс-43» по радио объявил ракетопланы Сообщества задержанными и отдал приказ выстроиться по хвосту головного корабля в колонну. В ответ один из кораблей-нарушителей открыл огонь. Пилоты с патрульных «Икс-42» и «Икс-41», наблюдавшие за всем происходящим со стороны, впоследствии рассказывали, что патрульный корабль «Икс-43» перестал существовать буквально у них на глазах, превратившись в сгусток белой плазмы в ореоле ярчайших искр.

Весть о трагедии облетела все уголки космоса, где успели поселиться люди Земли, создавая новые колонии. Всеобщим Народным Советом назначена авторитетная комиссия, которая установила, что против патрульных Трудового Братства применили новое секретное оружие, обладающее огромной разрушительной силой. По оценкам комиссии, это оружие было способно уничтожить любые защитные поля наших кораблей, расщепляя вещество на молекулярном уровне.

Данные о том, что учёные Сообщества занимаются тайными разработками нового вида оружия, давно просачивались в Трудовое Братство, и вот трагический случай, как будто подтвердивший эти опасения. Всё это являлось грубейшим нарушением Договора, но неопровержимых доказательств у комиссии тогда не оказалось, и Сообществу удалось замять конфликт. И вот теперь я читаю статью, в которой явно просматривается прямой призыв к повторению событий двухлетней давности, только в ещё более широких масштабах.

Внимание моё привлекла строка (Громов выделил её красным карандашом): «… В настоящее время у Сообщества появились новые возможности проникновения в Глубокий космос, поддержанные нашими учёными и позволяющие нам перейти на совершенно иной этап своего развития». Скорее всего, это была главная мысль, из которой Громов делал свои логические заключения.

– Тебе ничего не напоминает эта статья? – спросил он, внимательно наблюдая за мной.

– «Хартумский конфликт»? – Я поднял на него глаза.

– Вот именно! Если помнишь, там было подозрение на применение Сообществом нового оружия? Доказать тогда ничего не удалось, и инцидент как будто бы замяли. И вот опять недвусмысленное напоминание… – Громов взял у меня журнал и, близоруко щурясь, прочёл: – «… появились новые возможности проникновения в Глубокий космос, поддержанные нашими учёными…». Разве не понятно, о каких возможностях идет речь? – Громов испытующе посмотрел на меня.

Я не спешил с выводами, пытаясь продумать все возможные варианты.

– А если это только ловушка? – Я посмотрел прямо ему в глаза. – Сообщество только и ищет предлог, чтобы пересмотреть Договор и отодвинуть закрытую зону как можно дальше.

Громов удручённо опустил глаза. Видимо, он ждал от меня поддержки.

– О пересмотре Договора не может быть и речи! – твёрдо отрезал Менгеша.

– Во всяком случае, статья не может служить веским доказательством для какого бы то ни было заявления, особенно официального, – поспешно добавил я.

– Выступать с официальным заявлением пока ещё рано, – сказал председатель Совета ОСО, задумчиво глядя на полированную поверхность стола.

– Именно поэтому мы и вызвали тебя! – вставил Громов, и глаза его снова заблестели; взгляд стал твёрдым. – Тебе придётся вылететь в Сообщество незамедлительно и любой ценой добыть официальные документы, подтверждающие наши опасения!

Я даже привстал от неожиданности. Не давая мне опомниться, в разговор снова вступил Менгеша:

– Иван Вениаминович предложил вашу кандидатуру как самую подходящую, и я не стал возражать. Признаться, я много наслышан о вас хорошего. – Он дружелюбно улыбнулся мне.

Я моргал глазами. Вот это да! Невнятно проговорил:

– Иван Вениаминович!..

– Влад! – Громов положил руку мне на плечо. Взгляд его стал необычно жёстким. – Не мне тебе объяснять всю важность подобного задания. На карту поставлена судьба Трудового Братства – жизни многих миллионов и миллионов людей! Будут ли они живы и счастливы завтра, зависит теперь от нас с тобой… – Он помолчал. – Посуди сам, кроме тебя послать мне сейчас некого. Только ты один сможешь проделать всё с ювелирной точностью. Языком Сообщества ты владеешь в совершенстве, профессиональная подготовка у тебя – высший класс!

Громов покосился на Менгешу и уже более мягко добавил:

– Надо, Влад! Понимаю, что не вправе приказывать тебе, но надо! – Он улыбнулся, и лицо его сразу стало добрым и немного жалобным.

– Сколько времени вам понадобится на подготовку? – вмешался Менгеша.

– Неделя, – подумав, сказал я.

На лице Менгеши появилась детская обида. Он посмотрел на Громова.

– Три дня! – спокойно сказал тот, глядя мне в глаза. – День на изучение всех необходимых материалов, день – проститься с родственниками и день на инструктаж и подготовку внешности.

Громов подошёл к столу, достал из ящика несколько кремниевых мемонограмм, протянул их мне:

– Вот. Это материалы по «Хартумскому конфликту» – всё, что может понадобиться тебе. Остальное найдёшь в библиотеке Совета или запросишь в Информационном Центре Трудового Братства.

Я взял тонкие кремниевые колечки, повертел их в руках.

– Когда хочешь начать? – лицо Громова снова стало добрым и чуточку растерянным.

Я пожал плечами.

– Прямо сейчас.

– Добро! – Громов кивнул. – Последние инструкции получишь лично от меня перед самым отлётом… – Он оглянулся, словно искал что-то глазами. Снова посмотрел на меня. – Ну, ладно. Иди!

Я взглянул на него и впервые увидел, как сильно он постарел за последние два года: волосы совсем седые; в уголках глаз скрылось множество морщин; глубокие складки легли на щеках. Мне стало невыносимо жалко его. Отдавая всего себя работе, Громов не мог даже обновить свой организм, чтобы вернуть ему ушедшую молодость, – на это у него просто не оставалось времени. А ведь ему уже далеко за сто!

Не желая выдавать своих чувств, я встал и поспешил уйти.

5

Читальный зал библиотеки Совета ОСО был полон народа. Длинные стеллажи с визиозаписями и старыми книгами протянулись вдоль стен, а между ними были расставлены небольшие столики для посетителей с информационными дисплеями. Хрустально-прозрачный потолок зала не задерживал солнечного света, и могучий поток его обрушивался сверху на головы многочисленных читателей. Бесшумно работали кондиционеры, вызывая заметное движение воздуха.

Я огляделся и, выбрав столик у одного из стеллажей, уселся в глубокое кресло, положив пальцы на кнопки клавиатуры. Странно, но почему-то несколько минут я не решался заглянуть в содержимое мемонограмм, отданных мне Громовым, словно боялся скрытых в них документов. Сидел, подперев кулаками голову, и смотрел на серую поверхность экрана дисплея, хранившую таинственное молчание. Наконец, пересилив себя, вставил одну из мемонограмм в приёмное устройство и щёлкнул клавишей пуска. Внутри оказалось несколько стереоснимков, подшивка печатных газет, издававшихся в Сообществе, и страницы печатного текста. Пропустив фотографии и газеты, я принялся изучать документы.

Первым шёл протокол следственной комиссии от 26 августа 646 года Мирового Воссоединения. Комиссия изучала обстоятельства гибели пилота патрульного ракетоплана «Икс-43». В качестве свидетелей были вызваны пилоты патрульных «Икс-41» и «Икс-42»: Эд Руцкий и Иан Сайко. Как указывалось в пояснительной записке, Иан Сайко, на момент работы комиссии, страдал обсессивно-компульсивным расстройством психики и находился на излечении в специализированной клинике. Поэтому показания давал только Руцкий.


«Протокол допроса пилота первого класса Звездного Флота Трудового Братства Эда Руцкого от 26 августа 646 года Мирового Воссоединения.


Комиссия. Расскажите подробно о том, что произошло 23 августа в 13 часов 00 минут.

Руцкий. Вылетев на орбиту точно в срок, мы патрулировали около часа без особых происшествий. В 12.30 с Базы пришло сообщение о нарушении Договорной зоны со стороны квадрата четыре и распоряжение немедленно следовать в этот квадрат. А ещё спустя десять минут «головной» передал по радио, что наблюдает смещение пульсирующего поля радара…

Комиссия. Простите, «головной» – это патрульный «Икс-43»?

Руцкий. Да. Головным был Стефан Мич. Я вслушался в дополнительный фон: никаких признаков нарушения не было. Тут же сообщил «сорок третьему» о своих наблюдениях, но он упорно настаивал на том, что видит яркую точку у края пульсирующего поля. Примерно в 12.43 пришло сообщение от «сорок второго»: «Вижу нарушителя. Отзыв „свой-чужой“ молчит. Что предпринять?». Только тут я заметил яркую точку на экране. Через несколько секунд рядом с первой появилась вторая точка. Потом третья, четвертая, пятая. И почти сразу пришла команда с «Икс-43»: излучатели правого борта к бою!

Комиссия. Были ли действия нарушителей враждебными по отношению к вам? Почему патрульный «Икс-43» отдал такой приказ?

Руцкий. Без сомнения, они действовали враждебно! Это следовало из того, что нарушители находились в Зоне без разрешения и приближались без предупреждения, не отзываясь на наши запросы. Через несколько секунд после того, как «сорок третий» отдал приказ готовить излучатели, все пять кораблей рассыпались веером, явно готовясь к атаке. Я спросил «сорок третьего» по дисплею: «Что будем делать? Может быть, дать предупредительный выстрел?». Стефан Мич возразил так же по дисплею: «Рано! Предложим им следовать за нами. Они в закрытой зоне. Нужно узнать, есть ли у них разрешение». Я услышал щелчок в наушниках шлемофона: «сорок третий» включил внешнюю связь. Я последовал его примеру: щелкнул проверочным тумблером – индикатор ритмично пульсирует, значит, они нас слышат…

Комиссия. Что произошло дальше?

Руцкий. Через лобовое стекло я следил за «сорок третьим», который шёл параллельным курсом. Вдруг что-то случилось… Вначале я даже не понял, что именно. Мне показалось, что пространство вокруг стало совсем белым, звёзды куда-то исчезли. Я был ослеплён. Посмотрел в сторону «головного». Там сиял огромный шар белого огня. От шара в разные стороны расходились волны очень яркого голубого света, совсем, как круги на воде! Одна такая «волна» достигла меня через пару мгновений… Я почувствовал сильнейший удар, словно тело моё разрывает чья-то неведомая сила. Даже не успел включить защитное поле…

Комиссия. Защитное поле вряд ли помогло бы вам. По данным наших экспертов, мощность излучения в тот момент была такова, что ни одно защитное поле, используемое на Земле, не смогло бы остановить его разрушающей силы.

Руцкий. Возможно… Тогда я об этом не задумывался. В глазах потемнело, меня тошнило, как на предельных перегрузках; всё вокруг плыло, а потом исчезло вовсе… Всё. Больше ничего не помню!

Комиссия. Скажите, Мич успел предложить нарушителям следовать за собой или же все произошло раньше?

Руцкий. Извините, у меня очень болит голова. Я хотел бы прерваться и покинуть комиссию.

Комиссия. Ответьте только: да или нет?

Руцкий. Нет».


На этом протокол заседания следственной комиссии заканчивался. К протоколу прилагалось официальное заключение научной экспертизы, проводившей структурный и молекулярный анализы обшивки ракетопланов «Икс-42» и «Икс-41», а также медицинское освидетельствование обоих пилотов. Из последнего следовало, что под воздействием жёсткого излучения у них наблюдаются обширные поражения спинного мозга, повлекшие за собой нарушения работы центральной нервной системы. Это особенно сильно врезалось мне в память.

Я снова вызвал на экран фотографии. Почти интуитивно узнал Руцкого: тёмноволосый, сероглазый, с плотно сжатыми губами на волевом лице. Он совсем не походил на невменяемого истерика, каким его пыталась изобразить печать Сообщества. На другом снимке широко улыбался курчавый блондин – Иан Сайко. Трудно поверить, что этот жизнерадостный парень теперь находится в психоневрологической лечебнице и врачи не могут дать гарантии, что он поправиться в ближайшее время. Всё это я узнал из записей с сообщениями Трудового Братства о случившейся катастрофе. Здесь же было официальное заявление Совета Охранных Систем Общества, в котором подчеркивалось, что Трудовое Братство не считает повинным во всём случившемся народ Гивеи, что вся полнота ответственности ложится на правителей Сообщества – «С народом Сообщества нас связывают общие исторические корни, в нас течёт кровь наших общих предков».

Эта мысль заинтересовала меня. Отложив в сторону мемонограммы Громова, я набрал код Информационного Центра, и через секунду передо мной начала разворачиваться история Мирового Воссоединения и возникновения Сообщества…

Земля вначале двадцать первого столетия представляла собой безрадостную картину. Общество, царившее на ней, останется в памяти людей, как самое продажное и безнравственное за всю историю человечества. Во главе его стояла корпаратократия – небольшая группа людей, возглавлявших самые крупные корпорации мира – основным желанием которой была максимизация своей прибыли. При этом, корпаратократия нисколько не заботилась ни об обществе, ни об окружающей среде. Её представители всеми силами стремились к тому, чтобы установить на Земле монопольный мир, основанный не на ценности человеческой жизни и социальном равенстве людей, а на финансовой мощи корпораций, обогащающей избранные единицы и ввергающей в обнищание миллиарды. Всё это делалось с помощью втягивания в долги целых государств, путём взятничества и политического шантажа, а так же свержения неугодных режимов и правительств, уничтожением национальных экономик.

Корпоративно-империалистическая экспансия расползалась по Земле, нещадно эксплуатируя народы, пока к концу второго десятилетия двадцать первого века в одночасье не рухнула вся мировая финансовая система, основанная на извлечении сверхприбыли, власти денег и дефиците морали. Это обрушение привело к ещё большему обнищанию основной массы населения Земли, голоду и повсеместным стихийным вспышкам неповиновения и протеста, продолжавшимся следующие восемнадцать лет.

Самая экономически мощная к тому времени держава, стоявшая во главе глобального капиталистического империализма – Североамериканские соединённые штаты – постепенно превратилась в империю фашистского толка. Склонность к доминирующей философии и религии, когда шовинистические амбиции Америки рождали в её правителях стремление к мировому господству, навязывание американскому народу представлений о его полной и безоговорочной исключительности было не чем иным, как первыми признаками зарождающегося фашизма. Американская промышленность к этому времени по своей сути уже являлась институтом фашизма. Мнимая демократия и свобода выбора представляли собой фетиш, необходимый корпаратократии, чтобы выдвигать во власть своих ставленников, основной задачей которых являлось сохранение незыблемости и неприкосновенности существующей финансовой системы.

На деле же всё оборачивалось тотальной слежкой, превращением людей в экономических рабов и беспощадным уничтожением инакомыслящих. И вот теперь на волне всеобщего недовольства и повальной нехватки самого необходимого, на фоне истощения природных ресурсов планеты всё чаще происходили конфликты между различными авторитарными режимами, правившими с обеих сторон океана. Чтобы отвлечь свой народ от внутренних проблем, правителям таких режимов необходимо было находить внешние угрозы, а как следствие шло постоянное развязывание локальных военных конфликтов на территориях чужих суверенных государств. Но на этот раз случился не какой-то локальный конфликт. Произошло самое страшное, что только могло случиться – вспыхнула последняя в истории человечества война – Битва Мары, как впоследствии назвали её выжившие потомки.

Кто был повинен в развязывании этой последней мировой войны так и осталось для современных историков неясным. Были подозрения, что конфликт начала одна крупная азиатская держава, правители которой превратили свою страну, доставшуюся им в наследство от некогда сильной и богатой империи, в сырьевой придаток Западной цивилизации. Эта страна с древней историей, из-за амбиций кучки недальновидных политиков и алчности местных богачей почти полностью лишилась и передовой промышленности, и науки, а её народ был обречён на нищету и голод. Хотя в мире к этому времени уже не существовало антагонистических экономических систем, а прежние идеологические противоречия ушли в прошлое, вместо добрососедства и мирного сотрудничества, противоборство между Западом и Востоком вышло на новый уровень.

По имеющимся в архивах Трудового Братства источникам, последний глобальный конфликт начался со стремительного вторжения на территорию Западной Европы армий с Востока, после чего был нанесён ответный удар по военным объектам нападавшей стороны. Несколько точечных ракетных ударов позволили армиям Запада перейти границы противника, у которого на тот момент всё ещё имелся самый большой в мире потенциал ядерного оружия. Поэтому ответный удар не заставил себя ждать – мощнейшие водородные бомбы были запущены с точек морского базирования и поразили зоны с опасными геофизическими условиями на территории Северной Америки. Их взрывы привели к катастрофическим последствиям: природные катаклизмы захлестнули планету; разбуженная, невиданная доселе, вулканическая активность породила сонм ужасающих разрушительных ураганов и цунами, пронесшихся по всем континентам. Потоки лавы, ураганные ветра и многокилометровые столбы воды сметали с лица Земли города и целые государства. Многие прибрежные территории и острова спустя короткое время оказались на дне океанов.

Всё это происходило накануне космической катастрофы постигшей спустя некоторое время Землю – тринадцатого апреля тридцать шестого года на нашу планету упал астероид Апофис. Линия удара грандиозного космического тела прошла через Тихий океан и Центральную Америку, захватив побережье Флориды. В результате образовалась воронка глубиной в три километра и шириной в восемь километров. Вращение Земли замедлилось на три часа, магнитосфера на время исчезла, а северное сияние стало появляться над экватором. Ужаснее всего было то, что это падение привело к катастрофическим подвижкам земной коры – она проскользнула, как кожура апельсина вокруг мягкой сердцевины. Континенты сместились на пятнадцать градусов, породив мощнейшие магнитные бури, землетрясения и новые извержения вулканов по всей планете. В результате перемещения земной коры, северный полюс переместился в Гренландию. В полярных областях оказались почти вся территория Северной Америки, Северная Европа и часть Австралии. Многометровые толщи льда сковали эти области суровыми ледниками. И, наоборот, полярные и тундровые районы Сибири, Северный ледовитый океан и часть Антарктиды переместились в умеренные широты, вызвав тем самым новое интенсивное таяние полярных льдов, что привело к ещё большему подъёму уровня мирового океана…

Прежний мир перестал существовать. Немногим народам удалось тогда пережить эту страшную катастрофу. Ещё за несколько лет до начала глобального конфликта, часть населения отдельных государств эвакуировалось в глубь территории России, укрывшись на просторах Западной Сибири, в Северной Африке, а так же Южной и Восточной Азии. Сюда были перемещены все основные научные институты и лаборатории, весь цвет научной мысли этих стран и основные промышленные производства. Спустя восемьдесят лет после катастрофы на этих территориях сообщество объединившихся народов начало создавать новый цивилизованный мир, в котором не было места деньгам и экономическому рабству. Появились несколько больших коммун, объединивших выживших на пути к новому будущему. Коммунарский мир основывался на равноправии рас, а впоследствии и на высокотехнологичной и ресурсоориентированной экономике. Но прежде все усилия коммунаров были направлены на возрождение родной Земли, очистку её от последствий ядерного конфликта и глобальных потрясений, на преображение нашей планеты.

Это оказался воистину грандиозный труд, с каким люди ещё никогда не сталкивалось прежде. На создание нового мира ушло девять веков новой истории. Именно в этот период все народы стали трудиться вместе на благо всего человечества, без необходимости служить и подчинятся. Когда деньги исчезли со сцены, когда люди стали жить без экономического рабства, долгов и торговли, у них появилась совершенно иная мотивация. Исчезла общественная стратификация, технический элитаризм и все остальные виды элит стёрлись с лица Земли. Статус перестал иметь значение, он просто исчез. Развитие и повсеместное применение сохранившихся технологий, масштабные научные исследования, применение новых видов энергии, а как следствие прекращение уничтожения окружающей среды (требовавшей глобального восстановления) дали людям возможность удовлетворить все жизненные потребности, что привело в начале новой эры к столь долгожданному изобилию. Человек стал получать удовлетворение от познания, от творчества и самореализации. Перед ним открылись новые горизонты – Луна, планеты, звёзды. Главной заботой общества теперь стало умственное развитие каждого человека, его мотивация к достижению максимального потенциала, потому что чем умнее становились люди, тем богаче становился мир в целом. И вот, наконец, наступил момент, получивший в дальнейшем во всех учебниках истории название Мирового Воссоединения, объединившего народы Земли в едином и могучем Трудовом Братстве. Это величайшее событие произошло более шестисот лет назад, и теперь об этом мы можем судить только по книгам и старинным фильмам. Но от этого грандиозность исторических перемен тех давних лет, их трагизм и радость не меркнут в глазах современных людей Трудового Братства…

Не всё шло так гладко, как может показаться теперь. В исторических хрониках осталась память о трагедии, которая разыгралась в самом начале общего пути. Тогда, четвертого сентября шестого года Новой Эры многочисленный отряд безумствующих отщепенцев – выходцев из прежнего мира, островки которого всё ещё существовали на Земле – вторгся на территорию одной из коммун, принеся смерти тысячам безвинных людей. Так эти безумцы хотели запугать человечество, освободившееся от вековых оков страха, посеять панику, насадить свой террор и вернуть прежний мир. Но они ошиблись в своих расчётах. Объединённое человечество сумело противопоставить убийцам свою волю и веру в счастливое будущее. Мятеж был подавлен. Перед Мировым Судом выжившие злодеи предстали, моля о пощаде и прощении. Но приговор Суда оказался суров и однозначен – вечное изгнание с Земли! Именно в этот день были созданы Охранные Системы Общества – бдительные глаза человечества, зорко следящие за спокойствием и неприкосновенностью людей Земли в любом уголке Вселенной.

Четыре автоматически пилотируемых корабля с двумя тысячами мятежников были выведены на орбиту Земли и отправлены к небольшой красной звезде, тускло мерцавшей на небе Южного полушария. Давно было известно, что «Ближайшая» обладала планетной системой, с условиями пригодными для выживания человека. Тогда ещё не существовало современных технологий передвижения в пространстве, и путь до цели занял около двадцати земных лет. Доберутся ли изгнанники живыми до своей цели, смогут ли посадить корабли на одной из планет «Ближайшей» этого никто тогда не знал. Да и судьба преступников мало тогда кого волновала. Слишком страшными стали их злодеяния, чтобы теперь заботится об их благополучии. Трудовое Братство постаралось поскорее забыть о тех, кого когда-то изгнало с родной планеты. Тем не менее, космические корабли снабдили всем необходимым для выживания в новом мире. Изгнанникам даже дали оружие. Когда же три крохотные звёздочки растаяли на экранах следящих устройств, люди Земли вздохнули с облегчением…

Но не прав тот, кто надеется вычеркнуть из памяти целые периоды своей истории, какими бы трагическими и ужасными не были они. Изгоняя со своей планеты безжалостных убийц, человечество надеялось обмануть свою память, но всё оказалось тщетным. Спустя два века три ракетоплана Земли взяли курс на систему «Ближайшей». Уже были изобретены новые классы космических кораблей, способных передвигаться по границе нуль-пространства и гигантскими скачками преодолевать огромные пространства Вселенной за короткие промежутки времени. На этот раз путь до планет системы «Ближайшей» занял всего несколько суток. Отправленные решением Всеобщего Народного Совета, корабли несли всевозможные грузы и продовольствие для тех, кого изгнали с Земли двести лет назад. Весь короткий путь через звёзды экипажи ракетопланов провели в тревожном ожидании предстоящей встречи, томясь от неизвестности. Возбуждённый мозг рисовал им самые невероятные картины жизни выходцев с Земли, но реальность оказалась намного прозаичнее любых фантазий.

Взгляду людей Земли предстала планета бескрайних, выжженных солнцем степей, поросшей местной растительностью. Ветер гнал по ним тучи пыли, и только всклокоченные жёлтые облака на темно-синем небе оставались свидетелями этой безрадостной картины. У экватора планеты располагалось огромное мелководное море, на берегах которого встречались леса неведомых низкорослых деревьев. Они покрывали отроги протяжённого горного хребта, опоясывавшего океан с юга. В остальном же планета казалась пустынной и безжизненной.

А что же изгнанники с Земли? Выжили ли они в этом мире? Да, выжили. Три небольших городка расположились на берегу экваториального моря. Это всё, что смогли создать за это время колонисты, память о которых человечество пыталось вычеркнуть из своей истории. Этих людей стало теперь намного больше. Сменились поколения. Давно умерли те, кто прибыл сюда два века назад, зато подросли их внуки и правнуки, родившиеся уже на этой планете и теперь считавшие её своей родиной. Посланцев Земли они встретили холодно, даже враждебно. Но земляне почувствовали за этой враждебностью горечь и печаль осознания безвозвратно ушедших в прошлое лет земной жизни, которая оказалась теперь так притягательна для изгнанников.

С этого первого, после прошедших столетий, прилёта земных кораблей на планету, которую местные жители стали именовать на одном из древних языков Гивеей, в жизни поселенцев наступил новый этап. Он ознаменовался тесным сотрудничеством с Трудовым Братством, помогавшим колонистам освоить необжитую планету. Ракетопланы Трудового Братства доставляли на Гивею мощную строительную технику, с помощью которой здесь стали возводиться установки по обогащению атмосферы кислородом, были построены крупные водохранилища и промышленные предприятия, энергетические станции и новые крупные города вдоль побережья экваториального океана, а так же на Северном и Южном материках планеты. Завезённые с Земли саженцы самых стойких и неприхотливых растений дали начало обширным лесам, которые через несколько столетий покрыли всё южное побережье. Вслед за деревьями, завезли и земных зверей и птиц, которые заселили эти леса.

Всё возрастающий поток поставок на Гивею потребовал вывода в космос, за орбиту Нептуна, новых орбитальных станций – «Орбитальная-13» и «Орбитальная-14». Через эти станции в Сообщество (так теперь стали именовать себя бывшие изгнанники) хлынул поток новейшей научной информации и технологий, а спустя каких-нибудь два века из кучки полупервобытных охотников и скотоводов образовалось мощное, индустриально развитое государство в масштабах целой планеты.

Но надежды Трудового Братства увидеть в новом обществе зеркальное отражение современной земной цивилизации так и не оправдались. Выходцы с Земли, жители Гивеи повторяли старые ошибки, за которые когда-то были изгнаны с родной планеты. Их новый строй мало чем отличался от того, который они пытались возродить на Земле четвертого сентября шестого года Мирового Воссоединения, и который безвозвратно канул в лету, сметённый очищающей, живительной волной новой жизни. Прежняя степная, полудикая жизнь, полная жестокости и борьбы за выживание, отложила свой неизгладимый отпечаток на их культуре и обычаях гивейского народа. Культ силы и беззакония взял верх над братской любовью и духовной чистотой, столь ценимыми на Земле. И всё же Трудовое Братство считало себя не вправе вмешиваться в ход истории на чужой планете. Оно продолжало поддерживать с её народом дружеские отношения.

Обстановка сильно осложнилась, когда к власти в Сообществе пришёл армейский генерал Ле-Куанг Ли. Будучи представителем наиболее реакционных кругов Гивеи, ратовавших за усиление могущества Сообщества, за расширение границ его космических владений и колонизацию с этой целью новых планет, новый правитель развернул против Трудового Братства настоящую идеологическую войну. Мутная волна клеветы и враждебности нарастала с каждым днём. Всё чаще на космических трассах вблизи границ Солнечной системы вместо пассажирских лайнеров стали появляться военные корабли Сообщества. Иногда они даже совершали бандитские нападения на мирные ракетопланы Трудового Братства. Именно поэтому Земля была вынуждена вывести на трассы «Гивея – Орбитальная-13» и «Гивея – Орбитальная-14» свои патрульные корабли, чтобы обезопасить жизни невинных людей. Обстановка накалялась и в самом Сообществе. Индустриализация и подъём промышленного производства быстрыми темпами не прошли бесследно. Владельцы новых фабрик и заводов безудержно обогащались за счёт нещадной эксплуатации простых рабочих – новое общество так и не принесло свободы и равенства тем, кто не смог достичь вершины государственной пирамиды.

И вот по Трудовому Братству разлетелась весть: на Гивее восстание! Угнетённый рабочий народ сверг преступного президента Ле-Куанг Ли и объявил, что Сообщество становится «Свободной Республикой для Народа»! Северная столица Сообщества, город Шаолинсеу в руках повстанцев! Во главе восставших встал молодой рабочий Квой Сен. Организованный им революционный Комитет заявил: «Отныне народ Гивеи пойдёт одной дорогой с Землёй, ибо только этот путь ведёт к равенству и братству. Люди Сообщества и люди Земли – братья по крови и духу! Отныне союз их будет нерушим и вечен!»…

Как жаль, что этим словам так и не удалось сбыться. Через семьдесят восемь дней существования «Свободной Республики для Народа» народного вождя Квой Сена вместе с его ближайшими помощниками предательски убили агенты Службы безопасности бывшего президента Сообщества. Народное восстание было потоплено в крови. Полковник гивейской армии Дэн-Чонг Ли, брат бывшего президента, встал во главе правительства Гивеи. Хотя новый правитель Сообщества действовал жестоко и беспощадно против своего народа, в политических отношениях с Трудовым Братством он занял двойственную позицию. С одной стороны, разговоры и призывы к усилению могущества Сообщества, возрождению «духа предков» прекратились. Но вместе с этим новый президент решительно потребовал сокращения объёма поставок с Земли наполовину. Были закрыты основные звёздные трассы, соединявшие Трудовое Братство и Сообщество. Сообщение теперь велось только через «Орбитальную-12». По требованию Дэн-Чонг Ли был заключен Договор между Сообществом и Трудовым Братством, по которому определялась закрытая пограничная зона, проходящая по границам «солнечного ветра» обоих светил – Солнца и «Ближайшей». Входить в эту зону запрещалось всем космическим кораблям, не имеющим на то особого разрешения. Договор также предусматривал не применение друг против друга любых видов оружия и запрещал разработку и производство новых систем уничтожения (на этом пункте настояло Трудовое Братство). С подписанием данного Договора кончился определённый этап в истории взаимоотношений Сообщества и Трудового Братства, характеризующийся тесным сотрудничеством…


Экран ярко вспыхнул, и по нему побежал ряд фиолетовых звёздочек. Это означало, что запись визиофильма о Мировом Воссоединении закончилась.

Взглянув на часы, я сладко потянулся, разминая затёкшие руки и ноги. Читальный зал был почти пуст. Сквозь прозрачный купол потолка на меня смотрели тускнеющие в предрассветной дымке звёзды, угасавшие одна за другой в светлеющем высоком небе.

В этот ранний час меня охватило неодолимое желание посетить Храм Славы, и я решительно поднялся из кресла и направился к выходу.

* * *

Пологая спираль белого мрамора вздымалась на двухсотметровую высоту, опираясь на пять грандиозных стел, красный, треугольно огранённый, гранит которых горел в лучах всходившего солнца огненными искрами. Миллионы имён, увековеченных литыми золотыми буквами, покрывали поверхность камня от земли до самого верха, где в лучах солнца полыхал победным розовым пламенем огромный купол из чистого горного хрусталя.

Я медленно поднимался наверх, вчитываясь в имена неведомых мне героев со всех пяти континентов. За каждым из имён стояла чья-то судьба, чей-то подвиг, совершённый во благо человечества. Открытый небу и ветру, Храм Славы влёк к себе со всей Земли жителей Трудового Братства – и совсем ещё юных, и умудрённых опытом, – желавших прикоснуться к судьбе человечества, отмеренной вехами истории на несокрушимом граните. Для кого-то свидание это было радостью, вселявшей в душу уверенность в бесконечном восхождении человека на вершину познания и совершенства; кто-то печалился, вспоминая о том, скольких жертв, трудов и страданий стоило уже достигнутое. Но никто не сомневался в правильности избранного пути.

Уже на самом верху, среди прочих, я отыскал и имя Стефана Мича, гордо горевшее золотом на солнце. Отшлифованные до зеркального блеска зёрна гранита под ним поблескивали, совсем как миллионы звёзд на просторах Млечного Пути, среди которых плыло имя отважного звездолётчика Трудового Братства, отдавшего жизнь во имя людей. Молчаливо почтив его память, я подошёл к бронзовым перилам ограды, вдыхая полной грудью ветер, несший пьянящие ароматы весны. Внизу, под холмом, простирался к далёкому горизонту Город, над которым вставал новый день, несший новые заботы и радости. Сейчас, глядя вниз, я был твёрдо уверен, что прошлое, в котором погиб Стефан Мич, уже никогда не повторится. Я приложу все усилия для этого! И эта уверенность придала мне новых сил для предстоящей борьбы, в которой я просто не имел права проиграть.

6

Город только-только просыпался, когда, скользнув в стеклянной кабинке подвесной дороги над Тополиным проспектом, я подходил к дверям своей квартиры, расположенной на двадцатом этаже громадного жилого посёлка, каким, по сути, являлся этот дом. Приложив ухо к прохладной поверхности, я прислушался, как будто сквозь зеленоватую толщу волокнистого стекла действительно можно было что-то услышать. Нажав кнопку входного устройства, я открыл дверь и вошёл в полумрак округлого холла. Осторожно заглянул в гостиную.

Потоки солнечного света льются сквозь распахнутые настежь окна, ослепительно сверкают на мебели. Воздух здесь напоён лёгкими лесными ароматами и свежестью росистого утра, а мягкий пушистый ковёр на полу похож на залитую солнцем лесную поляну. Несколько глубоких кресел коричневато-золотистого оттенка расставлены по углам комнаты; в одном из них лежит Танино платье – белое в красную горошину, – моё самое любимое.

Я осмотрелся. Но где же она сама? Ничего не зная о моём приезде, Таня наверняка обрадуется. Выйдя на середину гостинной, я прислушался. Со стороны ванной доносился шум льющейся воды.

Высокий, до щиколоток, ворс ковра заглушал шаги. Скинув на ходу куртку, я поискал глазами, куда бы её повесить, и, не найдя ничего подходящего, бросил в кресло рядом с Таниным платьем.

Загрузка...