Зов

Глава 6 Кабинет отца

Опостылевший сон

Этой ночью сон немного изменился.

Нет, всё осталось по-прежнему, как и было: море, скалистый берег, трехпалый отпечаток, но, немного побарахтавшись в воде, мне почему-то самому захотелось нырнуть и приложить к нему руку.

Проснувшись среди ночи, я долго сидел на диване и смотрел в одну точку. Сон как будто приглашал меня прикоснуться к этому трехпалому оттиску в скале.

Странно! Ну прям мистика какая-то.

Встав на рассвете, мы вместе с отцом проделали обязательный утренний комплекс дыхательных упражнений и, быстро ополоснувшись, сели завтракать. Яичница на сале и соленые огурцы с помидорами — чисто мужской холостяцкий завтрак. Специально не стали звать соседку, хотелось приготовить что-нибудь самим.

— Какие у нас планы на сегодня, пап? — спросил я, отрезая себе тонкий ломоть сала с мясными прожилками.

— Планы очень простые, — жуя, ответил мне отец. — Сейчас мы завтракаем, потом закрываемся в кабинете и общаемся, вижу, вижу, что у тебя есть что мне сказать! Затем перекусим что-нибудь на обед и немного поработаем, а там уже дальше видно будет.

Отец пододвинул ко мне чашку, я налил ему чай.

— Петра я сегодня отпустил, дал ему выходной.

— Угу, — промычал я с полным ртом…

— Так, говоришь, этот сон начал сниться тебе сразу же после тех змеиных укусов? — проговорил отец, задумчиво постукивая пальцами по подлокотнику кресла.

— Да, перед тем как я очнулся.

— Понятно, — задумчиво проговорил он, — где-то что-то такое я уже встречал.

Я с надеждой посмотрел на него.

— Ты знаешь… а ведь ты был на грани, сынок! Еще бы один укус, и всё… не помогла бы тебе никакая регенерация и сыворотка. Тем более ты еще очень юный по нашим меркам, не прошел инициацию и не набрал еще свою силу, — он посмотрел на меня строго. — Как его там зовут, ты говоришь — Сергей? Найди его потом… долги надо отдавать с процентами.

Я кивнул.

Отец задумчиво потер подбородок.

— На грани… да уж. Чёрт!

Он резко встал с кресла и подошел к столу.

— Давай-ка, мы кое-что проверим!

Наклонившись над столом, отец нажал на какую-то неприметную панельку, она отошла немного в сторону, обнажив маленький рычажок.

— Подержи за край, — попросил он и аккуратно потянул за этот рычажок.

Я взялся за край столешницы, под ней что-то щелкнуло, и она легко отъехала в сторону.

Под столешницей обнаружился небольшой сейф дверцей вверх. Набрав комбинацию цифр, отец потянул дверцу на себя.

— Вот она, родимая!

Он бережно достал из несгораемого сейфа какой-то продолговатый сверток. Снова потянул за рычажок, и столешница со щелчком встала на место.

— Что это?

— Эта древняя книга и, к большому нашему сожалению, далеко не вся летопись нашего рода! Первая часть манускрипта была безвозвратно утеряна еще во времена Римской республики — сгорела от рук варваров при штурме города. И вот этот фолиант… в этой летописи наш ученый предок Авксентий начал делать записи уже в пятидесятом году до нашей эры. Он тогда жил в Греции, недалеко от Афин. Рукопись переписывалась несколько раз и дошла до наших дней вот в таком вот состоянии. В ней вскользь упоминается о том, как были утеряны те первые свитки, и написано кое-что на память о некоторых предках из того самого первого манускрипта. Но повторюсь, к нашему большому сожалению, далеко не обо всех…

Отец бережно провел рукой по фолианту.

— Здесь описаны великие дела нашего рода, все значимые события, в которых принимали участие наши предки, да их личные подвиги. Эта книга передается по наследству от отца к сыну, и к сыну она попадает на хранение только тогда, когда тот войдет в свою полную силу.

Отец бережно начал развертывать упаковку.

— После того, как был уничтожен ее первый и единственный экземпляр, — продолжал он, — ввели новое правило: если предок покидает род навсегда, то он обязан сделать копию этой книги для себя, а оригинал остается с младшим из рода, но только с тем, у кого уже есть сын. Так повелось издревле, и такой закон неукоснительно исполнялся всеми нами уже почти пару тысяч лет. Способ печати рисунков и текстов с рельефных деревянных досок придумали в Китае еще в десятом веке, но мы начали немного раньше переходить с манускриптов, хранившихся в свитках, на инкунабулы и фолианты…

С благоговением я смотрел на то, как отец развернул обертку и положил Родовую книгу на стол. Она была в потертом кожаном переплете с массивными железными застежками, совсем без надписей и каких-либо рисунков на обложке. Я дотронулся до нее дрогнувшей от волнения рукой и глянул на отца. Тот одобрительно кивнул и показал глазами, что мне разрешается к ней прикоснуться.

Осторожно расстегнув ремни переплета, я бережно открыл первую страницу. Там убористым почерком на нашем семейном шифре говорилось о неком советнике греческого полководца Мельтиада по имени Аристид. Этот Аристид сражался рядом с ним в битве при Марафоне и командовал особым отрядом гоплитов под названием «Дети Богов». Из описания становилось понятно, что наш предок был довольно крупным военачальником своего времени, участвовал в битве при Саламине и умер в возрасте двухсот семидесяти одного года.

Я перевернул с десяток страниц и ткнул пальцем в первую попавшуюся строчку. Там говорилось о римском врачевателе по имени Леммах, прожившем в Риме всю свою жизнь и погибшем от удара копья в спину в возрасте ста сорока двух лет. Убийцей был один его ученик из знатной римской семьи.

Я перевернул последнюю страницу.

Незаполненными были еще с десяток страниц, и я нашел последнюю запись: «Сергей Илларионович Стругов, год рождения одна тысяча восемьсот двадцать первый».

Дальше лист был чист.

Я с удивлением посмотрел на отца.

— Не всё еще известно! — правильно понял он мой взгляд. — Надо кое-что уточнить, собрать побольше материалов и только потом из черновика перенести всё в книгу. Это мой священный сыновний долг, и я его рано или поздно выполню.

Он взял книгу у меня из рук и грустно улыбнулся.

— Не забыл язык и грамоту, я вижу.

— Нет, запомнил крепко! А сейчас как будто всю жизнь на нём писал и читал.

— Это тоже загадка нашего рода. Язык и письменность передается у нас от отца к сыну уже не одну тысячу лет. И когда его изучаешь, то такое ощущение, что ты как будто бы его вспоминаешь. Ведь так, вспоминаешь?..

Я утвердительно кивнул.

— Возможно, это заложено у нас генетически вот здесь! — отец пальцем постучал себя по лбу. — Предполагаю, что это и есть родной язык тех первых, что когда-то попали на эту планету. И мы просто обязаны этим нашим древним языком владеть в совершенстве. Все родовые письмена идут только на нём.

Отец поднял указательный палец вверх.

— И вот еще для примера! Я тут совсем недавно как-то попросил одну очень грамотную и способную к языкам девушку повторить хотя бы пару слов на нашем родовом. После десяти минут тщетных попыток выдавить из себя правильный звук она охрипшим голосом сообщила мне, что окончательно сорвала свое горло и в таких экспериментах больше не участвует. Вот так вот! Теперь будем практиковать этот язык как можно чаще и при любом удобном случае.

Отец открыл книгу и начал медленно листать страницы, вглядываясь в ровные убористые строки, через несколько минут задумчиво проговорил:

— Я пару лет назад перелистывал ее и на что-то такое натыкался.

Затем ткнул пальцем в только что перевернутую страницу и воскликнул:

— Ага, вот! — он быстро пробежался глазами по тексту. — Потом почитаешь сам, но в двух словах так: при штурме Константинополя османами наш с тобой родич Никифор был сильно ранен. Одиннадцать ранений в руки, ноги, грудь и один удар копья в спину. С поля боя его вынес и выходил сын Виктор. Двое суток Никифор метался в горячке, а когда очнулся, то сказал сыну следующее: было ему дьявольское видение, что он тонет в море, а там трехпалая лапа дьявола манит его к себе. Вот смотри, похоже?

Отец посмотрел на меня.

— Да, очень. А что потом?

— А потом он раскаялся и ушел в монастырь замаливать свои грехи. Потому как каждую ночь рука дьявола призывала его к себе всё сильнее и сильнее. Как тебе такое?

— Да, интересно… — пробормотал я, — так что же это получается? На грани между жизнью и смертью включается какой-то код в виде этого сна?

Он задумался, потом отрицательно мотнул головой.

— Не у всех, сынок, далеко не у всех! Я знаю с десяток случаев, когда наших вытаскивали из-за кромки, а проявилось это почему-то только у двоих. У него, — отец ткнул пальцем в страницу, — и у тебя!

— Может, другие молчали? — спросил я.

— У нас нет тайн друг от друга! Это Закон Рода, и соблюдается он свято, иначе бы мы не дожили до этих дней! — отец строго посмотрел на меня.

Мы молча сидели в креслах, задумавшись каждый о своем.

— Будем крепко думать над этим, сынок, крепко! — после паузы сказал он.

— Я вот что хотел спросить… Маргарита! Она сказала, что то место, где меня покусали змеи, очень интересное. И она явно не имела в виду тех ползучих гадов.

— А, Марго. Я буду называть ее так, если ты не против?

— Нет, — мотнул я головой, — с чего бы это я был против!

— Сама по себе Марго… она очень необычная девушка, и ты это сам вскоре поймешь! Умна, наблюдательна, неохотнее других поддается моему гипнозу, чувствует плохие и сильные, как она сама выражается, места. У нее очень хорошо развита интуиция, да и много еще чего в ней есть необычного.

Он искоса посмотрел на меня и улыбнулся.

— Я немного позанимался с ней гипнозом, совсем чуть-чуть ради эксперимента, и, ты знаешь, у нее кое-что получается! Конечно, не так, как у нас, но взять под недолгий контроль одного человека ей уже по силам. И еще! Она о нас не знает, но считает, что ты и я — это какая-то особая аномалия. А любое непонятное в этом мире — ее стихия.

— Надо быть с ней поосторожнее?

— Скорее, аккуратнее, и не болтать лишнего. Она нам не враг, а союзник, запомни это.

Отец встал с кресла и подошел к окну.

— Я ее вытащил пять лет назад из афганского плена. Моджахеды устроили засаду на группу, в составе которой она тогда была. Всех ребят перебили, а ее контузило, несильно, правда, но в плен она всё-таки попала. Наши перехватили радиообмен между моджахедами и американцами, и недолго думая наше справедливое руководство выдало ордер на ее ликвидацию. Слишком много знала эта с виду юная и не по годам одарённая и смелая девушка.

Отец постоял молча, с минуту глядя в окно, а затем вернулся в кресло и, закинув ногу на ногу, прямо посмотрел на меня.

— Так как я находился относительно близко от того места, где произошло нападение на ее группу, — продолжил он, — то мне было поручено выследить ее и ликвидировать. А для моей подстраховки на случай, если что-то у меня пойдет не так, была оперативно сформирована и выслана в Афган еще одна группа ликвидаторов из коллег. На ее счастье, мне удалось опередить и нашу группу, и группу американцев, которые тоже на всех парах за ней спешили. Пришлось мне тогда немного повоевать, отбивая ее, но, как ты понимаешь, у меня всё получилось, и мы смогли уйти с ней в горы. У меня в тех горах была пара личных схронов, о которых никто не знал, вот мы там и пересидели какое-то время, пока всё не улеглось. Марго очень внимательная девочка и, когда я ее вытаскивал, отметила для себя кое-какие, выбивающиеся из обычного поведения человека моменты. И это кое-что тогда сильно удивило ее, но не насторожило — наоборот! Я тогда не стал к ней применять гипноз. Просто поговорили по душам, подружились. Договорились помогать друг другу и дальше.

— А что руководство?

Отец ухмыльнулся.

— Я всегда в рейде один. Позывной мой помнишь?

— Перст.

— То-то! Мне удалось убедить своих начальников, — отец ухмыльнулся шире, — что Марго была сильно контужена и не могла передать никому никакой ценной информации. Сообщил им, что во время операции ликвидировал всю группу моджахедов, что ее охраняли, и ушел с ней от американцев. Всё просто, информация никуда не ушла, и агент наш совсем целехонький, ну почти.

Отец, не переставая улыбаться, кивнул.

— Девчонку, конечно, промурыжили какое-то время, потаскали по разным службам и затем отпустили служить дальше. Ну вкратце где-то так!

— Понятно. А по ее виду и не скажешь. Где Афган и где она? В голове совсем как-то не стыкуется.

Отец кивнул.

— Внешность обманчива, сынок. Всегда учитывай это, когда общаешься с незнакомыми тебе людьми. Люди, окружающие нас, полны сюрпризов.

— Так что с тем местом-то, — я поправился, — с плохим, что на нашей заставе?

Он неопределенно пожал плечами.

— Там есть какое-то непонятное силовое поле. Как утверждает Марго, оно явно искусственного происхождения. Змеи там из-за этого, поле просто притягивает их туда.

— А почему она считает, что искусственное?

— Потому что фазы активности этого поля разные! Они подчинены какой-то системе. За час, что она там была, они менялись несколько раз, и активность змей тоже.

— Интересно, — задумчиво проговорил я.

— При случае она тебе сама всё расскажет и объяснит. У нее это намного лучше получится.

— Хорошо, — сердце немного ёкнуло от мысли, что Марго мне будет что-то объяснять.

На столе у отца зазвонил телефон.

— Алло, да… сейчас, — отец прикрыл трубку телефона ладонью. — Кушать дома будем или пойдем куда? — Я показал пальцем на кухню, отец кивнул. — Часов в шестнадцать было бы здорово. Спасибо.

Он посмотрел на меня.

— Выйдем, прогуляемся перед обедом. После обеда нам уже не до прогулок будет.

Я с удовольствием согласился.

Перемены в стране

До четырех было еще два с половиной часа, и мы, никуда не торопясь, решили прогуляться по нашему району. Выйдя из подъезда, мы неспешно направились в сторону Красной Пресни. В сравнении со вчерашним вечером на улице заметно потеплело. Вчера, когда мы выходили из машины в ресторан, морозец ощутимо прихватывал за уши, а сегодня ну прямо благодать! Ну, может, минус один, максимум минус два.

Заметив невдалеке газетный ларек, подошли к нему.

— Что, уже ничего нет? — спросил отец у продавца.

— Так время-то уже обеденное, с утра приходить надо, часов в девять, не позже! Вон, только «Красная Звезда» и осталась!

— Ну, давайте тогда «Звезду».

Мы отошли от ларька.

— Перестройка, гласность, — пробурчал отец и как-то недовольно сморщился, — ни до чего хорошего это не доведет, поверь мне. Развалят к чертям страну, вот увидишь!

Мы прошли немного молча, затем отец искоса глянул на меня.

— Знаешь, какой сейчас самый популярный анекдот в Москве?

— Нет. Откуда?

— Ну, тогда слушай.

Отец посмотрел куда-то в сторону и начал:

— Подходит мужик к газетному ларьку и спрашивает: «”Правда” есть? — Правды нет! — “Советская Россия”? — Продали! — А “Комсомолка”? — Вон там, на углу продается! — А что осталось? — Труд за три копейки и Известия».

Я сразу понял подоплеку этого совсем несмешного анекдота и посмотрел на отца. Он как-то криво ухмыльнулся и потер рукой гладкий подбородок.

— Вот такие дела, Коля. Народ не обманешь, и вся эта самодеятельность нам еще аукнется.

— Может, не так всё и страшно?

Отец остро глянул на меня.

— Все наши аналитики в один голос вопят: еще пару лет и со страной начнут твориться страшные перемены. И к этому нам с тобой, сынок, надо быть готовыми во всеоружии.

Отец указал свернутой в трубочку газетой на пивной ларек и длинную очередь к нему, состоявшую из разношерстной толпы.

— С образованием в стране кооперативного движения резко подскочит уровень преступности, и в силу войдут криминальные авторитеты, поднимет голову всякая там шантрапа от чиновников и до бандитов. Коррупция будет процветать во всех эшелонах власти и во всех силовых структурах… да и много еще чего нехорошего со страной должно произойти. И ты знаешь… я почему-то верю нашим аналитикам, они редко ошибаются.

— Значит, с вышкой повременим пока?

— Об этом поговорим позже.

Молча мы прошли еще немного. Настроение как-то сразу испортилось. Я по новому взглянул на огромные очереди почти в каждый магазин. Толпы небритых и неряшливых мужиков возле аптек и универмагов с косметикой.

— А эти чего? — я указал на помятых сограждан, уныло выстроившихся в хвост перед стеклянными дверьми.

— Так ведь ты же в курсе, что сухой закон наш новый генсек объявил? Пивком-то сильно не накидаешься, дороговато! — с издевкой произнес отец. — Вот одеколон и боярышник поэтому нынче в моде.

Он сплюнул на землю.

Настроение испортилось окончательно, как-то это всё не вязалось с теми песнями, которые нам пел замполит на заставе каждый день.

— Ну что, потопали домой? Пока дойдем не спеша, Тамара нам что-нибудь вкусненькое уже и приготовит.

— Пойдем, — я охотно согласился.

Мы не торопясь двинули в сторону нашего дома.

— Преступность, Коля, уже начинает поднимать свою голову. Чуть больше двух недель назад было нападение на инкассаторов универмага «Молодежный». Были и убитые, и раненые, не обошлось и без заложников. Вот так вот!

— Поймали кого?

— Да, взяли всех. Система пока еще работает.

Оставшуюся дорогу мы прошли молча. Я думал о переменах, которые ожидали страну в ближайшее время, да и отец, судя по его хмурому взгляду, думал о том же…

— Вот, Тамара, только «Красная Звезда» была, остальное разобрали с утра еще! — сказал отец, отдавая ей газету.

— Ничего страшного, Иван Сергеевич. Всё равно там читать-то особо и нечего.

Отец многозначительно посмотрел на меня.

— Как там у классика? Не надо с утра читать советских газет.

Все заулыбались.

— Через пятнадцать минут всё будет готово! Пока мойте руки и давайте скоро за стол.

— Тамара, ты с нами?

— Нет, спасибо. Сейчас Петя вернется, его тоже покормить надо. Сами без меня с кастрюлями-то управитесь?

— Конечно, тётя Тамара, справимся.

Она улыбнулась по-доброму и продолжила возиться возле плиты.

После обеда, помыв посуду, мы прихватили горячий чайник с заварником и закрылись в кабинете.

— А Петя, сын ее, это не наш Пётр случайно? — меня давно интересовал данный вопрос.

— Догадался? Отличный у нее парень, — отец изобразил из пальцев пистолет, — специалист, каких мало. Это у них у всех семейное. Жаль, ты ее мужа не застал, царство ему небесное! Те волкодавы, что у Берии были, дети по сравнению с ним. Амерам он, конечно, крови попил немало, за что и поплатился. Выследили его в Бейруте и ликвидировали. Причем для этого они там целую войсковую операцию провели.

Отец достал фарфоровые чашки из шкафчика, мы разлили чай и расселись в удобных креслах.

— Пётр ранен сильно был в Афгане. Хотели его комиссовать и списать, но я не дал! Где-то помог сам, где-то нашел врачей получше меня, одним словом, выходили парня. А тут Тамару по выслуге лет отправили на пенсию. Представь! Мать — пенсионер, сын — инвалид, и это семья одного из моих самых лучших друзей. Нет, так не пойдет! Тем более что с Тамарой я в кое-каких странах поработать до ее пенсии успел. Надежный и смелый боевой товарищ… А так, мы и парня выходили, и Тамару к нам пристроили, все довольны, и у меня на одного надежного человека стало больше, а это в наше время, поверь мне, Коля, очень немало.

— Так Пётр что, тоже офицер? Стреляет он здорово, конечно, но я думал, он просто твой водитель.

— А как же? Старший лейтенант Ветров ни много ни мало и не водитель, а помощник!

Дальше мы пили чай и болтали о всяких там пустяках. У отца явно поднялось настроение: он рассказывал смешные и поучительные истории из своей жизни, мы вместе смеялись от души…

Инициация

— Так, теперь шутки в сторону, — отец взглянул на часы, — настало время провести инициацию, и наконец-то приступить к освоению наших родовых умений.

Он поставил чашку на стол и, показав при этом рукой, чтобы я не дергался, зашел мне за спину. Стоя за спиной, он потер рука об руку и положил свои огромные теплые ладони мне на голову.

Сначала ничего не происходило, затем голове стало тепло, потом горячо, и неожиданно для самого себя я потерял сознание.

В отключке я был, наверное, совсем недолго: когда очнулся, отец еще не успел отойти из-за моей спины.

— Что это было, пап? Я вырубился?

Отец как ни в чём не бывало уселся в кресло, мельком посмотрел мне в глаза и начал объяснять:

— Этот древний ритуал очень подробно описан в нашей книге. Я постараюсь тебе всё объяснить по-простому. Мы называем его инициацией — пробуждением наших уникальных родовых возможностей. Без этого действа наши способности спят, правда, если дар очень сильный, то он всё равно проявляет себя, прорывается наружу, так сказать. Ну, как у тебя со спичечным коробком вчера.

Я кивнул, показав отцу, что понял.

— Кто-то из старших родственников, лучше, конечно же, чтобы это был отец, накладывает руки на голову наследника особым способом, — отец как-то по-хитрому скрестил между собой все десять пальцев, показывая мне, как надо правильно накладывать руки на голову. — Затем он формирует в своем сознании щуп и представляет себе, как он пронизывает этим щупом и свои руки, и ауру сына. После чего, наполняя этот щуп своей внутренней энергией, он пропускает ее через вот эти свои скрещенные пальцы в ауру инициируемого. Эта энергия, попадая в его ауру, снимает какие-то там блоки и открывает нужные каналы. Открытые каналы в свою очередь способствуют быстрейшему обучению и освоению пройденного материала, а затем и практическому применению нашего дара. Окончание ритуала — это кратковременная потеря сознания наследником. Вот как-то так! Понятно теперь?

— Почему ты не сделал со мной этого раньше?

— Потому что после инициации мы не должны прекращать наши занятия, иначе каналы схлопнутся, и дар сгорит. Бывали уже случаи.

— А когда мы начнем обучение?

— Правильный вопрос. Через два-три дня, не раньше. Проще говоря, когда твой мозг успокоится.

Я понимающе кивнул.

— Чтобы не терять времени, по вечерам после моей работы будем посещать спортзал и тир. Физические нагрузки в этом случае только приветствуются.

Отец подмигнул мне.

— Я поработаю с тобою в зале, а Пётр в тире.

— А затем?

— А затем начнем чередовать. Один день в неделю обязательно гипноз, тут программа обучения отработана до мелочей нашими мудрыми предками, и один день — телекинез, хотя с ним я тебе не ахти какой помощник. Смогу только регулировать твои нагрузки и всё. Опыта у меня, да и в нашем роду в целом, в этом деле кот наплакал. Остальное — спортзал и тир. Когда освоишь программу Петра, занятия в тире буду проводить я. Поверь мне, я смогу тебя кое-чем удивить!

Уж в этом-то я не сомневался ни капли. По прошлым доармейским занятиям в спортзале с отцом я твёрдо уяснил одно: со своим нормативом мастера спорта СССР я против отца не умею ровным счетом ни-че-го! Мне не хватало силы, скорости, опыта, да много чего не хватало. Я не мог даже приблизиться к нему на расстояние атаки, не мог взять в захват. Всё, что я пытался сделать, абсолютно всё было против меня!

Первые два дня получалось просто избиение. Из меня вытряхнули всю гордыню и научили подчиняться учителю так, как надо подчиняться — беспрекословно и безо всяких сомнений.

Всё остальное время, остававшееся у меня до армии, мы посвятили обучению правильному дыханию и нашему древнему языку. Как говорил отец, правильное дыхание — это наше всё! Дышали много до тошноты и головокружения. Комплексы подвижных упражнений на дыхание сменялись изнуряющими по своему напряжению статическими позами, от которых даже волосы тряслись на голове. Упражнения были одно сложнее другого. Отец завязывал меня чуть ли не в узел, и при этом заставлял дышать в ритме, который сам же и задавал. Через месяц мучений я стал втягиваться, через два появилось удовлетворение от занятий, через три я уже не мыслил себя без всего этого. Одним словом, к армии мне уже нравилось заниматься нашей семейной дыхательной гимнастикой, и я могу быть совершенно честным перед отцом: во время службы я не прекращал упражнения ни на день…

— Сегодня отдыхаем, — прервал мои размышления отец, — а завтра приступаем к занятиям. Как освобожусь с работы, так сразу и начинаем. Время суток значения не имеет.

— Хорошо, как скажешь. Что еще будем сегодня делать?

— Сейчас мне надо немного поработать, а вечером у нас гости. Не буду говорить кто, сам всё увидишь.

Я слегка ошалело посмотрел на отца.

И это всё?

Так просто? Обыденно, по-семейному приложил руки к моей голове, придумал там какой-то щуп и всё! Никаких тебе плясок и ударов в бубен, ничего такого. Наверное, если старшие родичи были, то это действо выглядело бы более торжественно, хотя… нет, я, видно, поторопился с выводами, что всё просто. Вон у отца испарина на лбу, и руки слегка подрагивают.

— Я тебе здесь не помешаю?

— Нет, не помешаешь. Сядь в кресле, полистай книгу, очень полезно побольше знать о своих предках. А мне надо всего часа полтора. Потом будем встречать гостей.

Я встал с кресла и шагнул к столу за книгой. Меня ощутимо повело в сторону, в глазах потемнело.

Отец быстро глянул на меня.

— Ты в порядке?

— Да, шатнуло в сторону немного. Сейчас уже норма.

— Знаешь что, а не читай пока ничего, не надо! Просто посиди спокойно в кресле, закрой глаза, подыши, расслабься.

Я послушно опустился в кресло, поудобнее в нём устроившись, сел в позу лотоса и закрыл глаза. Поймав нужный мне ритм дыхания, стал медленно погружаться в легкую медитацию.

В моём сознании сразу же всплыла знакомая мне до противного скрежета в зубах картинка: голубое небо, скалистый берег, крики чаек над головой. Я в воде и почему-то никуда не тороплюсь, внимательно осматриваю дно, вижу там знакомую скалу и чувствую, что меня кто-то трясет за плечо.

— Коля, подъем! Надо привести себя в порядок, а то скоро гости явятся.

Ого, два часа пролетело! Я встал, потянулся, немного ломило в висках и затылке.

— Как ты?

— Немного голова побаливает.

— Бывает! Умойся холодной водой, должно отпустить.

Я последовал совету и сразу же почувствовал себя прекрасно.

Марго

Через двадцать минут в дверь позвонили. После разрешающего кивка отца я пошел открывать.

На пороге, ослепительно улыбаясь, стояла Маргарита Николаевна собственной персоной. Сердце ёкнуло, пропустив удар.

— Проходи, Маргарита, проходи, — крикнул ей отец из кухни, — я сейчас кофе тебе сварю!

Поздоровавшись, я помог ей снять короткую песцовую шубку.

— Ну, как тебе после армии дома?

Я закатил глаза кверху.

— Благодать!

Она засмеялась, как бы невзначай коснулась моего плеча и прошла на кухню. Повесив шубку на плечики, я поспешил за ней.

Отец в большой турке варил кофе и что-то тихо говорил Маргарите. Она стояла рядом, чуть наклонив голову, и внимательно его слушала, опустив взгляд. Одуряющий запах «Арабики» (мы же другого и не знали тогда) кружил мне голову. С моим приходом ничего не изменилось. Отец также тихо договорил фразу, Маргарита кивнула ему и посмотрела на меня.

— Коля, меня интересует несколько моментов, касающиеся того участка заставы, где ты чуть не погиб. Пятак он, по-моему, так называется, расскажешь?

Я кивнул.

— Всё что знаю, Маргарита Николаевна.

— Мы сейчас минут десять поговорим с отцом, а потом с тобой… ты не против?

— Нет, Маргарита Николаевна, я не против. Позовите меня, когда понадоблюсь.

Я прошел в соседнюю комнату и, став у окна, начал наблюдать, как на Москву быстро опускались сумерки.

На кухне отец и Марго — буду теперь про себя ее тоже так называть — тихо переговаривались. Слов не разобрать, но по тональности звуков можно было понять, что они о чём-то там увлеченно спорили.

Минут через двадцать меня окликнули.

— Коля, ты там не спишь еще? Иди к нам.

Я поплелся на кухню.

— Чай будешь? — спросил отец, — знаю, ты кофе не очень…

— Можно. Пап, а давай я сам сделаю!

— Ты лучше вон на вопросы Маргариты ответь.

Я сел за стол.

— Почему Пятак? Откуда такое название? — сходу начала Марго.

— Я не знаю. Всем на заставе интересно было, но никто ничего не знает, ни офицеры, ни даже прапорщик, который там служит дольше всех.

— А что говорили про это место?

— Ну, тот бред о царице Тамаре я пересказывать не буду, а вот что змеи там с ума сходят, это чистая правда… на себе испытал! Не знаю почему, но много их там становится, начиная с апреля и заканчивая концом сентября, когда уже ощутимо холодает и, по идее, уже быть их не должно.

— А связь? Как там работает связь?

Я задумался.

— Попытайся вспомнить. Когда змеи сильно агрессивны, связь по рации там лучше или хуже?

Я попытался вспомнить. Так… да, точно!

— Действительно, связь там очень нестабильна. Самое главное — не сходить с тропы, тогда и связь более-менее, и змеи тебя не трогают. А вот стоило сделать шаг вправо, шаг влево, сразу и змеи кидались, и помехи начинались серьезные, в рацию почти ничего не слышно было.

Я почесал затылок.

— Такое ощущение, что между людьми и змеями там будто установилась какая-то особая договоренность: туда ходи, сюда не ходи. Особенно сильные помехи начинались, когда подходили к водопаду — видели это место, да?

Марго кивнула и жестом подбодрила меня, чтобы я продолжал рассказывать.

— Вот там уже с заставой или с другим каким нарядом связаться просто невозможно было. Водопад там, правда, не всегда, а только по весне, когда снега сходят, но связи нет круглый год. Зимой в той скале под водопадом наблюдается небольшое углубление, примерно метр на полтора, и всё.

— А летом… летом вы к тому водопаду подходили?

— Нет, даже не пытались. Зачем? Змей только дразнить.

— Ясно! Эх, с теми бы знаниями, что у меня сейчас, попасть бы мне туда еще разок! — мечтательно проговорила Марго.

— Для этого тебе надо перейти в другое ведомство, — съехидничал отец.

— Ну уж нет! Меня и здесь неплохо кормят, — отшутилась Марго.

— Кстати, о еде! Ты есть не хочешь? У нас тут кое-что еще с обеда осталось, — отец приоткрыл крышку кастрюли.

— Нет, спасибо. На ночь стараюсь воздерживаться.

Марго посмотрела на меня.

— Что еще необычного на этом вашем Правом фланге?

— Необычного хватало, Маргарита Николаевна. На ПНВ, например. ПНВ — это…

— Я знаю, что такое вышка, — мягко перебила Марго, — продолжай.

— Так вот, на ПНВ с наступлением темноты происходили странные вещи.

— Например?

Марго подалась немного вперед. Взгляд ее сразу же стал требовательным и колючим.

— Галлюцинации и необъяснимое чувство тревоги. У тех бойцов, у которых психика послабее, может начаться паника, мерещатся звуки посторонние, запахи, голоса, видения…

— А тебе?

Я посмотрел на отца. Тот прикрыл глаза разрешая.

— Мне — нет.

Она понятливо кивнула.

— С наступлением темноты, значит. Не раньше?

— Нет.

— А заканчивается?

— К полуночи всё начинает сходить на нет, а часам к четырем утра пропадает совсем.

Услышав это, Маргарита откинулась на спинку стула, закинула ногу на ногу и прикрыла глаза. Медленно постукивая ногтем по столешнице, она кивала в такт каким-то своим мыслям.

Я украдкой разглядывал задумавшуюся девушку, а в голову лезли всякие фривольные мыслишки.

Господи… ну какая же она красивая!

И этот маленький шрам на скуле совершенно ее не портил. Сколько же ей лет на самом-то деле — двадцать пять, тридцать? А когда смотришь в ее карие глаза, то и все тридцать пять можно дать. А может, и тридцати еще нет? А фигурка-то какая, а коленки, а грудь — взгляд сам так и просится туда…

Вдруг она распахнула глаза, посмотрела на меня и, улыбнувшись как-то хитро, подмигнула мне правым глазом. В один миг меня от этого аж пот прошиб… прямо от макушки и до пяток.

Она это что, мысли мои читает? Ну ничего себе…

Я с красными ушами уткнулся носом в чашку, делая вид, что жить без чая не могу.

— Ну ладно! Мне пора, — засобиралась она. — Спасибо, Иван Сергеевич, за кофе и тебе, Коля, за интересный и познавательный рассказ.

Марго встала, одернула юбку и сняла со спинки стула небольшую кожаную сумочку.

— Если тебе интересно, — она в упор посмотрела на меня, — то я тут покопалась в литературе, доступной для ограниченного круга читателей, и кое-что могу сказать тебе про этот ваш знаменитый Пятак. Интересно?

— Конечно, интересно! Еще бы! — я шагнул за ней в прихожую.

— По одним источникам — четыре с половиной тысячи лет назад, а по другим — шесть, на эту гору с небес сошли боги на огненной колеснице. Боги эти были похожи и на людей и на драконов одновременно. С тех пор то место древние люди стали называть не иначе как Врата в Драконий мир. Несколько тысячелетий эта гора считалась проклятой, ее упоминание связано с разными легендами и кровавыми культами. Вот как-то так. Еще покопаюсь в тех материалах и, если найду что-то новое, то обязательно тебе расскажу.

Я в удивлении почесал затылок.

Что тут сказать!

Интересно — не то слово! Почти два года я топтал Пятак вдоль и поперек и не подозревал, что там когда-то жили какие-то боги. Да еще и люди-драконы…

— Маргарита Николаевна, — поспешно выдавил я, — буду очень рад обсудить с вами эту тему еще раз.

— Вот и отлично… обсудим.

Слово «обсудим» она произнесла с каким-то таким томным придыханием, что у меня аж новая струйка пота пробежала по спине между лопаток.

Сильно смущаясь, я помог ей надеть шубку.

— До свиданья. Коля, и еще… у меня к тебе одна просьба: называй меня Маргарита или Рита. Договорились? Ну, тогда ладно, увидимся еще, — она помахала нам ручкой и выскользнула за дверь.

Закрыв за ней на замок, я обернулся. Отец стоял в дверном проеме кухни, прислонившись к косяку, и задумчиво смотрел на меня.

— Я не могу пока тебе этого объяснить, сынок, но мне кажется, что этот твой сон и то место на заставе как-то связаны между собой.

— С чего ты решил?

— Интуиция, Коля, интуиция… она у меня всегда обострена донельзя и еще никогда не подводила.

— А Марго… она что, мысли умеет читать?

Отец тихо засмеялся.

— Зачем ей твои мысли читать, если у тебя всё и так на лбу написано?

Я смущенно потер лоб.

— Нехорошо как-то получилось, — смутился я.

— Нормально! Ты симпатичный статный парень, она — красивая молодая женщина… За ней вся холостая половина нашего управления бегает, — отец что-то вспомнил и ухмыльнулся, — да и не холостая тоже!

Он засмеялся громче, я тоже заулыбался.

— Буду с тобой откровенен, Коля. Наступит момент, когда Марго попытается затащить тебя в постель с целью родить от тебя ребенка. Я сейчас постараюсь объяснить тебе это. Да не красней ты так!

Отец дружески хлопнул меня по плечу и продолжил:

— Ты уже, наверное, понял, что для нее всё необычное и сверхъестественное — больная тема. Она помешана на аномалиях, и у нее есть навязчивая идея родить ребенка от самого незаурядного человека в мире. Как ты думаешь, кто на эту роль подходит больше всего? Сразу скажу во избежание в дальнейшем ненужных нам разговоров, со мной она уже пыталась и не раз, но я ее честно предупреждал, что ничего у нас из этого не получится.

Отец выдержал небольшую паузу и улыбнулся.

— Конечно, решать тебе, но я был бы совсем не против, чтобы у тебя с ней закрутился какой-нибудь легкий роман. На разницу в возрасте с ней ты не смотри, это совсем неважно.

Я смущенно молчал, не зная, что сказать.

— Для нас, Коля, женщины — отдельная тема, и не всегда всё так радужно.

Я непонимающе посмотрел на него.

— Ну, ты сам посуди, — заметил он мой взгляд. — Мы живем долго, стареем очень медленно. А подруги наши? Вот то-то и оно! По своей сути, мы такие же мужчины, как и все остальные на этой планете, нам нравятся красивые девушки, мы такие же влюбчивые, но у всех у нас в нашем роду есть первоначальная задача: найти себе ту, которая сможет родить наследника. И это самое главное! А всё остальное, любовь там или еще что… это как жизнь даст. Понятно теперь?

— Понятно.

Выдержав небольшую паузу, отец пояснил:

— Тех, кто нам рожает наследника, мы боготворим и опекаем всем нашим родом, как только можем, причем… опекаем всю их оставшуюся жизнь. Им ни в чём нет отказа. Деньги, дома, машины, безбедная жизнь за границей. Но ничего в этой жизни не вечно, — отец кивнул на портрет мамы на стене, — так что надо очень аккуратно подходить к этому вопросу.

Я понятливо кивнул, потом, решив сменить тему, спросил:

— У меня завтра будет время? Хочу побывать на могиле у мамы.

— Конечно, сынок. Вот завтра с утра вместе с Тамарой и съездите на кладбище, а затем и на рынок за продуктами заскочите. Поможешь? Вот и хорошо. Тяжеловато ей самой уже сумки таскать.

Мы прошли в гостиную.

— Ну что, давай телик посмотрим? — спросил отец.

Мы расположились на диване в зале, отец включил телевизор. Это была самая новая модель марки «Горизонт». Современная, с дистанционным пультом управления, такие отправляли на экспорт в наши братские страны.

В эфире уже как раз заканчивалась программа «Время», диктор вещал о погоде. Отец переключил на второй канал, где как раз начиналась рубрика зарубежного кино.

Фильм назывался «Пока не женат».

— Ну что, смотрим?

— Давай.

Я удобно устроился рядом с отцом на диване и тут только почувствовал: я дома.

Дома!

Армия осталась далеко позади, а впереди большая жизнь, полная интересных событий и разных приключений. Мне стало так хорошо и спокойно, что я даже не заметил, как сон сморил меня, и я заснул так крепко, как только может спать полностью счастливый человек.