Золотой Разброс 4. Огольцы

— Бросьте грустить, друзья! Я вот еду потому, что надеюсь и в этой варварской стране встретить приличного богослова и провести с ним пару диспутов. — Безмятежно любуясь красотами непривычной природы сказал Арамис. — А Вы, князь Иван, с каким чувством въезжаете в свою Отчизну?

— Вам, господа, этого не понять. — Невежливо буркнул Сермягин и отвернулся.

— Я от имени всех наших друзей прошу у Вас, князь Иван Сермягин, прощения. Мы действительно забылись в своем высокомерии.

— Да уж говорите прямо, Атос. Ваша деликатность всем известна. Скажите же: Арамис допустил свинство, так невежливо назвав страну Ивана варварской. По-хорошему надо бы остановиться, найти хорошую поляну, желательно на ветерке, чтобы было поменьше этих адских кровопийц-комаров, и… Но, черт меня возьми! Князь Иван! Я прошу у Вас прощения.

— Господа! Я и не думал обижаться. Друзьям вполне позволительно немного пошутить друг над другом…но в меру!

***

Чумск встретил наших друзей во всем великолепии. Середина XIX века. Ярмарка. Город украшен по-праздничному. Народные гуляния. Кулачные бои…

Славилась Чумская ярмарка не только товарами, но и кулачными боями, проводимыми в неурочное для всей страны время. Да и были те бои запрещены императором Николаем Первым, как «забава вредная». Однако в призрачном Чумске никто о таком запрете не слыхал. И такого императора пока не знали. Вот и бились от души чумцы и гости города в разгар летней ярмарки.

Кулачные бои привели Портоса в неописуемый восторг. Поинтересовавшись, прилично ли дворянину принять участие в такой великолепной забаве и получив положительный ответ, мушкетер ринулся в гущу дерущихся стенка на стенку, оставив предварительно Ивану свою шпагу и перевязь.

— Ты имей в виду, друг Портос: если рожу начистят, обижаться не полагается!

— Пусть по-пр-р-о-бу-ют! — донеслось из самого центра свалки.

Вдруг бьющуюся ораву словно взрывом разметало. На освободившемся месте стоял Портос со здоровенным синяком под глазом.

— Господа! — Завопил он панически. — Война с гугенотами, осада Ля Рошели! Успеем ли?

Народ весело смеялся: вон как басурмана в странном наряде по башке треснули — орет дурным голосом не пойми чего.

— Не беспокойтесь, любезный господин Портос. Я гарантирую Вам своевременное возвращение во Францию. — Заверила мушкетера контесса.

— Уф! — Выдохнул Портос. — А я, было, испугался, что такую драку пропустим.

— Не угодно ли прогуляться по городскому парку. В Чумске есть великолепный, как сейчас принято на английский манер выражаться, сквер на Чистой Горе. Это надо видеть! Только зайдем в гостиницу и переоденемся по-здешнему. И, извините господа, но сейчас здесь иметь при себе шпагу не модно!

— Прости, Иван! Но это уж точно варварство — дворянин без шпаги. Только из уважения к тебе подчинюсь этому странному обычаю.

***

На Чистой Горе было тихо. Шум ярмарки и народного гуляния сюда даже не долетал. Поэтому в парке на Горе собрались няньки и тетки с младенцами, чтобы те подышали чистым воздухом и размялись на молодой травке.

По сведениям соглядатаев контессы с минуты на минуту должен был осуществиться знаменитый Переход Лилии. Контессе давно докладывали об этой женщине со странными способностями. На этот раз она желала сама видеть Переход, а главное, посмотреть на реакцию своих спутников: заметят ли чего?

— Господа! Здесь, кажется, дуэль затевается! — Радостно сообщил Портос.

— Сударь! Вы наглец и мерзавец! Стреляться немедленно! Через платок! Без секундантов! Позор домогаться честной девицы средь бела дня в общественном месте! —Надрывно кричал странный седовласый человек на какого-то несуразного то ли учителя, то ли стряпчего. А сам-то каков: белая одежда — и при этом в смазных сапогах. Ничего себе!

— Позвольте, сударь! Я просто шел следом, без всяких непристойных намерений…

— Не позволю! Молчать, фанфарон штатский! Перед тобой офицер гвардии Его Императорского Величества! Смирна-а-а!

«Бежать! Нет — это позор! — Молотом стучали мысли в мозгу Ивана Семеновича, известного всему Чумску преподавателя женской гимназии. — А так — отставка, и тот же позор. Ещё растление благонравной девицы припишут!».

Тут совсем странный оборот стали принимать и так уже ненормальные события. Послышался цокот копыт, прямо на дорожку сквера въехала больничная карета, из неё выскочили два дюжих санитара и тщедушный доктор в очках с золочёной оправой. Санитары накинули на скандалиста какую-то хламиду и тут же скрутили старика её невероятно длинными рукавами.

«Смирительная рубашка»,— догадался Иван.

Санитары ловко запрокинули спеленатому человеку голову, а эскулап виртуозно влил ему в рот содержимое какой-то склянки.

— Пожалуйте, Ваше Сиятельство! Извольте с нами. Вот и кареточка уже подана. Гляньте: лошадки — чудо!

Эксцентрический субъект в смирительной рубашке для порядка пару раз дёрнулся из рук санитаров. Но, видать, снадобье подействовало быстро, обмяк и позволил себя усадить в карету, которая незамедлительно же и отбыла.

— В Скорбный дом свезут, не иначе. — Резюмировал тут как тут оказавшийся дворник, так и не успевший свистнуть в свой свисток, чтобы известить ближайшего городового о безобразии.

— Дас ист нонсенс! Песопрасие! — Крикнула немка-гувернантка, прогуливавшая свою маленькую воспитанницу, но тут же прикусила язык: зашикали няньки со спящими младенцами.

Эфемерная девица подошла к берегу озера и спокойно начала снимать с себя одежду. Странно, что никто, даже дворник, на это не обратил никакого внимания. Подумаешь редкость — девица благородного сословия прилюдно, не торопясь, совлекает с себя одежды!

А красавица-то уже в одних чулках и туфельках! Ужас! Ещё вдруг Ивана Семёновича как будто захлестнуло неведомой горячей волной: было сразу и удивительно, и стыдно, и очень-очень красиво.

Зыбкая гладь расступилась, открыв песчаное дно. Девица дошла до середины, махнула рукой, и стены воды справа и слева обрушились прямо ей на голову! И вновь Чистое Озеро ласкало взор отдыхающих своей серебряной гладью.

— Караул! Утонула! Прямо на дно! Спасать надобно, лодку, пожарных, дворника, воинскую команду! Да чулочки с платьицем прибрать надо: спасём, а девице стыдно будет наготы своей!

— Что случилось? Что вы, сударь!

— Господа! Человек ума лишился! — кричали все, кому не лень. Покоя на озере как не бывало.

— Странное дело: среди дня в приличном месте?

«Яко по суху пешешествовал Израиль, по бездне стопами. Гонителя фараона видя потопляема»!— Вопил штатский в сюртуке, который и поднял панику. Кричал, метался, доказывал, что кто-то утонул! Кто мог утонуть, когда ранняя весна и купален на берегах ещё даже не соорудили?

В странном, замедленном сне Иван Семёнович наблюдал, как его скручивают санитары из знакомой кареты. Как он бьётся и продолжает петь про «яко посуху» и ещё какие-то псалмы вперемешку с популярными романсами. Вот во рту он ощутил отвратительный вкус лекарства из докторовой склянки. Стало мерзко, но тут же он почувствовал, как дух сладко замирает, поднимается над грешной землёй, и… провалился в забвение безмятежного сна, в котором видел себя Царём Морским, а краса-утопленница жива и была Владычицей Морскою. И славно им жилось в водной глубине…

— Однако, престранная держава! И дела в ней престранные происходят! — рассудили французы.

— Изволили видеть господа? — поинтересовалась контесса. — Сии люди — суть объект нашего интереса. Вы, господа мушкетеры, как не знающие местного наречия, делитесь на две группы: Портос и Арамис остаются здесь и наблюдают за сквером. Все запоминать. В беседы ни с кем не вступать: много вижу здесь премиленьких французских красоток-гувернанток. Ни-ни!

Атос и д ^,Артаньян отправляются со мной, я покажу вам место вашей дислокации. Сермягин, ты идешь в Скорбный дом и узнаешь все, что удастся, про Старика и Штатского.

— Исполнять приказы прекрасной дамы для настоящего француза не труд, а истинное удовольствие. — Галантно поклонился Арамис. Но позвольте все-таки узнать: по какому праву Вы, контесса, взялись нами командовать?

— Законный вопрос. Вы взялись помогать своему русскому другу Ивану Сермягину. Вот и помогайте. Иначе ему одному придется проделать всю работу. Тогда я не смогу доставить вас домой к войне с гугенотами. И еще: игра у нас призовая, и призы будут достойны самых знатных дворян любого королевства. Так что не будем терять времени. Арамис, прошу Вас, молитесь блаженному Августину! Не обращайте внимания на гувернанточек. Вечером общий сбор в известном вам доме на Бочановской. Ужин. Отчет. А потом…обещаю, мсье Арамис, блаженный Августин услышит ваши молитвы, и Вы будете вознаграждены.

Все разошлись по своим делам. Портос, не забывая наблюдать за обстановкой, с жаром доказывал молитвенно возведшему очи в небо Арамису, что дуэль на пистолетах — это ужасно грубо и неделикатно, да и пистолеты какие-то странные…

Со стороны они смотрелись настоящими филёрами третьего отделения. Хитрая бестия была эта Валькиртяни: сообразила, что одетые под «топтунов» люди ни у кого не вызовут подозрений. Даже коллеги не решатся подойти к ним выкурить папиросочку: вдруг нечаянно сорвут секретную операцию! За это начальство по головке не погладит.

Второе путешествие Турухана

Огромный костёр взметал снопы искр вверх к самым кронам вековых деревьев. Турухан, изрядно потрудившись с костяной трещоткой, принялся за главное орудие всех Шаманов Племени — передававшийся по наследству бубен из кожи небывалой выделки. Время не властно было над Великим Бубном. Как бы яростно по нему не дубасили Шаманы из поколения в поколение, он всё, как новенький.

Турухан осторожно, боясь закоптить, приблизил инструмент к пламени костра, чтобы кожа приобрела необходимую упругую звонкость. Неизведавшая мужа, Избранная Дева поднесла Шаману Чашу со Священным Напитком, секрет изготовления которого передавался, как и шаманский бубен, по наследству. Готовили его Безмужние Девы. Когда же наступала их брачная пора — передавали секрет следующей Избранной. Сами бывшие Избранные тут же забывали процесс изготовления и составляющие Напитка. Если избирался новый Шаман, Дева уходила до срока либо в мужний дом, либо по малолетству возвращалась в свою семью для созревания.

Долг обязывал. Шаман решительно поднёс Чашу к губам и опорожнил её. Мгновение, и он почувствовал, как всё его существо наполняется небывалой Силой. Такое единение души и тела не дано было испытать простому смертному. Бубен гремел, отдаваясь в его мозгу уже настоящими раскатами грома.

Вот уже открывается Дорога. В последнюю секунду Избранная Дева подала Турухану небольшой самородок — подношение Невидимым Родителям.

В изнеможении Шаман пал на землю лицом вниз, крепко сжимая кулак.

Люди знали — тревожить путешественника нельзя: он всё равно не отзовётся. Сейчас уже в новом теле, дарованном Родителями для путешествия, опускается глубоко под землю, где ждёт его Чёрная Ладья.

Правый кулак Турухана был крепко сжат. Вдруг качнёт Ладью, потеряется подношение. Тогда ни в Чертоги, ни обратно домой не попадёшь. Левой рукой Шаман управлялся с рулевым веслом. Духи были милостивы: невредима была Чёрная Ладья и её Кормчий. Вот и другой берег уже недалеко…

Словно сильные руки подняли Турухана из Ладьи. Миг, и он уже стоял перед стеной Небесного Огня.

— Входи, Избранник! Видеть Невидимых получают право только навсегда переселившиеся в Наши Небесные Чертоги. Ты уже раз видел нас через Огненную завесу. Попытай счастье, взгляни нам прямо в глаза. Выдержишь — станешь самым могучим Шаманом. Сильнее всех твоих предшественников. Дерзость твоя велика: совсем молодым юношей рискнул ты к нам явиться. Теперь ты зрелый Шаман. Знаешь, что нам ведомы все ваши радости и горести. Мы пока не видим причин беспокоиться о судьбе своих Детей. Говори — что нам неведомо такое, что ты дерзнул во второй раз в жизни беспокоить нас.

Голос, вроде, был один, но в то же время Шаман ясно осознавал, что говорят с ним в неизъяснимом единении все Невидимые Родители.

— Сейчас мы снимем завесу огня: попробуй передать свое подношение кому-нибудь из нас прямо в руки!

Огонь вмиг исчез! Но за ним сильнее огня светились фигуры Невидимых Родителей. Они и вправду были невидимы. Они были сам Свет.

Турухан смело протянул руку вперед и вложил самородок в этот Свет. Его обдало страшным жаром. Казалось, рука мгновенно отгорела. Отдернул руку, поднес ее к почти ослепшим глазам. Рука была цела. Спасительная завеса из огня вновь поднялась и приглушила сияние Невидимых Родителей.

— Ты был первым в мире, кто выдержал наш Свет. Теперь ты почти равен нам. Это значит, что если ты убедительно изложишь свое дело, и мы решим, что ты не зря нарушил наш покой, ты сможешь для блага Детей наших пользоваться нашей Силой, как своей. Такого еще не бывало в истории. Но нам кажется, что ты и Племя, пославшее тебя в это сакральное путешествие, заслуживают того, чтобы их Шаман мог сам распоряжаться Силой Родителей.

Но Черным будет для тебя тот миг, когда ты решишь использовать Силу во вред Племени или даже одному-единственному соплеменнику. А теперь рассказывай.

Турухан подробно рассказал Родителям о появлении странных полулюдей, называвших себя Огольцами. О том оскорблении, которому подвергли они женщин Племени своими гнусными намерениями, о бессильной ярости мужчин, допустивших такой позор. Еще поведал он, что рассказали Огольцы про контессу Валькирьяни и ее табуны Боевых Кобылиц. Племя ждало беды. Беда была близка.

— Наша вина, Шаман, что проглядели мы такую напасть. Не обращали мы внимания на плодящиеся табуны лошадей: это естественно для природы.

Не обращали мы внимания на Огольцов и не обратили внимания на нападение их на ваше поселение: дикие животные часто нападают на одинокие селения. Это тоже естественно.

Не обратили мы внимания на контессу Валькирьяни и ее сподвижницу инфанту Изабель — они не люди. Они давно переродились, потеряли человеческую сущность. С такими мы никогда дела не имели.

Главное наше упущение: мы не обратили внимания на то, что Огольцы напали на вас в XXI веке, когда уже даже одиночное нападение голодного медведя-шатуна — событие, о котором долго говорят.

Значит, мы прозевали главное — каким-то образом контесса и инфанта имеют возможность передвигаться во Времени. Мы в своей самоуверенности думали, что знаем всех таких умельцев. Еще должны предупредить тебя, Шаман, что контесса и инфанта переродились не из простых смертных. До того, как они связались с Магией Смерти, Валькирьяни и Изабель были особыми существами под названием Валькирии. Сила Валькирий и так велика, а помноженная на Магию Смерти становится неизмеримо больше. При этом Сила их становится Черной. У Вас в поселении среди Красных Кафтанов есть свои две Валькирии. Они чисты. И чистота помыслов увеличивает их Силу.

— Про Агафью с Варварой нам ведомо. — Вставил Турухан.

— А смел ты, однако, если Родителей перебиваешь!

— Простите, Невидимые.

— Ты главного не даешь нам досказать: мы просим прощения у наших Детей. Передай им это слово в слово. Шаман.

Наша Сила отныне — Сила твоя и всего Племени. Наша Сила даст тебе разумение в грядущих свершениях.

***

Соплеменники с волнением ждали возвращения Турухана. Наконец он слегка пошевелился, затем по всему телу пробежала нервная дрожь.

***

— Славны в веках Невидимые Родители и мудрость их. — Турухан разжал правый кулак. Самородка не было, только навсегда остался еще один отпечаток на ладони. — Приняли Родители подношение и наказ, как дальше жить, дали…

***

Выпив оленьего молока и немного передохнув, Турухан поведал Детям все, что сказали ему Родители. Предстояла жестокая борьба. Родители дали возможность Шаману распоряжаться их Силой в этой борьбе. Племя ждали тяжелые испытания…

Огольцы 3

Исцеленных Огольцов, раз уж они в таком ладу с лошадиным родом проживали, поместили на специально выгороженный конский выпас около гнилого болота. Ну не казнить же, в самом деле, было безоружных и разумом поврежденных. Кормили, поили. Даже в одном углу загона сделали навес от дождя и солнечного жара. Одеждой обеспечили. Огольцы пытались вступить в общение с людьми Племени. Но никто знать их не желал. Вот накостылять хорошенько этим мерзавцам, еще недавно пытавшимся глумиться над женами, сестрами и дочерьми было много желающих. Однако Великие Ханы строгий запрет на мордобой наложили.

Приходилось поневоле общаться с Огольцами лишь Лхасарану Цэрэмпиловичу да медицинской сестре Розе, долечивавшим пленников.

Два раза в день молчаливые мужчины из Племени притаскивали в Загон котлы с варевом. Молча ставили на землю и уходили поскорее. Противно было смотреть, как Огольцы, не признававшие ложек, жадно хватали пищу грязными руками и запихивали во рты, обросшие давно не стрижеными усами и бородами.

Отец Евлампий счел своим долгом духовно окормлять заблудших. Пытался вспомнить с ними хоть какие-то молитвы, читал катехизис, молитвослов.

В большинстве своем Огольцы были из русских, закабаленных на ярмарке. Стало быть, при рождении крещены были в Православную веру.

Толку от миссионерской деятельности протоиерея Евлампия не было никакого. Лишь пустые глаза и покорное молчание.

И так день за днем. Пока Евлампий не понял, что Веру им привить не удастся никакую: от скотской жизни утеряно было в их душах звено, отвечающее за эту самую Веру.

Хотел, было, заново крестить всем гуртом, загнав для очищения в Могучую Реку. Жалко было священнику заблудших. Покрестились бы. Веру вспомнили. Можно было и об отпущении грехов думать. Долго маялся с несчастными священник, пока понял тщетность своих надежд.

Вердикт батюшки был таков: с оными существами занятия катехизацией смысла лишены. Ибо лишь обличье сохранили они от человеческого существа. Души их не испытывают внутренней потребности в Вере.

Мушкетеры-топтуны

— Добрый день, благородные господа! — неожиданно услышали мушкетеры, патрулировавшие сквер на Чистом Озере. — Прекрасная весенняя погода для Сибири, не правда ли? Даже в благословенном Париже такой денек не грех назвать погожим.

Ошалелые Портос и Арамис резко обернулись. Перед ними была та самая прекрасная девушка, которая только что утопилась на их глазах в Чистом Озере. Запоздало вспомнив об этикете, французы хотели, было, снять перед дамой шляпы и отвесить самый элегантный и самый модный в этом сезоне в Париже придворный поклон, но замерли в нелепой позе, обнаружив, что на головах не их великолепные шляпы с плюмажами, а нелепые фетровые котелки.

— Не стоит расстраиваться, господа мушкетеры. Я наслышана о вашей небывалой галантности.

— Простите, мадемуазель! Право, при иных обстоятельствах мы проявили бы свое блестящее воспитание. — Опомнился Арамис. — Но сейчас мы вынуждены, отбросив условности, прямо просить Вас назвать свое имя. Простите за невежливость.

— Сама необычность обстоятельств, при которых мы с Вами встретились, служит вам достаточным извинением. Я охотно назову себя и свой титул. Я — Принцесса Лилия. Ваши имена мне уже знакомы.

Правые руки мушкетеров опять было взметнулись к шляпам, но господа на этот раз сдержали свое стремление быть галантными.

— Что угодно прекрасной Принцессе от скромных солдат? Мы готовы оказать Вам любую помощь.

— Боюсь, что помощь в данный момент требуется в первую очередь вашему русскому другу. Я видела, он ушел вместе с контессой. Это обстоятельство вынудило меня вернуться из глубин Озера. Поверьте. У меня там было очень важное дело. И все-таки я вернулась для беседы с Вами.

— Черт подери! Простите, Принцесса, топиться — это важное дело?

— А кто сказал Вам, мсье, что я собиралась топиться. Я же сказала: дело.

— А, понятно. — Успокоился Портос.

— Ну вот и прекрасно. Теперь, господа мушкетеры, слушайте меня и не перебивайте. От того, насколько Вы меня хорошо поймете, в буквальном смысле зависит жизнь вашего друга князя Сермягина. Вы же свято соблюдаете свой девиз: «один за всех и все за одного». Ныне Вы, хоть и на время, свели дружбу с российским дворянином. Ему грозит чрезвычайная опасность. А вы, господа, должны ему помочь, так как, в случае удачно разыгранной партии контессы Валькирьяни, князя Ивана ждет ужасная участь. А Вы, господа, уже никогда не успеете к осаде Ля Рошели.

Папаша Дюма, слишком ленив. Я говорила ему про события в Сибири, но он посчитал, что это слишком удлинит его роман.

— А кто такой этот господин Дюма? — Спросил Арамис.

‑ А это тот враль, который напишет книжки о Ваших удивительных приключениях.

— Почему же он враль? Мы и правда совершаем и совершим еще много великих дел. Взять хотя бы дело с подвесками Анны Австрийской. Но вам, наверное, про это ничего неизвестно. Это страшная придворная тайна.

— Все мне известно. Больше, чем вам. Боюсь, что ваш друг д ^,Артаньян не успеет спасти свою прекрасную Констанцию. Мэтр Дюма все переврал: Миледи Винтер и контесса Валькирьяни — давние подруги-соперницы. У каждой своя игра. В зависимости от обстоятельств, они то лучшие подруги, то непримиримые враги. Такие, как были они в деле с подвесками.

В этом непростом деле контесса одержала блестящую победу над Миледи.

Сегодня обстоятельства изменились и наши милые дамы вновь лучшие подруги. Возможно в ближайшие дни, а может часы, вы встретите Миледи Винтер.

Покуда же будьте внимательны. Дом на Бочановской — тайное убежище злодеек. Там из своих «воспитанниц» они готовят свою гвардию. Что это значит, я объясню князю Ивану. Еще раз прошу, будьте внимательны. И, кстати, господин Арамис, не вздумайте начать беседу с какой-нибудь хорошенькой француженкой-гувернанточкой. Засмеют: обороты речи французского языка сильно изменились со времен Людовика Справедливого!

***

Тем временем контесса и д ^,Артаньян с Атосом бродили под теплым летним солнцем по монастырскому двору. Игумен с подозрением поглядывал на незнакомых филеров: город был маленький и все доблестные служащие Третьего отделения были на виду.

«Не иначе бомбиста какого ловят. Раз из другого города топтунов привезли. Только почему в монастыре. Нет среди братии якобинцев». — Подумал Игумен.

Контесса между тем энергично вводила мушкетеров в курс дела.

— На ярмарке в Чумске регулярно появляются люди какого-то таежного племени. Появляются не просто так, с большим запасом золота. Они сбивают нам цены, выкупая наш товар — лошадей-андалузок. Проследить их нам ни разу не удалось. Есть только свидетельства нескольких наших соглядатаев, что люди туземной внешности были неоднократно замечены возле мужского монастыря и на его территории. А что, спрашивается, делать туземцу в православном монастыре, и где они берут золото?

Наблюдать, наблюдать и еще раз наблюдать. Вечером на Бочановской дадите мне полный отчет.

Контесса удалилась по своим важным делам.

***

Князь Иван прибыл к скорбному дому ровно в тот момент, когда узкоглазый азиат громогласно возопил: «Для встречи! Смирна-а-а!».

Весь больничный персонал стоял по обеим сторонам парадного лечебницы…

И вот, на улицу неспешно вырулил тот самый полоумный старикан, что накинулся на господина в парке у Озера. Только теперь на нём был старинный мундир с эполетами и сапоги не смазные, а из дорогой кожи.

Белохалатный врач привычно взмахнул по-дирижерски рукой, и все присутствующие слаженно грянули:

Боже! Царя храни!

Сильный державный

Царь Православный

Царствуй на славу!

Между тем, псих с эполетами привычным движением подал доктору руку для поцелуя. Азиат почтительно к ручке приложился и подобострастно произнёс: «Приятного моциона Вам, Ваше Сиятельство!».

Присутствующие дружно прокричали троекратно: «Ура! Ура! Ура!».

«Как Императора встречают, подумал князь, — а причём тогда «Сиятельство?».

— Дохтур Лхасаран Цэрэмпилович завсегда так Их Сиятельство встречать велит, словно самодержца, — отвечая на безмолвный Ивана Семеновича вопрос, сказал пожилой санитар…

***

Побеседовав с дворником и санитарами, князь Иван установил, что Старец содержится в лечебнице для умалишенных с незапамятных времен. С тех же времен многие почитают его за таинственно исчезнувшего императора Александра Первого.

Сам Старец от этого, похоже, еще больше тронулся умом и «Царский выход» льстит его самолюбию.

На вопрос: кто же на самом деле этот таинственный старик однозначного ответа князь Иван не получил.

Можно было отправляться на Бочановскую.

…Иван прибыл к бардаку, ставшему временным убежищем для него и его друзей. Жриц любви он застал за странным занятием.

На заднем дворе притона был оборудован почти настоящий воинский плац. Весь личный состав заведения в одеждах, наподобие коротких античных туник, выполнял странные артикулы под руководством инфанты Изабель.

«Не такая она и молоденькая, как на первый взгляд кажется», ‑ подумал князь.

Действительно, Изабель в такой же тунике, как и ее воспитанницы. Без румян и грима, слегка вспотевшая от продолжительных занятий, вовсе не походила на девочку-подростка. Скорее, это была хорошо сохранившаяся женщина далеко-далеко за тридцать.

И вела она себя без той напускной наивности, которую демонстрировала в «приличном обществе». Ее голос сталью прорезал теплый весенний воздух. Она выделывала замысловатые трюки, сродни акробатическим. При этом в такт движениям произносила отрывистые фразы на каком-то непонятном языке. Непонятном в буквальном смысле слова: Иван, поболтавшийся по Европе, нигде подобного не слышал.

Девицы слаженно повторяли движения наставницы, выкрикивали за ней режущие слух фразы, похожие на какие-то команды.

И это было еще не все!

Самым удивительным в этом диком фарсе была необыкновенной красоты лошадь андалузской породы. Лошадь была крепко прикована своеобразными лошадиными кандалами к четырем железным столбикам, крепко врытым на середине плаца.

Понаблюдав еще некоторое время, Иван понял, что движения и команды подаются для лошади. Лошадь то, повинуясь приказу, замирала неподвижно, то, после очередного акробатического номера девиц и дружного вскрика, начинала, как безумная, рвать железные цепи. Губы животного покрывались пеной. Еще артикул, вскрик, и лощадь уже стоит, как вкопанная.

Суровым было обращение с благородным животным. Не менее суровым было обучение девиц. В руке инфанта держала внушительный хлыст, которым она то и дело охаживала своих подопечных, если те допускали малейшую ошибку в движении или команде.

Инфанта была зла.

— Мерзавки, бездари! — Кричала она на совершенно чистом русском языке. Я предупреждала: у кого будут синяки или рубцы на теле, останутся сегодня без ужина. И к гостям с драным задом никого не выпустят. Стало быть, пока не заживут синяки, вы ни копейки не получите! В ваших интересах быть внимательнее и проворнее, чтобы сохранить ваши драгоценные задницы для посетителей!

Ивана удивило то, что при явно жестоких ударах тела почти всех воспитанниц были не повреждены.

Хлыст в руках Изабели был совсем непрост. Изготовленный основательницей лошадиного предприятия и школы Табунщиц при нем доньей Инезильей, он был напоен Силой Кастильской Магии Смерти. Наставница могла наносить жестокие удары и причинять невыносимую боль не опасаясь травмировать кожу женщин. Только за особые провинности или явное нерадение наставница могла послать удар, рвущий кожу и оставляющий кровоподтеки. Однако инфанта пока старалась беречь «товар» своей компаньонки мадемуазели Валькири.

— Ну что, князь Иван Сермягин, как тебе нравится знаменитая в узких кругах Школа Табунщиц? — Иван не слышал, увлеченный странным и страшноватым зрелищем, как к нему подошла сзади молодая женщина. В ней он с удивлением опознал недавнюю утопленницу с Чистого Озера.

— Свят! Свят! – Забормотал князь, поднес правую щепоть ко лбу и закрутил головой в поисках креста или образа.

— Там! — Утопленница легко повернула князя за плечи и указала на купола Петропавловского собора.

Иван троекратно истово перекрестился. На всякий случай отступил подальше от утопленницы.

— Успокойся, князь. Я живая. Это было недоразумение. Больной нервами человек поднял крик и заморочил всем голову. Кстати, его тоже зовут Иван и служил он преподавателем музыки в женской гимназии, расположенной рядышком с мужским монастырем.

— П-Почему с-служил?

— Да успокойся же, князь! Жив этот несчастный. Просто служить ему теперь невозможно. Его после такого конфуза в Скорбном доме содержать надлежит. Давай я тебе лучше про лошадиную коммерцию расскажу. Контесса и инфанта в этом деле на тебя большие виды имеют.

— Почему бы это?

— Потому, что ты знатен, лошадей любишь и изрядно в них разбираешься.

— Все равно не понятно.

Лилия изложила историю с Андалузскими Боевыми Лошадьми, их Наставницами и Огольцами.

— Для чего же им это все? — Спросил Иван.

— Жаждут владеть всем миром. На ярмарочную продажу выставляют всего лишь невиданной красоты и рабочих качеств животных. Для себя же тайно создают невиданные табуны Боевых Кобылиц. Этим страшным оружием надеются они завоевать весь мир. Конечно, в XIX, XX и XXI веке такой номер не пройдет. Сделать свое черное дело они намереваются гораздо раньше и начнут экспансию с территории Тюркского Каганата. Которым правит злодей Тугарин Змеевич.

— Это из сказок и былин?

— Это настоящий, вернее, один из настоящих Тугаринов.

— А вам что за интерес, дамочка, такие сказки незнакомому человеку рассказывать?

‑ Ты вульгарен, князь. Ишь ты — дамочка! Не смей больше меня так называть. Зови меня Принцесса Лилия.

— Что еще за новое звание в Российской империи?

— Я не в Империи. Я — супруга Великого Хана Фируза, который правит Племенем, некогда проживавшем на Белой Горе. Века тому назад, поневоле переселившись в тайгу, мы граничили с Каганатом. Сейчас в Племени XXI век. Не удивляйся. Именно XXI! И вот совсем недавно, но в XXI веке, на женщин нашего Племени напали Огольцы. Про них я тебе рассказывала. Ныне Огольцы содержатся у нас в плену.

— Что за Племя-то?

— Племя Детей Невидимых Родителей! — Гордо ответила Лилия. — А ты, Иван, нужен своим новым подругам по той простой причине, что надеются они тебя сакральному языку обучить. Пока ни у одного мужчины ничего не получалось.

Это испанок мало печалило, до поры до времени. Вполне обходились при разведении породы Девками-Лошадницами. А для последней войны нужен мужчина — Великий Лошадник, который один раз в истории преподаст Девкам и Кобылицам истинные команды к Завоеванию Мира.

В тебе они какими-то своими методами высчитали серьезного претендента на должность Великого Лошадника.

— Что, и меня инфанта с хлыстом науку постигать заставит?

— И весьма скоро. Наше с тобой дело так повернуть обстоятельства, чтобы этого не случилось, а коли все-таки случится, чтобы пагубных последствий не было, — Лилия усмехнулась. — Да будет тебе ведомо, что Мировой Переворот готовится во времени расцвета сил покойной доньи Инезильи. Вернется к ней хлыст, что веками передавался из рук в руки ее преемницами.

А хлыст ей поднесет ее суженый-ряженый — Великий Лошадник.

Инезилья так рассчитала, что когда обретут Лошадницы Великого Лошадника, он поможет им дело довершить: он один или с верными подручными, будет способен тайным путем во Времени перегнать с тайных пастбищ из всех веков в секрете содержащихся кобылиц. Девки-Лошадницы ему только помощницами будут.

— Принцесса! А ты часом не заговариваешься, как это табуны через века гнать?

— Ну, привезли же тебя с мушкетерами прямо с бала в Версале при короле Людовике XIII на Чумскую ярмарку. Вот, кстати, и вся компания собирается. Скоро заведение откроется. Девицы должны привести себя в надлежащий для приема гостей вид. Глянь-ка, князь!

Иван во все глаза смотрел, как девицы расходятся по своим комнатам. Как уводят успокоенную лошадь. Но не это было самым интересным.

Интересно было наблюдать как Изабель выполнила несколько замысловатых движений хлыстом, несколько пируэтов, и плац превратился в милый садик с цветущей сиренью и весенними цветочками на клумбах.

Версаль

В будуар Анны Австрийской тихо вошла дама в черном одеянии. Лицо дамы скрывала вуаль. Анна вздрогнула, увидев отражение дамы в зеркале. Правом входа в это помещение пользовались лишь самые приближенные придворные. Король просто не подозревал о существовании в необъятных пространствах своего дворца этого тайного убежища своей супруги.

Среди немногих приближенных, допущенных в тайный будуар, была Констанция Буонасье. Но и она в последний раз посещала его лишь в день, когда храбрый гасконец, возлюбленный Констанции, каким-то образом ухитрился доставить ей из Лондона злополучные подвески.

— Сударыня! Прошу простить меня за вынужденное вторжение в ваше тайное убежище. Поверьте, нам просто необходимо поговорить.

— Хм! Сударыня? Вы ко всем королевам обращаетесь так запросто?

— Нет. Вы первая. Вы вообще первая королева, с которой мне выпало счастье беседовать.

— Вы не допущены ко двору.

— Я никогда к этому и не стремилась.

‑ И при этом вот так легко находите это помещение, о котором не знает даже Людовик?

— Но ведь ему и незачем знать. Не правда ли?

— Вы необыкновенно дерзки. А если я кликну стражу?

— Вы лучше меня знаете, что в этом крыле дворца стражи никогда и не бывало.

— А Вы подозрительно много знаете о моих знаниях.

— Простите. Так получилось.

— Ладно уж! — В голосе королевы, наконец, почувствовалось любопытство. — Изложите Ваше дело. Возможно, оно меня заинтересует. Но если Вы потревожили меня зря…

— Я бы не осмелилась. Суть дела в том, что Вашей камеристке Констанции Буонасье угрожает невиданная опасность.

— Что может угрожать упомянутой девице, находящейся под личным покровительством королевы Франции?

— Смерть.

— Вы меня пугаете. И кто же осмелится придать смерти мою протеже?

— Некая Миледи Винтер — авантюристка, сподвижница кардинала Ришелье. И просто закоренелая преступница.

— Чем же так досадила этой страшной женщине моя бедняжка Констанция?

— Тем, что д ^,Артаньян безумно в нее влюблен в Констанцию. А миледи жаждет отмстить ему за провал своей операции с подвесками и… она любит его. К тому же из-за проигранного дела она чуть было полностью не утратила расположение герцога Ришелье.

— Откуда Вам все это известно?

— Простите, королева, нет времени отвлекаться на несущественные детали.

— Чего же Вы хотите?

— Вашего разрешения, нет, даже приказа о немедленном препровождении Констанции в известное мне надежное убежище.

— Помилуйте, давно решено, моя камеристка укроется в монастыре Сестер-Кармелиток.

— По моим сведениям, Миледи очень скоро станет известно об этом крайне ненадежном месте.

—И как надолго Вы предполагаете лишить меня моей любимой камеристки?

— Констанция вернется к исполнению своих обязанностей сразу, как только минует опасность со стороны Миледи Винтер.

— И каким же это образом будет устранена эта опасность?

— Возможно, самым радикальным.

— Почему я должна Вам верить?

— Потому, что Мы верим в то, что Вы, несмотря на свой королевский сан, все-таки порядочная женщина и не ответите черной неблагодарностью другой женщине, спасшей Вашу репутацию.

— Мы…Вы…впервые слышу такие заявления от французской подданной в адрес своей королевы.

— Я не французская подданная.

— Час от часу не легче. Кто же Вы, позвольте узнать. Выговор у Вас как у истинной парижанки.

— Без сомнения, я и есть настоящая парижанка. А насчет подданства…зовите меня Принцессой Лили.

— И какого же это государства, позвольте спросить?

— Я – одна из мавританских Принцесс,— скромно ответила Лили.

— Знаете, хоть Вы и несносны и непозволительно дерзки, мне почему-то хочется Вам верить,…разумеется, не насчет того, что Вы мавританская Принцесса.

***

Таким образом Констанция Буонасье оказалась в уютном домике сестрицы Лили. Благодаря стараниям Лили и ее домашнего персонала Констанция не почувствовала изменения Времени: ни к чему забивать такую хорошенькую головку лишними подробностями…

Визит Старого Визиря

Осторожно, с замирающим сердцем шел Великий Визирь в дом на Бочановской. Пригляделся сначала снаружи: нет ли подвоха. Вроде все как везде: резные колонны крыльца, резные наличники окон, резные карнизы.

Славился Чумск своей деревянной архитектурой! Все, как будто, знакомое. Но что-то вызывало тревогу в душе старика: не такой какой-то был сегодня город.

Из Вотчины Тугарина вести были неутешительны. Казахи и викинги опились смеси кумыса и пива до полного безумия. Лошади плодились исправно. Но в живых оставалось совсем немного женщин, обученных управлять ими. Справляться с огромными табунами было все труднее и труднее.

На Чумской ярмарке казахско-андалузская порода не выдерживала конкуренции с товаром Лошадниц.

Визиря встретил почтенного вида домоправитель. Проводил во внутренние покои. Из других помещений туда приглушенно доносилась веселая музыка и женский смех.

«Праздник у людей какой-то».

— Добрый вечер, глубокоуважаемый господин Великий Визирь! — В покои вошла дама весьма представительной внешности, сопровождаемая девочкой-подростком с взрослым взглядом.

Визирь узнал их. Это они привозили на каждую Чумскую ярмарку лошадей, подрывавших всю торговлю Каганата. Имея огромные стада, Тугарин вынужден был рассылать своих табунщиков к дальним дворам мелких князьков, не имевших возможности посетить ярмарку в Чумске. А может быть, просто многие из них и не догадывались о существовании таковой. Табуны плодились исправно. Требовали ухода. Продавать лошадей с каждым годом становилось все труднее.

— Здравствуйте и Вы, почтенные Дамы. Чем мог Вас заинтересовать скромный Визирь дальнего Каганата?

— Именно тем, что Ваш Каганат дальний. Ведь когда-то наши прапрабабки вышли из Вашего государства и увели лучших лошадей. Удивительно, что Вы, постоянно посещая ярмарку, не заметили сходства.

— Сходство я заметил, но думал, что это случайное совпадение. Тем более, Ваши лошади несравнимо лучше тех, что бегают по нашим степям.

А про тех женщин, которые бежали от нас много лет назад, мы думали, что они просто погибли в степи. Не женское дело по диким просторам табуны гонять.

— Вы сильно ошиблись, господин Визирь. Мало того, что мы не погибли, мы еще смогли привить нашим красавицам необыкновенные качества: они стали воинами. Слыхали про курганы, что в степи образуются после сражений с нашим войском?

— Так это ваших рук дело! Значит и наших воинов вы… А мой господин мне не поверил, сказал, что я от старости впадаю в детство. Дайте мне какое-нибудь доказательство, чтобы я мог оправдаться перед своим Владыкой!

— Сейчас бы уже поверил. Ругал он тебя несколько сотен лет назад. Сейчас и Каганата нет.

— Каганат вечен и нерушим! — Твердо произнес Визирь.

— Ничто не вечно. Вот побеседуем и вернем тебя, откуда взяли. В тот Чумск, которого еще нет, и который только для Ярмарки проявляется. Ты интересен нам именно там. И в то примерно время, когда от вас сбежали женщины с лошадьми.

— Так это же очень давно было. Я и сам с трудом вспоминаю те дни.

— А мы все прекрасно помним и освежим твою память.

— Чего же вы хотите, благородные Дамы?

Нам нужны необъятные свободные просторы Каганата тех времен, чтобы перегнать из всех веков приготовленные для наших целей табуны Лошадей-Убийц.

— Вы хотите затеять войну?

— Хотим, Старик.

— Но я не могу предать своего повелителя!

— Ты его не предашь. Ты его спасешь. В награду за временное предоставление своих угодий Тугарину обещаем полную свободу. Его владения остаются за ним. Они нужны нам лишь на короткое время.

— Трудно мне, старому человеку разобраться в ваших речах.

— А ты не утруждай свой разум: все равно ничего не поймешь. Помоги нам, и вновь обретешь благоволение своего Повелителя. Понял?

— Понял. Выбор у меня не велик: либо вы погубите, либо Владыка конями разорвет.

— Рады были встрече с Вами, господин Великий Визирь. Пойдемте, я Вас провожу. Обещаю, Вы окажетесь в том самом призрачном ярмарочном Чумске, откуда явились. Извольте следовать за мной. Самостоятельно Вы обратного пути не найдете. По дороге обсудим наши планы.

***

Пока Лошадницы сурово и непререкаемо «убеждали» великого Визиря, в большой зале дома шла добрая пирушка, обещанная мушкетерам контессой Валькирьяни. Мушкетеры и д ^,Артаньян наконец вздохнули свободно, переодевшись в привычную одежду. Были господа при шпагах и пистолетах. Так оно привычнее. А в той нелепой одежде, что они носили весь день по настоянию контессы, даже доброе бургундское казалось горьким.

Атос вышел из-за общего стола:

— Простите, друзья! Я скоро вернусь. Ее тень преследует меня…

Мушкетер хотел подняться в отведенную ему комнату и побыть немного в одиночестве, чтобы избавиться от наваждения: ему казалось, что Миледи совсем близко. Он понимал, что такого просто не может быть, но…

Одна из неплотно прикрытых дверей так и манила Атоса заглянуть вовнутрь. До своей комнаты он не дошел.

В комнате вполоборота к двери стояла женщина, которую он не мог не узнать, и тень которой многие годы сводила его с ума.

Женщина внимательно разглядывала какую-то бумагу. Услышав скрип открывающейся двери, она мгновенно спрятала документ в вырез декольте.

Атос подошел ближе. В руках женщины сверкнул ловко выхваченный из складок платья небольшой кинжал. Но шпага Атоса была намного быстрее и длиннее. Кончик острия ее касался горла женщины.

— Сударыня, как смели Вы явиться сюда? Каким образом?

— Таким же, как и Вы, мой супруг. — Спокойно ответила Миледи.

— Что за документ Вы только что изучали?

После недолгих, но действенных убеждений Атоса, бумага перешла в его руки.

«Податель сего… во имя короля Франции…»

— Атос аккуратно сложил документ и поместил его в свой карман.

Миледи была в бешенстве.

— Я вырвал твое жало, ядовитая змея, без этого документа ты всего лишь преступница. Это монсеньор Ришелье помог тебе достать такую грамоту?

— А хоть бы и он! Я еще не сказала своего последнего слова.

— Послушай же меня: если с моим другом д ^,Артаньяном или с кем-либо дорогим его сердцу случится что-нибудь недоброе…

— Твой друг, возможно, уже мертв! — Исступленно прокричала Миледи. — Я думала, что и эту курицу Буонасье здесь застану.

Атос рванулся в общий зал. Д ^,Артаньян как раз намеревался попробовать превосходного вина, дюжину бутылок которого прислали неизвестные дарители. Горлышко бутылки было уже у рта друга.

Атос выхватил старой французской работы кремнёвый пистолет. Раздался выстрел, и бутылка разлетелась вдребезги.

— Атос, какого черта? — Воскликнул молодой человек.

— Простите, мой друг, мне стало грустно, что Вы пьете без меня.

Такое неожиданное заявление было встречено громким дружным хохотом всех собравшихся.

Атос рванулся обратно в комнату. В проеме окна стояла Миледи. Секунда, и она, подоткнув подолы многочисленных юбок, выпрыгнула из окна прямо в седло прекрасной лошади андалузской породы, подаренной ей любезной подругой контессой Валькирьяни. Догонять не имело смысла. Время было упущено.

Миледи была в ярости. Совсем недавно она узнала, что Констанция так и не появилась в монастыре Кармелиток. Оставалось предположить, что девица находится рядом со своим возлюбленным. Подруга-соперница контесса Валькирьяни намекала ей, что у нее есть совместные дела с компанией мушкетеров в Чумске. Дорога Миледи была известно хорошо: еще во времена давних совместных афер с беспошлинным вывозом золота, полученного от продажи лошадей, из России во Францию, контесса объяснила ей способ передвижения. Объяснила только в одно время и в один дом, а то, глядишь, и хитрая подруга смоется вместе со всей выручкой. Конечно, при возможностях контессы и ее родственниц Миледи далеко не убежала бы. Но зачем тратить лишние усилия?

Прибыв по месту назначения, и обнаружив в Чумске друзей-мушкетеров, злодейка решила, что ей на этот раз сопутствует небывалая удача.

Но все вышло не так, как хотела преступная женщина. Мало того, что не нашла подлой соперницы Констанции, не отомстила коварному изменнику гасконцу, так еще бывший муженек грамоту Ришелье конфисковал!

В Греции все есть

Теплый и благодатный край — Греция. Изобильный край, опять же. Недаром сказал персонаж одного из классиков, что «в Греции все есть». И теплое море, и масличные деревья, и много еще чего. Но нам интересно изобилие древних Магических Существ. Воистину, тут (или там?), словом, в Греции всё и все имеются. И не каждой твари по тщедушной паре, а солидное поголовье.

Мудрый кентавр Агамемнон предавался глубоким размышлениям. Собратья его, боясь спугнуть думы вожака, стояли тихо, кружочком оцепив старую смоковницу, под которой расположился мудрый кентавр.

Долго думал Агамемнон: с одной стороны — почему бы и не помыслить всласть, если временем бессмертные не ограничены, с другой — информация к размышлению была очень уж важной. Спешить, стало быть, не следовало: поспешишь — людей насмешишь, а своих Сибирских сородичей подведешь.

Прислали из далекой Сибири письмо. Удивился сначала кентавр: зачем письмо, когда портал имеется. Приходи в любое время да рассказывай, что у тебя стряслось, проси совета.

Подумал, было, Агамемнон, что это приглашение. Потом решил, вряд ли. Всем давно известна страсть старого вожака к зимней рыбалке. А сейчас разгар лета. Какой древний грек или древнегреческое Магическое Существо в Сибирь комаров кормить попрется из благословенной Эллады?

Зимой — это да! Вот зимней-то рыбалки в Греции и нет! Брехал классик, что все там есть! Но сейчас не о зимней рыбалке речь, не о развлечениях. Писал Лесной Дед из далекой северной страны, что грозит беда Лесному Народу. Какие-то неведомые Огольцы напали на поселение соседей Лесного Народа — Племя Невидимых Родителей.

Описывались эти Огольцы в послании как-то невнятно. Мудрый кентавр понимал: боится Сибирский родич обидеть кентавров, живописуя нелепое сочетание голых и грязных безумцев с лошадьми. Деликатная оказалась Северная родня. Зря! Лучше бы писали без реверансов. Проще было б разобраться, что за напасть такая, эти Огольцы.

А обидеть настоящего греческого кентавра намеком на их двойственное происхождение невозможно. Да. Тут понимать надо: или гордое создание, соединяющее в единое целое лучшие черты лошади и человека, или какие-то грязные прощелыги на сомнительных конях!

Но вреда эти самые прощелыги могли наделать немало. Если бы человеческая дочь Варвара не пресекла их гнусный разгул. Писал Дед, что люди эту девицу именуют Валькирией, так же, как и ее мать, дружинницу Агафью.

Кто такие Валькирии мудрый Агамемнон знал. В Элладе тоже в незапамятные времена викинги наследили. Только греческие валькирии давно утратили свою воинственность и были более склонны к утонченным плотским утехам, чем к ратному делу.

Особенно не нравилось Агамемнону в этих далеких наследницах древней военной славы, осевших на постоянное место жительство в Элладе, то, что очень неравнодушны были они именно к особям мужского пола из кентавров. Сплошная противоестественность и разврат! Одно хорошо, потомства от такого блуда не получалось!

Понятно, о девице Варваре и ее матери составилось у Агамемнона сразу очень отрицательное мнение. Ну и пусть спасла эта малолетняя Валькирия Древнюю Тайгу от захвата варварами. А дальше-то что будет? Не иначе, возьмутся с мамашей совращать наивных и чистых душой Лесных жителей. Знаем мы этих Валькирий!

Надо Родичей предупредить. Ведь еще эти самые Валькирии, как на беду, все — обликом прекрасны. Ни один наивный северный леший не устоит перед их чарами, если искушенные европейские кентавры с вожделением справиться не могут. А вдруг окажется, что и беременеть они от леших могут? Горе тогда Древней Тайге.

Решил Агамемнон нарушить свое обыкновение и посетить Сибирь летом. Что поделать, надо родичей о напасти, которая у них под боком предупредить. Придется потерпеть комаров и мошку. А этим сибирским Валькириям все в глаза решил высказать, что о них думает. Пусть от мудрого человека, тьфу, сказал же такое! Пусть, в общем, правду про себя бесстыдницы услышат.

***

Направился кентавр прямиком к порталу. Секунда — и он уже под вековым кедром приветствует Лесного Деда.

Поприветствовал, да сразу всю правду про подлую природу развратных Валькирий и выложил! Потребовал прямиком вести его к руководству Племени, чтобы пред очами Великих Ханов правду молвить.

Долго смеялся Лесной Дед. Глядя на него, смехом зашлись и его подданные. Не остановишь! Надо же, чего гость городит!

Неудобно, нехорошо как-то получилось. Не следует над гостем потешаться. Даже если и откровенную чепуху сморозил. Не виноват он, что в южных его краях такие вольные нравы. Он же думает, что везде так.

Смех утих. Гостю попытались тактично втолковать, что он, мягко говоря, немного заблуждается. Не очень-то он поверил, но инцидент был на этом вроде бы исчерпан.

Стали про нынешнее житье бытье кентавру рассказывать. Выяснилось, что главное горе в другом: с сопредельных территорий готовится вторжение войск Каганата, которым заправляет разбойник Тугарин Змеевич и его соратник, такой же разбойник скандинав Бьорн. Про то Лесному Народу поведали люди из Племени. Еще сказали, что в войске Каганата тоже имеются Валькирии, но не такие, как уважаемые дочери Племени дружинница Варвара и ее дочь Агафья. А сущие исчадия злобных потусторонних сил.

Совсем плохо…

А мудрого Агамемнона больше беспокоили не Валькирии в рядах захватчиков. Какое-то высшее предчувствие или предвидение упорно стучалось в его мозгу с известием, что будут в грядущих сражениях участвовать на стороне врага какие-то существа с родовыми признаками лошадей и человека. Но человеческое начало будет темным, словно у мертвецов. И нет гармонии в душах этих существ. Не то, что у благородных кентавров.

Первая схватка

На военном совете Тугарина и Бьорна решено было Племя, подвернувшееся под руку, уничтожить под корень: нечего всяким тут расселяться без их милостивого дозволения!

Бьорн предлагал для острастки и примера всем прочим племенам, которые могут еще обнаружиться в округе, послать парочку Валькирий. Непременно на железных конях. Пусть дикари страх изведают! Появились, понимаешь, неизвестно откуда!

Про то, что сами викинго-казахи влезли на пространства чужого Временного Кармана было Бьорну и Тугарину, а равно и их подчиненным, неведомо. Считали владетельные господа, что какие-то бродяги облюбовали их территорию и без дозволения на ней заселились. Значит, надо наказать их за самовольную застройку и захват земли.

Валькирий пока решили не посылать. Для начала хватит хорошо вооруженной конной сотни: разогнать незваных поселенцев, жилища попалить огнем. Еще баб непременно в полон взять: испанки, привезенные Бьорном давно уж перемерли, а взамен оставили потомство. Но глаз не услаждало зрелище дочерей казахско-испанских брачных союзов. Серединка на половинку, как говорится, получалась. А попросту сказать — страшные девки плодились в таких браках.

Конные разъезды живописали Владыкам красоту женщин, самовольно заселившегося Племени, грех не попользоваться!

Решено. Чуть свет выехала ватага конников из крепости Тугарина. Помчались с диким криком и визгом по направлению к поселению Племени.

Давно заметили подданные Каганата, что если спокойным шагом ехать, преодолей хоть тысячу верст, никакого чужого поселения не встретишь. А с гиком да посвистом непременно рано или поздно наткнешься на жилища самовольщиков. Вопрос Времени.

Письменности почти никто в разбойном войске не разумел. Разумели бы, поняли б, что Время в этом случае пишется с большой буквы и этим все странности объясняются.

***

Дозорные Племени загодя обнаружили приближение незваных гостей. Доложили Великим Ханам. Те ополчению велели выступать боевым порядком. Уже, было, тронулись в путь, как со стороны загона для Огольцов раздались дикие вопли.

Посланный узнать в чем дело ополченец вопросил стадо:

— Чего орете, черти?

— Просим Ханов к нам позвать. Карах перед ними слово сказать желает!

— Не много ли чести, самих Великих Ханов к вам, разбойникам, призывать?

— Не в чести дело. Можно и Караха пред очи ханские доставить.

А Владыки уже подъехали к загону верхом на тех самых дивных лошадях, что выкупались у испанских лошадниц на ярмарке в Чумске.

— В чем дело?

Карах вышел вперед, поклонился и заговорил. Мало был похож он на того похабного разбойника, каким его пленило Племя. И речь его была вразумительной, и голос не таким отвратительно хриплым.

— Просим милости, Великие Ханы. Просим милости народ Племени Детей Невидимых Родителей.

— Говори, не томи. Время дорого, враг идет.

— О том и речь поведу. Прожили мы век свой, как скотина неразумная. Дозвольте нам людьми помереть. Видим, великая сила на вас исполчилась. Дайте оружия, какого не жалко, да вперед вашего ополчения нас пустите. Мы на себя первый вражий удар примем. Знаем, что головы сложим, но в человеческом достоинстве погибнем. Это много лучше, чем скотами в загоне прозябать. А иначе людьми мы себя чувствовать не сможем, даже если вы нам полное прощение объявите и на волю отпустите.

Лишь в бою за тех, над кем глумиться собирались, вновь человеческий образ вернем. А Вы войско свое сбережете в первой схватке: вам еще бойцы понадобятся.

— Некогда нам с вами беседы о спасении ваших душ беседовать. Уже враг на подступах к нашим домам. Да и гнушаемся мы вашей помощи, глаза бы на вас не смотрели!

— Пустите их, господа Великие Ханы. Дело они говорят: все, кто в первую схватку с такой силой выйдет, погибнуть обречены. Надо Племя сохранять. — Тихо попросил отец Евлампий.

— Так не скотской же помощью пользоваться! Позор нам будет во все грядущие времена!

— Нет позора — честную помощь принять. Погодите, не спорьте со стариком. Я сам, как пастырь, их исследовал в первые времена пленения. Хотел к Вере Христовой приобщить. Да не удалось мне, грешному, до их сокровенной сущности достучаться. Я уж решил, что стали они от своей мерзкой жизни тварями, души не имеющими. Ан, Промысел Божий по-другому распорядился. Есть у них, стало быть, Души!

— Будь по-твоему, Отче. Ты худого никогда не советовал. Всегда твои помыслы во благо обращены были. — Ответствовали Великие Ханы. — Что вам, Огольцы, потребно для боя?

— Перво-наперво, велите нас к реке свести, чтоб помыться перед погибелью. Инструмент, какой ни на есть, чтобы бороды и лохмы в порядок привесть. Уж коли собрались людьми помирать, так и обличье хотим человеческое себе вернуть. Много дум здесь, в скотском загоне сидючи, передумали, много до чего дошли. — Отвечал за всех Огольцов Карах.

— Быть по-вашему.— Молвили Ханы. Обернувшись к соплеменникам, добавили. — Думается, охрану можно убрать. Негоже как-то своих защитников добровольных под стражей содержать…, хотя еще недавно были они лютыми ворогами. Но, Духи и не такие дела способны вершить со смертными.

— Велик Господь! Не допустил, чтобы по его образу сотворенные окончательно в скотов бездушных превратились!— Отец Евлампий набожно перекрестился на купола храма в честь Святой Лии.

***

Малое время прошло, а разбойников и не узнать. Чинно вышли перед народом, строй воинский соблюдая.

Кто чем мог из Племени оружием с недавними врагами поделились.

Отправились Огольцы на свою последнюю битву.

А Время вдруг с необыкновенной быстротой понеслось. Ведь пока Огольцы с Ханами переговоры вели, оно, словно на месте стояло. Теперь же ринулось с небывалой скоростью. С небывалой же скоростью и враг приближался.

***

— Отче, а ты с нашим Туруханом совместно не мог разве бескровно это нашествие отвратить? — Спросил Хан Тогизбей.

— Есть такие дела, которые люди должны своими силами и разумением решать. Ведь недаром сказано, что при всем надлежащем страхе Божием, оставил Господь человеку свободу воли и разумение в решении дел его.

А уж от человека зависит по-божески или по-иному он свои дела устроит. Вот и пример Вам, господа: я, пастырь недостойный, руки опустил. Дерзнул сам определять, есть ли душа у этих разбойников. Господь мою гордыню посрамил, явил чудо: восхотели эти заблудшие вновь человеческое достоинство обрести.

***

Хоть и не удалась отцу Евлампию его миссионерская деятельность, но с того страшного дня, когда пали Огольцы, защищая Племя ,ежедневно за обедней поминались в храме На Поле Брани Убиенные.

Трудно поверить? Однако так оно и было.

Лошадницы в панике

Великий Визирь на этот раз сам попросил о встрече. Беседовали с ним в одном из питейных заведений Призрачного Чумска. Дело было непростое: передали Визирю верные люди, что разъезды Тугарина и Бьорна обнаружили в Тайге Племя, которое, вероятно, уже долгое время живет с Каганатом бок о бок: больно хорошо селение обустроено, много лет для этого надо. Содержит это Племя в плену в лошадином загоне диких существ, обликом напоминающих человека. Подданные Тугарина и Бьорна пока только наблюдают. Но поняли, что остаться незаметными наблюдателями им не удалось: их явно видели жители поселка.

Есть в поселке могущественный Шаман. Издали наблюдали скандинавы с тюркскими представителями Каганата, как он проводил свой Священный Ритуал. Ужаснулись Силе, которая исходила от этого Шамана. Тугарин склоняется к тому, что надо просто пойти походом и разом истребить или захватить все неведомое Племя и все их достояние. И землю взять себе.

Запаздывали немного информаторы Великого Визиря со своими сведениями. Уже первая схватка произошла в далеких грядущих веках. И первая кровь пролилась. И Огольцы геройски погибли, восстанавливая справедливость и свое человеческое достоинство.

***

Лошадницы, в отличие от Визиря, понимали: катастрофа эта гораздо более крупного масштаба, чем мог себе представить Визирь. Открылась тайна пропажи целого гурта Огольцов.

Визирю было не понять, что весточка к нему пришла не из его времени, а из XXI века. Лошадницы же быстро сообразили.

Одна неприятность следовала за другой. Только успокоили мушкетеров и убедили их, что к появлению Миледи на Бочановской они не причастны, а тут на тебе — Огольцы с каганатскими вояками совсем в будущее для них время забрались.

И ведь никакой магии пьяному войску не понадобилось!

Все перемещение их во времени зависело от лошадиного аллюра!

Лошадницы даже еще не приступили к возведению Ивана Сермягина в статус Великого Лошадника. А теперь и времени совсем не осталось. Придется пытаться поставить Ивана во главе Девок-Лошадниц лишь с той общей минимальной подготовкой знатока лошадей, которую успели они ему преподать в Париже.

И дипломатию наводить через Визиря уже некогда. Придется захватывать пространства Каганата при помощи прямых военных действий, и забулдыг-правителей вместе с их никчемным войском казнить в рабочем порядке.

А князь Иван? Справится ли он с переброской боевых Кобылиц из разных Времен на территорию Каганата дней расцвета и юности доньи Инезильи?

Выбора не было. Не было и других кандидатов на должность Великого Лошадника.

А столько надо было сделать. Даром, что ли, мушкетеров тащили в Сибирь? Надеялись, что помогут они проследить за женщиной, совершающей Переход при посредстве вод Чистого Озера. Надеялись, что помогут они разъяснить роль Старца и его друга Ивана в деле с туземным золотом, появляющимся на торгах: ведь замечены были и туземцы, и старец, и Иван на территории монастыря. Иван даже как-то раз копать принимался, но был остановлен туземцем. Правда, этот туземец был иного свойства: он проживал на территории монастыря в отдельном строении, имевшем в народе название особняк Монастырских татар.

Теперь эта часть расследования из-за нехватки времени шла прахом. Хотя, это мы еще посмотрим. Есть задумки…

Все равно мушкетеры при таком положении дел оказывались весьма не лишними, при их неукоснительном следовании девизу: «Один за всех и все за одного»! Пусть Ивану до конца помогают. В лошадях любой мушкетер разбирается. Дело престижа. Только придется чары Кастильской Магии к ним применить в более жестком виде, чтобы делали все, что велят, а лишних вопросов не задавали.

***

Самой искушенной в наведении чар Магии Смерти была, как ни странно, самая молодая из преступниц, инфанта Изабель.

Фокус в том, что на самом деле была та девица на сотни лет старше и контессы Валькирьяни, и мамзели Вальвири. Сама Всемогущая Смерть дарила ей молодость и красоту. За определенную и немалую плату разумеется. А поскольку Смерть в Кастильской Черной Магии была не истинная Владычица, а преступная самозванка, то и плата за вечную молодость была преступной, порочащей истинную Смерть.

Делать нечего, на военном совете почтенных испанских дам было решено вменить в обязанность вечной девушке-старушке Изабели немедленно заняться обработкой друзей-мушкетеров и д ^,Артаньяна.

Инфанта, нацепив на истинную физиономию, о которой даже и говорить страшно, самую невинную и благообразную личину, из имевшихся в ее арсенале, с похвальным энтузиазмом взялась за дело.

Номер первый в деле обработки мозгов выпал молодому гасконцу. Почему? Да просто нравился уж очень лихой молодец «юной и нежной» Изабели.

План был надежным и незамысловатым. Инфанта верила в неотразимость своих женских чар, считала, что мудрить особо с этими солдафонами не стоит: по ночи бурной любви каждому, и дело сделано.

Создать в романтической интимной обстановке в мозгах ошалелых от страсти самцов якоря и поводки для полного и безоговорочного подчинения такой умелице ничего не стоит.

Итак, для начала следует посетить гасконца, скрасить ему дни вынужденной разлуки с любимой Констанцией…

***

Контесса Валькирьяни была в ужасе от перспективы, что злобная родственница инфанта вот-вот присвоит себе главенствующую роль в осуществлении грандиозного плана Лошадниц. Мало шансов было справиться с необузданной Изабелью. Меньше, чем у необученного верховой езде новичка смирить дикую кобылицу.

Изабель, в отличие от контессы, умевшей лишь прытко скакать по Времени, на самом деле день за днем прожила все эти столетия. Она была в числе первых сподвижниц доньи Инезильи. По прихоти Кастильской Лжесмерти именно она стала живым связующим звеном между веками, требовавшимися для осуществления дикого плана мирового господства.

Инезилья получала тоже значительную и первостепенную роль в предстоящем спектакле мирового масштаба. Но, опять же, по прихоти Кастильской Смерти, ей назначено было прежде умереть. Конечно, это не очень устраивало пожилую даму. Но с такими хозяевами не спорят. К тому же момент воцарения ставленниц Черной Госпожи назначался на годы юности и расцвета сил и женских талантов почтенной Инезильи. Это ее вполне устраивало. Тем более, что Смерть со свойственной ей легкостью и цинизмом, обещала донье последующее за окончательной победой бессмертие!

Прах Инезильи давно уже развеян был степными ветрами. Надзирать за осуществлением грандиозного плана должно было инфанте Изабели. Черная душа Доньи могла лишь через зыбкую грань наблюдать за процессом. Если и говорят, что смерть — это упокоение, то для Преступной Лжесмерти такое утверждение не верно. Сущим ужасом обернулось посмертие доньи Инезильи. Речь не о том, что попала она в пахнущий горелой серой ад с чертями, готовящими невиданные блюда адской кулинарии из тушек грешников.

Вполне комфортно было обставлено загробное пребывание доньи. Но хуже традиционных адских мук было поселившееся в ее душе сомнение в своих здравствующих соратницах. Вдруг предадут! Вдруг по дурости чего перепутают! И так даже не круглосуточно, а не-пре-рыв-но. Именно непрерывно, потому что дня и ночи в обиталище Инезильи не было. Сплошная череда кошмарных сомнений. Попробуй, дождись, не свихнувшись разумом, обещанного Смертью воскресения с бессмертием!

И ведь никак на события повлиять не возможно. Оказалась Инезилья заложницей у своих здравствующих сообщниц.

Снова Каганат

Тяжкую думу думали Тугарин и Бьорн. Много пива выпили. Кумысу и вовсе не сосчитать, сколько бакыров опорожнили. И страхолюдные наложницы с ужасной скандиново-испано-казахской (Уж-ж-жа-с-с-с!!!) наследственностью не услаждали Повелителей. Разве может такая мешанина глаз радовать!

А виноваты во всем были подлые лесные жители. Выслали вперед себя каких-то совершенно диких и бесстрашных мужиков, по ухваткам которых с первых минут битвы ясно было, что жизнь свою они совсем не ценят и готовы с легкостью ее поменять на победу. Что и доказали.

А вот если бы сдалось неизвестное племя на милость победителей, то милость была бы велика. Даже мужчин не всех бы истребили. Для племенной работы оставили. А женщин бы уже оплодотворили: глядишь, с новой кровью получилось в потомстве пленниц какое-то число приятных видом дев. А пока можно было б и самими пленницами пробавляться.

Нет же, эти шайтаны, как донесла разведка, преобразованные из человекоподобного стада, содержавшегося в скотском загоне племени, спутали все планы! Что им надо было? Непонятно. Сиди себе за изгородью да помалкивай. Жрать-пить дают, и ладно. Однако поперлись своих пленителей защищать. Бред! Насмерть стояли, дурачье бестолковое!

Теперь снова тяжкую думу Владыкам думать надо, как одолеть самовольных захватчиков таежных угодий. А на пьяную да похмельную голову думается тяжко. Но такова нелегкая доля властителя. Хоть и с глубокого перепоя, переходящего постоянно в тяжкое похмелье и наоборот, а государственные дела вершить надо.

Решили: надо новой бранью идти. На этот раз всех Валькирий просить о содействии.

Кликнули Старшую Валькирию. Не сильно-то торопилась воинственная дева на зов Владык — ей только Один Одноглазый указывать вправе. Земное начальство лишь просить вежливо может. А нынешние правители уже с пьяных глаз хамить и руки распускать пытались. Пусть подождут.

В конце концов явилась Дева ко двору Тугарина и Бьорна.

— Чего надо, пропойцы?

— Ик! Ты как с повелителями говоришь, девка?

— Плохо дело. Несчастен народ, которым безумные, да еще и опившиеся до последнего, правители командуют. Помнишь ли Тугарин-собака, как я тебе уши постригла кончиком меча, когда мы в ваши степи прибыли? Так вот, могу повторить эту забаву, но уже не с ушами, а с головой. Совсем страх потеряли, пьяницы! Мы с сестрами быстро напомним, кто здесь настоящие хозяева. Состоим в вашей преступной шайке только по невозможности в этих диких краях другую судьбу избрать. А ты, пропойца Бьорн! Ты ведь хоть и бывший, но викинг! Должен наши законы помнить.

Продрали хмельные глаза разбойные вельможи, сообразили — не туда их заносит. С почтением изложили просьбу к Девам-Воительницам принять участие в военных действиях.

Старшая Валькирия отвечала, мол, рассмотрим ваше предложение. Может и поспособствуем, если будет на то воля Великого Одина. Да и засиделись в мирной обстановке девицы. Ни одной приличной войны за столько лет! Кони железные уже ржавчиной покрылись. Известно ведь, что от мирной ржавчины их только кровь в доблестных схватках пролитая очищает! Позор на ваши головы, Бьорн и Тугарин!

Пошла Старшая Валькирия своих боевых подруг порадовать: скоро будет достойное Дев развлечение. Мудрый Один, наверное, что-то прозевал за своими многочисленными заботами о рассеявшихся по всему миру детях. Вот и приходится вековать благородным скандинавским Валькириям на чужбине в обществе опустившихся правителей и морально разложившихся от безделья воинов.

Видно услышал Одноглазый Старик мольбы заживо схороненных Воительниц, послал, наконец, хоть какую-то войну…

Чумск (не призрачный)

Жизнь в доме на Бочановской била ключом. Веселье, женский визг и пьяный разгул шли положенным для веселого дома чином.

Упражнения девиц на плацу, под руководством совсем озверевшей из-за нехватки времени Изабели, стали намного продолжительнее и упорнее обычного.

Хлыст то и дело опускался на нерадивых учениц. При этом инфанта уже совсем не заботилась о сохранности живого товара своей родственницы мамзели Валькири. К ужасу содержательницы публичного дома, тела большинства девиц были разукрашены синяками и кровоподтеками.

Увещевания мамзели озверевшей родственницы только подливали масла в огонь: инфанте явно нравилось избивать учениц именно с оставлением видимых и осязаемых следов.

Приходилось терпеть.

Приличному гостю такой товар и предложить стыдно. Впрочем, вопрос с порчей товара решился как нельзя лучше и к полному удовлетворению хозяйки заведения.

Нашлись господа с больной фантазией, для которых следы избиений являли некую тонкую пикантность. Господа, конечно, со странностями и не вполне разумом здоровые, но именно они спасали заведение от финансового краха.

Дело оказалось стоящим. Слух о «пикантном» товаре в публичном доме мамзели Валькири быстро разошелся в среде любителей извращенных удовольствий. Теперь даже самая неказистая жрица продажной любви принимала гостей только по предварительной записи и, разумеется, за особую цену.

Магическому хлысту доньи Изабели дана была полная воля. Хлыст откровенно радовался. Смущало инфанту только то, что трудно стало с орудием управляться: все время норовил артефакт отрикошетить по нежной коже своей обладательницы. Иногда это ему удавалось. Ну, да ничего — скоро уже лжепокойнице донье Инезилье можно будет передать ставшую опасной игрушку! А пока можно повеселиться, избивая блудных девок, заступиться-то за них некому.

***

В дальней комнате притона, куда шум разгула любителей доступных ласк едва доносился, собрался настоящий военный совет. Председательствовала контесса Валькирьяни. В начале заседания Атос обратился к гостеприимным хозяевам:

— Любезные дамы! Мы, подданные французской короны и мушкетеры Его Величества, с нашим юным другом вызвались помочь в выполнении обязательств, взятых на себя нашим русским другом князем Иваном Сермягиным. От своего слова, будучи благородными людьми дворянского звания, мы отказаться не можем. Но, хотелось бы прояснить некоторые щекотливые моменты. Первое: почему для выполнения нашей миссии нас потребовалось поселить в таком непристойном месте.

— А вы никогда в борделях в своем Париже не бывали? — Нагло ответствовала хозяйка заведения.

— Это наше частное дело, — слегка опешив от напора мамзели, ответил за всех Атос.

— Бывали, и что из этого следует? Если и посещали такие места, то исключительно из любопытства. Слава Господу, женским вниманием не обделены! Дамы сами дарят нас своим благорасположением! — Вступил в разговор Арамис.

— Господа! Не будем сгущать краски. Мы все взрослые люди. Что поделать, коли так вышло, что наша почтенная родственница для поддержания достойного существования своих близких, вынуждена содержать это малопочтенное заведение! А нам, естественно, удобнее всего в чужом городе воспользоваться кровом своей дорогой кузины. Смешно было бы, право, останавливаться у чужих людей!

Сейчас я взываю к вашей дворянской чести: неужели из-за маленького недоразумения с постоем вы, господа, нарушите данное вами благородное дворянское слово?

— Никогда!!! — Разом выдохнули французы.

— Благодарю. Ничего другого от столь благородных и знатных господ мы и не ожидали услышать. Думаю, теперь можно перейти к делу. Итак: обстоятельства, о которых вам, господа, сложно судить, а нам сложно их вам поведать, требуют максимального ускорения в выполнении нашей миссии. Не спрашивайте, каков был первоначальный план — его воплощение в исходном варианте не представляется возможным, и это будет лишь пустая трата времени.

— Признаюсь, я простой солдат, не обремененный большой ученостью, для меня слишком заковыристо госпожа Валькирьяни изъясняется. Одно понял: нам предлагают, роль шахматных фигур в неизвестной нам игре и не считают нужным ознакомить нас с правилами! Странно, однако! — Портос начал проявлять недовольство.

— Ничего странного, дорогой господин Портос. Главное правило игры Вам известно, и не мы его Вам навязали. Правило сие — «Один за всех и все за одного!» Право, я уже устала напоминать вам господа ваш собственный девиз! Мне даже неловко. — Инфанта Изабель скромно потупила свои прекрасные юные глаза. Так, что проследивший за ее взглядом мужчина неминуемо останавливал свой взор на богатом декольте инфанты.

Неизвестно, загодочная улыбка юной прелестницы, восхитительное совершенство декольте или напоминание о девизе подействовали, но далее благородные господа слушали, не перебивая. Ясно было, что все, полученные от прекрасных дам распоряжения, они постараются выполнить наилучшим образом. Кастильская Магия Смерти и не таких своевольных субъектов к безоговорочному подчинению приводила.

Посмотрели бы господа на истинное обличье милой девочки Изабели, которое было сокрыто силой Преступной Смерти, может, и раздумали бы подчиняться Лошадницам. И магия бы не помогла.

Но как мила и нежна была юная красотка Изабель! Как благородны и красивы были ее старшие подруги!

***

Сразу после окончания совета в доме публичном, Иван Сермягин поспешил в дом сумасшедший. Скорость, скорость и скорость. Скорость в действиях — прежде всего. Таков был вердикт Лошадниц.

Велено было Ивану Сермягину добиться с нахрапа свидания с загадочным Старцем и новым пациентом Скорбного дома Иваном Семеновичем. Для ускорения дела был выдан князю Сермягину увесистый кошелек с золотыми червонцами и ассигнациями. В даче взяток велено было не скупиться.

Князь — титул славный, к почтению обязывает. Посему двинул Иван прямо к главному доктору заведения, приятному в общении инородцу в золотых очках.

Предложил князь сделать благотворительный взнос на нужды лечебницы. Инородец не отказался: благотворительность — дело почтенное. Спросил чем, в свою очередь, может помочь знатному посетителю. Был немало удивлен, когда князь предложил удвоить сумму взноса, выдав ее в полное личное распоряжение доктора, если позволит он на некоторое время вывезти двух больных в закрытой карете для беседы с важными лицами, поручившими ему, князю, это деликатнейшее дело.

Доктор был возмущен. Князь, не привычный к подобного рода интригам, тоже смутился, но не отступал: крепко уже держала его и его друзей злая Кастильская Магия!

Доктор понемногу успокоился, от мзды для себя лично отказался. Князя даже пожалел, видя искреннее смущение молодого человека. Разрешил короткий визит к названным Сермягиным больным.

Первым посетил князь помрачившегося умом преподавателя женской гимназии Ивана Семеновича Козловского. Иван Семенович трудился в больничной оранжерее, вовсе не походил на умалишенного.

После краткого представления и обмена обязательными среди воспитанных людей любезностями князь начал задавать предложенные Лошадницами вопросы.

— Позвольте спросить, Иван Семенович, а не были ли Вы ранее, до злополучного происшествия на Чистом Озере, знакомы с тем почтенным господином, что требовал у Вас немедленной сатисфакции?

— Помилуйте, князь! Их Сиятельство — человек военный. И летами меня много старше — во французской компании участвовал. А я все по гражданской части. Учительствовал вот. Пока разумом не повредился.

А Их Сиятельство милейшим, между прочим, человеком оказался! Да вот извольте, он сам пожаловать во вверенный моим заботам цветник надумал.

Князя такой оборот вполне устраивал. Не надо теперь искать Старца, любившего бродить по обширной территории больничного парка, похожего более на настоящий сосновый лес.

— Кто таков? — Сурово вопросил Лев Николаевич. — Звание, чин, где служили, к каким наградам представлены?

— Князь Иван Сермягин. По гражданской части.

— Знаю твой род — одни бездельники! На пророчество древнего Волхва веками уповали. Стало быть, ты не по гражданской, а по лошадинной части трудишься. — Старец разразился обидным для Сермягина смехом.

— Позвольте довести до Вашего сведения, что насмешек над своим родом не потерплю. Не ваши бы преклонные лета, обязательно потребовал немедленного поединка. Учитывая же Вашу старческую немощь и явное безумие, вынужден от законного права отказаться.

— А ты молодец, хоть и штатский! Ловко меня на место поставил. Что греха таить — болен разумом, признаю. Вот и глаголю несообразное. Прости, князь, и зла на старого безумца не держи. Скажи-ка лучше. Зачем пожаловал?

— Велено мне беседы побеседовать с Вашим Сиятельством и Иваном Семеновичем.

— Так беседуй. А кто же это такому знатному российскому дворянину приказать мог. Не Высочайшим ли повелением направлен? Может, вышло, наконец, постановление, меня из умалишенных освободить и ко двору доставить?

Прямо тогда передай — не поеду! Нельзя мне двору, многое в Империи спутается, если меня ко двору…ко двору — никак! Нельзя ко двору!

«Совсем болен. Худо дело. Вон, в какое нервное возбуждение пришел. Такому и вопросы задавать резону нет. Ясно, что для предприятия Лошадниц он не помеха. А собственно, это их как раз и интересовало. На то и вопросы их направлены были».

Гимназический учитель тоже в рассуждении о безопасности для испанских дам был не интересен. Иван с чувством выполненного долга попрощался с новыми знакомыми. Зашел еще раз к доктору и честь честью оформил на благотворительные нужды ту сумму, которая изначально отпускалась на подкуп инородца — не обеднеют дамочки, если на мировое господство посягают!

Тяжко было в голове и на душе у князя. Магия понуждала бездумно исполнять поручения преступниц. Сведения, полученные от Лилии, требовали противодействовать замыслам коварных испанок.

***

Господа французы тоже без дела не сидели. Лошадницам надо было перед началом завершающего этапа авантюры планетарного масштаба иметь абсолютную уверенность в крепости своих тылов. Не хватало, чтоб по милости какого-нибудь убогого туземца или выжившего из ума Их Сиятельства произошла осечка. Такое не прощается. Особенно их Хозяйкой.

Опять смущенные и стесненные нелепой филерской одеждой вышли господа мушкетеры на свои наблюдательные посты. Одно утешало: контесса клятвенно заверила господ, что это последний выход — рекогносцировка перед решающими действиями.

Вообще-то своих невольных пособников в дела мирового масштаба дамы посвящать не стремились. Не мужского ума это дело. Особенно не французского и не мушкетерского. Для наблюдения и разведки годны, а для анализа — не особенно.

Выслали Лошадницы наблюдение, но не очень надеялись на успех. Это что касалось таинственной девицы Лилии. Ее и постоянные осведомители, бывало, десятилетиями не могли засечь, а то, словно нарочно, начинала им глаза мозолить, все такая же юная. Это наводило на подозрения, что прознала девица про тайные дела, творимые Лошадницами. А что тайна вечной молодости Лилии ведома, тут, как говорится, на лице все написано.

Невдомек было госпожам, что просто так можно жить и не стареть, если в молодости дорогую, но честную цену, подобно Лилии, заплатить. Они-то только за преступную свою деятельность милости от Хозяйки получали.

Вот наступит пора табуны гнать, тогда уж потрудятся французишки. Много будет работы. Особенно учитывая, что введут их в дело без должной подготовки.

Пусть мэтр Дюма строго не судит: возможно, придется ему новое окончание мушкетерской истории придумывать. Могут Боевые Кобылицы и насмерть необученных французских помощников Табунщиц угробить. И самого Великого Лошадника Ваню Сермягина запросто бешеная кобыла порешить может. Дьявол с ним! Лишь бы до передачи МагическогоХлыста продержался, а там донья Инезилья на себя командование возьмет, и Табунщик без надобности будет. А нового Дона себе Инезилья пусть сама ищет, если князя какая Кобыла залягает!

Волхвам останется лишь рыдать по сгинувшему роду князей Сермягиных и по несбывшемуся великому пророчеству. Нечего было зря болтать старикам!

Единственная превентивная мера по безопасности, которая, казалось, была легко выполнима — взять под свой контроль туземца, квартировавшего на монастырском дворе. Самое время его свободы лишить на время ярмарки, лошади целее будут…

***

Удар был основательный, почти сокрушительный. К ужину явились господа мушкетеры и гасконец в обществе вечно юной Лилии.

То есть сначала Лошадницы думали, что невиданную победу одержали при помощи французских дурней, что лишили они каким-то образом неуловимую противницу свободы. Ведь не даром сказано: «Дуракам везет!».

Оказалось, не пленили, а подлая девица сама пришла. Еще и успела наговорить с три короба на благородных испанских дам. Правда, много она и не знала, но про лошадей-убийц и мировую экспансию вполне даже догадалась. Да и про Время ей, похоже, больше Лошадниц было известно.

Пришла Лилия не пленницей, а парламентером, сообщить, что в случае попытки реализации своих замыслов, милые дамы и их сообщники встретят решительный отпор: планы их представляют угрозу всему Человечеству и интересам Племени.

Дамы посмеялись такой самоуверенности. Велели домашней челяди дурочку, саму угодившую в ловушку, схватить и запереть в подвал, чтобы криков ее гостям увеселительного заведения было не слышно. Больная фантазия мамзели Валькири уже рисовала заманчивую перспективу заработка на свежей сотруднице борделя. Жадная была Валькирь! На пороге мирового господства думала о копейках, приносимых ее блудным промыслом.

Взять Лилию не удалось. Словно невидимая стена вокруг нее образовалась. Хитрый такой самородочек дал ей шаман Турухан, наделенный правом распоряжаться Силой Родителей. А Лошадницы совсем неуютно в своем убежище себя почувствовали.

Свободно прошла Лилия через зал, где баловались совсем по-русски чайком из пузатого самовара испанки. Видно было, что до состояния пленницы ей далеко. Краткая речь, обращенная к присутствующим, сильно напоминала ультиматум.

Попрощалась с ними Лилия. Напоследок сообщила, что Хана Тогизбея, так звали монастырского туземца, искать бессмысленно: он вообще лишь для приманки и наблюдения за лошадиными коммерсантками в сегодняшнем времени появлялся, а «прописан» уже в далеком будущем, в XXI веке, куда недавно, в убыток милым хозяйкам, Огольцов занесло. Так что, девочки, «чао, бамбина, сорри!..».

Лошадницы рвали и метали. Мушкетеры разошлись по своим комнатам. Уходя, Арамис многозначительно помахал перед носом кружевным платочком. Его друзья понимающе кивнули: дурно дельце пахнет, а отступать нет возможности, слово чести. (И Черная Кастильская Магия Смерти, о которой мушкетерам было невдомек!).

Хотели как лучше…

Пора дело делать. Пора князя Ваньку к управлению табунами приставлять. Пора хотя бы краткий курс управления табунами французам преподать. Скакать-то они мастера. И за конями своими при посредстве слуг ухаживают отменно, а вот с массой лошадиной управляться, дело совсем иное.

К счастью, Преступная Магия действовала безотказно. Переодели благородных господ в трико. Наподобие тех, в которых ярмарочные акробаты выступают, и погнали на плац. Там Изабель с хлыстом, а в безумных глазах и на физиономии явное предвкушение забавы. Даже о важности обучения господ мушкетеров забыла — когда еще представится случай такое удовольствие получить, сразу четверых здоровых мужиков выпороть. Порочных наклонностей была девица.

А господа и противиться не в силах. Отменно бока им инфанта пощекотала. И Магический Хлыст был доволен.

Мушкетеры хоть и по самому минимуму, но обучились ремеслу табунщиков. Пора отправлять на сбор и доставку к месту назначения частей лошадиной армии. Будет князю Сермягину хоть какая-то помощь. Дело слишком срочным оказалось. Надо, надо спешить, если уже каждая туземная принцесса о планах Мирового господства знает. Так пойдет, через неделю любой сапожник в Чумске про Боевых Кобылиц рассуждать станет!

Французских болванов сам Бог…не иначе сама Владычица Кастильская Смерть послала. Сила Кастильской Хозяйки, по мнению ее вассалок была многократно выше, чем сила Бога. Значит можно некоторые сакральные команды вложить в головы мушкетеров. Все князю Ивану помощь будет. А значит и общему Темному Делу польза.

Думали дамы наскоро обучить табунщиков правилам дорожного движения на магистралях Времени, с тем, чтобы свою задачу облегчить. Потом, естественно, должна была эта наука забыться. За нехваткой времени приходилось отправлять новоиспеченных табунщиков в полет с билетом в одну сторону.

Должны были они прибыть с Девками-Лошадницами на место расположения приписанного к ним табуна, принять руководство. Как одноразовым инструментом, воспользоваться набором команд, для исполнения лошадьми которых требовался непременно мужчина (Иван точно пригоден для дела, с французами есть небольшой риск, но нет совершенно времени придумывать что-то другое).

А команды те, хоть и наспех, инфанта заложила в светлые французские головы.

С табунами должны были господа переместиться в степи Каганата. Там последовала бы еще одна, последняя команда на завоевание территории и уничтожение войска противника и местного населения.

Далее судьба табунщиков становилась неинтересной для завоевательниц.

Ивану Сермягину предстояло прожить чуточку дольше. Пока не передаст восставшей от гроба донье Инезилье символ ее власти, Великий Хлыст. А как Хлыст в руках недавней покойницы окажется, она и одна со всеми делами управится. Князь Сермягин может занять свое лежачее место в одном из курганов, которые по прихоти Владычицы Смерти насыпались на местах захоронения убитых противников.

Нужен был князь живым лишь до момента исполнения страшного обряда Свадьбы Кастильской Смерти. Этот древний черный обряд должен был вернуть молодость донье Инезилье. А женишок прямиком с этого брачного пиршества должен был прошествовать в темные чертоги Кастьльской Смерти и стать одним из ее вечных рабов-супругов. Вот тогда можно земное княжеское тело в похоронном кургане оставить.

Каганат, само собой, свое существование завершал. Опившиеся кумыса Владыки отправлялись вслед за подданными в курганы на общих основаниях, без дополнительных почестей.

Вопрос завоевания соседствовавшего с Каганатом в одном из Временных Карманов малочисленного лесного племени представлялся малозначительным. Предполагалось, что племя будет стерто с лица Земли в ходе общей зачистки территории. Сопротивления и, тем более, помехи грандиозным планам Лошадниц со стороны лесных туземцев не предвиделось. Мало ли что там наговорила их зарвавшаяся принцесса во время своего хамского визита в дом на Бочановской улице: со страху решила сама могучих Воительниц попугать, авось поможет.

В целом, о разрушениях и уничтожении населения в забытых Богом, Чертями и Кастильской Магической Смертью краях можно было не беспокоиться: основные территории, интересовавшие Лошадниц, находились в цивилизованной Европе. В остальных местах можно было не церемониться. Кто выживет, тот и дань платить будет, и работать. Земля большая, все во время нашествия не перемрут!

***

Пожар на Бочановской стал предметом пересудов ярмарочной публики и досужих чумцев. Поговаривали, что над пламенем взвились в небеса три обнаженные женские фигуры и четверка господ в нарядах, похожих на те, что надевали заезжие ярмарочные комедианты, разыгрывавшие недавно для гостей чумской ярмарки представление из французской жизни модного писателя Дюма.

Французские господа в трико вылетали из огня, точно. А вот насчет одиноко летящего барина русской наружности и местного партикулярного одеяния мнения разделились: то ли был, то ли нет. Большинство склонялось к мнению, что все-таки был…и при наряде совершенно неприличном для верховой езды держал в руке лошадиный хлыст. Странно…

А получилось как всегда…

Мягкая посадка первого сводного табуна во главе с Арамисом прошла успешно. Далее должен он был дать отмашку на прибытие второй очереди четвероногих завоевательниц под руководством Портоса.

Глянул дамский угодник Арамис на местных дам — страшнее и не бывает! Еще гримасы ужаса на рожах отобразились. Расхотел отмашку давать. Однако подумал и понял, что без его сигнала друг Портос может заблудиться на необъятных просторах Времени, взмахнул-таки платочком.

Плюхнулся Портос вслед за своими табунами на травку возле Арамиса — бегут какие-то господа явно с намерением вступить в драку. Надо бы звание да род спросить, прежде чем клинок обнажать.

Господа странные какие-то оказались, шпаг ни у кого нет. Одни дубины, топоры и варварские мечи. Вопрос со шпагой отпал сам собой: хочешь живым остаться — бери дубину потяжелее. Что и сделал уже, кстати, друг Арамис. Встали спина к спине, отбиваются.

Рядом почти одновременно грохнулись с небес д ^,Артаньян и Атос. Этим уже ничего объяснять не надо, сами до дубин додумались.

Последним, с Хлыстом в руке свалился из заоблачных высей Иван Сермягин.

А табуны, тем временем, войско противника утюжат беспощадно. Пытаются их викинги, те которые не совсем позабыли воинское искусство, боевыми топорами рубить, да толку мало.

Тут бы в самый раз помощь Валькирий была. Однако Одноглазый не благословляет, а без его дозволения ни одна Валькирия в битву не ввяжется. Разве только в самом конце, чтобы убитых героев в Валгаллу сопроводить.

А табуны все на своем пути сметают.

Неожиданно гром грянул среди ясного неба. Земля содрогнулась. На мгновение мрак наступил. Разверзлись небеса и страшная молния с оглушительным громом ударила. Высекла молния из земли пламя великое, а из пламени восстал истлевший труп старухи. То есть это по сохранившимся чудом лохмотьям с драгоценными украшениями можно было понять, что не старика.

Протянула старуха лишенные плоти кости, бывшие когда-то рукой, ко Хлысту. Совсем уже схватила, но странной красной птицей мелькнула в небе тень Валькирии. Мгновение, и Хлыст взмыл вверх. Не достать.

Только что приземлившиеся Лошадницы, ползущие на коленях к восставший из Преисподней Властительнице, удивленно всматривались в странный силуэт: что за диво — Валькирия в красном кафтане! Не видывали такого, хоть и почти разжалованные, но все же Валькирии, а такого боевого одеяния, отродясь не видывали!

Ужасный скелет, лишившись Хлыста, дико взвыл. На миг плоть покрыла обглоданные безжалостным Временем кости, и явился присутствующим образ дивной красоты женщины. Мгновение, и образ уже изуродован язвами и тлением. Страшная картина, но, к счастью, быстро исчезнувшая: осыпалось жуткое видение горсточкой праха, который тут же степной ветер развеял.

Смекнули Лошадницы, что сценарий резко изменился: необратимо развалился воспетый в преступных сказаниях светлый образ доньи Инезильи!

Стало быть, кто смел и скор, тот может вакантное место захватить! Завоевание идет своим чередом. А кто будет во главе его, зависит от прыти и амбиций каждой из преступниц. Каждой! И каждая уже видела себя Властительницей мира. Сцепились, как стая бешеных собак!

***

Не на шутку разошлись боевые кобылицы на необъятных степных просторах. Словно неведомый страшной силы пахарь прошелся по территории Каганата. А свежую пахоту засеял огромным количеством свежих трупов.

Убивали лошади только тех, кто держал в руках оружие. Простых людей не трогали: надо же после войны кого-то в рабстве содержать. Так что простым подданным Тугарина смерть не грозила.

Скандинаво-казахские Валькирии видят, плохо дело. Не выстоять их товарищам по былым боевым походом перед лошадиным войском. Оседлали железных коней. Те со скрипом, но поднялись в небо. Ждут Валькирии изъявления воли Одноглазого Одина.

Дождались… Разрешил покуда лишь наблюдать за исходом боя. Дивятся с высоты Скандинавки на невиданное побоище. А более интерес вызвали дерущиеся между собой женщины. Явно крови валькирской. И не без Магии дерутся. Только Магия какая-то неприличная для Валькирий. Сквозит в каждом действии отринувших последние приличия женщин жуткая непристойность. Не понять в чем конкретно заключается, а своим видом и действиями смутили бы благородные дамы даже бывалого матроса-завсегдатая портовых притонов.

Доньи, лишившись своей идейной вдохновительницы Инезильи, совсем сдурели — каждая с каждой норовят сцепиться. На происходящее сражение даже и внимания не обращают.

Между тем, войско Тугарина и Бьорна оправилось, наконец, от замешательства, вызванного нежданным нападением. Многие годы ощущали себя запойные вояки в полной безопасности. Принесла нелегкая Боевых Кобылиц, про которых только в сказках рассказывалось. Считалось же, что давно искусство их разведения утрачено. А поскольку единственными специалистами в данной отрасли коневодства были сгинувшие в бескрайних степях пленницы-андалузки, то и некому, казалось бы, больше этим делом заниматься.

Табуны приближались к границам Временного кармана Племени Детей Невидимых Родителей. Такую вот шутку парадоксы Времени сыграли: в памяти Временных Передвижений закрепился маршрут конных разъездов разведки Каганата. Как и с каганатскими конниками дело обстояло: шагом ехать, на пространства Племени не попадешь. Быстрым аллюром — вмиг доскачешь.

Табуны неслись со скоростью невероятной. Вышла им навстречу дружина Красных Кафтанов, вышло ополчение Племени. Накатилась на них , смешивая ряды, волна панически бегущих вояк Каганата. Над вояками Валькирии в небесах реют. Смотрят те Валькирии с высоты, диво видят: в туземном войске тоже две Валькирии имеются. Да не какие-нибудь, а самой высшей категории, ничем своего звания не запятнавшие и, похоже, Великий Один даровал их роду свободу выбора. Видно было, что вольны эти две женщины сами решать, с кем и когда на бой выйти и выходить ли вообще. Такое любая Валькирия сразу в своих родственницах определить может.

Поднялись те Валькирии в небеса без всяких железных коней и ринулись с высоты в самую гущу панически убегающего от лошадей-убийц разбойного войска. Миг, и взлетели, держа в охапке без всякого усилия пятерых мужчин явно не каганатской принадлежности. Еще миг, и приземлились в своем глубоком тылу. Там подошла к смущенным и ошарашенным мужчинам женщина с манерами принцессы, даже в минуту надвигающейся опасности сохраняющая гордый и невозмутимый вид…

А войско Тугарина и Бьорна грозит уже в своем бегстве ворваться на территорию Племени вместе со своими четвероногими преследовательницами! Само собой, о сознательных наступательных действиях нет и речи, но масса панически бегущих вооруженных до зубов людей — уже немалая опасность. Да еще оружием лихорадочно машут. Надо как-то останавливать, иначе большие жертвы и разрушения могут произойти. А бегут вояки с таким энтузиазмом, что без больших потерь со стороны Племени их бегства не замедлить и не прекратить.

***

Никто ныне не вспомнит, откуда появилось то призрачное войско. Были воины худо вооружены, небогато одеты, но строй воинский соблюдали как на параде.

У Истинной Смерти тоже с чувством юмора все в порядке. Не только, Черная, шутить да курганы строить горазда.

И фантазии Истинной Смерти не занимать. И лицо свое она от погибших не прячет. Попросила по-хорошему, в глаза глядя, недавно сложивших головы Огольцов сослужить последнюю службу во очищение своих грешных душ. В награду обещала темный животный союз человеческого начала и животного, что соделан был с естеством Огольцов Лошадницами окончательно упразднить. Огольцы, сами уже честной смертью частично искупившие вину, должны были в посмертии еще долгие годы последствия своего грехопадения изживать, но когда сама Госпожа Истинная Смерть дает полное отпущение прегрешений — кто же откажется от такого дара? И восстали Огольцы. Несмотря на зыбкость обличия, встали те воины неодолимой преградой на пути бегущих и крушащих все на своем пути каганатцев. Даже вспять исхитрились повернуть разбойное войско.

А в гуще этого войска взяли в кольцо змеиный клубок бьющихся друг с другом порочных Валькирий. Порубили призрачные воители этот клубок нещадно, на мельчайшие кусочки. Черный дым поднялся над полем боя — черные души мамзели Валькири, контессы Валькирьяни и инфанты Изабели развеялись без следа. Следом истаивать в таежном воздухе стали вояки Тугарина и Бьорна.

Возможно, доньи в свой смертный миг успели оценить тонкий юмор Истинной Смерти, додумавшейся уничтожить своих оппонентов при помощи Огольцов, то есть изначальных порождений их же Кастильской Магии Смерти. Кто знает…

Но, справедливости ради нельзя не заметить, что на момент своего краткого оживления были Огольцы Таинством Истинной Смерти уже очищены от скверны.

***

А табуны неслись неудержимым шквалом. Кажется, нет силы, способной приостановить этот яростный бег…

…Навстречу несметным табунам Боевых Кобылиц выступили Кентавры и Кентавриды во главе с мудрым Агамемноном. Как и полагается, у каждого Кентавра имелся лук и полный колчан стрел. Однако стрельбу из луков Кентавры учинять не спешили. Достали привешенные за спиной лиры и дружным хором под собственный аккомпанемент грянули небывалую песню. Была в этой песне гигантская сила и красота. Табуны замерли, затем передовые лошади начали как-то сперва неловко, а затем все увереннее подниматься в воздух. Стали Кобылицы в тех табунах белее и чище самых белых облаков, потому что силой благородного пения их дальних сородичей Кентавров и Кентаврид очистились навсегда от противоестесственного осквернения, которому подвергли их Лошадницы.

Прошло, вроде бы, немного времени, а из боевых табунов уже выстроился клин, подобный журавлиному. Еще малое время прошло, и головная часть клина уже скрылась за облаками.

Где приземлились Табуны неведомо. Но бывалые люди, ходившие далеко в Заморские страны рассказывали, что есть края, где живут и правят мудрые белые лошади. Там всегда царит мир, согласие и процветание. Пастбища и земли там обильны и тучны.

Кентавры убрали свои музыкальные инструменты и, не дожидаясь благодарности от сибирских сородичей, двинулись к порталу.

В нем бо звездам служащии звездою учахуся…

(из Рождественских песнопений)

Протянула старуха лишенные плоти кости, бывшие когда-то рукой ко Хлысту. Совсем уже схватила, но странной красной птицей мелькнула в небе тень Валькирии. Мгновение, и Хлыст взмыл вверх. Не достать.

К ошалевшим от увиденного мушкетерам и князю Ивану, приблизилась Бог весть как прорвавшаяся к месту событий Лилия.

— Некогда, господа, это безумное представление смотреть. Надо жизнь Вашу спасать. Мои соплеменники надежно защищены, а вот Вам, боюсь, туго придется, если вовремя не покинете арену боевых действий.

Мушкетеры были в полном замешательстве от масштабов и необычайности происходящего. При всей их боевой выдержке скрыть свои эмоции им не удавалось.

— Бывали мы в переделках, но вот так, чтобы Кентавры песни пели, а Кобылицы по небу летали не приходилось наблюдать! — За всех изумился Портос.

— Пока Лошадницы за первенство спор ведут, не грех их Табуны немного поубавить в пользу благородного рода Сермягиных. Берите в оборот, господа, самый многочисленный табун Кобылиц, из тех, что еще в бой не ввязались. У тебя, князь, еще сохраняется власть Великого Табунщика. Поспешите к Могучей Реке. Там у причала древесина в плоты согнанная. Для отправки на ярмарку. Князь плотогон известный, должен справиться. Вы только табун погрузите и прощайтесь с князем. У него отныне своя дорога будет.

Выберите себе каждый по лошади, какая понравится. Это Вам подарок от Племени, табуны уже можно считать нашим военным трофеем.

Дальше не задумывайтесь особенно: наша забота, как Вас в Париж вернуть.

***

Табун благополучно погрузили на плоты. Господ французов порталом доставила в прекрасную Францию сестрица Лили. Теперь надо судьбу князя Сермягина решить.

— Ну, князь, настал твой звездный час. Потрудись во славу своего древнего рода. Да, скажи, будь любезен, бывали ль в Вашем роду конокрады?

— Что тут скрывать, Принцесса, все Сермягины помаленьку конокрадством баловались. Не корысти ради, а токмо волею пославшей…прости, Господи, только исключительно из любви к благородным животным.

— Что ж, ты отныне будешь самым выдающимся конокрадом в истории своего рода. А может, и в истории вообще. Руби канаты, правь плотами. Только учти: по просьбе нашего шамана, наделенного Силой Невидимых Родителей, Речной Дед согласился плоты твои погнать против течения к предначертанному для тебя судьбой месту. Там и род твой прославится. Надо же предсказание Волхвов выполнять, в самом деле!

Двинулся, как говорится, «нарушая естества уставы», плот с князем и украденным у испанских Лошадниц табуном вверх по Могучей Реке. Там, влекомый невидимой силой, вошел в речку малую Шегарку, а далее уж совсем в невеликую речку Муру и встал наконец на мелководье.

Были во второй половине XIX столетия те края уже не совсем дикими. Благодатный для освоения сибирских пространств XIX век привел на берега речки Муры переселенца из Белой Руси Смоктуновича Григория Петровича с многочисленными родственниками и спутниками.

«Он служил егерем в Беловежской пуще и в 1861 году убил зубра. Кто-то настучал, и его сослали в Сибирь — вместе со всей семьёй», — рассказывал о своем прапрадеде великий русский актер.

***

Князь Сермягин, особо не козыряя своим княжеским достоинством, прибился к переселенцам. Чтобы не выделяться среди новоселов с Витебщины, съездил Иван в волостное вело Богородское, где за малую мзду сменил дворянскую на самую распространенную в среде новоселов фамилию. Белорусы с охотой приняли его в свой круг, чему немало поспособствовал его щедрый взнос в общее хозяйство — великолепный табун лошадей невиданной ранее, но ценной породы.

Стал Иван Сермягин крестьянином Смоктуновичем.

Прошло малое время, и женился князь на простой поселенке.

Все Смоктуновичи-Сермягины лошадей любили. Особенно же Мишка-конокрад. А сынок Мишки в двадцатом веке стал великим актером. Фамилию для сценического благозвучия поменял на Смоктуновский.

Волхвов пророчество все-таки сбылось: Иннокентий Михайлович Смоктуновский прославил свой род!

А порода дворянская, от Рюриковичей начало ведшая, и в Сибирской глуши себя знать давала. В самом начале своей карьеры прославился Иннокентий Михайлович в роли князя Мышкина. Да что там князь! Вскоре самого принца датского Гамлета с небывалым успехом сыграл!

Все Смоктуновичи вплоть до наших дней с лошадьми трудиться любили. Знаменитая конеферма была в селе Татьяновка, ставшем родиной великого русского артиста. И отец его Михаил конокрадством баловался исключительно из любви к лошадям. Стало быть, все правильно Волхвы рассчитали!

И были, рядом возникшие села Татьяновка и Анастасьевка, названные в честь дочерей правившего тогда императора Николая Второго, богаты и изобильны. И пережили с государством Российским взлеты и падения, революцию и коллективизацию, войну и восстановление народного хозяйства. Во всем благословение Волхвов им помогало.

В перестройку и дальнейшие годы что-то не так пошло. Видать, иссякла за две тысячи лет сила Пророчества, оберегавшая село. Да и не только село. В стране много перемен за эти годы произошло.

…Даже конефермы сегодня не существует. Слава Богу, хоть Иннокентия Михайловича помнят.

Хэппи энд

Все проблемы разрешились, все враги повержены. Теперь можно и написать несколько строчек для диктуемого законами жанра счастливого конца.

Что касается наших французских друзей, то все у них сложилось прекрасно, как и замышлял мэтр Дюма. Небольшое приключение в Сибири на ход основного повествования существенно не повлияло.

Впрочем, д ^,Артаньян, благополучно воссоединившсь с Констанцией в уютном домике сестрички Лили, из убежденного холостяка превратился в многодетного почтенного отца семейства. Однако это нисколько не убавило его тяги к авантюрам и приключениям.

Предметом восхищения друзей из полка мушкетеров стали замечательные лошади Андалузской породы, принадлежавшие неразлучной четверке. Эти же лошади стали предметом черной зависти всего полка гвардейцев кардинала.

Бордель мадам Валькири после пожара и таинственного исчезновения хозяйки и ее родственниц был вновь отстроен и стал самым знаменитым злачным местом Чумска. На фасаде его рядом с непременным красным фонарем появилась новая яркая вывеска с изображением обнаженной девицы внушительных пропорций, скачущей на лошади дивной красоты. Надпись гласила: «Мужской английский клуб «Наездница».

Заведение сменило хозяйку, но не направление деятельности. После исчезновения испанок и приближенных к ним девиц, оставшиеся, недолго думая, и по наущению завсегдатая заведения студента-революционера Буханкина организовали коммуну. Но эта форма правления не прижилась. Одна из дам проявила недюжинные административно-организаторские способности и вскоре стала единоличной управительницей предприятия. Чему способствовало в немалой степени благосклонное внимание полицмейстера.

При всей ее важности требовала новая администраторша величать ее просто Валька

Кто стал истинной хозяйкой заведения неизвестно. Лишь иногда являлась с ревизией дама явно нерусской наружности, перед которой трепетала сама управительница.

***

Племя, давшее достойный отпор нашествию Каганата и Боевых Кобылиц, стало жить дружно, богато и счастливо. Еще более сблизились Дети Невидимых Родителей с Магическими Существами Тайги. Важную роль в укреплении дружбы народов сыграла помощь войска греческих Кентавров, призванных таежными родичами. Все Дети Невидимых Родителей получили по ходатайству Агамемнона право посещения лучших морских курортов Греции. Очень кстати, учитывая суровый Сибирский климат.

Свое мнение о Валькириях Агамемнон после знакомства с Агафьей и Варварой-Лией поменял диаметрально. Звал женщин в Грецию для проведения воспитательной работы с вконец распустившимися Валькириями Греческими. Мать с дочерью отказались: не без участия «бойца без правил» из Нового Чумска ожидалось в семье пополнение, чему очень рад был будущий дед Прохор. Агафья хмурилась для виду и при каждом удобном случае сожалела, что за общественными заботами упустила возможность вовремя накостылять зятьку за то, что сошелся с Варькой до свадьбы. Зятек не очень-то пугался.

Дети Невидимых Родителей организовали для новых друзей из Греции туристические маршруты с общим названием «Чумск исторический».

Каганат распался. Преступные правители успешно скрылись, избежав ответственности. Поговаривали, что рады были, разбойники, пойти в услужение к Духу Земли, на место, освободившиеся после наконец издохшей Собаки Бормана. Только Земной Дед, уже наученный горьким опытом не пожелал их принять. Так где-то и скитаются, таская за собой полусгнившую голову бьорнова драккара и два вместительных бакыра с золотом и драгоценными камнями из сокровищницы почившего Каганата.

Голова драккара, понятно, особой ценности в Сибири не имеет, а золотишко и камушки даже очень. Может, где и устроятся век доживать братцы-разбойнички.

Временно проживавших на территории Каганата скандинавских Валькирий, Одноглазый Один, наконец, вернул на историческую родину. Правда, пришлось тем пройти сложный обряд очищения после многовековой жизни бок о бок с разбойниками Бьорном и Тугарином и их сообщниками. Мудрый Один учел, что не своим умыслом Валькирии примкнули к разбойникам, а по причине того, что изначально приписаны были к дружине Бьорна для дальнего морского путешествия.

На землях бывшего Каганата из простых работящих людей сформировалась новая историческая общность — казахский народ. Коневодство стало одним из важнейших направлений хозяйственной деятельности казахского народа. Хотя андалузская порода лошадей была утрачена безвозвратно, успехи казахского коневодства неоспоримы.

В самых отдаленных аулах до сих пор живет легенда о Великом Визире. Рассказывают, что древний старик в чалме и бурнусе бродит от деревни к деревне, повторяя одно и то же: « Ай-бай! Тугарин…бастарлык, тохта, быр тмак киряк! Тугарин курбаши? Бьорн-ока! Атанаузен…» Что значит эта дикая мешанина из тюркских слов никому не ведомо. Старик же на вопросы не отвечает, знай себе бродит от аула к аулу и бормочет тарабарщину.

***

А в Чумске старинном, тоже постоянно встречается Великий Старик. Только, утратив связь с обожаемым господином, стал он горьким пьяницей, и в тех кабаках, где, бывало, сиживал, ожидая донесений своих соглядатаев и верша сложную государственную политику Каганата, теперь болтался при входе, выпрашивая медь на стопку водки. Часто приходит к дому на Бочановской и подолгу рассматривает вывеску с наездницей. Может показаться, по сосредоточенному взгляду, что девица, скачущая на дивной лошади вдоль по развратной улице, кого-то ему напоминает.

Может, бывал здесь старик в былые годы. Во всяком случае, нынешняя управительница борделя Валька старика не гонит, а завидев его, велит прислуге проводить на кухню и угостить обедом с рюмочкой.