Лето IV


Скверна медленно, но неотвратимо отравляла земли Сердца Мира. Нет, под ногами не простирались каналы со Скверной, чёрная жижа не булькала под ногами. Всё было гораздо хуже. Скверной был отравлен каждый вдох, что мы делали, трава под нашими ногами умирала на выжженной негативной энергией земле, опавшая с деревьев листва, на которой мы спали, разлагалась от ядовитых паров. Скверна поднимала мёртвых животных со сгнившей плотью, и они бродили по этому царству смерти в поисках хоть чего-то, что можно было сожрать. Чего-то живого. Но живыми были только мы с Судьёй, а мы — добыча зубастая.

Но и это не всё. Посреди мёртвой рощи мы натолкнулись на «ожившие» деревья — на их сухих ветвях набрякли чёрные почки, из которых распускались истлевшая листва. Под деревьями стелилась чёрная склизкая трава, длинная, как плющ. Я видел такую сотни раз, летом и осенью. Здесь побывал Некромант. Я не стал говорить об этом Судье. В конце концов, я планировал убить его самостоятельно.

За последующие четыре дня мы прошли около двухсот километров. Всего — двести двадцать. Шли быстро, как могли, часто переходили на бег, благо зелий выносливости с собой набрали достаточно — в отсутствии повреждений они неплохо восстанавливали силы, особенно, если учесть, что еды у нас было в обрез. Но мы всё равно не успевали. Мы старались не встревать в драки, но новость о нашем приближении дошла до жрецов, и за нами началась охота. Ни жрецы, ни проклятые не доставляли больших нам больших проблем, но они отнимали время. Таким темпом мы должны были добраться до указанного на карте места только через два дня, и всего три дня оставалось на возвращение. Не реально, и мы это понимали, но не говорили друг другу.

Комок предложил построить самолёт, я же планировал открыть канал до Каменного Мешка. Но любая попытка сделать что-то подобное срывалась: слишком много враждебной Скверны кругом, я даже обычные свои способности использовал с трудом. Мои энергетические каналы как будто кто-то перекрыл, слишком много усилий требовалось, чтобы прорваться к источнику силы. На третьей ночёвке я попытался переработать Скверну так, как делал это на болоте и в Белой Рощи, но меня захлестнула такая бездна зла и отчаянья, что я, едва не сойдя с ума, отказался от этой идеи — слишком велика была сила осквернённого Культа Корда.

На шестой день мир превратился в разлагающийся остов. Под ногами шуршала чёрная сухая земля, скелеты деревьев окаменели, и даже сильный ветер не мог шелохнуть и веточку. Мумифицированные трупы людей и животных лежали неподвижно, но я понимал, что поднять их — один щелчок пальцев жрецов или Алексея. Мы прошли мимо большого хутора, от которого остался лишь прах — всё, что сделал человек, одежда, дома, повозки, сгнило, рассыпалось в пыль, и лишь осквернённое капище угрюмо возвышалось над руинами храма Корда.

— Если войска пойдут здесь своим обычным ходом, то они никуда не дойдут, — разлепила губы Судья, наверное, впервые за последние пару дней. Она сунула руку в свой мешок и показала мне кусок мяса. Кусок, как кусок, но как только Ораю сжала его в своей руке, он превратился в мокрое гнилое месиво.

— Возможно, Алая с Игроком нам в этом помогут, — ответил я, слабо усмехнувшись. — Не зря же она сказала, чтобы мы были у Каменного Мешка через десять дней.

— Уже через четыре с половиной. — Судья впервые подняла эту тему. — Мы не успеваем, если даже повернём назад сейчас.

— Значит, не будем поворачивать, просто сделаем что нужно, а там уже посмотрим, что дальше.

Ораю слабо ухмыльнулась.

— Ты всегда по этому принципу живёшь?

— Когда у меня нет выбора.

— Его никогда нет.

— В том-то и дело.

— Всё равно нам лучше поторопиться.

Мы перешли на бег. За первым хутором появился второй, а за ним начался то ли какой-то пригород, то ли город, не обнесённый стеной.

— Костей нет, — на бегу проговорила Судья. — И трупов.

Вот это она верно подметила.

— Может, обойдём это место?

— У нас и так не времени, а ты предлагаешь потерять ещё больше.

Я закалил глаза, вглядываясь в энергетическую составляющую этого мира. Ничего не видно. Сплошная чернота, скрывающая даже бурю в небе. Лишь слабый проблеск света справа указывал на то, что Судья никуда не делась и всё ещё бежит со мной.

Пришлось возвращаться в реальный мир и продолжать бежать, надеясь на лучшее.

— Как-то раз всё лето лил дождь, — сказала Ораю, — и я думала, что это худшее лето в моей жизни. Через два года мой отец ушёл с Игроком, а вернувшись, убил моих братьев. И я думала, что это худшее лето в моей жизни. Ещё через три года моих родителей убили, а меня изувечили. И я думала, что это худшее лето в моей жизни. Сейчас я бегу по священной земле, которую убили. И я надеюсь на то, что это худшее лето в моей жизни.

— Это единственное лето в моей жизни, мне сравнить не с чем. Но хуже-то уже быть не может?

— Надеюсь, но все надежды в моей жизни так редко сбываются.

Местность начала ощутимо подниматься. Резко, будто земля под нашими ногами вспучилась. Я вглядывался в каждый домик, но не замечал ничего подозрительного, пока не увидел, что стена одного из домов частично обрушилась так, будто действительно земля резко пошла вверх.

— Стой! — крикнул я Судье и остановился сам. Но было уже поздно.

Мостовая под нами провалилась, и мы с кучей мёртвой земли и камня рухнули в образовавшуюся яму. Я едва успел сплести кокон из Тени, чтобы хоть как-то смягчить падение, рядом полыхнуло Светом — Судья тоже успела среагировать.

Падение-то я смягчил, но энергии на то, чтобы кокон не разрушился при ударе о землю (хотя я быстро понял, что упал совсем не на землю), у меня не хватило. Я успел сгруппироваться во время короткого полёта, потому падал на ступни и ладони одновременно, чтобы распределить тяжесть своего тела, да и высота-то была метров пять, я вообще ничего не должен был сломать. Я и не сломал.

Знакомая раздирающая боль в животе, чуть выше и левее пупа, и я с тихим стоном замер на четвереньках, нанизанный на острую и твёрдую, как сталь, кость, торчащую кверху из ровного чёрного пола. Комок истерично заверещал, информируя меня о том, что я здорово разорвал себе кишки. Хоть позвоночник цел… Но рана всё равно серьёзная, в нашей ситуации — даже слишком.

«Не шевелись, иначе увеличится кровотечение. Сейчас я оценю все повреждения, и будем думать, как снимать тебя с этого вертела».

«Длинная кость?»

«Метра полтора, просто так слезть с неё не получится. Скажи спасибо, что хоть тонкая».

— Эй, Палач! Жив? — раздался сдавленный голос Ораю.

Я огляделся, но не увидел Судью из-за поднявшейся пыли. Ну и чёрт с ней. Квест провален. Пусть возвращается назад, а я отлежусь и поползу к месту указанному на карте. Может, встретимся где-нибудь посередине пути… На меня напала жестокая апатия, хотелось просто полежать с закрытыми глазами, и чтобы меня никто не трогал, в том числе Комок.

«Кость отравлена?»

«Нет… не совсем… в ней Тьма. Настоящая, не Скверна».

«И что теперь?»

«Не знаю, как она на нас подействует. Прикажи этой бабе снять тебя, я пока буду сдерживать кровотечение».

«Я могу опереться на Тень…»

«Не можешь! Канал закрылся, Тьма его перебивает! Пусть снимет тебя с кости, её Свет должен помочь».

— Судья! — позвал я. — Судья! Мне нужна твоя помощь.

Перепачканная Ораю появилась из облака пыли и хладнокровно оглядела меня с ног до головы, после чего сдержанно выругалась. Её не слишком-то волновала моя рана, куда хуже было то, что она ставит под угрозу нашу миссию, которая и так уже почти провалилась.

— Сможешь снять меня? Каши много в детстве ела?

— Смогу, — деловито отозвалась Судья. — Что делать?

— Подсунь руки под меня. Одну под живот, вторую под грудь. И тащи вверх, только старайся не дёргать.

Что может быть проще? Восемнадцатилетней девушке ростом метр шестьдесят и весом килограммов в сорок пять, ну, пятьдесят от силы нужно поднять меня (метр восемьдесят и килограммов семьдесят) на вытянутые руки на высоту в полтора метра. Была бы она обычным человеком, мне не жить. Впрочем, был бы я обычным, тоже вряд ли пережил бы такое.

Судья подсунула под меня руки, как я попросил, и замерла.

— Резкий рывок? — спросила она.

— Если хочешь меня помучить, можешь снимать меня медленно. — Я едва ворочал языком, а в голове воцарился настоящий бардак — прямо перед собой я видел то Топлюшу, то Корума, то разлагающегося прямо на глазах Гниющего, и каждый из них покрывался тёмно-серыми пятнами, а после исчезал, чтобы появиться снова. Комок истерично верещал, запрещая мне спать.

— Заманчивая идея. На счёт «три»?

Я невнятно застонал в ответ. Мой живот пронзила резкая вспышка боли, и я вырубился.

…Я видел неясную фигуру. Она приближалась ко мне сквозь абсолютный мрак, поглощающий любой свет. Странно, что я вообще заметил какие-то очертания подходящего ко мне существа — оно тоже отличалось антрацитовой чернотой. Через какое-то время я понял, что ко мне идёт — или, вернее, вышагивает, будто на подиуме — невысокая женщина.

— Где я? — спросил я, тяжело дыша. Странно, когда я успел запыхаться? По моему лицу струился пот, руки мелко дрожали, подгибались ноги. А в животе будто завелась крыса, пытающаяся прогрызть себе путь наружу.

— Там же, где и был, — прозвучал леденящий женский голос. — Я пришла к тебе не в своём физическом состоянии. Да и ты сейчас витаешь в других сферах.

Я огляделся и внезапно понял, что мы здесь не вдвоём. У моих ног копошился какой-то уродливый карлик. Он неуклюже пытался встать, словно был ребёнком… Да он и был ребёнком.

— Комок?

— Комок, — подтвердила женщина, и я почувствовал, как меня пронизывает могильный холод от одного звука его голоса. — Видишь, что ты с ним сделал?

— Что я сделал с ним?

— Ты его убил. Или дал жизнь, смотря с какой точки зрения судить.

— Не понимаю.

— Поймёшь.

Женщина приблизилась ко мне на расстояние вытянутой руки и остановилась. Я с трудом различал её фигуру, но мне почудилось что-то знакомое в ней. Будто я уже видел её где-то.

— Это последнее, что я могу для тебя сделать, человек, — сказала женщина. — Тебе нужно поторопиться, или я умру. Или перерожусь, если смотреть с другой точки. Но тогда мне придётся возложить свои надежды на него.

— На кого?

— Ты знаешь. Ты уже сам всё видел.

Сказав это, женщина шагнула вперёд и резким движением проткнула мой живот насквозь. Я даже не мог шевельнуться, пока она копалась в моих кишках. Это продолжалось долго, боль всё усиливалась, но, наконец, она выдернула руку. В зажатом кулаке я увидел ворох клубок червей, исходящих густой черной жидкостью. Женщина улыбнулась, показывая едва поблёскивающие от слюны чёрные клыки, и чавканьем затолкала червей в рот.

— Тень появляется, когда Свет рассеивает Тьму, или Тьма прокрадывается в царство Света. Если ты хочешь, чтобы всё встало на свои места, в тебе должен остаться Свет. Или я сделаю его своим избранником.

Женщина развернулась и так же чинно ушла, оставив нас с Комком вдвоём.

— Ма-ма… — простонал Комок. — Ма… ма…

…Лил дождь. Тяжёлые капли падали мне на лицо прямо с чёрного беззвёздного неба. Через пару секунд я понял — это тучи настолько чёрные и плотные, что стали абсолютно однотонными. К тому же, наступила ночь. Я попробовал пошевелиться, но мои руки оказались спутанными.

Я что-то невнятно просипел — в горле пересохло так, что даже это шипение причиняло мне боль.

Надо мной зависла размытая фигура, но я быстро узнал в ней Судью.

— Очнулся?

— Аххааа…

Ораю села рядом со мной и принялась распутывать ремни, стягивающие мои конечности. Когда мои руки были освобождены, я в первую очередь потрогал живот. Рана затянулась, но прикосновение вызвало боль, значит, кишки ещё не срослись. Мне бы отлежаться, а не растрясать требуху по дороге. Но… мы ещё днём говорили об отсутствии выбора.

— Зачем ты меня связала?

— Ты дёргался. И орал. Мне пришлось связать тебя.

Я сел и, найдя на поясе предпоследнее зелье выносливости, вылакал его.

— Где мы?

— Километрах в пяти от того подземного замка костей, дальше уйти у меня не получилось — моя энергия истощается. Я волокла тебя за собой на одеяле, так что у тебя может быть пара синяков на затылке и заднице.

Я потрогал саднящий затылок. Главное, волосы на месте, а синяки пройдут быстро.

— Нужно было меня бросить и идти одной. Я бы выжил.

Судья поднялась на ноги и кивнула в сторону возвышающихся невдалеке развалин.

— Нужно идти к храму Корда, возможно, там удастся укрыться от дождя.

— Почему ты меня не бросила? — спросил я, так же игнорируя последнюю её фразу.

— Потому что мы должны прийти в указанное место вдвоём, иначе ничего не получится, в противном случае Алая отправила бы кого-то одного.

Правильные слова, сказанные правильным тоном. Мы — союзники, соратники, друзья по несчастью (или вынуждению), не более. То, что я поначалу принял за жалость, лишь стремление к выгоде. Так и должно быть.

— Что там было? — спросил я. — В замке?

— Кости, — пожала плечами Судья. — Стены из костей, перегородки, подпорки. А на нижних уровнях тысячи мумий, которые были когда-то жрецами и проклятыми. Мы угодили в ловушку, которую расставили на дороге специально. Нашу армию ждут.

— Ждёт. Это один человек, Некромант.

— Тот, что бросил Гниющего после поражения?

— Да. И теперь я знаю, зачем он здесь.

Я замолчал, задумавшись. Впрочем, всё складывалось в стройную картину. Неужели всем сильным мира сего нельзя говорить в открытую, прямым текстом? Только и слышишь — догадайся, ты уже знаешь, подумай. Будто им лень сказать лишнюю пару слов.

— Мир не погибнет, даже если мы не справимся, — сказал я. — Некромант выступает и против нас, и против жрецов Корда, а Гниющий ему был нужен для того, чтобы нахапать побольше энергии да обучится. Уверен, он и жрецов убедил в том, что его присутствие им необходимо, и сейчас пользуется ими. Именно Некромант окончательно убил эту землю. Хотя… убил — это если смотреть с одной точки, если посмотреть с другой, он дал ей жизнь. Новую жизнь. Всё изменится, Скверна растворится во Тьме и Свете, и Сердца Мира и Тьмы переродятся. Возможно, сольются, или то, что сейчас делает Некромант, станет третьим энергетическим центром этого мира.

— И весь мир станет таким?

— Да. То, что мы видели, это зародыш нового мира. Запасной вариант, так сказать. Лучше, чем гибель, но хуже, чем спасение, как я могу рассудить. Мы не должны этого допустить. Потому что обычным людям в этом мире места не будет. Ни им, ни нам — героям и игрокам. А Алексей… станет новым богом. В этот раз призванием Судьи и Палача не ограничились, видать, дело совсем труба.

Судья шла какое-то время молчала, раздумывая.

— Знаешь, — сказала она после паузы, — иногда мне кажется, что мы все этого заслужили.

— Мне тоже. Но давай будем судить каждого за свои злодеяния, а не грести всех под одну гребёнку.

— Когда я буду Судить этот мир, все пойдут под одну гребёнку.

— Если мне придётся его уничтожить. Если же Сердце не погибнет, у нас будет возможность и время, чтобы отделить зёрна от плевел.

Ораю промолчала, но я чувствовал, что она со мной согласна.

Мы забрались в развалины храма, где нашли два сухих закутка. Я забился в свой угол и закрыл глаза, стараясь уснуть побыстрее.

У меня не осталось ответа лишь на один вопрос: что же я сделал с Комком? А сам он не отвечал, забившись куда-то в самый угол моего подсознания.

— Я ненавижу лето, — сказала Судья спустя пару минут сонным голосом. Я в ответ издал грустный смешок.

Уснув, я слышал детский плач. Ребёнок звал маму.

Но мама не отвечала.


Загрузка...