Часть 5 СОЛДАТ

37. СЖИГАЯ МОСТЫ

Туман разошелся быстрее, чем ожидал Степан. Но это уже не могло ему помешать. Он не собирался прятаться. Выбравшись на дорогу, он свернул к реке.

Когда за деревьями показался желтый бок палатки, он сунул руки в карманы плаща, где грелись револьверы.

Прикосновения к рукояткам заставили его отбросить посторонние мысли. Сразу стало легче. Так бывает, когда сбросишь сапоги и бежишь по траве босиком…

Нет более разговорчивых собеседников, чем путешественники, вернувшиеся из долгих странствий. Особенно те, кто проделал свой путь в одиночестве. Примерно так же чувствовал себя Гончар после того, как побывал в Ледвилле. Разница была только в том, что ему не с кем было поговорить, вот и приходилось почти непрерывно выслушивать собственный внутренний голос. И не просто выслушивать, а спорить, оправдываться и отвечать на неожиданные вопросы. "Недалеко и до раздвоения личности, — подумал Гончар и получил в ответ реплику внутреннего голоса: — А неплохо было бы иметь двойника. Для грязной работы. Вот кого можно спокойно послать на мост. Ты-то сам не способен убить спящего.

Я не собираюсь убивать спящих.

Придется. По-другому тебе с четырьмя вооруженными головорезами не справиться. На них придется напасть, пока они спят. Войдешь в палатку и выстрелишь в спящих. Или предложишь им честный поединок? Тогда зачем ты взял с собой Майвиса и дал ему нож?

Я бы дал ему револьвер, но он слишком изможден. Чтобы нормально стрелять из кольта, нужна даже не твердая рука, а крепкие ноги. Майвиса шатает, как пьяного. Но с ножом-то он справится.

А ты будешь стрелять в спящих. Это несложно, ведь они неподвижны. Прекрасная смерть — во сне. Они и не заметят, как из одного сна перейдут в другой, вечный. Ты хоть сам понимаешь, что превращаешься в убийцу? Зачем тебе этот мост? Ваталуз найдет место для переправы, и вы спокойно дождетесь ночи, чтобы перебраться через реку и уйти в горы. Зачем тебе лишняя кровь, лишний шум, лишние кошмары по ночам? Ведь души убитых будут преследовать тебя всю жизнь.

Вряд ли. Душам этих парней придется самим удирать от других душ. От тех, кого они расстреляли в мирных деревнях.

Не оправдывайся. Тебе никто не давал права их судить. Тем более — казнить. Ты просто хочешь отомстить за Куницу и Светлую Иву. За двух шайенских девчонок, которые могли бы стать женами твоих сыновей. Но ведь эти парни не убивали твоих племянниц.

Нет. Это не месть. Просто реализация плана.

И когда же ты успел придумать этот план?

Я его не придумывал. Но он есть. И его надо выполнить".

На этом месте внутренней дискуссии он взвел курки, и спор прекратился. Ни один звук не действует на мужчину так, как мягкий щелчок взведенного курка.

Часовой стоял на середине моста, облокотившись о перила, и смотрел в воду. Заметив человека, вышедшего из леса, он снял с плеча винтовку.

— Эй, ты, а ну стой! — выкрикнул он, вскидывая "спрингфилд".

"Этот не шутит, — подумал Степан, замедляя шаг. — Целит в ноги. Может и выстрелить".

Часовой пронзительно свистнул, и из палатки показалась всклокоченная голова.

— Что такое?

— Гарри, проверь-ка этого бродягу! — крикнул часовой. — Глухой он, что ли? Кричу "стой", а он прет и прет. На пулю напрашивается.

— Так пусть получит ее. — Каратель зевнул и нехотя выбрался из палатки, волоча за собой винтовку. — Стоило из-за этого меня будить? Эй, приятель, сюда нельзя, тебе сказано. Стой же ты!

Но Гончар продолжал медленно приближаться к мосту, задумчиво разглядывая верхушки деревьев.

— Ты не понял, тупица? — Второй каратель тоже навел на Степана винтовку. — Сейчас мы снесем твою пустую башку! Стой!

До моста оставалось не больше двадцати шагов. Гончар увидел, что за спиной часового из-под моста показалась голова Майвиса. Блеснул нож, зажатый у него в зубах.

— Я ищу полковника Моргана, — важно произнес Степан. — Срочное донесение.

— А ну на землю! — приказал каратель. — Лег на землю, живо! И вынь руки из карманов!

— Позовите старшего. — Гончар медленно опустился на одно колено. — Я буду говорить только с начальником поста.

— А с Господом Богом поговорить не хочешь? Лег живо!

Полог палатки откинулся, и еще две фигуры показались наружу.

— Кому тут нужен начальник поста?

Все четверо смотрели на Степана, который стоял на коленях, по-прежнему держа руки в карманах.

— Сюда двигается огромная банда индейцев! — сказал он. — Они убьют всех, кто попадется им на пути!

Пока он произносил эту недлинную фразу, Майвис успел наброситься на часового сзади и, зажав тому рот, несколько раз ударить ножом в спину.

— Откуда идут индейцы? — спросил старший.

— С того берега. Да вот же они! — крикнул Степан.

Каратели обернулись. Майвис, не успев подхватить винтовку убитого, перемахнул через перила.

Гончар выпростал руки из карманов и тремя выстрелами уложил всех.

Он выждал еще немного, держа под прицелом выход из палатки.

— Ну и шуточки у тебя, — сказал шайен, выбираясь из воды на берег. — А если б они успели по мне выпалить? Мы с тобой не так договаривались.

— Подожги мост, — приказал Степан, направляясь к лошадям. — Да так, чтобы дыма было побольше. Пусть все сбегутся на пожар.

В седельных сумках он нашел все, что хотел, и даже больше того. Один из карателей был отрядным кузнецом и возил с собой инструменты. Вернувшись с лошадьми к индейцам, Гончар смог быстро освободить их от цепей.

— Надо было снять с них скальпы, — сказал Ваталуз, надевая через плечо трофейный патронташ. — Белые могут подумать, что их людей убили какие-то бродяги, чтобы завладеть оружием и лошадьми.

— Им будет над чем подумать. — Гончар пересчитал собранные деньги и запихнул их к себе в карман. — Пусть каждый из них сто раз подумает, прежде чем согласится остаться на заставе. Быстрый Лось, распиши смены. Нас семеро, каждый дежурит по часу. Один в карауле, один наготове, остальные спят. Я сплю в первой смене. Красная Птица тоже. Взвод, отбой.

Он расстелил плащ под кустом, лег и заснул. Заснул так быстро, что внутренний голос не успел произнести ни единого слова.

Как только начало темнеть, они пересекли реку вплавь и стали подниматься в гору. Временами тропа была такой узкой, что приходилось спешиваться и идти за конем, держась за хвост. К полуночи отряд достиг вершины перевала, и здесь Быстрый Лось остановился.

— За долиной начинается Черный лес. Но мы попадем туда только завтра к вечеру. Нам придется идти в обход. Там, внизу, слишком много людей.

— Да. Слишком много, — мрачно отозвался Гончар.

С высоты хорошо были видны яркие точки множества огней, разбросанных по долине, как созвездия по небу. Они выстраивались квадратами, и каждый такой квадрат означал, что костры горят внутри военного лагеря.

— Пять эскадронов, — сказал Майвис. — Здесь собрался целый полк. А вон те костры, в линию — это обоз. Что у вас тут творится? Что здесь делает армия? С кем она воюет?

— С твоими сестрами, — ответил Ваталуз.

— Мы не пойдем в обход, — решил Степан. — Некогда. Спускаемся. Нас пропустят обозники.

Ему показалось, что спуск занял больше времени, чем подъем. Если не прорваться до рассвета, придется потерять еще целый день. И кто знает, что может случиться за это время… "Держитесь, девчонки, — думал он, с тревогой поглядывал на небо, где уже начинали меркнуть звезды. — Держитесь, мы рядом. Эх, Майвис, Майвис, зачем надо было провожать Милли с таким эскортом? Я понимаю, по законам шайенского этикета девушка не могла отправляться в дорогу в сопровождении мужчин. Но мы-то с тобой братья, и я доверяю тебе больше, чем себе. К чему эти условности? Видишь, чем обернулось? Да, ни один старик не сможет тебя ни в чем упрекнуть. Но если бы вы ехали вдвоем, все бы сложилось иначе… " Нет, ответил он сам себе. Война разгорелась не из-за случайной перестрелки. Рано или поздно она должна была вспыхнуть снова, и ей хватило самого ничтожного повода, самой незаметной искры. Никому из этих солдат, греющихся возле костров, нет никакого дела до Милли. Они пришли не для того, чтобы вырвать ее из лап кровожадных дикарей. Они заняли долину, и здесь больше никогда не будут охотиться сиу, или шайены, или арапахо. Правительство сможет спекулировать новыми "незаселенными" землями. Здесь появятся новые фермы или угольный карьер. Может быть, через долину протянется еще одна железная дорога. Цивилизация. Ей нет никакого дела до нескольких девчонок, которые сейчас прячутся где-то в Черном лесу…

— Здесь разделимся. — Он спешился и вынул винчестер из седельной кобуры. — Мы с Красной Птицей пройдем через лагерь обозников. Отвлечем их. Быстрый Лось, когда поднимется шум, ты проведешь лошадей в обход.

— Надо заняться копытами, — вполголоса произнес Майвис. — Лось, это правда, что лошади сиу могут ходить бесшумно?

— Конечно, правда. Мы учим их парить над землей.

— Ты пройдешь мимо крайнего костра, — Гончар показал направление. — Как только поднимется стрельба, начинай движение. Главное, не отвечай на огонь, даже если будут стрелять в вашу сторону. Не выдавай себя. Где мы встретимся?

Ваталуз отломил несколько веток и разложил их на траве:

— Смотри. На дальнем краю долины протекает мелкая речка. Вдоль нее как раз стоит обоз. Вы переходите речку и идете в сторону леса. Наткнетесь на ручей, перейдете его. Затем второй, его тоже пересекаете. Вот третий, он течет под углом. Идете по нему, вверх. Он приведет вас к пещерам. Там и встретимся.

— Ты хорошо знаешь лес, — сказал Майвис. — Я оставил сестер в этих пещерах. Будь осторожен, если придешь туда раньше нас.

— Никогда еще сиу не попадались в шайенские ловушки.

— Не забывай, что их расставили женщины.

— Это другое дело. Спасибо за предупреждение.

Майвис хлопнул Ваталуза по груди, и тот ответил таким же несильным хлопком.

— У вас есть примерно час, — сказал Гончар, обматывая лицо шейным платком и надвигая фуражку на лоб. — Пошли, Красная Птица. Мы будем ползти медленно. Смотри не засни по дороге.

— Я разучился спать, — ответил Майвис. И зевнул.

Они шли открыто, в полный рост, пока не приблизились к обозу настолько, что стали видны очертания фургонов. Дальше пришлось ползти. Время от времени Гончар привставал на локтях и смотрел на огни, чтобы не сбиться с пути.

Фургоны стояли кольцом, десяток возле одного костра, столько же возле другого, и Степану надо было занять позицию между этими двумя группами. Поначалу он продвигался довольно быстро, но вот Майвис, скользивший впереди, остановился и прошептал:

— Вода.

Гончар подполз к нему, и его пальцы сначала наткнулись на влажную траву, а потом погрузились в грязь.

— Боишься испачкаться? — шепнул он.

— Не хочу застрять в болоте, — ответил шайен. — В таких ямах тонут даже бизоны. Давай в обход.

Чтобы обогнуть болото, им пришлось подползти вплотную к фургонам. Было слышно, как трещит огонь и фыркают сонные лошади, стоявшие внутри круга. У костра раздавались голоса караульных, и Гончар, короткими рывками пробираясь в высокой траве, внимательно прислушивался к ним, потому что разговор шел весьма интересный.

— Бедняга Смит как чувствовал, что не вернется с заставы. Так и сказал, когда уходил. В последний караул, говорит, иду. Две недели назад точно так же перебили ребят из Ледвилла. Тоже караулили мост. А Смита в тот раз понос прохватил, он в лазарете застрял, вот его и не назначили. Послали, значит, вместо него Джонса. Ну и, само собой, когда того привезли на брезенте, на Смита хандра напала. Это меня, говорит, смерть искала. Искала, да немного промахнулась. Значит, говорит, недолго мне осталось.

— Это он тебе говорил?

— Ну да, мы же с ним земляки.

— Что ж ты не предупредил? А я ему три бакса дал на табак, когда он в город уезжал. Теперь ни табака, ни денег. Знал бы, что такое дело, я б кому другому поручил.

— Плакали твои денежки, Перкинс. Нашел, кому поручать такое дело, патрульным. Да, что ни говори, а нет службы лучше, чем в обозной команде.

— Ага. Для тех, кто мечтает с пустыми руками вернуться. Так и будем до конца срока чужое добро возить. Я уж не говорю про стрелков и патрулей, но даже в похоронном взводе ребята навар имеют.

— С чего это, позволь спросить? Что ты снимешь с дохлого индейца? Перья и вшивое одеяло?

— Дурак ты, Новак, хоть и капрал. Столько лет в ополчении, а простых вещей не разумеешь. Ты xoть раз за эту кампанию трупы собирал? Нет? Оно и видно. А меня позвали помогать, когда в лесу была заварушка. Ну, с этими шайенами. Наших положили там тринадцать человек. Все — наповал, в голову. Лежали по всему лесу, поди отыщи. Разбились на пары, стали прочесывать. Смотрю — лежит. Мой напарник к нему кинулся, да и застыл. Мнется чего-то, на меня посматривает. Сходи, говорит, к лейтенанту, доложи, говорит, что нашли. А я, говорит, покараулю. А чего его караулить? Куда он денется? Ну, я прикинулся простачком, отбежал в сторонку, да из-за дерева-то и наблюдаю. А напарник, из похоронной команды, давай по карманам шарить, да в подсумок заглянул, да и сапоги с покойника стянул, а там-то самое интересное. У парня в носках вот такая пачка денег, не поверишь. Ну, тут я так вежливо покашлял, из-за дерева выхожу, а ствол-то уже наготове. Хочешь не хочешь, давай делиться. Вот так-то дела делаются, Новак.

— Мы на войне мародеров привязывали к снарядному ящику, чтобы хребет надломился, да так и возили за батареей, — спокойно ответил капрал. — Пока не сдохнут. Но они долго жили. Не поверишь, Перкинс, одного целую неделю таскали. До сих пор удивляюсь. Как он мог? Без еды, без воды — и целую неделю. Да еще первые три дня орал непрерывно. Непрерывно, Перкинс, непрерывно.

— Мародеры — они на войне. А тут у нас, считай, охота. А на охоте главное — добыча. Без добычи какой же ты охотник?

— Дорого нам эта охота обходится. Вот мы уже три десятка потеряли. Это те, про кого мы знаем. А сколько парней сгинули без следа? Ну, спишут их как дезертиров. Но мы-то знаем, что их скальпы сейчас у краснокожих. Потери большие. На охоте потерь не бывает. Война это, обычная война. Раз война, значит, мародеров надо ловить и предавать военному суду. А не хвастаться, что наварил вместе с ними.

— Ну иди к лейтенанту, заложи меня, раз ты такой умный.

— Был бы я умный, сидел бы дома, кормил бы своих свинок. Ты не представляешь, Перкинс, сколько труда в этих свиней надо вложить, чтобы хоть немного заработать…

Продолжение разговора было уже не таким интересным, и Гончар не пожалел о том, что голоса доносились все слабее. Он старался не отставать от Майвиса. Вот шайен замер в траве. Степан подполз ближе, и Майвис шепнул:

— Ты слышал? Уже и в лесу была перестрелка. Не думаю, что девчонки остались в пещерах после боя. Тринадцать убитых. Хорошая работа. Белые напуганы. Они остановились. Девчонки могли оторваться.

— Где мы их тогда найдем?

— Они оставят знаки для нас, не сомневайся. — Он повторил с довольной улыбкой: — Тринадцать убитых. Добавим, брат?

— Мы уже добавили. Сейчас нам надо их только расшевелить. Не увлекайся.

38. ЧЕРВИВАЯ ГОРКА

Пробираясь между стоянками обозников, Гончар с трудом заставлял себя двигаться медленно и бесшумно. Проход оказался идеальным — как раз посредине тянулся узкий овражек, на дне которого тек ручей. Убедившись, что русло приведет его к той самой речке, о которой говорил Быстрый Лось, Степан вернулся к Майвису.

— Если бы раньше знать про этот ручей, я бы провел лошадей здесь, — шепнул он, пристраиваясь рядом с шайеном.

— Нет. Табун здесь не пройдет. Ты все сделал правильно.

— Пока еще не все. — Гончар широко расставил локти и вдавил приклад винчестера в плечо. — Как только увидишь подходящую цель, стреляй.

Майвис лежал рядом с ним, направив ствол "спрингфилда" в противоположную сторону.

— У тебя там никого не видно? — шепнул он.

— Сидят далеко от костра. Может, встанет кто-нибудь.

Спустя еще минуту шайен сказал:

— Мы так можем до утра лежать. Я вижу голову лошади. Убить ее?

— Погоди еще минутку.

Степану хотелось, чтобы их выстрелы вызвали достаточно бурный переполох.

— Брат, время уходит, — сказал Майвис.

Его "спрингфилд" рявкнул неожиданно и резко. "Не выдержал", — с досадой подумал Гончар и выстрелил наугад, целясь немного правее костра. Там, в темноте, могли сидеть караульные.

И похоже, там-то они и сидели. Между силуэтами фургонов замелькали тени, и Степан выстрелил еще дважды по ним. Рядом трижды ударила винтовка Майвиса.

— Все, уходим! — Степан вскочил и, пригибаясь, кинулся по ручью.

Но шайен задержался.

Гончар оглянулся, чтобы поторопить его. Майвис, стоя на одном колене, застыл, целясь тщательно и долго. Длинный веер пламени вылетел из дула, но винтовка даже не шелохнулась. Звук выстрела еще не успел затихнуть, как за фургонами мелькнула белая вспышка, словно по стоянке ударила молния. Земля содрогнулась под ногами Степана, и в следующий миг по долине раскатился оглушительный взрыв.

— Я сделал все, как ты сказал! — Шайен торжествующе потряс винтовкой над головой. — Увидел подходящую цель. Ящики под брезентом.

Защелкали выстрелы обозников, в воздухе прошелестели первые пули.

— Бежим! — крикнул Степан. — Да пригнись же ты!

Почти не таясь, они добежали до реки. Она пересохла настолько, что они не замочили колен. За спиной разгоралась ожесточенная перестрелка. Уцелевшие обозники палили во все стороны, и им отвечали с дальнего края. "Ваталуз пройдет спокойно, — радовался Гончар. — Лишь бы не нарвался на дозор".

Лес обступил их, и скоро звуки выстрелов заглохли, словно за плотно закрытой дверью. Майвис бежал впереди, иногда останавливаясь и прислушиваясь.

— Наши лошади уже на месте, — сказал он, остановившись в очередной раз.

— Ты их слышишь?

— Их нельзя услышать. Сиу обмотали копыта и завязали им морды. Но запах спрятать нельзя.

Они шли между деревьями, держась в десятке шагов друг от друга. Впереди глуховато ухнула сова. Майвис остановился, похлопал руками по бокам и ухнул в ответ. Если бы Гончар не видел его, он был бы полностью уверен, что эти звуки издала сова, слетевшая с ветки.

Лошади стояли на поляне, залитой мертвенным светом луны. Ваталуз подвел вороного жеребца навстречу Степану и отдал повод:

— Твой конь злой. Если б я не завязал ему морду, он искусал бы всех наших лошадей.

— Не всех, только жеребцов, — ответил Гончар.

— Идем к пещерам, — сказал Майвис. — Держитесь за мной, но не слишком близко.

"Мы пришли, Милли, — думал Степан, стараясь унять нервную дрожь. — Только не подстрели меня, разбойница".

Лес становился все реже, деревья расступались все шире, и, наконец, Гончар остановился перед крутым травянистым склоном горы, усеянным валунами.

— Это Червивая Горка, — сказал Ваталуз. — Вся в норах, трещинах и пещерах, как изъеденный червями гриб.

Ехавший с краю Шонкито тихонько свистнул и показал на дерево, возле которого стоял. В корнях блестела лужа.

— Кровь. Сегодняшняя. Здесь лежал человек. Его утащили в сторону лагеря.

— Много перебитых веток, — сказал Высокий Волк. — Здесь был хороший бой.

— Девчонки ушли. — Майвис повернулся к Степану. — Придется их догонять. Думаю, что мы найдем их за горой. Я знаю, как они поступят. Одна уведет лошадей, чтобы оставить следы, а остальные спрячутся в пещерах.

Чем выше они поднимались в гору, тем больше следов боя попадалось на пути. В предрассветных сумерках на красноватых глыбах песчаника белели полосы и выщербленные лунки, оставленные пулями. Обогнув одну такую глыбу, Майвис остановился и свесился с седла, разглядывая что-то на земле. Когда он догнал Степана, лицо его было мрачнее обычного.

— Что ты увидел там?

— Кровь. Да, они будут в пещерах. С ранеными трудно оторваться от погони.

— Как мы их найдем?

— Ты когда-нибудь играл в прятки с младшими сестрами?

— У меня нет сестер.

— А я играл. И всегда их ловил. А ты спрашиваешь, как я их найду. Найду, не сомневайся. Надо спешить, брат. С рассветом сюда поднимутся солдаты. Надо спешить.

"Поздно, — подумал Гончар. — Слишком поздно".

— Ты прав, — сказал он. — Солдаты не успокоятся, пока не предъявят командирам трупы. Они знают, что у девчонок нет иного пути, только через гору. Солдаты поднимутся сюда, и пройдут дальше, и обшарят каждую дырку среди этих камней. Иди к девчонкам и найди их. А я останусь тут. Задержу солдат.

— Я могу их задержать не хуже тебя.

— Да. Конечно, можешь. Но я не смогу найти девчонок среди пещер. А ты найдешь.

Быстрый Лось услышал их негромкий разговор. Он подъехал ближе.

— Горящий Волк прав. Мы останемся здесь. Отличное место для боя. Патронов у нас много, есть вода и еда. Если твои сестры продержались тут целый день, почему мы не сможем? А ночью уйдем так же, как ушли они. Скажи только, где мы встретимся.

Майвис положил тяжелую руку на плечо Гончара.

— Брат, я еще не знаю, какую дорогу придется выбрать. Горбатый Медведь отправился на север, в Монтану. Там живут наши родичи, семья Маленького Волка. Туда ведут разные дороги. Ты найдешь нас за Йеллоустоном. Но как быть с твоей женой?

— Она сама что-нибудь придумает. Может быть, останется с вами. Милли привыкла жить под открытым небом.

— Мы пойдем через каньон Семи Озер. Ты догонишь нас, если будешь двигаться вдоль реки Хампы.

— Догоню, — кивнул Гончар.

— Поторопись, Красная Птица, — сказал Ваталуз. — Скоро рассвет.

"Скоро рассвет, — повторил Степан. — Никто из нас не доживет до заката".

— Удачи тебе, брат, — сказал он. — Увидимся в Монтане.

Майвис хлопнул коленями по бокам лошади, та зашагала вверх. Ее обвязанные копыта почти беззвучно ступали по каменистому склону. Когда же угас и этот неуловимый звук, Быстрый Лось рассмеялся:

— Как хорошо! Как я устал убегать! Спасибо тебе, Горящий Волк. Я мог бы идти за тобой хоть до Канады. Но противно чувствовать, что кто-то целится нам в спину. Лучше всего развернуться лицом к врагу. Если Великий Дух сегодня заберет нас всех, это будет прекрасно. Я и в Небесной Долине буду следовать за тобой. Если позволишь.

— Там видно будет.

Вокруг Степана собрались и остальные сиу.

— Я нашел место, где твои сестры держали лошадей, — сказал Паги. — Поставим туда наших? Или отпустим?

— Поставь и не забудь стреножить. Седла не снимай. Только ослабь подпруги. Хорошо бы их напоить…

— Там бьет ключ. Трава объедена, но на кустах много молодых веток. Лошади могут стоять там хоть три дня.

"Лошади-то могут, — подумал Гончар. — А сколько простоим мы?" — Отличное место, — сказал Дневной Орел, который до сих пор не проронил ни слова. — Нас не обойдут с флангов. Там крутые осыпи.

— Но могут зайти с тыла. — Ваталуз поглядел вверх по склону. — Хорошо бы посадить там, повыше, наблюдателя.

— Если бы могли обойти, обошли бы вчера, — возразил Орел. — Белым лень обходить гору. Им проще посылать солдат на смерть, чем пошевелить мозгами.

— И все-таки спину надо прикрыть.

Быстрый Лось поглядел на Шонкито, и тот почтительно кивнул:

— Хорошо, дядя. Как только меня ранят в обе руки и я не смогу больше стрелять, вот тогда я заберусь наверх и буду следить за тылом.

— Мне тоже нравится это место, — сказал Гончар, чтобы пресечь семейный спор. — Располагайтесь поудобнее. И сразу договоримся. Ваши "спрингфилды" бьют по тем, кто высовывается из леса. Тех, кто успеет добежать до середины склона, остановит мой винчестер. Приготовьте запасные позиции и не сидите на одном и том же месте слишком долго. У нас на шестерых три сотни патронов. Когда солдаты потеряют десять своих товарищей, они придут в ярость. Потеряют еще двадцать, и их ярость остынет. Нам надо убить полсотни, чтобы они откатились обратно за лес. Вот и все. А ночью мы уйдем.

— Может, так и будет, — покачал головой Ваталуз. — Может, все будет не так. Может, кто-то и уйдет отсюда ночью. Скажи мне, Горящий Волк… Что делать с твоим телом, если тебя убьют? Со мной — понятно. Тело воина должно остаться на поле боя. Но ты из белых…

— Не забивай голову пустяками. Живым — жить, мертвым — гнить, — махнул рукой Гончар.

Он вдруг совершенно ясно увидел все, что произойдет здесь. Он увидел цепи темных фигурок, перебегающих от деревьев к валунам на склоне. Видел бледные вспышки выстрелов и длинные струи дыма, вылетающего из стволов. Он видел мушку винчестера, подведенную под бегущий силуэт, и видел, как после выстрела силуэт исчезает и больше не появляется. Ему в лицо ударил жар раскаленного винтовочного ствола. И кислый пороховой дым, и соленая кровь на губах — все это будет… И не будет ничего после этого.

"Не будет ничего после? Я просто не вижу, не могу заглянуть так далеко, — убеждал он себя. — И не забивай голову пустяками. Смерть не стоит того, чтобы думать о ней так долго. Думай лучше о том, как прожить эти последние часы. Майвис найдет сестренок, и Милли спасется вместе с ними. Они укроются в Монтане, и там-то их никто никогда не достанет. Золото в тех горах кончилось, угля мало, нефти не найдут. Та земля не нужна белым, и шайены смогут там выжить. Выживет и Милли. Она еще совсем девчонка, у нее все впереди. Плохо, что я не успел даже попрощаться с ней. Плохо, что она запомнит меня таким, каким видела в последний раз — больным, немощным, измазанным черной глиной, да еще разрисованным… Пусть уж лучше догадается сохранить портрет работы Ф. Штерна. Будет показывать детям и внукам. Если, конечно, муж не станет ревновать ее к детской любви".

Стоило ему только подумать о Мелиссе, как жизнь снова показалась прекрасной. Правда, ее оставалось совсем немного. Но даже последний глоток виски, на самом дне бутылки, все-таки остается глотком виски.

39. ВСТАТЬ ИЗ МОГИЛЫ

Его пророчества сбылись только наполовину. На первую половину дня. С утра, прячась в тумане, из леса потянулись первые цепи. Солдаты часто вскидывали винтовки и стреляли, не целясь, словно пытались прикрыться стеной порохового дыма. Индейцы же били не торопясь и не промахиваясь. Ни один из солдат не добрался до середины склона, где их мог бы достать винчестер Степана. Восемь тел остались лежать среди валунов после первой вылазки. Прошел час, прежде чем солдат снова погнали на штурм. Теперь они бежали быстрее и не останавливались для стрельбы, и многие успели закрепиться за козырьком песчаника в сотне метров от пещер. Но Дневной Орел спустился по осыпи и парой выстрелов выгнал их из-за укрытия, и обратно до леса добежали только трое или четверо.

Во время передышки из леса доносились звуки, которые были слишком хорошо знакомы Степану: удары топоров и протяжный хруст падающих деревьев.

Гончар перебежал к Высокому Волку, который был ближе всех, и предупредил, что скоро может начаться артобстрел. Судя по всему, саперы рубили просеку, чтобы протащить через лес орудия. Надо было подыскать надежное укрытие. Волк согласился, но не двинулся с места.

Сразу после третьей атаки за деревьями блеснули медные начищенные стволы, и пушки на высоких колесах выкатились на огневые позиции. Вокруг них суетились артиллеристы. Индейцы попытались обстрелять их, но дистанция была слишком велика.

По Гончару еще никогда не стреляли из пушек, поэтому он скорее с любопытством, чем со страхом, следил за приготовлениями артиллеристов. Их было не меньше десятка на каждое из трех орудий. Один стоял перед жерлом с длинным шестом в руках. Трое передавали по цепочке снаряд, четвертый опустил его в жерло, и вот тогда-то первый, наконец, исполнил свою важную роль и запихнул снаряд вглубь. Гончар прикинул время изготовки. Получилось, что темп стрельбы составит один выстрел в минуту. Пушек — три. Значит, в худшем случае — двадцать секунд интервала. Пора в укрытие. Как только пушки замолчат больше чем на минуту, это будет означать начало нового штурма.

Он выбрал для себя глубокую трещину между глыбами песчаника, но не спешил спрятаться. Его взгляд притягивали блестящие пузатенькие туши орудий. Наконец они почти одновременно выбросили удивительно длинные струи дыма. В воздухе раздался нарастающий свист, и в склон ударили, издав металлический звон, три черных шара. Они подпрыгивали, как мячи, и катились обратно, разбрасывая искры. "И это все?" — с разочарованием подумал Степан. Но на всякий случай вжался в трещину и прикрыл лицо локтем. И не зря. То были не ядра, а гранаты, и хотя они разорвались много ниже по склону, целый ливень шрапнели ударил по укрытию.

"Если они догадаются забрасывать гранаты нам за спину, дело плохо, — подумал Степан. — Надо уходить. Пока не поздно, надо уходить". Но он не успел ничего сделать. Грохот и вой рикошетов обрушились на него, словно он оказался в самой сердцевине грозы. Воздух сгустился, наполнившись дымом и пылью. Скала вздрагивала, словно по ней били огромным молотом. "Как бы не завалило!" — испугался Гончар и попытался выбраться из расщелины, но тут что-то взорвалось у него в голове. "Обидно, — подумал он. — Не успел сказать парням, что надо уходить. Сами-то они не посмеют отступить. Обидно, до чего же обидно… " Когда он очнулся, все было кончено. Он сразу это понял. Где-то рядом переговаривались чужие.

— Вот еще один!

— Да, хорошо ему досталось. И скальп не снимешь, полголовы снесло.

— Глянь, перстень. Туго сидит, не снять.

— Ну, молодежь! Руби палец.

— Перкинс, веди сюда их лошадей! Пусть краснокожие покатаются в последний раз.

— Капрал, а ведь лошадей-то шесть.

— Ну и что?

— А трупов пять.

— Ну и к чему ты клонишь, Джонни?

— Может, их было не пятеро?

— Мы все осмотрели. Их было пятеро. Грузите тела. А шестой конь — как раз для меня. Вот так-то. Эх, каков красавец! Ну, вороной, не дергайся, а то мы тебя живо дисциплине-то научим.

"Все кончено, — медленно возвращаясь к жизни, думал Степан. — Нет, все только начинается. Где я? Меня завалило. Но я могу шевелиться? Могу".

— Что такое? Слышал, Новак? Камни посыпались.

"Шевелиться-то я могу, но не буду. Пусть солдаты уйдут. Тогда и выберусь".

— Перкинс, посмотри, что за шум.

"Перкинс? Что-то знакомое".

— Ну, что там?

Чужой голос раздался совсем рядом:

— Да нет ничего. Вроде ничего не видно. Сейчас за скалой посмотрю.

Степан вдруг почувствовал, что его тянут за ногу. Он вовремя догадался, что сейчас лучше всего притвориться убитым, и полностью расслабил мышцы.

— И здесь ничего! — орал Перкинс, стягивая с Гончара сапог. Отбросив его, он пробормотал: — Э, да у тебя штаны из настоящего сукна. А что в карманах?

Обломки песчаника, сдавившие тело, вдруг разлетелись в стороны. Степану так хотелось, наконец, вздохнуть полной грудью, но он сдерживался. Перкинс откопал его из-под завала и принялся обыскивать. Его цепкие пальцы шарили по карманам гимнастерки. В лицо Степану ударил резкий табачный перегар, и он сквозь ресницы увидел лицо мародера.

Пора оживать.

Он схватил Перкинса за кадык и резко ударил лбом в лицо. Мародер обмяк и не сопротивлялся. Под пальцами Степана надломились хрящи, и он едва успел увернуться от целого потока слюны.

— Эй! Перкинс, что ты там нашел? Джонни, идика проверь. Держу пари, он таки нашел там шестого индейца и сейчас выдергивает из ушей золотые серьги.

Степан успел выбраться из-под тела. Упираясь ногами в стены расщелины, он быстро взобрался наверх. Как только второй солдат заглянул внутрь и наклонился над Перкинсом, Гончар спрыгнул на него, вонзив локоть в тонкую шею. Молоденький солдат жалобно всхлипнул и затих.

"Сколько их? Похоже, что только трое. Если так, третий мне нужен живым. — Гончар достал из кобуры револьвер и обтер его от пыли. — Есть разговор".

— Капрал Новак, ко мне! — рявкнул он.

Послышались торопливые шаги, и перед Степаном появился пожилой ополченец в красной куртке. Он остолбенел, увидев направленный на него кольт. Но догадался разжать руки, и винтовка упала на землю.

— Я без оружия! — пролепетал он.

— Вот и хорошо, — сказал Гончар, перешагивая через тела и подобрав свой сапог. — Лечь! Лицом вниз, руки за голову! Ноги шире!

Капрал распростерся на земле. Степан, прыгая на одной ноге, натягивал сапог и вел допрос пленного:

— Сколько людей с тобой?

— Двое.

— Вас послали собирать трупы втроем? Лучше не ври мне, Новак. А то никогда не вернешься к своим свинкам. Где остальные?

— Откуда ты меня знаешь?

— Отвечай на вопрос!

— Наш взвод придали похоронной команде. Но все уже ушли на ту сторону, а мы остались, чтобы спустить трупы в расположение полка.

— Куда, говоришь, ушли? На ту сторону? Ту сторону чего? Леса?

— Да нет, они ушли за гору. Там тоже есть работа. Те парни, что отправились в обход, попали в засаду. Их там всех порезали индейцы. Просто изрубили тесаками. Я сам не видел, ребята рассказывали.

У Степана шумело в голове, и склон горы казался слишком крутым. Он уперся свободной рукой в скалу, чтобы не шататься, и спросил:

— В обход их отправили ночью?

— Говорят, что да. На разведку. Они не вернулись. А после штурма их нашли.

"Значит, Майвис прорвался, — подумал Степан. — Если бы он уходил один, то проскользнул бы незаметно. Он уходил не один. Нашел девчонок и прорвался. Без единого выстрела".

— Куда полк отправится отсюда?

— На Денвер. Мы все денверские. У нас уже все сроки вышли, пора домой. А мы тут ковыряемся… Отпустил бы ты меня, братец, — тихо попросил капрал, силясь повернуть голову. — Не знаю, как ты тут оказался. Да это и не мое дело. Мы ведь только ловим краснокожих, тебя не трогаем. Отпусти меня, и я подскажу, как отсюда уйти по-тихому. Сам-то ты не выберешься.

— По-тихому? Кто сказал, что я уйду по-тихому?

Он связал пленному руки и ноги, заткнул рот туго свернутым платком и подтащил ближе к расщелине, где лежали двое других обозников.

Тела индейцев были навьючены поперек седел. Руки Быстрого Лося свисали до земли, касаясь лужи натекшей крови. Гончар бережно подтянул его повыше и привязал к седлу, чтобы тело не свалилось по дороге.

Их одежда была иссечена в лохмотья, кровь сочилась отовсюду и капала на землю. У Шонкито была оторвана рука. Гончар нашел ее неподалеку. Побелевшая кисть все еще сжимала винтовку с раздробленным прикладом.

Он собрал все уцелевшее оружие, прихватив и винтовки ополченцев. Свел поводья лошадей на длинную сворку и привязал ее к задней луке своего седла. Вороной жеребец гневно косился на чужих коней.

— Терпи, брат, — сказал ему Гончар, натягивая поверх своей гимнастерки зеленую куртку Перкинса. — Невеселая у нас компания, но придется потерпеть.

Он спрятал фуражку в сумку и вместо нее нахлобучил зеленое армейское кепи. Еще раз оглядел место боя, словно прощался с ним. Быстрый Лось хотел остаться здесь. "Извини, брат, — подумал Степан. — Незачем тебе радовать своих врагов. Они бы стали глумиться над твоим телом. Как ликующие охотники над тушей медведя, стали бы фотографироваться с тобой. Нет, я найду для твоего тела достойное кладбище. Ты будешь лежать в Черном лесу, и ни одна белая собака не потревожит твои кости".

Он тронулся наискосок, вниз по склону. Со стороны леса навстречу ему двигалась одинокая фигурка, и Гончар принял в сторону, чтобы разминуться с солдатом. Но тот, как назло, тоже свернул, явно стараясь перехватить его на спуске. Степан живо разработал легенду. Он из второго взвода. Почему именно из второго? Первый всегда на виду, в третьем одни отбросы, а во втором всегда безликие середнячки. Да, сам-то он из второго взвода, но его придали похоронной команде, а та сейчас копошится на той стороне горы, и далее по тексту. А если солдатик не отстанет, то надо будет просто доехать с ним до леса. До первой подходящей коряги, под которой его можно будет спрятать.

— Эй, подожди! — Солдат замахал обеими руками. — Подожди, дело есть!

Степан не сразу понял, почему фигура солдата показалась ему странной. У того не было винтовки.

Он чуть натянул повод, придерживая коня. Солдат быстро догонял его, продолжая размахивать руками.

— Я вижу, ты везешь их трупы! Постой! Мне надо на них посмотреть.

Теперь, когда он приблизился, Гончар видел, что у солдата нет ни только винтовки, но и револьвера. Зато болталась на животе толстая сумка, откуда он извлек блокнот.

— Я не обязан за всеми гоняться! — сердито крикнул он, догнав Степана. — Мне придется жаловаться полковнику Моргану. Это безобразие. Меня никуда не пускают, мне ничего не показывают и еще требуют, чтобы в репортажах все было как на самом деле!

Тут он перевел взгляд на раздробленный череп индейца, и голос его стал глуше.

— И так с ног валишься, а ты еще убегать вздумал…

— Я же не знал, что ты репортер, — сказал ему Степан, на ходу перекраивая план действий. — Я и не думал убегать. Наоборот. Полковник приказал, как встречу репортера, проводить его по всем местам и все-все ему показать.

— Так это и есть те самые дикари? — стремительно бледнея, произнес репортер.

— Ну, то, что от них осталось.

— Это они вели бой с двумя ротами?

— Они, — подтвердил Степан.

— Но этого не может быть. Мне никто не поверит, если я такое отправлю в редакцию. В полку только убитых сорок восемь человек, а ранеными забиты все повозки. Полковник говорил, что тут большая банда. Речь шла о двух-трех сотнях. Неужели полк две недели гонялся по горам ради того, чтобы получить трупы пятерых дикарей? — Он помахал ладонью перед носом. — Ну и смердят же они.

— Я могу везти их дальше? — спросил Гончар. — Что ты еще хотел посмотреть? Хочешь, я покажу тебе место, где они пытались прорваться через наш лагерь?

Он уже предвкушал, как они замечательно проведут время с этим репортером, спокойно продвигаясь через расположение полка. Но тот махнул рукой и принялся скрипеть карандашом по бумаге.

— Да видел я все. Воронка получилась изрядная. Еще бы, несколько ящиков динамита. А прорыв у них был совсем в другом месте. Эти пятеро только прикрывали своих женщин. А женщины ушли ночью. Первый эскадрон уже взял их след. Завтра все будет кончено. — Он присел, чтобы заглянуть в лицо Шонкито. — Так вот они какие, шайены. Жалко, у меня кончились фотопластинки. Снимок мог бы получиться роскошный.

Гончар выхватил нож и перерезал сворку, освобождая лошадей.

— Что ты делаешь?

— Я им не похоронная команда! — выкрикнул Степан. — Так ты говоришь, первый эскадрон подняли? Как же так! А меня бросили! А потом еще дезертиром могут объявить! Видишь, что творится в ополчении? Черт, как же мне их теперь догнать! Ты не слыхал, по какой дороге мои выдвинулись?

— Лейтенант говорил что-то о Гарлендской тропе. Вроде бы под Гарлендом он должен соединиться с "красноногими".

— Ага! — Степан прикрепил за седлом трофейный "Спрингфилд" и все три патронташа ополченцев. — На Гарленд! На каньон Семи Озер!

— Ну да. — Репортер что-то быстро написал на листке и вырвал его из блокнота. — Вот, передай лейтенанту, когда увидишь его. Ты умеешь читать?

— Так, немного.

— Немного? Понятно. — Репортер снисходительно усмехнулся. — Я прошу лейтенанта, чтоб он не забыл об одном своем обещании. Если потеряешь записку, передай на словах.

— Передам.

— Но послушай, а что теперь будет с трупами дикарей?

— Отведи лошадей сам. К штабу.

Лицо репортера вытянулось. Ему явно не нравилось это предложение. Не для того он сюда прибыл, чтобы сопровождать окровавленные и дурно пахнущие останки каких-то дикарей.

— Знаешь что? — Гончар все-таки решил потратить еще несколько драгоценных мгновений: — Знаешь, там, наверху, лежат наши раненые. Позови ребят или сам поднимись к ним. Они расскажут тебе много нового. Если ты застанешь их живыми. Поторопись.

— Ты тоже не теряй время, — повеселев, ответил репортер. — С дезертирами сейчас не церемонятся. Просто эпидемия какая-то. Стоило ребятам увидеть настоящую кровь, как настроение у них испортилось. Из кавалерии сбежали пятеро, из обоза человек десять, а пехота разбежалась почти вся. Троих успели отловить, и одного сразу повесили, потому что он вздумал отстреливаться.

— Ты напишешь об этом?

— По-твоему, я полный идиот? О дезертирах не пишут в газетах. Их просто вешают, и это правильно. Так что ты вовремя спохватился.

Репортер зашагал вверх по склону, опасливо переступая по скользкой траве и хватаясь за валуны. А Гончар перерезал веревку, крепившую тело Быстрого Лося к седлу, и хлестнул плеткой кобылу. Та понеслась вниз, к лесу. Следом помчали и остальные лошади. Когда все они скрылись за деревьями, Степан отбросил плеть.

40. СНОВА ГАРЛЕНД

Он никогда прежде не был в этих краях, но знал, что только Гарлендская тропа вела отсюда на север.

Итак, Гарленд… Снова придется навестить этот городок на перекрестке скотоперегонных троп. Не прошло и года с тех пор, как Степан побывал там. Наверно, миссис Браун, хозяйка гостиницы, еще помнит своего постояльца, "ветеринара". Жаль, в этот раз у него не будет времени, чтобы заглянуть к ней.

Время превратилось в огонек, ползущий по бикфордову шнуру. Шнур горит не быстро и не медленно, он горит столько, сколько отмерено, и кончается взрывом. Если кто-то не перерубит этот шнур.

Вороной мчал, не дожидаясь понуканий, словно ему передалось нетерпение седока. Гончар и не заметил, как оставил за спиной каменистую долину и извилистый перевал. Гулко гудела земля под копытами, и пестрая зелень травы сплошным полотном летела навстречу. Только река смогла остановить этот безумный бег. Степан удержал вороного на берегу, не давая разгоряченному коню напиться.

— Остынь, остынь, — приговаривал он, протирая взмокшую атласную кожу. — Отдохни. Сейчас у нас ты самый главный. Все от тебя зависит. Ты уж береги себя. Я не хочу, чтобы ты рухнул по дороге. Мы успеем, успеем. Кавалеристы трусят потихоньку, а мы летим на крыльях. Мы успеем.

Он не сомневался, что опередит кавалеристов и догонит Майвиса. Раз уж ему не удалось принять славную смерть на Червивой Горке, значит, путь еще не пройден. Возможно, сейчас Гончар находится в самом начале того пути, о котором говорил Бизон. А возможно, только на дороге к его началу. Во всяком случае, ему опять удалось выбраться из могилы, а это можно считать хорошим знаком. Значит, все будет хорошо.

Степан дал коню отдохнуть, напоил и вымыл, и только потом снова пустился в погоню. В степи ясно виднелась тропа, проложенная эскадроном. Гончар поначалу не собирался встречаться с кавалеристами, но когда по следам стало ясно, что он их вот-вот догонит, его планы снова изменились.

Он развернул записку репортера. "Лейтенанту Хиггинсу. Дорогой сэр! Не забудьте о своем обещании. Если я получу хороший скальп промежности, Ваше фото украсит газету. В противном случае Ваша забывчивость послужит новой славе Полковника, который тоже претендует на первую страницу "Денвер Дейли Ньюс". Искренне Ваш, Арчибальд Фицуотер".

— Вот уроды! — Гончар выругался так, что вороной поджал уши и покосился на него. — Извини, брат. Но сам пойми, эти фетишисты-некрофилы кого угодно выведут из себя. Ну, будет вам промежность, Дорогой Сэр!

Он нагнал эскадрон у подножия гор, где кавалеристы расположились на привал. Остановив взмыленного жеребца у костра, вокруг которого сидели офицеры, Степан прокричал:

— Кто тут лейтенант Хиггинс?

— В чем дело, рядовой?

Лейтенант, с кружкой в руке, поднялся со складного табурета.

— Я ищу своих! — выпалил Гончар. — В вашем полку мне сказали, что под Гарлендом парни должны присоединиться к эскадрону Хиггинса!

— Ты из отряда "красноногих"?

За секунду до этого Степан был "бойцом второго эскадрона". Но лейтенант подсказал ему более правдоподобную версию.

— Ну да! А вы и есть Хиггинс? Тогда где же мои парни? Куда мне теперь податься?

— Ты неправильно понял, рядовой. С чего ты взял, что мы будем торчать в Гарленде?

— Так сказал ваш полковник! Наши все двинули в Гарленд! А я задержался в вашем лазарете. Теперь надо своих догонять.

— Тебя не слишком долго лечили. Могли бы хоть голову перевязать. Смотри, у тебя весь воротник в крови. Что с вами делать, с гражданскими тупицами. — Лейтенант отхлебнул кофе и обратился к сидящим у костра: — Эти разгильдяи опять все перепутали. Будут сидеть, как бараны, в Гарленде, и ждать нас. Что будем делать, джентльмены?

— Ничего они не перепутали, — сердито ответил один из офицеров. — Им просто неохота идти в горы без прикрытия. Вот Морган и хочет, чтобы мы сделали крюк в сорок миль.

— Чего не сделаешь для родного брата, — усмехнулся лейтенант.

— Если бы мой брат командовал "красноногими", я бы не давал ему таких поблажек.

— Значит, берем курс на Гарленд? Теряем сутки.

— Не беда, — махнул рукой другой офицер. — Все равно Горбатый Медведь застрянет на перевале. У индейцев нет крыльев, чтобы перелететь через горы. Там, на осыпях, их и перебьем.

— Ну уж нет, пускай это сделают люди Крэка. Наша задача — блокировать ущелье. Вот мы ее и выполним.

— Чтобы выполнить задачу, нет нужды тащиться в Гарленд, — заявил лейтенант Хиггинс. — Не будем ничего менять. Если "красноногие" опоздают, справимся без них.

— Так мне-то что делать? — напомнил о себе Гончар.

— Иди на кухню, рядовой. Пусть тебя покормят. Дальше пойдешь с нами.

— Я бы пошел, да у меня все барахло в отряде осталось. — Степан сокрушенно вздохнул, скребя затылок. — Боюсь, пропадет. Нет, придется своих искать.

— Ты бравый солдат, — сказал лейтенант Хиггинс. — Мне будет жаль, если ты подаришь свой скальп шайенам. Они валят огромной толпой и убивают всех, кто попадется на пути.

— Не попадусь. — Степан козырнул и развернул вороного.

— Эй, сорвиголова! Держись подальше от дюн! Шайены отсиживаются в песках. Лучше сделай крюк, зато спасешь шкуру. И если доберешься до своих, скажи, что мы ждем их в точке сбора!

— Ждите! Мы не опоздаем!

Он проехал через весь лагерь, на ходу считая людей. Десять костров, возле каждого не меньше дюжины едоков. Да еще четверо часовых, которые проводили его неприязненными взглядами. Плюс офицеры. Получается примерно полторы сотни штыков. Точнее — сабель, ведь речь идет о кавалерии. Сколько воинов у Горбатого Медведя? Даже в лучшие времена он не мог собрать больше пятидесяти. Лейтенант говорил об огромной толпе? Что ж, полсотни вооруженных шайенов — это серьезная сила. Правда, за ними едут их жены, матери и дети. Горбатый Медведь будет всеми силами избегать боя. Значит, надо догнать его раньше, чем он покинет дюны и войдет в долину Последней реки. Надо направить его в обход. Надо спешить.

Вороной летел, едва касаясь копытами гладкой утоптанной дороги. Бешеная скачка выветрила из головы Степана все ненужные мысли, кроме одной — надо спешить. И все-таки ему пришлось задержаться.

На развилке дорог, между голыми холмами, стояли всадники. Их было четверо. Степан заметил их только тогда, когда перевалил через холм. Сворачивать было поздно, да и незачем. Перехватив повод левой рукой, он достал револьвер и прижал его к бедру. Времени на долгие разговоры у него не было. Он сбавил ход и, приближаясь к всадникам, внимательно разглядывал их, стараясь определить самого опасного, которого придется валить первым.

Чем ближе он подъезжал к ним, тем яснее понимал, что начинать можно с любого. Обветренные физиономии едва проглядывали из-под длинных волос и бород. Грудь каждого из них крест-накрест пересекали патронташи, а под седлами болтались запыленные косы индейских скальпов.

— Эй, кавалерия! — "Красноногий" поднял над головой винчестер. — Не спеши! Ты от Моргана?

— Само собой, от кого же еще. — Степан остановился в десятке шагов от них.

— А мы как раз ехали к нему. Хорошо, что тебя встретили.

Всадники стояли цепью и представляли собой отличную групповую мишень. "Как только попытаются взять меня в кольцо, начну стрелять", — решил Гончар. Но "красноногие" не выказывали никакого желания нападать на него. Наоборот, их главарь развернулся к нему спиной и хлестнул своего мерина.

— Давай за нами.

Степан поравнялся с последним в цепочке. Главарь оглянулся:

— Вечно эти кавалеристы тащатся, как дохлые курицы. Что бы вы делали без нас? Ходу, парни! Солнце садится так быстро, что у меня пересохло в горле!

Гончар еще раз мысленно прокрутил карту. Майвис не двинется по дороге. Он с девчонками ушел в лабиринт каньонов и выйдет к Хампе не раньше чем через три дня. Горбатый Медведь пережидает в дюнах. Там-то Степан и найдет его. Но самый короткий путь к дюнам лежит через Гарленд. Значит, нет смысла никуда сворачивать.

Он опустил револьвер в кобуру, но не стал застегивать предохранительный ремешок. От "красноногих" можно ожидать любых сюрпризов.

Они остановились у покосившейся хижины на въезде в город. Четыре лошади стояли у коновязи. Гончар привычно окинул их оценивающим взглядом. Три мерина под армейским седлом, у одного тавро — "две семерки". Четвертая лошадь… Он окаменел. С краю у коновязи стояла его Тучка.

Она мотнула головой и коротко всхрапнула. Он едва слышно свистнул в ответ и тут же принялся насвистывать какой-то мотивчик.

— Вот мы и дома, — весело проговорил главарь " красноногих".

Его спутники загоготали:

— Да тебе, Хочкис, где нальют, там и дом.

— А где баба, там и церковь!

— Молчать, псы бродячие! — огрызнулся Хочкис, пинком открывая дверь хижины.

Гончар спешился последним. Он привязал вороного рядом с Тучкой, едва удерживаясь, чтобы не обнять ее. Седельные сумки были вскрыты и опустошены. Все ремешки, на которых он обычно подвешивал флягу и подсумки, — срезаны. Не было и скатки под задней лукой. Стремена были подтянуты чуть выше, чем обычно. В спутанной гриве он увидел обрывок розовой ленточки, и его сердце бешено заколотилось.

— Где ты была, малышка? — прошептал он. — Майвис забрал тебя из Маршал-Сити, когда меня там подстрелили. Он привел тебя на Холм Смерти. С кем ты ушла оттуда? С Милли, да? С Милли? Так почему ты здесь?

— Эй, кавалерия! — окликнул его "красноногий". — Ты где там застрял? Наш командир ждет твоего доклада!

"Сейчас он его дождется", — подумал Гончар.

41. ТИХО И СПОКОЙНО

Войдя в хижину, он едва не задохнулся от духоты и смрада. Не меньше десяти бородачей расположились за столом, перебрасываясь картами и дымя самокрутками.

— Крэк, вот он! Парни, угомонитесь, дайте командиру поговорить с посыльным!

Командиром тут называли верзилу, чей наголо обритый череп был украшен длинным шрамом от виска до затылка. Крэк сидел в середине стола, на месте банкомета, и лениво тасовал карты.

— Ты, что ли, от Хиггинса? — невнятно спросил он, и Степан увидел, что у Крэка было всего три или четыре зуба. — Хорошо, что твой лейтенант сообразил выслать вперед человека. Потому что мы решили все переиграть.

"Да уж, придется все переиграть, — подумал Степан, отступив в сторону от входа и прижимаясь спиной к простенку. — Жалко, я не прихватил винчестер. Но на вас, псов бродячих, хватит и двух стволов. Сейчас мы все переиграем".

Он плохо слушал то, что говорил Крэк, потому что ловил иные звуки — не скачет ли сюда кто-нибудь, не возится ли за печкой, не храпит ли под лавкой. Прежде чем стрелять, надо многое уточнить. Чтобы потом не удивляться. Однажды он уже поторопился, не проверил тылы. И получил пулю в спину. На этот раз… И вдруг до него дошел смысл сказанного Крэком. -…Так ему и передай. Пусть не заходит в ущелье, а загоняет Медведя туда, со всеми его медведицами и медвежатами. А мы их всех завалим.

— Погоди, Крэк! — Степан вытер взмокший лоб. — Я совсем замотался, башка гудит. Ничего не слышу после дороги. Дай хоть глотку промочить, потом поговорим.

— Эй, воды!

Кто-то протянул Гончару глиняную кружку. Он погрузил губы прямо в воду, стараясь не задеть липкие края.

— Теперь, значится, можно и поговорить. — Он перевел дух. — Что я должен передать лейтенанту?

— Да сколько тебе повторять! Ну, видать, Хиггинс знал, кого посылать! Самого сообразительного выбрал!

"Ругайся, ругайся, — думал Степан, — только за стол не приглашай".

— Командир, давай лучше письмо отправим кавалеристам, а то этот олух все напутает!

— Пусть попробует! Я-то умею вбивать в башку правильные понятия! Солдат, слушай меня так, словно ты Моисей, а я Господь Бог по кликухе Саваоф!

Каратели дружно заржали.

— Тихо вы, жеребцы! Ну что, ты готов воспринять истину?

— Да я что, я человек маленький, — простодушно улыбнулся Степан.

— Запоминай. Банда Медведя застряла в дюнах. Мы сделали все, как сказал ваш полковник Морган. Мои ребята с двумя "гатлингами" перекрыли им северную дорогу. Медведь не попрет на "мясорубки"[6], пожалеет своих баб и щенков. Сегодня ночью он поведет банду по долине Последней реки. Там, в ущелье, его должен был перехватить твой эскадрон. Вот теперь слушай внимательно. Не надо их перехватывать, понял?

— Понял, — кивнул Степан. — А почему не надо?

— А говоришь "понял"! Вот олух-то! Передай лейтенанту, чтоб он не входил в ущелье! Пусть пойдет прямиком на дюны. Повтори!

— Пусть пойдет прямиком на дюны. А зачем?

— Да чтоб шугануть краснокожих, вот зачем. Те кинутся в ущелье, а там мы их встретим. У нас уже все готово.

— Что готово? — тупо переспросил Гончар.

— Последние почести, вот что!

Крэк ударил кулаком по столу, чтобы перекрыть гогот карателей.

— Тихо! Ты все усвоил? Повтори!

— Ну, это, значит… — Степан переминался с ноги на ногу, теребя в руках армейское кепи. Он пытался рассчитать, сколько времени потребуется ему, чтобы добраться до дюн. Если сейчас затеять пальбу, будет хорошая драка и славная смерть. Но тогда погибнет и Медведь. — Значится, так. Надо шугануть краснокожих, выкурить из песков, чтобы они вошли в ущелье Последней реки. А нашим, значится, в ущелье не входить.

— Не верю ушам своим, — картинно развел руками Крэк. — Джентльмены, я могу быть спокоен за наше славное ополчение, когда в его рядах состоят такие умники! Смотри, солдат, не перепутай! Можешь возвращаться к своему лейтенанту, да поживее, пока память не отшибло.

— Мне, значится, овса бы, — важно сказал Гончар. — Лейтенант Хиггинс строго-настрого приказали. Коня зря не гонять, холить и лелеять, овса давать от пуза. Пока жеребец не отдохнет, никуда не трогаться.

— Хочкис! — Крэк хлопнул в ладоши. — Жеребца накормить, солдата напоить. И чтоб через полчаса обоих тут не было!

Он снова взялся за карты, и каратели моментально притихли.

— Продолжим, джентльмены?

Еще несколько секунд Гончар стоял у порога, пока не убедился, что на него уже никто не обращает внимания. Разговор с олухом-кавалеристом был окончен, и присутствующие занялись куда более важным делом.

Он вышел из хижины и направился к лошадям. Рядом с ящиком для корма стоял початый мешок овса. Гончар высыпал его весь, до последнего зернышка, и подвел к ящику вороного и Тучку. Он знал, что заберет кобылу с собой. Выкупит или договорится как-нибудь еще, но заберет. В нем вдруг вспыхнула надежда — может быть, лошадь отстала от табуна, когда Майвис уводил девчонок с Червивой Горки? Нет, это невозможно. Тучка не могла бросить хозяйку.

"Лучше не думай об этом, — приказал он себе. — Думай о том, как поскорее найти Медведя. Каратели оседлали северную дорогу? Тем лучше. Вот на них-то ты и можешь отыграться за все. А сейчас тебе надо тихо и спокойно, незаметно и скромно уйти отсюда. Тихо и спокойно. Тихо и спокойно".

— Эй, солдат! Вижу, ты сам управился. — Хочкис поднял с земли пустой мешок. — А не лопнет твой жеребец-то? Чужого добра не жалко, да?

— Чья это кобыла? — спросил Гончар, поглаживая Тучку. — Лейтенант заказал достать для него как раз такую. Он и денег дал.

— Денег? Сколько?

— А сколько она стоит?

Хочкис похлопал кобылу по крупу:

— Такой лошади цены нет.

— Я знаю, — кивнул Степан. — Она твоя?

— Ну да. С прошлой ночи — моя.

— Дам тридцать долларов.

— Рехнулся, солдатик? Это шайенская лошадь! Лазает по горам, как козочка, а в степи несется, как почтовый экспресс!

— Да ну? — Гончар недоверчиво хмыкнул. — А ты не шутишь? Откуда у тебя шайенская лошадь?

— В карты выиграл!

— Сорок.

— Семьдесят.

У Степана было ровно семьдесят долларов, и он мог бы не торговаться дальше. Но ему хотелось поговорить с Хочкисом.

— Даю пятьдесят, а ты расскажешь, кто был ее хозяином раньше.

— Тебе не все равно?

— Некоторые очень переживают из-за проигрыша. Вдруг старый хозяин увидит лейтенанта на своей кобыле? Как бы мне потом не пришлось отдуваться.

— Вот за это не волнуйся, — ухмыльнулся каратель. — Старый хозяин умер. В общем, шестьдесят и седло в придачу.

— Умер, говоришь? — Степан поправил стремя. — Похоже, он был не очень-то высоким.

— Он? Ну да, коротышка. Как девчонка. Так ты берешь ее?

— Беру, беру.

Он полез в карман за деньгами. Из открытого окна заорали:

— Хочкис! Ты играешь или нет! Твоя ставка!

— Иду! — Хочкис протянул руку. — Гони монету и вали отсюда.

Пересчитав засаленные бумажки, каратель довольно оскалился:

— Ты не прогадал, солдат. Лошадка смирная, твой лейтенант останется доволен. На ней раньше баба ездила. Хиггинсу такая кляча в самый раз. Она умная. Если он сверзится, будет стоять рядом, не убежит.

И снова рука сама потянулась к кобуре. "Дай ему уйти! — приказал себе Гончар. — И сам уходи! Немедленно!" — Будь здоров, солдатик.

— Постой, — задержал его Степан, борясь с искушением. — А что случилось с хозяйкой?

— Далась тебе эта хозяйка! Шайенка она была, понял? Удирала от нас, табун уводила. Табун увела, сама пропала. Заманила нас на скалы, кобылу бросила и смылась.

— Смылась? — переспросил Гончар, и голос его дрогнул. — Смылась… Но ты говорил…

Хочкис неправильно понял его волнение.

— Смыться-то она смылась. Но ты не сомневайся. Ее лавина накрыла, у нас на глазах. Сами еле ноги унесли. Так что, говорю тебе, не сомневайся, никто к твоему лейтенанту приставать не будет. А теперь вали отсюда. Меня парни заждались.

Он хлопнул Степана по плечу и надвинул ему козырек кепи на нос. Захохотав, Хочкис ушел в хижину.

А Гончар замер, обняв Тучку.

Пора уходить. Тихо и спокойно. Отомстить ты всегда успеешь. А сейчас тебе надо уходить.

Он подошел к окну, откуда несло запахом застарелого пота. Все каратели собрались вокруг стола. Они сбились в кучу, наклонившись и рассматривая что-то.

— Надо же, чего только не возят с собой шайенки!

— Говорю тебе, она была белая!

— Иди проспись. Тебе ночью все девки белые.

— Неужто она могла стрелять из такого кольта? Да еще со спиленной мушкой? Нет, парни, чует мое сердце, девка просто села в чужое седло. Не хотел бы я встретиться с тем, кто держал этот кольт в руке.

"Это они копаются в моей сумке, — равнодушно подумал Степан. — Кольт не пропал. Хорошо, что Майвис его сохранил".

— Что там еще? О, вот этим уже можно и расплатиться!

— Цепочка золотая, да слишком тонкая. Крестик какой-то хилый. Нет, дружок, пять баксов за такую мишуру, не больше.

— Это же золото, Крэк! Ты посмотри, какая работа. Даже написано что-то на распятии! Каждую буковку видно!

"А это они достали мой нательный крестик", — подумал Степан и вспомнил, как долго выбирал его в лавке Никольского собора. Когда он очутился в Небраске, все его вещи исчезли. Кроме одежды, складного ножа и вот этого крестика, который сейчас рассматривают каратели.

Тихо и спокойно вошел он в хижину. Негромко свистнул, чтобы они оглянулись: не хотелось стрелять в спину.

Он держал обе руки на уровне лица и целился быстро, но аккуратно. Шесть выстрелов с каждой руки, револьверы за пояс. Взял со стола свой кольт и добил Крэка. Тот медленно сползал по стене, оставляя кровавую полосу и продолжая сжимать дымящийся револьвер.

Все, что было рассыпано на карточном столе, он сгреб обратно в сумку. Надел крестик. Опрокинул железную печку и ногой отпихнул тлеющие угли под лавку, где лежали свернутые тюфяки. А потом тихо и спокойно покинул загоревшуюся хижину, ведя в поводу свою верную Тучку.

Так же спокойно и неторопливо он проехал по знакомым улочкам Гарленда. На террасе "Приюта ковбоя" сидели шестеро "красноногих". Один наигрывал на губной гармошке, остальные дремали, вытянув ноги на перила. "Вот этих я не трону, — строго сказал себе Гончар. — Они получат свое в следующий раз. Интересно, а почему я так долго тянул с Крэком? Я ведь знал, что все равно убью их всех. Почему же тянул? Да я боялся! Ну да. Боялся схлопотать шальную пулю. Если бы меня продырявили, как бы я мог выручить Медведя? А если боялся, то почему все-таки убил их? Потому что кое-чего я боялся еще больше. Боялся, что никогда не смогу отомстить за Милли".

Отомстить? Разве она погибла? Степан не верил, что ее больше нет. Он слишком долго искал ее, чтобы так быстро потерять, даже не увидев.

"Мало ли что могут наплести пьяные ублюдки? Ох, извините, нельзя так отзываться о покойных… Но я же не виноват, что они были ублюдками".

Ему казалось, что он что-то забыл там, в хижине. Что-то оставил? Или что-то не доделал? Это "что-то" занимало его все больше, отвлекало от всех других забот, и уже на самой окраине Гарленда, оглянувшись напоследок, он увидел, что в дорожной пыли за ним тянется прерывистая цепочка крови.

Он ощупал себя, и ладонь сразу наткнулась на липкое горячее пятно на левом боку.

— Все-таки они ублюдки! — Степан придержал вороного и завел руку за спину. — Навылет. Вот, значится, что я там оставил-то. Кусок собственного мяса.

Морщась от боли, он стянул куртку и швырнул ее в сторону, оставшись в черной гимнастерке. Дышать стало легче, но теперь он яснее ощущал, как из обеих ран сочится кровь. И это не радовало. Кое-как Степан обмотался длинным шарфом, надеясь, что перевязка хотя бы немного задержит кровотечение.

Выехав за город, он пересел на Тучку, чтобы дать отдохнуть вороному.

— Ходу, малышка, ходу. — Степан потрепал ее по шее. — Нам надо успеть. Боюсь, времени у нас осталось — совсем ничего. Ты только не тряси меня слишком сильно. Мне сейчас главное не вырубиться. Надо успеть.

42. ТЫСЯЧА ДОРОГ

Это было не первое его ранение, поэтому он хорошо представлял, что с ним будет дальше. Не потерял сознание от болевого шока? Отлично, теперь старайся не вырубиться из-за кровопотери. Пуля прошила грудную клетку, аккуратно пройдя между ребрами. Нет, все-таки похоже, ребро-то сломано. Легкое пробито, но дышать можно. Очень удачно получилось — ткань гимнастерки плотно закупорила входное отверстие. О выходном же он старался не думать.

Тучка остановилась на берегу озера и потянулась губами к воде. Гончар сполз с седла и долго не мог отдышаться. Стоя на коленях, он перебирал траву в поисках знакомых красноватых стебельков "комариного глаза". Вообще-то шайены считали это растение ядовитым. Если съесть его слишком много, можно без промежуточных остановок долететь до самого дальнего конца Небесной Долины. Чтобы остановить кровотечение, надо было разжевать несколько стеблей и приложить кашицу к ранам. При значительных потерях крови следовало жевать эту траву до тех пор, пока удары сердца не станут отдаваться в затылке. Были и еще какие-то рекомендации шайенской медицины, но сейчас Степан не мог их вспомнить. Он нажевался "комариного глаза" до одури, а потом еще, чтобы не заснуть, выкурил целую сигару, прихваченную на память о встрече с Крэком. Время шло, но Степан не мог двинуться с места. Глядя, как растут тени лошадей на песке, он пытался выбрать дорогу, по которой отправится отсюда. Таких дорог было несколько.

Одна из них вела в дюны. Там, среди гладких песчаных гор, сейчас дожидались ночи шайены Горбатого Медведя. Их надо было предупредить о засаде. Гончар посмотрел, сколько осталось солнцу до горизонта, и понял, что ему не успеть.

Вторая дорога вела к Последней реке. Обогнув два озера, она приведет Степана к ущелью, куда должен войти эскадрон Хиггинса. Если бы у Гончара был хотя бы один пулемет Калашникова и ящик патронов, он мог бы, опередив кавалеристов, дождаться, пока они втянутся в тесное ущелье, и перебить их. Но у него были только револьверы и винчестер. И он был один.

Третью дорогу и дорогой-то нельзя было назвать. Так, едва натоптанная тропа в море полыни. Она вела к перевалу, за которым начинался каньон Семи Озер. В каньоне брала начало река Хампа, вдоль которой Майвис с девчонками будет продвигаться на север, к Монтане. Если бы не Горбатый Медведь, и не эскадрон Хиггинса, и не засада "красноногих"… И если бы Гончар не был ранен, он обязательно припустил бы именно по этой дороге, чтобы нагнать Красную Птицу и увидеть Милли. А если не увидеть, то хотя бы узнать, что с ней.

Сигара догорела, и раны покрылись сухой плотной коркой. Гончар наполнил фляги водой и перезарядил револьверы. С трудом взгромоздив непослушное тело в седло, он вдруг понял, что существует еще один путь. Зарыться в тенистую рощу, лечь у ручья и ждать, пока в его тело вольются новые силы. Он ранен. Ему надо лежать. Через несколько часов уже никакими усилиями воли он не сможет удерживаться в седле. Он просто заснет. Природу не обманешь. Ее можно немного отвлечь, но она неумолимо возьмет свое.

И так же неумолимо возьмет свое та сила, которая методично стирает с лица земли все, что мешает цивилизации. Нет, это не цивилизация. Это бизнес. Большой бизнес. Большие деньги. Большие отряды хорошо вооруженных ублюдков.

Кусок свинца пробил в тебе дыру как раз такого размера, чтобы душа могла спокойно вылететь к небесам. Чем ты ему ответишь? Травой и промокшей повязкой?

Чем ты можешь остановить армию, которая уже уничтожила всех, кто мешал Большому Бизнесу, и теперь понемногу добивает остатки сопротивления? С чем ты встанешь на ее пути — с винчестером?

Все это бесполезно, а значит, и бессмысленно. Ты уже никому не можешь помочь, никого не спасешь. Единственный человек, ради которого ты здесь оставался, — это Милли. Но ее больше нет. Значит, и тебе здесь больше нечего делать. Выбери красивое место, с видом на горы и озеро, допей остатки виски — и дай себе отдохнуть в последний раз.

Степан тряхнул головой и огляделся. Тучка успела обогнуть озеро, пока он предавался своим глубокомысленным раздумьям.

— Куда ты меня везешь, малышка? Ты что, знаешь дорогу?

Конечно, она знала дорогу. Лошадь была здесь год назад, но не забыла путь к Семи Озерам.

— Интересно, куда ты меня завезешь, если тебя не остановить? — спросил Гончар. — В Маршал-Сити? В свою чистенькую конюшню в Эшфорде? Или на стоянку Горбатого Медведя, в родной табун, к своим братьям и сестрам?

Услышав его голос, кобыла зашагала быстрее, и вороной жеребец трусил рядом, ревниво поглядывая на нее.

Гончар понемногу погрузился в состояние, которое испытывал во время дальних переходов по прерии. Со стороны кажется, что человек дремлет в седле. Он неподвижен, его тело расслабленно покачивается в ритме шагов лошади, но его полузакрытые глаза непрерывно ощупывают горизонт цепким взглядом. Он молчит и может не расслышать вопроса, но от его взгляда не ускользнет ни койот, чья рыжая спина мелькнула в траве, ни темное облачко, вырастающее вдали, предвещая грозу.

Степан понимал, что лошадь идет к перевалу, и был рад тому, что она сделала выбор за него. Когда же он разглядел едва заметную струйку дыма над кронами сосен, ему стало ясно, что пора готовиться к встрече. Там, за перевалом, текла Последняя река. Там расположились в засаде "красноногие". Только они могли безбоязненно разводить костры в лесу, не заботясь о маскировке. Ну да, кого им бояться? Того одинокого всадника, что медленно продвигается вверх по извилистой тропке?

Как только Тучка вошла в лес, покрывавший склон, Гончар остановился.

— Дальше я пойду один, — сказал он, спрыгивая на мягкий лесной настил. — Стойте здесь. Если до утра не вернусь…

Он обнял Тучку, потрепал по шее вороного. Расседлав лошадей, он оставил на них только уздечки.

— Если не вернусь, уходите к озерам. Вдвоем не пропадете, — сказал он. — Вы отличная пара.

Взвалив на плечо винчестер и "Спрингфилд" и опоясавшись двумя патронташами, он тяжело пошел в гору.

"Сколько их там может быть? Судя по тому, что горит только один костер, не больше десятка. Что они затеяли? "Мы их всех завалим", — сказал Крэк. Чем? "Мясорубками"? В горах они неэффективны. Нет, каратели придумали какую-то хитрую гадость. От них всего можно ожидать".

В лесу было уже темно, и только верхушки сосен еще ярко зеленели в лучах солнца. Темнота не мешала продвигаться. Наоборот, благодаря ей он быстро заметил впереди мерцающую точку костра. Подобравшись к огню настолько, что ощущался запах тушеных бобов, Степан остановился. Он приставил винтовки к сосне и снял сапоги. Дальше надо идти босиком и налегке. Два кольта в руках, "смит-вессон" под мышкой. Лишь бы они не додумались выставить дозор.

Они не додумались. Они сидели у костра. Один — лицом к Степану, второго он видел со спины. Еще несколько минут он стоял за поваленной сосной, прислушиваясь к разговору и пытаясь понять, нет ли в лесу еще кого-нибудь, кроме этих двоих. -…А еще хорошо идут перстни, — с набитым ртом бубнил тот, что сидел лицом к Степану, держа на коленях миску. — Самый захудалый перстенек ушел бы не меньше чем за доллар. Слышь, рыжий? Говорят, у них серебряные и золотые перстни у каждого мужика. А бусы? Есть, конечно, дрянные, ракушечные. А есть и такие, что уходят по пятерке. Знаешь, из такого голубого камня. Вот те, голубые, можно и за десятку загнать, если встретишь любителя. Неплохо, да, рыжий? Чего ты не ешь-то?

Второй, не ответив, лег на бок и принялся ковырять палкой в огне.

— Ты не поднимал бы искры, слышь, рыжий? Лес сухой, как бы хвоя не занялась. Загорится — вдвоем не погасим.

Он облизал миску и отбросил ее в сторону.

— Ну вот, теперь можно и поспать. Покараулишь, рыжий? Ночью-то они в ущелье не полезут. На рассвете ждать надо. А на рассвете-то как раз самый сон. Не проспать бы. Крэк душу вынет, если проспим. Не проспишь, рыжий?

Не дождавшись ответа, каратель махнул рукой и вытянул из-за пазухи фляжку.

— Раз ты такой молчун, тебе и выпивка не полагается, — обиженно буркнул он.

Вытряхнув в рот последние капли, "красноногий" утер губы рукавом и закурил огрызок сигары.

"Их двое, — думал Степан, сжимая рукоятки револьверов. — Их можно взять живьем. Только — зачем? " А каратель заговорил снова. Сытый и захмелевший, он быстро простил угрюмому партнеру.

— Ты, рыжий, здорово придумал. Нам бы еще долго пришлось гоняться, если б не ты. А так — хлоп, и готово. Одно плохо, сколько добра пропадет. Не полезешь ведь вниз откапывать эти перстни да бусы. Долларов на двести разного добра. Но все равно это ты здорово придумал. Завалим дикарей — и по домам. Я уже три недели дома не был. По детишкам соскучился. У тебя есть дети? А у меня четверо. И всех кормить-одевать надо. Лишний бы доллар не помешал…

Он бубнил еще что-то о детях, но Гончар его уже не слышал. Все его тело наполнилось звенящей силой. Он вскинул невесомые револьверы и вышел из-за коряги.

— Вы люди Крэка? — спросил он. — Так отправляйтесь к нему.

Два выстрела прозвучали слитно, как один.

Он еще постоял неподвижно, слушая угасающее эхо. Где-то вспорхнула испуганная птица — и все. В мертвой тишине потрескивал костер, да журчала струйка крови, вытекая из пробитой шеи карателя. Второй, "рыжий", повалился лицом вниз и тихо хрипел.

Гончар подсел к костру и снял с камней кофейник. Отпил из горлышка, не чувствуя вкуса. Горячая влага приятно растекалась по пересохшему горлу.

— Что же ты такое придумал, рыжий? — спросил он, оглядываясь.

На дереве висели две винтовки — винчестер и "шарпс". Под ними Гончар увидел два низких деревянных ящика. Они были пустыми, но он прекрасно знал, что за груз перевозят в такой таре. В холщовой сумке рядом он нашел остатки бикфордова шнура.

— Вот оно что! — проговорил Гончар и перевернул ногой "рыжего". — Ты сапер? Инженер?

Тот захрипел и выплюнул сгусток крови.

— Живучий, — покачал головой Степан. — Не повезло тебе.

Он поднял из огня горящую ветку, и в ее свете смог разглядеть лицо раненого.

— Вот так встреча…

Это был Фредерик Штерн. Его глаза открылись, и лицо исказила гримаса невыразимой боли.

— Питерс! Как… Почему… Что ты тут делаешь, ублюдок…

— Я-то здесь по делам. — Степан присел на корточки, разглядывая окровавленную грудь Штерна. Пуля прошла навылет, не застряв ни в сердце, ни в позвонках. С такими ранениями, бывает, выживают. — А ты как сюда попал?

— Мелисса… Монах сказал Фарберу, что его дочь в Черном лесу… Я поехал туда с кавалеристами… Поздно, Питерс… Она погибла… Из-за тебя, из-за твоих краснокожих… Чтоб ты сдох, Питерс…

— Где заложен динамит? — спросил Гончар. — Можешь не отвечать. Но лучше скажи. Помоги мне, тогда и я тебе помогу. За все приходится платить, верно?

— Чтоб ты сдох, — твердо повторил Штерн и уронил голову.

Из уголка рта потянулась черная струйка. Открытые глаза застыли. Гончар поднес огонь ближе и увидел неподвижную щель зрачка.

— Теперь ты знаешь, каково это — получить пулю в спину, — сказал он и набросил на разгладившееся лицо шляпу, валявшуюся рядом. — А динамит я и сам найду.

Горло снова сжала острая сухость. Он снял с пояса Штерна флягу, открутил крышку и понюхал. Вода. Она показалась ему слаще шампанского.

"Хорошо бы сейчас полежать у огня, вздремнуть, — подумал он. — Я заслужил небольшой отдых. Да вот беда. Стоит только на минуту прикрыть глаза, и они больше никогда не откроются".

Револьверы казались тяжелыми, как пудовые гири. Но и сняв с себя оружейный пояс, Гончар не почувствовал никакого облегчения. Ноги волочились по листве, и он часто останавливался, обняв дерево и стараясь отдышаться. Луна еще не взошла, но он видел перед собой тропу, натоптанную карателями. Хорошо еще, что она вела под уклон. Теряя последние силы, Гончар добрался до края обрыва и там услышал шум бегущей внизу реки.

"Вот и ущелье, — понял он. — Вот мы и пришли". Его ноги подкосились, и он повалился на камни.

— Но-но, — сказал он. — Не хватало еще свалиться в пропасть. Вставай и иди дальше. Или ползи, по крайней мере.

Он прополз несколько метров вдоль обрыва, когда его руки наткнулись на липкий шнур. Рядом в жестяной банке были спички, обернутые в промасленную бумагу. Штерн предусмотрел все — и внезапный ночной дождь, и утреннюю росу. Степан был уверен, что и динамит на осыпях люди Крэка разместили именно так, как того требовал педантичный Штерн. Значит, можно не волноваться. Все сработает, как часы. Лишь бы не проспать на рассвете.

Он сдвинул несколько камней так, чтобы опереться на них спиной, и сидел на краю обрыва. Внизу, под ногами, неумолчно гудела река.

Ночь пролетела быстро. Гончар еще успел полюбоваться ярким и стремительным восходом. В утреннем свете стало видно, что от того места, где он устроился, вверх по осыпям уходит не один шнур, а сразу три. И снова он мысленно похвалил Штерна за тщательно выполненную работу.

Эскадрон вошел в ущелье незадолго до полудня, когда Гончар, измученный жаждой, уже выпил всю воду из фляги. Он с трудом дождался, когда вся колонна покажется внизу, на галечном берегу. Всадники ехали парами, опасливо поглядывая вверх. Но они, конечно, не могли заметить ни зарядов, спрятанных под валунами, ни бегущих по осыпи огоньков, оставляющих дымный след.

Степану очень хотелось увидеть, как сработает динамит, но он понимал, что опасно оставаться на краю обрыва. У него не осталось сил, чтобы встать на ноги, и он пополз вверх, впиваясь пальцами в камни. Еще рывок, и еще один… Склон вздрогнул так, что Гончара подбросило. По ущелью прокатился раскат грома. Еще один удар, и еще! Навстречу Степану сверху покатились мелкие камни. А за его спиной все нарастал оглушительный шум сходящей лавины. Воздух заволокла пыль. Гончар почувствовал, что земля под ним вздрагивает, вздымаясь и опускаясь, как лед над волнами. Он понял, что еще немного — и этот участок склона обрушится вниз. Страх придал ему сил, он вскочил на ноги и, хватаясь за все, что попадалось под руки, рванулся вверх. Он уже ничего не видел в густой пыли, а земля уходила из-под ног. Мрак и холод окутали его, и он подумал, что наконец-то добрался до леса. Руки наткнулись на холодную землю, он поскользнулся и рухнул на склон, обхватив угловатый обломок скалы и прижимаясь к нему грудью.

Грохот за спиной понемногу затихал, но мрак не рассеялся. "Может быть, я ослеп?" — испугался Степан. Он не видел ничего, кроме плотной пыльной завесы и потрескавшегося камня перед глазами.

Понемногу он стал различать перед собой редкие искривленные стволы и низко свисающие голые ветви. Он снова пополз вверх, удивляясь темноте. "Похоже, поднялось такое пыльное облако, что через него не пробивается солнечный свет", — подумал он.

Но и в этой темноте ему было видно, что лес неузнаваемо изменился. Вместо могучих сосен склон покрывали низкие деревца. Кое-где на ветвях болтались пожухлые бурые листья. А под деревьями на палой листве искрился иней.

"Кажется, я забрался слишком высоко", — подумал Степан и оглянулся. Но не увидел ничего, кроме непроницаемой стены тумана, надвигавшегося на него снизу.

43. ТЫ НЕ ОДИН

— Да вот же он! — прозвучал в темноте голос Джека Тандерса.

— Я же говорил, что он выйдет сегодня! — радостно отозвался Домбровский. — Говорил? Жаль, мы не успели заключить пари!

"Как они тут оказались? — удивился Гончар, чувствуя, как сильные руки поднимают его с земли. — И почему Тандерс говорит по-русски?" — На ногах держишься? — спросил Домбровский. — Вот и молодец. От тебя больше ничего не требуется. Только переставляй ножки, топ-топ, и потихонечку-полегонечку вылезаем…

— Пить, — с трудом выговорил Степан.

— Ранен? Спина вся в крови.

— Ерунда. Дайте воды.

— Сейчас дадим, сейчас.

— Я смочу тебе губы, станет легче, — сказал Тандерс. — Ну-ка, постой.

Влажная тряпка скользнула по лицу Степана, и он впился в нее зубами, чтобы выжать в рот хоть каплю воды. Сглотнув, он вдруг и в самом деле почувствовал облегчение.

— Вот пусть тебя сначала доктор посмотрит, тогда видно будет, — сказал Домбровский. — Можно ли тебе пить воду или нельзя. Или можно пить только воду, а все остальное нельзя. И это будет ужасно, потому что мы такую поляну накрыли! Где ж тебя так зацепило?

— По дурости, — выдохнул Степан. — Затеял пальбу в упор. Сам виноват. А где князь?

Вместо ответа оба рассмеялись и быстрее потащили его вверх. Он почувствовал под босыми ногами твердую дорогу. Впереди вспыхнул яркий свет. Он исходил из двух низких прямоугольных фонарей, и Гончар зажмурился, не выдержав пронзительного сияния. Когда же он открыл глаза, то увидел, что Домбровский одет в камуфляжный костюм и на плечах у него погоны с двумя зелеными звездочками. Степан повернулся к Тандерсу. Тот был в короткой дубленке, под которой сияла белоснежная сорочка. Приспущенный галстук сбился набок.

— Что за маскарад? — спросил он, и они снова расхохотались.

— К доктору, — задыхаясь от смеха, просипел Тандерс, — срочно к доктору, пока у пациента крыша не съехала окончательно.

Они подвели его к низкой черной машине. Мягко шелестел двигатель.

— Эта повозка называется автомобиль, — серьезно произнес Домбровский. — Она способна ездить без помощи лошадей. Как паровоз, например.

— Хватит издеваться, — слабеющим голосом попросил Степан. — И отпустите меня. Сам дойду.

Он сам дошел до машины и открыл заднюю дверь. Почему-то он был уверен, что его место там. И еще он был уверен, что в машине его кто-то ждет. Он даже догадывался — кто. Но боялся в это поверить.

— Я же обещала тебе, мы найдем друг друга, — сказала Милли.

— Не помню.

— Вспомнишь. Все вспомнишь.

— Можем ехать? — спросил Тандерс, садясь за руль.

— Да, и побыстрее, — приказала Милли.

Машина мягко рванулась, и Степана вжало в упругие подушки сиденья. За окном мелькали темные силуэты деревьев. Под колесами погромыхивала неровная дорога. Вот впереди показались цепочки фонарей, машина вывернула на шоссе и понеслась почти бесшумно, словно по воздуху.

— Я не поверил, что ты погибла, — сказал Гончар, разглядывая дорогое лицо.

— Ты о чем? — Она поднесла палец к подбородку, ненадолго задумавшись. — Ах да, ты же только что оттуда.

— А ты — не только что?

— Не знаю, — протянула она, — стоит ли сейчас об этом?

— Чем раньше, тем лучше, — повернулся к ним Домбровский. — Нечего нюни разводить.

— Ну, хорошо. — Милли сжала ладонь Степана. — Ты только что вышел из ущелья Последней реки. А я покинула его семь лет назад.

— Что? Семь лет…

— Да. И оказалась на дороге между Денвером и Колорадо-Спрингс. Как раз посредине. На обочине горел костер, вокруг него грелись какие-то монашки. У них сломался автобус, и они ждали техничку. Увидев меня, ободранную, в крови, они решили, что я попала в аварию. Мне и правда досталось.

Она улыбнулась и продолжила с гордостью в голосе:

— Там, на Червивой Горке, я вызвалась увести солдат за собой. Думала, они погонятся за лошадьми, а я потом незаметно отстану и поеду им навстречу, вся такая белая и пушистая, сама невинность. "Ой, здравствуйте, а я та самая профессорская дочка, которую вы спасаете!" Как бы не так. Они сели мне на хвост слишком быстро, и мне оставалось только скакать что было сил. Потом я карабкалась по скалам, попала под лавину, висела над пропастью, держась за какой-то прутик. Чудом вылезла. И попала к монашкам. В двадцатый век.

— Прошло два дня, — сказал Гончар. — Я оставил Тучку в лесу, у нее в гриве еще сохранилась твоя ленточка.

— Да, там прошло два дня, а здесь — семь лет, — спокойно ответила Милли. — Первый год был самым трудным. На счастье, в монастыре великолепная библиотека. Я переводила для сестер старые французские журналы и однажды встретила в читальном зале Джека. Он корпел над комиксами восьмидесятых годов. Тысяча восемьсот восьмидесятых. Мы разговорились. И он все понял, потому что сам давно прошел через "туман времен". Он подсказал мне путь. Мне стали понятны слова, сказанные Бизоном.

— Бизоном?

— Да, тогда, на Холме Смерти, он говорил не только с тобой. Я узнала, зачем живу. Но это неважно. Важно другое. Мне было сказано — ждать тебя в городе железных мостов. Я стала заниматься журналистикой, объездила весь свет и искала те места, о которых ты мне рассказывал тогда, в Денвере, когда я тебя лечила в первый раз. Так я нашла Петербург. А дальше все было проще. Ведь я знала, что однажды в январе ты остановишься, увидев меня на набережной под железным мостом.

— Откуда ты это знала?

— Ты сам сказал. Когда лежал у нас дома, раненый. Я думала, ты бредил. Но эти слова — про январь и мост — запомнила на всю жизнь. Все так и вышло. Ты остановился и отправился в Небраску, к маленькой глупой девчонке.

— Это было обязательно? — спросил он. — Ну, вот мы встретились. Обязательно было забрасывать меня в прошлое? Мы же все равно встретились!

Домбровский снова повернулся к нему:

— Ты чем-то недоволен?

— Нет, но… Милли, разбойница, ты прожила семь лет без меня! Ты могла сто раз выйти замуж!

— Зачем? Мне нужен был ты, — просто ответила она. — Но не Степан Гончар, который подобрал попутчицу на ночной дороге. А Стивен Питерс, гроза Скалистых гор. И теперь мы встретились.

— Хотя меня никто не спрашивает, я все-таки замечу, — подал голос Тандерс. — Стив, надеюсь, ты не думаешь, что вся эта история затевалась только ради того, чтобы Мелисса Фарбер наконец вышла замуж?

— Ничего я не думаю, — махнул рукой Степан. — Ничего не думаю, ничего не понимаю и боюсь, что ничего никогда не пойму.

— А этого и не требуется, — сказал Домбровский. — Сейчас твоя задача — оклематься. В кратчайшие сроки вернуться в строй. Доктор, сколько времени займет адаптация?

Гончар почувствовал, как горячие пальцы Мелиссы обхватили его запястье, нащупывая пульс.

— Не больше двух месяцев.

— Вскрытие показало, что больной практически здоров, — прокомментировал Тандерс. — Вот когда я вернулся впервые, меня целый год мариновали в каком-то лесничестве.

— Потому что ты целый год провел на фронте.

— Да я не жалуюсь. Сам понимаю, иначе нельзя. Первую неделю готов был поубивать всех бурундуков. Там, в избушке, не было больше ни одной живой души. Только я и бурундуки. Замечательное лесничество. До сих пор не знаю, где оно находится. Где-то на Енисее.

— В Шушенском, — подсказал Домбровский.

— Скажи еще, в Разливе. Нет, товарищ полковник. Это вы у нас работаете по революционерам. А я всего лишь жалкий писака. Продажный журналюга.

Степан не мог наглядеться на Мелиссу, на ее лицо в мелькающем свете дорожных фонарей, на ее хрупкие белые кисти, которые он бережно сжимал в своих руках.

— Я знал, что так и будет, — тихо сказал он. — Знал это с самого начала. С самой первой встречи. Помнишь, мы точно так же сидели в моей "восьмерке"? А потом в дилижансе? Это было как будто вчера.

— Это было два дня назад, — улыбнулась она. — Не стоит говорить о времени.

— Почему?

— Потому что его не существует. Для нас.

— Для тебя, — сказал он. — Ты ничуть не изменилась.

— Тебе это кажется. Мне скоро будет двадцать пять.

— Отлично. Честно говоря, жениться на семнадцатилетней как-то неловко. Я чувствовал себя старым хрычом с картины "Неравный брак".

Тандерс свернул на обочину и сказал, глядя на Степана в зеркало:

— А ты и есть старый хрыч. Прикинь, сколько тебе сейчас, если ты участвовал еще в индейских войнах. Годиков сто шестьдесят, не меньше.

— Почему стоим? — спросила Милли.

— Жду указаний. Мы заказали столик в "Аляске". Шеф будет ждать нас до утра. Но, может быть, отвезти вас домой?

— Сейчас решим. — Мелисса включила плафон и попросила Степана: — Покажи, куда тебя ранило.

Он задрал гимнастерку и осторожно провел пальцами по ребрам.

— Куда-то сюда… Черт, была же дырка…

— Была, да прошла, — сказал Домбровский. — Если бы дырки не зарастали, я бы сейчас был похож на дуршлаг. Короче, едем в "Аляску", да?

— Это обязательно? — спросил Гончар. — Меня туда пустят в таком виде?

— И не таких пускали. А уж в каком виде оттуда выпускают…

— Попрошу без намеков, — огрызнулся Тандерс. — Мне вообще нельзя пить из-за этой чертовой генетики. Нет у меня каких-то ферментов. Так устроена природа. Вечно кому-то чего-то не хватает. Милли, наверно, Стиву больше хочется домой, чем в ресторан.

— Да, — сказал Степан. — Домой.

— Завези нас, а потом отправляйтесь пировать, — решила Мелисса. — Повод у вас есть.

— Вот так и рушатся вековые традиции, — вздохнул Домбровский. — Степа, но хоть на проводы наши ты придешь?

— Придем, придем, — ответила Милли.

Машина летела по ночному Петербургу. Гончар видел за окном сияние витрин и рекламных щитов, гирлянды фонарей и мозаику автомобильных огней… Он и забыл, что ночью может быть так светло. Ему казалось, что все эти годы его держали в темном чулане и только сейчас позволили выглянуть наружу. Наверное, завтра, увидев город при свете дня, он почувствует разочарование. Он увидит грязь тесных улиц и небо, перечеркнутое проводами, и снова захочет вернуться в горы и степи, туда, где так легко дышится на просторе…

— Вот здесь мы будем жить, — сказала Мелисса, когда машина притормозила в тихом переулке.

Домбровский открыл ей дверь и щеголевато козырнул Степану:

— Не прощаемся!

Фыркнул мощный мотор, и черный "ягуар" умчался, проскочив на красный свет. Милли достала ключи и отдала их Степану.

— Входи. Осваивайся. Тебе долго придется жить в этом доме.

— Погоди.

Он устало присел на гранитную тумбу возле подворотни.

— Я ничего не понимаю и не хочу понимать. Но могу я хотя бы спросить?

— Ты замерзнешь. — Она села перед ним на корточки и заглянула в глаза. — Пойдем в дом.

— Сейчас, сейчас… Домбровский и Тандерс… С ними случилось то же самое, что со мной?

— Да. Немного раньше. И не один раз.

— Куда мы должны их провожать?

— Михаил отправится обратно в Колорадо помогать князю Салтыкову. Того нельзя оставлять надолго, иначе он погибнет от алкоголизма. Джека ждут в редакции с материалами о гибели эскадрона.

— Они туда надолго?

— Для нас — нет. Обычно все возвращаются сюда через несколько дней. Но никто не знает, сколько времени он пробудет там.

— Я бы хотел отправиться с ними.

— Ты не успеешь. Этот переход скоро закроется, а тебе надо восстанавливаться. Ты вернулся с войны, тебе сейчас ко многому придется привыкать заново.

— Хорошо. Тогда еще один вопрос. Можно?

— Я знаю, о чем ты думаешь. Но не смогу тебе ответить. Как это происходит? Почему это происходит именно с нами? Куда ты попадешь в следующий раз? Не знаю. Тебе лучше поговорить об этом с Тандерсом. Он называет нас корректорами. Представь, что история — это книга, которая еще не напечатана, а только пишется. Мы исправляем мелкие ошибки в рукописи. Вот ты, например, остановил истребление шайенов. После того что случилось на Последней реке, ополчение перестало принимать участие в войне.

— Шайены. Я раньше и не слышал о них. Они выжили?

— Можно сказать, да. Сейчас их три тысячи. Живут в Монтане.

— В Монтане, — повторил Степан. — Горбатый Медведь добрался до Йеллоустона. А Майвис? Что с ним?

— Он стал вождем. В прошлом году я видела его внуков. Ну, пошли домой?

— Погоди. Я хотел спросить совсем не об этом.

Он встал и поднял ее на руки.

— Уронишь! — засмеялась Милли.

— Никогда. Я понимаю, что обстановка неподходящая. Но очень боюсь опоздать. Так вот, мой вопрос. Мелисса Фарбер, согласна ли ты стать моей женой? Обещаю, что буду любить тебя вечно. Буду заботиться о тебе. И даже не буду смотреть на других женщин. Согласна?

Она задумалась.

— Если я отвечу "да", ты будешь считать меня ужасно легкомысленной.

— Почему?

— Потому что мы познакомились три дня назад.

Загрузка...