Зима

1. Потепление

— Ну как, все собрались? — спросил велк Зор.

Ответом ему был утвердительный ропот восьми глоток.

Он, велк Круз, ещё четверо мужчин-сталкеров, а также Лас, Плющ и Ксюня стояли кружком на северной окраине селения, откуда обычно все и выдвигались в лес; совсем чуть-чуть оставалось до момента выступления отряда из деревни. Солнце ярко светило с безоблачного утреннего неба, внушая уверенность в том, что всё сегодня пойдёт как надо.

Сегодня был день охоты. Мясо мутов стало подходить к концу, поэтому Совет велков дал добро на выход в лес. С тех пор, как на Сталкерру стали поступать продукты из Федерации, местная потребность в натуральной мясной пище немного снизилась — однако так быстро сойти на нет не могла. Зелма как наблюдатель не возражала против охоты: хотя бы какое-то общественно полезное занятие у местных взрослых зимой находится.

А вообще, какая уже это была зима… День на пятьдесят четвёртый этого сезона по календарю сталков внезапно наступило потепление. С утра температура, по измерениям разведчицы и экологов, скакнула аж до плюс пяти и держалась так весь день. Снег, естественно, начал таять, и к вечеру его слой существенно истончился, а кое-где и вообще исчез; а под ним находилась раскисшая от впитавшейся влаги земля Сталкерры… В общем, стало грязно, влажно и неуютно.

За последние сутки ситуация не сильно поменялась. Ночами были заморозки, так что грязь застывала, а лужи талой воды покрывались тонкой коркой льда, который на планете, как и небо, имел причудливо смотрящийся зеленоватый оттенок. А днём наступал маленький плюс, и зима, стремившаяся сохранить свои позиции, всё более явственно оставалась в прошлом.

В деревне не помнили, чтобы весна наступала так рано, за двадцать-тридцать дней до положенного срока — или за сорок пять до начала соответствующего календарного сезона, последнего перед годовщиной Звездопада, знаменующей наступление нового года. Зелма и велки призывали всех не беспокоиться и относиться к аномально высоким в это время года температурам как к неожиданной странной случайности, а сами тем временем по-новому планировали федеральный год, которому недавно пошёл месяц март, и с некоторой опаской смотрели на ближайшее будущее, боясь новых, пока ещё плохо предсказуемых даже экологами погодных отклонений.

Некоторые из сталков (в частности, велки Чмур и Айфад, которым было хорошо за пятьдесят, и ещё несколько человек «старшего» поколения — они были чуть помоложе) приписывали климатическую флуктуацию появлению на Сталкерре федералов: мол, это всё из-за них началось… Но сторонники такой отсталой даже по меркам Сталочной точки зрения были в меньшинстве: остальная часть населения деревни видела в «людях с неба» надежду на коренные жизненные изменения и поэтому воспринимали нежданно тёплую погоду как предвещание грядущих перемен, которых ждали с радостным нетерпением.

Но для кого-то резкое потепление было приятной неожиданностью. Когда снег, раньше лежавший большими сугробами, превратился в тонкое и весьма дырявое покрывало, экологи решили, что уже можно начинать работать. И задачу выполнить, и поскорее закончить, и при этом быть занятыми, чтобы не перегрызться друг с другом, что в последнее время было как никогда вероятно.

И теперь они проводили дни напролёт в лесу, присоединив к контейнерам, висящим за спиной, шланги и поливая землю дезактивирующей жидкостью. Охотники могли встретить их в лесу — но чисто случайно: ведь сталкерам и сталочке было неизвестно, в каком направлении выдвинулись экологи и куда они могли за работой зайти. Да это сталков и не интересовало.

Им было необходимо выполнить свою задачу.

— …Ну что ж, раз все в сборе, можно выдвигаться, — сказал велк Зор. — Не боишься, Ксюня?

— Нет! — ответила сталочка, слегка покраснев, и получше запахнула меховую накидку: хоть зима и отступила, до лета было ещё как до Трубы ползком. — Со мной ничего не случится! У меня теперь и мачет есть, и это… сверхспособность…

Кто-то рассмеялся, кто-то промолчал; Лас улыбнулся, Плющ молча кивнул, а велк Зор прижал палец к губам и сказал:

— Тихо. Об этом знаем только мы и Зелма. Экологи, а тем более военные об этом узнать не должны, понятно? Так, — обратился он ко всем собравшимся, — заканчиваем разговоры, пора выдвигаться!

И, призывно махнув рукой, командир небольшого отряда сам первым пошёл к деревьям, бесконечные ряды которых начинались в паре сагней от охотников.

Остальные — кто по одному, как, например, велк Круз и Плющ, кто в парах, как Лас и Ксюня, — направились следом.

Никто не знал, чем именно кончится эта охота, но все верили, что всё будет благополучно. Хотя как знать… как знать…

— Ты точно не боишься? — шёпотом спросил Лас у Ксюни, когда отряд углубился в лес на сотню сагней и стал забирать чуть к востоку.

— Ну… если честно, страшновато немного, — призналась сталочка и погладила рукой новенькие ножны с клинком, недавно изготовленным в деревенской мастерской под руководством Зелмы. — Всё-таки первая охота в жизни… А так… чего мне бояться? Мут же меня тогда послушался; послушается и теперь…

— Ну, дай Первосталк, — сказал Лас и перешагнул через прикрытую травой лужу грязи.

Пока всё шло как обычно. Можно было не волноваться…

Но только пока.

Матвей прислушался к негромкому треску дозиметра, встроенного в браслет, и провёл шлангом перед собой, разбрызгивая по оставшейся с осени гнилой траве состав для дезактивации.

Остальные члены группы занимались тем же, рассредоточившись по довольно обширному участку местности — отчасти для увеличения эффективности работы (вон, Зелма с помощниками сколько времени обломки искали — а всё потому, что постоянно вместе держались…), отчасти для того, чтобы просто не общаться друг с другом. Это давало эффект: работа не давала вспыхивать новым возможным конфликтам, заставляя сосредотачиваться на текущей задаче.

Но отвлечься от мыслей не получалось. Матвей раз за разом возвращался мысленно к сложившейся в коллективе ситуации и лишь качал головой, глядя на фонтанчик прозрачной липкой жидкости, распыляемой из шланга.

Он сдуру, как ему теперь казалось, наплевал на вероятные последствия и продолжил встречаться с Зелмой, объясняя свои отлучки перепроверкой данных, предоставленных разведчицей. Но после пятого раза это звучало неубедительно даже в контексте того, что лес, мол, большой и обойти его быстро невозможно. Астрид только презрительно поджимала губы, как будто говоря: «Понятно всё с тобой», — и это так бесило Матвея, что он крепко сжимал зубы и отворачивался, чтобы не видеть лица достававшей его европейки. Другие хранили молчаливый нейтралитет, не обсуждая противостояние неформального лидера группы и специалиста по радиационному загрязнению — по крайней мере, в присутствии Туманова, которому очень хотелось верить, что о нём не говорят и за глаза. Но особой уверенности в этом не было, что давало дополнительный повод для тяжёлых раздумий.

«М-да, нелегко на самом деле сохранять решительность, когда не можешь быстро справиться с проблемой. Особенно если та не связана с работой, — подумал Матвей. — Хотя Зелма, безусловно, сделала правильный шаг, заставив меня выбрать между возможностью жить по своим правилам и подчинением, пускай и неформальным, этой вредине. Никто не вправе мне указывать, с кем мне встречаться, а с кем нет, кого любить и кого ненавидеть. В конце концов, согласно существующим правовым документам, я имею право на неприкосновенность частной жизни и личную тайну! А Астрид по происхождению европейка, а они там когда-то давным-давно помешались на правах человека… особенно женщины… м-да… Ладно, пусть она пытается вывести меня из себя; я не стану поддаваться на её провокации и подлянки. Пускай знает, что у меня тоже есть гордость…»

«Холодная война» между Тумановым и Линдстрём не ограничилась одним перевёрнутым контейнером с дезактивационным составом. Однажды Матвей проснулся с измазанным зубной пастой лицом; в другой раз он целый день не мог найти свой коммуникатор; ещё когда-то он вдруг очнулся ночью и обнаружил, что его пальцы погружены в стакан с водой, а у него самого есть максимум полминуты, чтобы добежать до туалета.

Эколог скрипел зубами, вспоминая обо всём этом. Ничего, он всё выдержит… Надо просто стать выше всех проблем, и рано или поздно они перестанут восприниматься как что-то личное.

По крайней мере, в данный момент Матвей в это верил.

— Привет. Есть новости? — без лишних предисловий спросил Нурс, заходя без стука в дом, где жила Зелма….

…и увидел дуло нацеленного на него бластера разведчицы. На всякий случай замер на месте. Даже дыхание задержал.

Зелма опустила оружие — красивый серый пистолетик с толстым стволом и кнопкой вместо спускового крючка, вытерла лоб и покачала головой.

— Нурс, ты меня когда-нибудь доведёшь… Не входи без приглашения в дом офицера разведки. Ведь знаешь же, что, во-первых, у меня при себе оружие, а во-вторых, имеются отточенные за годы службы рефлексы. Когда-нибудь пристрелю тебя, и поминай как звали…

— Извини, привычка, — ответил велк, подошёл к столу, за которым сидела разведчица в своём серебристом комбинезоне, и сел рядом.

Зелма в это время просматривала какой-то текстовый файл, управляя компьютером «Би-202» с комма на левом запястье. Нурс знал, что это образовательная программа, которую на Сталкерру прислали из Федерации в пятидесятый день зимы, незадолго до потепления. Сейчас разведчица и «министр образования» Сталочной велк Ыйим понемногу начинали претворять её в жизнь. По утрам Ыйим вёл уроки у детей и подростков в своём доме, обучая их счёту, письму и — с недавних пор — ещё нескольким предметам согласно адаптированной для сталков программе, а во второй половине дня Зелма у себя занималась тем же самым — но в отношении взрослого населения деревни, объясняя сталкерам и их жёнам основы физики, химии, биологии, информатики. На всех жителей в предоставленном ей жилище места не было, поэтому её лекции дублировал Нурс, собирая оставшихся в доме Совета, на что с трудом удалось выбить разрешение у остальных велков.

Сегодня по случаю охоты послеобеденные занятия пришлось отменить, чему оба «дополнительных преподавателя» были только рады. Ведь не могут люди, для которых теорема Пифагора в течение столетий была вершиной научных знаний, сходу вникнуть в то, что Федерация в эти самые столетия исследовала, разрабатывала, систематизировала. Поэтому приходилось объяснять всё по сто раз, придумывать, как донести сведения понятным этим людям языком, на доступных примерах. Всё это психологически выматывало, но Зелма держалась невозмутимо и проявляла своё обычное терпение: уж на что, а на это её психики пока хватало. В конце концов, федеральному наблюдателю при таких обстоятельствах и надо учить людей жизни в новых условиях, пока ситуация полностью не стабилизируется и образование сталков (как и власть, и всё остальное) не перейдёт под контроль Федерации.

«Долго же мне тянуть эту лямку, — подумала Зелма, изучая список следующих по программе тем по основным предметам. — Ничего, я знала, на что подписывалась…»

Она и Нурс свободно говорили между собой по-русски: у велка когда-то было много времени, чтобы выучить родной язык разведчицы. Больше никто в деревне земных языков не знал. Кроме Ласа, Ксюни и Плюща, которые под присмотром Зелмы втайне от всех с недавнего времени изучали русский и английский языки в перерывах между тренировками — пока на уровне детсада, но ускоренными темпами, и они уже кое-как умели объясняться. На их вопросы о том, почему учат языки только они, а не вся деревня, Зелма отвечала, что по программе федеральная лингвистика стоит далеко впереди, так что ещё не время; к тому же, просто нет необходимости: сталки практически не контактировали с экологами. На этом настояла сама разведчица. «Так будет правильнее», — считала она.

— …Так есть новости или как? — повторил Нурс свой вопрос, оторвав Зелму от мыслей.

«Пора уходить на гражданку. Нервы уже почти как у обычного человека стали…» — подумала Видевская и ответила:

— Пока нет. Миронов молчит, как партизан; может, свой план разрабатывает… Как бы то ни было, разговорить его не получается. Эх, знать бы, что он замышляет… Слушай, а зачем это тебе теперь, когда тайна катастрофы с большой долей вероятности разгадана? Ты и так знаешь обо всём этом больше, чем любой другой сталк. Куда тебе ещё?..

— Я просто и дальше хочу быть твоим союзником и доверенным лицом, — не моргнув и глазом, сказал Нурс. — И иметь представление о ситуации в целом. Вдруг, не дай Первосталк, всплывут новые обстоятельства и тебе снова придётся прибегнуть к моей помощи, чтобы встроить их в картину событий?

— Всё-всё, я поняла, не продолжай…

Зелма замолчала, поймав в мозгу (точнее, в той его части, где сосредоточились навыки разведчика) неожиданную мысль. Нурс в последнее время действительно стал человеком, на которого Видевская могла положиться в своей деятельности, и в связи с этим она делилась с ним информацией, которую вообще-то разглашать не имела права, успокаивая себя тем, что об этом всё равно никто не узнает. Таким образом, велк «по делам леса» получал всё больше сведений о текущих событиях, которых, правда, почти и не было. А значит, мог этим воспользоваться в своих интересах. «Хотя как? — подумала Зелма. — Он же самый обычный сталк, просто раньше остальных познакомившийся с научно-техническим наследием Федерации. Что он может сделать, кроме как систематизировать полученные данные? Ничего. И всё-таки нельзя говорить ему слишком много, — так как что знают двое, знает и враг. Но надеюсь, до этого не дойдёт…»

— …А как на личном фронте? — поинтересовался велк. — Появился кто-нибудь? Я же вижу, ты постоянно где-то витаешь…

«Это да, — вздохнула разведчица. — Но по другой причине… Хотя кого я обманываю: до встречи с Матвеем я была как кремень в любых условиях — а теперь… Докатилась: „витаю“ я, видите ли, где-то… Эх, неужели это?..»

До потепления она практически каждый день встречалась с экологом, гуляла с ним по лесу и по окраинам деревни, беседовала с ним, узнавая его всё лучше и постепенно влияя на него, давая ему моральные силы противиться давлению со стороны Астрид. А возвращаясь вечерами к себе, она испытывала какое-то странное, доселе ей незнакомое чувство, желание видеть Матвея всё чаще и дольше, слышать звук его голоса…

А теперь он с утра до вечера торчал в лесу, и видеться с ним, как раньше, не получалось. И Зелма часто ловила себя на том, что… скучает по нему. Да, скучает. Причём всё сильнее и сильнее.

— Ну да, — ответила она, посчитав, что эту информацию Нурс знать вправе. — Лидер группы. Высокий такой, мощный, моей национальности. Да, это он. Он…

— Ну понятно… — Велк вдруг помрачнел. — А помнишь, мы когда-то вредомер исследовали? Подумали, что его не мог сделать отец Ласа… Что ты об этом думаешь сейчас?

— Да ничего хорошего… Тогда планета ещё существовала отдельно от Федерации, и эта технология не могла проникнуть сюда… или могла? Если могла, то, значит, кто-то из остальной Галактики был здесь, в системе Сталкерры. Но при этом с жителями не контактировал. Только с отцом Ласа. Если такое вообще возможно. Но кто? Зачем? Какие у них были намерения? Передать одну утраченную технологию? И всё? Нет, это полный бред. Если это было так, то за этим явно стояло нечто большее. Но что? И это вновь возвращает нас к событиям тридцатилетней давности…

— К катастрофе «Би-202»?

— Да. Если эти события как-то связаны, то может быть, те, кто это устроил, могут быть ещё здесь. Но не проявлять себя. И в таком случае они могут быть лишь в одном месте…

— Спутник Сталкерры.

— Угу. Но подчёркиваю: это в том случае, если именно они передали отцу Ласа эту технологию. Во что, признаться, не сильно верится. Но такую возможность нельзя сбрасывать со счетов. Ведь всякое может быть в нашей странной Вселенной…

— Это я уже понял. Ладно, спасибо за информацию, Зелма… Будем думать, как оно всё было на самом деле…

Нурс вышел, не прощаясь. Впрочем, это было в его стиле.

Зелма посмотрела ему вслед, покачала головой и вернулась к изучению образовательной программы.

«И зачем приходил, спрашивается?.. — подумала разведчица. — Не знаю, как мне с ним быть… Может, стоит повнимательнее к нему приглядеться?..»

— Как же мне хорошо, — сказала Лина.

Они с Омелем гуляли по берегу Сталки. Река уже вскрылась ото льда, так что на «скользунах» было не покататься. А посидеть, как летом, на тёплой траве не было возможности: земля от впитавшейся воды раскисла, и садиться на неё означало гарантированно запачкать штаны. Вот подростки и гуляли: сапоги хотя бы менее неприятно замарать, чем одежду.

В последнее время, когда Плющ не мешал их дружбе, они много времени проводили вместе: утром — уроки у велка Ыйима, а весь остальной день свободен. И, естественно, отношения их всё теплели. Они сближались всё сильнее. Лучше понимали друг друга. Нравились друг другу. И, как начала подозревать Лина, они… «Нет, об этом пока рано думать, — мысленно оборвала себя сталочка. Вспомнила Плюща. — А хотя…»

— Да… — пробормотал Омель; в эту минуту он думал примерно о том же, но с другой точки зрения. Внутри него происходила борьба; он не знал, правильно ли будет то, что он собирался сказать. Он только недавно осознал, что же он испытывает в отношении Лины. И высказать это он одновременно хотел и не решался. Но потом подумал, что сказать должен. Это было не просто желание дружить. Это было… — Лина, я… давно хотел тебе сказать… ты понимаешь…

— Что?.. Кажется, понимаю, — вздохнула Лина. Подумала: «Что ж, можно попробовать…» — Омель, я тоже хотела тебе сказать… в общем…

— Я люблю тебя, — произнесли они синхронно.

Остановились, словно бы не веря в то, что только что сказали. Повернулись друг к другу, взглянули друг другу в глаза. Рты их приоткрылись, отчасти от неожиданности и удивления, а отчасти от невысказанных слов, которые вдруг стали не нужны. Они поняли друг друга, как ещё никто другой их не понимал.

Даже Плющ показался Лине каким-то… нестоящим, что ли, по отношению к Омелю. Всё то, что она пережила вместе со сталкером, показалось ей чем-то вроде ошибки, досадной случайности, неверного выбора. Плющ был слишком требователен к ней. А ей этого было не нужно. Она нуждалась в друге, который понимал бы её и принимал такой, какая она есть. И Омель в этом плане подходил ей гораздо лучше Плюща: он восхищался Линой, какой бы она ни была. И именно это в нём привлекало сталочку.

Она не позволила Плющу сблизиться с ней до предела. Она понимала, что вместе они счастливы в ближайшее время не будут. Но с Омелем были связаны её новые надежды на взаимное счастье. И теперь она допускала возможность, что позволит подростку то, что сталкер, по её мнению, не заслужил.

Но не сейчас. Ещё рано. Ей всего пятнадцать лет, и если кто-нибудь узнает, то ей, как Ксюне в начале осени, придётся метаться, скрываться, бояться… «Да кто узнает, — подумала Лина, глядя немного снизу вверх на Омеля, даже задержавшего дыхание в ожидании того, как она поступит. — Не стану же я следить за собой и доносить на себя… А Плющ… Да какое ему сейчас дело до меня? Он занят; он согласился с тем, что нам лучше на время расстаться. И я ничего ему не обещала. Он был нужен мне, но была ли я нужна ему? В том-то и дело. А Омель… он совсем другой… Хорошо. Я буду с ним. Хотя бы какое-то время. А Плющ пусть подумает, прежде чем возвращаться. Я-то знаю, как трудно быстро измениться. У меня-то хотя бы повод для этого был… А у Плюща?..»

— Омель… — прошептала Лина и, не в силах больше сдерживаться, поцеловала подростка в приоткрытые губы.

Он, казалось, не понял или не поверил сначала в то, что происходит. Просто стоял секунды три, пока Лина касалась его своими губами, затем понял, что это не сон и не бред, а реальность — и ответил на её поцелуй, сначала робко, но постепенно всё более жадно, отвергая все запреты, которые так долго выстраивал для себя, разрушая в своём сознании все барьеры, стоявшие между ним и Линой.

Оба думали, что обрели свободу — если не от рамок, которые ставила для них жизнь, то хотя бы от тех условностей, которые казались им незыблемыми И теперь желали воспользоваться обретённой свободой. Сполна. Чтобы на всю жизнь хватило и ещё осталось.

Они обняли друг друга, чтобы не потерять равновесие, когда от осознания собственной свободы у них закружилась голова, и не отрывались друг от друга, пока в их лёгких ещё оставался воздух. Потом оторвались и, глядя друг на друга с новым, мощным и неописуемым, ощущением, вдыхали полной грудью свежий не то зимний, не то уже весенний воздух, не зная, что сказать, но чувствуя, что говорить ничего не нужно. По крайней мере, какое-то время.

Когда их дыхание более-менее выровнялось, Лина сказала Омелю, всё ещё ошарашенному тем, что только что случилось, и не знавшему, что произойдёт дальше:

— Пошли в лес. У западной окраины деревни. Продолжим там.

— Продолжим?.. — переспросил Омель, но сталочка уже увлекала его в нужную сторону, туда, где их точно никто увидеть не мог.

Омель расслабился, закрыл глаза и отдался на волю событий. В конце концов, они ему очень даже нравились…

2. Ксюня в лесу

— Эй, ты чего такой грустный? — негромко спросил Лас у Плюща, хлопнув того по плечу и поравнявшись с ним; Ксюня осталась в паре сагней позади, под присмотром велка Круза и ещё пары сталкеров.

— А что, так заметно?

— Да вообще… Ты так из-за Лины?

— Угу… Ты знаешь, я никогда раньше не задумывался о том, что мне может быть нужно измениться самому, чтобы… меня понимали другие. Лина… не такая, как мне казалось. Я словно хотел, чтобы она была такой же, как я, при этом упуская из виду, что ей могло этого не хотеться. Пожалуй, это была третья ошибка, которую я допустил в своей жизни — после той охоты, когда я и мута не смог убить, и Крузу в глаз заехал…

— Не думай, что ты такой безупречный. Ведь не предсказал же ты это странное потепление…

— Да меня об этом даже не спрашивали! — громким шёпотом возмутился Плющ. — Хотя да, я как-то вообще этого не почувствовал… Но у меня просто не было времени об этом задуматься! Еда, тренировки, сон — и так по кругу… Я думал только о том, чтобы восстановиться после болезни, а не о какой-то там погоде…

— Да ладно, я ничего такого в виду не имею… — поспешно пробормотал Лас. — Просто пойми, что мы все не… эти, как их…

— Не идеальные, — вздохнул Плющ. — Да, это так. Но, может, это и хорошо. Мы хотя бы можем признавать свои ошибки и, если это возможно, исправлять их…

— Эй, чего разорались? — шёпотом поинтересовался велк Зор, но его, как всегда, все отчётливо услышали. — Не знаете, что ли, что муты могут быть рядом? А слух у них лишь немногим хуже, чем нюх… Кстати о мутах: Лас, можешь, пожалуйста, применить своё «дальновидение»?

— Постараюсь, — ответил Лас, остановился, зажмурился и напрягся.

Обычно этого было достаточно, чтобы, так сказать, «пробить порог» и вызвать секундное «прозрение». Но когда юноша на этот раз попробовал активировать свою сверхспособность, то не ощутил привычного «взрыва изнутри», а когда открыл глаза, увидел всё тот же лес, окружавший его и отряд. Подумал: «Что за Первосталк?..» — и мысленно напрягся снова. Ничего. И опять.

«Дальновидение» не включилось.

Так, конечно, могло случиться, но Лас в последние год-полтора научился добиваться «включения» умения практически в каждом случае. Почему же сейчас у него этого не получилось сделать, он не знал. И это расстроило его ещё сильнее, чем осознание собственной неудачи. Ведь всегда лучше знать причину, по которой что-либо не удаётся, чтобы знать, как это можно исправить. Лас же такой возможности не имел.

Молодой сталкер вздохнул, покачал головой и смущённо проговорил (он до этого не подводил охотников со своей способностью):

— Извините, велк, у меня что-то не получается…

— Ничего, Лас, не беспокойся… — быстро ответил Зор, достал из кармана тихонько постукивавший вредомер и замерил уровень радиации. — Кажется, здесь уже побывали экологи: прибор показывает не более полувреда, хотя раньше, помню, здесь было не менее одного… Ладно, пошли дальше. Всем молчать и быть вдвойне осторожными: мы должны заметить мутов первыми! Да и мало ли, как на них подействует запах этой жидкости…

Велк снял пальцем со ствола ближайшего дерева подсыхавшую и отливавшую серебром полупрозрачную капельку, растёр её, лизнул, поморщился, сплюнул и вытер руку о штаны.

— И зачем такой гадостью всё здесь опрыскивать?.. — недовольно буркнул он и махнул всем рукой: мол, пошли.

Отряд двинулся дальше.

Все были так же настроены на успех, но неудача Ласа поколебала их уверенность в этом, и охотники чуть приуныли. Велк Зор старался делать вид, что ничего страшного не произошло (а так отчасти и было), но вернуть общий боевой дух к изначальному уровню у него не выходило.

А Лас шёл с группой вперёд и думал о том, к каким последствиям могло привести случившееся. Ксюня шла рядом с ним, то и дело посматривая на него, но понять, о чём он размышляет, не могла. Ласу казалось, что так даже лучше. Выражаясь языком Зелмы, он не хотел «накаркать беду».

Но он также осознавал, что если беда пожелает прийти, то она настанет в любом случае и повлиять на это будет уже нельзя. Однако юноше очень не хотелось, чтобы на первой охоте его девушки произошло что-либо нехорошее. В том числе и с ним, и с самой Ксюней.

Вскоре отряд забрал ещё чуть к востоку: по статистике этой зимы, именно там охотники добывали больше всего мутов. Велк Зор знал, куда вести остальных, и ему доверяли, как по-настоящему первому сталкеру на деревне.

На жёлтой полумёртвой траве, на стволах и ветках деревьев стали попадаться капельки дезактивирующей жидкости. Экологи прошли здесь сегодня, буквально полчаса или час назад, и, возможно, распугали всех мутов. Охотники чувствовали исходящее от их предводителя молчаливое раздражение и невольно проникались последним: неприятно, когда кто-либо, делая благо в одной области, причиняет вред в другой. Пусть даже это сделано не преднамеренно.

Ксюня не думала о том, что, может быть, сегодня придётся ходить по лесу с утра до самой ночи. Она была погружена в свои мысли по поводу сверхспособности, которую сталочка применяла всего один раз — и должна была снова использовать сегодня. И последствия её неудачи могли быть посерьёзнее, чем у Ласа.

«Что, если у меня не получится? — думала Ксюня, всё мрачнея, и в её душе начинал подниматься страх, который не беспокоил её ещё с начала осени. — Что, если тогда это была случайность: я придумала себе, что мут послушался моих мысленных приказов, а на самом деле это было не так? Хотя нет, я точно помню… А чего я так разволновалась-то? На меня неуспех Ласа с „дальновидением“ так подействовал, что ли? Ну нет, это точно была случайность… Ладно, посмотрим, как там пойдёт. А если что, то я и мачет кидать теперь умею, да и остальные, наверное, меня защитят…»

Но былой уверенности в своей предстоящей удаче у неё уже не было.

Внезапно велк Зор остановился, и вслед за ним это же сделали все остальные. Когда командир отряда замечал какую-либо опасность (или хотя бы проверял наличие этой опасности), разумнее было поверить, что это правда, и делать то же, что и он. То есть — застыть на месте и напряжённо вслушиваться в звуки леса, с которыми смешивался едва слышный глухой стук вредомеров в карманах.

Вообще вредомеры, по опыту сталкеров, только помогали на охоте. Муты, уловив чужеродный звук на грани слышимости, теряли ощутимую часть своей смелости и решительности, метались в растерянности, не знали, что делать, когда на нервы действует непонятный шумок. И раз за разом охотники возвращались в деревню с добычей.

Но в этот раз всё как-то было слишком странно.

— Так, здесь разделяемся, — зашептал велк Зор после полуминутного нервного молчания, даже не обернувшись, но с его сверхспособностью это и не было нужно, чтобы его услышали. — Вы трое, пойдёте вместе со мной слева. — Он указал пальцем себе за спину, отметив Плюща и ещё двоих сталкеров. — Вы, — это относилось к двум другим охотникам и Ласу, — идите справа, а когда от нас раздастся свист, гоните мутов на нас. Звери, как мне кажется, сагнях в тридцати впереди, прямо на нашем пути. Круз, остаёшься с Ксюней, и вы вдвоём без суеты продвигаетесь прямо. У вас самое сложное и ответстветственное задание. Когда я свистну, Ксюня, ты должна будешь сделать то, на что вызвалась. Все всё поняли? Выполнять!

И, легонько махнув рукой, чтобы движение не было очень уж заметным для мутов сквозь ряды пустых веток, он с теми, кого назначил в свою группу, направился в обход копошащихся где-то впереди зверей. Лас и ещё двое сталкеров пошли немного в другом направлении; и юноша, прежде чем деревья скрыли бы его от глаз сталочки, обернулся и посмотрел на неё. Ксюня ответила ему более-менее решительным взглядом, какой у неё бывал в последние дни перед этой охотой, когда она прямо-таки рвалась в лес, и, казалось, прошептала одними губами: «Иди, Лас. Я справлюсь». Молодой сталкер кивнул и вслед за своими соратниками исчез за густым частоколом голых деревьев.

— Не бойся, Ксюня, — тихо сказал велк Круз. — Просто сделай это.

— Я постараюсь, — ответила сталочка и попробовала вызвать сверхспособность — мысленно обратилась к мутам, находившимся где-то там, за деревьями.

Отклика понимания и послушания она не получила. Но ей показалось, что она что-то почувствовала оттуда, что-то лёгкое и еле уловимое. Подумала: «Ничего; наверное, они просто далеко от меня. Подойду поближе, попытаюсь снова… А может, мне нужно видеть их, чтобы на них воздействовать… Не знаю…»

И она, посмотрев снизу вверх на велка Круза и получив в ответ взгляд, полный понимания и твёрдой решительности, шаг за шагом двинулась вперёд.

Раздвигая ветки, нагнувшись, идя по липкой грязи рядом с велком, Ксюня продолжала мысленно звать мутов — всё настойчивее, а потом и всё отчаяннее. Никакого ответа. Было какое-то лёгкое ощущение теоретически имевшей возможность возникнуть связи, но полноценным ответом оно считаться не могло.

Ксюня приходила в отчаяние. Если она опозорится сейчас перед велками, сталкерами… в том числе Ласом… то её, возможно, больше никогда не пустят в лес. По крайней мере, столько, сколько велки ещё будут править деревней. Значит, она не сможет постоянно быть вместе с Ласом. И при этом будет чувствовать себя ущемлённой. Очень, невыносимо долго.

«У меня должно получиться! — подумала сталочка. — Иначе никак!»

Но что значит мысль для жестокого реального мира? Да ничего.

Как Ксюня ни старалась подчинить себе волю мутов, у неё ничего не выходило. Не было тех ощущений в голове, которые она испытала всего однажды, но запомнила очень хорошо. Без сомнения, в самый первый раз она сумела это сделать. Почему же сейчас не получалось?

«Может, дело в отсутствии потрясений, при которых сталк обычно выдаёт всё, на что способен… — гадала Ксюня. — Тогда была настоящая угроза жизни Ласу, вот я и… не сдержалась… Но сейчас такого, наверное, не предвидится… Эх, зачем только я вызвалась на эту охоту?!..»

Чья-то рука коснулась её плеча, и Ксюня едва удержалась от того, чтобы закричать. Резко обернулась… и облегчённо выдохнула, увидев лишь велка Круза. Он, заметив реакцию Ксюни, с выражением удивления на лице убрал руку, а затем сделал ряд жестов: прижал палец к губам, советуя молчать, припечатал воздух ладонью вниз — «останемся здесь» — и пальцем указал вперёд, в узкий просвет между густыми ветками — мол, посмотри.

Ксюня заглянула в просвет и увидела сагнях в пятнадцати перед собой три копошащихся тёмно-коричневых пятнышка. Муты. Вот они. Может, при визуальном контакте, как тогда, будет проще.

Но ещё рано. Надо дождаться свиста велка Зора, а уж потом предпринимать новые попытки. Вдруг получится — но в неподходящий момент, что также будет иметь плохие последствия? «Скоро, — сказала себе Ксюня. — Уже скоро…»

Прошло какое-то время.

Ожидание выматывало, заставляя мучиться в сомнениях и догадках, теряя душевные силы, которые Ксюня так старалась припасти к этой охоте.

Велк Круз же застыл на месте, прижавшись грудью и животом к стволу дерева, держа руку на ножнах с мачетом, но не вынимая оружие и замечая, кажется, только мутов впереди; похоже, ему вообще на время было наплевать. «Вот бы мне так научиться!» — восхищённо подумала Ксюня.

И в этот миг далеко спереди и слева раздался свист.

«Всё, началось».

Муты дёрнулись, уловив неожиданный резкий звук… и побежали, преследуемые тремя охотниками, туда, откуда послышался свист и где стояли ещё четверо сталкеров.

«Пора», — решила Ксюня и напряглась.

Безрезультатно. Как отрезало.

«Надо подойти поближе. И взглянуть в глаза мутам. Обратить на себя их внимание — и… — подумала сталочка. — А если что, велк Круз прикроет…»

И, рванувшись с места, Ксюня выскочила из-за деревьев на более-менее открытое пространство, на котором сейчас шла погоня людей за зверями.

— Стой, куда?! Назад! — крикнул велк Круз, не удержавшись.

Ксюня, казалось, не слышала его. Она полностью сосредоточилась на том, чтобы прокинуть мосты к сознанию мутов и заставить тех слушаться её. Ей казалось, у неё начало получаться.

Но «казалось» — не означало «было».

Муты, конечно, развернулись на бегу в их с велком сторону. Но это произошло лишь из-за крика Круза, а не потому, что сталочка пыталась применить всё не желавшую активироваться сверхспособность. Как говорится, ощущения обманчивы.

Одного, чуть притормозившего, настигли Лас и ещё двое сталкеров, точными ударами мачетов повалили на землю и принялись методично умерщвлять. За остальными погнались велк Зор и его группа; одного догнали, и хищник разделил участь своего сородича.

Но один мут всё-таки набрал прежнюю скорость и теперь вовсю нёсся на Ксюню, замершую на месте и настойчиво пытавшуюся мысленно остановить его, и велка Круза, который, сыпая проклятиями, продирался к ней с мачетом наперевес.

И расстояние стремительно сокращалось. Десять сагней. Семь. Пять.

Сталочка только теперь обратила внимание на то, что её жизнь находится в опасности, которая с каждым мигом возрастает. От внезапно нахлынувшего страха Ксюня забыла о том, что нужно концентрироваться на активации сверхспособности, и, повинуясь ещё до конца не сформировавшемуся рефлексу, потянула из ножен мачет…

Время будто бы замедлилось. Глядя на мута, который, оттолкнувшись лапами от земли, в мощном прыжке преодолевал последние сагни до испуганно застывшей сталочки, Ксюня успела подумать: «Нет! Остановись! Не надо!!! Пожалуйста!..»

Мачет она вынула из ножен, но метнуть не успела.

Страшной силы удар отбросил Ксюню на пару сагней назад, к велку Крузу; при этом сталочка вскрикнула, врезалась в ствол дерева и затихла.

— Ксюня!!! — проревел велк, срубив последние ветки перед собой и, наконец, выбравшись на поле битвы. — Нет!..

Мут затормозил, по инерции пропахав в снегу и грязи борозду длиной в сагнь и оказавшись при этом вплотную к телу Ксюни, но в этот момент хищника настиг мачет Круза, забывшего все обычные сталкерские методики, начал неистово полосовать клинком шкуру зверя, который из-за этого отвлёкся от сталочки и вступил в бой с велком.

Через несколько секунд подоспели остальные сталкеры. Взрослые окружили мута и стали помогать Крузу, уже вышедшему из состояния аффекта, с не очень приятным, но необходимым делом. А Лас и Плющ подбежали к Ксюне, всё так же валявшейся на земле под деревом и не двигавшейся.

— Ксюня… — прошептал Лас, падая на колени рядом со сталочкой и начиная трясти её за плечи. — Ксюня! — Уже громче. — Очнись! Прошу тебя!..

— Да тихо ты, — оборвал его Плющ, садясь около него. — Видишь, она дышит… Она просто сознание, наверное, от удара потеряла… Надо её срочно в деревню. Там Зелма, она поможет…

— Да, верно, — вздохнул Лас, но сталочку продолжил трясти. — Ксюня, очнись, очнись…

— Что тут у вас? — спросил велк Зор, подходя к ним — всё ещё с мачетом в руке; с окровавленного лезвия на землю стекали капли тёмно-красной жидкости.

— Мут. Не успела увернуться или мачет бросить… — отрапортовал Плющ — вместо Ласа, которого сейчас не волновало ничего, кроме того, собирается ли его подруга очнуться или нет. — Об дерево, похоже, ударилась. Жива, но без сознания. Её в деревню срочно надо…

— Знаю, — скрипнул зубами велк. — Так, придётся отряд разделять… в зад Первосталку, как же не вовремя… Короче, быстро тащите Ксюню в Сталочную, потом сюда возвращайтесь и ждите нас: мы потом сюда за тушами мутов вернёмся… О, можете тех, кто в деревне остался, напрячь, чтобы сами перетаскали, а?.. Тогда нам тремя заботами меньше…

— Да можем, конечно, — сказал Плющ, с укоризной смотря на Ласа, всё так же сидевшего на земле и склонившегося над подругой. — Только вот, боюсь, помочь вам у нас сегодня уже не получится. Особенно у него…

— Понятно… Ладно, пусть Лас со своей Ксюней остаётся, а ты возвращайся в лес… и иди на запад: мы туда сейчас повернём… Всё, сами разберётесь, а? А то нам за день надо не меньше десятка этих чудищ добыть, чтоб надолго хватило…

— Хорошо.

Велк Зор, удовлетворённый, но тем не менее озабоченный, отошёл от молодых сталкеров и направился к остальным членам отряда.

Те уже закончили возню с телами мутов (продолжат в деревне) и просто стояли в сторонке; кто-то оттирал пучком бледно-жёлтой травы лезвие своего мачета от крови. Другие стояли кучкой и ждали, пока к ним подойдёт командир и сообщит последние новости.

Лишь велк Круз сидел прямо на маленьком островке снега, сложив руки на коленях и уткнувшись лбом в запястья. Он, как видно, почему-то был подавлен случившимся сильнее всех, сильнее даже, чем Лас. Зор понимал, что происходит с его «коллегой»: тот мучился оттого, что был рядом с Ксюней, но не уберёг её. Не защитил. Не смог. Хотя должен был. От такого кто угодно мог впасть в уныние. Если не хуже.

Зор еле заметно покачал головой: эх, находят же сталки заморочки себе на голову, — и подошёл к охотникам. Выдохнул и проговорил:

— Ну, в общем, утешить нечем. Выводов делать не будем. Боюсь, отряд придётся разделить. Мы все идём дальше, Лас и Плющ занимаются Ксюней. Муты пускай остаются здесь: из деревни придут, перетащат… Круз, ты как, в порядке?

— Да, — глухо ответил велк и, будто бы раскладываясь подобно койке из лагеря экологов, встал на ноги. — Пошли.

Зор оглянулся на Ласа и Плюща, осторожно поднявших Ксюню на руки и понёсших в направлении деревни, и промолчал. Просто кивнул и, взмахом руки позвав всех за собой, пошёл прочь от места происшествия на запад.

На снегу продолжали краснеть пятна крови. Трупам хищников, оставшимся лежать здесь, в трёх врестях от Сталочной, было всё равно, что будет дальше. На сегодня самое страшное уже совершилось.

Лина и Омель лежали рядом друг с другом на сломанных ветках кустов. Было не очень удобно, но хотя бы одежду грязью и снегом не запачкали.

Оба только что пережили нечто… Слова «божественное» в языке сталков не имелось, но смысл, в котором подростки думали о случившемся, был примерно такой.

Омель воспринимал произошедшее с изумлением: он не понимал, зачем Лина это с ним сделала, но был безмерно этому рад. Он в свои тринадцать совершил то, что с Ласом случилось в девятнадцать, а у Плюща, похоже, и вовсе не было! И теперь подростку казалось, что их с Линой любовь, как он начал называть это чувство, которое раньше ему не давало покоя, стала сильней и крепче.

А Лина… она просто получала удовольствие и поддержку, чего так и не дождалась от Плюща. Этот день она вполне могла назвать лучшим в своей жизни. Никогда она не испытывала таких острых и приятных ощущений; зная, что теоретически их легко могли найти и застукать вместе, она всё равно решилась на это. А что, раз Ксюня смогла и её вообще никак не наказали, почему Лине тогда нельзя? К тому же, Ксюня рассказывала подруге про своё чудодейственное средство

— Омель, как же мне хорошо… — с интонацией полного блаженства проговорила сталочка, не замечая, что одна из её чёрных косичек измазана грязью, а в другой запутались обрывки травинок и прошлогодние листья: по случаю относительно тёплой погоды она не надела ни шапки, ни платка; её куртка была расстёгнута, и видно было, как она полной грудью вдыхает свежий то ли зимний, то ли уже весенний воздух.

— Мне тоже, — выдохнул Омель; после случившегося он не хотел ни вставать, ни вообще двигаться, словно нежданный взрыв любви измотал его полностью. — Как думаешь, Лина, это было правильно?

— А, не беспокойся об этом, — махнула рукой сталочка. — Со своей стороны я обещаю, что сложностей не возникнет. А Плющу мы предусмотрительно ничего не скажем… Слушай, наверное, пора возвращаться в деревню: как бы нас там не хватились…

— Это верно, — согласился подросток, преодолел навалившуюся кажущуюся усталость, поддёрнул штаны и поднялся на ноги.

Лина тоже встала, поправляя одежду и отряхивая её от снежного порошка. Нельзя было оставлять никаких следов, чтобы подозрений не возникло. Ни у кого.

— Кажется, там какой-то шум… — вдруг, прислушавшись, пробормотал Омель и непроизвольно повернул голову в сторону деревни. — Кричал будто кто…

— Пойдём посмотрим, — также озабоченно сказала Лина, и они оба, не сговариваясь, побежали к селению.

Там явно была какая-то суматоха. Это подростки заметили даже с юго-западной окраины, когда выбежали из леса. Прищурившись, Омель разглядел, как четверо мужчин быстрым шагом входят в лес на севере деревни; а в самой Сталочной было явно более шумно, чем обычно.

С тревожным предчувствием подростки добежали до кучки строений, добрались до центральной «улицы» — и увидели, как Лас и Плющ тащат на руках Ксюню к дому Ласа у восточной окраины, а вокруг них суетятся не участвующие в охоте велки и ещё несколько сталков, в основном женщин, плюс некоторые жители просто глазели на происходящее из своих жилищ или выйдя наружу. Из предоставленного ей дома выглянула Зелма и с каким-то металлическим контейнером в руках промчалась мимо Лины и Омеля к центру событий.

Подростки достигли самой толкучки чуть позже разведчицы. Зелма протиснулась через любопытствующих и сочувствующих внутрь дома, куда молодые сталкеры внесли Ксюню. Лина и Омель хотели было проскочить тоже, но чьи-то цепкие руки пресекли это их намерение, ухватив обоих за плечо, и кто-то сказал над ухом:

— Пока нельзя. Потом, когда очнётся, поговорите…

Лина подняла голову и увидела над собой лицо велка Нурса. «Заведующий по делам леса» смотрел на подростков со смесью сосредоточенности, решительности и надежды в глазах. Судя по его виду, ничего непоправимого не случилось. Пока…

— Ксюня… Что?.. — срывающимся голосом спросила Лина, и из её глаз помимо её желания потекли слёзы.

— Она жива, но без сознания. Что-то произошло с ней там, на охоте… — стал объяснять велк, потихоньку уводя притихших подростков прочь от дома Ласа. — Но, скорее всего, нет ничего страшного: несколько дней — и всё будет в порядке. Правда, её дальнейшие походы в лес теперь окажутся под большим вопросом…

— Ксюня… — повторила Лина и, не сумев удержаться, разрыдалась, закрыв ладонями лицо.

Ксюня… Как же не вовремя… Теперь придётся ждать, когда она очнётся, чтобы с ней поговорить… а ведь… а ведь…

Вытирая всё не кончающиеся слёзы, Лина, искренне переживая случившееся с подругой, поняла, что не уверена в том, сможет ли выполнить данное Омелю обещание.

Если ей не повезёт, то у неё будут очень крупные неприятности. И у Омеля — тоже.

3. Догадки

— Ну как, что с ней? — взволнованно спросил Лас, глядя, как Зелма, осмотрев Ксюню, накрывает её одеялом.

— Что я могу сказать? — ответила разведчица, выпрямляясь и становясь лицом к молодым сталкерам и велку Нурсу, который незаметно вошёл в помещение во время осмотра. — Я не врач, но могу поклясться, что из видимых повреждений у Ксюни только царапины и синяки. Говорите, мут её отшвырнул, да?.. Тогда отчего она без сознания? От страха, что ли?..

— Она, кажется, головой об дерево при этом ударилась… — сказал Плющ. — Может, там что-то?..

— Хм, тогда это серьёзно… Я не специалист: на курсах меня обучали только первой помощи при угрозе жизни, при ранениях, а тут… — Зелма покачала головой. — Я, конечно, попробую выпросить у Миронова с базы врача, но не обещаю. В конце концов, здравоохранение не входит в сферу деятельности военных… Но почему всё так обернулось? Всё же нормально должно было пройти, как обычно… Разве что сверхспособность не сработала…

— Возможно, — сказал Плющ. — Кстати, Лас, помнишь, я говорил, что у меня в последнее время погоду предсказывать не получалось? А тут ещё и у тебя «дальновидение» не включилось… Не удивлюсь, если и у Ксюни была такая же беда… Меня одно напрягает: почему всё это произошло только сейчас — и в таком количестве? Ясно, что это не совпадение, а закономерность. Но чем она вызвана?..

— Давайте не здесь, — прервала его Зелма и подняла с пола контейнер с медицинским набором из груза гуманитарной помощи. — Продолжим позже — у меня. Ведь у стен тоже есть глаза, уши и — иногда — электронные сканеры. Но, надеюсь, сюда, на планету, последний продукт цивилизации ещё не добрался…

— Ты серьёзно? — спросил велк Нурс. — Подозреваешь, что нас могут подслушивать? Не только они, — он качнул головой в сторону двери, имея в виду оставшихся снаружи сталков, — но и кто-то ещё?

— Приходится допускать такую возможность. Если то, о чём мы с тобой сегодня говорили, — правда, то…

— Вы о чём? — тут же поинтересовался Плющ.

— Узнаешь. Пойдёмте, вы же не обедали, а разговор предстоит серьёзный…

Зелма направилась к двери, за ней потянулись Плющ и велк Нурс; Лас продолжал стоять около лавки, на которую положили Ксюню, и с каким-то тревожным и задумчивым выражением глядел на неподвижное тело подруги.

Разведчица обернулась, посмотрела на Ласа и сказала:

— Не волнуйся ты так: если она просто ударилась, то максимум, что будет, — это сотрясение, скоро очнётся, какое-то время ей будет не очень хорошо, но потом всё пройдёт… Не думай о плохом, Лас. Пойдём.

Юноша рассеянно кивнул и, тяжело вздохнув, пошёл к выходу. Подруга была для него важнее каких бы то ни было федеральных игр, разборок и непоняток. Он бы охотнее всего остался с ней… однако не хотел, чтобы все подумали, что он зациклился на Ксюне, оставляя их в стороне. Ему следует знать столько же, сколько и Плющу: друзья и соратники, как-никак.

— Ну что, куда теперь? По домам? — спросил Омель.

Они с Линой стояли на восточной окраине деревни, около дома Ласа, и наблюдали, как из строения выходят юноши, велк и Зелма; собравшаяся было толпа уже разошлась. Лина рвалась подойти, узнать, что там с Ксюней, но не решалась: хмуро-сосредоточенный вид сталкеров и разведчицы прозрачно намекал, что новостей нет и неизвестно, что им всем делать, — да и Омель на всякий случай держал её за руку, полагая, что после сегодняшнего это сделать он имеет право.

Лина проводила всех взглядом и кивнула, вздохнув:

— Придётся. После такого что-то веселиться не хочется — в смысле гулять и всё такое…

— И мне тоже. Хотя… если честно…

Омель принялся увлечённо изучать землю под ногами, когда Лина искоса посмотрела на него.

— Хочешь ещё? — спросила сталочка.

Если бы только Омель знал, какая борьба происходит внутри неё…

— А можно?

— Ладно, давай. Только недолго.

Две взявшиеся за руки фигуры побежали обратно к западной окраине.

— Ну и о чём вы с Зелмой сегодня говорили? — спросил Плющ, входя вместе с остальными в дом, где жила разведчица. — Небось о катастрофе «Би-202», да?

— И ничего-то от тебя не укроется… — пробормотала Зелма и села за стол, чтобы не говорить стоя.

Все последовали её примеру.

— Ну, выкладывайте, что там у вас случилось и как это всё связано, — сказала разведчица юношам.

Лас и Плющ переглянулись и вместе, дополняя и поправляя друг друга, рвссказали о неприятностях, настигших их на этой охоте. О том, как почему-то перестали работать их необычные умения и как Ксюня получила травму, пытаясь применить своё.

— …Только с чем это может быть связано? — закончил вопросом Плющ.

Какое-то время все молчали. Зелма и Нурс напряжённо думали, Лас и Плющ, глядя на них, ждали. Все понимали, что от ответа на этот вопрос будет зависеть очень многое.

— Скажите, а сверхспособности же у вас возникли после падения «Би-202», верно? — вдруг спросила Зелма.

Вопрос был риторическим: об этом ей рассказали в первые же дни после её прихода в деревню.

— Да, — сказал Лас. — А что?

— Кажется, я догадываюсь, в чём дело, — сказал велк Нурс и переглянулся с Зелмой: мол, мы думаем об одном и том же? — Обломки корабля (в частности, Труба) заразили всё здесь радиацией, которая, судя по всему, и вызвала всплеск паранормальных умений. А сейчас экологи дезактивируют лес, а вы туда ходили — вот и попали в зону с пониженным фоном. Вот и получилось…

— Но дальше-то нам как быть? — сказал Плющ. — Если экологи продолжат всё вокруг своей гадостью опрыскивать, то мы скоро превратимся в самых обычных людей! И как нам тогда жить? Мы же привыкли полагаться на свои способности! А как мы без них?..

В сердцах сталкер ударил кулаком по столу и вздохнул с досадой.

— На вашей стадии развития у нас, землян, не было даже сверхспособностей, — ответила Зелма. — Приходилось полагаться только на свои природные возможности. Как видишь, мы справились. Хотя это было непросто. Постоянные войны, болезни, преступность, катаклизмы, перенаселение… Всё решаемо. Даже для нас, остановившихся теперь в своём развитии и на всём протяжении истории часто отрицавших главную ценность человека — право на жизнь. А вы… вы лучше нас морально и умнее в плане решений и поисков истины. У нас же есть только техника — и почти ни капли здравого смысла и чувств в голове, где накапливается определённый объём знаний, а потом наступает застой. Есть, конечно, исключения, например, я, мой начальник или… — Она хотела назвать имя лидера группы экологов, но передумала. Ни к чему юнцам знать о её отношениях с Матвеем… — А вы не испорчены цивилизацией. Точнее, излечились от неё за века изоляции. У вас всё впереди. С нашей, будь она неладна, помощью вы справитесь с чем угодно. Даже с жизнью без сверхспособностей.

— А нужна ли нам такая жизнь? — спросил Лас. — Мы же без них почти что ничего и не умеем… По крайней мере, те, кто родился после Звездопада…

— Надо будет — научитесь, — отрезала Зелма; её это нытьё начало уже напрягать. — Радиация вообще-то неблагоприятно влияет на организм, и то, что вы тут относительно нормально живёте, — это… чудо, что ли… Так что экологи не улетят отсюда, пока лес не будет очищен. И точка.

— А о чём конкретно вы с Нурсом сегодня говорили? — спросил Плющ, решив сменить ставшую острой тему. — Ну, по поводу «двести второго»…

— Это вообще-то закрытая информация. — Голос разведчицы продолжал звенеть сталью. — Я не имею права сообщать её вам. Нурс — исключение. Без него я бы не смогла решить эту задачу…

— А без Ласа и Плюща ты бы обломки год собирала, — сказал велк. — И тогда бы не было ни экспертизы, ни картины событий — ничего… Всё ещё считаешь, что это закрытая информация? Мне ты её сообщила. Хотя по инструкции вообще-то не могла.

Зелма вздохнула.

— Мне всё это не очень нравится, но… хорошо.

Она вкратце изложила юношам свою версию насчёт технологии вредомера и возможности чьего-то присутствия на спутнике планеты. Умолчала, правда, кое о чём, но общую суть передала. Пусть знают. Ей-то что. Лишь бы не болтали.

Когда она умолкла, вновь воцарилась тишина. Только теперь разведчица и велк ждали, пока юноши переваривали услышанное.

— А я-то ещё восхищался своим отцом, думал, какой он умный и изобретательный человек… — пробормотал Лас немного погодя. — А оказывается…

— Это всё только предположения, догадки, не более, — перебил его Нурс. — Мы можем и ошибаться. Если твой отец сам додумался до вредомеров и смог сам их изготовить, то наша теория рассыпается в прах. Были и на Земле личности, опередившие свою эпоху… Таким человеком вполне мог оказаться и твой отец.

— Но электромагнитная «аномалия» на здешней луне никуда не делась, — сказала Зелма. — Её-то надо вписать в какие-нибудь рамки…

— Впишем, не беспокойся, — ответил велк Нурс и встал. — Ладно, я пойду. Держим друг друга в курсе событий. До скорого.

И, подняв руку ладонью вперёд, он вышел.

Вслед за ним строение покинули Лас и Плющ.

Зелма осталась сидеть на лавке и задумчиво глядеть в проём оставшейся приоткрытой двери. Подумала: «Эх, Миронов, что же ты замышляешь… Матвей, что же ты делаешь… Зачем только вы сюда прилетели…»

Стремясь не привлекать к себе внимания, Лина пробиралась к одному из домов в западной части селения. Солнце садилось, но за облаками оранжевого заката почти не было видно, — как и сталочку, скользившую спиной по бревенчатым стенам, приближаясь к цели.

С Омелем она распрощалась ещё днём; он был полностью удовлетворён и прямо-таки лучился от счастья. Лина же не испытывала особой радости: ей необходимо было обезопасить себя от возможных последствий, а без Ксюни она не представляла, как это сделать.

Теперь она незаметно пробиралась к дому своей подруги, надеясь, что у той ещё осталось это средство… ну которое… ну понятно… И если её ожидания не оправдаются, придётся ждать, пока Ксюня очнётся и сможет что-нибудь сделать. И при этом грызть ногти, надеясь, что всё обойдётся.

Вот, наконец, и нужный дом. Собравшись с духом и в который раз осмотревшись, Лина подошла к двери, приоткрыла её — и быстро прошмыгнула внутрь, аккуратно прикрыв дверь за собой.

Постояла немного на пороге, пока глаза привыкали к полумраку, оглядела помещение и вздохнула: как всегда, полный порядок. Ксюня ежедневно прибиралась дома — и не оставляла на виду ничего… выделяющегося. Значит, придётся искать самой. И как можно тщательнее.

Итак, Лина принялась за детальный осмотр комнаты.

Сначала заглянула в печь, по-видимому, со вчерашнего дня не топленную: ничего. Одни горшки были пустыми, в других, похоже, находилась впрок приготовленная еда, а в одном хранился порошок концентрата. Ни следа искомого отвара. Или того, из чего его можно было бы изготовить.

Всё. Это полный… Лина не придумала, каким словом назвать своё положение. Она не хотела попасться ни в коем случае — но, похоже, гарантия, на которую она рассчитывала, разлетелась в пыль.

Уже не веря в успех своей «вылазки», сталочка обшарила остальную часть помещения. Безрезультатно. Впрочем, как и ожидалось.

«Вот же…» — подумала она, закончив с обыском, села на пол и, чтобы выплеснуть появившиеся эмоции, забарабанила кулаками по доскам, не замечая вонзавшиеся в её пальцы занозы.

Скоро это ей надоело, и Лина, переведя дух, поднялась на ноги. Бросила взгляд в окно: сумерки почти перешли в темноту. Надо скорее возвращаться домой. Тем более, что отец уже давно вернулся с охоты и наверняка спросит о том, почему дочь так задержалась…

«Ничего, что-нибудь придумаю», — решила Лина и, выглянув в окно, чтобы никто не заметил, как она отсюда будет выходить, так же осторожно, как и вошла, покинула дом подруги.

Вот же мутова отрыжка. Остаётся лишь надеяться, что Омель ещё не сильно как бы… «взрослый».

Группа колонной возвращалась из леса. Все молчали — устали донельзя, поэтому берегли силы, чтобы при необходимости поговорить в лагере, а пока просто переставляли ноги.

За день они обработали дезактивирующей жидкостью ещё пару-тройку квадратных километров леса. Радиационный фон теперь там не превышал сорока микрорентген в час, а после повторной обработки через месяц или сколько-то времени, за которое экологи успеют обойти весь заражённый лес, и вовсе снизится до двадцати-тридцати — то есть почти до нормы.

Вообще они собирались сначала обработать лес, затем совершить вылазку к Трубе (с реактором ещё не решили, что делать; пока его планировалось оставить на месте), а уже в последнюю очередь дезактивировать деревню — естественно, с согласия местных жителей. Для этого Матвею предстояло договориться с Зелмой, чтобы та договорилась с велками, чтобы те убедили сталков пустить экологов в селение. А затем всё повторить, чтобы уж наверняка очистить всё от вредного излучения.

Но это должно было состояться позже. Пока группа всего лишь возвращалась в лагерь после тяжёлого рабочего дня. И они уже почти пришли.

Матвей шёл впереди; Астрид топала где-то в хвосте группы. Но экологу теперь было почти что наплевать на неё. Сегодня во время работы он понял, что должен сделать. Решение было простым, но вместе с тем и достаточно радикальным. Матвей сам удивлялся, почему он на это раньше не решился. Наверное, просто потому, что не хотел сам создавать проблемы другим, а эти проблемы могли обернуться и против него. Но сейчас, похоже, придётся пойти на это…

Экологи вышли на свою поляну, дошагали до кучки строений, забросили оборудование на склад и пошли в жилой блок.

Там все занялись было обычными вечерними делами: сняли верхнюю одежду, разбрелись по своим местам, приготовились было устроиться на кроватях и залезть в Сеть с личных коммуникаторов, — но Матвей решительно прервал эту идиллию.

Он остановился посреди помещения и громко, чтобы все слышали, заговорил:

— Внимание, слушайте меня все! Я беру на себя полномочия начальника группы и официально объявляю, что Астрид Линдстрём с этого момента отстранена от выполнения своих обязанностей. Её поведение я признаю контрпродуктивным и занесу позднее в отчёт! Любая новая попытка внести разлад в отношения внутри коллектива будет наказываться дисциплинарным взысканием! Далее, я запрещаю ей покидать территорию лагеря и приму меры по контролю за этим! Прошу всех отнестись к моим словам серьёзно и в случае чего сообщать обо всём мне! Противодействие моей деятельности по урегулированию взаимоотношений в коллективе будет дисциплинарно преследоваться. Всё, спасибо за внимание. Надеюсь, вы меня услышали. Особенно ты, Астрид.

— Урод… — прошипела шведка. — У моих родителей высокие должности и связи в Экокорпусе; тебя же выгонят с позором, когда я им обо всём сообщу, ты понимаешь это?!

— Так, небольшое дополнение. Астрид Линдстрём запрещается входить в Сеть и вообще пользоваться личным коммуникатором. Браслет сюда. — Лидер группы (теперь уже реальный) протянул руку ладонью вверх в сторону Астрид.

— Мэтт, ты чего вообще? — попытался было вставить своё слово Джордж. — Это же… как это…

— Противодействие мне будет дисциплинарно преследоваться! — ещё громче и выразительнее повторил Матвей, повернув голову к американцу. И снова шведке: — Браслет сюда — быстро!

— Чтоб тебя… — прошипела Астрид, сняла комм с запястья и швырнула в лицо Туманову.

Тот резким движением вскинул руку и поймал устройство в сантиметре от своего носа. Жёстко взглянул на Линдстрём и покачал головой:

— Не стоит так делать. У других людей тоже есть чувство собственного достоинства. А насчёт родителей в Корпусе… Поверь, я так всё изложу, что они тебя куда-нибудь задвинут из-за твоих закидонов. И я не угрожаю. Предупреждаю. Не связывайся с теми, кто тоже может что-либо сделать.

— Ты ещё пожалеешь… — прошептала шведка в спину Матвею, направившемуся к своей койке. — Я тебе устрою…

— Я всё слышал, — поднял вверх палец лидер группы, плюхнулся на постель, закинул браслет Астрид в тумбочку и ввёл код блокировки на электронном замке,

А потом невозмутимо активировал свой комм, и миниатюрный голопроектор высветил небольшое изображение меню подключений.

Он это сделал. Показал этой зазнавшейся… женщине, кто здесь главный. Он смог. Он решился…

«Спасибо, Зелма, — подумал эколог, подключаясь к ретранслятору. — Спасибо. Надеюсь, мне не придётся пожалеть об этом…»

— Товарищ подполковник, разрешите вопрос? — спросил лейтенант Зарубин, идя вместе с одним своим товарищем вслед за Мироновым по коридору штаба.

— Слушаю. — Начальник разведки сектора не обернулся.

— Вы ведь нас с Ником… виноват, с лейтенантом Корнеевым не просто так вызываете, верно?

— Сейчас всё узнаете, — буркнул подполковник, сбросил скорость, повернулся к стене и толкнул от себя дверь своего кабинета, при этом приложив палец к сенсору, чтобы она открылась.

Офицеры вошли в помещение. Миронов прошёл к рабочему столу, бросил лейтенантам:

— Присаживайтесь, — и первым опустился на складной пластмассовый стул перед компьютером.

Зарубин и Корнеев последовали его примеру.

Подполковник нажал какую-то кнопку на вмонтированной в стол сенсорной консоли и сказал:

— Я включил защиту от подслушивания; теперь генераторы в стенах, полу и потолке создают экранирующее поле, непроницаемое даже для квантовых устройств…

— Разрешите обратиться: всё настолько серьёзно? — спросил Николай Корнеев и пригладил свои коротко стриженные светлые волосы.

— Мне так кажется. Вызвал я вас вот почему… Вам известно, что на спутнике этой планеты нами было зафиксировано аномальное электромагнитное излучение?

— Никак нет, — в унисон ответили лейтенанты.

— Ну понятно: я же сам приказал скрыть эту информацию… В общем, так…

За пару минут Миронов ввёл младших офицеров в курс дела. Теперь следовало перейти к основной сути.

— …Короче, я подготовил для вас такую миссию: на ваших истребителях на протяжении нескольких суток облетать местную луну и тщательно фиксировать малейшие отклонения электромагнитного поля с помощью разработанных нашими учёными специальных датчиков, которые я уже распорядился поставить на ваши кораблики. По сути, вам ничего не нужно будет делать — просто сообщать, если (не дай космос!) случится что-нибудь непредвиденное. Поэтому запаситесь терпением — и спите по очереди, прошу вас!

— Отказаться, я так понимаю, мы не можем? — поинтересовался Зарубин, наклонив голову с аккуратной тёмной шевелюрой и исподлобья взглянув на начальника.

— Можете; защитный экран всё равно не даст никому узнать, о чём мы говорили. Договорюсь с кем-нибудь другим из пилотов… А если узнаю, что вы сболтнули об услышанном…

— Мы поняли, — отозвался Корнеев. — Приговор к пожизненному расстрелу. И всё такое…

— Это очень важно, — сказал Миронов, не отреагировав на высказывание подчинённого. — Пока я просто проверяю догадки — собственные и одного моего сотрудника… но если они подтвердятся… — Подполковник покачал головой.

Возникла пауза, которую прервал опять же Миронов:

— Вылетаете этой ночью. Остальным, если спросят, скажете: секретные испытания экспериментальной системы управления истребителем. Будут приставать — сошлитесь на меня. Связь держите по квантовому каналу исключительно со мной. Остальные вызовы блокировать. И сообщать о них мне. Как поняли?

— Точный срок выполнения задачи? — спросил Зарубин.

— Пять суток. Потом, возможно, скорректируем: продлим или, если что-то обнаружите, сократим…

— Вопросов нет, — сказал Корнеев. — Разрешите идти?

— Разрешаю.

— Есть.

Молодые лейтенанты встали, козырнули, развернулись по уставу через левое плечо и друг за другом вышли из кабинета.

Миронов посмотрел им вслед, вздохнул, включил компьютер и в очередной раз вывел на голодисплей анимационную реконструкцию процессов, происходящих на спутнике. Подумал: «Эх, вот бы знать, что там творится… Надеюсь, они не заметят ничего… опасного… Только бы наши с Зелмой догадки не оправдались…»

В Зарубине и Корнееве он был уверен. Не выдадут, не разболтают — а миссию, скорее всего, с блеском выполнят. По крайней мере, Миронову очень хотелось в это верить.

А с начальством он договорится. Всё-таки он очень ценный сотрудник, так что вряд ли ему будет что-нибудь серьёзное за его самодеятельность…

Миронов успокаивал себя, чтобы не начать скрипеть зубами от напряжения. Как бы там ни было, всё решится в ближайшие дни. А потом будет уже всё равно. Главное, что он разгадает для себя ещё одну тайну этой планетной системы.

В доме Ласа было темно и тихо: свет луны не мог пробиться через закрытые окно и дверь, а внутри никто не двигался и не шумел. Снаружи в стены стучался холодный ветер, но внутри было тепло: работал обогреватель, тратя энергию аккумулятора, которых в деревне оставалось всё меньше.

Всё так же неподвижно лежала на лавке под одеялом Ксюня, а Лас прикорнул рядом, у стены, даже не раздеваясь, свесив подбородок на грудь и пребывая в тревожной полудрёме. Он не мог позволить себе пропустить момент, если что-нибудь произойдёт: хорошее или — тем более — не очень. Но пока всё вроде было по-прежнему, и он посчитал, что небольшой отдых не повредит.

Он не знал, что Ксюня видела в это время беспокойные, непонятные ей сны, в которых то двое людей сидят перед экраном компьютера «Би-202» и большим окном в космос и спорят о чём-то, а потом всё вдруг летит кувырком — то в полумраке неизвестного сталочке места сидит какой-то человек и разговаривает с кем-то, кого не видно вообще.

Ксюня не вникала в смысл того, что видела и слышала, но бессознательно старалась запомнить. Какая-то часть её мозга решила, что эти сны куда важнее, чем могли казаться…

— …Как проходит подготовка? — задал он вопрос.

— Как получается, — ответили с другого конца квантового канала связи. — Всё уже почти совсем готово…

— Необходимо ускориться. У меня есть ощущение, что события начинают развиваться быстрее. Мы должны успеть совершить свои действия, прежде чем уже не сможем так просто повлиять на ситуацию. Скорее заканчивайте подготовку. Свою часть сделки вы должны отработать в ближайшие два-три дня. Иначе договорённость потеряет силу, а вы — свою бесценную для нас и для вас самих жизнь.

— Я понял. Ждите. Дня два — и всё будет сделано.

С того конца отключили связь.

Человек в полумраке вздохнул и выключил коммуникатор.

Следующего сеанса связи по расписанию придётся ждать дня три. Вот и проверим, чего стоит агент в реальном деле…

4. Перемены

Ласа вывел из дрёмы какой-то звук, уловленный краем уха со стороны Ксюни. Юноша мигом проснулся, открыл глаза — и услышал слабый стон сталочки, уже не раскинувшейся недвижимой куклой на лавке, а повернувшейся набок и морщащейся, словно от боли.

Лас в один миг пододвинулся к подруге, схватил её за плечи и начал легонько трясти, приводя в чувство.

— Ксюня, ты меня слышишь? Очнись, пожалуйста… Ты слышишь меня?..

— Лас… — невнятно простонала сталочка, но глаза не открыла. — Лас… это ты?..

— Да, это я. Ксюня, как ты? С тобой всё в порядке?

— Лас… ох…

Вдруг сталочка вырвалась из рук Ласа, перевернулась на живот, частично свесившись с лавки, и её вывернуло на пол.

Лас скривился, но удержал сталочку, чтобы она не свалилась с лавки, и успокаивающе забормотал:

— Не волнуйся: всё хорошо, ты в деревне, а если что-то не так, то мы вылечим тебя… Всё будет хорошо, вот увидишь…

Ксюня кашляла, сотрясаясь в его руках; когда приступ прошёл, она снова тихо застонала и легла обратно на спину. Глаза её оставались закрытыми, но было ясно: она пришла в сознание. И снова терять его вроде как не собиралась.

Лас аккуратно уложил Ксюню, укрыл её одеялом, убедился, что подруга успокоилась, а потом вскочил на ноги и ринулся к выходу.

Он буквально вылетел наружу и помчался по ещё не проснувшейся деревне к дому Зелмы. Пробудившееся чувство радости и сопутствовавшая этому надежда на лучшее окрыляли его, заставляя бежать быстрее.

Он должен был немедленно сообщить разведчице о том, что сталочка очнулась. А заодно и Плющу, жившему через три дома от Зелмы. Вместе они придумают, что делать дальше.

— Здравствуй, Ксюня. Это Зелма. Как ты себя чувствуешь?

Сталочка с трудом разлепила веки и увидела разведчицу, сидящую на корточках на полу перед ней, положив одну руку на прикрывающее Ксюню одеяло; рядом стоял контейнер с медицинским набором, который Зелма на всякий случай с собой захватила.

— Голова кружится… и тошнит… — с трудом ответила сталочка.

На самом деле ей было уже полегче, чем сразу после пробуждения, но всё ещё муторно и нехорошо. Она не помнила, что с ней случилось; последнее, что сохранилось в её памяти до того, как она очнулась в деревне, — это стремительно несущийся на неё мут с оскаленными клыками и паническое осознание того, что она ничего изменить не может.

Что произошло? Почему у неё ничего не получилось? Ксюня кое-как мысленно связала это с неудачей Ласа, но предположений о причинах этого выдвинуть не смогла, так как мозг всё ещё отказывался активно думать.

— Ничего удивительного: типичные симптомы сотрясения, — заключила Зелма, придвинула к себе контейнер, раскрыла и достала оттуда распылитель, безыгольный инъектор и пару ампул. — Сейчас я сделаю тебе укол, и станет немного легче. Несколько дней тебе придётся полежать; потом, если всё будет в порядке, сможешь и дальше тренироваться. Но о походах в лес на какое-то время придётся забыть. Дай руку

Разведчица прыснула из распылителя спиртом на кожу Ксюни, затем зарядила в инъектор препараты и один за другим впрыснула их ей в вену на внутренней стороне локтя, дважды нажав на кнопку прибора.

— Лас… — позвала сталочка уже почти нормальным голосом, поморщившись от неприятных ощущений, когда лазерный луч инъектора сделал в коже и кровеносном сосуде микроскопический прокол, в который устройство впрыснуло лекарства. — Что тогда произошло? Мут напал на меня, да?..

— Он врезался в тебя и отбросил, а ты от этого ударилась головой об дерево, — ответил Плющ, стоявший вместе с Ласом рядом с лавкой, в своей обычной прямой и жёсткой манере. — Мы принесли тебя в деревню, и ты провалялась в отключке весь день и всю ночь.

— Я не могла заставить его остановиться… — пробормотала Ксюня; Зелма капнула на место инъекции гелевой мазью и стала собирать оборудование обратно в контейнер. — Не могла… — Сталочка вдруг мелко затряслась, зажмурившись и прерывисто дыша, и Лас насторожился. Неужели что-то случилось?.. — Почему?.. — простонала Ксюня, и юноша понял, что его подруга плачет. — Я же всё как тогда делала…

— Ксюня, я… потом тебе всё объясню, — сказал Лас, садясь на место, освобождённое Зелмой, которая уже собралась уходить, и беря ладонь сталочки в свою. — Всё позади. Ты с нами. Мы поможем тебе. Поверь, всё будет хорошо.

— Хотелось бы верить… — тихо сказал Плющ, чтобы Ксюня его не услышала, и вслед за Зелмой вышел наружу.

Ему хотелось поскорее вернуться к себе и досмотреть последний утренний сон. Ксюне он, конечно, сочувствовал, но, во-первых, всё, как оказалось, было не очень и ужасно; во-вторых, с ней был Лас, который уж точно не оставит подругу, если что-то случится; ну и в-третьих, Плющ знал, что, кроме Ксюни, в этой жизни есть ещё много вещей, требующих его участия. Например, вдоволь поспать.

— Что, хочешь пораньше приняться за работу, закончить поскорее, а потом зависнуть где-нибудь со своей Зелмой? — угрюмо поинтересовалась Астрид, наблюдая со своей койки за тем, как собираются остальные экологи перед выходом в лес.

— Я не считаю правильным обсуждать с подчинёнными свои занятия в нерабочее время, — ответил Матвей, застёгивая куртку: встроенный в стену домика термометр показал сегодня минусовую температуру.

— А, значит, правда… Ты ещё за всё ответишь, гад… Тоже мне — начальник…

— Попрошу без оскорблений. Полномочия лидера группы я взял на себя исходя из сложившейся ситуации. При сглаживании противоречий нужда в этом отпадёт. Но, к сожалению, пока до этого не дошло.

— И вряд ли дойдёт. Я тебе отомщу — надолго запомнишь… на всю жизнь… Я же тебя…

— А зачем? — Матвей уже застегнул куртку и теперь стоял посреди помещения лицом к европейке; остальные столпились у двери, уже готовые к выходу. Эколог махнул им рукой: мол, идите за оборудованием на склад без меня, я догоню, — и снова повернулся к Астрид. — Что я тебе такого сделал? Так, отгородил от возможных неприятностей. А почему это случилось? Ты стала пакостить мне — только потому, что у меня появилась личная жизнь! А у тебя?.. Прежде чем обвинять других, взгляни в первую очередь на себя. Всё, не скучай.

И вслед за остальными Матвей вышел из жилого блока.

«Чёртов русский», — подумала Астрид. Внутри она буквально горела гневом, но снаружи сохраняла привычную надменную холодность. Ничего, она ещё покажет ему, кто тут главный…

В этот момент открылась дверь, и в помещение проскользнул Джордж. Подошёл к койке, на которой так и осталась сидеть европейка. Остановился, покачал головой:

— Астрид, что же ты делаешь?.. Ты ведь реально лишь сама себе вредишь…

— Тебя забыла спросить… Чёрт, вечно эти русские себя главными считают… Я докажу ему, что это не так. Мне нужен только коммуникатор, чтобы связаться с начальством Экокорпуса…

— Код от тумбочки Мэтта я не знаю, но… Не переживай: я использую свой браслет. У меня же его не отняли…

— Спасибо, Джордж. Ты окажешь мне большую услугу. Кстати, ты же вроде дружишь с этим Тумановым… Можешь на него как-нибудь повлиять?

— Я попробую, но… Ты же видишь, что он упёртый. Как решил, так и будет. Он нам это с самого начала давал понять… Вдруг не получится…

— Ничего: и для этого найдём средство, — криво ухмыльнулась Линдстрём. — Иди, Джордж. Ты же не хочешь, чтобы наш самозваный лидер неожиданно вернулся и застал нас вместе?

— Всё, иду. Не делай глупостей, Астрид. Прошу тебя.

И Джордж покинул жилой блок, оставив сотрудницу в одиночестве — перед целым днём беспросветной скуки и мстительных планов.

— Первый, Первый, как слышите, приём? — проговорил Миронов в микрофон браслета-коммуникатора.

Командир базы и начальник местной разведки сидел в своём кабинете и, включив квантовый экран, старался связаться с лейтенантами, прошедшей ночью вылетевшими на своих истребителях на разведку к спутнику планеты. Настройка системы связи была произведена очень тщательно: необходимо было синхронизировать квантовые поля коммуникаторов — зато после этого сигнал проходил мгновенно, сквозь любые препятствия, кроме чёрных дыр. Подполковник знал, что он всё сделал как надо, но всё равно нервничал. В конце концов, какое-либо из устройств могло и просто выйти из строя…

— База, это Первый, слышу хорошо, приём, — прозвучал из динамика не искажённый никакими помехами голос Зарубина.

Миронов с облегчением выдохнул. Пока всё идёт по плану. Но переставать волноваться ещё рано. Надо подождать ещё несколько суток…

— Первый, это База. Есть новости? Повторяю: есть новости? Приём.

— База, это Первый. Новостей нет. Полёт нормальный. Никаких отклонений не обнаружено. Спутник спит и излучает минимум волн. Датчики молчат. Приём.

— Первый, продолжайте облёт, будьте бдительны. Обо всём необычном сообщайте. Конец связи. Приём.

— База, конец связи, принял, отбой.

Зарубин замолчал.

Миронов переключил канал связи и соединился с Корнеевым.

Тоже ничего. Словно бы луна сама узнала о начавшейся разведке и уменьшила проявления своей аномальной активности…

«Без паники, — сказал себе подполковник. — Никаких преждевременных выводов. В конце концов, фактов у меня не так уж много…»

Но он понимал, что теперь права на ошибку не имеет.

— …Получается, сверхспособности теперь работают только там, где ещё не побывали экологи? — всё ещё слабым голосом спросила Ксюня.

Укол Зелмы подействовал: транквилизатор и анальгетик частично сняли тяжесть состояния сталочки, ослабив головокружение, головную боль и тошноту. Уже было ясно, что в скором времени она поправится.

Но психическое потрясение так просто не уходило. Ксюня не могла прийти в себя после того, как сверхспособность, в которую уверовала она сама, а за ней — и половина сталкеров деревни, так неожиданно обратилась в ничто. Ей казалось, что она потеряла что-то, какую-то важную характеристику, повод для того, чтобы гордиться собой, — и это угнетало её.

Однако теперь Лас ей всё объяснил, и ощущение потерянности чуть притупилось. Оказывается, не она одна что-то утратила. И пока что не полностью. Не везде.

— Получается, да, — кивнул Лас, сидя на корточках на полу около лавки, где продолжала пластом лежать сталочка, и держа её за руку. — Мы ещё не знаем, что делать; ждать, пока экологи обработают весь лес и примутся за деревню, мы не можем — и просить их, чтобы они прекратили свою работу, тоже. Зелма и Нурс что-то там думают, но окончательное решение, я так считаю, останется за нами, сталками. — Юноша покрепче сжал ладонь подруги. — Я уверен, всё будет хорошо. Поверь и ты, ладно?

— Да, — прошептала Ксюня и закрыла глаза.

Она успокоилась. В самом деле, зачем беспокоиться сейчас, когда ещё ничего не известно, когда она только восстанавливается после нападения мута… когда вокруг те, кто защитит и поддержит, наконец!

Но она внутренним чувством сталка знала, что неизвестность — это и есть самое страшное, что в период лечения она, Ксюня, мало на что сможет повлиять, что забота со всех сторон притупляет осторожность. И сталк в таких обстоятельствах медленно идёт к гибели. Превращается в изнеженного федерала. А этого Ксюня не хотела. Поэтому ей надо было поскорее выздороветь.

— Пустите, пустите меня к ней! — раздался из-за двери высокий голос Лины. — Я знаю, что Ксюня очнулась! Дайте мне поговорить с ней!

— А подождать это не может? — спросил стоявший у входа Плющ. — Там Лас с ней, ты можешь помешать…

— Пусть проходит! — попыталась крикнуть Ксюня, но вышло не очень громко: голос её был ещё слаб. Сталочка откашлялась и повторила попытку. — Пусть Лина заходит! Плющ, пропусти её!

— Да я уже сама прошла, — сказала Лина, распахивая дверь и входя в дом. — Принимай гостью.

Силуэт Плюща показался в проёме, но сам сталкер не последовал за Линой, на что были разные причины: он и его бывшая подруга старались сейчас поменьше контактировать, а ещё юноша на самом деле считал происходящее между Ксюней и Ласом слишком личным, чтобы туда вмешиваться.

— О, Линка, привет!.. — расплылась в улыбке Ксюня и даже повернулась к подруге, лёжа на лавке. — Давно не виделись…

— Лас, ты можешь выйти? Разговор личный. Пожалуйста, — сказала Лина, подходя к Ксюне и выразительно посмотрев на сталкера.

Лас взглянул на Ксюню. Та, подумав, кивнула.

— Ну хорошо. Только недолго, ладно?

Задержав взгляд на подруге, как бы проверяя в очередной раз, всё ли с ней в порядке, Лас вышел на воздух, к Плющу.

Сталочки остались вдвоём.

— Ну, и зачем такая таинственность? — спросила Ксюня и попробовала приподняться на локте, но, вновь почувствовав головокружение, легла обратно. — Случилось что?

— Случилось, — вздохнула Лина и присела рядом с Ксюней. — Вчера. Когда ты ещё в лесу была. Перед тем, как тебя в деревню принесли…

Она кратко изложила подруге свою проблему, оглядываясь на дверь и надеясь, чтобы парни случайно не подслушали. Особенно Плющ. От него Лина хотела случившееся с ней скрыть в первую очередь.

Ксюня слушала с круглыми от удивления глазами; она и подумать раньше не могла, что Лина решит повторить то, что однажды едва не привело Ксюню к гибели.

Когда Лина закончила, Ксюня покачала головой и изумлённо выдохнула:

— Ну ты даёшь… Мой пример тебя ничему не научил, а?

— Ты не понимаешь… У нас с Омелем всё по-настоящему…

— Помнится, до этого у тебя всё «по-настоящему» было с Плющом.

— Тут другое! Мы с Омелем лучше подходим друг другу! С ним мне на самом деле хорошо… Но только вот это… Ты же сможешь сделать для меня немного своего отвара, чтобы?..

— Да конечно, смогу! Но дело в том, что его надо пить сразу, как… Не знаю, подействует ли теперь…

— Но надо хотя бы попробовать! Авось пронесёт…

— Так, встать я пока не могу, поэтому слушай, что тебе нужно будет сделать…

Она уже закончила объяснять Лине рецепт интересующего ту снадобья, сказав напоследок:

— Только иди ко мне в дом: там сейчас никого… — как вдруг дверь открылась и в дом вернулся Лас, и Ксюне пришлось замолчать.

— Как у вас тут дела? Все свои тайны обсудили? — поинтересовался юноша, возвращаясь на свой пост около лавки подруги.

— Все, — ответила Лина и поднялась на ноги. — Ладно, Ксюня, пойду я… Ты не скучай тут, выздоравливай…

— До встречи, — сказала ей вслед Ксюня и, не удержавшись, добавила: — Расскажешь потом, как там у тебя всё получилось!

Лина показала ей кулак и вышла на улицу.

— О чём расскажет? — спросил Лас. — О чём вы тут говорили?

— Да так, о своём… Не забивай себе голову. Лучше иди ко мне, пока никто не видит…

Вереница усталых работников Экокорпуса, уже снявших с плеч контейнеры дезактивирующей жидкости со шлангами, ввалилась в жилой блок, где, как обычно, коротала время за рассматриванием синтепластового потолка отстранённая от работы Астрид.

— Ну что, много сегодня без меня леса очистили от радиации? — язвительно поинтересовалась шведка — в основном у Матвея, который, как всегда, шёл впереди всех и появился в помещении первым.

— Достаточно, — сдержанно ответил лидер группы, вешая куртку у входа и направляясь к своей кровати. — Благодаря карте загрязнений мы можем не поливать составом всё подряд, а продвигаться в определённые области леса, что облегчает и ускоряет выполнение задачи. — Матвей снял грязные ботинки и плюхнулся на койку. — Ещё пару недель походим по окрестностям Сталочной, потом надо будет сделать марш-бросок к Трубе, как тут называют реактор того корабля, а затем подумать и о самой деревне… Да что я тебе рассказываю: ты и сама всё прекрасно знаешь…

— Да уж конечно…

Туманов так и не определил, что Астрид имела в виду под этими словами, — и не стал особо заморачиваться по этому поводу. Активировал браслет, стоявший во время пребывания экологов в лесу в режиме ожидания… и увидел на панели уведомлений горящий значок полученного сообщения.

— Интересно, кто бы это мог быть?.. — пробормотал Матвей и нажал на значок.

На выскочившем небольшом голодисплее высветился текст послания. И пока эколог вчитывался в него, лицо его всё больше мрачнело, а зубы сжимались всё сильнее.

Дочитав сообщение и подчёркнуто осторожно выключив коммуникатор (не хотелось сломать, поддавшись нахлынувшим эмоциям), Матвей сел на кровати и обвёл тяжёлым взглядом остальной состав группы. На лице русского читалось явное недовольство, а также настороженное внимание к действиям других экологов, продолжавших, словно не замечая выражения физиономии Туманова, заниматься своими делами.

Посидев так секунд десять, Матвей остановил взгляд на Астрид и спросил:

— Ну и зачем тебе всё это понадобилось? Меня подставить? Поздравляю: у тебя получилось. Довольна?

— Не понимаю, о чём ты, — промурлыкала шведка, и от её беззаботного голоса внутри Туманова всколыхнулась волна раздражения.

Другие экологи прервали свои блуждания по Сети и в недоумении воззрились на того, кто недавно официально провозгласил себя их лидером.

Матвей вдохнул, выдохнул, почувствовал, что внезапный гнев пошёл на убыль, и бесцветным тоном, чтобы не сорваться, сказал:

— Судя по твоему тону, ты прекрасно знаешь, о чём я. Мне пришло уведомление из штаба Экокорпуса на Миракле. За то, что я позавчера «самовольно» взял на себя полномочия начальника группы и тут же якобы «превысил» их, отстранив тебя от работы и совершив ещё «ряд противоправных действий», — по интонации Матвея было легко понять, где он ставит кавычки, — меня отстранили от руководства группой и от работы в лесу в том числе. И угадай, кого назначили из вас на моё место? Тебя, Астрид. Тебя… Но как они пронюхали? Отчёт со своей версией событий я ещё не посылал, а твой комм у меня в тумбочке лежит…

— Считай, что это Вселенная сама тебя наказала, — ответила Линдстрём, поправляя волосы, вставая с койки и подходя к замершему на своём месте Туманову. — А теперь, как новый начальник группы, накажу тебя и я. Браслет сюда — быстро!

Она протянула руку к Матвею, копируя его же позавчерашнее поведение.

«Свергнутый лидер» снова стиснул зубы, пережидая новую внутреннюю вспышку гнева, затем сорвал с запястья коммуникатор и положил на ладонь нового «босса». Буркнул сердито:

— Подавись им…

— Хочешь, чтобы тебя вообще уволили? — Кинув на Матвея презрительный взгляд, Астрид отошла, забросила его браслет к себе в тумбочку, ввела код и вернулась к теперь уже бывшему лидеру. — А теперь верни мой.

Внутренне кипя, Туманов подчинился.

— Вот и славно. У тебя будет несколько дней, чтобы подумать о своём поведении, прежде чем я определюсь, что с тобой делать дальше. Желаю прекрасно поскучать, пока мы будем заниматься делом. И ещё — из лагеря ни на шаг. Узнаю, что ты встречался с Зелмой, — отправлю запрос о твоём увольнении из Корпуса. Надеюсь, это тебя образумит.

«Чтоб тебя…» — подумал Матвей и раздражённо откинулся спиной на постель.

Космос побери, кто же отправил «наверх» кляузу на него? И, главное, когда? Определённо вчера, между днями, когда Астрид уже была им отстранена и когда он получил это новое уведомление. Но она этого сделать не могла по объективным причинам. Значит, впрягся за неё кто-то из коллектива. Но кто? Джордж, Рауль, Мики? Как понять, кто из них враг?

Матвей не находил ответа: ничто не указывало ему ни на одного из них, — и поэтому злился.

Ничего, он вернёт себе честное имя… Придётся, наверное, прибегнуть к помощи Зелмы: у неё ведь есть своё устройство для связи…

Матвей надеялся, что о том, что он не послушается распоряжения новой «начальницы», никто не узнает. Ведь в лагере, да и вообще на этом берегу Сталки камер нет, а обращаться к военным за записями с борта единственного спутника-ретранслятора, обращающегося вокруг Сталкерры у Астрид духу не хватит. Или хватит? В конце концов, после сегодняшнего от неё можно ожидать чего угодно. Вплоть до выстрела в спину из парализатора. Теперь Матвей допускал и такую возможность.

Ведь если где-то там, «наверху», есть прикрытие, то здесь, а особенно если это самое «здесь» далеко от основной цивилизации, в принципе можно творить что угодно. До определённого предела, конечно… Но Матвей не знал, где у Астрид этот самый предел находится. А потому злился от осознания собственного бессилия.

5. Воззвание

Ксюня проснулась, зевнула и открыла глаза. Взгляд упёрся в потолок её дома, плохо различимый в полумраке.

Стало быть, пошёл третий день после того, как она пришла в себя, — и первый с тех пор, встреченный ею в собственном жилище.

Головокружения почти не чувствовалось, тошноты тоже. Кажется, лечение Зелмы определённо помогало. Ксюня уже могла вставать и ходить какое-то время, прежде чем её одолевала слабость, которую сталочка чувствовала после своей травмы. Тем не менее, прогресс был налицо, и вчера она уговорила Ласа, чтобы тот помог ей перебраться к себе — и при этом не оставался с ней на ночь. Пусть выспятся они оба, а не одна лишь Ксюня.

Сталочка осторожно потянулась и медленно села на лавке, спустив вниз босые ноги. Хотелось поскорее встать и сходить по нужде, но резкие движения всё ещё заставляли голову кружиться, и поэтому Ксюня изо всех сил старалась не спешить, чтобы не сделать себе хуже.

Она обулась, откинула одеяло и кое-как встала. М-да, подлечиться ещё немного не прмешало бы…

Набросила на плечи куртку: хоть и небольшое расстояние надо пройти, а всё же как бы зима на дворе, — и прошла к двери. Восемь осторожных шагов вместо обычных пяти. Толкнула деревянный прямоугольник, продолжавший казаться сталочке тяжёлее, чем до той злополучной охоты, посмотрела себе под ноги… и замерла.

У порога домика лежала стопка брешти, придавленная камнем и исписанная мелкими чёткими символами. Ксюня нагнулась, подняла один кусок брезевой коры и поняла, что текст написан на языке сталков. Вчиталась — и нахмурила брови, мало что поняв сразу. Что за Первосталк?..

Подняла всю стопку с земли и вернулась в дом. Положила на стол и снова направилась наружу.

Всё же потерпеть ещё немного, чтобы с ходу начать разбираться с находкой, Ксюня не могла. Надо было успеть дойти, прежде чем случилось бы то, чего она допустить не хотела бы.

«Ксюня! — была первая по пробуждении мысль Ласа. — Как она там? Всё ли в порядке?..»

Юноша скатился с лавки, поёжился: всё-таки, даже несмотря на включённый обогреватель, в доме было прохладно, значит, на улице — тем более, — и кинулся к выходу. На бегу распахнул дверь — и вдруг остановился, заметив, что ногами разбросал по мёрзлой траве у порога какие-то куски брешти.

«Что за?..» — подумал он, присел на корточки и принялся собирать чьи-то записи, которыми, воспользовавшись случаем, тут же начал играть холодный ветер.

Как попало сложил брешть в стопку, даже не взглянув на текст, засунул под мышку находку и, посчитав это чьей-нибудь глупой шуткой или чем-то в этом роде, поспешил, куда и планировал, — к Ксюне.

Плющ сжался в комок, спасаясь от неожиданно вторгшегося в его сон ощущения холода… и тут только понял, что уже не спит.

Сел на лавке, осмотрелся. Ага, ветер каким-то образом сумел открыть окно и ворваться внутрь; наверное, створки были неплотно прикрыты, а воздушный поток налетел сбоку и, будто бы «подцепив» одну из них, заставил открыться… Ну ничего, это мы сейчас исправим…

Плотно закрыв окно, молодой сталкер встал и оглядел помещение. Родители ещё спали: зачем рано вставать, если завтрак теперь можно приготовить всего за несколько минут, залив водой, стоявшей с ночи в нагретой печи, три порции концентрата? «Ладно, пусть спят, — решил Плющ. — Всё равно пока есть не хочется…»

Плеснув в лицо холодной водой из бадьи, стоявшей в углу дома, и вытершись рукавом, Плющ вышел на улицу… и увидел пачку исписанной брешти, на которую чуть не наступил.

Удивился, поднял, начал читать… и пока читал, простоял на месте минут десять, почти полностью отрешившись от реальности и не замечая ветра, задувающего под незастёгнутую куртку: так поразило его то, о чём он читал.

Привело Плюща в чувство лишь прикосновение к спине чьей-то жёсткой руки. Почувствовав это, молодой сталкер резко обернулся… и увидел отца, который стоял рядом с ним на пороге дома и щурился от света поднимающегося на зеленовато-сине-сиреневое небо солнца.

— Плющ, что случилось? — спросил велк Нурс и широко зевнул, прикрыв рот свободной рукой. — Почему дверь открытой оставил? Холодно ведь… Что это у тебя?

— Посмотри сам, — сдавленным голосом ответил Плющ и отдал отцу обнаруженные записи, а затем мимо него вошёл обратно в дом, сел на свою лавку и обхватил руками голову.

Он был слишком ошарашен, чтобы помнить, что же он хотел сделать этим утром. Находка не оставила ему этой возможности, заставив думать о ней, а не о том, о чём, по сути, следовало.

И в своих раздумьях Плющ постепенно заходил в тупик, из которого не мог самостоятельно выбраться.

Зелма проснулась от вибрации будильника из компьютера комбинезона. Привычно провела пальцем по сенсорной панели на левом запястье, выключая виброзвонок, вылезла из спального мешка (комбинезон автоматически прыснул на кожу дезодорантом), встала и принялась готовить себе завтрак из концентрата, попутно размышляя о том, что будет сегодня.

Недавно от велка Нурса поступило предложение перестать тратить энергию аккумуляторов, которых в рабочем состоянии оставалось всё меньше, и подключить электроприборы деревни к реактору в лагере экологов. Зелма даже ходила на разведку туда, чтобы установить, как именно следует провести подключение, но свободных гнёзд оказалось слишком мало для всех устройств. Поэтому она заказала дополнительный блок подключений, куда можно было свести провода от всех приборов и затем с помощью одного шнура соединить с энергоустановкой (реактор вообще работал только на два процента своей мощности, так что дополнительно понижать ток необходимости не было: блок-автомат, кроме прочего, постоянно обеспечивал бы везде нужное количество вольт и ампер), а также сами провода и удлинители, чтобы дотянуть электричество до всех обогревателей, плиток и лампочек.

И сегодня на планету должен был спуститься автоматический грузовой челнок с патрульного корабля во время ежемесячного пролёта последнего через систему. А конкретно — сесть на берегу Сталки около деревни и через полчаса улететь обратно, пока корабль-носитель не включил варп на максимум и не покинул систему во много раз быстрее света.

Однако перед тем надо было договориться с экологами о подключении деревни к их реактору. Зелма вспомнила об этом только теперь: ранее мозг был полностью загружен учебными планами и ежедневной подготовкой к проведению занятий со сталками.

«Ладно, позвоню Матвею, он не откажет», — подумала разведчица, ставя на стол исходящую паром тарелку, и набрала код лидера группы.

Пять, десять, пятнадцать секунд… Нет ответа.

«Спит, что ли?..» — удивилась Зелма и повторила вызов.

Три, пять секунд ожидания… Наконец, на голодисплее появилась надпись, подтверждающая ответ на звонок.

— Матвей, привет, это Зелма, — сразу заговорила разведчица. — Извини, если разбудила. Тут, понимаешь, такое дело…

— Да, разбудила. Но это не Туманов. Не надейся, — ответил надменный женский голос.

«Астрид?! — изумилась Видевская. — Откуда у неё коммуникатор Матвея?!»

Что-то случилось. Нехорошее. С Матвеем. Иначе ответил бы он, а не эта…

— А где он сам? Что-то произошло? Откуда у вас его браслет? — спросила Зелма, внутренне холодея, но стараясь по мере сил сохранять самообладание: как-никак, звания капитана специальной разведки с неё ещё не сняли.

— Матвей здесь, в лагере. И останется тут на весь день. И, может, даже не на один. Дело в том, что твой друг зарвался, воображая себя самым главным, пришлось его немного окоротить. Его комм у меня; связаться ни с кем он не сможет… А если узнаю, что в лагерь приходила ты и как-то помогала ему, — вы оба вылетите со своих мест ко всем чертям. Понятно? Всё, нам скоро выходить; спасибо, что разбудила.

Голографический экран высветил надпись: «Вызов завершён». Астрид, даже не удосужившись как-то закруглить разговор, отключила связь. Чёртова европейка.

«Нет чтобы нормально объяснить, в чём дело!.. — подумала Зелма, рассеянно глядя сквозь прозрачный дисплей. — Что это вообще было?! Что с Матвеем?! Если это она что-то с ним сделала, я… Хм, а что — я? Ничего, что-нибудь придумаю… Главное, чтобы с ним всё было в порядке!..»

Разведчица быстро съела остывающий завтрак, запила его тщательно прокипячённой водой из Сталки и поднялась с лавки. Надо проверить, как дела в деревне: не случилось ли ещё чего за ночь, как там Ксюня и всё такое… А также предупредить жителей о новом прилёте корабля в их селение.

«Похоже, грузовой челнок прилетает всегда с востока, — подумала Зелма, подходя к двери. — Иначе об аномалии стало бы известно и экипажу патрульного крейсера, а затем — и всем на космофлоте Федерации… Как бы там ни было, посадка, как и в прошлый раз, должны пройти нормально…»

Зелма распахнула дверь… и замерла, увидев под ногами стопку брезевых листов с аккуратно написанным на них текстом.

«Это ещё что?» — изумилась она, на всякий случай метнулась в дом за шлемом и «просветила» находку на предмет «жучков», взрывчатки, миниатюрных электромагнитных бомб, отравляющих веществ и прочих угроз безопасности.

Вроде всё в порядке. Содержание древесины — сто процентов.

Осталось проверить, что же там написано.

Зелма вернулась в дом с пачкой коры в руках, села за стол, включила освещение и принялась читать.

Брови её с каждой страницей взлетали всё выше, лицо принимало всё более хмурое и сосредоточенное выражение, а мозг работал на полную мощность, стараясь установить процент истины в этих строках и заодно источник этой информации.

А когда дошла до конца «документа», посидела немного, уперев локти в столешницу и держа голову в ладонях, собираясь в это время с мыслями, а потом включила комм и позвонила Миронову.

Когда же тот ответил на вызов, Зелма скользнула взглядом по его чуть осунувшемуся лицу и сказала:

— Товарищ подполковник… Александр Васильевич, у нас проблемы. У меня, у вас… у экологов… а может быть, и у сталков.

— И что всё это значит? — спросил Лас, сидя за столом у Ксюни и растерянно глядя на две кипы коры, лежащие перед ним. — Кому это всё могло понадобиться?

Они с Ксюней уже мельком просмотрели текст, но мало что поняли в нём. Ясно было одно: тот, кто написал всё это, хотел бросить тень на Федерацию, заставить тех, кто это прочитает, задуматься о том, стоит ли верить находящимся на планете федералам. Зелме, экологам… военным. Причём рассчитана эта акция была именно на сталков: на это указывали и брешть, и язык текста. Таким образом, сделал это кто-то свой. Или очень хорошо подготовленный чужак. И непонятно даже, какой вариант более вероятен.

— Кто-то, видимо, не любит Федерацию. И хочет сделать так, чтобы её невзлюбили и мы, — ответила Ксюня, прислонившись к плечу Ласа. — Другое дело, получили ли это послание лишь мы двое или…

— Когда я к тебе бежал, я видел точно такие же стопки у некоторых домов… В остальных это, возможно, уже нашли и прочитали. Плюща надо звать. И Зелму. И велка Нурса, если уж на то пошло. Вдвоём нам не разобраться…

— А впятером? — хмыкнула Ксюня. — Или вшестером, если Лина тоже придёт? Может, эту загадку мы не сможем решить нашими силами. А в это время написанное может обернуться правдой…

— Не смей в это верить! Зелму мы знаем ещё с тех пор, как… ну ты поняла. И с того времени она все силы тратила на то, чтобы нам помочь! Она-то уж точно полностью чиста! А остальные… Лучше не думать о плохом. Ведь нам тут никто, вообще никто не желает вреда! И если что-то и оказывается для нас пагубным, как лишение сверхспособностей, хотя вред этого Зелма так красиво оспорила… то это случайность. Просто стечение обстоятельств. Как и падение того корабля. Никто не хотел вредить, так получилось.

— Тут тоже — так получилось?.. — Ксюня кивнула на брезевую кору, сложенную на столе. — Я верю тебе, Лас. Честно. Но больно уж всё это странно, ты не находишь?

— Разберёмся, — махнул рукой юноша. — Если не сами, то с помощью военных. Зелма же не по своему желанию сюда прилетела…

Ксюня молча обняла его, сказав этим жестом больше, чем любыми словами.

Велк Нурс вошёл в дом и, держа в руке найденные записи, подсел на лавку к сыну, продолжавшему, обхватив голову руками, смотреть в одну точку на полу. Помолчал немного, взглянув на всё ещё спящую жену, затем негромко заговорил:

— Плющ… даже не знаю, что и сказать… Правда всё это или нет, решать не нам. Ты можешь поверить в прочитанное или не поверить. Что ты выбираешь?

— Я не верю… — прошептал молодой сталкер, сглотнул и продолжил: — Я не верю, что федералы — такие уроды конченые, какими их хотят здесь выставить. Если это так, то почему они себя ещё не проявили в таком качестве? Так долго скрывать… и сразу всем… невозможно!

— Тише, мать разбудишь… Теоретически может быть всё, что угодно, любые ужасы: Зелма же говорила, что там, в Галактике, есть место для зла, которое мы, отвыкшие от всего этого за четыреста тридцать лет изоляции, и представить-то себе уже не можем. И мы вправе либо оставить мысленно это зло там, далеко, где мы побываем нескоро, если вообще побываем… либо поместить его поближе, чтобы ни на минуту не забывать о нём. В конце концов, кто знает, как оно всё может обернуться…

— Зло — здесь? — Плющ нервно рассмеялся. — Да кому мы нужны? О сверхспособностях знаем только мы и Зелма, а больше ничего ценного у нас нет… Но кто, кто это всё написал? Неужели кто-то из деревни: ведь язык сталков ещё плохо известен федералам… Или Зелма? Да нет, это бред… Бред…

Нурс похлопал сына по плечу, встал и вышел наружу.

А Плющ остался сидеть на месте, изо всех сил стараясь сделать так, чтобы его мозг не заискрил от короткого замыкания противоречивых мыслей. «Это может оказаться кто угодно, — думал он. — Кто угодно… кто знал… или придумал?.. Зелма, кто-то из сталкеров, Лас, Ксюня… даже отец… Да нет, бред всё это! Зачем это друзьям? И отцу… И разведчице… К Первосталку, как же всё это сложно!..»

Но Плющ понимал, что Первосталк не поможет разобраться в случившемся. Надеяться можно было только на себя, на свои мозги — а также на помощь друзей, родных и знакомых.

Миронов выслушал Зелму молча, внимательно, не перебивая ни жестом, ни словом. Впрочем, как обычно. Лишь когда подчинённая умолкла, выложив информацию и задав пару полуриторических вопросов, подполковник, посидев ещё немного в раздумьях, сказал:

— Этого только не хватало… Так, Зелма, я могу тебе помочь сейчас тем, что предоставлю записи с камеры спутника-ретранслятора: вдруг он ночью пролетал над деревней и что-то видел… Остальное расследование — это уже твоя забота.

— Товарищ подполковник… скажите честно, чем вы сейчас заняты? Я же вижу: вы ночь не спали — значит, работали… А над чем работали? Скорее всего, над тем, что не могли лишь после моего доклада задвинуть на второй план. Над загадкой местной луны. Я права?

— Можешь считать, как хочешь, — устало усмехнулся Миронов. — Помни: чем быстрее ты докопаешься до истины, тем оперативнее мы сможем отреагировать на изменения ситуации.

— А экологи? Им может понадобиться защита. Неизвестно, как сталки отреагируют на… ну вы поняли…

— М-да, проблема… Ладно, пошлю с десяток людей… Экологи сейчас в лесу, да? Отследим их коммы и отыщем… Всё, действуй. У тебя не так много времени. Пока.

С голографического дисплея пропало лицо начальника, сменившись голубым мерцанием меню контактов.

Зелма перевела коммуникатор в режим ожидания, встала из-за стола, взяла на всякий случай с собой находку и вышла из дома.

Она уже знала, что станет делать в ближайшее время.

— Итак, начнём наше экстренное собрание. Повод — вот он, у каждого свой экземпляр. — Зелма взмахнула пачкой брешти, которую держала в руке, и шлёпнула ей (в смысле — пачкой) о стол.

В её доме собралась вся компания: велк Нурс, Лас, Плющ, Ксюня — а также Лина, которую молодые люди притащили с собой «для полного комплекта». Зелма не стала возражать: не до того было. Да и бессмысленно было что-то скрывать: все, у кого на плечах имелась голова, могли легко сделать нужные выводы.

— Сразу скажу: всё написанное — ложь в определённом плане, — продолжила разведчица. — Все те преступления, в которых обвиняют федералов, никоим образом не связаны с нами и нашей деятельностью на Сталкерре. Да, злодеи в Галактике есть — но они там, на других планетах… а также один или несколько здесь — тот или те, кто написал и распространил это гнусное… даже не знаю, как и назвать. Здесь говорится, что я, экологи, военные — все федералы на планете убийцы, диверсанты, грабители и так далее; мало того, создан неблаговидный образ Галактической Федерации в целом: мол, вся наша система управления коррумпирована, люди меркантильны, злобны и мелочны, а условия жизни простых людей не сильно отличаются от того, что имеете вы, сталки, и поэтому большинству населения приходится просто-напросто выживать. Всё это — преувеличение, причём настолько сильное, что поверить в это может только безумец. Да, нельзя отрицать наличие данных проблем в нашей жизни, но их масштаб намного меньше описанного, а «факты», которыми якобы подтверждаются обозначенные утверждения, — откровенная ложь. Но, как я надеюсь, вы и сами могли это понять.

Далее, здесь написано, что мы хотим разрушить вашу жизнь, подчинить деревню со всей остальной планетой себе. Это тоже неправда. Вы, сталки, являетесь уникальным явлением; Федерация не станет активно навязывать свои стандарты. Да, сделают какое-то представительство, может, организуют какое-то хозяйство на незаселённой территории — но это всё. Вы будете жить по-своему (как раньше уже не выйдет: концентраты и зачатки технологии входят в ваш быт, а дезактивация убивает ваши сверхспособности); это я вам гарантирую.

Собрала же я вас из-за другого аспекта проблемы с этими «записками». Они написаны на языке сталков принятым в деревне способом, из чего можно заключить, что их автор — сталк. Вопрос в том, кто это, а также — и это ещё важнее — откуда у него или неё эти данные. Эта акция явно придумана кем-то оттуда, — Зелма указала пальцем вверх, — кем-то, кто ненавидит Федерацию и решил заразить своей ненавистью и вас. Мы должеы вычислить этих людей и помешать им довести до конца их планы. Для этого мне и нужна ваша помощь, так как вы знаете всё… ну, почти всё, — поправилась разведчица, взглянув на Лину, — и вам я могу доверять. Прежде всего глупый, но необходимый вопрос: кто-нибудь выходил ночью из дома, видел что-либо подозрительное?

— Да, действительно, глупый вопрос, — усмехнулся велк Нурс. — Я лично всю ночь проспал как мутом зашибленный. Остальные — не знаю.

Юноши и сталочки дружно помотали головой.

— Ясно… Значит, придётся по-другому выяснять… Нет ли предположений о том, кто это может быть? Может, видели что-нибудь странное в последнее время?

— Всё самое странное с нами уже случилось, — сказал Лас. — Да и потом: мы так были заняты собственными делами, что ни на что другое времени не оставалось. Где уж тут заметить что-то необычное…

Кто-то пожал плечами, кто-то подтвердил слова Ласа. Лишь Плющ промолчал, вспомнив, как дней пятнадцать назад пришёл домой и заметил у отца какие-то записи на брешти, которые тот сразу стал складывать в коробку. Но делать выводы юноша не решился, подумав: «Да ну, бред… Не мог же отец…»

— Ну я и не надеялась особо… Ладно, если вспомните что-то, сообщайте. А сейчас… можете идти. Главное я вам уже сказала.

— И ты, если что, нас ставь в известность, — сказал велк Нурс, вставая.

Вскоре домик опустел. Зелма осталась одна.

«Подождать файл от Миронова? — подумала она. — Но там, на базе, с этим могут и час, и два провозиться… Через час-полтора солдаты доберутся сюда и оцепят лагерь экологов, а часть, возможно, отправится в лес, на их поиски… Их надо предупредить. А ещё — вызнать-таки у Матвея, что же произошло».

Она активировала компьютер комбинезона и включила функцию радара, которую ей пока приходилось использовать только при обучении. На голографической карте местности высветилось несколько ярких точек — местоположение коммуникаторов экологов. Четыре — в нескольких километрах к северу, одна — рядом, метрах в ста пятидесяти к востоку.

Зелма ещё немного поколдовала над экраном, и над каждой точкой высветился код из пятнадцати цифр. Разведчица скопировала коды в меню сообщений и разослала всем, кто находился в лесу, предупреждение о том, чтобы поскорее возвращались.

Это пока было всё, что она могла сделать для экологов.

А затем она вскочила с лавки, выскочила наружу и помчалась к лагерю экологов.

Там ждал Матвей. Там сейчас не было Астрид. Значит, можно было нормально поговорить.

Когда они все вместе вышли из дома Зелмы, Плющ подошёл к велку Нурсу и спросил:

— Пап… помнишь, я однажды пришёл домой и увидел, как ты прячешь в коробку какие-то записи, а ты ещё сказал, что это твой дневник? Скажи честно: это ты писал воззвание?

Велк остановился, повернулся к сыну и спокойно посмотрел ему в глаза. Плющ ответил таким же изучающим, немигающим взглядом.

— Нет, — наконец, ответил Нурс. — Это не я. Я бы не стал тратить на это целую гору брешти. Ты же видел, каким крупным почерком было написано то обращение? Я обычно пишу гораздо мельче. Там реально был мой дневник: я как раз заканчивал систематизацию своих прежних наработок по лесу… кстати, обидно, что они оказались сущей тривиальностью в свете современной науки… Тем более, зачем мне будоражить умы? Я горячо приветствую политику Зелмы как федерального наблюдателя и вообще заинтересован в скорейшем вхождении нашей планеты в Федерацию. Зачем мне идти наперекор себе — и воздействовать таким гнусным образом на всех сталков?

— Незачем, — вздохнул Плющ, кивнув. — Да, ты прав. Извини за вопрос, я просто проверял…

— Я понимаю. Сейчас вообще неизвестно, откуда может прийти беда. Особенно после такого. Важно определить, кому ты можешь доверять, но что важнее всего, — так это не ошибиться с этим. Ну что, пошли завтракать? Мать уже, наверное, проснулась…

— Пошли, — ответил Плющ.

С души молодого сталкера словно свалилась огромная туша мута. «Что ж, отец, тебе я верю», — подумал он и пошёл следом за велком к их дому.

Им обоим действительно нужно было подкрепиться.

Матвей не ждал Зелму в лагере.

После заявлений Астрид насчёт того, что, мол, ему нельзя выходить с поляны и типа он будет вообще уволен при нарушении данного распоряжения, Матвей твёрдо решил действовать. То есть — самому найти Зелму и, воспользовавшись её коммом, отослать в службу внутреннего контроля Экологического корпуса свой отчёт о ходе работ, в котором он расскажет и о проделках Астрид.

Проследив за тем, как остальные уходили в лес, и подождав для верности ещё с час, он выскользнул из жилого блока, где в одиночку коротал время ожидания, и, постоянно оглядываясь на лес, побежал в сторону деревни.

А вылетев из перелеска, он увидел, что навстречу ему так же быстро мчится Зелма, в своём серебристом комбинезоне похожая на…

Матвей не успел додумать сравнение. Ему пришлось притормозить, чтобы уменьшить общую скорость сближения, и Зелма через пару секунд влетела в его объятия.

Постояли пару секунд в обнимку, слушая дыхание друг друга (тяжеловатое — взволнованного эколога и лёгкое — почти что не запыхавшейся разведчицы). Потом Зелма прошептала:

— Матвей… Что случилось?..

— Я понадеялся, что кое-кто лучше, чем кажется с виду, — ответил Туманов, продолжая ненавязчиво прижимать её к себе. — И ошибся. Эх, похоже, некоторых на самом деле только могила может исправить…