Принц не трусил.
Не боялся.
И даже не опасался, ясно вам?!! Просто Найджелу было немного не по себе. И улица Могильщиков в неверном свете фонарей казалась особенно зловещей, и ступеньки скрипели как-то гадко, и Лэ Стиорта, вставшая на пороге, казалась жрицей древних культов, адепткой самого Плетущего судьбы и Путающего нити…
Черная мантия окутывает женщину, черные локоны падают на плечи. Белое мраморное лицо. И только губы алые, как кровь. И бездонные черные глаза…
Спасибо вечерним сумеркам. Чтобы добиться такого эффекта, пришлось извести полбанки свинцовых белил, и при дневном свете это было бы очень заметно. А так…
– Ты пришел…
– Я пришел, – подтвердил Найджел, испытывая желание пуститься наутек.
Лэ Стиорта подняла руку – и слуга тут же подвел к ней коня. Она устроилась в седле боком и взглянула на принца.
– Поедем. Нам надо успеть…
Слуга уже подводил лошадь и принцу и вел себе коня. Он и поехал первым.
Лэ Стиорта не управляла лошадью, слуга намотал поводья на луку своего седла. Она ехала, отрешенно глядя по сторонам, и люди отводили в сторону глаза. Слишком уж неживой, мраморной маской казалось ее прекрасное лицо.
Найджел подумал, что Лэ Стиорта красивее леди Френсис, но совершенно не вызывает желания. Только ужас и отвращение, как ядовитая змея.
Лэ Стиорта, для которой мысли принца не остались закрытой книгой, изо всех сил «держала лицо». Холодное, отстраненное…
Какой же дурак!
Какой же потрясающий идиот!
И ЭТО будет править Аллодией?
Ну уж нет!
Они проехали городские ворота, на которых стражники и не попытались остановить троицу, а только осеняли себя святым ключом и, кажется, хватались за амулеты. Сколько им было заплачено за такой спектакль, знал только Вереш Трипс. Подготовка была полностью на его совести. В доме Ластара обходилась своими силами, но за городом ей требовалась помощь.
И Вереш не подвел.
На перекрестке трех дорог уже был разведен костер, Вереш помог своей любимой спешиться, перехватил поводья коня у принца и отошел в тень.
Теперь дело было за Лэ Стиорта. И женщина не подвела.
Она красивым жестом сбросила плащ на дорогу, оставшись в глухом черном платье. Пошито оно было так, что совершенно не стесняло движений, а еще правильно развевалось, создавая иллюзию черных крыльев. Особенно в темноте.
Много секретов было у этого платья. Главное – держаться подальше от костра, мало ли… попадешь так лоскутком, вспыхнешь…
Неприятно будет.
Один раз с Лэ Стиорта так и получилось. Но сейчас она не могла себе позволить проколов. А потому…
Один проход, так, чтобы принц побледнел еще больше. И встать с другой стороны от него, у костра.
– Великая! Мать ночи, царица Тьмы. Повелительница дорог, взываю к тебе!
Лэ Стиорта красивым жестом простерла руки над костром. Пламя изменило свой цвет на мертвенно-зеленый. Ненадолго, но Найджелу и того хватило, чтобы шарахнуться.
Матильда бы фыркнула: «Профанация». Уж что-что, а химию она в школе учила. Но ее тут не было, и принц верил, по морде видно.
– Услышь меня! Дай силу моему голосу, напитай травы своим соком! Да свершится по моему слову, да будет исполнена Твоя воля, воля той, что выше Иных…
Пламя поменяло свой цвет на фиолетовый, потом опять на зеленый[4].
Лэ арраша ассе шен!
Шарра таррше асса хен!
Вирен лэрша ин саввир!
Тасса ранше дер ханнир!!!
Лэ Стиорта закончила заклинание.
Пламя сменило свой цвет с зеленого на малиновый, вспыхнуло что есть силы, по лесу пронесся тоскливый волчий вой, а потом в руке у колдуньи, словно из воздуха, материализовался флакон синего стекла.
– Благодарю тебя, Госпожа!
Костер опять взметнулся зеленым.
Лэ Стиорта, откровенно жуткая в этом пламени, протянула принцу флакон.
– Возьми, господин. Мать ночи ответила на твою просьбу. Подливай по три капли в день, и через месяц увидишь результат.
Найджел протянул дрожащую руку, и колдунья вложила в нее склянку.
– Деньги!
Принц кое-как отцепил от пояса кошелек. По лесу пронесся волчий вой, в этот раз еще сильнее, еще злее…
– Ее слуги пришли. Они зовут.
Найджел вздрогнул.
– Уходи, господин. Я останусь, чтобы ты смог уйти…
В руку Найджела ткнулись поводья. Он судорожно сжал их, вскочил на коня – и что есть силы ударил его каблуками по бокам.
Бедное животное заржало и взяло с места в карьер. Миг – и только пыль столбом на дороге.
Лэ Стиорта откинула назад голову и расхохоталась.
– Отойди от костра. Нанюхаешься. – Вереш был спокоен и хмур.
Лэ Стиорта послушалась, но продолжала посмеиваться.
– Ты видел, как он дрожал? А как пятился?
Вереш умело затаптывал пламя.
– Да уж…
Лэ Стиорта вытащила из ноздрей кусочки корпии, пропитанной маслом. Не просто так костерок был разведен, и не простые травы в него полетели. А кое-что дурманящее, снижающее критичность восприятия.
Чтобы не нанюхаться, приходилось принимать меры.
Жрица не может быть пьяной, хохочущей, терять координацию… она должна быть жуткой и величественной. Вот и приходится соответствовать.
Верешу – прятаться в темноте и выть.
Лэ Стиорта – доставать кроликов из шляпы, то есть сыпать в костер химикаты и пользоваться потайными карманами.
Ловкость рук и никакого мошенничества. Так-то! И пусть дураки верят. Пусть их…
– Заклинание получилось очень душевным, – ухмыльнулся Вереш.
Он тоже знал язык степняков. Это знать им брезговала, а Лэ Стиорта учила в свое время, от матери, и ее друг тоже учил. Мало ли…
Позволь побыть с тобой наедине.
К твоим губам прижаться.
Не расставаться больше никогда.
Навек с тобой одной душой остаться.
Страшное заклинание, не правда ли?
Хозяин Интары Сиарошт любил поэзию. И читал ее иногда… в процессе. Вот и запомнилось.
– Может, здесь переночуем? – предложила Лэ Стиорта. – Не хочу сейчас в город…
Вереш улыбнулся подруге.
– Ты сходи умойся. Тут ручей недалеко. А я пока нормальный костерок разведу, да и одеяла у меня с собой, и корзинка с едой…
– Вереш – ты чудо! Я тебя обожаю!
Лэ Стиорта удалилась в темноту, умываться. Вереш проводил ее взглядом и вздохнул.
– Но не любишь, Ласти. Пока еще ты любишь другого… пока. Что ж, я подожду. Я терпеливый. Все равно ты моя будешь.
И принялся обустраивать стоянку. Надо ведь позаботиться о любимой.
Заодно и кошелек сунул в карман… тяжеленький.
Это хорошо, деньги им нужны. Определенно.
Потом он отсыплет чуточку, а остальное отдаст Ласти. И – нет. Он не ворует. Он все отдаст любимой, когда придет время. А пока – вот так.
Больше никто этой ночью не вспоминал о Найджеле.
Его высочество рухнул на кровать как подкошенный.
Жуть жуткая!
Кошмар!
Принцу было страшно, очень страшно. Он никогда не видел такого… с кем же он связался?
Но ночь осталась за окнами, а в покоях было спокойно и привычно. Вино опять же помогло, и Найджел уже без страха достал из кармана склянку, вгляделся.
Самая обычная темная жидкость. Острый пряный запах.
Травы? Или…
Страшно.
Найджелу было страшно, но снявши голову – мечтают о короне. А он мечтал. И точно знал, что завтра подольет отцу первые три капли зелья. Сам подольет, никому не доверит.
Все равно душу губить, так пусть хоть корона его будет. И Аллодия.
И вообще, отец сам виноват…
Найджел так и забылся пьяным сном, не выпуская из рук заветного пузырька, в котором плескалось его будущее.
Балы, красавицы, роскошь, преклонение, власть…
И все это будет его. Уже скоро, очень скоро…
Каждый рыбак знает – ловить надо на рассвете. Но сома, к примеру, ловить надо ночью. И чем глуше, тем лучше, он крупнее будет.
А чтобы ловить ночью…
Встать надо к полуночи, собраться, лучше с вечера, уложить все в лодку-плоскодонку, а как все в доме уснут, выпить чашку горького травяного взвара, ну и к Интаре.
Подождать по дороге друга, с которым уговорились пойти таскать сомиков, крепко поручкаться – как взрослые, да и взрослые уже, чай, десять-то каждому есть… ну… почти есть! Сесть в лодку, оттолкнуться веслом – и туда, где с вечера заботливо разбросали приваду. И разбрасывали уж несколько дней подряд. Далековато, конечно, от деревни, а что делать, если сомики водятся только в Натаньиной заводи? А это два часа вверх против течения… пешком-то все четыре топать, как бы не больше. А обратно до Ухаровки Интара донесет…
Обратно, конечно, не раньше полудня, но ежели с уловом придут, то матери и ругаться не будут. Всем известно, что сомик – рыбка вкусная и для детей пользительная, болеет малышня потом меньше…
– Слышь, Мих, а что это там?
Симар и Мих дружили давненько, с детства, рыбачили вместе, проказничали вместе и удачно дополняли друг друга.
Высокий худой Сим, который всегда готов был на любую шалость и проказу, и обстоятельный толстенький Мих, который не соглашался ни на что, не просчитав последствий.
Вот и сейчас, с рыбалкой, идея была Сима, воплощение – Миха. Удочки – Сима. Плоскодонку нашел Мих.
Сим был повыше, зрение у него было получше, ну и… первым замечал все интересное тоже он. Мих вгляделся туда, куда тыкал грязноватым пальцем Сим.
Сначала мальчишка даже и не понял, что видит.
Звезды? Так низко? Так много? Непонятно…
А потом…
Темнота, да… Но это мальчишки на реке и в темноте, а эти…
Степняки и не скрывались. Сорок тысяч. Кто может им противостоять? Здесь? Аллодийская кавалерия – да, но не ночью ведь? Не в темноте?
А мальчишек они просто не увидели.
Степняки расположились как раз неподалеку от той самой Натаньиной заводи с сомами – по преданию, некая девица Натаня в ней утопилась, спасаясь то ли от свадьбы с нелюбимым, то ли боясь травить плод, с той поры сомы-то в заводи и появились. И видно их с воды было просто отлично. Мальчишки замерли.
По счастью, Интара была речкой коварной и извилистой, и деревьев по ее берегам было достаточно. Вот и Симару с Михом повезло.
Старая ива склонила ветви аж к воде, под нее-то и заползли мальчишки, считая, один – огни справа от себя, второй – слева…
В среднем на один костер приходилось десять человек… Мих и Сим сбились, когда закончились пальцы ног, и в ужасе переглянулись. Степняков они узнали сразу. Гортанно-шипящую речь, черные косы, остроконечные шапки…
– Что делать-то, Мих?
– Обратно править. И к старосте бежать.
– Выдерет он нас…
– А коли не поверит, то криком кричать, народ поднимать и уводить. Хоть своих, – Мих шептал, и на круглом лице его была решимость. – Придут твари, младенцев на копья взденут, баб заголят, да и мы… сам знаешь.
Сим кивнул.
Он знал о степняческом обычае не оставлять в живых ни одного ребенка, который поднялся макушкой выше стремени коня. Чтобы не вырастить мстителя.
Можно подумать, маленькие дети не способны разобраться, где враги, а где друзья! Ха!
– Услышат нас…
– А мы потихоньку… Делай, как я.
Плоскодонка – лодка невысокая. И мальчишки принялись за дело.
Тихо-тихо, только что не зубами отгрызали ветки ивы, обматывали весла рубахами, обмазывались придонным илом, чтобы не сверкнуть в темноте белой кожей… кой шервуль – холодно? С них пот лил в четыре ручья!
Лодку забросали ветками, скрадывая очертания, получился этакий плавучий островок, весла обмотали тряпками тоже не просто так, а чтобы плескало тише, сотворили святой ключ, помолились и поползли. Не вдоль берега, чуть поодаль, медленно…
Повезло в том, что шли они по течению, а мало ли всякой дряни лесные речки носят? Ой, много… Тут и коряги, и травяные островки, и дохлые твари.
Ребятам и помогать речному течению почти не пришлось, так, чтобы к берегу не пристать, чтобы из лодки не высунуться…
И повезло мальчишкам еще и в другом.
Река же…
Степняки ждали нападения с суши, на суше засады ставили, там они бы мигом разведчика заметили. А с реки…
В сознании степняков река угрозой не была. Всадники ведь.
Староста Бурим давно уж спал, когда в дверь забарабанили что есть сил.
Первой подскочила его жена, Меланья, а за ней уж и дети, и родители.
– Что… как?
В дверь молотили что есть силы. А когда Бурим, вооружившись топором для верности, распахнул ее, два тела упали ему почти в ноги.
Топор вернулся в угол.
– Эт-то что такое?
«Таким» оказались двое мальчишек. Симар и Мих, обоих Бурим отлично знал, только вот не водилось за ними – такого.
Шкоды – были, вредности были, но вот так, среди ночи…
– Бур, да ты погляди, – вступилась жена. – Их же трясет всех…
И верно, мальчишки были полуголыми, грязными, что те шервули, растрепанными, и колотило их так, что за шкирку вздерни – сами мотаться будут.
Видимо, что-то их так напугало, что добежать смогли, а потом и упали. На самом пороге, осознавая, что все, они – дошли. Видел Бурим такое, бывало… только вот вспоминать не хотел. Ни где видел, ни что делал…
Кое-как староста закинул мальцов на лавки и потопал к печке, где с вечера сберегался горшочек молока. Раз уж такое дело…
Теплое молоко помогло. Мальчишки опамятовались.
– Что случилось?
Бурим не был бы старостой, не будь он умным и серьезным человеком. И услышав рассказ мальчишек о том, как они порыбачить взялись, а в Натаньиной заводи степняки…
Бурим и заводь знал, и протоку, и…
Повоевал он в молодости. Бывало.
Расспрашивал мальчишек и понимал, что все верно. Неоткуда им такие подробности знать. Про степняков, про все…
Молчала, прикусив уголок платка, жена, прижались друг к другу дети… Наконец, Бурим принял решение.
– Мели, беги по домам. Народ поднимай, кажи, пусть берут, что могут, через час уходить будем. Скотину… эх-х-х! – Одна мысль была противна крестьянину, но… – Скотину пусть хоть режут, хоть выгоняют, с собой не потащим, если только кого посмышленее. Будем уходить в Северский лес. Я сейчас к Дорту, а потом к Гаселю. Надо гонцов разослать по соседним деревням, людям знать дать. И в крепость кого послать.
Мальчишки просто на глазах расправляли плечи.
– Дядь Бурим, мы можем… – заговорил Сим.
Бурим только рукой махнул.
– Вы, мальцы, уже сделали, что могли. Всех нас спасли…
Мальчишки переглянулись. Герои ж… И с небес на землю их спустили только грустные слова старосты:
– Теперь бы мне деревню убедить да увести всех…
Впрочем, Бурим действительно не зря был старостой.
Ухаровка собиралась быстро и молча, подстегнутая страшным шепотом и обрисованными перспективами. Несколько воинов, в том числе и Бурим, о развлечениях степняков знали не понаслышке. И рассказывали так, что у людей мороз по коже бежал.
Инкор?
Шервуль его знает, тот Инкор. Если там и правда столько народа, могли с налета взять. Или еще чего похуже… ох, могли.
Бурим и размышлять не стал. Послал пару охотников на разведку, а сам…
Не в степи живем, в лесу. Туда и уходить будем.
Чтобы у приличной деревни да лесного схрона не было? Ох, разное в жизни бывает, разное… Имелся такой схрон и у ухаровцев. Лесной овраг, в котором обустроены землянки. Век не проживешь, но даже зиму перезимовать – и то сгодится. Мало ли…
Туда и уходить собирались. Лес – он и прокормит, и укроет, если понятие иметь. Да и… Лучше уж пару дней пересидеть да дураками оказаться, чем попасть степнякам в лапы. Ох, лучше.
К тому времени, как вернулись посланные на разведку охотники (эти мудрить не стали, а просто повторили то же, что сделали мальчишки, сплавав вниз по реке), в деревне, считай, никого почти и не осталось. Разве что над скотиной причитали самые упрямые… но услышав, что все правда…
Угроза жизни придает людям потрясающую прыть! И так убавляет желание спорить…
Еще до рассвета Бурим командовал обустройством деревни на новом месте. А Мих с Симаром распускали хвосты перед сверстниками.
А то ж!
Сплавали!
Разведали!
Всех предупредили!
Герои? Конечно, герои!
Мысль о том, что на пути степняков окажутся и другие деревни, пока мальчишек не посещала. Им и своих хватало…
А вот Бурим думал и об этом. И мрачнел с каждой минутой.
От Инкора – два перехода. Степняков всяко больше десяти тысяч. И как их останавливать? И кто окажется в жерновах? Аккурат между степняками и своими? Или на пути у степняков, когда тех прочь погонят? Ох-х-х…
– Доброе утро, Антон Владимирович.
– Доброе утро. Малена, а чего ты вчера так рано ушла из клуба?
– У меня были дела дома, Антон Владимирович.
– Жаль…
Мотя пожала плечами.
Жаль там, не жаль… вот ей – нормально, а остальных и не спрашивали.
– Тебе в «Атланте» понравилось? Ходить будешь?
– Нет.
– Не понравилось – или не будешь?
– И то и другое, – вежливо ответила Матильда. Голова у девушек была занята совсем другим. Повесткой из суда, к примеру.
Вот ведь дрянь!
Что самое обидное, в повестке ничего не сказано ясно. Вызывается такая-то, число, время и куда! То есть адрес суда. А что, почему, зачем…
Она уже в суд звонить пыталась, но справок не давали. Самой сходить, что ли?
А смысл?
Матильда и так догадывалась, кто мог ей удружить. Мамочка, при Парашиной поддержке. Или есть сомнения?
А вот чего они хотят?
Она назначена ответчиком, но на какие именно обвинения придется отвечать? Черт его знает! По вопросам наследования? Это что угодно, от завещания до дарственной, слишком расплывчатые формулировки.
Нанять адвоката?
Она уже проконсультировалась по знакомым, сколько что стоит. Это тоже не так дешево, и уж Матильде точно не по карману. Просто прийти, обратиться, чтобы ее выслушали и отправились с ней в суд – придется четверть зарплаты отдать. Может, и понадобится, конечно, но сначала лучше сходить самой. Посмотреть, с чем столкнуться придется.
Сериалы Матильда поглядывала, примерный порядок заседания знала, язык у нее тоже был подвешен, авось отболтается?
Не осудят же ее на первом заседании?
Взять с собой имеющиеся бумаги, ксерокопии паспорта и регистрационного свидетельства, чтобы не словами едиными, благо в свое время ксероксов наделали с запасом, и сходить. Посмотреть, поговорить за жизнь…
Вот ведь твари!
Оригиналы занимали свое место в банке, ключик висел на шее у Матильды, копии лежали дома…
Сначала сходим, потом будем продумывать защиту или нападение, как получится. По крайней мере, она ничего не тратит, а то суды у нас – дорогое удовольствие.
За заявление плати, юристам плати, госпошлину плати… что-то там еще тоже платить надо. А она ответчик, то есть просто прийти и послушать. Пока…
– …Зря.
И что она прослушала, интересно?
Оставалось просто промолчать. Антон понял, что ничего от секретарши не услышит, и кивнул.
– Ладно. Иди. И договоры за май прошлого года мне принеси, хорошо?
Матильда упорхнула из кабинета.
Вот… как же не ко времени все эти мужчины! Они что, сами не понимают? Не до них девушке, проблемы у нее!
Проблемы!
Хорошо хоть у Малены все было мирно и спокойно. Она ехала в столицу, Ардонские буквально пылинки с нее сдували, с Астелой и Даранель Малена нашла общий язык, Динон пытался ухаживать, но без особого энтузиазма, а граф и графиня выполняли роль пастушьих собак при стаде невинных овечек.
И неплохо выполняли, надо заметить. Пресекали неподобающие разговоры, следили, чтобы девушки не отбивались от «стада», не настаивали на тесном общении Малены с Диноном, так, делали зарубку на будущее…
Одним словом – благолепие.
Жаль, у Матильды был слишком беспокойный характер, чтобы просто наслаждаться путешествием, об этом она и завела разговор с Маленой.
Ехать – хорошо, но мало. Рано или поздно они доедут. А что потом?
А потом столица, которая по определению болото с гадюками. Да такое, что нормальной змее там ловить нечего. Отравится в первые пять минут.
Об этом Матильда и заговорила с подругой.
– Малена, а что мы будем делать в Аланее?
– Эм-м-м…
– Вот мы приехали. Что дальше?
– Мы отправляем письмо в королевскую канцелярию, с просьбой об аудиенции.
– И долго эту просьбу удовлетворять будут?
– Я – Домбрийская…
– И? Это на что-то влияет?
– На скорость рассмотрения. Дней пять-шесть.
– Ага. Потом мы приходим к королю.
– Следует разговор, как я понимаю. По итогам которого его величество решает, вводить ли меня в права или предпринять что-то другое.
– К примеру?
– Выдать меня замуж. Передать титул моим детям – если я недостойна. Перевернуть герб и засыпать Донэр солью…
– Последнее – крайний вариант?
– Да.
Матильда вздохнула. Насколько она знала… ох, плохо зависеть от воли одного конкретного человека. Согласно закону подлости, он обязательно окажется сволочью. Вот.
– Что получаешь ты – понятно. А король? Какую выгоду поимеет с тебя – он?
Теперь пришла очередь Малены недоумевать.
– То есть?
– Я тебе вечером «Анжелику» поставлю. Там героиня могла получить многое, если ляжет с королем в постель.
– И получила?
– Нет. Она не смогла, у нее была большая и чистая любовь к мужу, для короля там щелочки не осталось.
Малена вздохнула.
– Не хотелось бы до этого доводить…
– А если поставят ультиматум?
– Не знаю. Не хочу знать…
– И все же? Каждый за себя, один Бог за всех… что получит для себя его величество?
– Крепкое герцогство?
– Это мы знаем, что ты в состоянии и взять его, и удержать. А он? На тебе не написано, что ты умница.
– И что тогда делать? Как я могу это доказать?
Как-как! Динамит изобрести, ясное дело. Но подруге Матильда этого говорить не стала, ни к чему. Просто многозначительно хмыкнула.
– Есть у меня одна идея. Как раз на этот случай…
– Расскажешь?
Матильда отрицательно покачала головой.
– Сейчас это не столь важно. Понадобится – расскажу.
– Хорошо…
Малене тоже не хотелось разговаривать о таких грустных вещах. И Матильда перевела тему.
– Если тебя решат выдать замуж… что мы будем делать?
– Только соглашаться. С королем не спорят.
– И ехать в Донэр?
– Ну… а что ты предлагаешь?
– Малечка, вот не знаю, как ты, а я бы не собиралась подчиняться супругу, о котором известно только то, что его король назначил. Не королю же с ним жить и спать?
– И?
– Во все времена были и дурочки, которые покорно ехали в деревню, и их противоположности. К примеру, Таис Афинская или Аспазия, но это из древности, а из современности – Нинон де Ланкло, Диана де Пуатье или Марта Зелле, к примеру…[5]
– Это кто?
Историю Матильда знала неплохо, хотя и достаточно однобоко, но на Малену ее рассказ произвел впечатление. Особенно про Мату Хари. Но и про гетер тоже…
– И что я должна делать? Я же не смогу обнажаться…
– Не надо. Ни обнажаться, ни спать с кем попало… Ты должна стать уникальной.
– А как?
– Стихи, к примеру. Этого добра я достаточно знаю.
– Некрасиво выдавать чужое – за свое.