На перекрестках времени

Ларец стоял на середине стола. Джессон Робинс повернул его к свету: 18 дюймов пожелтевшей от времени слоновой кости сверкали, как полированное дерево.

— Может быть, это только воображение, — подумала Талахасси, — но этот предмет имеет какое-то… — Она подыскивала правильное слово и тут же поняла, что не скажет его вслух, — …очарование. Ларец раскрывался с четырех сторон. Даже не дотрагиваясь, Талахасси видела, что в слоновую кость вкраплено чистое мягкое золото древних времен.

— Ну, — сказал, наклоняясь вперед, седой мужчина, по-видимому, работающий здесь, — можете вы разъяснить нам, что это такое, мисс Митфорд?

Талахасси с трудом оторвала взгляд от ларца.

— Не знаю, — призналась она, — здесь есть элементы африканского рисунка. Смотрите. — Она показала пальцем на изогнутую золотую полосу на крышке, похожую на извивающуюся змею. Правда, у нее не было змеиной головы — полоса драгоценного металла напоминала также стилизованный охотничий нож. — Это действительно составляет две известные эмблемы древнего королевства. Эмблема на верхней части — «плуг», который, как мы полагаем, носили правители Мерсе. А эта отметина скорее всего позднейшего периода, — символизирующая лезвие меча в форме змеи. Однако, никогда я не видела, чтобы меч и змея были соединены. Династия Мерсе многое заимствовала у Египта, а там змея была знаком королевского достоинства и обычно составляла часть короны.

— Здесь, — ее палец двигался по кругам, изображенным на стенах ларца, — опять символы. Они очень близки к золотым значкам, которые носили «омывающие» Ашанти — королевские слуги, обязанные оберегать от осквернения злом. Тут представлены символы двух, а может, и трех народов африканской истории, и, несомненно, это очень древняя вещь.

— Значит, вы считаете, что это достойно музея? — настаивал человек, представившийся Джессону как Роджер Ней. Он говорил нетерпеливо, словно хотел во что бы то ни стало добиться у нее ответа. Эта его манера говорить вызывала у Талахасси желание спорить.

— Мистер Ней, я студентка, присланная сюда помочь в составлении каталога коллекции Девиса Брука. Есть множество тестов, чтобы установить время изготовления этой вещи, но прежде всего необходимо определенное оборудование. Я могу сказать только, что это произведение искусства… — Помолчав, она спросила: — Вы видели жезл в коллекции Брука?

— При чем тут он? Или вы хотите сказать, — Ней указал на ларец, — что это может быть частью той коллекции?

— Даже если и так, — осторожно ответила Талахасси, — он не был включен в официальные таможенные списки. Но… — Талахасси покачала головой, — вам не нужны догадки, вы ждете определенного ответа. Сегодня вечером приезжает доктор Румэн Кэри изучать коллекцию. Я советую вам встретиться с ним и показать ларец. Он крупнейший специалист по искусству Судана.

— Ты уверена, что это суданское искусство? — спросил Джессон.

Талахасси пожала плечами.

— Я ни в чем не могу быть уверенной. Я могу сказать только, что вещь эта очень древняя. Родиной ее я считаю Африку. Но такого сочетания символов я никогда не видела. Если бы я могла… — Она протянула руку к ларцу, но руки Нея метнулись с быстротой молнии и крепко схватили ее за запястье.

Талахасси изумленно взглянула на Нея.

— Ты не знаешь, — быстро заговорил Джессон, боясь, что она взорвется, как это случилось, когда они были еще детьми, — эта штука горячая!

— Горячая?

— Она излучает какую-то форму энергии. В сущности, поэтому ее и нашли. Это была чистая случайность. — Он отпустил ее руку.

— Один из наших рабочих поехал в аэропорт, чтобы положить в камеру хранения инструменты. У него был счетчик Гейгера, который вдруг начал щелкать. Рабочий быстро установил, что источник радиации находится в соседней камере. Он вызвал меня. Мы взяли в порту ключ от этой камеры. Внутри была только эта вещь.

— Радиоактивная… — пробормотала Талахасси. — Но каким образом…

Ней покачал головой.

— Это не энергия расщепленного атома, хотя счетчик и указал на нее. Это что-то новое. Парни из лаборатории не замедлят узнать, в чем тут дело. Они разберут ларец.

— Я не позволю! — Талахасси возмутил вандализм экспериментаторов. — Ларец уникален. Его хоть открывали?

Ней покачал головой.

— Здесь нет запора. И, похоже, лучше эту шкатулку не трогать до тех пор, пока не узнаем, с чем имеем дело. Лучше скажите-ка, что это за жезл, о котором вы упомянули? Что это такое и где его нашли?

— В древних африканских королевствах твердо верили, что дух нации может быть заключен в какой-нибудь драгоценный предмет. Сто лет назад война между Ашанти и Англией началась из-за того, что английское правительство потребовало трон древних королей. Но на нем не смели сидеть новоявленные короли: они сидели на мате и могли только слегка прислониться к трону предплечьем, когда составляли какой-нибудь важный закон.

Для народа Ашанти трон заключал в себе силу всех предков и был святыней: он обладал, как религиозным, так и политическим значением. Англичане этого не учли, когда выставили свои требования.

У других племен также были символы контакта с предками и богами. Иногда после смерти короля такие символы отправляли в специальный дом, откуда их приносили, когда нужно было сделать серьезное изменение в законе или требовалось решение судьбы народа в целом, и в некоторых племенах их вообще никто больше не видел, кроме жрецов и жриц.

Жезл власти, найденный Девисом Бруком, явно был одним из таких знаков. И он был найден в месте, о котором рассказывают древние легенды, так что он имеет двойную ценность.

— Значит, его нашли в Судане?

— Нет, гораздо западнее. Недалеко от озера Чад. Есть древняя легенда о том, что когда арабо-эфиопское королевство Аксума опустошило Мерсе и изгнало оттуда королевский клан, потомки египетских фараонов, ревниво соблюдавшие большую часть древних верований, бежали на запад и обосновались близ озера Чад. Реальных доказательств этому не было до тех пор, пока доктор Брук не нашел неразграбленную гробницу, в которой тысячелетиями хранился саркофаг. Было совершенно очевидно, что в этом саркофаге покойника никогда не было, вместо него там лежал жезл власти.

— Дух исчезнувшей нации? — тихо спросил Джессон.

Талахасси кивнула.

— Там сохранились надписи. Хотя они были начертаны египетскими иероглифами, их так никто и не расшифровал, потому что поздний язык Мерсе уже не знал никто на земле. Внезапная смерть доктора Брука в прошлом году совсем приостановила работу.

— Я удивляюсь, — воскликнул Ней, — что он сумел вывезти что-то оттуда. Молодые народы ревниво следят за тем, чтобы не упустить ничего из своих сокровищ, особенно в наши дни.

— Мы тоже удивлялись, — согласилась Талахасси, — но ему было дано разрешение. — Она было усомнилась, но добавила: — Во всем этом деле было что-то странное: по каким-то непонятным для нас причинам они словно хотели избавиться от этих находок.

Джессон прищурился.

— Может быть, использование жезла власти в густонаселенном месте чем-то опасно?

Внимание Нея переключилось от девушки к молодому человеку:

— Вы так думаете?

Джессон пожал плечами.

— Восстания начинались и по более незначительным поводам. Вспомните Ашанти и их трон.

— Но вы же сами сказали, что это было сто лет назад! — возразил Ней.

— Африка очень стара. У нее были взлеты и падения трех волн цивилизаций. Может, этих волн было больше. Точно не установлено, кто правил в Зимбабве или в запутанных укреплениях Луанды. У африканцев хорошая память. Поздние короли могли не иметь никаких писцов, однако они, как кельтские лорды в Европе, не имевшие письменности, хранили банки памяти в головах людей своего рода. Хранители могли встать на совете и рассказывать о том, что когда-то было, о генеалогии, о законах, принятых триста-четыреста лет назад. Такая память нелегко умирает в народе.

Талахасси была готова рассмеяться — Джессон выступал теперь с собственными доводами, хотя и пожимал плечами в ответ на ее комментарии, как будто все время в чем-то сомневался.

— Зачем заботиться, — говорил он, — о том, что случилось две тысячи лет назад? Самое лучшее — здесь и сейчас!

— Хм-м… — Ней откинулся на стуле. Он не смотрел на молодых людей, не видел и ларца. Закрыв глаза, он размышлял.

Талахасси прервала молчание. В конце концов никто не заставлял ее считаться с авторитетом Нея, хотя, судя по торопливости, с какой Джессон привез ее сюда, можно было предположить, что Ней — какое-то начальство, о котором не упоминают, если оно не хочет этого.

— Я посоветовала бы вам, — сказала она уверенно, — поставить это, — она указала на ларец, — в сейф музея. Возможно, только один доктор Кэри способен определить, что это такое. Если вам вообще нужно знать, что это такое.

Ней раскрыл глаза и долго смотрел на девушку, как будто надеялся узнать ее истинные намерения. Она вздернула подбородок и твердо встретила взгляд Нея.

— Ладно, — решил он, — я хочу посмотреть на этот ваш жезл. Только не сейчас. Нам надо подумать о том, кто принес эту вещь. Робинс, пойдите с Талахасси… — Он взглянул на часы. — Музей скоро закроют, так что лучше поторопиться. Мы хотели бы избежать действий, которые могут рассматриваться как экстраординарные. Я чувствую, что эта вещь имеет какое-то политическое значение.

Он взял кожаный чемоданчик и открыл его.

Талахасси удивилась, увидев, что чемодан внутри выложен металлом. Ней достал из него щипцы и с их помощью уложил ларец в чемоданчик. Талахасси встала. Ней протянул чемоданчик Робинсу.

— Да, он выложен свинцом, мисс Митфорд. Мы приняли меры против радиации, ведь этот неизвестный вид излучения тоже может быть опасен для человека. Робинс отнесет его, когда приедет Кэри.

— Возможно, он уже здесь.

— Отлично. Попросите его позвонить мне. — Ней протянул девушке карточку с несколькими цифрами. — Как можно скорее. И спасибо, мисс Митфорд. Поставьте чемоданчик вместе с его содержимым в сейф. Робинс проводит вас.

И он переключился на телефон, словно Талахасси уже растворилась в воздухе. Когда они вышли, девушка спросила:

— Кто этот человек, разыгрывающий из себя Джеймса Бонда?

Джессон покачал головой.

— Не спрашивай меня, девочка. Я знаю только, что появись в этих местах сам Главный Шеф, он не смог бы работать лучше. Я здесь никто, но меня попросили, когда нашли эту штуку, вызвать кого-то, кто может сказать: «О, господи, конечно, это из Африки!» И я догадываюсь, что это может сделать и компьютер. Но компьютер болтун. Он может выдать тайну другим, а это нежелательно. Я понял, что эта вещь древняя, вот и вызвал тебя.

— Джессон, а ты и в самом деле думаешь, что ЭТО имеет политическое значение? Я знаю, что жезл, найденный в саркофаге, очень древний. Когда глядишь на него, кажется, что это захоронен дух. Но ларец…

— Милая Талли, ты же сама связала эту штуку с жезлом. Помнишь?

— Потому что у них есть какое-то сходство. — Она смотрела, как он ставит тяжелый чемодан в машину. — Только не могу сказать, какое именно. Тут не ткнешь пальцем, это скорее неуловимое ощущение. — Она прикусила губу. Опять эти ее предчувствия! Не раз ей доказывали, что она ошибается, но она была уверена, что…

— Одно из тех твоих ощущений, а? — Джессон поднял брови. — У тебя они все еще бывают?

— Ладно, когда-нибудь они исчезнут! — ответила Талахасси. — Ты же знаешь, что они у меня пока еще есть.

— Тебе повезло! — заметил Джессон, вливаясь в напряженное уличное движение начинающегося часа «пик». — Успеем ли мы до закрытия склада мертвых знаний?

— Для всех он закрывается в четыре, но сзади есть дверь для служебного пользования, от которой у меня ключ. Сигнализация не включается до тех пор, пока Хойс не удостоверится, что никого из служащих нет и все закрыто на ночь. Там может быть доктор Кэри.

Джессон сосредоточенно вел автомобиль, а Талахасси молчала. Она пыталась разобраться в странном чувстве, овладевшем ею, как только они сели в машину. Она даже два раза обернулась, чтобы взглянуть на заднее сиденье. Там никого не было, однако ощущение присутствия кого-то было таким острым и так действовало на нервы, что она с трудом сдерживалась, чтобы не оглянуться еще и еще.

В ней росла уверенность, что они везут что-то очень важное. И важность шкатулки состояла совсем не в том, что приписывал ей таинственный мистер Ней. По всей вероятности, ее «предчувствие» работало сверхурочно, и она пыталась отогнать свои мысли. К черту музей, куда они едут, и то, что они туда везут. В следующий понедельник начнутся ее каникулы. Она только дождется приезда доктора Кэри…

Это не настоящие каникулы, когда полностью оставляешь свою работу. Она полетит в Египет и присоединится к поисковой партии Матраки! Египет — Мерсе… Но о каникулах думать надоело. Мешало изводящее ощущение чьего-то присутствия и важности происходящего. Надо не поддаваться своим чувствам.

Уличное движение уменьшилось, когда Джессон свернул со скоростной трассы и поехал по тихим проулкам к музею. Было темнее обычного: собирались тучи. Наверное, будет гроза.

Когда машина въехала в узкий проход и остановилась, Талахасси быстро выскочила, достала ключ и открыла дверь. Джессон шел за ней, неся тяжелый чемодан.

Свет горел только в дальнем конце холла и поэтому у дверей казалось темнее обычного.

— Кто там?

Вспыхнул верхний свет. Талахасси увидела главного сторожа.

— О, это вы, мисс Митфорд. Как раз пора закрывать.

— Нам надо положить кое-что в сейф, мистер Хойс. Это мой кузен, мистер Робинс. Он здесь от ФБР.

— Я видел ваш портрет, мистер Робинс. В газете на прошлой неделе. Это вы здорово сделали, захватив всех этих контрабандистов с наркотиками.

Джессон улыбнулся.

— Босс сказал бы, что дело обычное. Но я рад, что публика время от времени оценивает наши усилия.

— Доктор Кэри приехал? — Талахасси хотелось скорее избавиться от чемодана, покинуть здание музея и выкинуть этот день из жизни.

— Да, мэм. Он в личном кабинете доктора Гривли, на пятом этаже. Вызовите лифт, это быстрее, чем идти по лестнице.

— Я оставил машину как раз напротив, — сказал Джессон. — Постараюсь вернуться как можно скорее.

— Не беспокойтесь, мистер Робинс, никто ее здесь не тронет.

Талахасси побежала к лифту. Джессон большими шагами шел рядом с ней.

— Что-то ты вдруг заторопилась, — начал он.

— Я хочу сунуть это в сейф, — сказала она выразительно и тут же пожалела об этом, увидев вопросительно вздернувшуюся бровь Джессона. — Ну, — добавила она в свою защиту, — я ничего не могу поделать со своими ощущениями. Тут что-то не так.

Глаза Джессона сразу стали спокойными.

— Ладно. Я доверюсь твоим предчувствиям. Все было странно с самого начала. Где этот сейф?

— В кабинете доктора Гривли.

— Не забудь сказать этому Кэри, что Ней хотел поговорить с ним.

Она почти забыла о Нее. Теперь, вспомнив о нем, Талахасси стала рыться в своей сумочке, пытаясь найти его визитку. Ее ощущения не имели никакого отношения к реальности, но тем не менее она чувствовала, что если не избавится от этого чемодана, с ней случится что-то ужасное. И это предчувствие было таким острым, что она побоялась даже сказать о его силе Джессону. Он подумает, что она спятила.

Холл на пятом этаже еще заливал свет, и их шаги по мраморному полу были отчетливо слышны. Талахасси поймала себя на том, что напряженно вслушивается в другой звук — словно следом за ними шел кто-то третий. Такого не могло быть! Но шаги невидимого спутника становились все слышнее. Талахасси закусила губу и призвала на, помощь всю свою волю, чтобы не оглянуться. Ведь там никого не могло быть!

Дойдя до директорского кабинета, она облегченно вздохнула, толкнула дверь и, слегка вскрикнув, протянула руку к выключателю. Свет, заливший комнату, показал ей, насколько она была глупа. Конечно, позади никого не было. Здесь были только она и Джессон, который теперь закрывал дверь.

— В чем дело? — спросил он.

Талахасси неестественно засмеялась.

— Наверное, воображение. Мне показалось, что я увидела движущуюся тень…

— Ты сегодня не в себе, Талли. Закончим нашу работу, и я повезу тебя ужинать.

— В какое-нибудь веселое место, — услышала она свой собственный голос, — где много света…

— Прошу прощения…

Задохнувшись, Талахасси обернулась. Внутренняя дверь между этим и соседними кабинетами была открыта. Перед ней стоял мужчина, по крайней мере на дюйм ниже ее, что само по себе уже было необычно, так как девушка в пять с половиной футов без каблуков не часто смотрит на мужчину сверху вниз. Незнакомец глядел на нее с явным неодобрением.

У него были тонкие черты лица, крючковатый нос, зло искривленный рот. Песочного цвета волосы были тщательно зачесаны назад. Розовая кожа достаточно заметно просвечивала сквозь тонкие пряди, которые сзади касались воротничка.

— Это кабинет доктора Гривли?.. — Его тонкие губы отчетливо выговаривали каждое слово.

— Я Талахасси Митфорд, ассистент доктора Гривли в африканском отделе.

Он смотрел на нее с явным отвращением; и она чувствовала его негодование. Наверное, он из тех, кто ненавидел и принижал всякую женщину, претендующую на знания в его области. Она нередко встречала таких.

— Хотя вы и молоды, — продолжал он тоном, в котором было что-то смутно-оскорбительное, — но, по всей вероятности, знаете, что здесь не личная комната для общественных контактов.

Он смотрел мимо нее на Джессона.

Талахасси укротила свой вспыльчивый характер. В конце концов с этим человеком придется работать, нравится ей это или нет, пока коллекция Брука не будет классифицирована.

—. Нам нужно положить кое-что в сейф, — она ненавидела себя за то, что даже объяснять такую простую вещь ей не под силу, но она знала, что должна сделать это. И еще… Она открыла сумочку. На этот раз ей повезло: карточка Ней лежала на самом верху, так что не пришлось перерыть все содержимое сумки. — Я получила это для вас. Вы должны позвонить по телефону, который здесь записан, как можно скорее.

Она положила карточку на край заваленного бумагами стола доктора Гривли и, не глядя на мужчину, пошла к сейфу. Поскольку Хойс еще не выключил сигнализацию, она смогла открыть его.

Джессон, поджав губы, в знакомой ей манере (у него тоже был свой норов, хотя он долго учился держать его при себе), обошел стол с другой стороны, держа чемодан наготове. Она не заметила, взял ли доктор Кэри драгоценный номер телефона. Дверца сейфа открылась, и Джессон сунул туда чемодан. Талахасси закрыла дверцу и повернула диск. Все еще не глядя на доктора Кэри, она подошла к телефону и набрала домашний номер доктора Гривли.

— Доктор Джо дома? — спросила она, услышав низкий, приятный голос миссис Гривли. — Да, это Талли. Ох! Ну, хорошо, когда он вернется, скажите ему, что в сейфе кое-что лежит. Это было взято работниками ФБР.

Кивок Джессона дал ей понять, что она может продолжать.

— Да, они хотят узнать его мнение кое о чем. Они позвонят ему завтра. Нет, я мало что знаю. Но это страшно важно. Нет, я не сразу пойду домой — мы с Джессоном поужинаем в городе. (Спасибо. Я ему скажу. До свидания, — она повесила трубку и улыбнулась Джессону. — Миссис Гривли сказала, чтобы ты заглянул к ней перед отъездом, если будет время. Теперь, — она повернулась к мужчине, — вы знаете причину моего появления здесь, доктор Кэри. Если хотите проверить, вам стоит только позвонить супругам Гривли.

— Не спешите, — сказал он, когда она повернулась к двери. — Поскольку вы работаете по линии Брука, я хочу, чтобы вы были завтра с утра здесь. Все должно быть полностью перепроверено. Вы согласны?

— Конечно, — ответила она спокойно, — у вас, я вижу, свои методы работы…

— Безусловно, свои, — огрызнулся он.

Она чувствовала, что он смотрит на нее брезгливо, как будто то, что она существует и должна будет стать частью его ежедневного окружения, для него трудно переносимо. И его враждебность была так очевидна, что Талахасси начала терять контроль над собой. Ей хотелось бы знать, на чем основана эта нескрываемая неприязнь к ней.

Опускаясь с Джессоном в лифте, она узнала еще кое-что: то ощущение присутствия кого-то третьего исчезло, и даже странное предчувствие Талахасси погасло. Может, все-таки он существует — этот эффект присутствия? Однако пусть он уже волнует доктора Кэри. Теперь это его дело.

Талахасси облегченно вздохнула, а Джессон рассмеялся.

— Ты с таким аппетитом ешь китайские блюда, как будто родилась в Пекине, — начал он.

— Мне нравится Фу-Конг, я люблю кисло-сладкую свинину.

— Булочки судьбы? — Он разломил одну из них, развернул положенную внутрь бумажку и с видом судьи, произносящего приговор, сказал:

— Ну, ну, это вполне подходит: «Пища лечит голод, ученье лечит незнанье». Какая глубокая мысль!

Талахасси тоже разломила булочку.

— Странно…

— Что странно? В твою булочку вложено меню, не так ли, Талли?

— Нет, — ответила она рассеянно и прочитала: «Дракон родит дракона, феникс родит феникса».

— Не вижу ничего странного. Иначе говоря, каждый родит себе подобного.

— Тут может быть и другой смысл. Дракон был символом императора, больше никто не смел пользоваться им. А феникс — символ императрицы. Это может означать, что царственная особа родит только цесаревича.

— Как раз это я и сказал, так ведь? — спросил Джессон, внимательно наблюдая за ней.

— Не знаю…

Но почему у нее появилось ощущение, что эта записка в булочке судьбы, содержащая всего лишь старую пословицу, имеет к ней отношение?

— Ладно, не будем об этом. Чувствую, что тебе надоела чертовщина. Но что ты будешь делать с этим Кэри? Он явно ведет себя, как скотина, удивляюсь, с чего бы это.

Талахасси все время пыталась выбросить из головы их стычку с доктором Кэри, и это могло быть сделано сейчас, когда Джессон открыто заговорил о докторе.

— Может быть, — ответила она, — потому, что я черная. Но скорее всего потому, что я женщина. Есть множество докторов философии, и не только белых, которые выходят из себя, как только женщина посмеет заняться тем, чем занимаются они. И, может быть, мы в этом сами виноваты, потому что много говорим о матриархате, не щадя вашего самолюбия. Странно, что как раз в Африке дольше, чем где бы то ни было, существовал матриархат. В то время как европейской королевой всегда вертели какие-то заговорщики, словно шахматной фигурой, королевы Экватора имели собственные армии и обладали таким влиянием, какое не снилось белым. В каждом королевском роду были три, а то и больше, главных женщины, — королева-мать, не обязательно мать правящего короля, чаще наиболее близкая к трону женщина; сестра короля, поскольку только она могла произвести на свет наследника престола (сыновья короля, как правило, в счет не шли) и первая жена короля.

Вот почему в Ашанти королевские жены обязаны были собирать все налоги и иметь для этого собственных очень деятельных стражников, слуг и обширную прислугу.

— Таким образом, если Кэри — знаток африканской истории, как он себя сам считает, — продолжил Джессон, — он должен все это знать. Возможно, поэтому он и хотел бы избавиться от тебя до того, как ты вступишь в должность в его ведомстве. Но, — Джессон стал серьезным, — берегись его, Талли. Я думаю, он может быть опасным, если захочет.

Она кивнула.

— Я знаю. Кроме того, я знаю, что нет ничего опаснее политических ведомств. К счастью, доктор Гривли достаточно долго видел меня в работе и знает, что я могу делать. Джессон, уже почти половина десятого!

— Нож, убивающий слона, не обязательно должен быть большим, но непременно острым!

Она посмотрела на Джессона.

— А это что означает?

— У нас есть мудрость востока, — он показал на остатки булочек. — Я просто выдал кое-что из нашего собственного запаса. Другими словами — следи за каждым своим шагом. Словом, не замахивайся большим ножом.

— Вероятно, я буду делать это так старательно, что споткнусь о собственные ноги, — согласилась она и встала. — Я люблю обоих Гривли и не стану раскачивать лодку, чтобы не причинить неприятностей доктору Джо.

Джессон проводил ее до самой двери. Она услышала, что звонит телефон и, толкнув дверь, бросилась в темную гостиную и схватила трубку.

— Талахасси?

Это был доктор Джо. Голос его звучал необычно напряженно.

— Да…

— Слава богу, что я вас застал. Можете ли вы приехать в музей прямо сейчас? Я бы не стал просить, если бы это не было крайне важно. — Связь прервалась неожиданно. Талахасси застыла на месте. Это было так непохоже на доктора Гривли…

— Что случилось? — спросил Джессон.

— Это доктор Гривли. Он просил меня сейчас же приехать в музей. В такой час! И повесил трубку. Что-то случилось! Должно было случиться!

— Я отвезу тебя.

Джессон вышел за ней и, взяв из ее рук ключ, запер дверь. Талахасси чувствовала себя ошеломленной. За два года ее работы такого никогда не случалось. Она была встревожена, как и тогда, когда чувствовала присутствие невидимого третьего, сопровождающего ее в музей.

— Тут какая-то ужасная ошибка, — бормотала она, пока Джессон усаживался рядом и потом вел машину по городу.

— Наверняка это Кэри, — ответил он.

Но что мог сказать такого доктор Кэри, чтобы Джо вызвал ее среди ночи в музей? Она не могла догадаться, что произошло, и была в растерянности. Джессон подрулил к той же самой двери, откуда они вышли несколько часов назад. В холле горел свет. Хойс тут же распахнул дверь.

— Идите прямо наверх, мисс Митфорд. Лифт ждет.

Джессон собирался выйти из машины, но Талахасси остановила его.

— Нет, останься здесь, Джесс. Если это дело для департамента, я сделаю еще большую ошибку, впутывая в него постороннего.

— Ты уверена, что поступаешь правильно? — Он смотрел на нее недоумевающе и подозрительно.

Она кивнула, стараясь сделать это достаточно энергично, чтобы успокоить его.

— Уверена. А если разговор затянется, я позвоню вниз, и мистер Хойс тебе скажет. Верно, мистер Хойс?

— Ясное дело, мисс.

Входя в лифт, Талахасси уже ожидала ощущения присутствия того другого. Но ничего, кроме усталости, которая всегда приходит, когда музей закрыт и большая часть служащих ушла, она не почувствовала. Было странновато и непривычно находиться здесь ночью. Гроза, собиравшаяся раньше, так и не разразилась, но небо было затянуто тучами, и Талахасси даже через толстые стены слышала отдаленные раскаты грома.

Гром барабанов — почему-то мелькнуло в ее мозгу, когда она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу в лифте, подымавшемся на пятый этаж. Барабаны много значат в Африке. Их удары — это слова. Говорящие барабаны — это язык племени. Его понимают.

Лифт открылся. За матовым стеклом двери кабинета доктора Гривли был свет. Талахасси заставила себя идти медленно. Она не хотела врываться в кабинет доктора Джо.

Когда Талахасси постучала и услышала в ответ приглушенный голос, она уже полностью овладела собой. В следующий момент ей это очень пригодилось. Она вошла и увидела, что стол не завален бумагами, как обычно, все было сметено на пол. Словно буря сбросила на пол листы бумаги, книги, журналы… Кабинет был в таком диком беспорядке, что девушка остановилась в дверях, раскрыв рот от изумления. Даже если бы здесь поработал небольшой циклон, — подумала она, — такого беспорядка не было бы.

— Что… что случилось?

— Как раз это мы и пытаемся установить, Талахасси, — ответил доктор Джо. — Тут явно кто-то за чем-то охотился. Насколько я знаю, здесь не было ничего такого, что стоило бы подобных усилий.

— Нет? — раздался высокомерный голос. Доктор Кэри сидел на стуле. Смотрел вокруг с удовлетворением. И это не укрылось от прищуренных глаз Талахасси. — Спросите вашу мисс Митфорд, что это она и ее дружок так кстати заперли в ваш сейф сегодня.

Доктор Джо даже не взглянул на него.

— Талахасси, если у вас есть какое-нибудь объяснение всему этому, я был бы вам очень признателен…

Талахасси постаралась коротко все объяснить.

— Сегодня вечером меня вызвали в аэропорт. За мной прислали Джессона. В одной из камер хранения обнаружили что-то странное и хотели установить, что это. Я… ну, я поду мала, что этот предмет чем-то напоминает жезл власти из коллекции Брука. Шеф, кстати, — обернулась она к Кэри, — вы позвонили по тому номеру, который он послал вам? Это могло бы все объяснить…

— Какой номер? — ошеломленно взглянул на нее доктор Джо.

— Я сказала мистеру Нею, что к нам приехал доктор Кэри для оценки коллекции Брука. Он написал на карточке номер телефона и просил, чтобы доктор Кэри позвонил ему как можно скорее.

— Кэри? — Доктор Джо повернулся к коллеге.

Тот, не смутившись, ответил:

— Я не знаю этого человека. Если он нуждается в моих услугах, пусть обращается ко мне сам, а он этого не сделал. Нет, я не звонил.

— Почему? — удивилась Талахасси.

— Ладно. Скажите-ка лучше, это вы положили находку в сейф? — спросил доктор Джо.

— Да. Она в чемодане, выложенном свинцом.

— Свинцом? — Доктор Джо окончательно растерялся.

— Сказали, что артефакт выделяет неустановленный тип излучения, поэтому были приняты меры предосторожности.

— Он вправду африканский?

— Посмотрите. — Талахасси начала чувствовать раздражение. Она протянула руку к диску сейфа, но тут же вспомнила о сигнализации. Доктор Джо, поняв это, уже звонил Хойсу, чтобы тот отключил сигнализацию. Когда дверца сейфа открылась, девушка вытащила тяжелый чемодан и поставила его на стол. Щелкнув замком, она откинула крышку. Там лежал ларец.

Доктор Гривли жадно подался вперед.

Талахасси взяла с крышки щипцы и осторожно вынула находку. К удивлению девушки доктор Кэри не подошел к столу. Она посмотрела на него и увидела, что он спокойно сидит, насмешливо скривив тонкие губы, и наблюдает за ними, будто они собираются впутаться в какую-то авантюру, а он не имеет намерения предупредить их об опасности. Его поведение было более чем странным. Талахасси почувствовала что-то неладное.

Доктор Джо выхватил из ее рук щипцы и медленно повернул ларец кругом.

— Да, да! Как же так? Смешанный стиль, однако древний, бесспорно древний. И оставлен в камере хранения! Надо это проверить! Кэри, что вы думаете об этом?.. Об этой культуре?

Доктор Кэри поднялся и удивительно быстро двинулся вперед. Его глаза были теперь прикованы к ларцу, а злобная усмешка исчезла. В два прыжка он очутился у стола, грубо оттолкнув Талахасси. Прежде чем она или доктор Джо успели что-то предпринять, он протянул руку к ларцу.

Крышка его бесшумно открылась. Внутри лежал небольшой сверток.

— Не трогайте! — Талахасси схватила Кэри за локоть. — Радиация!

Не глядя на нее, он с грохотом уронил на стол крышку ларца и схватил сверток. Доктор Джо, совершенно ошеломленный, попытался выхватить его у него из рук, но Кэри уклонился, одновременно вырвавшись и от Талахасси. Он яростно рвал ткань, в которую было что-то завернуто.

Ткань, изношенная временем, расползлась на куски, и у Кэри в руках оказался предмет длиной в фут. Форма его была всем хорошо знакома: это был анк, древний ключ жизни, который держал в руке жрец, представлявший какого-либо египетского бога или богиню. Анк был вырезан из какого-то прозрачного материала, и его совершенно не тронули ни эрозия, ни порча.

Доктор Кэри уронил анк на стол.

— Что это? Почему? — Он тер руки о пиджак, будто к ним пристало что-то страшное и противное. Его лицо сморщилось. — Почему? — повторил он громче, как бы требуя от них ответа.

В этот момент ударил гром, такой близкий, что, казалось, потолок рухнет на них. Талахасси съежилась и вскрикнула — это уже было чересчур. Тут же погас свет. Непроглядная тьма окутала мир.

— Нет! Нет! Нет! — вскрикнул кто-то. Голос кричащего слабел.

— Доктор Джо! — позвала Талахасси. — Доктор Джо!

Она хотела обойти стол и упасть в кресло, так как теряла равновесие, но застыла в неподвижности.

В комнате появился свет, но он шел не от лампы. Сияние исходило от анка, лежащего на столе. Анк пылал, и это пламя притягивало Талахасси. Она знала, что ПРИСУТСТВИЕ, которое она ощущала раньше, вернулось и стало сильнее.

Анк поднялся над столом, поплыл и потянул Талахасси за собой. Она хотела позвать на помощь, схватиться за кресло, за стену, за что-нибудь, что послужило бы ей якорем, но ничего не могла сделать.

— Доктор Джо! — На этот раз ее мольба прозвучала, как слабый шепот. У нее не было сил говорить громко. Присутствие посторонней силы она уже ощущала физически. Кто-то невидимый толкал ее вперед.

Затаив дыхание, Талахасси шла за плывущим призрачным анком против своей воли. Теперь они были в другом зале, она и дух, которого она не видела, но знала, что он с ней рядом и чего-то от нее хочет. Этого не могло быть. Не могло… Однако было!

Они спустились на четвертый этаж. Анк свернул в зал. Смутно Талахасси осознала, куда они идут, — к трем комнатам, содержащим коллекцию Брука. Она уже не сопротивлялась, воля ее была сломлена. Это случилось внезапно и ничего уже нельзя было поделать.

— Талахасси!

Ее имя донеслось с лестничного проема позади и эхом прокатилось по пустоте. Доктор Джо! Слишком поздно, слишком поздно. Для чего слишком поздно? — тупо спрашивала та часть ее мозга, которая еще могла что-то спрашивать.

Снова загрохотал гром, и сквозь его грохот послышалось что-то еще, и это что-то пульсировало даже после того, как, гром замер.

Барабаны, призыв барабанов. Талахасси зажала уши, но не смогла избавиться от требовательных звуков. Теперь к барабанному бою прибавился звон, словно металл ударялся о металл. И она снова узнала — это систрум храмовых жриц. Древнего Египта привлекает внимание древних богов.

Она сошла с ума!

Нет, она не сумасшедшая. Надо собраться с силами. Всему этому есть какое-то логическое объяснение. Оно должно быть! Она не может управлять своим телом. Какая-то сила ведет ее, направляет неизвестно куда. Но ее разум пока свободен.

Сила, неизвестно кому принадлежащая, направила ее к двери в третью, последнюю комнату. Там горел свет, но не обычный, электрический. Луч, выходивший из витрины, освещал комнату. Источник этого света не удивил ее — прозрачная головка жезла власти пылала тем же огнем, только, может, чуть слабее, что и плывущий впереди нее анк.

Затем анк остановился и повис в воздухе, словно девушка сама держала его на уровне груди. Принуждение изменилось. Ей было дано новое повеление, и она не могла противиться, как не противилась беззвучному приказу, приведшему ее сюда.

Чужая воля заставила ее протянуть руки к замку витрины, но он не отпирался. Принуждение усилилось, стало чуть ли не физическим.

Чужая воля требовала освободить жезл. Но она не могла этого сделать, он был заперт, а ключа у нее не было. Она подчинялась приказам, но воля ее спорила с невидимым повелителем.

Из темноты донесся голос. У Талахасси появилась надежда, что доктор Хойс или Джо идут к ней на выручку, но затем она поняла, что язык, на котором с ней так страстно говорят, ей неизвестен. В ней бушевали ненависть и злоба, и эти чувства были так же сильны, как довлеющая над ней воля. Талахасси чувствовала, что эта воля исходила не от ПРИСУТСТВИЯ, которое привело ее сюда.

Контроль над ней посторонней силы немного ослаб. Когда чужая воля отступила, она поняла, что ярость, охватившая ее, относится к голосу, обратившемуся к ней. Если бы она и могла ему отвечать, она этого не сделала хотя бы из протеста.

Слова теперь произносились в ритме песни, и этот ритм подчеркивался гулом далеких барабанов. Талахасси больше не задумывалась над тем, что она слышит, что делает и откуда это появилось. Она съежилась перед витриной, где лежал светоносный жезл, и хотела отползти от этого места, потому что оно стало местом сражения — воля, приведшая ее сюда, теперь встретилась с другой, вступила с ней в бой.

Талахасси внезапно кто-то схватил и с силой швырнул на витрину. Она закричала и закрыла лицо руками, боясь, что стекло порежет ее. Хотя она больно ушиблась, удар был недостаточно силен, чтобы разбить витрину.

Она отступила и снова ввязалась в борьбу с невидимым противником.

Теперь уже пел не один голос, а много голосов. Она вцепилась в витрину, чтобы не упасть. У девушки закружилась голова, к горлу подступила тошнота, когда вихри, природу которых она не знала, завертелись в сумасшедшем водовороте вокруг нее. Анк вылетел из-за ее плеча и остановился прямо перед витриной.

Широко раскрыв глаза, Талахасси смотрела на поднимающийся сам по себе жезл. Он встал вертикально, подскочил вверх. Его пылающая головка стукнулась изнутри о стекло витрины, в то время как анк метнулся снаружи к той же самой точке.

Стекло разлетелось вдребезги, и освобожденный жезл взвился в воздух. Призраки закружились вокруг него в лихорадочном танце, когда он упал на пол. Анк парил над ним, как бы пытаясь подтолкнуть жезл к дальнейшим усилиям.

Девушка увидела не руку, управляющую всем этим движением, а тень ее, едва заметные очертания ладони были в призрачном свете анка. Талахасси была уверена: прозрачная рука дотянулась до жезла, он увернулся, вырвался, пополз, как змея.

Снова чужая воля завладела Талахасси, закружила ее и злобно толкнула к извивающемуся по полу жезлу. Анк плыл над ней, как будто хотел осветить что-то, чего она не видела.

Он парил и лучился над нею, пока чужая воля заставляла ее повиноваться странным приказам. Она должна была взять жезл в руки — этот приказ теперь был ей ясен, он заполнял ее всю.

Талахасси снова услышала зов и смутно осознала, что пение прекратилось. Анк отлетел от нее, заскользил по воздуху и повис в углу комнаты, куда двигался жезл и, спотыкаясь, шла Талахасси. С тех пор, как чужая воля двигала ею, она стала неуклюжей, медлительной, может, потому, что пыталась разрушить власть над собой.

Но воля была неумолима в своей горячей ненависти. И эта ненависть была направлена не на Талахасси — инструменту, которым надо пользоваться, а в основном на старого и, видимо, непримиримого врага. Девушка увидела, что жезл остановился.

Призрачная тень прошла через пламя, выходящее из головки жезла. Но воля по-прежнему толкала к нему Талахасси. Она заторопилась и почувствовала, как ее рука схватила конец жезла как раз тогда, когда он хотел подняться вверх. Талахасси держала его, как ей приказывали, как ее заставляли. Призрак сжал руку, если это была рука, но в ней не было силы удержать жезл. Анк опустился и коснулся пылавшей верхушки жезла.

Это было похоже на взрыв. Свет, удар, боль и такой грохот, что Талахасси оглохла. Она почувствовала, что ее закрутило и бросило в пустоту небытия. Чье-то ПРИСУТСТВИЕ, которое она все время ощущала, осталось где-то позади. Ее руки держали теперь жезл не по его приказу, а для спасения жизни. Она твердо знала, что если выпустит его, это будет означать смерть — смерть совершенно неестественную, страшную и непонятную, никем еще не изведанную.

Талахасси собрала оставшиеся силы. Вокруг не было ничего — полное небытие, разрывающее здравый смысл. Держать… Держаться!

Затем небытие сомкнулось над ней в ужасном вращении и наступила абсолютная темнота. Она потеряла сознание.

Было жарко, как будто Талахасси лежала в печи и дышала ее удушливым зноем. Она попыталась отодвинуться от этого жара, еще ничего не понимая, и открыла глаза.

Над ней сияло яркое, ослепляющее солнце. Вскрикнув, Талахасси прикрыла глаза руками. Она лежала на солнцепеке… Где? Мысли текли медленно, с трудом освобождаясь от оцепенения, оставшегося после пережитого.

Она больно стукнулась локтями о твердую поверхность, на которой лежала, села и оглянулась вокруг.

Прямо против нее была голая скала. На ее поверхности Талахасси заметила рисунок, состоявший из выветрившихся от времени тонких линий. Она поползла к той скале, царапая руки о песчаную корку, затем повернулась, чувствуя головокружение и тошноту и, опасаясь, что это усилие опять бросит ее в темную и ужасную пустоту, о которой ее мозг отказывался вспоминать. Было страшно даже подумать о том, что все это может повториться.

Вокруг, сколько видели глаза, тянулись скалы. Пожалуй, они были когда-то частью обвалившейся стены. Но у их подножия…

Талахасси сдержала готовый вырваться крик и несколько раз протерла глаза, чтобы удостовериться, что она действительно видит тело, вытянувшееся на песке и камнях. Незнакомка лежала лицом вниз, раскинув руки над головой. В одной ее руке был зажат анк, в другой — жезл. Теперь они не светились. А может, в этом слепящем солнечном свете их аура просто не была заметна.

Талахасси двинулась вдоль скалы, держась за нее. Может, незнакомка без сознания? И кто это? И где? Видимо, Талахасси сошла с ума, когда жезл унес ее.

Тонкое, как паутинка, платье, сквозь которое просвечивало большое темное тело, было сшито просто. Снежно-белая ткань падала свободно от самых плеч, где ее удерживали сверкающие пряжки. Также ярко сверкал и усеянный драгоценными камнями пояс. Волосы незнакомки доставали плеч и были заплетены во множество тонких косичек. На конце каждой сверкала золотая бусинка, узкая диадема из драгоценного металла оттягивала косички.

Талахасси что-то вспомнила. Она ближе придвинулась к обломку скалы. Голова ее кружилась, и она боялась, что вот-вот упадет на незнакомку. Затем она встала на колени и протянула руку к коричневому плечу, которое было гораздо темнее ее собственного.

Она с трудом перевернула тело, вялое и безвольное. Теперь ей было ясно, что девушка, лежащая перед ней, мертва. Но взглянув на ее лицо, Талахасси вскрикнула и отшатнулась. Песок покрыл губы, набился в брови, зачерченные и удлиненные грубой косметикой. Но само лицо… нет!

Талахасси увидела, как в зеркале, собственное лицо! Было, конечно, кое-что не то: искусственно удлиненные к вискам крашеные брови, толстые линии, проведенные под закрытыми теперь глазами, более темная кожа, повязка на лбу, напоминающая нападающую змею.

— Египет! — прошептала Талахасси. — Египет и королевское… украшение. Эту диадему в виде змеи могла носить только женщина из Рода, близкого к трону.

Талахасси отползла назад и теперь дико озиралась. В этом месте песок был нанесен, может, ветром, а может, и человеком. Кругом простирались руины. Но Талахасси знала, что она все-таки на Земле! Дрожа от страха, она скорчилась у скалы и попыталась понять, что произошло. Тут не было разумного объяснения, да и вообще никакого объяснения не было!

Она все еще была в панике, когда услышала звуки — сначала слабые, они все усиливались. Такое же пение она слышала перед невероятным событием, происшедшим с нею.

И оно приближалось! Талахасси постаралась встать, но силы оставили ее, и она только плотнее прижалась к скале. Кошмар продолжался.

Слов песни она не могла понять, но догадалась, что поет ее не один человек. Она сделала еще одно отчаянное усилие. Надо спрятаться! Но здесь под палящим солнцем в этой пустыне, где не было ничего, кроме песка и камня, она не видела подходящего места.

Голоса внезапно смолкли. Послышалось звяканье систрума. Талахасси слабо улыбнулась. Египет! Но почему ее в бессознательном состоянии переправили в Египет?

И было так жарко, и так хотелось пить. Может, она больна, лежит в жару у себя дома и бредит? Или — вдруг мелькнуло воспоминание — это радиация. А что если высокая доза неизвестного излучения от анка вызвала галлюцинацию?

Она услышала резкий крик и повернула голову. Среди обломков стены появилась фигура и побежала к Талахасси. Это был человек, женщина в таком же белом одеянии, что и мертвая девушка. Но голова у нее была львиная, а на ней сияла золотая диадема из двух сверкающих перьев.

Существо бросилось к телу мертвой девушки, но затем увидело Талахасси и остановилось. Выражение львиной морды не изменилось, но из неподвижных губ полились слова. По интонации Талахасси догадалась, что ее о чем-то спрашивают.

Талахасси медленно покачала головой. Когда львиная морда приблизилась, Талахасси увидела, что это маска. Вместо глаз были отверстия, сквозь которые женщина в маске смотрела.

Женщина быстро повернулась к мертвой девушке и упала перед ней на колени. Львиная голова медленно раскачивалась то к мертвому телу на песке, то к Талахасси. Затем женщина нехотя протянула руку, взяла анк, но жезл не тронула. Она дважды протягивала к нему руку, как бы желая взять, но так и не решилась. Затем — Талахасси вздрогнула — вдруг подул такой холодный ветер, что в этом пропитанном солнцем месте он показался взрывом. Женщина встала и посмотрела в ту сторону, откуда пришел порыв ветра. Талахасси увидала в воздухе странное движение, как будто там кружились призраки.

Женщина в львиной маске поднялась. Из-под маски послышались слова, звучащие как проклятия. Она медленно водила анком в воздухе крест-накрест, как бы возводя защитную стену против чего-то, что силой врывалось в то место, где они находились.

Слабый толчок воли поддержал Талахасси, и она снова попыталась овладеть своим разумом. На этот раз она смогла встать. Издалека донесся слабый крик ярости, но было неясно — кричал ли кто на самом деле или ей это только показалось.

Однако движение в воздухе исчезло. Женщина некоторое время продолжала сквозь прорези маски вглядываться туда, откуда недавно грозила опасность. Однако то, что грозило им, уже ушло.

Маска снова повернулась к Талахасси. Женщина сделала резкий повелительный жест.

Повинуясь этому знаку, Талахасси помимо своей воли отошла от камня и пошла к жезлу. Ее пальцы еще раз охватили гладкую поверхность жезла и подняли его вверх. Незнакомка в маске стояла неподвижно, как статуя богини в древнем храме.

В знойном воздухе еще раз прозвучал ее голос. На ее повелительный зов прибежали еще две женщины в такой же простой белой одежде, как у мертвой девушки, с такими же косичками у плеч. На середину лба каждой из них свешивался золотой медальон в виде львиной головы, похожей на маску их повелительницы.

Они были явно поражены тем, что увидели, но по властному приказу хозяйки подняли мертвое тело. Талахасси было предложено идти за ними.

От этой страшной жары длинная юбка и блузка Талахасси плотно прилипли к телу. Она плелась за женщиной, не зная, что делать. Где она? Как она сюда попала? Она должна немедленно узнать, что все это значит, иначе она попросту спятит, если еще не спятила.

Когда процессия обогнула скалу, где разыгралась вся эта сцена, Талахасси увидела, что развалины находились на ее вершине. Внизу виднелись маленькие остроконечные пирамиды. Почти у всех у них вершины разрушились, сухая мертвая страна тянулась к единственному зданию с колоннами, в котором, казалось, сейчас шел ремонт.

Вид маленьких пирамид захватил внимание Талахасси. Она вспомнила изображения на хорошо знакомых ей фотографиях.

Не сам Египет, а Мерсе, земля, долго хранившая культуру Древнего Египта, земля, которая помогла трем фараонам завоевать север и возродить уже угасающую было страну Кема, что дало им право гордо носить двойную корону, Мерсе, о котором так мало было известно, и так много делалось догадок. Неужели перед Талахасси лежал теперь Мерсе? Возможно ли это? И как она попала сюда?

Две женщины, за которыми она шла, внесли свой груз в это единственное большое здание. Талахасси не поворачивала головы, но знала, что позади нее идет женщина в маске. Она, конечно, должна быть жрицей.

Мерсе поклонялся богу-льву Апедемеку. Львиц в религии древних африканцев не было, если не считать похожую на львицу Шектет, богиню войны в более северных странах.

Талахасси снова шла под принуждением, хотя и не таким сильным, какое давило на нее в коридорах музея. Талахасси казалось, что при желании она могла бы сопротивляться. Но делать этого ей не хотелось. Зачем?

Гораздо лучше было остаться с этими людьми, пока она каким-нибудь образом не узнает, что случилось. Жезл власти был в ее ладони, и она старалась держать его крепче. Почему жрица отдала его ей? Ведь он, наверное, имеет большое значение для этих людей, кто бы они ни были. Почему же нести его приказали ей?

Талахасси могла только предположить, что они почему-то его боялись. Если это он привел ее сюда, видимо, он может и разрушить этот странный сон и вернуть Талахасси в ее собственные место и время. Она интуитивно почувствовала, что должна держаться за этот символ, наделенный тайной властью.

Они вошли в храм. Перед ними стоял Апедемек под двойной короной. В одной руке он держал символический плуг королей и королев Мерсе. Каменное изваяние было древним. Лицо пересекали трещины. Оно дышало не только высокомерием властителя, но и подлинным величием тайной власти.

Женщины положили тело девушки у ног десятифутовой статуи, разгладили платье на ее стройных ногах, скрестили ей руки на неподвижной груди ладонями вниз. Затем одна из женщин опустилась на колени у головы мертвой, а другая — в ногах, и обе начали причитать.

Но жрица заставила их замолчать. Она повела Талахасси за статую. Чувствовалось, что здесь живут, хотя Талахасси показалось, что это временное жилище. Четыре мягких свертка могли служить постелью, а на циновках лежали подушки в ярких наволочках.

Один угол комнаты занимали корзины и два ярких высоких кувшина. Но внимание Талахасси привлекло то, что находилось в противоположном углу. Три пластинки из блестящего черного металла, на поверхности которых играло сияние бледной радуги, составляли маленькую пирамиду с плоской вершиной. На ней вертикально стоял предмет, явно оказавшийся случайным здесь, где царила старина. Это был прямоугольник из непрозрачного, молочно-белого стекла. По трем поверхностям, которые были ей видны, переливались блики, затмевающие радугу пирамиды. Прямоугольник имел два фута в высоту, и из него доносилось слабое гудение, которое Талахасси могла бы сравнить с гулом ровно работающей машины. Это было невозможно и воспринималось как анахронизм. Девушка смотрела и удивлялась.

Она вошла сюда, повинуясь приказам жрицы. За ними никто не последовал. Жрица осторожно положила анк на порог, сделала знак Талахасси, чтобы та оставалась тут, и вернулась в главную часть храма.

Девушка прошлась по комнате, заглянула в закрытый кувшин и увидела там воду. Рядом на стопке тарелок стояла чаша, она взяла ее. Отпив воды, девушка вышла из того оцепенения, в котором она была все это время, очнувшись в другой жизни. Увидев на тарелке под прозрачной крышкой финик, она почувствовала, что голодна. Финик был очень липким и очень сладким, потому что лежал в меду, так что она запила его тепловатой водой. Вода в кувшине, циновки для постели — и вдруг этот предмет, гудевший в углу, которого, конечно, не было ни в Мерсе, ни в Египте.

Ровный гул исчез. Что-то вспыхнуло, но свет остался. Он извивался спиралью по передней плоскости. Одновременно раздался треск, усиливающийся с каждой секундой.

Талахасси осторожно подошла к непонятному прямоугольнику. Ей стало жутко главным образом потому, что он был совершенно чужим всему остальному в комнате и за ее пределами, настолько чужим, что невольно вызывал настороженность. Однако, блестящая спираль исчезла так же быстро, как и появилась, остался только вибрирующий гул.

В комнате была только одна дверь, но в верхней части стен несколько камней выпали, и в отверстие пробивались солнечные лучи. Талахасси отвернулась от прямоугольного предмета и подошла к двери. Откуда-то, видимо, из внешней гробницы, снова послышались звяканье систрума, голоса людей, поющих чуть ли не шепотом.

Может ли она выйти? Она посмотрела на анк. Он лежал в тени на пороге и снова был виден слабый свет его излучения. Когда Талахасси попыталась обойти его, она будто встретилась с препятствием. Не твердым и постоянным, как стена, а барьером, слегка прогибающимся, а затем отталкивающим ее.

Отойдя к одной из подушек, лежащих на полу, девушка села, скрестив ноги. И постаралась оценить свое положение. Теперь она неторопливо по прежней своей привычке пыталась проанализировать все, что с ней произошло с самого начала.

Она действительно была вынуждена идти за анком в комнату с коллекцией Брука. Там происходило что-то вроде спора между двумя невидимыми волями и, возможно, личностями. Затем после того, как ее заставили взять жезл, она очнулась на песке в развалинах древнего города.

Это было слишком живо и слишком долго продолжалось, чтобы быть сном или бредом. Наркотиков Талахасси никогда не принимала, но, возможно, тут было что-то, что превосходило возможности и наркотического опьянения, и простой игры воображения.

Видимость известного ей прошлого могла появиться из ее собственной памяти. Но эта штука в углу просто не могла быть в том Мерсе, который она знала по книгам. Если она не спит и не одурманена, что произошло с ней? И почему у мертвой девушки ее лицо? Лицо, которое не изменила ни экзотическая раскраска, ни более темный цвет кожи?

Где она в конце концов?

На вопрос, что с ней случилось, не было никакого приемлемого ответа. Ничего, что хотя бы как-нибудь объяснило происходящее.

Было страшно жарко, несмотря на толстые каменные стены. Что-то мелькнуло там, где из стены вывалился камень. Видимо, ящерица быстро пробежала и исчезла. За дверью послышались чьи-то шаги, и девушка быстро повернулась. Жрица открыла дверь и подняла анк, который сторожил пленницу.

Следом за жрицей вошла одна из женщин и, не обращая внимания на Талахасси, подошла к плетеным корзинам в углу.

Она достала из корзины такое же, как у всех у них, белое платье, и Талахасси уловила исходивший от него пряный запах. Женщина отложила платье в сторону, еще раз запустила руку в корзину, извлекла пару сандалий с ремешками между большими пальцами и остальными и, наконец, парик со множеством маленьких косичек с золотыми бусинками на концах, точь-в-точь как у мертвой девушки. На парике она осторожно укрепила то, что протянула ей жрица, — обруч со змеей.

Осмотрев весь этот наряд, жрица повернулась к Талахасси, недвусмысленно показывая, что та должна снять свою одежду.

Девушка отказалась. Тогда жрица подняла анк, явно угрожая. Если бы Талахасси не повиновалась, видимо, прибегли бы к магии.

Талахасси медленно выполнила приказ. Когда она разделась, младшая жрица уже стояла за ней с маленьким горшочком в руках. В нем было что-то жирное и пряное. И женщина начала мазать этой мазью руки и плечи Талахасси.

Работала она быстро и со знанием дела. Когда все было закончено, Талахасси увидела, что ее кожа стала такого же цвета, что и у женщины, стоявшей перед ней. Затем ее одели в новую одежду и застегнули на талии драгоценный пояс. Талахасси была уверена, что видела его на мертвой. Затем ей предложили встать на колени, и младшая жрица обрезала ножом волосы Талахасси почти у самой шеи.

Обмакнув кисточку в другой косметический горшочек, она подвела ей черной краской глаза, затем на нее осторожно надели парик с диадемой.

Младшая жрица отошла в сторону, а жрица в маске критически осмотрела ее работу. Талахасси не сомневалась, что ее переодели не напрасно, — она должна заменить умершую.

Замешательство опять отступило. На этот раз Талахасси почувствовала некоторое возбуждение. Что бы это ни было — сон или галлюцинация, — но ее крепко захватило любопытство. Страна Мерсе всегда интересовала Талахасси, и теперь ей хотелось знать, долго ли продлится иллюзия и как далеко заведет она ее. Странно, но ей почему-то захотелось продолжать эту игру, пока возможно.

Когда Талахасси поднялась с колен, жрица жестом приказала ей взять жезл. Девушке очень хотелось знать, как она теперь выглядит. Жрица стояла неподвижно. Талахасси не видела ее глаз за маской, но не сомневалась, что ее оглядывают с головы до ног, и только треск в светящемся блоке прервал этот осмотр.

Жрицу явно что-то удивило. Минуту она стояла в замешательстве, потом бросилась к прямоугольнику, на передней панели которого опять появилась цветная спираль, и упала на колени. Талахасси решила, что жрица принимает какое-то сообщение. Вторая женщина с приглушенным вздохом выскочила из комнаты.

Талахасси сжигало любопытство. Только бы понять, что все это значит!

Треск прекратился. Жрица протянула руку, сделала быстрое стирающее движение поперек блока. Спираль преобразилась в символ, знакомый Талахасси, — Глаз Гора. Когда изображение стало устойчивым, жрица приблизила свою маску ближе к поверхности блока и заговорила — полились мягкие, шипящие звуки, совсем не похожие на звуки песни, которую Талахасси недавно слышала.

Свет резал глаза. Опять осталась только игра бесформенных красок и гул тишины. Жрица встала и подошла к Талахасси так близко, что девушка увидела в отверстиях маски темные человеческие глаза и почувствовала, что жрица хочет что-то сказать, но не может.

— Что вы от меня хотите? — спросила Талахасси.

Та указала на дверь, потом на себя и на Талахасси, затем сняла со своего пояса длинный нож, направила сначала на свою грудь, потом на Талахасси и снова на дверь, на этот раз с явной угрозой протыкая воздух.

Девушка поняла и подумала, что это не так уж фантастично.

— Опасность для нас обеих, — сказала она вслух.

Жрица еще раз твердо и испытующе посмотрела на нее.

Затем львиная маска слегка кивнула.

Жрица показала на нож, на жезл и опять на нож, давая понять, что жезл — лучшее оружие, чем нож, но как пользоваться этим оружием и против кого?

Талахасси вздрогнула, услышав над головой звук, становящийся все громче и громче. Он показался ей знакомым. Но его не могло быть в мире Мерсе. Она не ошиблась: это был самолет, и, судя по звуку, он явно шел на посадку.

Жрица не двинулась с места, только чуть-чуть повернула голову к двери, словно все ее внимание было обращено на то, что происходило снаружи. Через несколько секунд Талахасси услышала мужские голоса, как ей показалось. Жрица встала рядом с Талахасси, и они обе уставились на дверь.

Раздался резкий щелчок, и Талахасси вздрогнула: это очень походило на выстрел! Так же, как и прямоугольник в углу, огнестрельное оружие было здесь анахронизмом. Жрица коснулась руки Талахасси, и девушка поняла, что нужно поднять жезл перед собой. Талахасси вспомнила позу египетских статуй с анком, цепом и жезлом.

Женщины, сопровождавшие жрицу, спиной вперед вошли в комнату, в их голосах звучал протест. Они что-то беспокойно обсуждали. Жриц теснили трое мужчин. При виде их Талахасси не испытывала чувства, что она каким-то образом попала в далекое прошлое: эти люди должны были бы носить юбки, как у шотландцев, держать мечи или луки, а вместо того они были одеты почти так же, как в мире Талахасси, только рубахи и брюки были обрезаны на локтях и коленях. Форма была тускло-зеленого цвета, на плече виднелась маска Апедемека, но на головах красовался полный старинный головной убор египетских воинов. В руках у каждого было оружие — нечто среднее между винтовкой и револьвером. Короткие стволы на уровне предплечий могли выстрелить в любую минуту.

Увидев Талахасси, они остановились, широко раскрыв глаза, и было непонятно — испуг или удивление остановили их. Жрица заговорила. Двое мужчин позади предводителя попятились, они явно растерялись. Было ясно, что они увидели здесь совсем не то, чего ждали.

Жрица подняла анк и что-то повелительно сказала. Вождь хмуро смотрел на нее. Шрам, пересекавший его лицо от виска до подбородка, не добавлял мягкости к выражению его лица. Он не двигался, только сердито смотрел на женщину в львиной маске.

Жезл! Талахасси решила произвести небольшой эксперимент. Она чуть-чуть наклонила жезл, так что его хрустальная верхушка была теперь направленной на грудь мужчины. Он быстро перевел взгляд со жрицы на девушку, и она увидела перемену в его глазах.

Он испугался. Ее или жезла? Она решила, что последнее вернее. Чувство внезапного испуга искривило его искалеченное лицо. Талахасси сделала шаг вперед, потом другой. Человек отступил, но не так быстро, как его товарищи, которые пустились наутек, как только девушка подошла к ним.

Вождь сдался не так легко. Талахасси чувствовала, что человек этот опасный. Она всегда умела каким-то образом улавливать эмоциональные реакции других по отношению к себе и знала, кто хорошо к ней относится, кто только терпит ее, а кто и терпеть не может. Но этот человек излучал не неприязнь, а ненависть. В этом она была совершенно уверена.

Выгонять его таким способом, может быть, было худшим вариантом, однако обе женщины быстро расступились, и Талахасси знала, что жрица идет за ней. Они хотели, чтобы она поступила именно так!

Вождь, что-то враждебно бормоча, отступал шаг за шагом. Они прошли через зал со статуей Апедемека, дальше и дальше, в белый свет пустыни, в пылающее пекло.

Она бросила быстрый взгляд на что-то, стоявшее неподалеку, но не могла разглядеть как следует, что это такое, потому что нельзя было спускать глаз с человека, которого она заставляла отступать. Наконец, они дошли до края каменной площадки. Мужчина внезапно перекинул свое оружие через плечо, сказал напоследок фразу, в которой Талахасси уловила угрозу, хотя и не поняла ни слова.

Ему явно не хотелось поворачиваться к ней спиной, и он шел боком, как краб, косясь на нее, но затем повернулся и пошел широкими шагами к флайеру. Вся его фигура выражала злобное бессилие.

На взгляд Талахасси, этот флайер имел что-то от вертолета, но у него не было крутящихся лопастей наверху. Как только человек влез в боковое отверстие, машина взлетела, но что ее поднимало, Талахасси не поняла. На боку флайера были какие-то обозначения, но девушке они ни о чем не говорили. Незаметно подойдя, жрица коснулась ее руки и кивнула головой в сторону храма. Девушка поняла, что ее просят вернуться туда. Одна из женщин что-то сказала и плюнула вслед исчезнувшему флайеру. Рев его двигателя уже затихал.

Жрица явно торопилась. Она почти бежала, и Талахасси едва поспевала за ней. Они вошли во внутреннюю комнату. Там жрица в маске еще раз встала на колени перед светящимся блоком, и заговорила быстро и повелительно. Талахасси подошла к женщине, которая плюнула вслед отступившим солдатам.

— Кто этот человек? — спросила она, стараясь, чтобы незнакомка поняла, что это вопрос, и показала в сторону, где недавно стоял исчезнувший солдат.

Женщина молчала. Было неясно, поняла ли она вопрос. Потом она медленно и внятно произнесла всего одно слово:

— Узеркоф.

Талахасси в этом слове почудилось нечто смутно знакомое, она вспомнила, что когда-то слышала это слово. Узеркоф, видимо, имя древнего нубийца или египтянина. Она была уверена, что это мужское имя. Но чье? Воина, которого она только что видела, или того человека, который его послал. Если бы только она знала! Она готова была бросить жезл на пол, досадуя на свое неведение. Когда же она узнает, что случилось, где она и зачем?

Ее заставили участвовать в какой-то игре. По-видимому, только она, владея жезлом, могла прогнать вооруженных людей, пришедших сюда. И ей назвали только единственное имя — Узеркоф.

Имя? Это очень важно. У некоторых народов личное имя имеет такое большое значение, что его никогда не называют при чужих, чтобы не дать тому власть над словом. Она могла начать с имен — это первый шаг в любом языке.

Она энергично ткнула себя пальцем в грудь и спросила:

— Кто я?

Замешательство женщины на этот раз было более заметно: она сначала взглянула на жрицу, все еще занятую прямоугольным блоком, а потом ответила:

— Ашок.

— Ашок, — повторила Талахасси, стараясь правильно произнести имя. Потом указала на жрицу: — Кто?

— Джейта.

Тут паузы почти не было. Видимо, женщина решила, что если небо не обрушилось в первый раз, оно выдержит и дальше.

— Джейта, — повторила девушка и показала на женщин: — Кто?

— Маки да.

Другая женщина была Идией. Талахасси слегка приободрилась. При правильном обращении с ними она, может быть, кое-что узнает.

— Где мы? — Она обвела рукой вокруг в надежде, что этот жест будет понятен той, которая пристально смотрела на нее, но три слова, произнесенные в ответ, вообще ничего не означали. Досадно было промахнуться как раз тогда, когда она добилась пусть небольшого, пусть маленького, но успеха.

Жрица отвернулась от блока и что-то произнесла, что могло быть опять-таки только приказом, потому что обе женщины поспешно подняли с пола тюфяки и сложили их в углу. Ни на что другое они не обращали внимания, но корзину, из которой достали одежду для Талахасси, они вынесли.

Джейта работала с прямоугольным блоком, осторожно нажимая пальцами на нижний из трех блоков, на которых стояла плита. Она повернула его, как бы выключая установку, и свет с поверхности прямоугольника исчез.

Затем она кивком показала Талахасси на дверь. Было ясно, что они готовятся покинуть храм. Куда они пойдут? Жаль, что Талахасси не видела лица жрицы. По его выражению можно было бы понять гораздо больше, чем слушая только слова незнакомого языка. Она показала рукой в направлении выхода и спросила:

— Куда?

Снова несколько слов, опять ничего не означающих. Однако Талахасси показалось, что это не те слова, что произнесла Маки да.

Ответ пришел достаточно быстро — в воздухе опять раздался рев мотора. Враги вернулись со свежими силами? Талахасси крепче сжала жезл. Второй отряд, может быть, не так просто будет прогнать.

Флайер снова сел, подняв густое облако пыли, песка и гравия. Какое-то время ничего не было видно. Из машины выскочили люди и побежали к храму. На людях была военная форма, но на этот раз не тускло-зеленая, а темно-рыжая, цвета ржавчины. И носившие ее были, бесспорно, женщинами.

Увидев Талахасси, три женщины упали на колени и подняли одну руку ладонью вверх, в то время как в другой сжимали оружие того же типа, что было у мужчин. Их начальница встала на колени, протянула одну руку к Талахасси и стала быстро что-то говорить.

Жрица резко ответила и махнула рукой в сторону флайера. Талахасси пошла туда без особого желания, понимая, что ей приказано сделать это. Она попала в чужой мир, в чужое время. Если она уйдет отсюда — найдет ли она путь назад, в свое собственное время, в свой мир? Теперь она знала, что это не сон, и у нее не было оснований считать, что у нее галлюцинации, если только неизвестное излучение анка не навеяло их.

Они кое-как втиснулись во флайер. Жрицу и Талахасси усадили на двойное сиденье, а храмовые женщины и амазонки устроились на полу, держась за плетеные ремни, висящие между ними. Еще одна женщина в форме управляла флайером. Талахасси не успела оглянуться, как флайер взлетел. Ощущение было таким, как будто поднимаешься на скоростном лифте.

Талахасси сидела далеко от маленького окошка, так что не могла увидеть землю, над которой они летели, но тело ее стало тяжелым от скорости, значительно большей, чем в мире Талахасси мог развить самолет.

Все, что случилось, окончательно сбило ее с толку. Нельзя было предположить, что произойдет дальше. Одно действие никак не связывалось с другим. Жрица в маске, развалины. Они Талахасси казались естественнее в этом мире, чем флайер. Она видела сходство с прошлым, которое она изучала. Но как могли быть в Нубии или в Древнем Египте совершенное оружие и машины?

У нее болела голова от тяжести парика, который ее заставили надеть. Ей хотелось сбросить его, но она знала, что даже такое малое проявление независимости может иметь серьезные последствия. Начальница амазонок открыла маленькое отделение напротив пилотской кабины и достала оттуда металлическую флягу и две чашки. Несмотря на неровный ход флайера, она налила полчашки какого-то напитка и осторожно протянула его жрице, которая, в свою очередь, с церемонной медлительностью подала чашку Талахасси.

Девушка поблагодарила жрицу. Напиток был вкусным и таким холодным, что дух — захватывало. Талахасси жадно выпила, осознав, как ее тело нуждалось в нем.

Жрице поднесли другую чашку, но она отказалась. Талахасси подумала: как женщине, наверное, тяжело носить маску. И зачем? В храме еще понятно, но зачем здесь?

Флайер пошел вниз по крутой спирали и приземлился. Амазонка-офицер поспешно открыла дверцу, выбралась со своими тремя подругами, как бы опасаясь какой-либо провокации, которую они должны были предотвратить. Джейта мягко коснулась руки Талахасси, сделала ей знак выходить следом за амазонками.

Девушка вышла довольно-таки неуклюже. Жрица и амазонка-офицер были одного с ней роста, другие же девушки — по крайней мере на четыре или пять дюймов ниже, а флайер был рассчитан на их рост.

Талахасси ожидала опять увидеть пустыню, но не было под трапом серых камней, песка, голых скал и развалин. Здесь росла буйная, радующая глаз зелень. Неподалеку проходила каменная мозаичная дорожка, которая вела в туннель из сомкнутых веток пальм и цветущих кустов. Талахасси почуяла тяжелый, почти одуряющий запах цветов и увидела утопающие в зелени строения по крайней мере в три этажа.

Амазонки стояли вдоль тропы в напряженном ожидании по две с каждой стороны. Когда Талахасси медленно вышла на тропу, они пошли позади, на шаг или два отставая от жрицы.

Игра продолжалась вслепую. Талахасси не имела никакого представления о том, куда ее ведут и что она здесь делает, но было легко идти в тени пальм и высокого кустарника. Что-то мелькнуло на тропе впереди. Талахасси вздрогнула, но тут же улыбнулась, потому что это были два котенка. У каждого был ошейник с маленькими колокольчиками, а в правом ухе — золотое кольцо.

Котята остановились, склонили набок головки и уставились на Талахасси немигающими глазами. Так обычно смотрят кошки, чтобы смутить человека. И вдруг Талахасси стало ясно, что это котята мертвой девушки, похожей на нее. Она остановилась и протянула руку. Теперь все зависело от котят. Если они не признают ее как свою, то что на это скажут амазонки.

Ашок, судя по диадеме, была принцессой. Как накажут самозванку? Котенок побольше осторожно подошел, обнюхал пальцы Талахасси и слегка лизнул их шершавым язычком. Котенок поменьше мяукнул и набросился на брата. Ударив его лапкой, он помчался по тропинке, другой же пустился за ним вдогонку.

Талахасси облегченно вздохнула. Она не собиралась притворяться принцессой, но, конечно, не хотела быть разоблаченной в самое опасное для нее время.

Джейта что-то сказала Талахасси с почтительностью, которой раньше не проявляла, и показала на утопающее в зелени здание, приглашая девушку идти туда.

Они прошли сквозь густую поросль, отделяющую посадочную площадку от сада. Теперь здание было хорошо видно. Его окружали цветочные клумбы. Массивные столбы по бокам фасада поддерживали выдающуюся вперед крышу. Столбы, как и руины, были знакомы Талахасси. Это не были колонны западного мира, унаследованные от греков, они, скорее, напоминали толстые стебли цветов, увенчанные полураскрытыми бутонами.

Очень широкие дверцы между ними вели не в холл или в комнату, а во внутренний двор, в середине которого был большой бассейн с живыми лотосами по краям. У входа стояла стража. Это были тоже амазонки. Вдали толпились женщины. На них были белые одеяния. По приказу жрицы они разбежались, хотя и неохотно, несколько раз оглянулись на Талахасси, как будто надеясь, что она отменит приказ Джейты.

Потом жрица велела двум женщинам, приехавшим из храма, идти с корзиной для одежд впереди. Женщины вошли в одну из дверей, расположенных по четырем сторонам внутреннего двора. Талахасси поняла намек. Джейта была мудра — теперь Талахасси точно знала, куда она попала, и не боялась ошибиться в выборе двери в свои комнаты. Когда вышитая занавесь на дверях была откинута, Талахасси с любопытством оглядела свое новое жилище.

Стены были расписаны стилизованными цветами лотоса, окаймляющими голову львицы, похожей на маску Джейты. Узкая кровать стояла на ножках, напоминающих лапы леопарда. Рядом со складными столиками стояли два кресла на кошачьих лапах с прямыми спинками.

Мягкая скамья находилась перед чем-то вроде шкафа, массивного, состоящего из двух секций с выдвижными ящиками. Пустое пространство между ними было занято деревянной мозаичной плитой с зеркалом и множеством резных инкрустаций и горшочков.

Талахасси увидела себя во весь рост в зеркале и ахнула: на нее смотрело чужое лицо. Черные линии шли вокруг глаз до краев парика, делая ее лицо похожим на маску. Потемневшую кожу оттенял парик. Она будто сошла с фрески какой-нибудь гробницы Фив или Мемфиса!

— Ашок! — она нечаянно произнесла это имя вслух.

Трудно было отвести взгляд от этого чужого лица в зеркале. Ведь она не Ашок! У нее ослабели руки, и она уронила бы жезл, если бы не властные слова жрицы, заставившие ее отвернуться от своего отражения.

Одна из храмовых женщин внесла длинный ларец, украшенный выпуклым золотым рисунком двух защищающих медальонов, которые она где-то видела. Но где? Когда жрица прижала пальцы к двум пластинкам, крышка поднялась. Внутри в мягкой обивке было длинное узкое углубление, без сомнений, предназначенное для жезла. Талахасси сунула туда жезл, довольная тем, что избавилась от него. Ларец был закрыт и поставлен на кровать. Затем Джейта подняла руки к затылку. Маска разделилась на две половины и жрица сняла их.

Талахасси уставилась на женщину. Она не отличалась красотой. У нее был крючковатый нос, как клюв ястреба, острый, загибающийся вверх подбородок, коротко остриженные волосы серебрились. Глаза женщины не подкрашивались. Полные губы были бледны. Лицо ее было лицом человека, приказам которого повинуются. Однако эта властность, подумала Талахасси, не имеет ни капли жестокости. Если рисовать человека, олицетворяющего справедливость, позировать должна была бы Джейта.

Жрица в свою очередь изучала Талахасси, как мастер, тщательно осматривающий изделия своих рук, отыскивающий мельчайшую погрешность. Одна из женщин подошла к двери, подняла руки в прощальном приветствии и вышла. Талахасси глубоко вздохнула и села в кресло…

Джейта продолжала стоять, пока девушка, догадавшись, что она должна сделать, не указала ей на другое кресло. Хотя в этой комнате было гораздо прохладней, чем в разрушенном храме, ей очень хотелось снять парик, смыть песок, прилипший к ее коже. Но больше всего она нуждалась в общении.

Дверь приоткрылась, и Идия снова скользнула в комнату. В руке ее была корзина, она подала ее Джейте. Жрица достала оттуда ящичек с двумя шнурами. Идия поспешно пододвинула к ней один из столиков, и Джейта поставила на него ящичек. Затем она вставила в ухо твердый наконечник одного из шнуров и знаком предложила Талахасси сделать то же самое с другим.

Девушка подскочила, когда почувствовала действие этого ящичка. Телепатия? Нет, это было нечто другое. Но она действительно приняла сообщение не от губ к ушам, а от разума к разуму.

— Не бойся ничего, леди.

Талахасси хотела было выдернуть шнур, но взяла себя в руки. Ведь это было то, чего она больше всего хотела, — общение, объяснение.

— Кто ты? Где я? Как я сюда попала? — быстро прошептала Талахасси.

— Ни о чем не спрашивай, пока не узнаешь наш язык, леди. Здесь множество теней, имеющих рты и уши, чтобы шептать где не надо то, что они случайно услышали. Я — дочь Апедемека, хотя многие из нашего народа, к сожалению, отвернулись от истинного учения. Насчет того, где ты, я могу сказать, что это Империя Амона. А год сейчас двухтысячный после раздела Севера и Юга. Это не ваш мир. А как ты попала сюда, я сейчас расскажу вкратце, потому что у нас с тобой мало времени. Здесь лежит, — жрица указала на ларец, — дух нашей нации. Многие из людей сейчас не верят в Учение, которое создавал великий Амон под нашим господином Солнцем. Они учатся работать руками, говорят то, что родится в их мыслях, а не исходит от учения того, кто выше их. Однако, даже эти распущенные умы знают, что без жезла в руках Кандис не отдает приказы. Без него она ничто, потому, что в жезле вся сила ее Рода, и только член Рода может держать его.

— Кандис! — Талахасси забыла предупреждение жрицы. — Это же титул древних королей Мерсе!

Сузившиеся глаза повернулись к ней.

— Кто ты, что говоришь о Месте Мертвых?

Вопрос болью отозвался в голове Талахасси, болью такой острой, что она приложила руки ко лбу. Но в вопросе этом не было и тёни враждебности…

Талахасси была в замешательстве. У нее появилось еще больше вопросов. «Империя Амона» — это еще ни о чем ей не говорило. Однако Джейта как-то странно отреагировала на упоминание о Мерсе. Значит, надо быть поосторожнее и вопрос поставить иначе.

— Я не знаю Империи Амона. Я знаю, что очень давно, может, две тысячи лет назад, здесь было королевство Мерсе, народ которого захватил на короткое время даже Египет. Но государство это исчезло давно, остались только развалины да несколько имен королев и королей, о которых мы сегодня почти ничего не знаем. И я прошу тебя, будь милосердна, дочь Апедемека, расскажи мне поподробнее, где я сейчас?

Теперь настала очередь Джейты помолчать, и молчание это показалось Талахасси очень долгим. Наконец, Джейта медленно сказала:

— Я не знаю, имеешь ли ты понятие о том, что может быть сделано властью, которая была дана древним. В наши времена мало кто обучался Дальнему Зрению и Владению Высшим путем. Немногие могли понять то, что я тебе сейчас расскажу. Но те, кто знал тайну забытых времен, конечно же, общались с людьми иных эпох. И то, что ты здесь, — доказательство этому.

Мы непрерывно общались через столетия с некоторыми из человеческих разумов. Это очень древняя работа. Ты сказала о Египте. Ты имела в виду страну Кем, Царство двух Корон?

Талахасси кивнула.

— Но тогда ты должна знать и о Внутреннем Учении — науке, в которой гении намного опередили обычных людей. Когда захватчики разбили Кем, посвященные вместе с несколькими членами Рода бежали на юг в страну Куш, где даже люди Лука признали их и дали убежище. Им более или менее удалось использовать свои знания на пользу Внутренних путей. Затем на них напал сам Куш. Это были новые варвары с севера, алчные торговцы Аксума, которые хотели свести на нет нашу власть и захватить в свои руки все богатства, которые текли через Мерсе.

И снова ядро Учителей и члены Рода должны были бежать — на этот раз на запад, в страну, которая никогда не была связана с Кемом, и где они были совершенно чужими. Но в то время они уже имели достаточно опыта, чтобы взять власть над местными жителями — непросвещенными, считающими Талант магией, с которой они боролись, но так и не могли справиться.

Поиски знания продолжались долго. Бывали годы, когда наше правление оспаривалось, иногда оставалась лишь горсточка людей, хранивших тайны, которые мы так долго собирали. Мир вокруг нас менялся, иногда медленно, а порой, когда появлялся выдающийся вождь, быстро. Некоторые из вождей добивались могущества, и тогда мы выходили из укрытия и работали, как могли. Другие же считали, что человек должен зависеть от своих рук и работать в поте лица своего, а не заниматься духом и контролем над ним, и тогда нас не слушали.

Недавно мы открыли, что время движется слишком быстро, чтобы мы могли удержаться. Оно захватывает гораздо больше, чем мир, в котором мы движемся, и наш мир соседствует с другими мирами, существующими в том же пространстве, но отделенными от нас стенами этого другого рода времени.

Есть миры, где Амон не существует. Ты же сказала, что в твоем мире его не было.

— Пространственно-временной континиум! — Талахасси уставилась на Джейту. — Но эта теория всего лишь фикция и в моем времени используется только в фантастических романах!

— Что бы ты ни думала об этой теории, мы доказали ее справедливость! Ты находишься в Амоне? Значит, должна признать ее.

Талахасси облизнула пересохшие губы. Фантастика, безумие? Какие еще слова можно найти для объяснения? Однако Джейта говорила абсолютно серьезно.

— Прими это за факт, — продолжала жрица, — и знай, что год тому назад некто Касти нашел способ пробить брешь в стене времени, чтобы разрушить Амон. — Ее глубоко сидящие глаза загорелись, и даже в мысленной речи она словно выплеснула имя «Касти» как нечто отвратительное, чуждое древнему народу. — Он нашел его раньше, чем мы бежали в Куш, в нем так долго фокусировалась власть, что он стал резервуаром силы, такой могучей, что только обученные члены Рода могли коснуться ее и остаться в живых.

— Жезл? — Талахасси указала на ларец.

— Жезл, в который столетиями собиралась сила-мысль членов Рода. Даже я, контролирующая Ключ Жизни, не могу положить руку на жезл.

— Но почему же могу я? — спросила Талахасси.

— Этого я не знаю. У меня есть два предположения. Первое — в своем мире ты была принцессой Ашок, которая отдала свою жизнь, чтобы вернуть похищенное. Второе — ты из того мира, где твоя внутренняя сила имеет другую природу и скорее отталкивает, чем притягивает власть, заключенную в жезле. Но это не главное. Сейчас я должна сказать тебе что-то поважнее и чем быстрее, тем лучше, потому что у нас совсем нет времени. Кое-кто поторопится приехать сюда, как только узнает, что жезл вернулся. Он был украден одним из созданий Касти, потому что сам Касти стоит за последним сыном фараона Узеркофом. У нас было много королев, и они правили по своему усмотрению, а не по воле мужчин. Если они брали кого-то в мужья, он находился в стороне и не имел власти. Не властен и Узеркоф, который не может с этим смириться. Ему мешает наша Кандис — младшая дочь сестры короля Пахфора. Она и есть наследница трона.

Среди нас появились новые люди, беспокойные, желающие уничтожить наследие нашего прошлого. Они хотят идти чужими путями. Айдис, старшая жена Узеркофа, хочет быть королевой. Ради этого она пользуется силой Касти и его знаниями.

Создание Касти было послано за стену времени, чтобы спрятать там жезл. Его притянула сила тех, кто мыслит одинаково с Касти, то есть ненавидит правление женщин.

Таким образом, Кандис не могла бы выступить перед народом на Полугодовом празднике с жезлом в руке. Другими словами — она могла бы потерять трон.

Когда Жезл исчез, оказалось невозможным узнать, что сделал Касти и почему, так как он не открыл своих мыслей. Он раньше нас сумел открыть дверь во времени. В последнюю минуту был украден и ключ. А стражников, охранявших его, умертвили, чтобы никто не узнал имя вора.

Стало ясно, что кто-то из нас, имеющий власть держать жезл и читать мысли, должен тоже пробить дверь параллельного времени, хотя это трудно и смертельно опасно. И принцесса Ашок поклялась, что она это сделает, поскольку Кандис не могла рисковать, а других с Полной Кровью в этом поколении уже нет. Так скудны стали теперь наши ряды. И вот мы пошли на то самое святое место, где вибрация Власти больше. Там она и бросилась в неведомое, где должна была встретиться с полной силой такой же ненависти, как у Касти.

— Кэри, — мысль Талахасси задержалась на человеке, который так явно выражал ей свою неприязнь… — Вполне может быть, что Кэри, независимо от своих знаний или верований, сфокусировал враждебность.

— Когда она возвращалась, — продолжала Джейта, — случилось так — может потому, что ты тоже положила руку на жезл, — что ей пришлось взять тебя с собой. А это потребовало такой силы Таланта, какую мы не смогли собрать. И вот она ушла от нас, выполнив великую задачу, которую она на себя взяла. Создание Касти, видимо, последовало за ней. Оно решило воспользоваться ею, чтобы вернуться в свое время. — В мыслях Джейты чувствовалось полное удовлетворение. — Я сумела спрятать его с той стороны времени. Ключ и жезл вернулись. Не знаю, удалось ли его хозяину вернуть его каким-нибудь своим способом. Но, думаю, Касти знает, что мы сделали. Знает об этом и Узеркоф, потому что это создание раньше было в его личной охране, той самой охране, которую ты видела в Мерсе. Она вынуждена была признать, что не имеет права вторгаться к Дочери Рода.

В объяснениях Джейты была логика, хоть и фантастическая, как могло показаться Талахасси. Но если поверить этой женщине, то ее внезапная телепортация становилась понятной.

— Чего же вы от меня хотите? — спросила Талахасси.

— Ты еще спрашиваешь? Кандис, которая знает обо всем, кроме смерти Ашок, сейчас находится на севере с визитом у Народа Океана. Она вернется к Полугодовому празднику. Жезл должен быть в ее руке. Она, конечно, узнает о смерти сестры. Но для всех остальных ты — Ашок. Те, кто были с нами в Мерсе, поднялись до второго круга верующих и служащих. Они поклялись молчать обо всем, что видели. Их сила, объединенная с моей, освещала путь для возвращения Ашок. В Амоне ты — принцесса-наследница, и должна быть ею…

— А если я откажусь помогать вам? Меня ведь втянули в это дело не по моей воле…

— А кто тебя втянул? — спросила Джейта.

Талахасси рассказала о работе ночью в музее, о том, как она была вынуждена следовать за анком к жезлу, о ПРИСУТСТВИИ, которое она ощущала во время этой странной борьбы влияний.

— Это работа Касти. Он украл ключ и спрятал его. Он надеялся добраться до ключа раньше, чем принцесса прорвется сквозь время и потребует его. Он положил на него твою руку и таким образом умертвил Ашок. Сделал это не он, а его создание.

— Ты говоришь «создание». Что это значит? — спросила Талахасси.

Ей показалось, что Джейта не ответит на этот вопрос, но она все-таки ответила, хотя и с явной неохотой.

— Мы не знаем, каким образом Касти забросил своего слугу с жезлом в ваш мир и послал следом ключ. Он установил защиту вокруг своей работы, и мы не можем ее пробить. Те, у кого есть наш Талант, боятся шпионить за ним, потому что он может тут же их обнаружить какой-то своей властью. Но мы узнали, куда исчез жезл.

Если Касти обнаруживал слежку, он жестоко расправлялся с нашими людьми. Никто из тех, кого мы посылали, не вернулся. Они просто исчезли. Мы теряли их из виду, хотя следили за всеми их передвижениями в пространстве.

Но его слуга не имеет Таланта, иначе это тоже было бы зарегистрировано нашими приспособлениями, которые помогают нам в телепатической передаче. Мы узнали только, что вор был как-то изменен. Ты сказала, что видела принцессу только как тень, и другой тоже был тенью-духом в вашем времени. Ну, что ж, этот другой так и остался духом с тех пор, как ключ не пожелал, чтобы он вернулся.

— Допустим, я сыграю эту роль, как ты желаешь. — Талахасси пристально смотрела в глаза женщины, чтобы как можно точнее передать ей свою мысль. — Когда это будет сделано и ваша королева снова будет дома, можешь ли ты вернуть меня в мое время?

— Говоря по совести, я не уверена. Но если Узеркоф будет побежден и все кончится хорошо, наверное, сама Кандис сможет это сделать. Если так — ее поддержит сила всех, кто обладает Талантом.

— Но ты не уверена?

— Не уверена, — согласилась жрица. — Мы постараемся. А сейчас мы должны кое-что сделать, иначе пропадет все, что мы до сих пор совершили.

Это было сказано так решительно, что Талахасси снова согласилась.

— Что сделать?

— Ты должна стать Ашок не только внешне, как сейчас, но и внутренне — получить ее память и знания.

Но потребуется немало времени, чтобы хорошо изучить язык и все мелкие детали жизни девушки, которую она замещает здесь. Сколько недель?

— Это займет какое-то время…

Джейта покачала головой.

— Мы не можем дать тебе Талант, если ты не родилась с ним. Но все остальное можно взять в наших архивах и вложить в твой мозг.

— А что именно?

— У нас есть кладовая знания. Она в распоряжении тех, кто следует по пути Власти, а также членов Рода. Но все же она не обогащает их память. Те, кто имеет Талант, приходят дважды в год в гробницу и оставляют свою память в лоне Великой Власти. Таким образом, если мне надо узнать, о чем размышляла дочь Апедемека, которая была до меня, я иду в это хранилище и достаю память той, что жила, может быть, Два века назад и носила Золотую маску. Ты должна знать то, что знала принцесса Ашок…

— Компьютер памяти! — перебила Талахасси, радуясь, что смогла сделать такое сопоставление старины и своего времени.

— Я не понимаю, — ответила Джейта, — изображение в твоем мозгу очень странное, похожее на те вещи, с которыми работал Касти. Но в разных временах-мирах знание может принимать разные формы. Есть еще один человек, которого мы должны посвятить в тайну, поскольку он один имеет достаточно власти, чтобы с помощью моей печати открыть записи Ашок. Я уже послала за ним, и если судьба к нам благосклонна, он к вечеру будет здесь.

Теперь, пожалуйста, ешь, спи, отдохни хорошенько, потому что перед нами нелегкая задача. Мы пользуемся такими энергиями лишь в редких случаях. Тебе придется впитать очень много и в кратчайший срок.

Джейта вытащила наконечник из уха, предложила сделать то же самое Талахасси, смотала провода, аккуратно уложила их в ящичек и хлопнула в ладоши. Вошла Идия и поклонилась.

Наконец Талахасси могла снять парик, и ее голова как бы просветлела без этой давящей тяжести. Но взглянув в зеркало на свою остриженную голову, она испугалась: неужели она так безобразно выглядит без волос? Как жаль, что дамы Амона так чтят традиции Египта.

Одна из занавешенных дверей вела в ванную, где она с удовольствием вымылась, обратив внимание, что краска, которую нанесли на ее кожу, не смывается. Когда она, завернувшись в широкое длинное и мягкое полотенце, вернулась в комнату, Идия уже ставила на столик поднос с блюдами. Аппетитно выглядели жареная птица, ломтики дыни, красноватые бананы, хлеб, намазанный вареньем из фиников.

Начинало темнеть, и в комнате были зажжены две светящиеся палочки в форме свеч с неподвижным пламенем, широко рассеивающим свет. Идия ушла, и у Талахасси, пока она ела, было время все обдумать.

Если поверить этой версии о путешествии во времени, тогда все становится на свои места. Но мысль о том, что она должна получить сведения о чьей-то чужой жизни, была ей неприятна. Хотя таким образом можно узнать чужой язык.

Кроме того, если уж она будет играть роль принцессы, надо как следует знать людей, с которыми была связана Ашок, места, где она бывала. Но надо еще посмотреть, как именно она пройдет этот курс и как он повлияет на ее собственную психику. Рискует ли она чем-нибудь при таком вмешательстве? Надо спросить у Джейты, чем грозит ей это перевоплощение.

Покончив с едой, Талахасси медленно прошлась по комнате, разглядывая убранство туалетного столика. Она протянула было руку, чтобы выдвинуть один из ящиков, но тут же отдернула ее. Вправе ли она таким образом удовлетворять любопытство, узнавать о девушке, судьбу которой будет продолжать отныне.

Раздалось мягкое мурлыканье, и из-под края дверного занавеса появились один за другим котята, которых она видела в саду. Здесь они были дома. Они прыгнули на кровать и стали гоняться друг за другом, затем соскочили с кровати на туалетный столик и, наконец, вернулись на кровать и остались там, поглядывая на Талахасси, как будто спрашивали, почему она не ложится тоже.

Но ей не хотелось ложиться. Она с трудом надела длинную одежду, которую нашла на скамейке возле кровати, и теперь ей не хотелось ее снимать. Как не хотелось снова напяливать парик, висевший сейчас на стойке перед зеркалом. Поднятая голова кобры на диадеме, казалось, следила за Талахасси осмысленным взглядом маленьких глаз.

Когда Идия пришла, чтобы забрать поднос, она ободряюще улыбнулась Талахасси и протянула руку к свече-лампе, но ее пальцы не коснулись светящейся поверхности, а только провели по воздуху вдоль лампы, и свет погас. Уже в темноте Талахасси улыбнулась в ответ и кивнула, понимая, чего от нее хотят.

Теперь ее и в самом деле начало клонить ко сну. День был долгий, а может, и не один день? Когда она разделась и легла в постель, стараясь не потревожить котят, то впервые задумалась над тем, что сейчас происходило там, в ее времени и месте. Как они объяснили ее исчезновение? Может, они подумали, что она украла и жезл, и их таинственную находку? Доктор Кэри, конечно, никогда не поверит тому, что случилось. Может, для нее и лучше, что она попала сюда, а не осталась там, когда настоящая Ашок унесла ключ и жезл.

Один из котят положил голову на ногу Талахасси, как на подушку. Это было реальностью, это было здесь и сейчас — отрицать реальность чужого мира она больше не могла. И сон окутал ее быстрее, чем она ждала его.

Проснулась она от тяжести на груди. Ее глаза с легким недоумением уставились на кошачью мордочку. Маленький рот нетерпеливо мяукнул, и Талахасси увидела, что из-за занавесей пробивается солнечный свет. Тут вошла Макида, явно встревоженная, и сказала шепотом, что нужно скорее вставать.

Котенок зашипел, когда Талахасси ласково отодвинула его. Макида жестом показала на дверь ванной. Там Талахасси уже ждала вода, на этот раз с плавающими на поверхности лепестками цветов, а рядом стояли два открытых горшочка, откуда исходил аромат, сладкий и странный. Талахасси вымылась, а затем, по указанию Макиды, зачерпнула пальцами жирный, душистый крем из горшочка и натерла свою потемневшую кожу.

Платье, которое Макида держала наготове, на этот раз не было строгим белым одеянием жриц, а скорее напоминало народную одежду из родного мира Талахасси. Оно было светло-розового цвета, по краю широких рукавов шла вышивка золотыми нитками, пояс из золотых звеньев оттягивал его складки.

Макида проворно подрисовала ей глаза, но, к радости Талахасси, не взяла толстый, душный парик, а достала из ящика туалетного стола маленькую, похожую на тюрбан, шапочку из золотой сетки. Широкий воротник платья закрывал плечи и опускался на грудь: он состоял из ряда мелких цветочков розового кварца, хрусталя и эмалированного металла. Все было оправлено в золото.

Талахасси осмотрела результат их совместных трудов по созданию превосходного туалета принцессы, пока Макида стояла сзади и застегивала ожерелье. Варварский туалет? Не совсем так. Больше похоже на утонченную подделку под варваров, что-то родственное тем причудливым нарядам, что были модны в ее мире и делались по рисункам африканских племен и южноамериканских майя. Ожерелье было тяжелым, и Талахасси повела плечами, стараясь привыкнуть к нему.

— Ашок! — раздался мужской голос за дверным занавесом. Рука Макиды метнулась к губам, лицо выразило растерянность.

— Ашок!

В оклике слышалось нетерпение, и Талахасси решила, что тот, кто стоял там, не намерен ждать. Кто мог столь фамильярно окликать принцессу крови? Кузен, который имеет виды на трон?

Талахасси встала. Медлить нечего — рано или поздно придется встретиться с тем, кто так нетерпеливо требует этой встречи.

Она пошла к двери. Макида в отчаянии всплеснула руками. Однако Талахасси, проходя мимо младшей жрицы, не уловила в ней страха. Макида сначала решила, что это пришел Узеркоф. Теперь она, видимо, согласившись с Талахасси, что незнакомца надо принять, бросилась к двери и откинула занавес.

Талахасси, увидев вошедшего, застыла на месте и ошеломленно воскликнула:

— Джессон?!

Хотя Талахасси назвала это имя, она знала, что пришел к ней не тот Джессон, который был ее приятелем там, в другом времени. У человека было лицо Джессона, но он не мог быть Джессоном.

— Ашок?

Теперь он назвал ее имя не требовательно, а удивленно и вопросительно, и пока он смотрел на нее, выражение радости на его лице сменилось недоумением.

Трудно было поверить, что это не Джессон, хотя одежда его напоминала одежду тех солдат, что вторглись в храм, только была другого цвета — ржаво-коричневая, украшенная золотом по воротнику и львиной головой на груди, и никак не могла быть на ее Джессоне, как не могло быть на нем золотых браслетов на запястьях, золотого пояса и кинжала с рукояткой из драгоценного металла.

— Хериор!

Из прохода под аркой появилась Джейта. На ее голове был небольшой тюрбан, но платье она носила то же, что и раньше.

Он повернулся, поклонился, как полагается кланяться старшей женщине, и хотел заговорить, но Джейта знаком призвала его к молчанию. Потом она огляделась, хотя подслушивать было некому, кроме стоявшей поблизости Макиды. Затем она повелительно кивнула, и Джессон — нет, Хериор с Талахасси пошли за ней.

Они прошли мимо бассейна в другую комнату, где стоял стол, заваленный листами толстой бумаги и свитками. А на стенах…

В других обстоятельствах Талахасси бросилась бы все осматривать. Нигде, кроме музея, она не видела такой выставки древних предметов, которые лежали и стояли на полках от пола до потолка.

Джейта указала Талахасси на кресло, а напротив поставила два стула.

Жрица заговорила быстро и отрывисто. А Талахасси угадала по меняющемуся выражению лица мужчины, что речь Шла о недавних событиях.

Сначала девушке казалось, что он отказывается принять то, что ему сказали. Затем он вгляделся в нее так внимательно, что она была уверена — он не верит объяснениям жрицы. Видимо, в этом мире такое случалось нечасто. Потом выражение его лица изменилось, и он стал все меньше и меньше походить на Джессона. Что-то мрачное появилось в изгибе его рта, чего она никогда не видела у своего кузена.

Раз или два он инстинктивно хватался за рукоятку кинжала, как будто с трудом удерживался, чтобы не выхватить его. С кем он собирался сражаться? С нею, что ли? Когда он в первый раз окликнул ее, его голос был согрет чувством, связанным с той Ашок. Теперь он слушал Джейту так напряженно, словно ее слова звучали для него, как приговор.

Когда жрица кончила, он холодно ответил, не взглянув более на Талахасси, затем встал и вышел, снова вызвав в ней воспоминание о Джессоне, который так выразительно поводил плечами, когда что-то раздражало его, даже если в голосе это раздражение не проявлялось.

Джейта проводила его взглядом, приподняв руку, будто хотела остановить уходящего. Затем она покачала головой, видимо, в ответ на собственные мысли, и еще раз кивнула Талахасси.

Они вернулись в комнату, где Макида и Идия придвинули к кровати два столика и доставили на них ящик, из которого тянулись провода. Это было оборудование, осуществляющее связь, только на этот раз его провода были прикреплены к одному кольцу. Джейта указала Талахасси на кровать и сняла с ее головы тюрбан, прежде чем девушка поняла, что ей надо делать.

Талахасси настороженно рассматривала кольцо. Ей не нравилось подчиняться чужой воле и то, что ее собираются использовать в своих целях, но жрица, по-видимому, была убеждена в необходимости этого. Впрочем, был ли у Талахасси выбор? Она не могла действовать в этом мире вслепую. А если это устройство подарит ей чужую память, даст ей нужные знания, надо ли сопротивляться. Но все-таки ей было страшновато, когда Джейта укрепила кольца над ее лбом и уложила ее на узкую кровать.

Жрица взяла у Макиды флакончик, закрытый туго натянутой кожей, проткнула кожу булавкой и, прежде чем Талахасси успела что-нибудь понять, сунула флакончик к ее носу. Странный аромат действовал убаюкивающе.

Талахасси не сразу обрела ясность ума после необычного сна. Она открыла глаза и увидела стоявшую у ее постели Идию. Кажется, что-то было надето на ее голову? Индуктор памяти?

— Сон ушел, Великая Леди?

— Да. — Талахасси осознала, что ответила на чужом языке. Поняла вопрос и ответила на него.

Она — Ашок из Рода. Но она и еще кто-то. Талахасси нахмурилась и попыталась соединить две памяти. Идия бросилась за занавесь. Аппарата уже не было.

Талахасси встала с кровати со странной усталостью во всем теле, как после тяжелой болезни. Это была ее комната. Она смотрела на каждый предмет, как на давно и хорошо знакомый, дорогой по прошлым воспоминаниям. Но они были в памяти Ашок, а не Талахасси — поспешила доложить другая часть ее мозга. В конце концов, она зря боялась — она не потеряла своего «я», как бы ясны ни были теперь в ней воспоминания умершей девушки.

Только… она сжала голову, сколько нужно времени, чтобы разобраться во всем, что лежит в ней? С чужой памятью пришел чужой страх — тот, что был у принцессы. Этот страх заставил принцессу совершить смелый поступок, который привел ее к смерти.

— Получилось? — спросила Джейта, входя в комнату своим быстрым, скользящим шагом.

— Я помню… так много… — ответила Талахасси.

— Чересчур много не может быть, Великая Леди. Ты участвуешь в игре не только с теми, кто любит тебя и желает тебе добра, но также и с теми, кто ищет, что можно сделать, чтобы вторично убить тебя. У нас меньше времени, чем мы думали. На нас был направлен шпионский луч, оборвавший нам контакт с Храмом в Новой Напате, в то время как привезенные Принцем-Генералом известия… — Джейта ходила взад и вперед, как львица в клетке, и не только от нетерпения, но и от значительности приближающегося бедствия. — Ты должна выслушать Принца. — Она круто повернулась к Талахасси. — Его шпионы принесли ему известия более скверные, чем могли вообразить.

«Хериор» — это имя из памяти Ашок. Не Джессон, а Хериор, принц из Рода. Он командовал пограничными войсками на севере. И он был помолвлен с Ашок с детских лет, хотя они не могли пожениться, пока Великие Учителя не позволят принцессе уйти со службы.

— У меня в голове туман, — воскликнула Талахасси, потирая лоб ладонями, как будто от этого головная боль могла пройти.

— Макида принесет лекарство. Выпей его, Великая Леди. Я хотела, чтобы ты по-настоящему отдохнула сегодня, но время торопит, и мы не знаем, что может случиться, пока мы здесь. Есть сообщение, что Кандис застиг в пустыне шторм, и она не может вылететь обратно. Она может настолько задержаться, что опоздает к Полугодовому празднику. Принц-Генерал направил к ней с посланием двух самых доверенных офицеров. Никакого ответа пока нет. Мы думаем, что этот шторм вывел из строя все пути и средства сообщения. Но, возможно, дело тут в другом. Вероятно, те, кто подавал сигналы, были ставленниками Узеркофа, да поглотит его Сет!

Младшая жрица вернулась с чашей и, преклонив колено, протянула лекарство Талахасси. Девушка с сомнением понюхала бесцветную жидкость, но память Ашок подсказала ей, что это должно помочь.

Джессон-Хериор появился, когда она принимала горькое лекарство. Он смотрел мимо нее. Если он действительно любил Ашок, а память говорила, что это было именно так, он, вероятно, негодует на Талахасси за то, что она заняла место принцессы. Чувствовалось, что ему не терпелось сказать то, что необходимо, и как можно скорее уйти отсюда.

— Я не мог перехватить шпионский луч, — начал он кратко, — но ошибки быть не может: он пришел с юго-запада. И четвертая армия Ашанти находится между нами и Напатой.

В памяти всплыло имя. Талахасси спросила:

— Айтуа?

Хериор кивнул.

— Айтуа и, может быть, Окайя. Я не знаю, насколько далеко зашло разложение. Достоверно известно, что Касти встречался с обоими нашими уважаемыми родственниками и помог армии. Разведка доложила, что они не приглашали генерала Шабеку или маршала Настазека, и полковник Намлия ничего не знал до тех пор, пока уже и стражу ставить было бесполезно. Они осмелились войти в Южный Дворец без разрешения. И, — он пожал плечами, — у них было что-то, что отталкивало наши приспособления. Касти обещал им оружие и, видимо, теперь выполнил обещание. Двое моих лучших людей были посланы во вражеский стан, но исчезли. И хотя у них был свой особый знак, сейчас невозможно определить, где они…

— Умерли? — Талахасси нашла в собственной памяти соответствующее тому, о чем он рассказал.

— Нет, их знак не стерт. А у меня есть прекрасный наблюдатель для поисков такого рода.

Наблюдатель, подсказала память Ашок, — это человек, обученный странному и, с точки зрения Талахасси, непонятному храмовому знанию, где психометрия, едва понимаемая в ее мире, по-видимому, точно и конкретно использовалась для беспроволочной связи.

— Я был у Зилаза, — теперь Хериор тоже расхаживал взад и вперед, как раньше жрица. — Он сказал, что Касти пользуется приспособлением, которое не похоже ни на одно из тех, что известно Высшим Знаниям. И те, кто снабжен им, прочно защищены от Власти. Даже Зилаз не может читать мысли тех, кого хотел бы проверить. Совершенно неизвестно, о чем думают подозреваемые офицеры и советники.

— Что же изобрел этот слуга Сета, если он мог выстоять против Высшего Знания? — воскликнула Джейта.

— Это уже не моя область, Дочь Апедемека, а твоя, — огрызнулся Хериор. — Я знаю только, что три флайера, парившие над Южным Дворцом, разбились. Их пилоты погибли. Я сделал все. Хотя, правда, не вызвал отряды. Они в основном в личной охране Кандис и в северной армии.

Может быть, мы решились бы до того, как погибли эти люди, взять ворота приступом, но это вызвало бы недовольство, и мы боялись этого. Налдамак должна вернуться. Я предупредил Стража об опасности. Но Касти, — Хериор пожал плечами, — он может сбить флайер вместе с Кандис, хотя мы испытывали флайеры и, казалось бы, обезопасили их. Похоже, что они влияют на управление полетом. Однако их сила пока ограничена.

Мы сделали глупость, что недостаточно наблюдали за ним с самого начала. Идиоты! — Он ударил кулаком по ладони. — Это произошло, — он повернулся к Джейте, словно обвиняя именно ее, — потому что мы верим в один Путь Власти. Касти далеко обогнал Высшее Знание, клянусь!

— Он зависит от того, что придумано человеком и сделано его руками, — Джейта взглянула на принца также сердито. — Человек не может выстоять один без поддержки того, кто находится выше.

— Не может? Скажи это моим умершим людям, Дочь Апедемека. Они были вытянуты его приспособлением с помощью воздуха. Казалось, их закружил вихрь. Зилаз, с которым никто не сравнится в вашем знании, не мог объяснить этого даже самому себе. Касти надо остановить, но кто мне скажет, как? Я не могу больше посылать людей в западню.

Джейта подавила вспышку раздражения.

— Мы сделали то, что намеревались. Жезл и ключ в наших руках…

— Ценой смерти! — бросил он.

— Если бы это грозило смертью всему Кругу Таланта, мы отдали бы наши жизни, — спокойно ответила Джейта.

— Я знаю, — тихо сказал он. — Я знаю, почему она пошла. Но от этого не легче. А что, если ключ и жезл не помогут? Что, если Касти откроет большее?..

— Нет! — гордо зазвенел голос жрицы. — Мы работали над собой тысячи лет, чтобы достичь наших знаний. Я не верю, чтобы какая-то металлическая вещь могла соперничать с Высшим Знанием, над которым мы трудимся тысячи лет. Если этот человек пытается…

— Мы не в Храме, Дочь Апедемека, — ответил Хериор. — Я хорошо знаю, что может сделать Вера Избранных. Не она ли заставила пустыню цвести и плодоносить, не она ли укрепила нашу расу, пока мы не встали твердо против варваров Севера и Юга? Не отрицаю — что было, то было. Однако, если Касти смастерил что-то, мы должны понять, что даже Высшее Знание может оказаться под угрозой.

Высшее Знание. Талахасси начала ворошить память Ашок. Она захотела узнать все, что касается природы этого Высшего Знания. Однако на поверхность ясно всплыла жизнь Амона, а не то, что она хотела вспомнить. Нет, это все равно, что ловить рукой тени. Возможно, принцесса не записала даже в воспоминаниях того, что считала великой тайной.

Может быть, надо порыться в исторической, а не в личной памяти? Египет, который в ее мире славился множеством культов, был первоисточником оккультного учения и в этом плане действительно открыл и развил тип мысленного контроля. Главным образом, эсперизма, сосредоточенного в жреческой верхушке и королевской семье. Он сблизил это дарование с культами.

В памяти ее Египет был захвачен сначала греками, а потом римлянами, но не исчез. Отступив на юг, в Куш, где сейчас находится Судан, люди высшего ранга, которые выжили, возродили цивилизацию с помощью своего учения.

Арабы из современной Эфиопии пытались разгромить их, но были втянуты в длительную войну, которая снова обескровила твердое ядро жреческой верхушки. Страшное напряжение было их платой за пользование Властью. Оно не проходило бесследно и для многих кончилось смертью или болезнью мозга. Так пал Мерсе, в то время как горстка беженцев — королевская семья и оставшиеся из тех, кто обладал Высшим Знанием, снова бежала теперь уже на Запад.

В последующих поколениях было очень мало способных к обучению тому, что хранил тайный круг Талантливых. Его ряды истощались, хотя через поколение после их бегства к Западу на трон взошел король необыкновенных способностей.

По древнему обычаю он женился на двоюродной сестре, которая прошла три из четырех стадий, ведущих к высшему обладанию Властью. Эти супруги и заложили основание Империи. Похоже, что это был благоприятный период, который теперь считается золотым веком, потому что тогда за короткое время родилось множество тех, кто обладал Талантом. Многие из них были даже правителями в провинциях, оккупированных расширяющейся Империей.

Вершина процветания и успеха протянулась почти на два столетия. Им ничего не грозило потому, что в этом мире не было Магомета и в центральных государствах Африки не зародился ислам, как случилось в той истории, которую знала Талахасси.

Коптское христианство медленно распространялось в низших классах, но крепкое ядро правителей и администрации оставалось почти фанатически приверженным Великому Знанию. И в королевской семье не прерывалась порода тех, кто обладал Талантом.

Европа, как узнала Талахасси из своей новой памяти, не вмешивалась в дела Африки, хотя торговые корабли Португалии, Испании и Англии посещали порты Империи. Северяне не решались воевать с народами этой земли. Их устраивала торговля с ними. Ко времени появления европейцев Империя имела тесные контакты и торговые связи с Индией, Китаем и Дальним Востоком. С тех пор ничто не препятствовало развитию Мерса — египетской цивилизации. Их изобретения позволили им создать мощную оборону на всякий случай.

Искусные работники по металлу здесь были давно. Под руководством Великого Знания в Амоне развилась новая цивилизация. Она была стабильней других из-за веры.

Теперь же эта цивилизация оказалась под угрозой, но не с внешней стороны, а изнутри. Снова снизилось рождение Талантливых. Ашок была единственной обладательницей Власти по королевской линии в двух поколениях. Потеряв силу, правительство Амона вынуждено было искать другие средства защиты.

Власть сама по себе была традиционна, так что сначала очень немногие слушали Касти. Зависть Узеркофа и ненависть его старшей жены к королевским кузинам дали шанс Касти. Его происхождение было темным. О нем заговорили всего несколько лет назад. Он избегал Храма и добивался поддержки Узеркофа.

Джейта гордо выпрямилась:

— Никакой мозг не работает без благословения Высочайшего, иначе порвались бы связи между нами и землей. Посмотри на жителей севера с их вечными войнами, голодом, мором… Разве народу Амона за сотни лет своей истории приходилось испытать такое? Мы открываем сердце всякой жизни, кипящей вокруг нас, и дух жизни через нас проходит в руки земледельца, сеющего зерно, скотовода с его стадами. Наш народ мечтает о красоте, и она оживает под его пальцами. Если мы сажаем дерево, мы не оставляем его на произвол судьбы. Мы вкладываем в него душу жизни, выводим наружу помогаем росту корней. Мы строители, а не разрушители, и если мы отвернемся от истины, то погибнем, а значит, гибнет и Великое Знание.

— Много ли осталось людей Великого Знания? — спросил Хериор. — Много ли родилось в эти дни детей, которых можно взять в Храм, чтобы развивать и воспитывать Талант? А что, если мы становимся слишком старыми и наша кровь слабеет? Что, если наступит время, когда этот дух жизни нельзя будет призвать?

— Есть приливы и отливы, — возразила Джейта. — Если сейчас у нас отлив, значит, должен наступить прилив. Конечно, есть и такие, кто считает, что мы потерпели поражение, потому что, как ты сказал, нас мало. Тем не менее, мы должны напасть первыми, искоренить и Касти, и то отвратительное, что он делает.

— Коли сможем, — сумрачно ответил Хериор.

— Взгляни на то, что мы уже сделали, — продолжала Джейта. — Разве мы были уверены, что найдем место, где спрятан жезл? Однако, нашли, хотя ключ также был украден. Они вернулись к нам. Я скажу тебе, принц, что жезл гораздо сильнее, чем мы предполагали до сих пор.

— Что именно ты имеешь в виду? Это — символ власти и, кажется, его в самом деле нельзя держать никому, кроме людей по линии Крови. Что еще?

— Мы пока не знаем, — спокойно ответила Джейта. Но когда мы его вернули, в нем была сила, которой мы еще не понимаем. Или, может быть, — она взглянула на Талахасси, молча сидевшую в кресле, — это было сделано кем-то.

— У меня нет вашего Таланта, — быстро возразила девушка, — но вы дали мне достаточно ее памяти, и я знаю, чего мне не хватает.

Хериор смотрел на нее, на Джейту, его глаза вглядывались теперь в раскрашенное лицо Талахасси, как будто искали правду под этой маской.

— Да, Дочь Апедемека, число ваших сторонников уменьшилось теперь еще на ту, которая, по-моему, считалась самой главной. Это большая потеря.

В его голосе слышалась горечь, лицо стало замкнутым, взгляд — холодным. Неужели он действительно ненавидит ее? Талахасси была уверена, что это так и есть.

— Мы не знаем, что перед нами, — казалось, жрица выжидала, — ясно только, что мы должны беречь жезл и ключ и молиться, чтобы Кандис скорее вернулась домой. Шпионский луч сделал нас немыми, может быть, лучше послать кого-нибудь в Храм к Зилазу? А стража…

— Я знаю свое дело. Меня сопровождает Айбикс-Полк. И два посланца были отправлены к тем офицерам, которым я полностью доверяю. Один из них ответил, когда я был еще в воздухе. Он двигался по суше и следил за северной дорогой, ведь если Касти распространит свою власть на него, кто знает, с какими сюрпризами нам придется встретиться.

Он быстро поклонился и вышел, причем жрица ничего не успела сказать. Талахасси нарушила молчание вопросом, которому сама удивилась:

— Он очень любил ее?

Некоторое время Джейта молчала, погруженная в свои мысли, а затем так быстро и пристально посмотрела на Талахасси, что девушка почувствовала себя неловко, будто ее вопрос переходил всякие границы приличия.

— Принц Хериор был выбран в мужья принцессе, — тон Джейты говорил о том, что такие разговоры запрещены, — хотя он не полной крови. Предполагалось, что такая смесь снова усилит линию будущего поколения. И… ребенок Ашок наденет в будущем корону.

Намечался брак по государственным интересам. Однако Талахасси подумала, что тот приветственный оклик из-за двери ее спальни говорил о теплых чувствах.

— Могу ли я судить об этих людях? — спросила она себя. В ней жила память Ашок, просеянная через компьютер, но она не знала ничего о Хериоре. Видимо, это было от нее специально скрыто.

В сущности, сейчас она была поглощена только что сделанным открытием — в той памяти, которую она получила, не было никаких эмоциональных оттенков. Она даже не заметила, что Джейта, внимательно поглядев на нее, молча вышла из комнаты. Талахасси вспомнила, как она всегда чувствовала в окружающих ее людях то, как они относятся к ней, — с симпатией или антипатией. Даже очень слабые оттенки этих чувств улавливала ее душа. А здесь она ничего не могла определить.

Головная боль Талахасси притупилась. Она смогла поесть и почувствовала, что к ней вернулись силы. Невероятная легкость наполнила ее тело, что вызвало у нее подозрения. Может быть, лекарство, которое она приняла, было своего рода наркотиком, и дали ей его для того, чтобы подчинить ее воле Джейты? В памяти Ашок, пробудившейся в ней, она не обнаружила оснований для такого подозрения, но это еще ничего не означало.

Она вышла к бассейну и села на скамью, глядя, как цветы лотоса распускают на воде свои остроконечные лепестки. Она знала теперь, что ее дворец — это место, где принцесса проводила много времени, изучая и обдумывая прошлое. Здесь Талахасси была в безопасности, пока она была Ашок, насколько она вообще могла быть в безопасности в этом мире.

Откуда-то выпрыгнули котята и уселись рядом с ней. Один мурлыкал и смотрел ей в лицо, будто передавая что-то важное, а другой зевнул и свернулся клубком.

Здесь было спокойно. Она почти отогнала чувство нереальности. Может, Ашок здесь побеждает Талахасси? Талахасси встревожилась. Зачем она позволила открыть свой мозг для пересадки чужой памяти?

Котята встали, повернулись, уставились на что-то позади Талахасси и сморщили носы в беззвучном шипении. Талахасси насторожилась, ее рука потянулась к кинжалу на поясе. Сзади была… Она это чувствовала, была опасность.

Она медленно встала, как бы ничего не зная. Можно позвать амазонку из стражи. Только здесь было что-то другое. Она почувствовала бы это и раньше, когда была не принцессой Ашок, а только собой, Талахасси Митфорд.

Она медленно повернулась к тому, что пряталось сзади. Сейчас был день, а не тьма в коридоре музея, как в другом времени и мире, но здесь снова было то же ПРИСУТСТВИЕ — другого слова она не могла подобрать. Только она перед собой ничего не видела…

Ничего? Неправда! В дверном проеме комнаты, где она говорила с Джейтой, таилась тень. И эта тень…

Талахасси не была уверена. Может быть, ей показалось, но тень двигалась. Собрав всю свою храбрость, девушка пошла к двери. Руки ее поднялись не по собственной воле, а по велению памяти Ашок в жесте, изображавшем в воздухе рисунок ключа.

Страх отступил. Тень коснулась Талахасси и исчезла. Угрозы больше не было, словно дверь закрылась. Какая дверь? Так что же это такое? Неужели тот самый призрак принцессы, который привел ее в этот мир, появился снова. Обе памяти утверждали, что это невозможно.

Но здесь все-таки кто-то был. Не он ли парил в воздухе у развалин, когда Джейта почувствовала такое ПРИСУТСТВИЕ. Тот, кого Касти послал украсть и спрятать главную защиту Амона, мог ли он прятаться тут в засаде? Если так, она сейчас встретится с опасностью, с которой даже хваленое Древнее Знание не может совладать. Когда враг невидим, это еще страшнее.

Талахасси подошла к входу и заглянула в комнату, хотя знала, что призрака там уже нет. Страх стал таять. Однако, то, что привидение ушло, еще не означало, что оно не вернется.

— Великая Леди!

Голос прозвучал так неожиданно, что Талахасси чуть не вскрикнула, но овладела собой и повернулась. Перед ней стояла полковник амазонок Намлия.

— Да, воин льва? — Старое-старое обращение дворцового этикета непрошено явилось из второй памяти.

— Пришла принцесса Айдис. Хочет поговорить с Великой Леди.

Айдис — жена Узеркофа, та, чья ненависть принесла сюда все беды. Зачем она пришла?

— Можешь пригласить ее сюда, но позови также Дочь Апедемека и Принца-Генерала Хериора.

— Как приказано, так и будет сделано, — ответила амазонка, как велел обычай.

Талахасси вернулась к скамье и неторопливо села. Конечно же, Айдис решила нанести этот визит, чтобы все разведать. Она хитра и высокомерна, и это как раз в ее духе. В памяти Ашок было много встреч с Айдис, но каждая из них отбрасывала недобрую тень.

Неожиданно у дальнего конца бассейна появилась стройная женщина в шафранно-желтом наряде и маленьком дорожном парике. Она пошла прямо вперед, а ее свита задержалась в воротах. Талахасси не встала, чтобы приветствовать ее: ранг Ашок был значительно выше, чем у этой выскочки. В прежние времена до смягчения придворного этикета эта особа должна была подползать на коленях и целовать ремешки на сандалии Принцессы. В ее жилах нет ни капли настоящей Крови.

Даже если бы чувства, пробившиеся из памяти Ашок, не были столь определенными, Талахасси все равно знала бы, что перед ней враг, потому что при первом взгляде на гладкое раскрашенное лицо Айдис в ней вспыхнула ненависть.

Женщина была очень красива: приятные черты лица, изящный рисунок губ. При малом росте у нее была великолепная осанка, и она держалась с той врожденной уверенностью, какую дает женщине красота. Как не презирала ее Ашок, она понимала, как привлекала Айдис ее слабого кузена, да и вообще любого мужчину.

— Я вижу тебя, Айдис.

Талахасси-Ашок подчеркнуто приветствовала Айдис не как родственницу, не как равную, а как низшую по сословию. Она увидела, как сверкнули глаза Айдис, и почувствовала радость минутного торжества.

— Великая Леди принимает свою служанку.

В мягком голосе Айдис не было и намека на злобу. Талахасси не могла не признать, что ее гостья — прекрасная актриса.

Позади послышались чьи-то шаги. Девушке не нужно было оглядываться, она знала, что Намлия выполнила приказ. Подошли Джейта и Хериор. Она не хотела встречаться с этой… этой змеей без свидетелей, которым могла доверять.

— Приветствую тебя, Дочь Апедемека, — продолжала Айдис, — и тебя, генерал севера. — Она мило улыбнулась. — Видимо, случилось что — то важное, раз ты вызван со своего поста в то время, как Солнце Славы Налдамак не с нами?

— Я не думал, леди, что ты так интересуешься военным делом, — холодно сказал Хериор.

Она опять тепло и приветливо улыбнулась.

— Разве мой лорд не так же защищает страну? — сладко спросила она. — Как его жена, я многому научилась.

Правильнее было бы сказать, подумала Талахасси, что он научился от тебя.

Ею начало овладевать нетерпение. Айдис не зря пришла сюда, у нее была цель. Так пусть побыстрее выкладывает. Хотя Талахасси могла доверять своей второй памяти, но в этой особе была какая-то угроза, и Талахасси следовало бы как можно скорее избавиться от гостьи. Может, это было не по правилам этикета и обычая, но она решила наплевать на все.

— Ты искала меня, Айдис, — прямо сказала она. — Для этого должны быть причины.

— Узнать о твоем благополучии, Великая Леди. В Новой Напате говорили, что ты тяжело больна…

— Вот как? — Талахасси поняла тот испытывающий взгляд, который бросила на нее Айдис, и подумала о том, что в действительности сказали Айдис, как отразилось на вражеской стороне вторжение в чужой мир? Подозревают ли они, что произошло на самом деле, знают ли о смерти Ашок? Если так, Айдис теперь в замешательстве, хотя и умело скрывает свое удивление. — Слухи, — неторопливо продолжала она, — часто лживы. Как видишь, я вполне здорова. Как Обладающая Талантом, я удалилась для обновления своего духа — всем известно, что время от времени это полагается делать.

— Когда Милость Солнца и ее сестра по Крови уходят и никому не поручают держать жезл, это всегда тревожит.

Айдис улыбалась, опустив глаза, говорила тихо и ласково, а Талахасси хотелось бы прочитать по этим глазам притворщицы, что она думает на самом деле.

— А кому можно было передать? — спросила Талахасси, надеясь, что голос ее такой же обманчивый и нежный, как и у Айдис. — Ведь больше нет никого чистой Крови, чтобы держать его.

Улыбка Айдис исчезла, губы сжались, как будто у Айдис был наготове ответ, но она только из стыдливости не произносит его вслух.

— Однако, — Талахасси была вынуждена продолжать, потому что память Ашок предупреждала, что нельзя переходить границы вражеских полей при дворе, — поскольку ты пришла с заботой, добро пожаловать. Путь до Новой Напаты долог, а скоро вечер. Предлагаю тебе и твоим людям пообедать и заночевать в этих стенах.

Это звучало не очень вежливо, но она и не намеревалась быть вежливой. За собой она услышала легкое движение Хериора и поняла, что он не доволен ее действиями. Но отослать сейчас Айдис означало бы открытый разрыв, чего они не могли себе позволить. Талахасси хлопнула в ладоши и две служанки вошли и застыли в ожидании приказа.

— Всех людей леди Айдис — в комнаты для гостей. Присмотрите, чтобы те, кто ей служит, были довольны.

Айдис опять улыбнулась, и эта улыбка вызвала сомнения Талахасси. Женщина хотела остаться, именно затем она и пришла. Но зачем ей это? Теперь Айдис грациозно и почтительно поклонилась Талахасси и пошла, обогнув бассейн, к комнатам в задней части виллы, а ее свита отошла от ворот и последовала за своей госпожой. Две девушки-служанки шли за пожилой женщиной, сгорбленной и хромой, опирающейся на трость. Ну да, эта старая карга всегда была возле Айдис. Одни говорили, что она была нянькой Айдис и до сих пор ухаживает за ней, как за ребенком, другие высказывали фантастические предположения.

Хериор был поражен тем, что принцесса привечает Айдис. Когда Талахасси встала, он заговорил:

— Она пришла с недоброй целью!

— Лучше, чтобы она сейчас была у нас на глазах, — напомнила Джейта. — Наша леди не могла выгнать ее за дверь, хотя между ними и вражда. Может быть, удастся узнать, что привело ее сюда.

— От кого? — резко засмеялся Хериор. — Она, как скорпион, прячущийся под камнем, ее жало наготове, даже если тень камня скрывает ее. Мне это не нравится.

— Мне тоже, — откровенно призналась Талахасси. — Но, как сказала Джейта, что можно сделать? Мы же еще не дошли до открытого разрыва с ее партией. Пусть Дочь Апедемека займется этим делом: здесь что-то кроется, а что — может быть, удастся узнать с помощью Таланта.

Джейта кивнула.

— Да. Придется пока смириться с обстоятельствами. Неплохо было бы намекнуть полковнику Намлие, чтобы почетная стража была удвоена…

— И особенно охранять комнаты для гостей, — сказал Хериор, приподняв левую бровь в точности, как Джессон. У Талахасси сердце подскочило. Ах, если бы он был Джессон. Если бы она могла быть уверена, что он не сердится на нее, что он служит ей не только по обязанности!

— Вы должны сделать все, что можно, — только и сказала она и, не глядя на него, пошла в ночь, туда, где ей придется фехтовать словами с Айдис за едой, а ей этого очень не хотелось.

В сущности, они сидели не за одним столом, их разделяла почти вся ширина комнаты. По-видимому, на вилле придерживались обычаев Древнего Египта и еда подавалась на отдельные столики. Талахасси, Хериор и Джейта с Айдис были в одном конце комнаты, прочие домочадцы достаточно высокого ранга сидели поодаль. Они могли негромко разговаривать, но среди высших царило молчание, будто каждый был занят своими мыслями.

Один или два раза Талахасси вздрогнула от ощущения, что за ней наблюдают сверху. Она заметила, что Джейта бросила взгляд через плечо на окрашенную стену позади них. Значит, жрица тоже почувствовала, что над ними что-то парит. Девушка мечтала скорее покончить с едой, чтобы Айдис ушла и можно было бы рассказать Дочери Апедемека о чьем-то присутствии, которое она почувствовала у бассейна.

Но Айдис не выражала никакого желания уходить. Она закончила обед и велела служанке, стоявшей у стены, подать резной ларчик. Достав из него тонкую коричневую палочку, она сунула ее в рот и подождала, чтобы служанка поднесла огонь. Тонкая струйка розового дыма заклубилась из палочки, когда Айдис глубоко затянулась.

— Жаль, что ты следуешь Высшему Пути, Великая Леди, — сказала она, — тебе запрещено очень многое, украшающее жизнь. Эта палочка приятных грез — лучшее лекарство для нервов.

Струйка дыма тянулась прямо к Талахасси, запах был тошнотворно-сладкий, и она, не раздумывая, отогнала его.

— Леди, — сказала Джейта, — здесь дом для тех, кто следует Высшему Пути, так что…

— Так что его нельзя осквернять моей палочкой грез? — Айдис улыбнулась. — Я принимаю замечание. — Она ткнула пылающий кончик в остатки вина в стакане. — Прости меня, Дочь Апедемека. Мы у себя не так строги к жизни. Древние Пути, — она жеманно повела плечами. — накладывают на человека цепи, а это вовсе не нужно. Гораздо лучше устроиться, открыв волю и мозг.

Она ведет себя намеренно нагло, поняла Талахасси. И почему Айдис чувствует себя так свободно и говорит здесь такое?

Хериор оставил свою чашу и смотрел на Айдис сузившимися глазами — ну, точно Джессон, когда он чем-то встревожен. Талахасси была уверена, что ему тоже не давала покоя мысль об опасности и настоящей цели прихода сюда Айдис.

Айдис как будто прочитала их мысли. Ее ленивая улыбка сползла с лица. Она слегка наклонилась вперед.

— Великая Леди, есть одно дело, о котором надо поговорить, но секретно… — Ее глаза скользнули по людям в другом конце комнаты.

— Я так и думала, — ответила Талахасси. — Пойдем к бассейну.

Хериор тут же очутился рядом с Талахасси и протянул руку, чтобы она могла положить пальцы на его запястье Встав, Талахасси поклонилась Джейте, но не проявила подобной любезности по отношению к Айдис. Чем скорее Айдис выплюнет принесенный с собой яд, тем лучше, думала Талахасси, так как память Ашок говорила совершенно отчетливо, что Айдис может это сделать.

Полковник Намлия была у двери, когда к ней подошли Талахасси и Хериор. Талахасси приказала:

— У нас секретный разговор у бассейна. Смотри, чтобы нам не помешали.

— Клянусь своей головой, Великая Леди! — Полковник подняла руку к эмблеме льва на головной повязке.

Две амазонки подвинули скамью поближе к той, на которой раньше сидела Талахасси, и отошли подальше, повернувшись спиной к тем, кто сел здесь. Талахасси расположилась между Хериором и Джейтой, а Айдис — напротив них, на меньшей скамье, так что она видела открытую враждебность этих троих.

— Ты хотела говорить, я слушаю тебя, — сказала Талахасси.

— Принцесса, жрица, генерал. — Айдис, не торопясь, оглядела их по очереди. — И все так боятся невооруженной женщины — меня! Ты приписываешь мне то, чего у меня нет, Великая Леди!

— Радуйся, что нет, потому что с гневом члена Рода встретиться опасно.

Эти слова пришли из памяти Ашок. Айдис негромко и сладко рассмеялась.

— Какой высокопарный язык, Великая Леди! Можно подумать, что Род собирается произнести одно из Семи Проклятий, которые, как говорят, могут высушить тело и сломать кости. Я не для того спешила сюда, но, по правде говоря, дело касается как раз Рода.

Род держит власть очень давно, и такими древними способами, что Знание теперь превратилось в прах. Все приходит к концу. Думала ли ты об этом, Великая Леди? Людей крови Высшего Пути осталось теперь очень мало, какая-то горсточка против всего народа. Это не спасет мозг от ограниченности, а лишь приведет к застою и поражению. Конец вашего пути очень близок, Великая Леди, и если не позаботиться о другом пути, может наступить крах.

Никто из нас не хочет, чтобы Амон раздирала братоубийственная война. Но ветвь дерева, которая не сгибается под ветром, может сломаться.

— Это предупреждение, леди? — оборвала Талахасси этот поток метафор. — Ты считаешь себя достаточно сильной, чтобы предупреждать? Интересно!

Улыбка Айдис застыла.

— Я думаю, за последние несколько часов ты не получала известий из Новой Напаты. Там многое может измениться даже за такое короткое время, Великая Леди!

— И что важного случилось в Новой Напате за эти часы?

— Перемены, Великая Леди, — сказала Айдис. — Не всем нравится прошлое. Говорят, что Храм Света теперь закрыт, так что никто не входит и не выходит из него. Слухи могут подхлестнуть народ к насилию. Повсюду говорят, что сам Сын Апедемека Зилаз впал в безумие, воет, как шакал пустыни, и выпускает, пользуясь Знанием, смерть на своих же людей. Со слухами нельзя не считаться, Великая Леди. В них часто бывает зерно истины. И не скидывай со счетов то, что я предложила. Поворот в пути не долго будет открыт.

— Этот поворот — путь для Узеркофа? — спросила Талахасси. — От такой перемены может произойти только несчастье. Он не прямой потомок, и его дети не могут сидеть на троне Льва.

— Значит, нет наследников, кроме тебя, королевская дочь? Но тебе тоже закрыт теперь путь к трону, поскольку ты исповедуешь безбрачие тех, кто следует Высшему Пути. И этот храбрый лорд, что так долго ждал тебя, уже смотрит в сторону.

Она кивнула на Хериора. Ее черты заострились и стали угрожающими. Талахасси не сомневалась, что Айдис готова была сказать что-то такое, что приоткрыло бы ее истинные намерения.

— В прежние времена, Принц-Генерал, — продолжала Айдис, — наши мужчины брали не одну жену. Дошли ли до Великой Леди, обрученной с тобой, слухи о белокожей северянке, которая втайне надеется носить драгоценности, подаренные тобой?

Хериор сделал слабое движение, но его лицо не выразило никаких чувств.

— Твои слуги крепко поработали, леди, но будь я на твоем месте, я бы как следует проверил их донесения. Тот, кто шпионит по приказу, часто сообщает то, что желает слышать хозяйка.

— Возможно, милорд принц. — Айдис лукаво стрельнула взглядом в Талахасси, как бы проверяя эффект своих разоблачений. Подумать только, она надеялась разжечь этим пламя!

Хотя Хериор не счел нужным отрицать ядовитые обвинения Айдис, Талахасси презирала любые сообщения из этого источника. Хериор мог быть в хороших, даже дружеских отношениях с северянкой, через которую могла идти ценная информация. Неужели принцесса считает, что имеет дело с круглыми дураками? Когда Талахасси смотрела на Принца-Генерала, она видела Джессона, а у Джессона были свои секреты, в которые она никогда не совалась.

— Меня никогда не интересовала болтовня слуг, — сказала она. — Но свое предупреждение ты произнесла. Я видела тебя, Айдис.

Талахасси намеренно употребила выражение, которым высшая особа отпускала низших, и почему-то обрадовалась, увидев, как Айдис скривила губы. Талахасси встала, и Айдис тоже пришлось подняться. По придворному обычаю она больше не имела права говорить. Когда она ушла, Талахасси приказала Хериору, надеясь выразить этим свое доверие к нему:

— Смотри, чтобы за ней следили. Я желаю, чтобы она и ее слуги-шпионы убрались отсюда как можно скорее. Она пришла не только предупредить. По крайней мере, мне так кажется.

— У нее мозговой заслон, — тихо сказала Джейта. — Это не ее Талант. И она не посмела бы так говорить о делах Храма, не будь это правдой.

— Но Зилаз… — возразил Хериор.

— Да, Зилаз в наше время Сын Апедемека, — повысила голос Джейта и посмотрела вслед Айдис, почти исчезнувшей в темноте у другого конца бассейна. — Это хуже всего. Великая Леди, мы должны узнать все!

— Хериор, — обратилась к нему Талахасси.

— Будь уверена, если есть хоть какая-нибудь возможность, мы узнаем, и скоро. Со мной есть офицер. Я пошлю его с поручением в другую часть. Он выполнял такую работу в прошлом, выполнит и теперь. Ты разрешишь попытаться?

— Я хочу этого.

Хериор ушел. Талахасси протянула руку жрице.

— Тут было что-то еще. Было ПРИСУТСТВИЕ, такое, какое я ощущала в другом мире. — Она не спеша рассказала о том, что было перед приходом Айдис.

— Да, это, может, был дух того, кто украл жезл и ключ. Он устремился следом за тобой через коридор, который открыла Ашок, чтобы достичь вашего мира. Мы его запечатали, но, видимо, дух имел достаточно силы, чтобы следовать за тобой! Мы снова поставим охрану!

Было уже поздно, когда Талахасси, наконец, добралась до постели. Перед этим она еще раз поговорила с Джейтой и Хериором, который отправил своего офицера. И было доложено, что Айдис и ее свита сидят в своих комнатах и стража следит за ними.

Когда она вытянулась на кровати, рядом послышалось тихое мурлыканье. Она так устала, что, казалось, не способна была что-то чувствовать. Айдис надеялась, что сплетни насчет варварской женщины Хериора произведут разрушение, но она не знала, что Хериор похож на… Джессона… на товарища и брата… на…

В этой мысли было что-то тревожное, но Талахасси слишком устала, чтобы добираться до источника своих беспокойств…

Она проснулась от того, что котята недовольно мяукали. В комнате было темно. Только край дверного занавеса слабо светился. И… здесь был снова чужой. Талахасси и без кошачьего мяуканья знала, что возле ее кровати кто-то стоит.

Талахасси открыла рот, чтобы позвать стражу, но струя ударила по ее лицу, обожгла рот, губы, глаза. Она откинулась назад. Тошнота, головокружение… и мрак небытия.

Талахасси тонула. Вокруг была вода, и не за что было ухватиться. Волны перекатывались через ее голову, и она боролась с ними, чтобы вдохнуть воздух. Она тонула! Шторм успокаивался, хотя она все еще ощущала, как подхватывает ее тело разбушевавшаяся стихия. Но уже не море, не вода были вокруг, теперь она чувствовала движение воздуха и слышала гул машины!

Мозг ее работал лениво, но искра осторожности проснулась. Она постаралась вспомнить, что же произошло. Это началось в спальне. Она лежала. Потом ее ударила по лицу струя воды.

Конечно, сейчас она не в постели и не на вилле. Но где же?

Она давно уже находилась вне времени и подумала, что пора привыкнуть к невероятным сменам мест.

Не открывая глаз (пусть тот, кто поблизости, считает, что она все еще без сознания), Талахасси пошевелила рукой и поняла, что они связаны. Ноги, почувствовала она, тоже несвободны. Не то, чтобы ее связали, ее, скорее, запеленали, как Джон, только голова осталась на свободе.

Итак, она пленница на флайере. Каким образом ее унесли из хорошо охраняемой виллы, это вопрос. Разве что они — кто бы это ни был — усыпили всех, включая и стражу, той же жидкостью, которой брызнули ей в лицо. Айдис, бесспорно. Это ее рук дело. Какую же глупость они сделали, оставив ее ночевать на вилле.

Когда мысли Талахасси коснулись памяти Ашок, девушка не смогла найти даже намека на то, что подобное нападение когда-нибудь совершалось. Айдис сидела перед ними и нагло предупреждала… Талахасси не на шутку рассердилась: да как она посмела? Память Ашок обжигала мыслью, что Айдис подняла руку на члена Рода! Они должны знать, что за такое оскорбление придется расплачиваться!

Но кто «они», кроме Айдис, разумеется, и ее слуг? Наверное, Узеркоф, за которым стоит этот таинственный Касти. Подумав о Касти, Талахасси поняла, что осмотрительность приглушила, но не погасила гнева. Она должна узнать все, что можно.

Сначала она прислушалась. Гудели моторы. Она, видимо, лежала на полу кабины, потому что пол был очень жестким. Там, конечно, был пилот… Она попыталась вспомнить, сколько человек сопровождало Айдис. Кажется, две девушки и ведьма-нянька. Но жена Узеркофа никогда не выезжала без отряда личной стражи.

Никто из ее охраны не показывался на вилле. Естественно, амазонки не допустили бы этого. Даже людям Хериора отводились бараки за пределами виллы. С ним мог войти только один воин из личной охраны.

Вилла была домом женщин, жильем незамужней дочери Великого Солнца.

Здесь, возле Талахасси, надо полагать, было человек шесть врагов. Чем дольше они будут считать, что она без сознания, тем лучше. Кроме звука мотора, она слышала и голоса людей, но не могла полностью разобрать слова. На помощь пришло обоняние: она уловила слева от себя запах духов, конечно, Айдис. И… да, этот тошнотворно-сладкий дым палочки, которую принцесса закурила на вилле.

Откуда-то издалека доносился другой запах, тоже неприятный. Она была поймана, как мышь в мышеловку, а в углу сидел на страже ленивый кот.

Сила гула изменилась. Талахасси показалось, что скорость полета уменьшилась. Затем началась посадка со страшным скрежетом. Моторы смолкли. В лицо ей пахнуло воздухом. Но не свежим ветерком виллы, а сложной смесью запахов, которые пробудили в Талахасси воспоминания о доме. Запахи города.

Кто-то прошел, слегка отодвинув ее в сторону. О ней словно забыли. Она чуть-чуть приоткрыла глаза. Поле зрения было очень ограничено, но тем не менее она увидела солдата в тускло-зеленой форме. И в его руках был ларец с жезлом!

Она чуть не выдала себя. Как же им удалось снова завладеть им? Может, они убили всех обитателей виллы? Ей стало страшно от такой мысли. Если они привели других в такое же беспомощное состояние и так же легко, как ее, то могли убить всех, и только она одна попала в руки тех, кому мало пользы от ее смерти.

Собственно в том, что ей сохранили жизнь, только одно могло иметь значение: никто, кроме нее, не мог дотронуться до жезла в отсутствие Императрицы. Интересно, взяли ли они также и ключ? Она содрогнулась, когда, сложив все предположения, пришла к окончательному выводу — случилось непоправимое. Какое оружие есть у нее? Неполная память умершей девушки, память, но не сила, какой управляла эта девушка, храбрость и решительность, что были у Талахасси врожденными. Жезл… Она могла держать его и уже воспользовалась этим однажды. Но могла ли она управлять силами, которые он символизировал? Талахасси не знала, проверялась ли запись памяти Ашок, прежде чем была передана ей. Девушке казалось, что над памятью хорошо поработали. И, естественно, они должны были это сделать для собственной защиты. Что знала Джейта о Талахасси Митфорд, чтобы вложить в нее полную память ее предшественницы? Таким образом, Талахасси не могла сражаться так, как это смогла бы делать Ашок, она могла только блефовать. А всякий блеф легко обнаруживается.

Снова послышались тяжелые шаги. Талахасси закрыла глаза. Ее подняли в том же положении, как она лежала. Как видно, она лежала на носилках, потому что к ней не прикоснулись. Затем носилки наклонили так, что она могла бы соскользнуть с них, не будь она привязана.

Она чуть-чуть приоткрыла веки и увидела свет, а за ним кусочек ночного неба и опять широкие спины людей в зеленой форме, которые исчезли, как только носилки втолкнули в темное тесное помещение. Она услышала шум закрывающейся двери.

Заработал мотор, и она снова поехала. Но здесь не было никаких отверстий, чтобы увидеть, куда ее везут. Странно, но эту часть путешествия она проделала одна. Затем что-то скользнуло по полу, на котором стояли носилки, и ударилось об стену. Может быть, это ларец с жезлом! Талахасси подумала, что из-за рожденного страха, с которым большинство жителей Империи смотрят на этот предмет, вряд ли они хотят видеть его около себя.

Она попыталась собрать воедино все факты. Не было сомнений, что ее похитили, бесстыдно унесли из ее собственного дома. Никто не решился бы исполнить приказ, если бы тот, кто отдал его, не был уверен, что избежит возмездия. Особа Наследницы священна. Этот закон нерушим и сейчас, несмотря на то, что в последние годы большинство древних верований ослабло.

Надежды на помощь Джейты или Хериора не было. Трудно поверить, что те, кто увез ее, оставили в живых таких сильных противников. Значит, она теперь одна и поддержку может черпать только в урезанной памяти Ашок.

Однако, страха она не чувствовала. Стал проявляться собственный характер Талахасси. Когда-то она училась самоконтролю. Никогда в ее жизни не было ситуации более подходящей для того, чтобы проверить, чему она научилась. Теперь надо было заставить гнев работать для своей же пользы. Она несколько раз уже делала это в прошлом. Поддерживала с его помощью свои мужество и решимость.

Айдис, Узеркоф, Касти… Она методично собирала все, что было в памяти Ашок, касающееся этих людей. Узеркоф был, вероятно, слабым звеном. В монархии, твердо обоснованной на матриархальном наследии, у сына короля было, видимо, очень мало власти. Если бы он женился на Ашок, он мог бы надеяться на корону, но в этом ему не повезло.

Члены Рода женились по обязанности, а не по своему выбору, по крайней мере, таким бывал их первый и официальный брак. Зачастую у королей были наложницы, а у королев фавориты. В этом поколении все было направлено на то, чтобы обновить кровь, создать нового человека, который, возможно, будет наделен Талантом.

Императрица Налдамак была выдана в ранней юности за очень дальнего родственника, который через два года погиб при крушении флайера. Толку из этого брака не вышло, не было бы его и от любого другого, поскольку императрица оказалась бесплодной. Если бы Ашок была жива, то надежды на продолжение рода связывались бы с ней.

А поскольку она умерла? Может быть, Узеркоф?

Айдис была всего лишь дочерью провинциального правителя, и вдобавок кровь ее предков смешалась с кровью заморских варваров. Этому способствовало то, что провинция находилась на берегу моря, где шла бойкая торговля с иноземцами. Будь Узеркоф на троне, она была бы просто женой короля, а не настоящей императрицей.

Талахасси стала неохотно вспоминать о Касти. Было управление, и была Власть, и иногда одно не было частью другого. Кто-то может стоять за спиной Императора и через него вершить свою власть. Как раз в этом подозревали Касти, и, похоже, не напрасно.

Если Налдамак вернется к Полугодовому празднику и взойдет на трон в ритуальной церемонии без жезла в руках… Именно этого они первым делом и добивались. Теперь у них и жезл, и Ашок… или ее подобие.

Из полученной памяти Талахасси выяснила, что о Касти почти ничего не известно, и это было самым подозрительным. Зачем понадобилось вычеркивать его?

Айдис говорила, что Верховный Жрец Зилаз был в плену в своем храме. Это было предупреждением о том, что его нельзя вызвать. Нет, Талахасси придется рассчитывать только на себя, а не на чью-то помощь или память мертвой. Но уверенности в успехе у нее было очень мало.

Машина, в которой ее заперли, остановилась. Талахасси закрыла глаза и напрягла слух.

Она услышала щелканье задвижки на задней стенке. Затем ее овеял свежий воздух. Носилки подняли. Несли ее быстро, носильщики периодически менялись. Затем — свет, который она увидела, слегка приоткрыв веки.

— В Красную комнату, — раздалась команда. — И пригласите моего лорда. — Это говорила Айдис.

Красная комната? Да, это же в южном дворце-центре, куда люди Хериора не сумели проникнуть и где собирались вожди, подозревающиеся в мятеже. Эта комната вообще имела достаточно жуткую историю: сто лет назад в ней брат убил брата в борьбе за трон.

Даже Талант не уберег королевскую линию от налета честолюбия и алчности. Возможно, поэтому он так ослабел в этом поколении. И теперь Род силы погибал. Эта сила, если ее неправильно применить, могла обернуться против того, кто пытался сделать ее злым оружием. Вероятно, Айдис не случайно выбрала гробницу этого позора. В местах, где бурные страсти вылились в отчаянное и кровавое действие, даже через поколения мог задержаться остаток зла. В таком месте даже Талант слабел, и зло могло воспользоваться этим. Здесь он был открыт для вторжения самого страшного. Но она не Ашок, значит, такого вторжения ей нечего бояться.

Носильщики свернули, затем коридор сделал еще один поворот. Наконец, носилки были поставлены, но не на пол, а, по-видимому, на ложе, потому что под Талахасси слегка прогнулась поверхность. Она слышала, как носильщики ушли, но была уверена, что она в комнате не одна. Она насторожилась.

— Ашок!

Уже больше не Великая Леди! Айдис! Она, вероятно, обращалась к кокону.

Почти сразу же последовала жестокая пощечина, которой Талахасси не ожидала, и поэтому открыла глаза. Над ней наклонилась Айдис. Глаза ее сверкали.

— Так я и думала, — сказала она. — Касти говорил, что сонная жидкость не будет действовать слишком долго. Ты пыталась играть со мной, но время для игр прошло, сестра. — Она подчеркнула последнее слово. — Ты ни разу не соблаговолила назвать меня этим словом, не так ли, Ашок? Из вас не вытянешь доброго слова. Ты снизошла ко мне, когда я пришла к тебе. Теперь я снизойду к тебе!

Она скорее ощерилась, чем улыбнулась, показывая мелкие острые зубы. Их белизну подчеркивали накрашенные губы.

— Я вижу тебя, — ответила Талахасси, придавая этим словам особое значение и растягивая их для того, чтобы продлить удовольствие. — Но долго ли кто-нибудь будет видеть тебя? Подумай об этом, сестра!

Талахасси постаралась придать своему лицу совершенно бесстрастное выражение. Злоба Айдис могла быть слабостью ее характера, а любую слабость следовало отметить и использовать.

Айдис повернулась и подошла к столу. Талахасси стала осматриваться. Да, она не ошиблась — с ней вместе привезли и жезл. На столе стоял ларец, в который она положила жезл по приказу Джейты. Пальцы Айдис прикоснулись к крышке, но не сделали попытку открыть ее. Она оглянулась через плечо на свою пленницу.

— Это тоже у нас, несмотря на все ваши старания сохранить его в своих руках! Не удивляешься, что мы так легко взяли и тебя, и его? Я слышала много болтовни о власти и Таланте. Всю жизнь я видела, как люди боятся этой вещи, силу которой нельзя доказать. Понимаешь, как просто мы тебя победили? — Она засмеялась. — Я говорила тебе о другом пути, сестра. Теперь мы идем по нему. И ты никак не сможешь повернуть время или помешать нам.

Она провела рукой по ларцу. Талахасси подумала, что несмотря на все, что она сказала, оскорбляя Талант, Айдис все-таки достаточно осторожна и не трогает жезл — внутренне она не так уж уверена в безопасности другого пути, как пытается убедить всех. Талахасси чувствовала болезненное желание взять символ, обуздать эту силу, чтобы не действовать больше через Узеркофа.

Пока Талахасси мысленно рисовала себе образ кузена Ашок, он сам явился. Ростом он был ниже Хериора. Вялое тело и раздраженное выражение лица Узеркофа делали его старше. Он не носил формы; на нем были свободные шаровары, белая безрукавка, расшитая замысловатой вышивкой.

На голове не было принятого при дворе парика; вместо него он закрутил вокруг головы огненно-красный шарф, который только подчеркивал отвисшие щеки и безвольный рот Узеркофа.

— Маскак сказал…

Тут он увидел Талахасси позади Айдис. Глаза его расширились, как будто он и в самом деле удивился. Затем он негромко захихикал.

— Значит, тебе удалось?

Талахасси отметила тень удовлетворения на лице Айдис, когда та ответила:

— Господин мой, разве ты сомневался в успехе нашего плана?

— Очень уж много было препятствий, ведь она была в своем дворце, а там есть охрана. — Он шагнул к Талахасси, оглядел ее и снова засмеялся. — Привет, кузина!

Айдис встала рядом с ним.

— Она не отвечает на родственные приветствия. Но мы ее научим, не так ли, милорд?

Тот облизнул отвисшую нижнюю губу, будто добирался до лакомого блюда.

— О, да, она будет отвечать! — согласился он, протянув толстые пальцы и потрепав Талахасси за подбородок. В нем было что-то от мальчика, который решился на какое-то действие и теперь — страшно или нет — должен его выполнить. В этот момент Айдис торжествовала, но Узеркоф при всей его кипящей злобе все еще сомневался в успехе.

— Милорд, — Айдис оттянула его от пленницы и повела к столу, — посмотри, что здесь лежит.

Его пальцы потянулись к ларцу. Айдис выпустила его локоть и откинула крышку, показывая жезл. Злобная радость увяла на лице ее мужа, когда он заглянул в ларец. Узеркоф так глубоко вздохнул, что даже Талахасси услышала.

— Он твой, возьми его! — на лице Айдис появилось теперь презрение, которого Узеркоф не заметил, поскольку его внимание было поглощено жезлом.

— У меня… у меня нет Таланта… — сказал он. Казалось, он говорил это не жене, а самому себе, потому что чувствовал тайное предупреждение.

— Талант! — произнесла Айдис. — Зачем он тебе, милорд? Разве Касти не дал нам и не даст снова гораздо большей силы, чем эти суеверия, которые насаждают жрецы, чтобы управлять народом? Ты из Рода, тебе стоит только взять эту вещь, и ты сможешь управлять Империей. Неужели ты такое ничтожество, — голос ее стал презрительным, резким, — что не можешь сделать такого пустяка, и тут же получить трон? Ты считаешь себя мужчиной, так докажи это!

Он облизал толстые губы и вытер руки о безрукавку.

— Сейчас придет Касти. — Айдис повернулась и подвинула открытый ларец Узеркофу. — Встреть его с жезлом. Ты понимаешь, что это будет означать? Он чересчур высокого мнения о себе, хотя его план добыть жезл провалился. Ты должен показать ему, что ты из Рода.

Узеркоф снова вытер руки о бедра, неуверенно посмотрел на Айдис, затем на ларец и его содержимое.

— Покажи ему, — шипела она, — ты должен это сделать, иначе он не станет для нас тем оружием, в котором мы нуждаемся, а будет думать только о себе! Его план провалился, а нам все удалось! Докажи ему, муж, тогда мы зажмем его в кулак. Потому что, когда ты придешь к власти, не понадобится две головы и две воли — хватит одной!

— Да, действительно, одной твоей, — подумала Талахасси — Пожалуй, чем больше Айдис настаивает, тем больше Узеркоф боится. Да и как может быть иначе? — подсказала память Ашок.

Никто, даже член Рода, не мог подчинить себе жезл, если не имел в себе той непреодолимой силы, которую древняя вера пронесла через столетия, изучая ее и воспитывая.

Узеркоф протянул руку, и Талахасси заметила, что рука дрожит. Его побудила к действию воля Айдис. Талахасси не знала, каков будет результат, но была уверена, что это не пройдет ему даром.

Видимо, он собрал все немногие запасы своего мужества, потому что вдруг сунул правую руку в ларец, сжал в кулак жезл ниже львиной пасти и вытащил его.

Мгновение Узеркоф держал жезл перед собой, как держала его Талахасси, когда солдаты вторглись в развалины храма. Затем он завизжал громко и пронзительно, как женщина. Жезл выпал из его руки и покатился по полу. А Узеркоф все еще держал руку перед собой… Кожа на пальцах покраснела, затем медленно приняла пепельно-серый цвет. Узеркоф снова завизжал. Пальцы его съежились в когти и оплавились, он даже не мог их согнуть.

Айдис отскочила, с ужасом глядя на обезображенную руку, а визг Узеркофа превратился в бессмысленный агонизирующий вой. Его жена хотела отшвырнуть жезл ногой, но остановилась, потому что теперь ее охватил смертельный ужас. Узеркоф упал на колени, все его тело сотрясалось. Затем он растянулся на полу, продолжая вопить.

Сбежались люди. Сначала стража с оружием наготове. Но увидев то, что лежало рядом с хозяином, и изуродованную руку, в ужасе отступили и этим освободили дорогу другому человеку.

Касти!

Он был худощав и такого же роста, как Джессон. Черты лица казались тоньше, чем у Узеркофа. Он вполне мог сойти за члена Рода. Но кто он был, оставалось неразрешимой загадкой.

Десять лет назад патруль нашел его в пустыне еле живого рядом с мертвым верблюдом. Он был похож на людей Империи, а не на северных варваров, и его вылечили. Он произвел неплохое впечатление. Его послали в Новую Напату с рекомендацией к генералу Немучу.

С самого начала фортуна, казалось, благоволила к нему. Несмотря на то, что он не заводил друзей и ни с кем не откровенничал, он нравился людям, когда хотел. Никто не отрицал удивительных способностей Касти. Даже Зилаз не мог не оценить глубину его ума.

С самого первого дня своего появления в Новой Напате он избегал всего, что относилось к Храму. Иногда он давал понять, что презирает суеверие и не считает нужным относиться к нему всерьез. Это льстило тем, кто не мог войти в правящий центр Империи.

Теперь он опустился на колени перед Узеркофом и, сжав ему запястье, осмотрел ужасную рану, потрогал пальцы пострадавшего. Это было похоже на врачебный осмотр. Потом он обратил внимание на самого Узеркофа, который уже не визжал, а скулил. Нагнувшись, Касти уставился прямо в его расширенные от ужаса глаза и пробормотал что-то так тихо, что услышать его мог только принц. Остальные, включая Айдис, держались на значительном расстоянии, будто Узеркоф был действительно проклят и это проклятие могло обрушиться на всех.

Узеркоф медленно закрыл глаза. Голова его безвольно откинулась, из открытого рта потекли слюни. Касти быстро скомандовал:

— Отнести его в спальню! — и щелкнул пальцами стражникам, которые были явно не склонны приближаться, но и ослушаться не могли. Когда они унесли принца в комнаты, Касти оглянулся и посмотрел на Айдис, на жезл и, наконец, с большим вниманием на Талахасси.

Когда он обернулся к ней, она увидела бесстрастные глаза, которые абсолютно ничего не выражали. Талахасси испугалась. Касти не выказывал никаких эмоций, она не могла угадать его мыслей. Он смотрел на нее, как на неодушевленный предмет. Ашок более всего пугала в Касти эта его манера смотреть, не замечая, и теперь Талахасси обнаружила, что ей тоже страшно.

— Итак, принцесса, — обратился он к Айдис, продолжая смотреть на Талахасси, — похоже, вы неплохо поработали.

Возможно, эта холодная нота превосходства в голосе Касти вывела Айдис из состояния шока. Губы ее сжались, а сама она подтянулась, овладев собой.

— Мы добились успеха, — ответила она. — Здесь лежит то, за чем ты напрасно посылал своего помощника. — Она кивнула на жезл.

— И, кажется, с неудачным результатом: принц не смог справиться с ним.

Касти снова встал на одно колено, посмотрел на жезл и достал из своей длинной серой мантии что-то маленькое, настолько маленькое, что оно уместилось в его ладони. Он провел этим предметом вдоль жезла, стараясь, как отметила Талахасси, не коснуться его. Он проделал это дважды в обе стороны, а затем раскрыл ладонь, чтобы осмотреть металлический предмет размером не более спичечного коробка.

Пока Касти изучал его, между бровями у него появилась глубокая складка.

— Излучение, — сказал он скорее для себя, чем для слушателей. — Но какое?

Гибким движением Касти встал, шагнул к Талахасси и развязал стягивающие ее веревки.

— Что ты делаешь? — метнулась к нему Айдис. — Она…

— Если расчеты верны, — на этот раз его высокомерное презрение к Айдис было весьма заметным, — похоже, что принцесса Ашок может держать этот символ могущества без вреда для себя. Я немедленно проверю это. Или ты, принцесса, не рискнешь поднять его с пола?

Когда последняя из обертывающих тело Талахасси пелен была снята, она осталась в одной тонкой ночной сорочке. Ее тело одеревенело, спина болела от долгого пребывания в одной позе. Однако она встала, стараясь не показывать своих чувств.

— Можешь поднять это? — Касти показал на жезл.

— Я из Рода Высшего Пути, — ответила Талахасси уклончиво. Она не знала, могут ли они подействовать на нее своими методами контроля. А вдруг она возьмет жезл в руки и сможет затем оказать давление на них? Память Ашок дала ей только смутный и неполный намек, каким образом можно пользоваться этим символом власти.

— Не надо! Она проклянет нас, и мы умрем! — Айдис схватила Касти за локоть. — Ты освободил ее, но ты не знаешь, что она сделает с жезлом в руках!

— Она сделает очень немногое, — спокойно ответил Касти. — Я присмотрю за этим. Ну!

В одной руке он все еще держал предмет, которым пользовался при осмотре жезла, но другой с быстротой фокусника достал блестящий диск, который раскрутил в воздухе за цепочку. Глаза Талахасси против воли уставились на диск. На нее упало то же самое ПРИНУЖДЕНИЕ, в каком держала ее чужая воля в музее.

Под этим ПРИНУЖДЕНИЕМ она послушно двинулась, уже не владея своим телом, и протянула руку к жезлу. Он был теплым, почти живым в руке. Что-то ей сейчас нужно было совершить, чтобы завладеть положением, но память Ашок не была достаточно сильной, чтобы подсказать ей… Нет, как пленница Касти она должна взять жезл, пронести его три-четыре шага и положить в ларец. Так она и сделала.

— Хорошо, Великая Леди, — с насмешкой произнес он ее титул, когда она закрыла крышку. — Значит, это правда, и у тебя есть какой-то контроль над этой штуковиной.

Теперь он покачивал перед Талахасси ларец на уровне ее груди, внимательно разглядывая его поверхность. Он еще раз нахмурился и покачал головой, как бы не соглашаясь с собственными мыслями.

— Видишь, принцесса, — сказал он Айдис, — как новое знание сталкивается со старым и побеждает его? Теперь она полностью в моей власти, как леопард, окруженный сворой собак.

— Все равно она опасна. Она может умертвить всех нас, — возразила Айдис.

— Именно. Но ведь ты сама привезла ее сюда, принцесса.

— Потому что нам нужен заложник, иначе наш план полностью провалится. Они считают ее наследницей и не захотят потерять ее.

— Ты так думаешь? — Касти холодно улыбнулся. — Тут не нужны старые методы: заложники, торги. Разве мы не договорились, принцесса, что настало время смахнуть прошлое и начать все сначала, не обременяя себя старомодными предрассудками и обычаями?

— Но у нас нет еще силы…

— У нас есть все, что нужно на данный момент. Если понадобится еще что-нибудь, мы знаем, где найти.

Айдис злобно посмотрела на него.

Возможно, она начала понимать, подумала Талахасси, что властвовать за спиной Императора Узеркофа будет не его жена, а кто-то другой.

— Тогда что же нам с ней делать? — Айдис ткнула пальцем в пленницу, как бы желая заколоть ее.

— Она будет в сохранности, принцесса, у меня. — Как бы подчеркивая свои слова, Касти перестал крутить диск и сунул его в складки одежды. Но прежде чем Талахасси, освобожденная от ПРИНУЖДЕНИЯ, смогла двинуться по своей воле, в его руке оказался цилиндрик, из которого в лицо Талахасси брызнул уже знакомый ей наркотик.

Она медленно просыпалась, теперь уже ничего не разыгрывая и не пытаясь скрыть от похитителей свое состояние, потому что знала: на этот раз она этим ничего не достигнет. Вокруг был ослепительный свет и слышались странные звуки, природу которых она не могла определить.

Пол под ней был ровный и жесткий. Она поняла это, когда приподнялась на локтях, чтобы оглядеться. Она была в клетке! Проволочная сетка, натянутая на четырех крепких копьях, отгораживала часть громадной комнаты.

Талахасси не представляло труда определить предметы, которые показались бы Ашок совершенно незнакомыми. Это была лаборатория, но она резко отличалась от тех, в которых бывала Талахасси, когда училась. Слева от нее стоял щелкающий ящик высотой почти до потолка, в стороне от него — два длинных стола с ретортами, колбами, инструментами, воздух был кисловатым от химикалий.

На ближайшем столе стояла небольшая клетка, такая же, как и та, в которой находилась Талахасси, но несколько иной формы. В ней лежал жезл, снова вынутый из ларца. Даже в этом ярком свете Талахасси показалось, что она видит мерцание излучения над драгоценным камнем на его верхушке. А рядом лежал ключ или, по крайней мере, анк, очень похожий на тот, что был у Джейты. Однако Айдис не похвалялась им, как своей добычей.

Что-то это все означало. Крошечная искорка памяти Ашок внезапно вспыхнула при виде ключа, но быстро угасла, прежде чем Талахасси смогла уловить ее. Осталось только ощущение, что с жезлом и ключом вместе можно что-то сделать для ее защиты и, возможно, атаковать тех, кто держал ее здесь.

Клетка была без двери. Когда Талахасси протянула руку к сетке, предупреждающий рефлекс заставил ее отказаться от попытки прикоснуться к ней. Она не могла пожертвовать своей одеждой, но ткань, обертывающая ее голову, могла пойти в дело. Талахасси осторожно свернула ее в плотный узел и чуть-чуть коснулась его краем решетчатой стены, держа пальцы как можно дальше.

Произошла вспышка. Талахасси похолодела: что, если бы она прикоснулась к решетке рукой? Она села, скрестив ноги, на середине клетки и стала размышлять. Хотя что тут размышлять. Будущее было более чем непредсказуемым.

Мысли ее были безрадостны и уходили куда-то, словно проваливаясь. Но еще раньше она поняла, что в комнате кто-то есть. Она встала и медленно повернулась, вглядываясь в каждый угол. Никого не было видно.

Но все-таки она была не одна!

Какое-нибудь подглядывающее устройство? Талахасси считала, что такое могло быть. Но она не видела ни отверстий, ни проводов. Следовательно, здесь дело в чем-то другом. Да, это было то же ощущение, что в ее — или Ашок — доме, та же неопределенная личность, невидимая, возможно, недоступная общению, присутствовала здесь.

Талахасси уселась на пол. На нее покушалось что-то. Но что? Она терялась в догадках. Как определить существо невидимое, но явно находящееся поблизости? В предыдущих случаях ей казалось, что она видит призрак, но рядом не было и намека на него.

Она снова тщательно осмотрела комнату, изучая каждую ее часть. Здесь нет… здесь тоже… и здесь… Она верила своим ощущениям. И, наконец, она нашла! ЭТО висело над другой клеткой, где лежали жезл и ключ.

Что это? Айдис говорила о ней, как о заложнице. И можно было понять, что ее заточение продлится до тех пор, пока не явятся сюда те, кто предложит за нее выкуп. Может быть, она имела в виду Налдамак? Кто же может ее выкупить? Последователи Высшего Пути, запертые теперь в их храме? Джейта с Хериором? Но в таком случае их не убили. Она вспомнила, что Касти не принял идею о заложниках. А здесь была цитадель Касти — в этом Талахасси была уверена.

Последователи Высшего Пути всегда искали во всем то, что можно назвать духом, потому что контроль над собственным мозгом обострял и наставлял их Талант. Касти же явно пришел к тем же результатам другим способом. И несомненно он достиг многого.

Гипноз — вот, вероятно, его основной козырь. И этот вертящийся диск, который покорил ее волю, тоже гипнотического свойства. Использует и химию. Как иначе объяснить струю воды и насильственный сон? А первое похищение ключа и жезла в иной плоскости сознания — в ее собственной? Значит, он изобрел другое оружие и инструменты, управляющие сознанием.

Призрачное существо все еще было здесь. Снова и снова Талахасси проверяла свое странное ощущение. И всякий раз убеждалась, что оно не обманывает ее. Был ли это тот самый посланец, что, по воле Касти, перенес ключ и жезл в другое время и который был затем «закрыт» действиями Джейты? Могла ли Джейта общаться с ним? Пыталась ли она сделать это? Теперь у Касти были оба символа власти, и он мог освободить посланца. Или все же не мог сделать этого?

Талахасси сжала кулаки. Многое хотелось бы ей узнать. Но обо всем этом она могла только догадываться.

В дальнем конце комнаты раздался резкий звук. Здесь не было занавесок, как на вилле, но была дверь, такая же, как в ее мире. Касти, сменивший свою серую мантию на белую безрукавку до колен, важно прошел между двумя столами с оборудованием.

Он сразу заметил обгоревший край головной повязки, которую она сбросила на пол, и улыбнулся.

— Ты уже поняла безумие всякой попытки сбежать? Ты очень проворна, — начал он. — Теперь ты знаешь, какая опасность окружает тебя в этих стенах?

— Знаю, — ответила она. — И знаю также, — почему-то добавила она, — что мы здесь не одни.

Он быстро оглянулся с некоторым беспокойством, которого Талахасси не ожидала увидеть, и отметила как трещину в фасаде его безоговорочного авторитета.

Он засмеялся.

— Духи витают в воздухе, Великая Леди? Или призрак святого Апедемека, набирающего силу для освобождения избранной?

— Здесь, варвар, — она намеренно придала этому слову оскорбительный оттенок, — не Апедемек и не кто-либо из Пути, а твое изделие. Оно висит теперь над Вещами Власти. — Она указала на плененные жезл и ключ, как будто она действительно видела там какую-то тень. — Ты послал его, и оно вернулось к тебе.

Он повернул голову, взглянул в указанном направлении и снова засмеялся.

— Не думаешь ли ты запугать меня своими вечными глупостями? Я знаю обо всем на свете лучше тебя и в сказки не верю.

Талахасси пожала плечами.

— Веришь или нет, но Акини здесь.

Откуда это имя? Она не знала, но назвала его вслух, как будто в этот момент кто-то шепнул его на ухо или отчаянно крикнул издалека.

Он повернулся к ней.

— Ты многое знаешь, Великая Леди, но, называя имя мертвого, не спасешь себя. Я все равно не поверю в вашу «Власть». Это имя могло быть известно тем, кто служил вашему делу. Я считаю, что дело это умерло, как умрешь и ты, когда я захочу и если я захочу. Ты веришь мне? Да, в глубине души веришь. Хорошо. Значит, мы понимаем друг друга. А я еще не встречал человека — мужчину или женщину, — который не торговался бы за свою жизнь. Если ты расскажешь мне, например, как ты сожгла этого дурака Узеркофа, не прикасаясь к нему, энергией, содержащейся в этой штуке, — он показал на клетку с жезлом, — тогда мы сможем сотрудничать. Надеюсь, ты не думаешь, что я заключу какой-то постоянный договор с Узеркофом и этой тигрицей, которая вертит им, как хочет? Они были мне полезны, но теперь больше не нужны. Их можно стряхнуть, как пыль с рук.

— Ты хочешь иметь древнее Знание, хотя только что сказал, что оно ничего не стоит, — ответила Талахасси. — Ты сам себе противоречишь.

— Я? Нет, Великая Леди. Я допускаю, что в вашем знании есть кое-что необъяснимое и, возможно, полезное. Амон образовался давно, задолго до Мерсе и даже до Египта. То, чем ты теперь обладаешь, вероятно, только жалкие крохи обширной древней науки. И есть другие Пути, чтобы вернуть те времена, — более короткие, чем те, которые остались за спиной человечества, и знающие Пути, более действенные, чем ваш. Научи меня секрету вашей Власти, чтобы управлять этим, — он снова указал на маленькую клетку, — и тогда не будет ничего, чего бы я не смог добиться! Ты же хочешь побывать на других планетах, Великая Леди? Кто знает, что можно будет сделать, если мы соединим свои усилия.

Хотя его голос был бодрым, она чувствовала фальшь. Вот так он уговаривал и тех, кого не удовлетворяло прошлое, присоединиться к его мечтам о будущем. Неужели он думал, что человек с Талантом не видит его насквозь, не понимает, что это человек, желающий править миром, взять в руки власть?

Девушка не ответила ему, а отвела глаза. Что-то говорило ей, что тот, кто парил над пленным талисманом, теперь подобрался к Касти.

— Не собирается ли Акини шепнуть тебе что-то, Касти. Он стоит теперь настолько близко, что может дотронуться до твоего плеча.

— Значит, ты применила свое колдовство? Ладно, будь уверена, что оно обернется против тебя! Я умею читать чужую тайну, Великая Леди. Не думай, что я позволю тебе совершать здесь то, что умею делать сам.

Он подошел к щелкающему ящику и прижал палец к какому-то месту на нем. Талахасси вздрогнула. Голову стянуло, как ремнем, вдавило внутрь, сжало. От страха во рту стало кисло.

Затем на помощь пришла память Ашок. Она включилась сама без каких-либо усилий со стороны Талахасси. Именно этого он и желал, этого и добивался. Вся жизнь есть состояние мозга, им можно пользоваться, как оружием…

Талахасси словно бы видела себя со стороны, словно бы быстро пробегала по хорошо знакомым тропинкам к тому месту, где не достанут ни боль, ни страх, в замок, где ядро ее сущности может оборонять стены от любого штурма.

Она была уверена, что не найдет в памяти Ашок подробностей, касающихся Власти, однако это оружие само пришло ей на помощь. Кое-что она все же нащупала. Возможно, страх повернул ручку двери и впустил Талахасси в неприступную крепость.

Она видела тени, клетка, окружавшая ее, стала тонкой, как паутина, ее можно было разрушить, если бы она захотела. И Касти превратился из человека в пучок света, пульсирующий мрачным пурпуром, цветом высокомерия и самоуверенности. Знания идут из источника жизни, а такие, как Касти, отрицают этот источник и считают его за ничто.

Щелчок, резкий поворот к нормальному фокусу. Касти снова стал самим собой и, нахмурившись, изучал Талахасси. Затем он медленно улыбнулся той же сладкой улыбкой, что и Айдис.

— Ты, оказывается, сильнее, чем я думал, — сказал он. — Однако, в конце концов мы договоримся. Ты примешь мои условия. Между прочим, из-за твоего упрямства эти условия будут становиться все более жесткими. Чем дольше ты будешь упорствовать.

Он повернулся и пошел, словно начисто выкинул ее из своих мыслей. Талахасси глубоко вздохнула, но все ее внимание было приковано к спине Касти. Хотя освещение было прямым, никаких теней не было, за ним тянулось тонкое, разреженное НЕЧТО, которое висело раньше над жезлом и теперь, слегка материализовавшись, тянулось за Касти, как изорванный плащ.

Касти остановился на другом конце комнаты и нагнулся над столом. Талахасси показалось, что она видит бумаги, на которые он внимательно смотрит. Дух висел рядом с ним, он — так показалось Талахасси — толкнул локтем сначала одно незащищенное плечо Касти, затем другое, стараясь привлечь к себе его внимание. Однако Касти не подавал вида, что знает о его присутствии. И девушка подумала, что, наверное, он и в самом деле не знает этого.

Она ожидала, что призрак вернется к клетке с жезлом, когда Касти отложил бумаги, сел за стол и занялся стоящим там аппаратом. Но призрак взмыл вверх и исчез, так что Талахасси больше не ощущала его ПРИСУТСТВИЯ. Но она знала его имя — Акини, а в этом случае, по очень древнему закону, она имеет над ним хоть и очень небольшую, но власть, или будет иметь ее, если вспомнит надлежащий ритуал.

Теперь ей оставалось подумать, что произошло за то время, когда Касти взял ее под опеку своей машины. Он не получил того, чего желал. Но она все еще была пленницей, и жезл и ключ тоже. Талахасси не надеялась на помощь извне, хотя и продолжала сомневаться, что у Касти все под контролем, как он уверял.

В одном он признался, что больше не собирается (даже если и хотел раньше) сажать Узеркофа на трон Императора. Талахасси не знала, как настроен народ, — примет ли правителя не из Рода? По-видимому, люди приняли закрытие Храма, которое было сделано вопреки всем законам и правилам. А одно это богохульство могло бы заставить толпу подняться на борьбу.

Касти предложил ей торг, однако, правильнее было бы сказать, что он собирался торговаться с Императрицей Налдамак. Женщина, носящая тройную корону, совсем не то, что девушка Ашок, которую Императрица называла сестрой.

Печаль и потери иссушили в Налдамак все женские чувства. Теперь ее интересовало только правление, и она так отдалилась от обычной жизни, что производила впечатление человека, который мыслит абстракциями и только в последнюю очередь вспоминает о человеческих чувствах — любви, ненависти, страхе.

Может ли Касти использовать против Налдамак свое оружие гипнотизма, ведь крутящийся диск явно служил для этого, и сделать ее своей игрушкой? Тогда внешний их мир будет выглядеть прежним, но изнутри, овладев древней жизнью, Касти создаст совсем другую жизнь.

Налдамак, вероятно, будет отстранена. Память Ашок могла предложить только догадки. Такое вполне могло случиться, это было бы логично. Но тогда зачем Касти намекал на торг, упирал на то, что Ашок наследница?

А она действительно была ею!

Налдамак принесла торжественную клятву не выходить больше замуж, да она и не могла выйти, коль скоро официально признана бесплодной. А ее наследница…

Талахасси кивнула. Даже в своем теперешнем положении она все-таки не могла не улыбнуться тому, что надежды Айдис рухнули. Вместо того, чтобы помочь своему делу, она сыграла на руку Касти, захватив наследницу. Интересно, поняла ли это сама Айдис? Она не так глупа, чтобы поверить, что сможет когда-нибудь командовать своим бывшим союзником.

Касти налил зеленоватую жидкость из одной мензурки в другую, а затем стал осторожно капать ее в чашу, стоящую на столе позади клетки с жезлом. Из чащи пошел отвратительный запах, такой едкий, что Талахасси закашлялась, несмотря на все свои старания удержаться от этого.

Закончив свое дело, Касти поднял голову и посмотрел на Талахасси. Он поднял чашу так, чтобы Талахасси видела ее.

— Возможно, есть шанс предупредить неминуемую смерть нашего доброго принца. Правда, слабый шанс. Но так как меня призывают творить чудеса, я сделаю все, что могу. Принцесса Айдис… — Он насмешливо покачал головой. — Увы, Великая Леди, поскольку она не может открыто требовать твоей крови, я думаю, она попытается получить ее другими, тайными способами. Не потому, что так уж любит своего драгоценного лорда, а потому, что она твердо рассчитывала надеть на себя корону, хоть и невидимую. А теперь корона разбилась.

Но надежда все-таки есть. А ты, Великая Леди, тоже подумай хотя бы о том, долго ли проживет храмовый наставник в заключении без воды и пищи. Без пищи, может быть, и долго, говорят, что имеющие Талант питаются, а не изнуряют себя постом. Но вода — дело другое.

Его слова оказались ключом, открывшим дверь нуждам ее тела — во рту Талахасси внезапно пересохло. Образ воды вызвал страшную жажду.

Жажда, вызванная упоминанием Касти о воде, стала пыткой. Талахасси сгорбилась в клетке, сложив руки на коленях и опустив на них голову. Касти захватил ее одним лишь вращением диска, которое подчинило ее чужой воле; разве не мог не сделать это более тонко, одними словами? Она пыталась взять под контроль свои мысли, отогнать образы текущей воды.

Значит, Касти решил подвергнуть ее мукам жажды и таким образом взять над ней верх? Кап… кап… Звук капающей воды упорно нарушал ее сосредоточенность, необходимую для того, чтобы достигнуть контроля над собой. Она медленно подняла голову и оглядела лабораторию. Там была каменная раковина с трубкой, из которой капала вода. Раньше Талахасси не слышала этого звука. Видимо, Касти для утонченности пытки слегка открутил кран.

Она снова закрыла глаза, пытаясь не слушать этот монотонный звук, убивающий всякую возможность контроля. Именно этого Касти и добивался: воспользоваться слабостью тела, чтобы взять в плен ее мозг.

Ее охватила паника. Она зажала руками рот, чтобы не завизжать от страха. Страх был его оружием, а ее защитой — ярость, что поднялась в ней, как стена, против ее собственного отчаяния.

Кап… кап…

Талахасси дико затрясла головой, как будто могла этим избавиться от звука. Нет, это не способ борьбы. Но единственное оружие, в котором она была уверена, — это память Ашок. Как и раньше, она начала вытягивать оттуда по частичкам знания, заполняя ими пустоту. Если пустота заполнится, это может помочь ей.

Ашок прошла через долгие испытания в Храме, научилась контролировать естественные процессы собственного тела, что в мире Талахасси считалось возможным лишь теоретически. Где-то здесь должен быть ответ…

Ладони Талахасси вспотели, словно клетка стала нагреваться, однако проволочная сетка оставалась тусклой, не накалялась. Талахасси заставила себя дышать медленно и ровно. Вот так… Вот так…

Она словно пробивалась сквозь стену к какому-то новому состоянию и наконец почувствовала, как включился новый резерв сил, о которых она и не подозревала. Но удержать его было непросто. Она как бы ползла по скользкой тропе, старалась удержаться на ней с помощью этого обрывка памяти. Жажда отпустила. Она, конечно, не исчезла совсем, но уже не превращала Талахасси в обезумевшее животное.

Талахасси открыла глаза и проверила себя, прислушиваясь к капанию из крана. Да, она может держаться!

Дверь медленно, словно украдкой, открылась, пропустила кого-то и снова захлопнулась. Между столами торопливо пробежала Айдис и остановилась перед клеткой.

Она постояла, разглядывая Талахасси. Теперь в ее глазах не было насмешливой улыбки при виде плененного врага.

— Послушай, — она подошла к клетке почти вплотную, — ты имеешь власть. Хотя тебя и заперли в клетку, он не смеет и пальцем коснуться этого. — Она указала на стол. — Он рассчитывает, что ты выполнишь его желание…

— То есть, — уточнила Талахасси, — он хочет править Амоном.

— Да, — Айдис поджала губы. — Он сказал, что постарается вылечить моего лорда, думаю, что он лжет.

— А тебе он больше не нужен?

В глазах Айдис вспыхнула ярость.

— Он… он варвар, даже хуже, чем варвар. Он даже не человек, он не из этого мира! О, он думает, что это надежно скрыто, но знание Зилаза сработало, он пробрался в наш мир через какую-то открытую демоном дверь. Как ты думаешь, где он научился этому? — она обвела рукой лабораторию.

— Однако, ты очень хотела принять его помощь, независимо от того, от демона она или нет, — кольнула ее Талахасси.

Айдис засмеялась.

— А почему бы и нет? Мы думали тогда, что он живет только нашими милостями. Мы могли бы разоблачить его, как существо, не имеющее права на жизнь. Он обещал нам, показывал нам…

— Достаточно, чтобы убедить тебя, но не предостеречь, — подумала Талахасси. — Это была его идея — спрятать жезл и ключ во времени?

Айдис провела рукой по лбу, сдвинув официальный парик и даже не поправив его.

— Да. Но это ни к чему не привело, поскольку вы их вернули. Однако если он сможет открыть такую дверь еще раз, тогда это повторится с помощью тех, кто ему служит.

— Ты не ребенок, Айдис, и не из тех, чей мозг опустошен Великим Злом. Ты точно знаешь, что те придут?

Айдис хрустнула пальцами. Талахасси хотелось рассмеяться. Неужели Айдис думает, что может обмануть имеющую Талант. (Талант? — недоверчиво переспросила другая часть ее мозга, ее другое «я», но ей некогда было ответить). Повороту на 180 градусов в тактике этой женщины, конечно, нельзя доверять. Это хитрость, задуманная Касти, чтобы ослабить волю Талахасси. Но если он думает, что ее можно побудить к действию таким способом, он слишком низко ее ценит.

— О! — Айдис не ответила на вопрос, а перескочила на другое. — Он считает, что у женщин слабая воля и нет целеустремленности. Он втайне презирает наш народ за то, что он слушает женщин и управляется ими!

— Однако ты была уверена, что он станет слушать тебя, — возразила Талахасси. — И я снова спрашиваю: почему?

— Потому что я не знала! — голос Айдис стал высоким, в нем зазвучало раздражение. Видно, этот вопрос задел ее за живое. — Это было до того, как мой лорд узнал правду…

— Ты противоречишь себе. Не ты ли говорила, что вы уже знали о том, что он не вашей породы?

— Я уже и сама не знаю, что говорю, — Айдис подняла кулаки, как бы желая ударить по сетке, а, может быть, и по Талахасси. — Мы знали, что он похож на нас, но не знали, до какой степени. Он разговаривает со мной — со мной! — как с рабыней. Раньше он не осмеливался показывать мне свою настоящую сущность.

— Не осмеливался или не считал нужным? — спросила Талахасси. — А зачем ты сейчас пришла ко мне? Ты же видишь, что я надежно заперта. Что я могу сделать?

Айдис покачала головой.

— Не знаю. Ты изучала Высший Путь и, конечно, что-нибудь можешь сделать.

— Возможно. Достань и принеси мне ключ и жезл, тогда посмотрим.

Айдис повернулась и сделала шаг к талисманам, но тут же отступила.

— Если я коснусь их клетки, я умру.

— Так я и думала, — сухо сказала Талахасси. — А что с теми, кто в Храме? А ведь ты попала в собственную ловушку. Ты обращалась к Зилазу?

— У Крама стража, но не люди, а какие-то его Штуки. Уже три дня никто не выходит оттуда.

— А моя стража? Ты, наверное, усыпила их, а потом перерезала им глотки? — Талахасси старалась говорить ровным голосом.

— Нет! — Айдис уставилась на нее. — Только усыпила, когда мы взяли тебя. Может, до следующего дня. Но они не могут прийти. Касти поставил свою охрану вокруг города, так что входить в него могут только его приверженцы, а выйти не может никто. Он хочет поймать в ловушку Императрицу.

— Захватив таким образом Новую Напату, он сможет все…

— Нет, есть одна вещь, которую он не может сделать! — перебила Айдис. — Он не может взять жезл. Он пытался это сделать раньше, когда жезл попал в его руки, но ничего не вышло. Поэтому он решил спрятать его там, где, как он думал, его никто не найдет. Он не может взять жезл, не может держать его, как не смог сделать это и Узеркоф.

— Ты видела, как он пытался взять его? — спросила Талахасси.

— Да. Он держал в руке коробочку — маленькую такую. Потом провел ею над жезлом. В ней защелкало, и он быстро отдернул ее. Но у него есть существо, которое Касти держит в подчинении силой глаз и волей. Оно ему служит. И вот это существо взяло жезл и исчезло!

— Но оно не пострадало от жезла?

— Касти надел ему на руки рукавицы, очень тяжелые, и существо взяло ими жезл без вреда для себя.

— Но ведь он снова может изгнать жезл? И к тому же если он может делать так много страшных и удивительных вещей, почему бы ему не править без жезла?

Айдис снова уставилась на нее.

— Но ты же знаешь, для чего создан жезл! Он сердце нашего народа! Без него мы пропали. Как ты можешь говорить, что жезл ничто и Касти может править без него?

Талахасси сразу поняла, что сделала грубую ошибку. Народ Амона веками воспитывался в этой вере. И если отнять у них жезл, они рассыпятся как государство, умрут как народ, потому что они верят, что так будет.

— Однако он взял и спрятал его, — заметила она.

— Только на время. Только четверо знали бы, что он исчез, если бы ты и Джейта не угадали этого!

— Но ты взяла его и меня!

Айдис стукнула кулаком о кулак.

— Узеркоф из Рода, никто этого не отрицает. Императрица не замужем, она почти ушла от мира. А ты… Ты на Высшем Пути. Зачем тебе правление? Узеркоф — родной сын Императора, почему бы ему не править? У других народов родные сыновья королей наследуют им…

— У варваров, — уточнила Талахасси, — у тех, с кем ты ближе знакома, чем я. Ты говоришь, что жезл — сердце нашего народа. Да, и он тесно связан с нашими обычаями. Мы не пойдем путями варваров.

— Можешь попрекать меня моей кровью, если Хочется! Да, моя бабушка происходила из западного морского народа, но она не стала от этого хуже. Она была дочерью короля, как и ты.

Итак, подозрения о смешанной крови Айдис подтвердились. Но Талахасси до этого не было дела.

— Сейчас неважно, чья кровь в наших жилах. Достаточно того, что Касти делает, что хочет. А поскольку ты знаешь его лучше, чем я, что ты предлагаешь?

Айдис замялась. Талахасси задала другой вопрос.

— Как контролируется клетка, в которой я нахожусь? Я знаю, что в ее стенках энергия, так что я не могу надеяться пробить себе путь из нее.

Айдис покачала головой.

— Не знаю. Я была в этой комнате всего один раз. И Касти сказал тогда, что вокруг лежит смерть, так что ничего здесь нельзя касаться.

— Тогда зачем ты пришла? — настаивала Талахасси. — Сказать мне, что бесполезно бороться против этого варвара, которого вы надеялись использовать как орудие, который ловко вывернулся из ваших рук и теперь угрожает вам?

— Я пришла, потому что… потому что Касти сказал: «Талант существует». И если есть на Высшем Пути что-то сильнее его машин, то я тебя прошу: воспользуйся этим против Касти, пока не поздно!

Талахасси, прищурившись, смотрела на нее. Она начала эту беседу, считая, что Айдис пришла для хитрой атаки по приказу Касти. Но сейчас поняла, что она действительно испугана и говорит то, что думает. Хотя раньше в этой женщине не было и грана правды, теперь страх заставил ее быть искренней.

— Я понимаю, на что ты рассчитывала, но сейчас, пожалуй, слишком поздно, — заметила Талахасси. — Но вот что ты можешь сделать: извести тех, кто может раздавить Касти, чтобы они открыли путь для Джейты и Хериора…

Айдис снова покачала головой.

— Я не сказала тебе — у него своя охрана в Напате.

— Стражники не могут быть… — начала Талахасси, но Айдис перебила ее:

— Только не такие стражники, потому что это не люди, а существа, которых он сделал в этом месте. Мы не знаем, как он управляет ими, и я не могу освободить тебя из этой клетки. Его пути — не наши.

— Возможно, это и не так, — Талахасси взглянула на блок, откуда доносилось ровное пощелкивание и с помощью которого Касти предпринял неудачную попытку подчинить ее мозг себе. — Вот там, я думаю, контроль над этой клеткой. Посмотри, что в передней части этого блока.

Предмет стоял боком к Талахасси, так что ей плохо была видна его передняя часть.

Айдис подошла к блоку, отведя руки назад, как бы опасаясь даже случайно прикоснуться к нему.

— Здесь панель. Над ней горит красный огонек. Ниже — ряд кнопок.

— Сколько их?

— Четыре.

Четыре и дальняя управляет той агонией, которую навел на нее Касти. Может, какая-нибудь из трех остальных освободит ее? Слабый шанс, но Талахасси не хотела упускать его.

— Не трогай крайнюю направо от себя, но попробуй нажать крайнюю слева.

— Он говорил, что дотронуться до чего-нибудь здесь — значит умереть. — Айдис не пошевелила рукой.

— Если ты не хочешь помочь мне, зачем ты пришла?

— Используй собственную власть, — ответила Айдис. — Вы, с Высшего Пути, не раз говорили, как много можно сделать с его помощью. Я тебя предупредила, но трогать это порождение демонов не стану.

Айдис повернулась и убежала, словно ее преследовало нечто ужасное. Талахасси проводила ее взглядом. Да, в самом деле, пользуйся собственной властью. Действительно ли Айдис бежала в панике, или все, что она говорила, было обманом, желанием выведать, что предпримет в этой ситуации Талахасси с ее хваленым Талантом? Теперь уверенность девушки в том, что страх Айдис был искренним, несколько поколебалась. Правда и ложь могли быть так ловко смешаны, что их невозможно было разделить.

Талахасси преследовала мысль об этих четырех кнопках. Ах, если бы она могла заставить Айдис нажать на них! Она смотрела на блок, словно могла одной своей волей овладеть его секретами и освободиться.

Одной волей! Память Ашок ответила на силу этого желания фрагментом воспоминаний. Неудачным, потому что она никак не могла его применить, использовать. Зато она узнала, что сама Ашок однажды была свидетельницей такого телекинеза. Но это сумели сделать несколько адептов, соединивших для этого свои силы. И это был исключительный случай.

Она закрыла глаза, чтобы отключиться от всего и постараться найти какой-нибудь намек на избавление в этой второй и урезанной памяти. Некоторые детали были такими отчетливыми, что можно было подумать, будто все это происходило с ней самой, другие же расплывались, тускнели, когда она пыталась закрепить их. Существовала возможность коснуться мозга животного, взять его под контроль, заставить выполнять какую-то задачу, которая была ему по силам. Правда, такие манипуляции с другими формами жизни не одобрялись, потому что всякую жизнь нужно уважать и человек не должен обращать в рабство другие виды. Но где же в этой комнате можно найти что-то, на что можно оказать влияние, даже если у нее была такая сила влияния?

Где?

Талахасси напряглась. Это… это… дух, имя которого Акини. Он вернулся, она это чувствовала. Девушка открыла глаза и взглянула на клетку с жезлом. Он снова парил над ней.

Только Акини… тут не один.

Она не видела, но чувствовала теперь не одно ПРИСУТСТВИЕ. Она смотрела, старалась ровно и глубоко дышать.

— Акини! — Талахасси облизнула губы, произнося это имя вслух.

Возникла какая-то странная неподвижность, как будто невидимое остановилось и напряженно вслушивалось.

— Акини, — снова сказала она, уверенная, что ее слышат.

Волна эмоций внезапно толкнула ее с той же силой, как морская волна ударяет о скалу. Это были злоба, страх, но они относились к ней. Нет, эти чувства изливались на нее только потому, что она была здесь и в какой-то мере установила контакт с тем, кто их испытывал.

Но контакт был явно односторонним. Если Акини знал ее или был, как она полагала, виновником всего, что случилось, он, конечно, мог и не ответить ей.

Кроме него, здесь колыхало воздух еще одно ПРИСУТСТВИЕ, некий призрак, дух, туманное очертание с шариком вместо головы, ручками-палочками, такими же ногами, с цилиндрическим телом… Он корчился, словно изо всех сил старался поставить это подобие конечностей на пол, но они колыхались и расплывались. Каким-то образом ему все же удалось направить их движение к клетке Талахасси.

Опять поток чувств — мольба, немой крик о помощи. Это опять он, Акини…

— Акини! — она собрала всю свою волю, потому что колыхающийся рядом с клеткой призрак вызывал в ней ужас, она заставила себя смотреть на него. — Я пленница, я не могу помочь тебе сейчас.

Понял ли он? Трудно было удержать в поле зрения его слабые расплывающиеся очертания. Одна из рук-палочек призрака стала вытягиваться, тянуть из себя паутину материи, из которой он был создан, пока в воздухе не поплыло что-то вроде большой змеи, тонкой, но длинной. Змея обнаружила клетку, из которой с ужасом смотрела Талахасси. Девушка уже частично смирилась с призраком, который видела вначале, но тут было что-то другое, и оно все еще пряло свою субстанцию, утончаясь до нити.

Конец этой нити поднялся перед сеткой клетки. Талахасси закрыла лицо руками. Она знала, что произойдет. Нить вошла между проволокой смертельной клетки! Она добирается до Талахасси! Ее самоконтроль выключился. Она села, уткнув лицо в колени и закрыв руками голову. Конечно, это не было защитой, но ей казалось, что так она сможет устоять против того, кто охотится теперь за ней.

Холодное прикосновение к ее запястью — и вся рука запульсировала. Талахасси еще сильнее сжалась и застонала, не думая теперь ни о чем, кроме желания скрыться, спрятаться.

И вдруг ЭТО исчезло!

Чтобы убедиться в этом, Талахасси не надо было осматривать лабораторию, она и так знала. Его сдуло мысленным, а не физическим воздействием. В этот момент она только радовалась его исчезновению, своему освобождению, хотя не понимала, почему страх не проходит.

Скрипнула дверь. Вернулась Айдис? Она ни в коем случае не должна видеть Талахасси в таком состоянии. Девушка пыталась овладеть своим дрожащим телом, справиться с растерянностью и, собрав остатки энергии, подняла голову.

— Как ты тут поживаешь, Великая Леди?

Талахасси вгляделась. Касти! Но сейчас Касти, хоть он и держал ее в клетке, был все-таки лучше того, что висело в воздухе и пыталось добраться до нее через решетку ее тюрьмы.

— Хочешь пить? — со злой насмешкой спросил он, затем подошел к раковине и потянул за конец трубки. Вода хлынула сильной струей.

— Вода, Великая Леди! Сейчас, я думаю, она показалась бы тебе слаще редчайшего вина. Разве не так?

Она потрясла головой, не столько отвечая ему, сколько пытаясь таким образом прояснить свои мысли. Касти был человеком, а тот, другой… Она вздрогнула.

Не хочешь? Здорово же тебя натренировали, — он отвернулся от трубки и снова начал крутить диск на цепочке. Но на этот раз Талахасси была предупреждена и закрыла глаза. Второй раз он ее не загипнотизирует…

— Глупая баба..

— Акини тоже был глуп? — спросила она.

Акини! Откуда ты взяла это имя? Работа твоих шпионов?

В голосе его теперь была грубость. Он подошел ближе к клетке.

На ее губы как будто легла предупреждающая рука. Потому что за секунду до этого она почувствовала — Акини был снова здесь. И опять восприняла его злобу, которая была направлена на Касти, и отчаянный призыв к ней. Это была мольба о молчании, он просил ее молчать.

— Как и ваши работали в свою очередь, — ответила она, не открывая глаз, хотя ей казалось, что она больше не слышит свиста цепочки.

— Неважно. — Он снова овладел собой. — Ты, может быть, хочешь узнать об Узеркофе, поскольку он тебе родня. Так вот, он не «отправился на запад», как выражается ваш народ. Он будет жить, правда, калекой, и не испытывая к тебе никакой благодарности. А что касается тебя, Великая Леди, то я оставлю тебя твоим снам, но не думаю, что в эту ночь они будут приятными!

Талахасси услышала его шаги: он отошел от клетки, подошел к блоку с кнопками. Новое наступление на ее мозг? Она так измучена сейчас, что не сможет устоять, не сможет…

Слышала она или нет щелчок кнопки? Гул, мягкий и непрерывный, шел к ней, словно проволочная сетка превратилась в струны арфы. Они пели, убаюкивали… Ее голова склонилась ниже, уперлась лбом в колени. Талахасси напрягала всю свою волю, чтобы не уснуть, но не смогла удержаться.

Клетки не было. Она шла по коридору и знала, что подходит к его концу. Это испытание новичка, который должен встретить смерть и возродиться снова, или никогда больше не вступать на Высший Путь. Страх крался за ней, за ее спиной, шагая в такт с ней, но Талахасси не оглядывалась, чтобы посмотреть, какую форму он принял. Она старалась идти размеренным шагом и дышать ровно, медленно, как дышат, чтобы лучше расслабиться. Позади остались годы храмовой тренировки, осталось только это последнее испытание, и тогда она докажет свое право на Власть, которая билась теперь в ней, ища выхода, а выход этот даст только посвящение.

Там висел темный занавес смерти — в жизни, а за ним надо будет встретиться с жизнью — в смерти. Ашок высоко держала голову, как будто уже несла на ней победную корону посвящения. Рука протянулась и отодвинула занавес. С мужеством воина она шагнула в глубокую тьму.

Это было последнее испытание. Годы занятий и тренировки для познания самой себя и глубин своих мыслей, даже когда их неприятно было осознавать, подготовили ее к этой минуте, которая требовала очищения от страхов, породивших эти мысли. Никто не может обладать Властью, пока не научится полностью владеть собой.

Она была готова.

И все-таки какая-то борьба шла в ней. Нет, не с ее страхом. Это было что-то очень важное, предупреждающее. Но о чем? Ашок остановилась в этой всеобъемлющей тьме и попыталась понять.

Это… это же все было с ней раньше! Какая-то сила, действующая извне, вернула ее в прошлое. И у этой силы была лишь одна цель — через нее узнать тайны, которые никто из знающих не смеет выдать.

Что же было правдой, а что — сном? Может, предупреждение это фальшивое и послано ей как испытание? Она, в сущности, не знала, в чем заключалось посвящение, кроме того, что оно потребует от нее всех ее сил. И вдруг с самого начала такое ощущение, что сейчас это ложь?

Она подняла руки к голове, чувствуя, как они дрожат от напряжения.

Так что здесь правда и что ложь? О, как же это понять?

Паника… Нет, нельзя поддаваться панике! Она, Ашок из Рода, с самого рождения назначенная идти этим путем. Однако, правду можно проверить только одним способом, и Талахасси его знала. Она дисциплинировала свой мозг, отогнала панику и призвала тех гидов, что стояли наготове в ожидании ее зова.

Она ясно представила их себе. Но их не было! Она попыталась позвать еще раз. Нет. Здесь вообще ничего нет, она даже не чувствовала той собранности Власти, которая должка была быть вокруг нее.

Значит, все не так, как должно быть. Но… что случилось? Она качалась, борясь с силой, которая толкала ее вперед. Это принуждение шло извне, оно не было рождено ее волей!

Она была Ашок. Кто посмел вести такую опасную игру с одной из Рода? Кто посмел бросить вызов жезлу и ключу?

Она была Ашок… она была… она была… если нет, то кто? Ей показалось, что она застонала, но в этом абсолютном мраке не услышала своего стона.

Она была Ашок! Она должна быть ею, потому что, если она отодвинет Ашок, здесь останется чужая, а она не выживет. Нет, этот натиск был делом шпиона: он хотел через нее узнать тайны Высшего Пути. И настойчиво вытягивал их из ослабевшего мозга. Кто смеет таким образом пользоваться ею? Только один Касти!

Это имя, мысленно произнесенное ею, смахнуло чары: исчезла тьма ритуального зала. Теперь Талахасси стояла на открытом пространстве под палящим солнцем северной пустыни. Перед ней лежали развалившиеся стены древней гробницы.

Она торопилась к ним, вернее, скользила по песку, больше летела над ним, чем шла.

Тут был Храм, разрушенный временем и вражескими набегами в древности, но все-таки еще стоящий. Перед Талахасси была большая статуя Апедемека, кому поклонялись она и ее клан. Статуя стояла, как напоминание о чем-то таком, чего ни один художник не может ухватить и воплотить в камне.

Слепые глаза смотрели поверх Талахасси, руки, сжимающие жезл и ключ, тоже были выше ее. Но талисманы не были каменными: они пылали жизнью, пульсировали мощью. Ей оставалось только подойти и взять их. Все погрузилось во мрак. Она подошла и стала тянуться к ним все выше и выше, но не могла даже кончиками пальцев коснуться жезла. Она яростно продолжала попытки, совершенно точно зная, как при помощи посвящения власть жезла должна соединиться с властью ключа и что произойдет от такого союза.

Она была Ашок, она одна имела право коснуться Вещей прошлого. В ней росла Власть, она знала, как поднять ее, чтобы воспользоваться ею, заставив ее усилиться и излиться, когда это будет необходимо. Она была Ашок.

Гробница заколыхалась перед ее глазами, как нарисованная на ткани. В ней появились обширные дыры. Она расползлась на куски и, наконец, исчезла. Перед Талахасси было ничто, пустота, что хотела вторгнуться в ее мозг, вымыть из него все знания, даже саму ее личность… Нет!

Она собрала Власть, притянула ее к себе. Пустота не добралась до нее, потому что она была Ашок.

Она видела, как пустота в свою очередь рушится не медленно, как распадалась гробница, а сразу. Перед ней возникли предметы. Она была уже не в храме, не в северной пустыне, она была…

В клетке!

За решеткой стоял Касти, глядя на Талахасси прищуренными глазами.

В первую минуту девушка была удивлена и озадачена, но тут же поняла, что произошло и что он пытался сделать с ней. Касти хотел узнать священное, запретное и потому заставлял Талахасси-Ашок пережить во сне ее посвящение. Так страшно и так опасно то, что он сумел послать ее далеко в прошлое, но она победила!

— Ты сильнее, чем я думал, — медленно произнес он. — И все-таки недостаточно сильна. В этот раз я сумел довести тебя только до порога, но в следующий раз ты его переступишь. Голод и жажда истощат твое тело, и ты не выстоишь против меня. Талахасси не ответила. Зачем? Он установил рамки их борьбы и то, что она должна вынести.

— Удивляюсь, — задумчиво продолжал он, — в тебе есть что-то, чего я не понимаю, и это не в твоей природе, потому что это регистрируется, несмотря на твое упрямство. Послушай, Великая Леди, у меня есть такие ресурсы, о которых вы в этом мире представления не имеете…

— В это мире? — наконец, заговорила она. — Значит, ты из другого мира, Касти?

Наверное, он понял, что проговорился, потому что нахмурился. Но потом, видимо, решил, что это не имеет значения, поскольку ответил:

— Есть много миров, Великая Леди. Разве в вашем «учении», — он с насмешкой произнес это слово, — не намекается на такое?

— Мы знаем, что есть дальние миры. Достаточно взглянуть на звезды, которые являются солнцами. Многие из горячих миров мы не можем видеть, — спокойно ответила она, хотя внутренне тревожилась, не подобрался ли он чересчур близко к Талахасси, которая спала в то время, как Ашок старалась победить ее сон. Но теперь-то она бодрствует.

А что говорят о таких мирах ваши легенды? — продолжал Касти.

Талахасси пожала плечами.

— Зачем ты спрашиваешь, Касти? Ты наверняка знаком с ними с давних пор. Может, ты скажешь теперь, что пришел из Такого мира? Не надеешься ли ты, что я стану смотреть на тебя, как на бога, потому что у тебя есть знания, которых нет у нас? Знания бывают разные, их много видов, и приходят они из разных источников. Твое знание построено на том, что находится вокруг нас в этой комнате. Это не наше, ни один человек из нас не приспособлен к пользованию им. Я могу повторить, что оно, возможно, неземное…

Он еще больше нахмурился.

— Значит, подобная мысль тебя не тревожит?

— С какой стати? — ответила Талахасси. — Ты хочешь, чтобы я видела в тебе демона, как те, неученые? Ты не нашей породы, а то, что мы слышали о варварах, к тебе тоже не подходит. Значит, ты пришел из таких мест, которых мы не знаем. Доказательством этому служит то, что, ты здесь и вмешиваешься в наши дела, — она снова пожала плечами.

— Вмешиваюсь в ваши дела, — повторил он. — Теперь ты это увидишь, я полагаю. А что, если я предложу тебе…

— Купцы не предлагают торговлю на острие меча, — отрезала она и с удовольствием увидела в его глазах ответное пламя Ей так хотелось уколоть его! — Ты не торговать хочешь снами, ты хочешь Империю. Так что я еще не знаю, есть ли в тебе такое желание править, что ты готов захватить все, что можешь, как жадный нищий, набивающий рот обеими руками, чтобы съесть как можно больше и быстрее. Почему ты сегодня так откровенен со мной, Касти? Или это потому, что ты не сломал меня так быстро, как рассчитывал? Разве твое время для вмешательства в чужую жизнь ограничено?

Он молчал, и на нее нахлынула волна торжества. Значит, ее догадки были правильными! Кто и с какой целью поставил этот лимит времени? На этот вопрос пока нет ответа. Однако, считала Талахасси, в этом обмене сведениями она получила больше, чем Касти, который хотел хоть что-нибудь выведать у нее о науке Амона. Она была зла на него, но страха перед ним не испытывала.

— Для женщины ты очень быстра и смела на слова.

— Значит, в вашей породе, Касти, женщин считают низшими? Варварское понятие. Я слышала, что женщины варваров, живущих на севере, когда выходят за них замуж, становятся имуществом мужчин. У нас не так. Тебя это злит?

— Нет, меня это вовсе не злит, просто я удивляюсь, что ваши мужчины настолько безмозглы, что допускают это, — спокойно и холодно сказал он, но Талахасси чувствовала затаившуюся в нем злобу. — Всем известно, что женский мозг примитивней…

— Примитивней чего, Касти?

Он не ответил, повернулся и вышел. Пока за ним не захлопнулась дверь, она тревожно ждала, не сделает ли он чего-нибудь еще, проходя мимо блока. Он мог опять заставить ее вспоминать свое посвящение и дать ему почти все то знание, которого он так добивался.

Талахасси опять была одна. Вода по-прежнему капала в раковину. Касти специально оставил ее. У девушки пересохло во рту. И пустой желудок тоже начал настойчиво напоминать о себе. Талахасси прижала к нему руки, как будто одним прикосновением могла убедить его, что не так уж он и голоден.

Ах, если бы Айдис попробовала нажать кнопку! Одна из четырех должна была открыть клетку! И вот она должна сидеть здесь взаперти для удовольствия Касти. Талахасси попыталась занять свой мозг теми случайными намеками, которые он обронил. Действительно ли он из другого мира? В памяти Ашок сохранились старинные сказания о «Небесных лордах» с их удивительными знаниями, посетивших Кем тысячелетия назад. Память Талахасси готова была неразумно болтать о летающих тарелках и о предположениях насчет древних космонавтов, давших толчок к развитию цивилизации в этом времени и мире.

Но мог ли Касти проскользнуть через щель в пространстве-времени, как случилось с самой Талахасси, просто шагнуть из другого мира, похожего на этот, но шедшего по другим путям истории? Это, в сущности, неважно. Главное состоит в том, что он не только здесь, но и готовится привить Амону собственный стиль жизни.

Как хочется пить! Вода капает… Талахасси до того голодна, что чувствует, как к ней подступает дурнота. Долго ли она сможет продержаться? Она даже не знает, давно ли сидит здесь. Внушенное Касти беспамятство могло быть и долгим.

У нее разболелась голова и от сильного света, и от сосущего голода. Похоже, что ее мужественное сражение с потребностями тела будет проиграно. Талахасси снова опустила голову на колени. Она готова была уснуть в полном изнеможении.

Что-то холодное дотронулось до ее локтя, и из этой точки по руке разлилась пульсация. Похоже было и раньше. Мозг, казалось, стал медлительным, мысли ворочались с трудом. Что это?

Она едва разлепила веки. На этот раз ее экстрасенсорность притупилась и не тревожила ее. По ту сторону клетки в воздухе извивался тот самый призрачный змей, который так напугал ее перед приходом Касти. И сейчас он снова просочился через сетку, чтобы дотронуться до Талахасси.

Даже страх пробуждался в ней сейчас медленно. Она не сделала ни единого усилия, чтобы избежать этого жуткого прикосновения. Существо впилось в ее плоть. Теперь оно больше не было таким тонким, таким разреженным. В тупом ужасе Талахасси смотрела, как нить становится молочной и непрозрачной. В то же время она понимала, что таким путем у нее отнимают силу. Под этой нитью двигалось что-то темное, оно наливалось жизнью, становилось крепче. Талахасси отчаянно старалась оторвать от себя эту нить, но не могла: она прилепилась к руке и сосала, сосала…

Талахасси слабо вскрикнула. Как ни храбро она разговаривала с Касти, как ни старалась остаться сама собой, бороться с этим она больше не могла. Она слишком устала, чтобы защищаться.

Девушка со стоном упала на пол; существо все еще питалось, если только этот вампиризм можно было назвать питанием. Затем, прежде чем она полностью была опустошена, существо отпустило ее. Она с удивлением увидела, что в воздухе появилось что-то еще, и решила, что это Акини. Теперь он был молочно-белый и у него была рука с гибкими пальцами.

Открыв от изумления рот, Талахасси поднялась на колени. Рука махала в воздухе, как бы собираясь выполнить какое-то действие. Очертание фигуры изменилось, будто ей было не по силам держать форму.

Теперь она повисла перед ящиком с кнопками. Опять сон? Может, это существо послано Касти, чтобы продолжить ее мучения и превратить ее в послушное орудие?

Рука метнулась вперед. Талахасси не могла видеть, что она там делает. Конечно, в сетке вокруг нее не произошло никаких перемен. На минуту ее охватило горькое разочарование. Если рука призрачного существа не намеревалась ее убить, то, может быть, она поможет ей? Нет, ничего не случилось. Она как была, так и осталась пленницей.

Талахасси видела, как рука увядает, как пальцы теряют форму и становятся пучками материи, из которых были составлены. Существо, опять ставшее бесформенным, снова двинулось, но не к клетке, а к столу. Талахасси и оглянуться не успела, как оно уже повисло над клеткой с жезлом и ключом.

Может быть, оно…

Сердце Талахасси подскочило. Пусть она не свободна, но тот, другой… Она следила за меняющей свою форму каплей, в которую оплавилась рука призрака. Капля прошла сквозь сетку клетки, дотронулась до острия жезла и, быстро отпрянув, рассеялась, исчезла.

В воздухе почувствовалось напряжение. Акини исчез, откинутый силой, которой хотел воспользоваться. Но что он делал у контрольного ящика? Может, вывернул какой-нибудь невидимый защитный механизм, который Касти поставил для охраны украденного?

Ашок… Ашок знала, что могло быть сделано. Если бы Талахасси полностью растворилась в Ашок, это, конечно, дало бы шанс на спасение. Но если она растворится, то сможет ли когда-нибудь опять стать собой?

Только… только она считала, что за возможность победы можно заплатить даже такую цену, как потеря самой себя. Она закрыла глаза, настойчиво вызывая память Ашок, и открыла свой мозг, уступая его…

Талахасси села. Тело ее, по правде говоря, ослабело, но она все еще могла собрать какое-то количество внутренней энергии и молилась, чтобы ее оказалось достаточно для того, что предстояло сделать. Она пристально уставилась на драгоценную головку жезла.

— Иди ко мне! — приказала она со всей силой, какая у нее осталась. — Иди ко мне!

Жезл медленно поднялся с поверхности, на которой лежал, своим более легким концом. Его тяжелая, украшенная драгоценным камнем верхушка стремилась к проволочной сетке клетки.

— Иди ко мне!

Верхушка жезла все сильнее давила на стенку клетки. Талахасси собрала всю силу, что была в ней. Клетка покачнулась и упала набок. Она была без дна и жезл оказался на свободе. Он взвился в воздух, понесся к Талахасси, которая звала его, и, как копье, ударился в клетку. Брызнуло ослепительное пламя, заставившее Талахасси вскрикнуть, но она успела защитить глаза. Когда же девушка рискнула снова взглянуть, то увидела, что жезл лежит на полу. Там, где он пробился через сетку, чернело пятно, быстро расползавшееся дырами. Металл гнил на глазах, как испорченный гриб.

За увеличивающимся отверстием она увидела ключ и слабо подняла руку.

— Иди! — еще раз приказала она.

Ключ поднялся медленно, лениво, потому что она звала его из последних сил. Но он повиновался ей, двигаясь по воздуху толчками, и, наконец, опустился на ее дрожащую ладонь.

Дыра в сетке была уже достаточно большой, чтобы выйти через нее из клетки. Прикосновение ключа влило в Талахасси новые силы. Она вышла на волю, подняла жезл и встала в полной своей силе со своим оружием в руках.

Такое использование власти произвело возмущение во всей атмосфере.

Если в этом здании был кто-нибудь, обладающий хоть крохой Таланта, он предупрежден. Она ждала и прислушивалась, включив для этого не слух, а мозг. Талахасси пользовалась для этого новой силой, пришедшей к ней из талисмана ее, Ашок, народа.

Она не могла сразу уловить ответ по волнам энергии, которые послала. Но у нее был долг по отношению к тому, кто хотел спасти ее или хотя бы помог освободить жезл. А долги тяжело ложились на идущего по Высшему Пути.

— Акини! — крикнула она мысленно тому, кто пришел ей на помощь. Она не знала, чего он хотел от жезла или ключа. Но было совершенно очевидно, что он не собирался отдавать их в руки Касти, поскольку он сделал все возможное, чтобы освободить их.

Но здесь была мысленная тишина. Не сгорел ли Акини, когда хотел коснуться жезла? Почему-то Талахасси в это не верила.

Она шагнула к раковине, где капала из трубки вода. Взяв жезл и ключ в одну руку, она подставила вторую под тонкую струйку, набрала в ладонь воды, поднесла ее к губам и осторожно выпила. Она повторяла это до тех пор, пока не напилась досыта.

Голод, конечно, тоже донимал ее, но с этим, по крайней мере, можно подождать. И Талахасси пошла к двери. Сначала она покачивалась от слабости, но с каждой минутой слабость уменьшалась, поскольку ей помогали талисманы, и, наконец, она пошла совсем уверенно.

На двери не было ни ручки, ни кнопки. Конечно, можно было бы воспользоваться зарядом жезла и прожечь себе путь, но ей не хотелось зря тратить энергию. Девушка нажала на дверь ладонью, и та поддалась. Талахасси осторожно приоткрыла ее и прислушалась, затаив дыхание. За дверью было темно. Она подождала, убедилась, что ничего не слышно, и выскользнула из комнаты.

Жезл и ключ давали достаточно света. Талахасси увидела, что стоит в узком коридоре, разделяющемся на два рукава. Неизвестно, куда они вели, но надо было выбрать направление. Она почувствовала странную пустоту, словно вход здесь был закрыт для всего живого.

Налево? Направо? Она поворачивала голову, как бы спрашивая, какой путь приведет ее в знакомый мир. И в конце концов пошла направо, держа ключ и жезл прямо перед собой, чтобы как можно лучше освещать путь.

Кроме двери в лабораторию, других дверей здесь больше не было. Коридор сужался. Было очень темно и в воздухе чувствовалась непонятная тяжесть. Может быть, она приближалась к какой-нибудь древней гробнице, которую не тревожили очень долго?

Затем коридор неожиданно закончился лестницей вниз в такой густой мрак, что свет жезла и ключа туда не доходил.

Видимо, Талахасси ошиблась и надо было идти налево. Конечно, можно вернуться, но вдруг ее бегство уже обнаружили?

Несмотря на то, что Талахасси черпала энергию из талисманов, она страшно устала. К усталости добавился голод. Идти вниз, в эту темноту — безумие. Вернуться?

Она почему-то насторожилась и оглянулась. Вскоре до нее донеслось эхо чьих-то шагов. Кто-то шел в сандалиях, ее же босые ноги переступали бесшумно. Потом мелькнул свет, но очень слабый и далеко позади. Слышно было, как распахнулась настежь дверь лаборатории. Касти! Ей ничего не оставалось, как спускаться в темноту, поскольку путь налево был отрезан.

Сердце Талахасси сильно колотилось. Да, у нее в руках было это странное оружие, но она не имела представления, как им управлять. Она не сомневалась, что Касти пустится за ней в погоню. Но кое-что можно сделать…

Талахасси повернулась лицом в ту сторону, где была дверь в лабораторию, подняла жезл и ключ и стала водить ими в воздухе, рисуя невидимые линии силы, одновременно произнося шепотом Слова Власти. Пусть себе Касти идет. Он встретится с чем-то, что, может быть, не окажется препятствием для его тела, но ударит в мозг, пусть даже этот мозг и чуждый.

Затем она стала спускаться. В коридоре наверху было сухо и холодно, а здесь, пока она осторожно ступала со ступеньки на ступеньку, становилось все холоднее, а воздух, хотя и казался странно-мертвым, был влажным.

Новая Напата стояла у реки. Может быть, эти переходы были поблизости от тех мест, где река была давно перекрыта?

Талахасси прислушалась к выкрику позади и к какому-то звуку внизу. Запечатывая этот путь для своей защиты, она потратила энергию жезла и ключа. Теперь их излучение ослабело и освещало не более одной ступеньки впереди. В ноздри ударили запахи сырости, гниения, еще чего-то тошнотворного. А ступени все шли и шли вниз, в самую глубину мертво-черной шахты. Талахасси не могла представить себе, кто прорыл этот ход и кто пользовался им. Ведь и Ашок тоже не знала о нем.

Лестница вела все ниже и ниже. Талахасси так устала, что дрожала с головы до ног. Только разум ее оставался ясным. Достаточно ясным, чтобы…

Она остановилась на скользкой от сырости ступеньке и подняла голову. Здесь ощущалось ПРИСУТСТВИЕ.

— Акини?

Нет, их много. Они собирались вокруг жезла, как путники в необитаемой местности жмутся к костру на привале, чтобы согреться. А их притягивает к талисману.

Она оказалась права: один из них был Акини. Но кто другие? Если бы она могла общаться с ними, узнать, чего они хотят! Их чувства и желания касались ее мозга, врастали в ее мысли. Алчные устремления. Как ее глодал телесный голод, так какой-то еще более сильный голод, еще более могучая потребность раздирали эти призрачные существа. Этот голод устремлялся к тому, что она несла. Им нужна была не она, а только талисман!

— Акини! — снова окликнула она ПРИСУТСТВИЕ, чье имя она знала.

— Дай… нам… жизнь…

Вибрация мысли была такой слабой и далекой, что Талахасси с трудом уловила ее.

Жизнь? Разве жезл и ключ означали жизнь для этих клочков личностей?

— Жизнь! — на этот раз слово было произнесено, хотя не отчетливее, но более требовательно.

Талахасси крепче сжала талисманы. Ей казалось, что духи будут пытаться отнять их у нее. Но они были слишком слабы для этого.

Она глубоко вздохнула и сказала:

— Выведите меня отсюда, если можете, и я, обладающая Властью, постараюсь дать вам жизнь!

Можно ли договориться с этими погибшими душами? А если Талахасси решилась на такую сделку, как она сможет выполнить свою часть договора? Этого она не знала. Но были Зилаз, Джейта и другие, идущие по Высшему Пути, — они, безусловно, смогут дать духам либо жизнь, либо вечный покой.

Слабое дерганье за талисманы прекратилось. Но духи не исчезли, как она надеялась. Возможно, они поняли. Если они порождение этого мрака, то наверняка знают все нижние переходы.

— Акини! — Она мысленно задала ему этот вопрос.

Что-то коснулось ее руки. Она взглянула. Нитевидный усик. И через него прошла мысль:

— Вперед!

Ей оставалось только поверить. Если этот их договор имеет силу, она выиграла. Но поскольку возврата нет, ей придется безропотно его принять, что бы ни случилось. Акини был здесь, другие тоже, правда, они держались в отдалении.

Лестница кончалась. Здесь скверно пахло, воздух был таким плотным, что Талахасси дышала с трудом. Но ей не пришлось идти далеко: нить, касавшаяся ее руки, указала на каменный блок в стене направо, едва заметный при слабом свете.

Талахасси крепче сжала ключ и жезл. Здесь когда-то была древняя арка, но сейчас она была заделана каменными плитами. Талахасси подняла жезл и потребовала его высшей энергии. Его верхушкой она провела по верху камня, тихо напевая древнюю песнь строителей. Ашок никогда еще этого не делала и даже не была уверена, что знает слова, высвобождающие такую энергию. А в те дни, когда работали строители с Талантом, она объединяла свою волю для одного усилия.

Однако камень шевельнулся. Талахасси медленно отвела жезл к себе, камень двинулся за ним и упал к ее ногам. Как много силы потребовалось, чтобы сдвинуть один камень! Сможет ли она столкнуть и другой? Во всяком случае она подняла жезл и снова зашептала слова песни.

И опять камень повиновался призыву ее Таланта.

Три больших блока были выбиты. Нет, больше она не может! Ее качало, все расплывалось перед глазами! Но ведь дыра теперь достаточно широка, чтобы в нее пролезть!

Единственная одежда Талахасси разорвалась, на руках и ногах появились кровавые ссадины, но она все-таки пролезла в дырку и теперь стояла в другом темном коридоре. Здесь было не так сыро и откуда-то шел поток воздуха.

Талахасси плелась вперед, с трудом держась на избитых и стертых ногах. В узком коридоре ее качало из стороны в сторону и она обдирала о камень то одно плечо, то другое. Но прямой путь был очень коротким: снова лестница очень узкая, очень темная, но на этот раз ведущая наверх.

Талахасси еще тащилась по лестнице. Весь мир сузился до этих грубых ступенек. Наконец, появилась площадка. В стене направо, чуть ниже глаз Талахасси, было смотровое отверстие, откуда шел бледный свет. Она смогла увидеть лишь малую часть того, что было за стеной, но и этого оказалось достаточно, чтобы подбодрить ее: перед ней был внутренний двор, в который выходили окна личных комнат Налдамак во Внутреннем Дворце!

Тут не было никаких признаков двери, да Талахасси, конечно, и не хотела слепо лезть во двор — ведь она не знала, с чем ей придется там встретиться. Так что снова наверх…

Опять площадка. Нет, это конец лестницы. Она заглянула в другой глазок. Там было темно или отверстие было занавешено. Она ощупала стену перед собой. Наверняка есть какой-то способ открыть ее!

Ее пальцы обнаружили впадину в камне, и она навалилась на нее всем своим телом, чтобы скрытая щеколда отошла.

Талахасси упала через узкое отверстие и запуталась в занавесе, который она почти сорвала при падении. Голова и плечи ее лежали на ковре. Она вдохнула свежий воздух с нежным ароматом духов, и он очистил ее легкие от вони темных коридоров внизу.

Талахасси так вымоталась, что даже не пыталась двинуться. Встань сейчас перед ней сам Касти — у нее не хватило бы сил взглянуть на него.

Чей-то испуганный крик привел ее в себя. Она чуть-чуть приподнялась на локтях и смутно увидела знакомое лицо.

— Сэла…

— Великая Леди!.. Где…

— Сэла! — с трудом заговорила Талахасси. — Никто… не должен… найти меня…

Старая няня Налдамак… Поймет ли она?

— Никто… Сэла… Кандис в опасности. Никто… не должен… знать… что я здесь…

— Великая Леди, никто не узнает! — в этом старом тонком слабом голосе звучала обычная уверенность. — Леди, я не могу нести тебя. Можешь ли ты идти?

Слова доносились до Талахасси словно бы издалека. Она постаралась подняться.

— Голодная… такая голодная… но… никто не должен… знать…

Ключ и жезл лежали там, где она их уронила при падении. Талахасси подтянула их к себе.

— Сэла, — сказала она склонившейся над ней женщине, — одежду для Драгоценных Вещей. Их надо спрятать.

— Да, Великая Леди, — этот голос нес утешение. Сгорбленная от старости фигура исчезла и тут же вернулась с длинной полоской тонкой расшитой ткани — покрывалом со стола. Она с трудом опустилась на колени перед Талахасси, расстелила перед ней ткань и присела у ног девушки, пока та медленно заворачивала талисманы в тугой сверток.

— Сэла… куда?

— Великая Леди, не беспокойся, они будут в безопасности!

Сэла встала, и Талахасси с благодарностью доверила сокровище ее протянутым рукам. Во всей Новой Напате не было более верной души, потому что весь мир для Сэлы был и оставался в Налдамак.

Талахасси не помнила, как она добралась до постели. Но когда она проснулась, в комнате было темно, горела лишь одна дальняя лампа. А рядом на стуле сидела Сэла и клевала носом.

— Сэла! — сказала Талахасси хриплым шепотом, и няня тут же наклонилась над ней.

— Ах, Леди, — она дотронулась до плеча Талахасси, где была повязка с мазью. — Ты пришла в себя?

— То есть?

— Ты говорила так странно, я не знаю этих слов. Я кормила тебя супом, поила вином, а ты как будто не узнавала меня. А твои бедные руки, твои ноги… Леди, что с тобой случилось?

— Я была пленницей… недолго…

Она говорила слова, которых Сэла не понимала. Стала действовать другая часть ее памяти. Она была Ашок… нет, еще кем-то. Кем? Талахасси! Значит, эта часть ее «я» не похоронена, как она опасалась.

— Как Кандис?

Лицо Сэлы омрачилось.

— Великая Леди, мне ничего не говорят. А с тех пор, как ты пришла, я не выходила отсюда. Тут есть девушка-служанка, она новенькая, поступила после того, как ты уехала из Напаты, но она из моей родной деревни и я могу доверять ей. Она принесла еду и сказала, что ходят слухи, будто Кандис погибла в пустыне, когда поднялся песчаный шторм. В городе об этом повсюду шепчутся. Но, — Сэла недоверчиво вздернула подбородок, — я этому не верю. Моя дорогая Леди мудрая, очень мудрая, и у нее были серьезные причины остерегаться даже тени, так что с ней были ее Присягнувшие-на-Мече 12 человек, переодетые придворными дамами и служанками.

Решай сама, мог ли ее коснуться вред? Я не считаю, что она погибла в шторме, скорее она хочет, чтобы так думали ее враги. Но что могло случиться с тобой, Великая Леди? Ведь мы считали, что ты спокойно живешь в Гизане.

Талахасси коротко рассказала о происшедшем. Сэла прямо шипела от негодования.

— Значит, есть тайный путь, и он выходит в эту комнату! Это зло, Великая Леди! Но ты спасла от беды Драгоценные Вещи, и когда Кандис вернется, все будет учтено!

Талахасси села. Ее усталое и разбитое тело протестовало против малейшего движения. Она не чувствовала себя в состоянии сражаться в одиночку с таким сильным врагом, как Касти.

— Не может ли та девушка, о которой ты говорила, добраться до виллы? Я не знаю, живы ли Джейта и Хериор…

— Живы, Великая Леди. Ты спала два дня и три ночи. Ты, похоже, не просыпалась даже тогда, когда я тебя кормила Так что ты не знаешь. Принц-Генерал со своей армией на северных дорогах. Он собрал все полки, в верности которых уверен. Я думаю, что он охраняет путь для Кандис.

А дочь Апедемека пришла к стенам Напаты и официально принесла пропуск. Ее видели многие. Но Храм закрыт каким-то подлым колдовством этого демона из пустыни, и никто ничего не знает о тех, кто внутри Храма.

Говорят, что принц Узеркоф тяжело болен, так что всем домом командует его жена. И никто не знает, где скрывается Касти и какое зло он замышляет.

Сэла с трудом отдышалась после этого потока слов.

— Нельзя ли послать письмо Принцу-Генералу?

— Великая Леди, на воротах какое-то удивительное колдовство. Они открыты, но никто не может в них пройти. И народ очень испуган. Но вот что странно, Леди… Я видела это собственными глазами, когда выходила на балкон посмотреть, не летит ли флайер Кандис…

— Что видела?

— Человек не может перейти через барьер, который поставил на ворота этот подлец, а животное может Ослик фруктовщика вырвался от своего хозяина, пока тот спорил со стражей, и прошел через ворота как ни в чем не бывало. Но когда хозяин хотел бежать за ним, у него это не вышло. А ослик ходил себе туда и обратно!

— Животное может пройти, — вслух размышляла Талахасси, — а птица?

— Птица летает высоко, — ответила Сэла. — Но разве животное может служить твоим планам, Великая Леди?

Голуби могли бы, подумала Талахасси, будь это в моем времени и под рукой нашлась бы подходящая клетка с тренированными птицами. Но ни ослик, ни даже лошадь, хоть и пройдут через ворота, не отвезут послания. Это была глупая и бесперспективная идея, однако мозг Талахасси цеплялся за нее.

Если бы можно было добраться до Храма, никакой проблемы не существовало бы. Там скрывалось несколько человек, настолько тренированных в Таланте, что они могли путешествовать вне тела. Один из таких людей мог бы дойти до Джейты и передать послание, тем более что их тренировка частично и предназначалась для таких случаев. Но, видимо, Касти предвидел это и поставил такой же барьер, как у клетки, в которой держал ее, и если бы не дух…

Дух… Акини!

Она повернулась к Сэле.

— Сэла, ты хорошо знаешь дворец и тех, кто в нем живет? Ты слышала такое имя — Акини?

Это имя подействовало на Сэлу, как неожиданный удар гонга.

— Акини! Великая Леди, ты знаешь об Акини? Его мать каждый день сидит во внутреннем дворе и ждет его. Она выплакала все глаза, но все еще не верит, что он исчез, не сказав ей ни слова. Он был носителем опахала при принце Узеркофе и в один прекрасный день пропал! Никто не знает куда, но только одна его мать не хочет верить, что он сбежал с варваром.

— С каким варваром?

— Один варвар пришел в Новую Напату с посланием к Кандис, но та уже уехала на север. По нашим законам, как тебе известно, он не мог оставаться в городе после трех закатов. Но принц Узеркоф принял его. Говорят, что варвару очень понравился Акини. Он предложил хорошую плату за то, чтобы Акини пошел с ним на побережье и разговаривал за него с теми народами, через чьи страны они должны проезжать. Но мать клянется, что Акини и не думал ехать с ним. Она умаляла офицеров Кандис узнать, что случилось с ее сыном.

— А что за человек этот варвар?

— Великая Леди, ты знаешь, что северные варвары не похожи на нас — у них волосы другого цвета и кожа очень светлая. Но этот человек не походил на них. Он мог быть одним из древних Кема, потому что выглядел сродни тем древним статуям, что хранятся во дворце Дальней Памяти, Он плохо говорил по-нашему и так осматривался вокруг, как будто все было для него чужим.

— Он не искал Касти?

— Нет, Великая Леди. Пока он был в Новой Напате, Поклявшиеся-на-Мече не спускали с него глаз, потому что варварам не полагается бродить свободно по нашим городам. Нет, он мечтал увидеть Кандис, а когда попросил отвести его к той, кто правит вместо нее, то она (Талахасси поняла, что это относится к Айдис) велела передать ему, что ее муж из Рода.

Не знаю, поверил ли он этому или нет, но была только одна официальная аудиенция. Больше они с принцем Узеркофом не встречались. И варвар в конце концов уехал…

Другой Касти? Им и одного более чем достаточно, подумала печально Талахасси. Значит, Акини реально существовал. Сэла лично его знала. Но чем был Акини теперь? И каким образом его так изменили, что он существует только как дух, витающий в воздухе? Бесспорно, это дело рук Касти. Ах, если бы увидеться с Зил азом! Ведь даже память Ашок не могла дать ответа на эту загадку.

Было и множество других вопросов. Как ей связаться с Джейтой и Хериором? Как успокоить их, сказать, что талисманы уже не в руках врага? Животное может выйти, но ненаправленно. А что оно сделает потом? Ненаправленно… Талахасси стала рассматривать это. Собака бежит к хозяевам издалека, нюхая след. Кошки, как было известно в ее времени и мире, преодолевают большие расстояния, чтобы вернуться домой, если их увезли или потеряли из машины во время экскурсии.

Хериор с начала своей службы жил в Новой Напате, но в доме бывал редко. Вряд ли он оставил бы здесь любимое животное. Но… надо подумать. Есть шанс, очень слабый и довольно-таки невероятный шанс…

— Сэла, кто живет сейчас в помещении Принца-Генерала? Не можешь узнать?

— Могу, только для этого понадобится время, Великая Леди. Я здесь доверяю очень немногим. Тут есть одна Поклявшаяся-на-Мече, она была больна, когда Кандис уезжала, но теперь поправилась. Я ухаживаю за ней. Я приведу ее к тебе, она будет тебе полезна и, возможно, сумеет разнюхать, что делается в городе. Но сначала, Великая Леди, ты должна поесть. Ты так исхудала, словно очень долго болела.

— Ладно.

Сэла повиновалась, извинилась, что еда немного остыла, но служанка тайком принесла на подносе обычную порцию, якобы для самой Сэлы, которая добавила сушеные финики, сыр и булочки — то, что было спрятано у нее лично.

Сэла одела Талахасси в одно из самых простых платьев Кандис, повязала ее стриженую голову льняной головной повязкой. Поглядев в зеркало, девушка согласилась, что она похожа на восставшую из гроба.

Она все еще испытывала жажду и все время пила воду или фруктовый сок. Наконец, она была готова встретиться с амазонкой из гвардии Налдамак, от которой зависел ее в общем-то смутный план.

Когда Сэла привела в дом девушку-воина, Талахасси все еще сомневалась, удастся ли выполнить задуманное.

— Великая Леди!

В глазах амазонки ясно читалось изумление, но она тут же склонилась в приветливом поклоне. А память Ашок признала в ней девушку, призванную из одного из северных владений. Ее семья служила трону много поколений.

— Приветствую, Манита. Сейчас у нас мрачное время. — Талахасси решила сразу перейти к делу.

— Правда, Великая Леди У тебя есть поручение для меня? — Девушка была умна и тоже пошла прямо к цели.

— Если сможешь, пойди в жилище Принца-Генерала Хериора и принеси какую-нибудь вещь, которая была близка к его телу. Может быть, что-нибудь из одежды, которую он носил, но только не стиранную. Хотя, наверное, это вряд ли удастся найти. В крайнем случае, какую-нибудь вещь, которую он недавно держал в руках.

— Великая Леди, сходить туда можно, но принести оттуда то, что ты желаешь, будет трудно. Но я постараюсь.

— Да, вот еще что: если тебе удастся добыть вещь, которая сохранила запах Принца-Генерала, тогда приведи ко мне из псарни Ассара.

— Леди, сказано — значит, будет сделано, — амазонка повернулась к няне. — Мне нужны перо, чернила и бумага. Наверняка их можно найти в кабинете Кандис.

— Я сама принесу все Великой Леди. Тебе лучше не выходить из этой комнаты. Во внутренних коридорах тебя могут принять за служанку из покоев Узеркофа и тогда тебе трудно будет объяснить, чего ты тут расхаживаешь.

Талахасси невольно взглянула на стену, где висела драпировка, закрывающая тайный ход. Сэла слегка улыбнулась, хотя лицо ее все еще было печальным.

— Никто не пройдет этим путем, Великая Леди. Я поставила там сигнализацию, ту самую, которую Кандис ставила у своей двери, когда не хотела, чтобы ее беспокоили. Ты можешь быть спокойна.

Как могла Талахасси быть спокойной? Задержит ли эта защита Касти, если он доберется сюда? Нет, она все время должна быть настороже. Ее внимание будет делиться между этой занавешенной стеной и сундуком, куда Сэла положила узел с ключом и жезлом.

Талахасси положила перед собой на стол «сестры» лист толстой бумаги. Глядя на него, она рассеянно крутила в руках ручку. На миг ей стало страшно. Конечно, она могла написать письмо на своем языке, но кто его прочтет?

Но память Ашок и тут пришла ей на помощь. В мозгу тут же словно открылась потайная дверца. И перед ее мысленным взором медленно возникли буквы. Талахасси писала и рвала бумагу, потому что делала множество ошибок. А ведь она надеялась, что это послание найдет Хериора, где бы он ни был.

С бесконечной осторожностью она писала буквы беглого письма, которое развилось из древних иероглифов севера.

«Ашок спасена. Драгоценные вещи — тоже. Город запечатан. Предупредить Кандис».

Она прочитала это дважды, чтобы удостовериться, что ошибок нет. Затем сложила маленьким квадратиком и сказала Сэле:

— Мне нужен кусочек ткани золотого цвета, а также иголка с самой крепкой ниткой.

Старушка, не задавая вопросов, подошла к сундуку с платьями, вытащила ворох одежды, а Талахасси показала на один из плащей:

— Вот это отлично подойдет.

Плащ был богато вышит по низу, но верхняя часть его была гладкой. Сэла безжалостно отрезала кусочек. Это был очень плотный шелк: девушка потянула лоскут, чтобы убедиться в его прочности. Она завернула в него записку, сделав маленький квадратик, который можно было спрятать в ладони. Сэла вышла и вернулась с костяным веретеном, на котором была намотана льняная нитка, прочная, как веревка. Тут же была воткнута игла.

Теперь оставалось только узнать, выполнит ли Манига свою задачу и сколько времени это займет. Талахасси не сиделось на месте. Несмотря на забинтованные ноги, она ходила взад и вперед по комнате, держась подальше от занавешенных окон. Правда, они выходили в личный сад Кандис, и света в комнату пропускали совсем мало, но тем не менее кто-нибудь мог заметить, что в покоях Кандис кто-то есть.

— Сэла, — она взглянула на старушку, сидевшую в углу, — что в храме? Известно что-нибудь про сына Апедемека и его жрецов?

— Нет, Великая Леди. Но… — Сэла сделала паузу и опустила глаза.

— Что, Сэла?

— Великая Леди, в городе слухи, которые повторяют даже те, кто служит дочери Амона. Они говорят, что сын Апедемека скорее всего уже умер вместе со всеми, кто шел по Высшему Пути, что они убиты, потому что вызвали демонов, а те обернулись против них.

— Слухи могут причинить много неприятностей, Сэла. Никакое оружие не совладает с языком врага.

Она должна уйти отсюда, даже если не может выйти из города. Талахасси показалось, что она снова в клетке — не в таких тяжелых условиях, как под властью Касти, но почти так же беспомощна, как тогда.

— Сэла, можно привести ко мне ту девушку, о которой ты говорила?

— Великая Леди, сейчас она в спальне, где их шесть человек. Ее не вызовешь незаметно.

— А можешь ты достать мне одежду, какую носят служанки днем, на работе?

— Великая Леди… — Сэла встала со стула и подошла к Талахасси. Она была маленькой и когда-то полной, но теперь плоть на руках обвисла и вся полнота осталась только на животе. Лицо ее было покрыто сетью морщин, так что сильно подведенные глаза казались посаженными на голый череп. Но она держалась с авторитетом важной в хозяйстве особы. И теперь она спросила, как человек, имеющий право задавать такие вопросы:

— Великая Леди, что делается в твоем мозгу?

— Мне нужно выйти из этой комнаты. Я не могу прятаться здесь вечно, Сэла.

— Может быть, и не надо прятаться, Великая Леди? Вызови Поклявшихся-на-Мече, они встанут перед дверью и кто тогда сможет до тебя добраться?

— Касти и его приближенные смогут, — хмуро ответила Талахасси. — Взял же он меня в моих покоях, где у дверей стояла моя стража! У него хитростей, что блох на паршивом верблюде. А мы до сих пор не знаем, какими силами он владеет. Даже сам Зилаз со своими жрицами не мог открыть двери Храма, закрытые этим неизвестно откуда взявшимся чужаком. Касти, наверное, знает, что я здесь, но прежде, чем он доберется сюда, я уйду.

Она подошла к большому зеркалу на туалетном столике.

— Я высокого роста и не могу этого скрыть. — Память Ашок напомнила ей, что высокий рост был частью наследства Рода. — Но все остальное, — продолжала Талахасси, — я думаю, удастся устранить. Принеси мне, Сэла, одежду, какую носят служанки.

Старая няня колебалась.

— Великая Леди, умоляю тебя, подумай! Что ты будешь делать, куда ты пойдешь?

— Не могу ответить, потому что сама еще не знаю, но не сделаю ничего безрассудного. Клянусь, Сэла!

Та покачала головой, но вышла. Талахасси села на скамейку перед зеркалом. На ее лице сейчас не было косметики. Она наклонилась ближе к зеркалу и пристально вгляделась в свое отражение. Даже при слабом свете она не могла ошибиться: краска, которую наложили на ее тело, когда она приняла роль Ашок, начала выцветать. Сейчас Талахасси была явно светлее, чем раньше, когда в последний раз смотрелась в зеркало на вилле.

Просить Сэлу… Нет! Она не собиралась вдобавок к своим затруднениям дать понять преданной Кандис женщине, что она, Талахасси, не настоящая сестра королевы. Постой-постой! Она видела на вилле служанок с куда более темной кожей, чем у Джейты, Хериора или двух жриц. Это и послужит оправданием ее просьбы к старой няньке. И все ее поступки будут выглядеть вполне разумно.

Она стала открывать кувшинчики и коробочки, стоявшие перед зеркалом. В них были душистые масла, запах которых, скопившись под крышкой, тяжело поднимался в воздух. Была здесь и знакомая краска для век, в двух изящных кувшинчиках Талахасси обнаружила пахучие кремы, а в маленькой бутылочке что-то красное, наверное, краску для губ. Но все это в основном не для служанок.

Девушка испуганно прислушалась. На ее вилле в дверных проемах висели занавеси, здесь же вход в личные покои Кандис закрывали хорошо пригнанные двери. И в ночной тишине из-за них послышался какой-то царапающий звук.

Талахасси бесшумно прокралась в другую комнату, но затем услышала, как царапанье сменилось повизгиванием и успокоилась. Значит, Маниге удалось сделать все, о чем она просила.

Но все-таки Талахасси очень осторожно приоткрыла дверь: там стояла амазонка, держа на поводке Ассара.

— Входите! — махнула им Талахасси и тут же закрыла за ними дверь. Ассар снова заскулил и, подняв голову, принюхался. Из всех собак-селуки на псарне он был самым лучшим бегуном и самым умным в своем очень древнем роду. И теперь нужны были эти его таланты. Был и еще один, может быть, самый главный — умение понять приказ, данный таким способом, каким даже Ашок никогда не пользовалась. Люди из Храма работали в этом направлении с кошками большими и маленькими, потому что кошки всегда были священными животными Апедемека. И только одна из хорошо выдрессированных дворцовых собак могла бежать по запаху на большое расстояние.

— Ты принесла?

— Вот, Великая Леди. — Амазонка подала один из широких церемониальных браслетов, которые носили древние лучники для стрельбы из боевых луков.

— Его Высочество оставил этот браслет в городе месяц назад, потому что из него выпал камень. Кроме браслета, нет ничего, что он недавно носил.

— Подойдет. Ты расторопна и умна, Манига.

— Великая Леди пожелала, ее желание — закон, — как положено по дворцовому этикету, ответила амазонка, но ее лицо просияло.

— Ассар, хороший Ассар! — Талахасси положила руку на голову собаки и погладила гладкую, мягкую, как шелк, золотистую шерсть. Приветственно помахивая хвостом, Ассар пошел за Талахасси в спальню.

Ассар спокойно стоял, пока она пришивала маленький матерчатый квадратик с запиской внутри к его ошейнику, смотрел ей в глаза и тихонько поскуливал, как бы спрашивая, что надо сделать. Талахасси удачно подобрала цвет: материя, в которую она зашила записку, по цвету не отличалась от шерсти Ассара. Затем Талахасси взяла принесенный Манигой браслет и повернула его так, чтобы собака могла обнюхать внутреннюю его сторону, где, по счастью, мог сохраниться запах Хериора.

Талахасси ждала, чтобы Ассар внюхался в знакомый запах. Затем встала перед ним на колени глаза к глазам, положила руки на высоко поднятую голову пса и стала внушать ему изображение Хериора, затем северной дороги и опять Хериора. Она терпеливо выполняла эту задачу, повторяя одно и то же десятки раз. Труднее всего было коснуться чуждого ей мозга, поймет ли Ассар, что от него требуется. Наконец, она истощила свои силы сосредоточенности, и теперь ей оставалось только ожидать успеха или провала.

Тяжело поднявшись, Талахасси протянула собаке поводок.

— Который час?

— Два часа до зари, Великая Леди.

— Вот что ты должна сделать, Мани га. Только не привлекай внимания. Выпусти Ассара недалеко от ворот. Если он побежит через них, тогда у нас будет надежда, что он сумеет добраться до Принца-Генерала. Если мне не удалось внушить ему, что я от него хочу, он наверняка повернет за тобой. Но постарайся, чтобы тебя никто не видел.

— У ворот стражники принца Узеркофа, но они не встревожатся. — Амазонка презрительно сморщила нос. — Они полностью уверены в барьере.

— Но все-таки будь осторожна.

— Будет сделано, Великая Леди.

Амазонка поклонилась, и Талахасси проводила женщину с собакой до двери, а затем устало поплелась в спальню. Там она бессильно свалилась на постель и лежала, уставившись в расписной потолок, но беспокойные мысли не покидали ее.

— Великая Леди! — Сэла, проворная старушка, неожиданно появилась у постели, словно заранее знала, что Талахасси будет именно там. — Ты должна отдохнуть, иначе заболеешь. Не знаю, что ты задумала, но все равно у тебя нет возможности выполнить свои планы сейчас.

Ее морщинистая рука ласково гладила лоб Талахасси, и девушке показалось, что от этих пальцев исходит прохлада и распространяется по всему ее напряженному телу.

— Выпей, Леди.

Не успела Талахасси оглянуться, как ее голову приподняли и к губам поднесли чашу. Она выпила, и ее усталость стала сильней стремления к действию.

— Спи… — Рука Сэлы опять коснулась лба Талахасси, и этот нежный, полный любви жест источал мир и покой. — Спи…

Глаза Талахасси закрылись. Казалось, веки были так тяжелы, что их никогда не удастся поднять снова. И она заснула спокойно и без сновидений.

Когда Талахасси проснулась, солнечный свет касался оконных занавесок. В комнате было жарко: поскольку Кандис отсутствовала, вентиляторы, конечно, не работали. Талахасси почувствовала, что тело ее стало влажным от пота. Она села в постели и потянулась к высокому стеклянному графину на прикроватном столике, налила из него воды в стоявший тут же стакан и выпила. Стул Сэлы в углу был пуст. Из жарких и душных комнат не доносилось ни звука.

На кресле лежала белая одежда. Но Талахасси прежде всего хотела вымыться, чтобы хоть ненадолго смыть пот и почувствовать себя освеженной.

Взяв одежду (как она и просила, это была одежда служанки), Талахасси пошла в роскошную ванную Кандис. Из раскрытой львиной пасти вода лилась в глубокий бассейн, в который можно было окунуться почти до плеч, а выливалась из него через щель в стене. Талахасси погрузила обе руки в нежно пахнущий крем, который пенился, как мыло. Да, кожа ее стала светлее, много светлее.

Хорошее ли зрение у Сэлы? От этого зависело многое. Талахасси вымылась и вытерлась одним из полотенец, висящих рядом на вешалке. Затем надела узкое белое одеяние, похожее на те, что носили жрицы, только в этом бретели на плечах были не белые, а красные, и на талии не было пояса.

— Великая Леди! — Сэла торопливо вошла в ванную.

— Послушай, Сэла, — мысли Талахасси были заняты тем, как сделать, чтобы Сэла не заметила, как посветлела ее кожа.

— Если я хочу выглядеть служанкой, мне надо иметь более темную кожу. Есть у тебя что-нибудь для этого?

Сэла затрясла руками, как в испуге.

— Леди, они пришли! — Она, казалось, не слышала вопроса Талахасси.

— Хериор? Джейта? Можно ли этому поверить? Кто пришел?

Она боролась с собственным возбуждением. Появление Сэлы ничуть не намекало на то, что прибыла помощь. Наоборот, морщинистое лицо было встревожено.

— Четыре главных номарха, Великая Леди. Они были приглашены на совет, хотя Кандис здесь нет. Они пришли по вызову принца Узеркофа, потому что, как говорят, за последние два дня о нашей леди ничего не слышно и вряд ли она вернется из пустыни! Великая Леди, неужели это правда?

Она так дрожала, что Талахасси обняла ее сгорбленные плечи, подвела к креслу, усадила, взяла ее дрожащие руки в свои и ласково сказала:

— Сэла, милая, если бы наша Леди умерла, неужели я бы не знала этого? У меня Талант, и у нее тоже. Как же мы можем не почувствовать, что смерть открывает Далекие ворота для тех, кого мы любим? Клянусь тебе, что этого не случилось. Будь уверена, Принц-Генерал использует свои пограничные войска, чтобы найти Налдамак, и никто лучше него не знает те места. А теперь скажи, кто из номархов пришел в Новую Напату по такому фальшивому вызову?

Сэла подняла на нее заплаканные глаза.

— Это правда? Она не ушла в Далекое Путешествие?

— Неужели я не сказала бы тебе, Сэла? Ты любишь ее и служишь ей всю жизнь, ты держала ее у своей груди, когда ей было всего год от роду, ты ей как мать. Я первым делом сказала бы тебе, если бы узнала о таком несчастье.

— Она мое солнце, моя самая дорогая…

— Я знаю, Сэла.

— Когда она была маленькой, я ухаживала и заботилась о ней, когда она стала Кандис, она платила мне уважением, поставила меня первой среди своих личных слуг, несмотря на то, что я стара и иной раз беспамятна. Она ни разу не сказала мне плохого слова. А теперь… а теперь они говорят, что она умерла…

— Но поскольку она жива, мы должны предупредить распространение подобных слухов, пока совет не состоялся. Какие номархи, Сэла?

Сэла еще раз всхлипнула.

— От Слона и от Речной Лошади…

Оба с Юга, напомнила память Ашок, из тех провинций, что восстали сто лет назад.

— От Леопарда и от Каменного Козла…

С Запада, где идет торговля с варварами. Понятно. А Лев, Гепард, Бабуин — они не приехали? Север против юга, запад против востока.

— Великая Леди, у Слона много сильных воинов. Когда они в давние времена поднялись против Чаки, было много убийств, пока Возлюбленный Апедемека Фараон Единый, который тогда правил, не восстановил закон в стране. И ходят разговоры о новом варварском оружии.

— Да, и, стало быть, нам надо знать об их плане. И они посмели войти в Большой Зал Совета?

— Именно так.

— Отлично. Есть секреты, о которых не знают даже такие близкие родственники Кандис, как Узеркоф, — Талахасси встала. — Их можно будет подслушать, и они ничего не заподозрят. Вот что ты должна сделать, Сэла: мне нужно кой-куда пойти, но так, чтобы никто не обратил на меня внимания. Можешь ли ты мне дать что-нибудь для потемнения кожи, чтобы я сошла за женщину с юга?

К Сэле вернулись ее страхи. Она смотрела на Талахасси, покачивая головой, и девушка надеялась, что свою собственную тревогу ей удалось скрыть. Затем старая няня улыбнулась.

— Думаю, что это можно сделать, Великая Леди. Ты, может быть, не знаешь, что леди Айдис имеет в себе варварскую кровь. Она по природе белая, как рыбье брюхо, но не показывает этого даже своему лорду. У нее есть масло, делающее кожу темной, и она хранит его втайне от всех. Только напрасно она думает, что это секрет. Сейчас она собирается встречать номархов, так что в ее комнатах, наверное, никого нет. Мы этим и воспользуемся.

— Только не рискуй, Сэла.

— Какой риск, Великая Леди? Разве Кандис не дала мне права наблюдать за всем ее домом? Если я проверяю старательность служанок и смотрю, как они выполняют свою работу, то это всего лишь мои законные обязанности. — Она засмеялась, и Талахасси с ней вместе.

— Сэла, ты очень мудрая женщина.

— Великая Леди, если бы я служила тебе и тебя не послали бы в Храм до возмужания, ты знала бы обо всем, что тебя окружает, гораздо больше. Для этого надо просто слушать и смотреть.

Когда няня ушла, Талахасси села и впустила в сознание память Ашок. Она могла вспомнить тот день, когда пришла из храмового училища и последний фараон взял с собой Налдамак и ее в некий коридор, чтобы показать им тайну, которую могли знать только Правительница и ее Наследница. Они дали клятву молчать. И сейчас, воспользовавшись секретом, она не нарушит клятвы, потому что эта тайна предназначена для помощи, когда не будет другого выхода.

Совет был созван от имени Узеркофа. Значит, правители провинций считали, что Ашок умерла тоже? Или они просто были готовы к мятежу, на который деньги и оружие были получены либо от Касти, либо от западных варваров, которые всегда были недовольны тем, как обращался с ними Амон, и тем, что Империя отказалась выступать союзником провинций в их вечных ссорах, поскольку они делились на множество народов, и каждый навязывал другим свой взгляд на политическую, военную или какую-либо другую борьбу.

Две южные провинции были малоцивилизованные по стандартам Амона.

Три Императора в прошлом протянули свои границы так далеко к югу, что оказались среди народов различных рас, верований, обычаев, чуждых Древнему Знанию. Они были источником постоянных смут, вспыхивающих то тут, то там. Западные же провинции имели торговые города, где варвары варили собственный яд, чтобы отравлять мир.

Все это тревожило. Талахасси встала и прошлась по комнате. Она правильно сказала Сэле, что узнала бы о смерти Налдамак. Предупреждение от родственника к родственнику было врожденной способностью в их семье.

Но из того, что Императрица жива, еще не явствует, что она вне опасности. Она вполне могла быть в руках той опасности, с которой она сама столкнулась в лице Касти. А что за иноземец, пришедший неизвестно откуда, как и Касти, и который хотел видеть Кандис? Какую опасность он представляет?

То, что Хериор командовал лояльными силами на севере, где предположительно находилась Кандис, было довольно слабым, очком и их пользу, но все-таки и это, и то, что талисманы вырваны из вражеских рук, давало некоторую надежду. Кроме того, Талахасси надеялась подслушать, какое зло затеяли здесь Узеркоф или Айдис.

Скорее бы пришла Сэла.

Талахасси не хотелось пропустить ни слова из того, что будет сказано на Совете. Да, есть кое-что, что она не должна оставлять здесь. Она подошла к сундуку и вынула сверток с жезлом и ключом. Она боялась за них. В этой комнате не было места, чтобы надежно их спрятать, а ведь здесь могут сделать тщательный обыск.

Талахасси не забыла о проходе в бездны. Сэла считает, что он надежно охраняется той сигнализацией, которую она поставила, но чего стоит эта сигнализация против атаки Касти с его невидимыми силами?

Талахасси положила сверток на кровать и потуже завернула его. Да, она возьмет его с собой.

Она все еще увязывала сверток, когда скрипнула дверь и вошла Сэла с кучей полотенец и высоким кувшином.

— Посмотрим, Великая Леди, разве это не то, что ты хотела? Кто узнает принцессу Ашок в этом обличье?

Талахасси снова стояла перед зеркалом Кандис. Сэла была совершенно права: ее кожа снова стала темной, темнее, чем в первый раз, когда ее мазала жрица. Талахасси осторожно наложила косметику, стараясь, чтобы ее лицо выглядело полнее.

Она повязала на голову льняную сфинксовую повязку и концы ее выпустила вперед, оттеняя ее белизной темное лицо. Теперь ее мог выдать только рост. Но она не собиралась долго ходить по тем коридорам, где много народу, и надеялась, что не привлечет к себе внимания — кто смотрит на служанку, занятую своей обычной работой?

Сэла достала из шкафа корзинку для переноски выстиранного постельного белья, и Талахасси уложила в нее сверток с талисманами.

Но все эти приготовления заняли очень много времени — такого драгоценного времени. Ведь Совет мог уже начаться. Талахасси прикоснулась губами к морщинистой щеке Сэлы.

— Приемная мать моей сестры, — сказала она ласково, — я благодарю Великие Силы за то, что ты пришла ко мне на помощь. Такой услуги не мог бы оказать мне даже Род. Да будет на тебе благословение того, кто защищает всех нас!

— Великая Леди, — Сэла подняла руку и коснулась кончиками пальцев щеки Талахасси, — да будет благословение и удача тебе в твоем деле. Только бы наша дорогая Леди вышла благополучно из беды, больше нам ничего не нужно. Подожди, я посмотрю, пуст ли коридор. Пусть никто не видит, что ты выходишь отсюда…

Талахасси была уже у порога, когда услышала, что кто-то царапается в дверь. Кто это? Она прижала корзинку к сильно забившемуся сердцу. Сэла прислушалась, наклонив голову, а затем быстро открыла дверь.

Вошла Манига. Но теперь амазонка, как и Талахасси, была в одежде служанки.

Тяжело дыша, она быстро захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной, как бы защищая ее своим телом от любого вторжения.

— В чем дело? — спросила Талахасси, видя, что Манига смотрит на нее с изумлением.

— Великая Леди… ты… — замялась она.

— Я переоделась. Но что ты хочешь нам сказать?

— Великая Леди, Ассар прошел через ворота. Легко прошел. Никто его в темноте не видел. Он хоть и пес, а знает, когда не надо попадаться на глаза. Но… когда я возвращалась, Великая Леди, стража у дворца сменилась по приказу Принца Узеркофа…

Талахасси услышала хриплое дыхание Сэлы.

— А Поклявшиеся-на-Мече?

— Великая Леди, они были окружены, пока я ходила по твоему приказу. Теперь их заперли в бараках, а капитана разоружили и увели. У дверей бараков поставлен тот же барьер, что и у городских ворот.

— Кто стоит на страже? Южане?

Манига кивнула.

— Да, Великая Леди. Я видела эмблемы слона на их одежде. И теперь дворец в их руках. Я думаю, что они сменили стражу и у ворот. Это варварские воины, Великая Леди, у некоторых даже рубцы на лицах, как у диких племен.

— Ты очень хорошо все сделала, — тихо сказала Талахасси. — Теперь оставайся здесь с Сэлой и будь уверена, что никто не узнает, где ты скрываешься. Придет время и, может быть, очень скоро, когда мне понадобятся Поклявшиеся-на Мече, чтобы ничей нож не воткнулся мне в спину…

— Великая Леди, что ты хочешь сделать? Во дворце чужие, да еще стража воинов-южан…

— Я знаю. Но я должна узнать больше, ради спасения Кандис и, возможно, самой Империи. Не печалься, я сделаю все, что смогу, потому что сделать это необходимо.

Казалось, Манига не отойдет от двери, но Талахасси посмотрела на нее так твердо, что амазонка отступила.

— Великая Леди, — умоляла она, — возьми меня с собой! У меня есть… — Она поднесла руку к груди и вынула из-за пазухи ручное оружие.

— Это понадобится позднее. А сейчас я пойду одна. Секрет Кандис, который, кроме нее, знаю только я, может быть, нам поможет. Сэла, держи дверь на запоре, не открывай никому, даже той служанке, о которой ты говорила. У Касти есть оружие выше нашего понимания, он может подчинить себе, своей воле любого. Он воспользовался этим оружием, чтобы взять меня в свои руки. Не открывай дверь!

— Твоя воля высказана, так и будет! — ответила Сэла по дворцовому этикету.

Манига собиралась что-то сказать, может быть, даже возразить, но Талахасси уже вышла, и Сэла закрыла за ней дверь.

К счастью, идти было недалеко. Тот, кто задумал секрет при строительстве «нового» дворца каких-нибудь триста лет назад, позаботился о том, чтобы правитель мог быстро дойти до него. Талахасси остановилась и внимательно прислушалась.

Налево от нее — серия открытых арок, ведущих в личный сад Кандис. Через них лился солнечный свет. Она слышала пение птиц, крик павлинов, выводок которых был подарен индийским правителем два или три поколения назад. Это был тревожный крик, заставивший Талахасси насторожиться.

Но коридор был пуст. Поскольку было известно, что Кандис нет, здесь не выставили стражу. Талахасси поспешила вперед, держась правой стены, как можно дальше от арок.

Коридор вел в зал правителей, использовавшийся в прошлом для больших частых приемов. Там стоял небольшой невыразительный трон-кресло и несколько почетных стульев для посетителей — членов Рода, больше ничего.

Через зал за другой дверью слышалось бормотанье голосов. Да, Совет уже собирался! Надо было действовать быстро и осторожно.

Талахасси обогнула стену зала для малых приемов и подошла к южному углу, где были резные деревянные панели, заботливо отполированные и пропитанные для сохранности маслом.

Поставив корзину, она подняла руки и положила их так, как учили Ашок много лет назад. Она, вернее Ашок, ничего не забыла. Ее пальцы легко двигались во впадинах, которые никто другой не мог бы обнаружить из-за высокого и глубокого рельефа резьбы. Теперь она налегла на них всем своим весом.

Раздался скрип, заставивший ее поспешно оглянуться. Но упорные задвижки, бездействовавшие много лет, сработали: две панели отошли. Она пролезла в отверстие, взяла корзинку и снова закрыла проход.

Здесь не было темно. С одной стороны пробивался свет и там она присела, чтобы видеть и слышать все, что происходило в Зале Совета. Талахасси в нем никогда не была, но память Ашок знала его. Из шести сидевших мужчин она узнала только двоих — генерала Айтуа из Южной Армии и номарха Слона Нума. Касти не было, хотя она была уверена, что увидит его там. Не было также ни Узеркофа, ни Айдис.

Едва она успела, согнувшись, устроиться в своем тесном укрытии, как дверь открылась и в зал вплыла Айдис с носителем опахала, который почтительно следовал за ней.

— Бессовестная! — Память Ашок вспыхнула от ярости. — Эта дрянь смеет присваивать себе почести Налдамак, которые никогда не были ей дарованы! Видимо, она полностью уверена, что и Кандис, и Ашок заточены, а, может, даже убиты. Разве Касти не сообщил ей, что его пленница сбежала?

Касти считал, что эта женщина и ее муж были отслужившими инструментами, которые можно выбросить за ненадобностью. Сама Айдис приходила к Ашок поторговаться, а, может, только делала вид, что пришла за этим. Что же изменилось с тех пор, если принцесса считает, что можно созвать Совет и он будет повиноваться ей?

— Пора заняться серьезными делами, — резко произнесла Айдис, оборвав бормотанье церемониальных приветствий, и сделала знак, чтобы мужчины сели. — Вы собрались, милорды, по зову моего мужа, принца Узеркофа. Хотя в настоящее время принц болен, он знает, что безопасность Империи превыше всего, и это зависит от вашей силы, тех, кто верен принцу.

Она сделала паузу и быстро обвела глазами все лица, вглядываясь в глаза каждого, словно предупреждая о чем-то или прося подтверждения их лояльности. Видимо, она была удовлетворена, потому что продолжала свою речь:

— Теперь уже известно, что Кандис погибла в пустыне. Никто из пилотов флайера не мог остаться в живых, попав в такой шторм. А принцесса Ашок по собственной воле отошла от правления, принеся окончательную клятву Храму в том, что станет служить ему до конца жизни.

Вот как? Умный ход, согласилась Талахасси. Связанная храмовыми обязанностями, Ашок долго не была в Новой Напате, и теперь мало кто знал ее лично. А тех, кто мог бы стать ее главными защитниками на пути к трону, — Зилаза, Джейты, Хериора — на этом Совете не было. Те же, кто сидел здесь, могли поверить тому, что услышали, только потому, что хотели этого.

— Наследница должна сделать такие заявления перед Советом, а затем у Высшего Алтаря перед всеми представителями Гильдии и мастеров, также номархов, — сказал человек со знаками Леопарда, не выказав обычного почтения, которые в этой ситуации полагалось бы оказывать Айдис.

Ашок знала только, что его зовут Такарка, потому что он недавно унаследовал управление этой западной провинцией после смерти своего дальнего родственника. Но он большей частью имел дело с белокожими варварами севера, и поэтому Ашок причисляла его к тем, кто мог быть подкуплен Касти. Речь Такарки была для нее сюрпризом.

— Она сделает это в ближайшее время, — мягко ответила Айдис, — хотя, возможно, с этим стоит подождать до тех пор, пока не будет установлена точно смерть вашей Солнца-Славы. Наследница уже удалилась в место дальней медитации. Но Империя не может оставаться без управления.

— Конечно, конечно, — немедленно забормотал Айтуа.

— Если наследница не принесла еще присяги открыто, — настаивал Такарка, — ее должны были позвать…, — теперь он оглядел по очереди каждого, кто был в зале, словно удивляясь тому, что никто из них его не поддерживает. — Таков закон, — коротко и резко заключил он.

— Во время кризиса, — ответил номарх Слона, — закон не всегда надежен. Племена за пределами опеки моей страны все время растут. Нужна твердая рука, чтобы держать их в страхе. Если они узнают, что у нас нет правителя, то это может стать для них сигналом к нападению. Так было сто лет назад, и нам потребовалось два года, чтобы усмирить их. Сейчас есть все основания считать, что они торговали с северными варварами. Прошел слух, что они получили оружие, равное нашему, а, может, даже и превосходящее его. Мне кажется, что это не просто слух.

Генерал Айтуа заворчал:

— Нечего обращать внимание на эти вечные нападки на нашу боеспособность. Может, мы тоже имеем кое-что, что удивит их — и не только их. Как насчет северных армий, Леди? — обратился он непосредственно к Айдис. — Как будут действовать они? За или против твоего королевского супруга? Говорят, что между ним и Принцем-Генералом старые счеты. А Принц-Генерал не только из Рода, но все еще считается обрученным с наследницей. Не думаешь ли ты, что он спокойно отойдет в сторону, если в этой стране будет такой раздел?

Айдис сжала губы:

— Ты говорил, что у нашей армии могут быть секреты, неизвестные непосвященным. Теперь я скажу тебе, что и здесь есть кое-какие секреты. Если принц Хериор собирается, вопреки обычаям, занять трон, он никогда не войдет в Новую Напату живым.

Номарх Леопарда чуть наклонился вперед:

— Я слышал, что в Напате появился иноземец — человек с новыми знаниями. Он и есть тот секрет, о котором ты говоришь, Леди? Если так, то почему его нет здесь, чтобы мы могли посмотреть и послушать его? Мы сохранили нашу страну, потому что не отбрасывали в сторону то, что являлось нашим величайшим даром и в Кеме и позже. Варвары зависят от того, что они делают своими руками, взгляни на историю их стран. Чем могут они похваляться? Смерть королей, ревнивые соперники свергают друг друга с сидений почета, бесконечные убийства, иногда короткий, неустойчивый мир, за время которого готовятся пролить новые потоки крови в своих же странах. Я слышал, как они хвастают этим. Сомнительная доблесть, потому что честь — в победе, а не в уничтожении. Но они убеждены в своей правоте. А много ли войн было у нас в Амоне? — Он стал считать по пальцам. — В далеком прошлом мы были изгнаны гиксосами, которые завоевали Кем; позднее мы сражались с ними на севере. Три раза. В конце концов мы были разбиты, потому что нас была горсточка, а их — орды, пал последний из тех, кто составляет Род, но не нашлось никого, кто бы занял его место. И тогда нас изгнали с юга — из Мерсе. Однако, наше оружие становится сильнее. Люди могут сражаться разумом и духом — не убивать захватчиков, не покорять их, но отсылать обратно на их собственные земли. Мы держали Мерсе против людей с востока до тех пор, пока наша религия не ослабела и мы не лишились нашей самой сильной защиты. Тогда мы снова отправились в путь, на этот раз на запад. И здесь под звездами Льва мы построили Новую Напату и не ушли отсюда! Здесь наши огни загорались ярче, мы учились и росли — так родился Амон. Всего пять войн и один мятеж на юге за восемь тысяч лет. Никакие варварские государства не могут сказать то же самое о себе.

— Милорд, — убежденно сказала Айдис, — ты сказал сущую правду. Но правда и то, что мы снова пришли к временам, когда Талант слабеет, все меньше рождается детей с зародившем Власти. Даже линия Рода истощается. Разве не так? Значит’ опять начинается время, о котором ты упоминал. Время, когда мы утратили свою защиту. И чтобы Амон не погиб и нам не пришлось бы снова бежать, нужно другое оружие. Не потому, что мы этого желаем. Просто надо трезво смотреть на происходящее. И главное наше спасение в безопасности трона. Как можем мы без этого править народом?

— Умно, умно, — Ашок готова была шипеть, как разъяренная кошка. Логика Айдис была неопровержима.

— Значит, Узеркоф может держать Власть? — впервые заговорил номарх Речной Лошади. Он был еще не стар и пользовался славой пройдохи, предпочитающий интриги открытым действиям. Его тучному телу было очень неудобно на стуле. Глаза его были, как всегда, полузакрыты, что придавало лицу глуповатый вид, хотя он был далеко не глуп.

— Он из Рода! — резко ответила Айдис.

— И имеет Власть?

— Конечно, — ответила она, может быть, чересчур поспешно.

Уж кого-кого, а номарха Речной Лошади не стоило бы обманывать, не позаботившись придать лжи видимость правды. Но Айдис, вероятно, не могла отвечать по-иному — ее подгоняле время. А ведь они могут потребовать, чтобы им предъявили жезл и ключ!

— Где Зилаз? — снова задал вопрос Такарка. — И северные номархи? Совет не в полном составе. Мы не вправе принимать решения.

— Север… — Айдис замялась. — Милорды, я должна сказать вам очень неприятную вещь: северная армия изменила нам, она стоит за Хериора. И кто, вы думаете, пошел искать нашу Солнце-Славу? Кто? — Она произнесла это, как обвинение.

— У тебя есть доказательства? — Такарка посмотрел ей в лицо.

— А почему, по-вашему, здесь нет Зилаза? Храм закрыт для оплакивания Кандис. Но мы не можем доказать того, что слышали. Только разве посмел бы Принц-Генерал тянуться к шлему Льва, если бы наша Леди была жива? Если он и нашел ее, то ничего не сказал, а решил воспользоваться временем, договориться с Наследницей и править от ее имени, как ее королевский супруг…

— Без полного состава Совета мы не можем принять решение, — твердо сказал Такарка. — Пусть Узеркоф встанет перед нами с Властью, и мы поверим в то, что Кандис действительно умерла, а Наследница отказывается от своих прав. Ведь только настоящий Правитель может так появиться перед нами.

— Хорошо сказано, — одобрил номарх Речной Лошади.

Номарх Слона поколебался было, но тоже кивнул. Генерал Айтуа уставился в пол с таким видом, словно унесся мыслями куда-то далеко от зала. Он не произнес ни слова. Но его сосед, маленький, нервный, с дергающимся веком быстро кивал.

Айдис встала. Ее лицо казалось равнодушной маской, но Талахасси чувствовала кипящую в Айдис злобу, и под этой злобой таился страх.

— Значит, это была отчаянная попытка заручиться поддержкой тех, в ком Айдис была уверена и считала, что они пойдут за ней даже против иноземца? И, значит, эта попытка была предпринята без ведома Касти? — подумала Талахасси, когда принцесса выскочила из зала, ни с кем не простившись.

— Узеркоф… — Номарх Слона произнес только одно слово, и тогда его южный собрат, широко раскрыв глаза, взглянул прямо на него.

— Да, не здесь и не теперь, — загадочно произнес генерал Айтуа и неуклюже встал, как будто был столь же тяжелым и бесформенным, как его сосед слева.

Сначала вышли южане, почти следом за ними генерал Айтуа, по-прежнему выглядевший озабоченным, словно хотел убедиться, что его отряды и вправду имеют оружие, о котором он говорил на Совете. Два оставшихся номарха тоже вышли не одновременно — сначала номарх Леопарда, а оставшийся смотрел ему вслед с выражением, которое Талахасси не могла разгадать.

Ей было жарко в своем укрытии. А мозг ее просто пылал оттого, что хитрость, на которую она пустилась, не удалась. Проследить за номархами за пределами этого зала было невозможно. Они, наверное, помещены в крыле для благородных посетителей и, скорее всего, с собственной охраной, поскольку их хозяева были явно в расстроенных чувствах. Там Талахасси не могла появиться даже в роли дворцовой служанки, так как ее легко могли разоблачить.

А она узнала так мало! Большую часть того, что она услышала, можно было угадать. Похоже, что в рядах врагов есть один ее союзник — номарх Леопарда, но она не могла доверять ему только на основании подслушанного. Тем не менее, приятно было убедиться, что там были сомневающиеся и что советники не готовы по призыву Айдис начать какие-нибудь внезапные и рискованные действия. Столько лет они были верны.

Из кого теперь состоят королевские силы в Новой Напате? Из старой женщины, переодетой амазонки, вооруженной лишь ручным оружием служанки, на которую то ли можно положиться, то ли нет. И самой Талахасси, принимавшей в этих событиях участие независимо от своего желания. Она втянута в это дело и должна сражаться в битве Ашок, если не за Ашок, то хотя бы за свою жизнь.

Талахасси вернулась в апартаменты Кандис. Она заметила, что пол галереи сильнее освещен солнцем, чем раньше, когда она проходила здесь. Пылающее солнце пустыни… Как долго сможет выдержать его Налдамак, если ее флайер действительно погиб во время шторма? Даже если она осталась жива при падении флайера, в пустыне ей не прожить больше двух дней.

Однако она не умерла. Ашок знала об этом. Почему-то Талахасси была в этом уверена. Она дошла до двери и постучала условным стуком, оглянувшись сначала по сторонам. Корзинка с талисманом небрежно болталась у ее бедра.

Видимо, они ждали ее под дверью, потому что сразу же открыли. Амазонка так волновалась за Талахасси, что, забыв о рангах, схватила ее своей крепкой рукой и мгновенно втащила в комнату.

— Они не совсем пришли к согласию, — сказала им Талахасси. — Номарх Леопарда воспротивился требованиям Айдис. Однако, она рассказала им две басни — что Кандис умерла или, возможно, пленница Хериора и что он возглавляет мятеж против трона!

— Лгунья! — прошипела Сэла.

— Мы всегда это знали. Но ясно другое — Касти там не было! Видимо, она созвала Совет без его ведома. Ах, если бы мы могли воспользоваться этим и расколоть их ряды! Имей я поддержку сына Апедемека и хотя бы еще двух-трех человек из Храма, я сыграла бы на их зависти и страхе.

Талахасси стояла, держа в руках корзинку с жезлом и ключом, а душа ее была полна горечью поражения. Сэла подошла к ней:

— Великая Леди, ты держишь в руках сердце и дух Амона, разве ты не можешь призвать их силу?

Талахасси вздрогнула. Будь она настоящая Ашок — да, но этот пробел в полученной памяти был очень велик. Она могла призвать к себе жезл и ключ, как сделала это в лаборатории, но как еще пользоваться ими? Эта часть знания не была записана. Однако… она может попытаться…

Храм! Пусть он закрыт для входа физического тела, но закрыт ли он для энергии? Если ей удастся войти в контакт с Зилазом, в чьем мозгу лежат глубочайшие слои мудрости многих поколений…

Она повернулась к обеим женщинам.

— Кое-что я хочу попробовать. Вы должны хорошенько охранять меня, потому что мне, может быть, действительно придется выйти из моей телесной оболочки.

— Будь спокойна, Великая Леди, — сказала амазонка, — мы сделаем все, что в наших силах. Но куда?

— Если повезет, то к Зилазу.

— Если женщины будут знать правду, то они проявят больше рвения, — подумала Талахасси и вслух добавила. — А теперь дайте мне приготовиться.

Она парила в пространстве, которое не существовало ни в том, ни в другом из известных ей миров. Перед ней была высокая темная стена, отделявшая ее от того, кого она искала. Зилаз и другие с Высшего Пути находились по ту сторону стены. Но путь к ним был закрыт — по крайней мере, тот, который знала Ашок.

Расстроенная Талахасси снова и снова старалась пройти через стену, преследуемая мыслью, что причина неудачи кроется в ней самой, в несовершенстве полученной ею памяти. Ей не хватало глубинных тайн их школы. И она не знала, что это за стена — вражеское изобретение или вынужденная защита, к которой они прибегали сами.

Хотя Касти не мог поставить такой барьер в этом межпространстве, были люди с далекого юга (врачи из диких племен), которые пользовались извращениями, темными силами, и их боялись все, кроме тех, кто входил в Совет Храма… Вот эти ведуны со своим темным искусством вполне могли прийти на помощь мятежным силам.

Стена стояла. Талахасси устала пробиваться сквозь нее и пришла в отчаяние. Со своим полусознанием она не могла надолго задерживаться здесь, но все еще цеплялась за крохи надежды.

Затем…

Перед стеной мелькнул столб света, золотого, как маска Джейты. Из этого света перед бестелесной Талахасси появилась та же маска.

— Дочь Апедемека?

В этом месте не было речи, существовало только ощущение Образа.

— Я пришла… — ответил образ маски.

— Великая нужда…

— Ты добилась большего, чем мы, сестра-в-свете.

— Как я могу преодолеть это? — спросила Талахасси.

— Найди еще раз нижние пути. Там есть тайные ходы, которыми можешь пройти. Ты сделала все очень хорошо, и счастье сопутствовало те…

В воздухе пронесся крик, и призрачный мир распался. Талахасси отшвырнуло от стены, от света Джейты, и она не могла устоять против этой всесокрушающей силы. Затем пришло ощущение остановки, возврата в тело. Девушка открыла испуганные глаза.

Две лампы бросали на потолок странные тени. Она услышала слабый стон. Несмотря на страшную слабость, Талахасси повернула голову.

В углу кто-то скорчился, в ужасе закрыв лицо руками. Когда Талахасси встала, на полу она увидела другое тело. Маленькая смятая фигурка… Сэла! А другая — амазонка Манига. Что здесь случилось? Нападение Касти?

Она шагнула к амазонке, хотя ее качало, а ноги подгибались.

— Спокойно! — сказала она тихо, но властным тоном Великой Леди.

Амазонка не подняла головы и застонала еще громче. Талахасси подошла ближе, наклонилась над ней, рискуя потерять равновесие и ударила Манигу по щеке, потому что та подняла голову, и лицо ее было бессмысленным от страха. Зная о спартанском воспитании амазонок, Талахасси подумала, что, видимо, то, что так напугало девушку, было уж очень необычным.

— Спокойно! — жестко повторила Талахасси.

Наконец, блуждающие глаза амазонки остановились на ней, паническая пустота исчезла с лица.

Талахасси встала на колени и протянула руку Сэле. Сначала ей показалось, что старушка умерла, но пальцы нащупали слабый пульс.

— Помоги мне! — приказала она Маниге.

Амазонка двинулась, как человек, слышавший приказ, но не понимающий его. Они вдвоем положили старушку на кровать. Маленькое сморщенное лицо Сэлы было очень бледным, даже зеленоватым.

— Принеси вина, — приказала Талахасси.

Тело Сэлы было совсем холодным. Она была еще в шоке. Талахасси укрыла ее покрывалом. Когда Манига всё еще дрожащими руками подала ей чашу, Талахасси приподняла голову старой няни, влила ей в рот немного вина.

Сэла поперхнулась, но проглотила жидкость. Пульс ее забился сильнее. Талахасси опять положила ее на постель и повернулась к амазонке:

— Что случилось, Манига?

К счастью, девушка пришла в себя, к ней, кажется, вернулись и разум, и мужество. Теперь, когда Талахасси смотрела на нее, амазонка покраснела от стыда.

— Великая Леди, здесь были духи… — она запнулась. — Я сражалась вместе с другими Поклявшимися-на-Мече в Ленкани, когда люди пустыни ворвались в форт и мы выкинули их.

Я многое видела, Великая Леди, много ужасов. Но это не из нашего мира!

— В каком смысле? — быстро спросила Талахасси, понимая, что надо проявить терпение.

— Они пришли, когда ты уснула, и были похожи на тени. Словно что-то колыхалось в воздухе… Где мне взять слова для описания того, что я никогда не видела? Но они были злые, в них чувствовалась ненависть!

Опять духи…

— Я сама видела эти призраки, Манига. Они действительно существуют. И, мне кажется, я знаю, чего они хотят. Только у меня нет власти дать им это.

— Великая Леди, они собрались над тобой, когда ты лежала. А когда мы хотели защитить тебя… — Манига схватилась за голову, — они послали в наш мозг ужасные мысли, которые чуть не убили меня. Но я устояла, Великая Леди. Затем они послали боль, и леди Сэла закричала. Я решила, что она умирает. Она повернулась ко мне… Великая Леди, я не уверена, что могла бы долго выдержать это! Я, кажется, визжала…

— Ты ничего не смогла бы сделать, Поклявшаяся-на-Мече. Эти призраки не боятся никакого оружия, которое можно держать в руке. Ты сопротивлялась их усилиям — это твоя почетная битва.

Наконец, она получила указание Джейты, что ей делать, хотя дочери Апедемека не дали договорить до конца. Но искать снова нижние проходы, где раньше были духи… Она была уверена, что на этот раз ее ждет их враждебность, и это было действительно опасно. Она села на край постели и стала размышлять. Сэла, похоже, спала нормальным сном. С ее лица исчезла печать нестерпимого страха. А Манига окончательно пришла в себя.

— Теперь слушай внимательно, — Талахасси понимала, что иного выхода у нее нет. Сообщение Джейты было совершенно ясным. Она может свободно вырваться из Новой Напаты, но путь только один — тот, что ведет сквозь болотистые проходы внизу. — Мне нужны кое-какие вещи, потому что я получила послание от дочери Апедемека через путь Таланта. Ты можешь найти и принести сюда их тайно?

— Великая Леди, приказано — значит будет сделано, — ответила Манига с обычным для ее ранга поклоном.

— Тогда положи в заплечный мешок продукты, которые армия берет на маневры, их должно хватить на несколько дней. И ночной фонарь, который недавно придумали в армии. Принеси все это как можно скорее. И, кроме того, хлеба и мяса, чтобы я поела сейчас.

— Это я могу достать, Великая Леди. — Манига была уже у двери.

Когда она вышла, Талахасси принялась за дело. Она уже немного оправилась и считала, что нельзя заглядывать вперед и думать о том, что может случиться в подземной темноте, где витают духи. Все думы должны быть только о том, что необходимо сделать.

Талахасси порылась в сундуке Налдамык и нашла то, что искала: наряд Императрицы, в котором она появлялась в торжественных случаях перед армией. Талахасси срезала ножницами все знаки различия. Этот наряд напоминал девушке одежду ее родного мира. Он был тесноват ей в груди, но она сумела застегнуть все пряжки. Сапоги, к счастью, оказались впору, хотя их трудно было натягивать после свободных сандалий. Сэла все еще спала.

Жезл и ключ Талахасси решила унести с собой. Обматывать их тканью она больше не хотела. Чтобы нечаянно не уронить талисманы, она сделала веревочные петли, чтобы привязать их к запястью. Голову она покрыла шарфом. Когда все было закончено, Талахасси услышала условный стук и открыла Маниге.

На плече амазонки висела хорошо пригнанная сумка, а в руках был поднос с едой. Талахасси поела, напилась и дала Маниге последние указания:

— Я уйду, Поклявшаяся-на-Мече, через тайный ход. Держи стражу и не оставляй без внимания леди Сэлу. Не говори никому, что я была здесь, если тебя обнаружат. И хорошенько следи за тем ходом, которым я уйду, чтобы никто не прошел через него без твоего ведома.

— Великая Леди, я хотела бы пойти с тобой, — Манига была уже в походной одежде амазонок с оружием у пояса.

— Нельзя. По этому пути меня может вести только же.

— Ты окажешь мне гораздо большую услугу, если будешь охранять эту дверь. Может случиться, что я вернусь этим же путем и, возможно, приведу с собой помощь, но я должна быть уверена, что не попаду в засаду.

— Великая Леди, не сомневайся, я буду на страже!

Талахасси повесила на плечо сумку с едой, надела петли с ключом и жезлом на левую руку, а в правую взяла фонарь. По ее знаку Манига отодвинула занавес на стене, и она вошла в тайный ход. Раздался звон. Талахасси вспомнила о сигнализации Сэлы, рассказала о ней амазонке и двинулась вниз во мрак.

Фонарь давал гораздо больше света, чем жезл, которым Талахасси освещала себе путь в прошлый раз. Ступеньки и стены были хорошо видны. Она быстро дошла до древней замурованной двери и пролезла сквозь пролом в вонючее и опасное место.

Представив себе расположение дворца на верху над подземельем, Талахасси свернула налево в неизвестный ход. Лестница была одним из секретов прошлого века, и, наверное, строилась для того, чтобы королевская семья могла незаметно бежать, если враги займут город, как это когда-то и случилось в Мерсе. Значит, должен существовать и выход за пределы города. Талахасси надеялась, что уже его-то не охраняют барьеры Касти.

Влажность и вонь становились все сильнее. Талахасси шла очень осторожно, потому что ноги скользили. Свет фонаря на секунду выхватил из мрака голову не то большой ящерицы, не то змеи, но животное мгновенно скрылось, видимо, испугавшись света. Талахасси ожидала нападения духов. И все время была настороже — они могли устроить тут засаду. Но время шло, и ничего не происходило.

Появились липкие зловонные лужи, через которые Талахасси старалась перепрыгивать. Затем она вышла к бурному потоку, который перерезал ее путь по подземному коридору. Из него поднималась такая вонь, что Талахасси боялась задохнуться. Она на минуту сунула фонарь за пояс, сняла шарф с головы и завязала им рот и нос, тщетно пытаясь спастись от зловония.

Ясно было, что она вышла к одной из канализационных магистралей города. Какова была глубина этого полного ручья отбросов, Талахасси не знала и остановилась в нерешительности. Мостика нигде не было. И, значит, нужно было перейти его вброд. Но пускаться в такую авантюру, не имея представления о глубине потока… А вдруг он собьет ее с ног и потащит в этой мерзости вниз… Нет, надо искать другой путь.

Зловонный ручей резко сворачивал направо Прижавшись плечом к стене, Талахасси наклонилась и посветила фонариком в уходящую темноту. Вдоль ручья шла узкая дорожка, и была она едва шире ее поставленных рядом ступней. Хотя поток бежал чуть ниже тропинки, она была густо залеплена Плывущими по воде отбросами.

Риск и тут был, но выбора не было. А долго ли она сможет дышать этими испарениями? Не потеряет ли сознание? Как бы то ни было, долго раздумывать не приходилось — раз дорога есть, значит, надо по ней идти.

Она протиснулась за угол, где сходились проход и поток, и быстро шагнула на запачканный выступ. Ее догадка оказалась верной: грязь внутреннего коридора здесь превратилась в трясину, в которой вязли ноги. Девушка шла так медленно, а путь был таким долгим, что она могла просто задохнуться в этом смрадном воздухе.

Талахасси утратила всякое представление о времени. У нее болела и кружилась голова, ее тошнило. Один раз из потока высунулась чешуйчатая голова и раскрыла хищную пасть, но Талахасси направила луч света прямо в маленькие злые глаза. Животное, к счастью, недостаточно большое, чтобы напасть, видимо, не любило света. Здесь могли быть и другие, больше и опасней.

Талахасси увидела в стене нишу с замурованной дверью и посветила на нее. Низкая арка, похожая на ту, в которой Талахасси пробивала проход. Девушка остановилась в этом более широком пространстве и постаралась обдумать положение.

Если ее расчеты верны, то эта заложенная дверь не может вести за городские стены. Кроме того, в своем теперешнем положении Талахасси не была уверена, что сумеет воспользоваться силой жезла и расшатать хотя бы один камень. Так что лучше идти дальше, должен же поток где-то кончаться.

Талахасси подольше отдохнула бы в этой нише, будь, воздух тут хоть немного чище, но он здесь был таким же зловонным. Она неохотно двинулась дальше. Похоже, что уровень сточных вод стал понижаться. Так ли это? Тропа была ровной и не поднималась вверх. Но и воздух стал как будто чище. Талахасси с трудом верилось в это. Она подняла фонарь над головой и увидела на стене что-то вроде круглого отверстия. Но куда оно ведет — в город или из города.

Талахасси боялась, что это все еще город. Но зачем делать такие отверстия с внешней стороны стены? Однако, если последние силы уйдут на то, чтобы перелезть и при этом она по-прежнему останется пленницей… Талахасси подумала, что вряд ли сможет вернуться в это зловонное место.

А зачем отверстия внутри города? Что-то шевельнулось глубоко в мозгу девушки, но мысль была нечеткой и тут же исчезла. Это была не догадка, а только тень догадки.

Талахасси неуверенно двинулась по тропе. Теперь уже не было сомнений в том, что вода спадала. И выступ, по которому она шла, стал менее грязным, кое-где уже просвечивал камень. И дышать теперь было легче.

И в этот момент они напали, как раз тогда, когда Талахасси успокоилась и забыла о них. Духи атаковали не ее тело, а мозг. Она покачнулась, но не упала и не выронила фонарь. Она прижалась к стене, как бы защищая спину, и покачивала лучом света над водой. Там что-то двигалось, не духи, а, видимо, какое-то животное, которое они вызвали, чтобы столкнуть ее вниз.

— Если я умру здесь, — сказала она сквозь зубы в пространство, пустое для ее глаз, но населенное для ее ощущений, — то все ваши надежды рухнут. У меня нет силы помочь вам, но есть другие люди, больше и сильнее меня, и я их ищу. Хотите ли вы, чтобы вместе со мной погибла и ваша надежда на спасение?

Существо в воде подплыло ближе, но движения в воздухе она не заметила.

— Акини! — позвала Талахасси единственное знакомое ей имя. — Я сказала вам сущую правду.

Они все еще угрожающе висели, и она не могла различить того, к кому обращалась. Из вонючей жижи показалась бронированная голова: в разинутой пасти виднелись окрашенные чем-то темным острые зубы. Это чудовище было куда больше того, что она видела раньше. Оно, видимо, было старым и так давно плавало в этом отвратительном месте, что стало средоточием накопленного за долгие годы зла.

Талахасси крепче сжала жезл. Только он был защитой против этого монстра из вековых отбросов. Как она своей волей заставила жезл подняться из клетки Касти, так и теперь она наклонила его острие по направлению к животному, поднявшемуся из отбросов на своем чешуйчатом хвосте. Огромные когтистые лапы потянулись к выступу, на котором стояла Талахасси.

Власть…

Свет, который Талахасси направила на эту страшную голову, не испугал чудище. Зверя заставляла атаковать воля тех, кто теперь жадно следил за нею из темноты.

Власть!

Талахасси едва удерживалась, чтобы не закричать. Житель канализации воплощал в себе все самое кошмарное.

— Власть! — требовала она от памяти Ашок. — Дай мне Власть, которую ты знала и которой пользовалась. Дай мне ее, или я умру!

Из вершины жезла брызнул сноп пламени, сиявшего неизмеримо ярче фонаря, и ударил животное между глаз. Существо издало дикий вопль, эхом отразившийся в узком туннеле. Ом все еще звенел в ушах Талахасси, а жуткого чудовища уже не было, оно отпрыгнуло назад, и поток скрыл его. Девушка следила за его исчезновением, твердо веря, что это память Ашок ответила ей и спасла ее.

Но есть ли у памяти личность? Но может быть, это то, что было записано и вложено в ее мозг, с помощью технологии древнего народа. Ашок умерла, значит, она не поддерживала Талахасси больше. Может, память приняла другую форму?

Духи все еще были здесь, но они больше не пытались напасть на нее. Талахасси чувствовала их замешательство. Их притягивали ключ и жезл, которые она несла, но в основе этого, лежал страх.

Некоторое время Талахасси ждала их нового нападения, какого-нибудь удара от тех, кого невозможно увидеть. Но ничего не последовало, и она заговорила снова:

— Я заключила договор с тобой, Акини, но я не могу выполнить его, если ты не дашь мне дойти до тех, кто знает, где ты и что тебя держит. Я не забыла об уговоре и не забуду.

Они по-прежнему были здесь, но не отвечали. Она немного подождала и решительно двинулась дальше, зная, что духи следуют за ней. Пусть, если им хочется!

Туннель опять повернул, и порыв свежего воздуха дохнул ей в лицо. Где-то поблизости был выход. Талахасси выключила фонарь и несколько секунд постояла на месте, пока ее глаза привыкли к излучению жезла и ключа. Затем она снова пошла вперед, осторожно, шаг за шагом.

Да, там было забранное решеткой отверстие. Канализационный поток выливался сквозь его нижнюю часть. Талахасси ускорила шаг, потому что тропа стала почти чистой. Затем она отбросила шарф, прикрывающий нос и рот, и стала жадно вдыхать чистый воздух.

Девушка повесила фонарь на пояс. По ту сторону была ночь, и, видно, сильный порывистый ветер. Песок и гравий летели сквозь решетку.

Она ощупала прутья решетки, места, где они соединялись с рамой, но не обнаружила никакого запора. Решетка не сдвинулась ни на дюйм, как Талахасси ни тянула ее. Жезл… он прорежет для нее путь…

Снаружи донесся какой-то звук. Она насторожилась, прислушалась. Это было тихое поскуливание. За решеткой что-то чернело. Талахасси уловила собачий запах. Ассар? Неужели собака вышла из ворот и до сих пор бродит вокруг города?

— Ассар! — шепнула она.

Раздался возбужденный лай, и Талахасси поняла, что сделала глупость. Это лай переполошит всех в окрестности. А за стеной вполне может оказаться Касти или южные номархи со своими людьми. И как раз этой встречи ей хотелось бы избежать.

— Ашок? — раздался ответный шепот.

— Кто это?

— Ашок!.. Джейта сказала, что ты придешь этим путем. Ты здесь?

— Хериор! — Она чуть не сказала «Джессон»!

— Да. Сейчас ты отсюда выйдешь. Отойди немного назад.

Она отодвинулась. Перед решеткой возникла другая тень, послышался скрежет металла и решетка выпала наружу.

Еще секунда — и Хериор позвал:

— Иди, Леди, путь открыт.

Он шагнул вперед и вывел Талахасси на свежий ночной воздух.

В палатке находилась смешанная группа. На этом военном совете они все держались почти как равные. Джейта сидела сразу за Талахасси, за ней — Хериор, направо — Кандис Налдамак. Тут же были два северных генерала и полковник Поклявшийся-на-Мече.

У Талахасси пересохли рот и горло. Когда Хериор привез ее сюда, она четко рассказала обо всем, детально описала лабораторию Касти, где он занимался своими таинственными делами, о проходе, который она нашла. На листке бумаги она набросала план подземных путей, как она их помнила, положила в руки Налдамак жезл и ключ.

Кандис была худощава и тонка и казалась старше, чем память Ашок рисовала ее для Талахасси. Но ошибиться было невозможно: быстрый свет ума в ее темных глазах, манера, с которой она уверенно схватывала главное в повествовании Талахасси, расспрашивая о подробностях.

— Касти! — сказала Кандис, когда Талахасси закончила. — Все время Касти! — Она повернула голову к генералу. — Настазен, что узнали ваши разведчики в пустынных землях?

— Солнце-Славы, рапорт тех лет говорил, что этого чужеземца нашли рядом с мертвым верблюдом и передали одному из наших патрулей, потому что он был очень похож на жителя Амона. Они подумали, что он вне закона и скрывается от правосудия.

Но есть еще один рапорт, совсем недавний, о том, что из того же места в пустыне пришел другой человек, похожий на Касти. Однако он сказал, что пришел не к Касти, а к нашей Солнце-Славе.

Его послали в Новую Напату ждать твоего разрешения. О нем и слышала Наследница. Сумки на его верблюде были тайно обысканы, там был малый запас еды, словно путь ему предстоял недалекий. Поэтому капитан сотни этого форта послал по его следам другой патруль, чтобы узнать, откуда он явился. Они пришли к долине в скалах и, хотя там не было никакой стены, наткнулись на барьер, через который ни один человек не мог пробраться.

— А человек, что пришел в Новую Напату?

— Видели, как он вышел из ворот — из тех запечатанных ворот, Солнце-Слава, и затем исчез.

— Так что этот барьер для нас, но не для иноземца, — сказал Хериор.

— Как вам известно, — снова заговорила Кандис, — я и мои люди были найдены патрулем в пустыне. Но мы не выжили бы, если бы не появились неизвестно откуда два иноземца. Они дали нам пищи и воды и указали, куда нам идти. Я начинаю думать, что у Касти есть враги в его собственном племени, кто бы они ни были.

Но центр его силы в Новой Напате, и там мы должны встретиться с ним. Сестра, — обратилась она к Талахасси, — ты очень хорошо поработала в городе и вне его. Мы обязаны тебе возвращением этого. — Она указала на талисманы. — Благодаря тебе мы теперь можем атаковать Касти в его собственном логове. Узеркоф и его игра в государственную измену пока не так важны. Главное — этот иноземец, который поддерживает таких мятежников. Ты, Хериор, распоряжаешься своими войсками. Могут ли они пройти через этот опасный туннель так, чтобы напасть не только на дворец, но и на город, и, самое главное, на гнездо Касти?

— Солнце-Слава, дай только команду, — быстро ответил Хериор. — Как только в городе узнают, что ты жива, большая его часть поднимется на твою защиту.

— Пусть будет так, — сказала Кандис. — Только не разоряй гнездо, а просто сторожи его, пока мы не подойдем. — Она кивнула Джейте и Талахасси. — Дело в том, что пока Храм закрыт, только мы трое имеем Высшее Знание и сможем использовать его против Касти…

Джейта внезапно подняла голову, но посмотрела не на Налдамак, а поверх ее плеча.

Эта палатка для Совета хорошо охранялась: на страже стояли Поклявшиеся-на-Мече и личная охрана Хериора. А собравшиеся в палатке говорили тихо, чтобы никто не мог их подслушать. Но сейчас рука жрицы взметнулась вверх, требуя молчания, даже от Кандис, которая смотрела на нее, сузив глаза.

— Там кто-то пришел, — чуть слышно прошептала Джейта. — Чужой…

Налдамак сделала знак, жрица встала и заглянула в щель между полотнищами. Затем она кивнула Кандис:

— Это не Касти. Но один из его племени.

На лице Хериора выразилась ярость.

— Каким образом он прошел мимо внешней стражи? — гневно спросил он. Вопрос относился, конечно, не к собравшимся, а к страже.

— Бывает, — задумчиво сказала Кандис, — что такие, как он, могут это сделать. Тех, кто пришел к нам на помощь в пустыне, мы увидели только тогда, когда они уже стояли перед нами. Приведите его ко мне.

— Солнце-Слава, — запротестовал один из генералов, но Налдамак покачала головой.

— Если я обязана такому человеку своей жизнью и жизнью своих людей, я не могу думать, что он хочет повредить мне сейчас. Приведи его, Дочь Апедемека!

Жрица поклонилась и вышла. Но Хериор и два генерала упрямо взяли наизготовку ручное оружие. Талахасси поднялась со складного стула, чтобы лучше видеть вошедшего.

Он уже просунул голову под полотнище, которое Джейта откинула для него, поскольку был высоким мужчиной. Талахасси была уверена, что это какой-нибудь трюк Касти, и хотела вовремя предупредить всех, но увидела, что если вошедший и был одной породы с Касти, — то чем-то и отличался от него.

Он был в одежде всадников пустыни, однако она чувствовала, что это не обычная его одежда. Он был старше Касти, в нем угадывалась врожденная властность, какая могла быть у члена Рода.

Увидев Налдамак, он поднял руку ладонью вверх в приветствии, которого они не знали, но поняли, что так достойный встречает достойного, равный — равного.

— Ты Кандис Налдамак.

Это был полувопрос, полуутверждение.

— Да. — Хериор чуть наклонился вперед, на его открытом лице ясно читалось недоверие. — А кто ты, иноземец?

— Неважно, кто я, — ответил мужчина с той же властностью, с какой он вошел. — Ваша Императрица обязана нам жизнью. Теперь мы просим кое-что взамен.

— Я знаю тебя, — медленно заговорила Налдамак, — ты был третьим человеком в пустыне, ты стоял в стороне и не подходил к нам. Да, вы спасли жизнь многим моим людям, самым преданным слугам. Что ты хочешь от нас взамен?

— В городе есть человек нашего рода и племени. Он преступил законы и ваши обычаи, придя сюда. Мы тоже преступили их, когда пришли искать его. Но мы должны были это сделать, какую цену нам ни пришлось бы платить впоследствии.

Он захватил ваш город, он желает править здесь. Не думай, что он не слишком опасный враг, Кандис, потому что, когда Касти сбежал оттуда, откуда он родом, он взял с собой изобретения, далеко превосходящие понимание вашего мира. Но мы связаны клятвой, что не применим к нему нашего собственного оружия…

Джейта спокойно вернулась к группе, но не села, а стояла и пристально глядела на чужеземца. Талахасси охватило замешательство, а затем удивление, смешанное со страхом: жрица внезапно подняла руку и начертила в воздухе символ, чуждый даже памяти Ашок.

Человек, стоящий перед Налдамак, повернул голову, встретил взгляд Джейты и повернулся к ней. В глазах у него блеснуло что-то похожее на угрозу.

— Что ты делаешь? — спросил он.

Джейта начертила вторично тот же символ.

— Ты не можешь знать… — в первый раз его самоуверенность дала трещину. — Неужели такое знание сохранилось? — быстро добавил он.

— После стольких веков? — докончила за него Джейта. — Я Дочь Апедемека по прямой духовной линии… О, дальний странник, из тех, кто…

— Нет! — Он сделал запрещающий жест. — То, что ты знаешь, вообще противоречит всему, во что мы верим. Но уж если ты это знаешь, то поймешь, что такое Касти, и что ему здесь не место. Это великий самый тяжелый грех, что он сюда пришел.

Налдамак переводила взгляд с иноземца на Джейту и обратно, а затем решительно сказала:

— Не будем сейчас спорить о том, откуда пришел Касти, а поговорим, каким образом его можно укротить. Ты говоришь, человек из пустыни, что у него есть приспособления, далекие от нашего понимания. Однако, ты сам не хочешь выступить против него. Как же, по-твоему, мы можем управиться с ним? — с вызовом спросила она.

— Только изгнав его из его места, из того места, которое он сделал своим. И тогда мы его возьмем.

Хериор весело рассмеялся.

— По-твоему, это пустяковое дело? А почему бы тебе самому не добыть свою рыбу, иноземец? Мы узнали, что есть внутренние пути в его конуру, и рады будем показать их тебе.

— Я не могу принимать участие в ваших сражениях, Принц-Генерал. Как и у ваших жрецов, у меня есть некоторые ограничения, я не могу их преступить. Но я предупреждаю вас: если вы тайно войдете в его место, разрушайте его полностью. Там есть механизмы, которые при неосторожном обращении с ними могут стереть с лица Земли всю Новую Напату и даже весь наш мир. Касти был достаточно хорошо подготовлен, чтобы сделать это.

— Захватить древнее наследство? — Талахасси не знала, как вырвались у нее эти слова и зачем она их произнесла. Она как бы повторила то, что родилось где-то, но не в той или в другой ее памяти.

Снова испытующий, почти угрожающий взгляд, теперь уже обращенный на нее. У Талахасси было странное ощущение проверки ее мыслей. Она инстинктивно загородила от него то, что знала Ашок, и силой защитила собственные знания.

— Ты! — Он сделал шаг к ней, угроза сменилась растерянностью. — Ты не… — начал он и запнулся. — Кто ты — не имеет значения, поскольку ты не служишь ему. Но, вероятно, из всей этой компании ты лучше всех можешь противостоять ему. В тебе есть естественный барьер против тех сил, которыми он властвует. Я хочу сказать, Кандис Налдамак, что она, — он показал на Талахасси, — из всего твоего народа более всего подходит для борьбы с Касти.

Хериор вскочил.

— Кто командует здесь, иноземец? Кто ты такой, чтобы указывать нам, кем рисковать? Ты говоришь с нами, как генерал с новобранцами, а мы не в подчинении у тебя…

— Твои манеры, — вмешалась Кандис, — не производят хорошего впечатления на моих офицеров. Я принимаю твои предостережения, но план битвы мы составим сами!

И иноземец исчез.

— Как? — Хериор поднял оружие, но увидел перед собой пустое место.

— Куда он девался? — обратился генерал к Джейте, как будто она могла дать ответ на эту загадку. — Ты знаешь его или ему подобных, Дочь Апедемека. Кто они такие, он и тот, другой демон, что творит зло в самой Напате? Или это слишком большой секрет?

— Это древний секрет, Настазен, и я не имею права выдавать его. Могу сказать только, что эта порода людей была известна еще первым людям Кема. Несколько поколений наших предков общались с ними. Затем эти люди исчезли, но оставили нам знание, на котором основаны вся наша долгая история и учение. Ты спрашиваешь, куда он ушел, но, возможно, иноземец сюда и не приходил, поскольку он вообще мог быть здесь не во плоти. Если верить легендам, эти люди способны посылать свои изображения на далекое расстояние…

— Духи? — спросила Талахасси.

Джейта нахмурилась.

— Нет, те духи, что помогали и одновременно теснили тебя, рождены злом — Касти. Когда-то они были людьми нашей породы. Но Касти послал их в межпространство ради каких-то своих, полных зла, целей. Они заключены там не полностью, потому их мысли и желания можно прочесть, если направить энергию соответствующим образом. Но могут ли они вернуться в свой облик после ухода Касти, я не знаю.

— Если Касти может исчезать таким же манером, — заметил генерал Набен, — похоже, что наша задача становится много трудней. Чем раньше мы начнем, тем лучше.

— Прошел почти день, с тех пор, как Ашок пришла из Новой Напаты, — сказала Налдамак. — Мы не уверены, знает ли Касти, где она сейчас. Похоже, что, несмотря на свое хваленое влияние, он не смог обыскать дворец или преследовать тебя до этого места, сестра. Вероятно, у его власти есть какие-то пределы. Я думаю, что номархи, созванные Айдис, еще не провозгласили Узеркофа Императором, но все равно нам лучше поторопиться.

— Милорды, — обратилась она к генералам, — маршала вооруженных сил вы выбрали. Надеюсь, что вы подберете людей, которые не слишком боятся этих духов. Скажите им, что Ашок уверена в том, что невидимки имеют все основания ненавидеть Касти. Один из них, во всяком случае, помог принцессе, когда ей пришлось туго. Ашок, Джейта… — Налдамак сделала паузу. — Я не посылаю других туда, куда иду сама. Мы направляемся прямо во внутренний дворец. Я и половина моей охраны поднимемся по тайной лестнице в мои покои. Эту лестницу я могу показать сама, а…

— Я пойду в лабораторию, — сказала Талахасси, опять-таки без всякого намерения сказать это; слова сами слетали с ее губ. — Да, — отклонила она протест, отразившийся на лице Хериора, — этот иноземец сказал, что я могу лучше всех противостоять Касти, так и будет…

Рука Налдамак простерлась над ключом и жезлом и пододвинула ключ к Талахасси.

— Тогда возьми это, сестра. Это символ всего нашего учения. В этот час он может тебе пригодиться.

— Я пойду с ней. — Джейта взяла львиную маску, лежавшую рядом с ней. — Как Дочь Апедемека, я имею некоторую собственную власть и Касти об этом узнает!

— Пусть будет так! — кивнула Кандис. — Мы выйдем, как только стемнеет.

Талахасси очень не хотелось идти снова страшными путями канализации, однако в этот раз она шла во главе немалой компании — Налдамак с частью охраны чуть позади и Джейта плечом к плечу с ней. Хотя девушка настороженно вглядывалась в каждое завихрение воздуха, которое могло означать присутствие духов, те, похоже, прекратили свою охоту.

Генералы повели своих людей к стене, чтобы попытаться перелезть через нее и тайно прийти в Напату. Если это удастся, им останется только пробраться ко дворцу. Они планировали двойную атаку — изнутри дворца и снаружи.

— Странная дорога, — гулко прозвучал голос Джейты из-под маски.

Талахасси задумалась, защитит ли маска хоть немного от ужасной вони. Они шли медленно, осторожно. Но с дополнительным светом и в окружении близких людей Талахасси было гораздо легче идти.

Наконец, они добрались до лестницы, ведущей в покои Кандис. Двое стражей взялись за работу — разобрали камни и полностью открыли путь. Рука Налдамак легла на плечо Талахасси.

— Да будет с тобой удача, сестра. Мы поставили на карту не только наши жизни, но и весь Амон… Если мы погибнем, погибнет и Амон… Пользуйся ключом, когда понадобится, а я буду пользоваться жезлом.

— Да придет и к тебе удача, — только и могла ответить Талахасси. Даже память Ашок не давала ей ощущения родства с этой решительной женщиной. Они жили врозь с самого детства. Но Ашок доверяла Налдамак, это Талахасси знала твердо. Придет время, когда ей придется доверить Налдамак последнюю тайну — что Ашок больше НЕТ.

С Джейтой, тремя амазонками и двумя людьми Хериора — он настоял, чтобы она их взяла — Талахасси пошла к цитадели Касти. Как раз на этом пути она встретила духов.

Она услышала слабое восклицание Джейты, которая подняла руку, скрестив особым образом пальцы. Талахасси подняла ключ выше. Его естественное излучение пропало в свете фонаря, но она чувствовала в руке жар от испускаемой им энергии, природы которой она не понимала даже со знаниями Ашок.

Движения не было, только ощущалось, как будто невидимые пальцы касались их одежды, тянули за волосы, пытаясь любым способом привлечь внимание. Не поворачивая головы, Талахасси тихо сказала:

— Здесь те, о которых я вам говорила. Они не повредят нам. Они, может быть, даже помогут.

Те, кто шли сзади, не ответили, но она чувствовала, что им не по себе в таком обществе. И она высоко оценила их храбрость, когда они тихо постукивали сапогами по древним камням с твердым намерением добраться до цели, как бы не пытались духи отпугнуть их.

К несчастью, впереди могло быть нечто более определенное. Есть ли здесь, в самом центре деятельности Касти, его телохранители, Талахасси не знала, но он сам мог вооружиться после ее побега.

Подойдя к лестнице, она приказала погасить фонари. Теперь они шли очень осторожно, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Духи составляли часть их группы, но пока не выказывали никакого желания общаться. Возможно, они тоже ждали, не приготовил ли Касти засаду.

Шаг за шагом обе женщины поднимались по лестнице. За ними следовали остальные. Без фонарей ключ светился своим собственным светом.

Когда Талахасси вошла в зал, Джейта чуть отстала в надежде увидеть свет из-под двери лаборатории. Но если там и был кто-то, дверь, видимо, была плотно закрыта.

Шепнув, чтобы все остановились подальше, Талахасси подошла вперед, прижимаясь плечом к стене.

Дверь должна быть уже близко. Нет — при свете ключа она увидела гладкую стену. Может, ее заложили, как раньше городской путь?

Талахасси водила по поверхности стены ладонью вверх, вниз и в стороны. Не было ничего, за что можно было бы уцепиться. И когда она толкнула стену сначала слабо, а потом изо всех сил, та осталась неподвижной.

Теперь вся надежда на ключ. Талахасси не знала, как с ним обращаться, она ведь пользовалась только жезлом. Но если это действительно ключ, то как лучше всего употребить его?

Сосредоточившись, она взяла ключ за головку, приложила его к стене, как сделала бы с обычным ключом, желая открыть дверь.

В ту же минуту рука Джейты коснулась ее руки, державшей ключ, и от этого прикосновения появилась сила, дополняющая ее собственную.

Не пламя, как из жезла, когда он освобождал Талахасси из клетки, а вспышка… Но защитный барьер, державший дверь, тут же исчез. От прикосновения Талахасси дверь распахнулась настежь, так что два стражника бросились вперед, чтобы защитить своими телами Талахасси и жрицу от возможного нападения.

Но внутри никого не было. Талахасси увидела, что клетка с прожженным отверстием все еще тут. И все остальное было на месте. Однако чего-то не хватало.

Талахасси попыталась вспомнить, что же изменилось. И тут же поняла: все замерло. Здесь больше ничего не булькало, не бурлило, не щелкало. Означало ли это, что Касти, узнав об их приближении, бежал? Вряд ли. Скорее всего, он перенес свою деятельность в другое место.

То, что оставалось здесь, может быть, было теперь не опасно, но все равно они должны были уничтожить лабораторию.

— Не торопись, принцесса, — сказала Джейта, как будто читая ее мысли. — Здесь все еще может быть что-то для нас опасное. Надо действовать осторожно, пока не поймем, что к чему.

Талахасси согласилась, что это разумно. Но как остерегаться опасности, которой никогда не видел? В ее времени и мире она имела очень поверхностное представление о химии и физике.

— Ключ скажет нам, — опять подсказала Джейта.

Талахасси прошла к ближайшему столу, вытянув перед собой ключ, а стража в это время стояла в дверях. Ключ дважды двинулся в ее руке сам, как палочка предсказателя. Один раз он указал на металлический ящик, затем на пустую пузатую колбу с желтой жидкостью.

Каждый раз Джейта брала указанный предмет и относила в клетку, в которой когда-то сидела Талахасси. Еще два ящика и жезл, похожий на талисман, но только короче и без львиной маски, тоже были отнесены в клетку.

Затем Талахасси подозвала двух стражников.

— Уничтожить! — приказала она, указывая на столы.

Стражники разбили и разломали все на мелкие куски. У стены стоял ящик с бумагами. Талахасси сама изорвала листы плотной бумаги с чуждыми чертежами и диаграммами, и швырнула все это в клетку, навалив кучей на предметы, указанные ключом как опасные. Теперь она знала, как уничтожить это, а, может быть, и вообще все в этой проклятой комнате.

— Уходите все отсюда! Бегите к лестнице! Не задерживайтесь!

— Что ты хочешь сделать? — спросила Джейта.

— Я хочу, чтобы никто и никогда больше не воспользовался этим местом! Уходи тоже, Дочь Апедемека, потому что я могу разбудить здесь очень опасную силу. И возьми это. — Она сунула ключ в руку жрицы.

Джейта пошла назад. Она была в дверях, когда руки Талахасси протянулись к тем четырем кнопкам на передней панели блока, контролировавшего клетку. Сокрушая эту тюрьму, она могла погибнуть и сама, но все равно решила попытаться.

Кончики ее пальцев нажали на кнопки.

Прутья клетки вспыхнули жаром. Талахасси бросилась за дверь, толкая перед собой Джейту.

— Скорее к лестнице, — крикнула она, крепко схватив жрицу за руку, и потащила ее вперед.

Они были почти у лестницы, ведущей на нижний уровень, слышали перед собой топот сапог стражников, видели свет их фонарей, когда пришел ответ на дерзкий поступок Талахасси: сзади раздался грохот, и страшная вспышка света осветила все вокруг. Взрыв…

Обе женщины помчались вниз так, как никогда раньше не бегали.

Звук оглушил их. Талахасси махнула страже, и солдаты бросились вперед, к лестнице, которая вела в покои Кандис. Тут они могли подниматься только гуськом, и Талахасси шла последней. Голова у нее кружилась, она едва держалась на ногах.

Наверху их ждали Налдамак и Манига. Сэла была у входной двери и прислушивалась к тому, что делается в коридоре.

Талахасси увидела, как шевелятся губы Налдамак, но покачала головой.

— Шум… я оглохла, — сказала она. — Но мы, кажется, уничтожили большую часть того, что Касти использовал против нас.

Тяжело дыша, она повалилась на край постели Кандис. Сэла подала ей чашу с водой и она с жадностью ее выпила.

Занавеси на окнах были подняты, окна раскрыты в сад, так что ночной ветерок, насыщенный запахом цветов, обвевал ее лицо и руки.

Слух медленно возвращался к ней. Талахасси услышала доносящийся из города шум. Налдамак стояла у окна, наклонив голову, как бы прислушиваясь к волне звуков и пытаясь понять, что случилось. Талахасси опять увидела, что губы ее шевелятся, и на этот раз услышала шепот Кандис:

— Храм открыт… Зилаз говорил с нами…

Из другой комнаты быстро вошла амазонка и поклонилась Кандис:

— Солнце-Слава, барьер на воротах исчез. Но люди Слона…

— Если я покажусь, — быстро ответила Налдамак, — они будут выглядеть открытыми мятежниками, а я не думаю, что у них есть какая-либо причина для мятежа.

— Солнце-Слава, — амазонка пыталась загородить ей дорогу, — не ходи. Один единственный выстрел может унести Великую Леди. А нас слишком мало, чтобы защитить тебя.

— Мы пойдем в Храм по внутреннему проходу, — ответила Кандис.

Львиная маска Джейты согласно кивнула, и Талахасси неохотно встала. Сделать это ее заставила Ашок, но ее память так заполнила теперь Талахасси, что девушка не могла ей противостоять.

Амазонки окружили Налдамак и ее двух спутниц. Они пробирались по коридорам, дважды видели скорчившихся у стен мертвецов, их военные силы встретили сопротивление даже в самом дворце Налдамак.

Под лестничным пролетом раздавались выстрелы. Затем они вышли в коридор Храма, который еще недавно был закрыт Касти.

Кандис теперь уже бежала, и Талахасси старалась не отставать от нее, что было нелегко, потому что она устала и после взрыва лаборатории у нее все еще кружилась голова.

Когда они добежали до конца коридора, оказалось, что враги опередили их.

Амазонки-стражи встали вокруг Налдамак стеной, приготовив оружие, чтобы сразить тех, кто никак не ожидал встретить их здесь.

Когда невидимый барьер рухнул, Касти, видимо, послал сюда людей с дальнего юга, не признававших веры Амона и не поддерживающих его жрецов.

За этими бойцами Талахасси увидела Чье-то тело, закутанное в белое покрывало — правда, оно было теперь в красных пятнах. Но и амазонки нашли себе мишени. Талахасси, движимая ужасом Ашок перед тем, что может случиться, бросилась на Кандис, прижала ее к полу, пока стрелы света летели над их Головами. Это оружие было им незнакомо.

Амазонки ныряли под эти стрелы, их боевой клич заглушал гром выстрелов. В этих женщинах было столько ярости, столько беспощадной силы, что все это потрясло варваров. До сих пор они слышали об этом только в легендах. И как ни жаждали они битвы, но под натиском обезумевших женщин стали отступать.

Схватка закончилась, едва начавшись, но три амазонки были убиты. Кандис и Талахасси поднялись.

— Кровь в Храме! — закричала Джейта. — Они учинили святотатство в Храме!

— Зло, — выдохнула Налдамак и посмотрела на амазонок. — Поклявшиеся-на-Мече, что я скажу вам, служившим мне жизнью и смертью? Вы мои сестры по оружию.

— Солнце-Слава, — ответила капитан амазонок, прижимая к себе руку, из которой хлестала кровь, — наше право желать твой путь гладким. Нет никакой доблести в том, чтобы выполнять свою обязанность. Но, как видно, — она кивнула на мертвого жреца поодаль, — эти адские создания уже побывали там. Умоляю тебя, будь осторожна…

— Чтобы не испортить всю вашу работу? Да. Жизнь, купленная ценой крови друзей, не должна пропасть. Но внутри есть то, что может положить конец этому кровопролитию.

Они осторожно спустились в нижний этаж Храма — амазонки впереди, как разведчицы. Налдамак сказала Талахасси и Джейте:

— Здесь не все благополучно. Вы не чувствуете? Здесь тишина, а должна быть сила.

Да, вспомнила Талахасси, члены Рода с Талантом должны были бы тут же почувствовать общение, как только вошли сюда.

Неужели Касти и сюда принес смерть? Ни мятежники, ни даже самые южные варвары не посмели бы сделать такое. У них были свои боги и колдуны, у этих южан, но они слишком боялись власти и силы Храма, пусть даже чуждого им.

Джейта подняла руку.

— Не искать! — скомандовала она. — Мысленный оклик может быть предупреждением для врага. Мы должны идти вперед, только телом закрыв мозг.

Они подошли к подножью лестницы, которая вела в большой центральный зал, в самое сердце Храма. Теперь Талахасси увидела, что жезл в руке Налдамак стал жезлом сияющей славы, загоревшись ярким светом, а ключ в руках Джейты вспыхнул в ответ.

Кандис повернулась к амазонкам:

— Сестры, здесь мы расстанемся, потому что никто, кроме обладающих Властью, не может войти во внутренний, дуть — не потому, что у нас от вас секреты, а потому, что вы сами можете сгореть в огне, живущем здесь. Только посвященные могут пройти через него.

— Солнце-Слава, — протестовала капитан, — а если варвары прошли этим путем перед тобой?..

— Тогда они уже мертвы или лишены разума, — ответила Кандис, — здесь Власть. Я запрещаю вам вашей же клятвой следовать за мной.

Капитан, казалось, хотела возразить, но Налдамак уже поднималась по ступеням. Талахасси, чуть поотстав, шла слева, Джейта — справа.

Они втроем поднялись, все время прислушиваясь к тому, что происходит в Храме, пользуясь для этого не столько данным простому смертному слухом, сколько мозгом и всем своим существом. Возможно, они войдут в обитель мертвых. Кандис сказала правду — неподготовленный не мог находиться в этом месте, не мог выжить под давлением Силы, которую призывали сюда из поколения в поколение люди Таланта. Так же, как жезл и ключ, это было много больше их, поскольку сюда стягивалась вся Власть.

Они вошли в большую комнату. Стены ее освещались волнами энергии, которые пробегали по ним одна за другой. И в этом свете они увидели тех, кого искали, — двенадцать мужчин и женщин в белых одеждах, почти все они были старыми. Впереди сидел сам Зилаз. Его темное лицо исхудало, заострилось, но по-прежнему было властным.

А напротив него сидел Касти!

И в эту минуту Талахасси почувствовала, что происходит молчаливая дуэль. Иноземец экранизировал свой мозг каким-то тайным образом, а в руках держал обруч из сияющего металла, стараясь так сфокусировать его, чтобы сломать защиту жрецов Храма.

Они были настолько погружены в это состязание силы, что казались почти мертвыми. Ни одно лицо в молчаливом собрании не изменилось, когда Налдамак и ее спутницы быстро вошли за спиной Касти.

Кандис держала пылающий жезл над плечом, как охотник копье. Она встала справа от неподвижного Касти. Обе ее спутницы встали рядом с ней. Джейта, подняв одной рукой горящий ключ, другой коснулась плеча Налдамак. Память Ашок заставила Талахасси сделать то же самое, встав с левой стороны Кандис.

По рукам как будто пробежал огонь. Плечо Кандис было таким горячим, что Талахасси чуть не отдернула пальцы. Теперь силы Талахасси переходили в тело Налдамак.

Хотя они подошли бесшумно, Касти оглянулся. Глаза его расширились, но сам он даже не шевельнулся.

Налдамак метнула жезл. Это был хорошо нацеленный бросок, и талисман прошел через обручи в руках Касти.

Касти откинул голову назад и расхохотался.

— Тебя нелегко победить, Госпожа Магия!

— Чужеземец, твое время здесь кончилось, выбирай — смерть или уход…

— Чью смерть, Кандис? Посмотри на свой жезл — он умер.

И в самом деле, жезл на полу Храма утратил свой блеск и посерел, как теряет его и покрывается пеплом остывающий уголь. Но лицо Налдамак не дрогнуло.

— Дух Амона не умрет, чужеземец!

Она протянула ладони: жезл поднялся с пола и вернулся к ней. В ее руке он снова засиял. Талахасси почувствовала, что чем больше поток энергии, льющейся от нее к Налдамак, тем ярче его сияние.

— Этим, — Касти поднял выше свой обруч, как бы привлекая к себе внимание, — я смогу отнимать силу у вашего духа снова и снова, и он не принесет мне вреда.

— Дочь Апедемека, — прозвучал голос Зилаза, обрывая надменные слова Касти, — кого ты привела с собой сюда?

Он указал в пространство между Касти и Кандис. Талахасси увидела завихрение воздуха еще до того, как почувствовала здесь ПРИСУТСТВИЕ.

— Спроси их, кто и что они, Сын Апедемека, — ответила Джейта. — Они нашли нас в темноте, но другого нашли раньше.

Касти снова засмеялся.

— Это бывшие мои инструменты, жрец. И они больше не нужны мне. Я могу уменьшить людей до такого состояния. Они служили мне, но недостаточно прилежно. Они слишком слабы, чтобы повредить мне.

— Открыватель Запретных Ворот, — ответил ему Зилаз, — не чересчур ли сильно ты распахнул их?

В воздухе клубились трое. Они двинулись к Касти с трех сторон, но он пожал плечами и улыбнулся.

— Я не из тех, кто может отказаться от цели, испугавшись призраков или же тех со «знаниями», за которых ты цепляешься, старик. Талант истощается, не так ли? И мои машины в конце концов оказываются лучше и сильней.

— Акини! — позвала Талахасси. — Я называю твое имя и даю тебе то, что могу… — Она протянула бледную руку к тому, что повисло в воздухе рядом с ней, не прерывая контакта с Кандис, а через нее с Джейтой. Одно из существ, бывших позади Касти, устремилось к ней.

— Она назвала имя! — пронесся через весь зал голос Зилаза. — Да будет ее Власть!

Так же, как энергия выкачивалась из нее в Налдамак, когда та управляла жезлом, так теперь она стала возвращаться обратно к Талахасси.

Плоть ее пульсировала, этой пульсацией было охвачено все ее длинное стройное тело. Талахасси чувствовала, как шевелятся ее волосы, и каждый волосок, поднимаясь, разряжался той же силой.

Что-то коснулось ее открытой ладони — такое холодное, что стало больно, как от удара ножом. Но Талахасси держалась твердо. Вскоре она почувствовала, что от этого прикосновения, как и тогда в клетке, из нее словно бы вытекала некая субстанция, а существо в воздухе жадно поглощало ее.

Она видела, что Касти полуобернулся к ней и направил свой обруч, но между ней и Касти тут же проскользнули два других призрака и, насколько это было возможно, заслонили от нее его лицо. Талахасси не отпустила руку, и существо продолжало впитывать ее силу.

Вопреки ожиданиям Талахасси, то, что сформировалось в воздухе, ничуть не походило на человека: это была толстая змея, которая все еще тянула силу из Талахасси не только для себя, но и для других духов. Талахасси, как сквозь сон, услышала пение Джейты, увидела уголком глаза, что жрица рисует в воздухе пылающим ключом какие-то линии. Они загорелись тусклым светом и оставались висеть в воздухе даже тогда, когда Джейта опускала ключ.

Талахасси кольнул страх — а вдруг ее истраченная сила больше не вернется к ней. Однако существо, которое она укрепляла собой, продолжало высасывать ее из девушки. Может, ничего и не получится?

— Акини! — сказал Зилаз. — Дверь открыта — иди через нее.

Змей, наконец, отпустил руку девушки, и она бесцельно повисла вдоль тела. У Талахасси кружилась голова, но она видела в воздухе рисунок двери.

Касти с полубезумными глазами оскалился и поднял обруч, больше не нацеливаясь им на жрецов и жриц, которых он так долго держал в своей власти. Теперь он безумно старался сфокусировать его силу на двери в воздухе.

— Акини! — снова позвал Зилаз, и его голос стал тонким и слабым, как бы доносясь издалека.

Змей закружился в воздухе, свиваясь в кольца, словно радуясь, тому что обрел себя, пусть даже в такой форме. Однако ни он, ни другие духи не делали попытки уйти через дверь, которую открыла для них Джейта. Дверь отсюда — куда-то туда.

Призраки держались между Касти и тремя женщинами, которым он угрожал. Змей метнул в него свои кольца, как набрасывают лассо на дикого быка в родном мире Талахасси. Они охватили руки Касти и обруч, потом поползли к его голове. Касти уронил обруч и попытался высвободиться. Но усилия были напрасны: кольцо вокруг головы медленно сжалось и полностью закрыло его лицо. Касти безуспешно пытался сорвать с себя петлю.

Призраки окружили его со всех сторон. Когда чужеземец спотыкался, они заставляли его выпрямляться и толкали ослепленного, полузадушенного к двери, открытой Джейтой.

Он сделал шаг, другой… и исчез, его не стало.

Дверь исчезла тоже, оставив жуткое ощущение пустоты в зале, как будто что-то унесло часть жизни всех, кто был здесь, Как? Талахасси не могла бы объяснить этого даже самой себе.

— Ну, я уже думала, что они хотят идти сквозь нас, — слабо сказала она. Жрецы поспешили к ней. — Почему они не ушли сразу?

— Наверное, не могли, — ответила Джейта. — Они слишком давно высланы в это существование. А больше всего они хотели, — добавила она медленно, — добраться до того, кто сделал их призраками.

— Значит… он тоже будет духом… — Талахасси чудилась в этом опасность. Она чувствовала, что такая опасность исходит от Акини и других духов, хотя, по сравнению с иноземцем из пустыни, у них не было никакой силы.

— Они закрыли дверь, Дочь, — подошел к ней Зилаз. — Ты имела мужество обращаться с ними, как положено по обычаю, и теперь они удалили того, кто один имел силу разрушить все, что мы сделали.

— Он был… — начала Джейта, но Зилаз предупреждающе, поднял руку.

— Не будем говорить вслух о том, кто он был. Такое знание было похоронено в прошлом и основательно похоронено. Достаточно того, что он не нашей плоти и не из нашего мира.

— А те, кто пришел с ним? — спросила Налдамак.

— Они узнают своими методами, что он исчез. А к такому путешествию даже они не готовы. Человек, может быть, и победил время и пространство, но остаются другие измерения, и мы не рискуем путешествовать по ним, если хотим оставаться людьми.

Талахасси сидела в саду Кандис. Перепуганный город теперь патрулировался верной Кандис и Амону стражей. Храм был открыт, и оттуда истекал мир. Мир, который не возбуждал ум, но успокаивал встревоженный дух.

Встревоженный дух? С исчезновением Касти Талахасси ловила себя на том, что она время от времени вглядывается в воздух, прислушивается к окружающему с помощью того внутреннего чувства, которым Ашок так хорошо улавливала чужую мысль чужого духа.

Правда ли, что когда Касти был унесен своими «ненужными инструментами», ему был прегражден вход в этот мир? Окончательно ли он вытолкнут в другое пространство-время, как она сама была вытащена из своего мира в развалины древнего Мерсе?

Другое пространство-время…

Сегодня вечером она была Талахасси, когда сидела здесь одна в сумерках. Хотя ее запыленная накидка сменилась шелковым платьем той, чье место она занимала, и ее голову покрывал церемониальный парик Королевской Леди, она не была Ашок!

Талахасси подумала о том, на что намекала Джейта на последнем Совете несколько часов назад, говоря, что Касти пришел не из времени, а из пространства. Этот продукт самого Кема в его самые ранние дни. Он родился в результате эксперимента ученых другого мира, а кровь и способности этих ученых продолжались в некоторых потомках, которые повернули на другой путь познания, вглубь. Таким образом, те дальние предки, знавшие звезды, предпочли познать самих себя, и, возможно, преуспели в этом больше, чем кто-либо из их племени.

Второй иноземец так больше и не появился. Возможно, что он и те, кого он представлял, узнали о судьбе их «дичи» и отправились восвояси.

Но Талахасси Митфорд осталась. Она тоже была не из этого мира и тоже хотела теперь уйти. Она видела, как Джейта открыла дверь, через которую исчез Касти. Но ей совсем не хотелось обратиться в нежить, в дух. Была же дверь между ее миром и этим, и значит…

— В тебе странная мысль, Королевская Леди.

Талахасси подняла голову. Джейта, Налдамак, Хериор с рукой на перевязи и, наконец, Зилаз. Этим четверым она должна сказать правду, чего бы это ей ни стоило.

— Я не Королевская Леди, — обратилась она к Джейте. — Ты знаешь, кто я. И теперь, когда я послужила вашим целям, я прошу вас отпустить меня.

Видимо, Джейта поделилась секретом с остальными, потому что Талахасси не заметила на их лицах никакого удивления.

— Дочь моя, — начал Зилаз, но она перебила его:

— Лорд Жрец, я не ваша дочь, я не из вашего рода!

— Нет, ты и меньше, и больше…

— Как это — и меньше, и больше?

— Каждый из нас формируется с рождения, но не только кровью и наследственностью, заложенной в нас, и теми, кого мы любим и кто в свою очередь любит нас, а еще знанием, что вкладывается в наш мозг, обучением. Ты не Ашок, но частично ты стала Ашок, и ты не можешь вырвать ее из своих памяти и мыслей. Но ты также и сама по себе с другими качествами, присущими тебе одной.

— Вы можете послать меня обратно? — прямо спросила она.

— Нет, — сказала Джейта. На ней не было ее львиной маски, и в сумерках ее лицо выглядело уставшим и осунувшимся.

— Почему? У тебя есть ключ, у Налдамак — жезл, а у тебя, — обратилась она к Зилазу, — все учение Высшего Пути.

— Должен быть якорь, чтобы притянуть человека, — сказала Джейта. — Когда был послан Акини и другие безымянные существа, они были притянуты силой жезла, унесенного и спрятанного раньше. Жезл был принесен в такое место, где были подобные ему предметы. Украденный ключ должен был быть перенесен туда, куда его притягивал жезл.

Но когда Ашок пошла за ними, ее рука, положенная на жезл и ключ, и ее право держать и вызывать их были так сильны, что потянули и тебя тоже. Потому что ты в своем мире была той, кем была бы она, если бы жила в твоем времени и мире. Вы были равны по своей сути.

В противном случае разве можно было бы дать память Ашок тебе? Но теперь там нет якоря. Когда Аки ни и другие не были притянуты вовремя обратно — ты видела, что с ними стало. В нашем мире у них, видимо, не было аналогов — вот они и потерялись в межвременье. Возможно, что подобные ему не существуют в других местах.

Ашок погибла, поскольку не могла вытянуть свой аналог, не отдав энергию своего тела. А у тебя нет двери, потому что ничто не притянет тебя.

— Ты Ашок, и ты больше… — заговорил Хериор.

Налдамак протянула Талахасси обе руки:

— Принц-Генерал сказал правду, Сестра. Есть ли в том твоем мире что-то такое любимое, без чего ты не сможешь жить? Будь у тебя любовь, может быть, она поняла бы тебя. Но ее нет. Иначе Сын Апедемека знал бы об этом. Поэтому я говорю тебе, Сестра: ты ничуть не меньше Ашок в наших глазах. Посмотри на нас и прочти правду!

Талахасси быстро обежала глазами лица тех, кто знал ее секрет. Ашок, только Ашок, больше или, может быть, меньше, но, во всяком случае, не дух времени.

Здесь, в этом мире она реальна и желанна. Она взяла протянутые руки Налдамак и приняла все остальное, что было написано на их лицах и в их сердцах.

Загрузка...