– Это беседа, а не допрос, на который вас вызывают официально,- пояснил ему посол Фаррел.- Если хотите, я могу потребовать для вас дипломатической неприкосновенности. Но это было бы опрометчивым шагом и привело бы к различным… осложнениям. В любом случае, беседа, на которую вас пригласили, проводится в интересах всех сторон. Мы ничуть не меньше, чем они, хотим разобраться в случившемся.
– А кого вы называете «они»?
– Даже если бы я знал имена этих людей, я был бы не вправе их назвать. В общем, это терранская служба безопасности.
– Неужели у вас еще сохраняется этот реликт? Я думал, шпионы и тайные агенты вымерли лет двести назад.
– Бюрократические структуры имеют тенденцию к самосохранению. Уж вам-то это должно быть известно. Где-то я вычитал забавную фразу: «Цивилизация всегда найдет повод чего-то опасаться». Хотя здесь, как и у вас на Титане, большинство дел расследуется полицией, есть случаи, требующие к себе, скажем так, особого внимания. Кстати, меня просили разъяснить вам: ничто из сказанного вами не будет использовано против вас. Без вашего согласия не опубликуют ни одну вашу фразу. Если желаете, я отправлюсь вместе с вами для моральной поддержки и возможных советов.
Даже сейчас Дункан толком не понимал, какую сторону представляет посол. Но предложение Фаррела звучало вполне разумно, и он согласился. Частная встреча не таила угрозы. Так или иначе, гибель Карла требовала официального расследования, и чем меньше огласки, тем лучше.
Он был почти уверен, что его повезут в машине с зашторенными окнами куда-нибудь в Вирджинию или Мэриленд, что путь туда займет много времени и окончится в громадном подземном бункере. Дункан даже испытал нечто вроде разочарования, когда Фаррел привел его к старому зданию Государственного департамента. Там их встретил первый заместитель Государственного секретаря, назвавшийся Джоном Смитом (впоследствии Дункан убедился, что это его настоящие имя и фамилия). Смит провел их в комнатку, где на первый взгляд не было ничего, кроме стола и трех мягких стульев. Вскоре Дункан понял: простота обстановки лишь кажущаяся.
Его подозрения относительно громадного зеркала, занимающего почти всю стену, быстро подтвердились. Смит, выполнявший роль хозяина (или следователя, если придерживаться языка старинных шпионских мелодрам), перехватил его взгляд и искренне улыбнулся.
– С вашего позволения, мистер Макензи, мы хотели бы произвести запись этой беседы. За нею наблюдают и несколько других участников. Время от времени они будут задавать вам вопросы. Думаю, вы не станете возражать, если я воздержусь от оглашения их имен.
Дункан учтиво кивнул в сторону зеркала.
– Против записи я не возражаю,- сказал он.- Могу ли и я воспользоваться своим минисеком?
Воцарилась тягостная пауза, нарушенная лишь негромким смешком Фаррела.
– Этого мы просим вас не делать,- наконец ответил Смит.- Мы обязательно снабдим вас текстом беседы. Обещаю, что он будет достаточно точным.
Дункан не стал настаивать. Возможно, участники опасались, что их голоса могут узнать. Он удовлетворится текстом, который прочтет по горячим следам, чтобы сразу отыскать ошибки и сокращения.
– Рад, что мы смогли так легко договориться об условиях, – удовлетворенно произнес Смит.- Тогда начнем.
В пространстве комнаты что-то резко изменилось. Она вдруг… значительно расширилась. Внешне комната осталась прежней, но Дункан безошибочно ощутил присутствие невидимых слушателей. Невозможно сказать, где они находились – в Вашингтоне или на другом конце Земли. Дункану стало не по себе. У него даже появилось дурацкое ощущение, будто он сидит перед ними совсем голым.
Вскоре из-под потолка раздался негромкий голос: – Здравствуйте, мистер Макензи. Спасибо, что согласились уделить нам часть своего времени и прийти сюда. Пожалуйста, простите нас за эту скрытность. Если вам это напоминает шпионские мелодрамы двадцатого века, опять-таки, приносим наши извинения. В девяносто девяти случаях из ста подобные предосторожности совершенно излишни, но никогда не знаешь, какой случай окажется сотым.
Голос был низкий. Он отдавался в углах комнаты. Голос принадлежал волевому человеку, настроенному дружески. И все же в интонациях улавливалась какая-то искусственность. Компьютерный синтезатор речи? Вполне вероятно. Техника синтеза речи достигла такого развития, что электронный голос почти не отличался от человеческого. Специальная программа, добавлявшая в «правильную» машинную речь разговорные слова-паразиты и типичные для людей грамматические погрешности, снижала неловкость, возникающую у человека при общении с «говорящей пустотой». Но сейчас с Дунканом вряд ли говорило электронное устройство. Скорее всего, это был человек, пользующийся компьютерным маскировщиком речи.
Пока Дункан соображал, надо ли отвечать на приветственные слова, в разговор включился еще один собеседник. Его голос Дункан услышал в полуметре от своего левого уха.
– Мистер Макензи, мы считаем необходимым заверить вас в следующем. Наша встреча не нарушает никаких законов Земли. Мы собрались здесь не для расследования преступления. Нами движет желание разгадать загадку, найти причину трагедии. Если случившееся затрагивает какие-либо законы Титана, мы к этому непричастны. Надеюсь, это вам понятно.
– Я вас понимаю,- ответил Дункан.- Таким я и представлял характер нашей беседы, однако я рад услышать oт вас подтверждение.
Впрочем, расслабляться было рано. Возможно, говоривший подразумевал именно то, о чем говорил, – дружеское приглашение к сотрудничеству. Но успокаивающие фразы могли оказаться и ловушкой.
Следующей в разговор включилась женщина. Ее голос раздавался сзади, и Дункан поборол инстинктивное желание обернуться и посмотреть. Интересно, они нарочно смещают фокус, чтобы дезориентировать его? Или эти люди принимают Дункана за провинциального простака?
– Чтобы понапрасну не тратить время всех собравшихся, сообщаю вам, мистер Макензи, что нам известны обстоятельства жизни мистера Хелмера.
«И моей тоже»,- подумал Дункан.
– Ваше правительство снабдило нас всей необходимой информацией, но вы, быть может, знаете что-то еще, чего не знаем мы. Ведь вы были одним из ближайших друзей погибшего.
Дункан ограничился кивком. К чему тратить слова? Эти люди наверняка знают почти все об их с Карлом дружбе и о ее конце.
Словно повинуясь тайному сигналу, мистер Смит раскрыл свой портфель и выложил на стол небольшой предмет.
– Думаем, вам наверняка знаком этот предмет,- продолжала невидимая женщина – Семья Хелмера просила передать вам его на хранение вместе с другими личными вещами погибшего.
Минисек Карла! Такой же, как его собственный! Почему-то эта схожесть настолько шокировала Дункана, что последние слова он пропустил мимо ушей.
– Пожалуйста, повторите то, что вы сказали,- попросил он.
Пауза была на удивление долгой. Уж не на Луне ли находится эта женщина? К концу беседы Дункан был в этом почта уверен. Если диалог между ним и остальными участниками происходил без задержек, слова женщины всегда запаздывали.
– Семья Хелмеров просила вас взять на хранение личные вещи их сына, пока родные не решат, что с ними делать дальше.
Это был жест примирения, рука протянутая над могилой всех надежд семьи Хелмеров. У Дункана защипало глаза (интересно, видят ли они сейчас его слезы?). Он посмотрел на минисек, ощущая стойкое нежелание даже прикасаться к собственности Карла. Там хранились все секреты его бывшего друга. Если бы Хелмерам было что скрывать, разве они бы попросили Дункана взять микрокомпьютер? Впрочем, здесь не все так просто. Он не сомневался: у Карла наверняка были свои секреты, неизвестные близким. Возможно, в минисеке хранилось много такого, что не предназначалось для чужих глаз и ушей. Каждый файл наверняка был защищен хитроумным паролем, а некоторые и вовсе уничтожались при малейшей попытке несанкционированного доступа.
– Нас, естественно, очень интересует информация, хранящаяся в этом минисеке,- продолжала «женщина с Луны».- Особенно списки земных контактов мистера Хелмера: адреса или персональные номера.
«Понимаю,- подумал Дункан.- Сумей вы это узнать – сейчас допрашивали бы не меня, а своих сограждан. Но вы боитесь, как бы сведения бесследно не погибли, и хотите испробовать другие возможности».
Минисек мирно лежал на столе. Дисплей и многофункциональные клавиши оставались темными. Пятьсот лет назад эту коробочку посчитали бы орудием Сатаны (никак не иначе, ведь Бог таких подарков не преподносит!). На самом деле минисек был всего лишь подобием человеческого мозга. Его атомные цепи хранили миллиарды бит информации. Правильный пароль открывал к ней доступ, а неправильный угрожал навсегда стереть бесценные сведения. Сейчас минисек напоминал крепко спящего человека. Просто инертный кусок пластмассы с микроэлектронной начинкой. Нет, не совсем инертный. Календарь и часы продолжали действовать, отсчитывая секунды и минуты. Время без Карла.
– Мы запросили мистера Арманда Хелмера, не оставил ли ему сын паролей к своему минисеку,- заговорил мужской голос справа.- Это общепринятая практика. Возможно, вскоре мы сумеем сообщить вам пароли. Пока что мы воздержимся от попыток извлечь из минисека какие-либо сведения. С вашего разрешения мы на время оставим микрокомпьютер у себя.
Дункана уже начинали утомлять решения, принимаемые за него. Кажется, Хелмеры недвусмысленно заявили, что все личные вещи Карла переходят к нему. Спорить с невидимыми собеседниками было бессмысленно. Если он скажет хоть слово, они тут же назовут ему какие-нибудь законы, позволявшие им оставить минисек у себя.
Мистер Смит снова полез в портфель.
– Надеюсь, этот предмет вам тоже знаком.
– Да. Сколько помню, Карл всегда носил с собой альбом для зарисовок. И этот был с ним тогда, когда он…
– Вы правы. А сейчас мы просим вас пролистать этот альбом. Вдруг вы заметите что-то необычное, что имеет отношение к предмету нашего разговора. Любой пустяк, любая банальность… Если что-то привлечет ваше внимание, обязательно скажите нам.
Два предмета, принадлежавшие Карлу Хелмеру. Между ними – пропасть во времени. Минисек был гордостью «эпохи неоэлектроники». А альбом для зарисовок вряд ли сильно изменился с того времени, когда люди научились делать бумагу. Да и карандаш, воткнутый во внутренний кармашек, претерпел не так уж много изменений. Правильно сказал кто-то из философов: человечество никогда полностью не отказывается от своих древних орудий. На Титане многие считали, что Карл просто оригинальничает. Зачем ему альбом? Он еще мог умело нарисовать технический эскиз, но талантом художника никогда не блистал.
Дункан медленно переворачивал страницы, болезненно остро ощущая взгляды наблюдающих за ним людей. Прежде чем показать ему альбом Карла, эти люди наверняка тщательно скопировали каждую страницу, применив особую технологию, позволявшую восстанавливать стертые рисунки и записи. Если Карл делал невидимые пометки, она обнаружит и их. Вряд ли, просмотрев альбом, Дункан сможет что-то прибавить к уже известному.
Альбом служил Карлу для всего. Он заносил туда все, что его интересовало. Альбом был местом диалога с собой, местом выражения своих чувств. Там встречались слова, написанные мелким четким почерком, колонки цифр, фрагменты расчетов и уравнений, математические чертежи…
Были и космические пейзажи – торопливо и неумело набросанные зарисовки, сделанные на спутниках Сатурна. В небе всегда висел его диск, опоясанный кольцами. От этих рисунков веяло схематичностью…
…Принципиальные схемы каких-то устройств, снова уравнения, полные греческих букв и векторных значков. Смысл расчетов был Дункану совершенно непонятен… И вдруг, после холодных цифр и грубых эскизов,- любовно нарисованный портрет Калинди. Рисунок дышал жизнью и был сделан умело, как будто Карл на время превратился в художника.
Дункан сразу узнал Калинди, и все же рисунок его удивил. На портрете была не нынешняя Калинди. Карл нарисовал ее такой, какой она запомнилась ему и Дункану,- девушкой, навечно поселившейся в стереопузыре. Эта Калинди была недосягаема для времени.
Дункан несколько минут смотрел на портрет, не решаясь перевернуть страницу. Откуда такое мастерство? И сколько раз Карл рисовал Калинди в своих ранних альбомах?
Его невидимые собеседники терпеливо ждали, не мешая ему думать. Наконец Дункан перевернул страницу.
…Опять расчеты… узор шестиугольников, уходящий в бесконечность. Где-то уже он это видел!…
– Здесь нарисована кристаллическая решетка титанита. А номер вверху ничего мне не говорит. Похоже на номер терранского видди.
– Вы правы. Мы проверили этот номер. Он принадлежит одному вашингтонскому эксперту по драгоценным камням. Нет, не Айвору Мандельштаму, если вы подумали о нем. Владелец номера утверждает, что мистер Хелмер никогда ему не звонил. Мы склонны верить этому человеку. Скорее всего, ваш друг где-то узнал номер, записал на всякий случай, но так и не позвонил.
…Снова расчеты, теперь с множеством частотных характеристик и углов фазового сдвига. Скорее всего, это относилось к сетям коммуникаций – основной работе Карла…
…Геометрические узоры, в основе которых лежит шестиугольник. Нарисовано машинально, словно Карл находился на каком-то тягучем заседании и пытался скоротать время…
…Снова Калинди… на этот раз беглый набросок, не имеющий ничего общего с детальностью того портрета…
…Рисунок, напоминающий соты. Маленькие кружки, нарисованные прямо и под углом. Только несколько из них Карл нарисовал относительно подробно. Вероятно, общее число таких элементов равнялось нескольким сотням. Хоть здесь ничего загадочного.
– На этой странице Карл нарисовал схему «Циклопов», Видите? Здесь указано число элементов и габаритные размеры.
– Как по-вашему, почему мистера Хелмера так заинтересовали «Циклопы»?
– Это вполне понятно: крупнейший и самый знаменитый радиотелескоп Земли. Он часто говорил со мной о «Циклопах».
– Он выражал намерение посетить радиотелескоп?
– Возможно. Сейчас не помню. Это было много лет назад…
Торопливые наброски на следующих страницах изобразит детали облучателя антенн «Циклопов», поворотных механизмов, куски электрических цепей. Все это перемежаюсь формулами. Один набросок был едва начат. Дункан печально вздохнул и перевернул страницу. Дальше шли чистые листы.
– Мне жаль вас разочаровывать, но я не увидел здесь ничего необычного,- сказал Дункан, кладя альбом на стол.- Сферой работы Карла… мистера Хелмера были коммуникации. Он занимался линиями связи между Титаном и другими планетами Солнечной системы. Его интерес к «Циклопам» тоже вполне понятен: смежная область. Повторяю, ничего необычного.
– Возможно, мистер Макензи. Но вы еще не все видели. Дункан удивленно поднял глаза к потолку. Джон Смит кивком указал на альбом.
– Посмотрите альбом с другого конца,- мягко, как мудрый учитель торопливому подростку, подсказал он.
Вряд ли это была шутка. Дункан снова взял альбом и послушно открыл с другого конца. Так и есть: Карл использовал альбом с обеих сторон!
Внутренняя сторона обложки оставалось чистой, а на первой странице было крупно выведено: «АРГУС». Дункану это слово ничего не говорило, хотя где-то встречалось. Вроде в учебнике истории. Наверное, какой-нибудь древний ученый или полководец.
На следующей странице его поджидало настоящее потрясение.
Дункан вперился в рисунок, занимающий практически весь лист. Он не верил своим глазам. Рисунок вдруг перенес его на Золотой риф. Но ведь Карл никогда не интересовался земной зоологией, не говоря уже об обитателях морских глубин. Для титанца это немыслимо даже на уровне хобби.
И тем не менее перед Дунканом был тщательный, с соблюдением законов перспективы, рисунок длинноигольчатого морского ежа породы Diadema. Легкими штрихами Карл набросал и три координатные оси. Он изобразил лишь десяток игл, хотя из рисунка было ясно, что их у ежа несколько сотен и они торчат с каждого квадратного миллиметра панциря.
Уже сам по себе рисунок вызывал восхищение. Но Дункана больше удивляло другое: на свой шедевр Карл явно потратил несколько часов усердной работы. Час за часом рисовать заурядное беспозвоночное, причем с таким же мастерством и вдохновением, с каким он рисовал портрет Калинди? Ради чего?
Они вышли на залитую солнцем Вирджиния-авеню и направились к остановке общественных шаттлов. Судя по расписанию, ближайший шаттл должен был подойти минут через пять. Дункан огляделся по сторонам. На остановке они были вдвоем.
– Вам что-нибудь говорит это слово – «Аргус»? Дункан буквально выплеснул на Фаррела свой вопрос, не дававший ему покоя.
– В общем-то, да, хотя я и не знаю, в каком контексте его употребил Карл Хелмер. Мое поколение еще застало остатки классического образования. Нам преподавали мифологию. Если не ошибаюсь. Аргусом звали старого сторожевого пса, верно служившего Одиссею. Когда после двадцати лет странствий Одиссей вернулся в Итаку, пес узнал его, после чего испустил дух.
Дункан выслушал ответ и удивленно пожал плечами.
– Вы правы. Древний миф ничего не объясняет. Мне хочется знать другое: почему тех, кто незримо беседовал со мной, так заинтересовал Карл? Они же с самого начала заявили, что он не нарушил никаких ваших законов. Что касается титанских законов – возможно нарушение отдельных норм, но не более того.
– Постойте! – воскликнул посол.- Ваши слова мне кое-что напомнили.
Его лицо исказила мелодраматическая гримаса (Дункан едва удержался, чтобы не засмеяться), потом оно снова разгладилось. Фаррел тоже огляделся по сторонам, затем бросил взгляд на указатель времени. До шаттла оставалось еще три минуты.
– Пожалуй, я кое-что могу вам объяснить. Только, пожалуйста, нигде не говорите, что слышали это от меня. Возможно, это просто моя разыгравшаяся фантазия… Каждый организм обладает защитными механизмами. С одним вы только что познакомились: это часть системы безопасности Земли. Не берусь гадать, каков круг обязанностей тех, кто с вами беседовал, но эта группа весьма малочисленна и состоит из весьма влиятельных людей. Возможно, кое-кого из них я даже знаю. Например, один голос… впрочем, это к делу не относится. Можете считать, что этот комитет выполняет функции сторожевого пса. Естественно, он как-то должен называться. И естественно, имя держится в строжайшей тайне. По роду своей деятельности я иногда слышу о подобных вещах, но тут же стараюсь поскорее о них забыть…
– Так вы…- начал догадываться Дункан.
– Я всего лишь выдвигаю сумасшедшую гипотезу. Итак, мифического сторожевого пса звали Аргусом. Чем не имя для такого комитета? Мистер Макензи, я еще раз говорю: я ничего не утверждаю. Но представьте, что должны испытывать члены подобного комитета, когда они вдруг видят свое сверхсекретное имя написанным крупными буквами на странице альбома? Добавьте к этому прочие, не менее загадочные обстоятельства.
Что ж, гипотеза вполне правдоподобная, и Фаррел не стал бы делиться ею без достаточных на то оснований. Но ничего конкретного посол не сказал.
– Любопытная аналогия. Я даже готов принять вашу… гипотезу. Но при чем тут рисунок морского ежа? Он-то чем так насторожил этот комитет?
Бесшумно подкативший шаттл распахнул двери. Фаррел кивком пригласил Дункана внутрь.
– Не знаю, Дункан, утешат ли вас мои слова, однако вы оказались в замечательной компании. Я бы отдал изрядную долю своей скромной пенсии, чтобы услышать, о чем сейчас говорят мистер Смит и его невидимые друзья.