Земля воров

Глава 29

Бринла

Ограбление.

Луна уже успела пройти полнеба с тех пор, как мы лежали на заснеженном поле у озера Эфст, и Андор спросил, не хочу ли я совершить ограбление, чтобы отомстить Дочерям безмолвия. Мы только что шутили о его обаянии, поэтому я не смогла сразу понять, серьезно он говорит или нет, но в тот момент, когда эти слова сорвались с его губ, в тот момент, когда он сказал «месть», поняла, что уже согласна.

Конечно, я ужасно злилась на него, уже второй раз за день, за то, что он скрыл от меня еще один секрет. Очевидно, он уже некоторое время думал об этом, — о краже яйца бессмертия, — достаточно, чтобы поговорить с моей тетей утром в день ее смерти. Но после этого все пошло наперекосяк, и он сказал, что ждал подходящего момента, чтобы рассказать мне.

Тот момент в снегу показался ему подходящим. Думаю, я сумела выплеснуть большую часть своего гнева за его предательство, забросав его снежками, хотя все еще была немного раздражена.

После этого мы нашли Оникса, проехали через тоннель и спустились с горы в Штормглен, где начали уже серьезно обсуждать ограбление. Я хотела сохранить свою злость на Андора, но чем больше он говорил о предполагаемом яйце бессмертия — что само по себе сводило с ума — тем больше проникалась идеей отомстить монастырю и Эсланду в целом. Даже если все это окажется бессмысленной тратой времени, по крайней мере, я впервые в жизни чувствую, что могу отомстить. Даже если яйца там нет или оно не обладает никакими особыми свойствами, мне будет достаточно просто ограбить монастырь.

Поздним вечером — мы с Андором пропустили ужин, чтобы избежать встречи с его отцом и дядей — все собрались в лаборатории Штайнера и начали обсуждать различные идеи.

После этого мы впятером собирались в лаборатории Штайнера каждый вечер, чтобы выработать стратегию. Через неделю мы начали спускаться в Менхейм, где к нам присоединились остальные члены команды, те же самые люди, которые сопровождали нас в рейде на Землю изгнанников.

Должна сказать, что последние несколько недель помогли мне сохранить рассудок. Они дали мне возможность сосредоточиться, заняться чем-то. Андор беспокоился, что я не захочу возвращаться в Эсланд, он опасался, что я подумаю, что он использует меня, чтобы заполучить драгоценное яйцо. Но это оказалось не так. Я с головой ушла в планирование этого ограбления, потому что без меня его невозможно было осуществить. Я единственная жила в Эсланде, жила в Лерике и знаю, как избегать Черной гвардии. Я единственная, кто знает монастырь как свои пять пальцев, в том числе и то, где может храниться яйцо.

Без меня ничего бы не получилось, и это сделало меня незаменимой на каждом нашем собрании и, в свою очередь, дало мне чувство контроля.

За несколько недель планирования мое горе отошло на второй план. Оно было похоронено, скрыто, как что-то ужасное и мрачное, что таится под поверхностью, словно трещина в земле. Оно затаилось, чтобы позже поглотить меня заживо.

И прошлой ночью, когда я лежала в объятиях Андора в своей постели, земля разверзлась.

Я плакала, кричала и билась, пока боль и скорбь разрывали меня на части. Каждый момент горя, который я пережила, обрушился на меня разом. Мне следовало этого ожидать. Я знала, что не смогу избежать срыва, знала, что должна примириться со своим горем и научиться жить с ним каждый день, иначе оно попытается уничтожить меня.

Андор, благослови его душу, был рядом. Он просто держал меня, когда казалось, что мое тело может разбиться на куски, и я никогда не смогу собрать все осколки. Он помог мне остаться целой и невредимой, пока горе пыталось поглотить меня заживо и выплюнуть.

Вот почему он спросил меня сегодня утром, не соглашусь ли я на встречу с Сэем Белаком, Мастером Истины Колбеков. За то время, что нахожусь здесь, я видела этого духовника всего несколько раз, и он всегда смотрел на меня своими невидящими, но всезнающими глазами. Я знаю, что Торстен и Видар посещают его несколько раз в неделю, находя утешение или, возможно, пророчества в его часовне, но я хотела держаться подальше от всех, кто имел какое-либо отношение к Дочерям безмолвия и правительству Эсланда, даже если его духовное руководство было благотворным.

Но Видар пообещал, что Мастер Истины хорош в том, чтобы помогать людям пережить горе, а не хоронить его, и, хотя Андор не был на сто процентов уверен в этой идее, он все же думал, что человек с золотыми глазами может оказаться полезным, когда дело дойдет до ограбления. Он мог бы дать нам более подробную информацию о яйце, о деталях работы Черной гвардии и правительства, о которых я не знала, и, более того, мне могло быть даровано видение, которое помогло бы нам в достижении нашей цели.

— Ты готова? — спрашивает Видар, когда мы с Андором стоим в коридоре, прямо у входа в часовню. Сладкий, пьянящий запах ладана уже просачивается через закрытую дверь.

— Наверное? — Говорю я. — Я не знаю, чего ожидать.

— Может, это и к лучшему, — отвечает Андор.

По правде говоря, я нервничаю. Я бы никогда не призналась в этом, особенно перед Видаром, который всегда был для меня сварливой загадкой, настолько, что я подсознательно хочу заслужить его уважение. Однако Андор сам все понимает, поэтому держит меня за руку и сжимает пальцы.

— Это очень хорошо, — говорит Видар, мельком взглянув на наши руки, прежде чем повернуться к двери. — Тебе нужно быть максимально открытой.

— Андор, — строгий голос Торстена раздается из конца коридора.

Я оборачиваюсь и вижу его у лаборатории Штайнера, он машет Андору, чтобы тот подошел.

Андор вздыхает, расправляет плечи, еще раз сжимает мою руку и уходит. Он и так не собирался оставаться в комнате со мной и Видаром — Сэй Белак настаивает, чтобы туда допускались только искренние верующие, — но даже несмотря на это, мне неприятно, что он оставляет меня.

Я на мгновение встречаюсь взглядом с Торстеном, и он слегка кивает мне. Это гораздо большее признание, чем я получала за последние несколько недель, и я приму его только потому, что полное игнорирование меня нервирует. Как будто я призрак в комнате. Андор сказал мне, что его отец был впечатлен тем, что я собираюсь встретиться с Мастером Истины, поскольку это то, что делают только он и Видар, а остальные члены семьи воздерживаются. Я думала, что он, возможно, посчитает меня недостойной, но, похоже, это не так.

Вероятно, это еще одна причина, по которой Андор предложил мне это сделать — чтобы завоевать расположение его отца.

Не то чтобы меня это волновало. Я ненавижу его отца, а его дядю — еще больше. Но я не могу жить в замке, где человек, стоящий у власти, хочет моей смерти, особенно когда этот человек — отец моего возлюбленного. Я ненавижу оглядываться через плечо каждый раз, когда иду по коридорам. Я чувствую себя такой ничтожной, когда он обращается ко всем за столом, кроме меня, и, хотя я нахожусь под защитой Андора — а также Леми и моих собственных умений, — знаю, что Андора тяготит такое напряжение между мной и его отцом, даже если причина в нем.

Поэтому я киваю его отцу в ответ. Он на мгновение встречается со мной взглядом, и в его глазах нет ни капли доброты. Но на данный момент этого достаточно.

Из комнаты доносится негромкий звук гонга, и я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда открывается дверь и из нее вырывается серый дым. Появляется Сэй Белак, как будто он все это время стоял перед нами.

— Я так рад, что ты наконец приняла свою истину, — говорит Мастер Истины, соединяя кисти, но не как в молитве, поскольку его длинные тонкие пальцы остаются согнутыми. Его глаза, похожие на золотые шары, смотрят прямо на меня, и я чувствую, что меня видят насквозь. Не могу сказать, что это приятное ощущение. — Иногда смерть заставляет нас осознать то, что мы всегда знали. Входите.

Он отходит в сторону и жестом приглашает нас войти, его длинная серая мантия струится под его рукой, как поток воды.

Видар, как настоящий джентльмен, предлагает мне войти первой, но я слегка качаю головой. Мне все равно, что он видит мой страх. Он войдет первым.

Он бросает на меня ободряющий взгляд, что в его случае означает просто менее хмурый, и входит в заполненное дымом помещение. Я на мгновение замираю, последнее мгновение наслаждаясь безопасностью коридора, прежде чем выпрямляю плечи и вхожу внутрь.

— Не нужно задерживать дыхание, — говорит Сэй Белак, закрывая за мной дверь. Дым здесь густой, я едва вижу фигуру Видара, его темную одежду, он просто движущаяся тень в другом конце комнаты рядом с красными бархатными гобеленами. — Дым тебе поможет. Вдохни его.

Я сжимаю челюсти, мое тело сопротивляется идее вдыхать дым, пока меня не охватывает паника от недостатка кислорода и я больше не могу терпеть.

Я судорожно вдыхаю дым и с удивлением обнаруживаю, что он прохладный и ароматный, как будто я пью воду, ароматизированную различными травами и цветами.

— Вот так, — говорит Сэй Белак, пересекая комнату, его волнистые рыжие волосы почти сливаются с гобеленом. — Проходи, присаживайся.

Я наблюдаю, как он садится на одну из трех подушек с золотыми кисточками, расположенных вокруг очага, источника дыма. Только это не совсем очаг, а скорее большое, широкое блюдо из золота, с куском чего-то воскового и коричневого посередине, где танцуют и мерцают языки пламени.

Две подушки находятся напротив Мастера Истины, Видар садится на одну из них, скрестив ноги, и кивает мне, чтобы я сделала то же самое.

Я в платье, поэтому подбираю его сбоку и сажусь на подушку, поджав под себя ноги. Я плохо справляюсь с ролью леди, но пребывание здесь, в Штормглене, убедило меня, что я должна хотя бы пытаться.

— Что это? — спрашиваю я, глядя на горящее коричневое вещество. — Ладан?

— Особая смола, которую собирают с некоторых деревьев в этой местности, — отвечает Видар. — Штайнер берет ее и обрабатывает так, чтобы она могла гореть часами. Это наркотик.

— И я вдыхаю этот наркотик? — спрашиваю я, внезапно почувствовав клаустрофобию в полутемной, наполненной дымом комнате.

— Это не навредит тебе, просто поможет быть открытой, — говорит Сэй Белак. — Ты почувствуешь эффект через некоторое время. Пожалуйста, расслабься, леди Айр. Я даже отсюда слышу, как колотится твое сердце.

Тот факт, что он слышит мое учащенное сердцебиение, только ухудшает ситуацию, но я заставляю себя успокоиться. Последнее, чего я хочу, — это выбежать из комнаты, потому что не могу справиться с небольшим количеством вещества, изменяющего сознание, хотя, полагаю, это было бы вполне оправданно.

— Леди Айр, пожалуйста, расскажи богиням, почему ты здесь, — говорит Сэй Белак, и, видимо, заметив смятение на моем лице, быстро добавляет: — А если ты не обладаешь верой, то скажи мне, и я передам сообщение.

Я делаю глубокий вдох. Прохладный дым наполняет мои легкие и, кажется, проясняет мой разум, как будто сдувая паутину. Он избавляет от лжи, раскрывает все, что я хотела бы скрыть. Я чувствую, как он выталкивает из меня правду.

— Я… скорблю, — говорю я просто, хотя это не так. Я хочу объяснить подробнее, но не могу. Мой подбородок начинает дрожать, слова застревают в горле.

— Это очевидно всему миру, — говорит Сэй Белак. — Я сожалею о кончине твоей тети. Я не буду докучать тебе банальностями о ее духе и лучших мирах, потому что знаю, что ты здесь не для этого. Ты здесь только для того, чтобы научиться, как Видар, преодолевать свою скорбь.

— Но я не хочу ее преодолевать, — говорю я, почти рыча, гнев внутри меня быстро нарастает.

— Ты боишься забыть, — говорит Мастер Истины. — Ты боишься, что если не будешь скорбеть, то забудешь свою тетю, своего отца, свою мать.

Полагаю, нет смысла спрашивать, откуда он знает о них.

— Скорбь — это любовь, — говорю я. — Я не хочу переставать чувствовать ее, как бы больно это ни было. Моя скорбь сохраняет их в живых.

— Она может сохранять их в живых, но ценой твоей жизни, — говорит он. — Тебе нужно найти баланс, иначе ты не будешь жить полноценно.

Услышав это, я замолкаю, плотно сжав губы. Я боюсь, что если не буду постоянно думать о своей тете, то потеряю связь с ней, как это произошло с моими родителями.

— Ты — сосуд для своего нерастраченного горя, и это только подпитывает твою ярость, которая в конце концов всегда выгорает, превращая тебя в пепел, — бесстрастно говорит Видар.

Я удивленно смотрю на него. Он некоторое время ничего не говорил, его холодные глаза изучали меня сквозь дым.

— Очень верно, Видар, — говорит Сэй Белак, прежде чем снова обратить свой металлический взгляд на меня. — Эти сеансы не для того, чтобы стереть людей из твоей жизни, а для того, чтобы почтить их память. Это даст им возможность продолжать существовать, а тебе — со временем восстановить с ними связь.

— Я просто… — начинаю я. — Последние две недели я была так занята, что у меня не было времени скорбеть, а потом все это обрушилось на меня сразу. Я не хочу, чтобы это продолжалось, удары безжалостны, как будто горе пытается поглотить меня.

— И поэтому это место — он взмахивает руками, его мантия раскачивается и разгоняет дым — то, где ты можешь выпустить все наружу. Чтобы ты могла продолжать жить так, как хотела бы твоя семья, зная, что ты будешь чтить их энергию и память в священном месте, под присмотром богинь. Ты не будешь одинока, но нам и не следует скорбеть в одиночестве. В основе своей мы — социальные существа, и скорбеть вместе с другими, делясь своей болью и создавая пространство для нее, — это то, о чем общество давно забыло. Возможно, все войны и все смерти сказались на нас, заставили нас забыть, что означает разделять коллективную скорбь.

Я смотрю на его лицо, его бледную кожу, низкие брови и темные тени под глазами и на щеках, волнистые рыжие волосы, обрамляющие его лицо, и, конечно же, глаза из металла. Я задаюсь вопросом, кто он на самом деле и откуда он, с каким горем он, возможно, столкнулся за эти годы и как давно он родился. Что он видел. Каких людей знал.

— Хороший маг никогда не раскрывает все сразу, — говорит он тихим голосом, улыбаясь мне кривой улыбкой. — Со временем ты многое увидишь. Многое узнаешь. Когда будешь готова. А пока давай начнем с того, что посмотрим на огонь.

Я смотрю на языки пламени. Раньше это были маленькие оранжевые, красные и синие огоньки, которые окутывали кусок смолы. Но теперь всполохи стали большими и танцующими. Они движутся в унисон, как будто каждый — это отдельная сущность, обладающая сознанием. У меня такое впечатление, что они двигаются для меня, пытаясь показать мне что-то каждым мерцанием.

Я не знаю, как долго смотрю на них, мой мозг кажется липким, как будто он превратился в кашу внутри головы, и я полностью загипнотизирована огнем.

И тогда я вижу это. Языки пламени сливаются, образуя изображение. Сначала очертания, как будто тени в пламени пытаются создать форму. Затем это превращается в нечто совершенно, до ужаса реальное. Я вижу цвет и текстуру, как будто смотрю через портал в другой мир, в другое время.

Я ахаю.

— Я вижу… я вижу что-то. Я действительно вижу что-то.

Остальные молчат, пока я пытаюсь понять и описать то, на что смотрю.

— Я думаю, это пещера. Пещера с черными стенами, а в середине пещеры находится чаша с лавой. Бурлящая лава, которая медленно вытекает через узкий канал, шириной примерно в фут. Чаша… У меня такое ощущение, что это Мидланд. Да, где-то в Мидланде. Она похожа на многие пещеры, в которых я бывала раньше, включая ту, в которой ночевала с Андором, но ни в одной из этих пещер, очевидно, не было лавы, иначе мы бы никогда не рискнули туда зайти.

Затем лава начинает двигаться, она не просто пузырится и потрескивает, а вздымается, как будто внутри нее что-то есть.

Вдруг из середины чаши появляется голова. Голова женщины, которая кажется одновременно смутно знакомой, ужасающей и прекрасной.

— Там женщина, — тихо вскрикиваю я, боясь отвести взгляд от этой сцены.

— Какая женщина? — резко спрашивает Мастер Истины.

— Она из лавы, — взволнованно говорю я и смотрю, как она выходит из чаши: полная грудь, тонкая талия, узкие бедра, длинные ноги. Ее тело местами слегка остывает, сохраняя форму, но чернеет, а остальные части тела пылают раскаленным жаром. — Она женщина, сотворенная из лавы.

— А что еще ты видишь? — спрашивает он. — Она что-нибудь тебе говорит?

— Почему она должна мне что-то говорить? — спрашиваю я, но он не отвечает. Не похоже, что я являюсь частью этой сцены с женщиной, тем более что ее внимание приковано к задней части пещеры, где…

— Она не одна, — говорю я. — Там дракон, я думаю, что вижу когтистую лапу, я… — Я замолкаю, моргнув при этом. — У дракона две головы. Он синий с металлическим отливом, и у него две головы. Она разговаривает с ним, а он слушает ее, как будто…

— Змеегдраг, — шепчет Видар. — Дракон, который откладывает яйца бессмертия. Это значит, что мы на правильном пути.

Я наблюдаю, как она продолжает что-то говорить дракону, а затем дракон наклоняет голову и поднимает что-то.

Тело.

Я снова ахаю, прижимая руку к губам, но прежде чем я успеваю разглядеть, чье это тело, человеческое оно или нет, видение внезапно исчезает, и передо мной снова кусок смолы.

— Оно исчезло, — шепчу я, чувствуя головокружение. — Оно исчезло.

Я смотрю на Сэя Белака.

— Как мне вернуть его?

— Ты не можешь, — спокойно отвечает он. — Тебе показали то, что нужно было знать на данный момент. Ты можешь вернуться в другой раз и попробовать снова, как делают Колбеки, но…

Я качаю головой.

— Жаль, что я не сделала этого раньше. Завтра мы отправляемся в Эсланд.

— Тогда это все, что, по мнению богинь, тебе следовало увидеть, — говорит Сэй Белак. — Включая Волдансу, богиню, которую ты видела. Непочитаемую богиню Мидланда.

— Это была Волданса? — спрашиваю я.

— Та самая, которую жители Эсланда предпочитают игнорировать и вместо нее верят в драконов. Это будет их самой большой ошибкой.

Ну, звучит зловеще.

— То, что ты видела, — это будущее, — тихо говорит Видар. — А я никогда не видел ни одной богини в своем будущем. Мы должны отнестись к этому серьезно. Мы должны воспринять это как знак.

— Но ты сказал, что смола — это наркотик, — протестую я, глядя то на одного, то на другого. — Что это галлюцинация.

— Галлюцинации нереальны, — говорит Сэй Белак. — Пророчества, телепатия — вот что реально. Наркотик просто открывает твой разум тому, что твое высшее «я» уже видело. Тому, что твое высшее «я» уже пережило. Сейчас ты существуешь на одном уровне реальности, но есть другие версии тебя на других уровнях, и наркотик открывает проход между ними, как тоннель во все временные линии твоей души. Твое будущее «я» посылает тебе что-то, что тебе нужно глубоко обдумать, возможно, даже принять на веру. — Он делает паузу, на лице мелькает слабая улыбка. — Время — это круг, леди Айр. Ты находишься везде и сразу.

— Расскажи леди Айр, что ты видел, — говорит Сэй Белак Видару. — Расскажи ей, что ты видел в пламени. Что ты видел ее… в прошлом году.

Я смотрю на Видара.

— В прошлом году?

Он медленно кивает.

— У меня был сеанс. Я видел Мидланд, длинную береговую линию из лавовых скал и черного песка. И я видел тебя и твоего пса. И Андора. Я видел, как вы трое бежали, прежде чем изображение исчезло.

— Ты рассказал Андору? — спрашиваю я, не веря своим ушам. Он знал обо мне еще до того, как я появилась?

— Нет, — осторожно отвечает он, и я начинаю гадать, сколько секретов скрывают братья друг от друга. — Андор не верит в видения. Но как только я услышал о тебе, понял, что мое видение сбылось. И то же самое произойдет с тобой.

— Но это все равно нам не помогает, — говорю я. — Мы даже не планировали завтра отправляться в Мидланд.

— Нет, но мы отправимся туда после ограбления, — уточняет Видар. — Именно поэтому мы берем с собой Штайнера. Он должен остаться на корабле на случай, если нам удастся украсть оплодотворенные яйца дракона, о которых просил мой отец.

— Как лавовая женщина поможет нам с ограблением? — бормочу я, в основном самой себе.

— Ты не узнаешь, пока не проникнешь туда и не выберешься, — говорит Мастер Истины. — Мы никогда не знаем, как одно влияет на другое, пока не пройдем через это и не получим возможность оглянуться назад. Верь, что богини показали тебе Волдансу и дракона не просто так.

Разве он не знает, как мало у меня веры?

Остальная часть сеанса проходит без происшествий, настает очередь Видара смотреть в огонь, но его видение оказывается туманным и неясным, по крайней мере, так он говорит. Я не могу отделаться от ощущения, что он что-то скрывает от нас, в основном от меня, но не посмела бы назвать его лжецом.

Потому что я тоже опустила некоторые детали своего видения.

Я не рассказала им о теле.