Земля не своя - 2. Часть 1

Вентилятор стоящего рядом автобуса, двигатель которого работает на холостом ходу, иногда задевает, чиркает по радиатору, и я задремал под эти умиротворяющие звуки. Из глубины, из детства, всплыли воспоминания. Снится, что стою на автобусной остановке, перед ней «Лиаз», издаёт свойственные только ему звуки, садятся пассажиры. Июльский зной, всё замедленно, вентилятор «сечёт» по радиатору, как это часто тогда бывало, от автобуса пахнет бензином и резиной. Воздух в городе ещё не так загажен, как теперь, поэтому запахи хорошо различимы. Прошипев пневматикой, «Лиаз» закрывает двери и, чуть скрипнув рессорой, отъезжает.

На его место становится вонючий «Икарус». Плохо отрегулированный дизельный двигатель выбрасывает чёрные облачка выхлопа прямо в идущих на посадку людей, водитель перегазовывает, кто-то начинает крыть его матюками. Приняв пассажиров, «Икарус» уезжает, угадив напоследок остановку гарью недожжённого топлива, смешавшейся с белизной летающего тополиного пуха. Лязгает одно из колёс своими износившимися сегментами.

Мне довелось поработать в шиномонтажке автобусного парка, поэтому знаю, что «икарусное» колесо собирается из трёх сегментов, вставляемых в покрышку и раздвигаемых монтировкой. Иногда приходится постучать кувалдой. Сегменты со временем изнашиваются от трения друг о друга и начинают лязгать. Тогда их отдают в наварку, по соприкасающимся краям наваривают по сантиметру стали, и забить такие сегменты в колесо кувалдой тяжелее, чем обычно.

А вот у «Лиаза» колёсный диск целиковый, барабаном, и покрышка одевается на него с одного бока. Потом одевается два кольца, обода, сначала целиковый, потом разрезной, запорный. Его тоже приходится забивать кувалдой. По правилам безопасности накачивать такое колесо положено в специальной клетке, так как давлением плохо держащиеся кольца может сорвать. Тогда может быть беда, таким слетевшим кольцом может просто-напросто снести голову, как мечём.

Просыпаюсь. Детские воспоминания улетучиваются, зной и тарахтение автобуса остаются. Автобус этот, как бы странно это ни показалось многим, и есть ЛиАЗ-677. Их выпускали с 1967 до начала двухтысячных годов, модель-долгожитель, как и многое другое в СССР. Основной производитель Ликинский автобусный завод в Ликино-Дулёво Московской области. Один из крупных автобусных парков получил новую партию этих автобусов, но вскоре вслед за этим было решено перейти на другие, более современные модели. Автобусы, новые, мало бывшие в эксплуатации, простояли на консервации больше десяти лет, после чего их удалось купить за копейки и переправить сюда, на снаряжение Русской Армии.

Прожорливые, невыгодные в коммерческой эксплуатации из-за большого расхода бензина, они используются у нас при некоммерческом снабжении топливом. Большой дорожный просвет, обусловивший неудобство использования в городе, ибо пассажирам приходилось влезать по высокой лестнице, пригодился на здешних грунтовых дорогах, иногда имеющих глубокую колею. Сидячих мест в нём на взвод, а стоя и вся рота влезет, и ещё на дополнительное снаряжение место останется. Вот водителю только не очень, так как двигатель справа от него в кабине и сильно греет.

Автобусы по возможности усовершенствовали под местные нужды, в частности, сделали дополнительные широкие двери-грузовые люки в заднем торце салона. Радиостанция, стояночная электростанция, дроны. На некоторых бульдозерный отвал, регулируемый электромотором. Стенки салона из толстого металла были дополнительно усилены по периметру разнесённым бронированием, так, что не всякая пуля теперь пробьёт. На бортах турели под тяжёлое стрелковое вооружение, пулемёты, гранатомёты (в том числе дымовые, для постановки завесы), противотанковые ружья, используемые чаще как снайперские больших дальностей. Переснаряженные патроны, с точно выверенной навеской пороха и новой, вручную сделанной пулей калибра 14,5 мм позволяют подобную стрельбу. Симоновские (ПТРС) с магазином на пять патронов самозарядные и могут стрелять даже очередями, показывают хорошие результаты как раз при жёсткой установке. Однозарядные ПТРД конструктора Дегтярёва более точные. Также хорошие результаты даёт стрельба из этих ружей по вражеским блок-постам, что показали боевые действия в Донбассе.

Оба этих образца, ПТРД и ПТРС, были приняты на вооружение в 1941 году, уже после начала войны, и оказали неоценимую помощь нашим войскам. Использовать очень мощный патрон 14,5х114, позже применённый также и в пулемётах КПВ и КПВТ, созданных во второй половине войны, а ещё позже и в других образцах отечественных и зарубежных крупнокалиберных пулемётов, в зенитных установках и специальных снайперских винтовках, позволило наличие эффективного дульного тормоза, снизившего отдачу до боле-менее приемлемой. Но всё равно отдача оставалась очень сильной, бойцы набивали громадные синяки на плече.

Использовали эти ружья и для зенитной стрельбы. Иногда в качестве импровизированного зенитного станка использовали автомобильную или тележную ось с вращающимся колесом, вкопанную вертикально.

Совсем уж анегдотично выглядит то, что после войны некоторое количество противотанковых ружей обоих систем было передано чукчам для китобойного промысла.

Ещё в Лиазах, как и в других машинах подобного типа, принято возить по несколько мешков с песком. Их выкидывают наружу при подбитии машины засадой, организуя прикрытие.

Я сижу в стоящем рядом с автобусом патрульном «джипе». Наш отряд недавно соединился с этим конвоем, проводимым, как и большинство других конвоев тут, Русской Армией.

После событий, описанных в «Земля не своя», мы втроём устроили совет по поводу того, что делать дальше. Продолжались поисковые полёты над той местностью, где мы находились, было ясно, что ища пропавшего пилота дельтаплана найдут наш лагерь, а это было нежелательно. О нашем местонахождении скорей всего узнал бы глава общины отец Иоанн, и нас бы тут, относительно близко к их поселению, на краю общинных земель, в покое не оставили бы.

Надо было хотя бы уехать со стоянки, не засветить её. Если нас заметят, то пусть хотя бы при передвижении. Так мы и поступили. Как можно быстрей свернули лагерь и поехали прочь, продолжая совет на ходу. После долгих размышлений и разговоров решили добираться до здешней России и пытаться получить гражданство, так как там была какая-никакая поддержка, «социалка» для своих. Вообще, жить постоянно малой группой в этом мире в неукреплённом лагере было слишком опасно, поэтому надо было по-любому завязывать с нашей вынужденной авантюрой.

Подъехав поближе к базе прибытия, связался по радио с Леной. Она согласилась с тем, что принятое решение, пожалуй, лучше других возможных вариантов. Лена огорчилась от того, что мне приходится уехать из этих мест, я пообещал ей, что обязательно ещё навещу её потом, по возможности. Ещё Лена смогла договориться с одним из конвоев о том, что нас примут в него на дороге в нужную нам сторону.

Конвой проводила, осуществляя его охрану, Русская Армия. С нас взяли плату и выдали рации для связи. Платить за всех пришлось мне, так как у спутников денег не было, из общины их выставили нищими. Не буду долго описывать изнурительную поездку, скажу лишь, что добрались все живые, хотя и крайне уставшие. «Шишига», ГАЗ-66, не подвёл, серьёзных поломок не было.

Гражданство в протекторате Русской Армии дают после прохождения обязательной воинской повинности, за исключением особых случаев. Особые случаи, это если новый гражданин обладает какими-нибудь выдающимися данными, особо продуктивный учёный или инженер, например. Да и то таких время от времени стараются направить на всякие военные курсы. А так же можно банально откупиться от службы, большими деньгами, не взяткой, а вполне законно.

После прохождения службы автоматически становишься полноправным гражданином, что даёт некоторые социальные «плюшки», например, бесплатное жильё. Возможности по обеспечению этим жильём колеблются от года к году, поэтому на почве этого часто возникает недовольство у тех, кто получил недвижимость хуже, чем у других. Бедная страна, ещё не оправившаяся от ядерного нападения, не может себе многого позволить.

Добравшись до нынешней, новой столицы, города Береговой, мой «джипчик» с прицепом и всем запасённым добром отправился на долгую стоянку, на консервацию на охраняемой площадке. Я же отправился на КМБ, курс молодого бойца. Его тут проходят все, годные к строевой службе по здоровью, независимо от пола, возраста и того, где и как служил раньше.

Стандартный КМБ длится тут три месяца, потом следует длительный отпуск, месяц или больше, не фиксированный срок, определяемый наличием или отсутствием мест в строевых частях, а потом уже один год основной строевой службы, тоже перемежаемый отпусками, которые иной раз растягивают этот год на значительно больший отрезок времени.

Вот я и попал в «учебку», где меня первым делом усадили за снаряжение магазинов и пулемётных лент. Новичков рекомендуется натаскивать этому сразу, в период общей адаптации к службе, чтобы потом, в боевой обстановке, снаряжали быстро, с до автоматизма наработанным навыком, несмотря на трясущиеся руки. И я просидел за этим занятием долгие часы, снаряжая со специальной машинкой и без неё.

Магазины под распространённые образцы автоматов тут свои, наштампованные на вновь созданном производстве в Береговом взамен уничтоженного в Демидовске. Вот только пружины в них немецкие, привезённые из здешнего Евросоюза, мы ещё не можем делать их из качественного металла. Производство пластиковых магазинов не стали пытаться создать, так как металлические популярнее у бойцов, они намного прочнее, хоть и побольше весят, дают дополнительную противоосколочную защиту тела при ношении в «лифчиках» разгрузочных жилетов.

Инструктор учит «молодых»: «Если вы заняли позицию, изготовившись к стрельбе, то тогда врагу уже не взять вас в лоб. Поэтому приобретите соответствующие знания и навыки.»

Собственно стрельбы тут мало, стрелковая подготовка будет потом, в процессе срочной службы. Изучаем распространённые образцы оружия, разборка-сборка, чистка и т. п.

Организационно стандартные пехотные отделения тут численностью по четыре человека. Из них лишь один является основным «убийцей», пулемётчик, снайпер или гранатомётчик. Остальные трое помогают ему, прикрывают и т. п. Малый состав помогает и при транспортировке. Разместить в «джипе» большое отделение невозможно, а здесь в основном упор на мобильность, патрули, конвои, разведку.

К командирам тут по штату прикреплён не только радист с «усиленной» рацией, улучшающей качество связи с портативными рациями бойцов и держащей каналы связи с вышестоящим командованием и соседними командирами, но и оператор беспилотника, обычно вертолётного типа. Идёт опытная работа по использованию их не только для наблюдения, но и как ударных. Для использования гранат с обычным запалом устанавливаются вертикально обрезки пластиковых труб, гранаты с вынутой чекой удерживаются в трубах вставленным снизу гвоздиком или подвешены на леске. По команде оператора гвоздик вынимается или перерезается, пережигается или же просто отпускается леска, и граната выскальзывает из трубы, освобождая предохранительный рычаг.

Есть и другие конструкции, например, сбрасывание стеклянного стакана с находящейся в нём гранатой без чеки. Или же использование специальных запалов для гранат. Здесь разработано и выпускается несколько типов запалов под стандартное гнездо УЗРГМ, первый образец которого, УЗРГ, был принят на вооружение в СССР в 1941 году. Самый распространённый запал имеет легко удаляемый замедлитель, что используется при установке растяжек, чтобы враг не успевал среагировать. Есть и специальный диверсантский запал, на вид как обычный, с обычно выглядящем при осмотре фитильком замедлителя. Но сгорает он мгновенно, гранаты с ним разными способами стараются поставить на вооружение врагам, так же как и многие другие забавные штуки, например, патроны для пулемётов, где вместо пороха тротил. В результате ствол в клочья, а затвор крупнокалиберного пулемёта торчит у пулемётчика изо лба.

Есть запалы для минирования, которые срабатывают как при ослаблении натяжения растяжки, так и при увеличении. Этот же запал переделывается бойцом в взрыватель нажимного типа, когда граната закапывается в грунт, как мина. Запалы ударного действия, срабатывающие от удара после броска, делаются отличными по виду, чтобы не перепутать. Ещё запал-ручка, примерно как у немцев во время Второй мировой у их гранаты-толкушки М-24, вкручиваемый в любую гранату с универсальным гнездом УЗРГМ.

Имеются, конечно, и специальные бомбы и тому подобное для квадрокоптеров, но в реальных условиях их может не оказаться на вооружении подразделения, поэтому стараются достичь универсальности. Сами беспилотники дефицит, сборка их налажена, но микроэлектронику мы выпускать не можем.

Отделения сведены во взводы, по четыре отделения, гранатомётное, снайперское и два пулемётных, из двух последних одно часто с крупнокалиберным пулемётом или автоматическим гранатомётом. Ещё одно-два звена являются резервом при командире. В управлении взвода так же числятся замкомвзвода, радист, оператор беспилотника и медик.

Квалифицированных медиков пока не хватает, но ситуация постепенно улучшается, для них есть специальная учебка и после неё всякие курсы повышения квалификации. При придании мобильности подразделению стараются в первую очередь снарядить медицинскую машину со спецснаряжением, тогда к медику добавляется помощник-водитель.

В роте четыре взвода. При командире роты то же, что и у взводного командира, плюс ещё машина-техничка для ремонта снаряжения и тому подобных дел, хозяйственный старшина роты. А так же снайперская пара, разведывательно-диверсионное отделение и взвод тяжёлого оружия. В этом взводе батарея из двух батальонных 82-мм миномётов (производство которых было уничтожено при ядерном взрыве в Демидовске), два ПТУР (которых мало, на все подразделения не хватает) и две тяжёлых снайперских винтовки, обычно это вышеупомянутые оптимизированные противотанковые ружья, но бывают и другие образцы.

Во многих отрядах далеко не всё по штату, особенно в зарабатывающих на конвоях и на коммерческом патрулировании. Там снаряжение всегда лучше. Централизованная организация «по плану» дала свои плоды, конкуренты почти вытеснены с рынка ЧВК (частных военных компаний). Опираясь на сеть фортов-бензозаправок, снабжающих своих топливом (и не только) бесплатно, действуя то как государственные подразделения, то как частные отряды «отпускников», они заслуженно пользуются славой самых надёжных сопровождающих. Статус государственных позволяет иметь на вооружении любое оружие, что запрещено обычным частным лицам, недвижимость же, то есть форты с бензозаправками, складами и торговыми факториями, находящиеся на чужих территориях, считаются частными. Местным жителям нравится эта система, уменьшающая количество бандитизма и улучшающая торговлю, поэтому они поддерживают русских, несмотря на недовольство Ордена, продают им многое из того, что Орден не хотел бы видеть у РА.

С довоенных времён сохранились два танкера, раньше они возили нефть, теперь бензин и соляру. Двух стало мало для снабжения фортов-заправок, но что делать, приходится прибегать к услугам сторонних перевозчиков. Бывали и экологические катастрофы, связанные с утечкой нефтепродуктов, вот недавно какая-то тварь перекусила прорезиненный трубопровод, идущий с танкера в форт.

Окапываться учат, в основном, как и везде, где этому учат. Сначала отрывается окоп для стрельбы лёжа, вернее, вначале ямки под локти, чтобы плотнее прижаться к земле, ведя огонь. Копаем лёжа. Потом этот окоп превращается в окоп для стрельбы с колена, а потом и для стрельбы стоя. Далее, если это соответствует обстановке, следует соединение отдельных стрелковых ячеек ходами сообщения в общую сеть и создание всяких блиндажей и т. п.

В современных парамилитарных отрядах часто пренебрегают тренировками в самоокапывании, что потом зачастую выходит боком. Иногда сапёрных лопаток там нет совсем, здесь же я вижу у многих бойцов и нововведение: фабричного изготовления перископ, лёгкий и прочный, крепящийся в походном положении к чехлу сапёрной лопаты, вдоль древка её. В войсках проходят так же учебный курс по фехтованию малой пехотной лопатой, являющейся страшным оружием в умелых руках, намного опасней ножа.

Вследствие развившегося наблюдения с беспилотников, у бойца в комплекте должна ещё находиться индивидуальная маскировочная сеть, которой он накрывает окоп или же просто накрывается сам.

По вождению тоже учат, и по техобслуживанию автомобилей и мотоциклов, квадроциклов, часто используемых патрулями. Попался на глаза «Урал» с установленным прямо на крыле колеса коляски ПТРК «Метис», думал, это тут умельцы сделали, но оказалось, что ещё в СССР такие на вооружении состояли, со склада хранения и успели сюда протащить, ещё до войны.

Учим правила передвижения в автомобилях. В грузовике командир располагается в кузове над задним мостом, здесь самое безопасное место при подрыве на мине. Рядом положено находиться пулемётчику. При экстренном спешивании он выскакивает первым и прикрывает огнём остальных. При движении одиночной машины пулемёт направляется назад, при обстреле важно протянуть на хоть как-нибудь движущейся машине как можно дольше, чтобы постараться выйти из под огня.

В кабине рядом с основным водителем находится запасной. На двери навешиваются бронежилеты, если есть возможность-на окна устанавливаются листы железа с прорезями, также защищают бензобаки, чтобы не подожгли зажигательными пулями.

Снайпер, самый внимательный и зоркий боец, при движении смотрит вперёд из кузова. Каждому бойцу выделяется свой сектор обзора. В грузовики берут по-возможности больше мешков с песком. На них сидят, что уменьшает риск гибели при подрыве. Сидят в центре кузова лицами к борту, вдоль бортов тоже мешки. Их выкидывают при подбитии машины, образуя стрелковые гнёзда, в первую очередь для пулемёта.

Вокруг разбрасываются дымовые шашки, или же отстреливаются дымовые гранаты. Под их прикрытием начинается разминирование обочин, ибо полноценно организованная засада предполагает минирование. Далее приходится идти в наступление на напавших.

Кидать дымовые шашки и гранаты учимся «по-продвинутому», привязывая к ним для увеличения дальности бросания самодельные длинные рукоятки из палок или привязывая верёвочки, раскручивая перед броском как пращу. После ядерной бомбардировки, уничтожившей большую часть промышленности, остался всё-таки большой задел литых корпусов ф-1, разной степени радиоактивности, их постепенно используют в дело. Остались и нового типа корпуса, вдвое большие, чем ф-1, но такого-же типа, которые прикрепляют к 30-сантиметровой деревянной ручке, такой гранатой можно и по башке врага бить, как булавой.

Гранаты с такими литыми корпусами популярны, но менее эффективны, чем с готовыми осколками. В вязкую смолу одного из здешних деревьев впечатывают металлические шарики, кубики с режущими краями, а полу-кустарно в полевых условиях что придётся, от гаек до камешков, формируют корпус, и, обработав отвердителем, получают осколочную оборонительную гранату. Или наступательную, если заряд взрывчатки специально ослаблен, для меньшего радиуса поражения, в таких гранатах стараются использовать режущие поражающие элементы, быстро теряющие скорость. Фугасные, безосколочные, тоже, конечно, есть. И натягивающиеся на них смолистые «рубашки» с готовыми осколками.

Есть и сделанные по болгарскому образцу гранатомётные (для автоматического гранатомёта АГС-17) ВОГи с запалом УЗРГМ вместо «родного».

Производство подствольных гранатомётов по советскому образцу тоже давно налажено, ибо они просты в производстве. К ним делаются и адаптеры, когда подствольник используется без автомата, позволяющие делать «двустволки» и гигантские револьверы на 6–8 выстрелов.

По тактической медицине в учебке много натаскивают. ЖБОБ-аббревиатура, помогающая запомнить порядок действий при ранении. Жгут, Бинт, Обезболивающее, Больница.

— Как наложить жгут, если ранение в шею, в артерию? — Спрашивает инструктор. Объясняет: «К ране прижать кровенепроницаемый материал, например, имеющийся всегда у бойца ППИ (перевязочный пакет индивидуальный), не вскрывая его прорезиненную упаковку, затем жгутом, ремнём, верёвкой притянуть его к противоположной подмышке.»

Упомянутая непроницаемая упаковка ППИ применяется и при проблеме пневмоторакса. Пневмоторакс, это когда воздух попадает в грудь не в лёгкое, как ему положено, а между лёгким и внутренней поверхностью грудной клетки. Постепенно сдавливаемое этим воздухом лёгкое схлопывается и раненый задыхается. Чтобы этого не произошло, на рану в груди накладывают воздухонепроницаемую оболочку ППИ и организовывают клапан. Лейкопластырем проклеивают с трёх сторон по краю, нижний край не проклеивают, и получают односторонний клапан, не дающий воздуху снаружи попадать внутрь груди и выпуская уже скопившийся внутри.

Изучается и натовская специальная повязка-наклейка, с готовым клапаном и липкой поверхностью. Существует натовская игла для пневмоторакса, показанная в фильме «Три короля», но у нас на вооружении такой нет.

Изучаем три образца промышленно изготовленных жгутов для гемостаза (остановки крови). Эсмарха, самый распространённый, с дырочками с одной стороны и пластмассовыми фиксаторами с другой. Альфа-жгут Бубнова, широкий, бороздчатый, который можно накладывать прямо на голое тело. Натовский турникетный жгут с тросиком внутри, он сначала застёгивается на пряжку, потом крутится палочка, стягивающая тросик.

На жгуте или прямо на теле раненого положено писать время наложения, вкладывать хорошо заметную записку. Жгут держат не более двух часов, зимой час. Если необходимо продержаться дольше, снимают на минуту потом опять накладывают. Один из сослуживцев жалуется, как ему раненому притянули к ноге жгутом член на одной из войн, хорошо вовремя сняли.

Тут есть и новинки, отсутствующие в земной медицине. Гемостатик в шприце без иглы, сделанный из местных растений, эффективней земного хитозана, и легче земных в применении, так как те обычно в виде порошка, а этот гель.

Полностью снаряженный пехотинец таскает с собой мину направленного действия, поэтому минно-взрывной курс есть в программе КМБ. Эти мины, аналоги американской М18А1 «Клеймор» или российских «монок», обычно в пластиковом корпусе, на выпуклой стороне «полумесяца», обращаемой к врагу, готовые осколки, шарики, ролики, а иногда и банальные гайки, имеют по два гнезда для взрывателей. Один предназначен для управляемого установившим мину подрыва по проводу (или радио-взрывателем), второй для инициируемого противником подрыва, обычно натяжного действия. Хотя взрывателей напридумывали много типов, и нажимные, от которых идёт провод или радио-сигнал к мине, до дефицитных у нас с невидимым глазу лазерным лучом, при касании которого противником инициируется запал. Эта же система с лазером используется как охранная сигнализация, подающая сигнал на электронную боевую систему пехотинца.

Мины для стандартного комплекта пехотинца делают немногим более полутора килограммов весом, чтобы легче было таскать, но существуют и более тяжёлые, мощные.

Аньку и Проньку тоже в армию «забрили», гы-гы-гы. Анна, пройдя КМБ, отправилась служить срочную в один из военно-гражданских госпиталей, по хозяйственной части и как младший мед. персонал. Там она, подвергнутая вожделению мужской части коллектива, занялась привычными занятиями. Среди её поклонников нашлась «паршивая овца» с гонореей, Анька в результате перезаразила пол-больницы. После этого её услали куда-подальше, туда, где мало мужского пола, на фабрику по снаряжению герметичных шприц-тюбиков из ампул. После нападения русских на Орден против них были введены всяческие санкции, в частности, эмбарго на поставки средств военных и двойного назначения. Кое-что добывали, конечно, кружным путём, контрабандой, но это было накладно и ненадёжно, контрабандистов отслеживали и карали.

Шприц-тюбики с промедолом поставлять запретили. Тогда стали снаряжать герметичные шприцы сами, фабрично, ибо просто перелить обезболивающе из ампулы в шприц бессмысленно, испортится за несколько часов. Обеспечивали войска и население различными средствами, от кетанова до анальгина с димедролом.

Старый алкоголик Пронин, Пронька, благодаря своим золотым рукам слесаря и знаниям инженера, был, что называется, нарасхват. Он чинил всяческие механизмы, оружие, автомобили, передавал опыт молодым и был, кажется, счастлив. Его даже особо поощрили, грамотой и премией, за участие в налаживании производства нового РПГ. Пытались воссоздать РПГ-7, с двумя ракетными двигателями, стартовым и маршевым. При пуске гранаты в ней сначала включался стартовый двигатель, послабее, чтобы не опалить струёй раскалённых газов стрелка. Но задача оказалась слишком сложна для здешнего уровня развития технологий. Поэтому пришлось сделать в гранате один ракетный двигатель, а для защиты стрелка приделали к «трубе» гранатомёта защитный щиток с окошком прочного стекла, примерно как на немецком «Панцершреке» времён второй мировой.

Химзавод, сохранившийся в Береговом во время войны, выпускал топливо для гранаты-ракеты РПГ и взрывчатку, тротил заливали в корпус, как с кумулятивной выемкой, так и без неё. Шли эксперименты с различными типами боевой части, от осколочной с готовыми осколками до газонаполненных, термобарических и отравляющих. Есть технологически лёгкий, осуществимый в простых мастерских вариант прикрепления 82-мм мины батальонного миномёта к ракетному двигателю гранаты.

И вот, наконец, последний день, вернее, вечер, учебного курса, переходящий в отпуск. После построения и поздравления от командиров начинается, как говаривал Паук (Троицкий), «чад кутёжа». Перемещаюсь от одной группки празднующих к другой, стараясь никого не обидеть своим неприятием алкоголя. Один из бойцов додумывается устроить праздничный салют, берёт у уже невменяемого дежурного ключи от оружейки, хватает трамблон, винтовочный гранатомёт, сделанный из старого карабина, запихивает в его мортирку рулончик туалетной бумаги, и, зарядив, как положено, холостым патроном, вздробыхивает в атмосферу. Его примеру следуют другие, и вскоре всё вокруг уже в белых хлопьях «салюта». К счастью, прибежавшие командиры наводят порядок, и никто не успевает пострадать.

К утру всё затихает. К полудню начинает оживать. Подпортив свою ауру недостатком излишеств, я не смог вписаться в коллектив похмельных, и, наскоро попрощавшись, отправился в отпуск. Еду в Береговой, обычно все сюда едут, ибо больше особенно и некуда, разве что на охоту за Первый периметр. Первым периметром называют забор гигантской протяжённости, от дельты реки до границы с Московским протекторатом. Забор в основном проволочный, из рабицы, которую трудно разрезать нападающим, и колючей проволоки. Напоминает по масштабу австралийские Собачий забор для защиты от динго и забор для защиты от кроликов, имеющие гигантскую протяжённость. Но есть участки и усиленные по современной технологии HESCO bastion, названной по имени британской фирмы-разработчика и представляющей собой проволочный каркас, выстланный по стенкам упаковочным материалом и засыпанный потом грунтом. Идея, впрочем, не нова, туры, большие корзины без днища, в которые насыпался грунт, использовали издавна, в обороне Севастополя, например. Но подзабылось, а вот американцы с современными технологиями напомнили. В заборе ворота, охраняемые патрулирующими прилегающие участки периметра гарнизонами.

На запад и юг от тянущегося прямой линией от дельты на северо-запад забора то, что называют то Дикая степь, то Дикий запад. Это участок саванны, с гигантскими ещё стадами диких животных, простирающийся до приамазонских джунглей. После войны русским пришлось территориально отступить. Охранять границу по реке, в джунглях, было слишком тяжело. Амазонка с её бесчисленными островами и протоками являлась транспортной магистралью для различных банд, которые делали вылазки на патрулируемый берег, прямо как в моём любимом рассказе Л. Толстого «Казаки». Поэтому решено было отступить, эвакуировав редкое население, за новую границу, Первый периметр, значительно более короткую по протяжённости и имеющую своим предпольем легко просматриваемую степь, для наблюдения за которой так нужны беспилотники. Антинаркотические рейды в дельте тоже были значительно сокращены, производители наркоты там вновь подняли голову.

Осложнилась международная обстановка. Правительство в Береговом настаивало на том, что политическая граница государства проходит по прежнему по Амазонке, далеко не все были с этим согласны. Ещё Орден, что называется, «продавил» международное решение о том, что граница между Московским и армейским протекторатами проходит по прямой линии с востока на запад, от берега моря до Амазонки. Вот в эту новую границу и упирался северный край Первого периметра, примерно в трети её длины, если считать от Амазонки.

Для создания видимости присутствия на оставленных территориях проводились показательные рейды и держались в круговой обороне подвергавшиеся внезапным нападениям гарнизоны. В действительности осваиваемая территория внутри периметра примерно соответствовала площади земной Бельгии. Вот только население Бельгии 11 миллионов, а тут после войны и последующей эмиграции осталось значительно меньше двухсот тысяч, то есть, примерно как у Самоа.

Есть, правда, ещё территории. Свободная Куба на архипелаге Дикие острова, по площади, пожалуй, побольше, чем наша территория на континенте, считается автономной. Населения там совсем мало, приходится и там помогать военным присутствием. Кубинские отряды, впрочем, участвуют в наших действиях на материке. И Второй периметр.

Отпуск у меня за счёт армии, поэтому, отметившись в комендатуре, размещаюсь в общежитии для отпускников и им подобных и отправляюсь с талонами на питание в столовую. Столовая с видом на море, вернее, на порт. Ем, с интересом разглядывая корабли, они в основном иностранные. Из наших вижу лишь небольшой сторожевик и вон выходит в море рыболов. Ем сейчас, кстати, в основном морепродукты, в которых пока слабо разбираюсь, на гарнир картошка, выращиваемая здесь государственными казаками.

Для решения проблемы продовольственной безопасности здесь сделали то, что хорошо бы было сделать и в земной России. Организовали Центральное казачье войско, где у каждого казака, фермера, было, грубо, упрощённо говоря, два поля. На одном из них он обязан был выращивать то, что ему по плану приказывало выращивать государство, и сдавать по фиксированной цене государству, при господдержке производственного процесса. Потом эти продукты распределялись по карточной системе, шли на питание войскам, госслужащим и т. п. На втором же поле можно сажать что хочешь и тащить на рынок. Или вообще ничего не выращивать, никого не выкармливать.

Всё это даёт хороший, и главное, стабильный доход казаку-фермеру, поэтому желающих заниматься этим много. Отслужившие срочную проходят специальные курсы, отсев, и пополняют эту новую касту, сословие. Военная служба у них примерно как у исторических казаков, пожизненная, до пенсии. Военные сборы, тренировки в военном деле чередуются со всяческими сельскохозяйственными курсами, агрономы- и животноводы-советники прикреплены к областям казачьих поселений территориально.

Этот социальный эксперимент вроде бы удался, и стали создавать второе казачье войско-Приморское, на тех же принципах. По роду войск морская пехота и малый флот, по хозяйственной деятельности рыболовство и марикультура. Здесь дела идут труднее, вследствие малоизученности морской флоры и фауны, агрессивности и опасности здешних существ.

Ну и, насколько я знаю, запускают проект третьего казачьего войска, с несколько комично звучащим названием-Амазонского. В России казачьи войска часто привязывались к каким-нибудь рекам, на начало Первой мировой войны было одиннадцать войск (Донское, Оренбургское, Терское, Сибирское, Уральское, Забайкальское, Кубанское, Астраханское, Семиреченское, Семиреченское, Амурское, Уссурийское). Ещё, несколько ранее, планировалось создание Сунгарийского казачьего войска, на пересекающей КВЖД реке, но поражение в русско-японской войне перечеркнуло эти планы. Ну а у нас вот планируют Амазонское.

Едва заметный ветерок с моря залетает на веранду столовой, где я доедаю свою полученную по талонам еду. Любуюсь портом, морем, цветом воды, сегодня лёгкая облачность и солнце умеренно яркое, прямо как у поэта «струя светлей лазури, над ним луч солнца золотой». И тут мне вдруг кажется, что нечто белое, вдвигающееся сбоку в поле зрения метрах в трёхстах от меня, и есть спустившееся на море облако. Постепенно в изумлении осознаю, что это парусник с высоченными мачтами, сплошь покрытыми парусами, с длинным и узким белым корпусом. Войдя на акваторию порта, убирает большинство парусов и, поманеврировав и продвинувшись по инерции, прогрохотав цепью, становится на якорь. Видя моё изумление, кто-то из завсегдатаев столовой объясняет мне, что это англичане, торгующие чаем из Индии, подрабатывают тут краткосрочными туристическими круизами, пока их товар не распродан до конца. В Индии, наконец-то, научились выращивать чай, по вкусу превзошедший здешний китайский, да и земные сорта чая, похоже, тоже. Клипер называется «Аделаида», прямо как известный исторический парусник, совершавший рейсы в Австралию. Считается, что 60 % современных жителей Австралии являются потомками пассажиров «Аделаиды».

Такой случай наградить себя за пройденную «учебку» я никак не могу пропустить. Иду к подошедшей большой шлюпке, перевозящей людей с «Аделаиды». Гребут вёслами, казалось, могли б и мотор подвесить, но нет. Позже узнаю, что ради того, чтобы перевозимый чай лучших сортов не впитал посторонние запахи, на судне нет ни двигателей, ни, соответственно, топлива. Узнаю, что трёхдневный круиз стоит 300 экю.

Отправление в очередной круиз этим же вечером. Желающих набирается, как мне кажется, немало, человек двадцать, несмотря на то, что это далеко не первый круиз. Значит, не так уж плохи дела в стране. Стоя на палубе, с благоговением смотрю на высоченные деревья мачт. Ассоциация, будто в лесу ранней весной, листва ещё не выросла, а белый снег (палуба и фальшборт) ещё не сошёл. Нам сначала показывают, где тут что находится, экскурсия, в тени трюма стоит непередаваемый запах чая. Пользуясь этим первым, сильным впечатлением, нам предлагают купить чай себе. Не могу удержаться (да и зачем, ведь всё равно чай пью, а тут цена не дороже магазинной), покупаю ящик чая из какого-то специального дерева, вернее, из сделанной из этого дерева фанеры, плотно закрывающийся, но при этом, что называется, «дышащий». Позже, большое удовольствие доставляет просто приоткрыть этот ящик, вдохнуть и закрыть снова.

Набор, то есть как бы скелет этого четырёхмачтового парусника металлический, а вот обшивка деревянная. Большие цельнометаллические суда здесь редкость, после уничтожения русской металлургии процесс замедлился, таких парусных «винджаммеров» (выжимателей ветра), как в земном судоходстве, до семи мачт, ещё нет.

Забавно, что на Земле, помимо «чайных» и «опиумных» клиперов, были ещё и «пианинные», не влияющие вибрацией судовых механизмов на настройку инструментов.

После знакомства с кораблём капитан устраивает инструктаж по безопасности, в том числе тренировку по отражению пиратского нападения. Тут все вооружены, туристы, команда. У меня моё солдатское табельное оружие. Старый АКМ с относительно сильно расстрелянным стволом, новобранцу сначала хотели дать карабин, но всё-таки дали этот автомат. Штык-нож к нему висит на поясе, он не «родной» этому автомату, а сделанный уже в этом мире из более «ножевой» стали, то есть, с лучшими режущими свойствами и несколько другой формы.

На поясе висит и табельный пистолет, сделанный в здешней Бразилии «Таурус», вариант американского М1911, с автоматическим предохранителем на тыльной стороне рукоятки, с развитой «шпорой». Бразильцы смогли наладить тут их производство, вот только ствол сделан не из такой качественной стали, как на Земле, поэтому относительно быстро «расстреливается». В нашу армию эти пистолеты попали оттого, что друзья-бразильцы сделали большую поставку дёшево, чуть ли не по себестоимости. Зато теперь хорошо зарабатывают на поставках запасных стволов и патронов, не выпускающихся у нас .40 S&W (10х22 мм Смит и Вессон). Патрон очень удачный, относительно небольшой, но мощный, и с умеренной отдачей, позволяющей метко стрелять. На Земле его выпускают во многих странах, в том числе и в России в Туле.

И вот выходим из порта под парусами. Все эти поскрипывания снастей в тишине и просвечивающее сквозь белый парус солнце будоражат романтикой. Теперь, при взгляде вверх, кажется, будто стоишь то ли возле покрытых снегом альпийских вершин, то ли прямо под спустившимися с небес облаками.

Позже заводят какую-то музыку, чем несколько нарушают гармонию, ну да ладно. Сижу в кресле под парусами, поглядываю на иногда показывающиеся из воды спины здешних существ, вспоминая здешнюю патронную историю. Производство патронов было уничтожено при взрыве в Демидовске, стали восстанавливать в других местах. Но делать гильзы с кольцевой проточкой вокруг донышка не позволяет отсутствие необходимого оборудования, можем делать лишь те, что с выступающей закраиной, считающиеся устаревшими. То есть в первую очередь 7,62х53R и револьверные под распространённые образцы, в том числе 7,62х38 мм Наган, что придало старым Наганам некоторую популярность, вследствие доступности дешёвого для своих патрона. «Мелкашка» кольцевого воспламенения 5,6 мм тоже производится, популярный из-за дешевизны и компактности патрон.

Мы отплыли почти вечером, поэтому вскоре темнеет. Яркие звёзды незнакомых созвездий отражаются в колышущейся морской поверхности, они кажутся тут очень большими, в памяти сразу всплывает вангоговская «Звёздная ночь».

Утро начинается с восхода солнца «из моря». Капитан и команда выкладываются по полной, организуя досуг туристов. Танцы, всякие конкурсы, состязание по боксу на кубок «Аделаиды». Начинают боксировать моряки, к ним присоединяются желающие. Присоединяюсь и я, на третий день выхожу в финал. Мои удары быстрее и точнее, чем у самого сильного в боксе матроса команды, тот, правда, более привычен к перчаткам. Но к каратешным «жёстким входам» он не привычен, и вот уже схожу на берег с призом и синяком под глазом. Приз-это причудливо изогнутая раковина с двумя прикреплёнными на ней крабиками в боксёрских перчатках.

Проведя несколько дней в Береговом, иду в военкомат проситься в армию досрочно, до окончания отпуска. Так многие поступают, стараясь сократить общий срок службы, и при наличии мест в частях им обычно не отказывают. Не отказывают и мне.

— Вы направляетесь в роту номер NNN, — говорит мне военком. По военно-учётной специальности «помощник пулемётчика». Вот ваш билет на поезд.

Дислокация моей новой части находится за Амазонкой, в районе бывшей Базы армии, разрушенной ядерным взрывом. Отправляюсь на жд-вокзал. Железнодорожное строительство началось тут до войны. Но два из центров, которые надо было соединять «железкой», Демидовск и База, были уничтожены. Снимая рельсы со ставших ненужными путей, их использовали для строительства новой дороги, идущей от новой столицы, Берегового, на северо-запад, к границе с Московским протекторатом. Дорога тянется примерно по центру осваиваемой территории и является как-бы «хребтом» государства, вдоль неё создаются всякие производства. Было принято решение не концентрировать всё в одном месте, как прежде, чтобы нельзя было разрушить одним ударом. Вот недавно достроили авиасборочный, где будут пытаться делать самолёты с автомобильными двигателями.

Прибываю на вокзал, вернее, это ещё не вокзал в привычном понимании, а просто начало, ну или конец, скажем проще-край железной дороги. Один перрон построен, заходим с него в вагоны. Пока есть время до отбытия, прогуливаюсь вокруг. Рядом небольшая фабрика, там старые советские солдатские шлемы перештамповывают прессом, придавая им ниши для наушников современной солдатской гарнитуры.

Воссоздать металлургию и производство рельсов пока не удалось, хотя усилия к этому прилагаются. Поэтому рельсы дефицит и тому-подобное дефицит, остался ограниченный запас. Едем в коротком поезде, пыхтит маломощный паровозик, выбрасывая из трубы угольную черноту. Сколько паровиков успел выпустить демидовский завод — военная тайна, но понятно, что мало. К счастью, найдена альтернатива, способная частично заменить паровоз.

Для этого надо отловить самку рогача с детёнышем, подержать вначале в загоне, чтобы привыкла к близкому соседству людей. Потом её запрягают в вагон, а детёныша везут впереди на дрезине. Так она и привыкает к своему новому образу жизни в качестве транспортного средства. Несколько таких рогачей тащат полноценного размера поезд, хоть и не с высокой скоростью.

За окном вагона тянутся то казачьи поля, то различные заводики и фабрики. Стад крупных животных тут уже не видать, их сюда не пропускает забор Первого периметра, а тех, что были, уже отстреляли. Немного не доходя до Московского протектората, железная дорога поворачивает на запад и идёт вдоль границы. И пересекает, пройдя сквозь ворота форта-заставы, забор Первого периметра.

Здесь была начата, если так можно выразиться, экспансия Второго периметра. Ещё один забор, наподобие забора Первого периметра, тянется на запад до реки, параллельно железной дороге и границе. Это надежда страны на развитие.

После вынужденного послевоенного территориального отступления, укрепившись на основной территории, государство прилагает усилия к экспансии на запад, к рудным богатствам гигантской горной страны, лежащей за Амазонкой, а в далёкой перспективе и к западному океану. Стартовый капитал на это дают доходы от нефти. Нефть-матушка, нефть-кормилица. Здесь, как и в земной России, получается опять СССР, вот только тут я вижу, как страна развивается, а не погибает. Улучшенный СССР, а не ухудшенный.

Разрабатывались ещё, знаю, богатые месторождения золота, но там теперь радиация.

Тут из поезда бывают видны стада животных. Во Втором периметре для них оставлены находящиеся под наблюдением проходы, да и со стороны Московского протектората ограды нет. Эти стада не только дань экологии, но и запас мяса на крайний случай, охотиться на них тут запрещено. Желающие поохотиться выезжают за периметры в Дикую степь на свой риск и страх, или же в Московский протекторат, где местные власти начинают брать деньги за охоту.

Какое-то время спустя степь кончается и начинаются амазонские джунгли. Ощутимо повышается влажность, становится примерно как в бане, в окна начинают залетать какие-то местные кровососы-комарики, пугающие своими потенциально переносимыми неведомыми болезнями. Через 40–50 километров езды между двух зелёных стен леса поезд достигает реки, остановившись на насыпи среди болотистой, заросшей местности. Тут наплавной мост, к сожалению, не железнодорожный. Раньше этот мост находился в другом месте, но после известных событий его переправили сюда.

Высаживаемся из поезда. Мост однополосный, машины едут то в одну сторону, то в другую. По обеим сторонам настила моста пешеходные дорожки, пешеходы могут пересечь достаточно большое расстояние своим ходом. Путь тянется через несколько низменных островов, с оборудованными на них разъездными площадками для автомобилей, и может размыкаться на фарватере для прохода судов.

— Десять экю с пассажира за перевоз! Кто не заплатит, того сожрут!

Таксисты-перевозчики начинают рассказывать страшные истории, как из реки выскакивают всякие твари и утаскивают пешеходов себе на обед. Люди с опаской смотрят на реку, там и впрямь иногда мелькает какая-то живность. Идти пешком никто не решается. Размещаемся в машинах и едем, держа автоматы наизготовку.

Похоже, таксисты не так уж преувеличивают опасность, заманивая пассажиров в свои маршрутки. Недалеко от нашего грузовика некто крокодилообразный показывается из мутной воды и начинает лезть на понтон. На пляже ближайшего острова установлена укреплённая вышка, стрелок-часовой бьёт из неё незваного пришельца из противотанкового ружья. Такие укреплённые посты, похожие на маленькие замки, созданы на всём протяжении моста, на островах и прямо в воде, из реки торчат бетонные форты, защищающие как от пиратов, так и от хищников.

Этот мост не только транспортная инфраструктура, он ещё и укреплённая граница, пресёкшая свободное плавание речных пиратов, бандитов, ранее обычно поднимавшихся «на дело» вверх по течению аж до здешней Бразилии, и, соответственно, сплавлявшихся вниз с добычей.

Проезжая дальше, видим обследующий фарватер речной тральщик. Минная опасность существует, были случаи подрыва судов, а так-же крупных водных животных. В исламских странах южней залива считается хорошим тоном финансировать войну с неверными, поэтому здешние головорезы отрабатывают полученные деньги, приходится всё время быть начеку.

На противоположном берегу снова садимся в поезд. В этом регионе река делает гигантскую излучину, образуя как бы полуостров, на котором находится уничтоженная ядерным взрывом База. Северней этой Базы и проложена железная дорога, идущая с востока на запад, вдоль берега излучины, в предгорья.

Боковые стенки пассажирских вагонов здешнего поезда блиндированные, способные защитить от пуль и осколков. Тут из зелёного ада джунглей вполне может ударить вражеская автоматная очередь. Впереди блиндированного паровоза пара контрольных платформ, в поезде оборудованы огневые точки.

Дорога и густые заросли вокруг неё тянутся от моста километров на сто, потом «железка» кончается, а джунгли становятся реже, местность начинает повышаться. Здесь, можно сказать, «на передовой» страны, и находится моя новая воинская часть, которой суждено стать моим домом на какое-то время.

— Рядовой Кузнецов для прохождения службы прибыл!

Представляюсь по прибытии. И начинаются дни новой службы. Тут вроде как временная база, дальше в разных местах несколько уже разведанных месторождений железной руды. Продолжается геологоразведка, чтобы выяснить, за какое из них браться, где строить комплекс заводов. Старые, освоенные месторождения за Демидовском мало того, что далеко, так ещё и загажены специально «грязными» ядерными взрывами. Всё приходится делать по-новой.

Новобранцы, наслушавшись страшных историй о радиационных мутациях, с некоторым страхом поглядывают в сторону бывшей Базы. А о Демидовске рассказывают, что если приложить ухо к оставшимся ещё неразобранными рельсам, уходящим в мёртвый город, то слышно, как там продолжают работать на заводах призраки погибших жителей.

У нас в пулемётном отделении идут тактические тренировки. Я в основном таскаю короба с лентами к нашему достаточно старому, но ещё в хорошем состоянии ПК, а иногда и треногий станок к нему, превращая на позиции ручной пулемёт в станковый.

Но длится это у меня недолго, всего несколько дней.

— Рядовой Кузнецов, к командиру!

Вхожу в палатку.

— Рядовой Кузнецов! За ваши заслуги вы награждаетесь медалью «За достижения в области сельского хозяйства», а также повышением в звании и недельным отпуском! Поздравляю вас, ефрейтор Кузнецов!

— Служу Отечеству!

Командир роты протягивает мне руку, пожимает мою. Я лихорадочно пытаюсь сообразить, что всё это значит, может, меня перепутали с каким-нибудь сельхозказаком? Но из дальнейшего разговора выясняется, что никакой ошибки нет. Когда я впервые прибыл на мою новую родину, то проходил длительное собеседование перед поступлением на срочную службу. Тогда я и рассказал о применении для отпугивания здешней живности земной полыни, налаженном в православной обители отца Иоанна. Мой рассказ проверили, данные подтвердились, полынь решено было разводить вокруг полей и т. п. Так что награда оказалась заслуженной.

Выхожу из командирской палатки, раздумывая, что делать с этим неожиданно свалившимся отпуском. Но раздумья длятся не очень долго. Слышится вновь:

— Ефрейтор Кузнецов! К командиру!

Вхожу в палатку снова.

— Ваш отпуск временно отменяется. Только-что получен приказ, вы командированы для помощи в добывании посевного материала полыни в места её произрастания.

Неожиданно и здорово! Я немного уже успел соскучиться по тем краям, надеюсь, и с Леной удастся увидеться. Солдатские сборы недолги, на машине меня отвозят к находящемуся неподалёку полевому аэродрому. Присоединяюсь к группе из ещё нескольких солдат под командованием лейтенанта, назначенных в помощь ожидаемой тут экспедиции ботаников. Вскоре на наш аэродром прилетают и они, в СУ-80, российском самолёте с американскими двигателями. Интересно, как самолёты в этот мир протаскивают? Болтали, что тут до войны даже четырёхмоторные АН-12 были. Врут, наверно. Осуществляем посадку, присоединившись к экспедиции. Самолёт непривычного для обычного человека вида. Двухбалочный, посередине фюзеляж с опускающейся сзади широкой дверью-трапом.

Взлетаем. Знакомимся. Меня начинают расспрашивать, что там да как, ибо лишь я один из присутствующих в тех краях бывал, потому, собственно, меня туда и командировали. Делюсь знаниями. Перелёт долгий, с дозаправками. Хорошо, что кабина у СУ-80 герметичная, с микроклиматом.

Наконец, долетаем до области баз прибытия. Пилот связывается по радио с одним из наших фортов-заправок, узнаёт, что тут всё спокойно. Делает круги над разровненной недалеко от форта взлётно-посадочной полосой, и, убедившись, что всё в порядке, идёт на посадку. Посадка, это самое сложное и опасное в полёте, поэтому имеет место быть некоторый мандраж. Но всё проходит благополучно, садимся.

Высаживаемся из приятного микроклимата салона в здешнюю жару. Для нашей экспедиции уже подготовлены машины. Командирский джип и пара Лиазов, ощетинившихся круговой обороной бортовых стволов. Меня сажают в джип, показывать дорогу к полям обители.

Путь одолеваем без приключений. Рогачи, попавшиеся невдалеке, смотрят исподлобья на наши переваливающиеся на ухабах линкоры-Лиазы, пыхтят, но не нападают. Показываются полосы посадок полыни вокруг полей обители. Спрашивать разрешения на сбор посевного материала у хозяев никто не собирается.

Командир долго смотрит в сторону обители, нехорошо прищурившись, сплёвывает и говорит: «Руки чешутся на это быдло! Столько фермеров погибло за долгие годы, защищая свои посевы с оружием в руках, а этим наплевать. Ежели покажутся тут, не удержусь!»

Но, к счастью обитателей обители, они нас на замечают и не показываются. Ботаники с нашей помощью начинают добывать все эти ихние семянки. На ночёвку заезжаем поглубже в полынь. На окна Лиазов надеваются ставни, и мы погружаемся в сон после тяжёлого рабочего дня. Среди полыни нас никто не беспокоит.

Поутру отъезжаем восвояси. Когда добираемся до основной дороги и нашего форта на ней, я напоминаю о положенном мне отпуске. Мне его незамедлительно предоставляют. Счастливый, мчусь в гости к Лене.

Новость о свойствах полыни уже разносится по миру. В связи с этим мне, как главному герою, разрешают провести на базе прибытия весь мой недельный отпуск, Арам поселяет меня у себя в гостинице бесплатно, закармливает своими лучшими блюдами. Лена вся сияет, донельзя довольная тем, что среди её кавалеров оказалась такая знаменитость, и лишь Ебенезер Ленин устремляет из-за углов ненавидящие взгляды.

Оттягиваемся с Леной по полной. Купаемся в огражденной от хищников акватории, даже с аквалангом балуемся, хоть в ограждённой для купания территории особо не разгуляешься. Раньше мне не приходилось с аквалангом, оказалось-ничего сложного, для того, кто в комплекте номер один привычен нырять. Учавствуем в пирушках, устраиваемых в мою честь, ходим по спортзалам и стрельбищам. Катаемся по окрестностям на ленином «Джипе-Чероки».

Но увы, отпуск близится к концу. Выезжаем вдвоём с Леной на, видимо, последний загородный, а если говорить точнее, «забазный», пикник. Выбираем место для пикника на небольшом холме, хороший обзор вокруг, ради безопасности. Вокруг однообразная саванна, трава в основном съедена всё ещё многочисленными тут стадами, вон они маячат вокруг, но не близко к нам, к счастью. На территории протектората Русской армии таких стад не стало, трава вымахивает выше человеческого роста, видимость не то-что снижается, а, можно сказать, вообще исчезает. С этим стараются бороться разными способами, косят, пускают палы, ибо в этой высокой траве стали прятаться опасные хищники, охочие до домашнеё скотины и её хозяев, вследствие нарушения естественной хищникам пищевой цепочки. На них устраиваются всякого рода охоты, облавы, но опасность всё-равно остаётся.

Достаём из машины всё положенное пикнику, газовую горелку. Можно было найти, если хорошо тут поискать, дрова, обломки сломанных стадами кустов, аналоги земного саксаула и тому-подобное, но с горелкой проще, хоть, может показаться, и не так романтично, как у костерка. Газ в баллончики стали закачивать в районе конфедератского Форт-Ли, где было найдено месторождение.

И вот уже на горелке начинает посвистывать чайник. Завариваем, наливаем себе по большой кружке чая, Лена сыплет сахар, я предпочитаю без. Значительную часть купленного на корабле чая я взял с собой в армию, но он стремительно кончился, новые друзья помогли. Поэтому сейчас пьём купленный на базе. Постоянные жители баз прибытия тут что-то вроде «среднего класса», хорошо обеспеченные люди, поэтому к ним лезет множество всяческих поставщиков, конкуренция по качеству, но всё же с чаем мне повезло больше, купленный мной лучше. Но здешний тоже хорош. Зато свежайший творог, подвезённый этим утром с одной из ближайших ферм, вне всякой критики. Едим этот творог вместе с мандаринами, вручёнными мне Арамом, вкус получается неповторимый, и запиваем из своих больших кружек чаем, Лена сладким, я крепким.

Вдруг вижу тяжело переваливающийся на ухабах просёлка «Рейндж-Ровер». Не сразу вспоминаю, где эту машину видел. Да это же отца Иоанна, главы православно-казачьей обители! У Лены есть бинокль в машине, беру его, всматриваюсь. Салон «Рейндж-Ровера» битком набит сетчатыми мешками корнеплодов. Во как! Ничего умней не придумали, как на такой машине картошку со свеклой возить. Не похоже на отца Иоанна такое поведение. Вглядываюсь в водителя. Нет, это никак не отец Иоанн, фигура уж очень крупная. Да это ж Женя!

Вскакиваю в ленин «Чероки» и несусь наперерез. Радуемся встрече, обнимаемся. Начинаем обмениваться новостями. Женя ещё ничего не знает о распространении знания о пользе полыни. Рассказываю ему об этом. Он явно не задумывался раньше, какой важной тайной владеет община, и сколько земледельцев погибло, защищая свои поля от рогачей и прочего зверья без этой самой полыни. Всё это вместе взятое, вываленное на него сразу, повергает Женю в длительный шок.

— Если б я знал, неужели я стал бы скрывать! — В ужасе восклицает он, понимая постепенно ситуацию, понимая, что ему никто не поверит, в его простодушность, и что показываться на-люди обитателям обители теперь банально опасно.

Спрашиваю его, как дела в обители, чего это отец Иоанн свой джип под сельхозпродукцию отдал. Женя начинает сбивчиво отвечать.

— Отец Иоанн покойный? Его кости уж давно зверьё по степи растащило. Вскорости после того, как тебя выгнали, начался у нас тут большой кипеж. Ждали к нам в гости кого-то, какую-то большую шишку, то-ли олигарха с Земли, то-ли высокопоставленного священника в наш храм, не знаю. Понаехали охранники заранее всякие, секретари, мороки с ними было, ничего тут не знают. А гость этот, которого ждали, прилететь должен был по воздуху, воздушным транспортом. Да только не долетел. Случилось что-то в воздухе, пропал он. Ну все кинулись его искать, самолёты прилетели, и нас всех погнали на поиски. Искали долго, в том районе, где связь прервалась, ничего не нашли, улетел, видать, далеко оттуда. Отец Иоанн на своём Харлее показывал дорогу, как знающий местность, джипу с охранниками. Пришлось им проезжать мимо стада рогачей. Один из самцов вроде набычил на них, на джип, весь утыканный мигалками, им бы спокойно мимо проехать, да из джипа неопытные охранники стали из пистолетов по стаду стрелять. Вот всё стадо и бросилось в атаку широким фронтом. Джип перевернули, долго кувыркали, рогами истыкали, там один лишь выжил охранник. А отца Иоанна нашего на мотоцикле так сразу в землю и втоптали. Охранник, везучий, убрался потом оттуда, его подобрали, рассказал. Поехали мы останки искать для погребения, да там уж падальщики раньше успели, от отца Иоанна один мотоцикл остался, исковерканный, да наперсный крест.

Женя умолкает, передыхая и приходя в себя. Потом он продолжает рассказ. Рассказывает, как гости уехали и они в общине стали решать, как жить дальше без хозяина. Долго спорили, так ничего и не решили, напились, теперь уже бесконтрольно, и завалились спать. А ночью самые ушлые казаки грабанули закрома отца Иоанна, где было много чего ценного, и ушли поутру из обители, на свой страх и риск. Ушли пешком, потому-что уехать было не на чем, джип тогда был разобран для ремонта, оттого он и сохранился в обители. Женя попытался вмешаться, но его, пьяного, стали бить по голове прикладами, вырубили, хорошо не пристрелили.

Потом жизнь общины кое-как наладилась. Ещё несколько человек хотели покинуть её, но потом передумали, так как идти им, совсем неопытным в этом мире, ранее ведомым хозяином, отцом Иоанном, было особо некуда. Женя починил джип и естественным образом стал главой общины, так как только он ранее имел опыт торговли с Арамом на базе прибытия и знал, куда ехать и что делать. Но теперь путь к Араму закрыт. Арам больше всех горячился, когда узнал о том, как долго скрывалась тайна полыни, обещал обитателям общины все свои шампуры и раскалённые мангалы в одно место запихать.

Знакомлю Женю с Леной, рассказываю ей о произошедшем, и вместе начинаем думать, как помочь Жене. После некоторых размышлений решаю поговорить со своими командирами. Так и поступаю.

Добравшись до командования, рассказываю о сложившейся ситуации. Объясняю, что прежнего владельца, отца Иоанна, больше нет, и самые отъявленные негодяи покинули общину, остались лишь самые малоактивные, заслуживающие сочувствия неудачники. Ручаюсь за Женю лично. В перспективе-поставки сельхозпродуктов действующим в этих краях патрулям Русской армии по сниженным ценам и готовая база, для отдыха, тренировок, под госпиталь, да мало-ли подо что может понадобиться такая база, хоть она и далековато от привычных дорог находится.

Командование принимает всё это к сведению, отправляет полученную информацию другому командованию, и так далее. К счастью, не очень долго приходится ждать ответа. Получен положительный ответ. И меня отправляют в очередную командировку, опять как знатока местных условий.

Несколько дней, понадобившихся для принятия решения, Жене позволили жить в форте-заправке. Теперь он продаёт свои корнеплоды, и мы едем за его «Рейндж-Ровером» в обитель.

Мы-это я и приданные мне три бойца на ленином джипе. Меня временно назначили командиром отделения и поставили задачу обозначить наше присутствие в обители. Создать, так сказать, первый официальный контакт. Ну я и создал контакт, как смог.

Сначала нам выдали много повидавший «уазик», с почти не пружинящими рессорами, Лена, прокатившись с нами, сама попросила её машиной воспользоваться. Вон и акваланг в джипе лежит, если будет время-навещу своих друзей бронебобров.

По пути, проехав уже больше половины, Женя высовывает руку в окно и на что-то показывает. Вглядываюсь в сторону от дороги-вижу обломки мотоцикла и кузов раздолбанного джипа, понимаю, что это место трагедии.

Въезжаем в обитель, выходим из машин. Ко мне направляются два перегарных казака. «Смотри-ка, прелюбодей нарисовался!» — восклицает один из них, указывая пальцем второму. Бью ему в ребра, с переломами, ребром стопы. Новичков в карате учат бить удар ногой вбок (ёко-гири) из стойки, когда задняя нога сначала выносится, как можно выше задирая колено, на противоположную сторону тела. Я же бью по своему, с передней ноги, ради увеличения быстроты, и хлопаю, толкаю рукой по бедру бьющей ноги. Когда по мышце резко хлопают, она сокращается, этим часто пользуются боксёры, вроде бы несильно касаясь бицепса бьющей руки противника, но удар от этого теряет силу. В моём же случае всё наоборот, я хлопаю по разгибателю ноги, и ещё и толкаю вдогон ногу, увеличивая силу удара. Быдлоказак корчится на земле. Лучше получается, когда таких сразу воспитываешь грубой силой, слов не хотят понимать.

Второй собирается броситься в атаку. На него применяю свою излюбленную «двойку» уракен+цки. Уракен (ещё его называют дзюн-учи) наносится кулаком от противоположного бьющей руке уха. В результате обычно противник ставит неправильный блок рукой, поднимая руку с той стороны, с которой летит уракен. И в результате открывает корпус, в который влетает уже основной подготовленный удар, коши-цки от пояса.

С основного удара рукой, прямого, начинается обучение новичков в карате, и этот же удар тренируют мастера всю жизнь. Новички недооценивают «подработку» бедром при ударе рукой. Для устранения этого недостатка новичков ставят во фронтальную стойку (шизентай, киба-дати) перед стеной, желательно не очень твёрдой, и говорят им бить несильно кулаками стену, от пояса. После того, как они привыкнут к ощущениям силы удара, говорят слегка вильнуть тазом, как-бы выбрасывая кулак с него. При этом опыте нужна осторожность.

Но вернёмся к нашим баранам. Мой первый удар, уракен, не был в этот раз блокирован, и выбил кровавые сопли и дополнительную порцию перегарной вони из опухшей морды. Следовало ожидать, что такой противник не успеет среагировать. Второй удар от бедра («коши» по-японски значит «бёдра») нагнал начавшее падать тело в полёте и сокрушил рёбра и этому.

Другие обитатели обители пассивно стоят и смотрят. Сзади меня страхуют мои бойцы с автоматами наизготовку. Женя в растерянности машет руками, не зная, что делать, и тоже так ничего и не делает.

Наступает время разговоров. Мы с Женей объясняем местным обитателям ситуацию. Те ужасаются, и придя в себя признают, что теперь им без Русской армии никак не выжить. Контакт создан. Один из побитых уже лезет ко мне, держась за поломанные рёбра и протягивая стакан какой-то бурды. Посылаю его и ухожу по своим делам. Проверяю, как тут размещаются мои бойцы, всё нормально, решаю отправиться в гости к бобрам, пока есть время. В обратный путь отправимся завтра.

Еду на ленином джипе, мимо полей и защитных полос из полыни. Я помню, что где-то здесь была промытая когда-то потоком воды расселина, попытаюсь влезть по ней на обрыв. Для того, чтобы идти через реку с ядожабами, у меня нет моего доспеха, а чтобы влезть на обрыв как последний раз-нет лестницы.

Добравшись до расселины, лезу по ней вначале своим наработанным способом, «двумя палками». Упираю палку наискосок, становлюсь на верхний край, потом на вторую выше, переставляю первую и т. п. Расселина внизу узкая, вверху расширяется, но поднявшись, получаю возможность перекинуть верёвку с грузом через боковой угол. Затягиваю верёвку широкой петлёй, влезаю уже по ней, потом втягиваю акваланг.

Бронебобры явно узнают меня. Сначала я показался им без акваланга, чтоб не испугались, или, наоборот, не разъярились, кто их знает. Мой последующий заплыв с аквалангом привёл их в восторг, кажется. Когда они возбуждены, хлопают хвостами по воде. Ну, я тоже ластами похлопал, что им очень понравилось.

Умные они всё-таки какие. И шустрые, когда надо. Вон, смотрю, добывают себе летучего падальщика. Привязали на верёвке дохлую ядожабу на берегу. Падальщик спланировал, начал падаль дёргать, пытаясь оторвать. Тут со склона бросается бронебобр, не просто бежит, что им трудно, а катится кувырком, свернувшись в костяной шар в своей броне. Падальщик не успевает взлететь, бобр в последний момент разворачивается и набрасывается, падальщик сопротивляется, конечно, но пробить, прокусить защитные щитки не в состоянии.

Решаю вначале проверить сохранность спрятанного в пещере дельтаплана, а уж потом поисследовать озеро. Когда был тут прошлый раз, нашёл всё-таки время выволочь мотодельтаплан из воды и затащить его в нишу в стене пещеры, дальше от мест обитания ядожаб. Тут его и нахожу, как оставил, бобры не тронули, видать, благоговейно отнеслись, раз высшее существо, то есть я, тут его оставило.

Ну что ж, теперь можно и поисследовать подводные окрестности. А это что такое? Разглядывая настенную живопись бобров, вижу необычайные мотивы. Про себя и Памелу Андерсен я уже видел, а вот тут другие ещё. Вот бронебобры обступили лежащего навзничь человека и один бобёр будто-бы целует его в губы взасос. Однако.

Вот следующая картина, бобры под водой тащат куда-то человека, при этом не давая ему захлебнуться. Дальше-картина, изображающая какой-то зал, где на возвышении сидит этот человек, а вокруг поклоняющиеся ему бронебобры, несущие свои дары, сушёных жаб и водоросли.

Рассматриваю ещё подобные картинки, и начинаю понимать. Речь идёт о пилоте дельтаплана, который, как я считал, погиб, а тело его унесло течением к ядожабам. Теперь же, как понимаю, бобры откачали его искусственным дыханием и куда-то утащили.

Надо б поискать его, вдруг ещё жив и тут где-то не может выбраться? К счастью, ищу не вслепую. Удаётся знаками разъяснить бобрам, чего я хочу, и они показывают мне дорогу. Плывём к середине основного озера. Там из воды торчит небольшой вулкан, давно потухший. Подо мной колышется разноцветный ковёр из водорослей, хорошо им тут, водорослям, мелководье, много солнца и остатков органики. Разителен контраст между пустынной растительностью берегов и богатой донной. Внезапно начинает темнеть, краски становятся тусклее, это мы подплыли под водой к склону древнего вулкана, закрывшего солнце. Обращаю внимание на то, что некоторые водоросли фосфоресцируют, подчеркивая краски вокруг. Бобры указывают мне путь в, казалось бы, склон подводной горы, но покрытые растительностью камни расступаются и мы вплываем в узкий проход в стене вулкана.

Поначалу кажется, что тут темно, но глаза быстро привыкают и различают светящие водоросли по стенам природного тоннеля, эти водоросли тут явно искусственно прикреплены бобрами. Да и ещё нацарапанные барельефы, прямо художественная галерея каменного века. Плывём недолго, тоннель короткий.

Всплываем на поверхность воды посреди маленького озерца, находящегося в кратере бывшего вулкана. Отвесные стены уходят высоко вверх, контрастно очерчивая кусочек неба. Оглядываюсь вокруг.

Суши здесь мало, по краям озерка. А вон и грунтовая куча, похожая на ту, что была изображена на бобровом рисунке, только сверху этой выдавлено, или выкопано как-бы сиденье, превращающее её в кресло-трон. Под явно человеческий зад, бобрам так сидеть неудобно из-за хвоста.

Из-за этой кучи грязи с троном сверху на меня кто-то смотрит. Поняв, что замечен мною, смотрящий вылезает из-за кучи и делает шаг навстречу. Это маленький старичок, с трудом шагающий. Глубокие морщины на асимметрично перекошенном лице, обвисшие щёки. Волосы какие-то невообразимые. Частью седые, частью нет, русые, понимаю не сразу, что это искусственно вживлённые пряди синтетического волокна. Краска с седых волос облезла, кое-где ещё видны её следы. Спереди, надо лбом, он вплёл светящие водоросли, чтобы видеть тут ночью. Одет в какой-то белый балахон, выглядит, будто мощи в саване, даже страшновато вначале. Руки трясутся, но взгляд острый, цепкий. Речь быстрая, деловитая.

— Вы меня ищете? — Спрашивает.

— Да. — Отвечаю.

— Кто вы?

— Ефрейтор Кузнецов, Русская Армия.

Он старается скрывать эмоции, но всё же замечаю, что «Русская Армия» ему не понравилось. Долго смотрит, стараясь смутить, потом спрашивает.

— Что вы хотите за спасение меня отсюда и предоставление мне свободы? Мои покровители отблагодарят вас!

— Ничего не хочу. — Отвечаю. Что я вымогатель, что ли? Не стану унижаться, хоть бы это и богатый олигарх был, или кто он там.

Старичок не так, видимо, понимает, думает, что я не хочу его освободить. Его начинает бить дрожь.

— Гаага или нет? — спрашивает. О чём это он? Стараюсь его успокоить, он, похоже, ещё и не в своём уме. Стараюсь отвлечь его от его мыслей, перевести тему.

— А вы отсюда сами не пытались выбраться? — Спрашиваю.

— Пытался, но склоны тут крутые, сорвался, расшибся. Мне постоянно лекарства нужны, сами видите, во что лицо превратилось без ботокса и прочего, здоровье совсем на грани.

— Вы успокойтесь, я вас вытащу отсюда. Вы с аквалангом плавали когда-нибудь?

— Я древнегреческие амфоры со дна моря доставал!

— Отлично! Я вам дам свой акваланг, а сам с ластами пронырну, тут не особенно далеко.

— Что меня ждёт потом? Сразу возьмут под стражу?

— Да вы успокойтесь, всё нормально!

— Вы так и не ответили, что вы согласны потребовать за моё освобождение. За мной ресурсы самой большой страны мира, в которой ещё много осталось!

Вот его тут нахлобучило-то в одиночестве, совсем с ума сходит. Сколько ж он тут просидел? Бобры ему сюда таскали еду, убирали за ним. Ресурсы страны у него, хм. Вот мания величия-то стебанула, небось сейчас скажет ещё, что Наполеон. Что же ему такое сказать, чтобы он успокоился? Первое, что в голову пришло.

— Нашей Русской Армии нужен железнодорожный мост через здешнюю Амазонку, у нас наплавной автомобильный есть, а вот железнодорожного нету.

— Не вопрос! Будет! Ещё чего?

— Ещё чего? На ваше усмотрение, как сами решите, так и отблагодарите.

Разговор продолжается ещё какое-то время в том же тоне, потом я даю старичку акваланг, рассказываю, куда плыть. Сам решаю нырнуть первым. Вообще-то, не рекомендуется нырять в режиме апноэ после акваланга, чтобы не «словить» ДКБ (декомпрессионную болезнь, из-за повышенной насыщенности крови азотом), но я глубоко не погружался, буду осторожен. В тоннеле, чтобы лучше видеть, выдыхаю немного воздуха в сложенные козырьком над глазами ладони, смотрю через образовавшуюся воздушную линзу. Всё проходит нормально. Дожидаюсь, когда всплывёт с аквалангом мой спутник. Вокруг бобры торжественно хлопают хвостами по воде.

Постепенно добираемся до машины. Старик немного успокаивается, видя, что его никакие воображаемые враги не заковывают в кандалы. Объясняю ему, что дальше.

— Довезу вас до одного здешнего поселения, там хорошая радиостанция, свяжемся с вашими близкими, и всё нормально будет.

В обители, посмотрев на моих бойцов со знаками Русской Армии, на измученные алкоголем и нервотрёпками лица казаков, старик опять начинает трястись. Он явно боится, что народ его станет линчевать. Добираемся до радиостанции. Мой спутник начинает налаживать связь. Ишь ты, какой шустрый оказался! Намного лучше меня разбирается в радиотехнике.

Наладив связь, он начинает разговаривать на малопонятном мне специфическом жаргоне, с кодовыми словами. Удаётся понять лишь то, что он объясняет потребность выкупать его из неволи. Вот такого расклада я никак не ожидал и не хотел. Меня теперь примут за похитителя этого старика? Но вмешаться не успеваю, да и не решаюсь от неожиданности.

После сеанса связи мой «пленник» просит поесть. Он сильно изголодался по человеческой еде, питаясь у бобров вялеными жабами и тому-подобным, а я впопыхах и не успел сам сообразить покормить его. Прошу Женю покормить гостя и потом предоставить спальное место, ибо уже вечер. Вскоре ложусь спать и сам.

Утром просыпаюсь от чьего-то крика «Нас окружили!». Выбегаю во двор, взбираюсь на контейнеры, из которых построена окружающая обитель стена. Осторожно выглядываю из стрелкового гнезда наверху. И правда, обитель окружена войсками, которые, впрочем, не пытаются совершать агрессивных действий. Ежели не считать агрессией сам факт окружения и нацеленные на нас стволы. Вглядываюсь-это войска Ордена. Вот у меня на глазах прибывает бронетехника и наводит свои пушки на нас. И по прежнему никаких больше действий, ни ультиматумов, ничего такого. Никто из окруживших не пытается начать переговоры.

Догадываюсь, что всё это связано с этим противным стариком. Что это за кашу я случайно заварил? Похоже, устроил какой-то международный скандал. Вспоминаю, что я теперь всё-таки не частное лицо, а военнослужащий, а значит, надо связаться со своим командованием и доложить. Бегу в радиорубку.

Выхожу на связь, начинаю докладывать. Командир вдруг прерывает меня на полуслове.

— Постой, постой! Так это ты тот самый ефрейтор Кузнецов?

— Какой «тот самый», товарищ командир? Вы же меня знаете.

— Тут вся база прибытия на ушах стоит и все наши вблизи находящиеся воинские отряды тоже. Нам сообщили из Ордена, что пришла по телепортации «посылка ефрейтору Кузнецову, Русская Армия», и мы должны её получить. Ну, мы начали посылку получать, раз дают, и вот до сих пор получать продолжаем, всем имеющимся вблизи личным составом. Доложи, что всё это значит!

Докладываю всё, что знаю, командиру. Ситуация начинает проясняться. Этот старый сморчок, которого я вытащил, и правда оказался какой-то крупной «шишкой» на Земле. Ошибочно решив, что его удерживают ради получения выкупа, стали передавать сюда по телепорту этот самый выкуп, который назвали «посылка ефрейтору Кузнецову». То есть мне. Посылка эта представляет собой НАПЛАВНОЙ УНИФИЦИРОВАННЫЙ ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНЫЙ МОСТ-ЛЕНТА МЛЖ, несколько лет назад принятый на вооружение инженерных войск России. Проще говоря, это множество здоровенных понтонов, соединяемых друг с другом, количество их подогнано под потребность постройки наплавного моста через Амазонку. В ширину мост состоит из шести понтонов, на двух средних находится по заглублённому в настил рельсу, что позволяет автомобильной и гусеничной технике передвигаться по мосту, когда по нему не идёт поезд. Ограничений по весу железнодорожных составов нет, выдерживает столько же, сколько и обычный жд путь. Длина одного понтона 11, 5 м. На крайних понтонах по три якоря. Для соединения с береговым жд-путём существует специальная конструкция.

Также в комплекте присланы катера-толкачи. Они должны доставлять на место сползшие в воду с грузовиков понтоны. Вот только грузовиков таких мало, из-за этого всё тут, как говорится, и «стоит на ушах». Поступающие из телепорта понтоны и катера отвозят недалеко от базы прибытия и сгружают пока просто на землю, не решив ещё, как транспортировать их дальше.

Так проходит много часов. Наконец, поступает сообщение, что приём «посылки ефрейтору» окончен. Из окружающих обитель войск выезжает длинный чёрный микроавтобус с чёрными же непрозрачными окнами, подъезжает к воротам. Мы открываем ворота, машина въезжает внутрь. Провожаю нашего «пленника» к ней.

У открытой двери в чёрное нутро автомобиля он оборачивается ко мне.

— Я обещал вам отблагодарить вас, что ж, сделаю это. За то, что вы сделали, ни вас, ни ваших друзей никто не будет преследовать, вам ничего не грозит за моё похищение.

С этими словами старичок в своём белом саване погружается в привычную ему черноту машины, дверь закрывается, оставляя меня стоять одного, обалдевшего от такого прощания. Микроавтобус отъезжает, окружающие обитель войска постепенно тоже начинают уезжать.

Докладываю командованию об обстановке. Получаю приказ возвращаться на базу-заправку. Никто ещё толком ничего не осознал, правительство в Береговом пытается понять, что это устроил ефрейтор Русской Армии Кузнецов.

Едем в часть в ленином «Чероки». Окружающие обитель войска ордена уже убрались, лишь вся степь вокруг изъезжена. Дорогу они тоже подубили, приходится больше, чем раньше лавировать среди рытвин и колей. Вот показались останки трагедии, в которой погиб отец Иоанн. Решаю поглядеть поближе, заодно и отдохнуть от тряски на ухабах.

С исковерканного джипа местные уже всё ценное сняли, остался лишь истыканный рогами мятый кузов. Подхожу к «Харлею». Переднее колесо исковеркано копытами, вилка тоже, фары не видно, наверное её забрали, похоже, что и инструменты и всякую мелочь, что обычно с собой возят, вытащили, иначе б они тут лежали рассыпанные. Бак оторван и валяется поодаль.

Осматриваю двигатель, основное всё цело. И трансмиссия цела, и заднее колесо, лишь проткнута или прокушена широченная «харлеевская» шина. Подростковые неудовлетворённые мечты начинают всплывать из глубин моей психики. Нееет, я не могу бросить это тут! А если серьёзно? Даже если я не смогу восстановить этот «байк», то эти останки всё-равно что-то стоят. Пользуясь служебным положением, прошу бойцов помочь затащить железо в «Чероки».

Вернувшись в часть и доложив, как положено, еду возвращать Лене её джип на базу прибытия. Вот там меня и берут в оборот. Солдаты с оружием наизготовку задерживают меня и отводят в помещение, битком-набитое всякими людьми. Из них всех узнаю только начальника базы, но его сразу выгоняют вон за дверь, как щенка. Серьёзная, выходит, компания подобралась. Есть русскоязычные, но большинство англоговорящие. И начинается допрос. Мне объясняют, что меня обвиняют в похищении человека, что для меня плохо кончится, если подтвердится. Стараюсь оправдаться. Мурыжат несколько часов. Крутые психологи, и так, и этак напрягают, аж пот ручьём льёт. Наконец, уверившись, что никакого похищения не было, оправдывают. Но с базы выставляют незамедлительно. Плетусь в часть, выжатый, как лимон.

Следующие несколько дней участвую в авральных работах по перемещению «посылки ефрейтору». Побережье вблизи базы прибытия не узнать, всё заставлено «коробками» понтонов и толкачами, изъезжено, перепахано глубокими колеями. К берегу подходит один из наших двух небольших танкеров, «посылку» будут перевозить на них. Начинаем затаскивать на них понтоны, доводится и мне их потолкать катером от берега к кораблю, к счастью, волнение на море не сильное. Танкер шёл по своему запланированному маршруту, развозя топливо по фортам-заправкам, когда его перепрофилировали в сухогруз для перевозки моста, поэтому не доставленное по предыдущему плану топливо переливается в остающиеся пока тут понтоны, которым придётся пока послужить большими канистрами.

Танкер-сухогруз поднимает якоря и ложится на курс, к далёкому Береговому, меня-же оставляют тут, на прежней должности «помощник пулемётчика». Вот только пулемёт в моём новом отделении не ПК, как в прежнем, а американский крупнокалиберный Браунинг М2. Обычно он установлен на крыше джипа, на котором мы ездим, патрулируя дорогу и её окрестности, но бывают и другие варианты. Например, прикрывали позицию снайперов.

Самое удобное место для засады вблизи русской базы прибытия, это гряда метров 3–4 высотой, длинный холм, тянущийся вдоль дороги. За ним легко скрывается машина нападающих, а сами нападающие легко маскируются у гребня холма, просматривая и простреливая дорогу. Поэтому большинство тех из новоприбывших, кто решил вести жизнь «волков трассы», устраивают свою первую (и последнюю) засаду именно здесь. Русская Армия ведёт тут наблюдение с помощью веб-камер, скрытно расположенных по окрестностям.

Заметив организацию засады, наши бойцы скрытно выдвигаются по ходам сообщения на заранее подготовленные позиции в тылу нападающих. С веб-камер ведётся видеозапись ради сбора доказательств для последующих юридических разборок. На одном из флангов «засадников» из гнезда-ячейки поднимается чучело мента и начинает вещать через громкоговоритель приказания сдаться, бросить оружие и выходить с поднятыми руками. Бывает, что и сразу сдаются. Тогда сдавшиеся направляются на суд в Орден, а наши бойцы собирают трофеи.

Но нечасто обходится без стрельбы. Многострадальное чучело мента начинают решетить пулями. Тогда в дело вступают наши снайперы, аккуратно отстреливая обложенных «волков». Другие бойцы, в том числе и мы со своим пулемётом, лишь прикрываем снайперов от возможной атаки на их позиции, не стреляем, чтобы не повредить случайно машины и другие будущие трофеи. В километре сзади находится даже заглублённая позиция миномётчиков, но им пока ни разу не пришлось стрелять, снайперов обычно бывает достаточно.

После начинается сбор трупов, трофеев, а также латание тушки мента жестью. Премии за обезвреженных бандитов не выдаются у нас участникам, а направляются в общий фонд части, из которого потом закупается этой части потребное и т. п. Трофеи-же делятся между служащими-добровольцами, мне, как и другим срочникам, ничего не положено.

Такие ловушки-засады контролируются и даже специально создаются для «удобства» преступников на всё большей территории, везде, где действуют отряды нашей армии, действующие обычно в статусе ЧВК.

После одной из подобных операций вижу у бойца-контрактника доставшийся ему трофей, Винчестер модели 1894, выпускавшийся вплоть до 2006 года, весьма известный. 30–30 Winchester, называемый часто по этому используемому патрону, хотя он изготовлялся и под другие калибры тоже. Патронник его пробит, искорёжен пулемётной пулей. У меня возникает идея.

Владелец трофея легко соглашается дёшево продать мне его. Потом, в одной из мастерских, где в большом авторитете мой, можно сказать, друг, Пронька, этот искалеченый патронник отпилят от ствола, на задней части гранёного ствола снаружи, обточив, нарежут вновь резьбу, которой ствол ввинчивается в ствольную коробку, а патронник расточат внутри под новый, только не под прежний патрон, а под более короткий нагановский, того-же калибра. И я смогу использовать дешёвые, покупаемые гражданами по талонам патроны нашего производства.

У винчестеров подствольные магазины, в которых патроны упираются пулями в донца впереди находящихся. Из опасения инициирования капсюля головкой пули, подобное оружие часто делалось под патроны кольцевого воспламенения, а патроны воспламенения центрального делались с сильно закруглённой пулей. У Нагана пули полностью утоплены в гильзу, что исключает касание капсюля, и фланец гильзы тоже выступает наружу, как и у родного патрона Винчестера, что поможет проще переделать выбрасыватель.

Так без особых приключений проходят несколько месяцев моей срочной службы. Проводки конвоев, патрули и «секреты» перемежаются учебной подготовкой и краткосрочными отпусками. Довелось поучаствовать и в необычном, неприятном для меня деле. Убив несколько хищников из тех, что охотятся на рогачей, бойцы охотничьей команды порубили их на куски и раздали эти куски нам, чтобы мы их понавешивали на свои машины. После, развернувшись широким фронтом, мы медленно поехали на громадное стадо рогачей с наветренной стороны. Почуяв запах своих смертельных врагов и увидев нас, стадо сбилось в оборонительный круг с самцами по краям. Мы приостановились. Если б мы поехали дальше вперёд, самцы кинулись бы в атаку и снесли нас. Но мы задавили их психологически. Постояв немного, рогачи стали отступать от нас. Что и требовалось.

Постепенно стадо оттеснили в межхолмовую долину-овраг с заранее эскарпированными склонами в тех местах, где из неё можно было раньше выбраться. Остававшуюся открытой сторону перед нашими машинами мы перекрыли переносными «рогатками» с длинными остриями в сторону стада. А сзади нас уже подъезжал передвижной консервный завод на грузовиках. После нашего отъезда рогачи будут подходить к забору и, оценив острия направленных на них копий, уже не решатся ломиться напролом. И дальше их будут постепенно, одного за другим, «изымать» из их последнего пристанища и отправлять на завод.

Таких передвижных заводиков существует несколько. При надобности они могут вместо тушёнки и других консервов изготовлять ручные гранаты типа РГ-42, наполняя взрывчаткой банки, как с готовыми осколками, так и без, и с другим снаряжением тоже, дымовые, химические, осветительные гранаты.

К концу срока службы меня повышают в специальности до пулемётчика, а в звании дорастаю до младшего сержанта. Раздумываю, чем буду заниматься дальше. Может, податься тоже в контрактники? Они ведь помимо всего, занимаются ещё и всяким мелким бизнесом, торговлей, прям как стрельцы в допетровской России. Кто на что способен. Покупают, например, производимые у нас гранаты оптом, ящиками, потом распродают в розницу там, где служат. Раньше хорошо патронами торговали, до войны, но производство ходовых за границей патронов накрылось при бомбардировке. При проводке конвоев свой товар можно за счёт Армии возить, топливо халявное, вот и развивается постепенно «купи-продайка». Но сначала надо будет насчёт недвижимости, жильё-ж дадут какое-никакое, халява.

По поводу произошедшего в обители меня вызывали на разговор, прямо говоря-на допрос. Командир части отозвал меня из патруля, отвёл в затемнённую комнату в форте и оставил наедине с неведомым собеседником. На письменном столе горела лампа, рассеивая свет в мою сторону и делая совершенно невидимым собеседника. Невидимый полдня мурыжил меня, расспрашивая обо всех мелких подробностях, пытаясь подловить на несоответствиях. Так и не подловив, отпустил, ничего не объявив, расстреливать будут или награждать.

После я спросил командира, кто это был такой. Но командир и сам не знал. Прибывшие предъявили мандат с печатью Тайного Совета. Как положено по инструкции безопасности, командир связался по сети с секретариатом Тайного Совета, оттуда подтвердили полномочия инкогнито прибывших. В особых случаях, бывает, ещё делают химический анализ чернил, которыми нанесена печать, и отсылают данные в секретариат для проверки. Состав бывает в разных случаях разным.

Тайный Совет-это главный властный орган в стране, большинство входящих в него людей неизвестны, оттого он и тайный. Тайный Совет назначает и снимает с должности отраслевых министров, комиссаров, сам не даёт отчёта никому.

Ну и вот, наконец, я отправляюсь в свой последний рейс. Мне подбирают место в конвое, после очередного отпуска, конвой формируется, как чаще всего бывает, в Порто-Франко. Надо ждать ещё несколько дней в гостинице на Главной улице, при представительстве своей страны. Тут теперь два разных представительства, после признания того, что Россия не единая. Московское, или, как тут часто говорят, Нью-Московское, государство, и наше, окраинное. Окраина европейской цивилизации, у края. Или украина? Хм.

Дежурный в гостинице, сержант (кто-бы сомневался, военные у нас везде), отводит мне койку в четырёхместном номере. Занята, правда, только одна койка, помимо моей.

Наше представительство правильно было-бы назвать, наверное, «вербовочный пункт». Тут стараются побеседовать с как можно большим количеством новоприбывших, выявить подходящих и пригласить их на жительство к нам. Не только с русскими, а вообще со всеми подходящими. Здесь многие страны так поступают, у кого большие, малонаселённые территории и есть куда развиваться.

Вот и мой сосед по номеру такой, отец многочисленного семейства, которое теперь будет заселять наши пустыри. Поселили их раздельно, четырёх его дочек и молодую жену в женском номере. Сам он музыкант. Начинает, конечно, сразу приставать ко мне с расспросами, что здесь да как. Рассказал ему, что мог, утомил совсем меня. Выбираюсь из номера в столовую. Но он и там не отстаёт. Смотрю, за одним из столиков сидит давешний сержант, видать, сменившийся с дежурства. Переложу-ка на него часть утомившего общения.

— Приятного аппетита!

— Спасибо.

— Разрешите за ваш столик присесть?

— Пожалуйста.

Сажусь к нему, набрав на поднос еды по талонам. Музыкант тоже, конечно к нам. Внимание привлекает видимый в окно столовой фасад дома через улицу напротив. Привлекает внимание тем, что над входом нарисован краской жёлто-голубой флаг.

— Это что, украинцы?

— Да, они. Наши представительства в последнюю очередь созданы, поэтому и рядом оказались.

— Так у нас тут теперь и Украина есть?

— Нет, вот чего нет, того нет. Только представительство. С помощью Ордена его создали под заселение и освоение какой-либо территории, но что-то никак с этим. Предпочитают возле кого-нибудь ещё пристраиваться. Но для Ордена стараются верность доказать, «антимоскальские» демонстрации проводят, «Мазепа взошла над Бандерой».

— Чего-чего?

— Ну, это государственный гимн у них тут такой. Идеология у них, основа идеологии-антирусскость, за это им и помогают, денацификация, дерусификация. Не хотят «по-москальски» Луну Луной называть, а Землю-Землёй. Переименовать решили, Луна-Мазепа, Земля-Бандера.

Мы с музыкантом приумолкли, дивясь на услышанное. Разговор прерывает появление его семейства в столовой. Четыре дочери возрастом от десяти до шестнадцати и жена-мачеха, с которой дети явно не очень. Столики в столовой четырёхместные, как и номера в гостинице, девки сразу занимают свой, а жена садится к нам.

Тут вдруг сержант выясняет, что я и есть тот самый «ефрейтор Кузнецов», правда, теперь уже младший сержант, герой полыни и моста, и всё внимание присутствующих в столовой переключается на меня. Начинают наливать, кто водку, кто компот.

По прошествии подобным образом нескольких дней конвой, наконец, заканчивает формирование и я вхожу в его состав. Не по своей прежней ВУС «пулемётчик», а как оператор, вернее помощник оператора по бортовой электронике в достаточно сильно набитом всякой-всячиной Лиазе. В основном слежу за тем, что показывает экран от беспилотника, вьющегося на дежурном наблюдении вокруг.

Отбываем из Порто-Франко привычным маршрутом. Мне уже приходилось добираться до здешней России подобным рейсом. Длительное и тяжёлое мероприятие, особенно для водителей. Хорошо, что тут много народу и есть возможность подменять друг-друга. Доводится и мне порулить нашим Лиазом. И не только им. Проводящим конвой военным иногда приходится отправляться в «местные командировки». Это когда кто-нибудь из подопечных гражданских так выматывается, что не может вести машину. Тогда за руль его машины приходится сажать бойца, а владелец тем временем дрыхнет.

Вот и этот новый знакомый музыкант, жена у которого машину не водит, устаёт и просит, естественно, чтобы я порулил, других знакомых у их семьи тут ещё нет. Командование меня «командирует» в его длиннобазовую «Ниву-Бизон». Машина тяжело нагружена, что здесь естественно, шумная, выматывает сильно, особенно не профессиональных водителей.

«Нива» не новая, нынешний хозяин-раздолбай не следит за ней, и она вскоре начинает барахлить. И это, что в этих местах не редкость, плохо кончается.

На подъезде к Рио-Гранде наш конвой начинает окружать сплошная трёхметровая стена сухой травы. Гигантские прежде стада травоядных тут, в окрестностях Нью-Рино, истреблены, траву никто не сжирает, трава высыхает и потом часто загорается. Вот и теперь нам приходится проскакивать мимо пожара к безопасному месту у реки. Беспилотники разведали ситуацию, мы можем проехать с относительно небольшим риском. Трава и кусты горят с правой стороны от дороги, ветер дует от нас, со стороны дороги на пожар.

И всё-бы обошлось, но на «Ниве» лопается перегретое переднее колесо, её бросает с дороги прямо в огонь, где мотор глохнет. Музыкант пытается запустить его, но тщётно. Кончается тем, что пассажиры в панике выскакивают из начавшей гореть машины и с лёгкими ожогами выскакивают на дорогу. Машина, естественно, сгорает.

Погорельцев сажают в наш Лиаз (вот мне везёт на это знакомство), и оставшуюся часть пути мы преодолеваем вместе. Из вещей, которые можно было наскоро выхватить из горящей машины, музыкант схватил свою электрогитару. И вот теперь, придя в себя, просит подключить инструмент к нашей электронике, которая это позволяет, развлекая нас в дороге крутыми рифами. Хорошо хоть, что на счету в банке у них что-то осталось, будет на что житейским скарбом обзаводиться.

Вообще интересно, кто чего схватил при выскакивании из горящей машины. Музыкант гитару, жена косметичку, старшая дочь иайто — тренировочный японский меч, на вид как катана, для тренировки быстрого выхватывания из ножен и разрубания врага, иай-до. Она занималась японским фехтованием и тут не хочет прерывать тренировки. Меч у неё сделан из аллюминиево-цинкового сплава, по образцу какого-то исторического меча, но под её физические данные.

Вторая дочь схватила котёнка, следующая щенка, младшая хомяка.

Гитарист расспрашивает меня, как тут с рокерскими командами, но я тут ещё и сам мало в чём разбираюсь, не знаю. В свою очередь прошу его поучить меня играть. Всю жизнь хотел научиться, но так как-то и не сложилось. Так налаживаются товарищеские отношения. Жаль, что в семье у него не очень. С новой женой не ладят дочери. У них старшая, шестнадцатилетняя Нина, заместо умершей несколько лет назад матери. Названа, как выясняется, в честь Нины Хаген.

Путешествие постепенно подходит к концу, путешественники приободряются. Новоприбывшие в ожидании обретения новой родины. Контрактники радуются в предвкушении возврата на какое-то время домой, те, у кого дом и семья есть. И так-же радуются завершающемуся торговому циклу те, кто склонен к торгашиным занятиям. Они скупали у новоприбывших и у местных жителей тех мест, где проезжали, всякие вещи, теперь будут продавать их с наваром, или это потом будут делать их жёны в магазинчиках, прям как московские стрельцы со своими торговыми лавками.

Ещё дома будут закуплены оптом специально производимые для внешней торговли вещи, например, металлические зажигалки по типу Зиппо с символикой Русской Армии, пользующиеся популярностью, и тому-подобное. Даже специальный бензин для зажигалок из нашей нефти, во фляжках с эмблемой автомобильных войск. Раньше лучше всего продавались патроны, но увы, ходовых за границей мы больше не производим.

Всё! Дембель!

Демобилизуюсь в одиночку, как это тут часто бывает. После начальной учебки срочники направляются в разные части, где служат, учитывая много отпусков различной протяжённости, разное время, как кому повезёт.

В Береговом меня подвозят прямо к военкомату, выгружают личные вещи (останки Харлея), иду оформлять «дембель». Оформив, что тут положено оформить и поздравив меня с получением гражданства, в военкомате объясняют, что делать дальше. А дальше надо продолжить оформление в паспортном столе, потом в земельную управу получать жильё, потом, уже территориально укоренённый, оформлять получение талонов и других социальных плюшек и дальше снова в военкомат, но уже не в этот, а в территориальный, встать на учёт, там объяснят, чего дальше должен.

Паспортный стол рядом, потом иду в управу, минут десять пешком. У меня теперь две электронных карты, одна выданная Орденом, вторая здешняя. В управе небольшая очередь, становлюсь в неё, и тут сюрприз, которого я, впрочем, интуитивно ожидал — явление семейства музыканта. Здороваемся, они занимают очередь за мной.

— А как-же армия? Не будете служить срочную?

— Нет, мы заплатили с женой, а дети ещё не призывные. Теперь вот мы граждане, будем недвижимость получать, хорошо-бы рядом с вами.

Подходит моя очередь, захожу в кабинет. Там мне объясняют, что есть возможность выбора из нескольких вариантов.

— Новые участки получают обычно вдоль дорог. — Рассказывает чиновник. Дороги часто лишь намечены, не накатаны, без покрытия. Размеры участка тоже часто разнятся между собой, не всегда точно выверены. Участки поближе к городу поменьше размером, подальше-побольше.

— А какое там жильё? Коттедж?

— Что? Коттедж? Обычно на участках ничего нет, только редкокустарниковая растительность. Ну или густокустарниковая.

— Эээээ, а я думал тут жильё дают, как в СССР.

— У нас таких возможностей нет, стройтесь сами, государство немного стройматериалами помогает, иногда, когда они есть.

Чиновник указывает на карты на стенах. Там от Берегового лучами расходятся рекомендованные направления застройки вдоль намеченных дорог.

— Вот, например, восточное направление. Строго говоря, совсем на восток от Берегового море, но берег идет сначала немного отклоняясь на юг, потом значительней, мы по привычке называем «восточное». И если ближе к городу, ближневосточный участок, может быть размером в пол-гектара, то дальневосточный уже гектар.

Дальневосточный гектар, хм. Как будто что-то это мне напоминает. Надо-б своими глазами посмотреть, прежде чем принять окончательное решение. Чиновник не удивляется просьбе отложить выбор, так все поступают. Надо ехать смотреть.

На выходе из кабинета меня перехватывает музыкант, просит подождать его. Ну, подожду, ясно, что будет дальше. Дальше, как и было ясно заранее, отправляемся смотреть. Но сначала ещё надо забрать мотоцикл от военкомата. Добираемся со всем семейством до стоянки, где под пыльным тентом спит мой «джипчик» ГАЗ-66. Освобождаем его от одеяла и расконсервируем. Будку стаскиваю на грунт, поедем смотреть налегке. Все в кабине не уместятся, детей оставим тут, в безопасности у будки, поедем на разведку втроём.

По пути затаскиваем Харлей на грузовую площадку. Музыкант от него возбуждается.

— Я тоже мотоцикл хочу! На Земле хотел Харлей, но так и не собрался купить, может тут выйдет? Давай посмотрим, что тут продают, может хватит денег.

Ну, что делать! Расспрашиваем, где тут есть площадки с продающимися мотоциклами. Нам подсказывают, и мы добираемся на авто-моторынок. Выбор тут неплохой, от мокиков до Харлеев. Музыкант кидается к Харлеям, узнаёт цены, начинает удручённо морщиться. Нет, не потянуть ему Харлей. Выясняется, что он вообще сильно переоценивал свои покупательные возможности. Но мотоцикл побрутальней всё-же ему очень хочется. Японские, азиатские не хочет, ибо не круто. «Уралы» тоже недёшевы. Похоже, покупка обломалась. Ан нет! В отделении рынка с вездеходами видим наибрутальнейшего вида буро-зелёные «байки» с высокими колёсами. Не сразу понятно, что это такое. Внимание останавливается в первую очередь на этих самых высоких колёсах, кажущихся, из-за того, что мотоциклы относительно короткие по длине, ещё более высокими. А седло у вездехода низкое, для того, чтобы эффективней было отталкиваться ногами от грунта в тяжёлых условиях бездорожья. Из-за этого низкого седла колёса тоже кажутся выше. Хотя они и впрямь высоки, у того мотоцикла, который мы заметили первым (а их здесь несколько). Колёса, можно сказать, самодельные, это автомобильные камеры, на которые надеты дополнительно другие камеры, старые, разрезанные изнутри, для лучшей защиты от прокола. Они стянуты снаружи бандажиками из киперной ленты или толстой резины, создающими форму колеса и дающими дополнительные грунтозацепы. Отдельно сделанной подвески у колёс нет, так как пружинистости больших камер низкого давления вполне достаточно для комфортной езды. Вездеходов тут несколько, они отличаются друг от друга, есть и с широкими колёсами от квадроциклов. Что их объединяет, так это полный привод, на оба колеса, переднее и заднее. У того мотоцикла, что с самыми высокими колёсами, колёсные диски тоже большого размера, без мотоциклетных спиц, в этих дисках находятся баки для топлива или воды.

Как известно, в 1960 году американская фирма Rokon выпустила полноприводной мотоцикл, состоящий и ныне на вооружении нескольких армий, с такими баками в колёсах. Вообще, рыночное предложение мотоциклов 2х2 не такое уж маленькое. Помимо вышеупомянутой Rokon, фирма Кристини, начав с выпуска полноприводных велосипедов, позже стала делать и мотоциклы с передачей системой валов и карданов на переднее колесо. «Ямаха» сделала гидромотор в ступице переднего колеса, масло к которому поступает по шлангу от насоса, модель Yamaha WR450F 2-Trac. На таком в 2004 году француз Давид Фретине победил в ралли Париж-Дакар. Попыталась и «Хонда» создать свой вариант с электромотором в ступице, но дальше экспериментов дело не пошло.

Есть также много мелкосерийных моделей, видимо, больше всего их в России. «Тарусь 2х2» Александра Зинина, «Сибирь», «Васюган», «Архар», «Леший», другие. Стоят не особенно дорого, «Тарусь», например, немногим более ста тысяч рублей, что можно узнать на сайте moto2x2. com. Продавец, заметив наш интерес, подходит и начинает показывать на ноутбуке демонстрационные ролики, скачанные когда-то с земного Ютюба. Там такие вездеходы лихо прут по снегу, по грязи, взъезжают по лестницам, переезжают скамейки и прочее. Двигатели у них часто от бензопил, мощности вполне хватает для бездорожья, или китайские, например, Лифан, клон Хонды. У того, на который нацелился музыкант, двигатель от мощной шведской «Хускварны» в 9 лошадиных сил и передача мопедными цепями. К передней вилке идёт сначала вал с карданами, потом сверху вниз цепь к звёздочке большого диаметра. Мотоцикл быстроразборный, да и вообще весит меньше человека, его легко втащить туда, куда совсем нельзя заехать. На хорошем асфальтированном шоссе он разгоняется километров до пятидесяти, но начинает подпрыгивать на своих больших баллонах. Фаркоп для транспортировки прицепа. Продавец добавляет, что в комплекте ещё есть дополнительные покрышки из транспортёрной ленты, прочные и с развитыми грунтозацепами, одеваемые поверх основных, чем окончательно подбивает моего товарища на покупку.

Дальше едим, меняясь по очереди, обкатывая покупку, то за рулём нового транспортного средства, то в моём «бронеджипе» с супругой музыканта, которая совсем не рада покупке, на которую ушла большая часть оставшихся денег.

Чем дальше от города, тем больше по сторонам дороги свободных участков. Они обозначены столбиками с табличками, обычно лишь двумя, со стороны выходящей к дороге. Между участками широкие полосы ничейной земли, которую запрещено застраивать. Со стороны моря занятых участков больше, зато с противоположной стороны дороги участки подлиннее вглубь, побольше размером. Но жители хотят у моря.

Начинаем осматривать сами участки. Они тут все более-менее одинаковые, ведь окружающий регион однообразен. Вообще, отъехали уже далеко от города, сейчас мы ближе к дельте реки, чем к Береговому.

Решаю вернуться немного назад, мы проехали уже несколько незанятых участков промеж занятых. Вот один из участков, на нём местные жители уже устроили стихийную свалку. Хм, мне такой участок не надо.

Возвращаюсь ещё немного назад, вот опять не занятый. Такой-же, как и другие, лишь трава вроде-бы позеленее. О чём это говорит? А о том, что тут с водой получше, колодец копать надо. Трава вокруг уже начала выгорать, сезон дождей приближается. После исчезновения в этом регионе гигантских травоядных стад, сжиравших ранее растительность, людям приходится самим удалять траву, избегая возможных пожаров. Тут, вокруг новых усадеб, трава окошена или сожжена управляемыми палами.

Кусты на обследуемом участке тоже вроде-бы пышнее и зеленее. Начинаю обходить его пешком, сначала вдоль дороги, обследовать тщательнее. Слегка холмистый, с еле-заметным уклоном к морю. В целом, такой-же, как и другие вокруг, не хуже и не лучше.

Музыкант, извинившись за свою длительную надоедливость, говорит, что дальше поедет сам, искать себе участок поблизости, в город вернётся самостоятельно, и они с женой отбывают на поиски на своём новом брутальном «байке». Я-же иду к берегу своего почти уже выбранного участка.

При приближении к краю берегового обрыва перед гладью спокойного сейчас моря виден вначале лишь широкий барьерный риф, тянущийся в этой местности примерно в 100–150 метрах от берега. Раньше я смотрел карту этой местности, береговой риф вскоре, ближе к дельте, должен исчезнуть. Но тут он ещё мощный. Пресные воды, выносимые здешней Амазонкой, не дают расти кораллам, так-же, как и Амазонка земная препятствует возникновению рифов у бразильского побережья.

Полезная штука, этот риф. Помимо того, что «волноломит», не даёт прибою размывать берег, тут он ещё и защищает от внезапного нападения крупных морских тварей из глубины моря. В прозрачной воде прибрежной лагуны всё хорошо видно, если туда забирается-таки кто-то крупный, он становится сразу заметен с берега, а внезапно из глубины уже не наскочить.

Очутившись на краю берегового обрыва, решение о поселении на этом участке принимается мною незамедлительно. Оттого, что стою очарованный зрелищем открывшегося мне чудесного «морского сада» на здешней литорали.

Сходные условия обитания порождают и сходный образ жизни у различных по происхождению существ, как в разных земных регионах, так и в этом мире. В прогретых лучами солнца мелководьях процветают сказочного вида миры коралловых рифов. Здешняя жизнь генетически, наверно, другая, не как на Земле, но внешние формы и образ жизни схожи. Конвергенция. На литорали (области дна, покрываемой водой в прилив и обнажающейся при отливе) тут и там посреди светлого пляжного песка разбросаны разноцветные полянки «мозговых» кораллов по несколько квадратных метров площадью. Да и сам риф состоит в основном из таких кораллов. Меж них кое-где, не перегружая взгляд чрезмерной частотой, растут цветообразные созданья. Некоторые из них и впрямь растительные по происхождению, а некоторые считаются животными, «сидячими» полипами.

Я и раньше такое уже видал, во время службы в армии, но тут как-будто красивее, чем в других местах. Одни виды похожи на земные, другие нет. Вот древообразные существа, возвышающиеся иной раз больше, чем на два метра от дна. Не помню, как их тут называют. Из песчинок и собственных выделений они создают себе «домик», или, можно сказать, внешний скелет. Из песка поднимаются три-четыре опоры, ствола, ноги, придающие устойчивость при бывающем иногда лёгком волнении, они выше собираются в единый ствол. Во время прилива, под водой, из отверстий распускаются разноцветные щупальца-цветы, улавливая из морской воды мельчайшие питательные вещества. Вон на моих глазах отлив начинает обнажать верхушку такого «дерева» и прекрасный султан из перообразных щупалец втягивается внутрь и потребление пищи таким образом прекращается. Но зато, открыв твёрдые крышечки в стволе, высовываются другие щупальца, зелёные, насыщенные клетками хлорофилла, начиная фотосинтез.

Для защиты от врагов это растение-животное брызгается в них раствором йода, добытого из морской воды. Вон показавшаяся из-под воды верхушка выбросила фиолетовый парок. Сложные биохимические процессы внутри домика-ствола, выработав спирт, создают уже готовый к применению медицинский препарат, который добывается людьми. Местные пьяницы иногда добывают и не успевший насытиться йодом спирт, пьют этот суррогат, насыщенный противными привкусами, часто дохнут.

Обычно йод добывают из буровых нефтяных вод, в тех странах, где есть нефть, или-же более дорогими способами. Здешняя природа пришла на помощь в этом вопросе, и если добывать йод из полипа не варварски, разрушая его, а аккуратно «доя», то тогда из этой естественной плантации можно, может быть, и какой-то маленький доход извлекать.

Литораль перед моим (надеюсь) участком метров шестьдесят шириной. Спускаюсь на светлый песок пляжа с обрыва. Береговой обрыв в несколько метров высотой, не очень крутой, ступеньками съехавшей вниз почвы с травой, почти везде можно спуститься, не сломав себе шею. Между участками дёрна можно увидеть известняковое основание. От обрыва до литорали метров восемь не затапливаемого в прилив пляжа.

Гуляю по обнажающемуся в отлив дну, разглядывая местные достопримечательности. Слегка задел, нечаянно, ногой клубок слизи величиной с кулак, оказавшийся скукожившейся на воздухе актинией, из глубины слизи высунулся глаз на тонкой ножке и, как мне кажется, с укоризной посмотрел. Извини, актиния, больше не буду.

Шарит по мелководью морской ёжик, шустрит на быстрых ножках, то ныряя в отступающее море, то пережёвывает что-то, хрумкая, на обсыхающем песке. Вот он пристал зачем-то к деревцу-полипу, тот брызгает в него своим йодом на спирту, ёжик недовольно уплывает.

Здесь можно, при желании, прям кружкой зачерпнуть готовый раствор для одного из этапов индийской гигиены, по названию «джала нети». Это когда солёной водой промывают носоглотку, при подозрении на инфекцию добавляют ещё каплю йода на кружку. От пресной воды становится больно слизистой оболочке, а с солью, чайная ложка соли на кружку тёплой воды, не больно. Вода из кружки втягивается носом, а выливается сама через рот, так у нас устроено в организме, как сифон. В пазухах носа эта вода задерживается, чтобы удалить её, надо сделать несколько наклонов вперёд.

Что тут ещё полезного, кроме красивостей? Вдоль рифа, уже за литоралью, под водой, тянется тёмная полоса в несколько метров шириной, с торчащими кое-где из неё кубковидными полипами, цедителями воды и морскими лилиями. Это скопившийся в понижении плодородный ил из остатков органики, его можно оттуда ведром таскать на удобрение. Ведь я-же буду, помимо постройки дома, и садоводством всяким заниматься, да?

А это что за тёмная полоса? Не та, из ила, что у рифа, а ближе, отделённая полосой светлого песка и почти обнажившаяся при отливе. Захожу в воду по бёдра, ковыряю каблуком. Да это-ж уголь! Пласт угля выходит тут на поверхность, толщина пласта (мощность) слегка больше метра, выход на поверхность, как мне видно отсюда, примерно на две трети ширины участка. Это, конечно, не промышленного уровня залежь, но на отдельно взятое домохозяйство вполне можно наковырять топлива. Похотливая капля слюны даже скатывается с раскатанной губы. Как говорил один известный киногерой, «это я удачно зашёл!». Быстрее в контору, оформлять участок!

Бегу по воде, по песку, на обрыв взлетаю птицей. Прыгаю за руль, выруливаю на дорогу. Правда, дороги тут как-таковой ещё нет, подсыпка щебёнкой начинается ближе к городу. Но моему «джипчику» бездорожье не страшно, выжимаю из него, что возможно на такой трассе. А, чёрт! Забыл номер участка посмотреть! Приходится вернуться, ругая себя нехорошими словами. Вдруг в это время кто-то уже оформляет этот участок на себя? Смотрю, запоминаю номер на табличке, прибитой к столбу. И снова в путь по ухабам!