Присутствовавшие молчали.
— Тогда на хрен все отсюда! — заревел Игорь.
Бояре, холопы и прочая челядь дисциплинированно освободила помещение, придавив в дверях всего лишь двоих.
— Ну, Петрович, — обратился князь к товарищу по несчастью, — чего будем делать?
— Снимать трусы и бегать, — буркнул тот. — Всё из-за тебя, пьянь подзаборная: «давай попробуем, давай попробуем…» Обратного пути-то немае! Хрен здесь найдешь даже самую завалящую ЛЭП! Да и некуда возвращаться, мы ж копии. А оригиналы сейчас самогон в Подьяково потребляют!
— А вот хрен им! — возмутился майор. — Мы историю поменяем к этой самой матери и не будет никакого Подъяково! И Москвы не будет! Нехай в Киеве пьянствуют! Ты хоть скажи, я кто?
— А ты в головенке-то своей поройся, — с ехидной усмешкой сказал Петрович, — там всё сохранилось, что реципиент твой знал. Князь ты. Игорь, по-ихнему. Только не имя это, а звание. А еще у тебя звание Вещего Олега, то есть, верховного волхва… А имечко твое — Рюрик. Историю знал?
— Какую историю, блин! Ты меня за кого держишь!
— Это хорошо, что не знал, меньше шок будет. Три самых знаменитых князя в собственной персоне объединяешь…
Изобретатель, похоже, собирался еще долго говорить, если бы не был прерван стоном князя.
— Что? — спросил Петрович. — Всё же проняло?
— Забава… Неждана… Прекраса… Умила… Рогнеда… Предъява, то есть, Преслава… — стонал князь, — восемнадцать жен! И все Ольги! Еще и болгарку эту за каким-то хреном приволок, нашел понимаешь, Елену прекрасную, ни кожи, ни рожи! Они же меня заездят!
— Ничего, — утешил Петрович, — раз Рюрик справлялся, и ты справишься. Кстати, имеешь право не пользоваться!
— Щас! «Не пользоваться!» Это ж бабы, их удовлетворять надо! А то таких рогов понаставят, мало не покажется! В восемнадцать-то стволов! — Рюрик-Олег-Игорь повертел головой, словно просторный ворот шелковой рубахи давил на горло. — И у каждой дети. И все старшие сыновья — Святославы! Повеситься!
Следующие пятнадцать минут Петрович с благоговением внимал незамутненному потоку чистейшего мата и гадал, повторится майор хотя бы раз или нет. Не повторился. Зато душу отвел и взял себя в руки.
— В общем, раз в час хоть одну из жен надо вдохновлять, — подвел итог князь. — Беда!
— Вдохновлять? — переспросил боярин. — Это что за словечко?
— Трахать, значит, — пояснил Игорь, — у Бори Орлова в «Пионерии» его в ходу было. Мне понравилось. Тогда. А сейчас, думаю, они меня до смерти завдохновляют… Петрович, что здесь с самогоном? Князьям положено?
— Нетути тут самогона. Меды, да вино заморское. А с учетом уровня развития местных производительных сил, аппарат я буду дня три собирать, не меньше. И я ни разу не Петрович теперь. Асмунд я. Он же Свенельд. Воевода твой и воспитатель твоих сыновей. И, между прочим, любовник пяти твоих жен, включая свеженькую, болгарку Елену. Так что с рогами у тебя, то есть у Рюрика, полный порядок!
— Вот старый козел! — возмутился князь. — И что с вами со всеми делать? Казнить что ли?
— Всю дружину?
— Ну так уж и всю?
— Ну, окромя отроков. Некоторых. Они же язычники все, нравы здесь дюже свободные.
— Ага! А дети тогда чьи?
— А дети, кстати, твои. С этим строго.
— И как они умудряются? — удивился Рюрик.
— А хрен их знает, это бабские примочки. Так что, будешь казнить?
— Обязательно буду. Только подумать надо, в каком порядке. Жен сначала следует хоть попробовать, понять, на что моя дружина такая падкая. А там видно будет.
Князь прошелся по горнице.
— В общем, первая твоя задача, Асмунд Петрович Свенельд — самогонный аппарат. Я тебя за язык не тянул, ровно три дня. А царь пока думать будет, что с гаремом делать. И с евнухами.
— Так нет у тебя евнухов. Рюрик Олегович Игорев-Вещий, — ядовито протянул воевода.
— Будут! — бодро ответил князь. — Не умеют — научим. Не хочут — заставим! Где наша не пропадала!!!