– Конечно, мы можем попробовать вырваться, – говорил Михаил. – В конце концов, если этого до сих пор не происходило – почему бы этому не случиться впервые?
– Тем более что информация оттуда точно до нас доходит, – добавил Лев, – а иногда ещё и артефакты. И… – Он хотел добавить что-то ещё, но, похоже, вовремя спохватился, почесал подбородок и проговорил: – М-да…
Я не стал пользоваться его оплошностью и давить. Не то положение. Вся нужная информация сама всплывёт, нисколько в этом не сомневался.
– Можно на иннерциалке проложить курс, – предложил Иван, – и попробовать выйти по своим же следам.
– Интересная идея, – поддержал Лев. – Анизотропный поток может быть инвертирован при условии временнóй синхронизации хотя бы в рамках суточного цикла…
Михаил бросил взгляд на круглые настенные часы, которые висели в оперативной рубке.
– Уже не успеем, – констатировал он. – Можно на следующие сутки попытаться.
– Давайте всё же не будем откладывать, – сказал я. – Мне бы не хотелось провести ещё одну ночь вблизи этого… сооружения.
Лев и Михаил переглянулись.
– Пожалуй, вы правы, – констатировал Михаил, – лучше попробовать сейчас.
Мы двигались до заката. И я хотел наплевать на светомаскировку, включить фары и двигаться ночью. Благо горючего хватало – минимум на три дня пути, и его не приходилось экономить. А потом, вглядываясь в окрашенный закатным багрянцем горизонт, я увидел вдалеке уже знакомый силуэт. Руины и четыре башни.
Я остановил караван. Ваня сидел рядом, погружённый в чтение какого-то справочника. Почувствовав, что машина встала, он поднял глаза. Перехватил направление моего взгляда.
– Ах ты ж… – Он крепко выразился, но вовремя взял себя в руки. – Прошу прощения, товарищ капитан.
– Ничего, – кивнул я. – Совершенно с тобой согласен.
– Надо сказать научникам. Как считаете?
– Пожалуй, – кивнул я, – как раз время ужина.
За столом почти не говорили. Не о чем было. Уже под конец трапезы Лев вздохнул и выдавил из себя:
– Можно завтра попробовать. Синхронно со временем суток…
– Конечно, – кивнул я.
– И ещё катер на воздушной подушке на базе, – добавил Ваня, – если по земле не получится. Может, над морем Аномалия действует по-другому?
У меня были на этот счёт большие сомнения, но мы были не в том положении, чтобы открыто проявлять пессимизм.
– Конечно, – кивнул я, – есть и этот вариант. Катер совершенно исправен. И горючего достаточно.
– Что ж… тогда до завтра, – кивнул Михаил и вышел из-за стола.
– До завтра. – Я кивнул в ответ и добавил, обращаясь к Ване: – Сегодня первая вахта – моя.
– Так точно, товарищ капитан. Я мог бы всю ночь, чтобы…
– Отставить, – перебил я. – Действуем разумно. Сейчас это главное.
– Есть, – ответил лейтенант, убирая остатки сухпайка в мусорный контейнер.
Я поднялся в рубку управления. Покопавшись в скудной бортовой библиотеке, достал книгу. Художественную – штудировать учебники и справочники совершенно не хотелось. Даже начал читать, пытаясь следить за сюжетом, но тут мой взгляд случайно упал на часы. Время приближалось к полуночи.
Почему-то было очень тревожно, и я никак не мог понять причины этой тревоги. Начал прокручивать в голове события последних дней и факты.
И тут в голове словно что-то щёлкнуло.
Четыре спальных места на базе диверсантов. Три башни вчера. Четыре минус снайпер-самоубийца. Пропавший Семёныч. Четвёртая башня.
Я похолодел. Проглотил вдруг застрявший в горле комок.
Пятнадцать минут до полуночи. Надо успеть!
Метнувшись к аптечке, я наскоро изучил содержимое. Повезло! Снотворное было в комплекте – причём довольно сильное! Должно подействовать за десять минут максимум!
Я тут же проглотил таблетку и бегом спустился вниз.
Научники спали в своих каютах. Пришлось разбудить всех. Лейтенант тоже проснулся от поднявшегося шума.
– Мы все должны крепко спать! – объяснял я. – До рассвета как минимум!
– Я и так сплю крепко, при чём тут… – сердитым тоном ответил Лев, пожав плечами и скрестив руки на груди.
– Думаю, что Семёныч проснулся среди ночи, – сказал я, – поэтому одной башней стало больше. Понимаете?
Они всё-таки были учёными. Соображали. Долго объяснять не пришлось. Через пару секунд оба уже протягивали руки за таблетками снотворного.
– Нет, ну я всё же не понимаю, при чём тут… – Лейтенант всё ещё рассуждал вслух, не оставляя мне выбора.
– Товарищ лейтенант! Немедленно принять таблетку снотворного и отключить будильник! В своей каюте спать до естественного пробуждения! Это приказ!
– Так точно, – ответил Ваня, принимая из моих рук таблетку.
После снотворного было довольно мерзко. Не как с полноценным похмельем, конечно, но что-то вроде. Есть не хотелось. Я сидел и ковырял вилкой подогретую в микроволновке кашу из сухпайка. Сейчас, утром, моё внезапное «озарение» уже не казалось таким на сто процентов убедительным. Но научники, в конце концов, сами прислушались к моим аргументами и согласились принять лекарство.
– Доброго утра, – сказал Лев скрипучим голосом, протискиваясь через узкий дверной проём.
– Доброго, – ответил я нейтральным тоном.
– Остальные спят? – спросил он, устраиваясь рядом.
– Видимо, – кивнул я и запихнул в рот кашу.
– Ясно… – Лев достал из резервуара под столом сухпаёк, разорвал упаковку и вытащил пачку печенья. – Знаете…
Я уже приготовился выслушать претензии, но Лев, нажав на кнопку в кофейном аппарате и подставив чашку, сказал:
– Похоже, мы вам обязаны тем, что по-прежнему существуем.
– Думаете, я всё-таки был прав? – Я проглотил кашу и поднял бровь.
– Безусловно, – кивнул учёный. – Вы заметили очень важную закономерность в информационной ткани. А внутри Аномалии информация – это всё.
– Это… очень странно, – признался я.
– Нормальная, естественная реакция, – улыбнулся Лев.
– Что же это получается? Тот, кто не спит или просыпается ночью в этом месте, превращается в башню этого странного замка?
– Думаю, всё не так просто, – Лев покачал головой, взял готовый кофе и сделал глоток, – но, безусловно, исчезновение людей и восстановление того сооружения связаны. Возможно, люди погибают. Или их похищают для того, чтобы использовать информационную матрицу… Пока сложно сказать. У каждого мира, а тем более в переходном пространстве, куда мы с вами попали, своя логика. Она может быть нам совершенно чуждой, странной – но важно видеть и находить закономерности. Думаю, так больше шансов выжить.
Помолчали. Лев распечатал печенье и опустил одно в чашку с кофе. Потом откусил размокший кусок.
– Расскажите про Аномалию, – попросил я, – про Зону.
– Боюсь, что не смогу, – улыбнулся учёный. – Я тут впервые. Как и вы.
– Что она такое? – не сдавался я. – С теоретической точки зрения. У вас ведь есть теории? Не может такого быть, чтобы не было.
Лев посмотрел на дверной проём, словно убеждаясь, что никто не собирается войти в помещение. Потом ответил, почему-то понизив голос.
– Понимаете, существует несколько теорий, – сказал он, – а мои коллеги придерживаются традиционного видения.
Он сделал паузу, видимо, ожидая какой-то поощрительной реплики с моей стороны. Но я просто улыбнулся и кивнул.
– После создания теории всего на основе принципа информационного квантования появилось несколько интерпретаций экстремальных эффектов при информационной сингулярности. Та, которой придерживаются коллеги, если сильно упростить, заключается в том, что вся информация, когда-либо и где-либо организованная внутри горизонта событийной сингулярности нашей Вселенной, может быть доступна при локальной реализации эффектов информационного экстремума.
– В Зоне, – сказал я.
– В Зоне, – согласился Лев. – Однако лично я являюсь сторонником многомировой интерпретации.
Он снова сделал паузу, внимательно глядя мне в глаза.
– Поясните, – не выдержал я.
– Информационную конструкцию, лежащую в основе привычного нам мира, можно сравнить с операционной системой, – продолжил учёный, – в которой нечто может возникнуть только после определённой работы программ, производящих информацию. При этом сама суть работы этой системы анизотропна. Вы понимаете, о чём это?
– Вы о том, что раньше называлось термодинамикой, – ответил я.
– Совершенно верно, – кивнул Лев. – И в этом случае эффекты, доступные в Зоне, могут объясняться только существованием параллельных информационных систем.
– Это всё очень интересно, – сказал я, пожимая плечами, – но, к сожалению, любая из теорий никак не поможет нам разобраться в происходящем.
– Отнюдь, – хитро улыбнулся Лев.
– Поясните.
– Традиционный подход предполагает, что логика информационного экстремума будет в целом подчиняться привычной и понятной логике нашего мира, в котором мы все существуем, с поправкой на сложность информации, – ответил Лев. – Тогда как многомировая интерпретация предполагает существование информационных систем, кардинально отличающихся от нашей. С точки зрения обывателя даже близкие информационные структуры – миры – могут значительно отличаться рутинной логикой. И открытая вами закономерность косвенно подтверждает именно эту теорию. Хотя, конечно, оппоненты мне могли бы возразить, что эта закономерность – проявление некой совершенной технологии, цели использования которой мы пока просто не в состоянии постичь. – Лев сардонически усмехнулся и развёл руками, как бы демонстрируя всю нелепость подобного предположения.
Словно в ответ на его жест в столовую вошёл Михаил.
– Утро, коллеги, – кивнул он. – О чём это вы тут?
– Обсуждаем своевременное наблюдение Сергея, – ответил Лев, – которое, вероятно, спасло нам жизни.
– Так-то оно так, – вздохнул Михаил, – но вы же понимаете, что это означает?
Мы со Львом переглянулись; Лев опустил взгляд.
– Понимаете, Сергей, – сказал Михаил, наливая себе кофе, – контактёр всегда, в обязательном порядке должен быть учёным. У нас это почётное место занимал, как вы догадываетесь, Семёныч. Но целью экспедиции не был контакт как таковой – он поехал, потому что была вероятность позитивного резонанса. Мы же должны были расследовать то, что произошло с группой строителей. А вы тут находитесь потому, что какие-то параноики в вашем штабе решили, что ситуация со строителями могла быть результатом работы диверсантов Западного блока. И это, конечно же, было большой ошибкой.
– Наши параноики оказались правы, – заметил я.
– Да. Вот только диверсантов мы обнаружили уже внутри Зоны, – вздохнув, ответил Михаил, – а дорогу сюда пробил военный, а не учёный. Со всеми вытекающими.
– О чём это он? – растерянно спросил я у Льва.
Лев вздохнул. Неодобрительно посмотрел на коллегу. Потом всё-таки ответил:
– Огромное значение для получения информации имеет направленность личности контактёра, – ответил он.
– Он получает то, что на самом деле хочет, – продолжил Михаил. – Учёный – знания. То, что может получить военный, можно себе представить…
– У нас нет точных данных, в Японии эта информация строжайше засекречена, – добавил Лев, – но те разрозненные кусочки данных, что до нас дошли, говорят однозначно: контактёрами должны быть мирные люди. Иначе последствия будут…
– Но постойте! – перебил я. – Все страны используют полученные знания для создания оружия! Это прежде всего! Не проще было бы…
– Знания – это не только технологии, – в свою очередь перебил меня Лев, – это ещё и, скажем… этическая система. Понимаете?
Кажется, я действительно понял.
– И мы попали в тот вариант Зоны, который нужен военному. А не учёному, – добавил Лев.
– Но почему? Нас ведь было поровну! Военных и учёных.
– Вот эта ерунда с башнями, – грустно улыбнулся Лев, – такое учёному точно не доступно.