Земля мертвых

Кельмимаа

Шея болела так, словно ему свернули голову, и в первый миг Леша подумал, что он умер, и его бездыханное тело лежит на сырой земле. Правда, уже в следующее мгновение он осознал полную несуразность этой мысли: если он умер, то кто ее думает? Именно поэтому младший сержант Алексей Рубкин, сотрудник кировского РУВД, оперся руками о влажную от росы траву, оторвал голову от корня и осторожно выпрямился. Вывернутую из-за неудобной опоры голову удалось благополучно вернуть в обычное положение, милиционер попытался оглядеться, и сознание захлестнуло новым испугом: ослеп! Все вокруг словно задернула матово-белая пелена, сквозь которую не удавалось разглядеть ничего дальше трех-четырех метров. Младший сержант далеко не сразу осознал, что туман вокруг самый настоящий, природный, сочный и густой; свидетельствующей о наступлении теплого солнечного дня. За прошедшие секунды Рубкин раз пять успел дать себе слово насухо завязать с выпивкой, если с глазами все обойдется и на этот раз. Такое обещание он давал себе довольно часто – но выполнить его все как-то не удавалось.

На земле всхрапнули – это Никита Хомяк наслаждался объятиями Морфея, подложив под голову туго свернутый тулуп, и накрывшись куском потертого брезента. При взгляде на собутыльника немедленно прорезалась острая головная боль, и Леша стал пробираться к реке, чтобы засунуть башку в прохладные воды.

Сориентироваться в тумане оказалось не так-то просто. Вскоре патрульный обнаружил, что идет вдоль берега – сперва он наткнулся на загородку рыцарского поля для поединков, а чуть дальше – на спящего на надувном матрасе под шерстяным пледом ливонца. Рядом с ландскнехтом лежали короткий широкий меч и бутылка «Тархуна». Милиционер подобрал и то, и другое, откупорил бутылку и выпил ее в несколько глотков. На душе стало немного легче – Леша воткнул меч в землю рядом с головой безмятежно спящего воина и двинулся дальше, приняв значительно левее.

Однако вскоре со стороны стоящего на взгорке поселка ему померещились странные звуки: какие-то стуки, испуганные и торжествующие выкрики, трудно различимые из-за расстояния. И вряд ли в пять часов утра это были звуки от строительных работ. После короткого колебания Рыбкин быстрым шагом направился на звук. Но когда он миновал индейские вигвамы и стал продираться сквозь неожиданно густые заросли кустарника, впереди раздался самый настоящий жалобный бабий вой – и патрульный рванулся вперед. Несколько десятков шагов – он пробежал мимо плетня и низкого сарайчика, на углах которого плясали языки пламени и увидел четверых одетых в доспехи бородатых мужчин. Они разложили прямо на низкой стоптанной траве жалобно скулящую обнаженную девушку. Двое держали ее за руки – точнее, просто наступили на руки около запястий, один деловито насиловал, а еще один молча наблюдал за этим зрелищем.

– От блин, – тяжело ругнулся Алексей, расстегивая кобуру и доставая своего «Макарова». – Значит, на подвиги все-таки потянуло? Ну-ка, бросьте свои железяги и поднимите руки.

Наблюдавший за сценой насилия воин повернул голову на голос, хмыкнул и двинулся навстречу милиционеру, неторопливо вытаскивая из ножен меч. Одежду его составляла длинная кожаная куртка с большими сверкающими дисками на груди и несколькими металлическими пластинами на подоле. Ноги до колен прикрывали серые сапоги, а выше белела голая кожа. Нечесаная голова насильника настолько поросла волосами, что из черных кудрей выглядывали только кончик носа на лице, да сверкали глубоко посаженные узкие глаза.

– Стоять! Руки вверх, – повысил голос Рубкин и передернул затвор. – Стой, брось оружие! Стрелять буду!!!

Воин все равно приближался, играя узким, чуть изогнутым обнаженным клинком. Патрульный поднял пистолет над головой и выстрелил. Мужчина недоуменно остановился, потом двинулся дальше. Леша выстрелил еще раз. Мужчина опять остановился, вглядываясь в странное оружие, а потом рывком метнулся вперед, вскидывая саблю. Рубкин торопливо выстрелил ему в грудь два раза подряд. От сильных ударов воина откачнуло – но он удержал равновесие и снова тронулся в наступление. Алексей направил оружие на него и принялся давить на спусковой крючок, пока боек сухо не щелкнул в пустое место.

От каждого выстрела мужчину откидывало на шаг, еще на шаг, и в конце концов он все-таки упал на спину, широко раскинув руки. Алексей, видя как двое удерживающих девушку насильников сошли с ее ног, торопливо поменял обойму, передернул затвор:

– Лежать, лицом вниз! – и, не дожидаясь ответа, сделал несколько выстрелов им по ногам.

Оба врага повалились, а последний, сильным ударом в лицо сбив девушку на землю, поднялся, вынул саблю, небрежным движением вспорол обесчещенной жертве живот и повернулся к Рубкину. В этот миг в голове того и вспыхнули слова местного «мастера»: «В голову стрелять надо!».

Милиционер, раздвинув ноги, словно на тренировке, вкинул пистолет, поймал на мушку переносицу убийцы, и плавно нажал на спусковой крючок.

Тах! От головы в стороны полетели кровавые ошметки, а насильник медленно осел вниз.

– Вот так! – Рубкин спрятал оружие, оглянулся на вовсю полыхающий сарай, но в первую очередь подошел к раненым бандитам и, грубо перевернув их на живот, быстро завел заскорузлые руки за спину и сковал наручниками. – Сказал бы я вам про ваши права, но вы их теперь не имеете.

Послышался топот – патрульный повернул голову на звук и увидел еще одного бандита, в металлическом шлеме, кольчуге из больших плоских колец и обмотках. В руках преступник сжимал точно такую же прямую саблю, как и предыдущие.

– В магазине они их что ли покупали? – пробормотал Рубкин, доставая штатное оружие.

Из-за полыхающего сарая на дорожку выскочило двое пареньков в замшевых штанах и куртках. С тем же презрением к человеческой жизни, что и предыдущий бандит, этот полосонул ближайшего мальчишку своим клинком. Бедолага, так и не успев понять, в чем дело, схватился за горло и рухнул в пыль. Его друг, ловко извернувшись, с разворота ударил воина пяткой в голову. Тот небрежно подставил под удар железную шапку, после чего с силой рубанул поднятую ногу клинком. Второй индеец упал на землю рядом с предыдущим.

Алексей, не дожидаясь продолжения, вскинул «Макарова» и с пяти метров несколько раз выстрелил бандиту в лицо. После третьего выстрела тот взмахнул руками и свалился поверх своих жертв.

– Сколько же тут этих сумасшедших? – милиционер извлек обойму. В ней оставалось два патрона. Еще один в стволе. Рубкину стало по-настоящему страшно.

Близкие выстрелы разбудили в лагере далеко не всех. Из палатки выскочили милиционеры, принялись крутиться, пытаясь понять в тумане, куда бежать и что происходит. Следом за ними вышел сонный Росин. Поднял голову с тулупа Хомяк. Кто-то зашевелился у костра на берегу, поднялись несколько человек в стане ливонцев. От индейских вигвамов доносился шорох кустов – встревоженные мужчины лезли на холм.

Еще несколько выстрелов разорвали утренний покой. Все одновременно повернули головы в сторону холма.

– Пожар!!! – откинул брезент Никита и со всех ног кинулся к своему дому.

Следом устремились патрульные. Костя чуть поотстал, доставая телефон и пытаясь вызвать пожарных – но сотовый почему-то никак не хотел подключаться к линии.

Туман продолжал стелиться по поляне и реке, но верхушку холма не скрывал – короткая схватка индейцев с чужим латником произошла фактически у всех на глазах.

– Серый, Мишку и Вареника убили! – заорали со склона индейцы, начисто забыв, что их вождя зовут Длинное Перо. – Насмерть!

– Черт! – Росин убрал телефон и кинулся догонять ментов.

Из сарайчика высунулось двое бородатых мужчин.

– Стоять! – скомандовал Рубкин, вскинув пистолет. Неизвестные не подчинились и теперь, после трех совершенных у него на глазах убийств, патрульный выстрелил без малейших колебаний.

Тах! – один из бандитов осел вниз. В дверном проеме стал виден испуганно мечущийся в сарайчике поросенок. Тах! – второй, опять же, не поднял руки, а побежал с топором на Алексея. Патрульный выждал, тщательно прицеливаясь, и нажал на спуск: тах! Воин споткнулся и упал. Все, патроны кончились.

Распахнулась дверь избы, на улицу выскочило сразу трое бандитов – все бородатые, в округлых металлических шлемах. Двое в доспехах, один в бордовом ватнике. Эти тоже были с топорами.

– Вот и все, – понял Рубкин, убрал бесполезный пистолет в кобуру и машинально застегнул.

Разбойники, похоже, считали, что кроме них и Алексея в деревне больше никого нет – а потому пробравшиеся вдоль дома индейцы, сняв с плетней длинные слеги, смогли подкрасться сзади и нанести удары по головам двум бандитам. Третий развернулся навстречу к новому врагу – индейцы кинулись бежать. Разбойник попытался их догнать – но навстречу ему поднималось сразу двое вооруженных мужчин, причем один – в пластинчатых доспехах.

Леша кинулся к плетню и схватил с него тяжелую слегу.

– Никита, брось топор, – посоветовал мастер, глядя, как заметался попавшийся в ловушку враг. – Топорище у тебя короткое, не достанешь. А он тебя срежет. Кистень возьми. Да меться в руку, каску ты ему не пробьешь.

– А-а! – бандит кинулся на Хомяка, но милиционер метнул ему в ноги слегу, и сбил врага с ног. Все трое навалились на взбесившегося участника фестиваля, прижали к земле. Рубкин застегнул наручники:

– Все! Вот только что с теми двумя делать? – он кивнул на оглушенных слегами грабителей. – У меня «браслетов» больше нет.

– У индейцев ремешки спроси.

Со стороны реки послышалась беспорядочная стрельба. Все трое кинулись на звук, но их помощь уже не потребовалась – перед двумя милиционерами валялись еще трое бандитов, причем двое подавали признаки жизни.

– Степа, дай наручники, – попросил Леша. – У меня там еще двое лежат.

Патрульный с лычками сержанта молча протянул подчиненному блестящие «браслеты», а сам повернулся к Росину:

– Ну и как вы все это объясните, гражданин мастер?

– Это не наши ратники, не наш клуб, – покачал головой Костя. – Я не знаю, что им в голову втемяшилось.

– Как это не ваш, если они и при доспехах, и с мечами?

– Это палаши.[18]

– Эй подождите, – растеряно толкнул мастера Никита Хомяк. – А где моя деревня?

В самом деле, в горячке схватки никто не обратил внимание на то, что на холме, в окружении сараев, стояло всего лишь две грубо рубленные и крытые дранкой[19] избы.

Росин растеряно зажевал губу.

– Может, мы заблудились? – с надеждой поинтересовался Хомяк.

– Где? – развел руками Костя, но на всякий случай оглянулся на лагерь. Нет, лагерь был здесь на месте. А вот деревня на холме – нет.

Никита, глядя ему за спину, округлил глаза.

– Постойте-постойте… – порыв ветра опять разорвал туманную пелену над водой. – Смотрите!

– Что там?

– Бакенов нет на реке! И щитов навигационных тоже. А еще на острове и на том берегу дачи стояли. А сейчас сплошной лес колышется.

– Ничего, в прокуратуре разберутся, – пообещал сержант. – Пойдемте со мной, понятыми вас пока запишу. А ты Стас, – обратился он к другому своему напарнику, – иди в центральную сообщи, пусть бригаду присылают.

– Ага, понял, – патрульный с погонами рядового ушел в сторону просыпающегося лагеря, а оставшиеся люди двинулись в сторону домов.

– Ничего не понимаю, – крутил головой Хомяк. – Вот здесь, вместо этих столбов с сетями, стояла хибара буржуя. Рядом Лупаска дом, сруб кирпичом обложенный. Дальше мельничий двор, магазин. Вы же сами магазин видели! Это что шутка, да? Костя, перестань!

– Никита, ты за кого меня принимаешь? За Коперфильда? Куда я, по-твоему, кирпичные дома деть могу?

– Пошли, пошли, не отставайте! – поторопил их сержант, поднимаясь на приступку перед дверью дома.

– Смотрите! – Росин указал на деревянные петли, на которых держалась дощатая дверь. В бревнах был вырезан небольшой паз, туда вставлен деревянный штырь. На штыри и одевались торчащие из двери деревянные «лапки» со сквозными дырами. – Ч-черт, первый раз такое вижу.

– Давай, зубы мне не заговаривай, – Степан вошел в дверь и издал возмущенный стон. Росин и Хомяк сунулись следом.

Темная изба с затянутыми чем-то, напоминающим пергамент, окнами состояла из одного помещения, в центре которого стояла сложенная из крупных камней большая прямоугольная печь, заваленная сверху грудой тряпья. А на полу лежали мертвые тела: двое мужчин в полотняных рубашках, залитых кровью; женщина, отрубленная голова которой продолжала покачиваться рядом с плечами и, что самое страшное – дети. Четверо детей в возрасте примерно от трех до десяти лет.

– Кто это сделал?! – повернулся сержант к Росину, хватаясь за кобуру. – Кто это сделал, мастер хренов?!

– Что ты на меня орешь?! – повысил голос Костя. – Я тебе что, моххабит недорезанный, детей убивать?!

– Твои это! С придурью! Мечами поиграть захотелось!

– С ума сошел?! Не могут русские таким заниматься! Да я им сам глотки перегрызу, тварям! На улице они лежат, забыл?

Люди все вместе выскочили на пыльную утоптанную землю. Сержант остановился рядом с закованным в наручники бандитом, несколько раз пнул его ботинком в бок:

– Ты кто такой? Откуда? – но пленник тихо рычал, что дикий зверь.

– А вот здесь, – Хомяк указал на догорающий сарай, – стоял мой дом. С подземным гаражом, два этажа. Три машины кирпича заказывал, не считая фундамента.

Ситуация казалась настолько бредовой, что Никита даже не проявлял беспокойства. Ну куда могла исчезнуть целая деревня в несколько дворов? И если ее снесло некое стихийное бедствие, украли инопланетяне, разбомбила авиация НАТО – то кто аккуратно разровнял землю, засадил травой и поставил вместо каменных деревянные дома?

– Мастер, вы здесь? – поднялся со стороны реки Игорь Картышов. – Идите ко мне, посмотрите.

– Стоп, без меня никуда не ходить! – предупредил сержант, направился ко второму дому, заглянул внутрь и испуганно шарахнулся назад. – Гдатская сила, и здесь тоже… А что у реки?

– Пошли, посмотрим, – позвал Игорь, спускаясь обратно к воде.

У самого берега, привязанная с толстой березе, покачивалась большая лодка – метров десять в длину, трех в ширину, с высокой мачтой. Никаких надстроек-кают на ней не имелось, но перед мачтой стоял небольшой парусиновый навес. Росин сразу обратил внимание на толстые пеньковые канаты, полотняный парус, на прицепленные к бортам круглые щиты, на лежащие на дне две граненые пищали. Похоже, это судно собирали по всем правилам в каком-то реконструкторском клубе.

– Неужели новгородские ушкуйники? – покачал он головой. – Они что, белены объелись?

– Кто-кто? – навострил уши сержант.

– Утром несколько лодок должно было из Новгорода подойти, – пояснил Росин. – Шведскую высадку изображать. Вот что мы сделаем: Игорь, иди к стоянке «Глаза Одина», попроси их взглянуть на этот кораблик. Может, признают, видели на каком-нибудь сборище. И скажи, пусть все в лагере доспехи оденут. Мало ли еще какие психи объявятся…

– Здесь я отдаю приказы! – повысил голос сержант.

Игорь кивнул и побежал в сторону поляны.

– Ну… – запнулся милиционер, потом зло сплюнул и пошел следом.

Лагерь просыпался. Кое-кто еще только потягивался, брел к реке, умываться, предвкушая веселый интересный день, но многие уже знали о случившихся поутру убийствах и озабоченно обсуждали случившееся. Совет надеть доспехи был воспринят как сигнал явной и вполне реальной опасности – впрочем, совершенно правильно.

– Степа, центральная не отвечает, – кинулся навстречу командиру патрульный. – Кажется, рация накрылась: вообще ничего не слышно, только треск.

– Гдатская сила, этого только не хватает! – выругался сержант. – Ну-ка, дай я попробую…

Пока начальник патруля орал в микрофон рации, Росин достал свой сотовый, попытался набрать номер, но телефон упрямо не подключался к линии. Тогда Костя отошел к палатке, потряс за плечо спящего там на раскладушке Немеровского:

– Миша, у тебя «труба» с собой?

– А-а, мастер? – продрал глаза тот. – С собой. А что?

– Вызови «скорую». Скажи, есть раненые. С огнестрельными ранениями.

– Огнестрельные?! – сел на постели Миша. – Откуда?

– Ты «скорую» вызови, – попросил Росин. – Потом расскажу.

На улице вокруг палатки мастеров и рядом с милицейской машиной начала потихоньку собираться толпа. В основном из тех, кто приехал на фестиваль из любопытства или заодно с друзьями.

Сержант, наконец, сдался перед бунтом техники, повесил микрофон, поставил ноги на землю и задумчиво почесал голову.

– Эй, начальник, – окликнули его из толпы. – Ты хоть объясни, что происходит! А то, говорят, тут чеченцы целый поселок вырезали!

– Какие чеченцы? – отмахнулся милиционер. – Ваши же дружки перепились и резню устроили. Стас, давай так: вы с Лехой соберите арестованных в один сарайчик, заприте… Убитых не трогайте, пока бригада не приедет. Ну, ты покарауль задержанных, а Леха пусть любопытных в деревню не пускает, и проследит, чтобы из лагеря никто не ушел до приезда следаков.

– Нам тут что, на цепи сидеть? – моментально начали возмущаться в толпе.

– У меня собака дома некормленая!

– А у меня сегодня деловая встреча!

– Спокойно граждане, спокойно! – поднял ладони сержант. – Отсюда до Кировска всего двадцать километров! Через час сюда приедут наши сотрудники, снимут предварительные показания, запишут ваши данные и вы сможете отправиться на все четыре стороны! Стас, а ты не стой. Работайте давайте, работайте.

Он захлопнул дверцу, завел мотор. Минуту выждал, давая маслу время разойтись по двигателю, после чего тронулся и медленно двинулся к выезду с поляны. Там «УАЗик» остановился. Сержант вылез наружу, присел на землю и принялся рассеянно ковырять пальцем землю. Росин побежал к нему – толпа хлынула следом.

Выезд с поляны на шоссе огораживали несколько высоких тополей. Деревья стояли на месте, но вот шоссе – шоссе не было! Сразу за тополями начиналась заболоченная низина, утыканная редкими низкими березками. Патрульный расковырял ямку глубиной сантиметров десять, поднял глаза на Росина:

– Ты смотри, как его уничтожили. Никаких следов не осталось.

– И что делать будем?

– Придется пешком идти, – выпрямился сержант. – От деревни должна быть дорога. Иначе как они тут живут? До Кировска доберусь, там разберемся. Боюсь только, не поверят они мне.

– А нам что, до завтра тут торчать, пока вы все туда-сюда бродите? – выступил вперед молодой человек в капроновом спортивном костюме. – Мне сегодня в три нужно быть на Витебском вокзале. Я из-за вас работу терять не намерен!

– А у меня собака некормлена! – поддакнул женский голос.

– Мне нужно сделать сегодня в два важный звонок, – добавил стоящий с края полный лысоватый мужчина. – А телефон здесь почему-то не работает.

– Сделаем так, – сдался сержант. – Все, кому срочно нужно уехать, пойдут со мной. В отделении с них снимут показания, после чего отпустят. Только имейте в виду: идти придется больше двадцати километров. Это тяжело.

– Двадцать километров, это часов пять идти, – покачал головой мужчина. – Как бы не опоздать. Девятый час уже.

– Ну, кому нужно, идите за мной, – сержант двинулся через поляну в сторону разгромленной деревни.

– Мастер, а телефон-то крякнулся, – окликнул Росина Немеровский. – Ни ответа, ни привета. Словно мы в пустыне Сахара сидим, а не рядом с городом.

– Мой тоже не работает, – кивнул Костя. – И милицейская рация.

– Может, буря электромагнитная?

– Вполне может быть, – пожал плечами мастер. – Она и бакены по Неве утопила, и дачи на том берегу снесла, и дома в деревне подменила, и шоссе кировское сжевала.

Немеровский круто развернулся на одном месте:

– От блин! И правда ничего нету! Слушай, мастер… Ну ладно, бакены утопить можно, а дачи-то куда делись? Нет, снести дома можно – но откуда вместо них лес?

– Ты дежурных на кухню назначал? Пусть кашу на завтрак варят. Сейчас сержант свалит, сходим лодку одну внимательно осмотрим. Потом позавтракаем и совет мастеров соберем. Может, к тому времени что и уяснится.

Когда вместо шоссе за поляной обнаружилась низкая болотина, Степану стало жутковато. Он мог понять, как опившиеся водкой и чокнутые на мечах мужики полезли грабить соседние дома – кто их знает, может они себя викингами вообразили? Но исчезнувшее шоссе… От этого веяло настоящей чертовщиной, и сержант даже тихонько незаметно перекрестился.

Упрямство свидетелей, вечно норовящих ради своей копейки плюнуть на чужую жизнь, на этот раз его только порадовало – топать в Кировск в одиночку ему совсем не хотелось. Поэтому Степан разрешил всем желающим идти за ним, а потом с независимым видом двинулся к деревне.

Поднявшись на холм, он оглянулся: следом вытянулось в цепочку шесть человек. Две девицы, какой-то хиппи с дымящейся самокруткой во рту, лысоватый мужчина и две парней в спортивных костюмах. На душе стало чуть спокойнее – Степан ни разу не слышал, чтобы лешие или «зеленые человечки» связывались с такими большими группами людей. С лесной нечистью сталкиваются чаще всего одиночки.

Поравнявшись со своим подчиненным, сидящим на березовом чурбаке, сержант остановился:

– Ну как у вас тут, Стас?

– Сволокли их всех вместе. Ножи всякие, сабли, кистени и прочее в том доме, за дверью сложили. Леха двоим ноги прострелил. Врач из этих, – милиционер кивнул в сторону поляны, – лапы перевязал, но нужно скорую. И еще один… В куртке был, в кожаной, а внутри железо зашито. «Макаров» куртку не пробил, но кости у него, кажись, все переломаны. Долго не протянет.

– Ладно, смотри тут, больше не пей. Я скоро вернусь.

От деревни вниз с холма действительно вела узкая тропинка. Степан пошел по ней, надеясь, что вскоре выйдет на более проезжую дорогу. Он не видел, как к оставленному им часовому подошла босоногая девушка лет семнадцати в простой полотняной рубахе ниже колен и протянула деревянный ковшик:

– На, трудник,[20] испей кваску с устатку.

– Спасибо, – с самого утра Стасу в рот не попало еще ни капли воды, а пить после вчерашнего хотелось страшно. Он с наслаждением выпил холодный, чуть кисловатый пенящийся напиток: – Ох, хорош квасок, забористый. Спасибо.

– Сама варила, сама ставила, сама стерегла, – девушка забрала ковшик и поклонилась патрульному в пояс. – Благодарствую тебе, вой, за станишников[21] злобных. Ты спи, беды не чуй. На тебя затайки не держу.

– Да что ты, все хорошо… – Стас почувствовал, как у него слипаются глаза. – Черт, вставать только рано пришлось.

Гостья выпрямилась и молча ждала. Милиционер клюнул носом раз, другой, а потом повалился с чурбака на бок. Девушка отошла к сметанному неподалеку от сарая стожку, принесла охапку сена, подложила Стасу под голову. Потом сходила еще за несколькими охапками, торопливо обкладывая ими сарай с арестованными бандитами, больше всего навалив около подпертой двери.

Стас перевернулся на спину и начал раскатисто похрапывать.

Тропинка продолжала вилять по лесу вдоль Невы, обходя буреломы и заболоченные впадины, ныряя в овражки и забираясь под низкие березовые кроны – но так и не думала выводить путников на дорогу. Наконец, когда впереди открылась небольшая поляна, лысоватый мужчина взмолился:

– Ребята, давайте отдохнем немного! Задыхаюсь.

– Ладно, перекур, – разрешил сержант, останавливаясь рядом с активно лезущем из широкой ямы ивовым кустом и доставая пачку «Мальборо». – Рано задыхаться начали, пяти километров еще не прошли.

– Вообще-то, тут шоссе должно быть, – прижал ладонь к боку мужчина. – И масса проселков. А вы нас какими-то кабаньими тропами ведете.

Парни и девушки, собравшись кружком, защелкали зажигалками. Хиппи, ничуть не стесняясь сержанта, принялся сворачивать «косяк».

– Большинство проселков ведет от населенных пунктов к реке, – парировал Степан. – Раз мы не пересекли ни одного, значит их нет.

– И куда они все внезапно подевались? – саркастически поинтересовался мужчина. – Волки съели?

– Придем в Кировск, там, надеюсь, все выяснится, – пожал плечами сержант – и вдруг увидел, как из-под березовых ветвей вылетают, прижимаясь к гривам коней, закованные в железо всадники с обнаженными саблями.

Степан схватился за кобуру, расстегнул – а первый из всадников уже промчался отделяющие его от людей пять-шесть метров. Степан достал пистолет – всадник в островерхом шлеме с посвистом взмахнул саблей направо и налево. Голова стоящей к нему спиной девушки надломилась набок и повисла на лоскуте кожи, а череп лысого мужчины прорезала глубокая рана. Сержант столкнул флажок предохранителя, дернул затвор – скачущие по пятам первого два других всадника располосовали саблями хиппи и обоих парней, а первый воин уже поравнялся со Степаном.

Сержант вскинул пистолет, но каленый суздальский клинок упал вниз, прошелестев мимо его уха и перерубив ключицу и несколько верхних ребер. Рука повисла. Двое поотставших всадников дотянулись мечами до последней уцелевшей девушки, отрубив ей руку и глубоко исполосовав спину. А Степан приложил левую руку к разрубленному плечу, посмотрел на струящуюся кровь и сильно удивился тому, что после всего этого остался жив. Однако в ногах ощутилась предательская слабость. Сержант упал на колени, простоял так еще несколько секунд, стараясь удержаться в сознании, а потом рухнул лицом вниз.