Зеленый мозг

Глава 4

Это была пещера высоко над мокрыми скалами ущелья реки Гояз. В пещере пульсировали мысли Мозгу, слушающего радио, по которому человеческий диктор передавал события дня: бунты в Бахии, линчеваны пограничники, приземлились воздушные войска, чтобы восстановить порядок…

Маленький переносной приемник на батарейках производил металлический шум в пещере, который раздражал его мозговые сенсоры, но человеческие новости должны были быть записаны… пока выдерживают батарейки. Вероятно, можно было использовать для этого биохимические клетки, но механические знания Мозга были ограничены. Из фильмотеки книг, оставленных в Красной зоне, он знал много теории, но практические знания – это совсем другое дело.

Был на время и портативный телевизор, но диапазон его был ограничен, и сейчас он не работал.

Новости закончились, и из приемника хлынула музыка. Мозг дал команду инструменту замолчать. После чего Мозг продолжал лежать в благодатной тишине, думая, пульсируя.

Это была масса диаметром четыре метра и глубиной в полметра, называющая себя «Верховная интеграция», наполненная пассивной настороженностью и все же всегда немного сверх меры озлобленная необходимостью, которая держала эту массу неподвижной, привязанной к этому пещерному убежищу.

Подвижная сенсорная маска, которую она могла передвигать и сгибать по желанию – образуя то диск, то мембранную воронку, и даже имитацию огромного человеческого лица… лежала на поверхности этой массы, как шапка, сенсоры ее были направлены в серый рассвет у входа в пещеру.

Ритмическое пульсирование желтого мешка с одной стороны накачивало темную густую жидкость в Мозг. Над его поверхностными мембранами ползали бескрылые насекомые – проверяли, устраняли дефекты, подавали необходимую пищу, куда требовалось. Ульи специалистов крылатых насекомых собирались группами в расщелинах пещеры, некоторые производили кислоты, некоторые расщепляли кислоты для получения кислорода, некоторые для пищеварения, а часть их обеспечивала мышцы для насосов.

Горький кислотный запах пропитал всю пещеру.

Насекомые вылетали и залетали из рассвета. Некоторые останавливались, чтобы поплясать, погудеть и поколебать сенсоры мозга; некоторые пользовались модулированными резкими звуками для сообщения, некоторые оказывались выстроенными в специальные группы особым способом; другие формировали сложный узор с помощью варьирования цветов; а некоторые размахивали антеннами очень замысловатым образом.

Сейчас пришло сообщение из Бахии: «Сильный дождь – мокрая земля. Норы нашего слушающего поста обрушились. Наблюдателя увидели и атаковали, но монитор увел его в безопасное место по туннелю реки. Речные туннели вызвали там обвал строений. Мы не оставили никаких улик, за исключением того, что нас обнаружили человеческие существа. Те из нас, которые не успели убежать, были уничтожены. Среди человеческих существ тоже жертвы».

«Смерти среди человеческих существ, – рассуждал Мозг. – Значит, сообщения радио были правильными».

Это грозило катастрофой.

Мозг потребовал увеличить количество кислорода, к нему поспешили обслуживающие насекомые, ритм работы насоса увеличился.

«Человеческие существа убедятся, что их атаковали, – думал Мозг. – Сложная структура защиты человеческих существ будет активизироваться. Проникнуть в эту структуру со спокойными рассуждениями будет очень трудно, если вообще выполнимо».

Кто может рассуждать с неразумными?

Очень трудно понять этих человеческих существ с их богами и идеалами накопления.

«Бизнес» – вот как называют книги их идеалы накопления, но Мозг не мог понять смысла накопления. Деньги нельзя есть, они не накапливают видимую энергию, они оказываются плохим строительным материалом. Плетение и мозаика домов беднейших человеческих существ имеют больше смысла. Но все же, человеческие существа стремятся к накоплению. Значит, в этом должно быть что-то важное. В этом во всем должно быть также важна каждая часть, как в их концепции Бога, что является для них чем-то вроде интеграции, чья сущность и расположение могут быть определены. Очень большие неприятности.

«Где-то, – чувствовал Мозг, – должна быть модель мысли, чтобы можно было понять эти вещи, но он не мог найти ключ к разгадке».

Чтобы найти этот ключ, необходимо было понять механизм создания моделей мысли у людей, превращения внутренней энергии при создании воображаемых образов, планов и схем. Только освоив этот механизм, можно найти путь к совместному выживанию. Как удивительно, как тонко, и все же, как красиво было человеческое открытие, которое сейчас было размножено и приспособлено к использованию его другими существами. Как восхитительно и возвышенно это манипулирование вселенной, которое существует только внутри пассивных рамок воображения.

На мгновение Мозг протестировал себя, пытаясь вызвать человеческие эмоции. Страх и уникальность ума – это еще можно понять. Но перестановки, вариация страха, называемая ненавистью, острые непредсказуемые реакции – это понять труднее.

Не раз Мозг пытался размышлять над тем, что когда-то было частью человеческого существа и предметом таких эмоций. Они были использованы согласно его собственному направлению. Сейчас Мозг был только слабо похож на человеческий мозг, он стал больше и сложнее. Ни одна человеческая вычислительная система не смогла бы поддерживать его нужды и питание. Ни одна человеческая сенсорная система не смогла бы удовлетворить его ненасытное стремление к информации.

Это был просто Мозг, функциональная часть системы суперульев – более важная сейчас, чем даже королева.

– Какой класс человеческих существ был убит? – спросил он.

Ответ пришел в тихом металлическом скрипучем звуке.

– Рабочие, женщины, незрелые человеческие существа и некоторые бесплодные королевы.

«Женщины и незрелые человеческие существа, – думал мозг. Он вызвал на экране сознания индейское проклятие, чей источник был использован. – Из-за таких смертей человеческая реакция будет самой бурной. Требовалось немедленное действие».

– Какое слово от наших посланных, проникших за барьер? – спросил Мозг.

Пришел ответ.

– Потайное место группы посланных неизвестно.

– Посланников следует отыскать. Они должны оставаться в тайниках до удобного момента. Передайте приказ сейчас же.

Работающие специалисты быстро сновали, выполняя приказы.

– Мы должны поймать как можно больше самых разных человеческих существ, – командовал Мозг. – Мы должны найти уязвимого вождя среди них. Вышлите наших наблюдателей и посланников, а также подразделения исполнителей. Сообщите как можно быстрее результаты.

Пока Мозг думал, приказы его выполнялись, мысли посланников переносились на расстояние. Он поднял свою сенсорную маску на подпорки, сформировал глаза и настроил их на отверстие в пещере.

День в полном разгаре.

Сейчас надо только ждать.

Ожидание было самой трудной частью его существования.

Мозг начал исследовать эту мысль, формируя выводы и переплетая различные альтернативы к процессу ожидания, воображая проекты физического роста, который мог бы облегчить ожидание.

Мысли произвели форму интеллектуального несварения, которая насторожила обслуживающий улей. Они яростно зажужжали вокруг мозга, защищая его, питая, образуя фаланги воинов в отверстии пещеры.

Это действие принесло тревогу Мозгу.

Мозг знал, что послал свои когорты в действие, защищая драгоценную кору улья, что было инстинктом, задействованным в выживании любого вида. Примитивные единицы улья не могли бы изменить этот образец, Мозг это понимал. Хотя они должны измениться. Они должны изучать мобильность нужд, стабильность суждения, принимая каждую ситуацию как уникальную.

«Я должен продолжать обучать и учиться», – думал Мозг. Тогда он захотел выслушать сообщения крошечных наблюдателей, которых он послал в восточном направлении. Необходимость информации из этого направления была огромной – что-нибудь, чтобы заполнить биты и щели добываемые из постов слушания. Очень важные доказательства могли бы прийти оттуда, чтобы отвести человечество от его глубокого погружения в смерть для всех.

Медленно улей сокращал деятельность, когда Мозг извлекал мысли из самых болезненных краев.

«Будем ждать», – сказал себе Мозг.

И он поставил перед собой проблему небольшого генного изменения у бескрылых ос, чтобы улучшить систему производства кислорода.

Синьор Габриэль Мартиньо, префект округа барьера Матто Гроссо, шагал по кабинету, бормоча себе под нос, когда проходил мимо высокого узкого окна, которое пропускало вечерний свет. Временами он останавливался, чтобы взглянуть на своего сына Хуана, который сидел на кожаном диване под одним из книжных шкафов, которые стояли вдоль стен комнаты.

Старший Мартиньо был темный мужчина, стройный, худой, с сединой в волосах и глубоко посаженными карими глазами высоко над орлиным носом, узкие губы, выдающийся вперед подбородок. На нем был черный костюм старого покроя, который отвечал его служебному положению. Рубашка его блестела белизной на фоне черного костюма. Золотые запонки сверкали, когда он размахивал руками.

– Я – объект для осмеяния, – ругался он.

Хуан проглотил это заявление молча. После целой недели выслушивания бурных сцен отца, Хуан научился ценить молчание. Он рассматривал свой белый костюм пограничника, брюки, заправленные в высокие, закрывающие икры сапоги для работы в джунглях – все новое блестящее и чистое в то время, как его люди потеют, совершая предварительные осмотры в Сьерра Дос Паресис.

В комнате сгущались сумерки, быстрая тропическая темнота спешила вдоль горизонта, сопровождаемая ударами грома. Увядающий свет уносил бледную голубую дымку. Стрела молнии прорезала видимую в высокое окно часть неба и послала ослепляющее электрическое освещение в кабинет. Сразу послышались раскаты грома. Световые сенсоры включили в доме свет, везде, где были люди, как будто молния и гром послужили для этого сигналом. Желтое освещение заполнило кабинет.

Префект остановился перед сыном.

– Почему мой собственный сын, прославленный шеф ирмандадес, извергает такие карзонитские глупости?

Хуан смотрел на пространство пола между своими сапогами. Борьба на площади Бахии, побег от толпы – всего неделю тому назад – казалось затерялось где-то в вечности, как часть прошлого какого-то другого человека. Сегодня днем через кабинет отца прошла вереница важных политических деятелей – вежливые приветствия прославленному Хуану Мартиньо, и – совещание тихим голосом с отцом.

Старик боролся за сына – Хуан знал это. Но старший Мартиньо мог бороться только такими способами, которые были ему известны лучше всех: система родства, маневры за кулисами, обмен обещаниями поддержки, накопление политических сил там, где с ним считались. Он не раз обдумывал подозрения и сомнения Хуана. Ирмандадес Альвареса, его, Хуана Хермосилмо – любой, кто имеет что-то общее с Паратингой – в данный момент имели похожие шансы. Крепость требовала перестройки.

– Прекратить новое расселение, – бормотал старик. – Отложить поход в Оесте? Вы с ума там сошли! Как, ты думаешь, мне удается удерживать пост? Мне! Потомку идальго, чьи предки управляли в прежней столице! Мы не бюргеры, чьи предки были спрятаны Руи Барбоса, и все же кабоклас называют меня «отцом бедных». Я получил это имя не за тупость…

– Отец, если бы ты только…

– Помолчи! У тебя есть наш паленилья, наш маленький горшок, весело кипящий. Все будет хорошо!

Хуан вздохнул. Он чувствовал как недовольство, так и стыд за свое положение здесь. Префект уже частично удалился от дел, избегал острых ситуаций – очень слабое сердце. И сейчас беспокоить старика таким образом… но он продолжал оставаться так слеп!

– Ты говоришь, расследовать, – насмехался над ним старик. – Расследовать что? Сейчас мы не хотим расследований и подозрений. Правительство, благодаря недельной работе моих друзей, занимает позицию, считая все нормальным. Они почти готовы обвинить карзонитов за трагедию в Бахии. – Но у них нет улик, – сказал Хуан. – Ты сам это признал.

– Улики не так важны в такое время. Кроме того, это как раз то, что могли бы сделать карзониты.

– Но могли бы, не значит сделали, – сказал Хуан. Казалось, что старик не слышит этого.

– Только на прошлой неделе, – сказал он, делая широкий взмах рукой, – за день до твоего приезда сюда, какой-то сумасшедший вихрь, – в тот самый день я разговаривал с фермерами Лакуя по просьбе моего друга, министра сельского хозяйства. И ты знаешь, они смеялись надо мной! Я сказал, что мы в этом месяце увеличили Зеленую зону на десять тысяч гектаров. Они смеялись. Они говорили: «Даже ваш собственный сын не верит в это!» Теперь я вижу, почему они так говорили. Остановить поход на запад, это уже слишком!

– Ты слышал сообщение из Бахии, – сказал Хуан. – Исследователи МЭО…

– МЭО! Этот мерзкий китаец, чье лицо тебе ничего не говорит. Он больше бахианец, чем сами бахианцы, но мерзкий. А эта его новая д-р женщина, которую он посылает везде вынюхивать и расспрашивать. Его маэ де санто, его сидага – ты послушай, что про нее говорят, я могу рассказать. Только вчера говорили…

– Я не хочу слушать!

Старик замолчал, уставился на него.

– А-а-х, так?

– А-а-х, так! – сказал Хуан. – Что это значит?

– Что значит «А-а-х, так!?» – сказал старик.

– Она очень красивая женщина, – сказал Хуан.

– Так я и слышал, как говорили. И столько мужчин пользовались этой красотой… так говорят.

– Я не верю этому!

– Хуан, – сказал префект, – послушай старого человека, чей опыт дал ему мудрость. Это опасная женщина. Ее тело и ее душа принадлежит МЭО, организации, которая часто вмешивается в наши дела. Ты, ты являешься эмпретейро, знаменитостью, чьи способности и успехи, конечно, вызывают зависть в определенных кругах. Предполагают, что эта женщина д-р по насекомым, но действия ее говорят, что она кабиде де эмпрегос. Она стоячая вешалка для разного рода занятий. И какого рода эти занятия, а-ах, некоторые из этих занятий… – Хватит, отец!

– Как хочешь.

– Она должна скоро приехать сюда, – сказал Хуан. – Я не знаю, твое отношение сегодня к…

– Может произойти задержка в ее визите, – сказал префект.

Хуан внимательно наблюдал за ним.

– Почему?

– На прошлой неделе в среду, через день после твоего маленького эпизода в Бахии, ее послали в Гояз. В этот самый вечер или на следующее утро, это неважно.

– Ох?

– Ты знаешь, что она делает в Гоязе, конечно – эти истории о секретной базе пограничников там. Она там разнюхивает, суется в… если еще жива.

Голова Хуана вскинулась.

– Что?

– В штаб-квартире МЭО в Бахии ходят слухи, что она… что с ней покончено. Вероятно, несчастный случай. Говорят, что завтра великий Трэвис Ханнингтон Чен-Лу сам едет искать своего доктора женщину. Что ты думаешь об этом?

– Казалось, что он без ума от нее, когда я видел их в Бахии, но эта история…

– Без ума? О, да, конечно.

– У тебя только злое на уме, отец. – Он перевел дыхание. Мысль о том, что эта прекрасная женщина сейчас где-то там в глубоких районах, где живут только существа джунглей, мертвая или покалеченная – вся эта красота – все это оставило пустоту в душе Хуана.

– Вероятно, ты захочешь пойти на запад искать ее? Хуан игнорировал выпад, он сказал:

– Отец, вся эта эпопея нуждается в отдыхе, пока мы узнаем, что же там не так.

– Если ты говорил с ними в Бахии в таком духе, я не стану винить их за то, что они набросились на тебя, – сказал префект. – Вероятно, толпа…

– Ты знаешь, что мы видели на этой площади!

– Чепуха, но чепуха вчерашнего дня. Это должно прекратиться сейчас. Ты ничего не должен делать, чтобы не сломать это равновесие. Я приказываю тебе.

– Люди больше не подозревают пограничников, – сказал Хуан с горечью в голосе. – Некоторые до сих пор подозревают тебя, да. А почему бы и нет, если то, что я слышал из твоих собственных уст, является образцом того, как ты разговариваешь?

Хуан изучал носки своих сапог – полированную, блестящую черноту. Он находил, что их незапятнанная поверхность как-то символизирует жизнь отца.

– Мне жаль, что я расстроил тебя, отец, – сказал он. – Иногда я сожалею, что я пограничник, но, – он пожал плечами – без этого как бы я мог узнать все, о чем сказал тебе? Правда состоит в том, что…

– Хуан! – голос отца задрожал. – Ты сидишь здесь и говоришь мне о том, что ты позоришь нашу честь? Ты что давал ложную клятву, когда формировал своих ирмандадес?

– Все это было не так, отец.

– Ой-ли, а как же это было?

Хуан стащил эмблему дезинфектора с кармана на груди, свернул ее пальцами. – Я верил в это… тогда. Мы могли создавать пчел мутантов и заполнять ими любую брешь в экологии насекомых. Это был… это был великий крестовый поход. В это я верил. Как люди в Китае, я говорил: «Только полезное должно жить!» И я делал то, что думал. Но это было несколько лет тому назад. С тех пор я стал понимать, что у нас не полное понимание складывающейся ситуации. Где-то в наших представлениях и действиях возникла ошибка.

– Ошибка была в том, что ты получил образование в Северной Америке, – сказал отец. – В этом была моя вина. Да – в этом надо винить меня. Вот где ты набрался всей этой карзонитской галиматьи. Да, для них все и так хорошо, и они отказываются присоединяться к нам в повторном экологическом расселении. Но у них нет столько миллионов ртов, которых надо кормить. А мой собственный сын!

Хуан пытался защищаться:

– Там в Красной зоне ты можешь уважать такие вещи, отец. Это трудно объяснить. Растения там выглядят здоровее. Фрукты…

– Но это же временно, – возразил отец. – Мы создадим таких пчел, которых нам надо, чтобы они отвечали любым нашим потребностям. Вредные разрушители вынимают пищу из наших ртов. Все это так просто. Они должны умереть, а их заменят существа, которые выполняют полезные для человека функции.

– Птицы умирают, отец. – Мы охраняем птиц! У нас есть представители каждого вида в заповедных зонах. Мы уже обеспечили их новыми формами пищи…

– Некоторые растения уже исчезли из-за недостатка естественного опыления.

– Ни одно из полезных растений не исчезло.

– А что произойдет, – спросил Хуан, – если наши барьеры будут нарушаться насекомыми до того, как мы заменим популяцию хищников? Что тогда произойдет?

Старший Мартиньо помахал своим тонким пальцем перед носом сына.

– Прекрати молоть чепуху! Я не хочу ничего такого больше слышать! Ты понимаешь?

– Пожалуйста, успокойся, отец.

– Успокоится? Как я могу успокоиться, если… если? Ты прячешься здесь, как обычный преступник! Бунты в Бахии и Сантареме и…

– Отец, не надо об этом!

– Нет, надо, надо. Ты знаешь, что еще говорили мне эти фермеры в Лакуя? Они говорили мне, что пограничников видели, как они вновь заселяют Зеленую зону, чтобы продлить себе работу. Вот, что они говорили.

– Это же чепуха, отец!

– Конечно, это чепуха! Но это естественное последствие пораженческих разговоров, как раз таких, которые я услышал сегодня от тебя. И все отступления, которые мы переживали, только добавляют вес таким обвинениям.

– Отступления, отец?

– Да, я сказал отступления!

Синьор префект Мартиньо повернулся и зашагал к своему письменному столу и назад. Он снова остановился перед сыном, уперся руками в бедра.

– Ты имеешь в виду, конечно, Паратингу?

– Среди прочих.

– Твои ирмандадес были там.

– Не так долго, когда нас атаковали блохи.

– Все же, неделю назад Паратинга была Зеленой, а сейчас… – Он указал на письменный стол. – Ты видел сообщение. Она кишит насекомыми. Кишит!

– Я не могу уследить за каждым пограничником в Матто Гроссо, – сказал Хуан. – Если они…

– МЭО дает нам только шесть месяцев, чтобы вычистить все, – сказал старший Мартиньо. Он поднял руки ладонями вверх, лицо его вспыхнуло. – Шесть месяцев.

– Вот если бы ты пошел к своим друзьям в правительстве и убедил их в том, что…

– Убедить их? Идти и сказать им совершить политическое самоубийство? Мои друзья? Да знаешь ли ты, что МЭО угрожает Бразилии эмбарго – точно также, как они поступили с Северной Америкой? – Он опустил руки. – Ты можешь представить, что мне придется выслушать о пограничниках и особенно о своем собственном сыне?

Хуан так сжал эмблему распылителя, что она врезалась ему в ладонь. Неделя подобных сцен – это было больше, чем он мог вынести. Его потянуло туда, к своим людям, готовящимся к борьбе в Сьерра Дос Паресис. Отец его слишком долго занимался политикой, чтобы он мог измениться – и Хуан понял это с чувством довольно болезненным. Он взглянул на отца. Если бы вот только старик так не возбуждался – это так отражалось на его больном сердце.

– Ты волнуешься совсем без надобности, – сказал он.

– Волнуюсь, – Ноздри префекта раздувались, он наклонился над сыном. – Мы уже перешли две мертвые линии – Паратингу и Тефе. А там земля, разве ты не понимаешь? А людей на земле нет, некому возделывать ее и заставлять давать продукцию.

– Паратинга была не полным барьером, отец. Мы только расчистили…

– Да, и мы получили продолжение мертвой зоны, когда я объявил, что мой сын и знаменитый Бенито Альварес очистили Паратингу. Как ты объяснишь сейчас, что она снова наводняется насекомыми, что там снова надо делать эту работу?

– Я не объясняю этого.

Хуан вернул эмблему распылителя снова на прежнее место. Было ясно, что он не сможет убедить отца. На протяжении всей этой недели это становилось все более и более очевидным. Нерв на челюсти Хуана вызвал тик отчаяния. И все же старика надо было убедить! Кого-то надо было убедить. Кого-то из политического окружения отца, который бы вернулся к этому вопросу наверху", встряхнул их всех там и заставил выслушать.

Префект вернулся к столу и сел. Он взял со стола древний крест, одну из работ по кости великого Алейхадиньо. Он поднял его, очевидно надеясь восстановить равновесие, но глаза его широко раскрылись и заблестели. Он медленно опустил крест на письменный стол, не сводя с него глаз.

– Хуан, – прошептал он.

«Это у него плохо с сердцем» – подумал Хуан. Он вскочил и бросился к отцу. – Отец!

– Что это? – старший Мартиньо показывал туда пальцем, рука его дрожала.

Через открытые шипы короны, по искаженному больному лицу из слоновой кости, через напряженные мышцы фигуры Христа ползло насекомое. Оно было цвета слоновой кости по форме слегка напоминало жука, но с бахромой из многочисленных клешней вдоль крыльев и на груди с мохнатыми окончаниями на ненормально длинных усиках.

Старший Мартиньо потянулся за свернутыми газетами, чтобы раздавить насекомое, но Хуан взял его рукой.

– Подожди. Это новый. Я никогда ничего подобного не видел. Дай мне фонарик. Мы должны пойти за ним и узнать, где его гнездо.

Префект забормотал что-то, задыхаясь от волнения, вытащил маленький фонарик из ящика стола и вручил его сыну.

Хуан взял фонарик и, пользуясь им, стал рассматривать насекомое.

– Какое оно странное, – сказал он. – Посмотри, как точно его цвет совпадает с цветом слоновой кости.

Насекомое остановилось, направило усики по направлению к мужчинам.

– Таких существ видели, – сказал Хуан. – Ходят разные слухи. Что-то похожее на это нашли в прошлом месяце около одной из деревень на барьере. Оно было внутри Зеленой зоны… на тропинке у реки. Помнишь сообщение? Два фермера нашли его, когда искали больного мужчину. – Хуан посмотрел на отца. – Ты знаешь, во вновь созданных Зеленых зонах очень строго проверяют всех больных. Были случаи эпидемий… но это что-то другое.

– Это не имеет отношения к болезни, – рявкнул отец. – У нас будет меньше болезней, если не будет насекомых переносчиков болезней. – Вероятно, – сказал Хуан, но тон его говорил о том, что он не верит этому.

Хуан снова обратил внимание на насекомое на распятии.

– Я не думаю, что наши экологи знают все, как они заявляют об этом. И я не доверяю нашим китайским советникам. Они очень красноречиво говорят о пользе уничтожения насекомых сельскохозяйственных вредителей, но не позволяют нам проинспектировать свои Зеленые зоны. Извинения. Всегда извинения. Я думаю, у них там есть неприятности, и они не хотят, чтобы мы обнаружили их.

– Ну, это глупость, – рассердился старший Мартиньо, но тон его говорил о том, что он не стремится защищать эту позицию. – Они люди чести – за очень редким исключением, которое я мог бы припомнить. И образ их жизни ближе к нашему социализму, чем к загнивающему капитализму Северной Америки. Беда твоя в том, что ты часто смотришь на них глазами тех, у кого получил воспитание.

– Я бы мог поклясться, что это насекомое – результат одной из спонтанных мутаций, – сказал Хуан. – Иногда кажется, что они появляются в соответствии с каким-то планом… Найди мне что-нибудь, во что можно было бы поймать это существо и отнести его в лабораторию.

Старший Мартиньо оставался стоять у стула.

– А как ты объяснишь, где ты его взял?

– Прямо здесь.

– И у тебя не дрогнет рука, подвергнуть нас еще большему осмеянию, не так ли?

– Но, отец…

– Разве тебе не понятно, что они скажут? Это насекомое было найдено в его собственном доме. Это странный новый вид. Вероятно, он их там выводит, чтобы наводнить Зеленую зону.

– Ну, теперь ты несешь чушь, отец. Мутации присущи тем видам, которым угрожает опасность. И мы не можем отрицать, что существует угроза этим насекомым – яды, вибрационный барьер, ловушки. Дай мне тот контейнер, отец. Я не могу отойти от этого существа, а то я бы взял контейнер сам.

– И ты скажешь, где его нашли?

– А что же я еще могу сказать! Мы должны установить кордон на всей зоне и отыскать гнезда. Может, конечно, произойти случай… но… – Или преднамеренная попытка поставить меня в неловкое положение.

Хуан пристально посмотрел на отца. Конечно, и такое может быть. У отца действительно есть враги. Да и к тому же, с этими карзонитами тоже следует считаться. У них друзья во многих местах… а среди них были фанатики, которые не остановились бы перед любым планом. И все же…

Хуан нашел решение. Он вновь обратил внимание на подопечное насекомое. Отца следует убедить, а здесь подвернулся такой благоприятный случай.

– Посмотри на это существо, отец, – сказал он. Префект неохотно обратил взор на насекомое.

– Самые ранние наши яды, – сказал Хуан, – убивали слабых, и избранные выработали иммунитет к этой угрозе от человека. Только обладающие этим иммунитетом продолжали род. Яды, которые мы используем сейчас – некоторые из них – не оставляют таких щелей… к тому же смертоносные вибрации на барьерах… – Он пожал плечами. – И все-таки это жук, отец, и он каким-то образом проник через барьер. Я сейчас тебе продемонстрирую.

Хуан вытащил длинный тонкий свисток из блестящего металла из нагрудного кармана. – Было время, когда его звук вызывал смерть бесчисленного количества жуков. Мне просто надо было просвистеть через их спектр привлечения. – Он приложил свисток к губам, дунул, все время поворачивая его конец.

Из него не вышел ни один звук, слышный человеку, но усики жука согнулись.

Хуан вынул свисток изо рта.

Усики перестали сгибаться.

– Он выдержал испытание, как ты мог убедиться, – сказал Хуан. – Это жук, и его должен привлекать этот свист, но он не двинулся. И я думаю, отец, что среди этих существ есть признаки какого-то злонамеренного разума. Они далеки от исчезновения, отец… Я считаю, что они начинают ответное наступление.

– Злонамеренный разум? У тебя больное воображение, сын.

– Ты должен верить мне, отец, – сказал Хуан. – Никто не хочет верить, когда мы, пограничники, сообщаем о том, что видим. Они смеются и говорят, что мы слишком долго находились в джунглях. А где доказательства? Они говорят, что такие истории действуют разве что на неграмотных фермеров… Затем они начинают сомневаться и подозревать нас.

– И имеют на то основания, я бы сказал.

– Ты не хочешь верить собственному сыну?

– Что такое сказал мой сын, что я должен ему поверить? – в старшем Мартиньо говорил сейчас полностью префект, гордо выпрямившийся и холодно взирающий на сына.

– В прошлом месяце в Гоязи, – сказал Хуан, – пограничники Антонила Лисбоа потеряли трех человек, которые…

– Несчастный случай.

– Они были убиты муравьиной кислотой и маслом копаку.

– Они небрежно обращались с ядом. Люди становятся беспечными, когда они…

– Нет, муравьиная кислота была очень сильной, высокой концентрации и по своему происхождению идентична кислоте насекомых. На этих людей был обрушен поток кислоты…

– Ты хочешь сказать, что насекомые такие, как это. – Префект указал на неподвижное существо на распятии. – Слепые существа, как эти…

– Они не слепые.

– Я не в буквальном смысле… Ну, без разума, – сказал префект. – Ты же не будешь всерьез утверждать, что такие существа напали на людей и убили их.

– Нам еще предстоит уточнить, как были убиты эти люди, – сказал Хуан. – У нас есть только тела и физические свидетельства происшествия. Но были и другие потери, отец. Люди исчезали, были сообщения о странных существах, которые нападали на пограничников. Мы все больше и больше убеждаемся с каждым днем в том, что…

Он замолчал, когда жук сполз с распятья на стол. Мгновенно цвет его стал коричневым, смешиваясь с поверхностью стола.

– Пожалуйста, отец, дай мне контейнер.

Жук достиг края стола и заколебался. Усики его загибались то назад, то вперед.

– Я дам тебе контейнер, если ты пообещаешь не сообщать, где было найдено это насекомое, – сказал префект.

– Отец, я…

Жук прыгнул со стола далеко на середину комнаты, пополз к стене, вверх по стене и в щель у окна. Хуан нажал на кнопку фонарика, направил луч на дырку, которая поглотила насекомое. Он прошел по комнате и исследовал отверстие.

– Когда появилось здесь это отверстие, отец?

– Много лет назад. В каменной кладке была щель… землетрясение за несколько лет до смерти матери, я думаю.

В четыре шага Хуан дошел до двери, прошел через вестибюль с арочным потолком, вниз по каменным ступеням, через другую дверь и короткую прихожую, через литые ворота в сад на улицу. Он дал полной мощности луч и провел им над стеной под окном кабинета.

– Хуан, что ты делаешь?

– Это моя работа, отец, – он бросил взгляд назад и увидел, что префект шел за ним и остановился как раз за воротами сада.

Хуан снова обратил внимание на стену кабинета, посветил лучом фонаря на камни под окном. Он низко нагнулся, водя лучом по земле, вглядываясь в каждые бугорок, во все темные места.

Тщательный поиск переместился на сырую землю, повернул к кустам, затем на лужайку.

Хуан слышал, как отец идет за ним.

– Ты видишь его?

– Нет.

– Тебе надо было позволить мне пристукнуть его. Хуан встал, пристально посмотрел вверх на черепичную крышу и на карнизы. Вокруг стояла полная темнота, был только свет в окне кабинета и свет фонаря, чтобы изучать детали.

Пронзительный, резкий до боли в ушах звук заполнил воздух вокруг них. Он шел из внешней стороны сада, который окаймлял дорогу и каменную стену. Даже после того, как он смолк, казалось, что он висит везде вокруг них. Он навел Хуана на мысль об охотничьем крике хищников джунглей. Дрожь прошла у него по спине. Он повернулся к проезжей дороге, где припарковал свой воздушный грузовик, послал туда луч фонаря.

– Какой странный звук, – сказал отец. – Я… – Он замолчал и уставился на газон. – Что это?

Казалось, что весь газон пришел в движение, направляясь к ним, как волна набегающая на берег. Волна эта уже отрезала их от входа в дом. Она была еще в шагах десяти, но быстро надвигалась.

Хуан схватил отца за руку. Он говорил спокойно, надеясь не встревожить старика еще больше, помня о его слабом сердце.

– Мы должны добраться до моего грузовика, отец. Мы должны пробежать прямо по ним.

– По ним?

– Это насекомые, похожие на того, кого мы видели внутри, отец – их миллионы. Они нападают. Вероятно, они совсем не жуки. Вероятно, они похожи на полчища муравьев. Мы должны пробежать к грузовику. У меня там есть приспособления и оборудование, чтобы отбиться от них. Нам будет безопасно в грузовике. Это грузовик пограничников, отец. Ты должен бежать со мной, ты понимаешь? Я помогу тебе, но ты не должен спотыкаться и падать на них.

– Я понимаю.

Они побежали. Хуан держал отца за руку, указывая путь фонарем.

«Пусть только выдержит его сердце», – молился Хуан.

Он были уже в волне насекомых, но существа отскакивали в стороны, открывая путь, который закрывался за бегущими мужчинами.

Белые очертания воздушного грузовика выступили из-за поворота впереди метрах в пятнадцати.

– Хуан… сердце, – выдохнул старший Мартиньо.

– Ты должен держаться, – пропыхтел Хуан. – Быстрее! Он почти на руках пронес отца последние несколько шагов.

Они были сейчас у широких задних дверей отделения лаборатории грузовика Хуана. Хуану удалось распахнуть двери, он включил выключатель на левой стене, достал капюшон и ружье. Он остановился, внимательно вглядываясь в залитое желтым светом отделение.

В нем сидели два человека – индейцы сертао, судя по их внешности, с яркими блестящими глазами и черными волосами с подстриженной челкой под соломенными шляпами. Они были, как два близнеца, даже в одинаковых грязно-серых костюмах, с одинаковыми сандаловыми кожаными заплечными мешками. Вокруг них ползали насекомые, похожие на жуков, по стенам лаборатории, над инструментами и пузырьками. – Что за черт? – рявкнул Хуан.

Один из этой пары поднял индейскую флейту и помахал ею. Он говорил резким голосом со странными окончаниями слов.

– Заходите. Вам не причинят вреда, если вы будете повиноваться.

Хуан почувствовал, как отец оседает, поймал старика на лету. Какой он был легкий. Старик дышал прерывисто, делая болезненные короткие вздохи. Лицо его было бледно-синим. На лбу выступил пот.

– Хуан, – прошептал префект. – Боль… моя грудь.

– Лекарство, – сказал Хуан. – Где твое лекарство.

– Дома, – сказал старик. – На столе.

– Кажется, он умирает, – проскрипел один из индейцев. Все еще держа в руках отца, Хуан резко повернулся к этой паре и рявкнул:

– Я не знаю, кто вы и почему вы впустили сюда этих жуков, но отец мой умирает, и ему нужна помощь. Убирайтесь с дороги.

– Повинуйся или оба умрете, – сказал индеец с флейтой. – Заходи.

– Ему нужно лекарство и врач, – взмолился Хуан. Ему не понравилось, как индеец показал ему флейту. Этот жест наводил на мысль, что инструмент является оружием.

– Какая часть отказала? – спросил другой индеец. Он с любопытством уставился на отца Хуана. Дыхание старика стало поверхностным и быстрым.

– Это сердце, – сказал Хуан. – Я надеюсь, что синьоры фермеры не думаете, что он притворяется…

– Не фермеры, – сказал тот, кто с флейтой. Он встал с сиденья в передней части лаборатории, указал вниз. – Клади… отец здесь.

Другой поднялся со скамейки и встал рядом.

Несмотря на страх за отца, Хуан поймал себя на мысли, что его поражает странная внешность этой пары. Тонкая, похожая по виду на чешуйчатую кожа, мерцающая яркость глаз. Может быть, они употребляют какой-нибудь наркотик джунглей?

– Положи отца сюда, – сказал тот, что с флейтой. Снова показывая на скамейку. – Помощь может быть…

– Получена, – сказал другой.

– Получена, – повторил первый. Хуан заметил, сейчас массы насекомых вокруг на стенах замерли, в рядах их наступила тишина выжидания. Они все были копией того жука из кабинета. Одинаковые.

Дыхание старика было сейчас поверхностным и быстрым. Хуан чувствовал каждый его выдох на руке и у своей груди.

«Он умирает», – в отчаянии думал Хуан.

– Помощь может быть получена, – повторил индеец с флейтой. – Если вы повинуетесь, мы не сделаем вреда.

Индеец поднял флейту и направил ее на Хуана. – Повинуйся.

Жест не мог вызвать сомнения. Эта вещь была оружием.

Медленно Хуан поднялся в грузовик, подошел к скамье и осторожно опустил отца на мягкую поверхность.

Индеец с флейтой жестом приказал отойти ему в сторону, и он повиновался.

Другой индеец склонился над головой старшего Мартиньо и поднял его веко. Хуана поразила профессиональная правильность жеста. Индеец осторожно нажал на диафрагму умирающего, снял пояс префекта, ослабил воротник. Похожий на обрубок коричневый палец коснулся артерии на шее старика.

– Очень слабый, – проскрипел он.

Хуан еще раз посмотрел на индейца, удивляясь, как крестьянин отдаленного района страны может вести себя как врач.

– Больница, – заявил индеец.

– Больница? – спросил другой с флейтой. Осматривающий отца издал скрипуче-шипящий звук.

– Больница, – согласился тот, что с флейтой.

Тот резкий шипящий звук! Хуан уставился на индейца рядом с префектом. Этот звук ему напомнил зов, который прозвучал на газоне.

Тот, что с флейтой, ткнул его и сказал:

– Ты. Иди вперед и управляй этой…

– Машиной, – подсказал тот, что находился рядом с отцом Хуана.

– Машиной, – сказал тот, что с флейтой.

– В больницу? – взмолился Хуан.

– Больницу, – согласился индеец.

Хуан снова посмотрел на отца. Старик был так неподвижен. Другой индеец уже пристегивал старшего Мартиньо к скамейке, готовясь к полету. Несмотря на вид крестьянина из далекой глубинки, человек казался весьма компетентным.

– Повинуйся, – сказал тот, что с флейтой.

Хуан открыл люк в переднее отделение, проскользнул внутрь, почувствовал, что вооруженный индеец следует за ним. Несколько капель дождя темнели на ветровом щитке. Хуан втиснулся в сидение водителя. В отделении стало темно, когда закрылся люк. Соленоиды отбросили автоматически запоры люка с глухим звуком. Хуан включил стоящие осветители и заметил, как индеец нагнулся позади него, держа наготове свою флейту.

«Ружье типа духового, – догадался Хуан. – Вероятно, с ядом».

Он нажал кнопку зажигания на пульте, пристегнулся, пока турбины набирали нужные обороты. Индеец все еще стоял позади него согнувшись без пристегнутых ремней – легко уязвимый, если бы воздушный грузовик резко дернулся с места.

Хуан перевел рычаг передач в нижнем левом углу пульта, взглянул в. крошечный экран, который давал ему возможность заглянуть в отделение лаборатории. Задние двери были открыты. Он закрыл их с помощью гидравлического дистанционного управления. Отец лежал, надежно прикрепленный к скамейке, другой индеец был у его изголовья.

Турбины набрали нужные обороты.

Хуан нажал педаль, включил гидростатический привод. Грузовик поднялся сантиметров на десять, пошел под углом вверх, когда Хуан увеличил смещение насоса. Он повернул влево на улицу, поднялся метра на два, чтобы увеличить скорость, и направился на огни бульвара.

Индеец заговорил у его уха:

– Поворачивай к горе туда. – вытянутая вперед рука указала направление.

«Клиника Александре находится у подножья, – думал Хуан. – Да, это правильное направление».

Хуан обозначил поворот на перекрестке, который заворачивал на бульвар.

Он прибавил еще обороты, поднял машину еще на метр и еще прибавил скорость. Тем же движением он включил связь на соседнее отделение, подключил его к усилителю и подстроил под сидение, на котором лежал отец.

Приемник, способный улавливать звук даже упавшей булавки, который мог звучать, как пушечный выстрел, издал лишь отдаленное шипение и скрипучий звук. Хуан усилил звук приемника. Сейчас он должен был бы передать сердцебиение старика, посылая заветные тук-тук в переднюю кабину.

Такого звука не было, было лишь шипение и скрежещущий звук.

Слезы выступили на глазах Хуана. Он тряхнул головой, чтобы смахнуть их.

«Мой отец умер, – думал он. – Его убили эти безумцы из дальних горных районов».

Он заметил на экране пульта, что индеец там сзади держит руку под спиной старшего Мартиньо. Казалось, что индеец массирует спину мертвого старика. Ритмичные поскрипывания соответствовали движению.

Гнев наполнил Хуана. Он чувствовал, что способен послать воздушный грузовик в пике, умереть самому и уничтожить этих безумцев.

Грузовик приближался к окраине города. Это была зона небольших садов и коттеджей, охраняемая воздушным балдахином.

Хуан поднял воздушный грузовик над балдахином и направился к бульвару. «К клинике, да, – думал он. – Но слишком поздно».

В этот момент он понял, что из заднего отделения не раздаются звуки сердцебиения – только медленный ритмичный скребущий звук, сейчас, когда его слух ловил это, этот похожий на цикаду приглушенный шум ритмичных, то раздающихся, то затухающих звуков.

– Туда, в горы, – сказал индеец позади него. И снова показалась рука, указывающая вправо.

Хуан, видя эту руку так близко, освещенную огнями шкалы управления, рассмотрел, как чешуйчатые части пальцев совершают какие-то сдвиги. В этом сдвиге он узнал формы чешуек на бахроме их лапок.

Жуки!

Палец состоял из соединенных вместе жуков, работающих в унисон!

Хуан повернулся и пристально посмотрел в глаза индейцу, и тогда он понял, почему они так ярко блестят, они состояли из тысяч крохотных фасет.

– Больница там, – сказало создание рядом с ним, указывая в направлении гор. Хуан снова сосредоточился на приборах, стараясь побороть нарастающее раздражение. Они не индейцы… они даже не люди.

Они были насекомыми – какого-то вида группы ульев, но имели форму и структуру, имитирующие человека.

И в его мозгу проносились доказательства этого открытия. Как же они удерживают этот вес? Как им удается питаться и дышать?

Как они разговаривали?

Все личные заботы ушли на второй план, уступая насущной проблеме доставить эту информацию и ее доказательства в одну из больших правительственных лабораторий, где можно расследовать эти факты.

Даже смерть отца не должна была помешать ему в этом. Хуан знал, что должен поймать одного из этих существ и выйти с ним. Он потянулся вверх за голову, привлеченный миганием передатчика, установил его на вызов дома. «Пусть один из моих ирмандадес проснется и даст свои позывные», – молился он.

– Еще больше вправо, – проскрипело существо позади него.

И снова Хуан скорректировал курс.

Голос – этот резкий скрипучий звук. И снова Хуан спрашивал себя, как может это существо производить имитацию человеческой речи. Координация, требуемая для этого действия, должна нести в себе глубокий смысл.

Хуан взглянул влево. Сейчас высоко над головой стояла луна, освещая линию пограничных постовых вышек вдали. Первый барьер.

Скоро грузовик выйдет из Зеленой зоны в Серую, самых беднейших ферм плана нового расселения – затем, за ее пределами другой барьер и Великая Красная зона, которая тянулась вытянутыми щупальцами через Гояз и внутренние области Матто Гроссо далеко до горной цепи Анд, куда приходили отряды из Эквадора. Хуан видел сейчас разбросанные огни ферм плана нового заселения впереди, а кругом стояла тьма.

Воздушный грузовик двигался сейчас быстрее, чем он того хотел, но Хуан знал, что не осмелится снизить скорость. Они станут тогда подозрительными.

– Ты должен лететь выше, – сказало существо позади него. Хуан увеличил смещение насоса, поднял нос машины. Он выровнял грузовик на высоте трехсот метров.

Впереди маячили еще несколько пограничных вышек, расположенных через меньшие интервалы. Хуан услышал сигналы барьера на пульте управления, посмотрел назад на своего охранника. Казалось, что разрушительные вибрации барьера не действуют на существо.

Он выглянул в боковое окно вниз, пока проходили над барьером. Он знал, что никто не угрожает ему снизу. Это был воздушный грузовик пограничников и направлялся он в Красную зону… передатчик посылал домой позывные. Люди внизу могли предположить, что его как руководителя группы направили по контракту после успешного запроса собирать своих людей на работу. Если бы стража на барьере узнала его позывные, это только подтвердило бы такую мысль.

Хуан Мартиньо только что успешно завершил бросок на Сьерра Дос Паресис. Все пограничники знали об этом.

Хуан вздохнул. Он видел слева посеребренную лунным светом змейку Сан-Франциско и водные пути поменьше, которые подобно ниточкам спускались с подгорий.

«Я должен найти гнездо – куда бы мы ни направлялись», – думал Хуан.

Он раздумывал, нажать ли ему на приемник – но что, если его люди начнут докладывать… Нет. Это может вызвать подозрения этих странных существ, они смогут предпринять какие-нибудь сильные контрмеры.

«Мои люди поймут, что что-то случилось, если я не отвечаю, – думал он. – Они последуют за мной. Лишь бы только кто-нибудь услышал мои позывные».

– Как далеко нам еще лететь? – спросил Хуан.

– Очень далеко, – ответил страж.

Хуан устроился для долгого перелета. «Я должен быть терпеливым, – думал он. – Я должен быть таким терпеливым, как паук, ждущий на краю своей паутины».

Проходили часы: два, три… четыре.

Под грузовиком внизу не было ничего, кроме залитых лунным светом джунглей, а луна уже была низко над горизонтом, почти опускалась за его линию. Это уже был район, расположенный глубоко в Красной зоне, где сначала использовались самые сильные яды и были получены самые разрушительные результаты. Это был район, где были обнаружены первые дикие мутации. Гояз.

«Это то место, как говорил отец, куда поехала Рин Келли, – думал Хуан. – Она сейчас там внизу?»

Джунгли молчали.

Гояз: этот район сохранился для последней атаки, используя все мобильные барьерные линии, когда круг достаточно сузится.

– Как долго еще? – спросил Хуан.

– Скоро.

Хуан приготовил заряд на случай крайней необходимости, чтобы можно было разделить два отделения грузовика, когда он выстрелит. Дополнительные крылья на передней части и ракетные установки на случай чрезвычайной ситуации доставят его назад в район пограничников.

Хуан надеялся на это, так как эти особи позади него, видимо, успокоились.

Он взглянул поверх балдахина, тщательно осмотрел горизонт, насколько охватывал взгляд. Освещал ли лунный свет грузовик справа? Он не мог быть полностью уверен… но было похоже на то.

– Скоро? – спросил Хуан.

– Впереди, – проскрипело существо. Смодулированные резкие звуки этого голоса вызвали дрожь по спине Хуана. Хуан сказал. – Мой отец…

– Больница для… отца… впереди, – сказало существо.

Хуан понял, что скоро рассвет. Он уже видел первые проблески света вдоль линии горизонта. Эта ночь прошла так быстро. Хуан даже предположил, не сделал ли ему страж какую-нибудь инъекцию для искажения чувства времени без его ведома. Но потом решил, что нет. Он всегда был настороже, чтобы быть готовым к неожиданностям в любой момент. У него просто не было времени на усталость или скуку, когда он должен был замечать любую опознавательную веху, чуть различимую в ночи, чувствовать и осознавать все, касающееся этих существ вокруг него. Четкий горьковатый запах щавелевой кислоты давал основание предполагать химическую реакцию кислота-кислород.

Как им удавалось скоординировать все эти отдельные звенья насекомых?

Казалось, что действия их осознаны. Что, это только имитация? Где же тогда у них мозг?

Наступил рассвет, и стало видно плато Матто Гроссо: котлообразный провал жидкой зелени, кипящего через край мира. Хуан взглянул в боковые окна вовремя и увидел, что длинная тень грузовика прыгает по расчищенному пространству. Там, на фоне зелени, блестели застывшие, как из гальванизированного металла, крыши – опытные станции, покинутые во время повторного расселения, или, может быть, фазенды баракао на границе кофейных плантаций. Место было подходящим для склада, расположено оно возле небольшой речушки, а на земле вокруг видны признаки прибрежных сельскохозяйственных культур.

Хуан знал этот район, он мог мысленно наложить на него сетку карты пограничников – он занимал пять градусов широты и шесть градусов долготы. Когда-то это было место изолированных фазенд, управляемых цветными или черными, и место это примыкало к системе плантаций энкомендеро. Родители Бенито Альвареса были родом из этих мест. Это были заросшие джунгли, узкие речушки с заросшими лесом и папоротником берегами, саваны и сложная запутанная жизнь.

То здесь, то там вдоль возвышений на реке лежали остатки гидроэлектростанций с тех пор давным-давно заброшенные как станция на водопадах Пауло Афонса. Все они были заменены солнечными и атомными электростанциями.

Так вот где это: сертао Гояз. Даже в этом веке он выглядел примитивным, что ставили в вину насекомым и болезням. Он лежал там – последний оплот бурной жизни насекомых в западном полушарии, ожидая современной тропической технологии, чтобы поднять его в двадцать первый век.

Необходимые запасы для наступления пограничников могли бы поступать через Сан-Пауло самолетами или по многоярусному шоссе, ну еще, может быть, на древних дизельных поездах до Итаниры, на речных авиакатерах до Бахуса или воздушными грузовиками до Реджисто и Мопольдины на Арагве.

А когда это будет сделано, возвратятся люди, приезжая из зон плана заселения и беднейших городов метрополии.

Поток завихрения встряхнул воздушный грузовик, прервав размышления Хуана, заставив его чувства прийти в состояние острого осознания ситуации.

Взгляд на стража показал, что тот все еще сидит согнувшись, настороженный… терпеливый, как индеец, которого он имитировал. Присутствие существа позади него стало собирательным, и Хуан вынужден был бороться с нарастающим чувством отвращения.

Блестящие механические предметы грузовика вокруг были как бы в состоянии войны с насекомым существом. У него не было дела здесь в кабине машины, ровно рассекающей воздух над тем районом, где верховной властью были ему подобные.

Хуан выглянул и посмотрел вниз на зеленую реку леса. Он знал, что эта зона внизу кишит насекомыми: ленточными червями в корнях трав саванн, личинками жуков, копошащимися во влажной черной земле; прыгающими жуками, стремительными осами; халикозными мухами, священными для все еще процветающего культа Коанго в глубинных лесных районах; джигерами, сфецидами, свирепыми шершнями, белыми термитами, хоботными личинками, кровососами, трипсами, муравьями, вшами, москитами, клещами, молями, экзотическими бабочками и бесконечными неестественными мутациями их всех.

Это уж точно.

Это будет длительная война – если она уже не проиграна.

«Мне не следует идти таким путем, – сказал себе Хуан. – Хотя бы уважая память отца. Мне не следует так думать… пока еще не следует».

Карты МЭО изображали этот район красным цветом различной интенсивности. Вокруг красного цвета шло серое кольцо с розоватым оттенком там, где еще продолжали существовать одна или две формы жизни, противостоящей ядам человека, огню, вяжущим веществам, звуковым токсинам – комбинации химических отравляющих веществ и сверхзвуковые средства, которые изгоняют насекомых из их потайных мест в ожидающую их смерть – и всем видам механических ловушек и соблазнительных наживок, имеющихся в арсенале пограничников.

Сетчатая карта накладывалась на этот район, и каждый квадрат в тысячу гектаров отводился под ответственность независимых отрядов, которые проводили чистку.

«Мы, пограничники, являемся своего рода конечным хищником, – думал Хуан. – Неудивительно, что эти создания имитируют нас». Но как в действительности хороша эта мимикрия? – спрашивал он себя. – И как смертельна для хищников? Как далеко это зашло?"

– Туда, – сказало существо позади него. Рука, состоящая из множества частей, вышла вперед и указывала на черный крутой откос, видимый перед ними в серой дымке утра. Густой туман у крутого обрыва указывал на то, что поблизости река, спрятавшаяся в джунглях.

«Это все, что мне надо, – подумал Хуан. – Я легко смогу снова найти это место».

Нога его нажала на курок на полу, выпустив огромное облако тумана оранжевого оттенка под грузовик, чтобы отметить эту землю и лес на более, чем километр вокруг. Когда Хуан нажал на курок, он начал отсчитывать про себя пятисекундную паузу, чтобы произвести автоматический отстрел.

Он произошел с рокотом взрыва, который, как знал Хуан, прижмет существо, находящееся сзади, к заднему выступу. Он привел в действие замаскированные крылья, дал питание моторам ракеты и сделал сильный крен влево. Сейчас ему стало видно соседнее отделение сзади, которое медленно опускалось к земле над цветным облаком, его падение ускорится, когда автоматически компенсируются насосы гидростатического привода.

«Я вернусь, отец, – подумал Хуан. – Ты будешь похоронен среди семьи и друзей».

Он поставил машину на автоматическое управление, чтобы разделаться со своим охранником.

Жало чуть не задело губы Хуана.

Задняя стенка кишела насекомыми, собранными в кучки вокруг чего-то желто-белого и пульсирующего. Серо-грязная рубашка и брюки были разорваны, но насекомые уже чинили их, выкручивая волокна, которые соединялись и скреплялись при наложении. Около пульсирующей поверхности был темно-желтый предмет, похожий на мешок, сквозь облетевших его насекомых просматривался коричневый скелет со знакомыми очертаниями.

Он был похож на человеческий скелет, но темный и хитинный.

На глазах у Хуана существо формировалось снова – длинные мохнатые усики зарывались внутрь и сцепляли одно насекомое к другому, сплетая вместе бахрому крыльев. Оружия в виде флейты было не видно, а кожаную сумку существа взрывом отбросило в задний угол, но глаза его были на месте, в своих коричневых глазницах, и смотрели на него. Рот также восстанавливался.

Темно-желтый мешок сжался, и из полувосстановленного рта раздался голос.

– Ты должен слушать, – проскрипел он.

Хуан глотнул воздуха, метнулся к щиту управления, перевел на ручное управление и послал машину в бешеный штопор.

Позади него было слышно жужжание на высокой частоте. Казалось, что звук проникает в каждую кость и сотрясает ее. Что-то полезло у него по шее. Он ударил и почувствовал, что раздавил что-то.

Все, о чем думал сейчас Хуан, было в одном слове: «бежать». Он напряженно всматривался в землю внизу. Увидев белый клочок в саванне справа от себя, в тот же миг узнал другой воздушный грузовик, который подходил к нему сбоку, на его корпусе виднелся яркий знак его родного ирмандадес.

Белое пятно в саванне сейчас различалось, как группа палаток с оранжево-зеленым флагом МЭО, развевающимся рядом с ними. За ровным участком травы виднелся изгиб реки.

Хуан направился к палаткам.

Что-то укололо его в щеку. Ползающие существа были у него в волосах – кусались и жалили. Он нажал на тормоза ракет, нацеливаясь на открытое пространство возле палаток. Насекомые ползали сейчас по всему обзорному стеклу, мешая наблюдению. Хуан тихо про себя помолился, потянул на себя контрольный рычаг, почувствовал, как выходят колеса, касаются земли, подпрыгивая и быстро катясь. Он сбросил балдахин прежде, чем движение прекратилось, порвал печать на предохранительных ремнях и выбросился вверх и в сторону, упав плашмя на твердую землю.

Он катался и катался по земле, плотно закрыв глаза, чувствуя укусы насекомых, как огненные иглы на каждой оголенной частице тела. Чьи-то руки подхватили его, и он почувствовал, как на лицо плеснули капюшон из желе, чтобы защитить его. Тяжелые струи обрушились на него со всех сторон.

Где-то на расстоянии он слышал голос, который был похож на крик Виеро:

– Беги! Сюда Беги! Он услышал, как заговорило ружье-распылитель:

– Пу-у-ф.

И еще раз.

И еще.

Вокруг него обвились руки. Струя била по спине. Душ, который пах, как нейтрализатор, обрушился на него.

Странный тяжелый звук сотряс землю рядом, и голос сказал:

– Матерь божья! Вы только посмотрите на это!