Зеленая машина

ГОРОД, СВЕТЯЩИЙСЯ В НОЧИ

Когда я проснулся, была ночь. Я лежал на траве, на небольшой поляне, окруженной деревьями, напоминавшими каменные дубы. Между стволов поблескивали воды канала. Я с трудом поднялся на ноги и, преодолев ужасную слабость, хватаясь за стволы, чтобы не упасть, стал пробираться к берегу. Вскоре я очутился возле залитых лунным светом вод. Опустившись на колени, я погрузил свое воспаленное лицо в свежую бодрящую влагу. Напившись вдоволь, я поднялся и с трудом добрел до поляны. Затем растянулся у подножия дерева и погрузился в глубокий сон.

Вероятно, я проспал много часов подряд. Когда я проснулся, солнце уже опускалось над деревьями, и на небе высыпали первые звезды. Я чувствовал себя освеженным и словно воскресшим к жизни. Голова была ясна, вчерашней слабости как не бывало. Я подошел к каналу и снова напился воды. Теперь я чувствовал себя способным обсудить положение и начертать план дальнейшего путешествия.

К этому временная уже перестал думать о своей летательной машине. Пустыня кишмя кишела чудовищными летучими мышами, и не было ни малейшей надежды разыскать именно, ту из них, которая меня обокрала. Мне оставалось только одно: идти вдоль канала до тех пор, пока не дойду до цивилизованной области. Я хотел, было, идти пешком, но вскоре понял, что это невыполнимая затея. Не было никакой возможности пробраться сквозь чащу девственного леса. Оставалось только использовать канал в качестве пути сообщения. Однако как это сделать? Прежде всего надо было узнать, в какую сторону текут воды канала. Оказалось, что они двигались по направлению к северу. Планета Марс имеет около четырех тысяч миль в диаметре. Грубо говоря, это составляет расстояние от Саутгемптона до Рио-де-Жанейро. В свое время мне не раз приходилось совершать такое путешествие. Конечно, мне было неизвестно, на каком расстоянии от полюсов я спустился на планету. Судя по сильной жаре, л должен был находиться далеко от них. Приняв во внимание атмосферные условия Марса, удаленность этой планеты от Солнца, я рассчитал, что нахожусь приблизительно в области марсовых тропиков. Мне надо было во что бы то ни стало достигнуть местности с более умеренным климатом, где можно было скорее всего ожидать расцвета цивилизации. Я решил выдолбить из дерева челнок и ввериться животворящим водам канала.

Пришлось потратить несколько дней на выполнение поставленной себе задачи. Это время я провел на берегу канала, питаясь травами и ночуя на поляне под деревьями. Конечно, я сильно рисковал, употребляя в пищу совершенно не известные мне растения. Только одна из этих трав оказалась ядовитой. Поевши ее, я почувствовал резкую боль в желудке и тошноту. Несколько часов я пролежал пластом, считая себя уже погибшим. Затем слабость начала постепенно проходить, и я стал обливаться потом. Наконец, я погрузился в глубокий сон. На следующее утро я проснулся слабым, но вполне здоровым. Предполагаю, что я выжил исключительно благодаря тому, что мой истощенный голодом организм оказался невосприимчивым к действию яда.

Поправившись, я возобновил свои приготовления к дальнейшему путешествию. За неимением топора, мне пришлось прибегнуть к собственной физической силе. Я разыскал огромное сокрушенное молнией дерево и начал тщательно обламывать руками сучья. В результате сверхчеловеческих усилий мне удалось получить гладкий ствол, представлявший собой сносный материал для челнока. У индейцев, обитателей дельты Амазонки, я в свое время научился искусству изготовления челнов. Немало мне пришлось потрудиться над обработкой ствола. Работа крайне затруднялась полным отсутствием инструментов. Единственным моим орудием был карманный нож. Много дней подряд я сидел, сгорбившись над стволом, и с упорством, достойным дикаря, долбил ножом древесину. В конце концов, мне удалось получить челнок вроде тех, какие я видел у караибов, индейского племени, обитающего возле устья Ориноко. В этом первобытном челне, названном мною «Золотым Оленем» в честь знаменитого корабля, на котором Дрэйк совершал свое кругосветное плавание, я должен был плыть на север по каналу. Затем я укрепил на челне мачту и натянул на шест рубашку в качестве паруса. Надрез, сделанный колдуном у меня на лбу, по временам начинал сочиться, и моя рубашка, белая с синими полосами, была покрыта отвратительными черными пятнами и сделалась до смешного похожа на старую географическую карту, но парус получился из нее превосходный.

Я сделал также грубое подобие весла из крепкой жерди. Теперь все было готово. Можно было отправляться в путь. За все время моего пребывания на берегу канала я не видел ни одного живого существа. Несколько раз я отправлялся побродить по пустыне, остерегаясь, конечно, в нее углубляться. Ничего интересного я не встретил во время этих прогулок. В лучах заходящего солнца можно было вдалеке различить смутные очертания скал.

Пустыня оставалась неизменно безмолвной и, казалось, была погружена в какой-то тяжкий удушливый сон.

В день моего отплытия я поднялся на заре и, собрав свои пожитки, спустился к воде. Челнок мерно покачивался на зеркальной поверхности канала. Я прыгнул в лодку и оттолкнулся от берега. Накануне я совершил пробное плавание на челноке и нашел, что он вполне соответствует своему назначению. Как и следовало ожидать, челн мерно двинулся по течению, рассекая тяжелые сонные воды. Весь день я плыл по каналу между двумя стенами гигантских деревьев. Первое время я греб с усердием, однако вскоре решил, что не стоит напрасно тратить сил, и спокойно растянулся на дне челнока.

С наступлением ночи я пристал к берегу, привязал челнок к дереву и мирно уснул в густых прибрежных кустах. На рассвете я проснулся, свежий и бодрый, и продолжал свое путешествие. К вечеру я заметил, что характер местности постепенно меняется. Деревья мало-помалу исчезли, берега стали низкими и совершенно обнаженными. Внезапно я увидел у берега какие-то огромные своеобразные сооружения, напоминавшие постройки, замеченные мною на более удаленном спутнике Марса.

Присмотревшись, я догадался, что это были особой конструкции колодцы. Меня пронизала радостная дрожь. Итак, я приближаюсь к культурной области. Однако даже в бинокль мне не удалось увидеть ни одного живого существа.

В эту ночь мой сон был неспокоен, так как в него то и дело вторгался доносившийся издалека протяжный вой. Помню, я дрожал во сне. Я видел себя снова в ужасном подземельи, окруженным троглодитами.

Наконец я проснулся. В ушах еще звенел зловещий вой. Вскоре этот звук повторился. Сомнений быть не могло — это был вой марсиано-обезьян. Я осторожно взобрался на прибрежный холм. Передо мной расстилалось поле, на котором чернели бесчисленные фигуры «хела-хела». Казалось, животные исполняли какую-то работу. Присмотревшись, я разглядел, что на поле росли какие-то злаки, напоминавшие овес или рожь. Само собой разумеется, эти растения были огненно-красного цвета. «Хела» молотили зерно. Сцена носила безусловно мирный характер, напоминая деревенские пейзажи. Я заметил также, что у этих «хела» был далеко не такой свирепый вид, как у их братьев, населяющих пещеры. Однако у меня не было желания возобновить знакомство с этими кровожадными обезьянами. Поэтому, не долго думая, я сел в челнок и поплыл дальше.

Когда поднялось солнце, я увидел, что достиг цивилизованной области. Огромные поля, засаженные красными цветами, и обширные фруктовые насаждения были обнесены высокими стенами. Судя по тому, как целесообразно была использована каждая пядь почвы, я находился в в высококультурной стране. Конечно, такая культура не могла быть создана обезьянами. Стены были сложены из искусно обтесанных и пригнанных друг к другу камней, кладка которых была весьма своеобразна. Вскоре я увидел огромные каменные строения, похожие на амбары и зернохранилища. На полях пестрели цветы ослепительной яркости, отдаленно напоминавшие наши маки и гвоздики. Окраска их представляла собой все оттенки красного — от темно-багряного до светло-розового. Я уже заметил, что в марсовой растительности не существовало иных тонов, кроме красного. Очевидно, господство красного цвета на Марсе находится в зависимости от каких-то специфических атмосферных условий. Животных по-прежнему нигде не было видно.

Теперь уже не могло быть ни малейшего сомнения в том, что я находился в высоко культурной стране. Однако, где были ее жители, подлинные носители культуры? Через некоторое время до меня долетел шум падающей воды, и я догадался, что приближаюсь к плотине. Проплыв еще немного, я увидел огромный каменный мост, красиво переброшенный через канал. Проплывая под мостом, я успел разглядеть это сооружение: оно свидетельствовало о высоких инженерных познаниях его строителей. Затем я миновал плотину, через которую был переброшен второй мост, подобный первому, но более простой конструкции. Взглянув на берег канала, я увидел, что поля исчезли и появилась огромная каменная стена.

Время было далеко за полдень. За следующим поворотом канала находился третий мост, неподалеку от которого в основное русло впадал с обеих сторон целый ряд боковых небольших каналов. К третьему мосту примыкало гигантское каменное здание, напоминавшее мне наши портовые склады. Сильно налегая на весла, я проплыл благополучно и под этим мостом.

За новым поворотом передо мной открылся огромный город, обнесенный невысокой каменной стеной. Насколько я мог видеть, улицы расположены были строго симметрично. Некоторые из домов были настоящими гигантами, превосходя высотой нью-йоркские небоскребы. Казалось, город был построен по идеальному плану. Вдоль канала шла широкая набережная. Там и сям в водную поверхность врезались молы. По-видимому, канал прорезал город по самой середине. Мне то и дело приходилось проплывать под мостами.

Я бросил весло и во все глаза глядел на город, так неожиданно представший передо мной и представлявший такой изумительный контраст с дикой безбрежной пустыней. Очевидно, я прибыл в столицу марсиан. Все мои планы о колонизации Марса неожиданно рухнули. Я понял, что до сих пор имел самое превратное представление о планете. Существа, построившие такой величественный город, без всякого сомнения, представляют собой огромную культурную силу, и, конечно, не приходится думать о том, чтобы лишить их господства на планете. При дальнейшем наблюдении я обнаружил одну особенность города: решительно нигде не было видно живых существ.

— Неужели же я попал в город смерти? — с ужасом подумал я.

Последнее предположение не было лишено вероятия. Наши ученые считают Марс старейшей из планет, и существует гипотеза, до известной степени убедительная, что на Марсе жизнь уже угасла. В конце концов, человекоподобные обезьяны и еще более примитивные гориллоподобные гиганты могут быть потомками некогда культурного человека. Во всяком случае, они не могли построить подобный город. Однако мосты, под которыми я проплывал, отнюдь не казались разрушенными. Куда же девалось население? Улицы были совершенно пусты.

Я продолжал плыть по каналу, держась на самой середине потока, чтобы не натыкаться на многочисленные пристани. Вынув бинокль, я внимательно осматривал город. Мои первоначальные впечатления оказались совершенно правильными. На улицах не было заметно никаких признаков жизни. Здания казались торговыми складами или конторами. Своей безлюдностью город напомнил мне Лондон в воскресное утро. Казалось, я плыл мимо гигантского кладбища.

Город был, без сомнения, очень велик. Я проплыл более двух миль; казалось, домам не будет конца. Наконец, любопытство взяло во мне верх над осторожностью. Я решил выйти на берег и обследовать таинственный город. Подплыв к ближайшей пристани, я поднялся по каменным ступеням и очутился на великолепной эспланаде, окружавшей весь город. Вскоре я убедился, что кругом не было ни души, и, осмелев, решил направиться в глубь города. Челнок я предусмотрительно привязал у пристани, на каменном барьере которой завязал свой носовой платок, чтобы потом разыскать по этому признаку место своего причала. Затем я вынул револьвер, зарядил его патронами, положил в карман и решительно зашагал по эспланаде.

Я прошел несколько миль по спутанному лабиринту улиц. Постепенно у меня складывалось убеждение, что я попал в какой-то гигантский мавзолей. Ни малейших следов жизни! Однако дома кажутся совсем новыми, и все сооружения носят характер современной культуры. Мне казалось, что я иду по улицам какой-то марсовой Помпеи. Гигантский город окаменел в самом расцвете своей жизни. Улицы были идеально чисты, все кругом блестело новизной. Я обратил внимание на рельсы, вроде трамвайных, тянувшиеся вдоль улиц. Все дома были на один лад, словно построенные по казенному образцу, и различались только по своим размерам. Особенно меня поразило отсутствие дверей в домах.

Я заходил в некоторые из них Комнаты в них были большие, сообщавшиеся одна с другой. Дверей нигде не было. Некоторые комнаты напоминали конторы, другие — мастерские. Были и такие, в которых не было никакой мебели, кроме огромного стола, стоявшего посередине, и которые были похожи на монастырские трапезные. Однако, если я попал в город монастырей, то где находились сами монахи? Город казался гигантским телом, лишенным души.

В своих странствованиях я не заметил, как закатилось солнце, и начало темнеть. Пора было мне возвращаться к своему челну. Однако вернуться обратно оказалось не такой легкой задачей. Улицы были широкие, безукоризненно прямые и пересекались под углами. Город, казалось, был выстроен по математически точному плану. Самый придирчивый и педантичный муниципальный чиновник, при всем старании, не нашел бы здесь ни малейшей погрешности против санитарии и социальной гигиены. Распланировка наших английских городов показалась бы хаотичной по сравнению с этой безукоризненной системой улиц. Однако скоро я обнаружил, что для человека, незнакомого с планом города, весьма трудно разобраться в сплошной сети его улиц. Город представлялся мне воплощением математики; улицы казались странными, навеки застывшими колоннами цифр, но увы, у меня не было ключа к этой гигантской головоломной задаче. Вскоре я понял, что знаменитый лабиринт греческих мифов был детской игрушкой по сравнению с этим изумительным городом. В самом деле, в плане города, при всей его геометричности, было нечто весьма своеобразное, сбивавшее меня с толку. Я никак не мог постичь, какой принцип был положен строителями города в основание его плана. Несомненно, каждая линия его была строго продумана.

Больше часа я шел по направлению к каналу, однако, казалось, ничуть к нему не приблизился. Мое удивление все возрастало. Я был совершенно сбит с толку. Я словно попал в какой-то заколдованный круг, из которого не было выхода. Мне невольно пришло в голову, что город построен по каким-то совершенно недоступным моему пониманию принципам. Сперва я отмахивался от этой мысли, однако она со все возраставшей настойчивостью овладевала моим сознанием, и, наконец, я уже не сомневался, что попал в город тайн, которые мой разум отказывался разрешить. В необычайной системе улиц было, несомненно, нечто, превышавшее человеческое разумение. Эта система была, казалось, построена по математическим принципам, совершенно мне неведомым. Все улицы походили одна на другую. Мне казалось, что я кружусь по городу, как белка в колесе. Несмотря на все усилия, я никак не мог приблизиться к каналу.

Между тем стемнело. Мне было, ясно, что если я даже и достигну эспланады, все равно мне ни за что не разыскать той пристани, у которой был привязан мой челнок. Я начал ругать себя за то, что так легкомысленно оставил на произвол судьбы свое хрупкое суденышко. Затем я принялся обдумывать создавшееся положение, стараясь найти выход. Я уже устал и проголодался, у меня болели ноги от ходьбы. Конечно, эти строения, напоминавшие склады, отнюдь не казались гостеприимными; тем не менее, лучше было провести ночь под крышей, чем под открытым небом. Ночи на Марсе даже в жаркую пору довольно холодны, хотя и безветрены. Отсутствие рубашки, оставленной мною на челне в качестве паруса, давало себя знать. Я весь дрожал от холода. Итак, я вошел в одно из больших каменных зданий, находившихся на углу улицы. Поднявшись по бесконечной лестнице на самый верх его, я очутился в большой мрачной комнате. Сняв пальто и разостлав его в уголке на полу, я улегся на эту постель. Вскоре усталость взяла свое, и я крепко уснул.

Не знаю, сколько времени я проспал. Внезапно я был разбужен каким-то странным пронзительным жужжанием. Протирая глаза, я приподнялся и сел. На потолке я увидел полоску света, падавшего неизвестно откуда. Вслед за тем я услыхал приглушенный шум. Я вскочил на ноги, как ужаленный. На лестнице раздавались чьи-то шаги. В ужасе я кинулся к выходу, но не успел добежать до лестницы, как шарахнулся в сторону и забился в угол. Несколько больших темных фигур прошли мимо меня в комнату. В темноте я не мог их разглядеть. Я заметил только, что это были не люди, хотя они шли на двух ногах. Когда последние неведомые существа прошли мимо меня, я бросился вниз по лестнице с намерением поскорее убежать из страшного дома. На одной из площадок я заметил в стене отверстие, служившее, по-видимому, для вентиляции помещения. Подойдя вплотную к стене, я стал на цыпочки и посмотрел сквозь отверстие на улицу. Моим глазам представилось такое потрясающее зрелище, что я весь похолодел и зашатался. Город был залит потоками ослепительного света, улицы были запружены машинами, напоминавшими наши автомобили и мотоциклеты. По тротуарам двигались темные фигуры, в которых не было ничего человеческого. Дрожа от ужаса, я отпрянул от стены. Я недоумевал, каким образом мне не приходило в голову такое простое объяснение безлюдности города. Город жил ночью. Днем его обитатели были погружены в сон. Теперь же они проснулись и принялись за свои дела. Мертвый город воскрес. Но что представляют собой эти жители? Мрачное предчувствие охватило меня. Я уже успел разглядеть, что эти существа не были людьми. Итак, на Марсе владычествует какая-то странная порода существ.