Зеленая камера (СИ)

==== Глава 4 ====

День выдался холодный и через чур ветреный. Одни люди не хотели выползать на улицу из теплых жилищ, а другие горели сильным желанием поскорее попасть внутрь, и им было одинаково безразлично, встреть их там ненавистная работа или же адский котел (последнему они бы обрадовались особенно сильно). Такие дни Леонард больше всего любил, в такие дни посетители так и спешили зайти и перекусить чем-нибудь горячим, а покидать его ресторан никак не хотели, продолжая тратить свои деньги. Когда в «Львином сердце» делали ремонт, Лео заказал огромные окна, в которые посетители бы смотрели, попивая ароматный чай, и радовались, что сейчас они находятся в тепле и уюте. В некотором смысле, именно для этого эти окна и предназначались.

Лео не знал, что было причиной такого ветра. Он вообще мало что знал о физических законах и законах мироздания, не говоря уже о прогнозировании погоды. Однако он знал, каковы были последствия. Сквозь огромные окна своего ресторана — коим персонал уделял особое внимание, чтобы те всегда оставались идеально чистыми — он весь день наблюдал, как люди отмахиваются от чего-то невидимого, как они жмурятся или отплевываются. Происходило обновление.

Обновление происходило не случайно и не само по себе — это была обязанность «пауков». Да и делали они это только для себя. В конце концов, это ведь обновление их паутины.

Впервые Леонард стал свидетелем обновления еще ребенком. Тогда он мало что понимал, а потому пытался сорвать как можно больше прозрачных липких нитей, изваляться в них так, чтобы они облепили его полностью, с ног до головы. К сожалению, он не знал, что со временем паутина застывает. Сначала он просто бегал в ней и играл с остальными детьми, а потом, когда старшие заметили, мальчик бегал уже от них, не давая снять свою импровизированную броню. Спустя час беготни паутина и правда ей стала. Гувернантки пытались срезать липкую пакость ножницами вместе с одеждой, но сломали все ножницы в доме. В итоге они обратились за помощью к «паукам», да только те лишь посмеялись и сказали, что единственное, что сможет разрушить их паутину, — огонь. Гувернантки не умели быстро бегать чтобы догнать мальчика, но они были достаточно умны чтобы его не поджигать. Так или иначе, им пришлось признаться отцу Леонарда, Ричарду, что не углядели за его чадом. Лео помнил, каким грозным взглядом смерил его тогда отец. И как громогласно он тогда расхохотался. С потолка начала опадать старая штукатурка, а стены затряслись. В какой-то момент и ему, и его сыну, и даже гувернанткам показалось, что потолок сейчас обрушится прямо на них. Отец решил проблему меньше чем за минуту. Он снял со стены короткий меч, края лезвия которого значительно отличались по цвету от остального металла, и разрезал паутину на маленьком Лео. «Если имеешь дело с пауками, то имей при себе и достойное оружие, способное их уничтожить», — сказал тогда ему Ричард. После его смерти, меч отошел его единственному сыну, и тот хранил его и по сей день. Даже сейчас он висел в личном кабинете Леонарда, поблескивая серебром на свету.

Мужчина открыл глаза, отходя от воспоминаний о детстве, и вновь столкнулся с тем, что творилось сейчас на улице. Взгляд его поднялся выше, к башне телевещания, которая светилась ночью маленькими красными огнями. Должно быть, думал Лео, именно ее и использовали «пауки» чтобы обновлять свою сеть. Это было самое высокое сооружение в городе, и нити оттуда долетали до самых отдаленных частей их малой родины. В этот момент мужчина искренне понадеялся, что паутина не налипнет на его чудесные чистые окна. На всякий случай он вышел и проверил. Окна по-прежнему были чисты.

Еще с минуту походив и поспрашивав у посетителей об их мнении, Леонард удалился к себе в кабинет на второй этаж. Там он и застал Джима, который рылся у него в документах.

— Привет, — только и успел сказать тот, как тут же был схвачен за шиворот и выведен из кабинета.

Лео был на добрых пятнадцать сантиметров выше «паука» и в три раза сильнее его, а потому ему не составило труда спустить того по лестнице в зал и швырнуть на пол, к ногам его сестры. Та стояла, облокотившись на барную стойку и о чем-то болтая с барменом.

— Говорила же, это так не работает, — спокойно заметила она и помогла брату подняться.

— Стоило попытаться, — парень принялся отряхиваться. — А у тебя как успехи?

— В процессе.

— Тим, выведи этих двоих, пожалуйста. И проследи, чтобы они не вернулись, — Лео скрылся на втором этаже, а близнецы молча уставились на бармена Тима, который по силе не уступал Леонарду. «Белоголовые орланы», как и все птицы, были хищниками, причем одними из сильнейших. Их острое зрение не выдерживало конкуренции. Тим видел все, без исключений.

— И почему вы, пауки, всегда выглядите такими вкусными? — мужчина недвусмысленно облизнулся.

— Хочешь попробовать? — Джилл локтями облокотилась на столешницу, провокационно прогибаясь в спине, и Тим навис над ней. Атмосфера становилась жарче с каждой секундой, что он выдерживал паузу.

— Да, — наконец сказал он, — твой брат этим вечером свободен?

Лицо девушки так и окаменело. Она вернулась в исходное положение и отошла обратно к Джиму, похлопав его по плечу, мол, «сегодня твоя смена». Парень без слов все понял и перенял эстафету, заняв точно такую же позицию по отношению к бармену. Пара фраз была брошена на ветер, просто чтобы задать настрой, и мужчина пригласил «паука» в подсобное помещение, оставив Джиллиан стоять в одиночестве и размышлять. Чтобы было не так скучно, она просочилась за барную стойку и налила себе выпить, пользуясь тем, что бармен очень сильно занят. С одной стороны, она вздохнула с облегчением: ей не придется отсасывать малознакомому парню в тесной подсобке. С другой же стороны, ей было завидно. Ее самооценка немало пошатнулась от того, что ей предпочли ее брата хоть где-то. Однако, она прогоняла эти мысли прочь, по большей части радуясь, что избежала участи быть для кого-то подстилкой, хоть и разовой. Впрочем, на ее отношение к брату это не сказалось негативно, совсем наоборот — она невероятно ценила ту жертву, на которую он ради них пошел.

Спустя полчаса, когда Джилл давно успела заскучать, дверь подсобного помещения вновь открылась, и оттуда вышли двое, делая вид, что вообще не знакомы. Близнецы покинули ресторан «Львиное сердце» в заговорщицком безмолвии и нарушили тишину только на улице.

— Ну? — Джилл не терпелось узнать то, ради чего они сюда пришли.

— Ну да, — ответил ей брат. — Все в точности так, как мы думали. И записи были уничтожены. Так что не только наше сообщество такое рукожопое.

Сестра его закусила губу, нахмурилась. Нет, положение дел ей не нравилось. Не нравилось оно и Леонарду, проверяющему, ничего ли не украл этот наглый «паук». У него не было действительно ценных бумаг, только чеки об оплате счетов, документы о поставках провизии в ресторан и еще целый ворох документов на все то же заведение. Но кто знает, что этим ползучим гадам могло понадобиться, так ведь?

Не найдя каких-либо признаков того, что что-либо пропало, он задвинул ящик обратно и повернулся к окну, присаживаясь на письменный стол. Что-то происходит, думал он. Что-то нехорошее, раз в этом замешаны «пауки». Еще ни разу они не принесли ему ничего кроме проблем, и ожидать чего-то хорошего в этот раз было бы опрометчиво. Он глянул на отцовский меч. Из него на Леонарда смотрело отражение, но какого-то английского лорда, а не владельца ресторана в Америке. И когда он стал так похож на отца?.. Ответа у Лео не было.

Странный день, день воспоминаний. Мужчина и не пытался ему противиться. Раз уж начал поминать павших на поле боя, то имей силы продолжить. «Лев» двинулся к стене с семью портретными фотографиями с черными лентами в углу каждой. На всех были изображены прекрасные девушки, все семь — негласные жены Леонарда. Официально он не был женат никогда, но несколько лет назад он любил всей душой сразу семь чудесных «львиц». Ради них он действительно был готов на все, но, видимо, на их спасение его не хватило. В их смерти не было его вины, но откуда ему было знать это? Каждую ночь он засыпал со слезами на глазах, а каждое утро с ними просыпался. Он верил, приди он раньше на пять минут, все было бы по-другому. Но на самом деле, приди он раньше, он тоже был бы мертв. Конечно, время шло, слезы его кончились, а скорбь поугасла, хоть никуда и не делась. Он все еще винил себя, но вспоминал об этом далеко не каждый день. Но когда вспоминал, уже не мог остановиться. Сегодня у Лео был именно такой день.

Депрессия стала привычным эмоциональным фоном для хозяина «Львиного сердца». Он уже не боролся с ней, а просто свыкся, посчитав, что старые дни его в качестве короля прайда прошли. Раньше прайда было четыре, позже их количество сократилось до трех, потом до двух, а затем и до одного. И хоть Саманта, одна из дам сердца тогда еще юного Лео, начала бить тревогу еще на этапе, когда город лишился первого прайда, это им никак не помогло избежать схожей участи. Отчасти он злился. Не только на самого себя, но и на Уильяма, главаря единственного выжившего львиного прайда на данный момент. На его месте мог быть Лео и его жены. Они все могли быть живы, у них могли быть дети… Сначала злоба мешалась с завистью, но в итоге угасло и то, и другое. Угасло в осознании бессмысленности всего вокруг. Позже, правда, «лев» все равно взялся за дело и открыл свой ресторан, превратив здание в памятник чести его любимых. Но в целом он смирился со всем. Потрошитель, считал Лео, не мог быть ни человеком, ни таким, как он сам, Потрошитель мог быть только стихией, разрушающей все на своем ходу. Как цунами или лесной пожар, он двигался по улицам волной и сметал все, что находил. Его нельзя было остановить, с ним можно было только смириться.

Снизу доносились звуки подозрительной активности. Да, ресторан — место весьма оживленное, но в своей спокойной манере. Атмосфера царила внизу крайне неспокойная, и Лео снова направился в зал, где бармен уже отчитывал опоздавшую сотрудницу. Та стояла молча, а взгляд ее был опущен, на каждое резкое высказывание и обвинение она кивала, даже не пыталась вставить хотя бы слово. Тим, обратив внимание на подошедшего хозяина заведения, тоже умолк. У Лео был авторитет, в котором было невозможно усомниться. Да, он был основателем «Львиного сердца», но уважали его не за это. Есть боссы, которых не уважают, хоть у них и много власти, а есть такие как Леонард. Они редко принимают серьезные меры наказания провинившихся сотрудников, и уважают их больше как людей, нежели как начальников. Чувствуется в них некая внутренняя сила, некая возвышенность над всеми, которые те не брезгуют использовать. В своих целях, разумеется.

Леонард жестом показал бармену на его рабочее место. Похоже, сегодня меры наконец будут приняты. Опоздавшую официантку мужчина взял под локоть и увел подальше от любопытных посетителей и внимательных коллег девушки, так и ждущих ее полного разгрома. Молча он указал на стул, и опоздавшая села, опустив голову и уперев взгляд себе в колени, а сам продолжил стоять и нависать над ней, словно скала.

— Какое это опоздание уже за месяц?

— Пятнадцатое… — ответ ее был тихим, и боссу пришлось напрячь слух, чтобы разобрать слова. Сам-то он говорил довольно громко и отчетливо, и это тоже значительно влияло на восприятие.

— Пятнадцатое, — повторил он. — А какое сегодня число?

— Пятнадцатое…

— Пятнадцатое, — он кивнул. — Виера, что происходит? — голос его показался девушке обеспокоенным, но в глубине души не только она, все считали, что беспокоится он только за свой ресторан. Правда это или нет, никто не знал наверняка. Возможно, даже сам Лео этого не мог сказать.

— Ничего.

В жизни девушки-«совы» действительно происходило великое и всепоглощающее «ничего». Ее будни тянулись сплошным серым пятном, ничем не отличаясь от предыдущих, разрастаясь и превращаясь в это огромное «ничего». «Ничего» буквально пожирало ее, оставляя после себя лишь блеклый призрак Виеры. На когда-то улыбчивом лице не осталось даже и признака того, что она еще может улыбаться. А теперь еще и очередное опоздание, за которое ее точно оштрафуют, босс вычтет из ее зарплаты некую сумму денег, а ведь деньги ей сейчас так нужны… В конце концов, у Виеры не было никого, кроме нее самой. Никто бы не поддержал ее финансово, и это начальнику было известно.

Леонард вздохнул. Усугублять эмоциональное состояние подчиненной ему хотелось меньше всего.

— Значит, смотри, как мы сделаем. Все то время, что тебя не было в этом месяце, тебе придется отработать. В сумме выходит около… — мужчина закатил глаза, а потом прикрыл их, высчитывая сумму в уме. — Около четырех часов. Если округлить. Если очень сильно округлить, и не в мою пользу. Твоя смена во сколько заканчивается?

— В семь.

— Ну, поработаешь сегодня до одиннадцати. И больше не опаздывай, пожалуйста. Ситуация сейчас… нестабильная.

Виера подняла на мужчину покрасневшие зеленые глаза и тихо поблагодарила.

— Только это, умойся сначала, прежде чем столики обслуживать, — он удалился обратно в свой кабинет в надежде, что на этот раз все проблемы остались позади. Однако, если бы кто-то его спросил про проблемы, Лео бы ответил: «Все только начинается». И был бы чертовски в этом прав.

Сильный холодный ветер принес с собой напоминание о далеком севере, где Хаул никогда не был, но прожил там душой всю свою жизнь. В своих снах он зарывался мордой в холодный снег и вел за собой волчью стаю. Он прыгал и резвился в сугробах, а после ронял на белую и чистую поверхность капли чужой крови. Мужчина любил холод, а потому сегодняшний ветер его нисколько не смущал, ему Хаул с удовольствием подставлял свое лицо, закрывая глаза, и позволял трепать пепельные волосы. Они всегда были такими, с самого рождения, что доказывало его кровное родство с самым древним родом «полярных волков». И единственным выжившим родом волков в принципе. Сейчас их род насчитывал двух особей: его и его отца, о котором не было вестей вот уже несколько лет, из-за чего стоило начать сомневаться, что тот до сих пор жив. Но Хаул не сомневался. Никогда.

«Волк» отошел от ограды собственного балкона на пятнадцатом этаже и вернулся в светлый рабочий кабинет, где его ждал недоделанный отчет. Не то чтобы он действительно был кому-то нужен, просто мужчина любил порядок во всем. Это можно было сказать не только по опрятному внешнему виду мужчины, но и по его кабинету, где не было ничего лишнего, что могло бы отвлечь работающего. Не прошло и получаса, как отчет был закончен, а вместе с ним и вся работа на сегодня. Мужчина распечатал его и убрал в картонную папку без подписей, оставив оную лежать на столе и дожидаться своего часа.

Хаул тоже предчувствовал нечто, надвигающееся на город с неизвестной стороны. Почему-то казалось, что именно с севера, а холодный ветер был тому вестником. Хотя, конечно же, это нечто никогда и не покидало стен города. Мужчина закурил, не выходя из кабинета. Струя голубоватого дыма ударила в монитор компьютера, все еще показывающего таблицы с немалыми числами и непонятными никому кроме их создателя наименованиями. Хаул ждал, пока еще сам не понимая, чего именно. Так или иначе, он дождался.

Раздался звонок, и «волк» сперва схватил телефонную трубку, а потом уже понял, что звонили ему в дверь. Он второпях затушил сигарету о пепельницу, в которой уже насчитывалось не меньше тридцати бычков (единственное место, которого не касался тотальный перфекционизм), и подошел к двери, заглядывая в дверной глазок. «Помяни черта», — пронеслось в голове. Хаул открыл замок и без какого-либо энтузиазма впустил своего отца в дом. Волосы у него тоже были пепельные, но с серебристой проседью, и, хоть они и не видели друг друга несколько лет, обниматься друг к другу все равно не лезли. Не в таких они были отношениях.

— Тебя долго не было, — констатировал факт его сын. — Что-то случилось, что ты решил вернуться?

— Случится, — отец присел в кресло.

Кресло это, такое современное, такое удобное, с обивкой из натуральной кожи, ему совершенно не шло. Рор скорее напоминал моряка, владевшего собственным уже изрядно износившимся судном, которое с нежностью в голосе называл «корытом», чем миллиардера на пенсии. Он выглядел… старым. Хаул с ужасом осознал, что за время, что он не видел своего отца, тот успел постареть.

— У тебя есть… чем смочить горло? — старый «волк» поморщился, будто его мучила сильная боль.

— Воды? — мужчина осекся, наконец поняв, что имелось в виду. — Бренди? Скотч? Ром?

— Скотч, — старик все равно не различал алкогольные напитки между собой, а потому сказал наугад.

Хаул достал начатую бутылку из мини-бара и вылил ее остатки в стакан.

— Льда нет, но тебе он вроде как и не нужен, — он передал напиток отцу, и тот сделал пробный глоток.

— Тебе стоит уехать отсюда, — наконец сказал старик, опустошив стакан. — Из города.

Мужчина с интересом рассматривал руки отца. Они были все в морщинах и старческих пятнах, на внешней стороне ладони проступали уродливыми буграми вены, но, несмотря на все эти признаки увядания, руки не тряслись, а хватка была все так же крепка, как и прежде.

— Сейчас? Я не могу сейчас уехать…

— Неделя — максимум. Если хочешь жить, конечно же, — отец медлил, но все же поставил пустой стакан на рабочий стол. Кажется, он хотел найти подставку под стакан, но так ее и не нашел.

— Что происходит?

— Прореживание. Ты про селекцию растений что-нибудь слыхал? Хотя бы в школе? — Хаул медленно кивнул. — Вот то же самое собираются сделать с нами. Ты ведь знаешь, что таких как мы осталась только четверть от количества на момент начала двадцатого века?

— Что-то такое упоминалось недавно.

Ничего подобного не упоминалось, а сам мужчина жил и вовсе среди людей. Конечно, то, что количество отличных от людей разумных существ уменьшается с невероятной скоростью, было очевидно, но более ли менее точных цифр у «волка» на уме не было.

— Если не уедешь — рискуешь попасть в те три четверти, которые отсеют в этом столетии.

— Если попытаюсь покинуть город — меня отсеют вне очереди.

— Сын, я не зря сюда пришел. Я проделал долгий путь с запада, и не держи меня за идиота… Я стар. Да ты и сам это видишь. Смысла дальше жить у меня не так много, а вот из тебя еще, может, что-то и получится…

— К чему это ты? — нахмурился мужчина. — Ты ведь не собираешься умереть прямо у меня в кабинете?..

— О, нет, умирать я пока не собираюсь, — Рор криво ухмыльнулся, блеснув золотым зубом. — Я собираюсь передать тебе то, что спасало мою жизнь до этого самого момента. Причина, почему жив я. Причина, почему жив ты. В то время как весь наш род, и не только он, вымер, — он достал из кармана серебряный медальон на длинной цепочке с выгравированным на нем широко открытым глазом и протянул предмет сыну. — На, возьми…

— Что это? — сам вопрос казался его адресанту идиотским. Но с его отцом все не могло быть так просто. Если он что-то делал, то в этом всегда был тайный, скрытый ото всех смысл.

Сын принял медальон, и тот прокрутился на цепочке, показывая обратную сторону с точно таким же глазом, но закрытым. Из-за скорости вращения смотрящему могло показаться, что глаз на медальоне то открывается, то вновь закрывается, пытаясь проморгаться, чтобы окинуть мир чистым взором.

— Если тебе интересно название, то мне оно неизвестно. Возможно, его создатель и дал этому артефакту имя, но оно стерлось со временем. Это существо, Потрошитель, хочет оградить нас от подобного. И у него получается, это факт. Мы не знаем, как этот предмет работает, и не можем создать работающий дубликат. А значит, часть знаний уже утеряна. Мы деградировали, Хаул.

Мужчина вздохнул и убрал серебряное украшение в карман брюк.

— Скажи мне то, чего я не знаю… Зачем оно нужно?

— Скажем так, это анти-эцэллон.

— То есть…

— Если эцэллон показывает своему обладателю наши фантомы, то эта вещь, — старик точным движением на карман, куда Хаул убрал обсуждаемый предмет, — способна спрятать своего обладателя от глаз любого. Что человека, что Потрошителя. Что такого же монстра, как мы сами.

— Именно так ты и пересек черту города? С помощью этой штуки?

— Именно так ты ее пересечешь. Артефакт теперь твой. Что с ним делать дальше, решай сам. Я настоятельно рекомендую тебе покинуть город.

— А ты?

— А я… Скажем так, я обмениваю свою жизнь на твою, — Рор опустил взгляд янтарных глаз в пол. — Я… не прошу от тебя какой-либо отдачи. Или благодарности. Я делаю то, что должен делать, Хаул. Тебе просто нужно принять это.

Старик поднялся, и суставы в его ногах захрустели. Он было направился к выходу, но его тут же остановил сын.

— Ты сказал, у меня есть неделя.

— В лучшем случае, да.

— Тогда я хочу, чтобы ты остался жить здесь. Не потому что я благодарен тебе. А потому что так нужно.

Пауки преимущественно просто ждут будущую еду, затаившись меж неплотно прилегающих друг к другу досок или камней, в коре дерева или в его кроне. Они терпеливы и изобретательны, и главное их оружие — паутина, которую те заботливо плетут для своих жертв. Не то чтобы Джим или Джилл действительно ели попавших в их сети живых существ — современные монстры не такие уж и жестокие, как могло показаться на первый взгляд. Большинство из них просто считали сам этот процесс отвратительным, отдавая предпочтение человеческой пище. Хотя много лет назад поедание людей и себе подобных было обычным делом.

В любом случае, времена меняются, меняются и обычаи. А вот образ жизни остается прежним, даже если он не совсем уместен для нового мира. Именно от того, что паукам удобно караулить свою цель, следить за ней для Джиллиан было труднее обычного. Да, они с братом периодически натыкались на Потрошителя в своих ночных похождениях, но то была чистая случайность, и они быстро теряли его из виду. Следить за ним целенаправленно, да еще и в течение всей ночи было не только непривычно, но и местами неприятно. Присутствовало некое ощущение неправильности происходящего, как если бы девушка перепутала и надела свои дерби не на те ноги (что вполне могло бы произойти, учитывая, что у пауков их целых восемь). Да и частичное отсутствие бинтов нагнетало атмосферу: Джиллиан буквально лишилась кусочка своего бронежилета, отдав его накануне брату. Видимо, до нее не сразу дошло, что опасным «хищником» был именно Потрошитель, и ей, собравшейся следить за ним и рискующей попасться, ударопрочная паутина понадобилась бы больше всего. В конце концов, кто из мышей в здравом уме будет следить за котом, зная, что в экстренном случае им ничто не поможет?

Радовало одно — у него тоже была весьма неудачная охота. Мужчина бродил по ночным улицам, сливаясь с тенями и избегая жилых кварталов на границе западного и северного районов города, где жили люди, но так никого и не находил. Касательно жертв Потрошителя у «паучихи» был план, в который входило два пункта: проследить за Потрошителем пока он не найдет новую жертву и спасти ее. Ну, можно было включить и третий пункт — не попасться самой, ей он вроде как обещал убить ее, и было бы весьма прискорбно, если бы у него это удалось. Джилл решила, что ей не очень-то хотелось проверять, насколько мистер Потрошитель в этом плане обязательный. Дальше мысли девушки зашли в совершенно непредсказуемое русло: она стала думать о политиках, о том, что они обещают в своей предвыборной кампании, но так и не выполняют. Ей казалось, что Потрошитель явно был не из таких. В итоге она сделала вывод, что из него, возможно, вышел бы замечательный мэр города, и уже была готова расклеивать плакаты и раздавать листовки с призывом голосовать за Потрошителя… На этом моменте она осознала, что очень сильно отклонилась от темы, и ей стоит мысленно вернуться на два шага назад, к спасению бедных жертв безжалостного убийцы.

Чтобы Вы знали, Джиллиан не было кого-то жалко, ей было все равно. Не было ей никакого дела и до того, сколько людей или таких как она погибнет. Жалость из нее давно выветрилась стараниями родной семьи. Брат-«паук» избежал подобного к себе обращения, а потому в этом плане был более милосерден, и если Джилл и правда было когда-то кого-то жаль, то только потому, что ей передавалась какая-то доля от жалости Джима. В конце концов, они были связаны единой неразрывной нитью, которую девушка чувствовала даже сейчас, двигаясь по крыше очередного заброшенного здания. Там, внизу, брел Потрошитель, а навстречу ему из-за угла шла девушка, относящаяся к кому-то из «птиц», озираясь по сторонам. Похоже, его-то она и боялась встретить.

Столкновение лицом к лицу было неотвратимо. Мужчина дал незнакомке фору в виде пары секунд на осознание происходящего, и та ей успешно воспользовалась, рванув в обратную сторону и за угол. Джилл видела, как она забегает в соседнее здание, что посчитала невероятной глупостью. Хотя чего только не сделаешь в столь ужасающий момент? Сама-то она и вовсе не сдвинулась с места, увидев Потрошителя так близко. В один момент «паучиха» даже прониклась своеобразным уважением к незнакомой жертве. Но помочь ей все равно было нужно.

Джилл неразличимым пятном скользнула на крышу заброшенной фабрики, той самой, куда вбежала незнакомка, а с нее на платформу на последнем этаже, от которой тянулся ржавый металлический мосток через все помещение к другой такой же платформе, ведущей к пожарной лестнице. Первое, на что девушка здесь наткнулась, были завывания ветра, скрип и треск. Из-за всех этих звуков ей подумалось, что крыша и мост должны быть крайне ненадежными. Но не из этих соображений, а, скорее, из-за привычки, и потому что ей так было удобнее, «паучиха» распустила бинт на левой руке и позволила гуляющим по зданию сквознякам самим распределить нити. Только после этого она решилась ступить на ржавый мост, прячась в тенях. Вторыми же ей бросились в глаза рабочие станки и ржавые инструменты, оставленные здесь рабочими не меньше года тому назад. Машины смотрелись более чем просто зловеще, отбрасывая черные тени металлических зубьев на стены.

В то же помещение, но только этажом ниже ворвалась перепуганная до жути девушка, занимая позицию подальше от входа, одновременно уворачиваясь от летящего в нее ножа. Следом появился Потрошитель, и она попыталась оббежать его, прячась за одним из механизмов, но в это самое мгновение метательный нож вошел девушке аккурат меж ребер. Нужно было незамедлительно действовать, иначе одним трупом грозило стать больше.

Джиллиан перепрыгнула с моста на нить, а с нее на другую, цепляясь руками за третью, которая не была натянута между стенками, а свисала вниз с потолка, и, подобно маятнику, схватила девушку-«сову» за талию, утянув за собой в воздух. Когда они достигли платформы этажом выше, «паучиха» отпустила ее со словами: «Должна будешь», давая ей шанс выбраться из здания, а сама по инерции полетела обратно вниз. Во время этого действия что-то в помещении щелкнуло, что-то треснуло, и металлический мосток задрожал. Джилл уже в полете решила, что обратно наверх возвращаться нельзя — конструкция вот-вот обрушится. Но и приземляться рядом с Потрошителем ей хотелось меньше всего. Крыша тем временем уже начала осыпаться.

Нити паутины не сдержали, а лишь задержали обрушение бетонных плит. Но и этого времени хватило, чтобы «паучиха» смогла увеличить дистанцию между ней и убийцей и не попасть под летящие в нее ножи и груду кирпичей, обломков и металлических балок, которая отрезала ее от Потрошителя. На мгновение ей показалось, что все закончилось, и она в безопасности, но Потрошитель уже начал пробираться через завал, что не составляло ему особого труда — он, словно призрак, свободно проникал сквозь плиты, балки и арматуру.

Схватив пару круглых лезвий от циркулярной пилы, Джилл прилепила к ним один конец своей нити. Пробный взмах.

— Ну, вроде неплохо, — сказала она самой себе, поняв, что только что создала особо смертоносное йо-йо.

Потрошитель оригинальность новоявленной изобретательницы не оценил, а потому запустил очередной нож, устремившийся прямо в голову «паучихе», но так и не достигнувший своей цели, — спасительница «совы» с поразительной легкостью отбила его своим орудием. С той же легкостью мужчина уклонялся и от дальнейших атак йо-йо-пилы, а девушка от его ножа, то и дело свистящем прямо над ухом. Наконец тонкая нить была перерезана, и оба диска отлетели в сторону груды обломков, громко звякнув о что-то. Теперь Джиллиан осталась без оружия, и ничто не могло помешать Потрошителю закончить начатое. Так они думали.

Раздался очередной стук, за ним последовал треск, и остатки крыши и часть стены полетели вниз, туда, где стояли рабочие станки и инструменты. Джилл так и не смогла тогда понять, что произошло, и как именно короткий обломок арматуры пронзил ее тело насквозь. Хотя Потрошитель вполне ясно видел, как тот отскочил во время падения и рикошетом отлетел в сторону жертвы, минуя его самого. В какой-то момент ему даже захотелось предотвратить такое нелепое ранение, и это заинтриговало мужчину. Интенция данного порыва была ему неизвестна.

Джиллиан, сделав пару шагов назад, с криком вырвала металлический предмет из живота и зажала рану рукой, но не так крепко, как следовало бы, — силы уже начали ее покидать. Вот это ей повезло, железка попала прямо туда, где не было паутины. Кровь теплым потоком побежала по ладони и пальцам, капая на пол, в цементную пыль.

Из последних сил девушка сделала рывок и ринулась прочь из здания. В голове мелькнула мысль, что надо бы наложить на ранение один из своих бинтов, но процесс занял бы слишком много времени, и Потрошитель нагнал бы ее и… Ну, вполне очевидно, что случилось бы потом. Впрочем, Джилл сильно сомневалась, что сможет уйти далеко со сквозной дырой в животе, но продолжала бежать, врезаясь в стены на поворотах, отталкиваясь от них рукой, сильно шатаясь из стороны в сторону и оставляя за собой алый след.

После очередного поворота «паучиха» забралась в щель между двух мусорных контейнеров, куда не проникал свет от ближайшего мигающего фонаря. Руки тряслись, а ноги постепенно переставали ощущаться как свои собственные. Дыхание могло выдать ее местонахождение, и тогда Джилл закрыла рот свободной рукой. Потрошитель был совсем рядом. Она слышала, как он перевернул металлический короб, и тот покатился и с силой ударился о мусорный бак, за которым сидела несостоявшаяся спасительница. Тень двинулась в ее сторону. Слышны были отчетливые шаги и скрежет мелких камушков по старому асфальту. Мужчина остановился буквально в полуметре от девушки и на мгновение затих, прислушиваясь. Девушка перестала дышать.

Не найдя ничего интересного в контейнерах, мужчина удалился, и, как только стих звук шагов, «паучиха» выдохнула, выползла из своего временного укрытия и снова побежала. На этот раз она целенаправленно искала лестницу. «Нужно забраться повыше, забраться повыше, — билось у Джилл в голове, — нужно срочно подняться наверх, там есть паутина, есть шанс сбежать».

Желанная пожарная лестница нашлась почти сразу, на ее металле игриво поблескивали блики мигающего фонаря, единственного на этой улице. Преодолев пару ступеней, девушка вздрогнула от громкого звука, но не остановилась. Удар металла о металл. Такой звук она уже слышала, когда помогала пленникам загонщиков. Такой звук был, когда… Потрошитель вновь стукнул ножом о металлические перила лестницы буквально в паре сантиметров от того места, в которое рукой вцепилась «паучиха». Сегодня явно был не ее день. Она отпрыгнула от перил к стене, и нога ее соскользнула со ступеньки. Равновесие от этого не было потеряно, а потерялось оно сразу после того, как Джиллиан поскользнулась на луже собственной крови, накапавшей на ступеньку ниже. Девушка полетела вниз с лестницы и достигла земли, упав на спину и ударившись об асфальт головой. В воздухе повис стон, в котором слышалась не столько боль и обреченность (хотя и они, безусловно, там были), сколько фраза «как меня это достало». Вставать не хотелось. Бежать тем более. Взгляд Джилл устремился в темное небо, и ей подумалось, что это будет последним, что она увидит перед смертью. Темное небо и обжигающе холодный взгляд убийцы. Найдя это романтичным, «паучиха» криво улыбнулась и издала тихий смешок, перешедший в хрип. Почти сразу она заметила фигуру мужчины, нависшего над ней, хотя первыми она все равно увидела именно глаза.

В раннем детстве, еще до школы, Джиллиан часто уходила играть на старое кладбище на окраине города. Кладбище то давно было закрыто, и людей перестали хоронить на нем задолго до ее рождения. Но были там особо красивые надгробные камни и склепы, которыми очень восхищалась маленькая девочка. Она могла часами бродить по территории кладбища, которое наполовину утопало в мрачном лесу, и рассматривать могилы, считая их больше произведениями искусства нежели печальным напоминанием о чьей-либо кончине. И была в лесной чаще одна могила с особо интересным памятником — ангелом смерти, склонившемся над каменным саркофагом. Ангел широко раскинул свои каменные крылья, покрытые мхом и потрескавшиеся от времени, будто старался защитить спящего вечным сном от пробуждения. Именно этот памятник и напомнил Джилл Потрошитель. Сейчас он склонился точно так же, но, очевидно, без крыльев — мрачное небо их ему заменяло. Девушка была готова умереть, она просто смирилась и уже не пыталась встать или отползти, хотя физически могла сделать и то, и другое. Она сомкнула веки.

Глаза «паучихе» пришлось все же открыть, когда та осознала, что ее только что подняли на руки. Это в планы не входило. Она ошарашенно вытаращилась на подобравшего ее с земли мужчину, но тот на нее не смотрел.

— Что ты делаешь? — испуганно спросила она так тихо, что поначалу подумала, что Потрошитель ее не услышал. Но вот взгляд его сместился ей на лицо, выражая нечто среднее между «Почему труп разговаривает?» и «О, так ты еще жива».

— Будешь задавать вопросы — умрешь, — ответ был более чем исчерпывающ.

Джилл подумала, что она в любом случае умрет, потому что чувствовала, как жизненные силы продолжают утекать вместе с кровью. Тело становилось все холоднее и тяжелее, как и веки, которые медленно закрывались, пока тьма не окружила девушку и не окутала ее целиком.

В предсмертном бреду ей виделись норы, огромные пещеры, полные таких же огромных пауков. Их глаза блестели в темноте и светились красным, а лапы шуршали по твердой поверхности камня, выдавая присутствие своих обладателей. Самой Джилл там не было, и она не чувствовала, что ей что-то угрожает. Но пауки чувствовали. Несмотря на свой толстый прочный панцирь, несмотря на свое чутье, внушительный размер и паутину, разбросанную повсюду, они боялись. Что-то темное, как сама ночь, следило за ними и не собиралось просто так отпускать. От страха пауки и забились в пещеры, от страха они забыли, кто они есть на самом деле. Они забыли свою мудрость и начали бездумно скрести о стенки коготками, все больше уподобляясь животным. Все знания, нажитые в течение долгих лет, а, точнее, веков, так как пауки эти были не совсем обычными, были утеряны в секунды паники.

Эти гиганты на всем белом свете боялись двух вещей: воды и огня. И если воды в пещерах не было, то огонь очень хорошо распространялся по их паутине. Вообще, забавно, думала Джиллиан, что единственный материал, который могут создавать пауки, так хорошо горит. Она была там, когда пещеры охватил огонь. Она была там и видела, как исполинские пауки бегут в ужасе, прочь из своего дома. Многие погибли, почти все. Осталось только два паука, два древних существа, и один из них сильно пострадал при пожаре. Некоторые его лапы обуглились, отчего теперь он не мог сделать и шагу вперед, а потому просто лежал на брюхе, колотил уцелевшими конечностями по земле и истошно и неестественно пищал. Звуки его показались наблюдательнице невероятно противными, от них у нее пошли мурашки по коже, и появилось дикое желание заткнуть уши. К визжащему пауку подошел другой, и тот сразу притих, перестал пищать и дергаться. Хелицеры подошедшего подрагивали, он приблизился еще больше. Теперь между ними было не больше двух сантиметров, а педипальпы их соприкасались в прощальном жесте. Они не могли проронить и слезинки, ведь пауки просто не могли этого сделать физически, но Джилл была готова поклясться — они оба плакали. Девушка стала невольной свидетельницей последней встречи могучего паука с себе подобным. А затем здоровый паук впился челюстями прямо между глаз своего товарища. Раненый начал пищать и извиваться с тройным упорством, но паук не отпускал его, пока тот совсем не утих. Так из всего рода древних, практически божественных существ осталось лишь одно создание, вынужденное до скончания времен прятаться от своего заклятого врага. Видение растворилось, обратилось пылью и исчезло, словно из головы его унес ветер. Не осталось ничего, что можно было увидеть в непроглядной тьме.

Нечто теплое коснулось полураскрытых губ и тут же исчезло.

— Сделай одолжение. Исчезни и не мешайся. Я не буду просить дважды.

Джилл быстро распахнула глаза и зашлась кашлем. Казалось, будто она не дышала неопределенное количество времени. Первое, что пришло ей на ум, — она застряла в огромном коме сладкой ваты. Правда, в том, что субстанция эта была сладкой, девушка очень сильно сомневалась. К тому же, спустя пару секунд при попытке двинуться она обнаружила, что со сладкой ватой здесь точно нет ничего общего. То, в чем она лежала, больше походило на гигантскую жевательную резинку черного цвета. Материал был вязкий и липкий, и «паучиха» с трудом из нее выбралась, отметив, что с брюками все же придется распрощаться. Почти сразу она осмотрела ранение, которое почти затянулось, но корка подсохшей крови еще была на коже. Если бы она полежала еще с час в липкой каше не шевелясь, то рана бы полностью заросла, а каша сама растворилась. Но спать по ночам Джиллиан не любила, а потому очнулась раньше нужного.

Пройдя несколько метров, она осела на пол: тело все еще сопротивлялось ее желанию поскорее оказаться дома. Тогда она продолжила снимать темную пленку с кожи и волос сидя на полу, хотя душ это заменить никак не могло. Невольно вспомнила она слова Потрошителя и тут же усомнилась, а говорил ли он это ей? И если говорил, то как давно? Явно не только что, иначе он все еще был бы здесь. Также, считала девушка, ей могло это все просто присниться, как и сомнительное в своей подлинности видение с пауками. Не существует таких гигантских пауков. Разве что в фильмах ужасов. В глубокой задумчивости она облизнула губы. Вкус был ей незнаком.

Вторая попытка подняться была предпринята незамедлительно. И даже более того, к счастью Джилл, она была много удачнее первой. В долю секунды «паучиха» покинула крышу заброшенной фабрики, оставив необычную густую массу растекаться по ее поверхности.