Заводная ракета

Глава 20

Фатима двигалась впереди и время от времени останавливалась на пути вниз по центру лестничной шахты, давая Ялде возможность себя догнать. Ялда не возражала против того, чтобы ее так подгоняли; если бы они двигались бок о бок, им пришлось бы провести время за обсуждением причин, побудивших их совершить это путешествие.

Когда они добрались до первого радиального туннеля, Фатима позволила своему телу преодолеть большую часть пути в свободном падении, хватаясь за веревочную лестницу лишь тогда, когда начинала отклоняться от нее в сторону. Ялда не захотела следовать ее примеру и стала опускаться медленно, ступенька за ступенькой. На запертых дверях, которые встретились им по пути, не было никаких отметин, не говоря уже о следах взлома. Ни одном человеку не хватило мотивации на то, чтобы попытаться прикончить полузабытого диверсанта.

На заброшенном навигационном посту, расположенном над двигателями второй ступени, Ялда дожидалась снаружи камеры. Нино доверял Фатиме, поэтому большую часть этой новости ему стоило услышать от нее. Но уже через несколько махов Фатима пригласила Ялду войти.

— Привет, Ялда, — Нино висел в центре изреженной веревочной сети. Он заметно похудел по сравнению с тем Нино, которого она помнила; обращаясь к Ялде, он отвел глаза в сторону.

— Привет. — Камера была завалена книгами и бумагой. Управиться с ними в близком к невесомости состоянии — так же, как и в жилой каюте самой Ялды — было непросто, но сама камера поддерживалась в безукоризненной чистоте.

— Фатима рассказала мне о твоем предложении. Но она не смогла объяснить, что произойдет в случае моего отказа.

— Принуждать тебя никто не станет, — сказала Ялда. — Каким бы ни был твой выбор, я готова взять тебя с собой на вершину и сделать все от меня зависящее для твоей защиты.

— Не уверен, что смогу позаботиться о себе там, наверху, — сказал он. — Не говоря уже… об остальных.

— Я помогу, — тихо произнесла Фатима.

Казалось, Нино был парализован, не в силах принять решение. Откуда хоть кому-нибудь из них было знать, что возможно, а что нет?

Ялда оглядела стопку бумаг, лежавшую у дальней стены.

— За этим мы можем вернуться позже, — сказала она. — Если, конечно, тебе что-нибудь потребуется?

Нино тихо прожужжал.

— Я больше не хочу находиться в одной комнате с сагами.

Выйдя из камеры, он замер, вытаращив глаза при виде всей нелепости окружавшего его пространства. Неужели Фатима ни разу не нарушала правила и не выпускала его из камеры во время своих посещений? Возможно, он просто отказывался, опасаясь, что даже маленький глоток свободы превратит его заключение в невыносимое испытание.

На обратном пути Фатима терпеливо показывала Нино, как сбалансировать непостоянные силы, действующие на его тело. Наблюдая за ними, Ялда старалась подбадривать его наравне с Фатимой, но в то же время размышляла, не совершила ли она ужасную ошибку. Нино, возможно, сумеет вернуть былую ловкость, но что же она сотворила с его духом? Во время занятий с ним Ялда не сомневалась, что оставаться в здравом уме ему помогали воспоминания о своих детях. Но уже больше трех лет он был полностью отрезан от нормальной жизни — а она по-прежнему не знала, примет ли его обратно сообщество «Бесподобной».

Когда они покинули центральную лестницу в районе академгородка, при виде окружавших их ламп Нино моргнул и прищурился, как будто внезапно оказался под палящим пламенем полуденного Солнца. Когда в их сторону посмотрел первый прохожий, он остановился и крепко ухватился за веревку четырьмя руками, придав своему телу загнанную и настороженную позу. Ялда наблюдала, как выражение смущения и шока на лице женщины сменяется одобрением и пониманием. Пройдя мимо них и направившись к противоположной лестнице, она мельком взглянула на Ялду, вероятно, выразив своим взглядом одобрение ее безрассудного поступка; впрочем, понять, какой именно судьбы она желала счастливой паре, было невозможно.

Фатима всюду водила Нино за собой, знакомя его со своими друзьями, одноклассниками и знакомыми без малейшего смущения, как будто он был давно потерянным дядюшкой, который только сейчас добрался до них каким-то загадочным альтернативным маршрутом. Поначалу Ялда воспринимала это как негласный упрек в сторону ее собственной скрытности в этом вопросе, но потом поняла, что дело было в другом. Люди мирились с совершенно иным отношением со стороны Фатимы, в роли адвоката Нино, но едва бы пошли на это, когда речь шла о женщине, которую они винили в том, что Нино до сих пор жив. Фатима была всецело предана Нино, но ни у кого не было повода считать, будто она действует лишь в угоду собственным интересам.

Каждый день Ялда ходила следом за ними, пока Фатима показывала Нино столовые, мастерские, классные комнаты. Он вновь знакомился с местами, которых не посещал с самого запуска и забредал так далеко от оси ракеты, что постепенно привыкал и к переменной центробежной силе. Некоторые люди обходились с ним грубо, но еще никто не выкрикивал в его адрес угрозы или обвинения. И даже у тех, кто не питал особого уважения ни к Ялде, ни к Фатиме, ни к клятве о защите, данной Фридо, теперь появилась возможность задуматься о том, что выбор супруга со стороны Ялды по существу был самым прямолинейным притязанием женщины на право самой решать, когда и с кем ей заводить детей. В условиях нехватки холина, когда положиться на фармакологию было уже нельзя, любая сугубо культурная сила, способствующая автономии, приобретала особую ценность.

Исидора и Сабино по очереди проводили занятия со старым классом Ялды. Ялда сидела и слушала, наблюдая, как Нино с трудом пытается придать хоть какой-то смысл всем этим заумным техническим формальностям, пока Фатима нашептывала ему объяснения. Теперь его мир был здесь, а не на пшеничных полях, и Нино был вынужден в той или иной мере осваивать его язык и обычаи, какую бы роль в этом мире ни играл он сам.

Ялда приготовила для него постель в своей каюте, и он воспринял этот знак физической близости без намека на недовольство или надменность. В первую ночь, которую они провели вместе, Ялда едва смогла заснуть; она не рассчитывала на то, что он разбудит ее и потребует дать ему обещанное, но в его присутствии мысль о кончине, которую она избрала для себя сама, не выходила у нее из головы. Лучше уж так, чем быть застигнутой врасплох, как Туллия. Единственной альтернативой было вновь запустить себя в космос и дождаться, пока в ее охладительном мешке не закончится воздух, после чего она бы просто зажарилась живьем от тепла, выделяемого ее собственным телом. Потому что каковы бы ни были ее желания в моменты слабости и каким бы сильными ни были порывы отказаться от своих слов, холин, на котором она могла бы протянуть еще год или два, навсегда остался за пределами ее досягаемости.

Ухватившись за веревку у края наблюдательной каюты, Нино посмотрел вниз и вгляделся в бесчисленные разноцветные шлейфики, неподвижно застывшие над каменистым склоном горы.

— Это ортогональные звезды?

— Да, — ответила Ялда.

Он скорчил гримасу.

— Они выглядят точно так же, как звезды у нас дома. Но теперь ты говоришь, что их миры могут уничтожить нас одним касанием, даже если мы просто попытаемся на них ступить?

— Похоже на то, — ответила Ялда. — Но с другой стороны, кто знает, что произойдет спустя несколько поколений? Возможно, мы даже научимся добывать там полезные ископаемые, научимся их обезвреживать.

Нино, судя по выражению его лица, воспринял это скептически. Ему до сих пор было сложно поверить в то, что у «Бесподобной» вообще есть будущее.

— Посмотри, что нам уже удалось пережить, — сказала она. — Куда сложнее, чем те неприятности, которые ты устроил нам во время запуска.

— Если эти звезды находятся в будущем, — произнес он, — то почему ты не можешь просто обыскать их с помощью телескопов и выяснить, столкнутся они с нашим миром или нет?

— Сейчас свету из их отрезка истории до нас не добраться, — объяснила Ялда. — Когда мы смотрели на обычные звезды у себя дома, то видели их такими, какими они были много лет тому назад. То же самое относится и к этим звездам — только теперь «много лет тому назад» по нашим меркам означает «вдали от нашего мира» — вдали от любых возможных столкновений.

— Но если они продолжат двигаться так, как мы видим их сейчас…?

— Тогда наш мир попадет в самую гущу, — сказала Ялда. — В этом, по крайней мере, сомнений нет.

Нино молчал.

— Наше общее дело может помочь и твоим детям, — сказала Ялда, — и шансов у нас куда больше, чем у Ачилио со всеми его деньгами. Разве ты не хочешь стать частью этого?

— Попытка не пытка, — согласился он. — Это лучше, чем гнить в камере. И если ты и правда можешь доверить мне собственную плоть…

— А разве у меня есть причины поступать иначе? — Ялда всеми силами постаралась заглушить свои страхи. — Ты уже проявил себя как хороший отец. Просто пообещай мне, что не станешь насильно кормить их своими сагами.

— Парочку историй я им, может, и расскажу, — сказал Нино, — но остальные мои рассказы будут о летающей горе, обитатели которой научились останавливать время.

Он протянул руку и положил ее на плечо Ялде. Природа притупила ее страхи, склонив к мысли, будто то, что ожидало ее впереди, в каком-то смысле было правильным и справедливым. Если бы она решила повременить, если бы попросила дать ей время, чтобы попрощаться, то стало бы только тяжелее. В ее руках был последний шанс максимально приблизиться к ощущению свободы: теперь ее воля, ее поступки и ее будущее в этом мире могли слиться в единую гармонию.

— Я хочу, чтобы ты дал нашим детям имена Туллия и Туллио, Вита и Вито, — сказала Ялда. Как бы ни был ей дорог Евсебио, его имя, если он собирается ее пережить, сможет само о себе позаботиться. — А если родится соло, назови ее Кларой.

Нино кивнул в знак согласия.

— Люби их всех, воспитывай их всех.

— Конечно, — пообещал ей Нино. — И ты, Ялда, тоже не будешь для них чужой. То, чего я не знаю о тебе, им расскажут твои друзья. Каждый день Фатима будет рассказывать о тебе по дюжине историй.

Он хотел ее приободрить, но от нахлынувшей печали Ялду охватила дрожь. Можно заставить гору лететь сквозь космос, но увидеть собственных детей ей было не суждено.

Ялда ухватилась за веревки тремя руками; четвертой она подтянула к себе тело Нино. Над ними воронкой расходились разноцветные шлейфы старых звезд. Грудь Нино прижалась к ее, поначалу невинно, но затем их кожа начала слипаться. Ялда дернулась, ведомая паникой и представила, как вырывается, но затем подавила свой страх и позволила процессу продолжиться. Когда она посмотрела вниз, то увидела слабое желтое свечение, пронизавшее их слившуюся плоть — послание, обретшее смысл еще до того, как люди изобрели письменность.

Ее веки отяжелели, а мысли наполнило ощущение умиротворения и уверенности в будущем. Теперь слова были не нужны. Они разделили свет, и этот свет нес в себе обет Нино защищать то, чем она станет.