Мартин плохо разбирался в дворцовых интригах. Он не любил обмана и хитрости и был прямолинеен. Он не был глуп и высоко ценил разум, но в вечном желании людей подсидеть и оговорить ближнего ничего разумного не видел. По его твёрдой убеждённости, от этих склок происходили если не все несчастья на земле, то уж, как минимум, добрая их половина.
Он не видел ничего зазорного в том, чтобы забраться в чужую спальню и прочитать чужие документы – это легко укладывалось в его простую и честную картину мира, потому что Мартин считал, что честному человеку нечего скрывать.
В то же время, план матери его раздражал. Мартин привык к свободе. Он понимал, что нужно отвечать за тех, кто от тебя зависит, питал слабость к беззащитным, будь то женщины или мужчины, и в свои двадцать шесть лет пока ещё не до конца отдавал себе отчёт в этой слабости. Но он не любил, когда им манипулируют. Именно перспектива таких манипуляций заставляла его заранее ненавидеть двор. Центром добра в этой вселенной пауков для него оставался образ матери – не самой светлой и доброй женщины на земле, и всё же, той, кто выносил его, родил и воспитал.
То, что мать сейчас вела себя ничуть не лучше этих пауков, больно царапало его сердце.
Мартин был готов пожертвовать собой ради её чаяний, потому что с детства слышал о том, что именно для этой судьбы был рождён на свет. Но, всё-таки, быть королём, по его мнению, означало быть королём, а не выполнять капризы двух стареющих дам. Второй дамой он посчитал королеву-бабушку, которая так же все прошедшие недели не уставала снабжать его советами, от которых Мартину хотелось выпрыгнуть из окна и закричать.
Одним словом, в покои исповедника Мартин шёл в удручённом настроении и без особого желания увидеть своё имя в завещании. Мысленно он пообещал себе, что это последняя просьба, которую он выполняет для матери. И когда Мартин увидел, что свиток летит в камин, в душе у него всё возликовало. В голове одна за другой промелькнули мысли о том, что если Кауниц-Добрянская решила избавиться от документа, то в нём наверняка имя её политического противника – то есть, Мартина, и следом – что теперь нет доказательства его права на престол.
Однако, пока голова его думала, тело двигалось само по себе, так быстро, как только может двигаться тело моряка и наёмника, привыкшего день за днём сражаться за свою жизнь. Камзол треснул у Мартина на спине, когда он инстинктивно метнулся к очагу и подхватил едва тронутый пламенем свиток. Фиолетовый бархат задымился и затлел, когда Мартин принялся бить себя свитком по бедру, пытаясь потушить огонь.
И только когда дело было сделано, он задал себе вопрос:
– Ради Иллюмина, зачем я это сделал?
Поняв, насколько неуместны эти сомнения, Мартин поднял взгляд на собеседницу и поправился:
– Зачем ты это сделала?
– Я… я… я… Я не хотела отнимать у тебя возможность стать королём! – выпалила Анжелика, наконец справившись с собой. Она понимала, что Мартин не поверит ни единому слову. С другой стороны, знала, что Мартин слишком благороден, чтобы принять такую жертву, и что тот ни в коем случае не должен прочесть завещание.
«Надо было выпрыгнуть в окно!» – осенило её задним числом, но было поздно, а вся ситуация выглядела так, что лишь подтверждала обвинения, которые уже выдвинул против неё Мартин. «А, будь, что будет, хуже уже некуда!» – подумала она и, качнувшись к Мартину, попыталась вырвать свиток из его рук.
Глаза Мартина расширились от удивления, но пальцы сжались сами собой – это был инстинкт – если что-то отбирали, он не хотел это отдавать.
Они сцепились, прижавшись друг к другу животами и изо всех сил дёргая завещание в разные стороны.
– Мы его сейчас порвём! – процедила Анжелика.
– А ты вообще собиралась его сжечь! – парировал Мартин, но оба придержали пыл и замерли, тяжело дыша. Конечно, Мартин был сильней, но он понимал, что, если резко рванёт бумагу, та просто разлетится на куски.
– Пустите… – прошептала Анжелика.
– Я вас и не держу, – ответил Мартин тоже, почему-то, шёпотом. Сердце стучало так громко, что он едва слышал собственный голос. А Анжелика была настолько близко, что все на свете завещания, все короны и все политические интриги теряли смысл.
– Держите, – выдохнула Анжелика, сама не зная, к чему больше относятся эти слова, к ненавистной бумаге или к ней самой. – Вы делаете мне больно.
– С каких пор мы снова перешли на вы?
– С тех пор, как вы отказались от меня.
Анжелика замолкла, чувствуя, что тонет в черноте огромных глаз будущего короля. Мартин зачем-то наклонился к её лицу – так низко, что Анжелика почувствовала горячее дыхание на своих губах. Она застонала, чувствуя, как разливается пламя внизу живота.
– Мартин… – прошептала она, но больше ничего произнести не успела, потому что губы Мартина сомкнулись с её губами, язык проник в рот яростно и жадно, как будто с их последнего поцелуя прошло ни несколько дней, а несколько лет.
– Я не могу без тебя… – прошептал Мартин, на мгновение вырвавшись из этого поцелуя, и тут же снова завладевая губами Анжелики.
Анжелика застонала, пытаясь ответить то же самое: «Я без тебя не могу». Её стон вибрацией прошёлся по нёбу Мартина, заставляя желание в его теле разгораться ещё ярче.
Завещание оказалось на полу, когда оба разом отпустили руки и вцепились в плечи друг друга, принялись гладить так яростно, что ласки причиняли боль.
Первым опомнился Мартин. Резко оторвал от себя Анжелику и умоляюще заглянул ей в глаза.
– Не здесь же!
– Почему это нет?.. – Анжелика снова потянулась к его губам.
– Потому, что это комната священника, Анжелика!
Анжелика чуть отстранилась, слова любовника медленно проникали в её опьянённое страстью сознание.
– Никогда не делала этого на кровати священника, – сказала она отчасти с любопытством, но отчасти и с сомнением.
– И не сделаешь! – твёрдо заявил Мартин. Выпустил её плечи, наклонился и поднял свиток. Анжелика тут же вцепилась в него пальцами поверх рук принца.
– Анжелика! – Мартин подарил ей взгляд, полный укора.
– Обещай, что больше не будешь меня ни в чём обвинять! – почти умоляюще произнесла Анжелика.
– Мне наплевать, кто станет королём. Я просто не хочу, чтобы ты мне лгала.
– Я больше не буду… И я бы не стала… Я просто боялась тебе сказать.
Мартин вздохнул.
– Боялась ты не зря. Моя мать много о тебе говорила.
– И видимо, не в самых лестных словах.
– В самых нелестных, – Мартин на несколько мгновений замолк, подбирая слова. – Но она тебя никогда не видела. А я тебя знаю. И знаю, что все слухи о тебе – ложь. То, что происходит сейчас – только лишние подтверждение тому, что ты не способна думать о будущем на два шага вперёд. Ну какая из тебя подлая интриганка?
– Обо мне так… говорят? И вообще, я способна думать наперёд!
– Тогда почему мы всё ещё стоим посреди чужой спальни с важнейшим государственным документом в руках и пытаемся порвать его на части?
– Потому, что он не должен быть обнародован, – Анжелика успокоилась резко и теперь смотрела на Мартина совсем по-другому. – Поверь мне, ты не должен его читать. Если это завещание вступит в силу… Боюсь, что двор охватит коллапс. А каким станет будущее Августории – трудно даже предположить.
Мартин пристально глядел на неё.
– В завещании – не я, – резюмировал он.
– Может быть… и так.
– Анжелика, я вовсе не стремлюсь стать королём. Тем более, если это незаконно. Если в завещании кто-то другой – пусть власть достанется ему.
– А ты?
– А я вернусь туда, откуда приехал. У южных берегов материка меня ждёт корабль, я долго на него копил и надеялся плавать ещё много лет. Мне нравилась моя жизнь. Я вовсе не собирался её менять.
– Уедешь… – растеряно повторила Анжелика, и на глаза её навернулись слёзы. Она качнула головой, прогоняя эмоции, которые сейчас только мешали. – Мне жаль, что тебе приходится так круто менять свою жизнь в угоду желаниям других. Но боюсь, всё не так просто. Содержание завещания – скандально. Добрая половина двора захочет его оспорить. Как далеко они зайдут? Тот человек, чьё имя вписано в эту бумагу, тоже может пострадать. В Августории начнётся хаос. Не знаю, о чём думал Фридрих, когда подписывал этот документ.
– Фридрих… – Мартин впервые слышал имя отца из уст своей возлюбленной, и теперь ему было странно понимать, что эта девушка, будучи младше его на несколько лет, может так фамильярно отзываться о его отце. Сразу же представились картины, как старый развратный король ласкает и целует обнажённое тело Анжелики. Так же, как ласкал и целовал его Мартин. Он стиснул зубы и сделал глубокий вдох. Однако, успокоиться не получилось. Так же явственно представилось ему, что Анжелика останется здесь одна. Окажется в руках другого мужчины, такого же зрелого и равнодушного, как его отец. Да каким бы он ни был – хоть самым большим красавцем на материке. Главное, что это не его, Мартина, руки, будут ласкать эти плечи. Не его губы будут владеть этим сладким ртом. – Вы правда думаете, что я должен остаться? – спросил он.
Анжелика безмолвно кивнула.
– Пожалуйста, – попросила она.
– А ты, – Мартин сглотнул, горло внезапно пересохло, чего не случалось с ним никогда раньше. – Ты останешься со мной?
– Конечно… – Анжелика шепнула и, подавшись навстречу мужчине, обняла его. – Я ничего не хотела бы так сильно! Если только ты позволишь мне. Если не будешь меня подозревать.
– Не буду, – пообещал Мартин. На мгновение прижал Анжелику к себе в ответной ласке, но почти сразу же отстранился. Вложил в руки девушки свиток и осторожно сжал на нём её пальцы. – Пусть останется у тебя. Храни его на случай, если со мной что-нибудь случится. Хорошо?
Анжелика коротко кивнула.
– Спасибо.
– Давай, наконец, уйдём, пока этот священник не вернулся.
Спорить Анжелика не стала. Она сама пробралась в окно, но Мартин пришёл через дверь, его наверняка видел кто-нибудь из гвардейцев или слуг, и было бы странно, если бы никто не заметил, как он идёт назад. К тому же, он сразу потянул Анжелику к выходу, не давая ни в чём усомниться.
Впервые с момента знакомства они появились в коридорах дворца вместе. Шли анфиладами комнат, некоторые из которых были пусты, но другие – наполнены людьми. Придворные оглядывались на них, шептались за спиной, но от этой мысли Анжелике хотелось улыбаться, а Мартину было просто всё равно.
– Они все говорят о нас, – шепнула она на ухо Мартину.
– Пусть говорят, – ответил тот.
– Не боишься, что моя репутация повредит твоей?
– Мне абсолютно всё равно, – Мартин остановился посреди одного из залов и повернулся к Анжелике. Взял в ладони её лицо и мягко, неторопливо, но так, что у Анжелики не было никакой возможности избежать этого мгновения, поцеловал.