Затерянный город, или Каждому свое

Глава десятая. Не скалолазы мы, не гопники…

Идея моя была проста, и Леонид еще и пристыдил меня. Мол, почему раньше не додумался? Сам себя я тоже стыдил, но уже формально.

Нам следовало сделать присоски, прикрепляемые к ногам и рукам, и уже с их помощью взбираться по гладкой, практически отполированной скальной породе. И было из чего эти присоски сделать: панцири улипах. Их у нас скопилось немерено. Упругие, прочные, износоустойчивые, словно сделанные из резины максимально необходимого параметра.

Большой панцирь брался как основной фрагмент, а меньший, развернутый наоборот и помещенный внутрь, служил цилиндром для отсоса воздуха и создания нужного давления. Наружу выводился поршень, связанный с педалью и рычагом. Нажал на педаль, внутренняя сфера пошла внутрь, прогибаясь насколько надо, – пошло прилипание. Поднял педаль вверх, вся липучка от стены и отошла. Правильной работе способствовал и тот факт, что максимально большие панцири обретали высокую жесткость и почти не продавливались внутрь.

Конечно, все устройство сложней, чем лопата, и намного. Зато сравнительно дешево и просто, точнее говоря: реально в изготовлении. Тем более когда все из инструментов, материалов и даже нужное масло для смазки внутреннего поршня цилиндра имеется в наличии.

Багдран быстро разобрался, что к чему. Не пришлось для него делать чертежи или создавать первый образец. В порыве творческого энтузиазма он порывался вскочить и с головой окунуться в работу. Пришлось для начала давать ему тонкую работу прямо в постель. Но уже на второй день он перехватил бразды технического процесса в свои руки. Сам делал больше всех, но и остальных загружал по самое «не балуй!».

За мной только и оставалось, что общее руководство проектом. Ну и присматривать приходилось, чтобы наш Кулибин не ударился в крайности с усложнением и усовершенствованием конструкции. А с третьего дня авральных работ на меня легли функции главного испытателя. Пришлось побегать к стене и обратно, и хорошо, что тоннель для этого подходил идеально.

Но пока появились первые, весьма обнадежившие результаты, в жизни нашего маленького коллектива произошли очередные семейные, так сказать, изменения. Причем настолько неожиданные и глобальные, что я окончательно выпал в осадок, стал фаталистом, закоренелым циником и вообще зарекся когда-либо анализировать или пытаться понять женскую психологию. Опухания головного мозга я избежал лишь благодаря наплевательскому отношению к этим изменениям. И укладывалось это отношение в одно предложение:

«Да гори оно все синим пламенем!» – Как только я себя так настроил, мне стало глубоко плевать, и я перестал заморачиваться душевными терзаниями и неуместным морализаторством.

А произошло следующее: в первый же вечер после наших работ Эулеста вновь оказалась прижавшейся ко мне на командирской лежанке. Заснули вроде нормально, а вот среди ночи проснулся в крайнем возбуждении, ощутил под руками голое, готовое на все тело и не удержался. Согрешили мы.

И ладно бы это! К этому все шло. И давно! А состоявшийся накануне скандал, ссора с Леней и последующее примирение лишь окончательно подтолкнули нас к откровенной похоти. Усугубили, так сказать, и все вроде встало на свои места. Так ведь нет! В следующую ночь все кардинально изменилось! И как изменилось!

Улегся я с Эулечкой чуть пораньше, разок потешился прекрасным телом, уже без всякого стеснения растягивая удовольствие. После чего мы довольные уснули. Все-таки изрядно устали за день. Но среди ночи мое молодое, здоровое и жутко ненасытное либидо потребовало продолжения банкета. И я второй раз взгромоздился на податливое, льнущее мне навстречу тело. И лишь после кульминации нашего соития, обнимая и тиская Эулесту, я вдруг с ужасом заметил в ней резкие изменения. Она мне показалась худей и чуточку ниже ростом. Да и волосы на голове ощущались несколько иной длины. И не только на голове…

Вообще-то у меня ночное зрение – уникальное. Могу из арбалета попасть в полной темени в голову врага на дистанции в четыреста – четыреста пятьдесят метров. Проверено. И не раз. Но кто и когда рассматривает свою партнершу каждый раз перед новым соитием?! Порой подобные ласки совершаются с закрытыми глазами по причине остаточной сонливости, порой – по причине представления в своих руках иной женщины, иногда – весьма конкретной женщины.

Вот и я не открывал глаз – представлял Машку. Вспомнилась почему-то не к месту моя бывшая жена, с которой и не знаю, увижусь ли.

А когда открыл их широко-широко, после возникшего недоумения, то сам натурально «Оку съел». Подо мной постанывала от удовольствия… Цилхи!

Ругательства мне сдержать не удалось. Нехорошие. В том числе и вслух.

А потом дальнейший шок лишил меня разума от слов развратницы, когда она, осознавшая раскрытие своего инкогнито, нежно проворковала:

– Борь, мы тут подумали с сестрой и решили: вам ведь все равно, с кем спать. Мужчине главное – пар сбросить. А вот мы, женщины, натуры чувствительные, романтические и влюбчивые. Разобрались в себе и поняли, кто нам из вас на самом деле близок и дорог. Эулеста изначально влюбилась в Леонида и теперь старается ему доказать, что она лучше меня. Ну а я с первого мига нашего знакомства думала и думаю только о тебе. И поверь, нисколечко к сестре не ревную…

– Э-э?.. Не ревнуешь? – прорвало меня на какое-то несуразное блеяние.

– Стараюсь не ревновать, – выделила она первое слово. – Потому что сама виновата: надо было сразу расставить нужные акценты и не конфликтовать с тобой. А меня понесло, и я никак не могла остановиться. Не могла остановиться, чтобы тебя не позлить. Но сейчас уже все позади, и я постараюсь, чтобы ты был мною доволен. Милый, ты ведь правда доволен? Тебе ведь понравилось со мной?

А я все никак не мог прийти в себя и решить: как поступить? Как себя вести дальше? Да тот же Ленька меня утром на пику крайнего остракизма поднимет, и будет прав. Бубнил ему про высокую мораль и низость его поведения с малолеткой, а сам?.. И ведь не докажешь, что я – не я и сало не мое. Самое удивительное, что лежащая подо мной развратница не врала и сама свято верила в то, что говорила. А ведь наказать человека, который искренне любит, – рука не поднимется.

Вот тогда я и решил: «Да гори оно все синим пламенем!» И перестал совсем обращать внимание на проблемы постельного времяпрепровождения. Ибо сие таинство великое не от меня зависело. Что рядом имею, то и взгрею. Цинично?.. А-а! Уже говорил об этом, повторяться без толку…

Пришлось мне делать морду кирпичом и все свои силы, умения и энергию направлять на создание присосок. Хотелось поскорей вырваться отсюда, этот мир имитаторов меня уже бесить начинал.

Господин Найденов тоже некоторое время ходил как пришибленный. Но потом мы с ним пару раз коротко переговорили, он взял пример с меня, и мы наплевали на все и вся с самой высокой секвойи. А как заберемся еще повыше, на стену, то и с нее плюнем. Наше дело молодое, выкрутимся! Потом. А пока нечего предаваться душевным терзаниям.

На третий день начались первые испытания пилотного комплекта. Недоработок оказалось достаточно, но все выглядели несущественными и легко устранимыми. Ну и результат имелся великолепный: я поднялся на высоту десяти метров. Мог и выше, но не стал рисковать. Потом испытания пошли сплошным потоком. Некоторые экземпляры я оставлял присосанными к стене, навесив на них грузы и засекая примерное время удержания. Иные – проверял на выносливость, протирание поршней, прокладок, целостность рычагов и прочего. Все-таки для восхождения на высоту около ста сорока метров каждому устройству понадобится сработать безаварийно около семи тысяч раз.

Вот и я ползал по стене, как муха по стеклу. Туда-сюда, вправо-влево, вверх-вниз. И чем больше ползал, тем больше верил, что у нас все получится. Присоски оказались чудо как хороши! Практически каждая из них могла долгое время выдержать вес моего тела, что являлось феноменальной гарантией выживания человека, решившегося на восхождение.

Следовало лишь довести до автоматизма все свои движения, перебирать руками и ногами, не задумываясь о них. Что я делал денно, а порой и в сумеречное время. Мог бы и ночью тренироваться, но приходила Цилхи и начинала звать меня на ужин. Если я не реагировал на ее крики и просьбы, она начинала рыдать взахлеб, а то и падала при этом артистически на землю. Мол, сейчас умру. Не могу сказать, что эти сцены на меня действовали или слишком угнетали, но мне проще было спуститься вниз и отправиться в нашу подземную резиденцию.

А там порядок дальнейших действий соблюдался, словно по уставу. Помывка, плотный ужин, резвый секс и крепкий сон. Среди ночи я старался не просыпаться и не перенапрягаться. Все-таки скалолаз-высотник – рисковая профессия и требует постоянной бодрости вкупе с повышенным вниманием.

Что нас еще несколько удивило, так это почти полное отсутствие дождя за все время нашего пребывания в этом мире. Грозы шли, гремело явно, и тучи нами просматривались, но вдалеке. Возле города – осадков так и не было нами замечено, ну и два раза слегка покапало над конечным выходом из тоннеля. Но с другой стороны, что тут странного? Чай не сезон дождей. Да и что мы знаем о здешнем климате?

Условия для проживания райские – вот и прекрасно!

На одиннадцатые сутки с начала реализации нашего нового проекта тренировкой и тестированием уже занимались все без исключения. Причем единовременно. Потому что устройств, сделанных для каждого из нас по два комплекта, хватало с запасом, уверенности в своих силах – тоже. Прочного капронового шнура у нас не было, а волочь за собой тяжелую лиану я посчитал рискованным. Ну и не факт, что с той стороны стены мне повезет отыскать веревки, цепи, проходы, ворота или тоннели.

А посему придется каждому из нас подниматься с помощью липучек. Без страховки! Вот народ и тренировался под моим присмотром. Тогда как я больше уделил времени на отработку разных аварийных ситуаций, когда потребовалось бы сменить вышедшее из строя устройство прямо по мере восхождения. Для этого намечалось брать с собой по две запасные присоски.

Ну и на двенадцатый день, хорошо выспавшийся, полный сил и молодецкого рвения, я начал подъем. Вниз старался не смотреть вообще. Только на стену и вверх. И долгое время верхний гребень не особенно и приближался. Но даже улитки преодолевают большие расстояния, человек – тем более, пусть и ползущий по гладкой вертикальной поверхности.

Первый этап, примерно половину всей дистанции, прошел минут за тридцать. Понял это по отсутствию длинных веток, которые ранее были по сторонам и касались сглаженной скальной породы. Делал при этом довольно «длинный шаг», сантиметров по двадцать пять. Третья четверть пути далась несколько сложней, ибо начались сложности с поверхностью, которую я не рассмотрел заранее снизу. Она из полированной стала слегка шероховатой, сказывалось влияние огромного времени. Шаг стал короче, прилипание ухудшилось.

«Сколько же этому чуду зодчества лет? – процесс восхождения шел на полном автомате, и думать я мог о чем угодно. – Не меньше тысячи, по моим прикидкам дилетанта. А скорей всего три, четыре, а то и пять. Вон как ветер, солнце и дожди обезобразили идеальную поверхность… Благие шуйвы! А ведь там, наверху, кажется, еще хуже!..»

Это уже была опасность. Смертельная, если что. Потому что чем выше я взбирался, тем более шероховатой, ноздреватой, неровной становилась поверхность стены. Наиболее неприятными оказались трещинки. Вначале микроскопические, затем все более длинные и глубокие, они резко ухудшили эффект прилипания. Приходилось не только тщательно выбирать место для установки присоски, но и просматривать предстоящий путь, обходя целые пятна из непригодной для восхождения поверхности.

А метров за пятнадцать до гребня мне вообще показалось: дальше не пройти! Настолько сильно стена подверглась природной эрозии. Хоть возвращайся!

Но в то же время я понял страшную истину: вниз вернуться подобным же образом я не смогу! Потому что глаз-то на пятках нет! Одно дело – когда гладкость вертикали идеальная, куда поставишь ногу, туда она и прилипнет. А ведь я уже метров двадцать двигался зигзагами. И снизу никто не подскажет… И вниз головой не развернешься… И парашюта при мне нет…

Давно я так не паниковал. Даже когда оказался в ином мире, сразу утонув в отработанном машинном масле. Там хоть испугаться было некогда, действовал на инстинктах, спонтанно, да и вуаль Светозарного меня спасла. А здесь, если сорвусь, уже ничто не спасет, даже вуаль (которой нет!). И хуже всего, что видишь все прекрасно, понимаешь все отлично, а ничего предпринять не можешь. И висеть долго на одном месте нельзя, воздух через трещинки в присоски просачивается. Вперед двигаться – тоже нельзя. И назад возврата нет…