ВОЗМОЖНО, вы читали в исторических книгах о Джозефе Уотсоне или, как он позже назвал себя, Ное Уотсоне, но, вероятно, нашли лишь обрывистые сведения об его подвигах. Но история продолжается. Мы оставляем за собой все более и более длинные записи, а поскольку все события должны быть показаны в перспективе, то приходится сокращать много незначительных сведений.
Один специалист, или даже группа не может изучить всю человеческую историю. Она слишком обширна. Поэтому теперь, в 2926 году нашей эры, приходится делать выжимку событий и сводить все к главным фактам и причинам, и в результате множество дат и сведений хранятся теперь лишь в библиотеках и музеях.
И никто, кроме, разве что, его последователей, не считает Джозефа Уотсона мировой величиной, хотя, в свое время, он без сомнения был значительной фигурой.
Родился он в Шотландии в мае 2104 года. Роды были естественными, поскольку в сельских северных районах народ все еще цеплялся с пуританским упрямством за суеверия, что дети, вынашиваемые в инкубаторах, обязательно будут неправильными.
В брошюрах их общества публиковались поддельные, вредные доказательства, что ни у какого искусственно выношенного ребенка не может быть души. Эти брошюры распространялись в громадном количестве и оказывали огромный эффект на полуобразованное и бесхитростное население. Такие предубеждения очень живучи, и даже сегодня иногда можно услышать о разных атавизмах вплоть до естественных родов, происходящих в отдаленных уголках Земли.
Мать Уотсона заплатила за свою необразованность и доверчивость, умерев во время рождения сына – что частенько случалось при примитивном способе воспроизводства, и то, что она отдала свою жизнь ради него, оставило неизгладимое впечатление на характер мальчика. Как сообщают, на протяжении всех школьных лет он был подростком, склонным к самоанализу, не без вспышек «ложной гениальности». Термин «ложная гениальность» весьма запутанный и сложный для понимания, но без сомнения, так описывали его странный регрессирующий кругозор, являющийся причиной твердой приверженности принципам, от которых общество давно отказалось.
Во время его обучения в университете у него началась фаза энтузиазма, которая будет ныне мало кому понятна, поэтому требует некоторого разъяснения.
В 2123 году вера, которой придерживается сегодня весь мир, о Фундаментальном Порядке или Первичном Происхождении, исповедовалась лишь маленькой группой энтузиастов. Остальная часть Человечества соглашалась лишь с отдельными фрагментами целого, поэтому каждая община или течение оплетала эти фрагменты различными наборами обычаев и суеверий, на которых основывалось то, что называется «религией». Эти «религии», следует сказать, имели одну и ту же основу, но отличались но форме в зависимости от того, в каком климате и прочих условиях жили породившие их народы. Так, в холодных странах «религия» была строгой и суровой, а в жарких более красочной и менее практичной.
Джозеф Уотсон, пуританин в душе, собрал вокруг себя группу подобных юношей и покинул университет с твердой решимостью начать «Возрождение».
Свою кампанию он начал с поддержки «Общества Противников Инкубаторов». Трудно было понять, какие умственные завихрения толкнули его на то, возможно, в этом была виновна смерть его матери, но без сомнения, эти взгляды подвигли его придумать более поздний призыв: «За право природы!»
ОТСЮДА НАЧАЛСЯ успех его собраний. Свидетель одного из самых первых написал: «Высокая, худощавая фигура Джозефа Уотсона, когда он появлялся на трибуне, производила впечатление на любого человека. Он начинал говорить обманчиво тихим голосом, мягким тоном, но по мере продолжения речи, все это менялось. Копна светлых волос взлетала от резких, выразительных жестов, голос с шотландским акцентом звучно разносился по всему залу. По мере роста энтузиазма глаза начинали пылать огнем, и нетрудно было представить, что они смотрят сквозь аудиторию в каком-то мистическим озарении. Я могу утверждать, что во всем зале не было ни единого мужчины или женщины, которые хотя бы на время не попадали под его влияние».
Слава Уотсона росла от успеха к успеху. Его собрания уже стали охраняться специальными полицейскими подразделениями, сдерживающими напор толпы. Народ буквально осаждал переполненные залы, стремясь услышать его хотя бы из динамиков. «Общество Противников Инкубаторов» сумело развить в Шотландии активность, превосходящую самые смелые мечты его руководителей. Деньги лились рекой в его фонды, пока Общество не превратилось в силу, с которой были вынуждены считаться. И сложилось такое положение, что все, пожинающие этот золотой урожай, зависели от слов Уотсона.
«Это является правом природы!» – ревел Уотсон и затем бичевал вивисекцию, вакцины, контроль за рождаемостью, любителей алкоголя, курильщиков, игроков и, в первую очередь, своих старых врагов – сторонников инкубаторов.
В конце каждый встречи он внезапно утрачивал свой свирепый пыл и, вечно заставая аудиторию врасплох, падал на колени в молитве.
Три года спустя в его сторонниках энтузиазм достиг такой силы, что маленькой Шотландии их было уже не удержать.
В Глазго толпа прямо с собрания направилась в местный Дом Инкубаторов и разрушила его от подвала до крыши. Мало того, что был причинен значительный материальный ущерб, это стало прецедентом, который принялся горячо обсуждать весь цивилизованный мир. Если коротко, то предмет спора можно было сформулировать так: «Является или нет убийством уничтожение плода, который вынашивается в инкубаторе?»
Затем подобное нападение было предпринято в Эдинбурге. Толпу там, правда, удалось разогнать, но были жертвы как среди нападавших, так и в рядах полиции.
В Данди слишком восторженные последователи Уотсона попытались ввести «сухой закон», при помощи разгрома всех лицензированных питейных заведений. По улице лились реки напитков, а головы полицейских казались самым удобным местом, о которое можно разбивать бутылки.
Правительство стало принимать меры, и было выписано множество ордеров на арест как последователей Уотсона, так и самого адепта, как подстрекателей волнений в большинстве городов Шотландии. Правда, Уотсона так и не удалось арестовать, он попросту исчез. И правительство избавилось от множества проблем, вызванных его действиями.
ЗАТЕМ ЛЕТ СЕМЬ спустя он появился в Америке. Точная дата его прибытия, как и то, чем он занимался эти семь лет, навсегда остались тайной. Кроме того, он больше не был Джозефом Уотсоном, а выбрал себе новое имя – Ной Уотсон, хотя никто так же не знал, чем он руководствовался, выбирая себе это прозвище. Однако, было точно известно, что Джозеф и Ной Уотсон один и тот же человек, так как любой, кто хоть раз видел его, уже никогда бы не смог перепутать.
Он все еще бичевал различные организации и общества, которые пытались изменить природу к лучшему, но теперь стал более расплывчатым в обвинениях зла, и более яростным в своих предупреждениях о «грядущих испытаниях». Всего лишь за несколько лет, он бросил благодатное семя идеи, которое в его кипучем уме выросло в мысль, что мир вскоре рухнет или, по крайней мере, будет «наказан за творимое зло» какой-то всеобщей катастрофой.
Теперь нам может показаться странным, когда человек не только сам верит в подобные вещи, но и убеждает других в своей правоте. Однако нужно помнить, что в двадцать втором веке наши знания об окружающем мире, как и многие другие знания, находились в крайне рудиментарном состоянии. Любой человек мог предсказать конец света и обнаружить, что даже образованные люди верят в его пророчество, не требуя особых доказательств.
Уотсону не нужно было объяснять, откуда он получил информацию о землетрясениях «Судного дня». Он просто заявил, что скоро они начнутся. И призвал всех раскаяться, утверждая, что все люди грешники, даже если они и не подозревают об этом.
– Ноя, – сказал этот новый Ной, – послали предупредить мир о грядущем Потопе. Вы читали, что произошло с теми, кто ему не поверил. Теперь вас предупреждаю я. Вы забыли, как насмехались над Ноем? Хотите так же насмехаться и над моим предупреждением?
Но его вторая кампания не достигла вершин успеха шотландских дней. Возможно, в ней не хватало сентиментальности. А может, момент был выбран не совсем удачно. На его собраниях, хотя и многолюдных, не доставало тишины тех, прошлых собраний, где аудитория, замерев, ловила каждое его слово. Теперь же некоторые посещали эти собрания специально для того, чтобы насмехаться, и частенько прерывали его вопросом:
– А где твой Ковчег, Ной?
Многие смеялись. Уотсон начинал путаться и терять нить беседы, когда из разных концов зала начинали кричать: «Да, где твой Ковчег? Покажи нам свой Ковчег, Ной!» А как-то раз кто-то в задних рядах начал распевать: «И каждой твари по паре», после чего собрание закончилось всеобщим шумом.
Несколько раз Уотсон даже выходил из себя.
– У меня есть Ковчег! – ревел он в ответ. – У меня есть Ковчег, и когда я спасусь, вы еще пожалеете, что не верили! Вас не будет на нем – вы будете гореть в аду... Все вы!
Уотсон говорил правду. У него был Ковчег.
В 2133 году, в самом начале своей кампании «Конец света» он ухитрился встретиться с Генри Хедингтоном, и с самого начала ему удалось произвести впечатление на этого джентльмена. Хедингтон входил в число самых богатых людей мира. Его авиационные заводы в Чикаго представляли собой такую сеть, что никто не мог оценить его богатство. Точнее, пока проводились подобные вычисления, стоимость акций менялась настолько, что все оценки становились бессмысленными. Он застраховал все вокруг себя, как и все богатые люди того времени, включая своих секретарей и охранников, но Уотсону удалось не только сблизиться с ним, но и завербовать его в качестве своего сторонника.
ГЕНРИ ХЕДИНГТОН не очень-то волновался о будущем своей души, о которой так переживал Уотсон, но не хотел лишаться комфорта своей нынешней жизни, если Земле предстояло взорваться. В ходе серьезных бесед, проходивших между этими двумя людьми, Хеддингтон все более убеждался, пока его вера не стала столь же крепкой, что и у Уотсона. Но у Генри был иной характер. В конце одной встречи он медленно затушил одну сигару (которые совсем не одобрял Уотсон) и стал оценивающе разглядывать новую.
– Вы много выступаете, – сказал он. – Вы призываете людей раскаяться. Может, они и раскаются, а может, и нет, но делу это не поможет, когда начнется конец света. Конечно, у вас есть ораторский талант, а я люблю талантливых людей, но я человек совершенно иного склада. Я не люблю болтать, я действую.
И Хедингтон начал действовать. Были собраны и проинструктированы все его лучшие специалисты, и через несколько недель первые плоды их усилий начали быть видны в виде гигантского ангара, построенного в дальнем конце Экспериментального Ракетодрома Хедингтона. Были привезены тонны различные материалов и припасов, и окружающие перешептывались, строя догадки относительно их назначения. Было очевидно, что ангар предназначался для невиданного до сих пор воздушного корабля. Слухи о нем ползли и множились, поскольку ни одно дело не могло обойтись без слухов.
Одни говорили о его намерении построить самый большой стратосферный самолет в мире. Другие высказывались, что старик Хедингтон сошел с ума и решил добраться до Луны. Однако, всеобщее мнение сходилось на том, что все предприятие окончится колоссальным провалом. Было ясно, что такое количество груза еще никогда не поднималось в воздух, а даже если и поднялось бы, то процент полезного груза был бы при этом мизерным.
Но работы устойчиво продолжались. Проектировщики потели в офисах над сложными чертежами, пока не начинали болеть их спины и глаза. Может, они и скептически относились к распоряжениям своего босса, но не показывали этого. Оплата была хорошей, но что еще важнее для творческих людей, большую часть жизни потративших на конструирование типовых самолетов, это представленная им полная свобода. Их больше не связывали законы об ограничении уровня шума, размеров и расположении пассажирских кают и многих других мелочах, вечно портивших кровь конструкторам.
На сей раз их творение должно стать совершенным, поэтому ничто не ограничивало им смету. За этим проектом стояли все богатства Хедингтона, поэтому опасаться было нечего. И все конструкторы бешено чертили чертежи за чертежами, в безумном опьянении от того, что воплощались в жизнь их самые смелые мечты.
У модельщиков на литейных заводах были свои проблемы, заставлявшие их ругаться и «чесать репу», но постепенно они тоже прониклись всеобщим энтузиазмом. Производителям инструментов заказывали такие хитроумные станки, что они приходили в полный восторг, наконец-то дорвавшись до свободного творчества. Металлурги с радостью придумывали новые сплавы, которые прежде считались слишком дорогими для практического применения, и постепенно в громадном ангаре начала появляться невиданная машина.
Хедингтон начинал все больше верить в Уотсона, которого считал уже не малозначительным пророком, а настоящим талисманом удачи. Он настаивал, чтобы реформатор все чаще посещал строительство и наблюдал за ведущимися работами.
– Этот будет настоящее чудо. Еще никто за всю историю Человечества не пробовал построить подобное, – как-то с гордостью сказал миллионер.
– Ковчег, – пробормотал Уотсон.
Его глаза затуманились, словно он смотрел вглубь времен, в далекое прошлое на другой Ковчег, стоящий на горе, чтобы спасти верующих.
КОГДА «КОВЧЕГ» был завершен, то его сразу же приговорили все без исключения правительственные инспекции. Ему даже не разрешили испытательный полет, а некоторые доходили до того, что требовали разрушить его, чтобы никто не поддался искушению поднять его в воздух, нарушив общественную безопасность. Хедингтон направил все свои финансы и влияние, чтобы рассеять опасность этой мнимой угрозы, но даже с его поддержкой не была предоставлена лицензия на этот корабль.
Поэтому «Ковчег» много месяцев простоял в ангаре. Он был полностью готов и загружен припасами и всем необходимым. Вера Хедингтотона в Уотсона не пострадала, даже многие из инженеров и техников заразились ею, хотя сам «Ковчег» постепенно становился посмешищем для всего мира. Во всех газетах появились фотографии громадного ангара. Там же были напечатаны многочисленные статьи о страхах и намерениях его владельца, а также его уверенности в том, что он еще пригодится. Как только стало известно о связи Хединггона с Уотсоном, над «пророком» стали в открытую глумиться на собраниях, и на эту парочку даже писали карикатуры. Практически, весь мир относился к новому «Ковчегу» точно так же, как когда-то к старому.
А затем жена Уотсона, женщина такая же фанатичная, как и ее муж, публично заявила, что у нее было видение.
– И в моем видении, – кричала она, – весь мир был объят пламенем! Творимое людьми зло раскололо его на куски, и пламя вырвалось из расселин, превращая океаны в облака пара, и сжигая сушу огненными волнами. Я затрепетала при виде кары, которая обрушится на грешников, и чей-то голос прошептал мне в самое ухо: «В ноябре, – сказал он. – Двадцать второго ноября».
В наши дни разума и порядка невозможно представить себе, какое впечатление могут произвести па весь мир такие непроверенные заявления. Некоторые люди оказались достаточно умны, чтобы заметить, какой бред несет эта женщина, но имена Хедингтона и Уотсона были у всех на слуху, поэтому ее заявление мгновенно распространилось по всему свету, чтобы во всех странах стать либо предметом опасливых обсуждений, либо скептических насмешек.
Но была одна группа, которая отнеслась к нему серьезно, не обсуждая и не оспаривая его, а сразу приняв как факт. Хедингтон форсировал последние приготовления, так как стоял уже конец сентября. Уотсон произносил все более страстные речи, и собрания его становились все более бурными и уже редко заканчивались без вмешательства полиции. Сохранились его фотографии тех дней, когда он стоял, воздев к небу руки в порыве красноречия, а его жена стояла рядом на сцене на коленях, взывая к аудитории и умоляя людей покаяться.
За месяц до того, как должна была произойти катастрофа, полиция запретила собрания, и Уотсон с женой больше не появлялись на людях.
Все надолго запомнили ночь с двадцать первого ноября 2134 года. Во всем мире люди кучковались, чтобы ждать известно чего или молиться, никто не ложился спать, потому что смерть лучше встретить прилично одетым, чем в нижнем белье, даже если эта смерть будет очень быстрой.
К счастью, остался в живых наблюдатель заключительных сцен в большом ангаре «Ковчега» и смог потом поведать людям о том, что там произошло.
«Хедингтон собрал всю свою семью, большинство инженеров и проектировщиков и даже многих рабочих в дополнение к команде «Ковчега» и их родственников. Все стояли с маленькими узелками в руках и глядели на громадный корабль.
Как только наступила полночь, в ангаре повисла абсолютная тишина. Группа людей, включая Хедингтона, Уотсона, миссис Уотсон и несколько доверенных лиц, затаив дыхание глядели на массивную каменную тумбу. На тумбе был установлен сейсмограф, и глаза собравшихся не отрывались от стрелки прибора.
Прошел час. Тишина стала такой зловещей, что все мечтали заплатить сколь угодно, лишь бы она нарушилась. Но, тем не менее, никто не издавал ни звука. Лишь изредка кто-то переминался в этой гулкой тишине с ноги на ногу у входа в корабль.
Внезапно все вздохнули. Стрелка дрогнула? Все еще ближе подались к сейсмографу. Стрелка дрогнула еще раз, теперь явно и очевидно. Тишина кончилась. Все панически ринулись в безопасность «Ковчега»«.
Не стоило и говорить о том, как улетел «Ковчег». Все были в таком ужасе, что даже не подумали раздвинуть потолок ангара. Ангар был разнесен на куски, и большинство из стоявших снаружи погибли. Но оставшиеся в живых никогда не видели более величественного и внушающего страх зрелища, чем взлет этого чудовищного корабля. Изогнутый огненный хвост потянулся за ним, освещая местность вокруг на много километров, точно свет искусственной кометы. Опаляя землю, она ушла, в огне и славе, к далеким звездам.
На самом деле не последовало никакого конца света. Взлет «Ковчега» был вызван небольшим землетрясением в Тихом океане за несколько минут до этого. Остальное дополнило воображение, но поскольку далее не появилось никаких других признаков катастрофы, об этой истории постепенно все забыли, как и о миллионах других историй, канувших в прошлое.
Некоторые утверждали, что «Ковчегу» все-таки удалось преодолеть притяжение Земли, а значит, этот подвиг можно повторить, но никто не знал, как именно это было совершено. Химики, конструкторы и инженеры улетели па корабле, унеся с собой свои знания и чертежи.
И только после знаменитой экспедиции Хэла Ньютона стало известно о судьбе «Ковчега».
ИСТОРИЯ ХЭЛА Ньютона начинается спустя больше года после того, как он женился на Давиде Джонсон, известной теперь всему миру под именем Вида. Они оба покинули инкубаторы в течение месяца друг после друга. В детстве вместе играли и проводили время. Оба развивали блестящий ум вплоть до весны 2920 года, когда решили сочетаться браком.
Хэл как раз закончил колледж, став самым молодым пилотом ракеты нового поколения. Гром ракет казался ему пульсацией самой жизни, и он водил мощные самолеты так, словно между ним и машиной существовало полное взаимопонимание. Человек и машина показывали пример превосходного сотрудничества.
Вида была чуть менее выдающейся в избранной ей профессии химика. Все ей давалось легко, что вызывало зависть подруг и изумление преподавателей, потому что месяцы требовались ей на то, на что у других уходили годы. Уже в двадцать четыре года она совершила интересные открытия, и ей прочили блестящее будущее. Она могла стремглав нестись там, где остальные едва тащились.
Мысль о браке не была особо популярна у них обоих – слишком много разбитых сердец пало к ногам Виды, и слишком много вздохов слышал за спиной молодой Хэл, но никто не сомневался, что их связь будет успешной.
Еще целый год они занимались каждый своим делом. Хэл носился по небу, пока что не выходя за пределы стратосферы, но воображение постоянно уносило его к звездам. Вида возилась с химикатами и мечтала о будущем, весьма отличающимся от того, которое готовила ей судьба.
Затем умер великий Гордон Джонсон, отец Виды, и все его миллионы перешли к ней.
Пятого июля 2922 года большое предприятие Ньютонов получило первый легкий толчок, в итоге забросивший их в космос.
Ньютоны с гостями как раз закончили великолепный обед и перешли в другой зал к кофе и сигарам. Во время еды Ньютон казался слегка озабоченным, а теперь завел разговор о том, что давно таилось у него в глубине душе.
– Мы с Видой хотим кое-что рассказать вам, – сказал он гостям. – Это не будет простой небольшой прогулкой, поэтому я прошу всех не давать сразу окончательного ответа – такие вещи лучше как следует обдумать.
Несколько секунд он рассматривал своих гостей. Здесь был биолог Тимберли, тридцатилетний, но уже немного лысеющий, близорукий и резкими движениями напоминающий птицу. Рядом с ним сидел большой Билл Кроушоу. Отец Билла был одним из последних известных исследователей, и его сын, без сомнения, последует по его стопам, исследуя последние нехоженые уголки Земли.
Но пока что он был вынужден заниматься доставшимися ему по наследству предприятиями. И, наконец, здесь была Люси Крамер с ликом мадонны, скрывающим гениального химика, почти равного по талантам Виде.
– Вот мое предложение, – продолжил, наконец, Хэл. – Вида открыла замечательное взрывчатое вещество, которое, как мы считаем, может решить проблему борьбы с земным притяжением. Меня с самого детства тянуло в космос. С открытием Виды и специальным кораблем, который я уже почти закончил конструировать, мне кажется, это стало возможным. А теперь о самом предложении. Хотите ли вы полететь вместе с нами?
Наступила пауза, во время которой все молчали. Затем Хэл продолжал:
– Конечно, я не могу гарантировать вам совершенно безопасный полет. Существует множество известных опасностей, а также тысячи неизвестных, но мы с Видой верим в себя достаточно, чтобы рискнуть, и хотим знать, верите ли в нас вы.
БИОЛОГ поглядел на него с сомнением.
– Э-э... Я не вполне понимаю, что полезного могу сделать в космосе. В конце концов, я не думаю, что вы найдете там какие-нибудь формы жизни... хотя это, конечно, не исключено, – поспешно добавил он.
Вида поглядела на него и ободряюще улыбнулась.
– Мы ничего не утверждаем, но, видите ли, мы не собираемся болтаться в открытом космосе. Мы планируем сделать посадку.
– Куда? – спросили одновременно Тимберли и Кроушоу.
– На Венеру, – ответила Вида, бросив быстрый взгляд на мужа.
– Я сначала думал о Марсе, – признался Хэл, – но Вида переубедила меня. Думаю, она была права, когда сказала, что неблагоразумно в первом полете высаживаться на мертвый или умирающий мир, где может быть мало кислорода. Потому что для обратного полета, скорее всего, придется сделать кое-какую реорганизацию, в частности, пополнить запасы воздуха, а на Марсе это может оказаться проблемой.
– А там будет возможность для хорошей спортивной охоты? – спросил Кроушоу.
– Дорогой Билл, что я могу тебе сказать? Должен признаться, что, по самым грубым оценкам, ты можешь получить больше, чем думаешь. Полагают, что Венера – первобытная планета, и там могут обитать рептилии. А пытаться попасть в мозг размером с грецкий орех, даже из винтовки с реактивными патронами, – задача для очень меткого стрелка.
Билл просиял.
– Я твой, Хэл! – воскликнул он.
– Прекрасно. Но не мнись, если захочешь передумать.
– Нет, не захочу.
– А что думаешь об этом ты, Терн? – спросил Хэл.
Глаза Тимберли задумчиво обежали комнату, словно в поисках вдохновения.
– Ну... э-э... – протянул он.
Вида не выдержала. Спросив раздраженным взглядом одобрения мужа, она повернулась к девушке, сидящей возле нее.
– Люси?
– Конечно, – ответила Люси мягким, спокойным голосом, вполне соответствующим выражению ее лица.
Тимберли тут же пробормотал, что он тоже вступает в группу. Остальная часть вечера была потрачена на распределение обязанностей. Хэл, разумеется, должен быть главным пилотом, а также нанять себе в помощники человека по имени Хейердал. Растения для очищения воздуха, тестеры атмосферы, запасы пищи – это было делом Виды и Люси. Кроушоу должен был позаботиться о боеприпасах и оружии. Тимберли занялся составлением списка оборудования для биологических исследований.
– Кому-то нужно поручить вести полный отчет экспедиции, – объявила Вида.
Кроушоу внезапно покраснел.
– Я знаю человека, подходящего для этой работы, – заявил он.
– Много опыта и прекрасные разносторонние знания. Нет никого лучше... если она согласится, – с сомнением добавил он.
– Она? – спросил Хэл. – Что такое, Билл? Кто это она?
– Наверное, ты слышал о ней... Фрида Линден.
Вида вздохнула с облегчением. За Биллом Кроушоу тянулась слава человека, ведущего весьма эксцентричные знакомства.
– Я видела ее, – сказала Вида. – Вероятно, она подойдет.
– Остается еще три вакансии, – заметил Хэл. – Их должны занять мужчины-техники – два инженера и электрик.
Разошлись они поздно. Были распределены все обязанности, и каждый принял их с радостью, которая согрела душу Хэла. Он проводил гостей, чувствуя привязанность к этим людям, которые хотели помочь реализации его мечты.
– Спасибо вам, дорогие мои, – сказал он на прощание. – Я должен был заранее знать, что вы ответите.
Но Вида растерянно глядела куда-то вдаль.
– А знаешь, дорогой, – сказала она, – есть еще одна вещь, которую мы должны сделать, прежде чем ринемся в это приключение.
– Да много чего еще предстоит нам сделать. Что ты имеешь в виду?
– Мы должны поехать на родину и арендовать инкубатор.
В ТЕЧЕНИЕ следующих нескольких месяцев на Ньютонов навалилась куча хлопот и забот. Прибывали готовые детали корабля. Сплав для дюз оказался некачественным, и пришлось все переделывать. Джонит – новое взрывчатое вещество Виды, – предстояло сделать более устойчивым. Но постепенно, в течение года, начала обретать реальные черты «Нация».
Хэл собрал всю группу, провел ее по кораблю и попросил советов относительно устройства внутренней обстановки. Корабль был сто футов в длину, в нем находилось несколько кают, гостиная с иллюминаторами из кварцевого стекла, камбуз, кладовая и небольшая лаборатория с оборудованием для химика, биолога и фотографа. Вида и Люси тут же раскритиковали камбуз и потребовали изменений. Кроуфорд сказал, что нужны стойки для оружия вдоль стены, «на всякий случай».
Но оказалось, что очень мало подобных деталей избежало внимания Хэла. Все поразились изобретательному избавлению от топливных баков и компактности двигателей, которые должны провести корабль но космосу. Кроушоу оценил простоту пульта управления и сопутствующее множество приборов для регистрации давления в различных дюзах ракеты. Они выглядели, подумал он, скорее как смесь пишущей машинки и коллекции часов, чем как нервная система корабля, от которой зависели их жизни. Но он пожал плечами и пошел дальше, так как все это не было в компетенции Кроушоу. С одобрением он осмотрел арсенал и ящики с боеприпасами.
Когда они вышли из корабля, Кроушоу пристально поглядел на сияющий корпус, чувствуя громадное уважение к чудесам компактности и комфорта. На глаза ему попалось название, написанное большими буквами на борту корабля.
– Почему «Нация»? – тут же спросил он.
– Изначально это слово означает «пламенный», – пояснил Хэл. – А корабль будет лететь на вершине огненного столба.
В конце июня 2923 года было объявлено, что корабль готов к испытательному полету. До сих пор работы велись если не в тайне, то, но крайней мере, без всякой огласки, но об испытаниях «Нации» было написано на первых полосах всех газет, что неизбежно привлекло внимание к Ньютонам. Репортеры увидели возможность сенсации в новом крылатом корабле, который с невероятной скоростью пронесся по небу. Они посмотрели, как он, словно серебряный лучик с ревущими алыми дюзами пролетел и приземлился на летном поле, наскоро собрали информацию и помчались по своим редакциям.
«НОВЫЙ РАССВЕТ В ИСТОРИИ АВИАЦИИ...»
«ЭПОХАЛЬНОЕ ОТКРЫТИЕ, СДЕЛАННОЕ МОЛОДЫМ ПИЛОТОМ...»
«ДО НАСТОЯЩЕГО МОМЕНТА О ТАКИХ СКОРОСТЯХ В НИЗКИХ СЛОЯХ АТМОФЕРЫ НИКТО И НЕ МЕЧТАЛ...» – захлебывались газеты.
Хэл отказался дать информацию. Он лишь сказал, что просто проводил эксперименты и не имел намерения публиковать их результаты. Однако правда просочилась неизвестно из каких источников.
«Хэл Ньютон собирается бросить вызов космосу...»
Была опубликована даже дата его предстоящего отлета.
«Двадцатого августа Хэл Ньютон совершит попытку достигнуть Луны», – было написано в одной из газет.
Люди не относились к этому скептично, поскольку верили в способность человека завоевать космос. Фактически, они так привыкли к этой мысли, что их стали раздражать многочисленные неудачные попытки. В газетах был опубликован список предшественников Хэла. Был Йорсен, который упал в Тихий океан. О Крейге, как и о Хедингтоне, вообще больше никто ничего не услышал. Были пилоты, которые взорвались вместе со своими аппаратами. Например, Симпсон, рухнувший на Чикаго и уничтоживший пятую часть города. Так что, благодаря стараниям прессы, вкупе с нездоровым стремлением последний раз поглядеть на обреченных людей, двадцатого августа огромная толпа народа окружила ангар Ньютона.
И она была более, чем разочарована, когда пронеслось известие, что «Нация» стартовала днем раньше.
К ВЕЧЕРУ девятнадцатого все было готово, но Хэл держал эту дату в строжайшем секрете.
Они с Видой ждали остальных на борту корабля. Первыми приехали два превосходных инженера Маккей и Фримен.
Затем, в грохочущей одноместной спортивной ракете его собственной конструкции прилетел второй пилот Хейердал. Потом появился Билл Кроушоу в сопровождении маленький Фриды Линден, чуть ли не вдвое меньше своего кавалера и втрое самоувереннее. Электрик Смит споткнулся о порог шлюза «Нации», принес извинения за опоздание и только затем обнаружил, что появился вовремя и еще даже не все собрались. Появившаяся за ним Люси Крамер объяснила, что Тимберли внезапно вспомнил о чем-то в самый последний момент и вернулся за этим. Он появился буквально минут через десять в подавленном состоянии, так как не сумел отыскать забытую вещь.
– Все в сборе, – сказал Хэл, обведя взглядом собравшихся. – Все десять здесь. Нет никакого смысла в дальнейшей отсрочке.
Он высунулся из люка, махнул на прощание небольшой группе пилотов и инженеров, с завистью глядевших на корабль, затем закрыл и плотно запер входной герметический люк.
– Все по кушеткам... И не забудьте пристегнуть ремни безопасности.
По пути к собственной кушетке Вида легонько пожала мужу руку. Тот ответил ей ободряющей улыбкой.
– У нас все получится, любимая.
Потом он еще раз обвел взглядом помещение, чтобы убедиться, что все люди на местах, а все вещи закреплены.
– Готовы? – спросил он.
Все лежали на кушетках, чтобы обезопаситься от мощного ускорения. Хэл занял пилотское кресло, застегнул ремни безопасности и положил руки на пульт управления.
– Поехали!
Он нажал кнопки. И ракета авантюристов с Земли пробила атмосферу и устремилась в открытый космос.
О САМОМ ПОЛЕТЕ было почти нечего сказать. Несомненно, в дальнейшем подобные корабли будут более обустроены, и совершать такие перелеты люди смогут в более комфортабельных условиях, причем от них потребуется гораздо меньше выносливости, чем в настоящее время. Человеческий организм плохо приспособлен к изменениям силы тяжести, ускорению или торможению, но результаты их действия не слишком серьезны. Через несколько дней полета обитатели «Нации» уже смогли питаться без особых проблем.
Еще менее значительными эти эффекты сказались на обоих пилотах и инженерах. За годы обучения и практики они узнали, как лучше всего сопротивляться этому и поскорее привыкнуть. Про остальных можно сказать, что из-за невесомости их мучила поначалу морская болезнь, и некоторые даже жалели, что не умерли еще до отлета дома, в мягкой постели. Но, несмотря на отдельные недостатки, человеческий организм является самым приспособляемым из всех, что мы знаем.
Через пять дней все уже недоумевали, почему поначалу принимали так близко к сердцу некоторые неудобства, и давали себе клятвы, что этого больше не повторится. Клятвы, которые можно нарушать столь же легко, как и давать.
Сначала путешественников занимала новизна окружения. Пустая тьма космоса с бесчисленными искорками звезд, Солнце, яростно пылающее, уползало постепенно в бок, поскольку они летели по обширной кривой, чтобы в нужное время пересечь орбиту Венеры. Но вскоре новизна исчезла, все стало скучным, и люди, отлипнув от иллюминаторов, принялись искать себе занятия.
Все без исключения признали, что первые две недели на борту «Нации» стали для всех жестоким тестом на приспособляемость. Но никто так и не привык к новому окружению настолько, чтобы успокоиться и забыть о пустоте снаружи. Все беспокоились и хотели бы, чтобы корабль летел как можно быстрее, чтобы закончился этот полет. В путевом журнале Хэл написал, что восхищается сдержанностью, которую проявили все пассажиры, избегая открытых ссор друг с другом.
Но все плохое рано или поздно заканчивается. По расчетам Хэла на полет требовался месяц. И настал день, когда он объявил, что корабль пролетел половину пути, словно в космосе была какая-то невидимая веха. Все восприняли это сообщение так, словно до этого момента не верили в реальность полета и в то, что впереди их ждала Венера со своими проблемами и трудностями. Все единодушно отбросили уныние, словно очнулись от летаргического сна, и принялись за работу.
Кроушоу проверил все оружие на складе. Тимберли перебрал фотопленки и контейнеры для образцов. Все начали воспринимать невесомость с сопутствующими неудобствами как легкий дискомфорт, а не повод для постоянного недовольства. Хэл с удовлетворением смотрел, как улучшается моральный климат на корабле. Он знал, что на самом деле они являлись прекрасным экипажем, он сам заботливо выбрал их, но в начале пути он и сам начал было сомневаться, правильным ли был его выбор.
Наконец, Венера повисла совсем рядом с иллюминаторами, точно большой матовый шар. На поверхности ее не было ничего, кроме облаков. Нетерпеливые глаза постоянно наблюдали за планетой, но Венера до последнего хранила свои тайны.
В течение нескольких дней «Нация» осторожно тормозила. После того, с каким напряжением люди пережили начало полета, Хэм посчитал более разумным снижать скорость постепенно и плавно. И лишь когда они были совсем рядом, он начал финальный рывок.
Из дюз вырвалось яростное пламя, и «Нация» устремилась вниз. Вскоре она уже с ревом, точно огненный дракон, пробивала облака планеты, ища на ней место для приземления.
Само приземление было отмечено лишь небольшим толчком. Корабль скользнул несколько ярдов «на брюхе», покачнулся из стороны в сторону и окончательно замер. Охваченные энтузиазмом, путешественники даже и думать забыли о неудобствах посадки. Поспешно расстегнув ремни, они ринулись по ставшему наклонным полу к иллюминаторам. Удивленная тишина стала их первой реакцией на странный мир снаружи.
МЯГКИЙ БЕЛЫЙ свет проникал сквозь облачный слой, освещая совершенно необычную сцену. Корабль покоился в центре овального пространства, казавшегося естественной поляной. Тут и там оно были усеяно низенькими кустами, за которыми, вдалеке, виднелся край леса. Деревья были средней высоты, с гладкими стволами, и лишь наверху распускались широкими кронами. Побеги выглядели более хрупкими, чем поддерживающие кроны ветви, но более крепкими, чем листья.
С каждого дерева на соседние перекидывались ползучие растения, а под ними росли кусты высотой в десять-двенадцать футов. Все растения отличались от тех, которые они знали. Вместо успокаивающих зеленых земных пейзажей все было окрашено серо-белым цветом. Деревья, слегка похожие на пальмы, кусты и даже земля, покрытая толстым слоем кривых стеблей травы, – все было одного и того же белесого цвета и казалось безжизненным и гниющим. Так что энтузиазм у всех быстро пошел на убыль.
– Здешняя трава является довольно плохой имитацией настоящей, – сказал Хейердал, глядя в иллюминатор. – Скорее она похожа на миллион жирных белых червей, застывших и мертвых.
Вида содрогнулась.
– Не очень-то радостное зрелище, – согласилась она. – Могу себе представить, какие странные твари ползают в этих зарослях.
– Это призрачный мир, полный бледного ужаса, – тихонько сказала Люси, выразив чувства, охватившие всех остальных. – Ничто не движется, кроме завитков тумана вдалеке. Смотрите, как устало свисают листья, в них нет дыхания жизни. Возможно, в любой момент они превратятся в серые призраки.
Электрик Смит тревожно шевельнулся.
– Вы хотите окончательно напугать нас? – спросил он. – Все выглядит неважно и без призраков.
Тимберли, молча уставившийся в иллюминатор, внезапно сорвался с места и ринулся к двери.
– Эй, ты куда? – окликнул его Хэл.
– Наружу, – задыхаясь от волнения, ответил коротышка.
Хэл бросился за ним и поймал как раз, когда его рука уже лежала на рычаге, открывающем главный люк.
– Остановись. Ты же можешь убить нас всех, – рявкнул он. – Вида, возьми образцы и проверь, можно ли дышать наружным воздухом.
Пока все с нетерпением ждали результатов анализов, Фрида, с помощью Кроушоу, настроила большую кинокамеру и начала съемку.
– Можно было бы с тем же успехом снимать все это фотоаппаратом – а так, только зря тратить кинопленку, – с отвращением пробормотал Кроушоу, глядя на неподвижный, безмолвный пейзаж снаружи, затем добавил Хэлу: – Ну, и где эти монстры, о которых ты говорил? Я не вижу ничего здесь опаснее капусты.
– Никогда еще не видел таких торопыжек, как ты и Тим, – улыбнулся Хэл. – Первый хотел выскочить и собирать растения, не волнуясь, останется ли при этом жив, а у тебя тут же возникло желания начать бойню. Погоди немного, по-моему, вон там тебя ждет немало мишеней. – И он махнул рукой в сторону густого, туманного леса на заднем плане.
– Содержание кислорода немного выше нормы, а в остальном атмосфера почти такая же, как на Земле, – донесся из лаборатории голос Виды. – Совершенно безопасная, хотя и немного плотнее. Нужно только медленно уравнять давление.
Хэл оглядел приборы, затем повернулся к остальным.
– Теперь мы должны решить, кто выйдет в первую экспедицию, а кто останется на корабле. Гимберли, конечно, должен пойти, иначе его придется связать. И нам будет нужен Кроушоу с его оружием. Ну, и, конечно же, я, – Хэл рассмеялся. – Разве я когда- нибудь бросал вас одних?
– Не надолго, но бывало, – усмешкой ответил Маккей.
– Значит, все решено. Четверо остаются, а остальные отправляются на небольшую пробную прогулку. Бил, я думаю, в зарослях нам пригодятся мачете.
– НА «НАЦИИ» должны остаться, по крайней мере, трое, – продолжал Хэл. – Что думаете вы, Смит?
Смит кивнул и бросил высокомерный взгляд на Венеру, видимую из иллюминатора.
– Что-то не манит меня здешний пейзаж, – ответил он.
– Я тоже останусь, – добровольно вызвалась Люси. – На корабле... здесь мне привычнее.
– Уже двое есть. Что скажешь ты, Фримен?
Фример вопросительно взглянул на Маккея.
– Я думаю, мы оба останемся, если вы, Хэл, не возражаете, – сказал Маккей.
ШЕСТЕРО ЧЕЛОВЕК подавленно шли к деревьям. Когда они вышли из «Нации», странная тишина и ни малейшего движения вокруг подействовали, казалось, даже на неунывающего Хейердала.
Одеты все были легко после предупреждения Хэла.
– Жара не такая сильная, как мы боялись. Наверное, плотный воздух немного ослабляет ее. Но нужно не забывать, что мы, примерно, на двадцать пять миллионов миль ближе к Солнцу, так что оденьтесь полегче.
Хотя рубашка и шорты весили мало, все были нагружены другими вещами. У всех были в кобурах на поясе пистолеты, а у мужчин, кроме Тимберли, еще и винтовки с реактивными патронами. Биолог же был так загружен двумя большими черными контейнерами, что было бы садизмом навьючивать на него еще и винтовку. Хэл нес несколько приборов, включая передатчик малой дальности для связи с «Нацией». На одном боку у Фриды была коробка с пленкой, а на другой – кинокамера, но она твердо отказалась от предложенной Кроушоу помощи. Сам Кроушоу и Хейердал несли рюкзаки с едой, а на поясах у них, как и у Хэла, висели тяжелые мачете.
Единственные звуки, нарушающие тишину, были лишь те, что производили сами люди: позвякивание снаряжения и чмокающие шаги по серой земле, покрытой травой, похожей на жирных червей.
Тимберли, быстро осмотрев растения под ногами, вырвался вперед с качающимися на поясе контейнерами и направился в сторону леса.
– Нужно будет следить за ним, – громко сказала Вида.
Хэл поглядел на нее, удивляясь, почему она вдруг сочла нужным повысить голос.
– Да, в таких зарослях не трудно и потеряться, – прокричал он в ответ.
Вида рассмеялась над пораженным выражением его лица, когда он услышал собственный голос.
– Здесь плотная атмосфера. Поэтому звуки раздаются гораздо громче, – пояснила она.
– Вот только тишина тут могильная, – заметил Хейердал. – Я еще не услышал никаких звуков, кроме тех. что издаем мы сами.
Они дошли до края леса, нагнав Тимберли, который озадаченно глядел на какое-то растение.
– Только посмотрите на это! – взволнованно закричал он.
– Выглядит ужасно, – пожал плечами незаинтересованный Кроушоу. – А что с ним такое? По мне, так он такого же поганого цвета, как и все здесь.
– Ну, это цветок...
– Да? Попробуй еще раз, – посоветовал Кроушоу.
– У него... У него только два главных лепестка – верхний и нижний, похожие на челюсти.
Все внимательно оглядели растение. Они было фута три высотой, и лепестки его действительно напоминали челюсти, создавая впечатление, что они должны находиться в громадной голове.
– Вон, смотрите, – нетерпеливо показал внутрь его Тимберли. – У него есть тычинки с пыльцой.
– А почему бы и нет? – скучающим тоном сказал Кроушоу.
– Ну, это даже я могу понять, – ответила Фрида. – У него нет цветка, который привлекал бы насекомых для опыления.
– А откуда ты знаешь, что привлекает венерианских насекомых?
– Не будь дураком, Билл. Конечно же...
– А кто-нибудь видел здесь насекомых? – прервала его Вида.
Никто не видел.
– Это очень странно, – озадаченно протянул Тимберли. – Я думаю, что никаких насекомых здесь нет. Но в таком случае, как ему удается быть оплодотворенным?
Он осмотрел повнимательнее большой бледный цветок и нагнулся, чтобы заглянуть ему внутрь. Потом поднес руку к нижнему лепестку.
Внезапно из цветка со свистом вырвалось облачко пыльцы прямо ему в лицо. Остальные бессердечно рассмеялись при виде его, задыхающегося и отплевывающегося от пыльцы.
– Ну, вот тебе и ответ, Терн, – сказала Вида. – Растение реагирует, когда до него дотрагиваются. И выпускает пыльцу в надежде, что ее разнесут.
Тимберли откашлялся и уставился на растение уже с восхищением, словно сам его сконструировал.
– Изобретательно... очень изобретательно, – сказал он таким тоном, словно отпускал комплимент. – Своего рода естественные меха.
Хэл подождал, пока Фрида фотографировала цветок, затем они пошли в лес.
– Нужно держаться поближе друг к другу, – сказал Хэл. – Никто не должен внезапно отбегать в сторону (особенно это касается Тимберли). Помните, мы пока что не знаем, какой у Венеры период вращения. Если внезапно наступит ночь, а мы разбредемся по сторонам, то последствия могут быть очень серьезные. Ты наш лучший проводник, Билл. У тебя есть мачете? Отлично. Вторым пойдет Тимберли, только ради бога, не задерживай всю процессию, у тебя еще будет несколько недель на исследования. Все готовы? Тогда вперед!
Они шли, почти не разговаривая друг с другом. Иногда останавливались и ждали, пока Кроушоу расчистить путь в зарослях, и Фрида пользовалась случаем поснимать окружающее. Потом шли дальше. Часа через два у всех, кроме Тимберли, окрепло невысказанное мнение, что Венера удивительно унылое местечко.
– Будь же проклят этот проклятый лес сельдерея, – наконец, воскликнул Хейердал. – Послушайте, Тим, – прокричал он, – почему эти растения так похожи на трупы?
– Потому что у них нет хлорофилла, – ответил биолог. – Очевидно, они используют что-то другое вместо него. Может, они не перерабатывают углекислый газ, а вообще обходятся без него. Ничего о них не могу сказать, пока не проведу лабораторные исследования.
Дальше они шли в тишине. А потом впереди раздался резкий крик и выстрел.
– Что там? – воскликнул Хэл.
– Промахнулся, – с досадой ответил Билл. – Какая-то тварюшка чуть больше кролика – и такого же цвета, как и все остальное в этом гнилом мире.
– Млекопитающее? – взволнованно спросил Тимберли.
– Забыл у нее спросить... Я лишь мельком увидел ее. Во всяком случае, теперь есть надежда, что в этом несчастном месте водится еще что-то помимо растений.
Через несколько минут он снова остановился.
– Мне кажется, справа что-то вроде поляны. Может, свернем туда?
– Ты нас ведешь.
Они вышли из леса на пологий склон, ведущий к берегу какого- то большого водоема. Трудно было сказать, моря или озера. Видимость на Венере была ограниченной, и вода, казалось, простиралась далеко, покуда не сливалась с висящим над ней туманом. Хэл осторожно попробовал воду языком и только открыл было рот, чтобы сообщить, что вода пресная, как вдруг откуда- то слева раздался долгий рев, сопровождаемый колоссальным всплеском.
Кроушоу мгновенно сорвал с плеча винтовку и, взяв ее наизготовку, бросился в сторону шума, оставив остальных на берегу.
– Черт бы его побрал! – выругался Хэл. – Пойду и приведу его обратно. Присмотрите за остальными, Хейердал.
Как вы думаете, что там такое? – спросила Вида, глядя, как ее муж исчезает вслед за Кроушоу.
– Бог знает, – пожал плечами Хейердал. – Мы не на Земле. Здесь может водиться что угодно. Может, это одна из древних рептилий, если можно судить по ее реву. Что бы там ни было, но ревело оно внушительно.
– Как вы думаете, может, нам тоже стоит пойти туда?
– Нет, мы можем легко разминуться. Кроме того, приказ есть приказ. Я думаю, мы можем пока что закурить и впервые испортить воздух Венеры табачным дымом.
Они сели и прислонились спиной к камню. Хейердал поставил винтовку между коленями, зажег сигарету Виде, затем закурил сам, с наслаждением глубоко затянувшись.
– Хорошо-то как!..
Тимберли тем временем бродил у края воды, деловито наполняя небольшие пузырьки и укладывая их в контейнер для лабораторных исследований. Затем он наклонился, чтобы рассмотреть какое-то подводное растение, которое, очевидно, посчитал безопасным. Фрида тем временем неутомимо вертела камерой по сторонам, снимая все подряд.
– А знаете, – задумчиво сказал Хейердал, – здесь вполне мог быть приятный мир, если бы все вокруг не было таким мрачно монотонным. Я раньше и не думал о том, какую роль могут играть различные цвета.
ВИДА КИВНУЛА.
– Это все равно, что жить в фотокарточке – все только черное и белое, да еще разные оттенки серого. А при таком рассеянном свете тут нет даже четких теней.
– Не много же было бы пользы от солнечных часов, – сказал Хейердал. – Интересно, а тут вообще когда-нибудь выглядывает солнце? Между прочим, когда мы покинули «Нацию»?
– Примерно три часа назад.
– Тогда уже можно прикинуть, что день тут не короче земного. Мы вышли из темной стороны перед самым приземлением, значит, вскоре после рассвета... Эй, что у тебя там, Тим?
Тимберли возбужденно влез уже по колено в воду.
– Что там? – крикнул Хейердал.
– Рыбы... Идите поглядите на них.
– А, да Бог с ними. Я здесь так удобно устроился...
Еще с полчаса они с Видой вели разговор ни о чем. Больше никакой рев не нарушал тишину, хотя несколько раз сильная рябь на поверхности воды указывала, что в глубине обитают какие-то существа.
– Надеюсь, с ними все в порядке, – наконец, нервно сказала Вида.
– Ну, они могут позаботиться о себе. Кроме того, если бы у них возникли проблемы, то мы услышали бы выстрелы.
Едва Хейердал успел договорить, как раздались звуки шагов – это возвращались ушедшие.
– Ничего, – с глубоким разочарованием ответил на вопросы Кроушоу. – Мы походили вокруг, нашли следы размером с письменный стол, ведущие к воде, но самого существа так и не увидели.
– Ну и зачем быть таким мрачным? –улыбнулся Хейердал. – Все равно ты бы не смог утащить его к кораблю, если бы застрелил.
Тимберли прекратил бродить в воде и присоединился к остальным.
– Очень интересно, – заявил он. – Трехглазая рыба. Один глаз торчит на самой макушке. Конечно, на Земле встречается такое, но, в лучшем случае, это всего лишь рудиментарный глаз. А здесь очень интересно, знаете ли.
– Рад, что ты так считаешь, – проворчал Кроушоу и повернулся к Хейердалу. – А где Фрида?
Все огляделись. Фриды действительно не было. Кроушоу прищурился, глядя на Хейердала.
– Тебя оставили здесь за старшего... Почему ты дал ей уйти? Твоим делом было присматривать за ней.
Хейердал сердито покраснел.
– Мое дело защищать, и я выполню его при необходимости. Меня не назначили нянькой. Я не мог держать девушку силой.
– Нужно было просто запретить ей удаляться из поля зрения.
– Очень бы она послушалась приказов... от меня или любого другого.
– Заткнитесь вы оба, – прервал их перебранку Хэл. – Вы ничего не добьетесь, оскорбляя друг друга. Билл, у тебя голос, как сирена. Покричи ее.
Кроушоу повиновался и издал громогласный рев, который в плотном воздухе действительно прозвучал, как сирена. Все напряженно ждали ответа, и Виде показалось, что она услышала слабый вскрик справа. Хейердал согласился с ней.
– По крайней мере, она, наверное, пошла именно туда. Если бы она пошла в лес тем же путем, каким мы пришли сюда, мы с Видой увидели бы ее, а если бы она направилась вдоль берега налево, то встретила бы вас.
Хэл кивнул.
– Нужно идти за ней. Можем оставлять по пути отметки, указывающие, куда мы идем, чтобы она могла последовать по ним. Только теперь, ради Бога, держитесь все вместе.
Идти по берегу было легко. Лес начинался лишь в сотне ярдов от края воды, и берег был покрыт лишь ползучей травой. Однако, видимость была еще хуже из-за неровностей земли. Хэл Ньютон сделал после запись, что видимость на Венере больше мили очень редкое явление, как для этого нужно, чтобы было сухо и ясно.
Кроушоу то и дело испускал громкие крики, после чего все останавливались и прислушивались.
– Одним небесам известно, зачем она вообще отправилась сюда, – проворчал Кроушоу. – Здесь ведь везде одинаково. ФРИДА! – снова закричал он.
На этот раз они услышали безошибочный ответ, раздавшийся впереди. Все бросились бежать.
– Наверное, за следующим пригорком, – задыхаясь, проговорил Хэл, когда они полезли вверх по склону мелкого оврага.
Добравшись до вершины, они отдышались и огляделись.
Ярдах в трехстах или четырехстах впереди они сумели разобрать неясную фигуру Фриды. Она склонила голову над неизбежной кинокамерой, а вокруг нее собралась группа из восьми-девяти каких-то карликовых существ.
– Стой, не глупи, – рявкнул Кроушоу Хейердалу. – На таком расстоянии нельзя использовать реактивную винтовку – ты разнесешь на куски всю группу. А, кроме того, мы бы услышали выстрелы, если бы они напали на нее.
– Лучшее, что мы можем сделать, подойти тихо и спокойно, чтобы не спугнуть этих существ и не испортить ей съемку, – сказал Хэл.
– Я... Знаете, что я увидела?– сказала вдруг Вида.
– Что? – спросил Хэл.
– Я тоже заметил... Она разговаривает с ними, - сказал Хейердал.
– Какая ерунда, – начал было Кроушоу. – Как она может...
– Руки вверх! – раздался у них за спиной резкий, высокий голос.
ВСЕ ПЯТЕРО РЕЗКО обернулись.
– Руки вверх! – снова потребовал голос.
Пришлось повиноваться при виде шести направленных на них стволов. Затем наступила тишина. Исследователи пораженно разглядывали владельцев ружей, а те спокойно глядели в ответ на них.
Они имели больше сходства с обезьянами, чем любые другие земные существа, но все же сходство весьма отдаленное. С одной стороны, они стояли вертикально, хотя их ноги были слишком короткие пропорционально туловищу. С другой, их покрывали густые, серебристо-седые волосы, растущие везде, даже на лицах. Средняя высота их была где-то между четырьмя футами четырьмя дюймами и четырьмя футами шестью дюймами, а головы намекали на значительное умственное развитие.
Лица существ выглядели странно получеловеческими из-за выдающихся носов. А руки, хотя и с противопоставленными большими пальцами, отличались от человеческих кривыми когтями, которыми заканчивались пальцы.
И шестеро этих когтей лежали на спусковых крючках шести ружей.
Кроушоу первым прервал тишину, а вместе с ней нерешительность, заставившую замереть обе стороны.
– Они говорят по-английски? – недоверчиво спросил он.
Хэл бросил на него хмурый, озадаченный взгляд.
– Мне тоже так показалось, – ответил он. – Но... Это может быть какой-то формой передачи мыслей. Мы только подумали, что они говорят, а они просто передавали мысли. Откуда бы они могли...
И тут, словно противореча его словам, одно из существ заговорило, и все отчетливо увидели, как у него задвигались губы.
– Заберите у них оружие, – сказало существо.
Его компаньон положил ружье на землю и подошел к людям. Кроушоу угрожающе опустил одну руку.
– Прекрати, Билл, – велел Хэл. – Ты хочешь, чтобы нас всех тут убили? В настоящий момент нам лучше подчиниться – мы у них на мушке.
Существо забрало у всех людей пистолеты и реактивные винтовки, с сомнением поглядело на радиопередатчик Хэла, потом забрало и его с видом человека, не желающего рисковать. Затем существо отнесло все это своим товарищам, которые с любопытством рассмотрели трофеи, прежде чем прикрепить их себе на спины.
– Эй, осторожно! – крикнул Хейердал, поскольку главный карлик принялся теребить спусковой крючок реактивной винтовки.
Тот мгновение смотрел на него, затем кивнул и продолжил изучение винтовки. Казалось, его озадачили реактивные патроны, хотя на магазины пистолетов он лишь мельком взглянул. Затем он тоже забросил винтовку себе за спину и подошел, чтобы получше рассмотреть пленников. И снова у него был озадаченный вид, но потом, очевидно, он решил, что это можно отложить, и повернулся, чтобы отдать приказы своим подчиненным. И вся компания направилась вниз по склону туда, где стояла по-прежнему с камерой Фрида.
– Ну, скажу я вам, у этой девушки дух настоящего репортера, – восхищенно сказал Хейердал.
Когда они подошли, Фрида прервала оживленную беседу, чтобы приветствовать их.
– Привет, – сказала она. – Я надеялась, что вы вскоре появитесь.
– Что ты тут... – начал было Кроушоу.
– Очень любезно с твоей стороны, – прервал его Хэл. – Могу я спросить, а ты думала, черт побери, что нам делать теперь?
Фрида покачала головой.
– Более правильным был бы вопрос: что сделают с нами, – ответила она. – И, кажете,, тут имеет место расхождение во мнениях. Очевидно, все зависит оттого, является ли мы дингтонами или уотами.
– Чем мы являемся?
– Дингтонами или уотами. Вы что, не понимаете? Они хотят знать, дингтоны мы или уоты.
– Это я уже понял, – сказал Хэл. – Но что это такое?
– Это я как раз и пыталась выяснить, – ответила Фрида.
Она повернулась к своей группе существ и возобновила беседу. Хэл взбил рукой волосы и задумчиво почесал голову. Насколько он видел, серые существа не собирались немедленно причинить людям вред. Они казались спокойными и невозмутимыми, но, с другой стороны, носили оружие и первым делом разоружили людей. В настоящее время Хэл не собирался делать резких движений, сосредоточив все внимание на Фриде и ее беседе. А беседа эта была самой несуразной и неправдоподобной из всего, что они видели на Венере с тех пор, как приземлились.
– Не слишком ли все это круто? – пробормотал Хэл. – Мы пролетели двадцать пять миллионов миль по космосу,– даже больше, – и что произошло? Первые жители, которых мы встретили на чужой планете, обращаются к нам на английском языке. Черт побери, тут что-то не так.
Он повернулся к вожаку и стал внимательно прислушиваться, как тот пытается ответить на его вопрос. Несмотря на высокий и резкий голос, говорил тот правильно, хотя Хэл уловил присутствие незнакомого акцента и другие незначительные различия. Например, его риторический вопрос был явно понят неправильно. Очевидно, вожак не понял слово «английский», хотя и говорил на этом языке. Хэл собрался с мыслями и попробовал начать с другого конца. Он указал на членов своей команды.
– Мы – люди, – сказал он. – А кто вы?
– Горлаки, – тут же ответил вожак, а затем добавил: – Вы дингтоны или уоты?
– О, черт. – сказал Хэл.
Тимберли с пристальным вниманием наблюдал за горлаками.
– Смотрите, – внезапно сказал он, указывая на серое пушистое существо, с которым говорила Фрида.
Все глянули, куда указывал его палец.
Из подобия кармана на животе существа высунулась кукольная головка миниатюрного горлака, яркие глазки которого с торжественным интересом смотрели на происходящее.
– Ну, разве это не прелесть? – сказала Фрида, шагнув к матери и ее пушистому ребенку.
– Сумчатые, – пробормотал себе под нос Тимберли.
Очевидно, обладавший тонким слухом горлак услышал его, потому что покачал головой.
– Яйцекладущие, – гордо поправил он биолога.
Пораженный Тимберли задумчиво кивнул.
– На Земле водятся сумчатые, но чтоб меня повесили, если я встречал яйцекладущих млекопитающих! – воскликнул Хейердал.
– Как это может быть?
– Это переходное звено от рептилий, – пояснил Тимберли.
– Выходит, они теплокровные и покрытые шерстью, но по- прежнему откладывают яйца и носят их в сумках, чтобы удобнее было защищать.
– Выглядит это довольно эффективно.
– И выходит, – продолжал Тимберли, – что на Земле яйцекладущие не получили развития по какой-то причине. Мы развились дальше, хотя некоторые виды все же остались на подобной промежуточной стадии. А здесь, похоже, у них появился разум. – Он повернулся к горлаку. – И много ли у вас видов яйцекладущих?
– Пять.
– А среди них есть еще млекопитающие?
– Только дингтоны и уоты.
– Да чтоб меня повесили! – простонал Хейердал. – Как все это понимать?
– Послушайте... – начал было Хэл, но закончить не успел.
Со стороны леса донесся высокий и какой-то жалобный звук. Все горлаки внезапно насторожились.
– Дингтоны, – сказал вожак горлаков.
Достав свисток странной формы, он дунул в него, и снова раздался такой же жалобный звук. Через несколько секунд пришел ответ, и горлак снова подул в свисток.
– Ну, похоже, сейчас мы, наконец-то узнаем, что такое дингтоны, – сказал Хэл, и все с надеждой повернулись в сторону леса.
Снова раздался звук. Было очевидно, что существо, кем бы оно ни являлось, приближается, так как звук стал гораздо громче. Горлаки все одновременно заверещали высокими голосами что-то такое, что невозможно было разобрать в общем гвалте.
– О, Боже, это птица... Вон там, над деревьями! – закричал Кроушоу.
Из тумана появилось что-то огромное, с медленно машущими крыльями.
– Летит низко... над самыми деревьями... О, Господи, это не птица, это машина, – задыхаясь, выкрикнул Хэл. – Чтоб я сдох! Орнитоптер...
Все уставились на приближающийся аппарат.
– Снижается слишком быстро, – продолжал Хэл. – Обязательно заденет деревья...
Самолет уже был над последними деревьями, но его крылья задели за кроны, и машина тут же кувыркнулась вниз. Еще секунду она неистово молотила крыльями, потом замерла в гуще кустов. Горлаки испустили тревожные крики и всей толпой ринулись к упавшему аппарату, совершенно забыв про пленников.
– Ну, придется бежать вместе с ними, потому что они забрали все наше оружие, – сказал Хэл.
Ноги у людей были длиннее, так что они быстро нагнали горлаков и прибежали к упавшему аппарату вместе с ними. В путанице поломанных крыльев и зарослей кустарника возилось что-то живое, что, очевидно, услышало, как они подбежали.
– Привет. Помогите же мне выбраться из этой проклятой штуки. – раздался явно человеческий голос.
Когда летчику помогли выбраться из кустов, оказалось, что это высокий, стройный человек. На голове была копна светлых волос, лицо казалось бы на Земле удивительно бледным, но на Венере путешественники уже стали привыкать к серо-белым расцветкам, так что оно показалось им вполне приемлемым. В глазах летчика мелькали веселые искорки, когда он переводил взгляд с одного на другое изумленное лицо, затем, улыбнувшись, он заговорил.
– Долго же вы не прилетали, – сказал он. – Но добро пожаловать.
Путешественники пораженно молчали, так как нечего было на это ответить. Летчик же, казалось, тоже удивился и повернулся к главарю горлаков.
– Аррул. принеси нам поесть.
Несколько горлаков ту г же помчались и выдернули ближайшие растения. У них оказались раздутые корни. Летчик оторвал один такой корень и протянул его Виде, жестом указав, что остальные тоже могут угощаться.
– Это вполне приемлемая еда, хотя, возможно, и не очень вкусная, – сказал он. – Объясняться станет легче на сытый желудок. К тому же, у меня с рассвета не было во рту ни крошки.
Все взяли предложенные корни. Они испускали слабый незнакомый аромат, но оказались неплохие на вкус и хорошо утоляли голод.
ОСТАВШИЕСЯ ЧЕТВЕРО на борту «Нации» для охраны корабля со смешанными чувствами глядели, как отправившаяся на разведку команда исчезает в лесу. Люси терзали какие-то нехорошие предчувствия. Она была поражена, увидев, как Тимберли возится со странным венерианским цветком с челюстями, и, хотя это было забавно, ей этот цветок показался намеком на грядущие таинственные опасности.
Потом лес поглотил людей. Люси не могла сказать, в чем причина ее страхов, может быть, в том, что они вчетвером остались на корабле.
– Лучше было бы, если бы они оставили с нами Хейердала, – сказала она Смиту. – Если у них возникнут какие-нибудь проблемы, и они не вернуться вовремя, то мы не сможем поднять корабль и полететь к ним на помощь.
Смит согласно кивнул. Он тоже чувствовал себя подавленным.
– Да, хорошо бы, если бы с нами остался запасной пилот. Хотя Маккей, наверное, сумеет управлять кораблем.
Следующие часа два они занялись наведением на «Нации» порядка, нарушенного приготовлениями к разведке. Люси ликвидировала хаос в кладовой, хотя мысли ее блуждали где-то далеко, когда голос Смита позвал ее к иллюминаторам.
– Говорю же, – взволнованно кричал он, – идите сюда и посмотрите!
Маккей и Фримен тоже подбежали к нему.
– Что там?
Вместо ответа Смит молча указал на опушку леса. Место, куда он указывал, располагалось еще дальше от того, где скрылись из виду разведчики, и в тумане можно было разобрать лишь какую- то белую фигуру, медленно бредущую к кораблю – несомненно, двуногую.
Никто ничего не говорил, все смотрели, как фигура приближалась. Наконец, стало отчетливо видно, что это человек. Потом он остановился, очевидно, рассматривая корабль. Он явно еще не заметил наблюдателей в иллюминаторах, так что они могли хорошо рассмотреть его.
По предварительным оценкам, он был немного ниже шести футов. Голова его была покрыта густыми темными волосами, спутанной массой падающей на плечи. Не менее неопрятная борода спадала на грудь. Единственной его одеждой была короткая клетчатая юбка из белесой ткани с широким поясом. К поясу крепилось много мешочков, а также несколько крючков, на которых висели какие-то орудия. На крючке с одного бока висело нечто похожее на винтовку.
Четверо в «Нации» с удивлением посмотрели друг на друга. Из всего, что они ожидали здесь встретить, появление человека было наименее ожидаемым.
Потом незнакомец скрылся из поля зрения, не сводя глаз с корабля.
– Обходит с правого борта, – сказал Маккей.
– Входной люк у нас заперт? – нервно спросил Смит.
Фримен пошел встретить гостя – или запереть люк, если понадобится, – а остальные ринулись к иллюминаторам другого борта, чтобы продолжить наблюдения. Фримен выглянул из люка, размышляя о том, что бы такое сказать гостю. Но говорить ничего не пришлось. Результат его появления был неожиданным. Челюсть незнакомца мгновенно отвисла, он резко повернулся и ринулся бежать к лесу, петляя, как кролик.
– Странно, – заметила Люси. – Вы заметили, что он весь белый, как и все здесь вокруг?
Вернулся Фримен.
– Наверное, ему не понравилось мое лицо, – сказал он. – Но как- то быстро он сориентировался. Куда он делся?
– Пронесся по склону и скрылся в лесу, – ответил Маккей.
– Надеюсь, ты запер люк? – спросил Смит Фримена.
Фримен прищурился.
– Разумеется, запер. Хотя вряд ли это так уж необходимо, раз здешние жители трусливы, как мыши. А ты чего боишься?
Смит неловко замялся.
– Я... я не знаю. Мне противно все это проклятое место. Не удивлюсь, если что-то произойдет. Не нравится мне все это.
У него был такой вид, словно он стыдился самого себя, но немного успокоился, когда его поддержала Люси.
– Я понимаю, что ты чувствуешь. На меня это место действует так же, – сказала она.
Оба инженера вернулись к прерванной работе, а Люси ушла в кладовую, лишь Смит остался дежурить у иллюминаторов, ожидая нового появления туземцев. Почти час спустя он снова позвал остальных.
– Он вернулся. И, кажется, кого-то подзывает, или что-то вроде этого.
– Ну, да, подзывает, – согласился Маккей. – Интересно, с чего вдруг такие перемены. В первый раз мы ему вроде не очень понравились.
– В конце концов, можно было ожидать, что поначалу дикарь испугается нас, – заметила Люси.
– Не очень-то он похож на дикаря. Мне кажется, вооружение у него вполне подходящее, – проворчал Маккей и вопросительно взглянул на Фримена. – А как ты думаешь?
– Думаю, надо выйти ему навстречу, – кивнул Фримен. – Возьмем пистолеты, а вы двое, – обратился он к Люси и Смиту, – будете прикрывать нас реактивными винтовками.
Маккей и Фримен вышли из корабля и пошли бок о бок по траве, похожей на червей, к вернувшемуся незнакомцу. Помахали ему рукой, приглашая подойти, но когда прошли половину расстояния до него, он вдруг скользнул в лес.
– Что?.. – начал было Маккей, но получил ответ прежде, чем успел задать вопрос.
Выстрел разорвал тишину. Одновременно с ним Фримен рухнул на землю.
Маккей упал секунду спустя. Быстрота его действий показывала, что ему привычны неожиданно острые ситуации.
– Стреляйте же, – пробормотал он, и тут же его слова заглушили два выстрела, посланные в ответ из «Нации». Два снаряда из реактивных винтовок взорвались среди деревьев.
– Дело улажено, – подумал Маккей, по подниматься не спешил.
Вместо этого он расстегнул кобуру, достал пистолет и поднял его над травой. Тут же грянул выстрел. И снова с корабля ответили стрельбой из винтовок.
Маккей подполз к Фримену и с облегчением осмотрел его рану. Пуля прошла по касательной, лишь сбив человека с ног и слегка оцарапав голову, так что самым серьезным последствием раны будет, вероятно, головная боль. Маккей схватил друга за ноги и ползком потащил его в кораблю. Выпущенные из леса пули свистели у него над головой, а разрывы показывали, что Люси и Смит не прекращают палить из винтовок. Постепенно нападавшие перестали стрелять, но Маккей не рисковал подняться на ноги. Он полз, пока не добрался до корабля.
– Задайте им жару, прикройте меня, – крикнул он Люси.
Под прикрытием усилившегося огня из винтовок Маккей встал с Фрименом на плечах и скрылся в «Нации». Смит с пульта управления захлопнул за ним и запер люк.
Люси положила винтовку и пошла за водой и бинтами, в то время как Маккей, глядя на неподвижного друга, отпускал непечатные замечания о венерианах и всех их предках и родственниках.
– Слава Богу, они не стали дожидаться, пока мы подойдем поближе, – закончил он.
Пока Люси занималась повязками, Фримен пришел в себя. Он поднял руку к голове, прорычав несколько фраз, вполне могущих соперничать с цветистой речью Маккея, затем спросил:
– Вы достали его?
– Его? – переспросил Смит. – Да там, должно быть, десятки этих дьяволов. Мы зачистили то место, где исчез наш дикарь, затем прошерстили на много ярдов вокруг. Но они продолжают стрелять. Вот послушай.
КОГДА ОНИ замолчали, стала отчетливо слышна неровная капель пуль, барабанящих по прочной броне «Нации».
– Стреляют, – пробормотал Фримен.
Маккей слегка улыбнулся.
– Пусть себе впустую тратят патроны. Их хлопушки столь же бесполезны против «Нации», как детские «воздушки». Можешь пострелять в ответ из винтовки, если хочешь.
Смит подошел к иллюминатору и окликнул их.
– Они наступают. Сжимают вокруг нас кольцо. Я думаю, их там несколько сотен.
– Наверное, они считают себя в безопасности, поскольку мы закрыли люк, – проворчал Маккей. – И что самое плохое – они правы. Иллюминаторы у нас не открываются, и мы не можем отстреливаться, а должны торчать здесь, как сардины в банке.
Фримен, к этому времени окончательно пришедший в себя, усмехнулся.
– Мы можем дать им хорошего пинка, если они подойдут поближе.
Он встал, слегка пошатнулся, и направился к пульту управления.
– Что он задумал? – спросил Смит.
Маккей улыбнулся.
– Пойдем посмотрим, – ответил он, жестом показывая на иллюминаторы.
При их появлении стекло иллюминатора брызнуло дождем искр после выстрела. Люси в страхе отшатнулась.
– Все в порядке, – успокоил ее Маккей. – Это стекло такое же прочное, как шестидюймовая сталь.
Вокруг корабля уже была видна большая толпа. Люди увидели, как нападавшие открывают и закрывают рты, и поняли, что они кричат, размахивая оружием. Некоторые даже принялись колотить по корпусу корабля прикладами винтовок, но звуки ударов не были слышны внутри, лишь время от времени раздавались щелчки пуль.
– Смотрите, – сказал Маккей.
Корабль слегка задрожал, раздалось рычание двигателей. Внезапно от носа до кормы побежали языки пламени, а с бортов в разные стороны ударили струи огня. Враги бросились бежать, пока не отбежали на безопасное расстояние.
– Он включил двигатели и направил на них дюзы, – пояснил Маккей. – Сначала главные двигатели. Затем вспомогательные боковые. Наверное, его не в шутку разозлила пуля в голову.
– И что теперь? – спросила Люси.
Маккей пожал плечами.
– Да ничего. Будем ждать, пока что-нибудь не произойдет.
Такая же реакция была и у врагов. Часть их ушла и вернулась из леса с едой, после чего все расселись и принялись обедать – достаточно далеко, чтобы их не мог достать огонь из дюз.
Фример с взволнованным видом подошел к иллюминаторам.
– Не стоит, чтобы наши разведчики столкнулись с этим воинством, когда будут возвращаться. Ты не можешь предупредить их по рации, Смит?
– Уже пробовал, но не мог наладить связь. Наверное, что-то случилось с рацией Хэла.
Через несколько минут Люси заметила какой-то блеск.
– Смотрите, – сказала она. – Там что-то блестит среди деревьев.
СВЕТЛОВОЛОСЫЙ МОЛОДОЙ человек внимательно поглядел на землян.
– Разрешите представиться, – сказал он. – Найт Дингтон.
Хэл коротко представил своих спутников и себя.
– А теперь, пожалуйста, объясните мне кое-какие здешние аномалии, – попросил он.
– Спрашивайте, – сказал пилот.
– Как получилось, что вы говорите по-английски, и что такое все эти дингтоны и уоты?
– А вы разве не знаете?
– Не знаю что?
– То, что мы живем здесь.
– Послушайте, давайте, начнем все сначала, – прервал его Кроушоу. – Во-первых, как получилось, что вы и они... н-ну, горлаки... говорите на английском языке?
– Потому что, не считая собственного языка горлаков, английский – единственный известный на Венере язык, – ответил Найт, озорно сверкнув глазами. – Попробую вам все объяснить. Надеюсь, вы слышали о «Ковчеге» Ноя Уотсона?
– Вы хотите сказать, что «Ковчег» на самом деле?..
– Да. Несмотря на многочисленные насмешки, он достиг своей цели – улетел с Земли и приземлился на Венеру.
– Значит, вы...
– Попытаюсь покороче. На корабле, как вам, вероятно, известно, летело примерно сто двадцать человек – это был действительно большой корабль. А Ной Уотсон и Генри Хедингтон оказались людьми с диаметрально противоположными принципами. Фактически, они сходились лишь в том, что Земля непременно погибнет – и в этом вопросе они оба оказались совершенно не правы. Хедингтон вскоре понял, что его дезинформировали, но Уотсон до самого конца так и не признал, что был не прав. Хедингтон постоянно глядел в небо на звездочку, с которой он улетел в ссылку, и проклинал все вокруг, потому что не имел ни малейшей возможности вернуться. Постепенно он возненавидел Уотсона. А Уотсон, убежденный, что Земля стала безжизненной, все сильнее чувствовал неприязнь, которую скрывал до поры до времени, к образу жизни Хедингтона. К тому времени, когда они добрались до Венеры, уже стало ясно, что они никогда не смогут сотрудничать в создании новой цивилизации. Они разошлись в тот момент, когда смогли покинуть корабль, и больше никогда не встречались друг с другом. Приземлился «Ковчег» неудачно. Лишь семьдесят два пассажира пережили посадку. Из них тридцать ушли с Хедингтоном, а около сорока присоединились к Уотсону. Эти две стороны, с враждой в глубине души, ушли в противоположных направлениях и основали разные общества согласно своим убеждениям. Все это, как вы, наверняка, знаете, было почти восемьсот земных лет назад – примерно тысячу двести девяносто восемь венерианских, – и потребовалось немало времен, чтобы создать жизнеспособные общества. В записях говорится, что со временем с людьми произошли различные модификации. Наша кожа потеряла пигментацию, грудная клетка стала меньше, так как в плотной, богатой кислородом атмосфере не требовались мощные легкие. Мускульная сила, с другой стороны, осталась примерно такой же, поскольку сила тяжести здесь меньше очень незначительно. Язык подвергся очень небольшим изменениям, в основном, в разговорных выражениях и метафорах. Главным образом, изменения коснулись имен и названий, которые нам пришлось изобретать самим, чтобы разговаривать об явлениях, специфичных для Венеры. Иными словами, мы полагаем, что изменились весьма незначительно.
– А ваши государства?.. – начал было Хэйл.
– Их назвали в честь лидеров. Но в обиходе Хедингтон постепенно сократился до Дингтона, так же, как Уотсон стал Уотом. Я сам являюсь прямым потомком Генри Хедингтона, но моя фамилия также превратилась в Дингтон. Когда Аррул и другие горлаки нашли вас, их озадачил цвет ваших лиц. Хотя тот факт, что вы одеты, указывал, что вы дингтоны, но все же вы не были нормальными дингтонами, хотя и не походили на уотов. И очень хорошо, что они не приняли вас за уотов, иначе вы бы уже не были живы.
Найт поглядел им в лица и опять улыбнулся.
– Простите меня, – сказал он, – но не удивительно, что бедные горлаки встали в тупик. Видите ли, кроме тех случаев, когда некоторым нашим женщинам это диктует мода, здесь неизвестны цветные лица.
Вида с любопытством взглянула на молодого человека.
– Мне не показалось, что вы удивлены, встретив нас, – заметила она.
– Я вас искал.
– Но откуда вы узнали?..
– Рано или поздно обязательно должен был прибыть корабль с Земли, как только тайна космических полетов будет открыта – а она, несомненно, будет открыта вновь. Большинство из нас вообще удивляется, что вы так долго тянете с прибытием. Поначалу старый Генри Хедингтон пристально наблюдал за облаками, скрывающими звезды и Землю, которую он так любил, и все повторял, что скоро вы прилетите и спасете его. Но месяцы складывались в года, а года – в столетия, так что восемьсот лет мы смотрели на небо и ждали, хотя больше от любопытства, чем от желания быть спасенными.
Вида почувствовала приступ жалости к старику, который давным-давно наблюдал за бесконечными облаками, надеясь на помощь, что так и не прибыла. А Найт продолжал:
– Вчера вечером мы услышали гул ракет и увидели красное пятно в небе. Поднялся шум и крики, все города взволновались. Все поняли, что вера старика, наконец-то, получила поддержку. Но вы пролетели мимо нас, направляясь в страну уотов. Как только стало возможно, – а когда вы появились, уже почти наступил рассвет, – мы послали разведчиков на ваши поиски.
Земляне встали и приготовились уходить.
– И мы можем пойти прямо к вашему кораблю? – нетерпеливо спросил Найт.
Хэл кивнул и достал из кармана коробочку, в которой шевелилась стрелка. Дингтон с любопытством посмотрел на нее.
– Я слышал о таком. Компас, правильно? Но боюсь, что он здесь бесполезен. – сказал Хэл. – Я уже испробовал его прежде, чем мы отправились в разведку, и увидел, что он не действует. Но он сделан так, что всегда указывает в сторону корабля.
Он подождал, пока стрелка успокоится, затем направился с остальными к лесу в направлении, указанном стрелкой. Найт на секунду вернулся к остаткам своего разбитого орнитоптера, и там вспыхнула яркое пламя. Потом он догнал остальных.
– Нельзя позволять уотам завладеть им, – пояснил он.
ОНИ ПРОШЛИ около двух миль, прежде чем впереди послышалась стрельба.
– Реактивные патроны, – сказал Кроушоу. – Я бы сказал, что стреляют из винтовок.
– А что это такое? – тут же спросил Найт.
Кроушоу коротко объяснил принципы действия подобных разрывных пуль.
– Никогда о таком не слышал, – покачал головой Найт.
– Значит, это наши люди. Следует поторопиться.
А через некоторое время раздался грозный гул реактивных двигателей «Нации».
– Да что там творится? Неужели они улетают? – спросил Хэл, когда гул повторился.
Прошло еще полчаса, прежде чем они неожиданно вышли из леса. Найт издал восклицание и махнул рукой, жестом велев всем скрыться в зарослях.
– Смотрите, – сказал он.
Все в испуге уставились на косматую, полунагую толпу, окружающую «Нацию».
– Да, – кивнул Найт в ответ на невысказанный вопрос. – Это будет трудно.
– Да их там, наверное, сотни. Мы не можем напасть на такую толпу, – сказал Хэл. – Чем они вооружены?
– Винтовками – они всегда носят их с собой. Хотя у них есть девиз: «По праву природы!», но, к сожалению, они делают исключение для винтовок... Кстати, они меткие стрелки. Хотя, даже безоружные, они такой толпой разорвали бы нас на клочки.
– Но мы не хотим повредить им, – возразила Вида.
– Конечно, но вы не знаете этих людей. Они – фанатики, опасные фанатики. Если они схватят вас...
– Сейчас не время для лекций, – прервал его Билл Кроушоу, чувствуя, как зудит его указательный палец. – Что будем делать?
– Передайте своим людям на корабле, чтобы они выжидали... если у вас есть какие-нибудь средства связи с ними, – сказал Найт.
Хэл взял свою рацию у горлака, который по-прежнему нес ее, и попытался наладить связь.
– Ничего не получается. Не могу с ними связаться, хотя с рацией, кажется, все в порядке. – Он на секунду задумался. – Ни у кого, случайно, нет фонарика?
– У меня есть, – внезапно сказал Хейердал.
– Так это же прекрасно. Смит знает азбуку Морзе, он раньше работал телеграфистом, –Хэл сунул фонарик в карман и направился к ближайшему белому дереву.
– Не поднимайтесь выше, чем на десять футов, – посоветовал Найт. – Они не выдерживают большой вес.
Некоторое время не было никакого ответа, затем в иллюминаторе «Нации» замелькали вспышки света.
– Все в безопасности? – передал вопрос Хэл.
– Все в порядке, – был получен ответ.
– Люди снаружи опасны.
– Это мы уже поняли.
– Оставайтесь внутри. Не открывайте люк, пока мы не прогоним их. Помощь уже в пути.
– О, кей!
То ли обмен этими сообщениями оказался незамеченный уотами, то ли, что более вероятно, они не поняли, что вспышки в иллюминаторах появились не просто так. Хэл спустился с дерева и вернул фонарик Хейердалу.
– И что дальше? – спросил он Найта.
– Мы должны отправиться в Чикаго и позвать их на помощь.
– Прошу прощения?.. – не поверил своим ушам Хэл.
Найт усмехнулся.
– Наверное, это действительно звучит для вас несколько странно. Видите ли, старик Хедингтон родом из того места на Земле, которое называется Чикаго, поэтому он и решил так назвать наш главный город, как в старые добрые времена... Он думал, что это звучит по-домашнему.
– Понятно, – вздохнул Хэл. – Ну, теперь, когда я знаю, что остальные в безопасности, то мне нравится ваша идея с Чикаго.
ТИМБЕРЛИ ТРОНУЛ Хэла за руку, глаза его беспокойно бегали на бледном лице.
– Хэл, ты уверен, что с ними все будет в порядке? Я имею в виду, если с Люси что-нибудь случится... – он оставил фразу незаконченной и замолчал.
– Все будет в порядке, старина. Они в такой же безопасности, как и в любом другом месте во вселенной. Могу держать пари, что корпус «Нации» может пробить разве что двенадцатидюймовый снаряд.
– Да, конечно, – вздохнул Тимберли. – Я только всего лишь... Ну, ты понимаешь...
– Понимаю.
– Фрида, ради Бога, возвращайся, – послышался хриплый голос Кроушоу. – Нам нужно идти.
Фрида, которая буквально выползла на опушку, опустила камеру, вздохнула и поползла обратно.
– Очень удачно, что я захватила с собой телеобъектив, – сказала она. – А то съемки общим планом, да еще в таком рассеянном свете... Однако, надеюсь, у меня все получилось. – И она похлопала камеру.
– Я поседею из-за тебя раньше времени, – проворчал Кроушоу. – Ты дьяволенок... Сколько раз я тебе говорил...
– Ну, Билл, дорогой, не будь букой. Ты прекрасно знаешь, что я не стану обузой...
– Собирайтесь, – сказал Найт. – Чем раньше мы уйдем, тем лучше. Оставаться здесь опасно. Аррул оставил пятерых горлаков для разведки, а он с остальными пойдет с нами. Разведчикам он отдал распоряжение немедленно сообщать, если кто-то двинется в нашу сторону.
Процессия двинулась в лес, все, кроме тех горлаков, которых назначили разведчиками. Они почти что мгновенно непонятным образом исчезли, буквально растворившись в кустарнике.
Найт молча вел их по лесу с уверенностью и ничуть не колеблясь, что озадачивало Хэла. Наконец, он спросил, как он тут ориентируется. Найт удивленно поглядел на него.
– Странно... Никогда об этом не думал. Я просто знаю, в каком направлении находится Чикаго, только и всего.
– Но как?
– Очевидно, инстинктивно. На Земле вы используете компас, но, поскольку он здесь не работает, то, наверное, мы подсознательно развили навыки ориентации. Но даже если бы я ошибся в направлении, то Аррул поправил бы меня. Горлаки всегда знают, где находятся.
Они пошли дальше, и Хэл сменил тему, решив разъяснить еще одно непонятное явление.
– Мы ожидали найти мир, кишащий первобытными чудовищами. Но до сих пор только одно услышали издалека, да увидели зверушку размером с кролика. Здесь что, совсем нет больших рептилий?
– Если верить истории, раньше было много, но теперь они почти все перебиты нами или уотами. Видите ли, винтовки могут много чего сделать за восемьсот лет. Сухопутные рептилии – по- настоящему большие рептилии, – сейчас редки. Правда, осталось еще немало странных существ в морях и реках. Это одна из самых больших наших трудностей. Мы предполагаем, что на Венере это не единственный континент, но не можем узнать наверняка.
– Но неужели за все это время...
– Подумайте о том, в каких условиях мы живем. Никому еще не удалось построить корабль, способный противостоять громадным морским чудовищам. Но даже если бы такой корабль и был построен, возникли бы проблемы с топливом. Уголь на Венере очень молодой и поэтому очень плохой. На Земле, говорят, есть твердая древесина, которая хорошо горит, но у нас вся древесина мягкая, с высоким содержанием воды. Наши специалисты бурили землю в поисках нефти, но так и не нашли. И ветер тут бесполезен, так как чаще всего это лишь очень легкий бриз. Мы умеем делать аккумуляторные батареи для самолетов, но для дальних полетов они бесполезны. Кроме того, даже на нашем континенте в некоторых районах самолеты подвергаются нападениям птеранодонов, таких же больших, как наши машины. Но даже птеродактиль, сравнительно маленький рядом с птеранодонами, может разрушить самолет. К счастью, мы научили их избегать нас.
– Вот уж поистине счастливая планета, – вставил Хейердал с сарказмом в голосе. – Но меня в первую очередь интересует, почему вы используете орнитоптеры, а мы на Земле так и не научились их строить?
– Ну, все очень просто. У нас мало свободного места для взлетов и посадок, а держать открытые летные полосы мы не можем, так как они зарастут буквально за несколько дней, – ответил Найт, пнув по пути пучок белых растений. – Вода для гидропланов не подходит из-за живущих в ней чудовищах. Так что идея винтовых самолетов тут не подходит. К тому же, никто из наших химиков так и не смог воссоздать горючее, на котором работал «Ковчег», потому что те специалисты, которые разбирались в этом, погибли во время посадки. Так что строить ракеты мы не можем. Единственный выход был в том, чтобы придумать что-то, подходящее для наших условий со всеми этими ограничениями.
– Но как они держатся в воздухе?
– Не забывайте о плотности нашей атмосферы, к тому же, мы разработали специальную конструкцию фюзеляжа.
Хейердал кивнул.
– Хотел бы я осмотреть ваши машины.
– Скоро у вас будет такая возможность.
Вида выглядела взволнованной с тех пор, как они углубились в лес. И, наконец, быстро оглядевшись и убедившись, что ни один горлак не был в пределах слышимости, она спросила:
– А вы уверены, что было безопасно отправить горлаков на разведку?
– Безопасно? – не понял ее Найт.
– Я имею в виду, действительно ли они заслуживают доверие? Не могут ли они, например, предупредить уотов, куда мы идем?
На мгновение Найт вспыхнул, возмущенный сомнением в лояльности карликов. Но тут же вспомнил, что Вида, как и остальные земляне, почти ничего не знают о здешнем мире.
– Горлаки – наши друзья, – сказал он с легкой укоризной в голосе. – Они ненавидят уотов. Фактически, мы дали им винтовки именно для того, чтобы они стреляли уотов.
– Вы дали им винтовки, чтобы они уничтожали людей? – недоверчиво воскликнула Вида. – Но зачем?
– Отчасти затем, что горлаки считают уотов деликатесом.
– Вы хотите сказать?..
– Да, они их едят.
Глаза Виды округлились от удивления и ужаса. Она невольно оглянулась назад, где шла мать-горлак с маленьким пушистым ребеночком, торжественно глядевшим на мир из ее сумки. Потом Вида содрогнулась и почувствовала тошноту.
– Нет! – невольно воскликнула она.
– Мы просто смотрим на это с другой точки зрения, – вмешался Хейердал. – Но они... они хороший народ, хотя и каннибалы.
Найт согласно кивнул.
– Если бы вы знали...
Громкий крик позади прервал его. Все остановились. К людям подошел Аррул с задыхающимся после долгого бега горлаком.
– Что случилось? – спросил Найт.
– Гонец сообщил, что примерно пятьдесят уотов у шли от корабля в лес.
– Погнались за нами?
– Нет, – сказал горлак. – Они направились гораздо левее, но разведчики решили, что лучше сообщить об этом.
– Все правильно, – согласился Найт и на мгновение задумался.
– Не думаю, что это имеет значение, но на всякий случай, Аррул, вели своим людям рассредоточиться и получше вести наблюдение.
– Горлаки, – продолжал он после того, как они двинулись дальше, – чудесны своей способностью быть незаметными. Их хорошо использовать для разведки...
– Вы начали рассказывать об уотах, – напомнил Хейердал.
– Трудно все объяснить коротко, не читая пространную лекцию, – ответил Найт. – Знаете, сколько причин сложились вместе для того, чтобы они стали тем, кто они есть? Во-первых, нужно помнить, что они ведут свое происхождение от фанатика и его последователей. И еще вероятно, что перед смертью Уотсон окончательно помешался. Разумеется, он написал книгу, которая частично состоит из отрывков древнего труда под названием «Библия», но большей частью из его собственных пророчеств и инструкций. Все написанное там стало святым учением, со временем превратившимся в нечто важное, важнее всех остальных книг и знаний. Я слышал, как некоторые ученые говорят, что Мозес это искаженное имя израильтянина Моисея, точно также, как сам Уотсон превратился в Уота.
– Вы хотите сказать, что они поклоняются ему?
– И не только поклоняются. Они создали целую религию. Во многих местах их страны они поставили памятники и прочие святыни.
– А почему они враждебно относятся к горлакам? – спросила Вида.
– Из-за учения Уотсона. Возможно, он сам неодобрительно относился к горлакам, к тому же написал, что высшим творением Бога является Человек и лишь у него есть душа – поэтому они считают горлаков такими же животными, как любых рептилий. Убийство серых карликов стало делом чести уотов – своего рода защита собственного, якобы уникального положения.
– Это напоминает какое-то логическое безумие.
– Да. Но, видите ли, они практикуют естественные роды и отвергают инкубаторы, и даже в условиях нехватки пищи размножаются случайным образом, наугад – причем со странными результатами. В отличие от них мы, дингтоны, поняли, что размножение в таком маленьком обществе должно тщательно контролироваться, чтобы не возникало никаких кризисов. Уоты же не заботятся об этом. Внутриродовое скрещение не вредно при условии тщательного отбора, но сам Уотсон, а также его последователи заявляли, что все таинство жизни в руках Господа. А в результате дикая и фанатично настроенная раса уотов вдвое многочисленнее дингтонов. И тут мы сталкиваемся с рядом очень серьезных проблем.
– Значит, уоты стали настоящими туземцами? – спросила Вида.
Найт озадаченно поглядел на нее, не поняв значение ее слов.
– Она хочет сказать, – пояснил Хэл, – что у нас на Земле есть подобные проблемы, хотя и в гораздо меньших масштабах. В тропиках белые люди или отвоевывают себе место, или оказываются разгромленными. Там не бывает мирных отношений с местным населением. Из того, что вы сказали, становится ясным, что на Венере побеждают дингтоны, а стоящие ближе к природе уоты проигрывают.
– Скорее всего, так, – согласился Найт. – За исключением того, что вы льстите дингтонам. Борьба у нас в самом разгаре.
– Что я не могу понять в уотах, – вмешался в их разговор Кроушоу, – так это какого черта они напали на нас? Мы прибыли с дружеским визитом, а они первым делом взяли наш корабль в осаду. Почему?
– Потому что вы – богохульники.
– Мы кто?
– Уотсон сказал, что все мы виноваты в том, что Земля была уничтожена. И уоты всегда ненавидели нас, потому что мы это отрицали. И вот появились вы, с их точки зрения, живое богохульство.
– Н-да, да... ладно, пусть так, но разве наше появление не служит доказательством, что Земля все еще существует?
– Это больше всего и раздражает их... Вы явно не имеете никакого отношения к их фанатичной религии. Но их сила в громадном упрямстве. Если они признают, что вы на самом деле прилетели с Земли, то зашатается все учение Уотсона.
– Но...
– Стойте! – с внезапной тревогой закричал Найт.
Хэл немедленно замолчал и тут же почувствовал наполняющий рот и нос какой-то сладкий аромат. Он попытался что-то сказать, но не мог выдавить ни слова. Голова закружилась, он ощутил внезапную слабость. Смутно он чувствовал, как его подхватили чьи-то сильные руки...
КОГДА ХЭЛ открыл глаза, то прежде всего почувствовал ужасную головную боль. Через секунду он понял, что лежит на спине, глядя сквозь бледные ветки растений. Небо было темно, на нем уже исчезали последние проблески света. Что-то шевельнулось рядом с ним, и в голове у Хэла внезапно пронеслись воспоминания о недавних событиях. Он сел со стоном от острой боли, которую вызвало это усилие. Рядом сидел, держась руками за голову, Найт, а с другой стороны, с беспокойством глядя на них обоих, присел на корточки Аррул.
– О, Боже, – пробормотал Хэл, сжимая руками виски.
– Через несколько минут это пройдет,– заверил его приглушенный голос Найта.
К удивлению Хэла, его предсказание сбылось. Боль исчезла так внезапно, словно с головы сняли что-то тяжелое. Хэл глянул по сторонам, чтобы узнать, что с остальными, никого больше не увидел, и с тревогой глянул на Найта.
– Где они? Что вообще произошло?
Найт поглядел на него в ответ, с каким-то стыдом.
– У уотов, – сказал он. – Аррул сказал, что их отряд, который ушел от корабля, сделал большой крюк по лесу и напал на нас. Сам Аррул не успел вовремя предупредить нас.
– Но почему нас не забрали, как остальных?
– В последний момент появился Аррул и утащил вас в кусты. Мне удалось уползти туда же, так что мы оба остались на свободе. Только не говорите слишком громко – некоторые из уотов могут быть еще неподалеку.
– Но послушайте, у них же Вида, Тимберли, Билл...
– Знаю, но мы не сможем им помочь, если нас тоже поймают.
– Что уоты сделают с ними?
Найт молча покачал головой. Если он и знал, то не собирался рассказывать.
– Надо же, – со смесью досады и раскаяния пробормотал он, – я попался на такой старый трюк.
– На какой трюк?
Вместо ответа Найт указал на растение, торчащее рядом. Хэл увидел, что это такой же цветок, который вначале осыпал пыльцой Тимберли.
– Они связывают лепестки прутиком, предварительно насыпав в чашечку цветка специальный порошок. Затем, присоединив к прутику тонкую проволочку, отходят на безопасное расстояние и, спрятавшись, держат проволочку в руке и дергают ее в нужный момент, освобождая цветок, который выстреливает облачком ядовитого газа. Затем они просто подходят, собирают и связывают упавших в обморок... В общем, это старая хитрость уотов.
Последние отблески света погасли. Найт повернулся к Аррулу.
– Ты можешь вести нас в темноте?
Горлак кивнул. Он вообще не любил лишних слов. Найт, казалось, слегка оживился.
– Если нам повезет, то мы успеем вовремя. Они еще не вернутся к остальным на поляне. Они никогда не передвигаются по ночам – потому что тогда пришлось бы использовать факелы, чтобы освещать дорогу, а это сделало бы их удобными мишенями для метких горлаков. Если мы успеем куда-нибудь добраться и послать сообщение в Чикаго, то к рассвету будем на месте.
– Вы уверены, что они отведут наших друзей на поляну? – спросил Хэл.
– Да, на это есть большие шансы. Пойдемте же.
Во главе с маленьким горлаком, они пошли через темный лес.
ЛЮСИ ПРОВЕЛА в «Нации» беспокойную ночь. Было решено, поскольку они находились в полной безопасности, то лучше всего было продолжать заниматься обычными делами. Поужинав, все разошлись по каютам. Вскоре Люси обнаружила, что не может уснуть. Она лежала, прислушиваясь к доносившемуся из коридора храпу Маккея и Фримена и даже позавидовала им.
Сообщение, которое передали вспышками фонарика, и которое Смит легко расшифровал, было кратким и неясным: «Ждите, идем получить помощь». Люси жалела, что Хэл не сообщил поподробнее, но, конечно, он не хотел рисковать, что осаждающие заметят их переговоры.
– Идут – куда? Получить помощь – от кого? – спрашивала себя Люси.
Несколько раз она выходила из своей каютки в кают-компанию и глядела в иллюминатор на осаждавших. В тусклом свете она видела, что они не покинули свои посты, но все спали, удобно расположившись на поляне. Чего они ждут? Должны же они понимать, что запасов «Нации» хватит, при необходимости, на много недель? И почему вообще они проявили такую враждебность? Никто из «Нации» не стрелял в них, пока они не начали первыми.
Она снова вернулась в каюту и сон, наконец, настиг ее во время размышлений о Тимберли и остальных.
Утром ее разбудил Смит.
– Вставайте, – прошептал он от дверей.
– Выйдите, мне нужно одеться, – велела Люси. – Что случилось?
– Эти люди снаружи... Идите и посмотрите сами.
Полуголые дикари уже вовсе не спали. Часть их убежала в лес, наверное, на поиски еды, часть осталась на постах, а остальные, собравшись группами, принялись спариваться тут же у костров. На одну из таких групп и указал Смит.
– Что они делают? Вы когда-нибудь видели, чтобы люди вели себя так?
Люси отвернулось с отвращением на лице.
– Да, – сказала она, – я уже как-то видела подобное. Это была толпа опасных помешанных в сумасшедшем доме.
Смит покивал.
– Я тоже подумал об этом. Но самое странное то, что остальные не обращают на них внимания. Вы думаете, они все безумны?
– Может, да, а может, просто привыкли к такому, – ответила Люси.
С усилием преодолев инстинктивное отвращение, она принялась снова разглядывать их. В это время в кают-компанию вошли оба инженера.
– Что там? – спросил Маккей.
Люси объяснила.
– Вы правы, черт побери, – согласился он, понаблюдав несколько минут в иллюминатор.
На лице его появилась гримаса отвращения – естественная реакция любого нормального человека.
– Нечего и думать вступать с ними в переговоры, – решительно сказал он. – Мы останемся в корабле, пока остальные не приведут сюда помощь. – Маккей отвернулся от мерзкого зрелища и оглядел собравшихся в помещении. – А теперь давайте поедим, – сказал он. – Что там у нас на завтрак?
– Не думаю, что... – начала было Люси.
– Ну, вы молодая, здоровая женщина, – прервал ее Маккей. – Даже и не думайте, что я позволю вам голодать из-за кучки психов, даже если буду вынужден кормить вас насильно. Пойдите и посмотрите, что там есть у нас на складе.
ИЗ-ЗА ЖИЗНЕРАДОСТНОГО поведения Маккея остальным почти удалось забыть о существах, совершающих непотребности снаружи. А поев, они улучшили себе настроение капелькой алкоголя.
– Что мы теперь будет делать? – спросил Маккей, когда завтрак был закончен. – Мы не знаем, когда вернуться остальные, так что должны найти себе полезные занятия. Вы, Люси...
Но тут его перебил Смит, который подошел к иллюминатору и тут же позвал остальных:
– В лесу что-то происходит. Сюда идет целая толпа этих скотов, а остальные бросились их встретить.
Люси взяла полевой бинокль и присоединилась к нему. Подкрутив колесики настройки, она мгновение глядела в него, потому бинокль выпал у нее из руки, загремев по металлическому полу. Люси пошатнулась и, побледнев, рухнула в обморок.
– Что?.. Помогите, она потеряла сознание!
Маккей схватил упавший бинокль.
– Боже мой! – воскликнул он. – Там поймали наших!
Мгновение все молчали.
– Хэла нет среди них, – продолжал Маккей. – Молодец, Хэл, убежал от них. Так что еще есть надежда, что он приведет помощь, если... – Он резко замолчал, потому что ему пришла в голову другая причина отсутствия Хэла.
Уоты подвели пленников поближе к кораблю и поставили в ряд перед иллюминаторами. Руки у них были связаны за спиной, все выглядели уставшими и растрепанными. Некоторые уоты стали счастливыми обладателями реактивных винтовок и пистолетов, но остальное снаряжение оставили пленникам, даже камеру Фреды и мачете Кроушоу, висящее у него сбоку на поясе, но вне досягаемости от связанных рук.
Тимберли с бледным лицом посмотрел прямо в иллюминатор, вопросительно подняв брови. Маккей понял его безмолвный вопрос и кивнул назад, туда, где лежала Люси. Вида стояла среди похитителей с холодной отстраненностью, в то время как Хейердал, казалось, перебирал все бранные слова, осыпая ими похитителей. Потом один из уотов ударил его по губам и заставил опуститься на колени.
– Свинья, – прошептал Маккей.
– Не нравятся мне его взгляды, – пробормотал Фримен. – И ты прав – он настоящий урод.
В это время несколько уотов коротко посовещались. Один из них указал на обеих женщин, но остальные покачали головами. Затем им что-то сказал Тимберли, и они, казалось, согласились с ним, потому что согласно закивали. Потом маленького биолога подвели поближе к иллюминатору, а остальных пленников отвели назад. Один из уотов взял длинный тонкий шнур, сделал на его конце петлю и накинул ее на голову Тимберли. Маккей добела стиснул кулаки с чувством совершенной беспомощности.
– О, черт... – пробормотал Фримен.
Уотт просунул в петлю короткий прут и стал его крутить...
Тимберли пронзительно закричал. Все отвернулись и увидели, как Люси вскочила с пола и бросилась из кают-компании.
– Клянусь небесами, она права! – закричал Маккей. – Это невозможно выдержать!
И он бросился следом за девушкой, прихватив по пути мачете.
– УЛОВКА УОТОВ оказалась успешной, – рассказал впоследствии Хэлу Хейердал. – Иначе и быть не могло. Наши товарищи не могли спокойно сидеть в «Нации», глядя, как постепенно вылезают из орбит глаза Тимберли, когда уот закручивал шнур. Мы с Кроушоу дергались, как безумные, но ничего не могли сделать, лишь осыпать уотов бранью. Так они выманили остальных из корабля. Группа уотов спряталась возле люка, готовая напасть. Мы видели, как они присели, когда люк стал открываться. Но они не знали Маккея и Фримена... впрочем, мы тоже. Вооруженные тяжелыми мачете, они стали драться, вертясь вокруг. Должно быть, в первые же секунды они скосили половину группы нападавших, но тут им на помощь бросились все остальные уоты. Маккей и Фримен стояли, прижавшись друг к другу спинами, и рубили всех вокруг. Я видел лицо Маккея и никогда не забуду его ужасной ухмылки. Уоты перли на них толпой, не стреляя, так как хотели, очевидно, взять их живыми. Те, кто бежал в первых рядах, были просто изрублены на куски – им было некуда деваться, сзади их подпирали остальные. Пока длилась эта схватка, из люка показалась Люси и бросилась на уота, пытавшего Тимберли. Скрюченными, как когти, пальцами Люси впилась ему в лицо и, когда кончила... клянусь Богом, от лица там ничего не осталось. Конечно, это не могло долго продолжаться. Нападающих было слишком много. Кто-то подставил приклад винтовки и выбил из рук Маккея мачете, хотя и сам при этом лишился головы. Другие уоты бросились на обезоруженного Маккея. Не переставая хищно ухмыляться, он стал кулаками ломать им челюсти. Но все же они навалились и сбили его с ног, а потом напали со спины на Фримена. Несколько уотов в это время схватили Люси, и теперь у них в руках были все, кроме Смита. Никто не заметил его в общей свалке. Мы думали, что он остался в «Нации», но один из уотов закричал, тыча куда-то рукой. Пользуясь теми, что все уоты были заняты, Смит побежал к лесу. Он почти добрался до него, но тут шесть-семь уотов выстрелили разом. Так умер бедняга Смит. А мы стали думать, что еще могут сделать с нами уоты. И мы не знали, что помощь уже близка.
ГОРЛАК АРРУЛ безошибочно вел Найта и Хэла. Время от времени заросли становились такими густыми, что исчезали последние отсветы с неба, и они вынуждены были держаться друг за друга, чтобы не потеряться в полной темноте.
– Как же горлаки могут видеть ночью? – спросил Хэл.
– Немного лучше чем мы, но они пользуются какими-то другими чувствами, чтобы не напороться на препятствия. Я видел, что слепые ходят точно также. Врачи говорят, что они улавливают микрозвуки, отраженные от предметов.
Потом они долго монотонно шли в тишине. Хэл на мог разглядеть свои часы, но ему показалось, что прошло несколько часов, прежде чем они вышли из леса и остановились на опушке, на краю большого открытого луга.
– Хорошая работа, Аррул, – сказал Найт и, повернувшись к Хэлу, кивнул. – Отсюда мы можем связаться с Чикаго и призвать помощь.
– Откуда?
Найт ткнул рукой куда-то вперед. Лишь приглядевшись, Хэл сумел разобрать стену массивного строения, почти не отличавшегося от темного неба. Найт вытащил из кармана свисток и извлек из него уже знакомый Хэлу долгий стон. Несколько секунд спустя в здании открылась дверь, из нее брызнул яркий свет, на мгновение ослепивший всех троих. Они побежали к двери, Найт на ходу окликнул появившихся в дверях охранников. Только увидев их силуэты, Хэл сумел оценить величину громадного здания. Они прошли через высокую сводчатую дверь, и та сразу же закрылась за ними.
– Подождите здесь минутку, – сказал Найт.
Хэл глядел, как он скрывается за маленькой дверью, затем стал с удивлением рассматривать окружающее. Сразу стало ясно, что это не одно строение, а целый город. Освещение было тусклым, и Хэл предположил, что большинство жителей спят. Но все же света оказалось достаточно, чтобы он мог разглядеть, что здания расположены кругами, а сам он стоит между двумя внешними кольцами.
Впереди вел внутрь большой сводчатый проход, и через него Хэл увидел, что дорога тянется дальше, – темные ее участки перемежались с освещенными, – и проходит, скорее всего, через все кольца-кварталы. Кое-где горели огни, и Хэл удивился, почему снаружи не было заметно никакого освещения. Он спросил об этом у Аррула.
– Снайперы, – ответил горлак с присущей ему экономией слов.
Охранники у ворот с интересом разглядывали Хэла. Они явно уже знали, что он один из тех, что прилетели на корабле. Один из них услышал его вопрос, обращенный к горлаку, и добавил:
– Прежде мы вообще не были в безопасности от уотов. Единственным способом выжить и защищаться от групп бандитов было обнести стенами города и не подставляться под пули. В былые времена уоты были гораздо смелее, чем ныне. Еще сто лет назад этот город выдержал немало осад, и даже теперь стены необходимы, чтобы защищать нас, как правильно сказал горлак, от снайперов. Можно сражаться с армией, но с отдельными снайперами... – Он замолчал с отвращением на лице.
В это время поспешно вернулся Найт.
– Я связался с Чикаго. Там уже собираются. Мы успеем присоединиться к ним, прежде чем они вылетят, если поспешим.
Охранники уже выкатывали длинную, низкую, черную машину. Когда оба сели в нее, Найт сказал Аррулу:
– Собери своих людей и жди нас.
Аррул торжественно кивнул, и машина покатила к центру города.
– Прямая дорога до Чикаго ведет из противоположных ворот, – пояснил Найт заинтересованному Хэлу. – Мы редко выезжаем ночью из городов, но на этот раз придется рискнуть подставиться под пули уотов.
Очевидно, сообщили о том, что они едут, потому что дальние ворота были уже распахнуты. Найт склонился над рулем, сев поустойчивее. Машина была на удивление бесшумна и летела, как ветер. Хэл вспомнил, как Найт говорил об аккумуляторах, как почти об единственном источнике энергии на Венере.
– Почему вы не пользуетесь радиосвязью? – спросил он, пока они мчались сквозь ночь. – Портативный передатчик сэкономил бы нам много часов... В любом случае, мне кажется, что в нем есть потребность на этой планете.
– Радио не работает, – ответил Найт, не сводя глаз с дороги. – Мы все время пытаемся придумать что-нибудь новенькое, но ничего не помогает. Видите ли, в атмосфере Венеры есть не только отражающие радиоволны слои, но и поглощающие. Было бы проще, если бы они были постоянными, но они зависят от температуры и погодных условий. Их проявление и исчезновение кажется случайным – во всяком случае, еще никто не сумел предсказать их передвижение. Так что радиосвязь хуже, чем бесполезна, поскольку может подвести в любой момент.
Хэл вспомнил, как сам не смог связаться с «Нацией», и согласно кивнул.
Сосредоточившись на дороге, Найт некоторое время молчал, и Хэл откинулся на спинку сидения, чтобы немного отдохнуть. Он было задремал, когда впереди вспыхнули яркие прожектора. Найт прижал машину к обочине, пропуская тяжелые, приземистые силуэты каких-то машин.
– Танки, – радостно сказал он. – Здесь не теряли времени даром.
Еще пару минут они ехали, потом Найт кивнул вперед:
– А вот и Чикаго.
На этот раз в городе не было затемнения, напротив, его внешняя массивная стена буквально купалась в море белого света.
Наут подвел машину к обочине и выпрыгнул наружу. Хэл последовал за ним и застыл от изумления при виде того, какие силы собрали дингтоны.
Впереди в широких полосах света велась суматошная деятельность. Хэл увидел, как громадные танки выползают из города на дорогу. То и дело над стеной мелькала тень чудовищной летучей мыши – это взлетали странные воздушные аппараты венериан. Всюду царила суматоха и беспорядок, раздавались крики команд.
Найт подошел к группе офицеров, несколько минут разговаривал с ними, потом вернулся к Хэлу.
– Все готово, – сказал он. – Нам выделили трехместную машину. Вылетаем через десять минут.
ВЗЛЕТ ОРНИТОПТЕРА был необычным опытом для пилота ракет. Найт нажал какой-то рычаг на панели управления, и снаружи быстро затрепетали крылья. Машина завибрировала, затем поднялась в воздух и полетела вперед, постепенно набирая высоту. Глянув вправо и влево, Хэл увидел длинную шеренгу машин, взбалтывающих воздух. А внизу проходил еще один отряд танков.
– Выглядит так, словно вы задействовали целую группу войск, – сказал он Хэлу.
Тот усмехнулся.
– Большую часть. Все страшно возбуждены. В конце концов, мы ждали вас восемьсот лет, и чувствуем, что вам был оказан плохой прием.
Потом он подался вперед и что-то сделал на пульте. Вибрация машины прекратилась, казалось, она замерла в воздухе, а затем крылья вновь заработали, но на сей раз делая более медленные и сильные взмахи.
– Мы-то летим напрямик, но танки наверняка отстанут от нас, не так ли? – спросил Хэл.
– По дороге они могут идти достаточно быстро, но лес немного задержит их, – ответил Найт. – Чикагские танки по-настоящему мощные, бронированные машины. К тому же, помощь должна прийти и из других городов. – Знаете, – добавил он, – ваше появление ускорило начала давно назревавшей войны. Мы наблюдали, как растет алчность и жестокость уотов, и ждали лишь повода для начала полномасштабных действий. И теперь такой повод появился. Вопреки всем протестам партии мира.
Небо начало светлеть. В плотной атмосфере Венеры рассвет был гораздо более красочным зрелищем, чем на Земле. Найт волновался все больше. Они еще были на некотором расстоянии от «Наци», и он боялся того, что могло произойти прежде, чем они прилетят.
С рассвета прошел всего час, как они долетели до конца дороги и увидели город, к которому привел их еще в темноте Аррул и из которого Найт связался с Чикаго. Хэл увидел, что все пространство между концентрическими кольцами зданий заполнено дингтонами, которые задирали кверху головы и махали пролетающим летчикам. Снизу донеслись слабые приветственные крики, затем город остался позади, и машина полетела над лесом. Найт указал вниз на просеки, пробитые в густом лесу.
– Танки опередили нас, – сказал он.
Хэлу показалось, что они опасно снизились и летят чуть ли не над самой землей, но он тут же обнаружил, что остальные орнитоптеры находятся на том же уровне, и понял, что по мере того, как день становился теплее, видимость сокращалась, перспектива искажалась, и становилось трудным определить высоту. Теперь оба фланга воздушного флота лишь смутно вырисовывались в дымке.
Через полчаса они нагнали танки. Ночью у Хэла осталось от них лишь смутное впечатление, и теперь, глядя вниз, он не удержался от восклицания. Машины ехали на колесах и гусеницах со скоростью, лишь вдове меньшей, чем у орнитоптеров. Наверху у них были башенки, из которых велся во всех направлениях огонь из винтовок. Впереди же у танков были выдвинуты диски из блестящего металла, которые вращались горизонтально с большой скоростью. Эти диски резали мягкие венерианские растения, точно масло, а потом их размалывали на грунте гусеницы. Хэл содрогнулся при мысли о резне, которая произойдет, если уоты вздумают перегородить танкам дорогу.
Но тут раздавшийся впереди гул отвлек его мысли.
– Двигатели! – воскликнул он. – Двигатели «Нации»! Что, черт побери, там происходит?
Через несколько секунд они долетели до большой поляны и увидели мерцающий корпус космического корабля. Уоты теснились рядом с ним группами, и Найт нажал гашетку пулемета. Он специально дал залп над головами, боясь зацепить пленников, но эффект все равно был неплохой. Уоты только глянули вверх на снижающийся флот орнитоптеров и тут же бросились наутек во все стороны.
Раздалось несколько выстрелов, но большинство уотов неслись к безопасному лесу. Несколько орнитоптеров опустились возле «Нации», где стояли три связанных человека, а остальные погнались за бегущими уотами. Раздались дикие крики, когда из леса выломились танки, и уоты оказались в ловушке между пулеметным огнем преследующих орнитоптеров и выползающими из леса танками.
Когда машина приземлилась, Хэл выпрыгнул и побежал к своим связанным друзьям. По пути он заметил раскрытый люк «Нации» и его охватил ужас.
– Где остальные? – закричал Хэл, перерезая путы Тимберли. – Где Вида?
– У этих дьяволов. Они схватили всех трех женщин, – ответил Кроушоу.
– А мужчины?
– Мертвы. Еще несколько минут, и мы бы тоже погибли, – сказал Хейердал.
– Куда они увели женщин? – спросил подбежавший Найт.
– Туда, – указал Кроушоу. – За ними пришел самолет. Они увели связанных женщин в него и улетели в том направлении.
– Будь они прокляты! – воскликнул Найт. – Я же говорил, что они захватили несколько орнитоптеров, которые считались разбитыми. – Он повернулся к одному из офицеров. – Возьмите в самолет этих двоих человек, – сказал он, указывая на Кроушоу и Тимберли. – Мы полетим во втором. Оставьте здесь для охраны несколько танков. Нужно действовать быстро. Вы ко мне на борт, – добавил он Хэлу и Хейердалу.
Хэл мгновение колебался.
– А что, если полететь на «Нации»? – предложил он.
Найт схватил его за руку и потащил к орнитоптеру.
– Ваш корабль для этого не годится. Он слишком большой, а кроме того, в полете вы не сможете использовать оружие. Идемте же, не будем зря тратить драгоценное время.
Огромные крылья неистово замолотили по воздуху и орнитоптер, задрожал и стал подниматься вверх.
ПОЛЯНА ВНИЗУ стала быстро уменьшаться, и они мельком увидели сквозь кроны деревьев, как в лесу ведется интенсивная стрельба. Найт ткнул рукой вниз.
– Аррул и его люди принялись за дело, – сказал он. – Сегодня много уотов попадут на ужин горлакам.
– Удачи Аррулу, я всецело за него, – проворчал Хейердал.
– Судя по тому, что я видел вокруг корабля, вы тоже неплохо повеселились, – заметил Найт. – Я не считал тела уотов, но там их валяется немало.
– Это не моих рук дело, мне так не повезло, – проворчал Хейердал и рассказал о героической схватке Маккея и Фримена, а также о гибели Смита.
– А потом, – продолжил он рассказ, – прилетела машина и забрала женщин... Нас окружало при этом не меньше сотни этих уродов, так что мы ничего не могли сделать. Это был настоящий ад. Когда самолет улетел, они решили, что настал наш черед расплатиться, и стали нехорошо поглядывать на Фримена. Он порубил своим мачете немало уотов, так что они особенно невзлюбили его. Маккей тоже неплохо сражался, но его вырубили немногим раньше. Ну, так вот, они стали о чем-то переговариваться, и по их довольному виду мы сразу поняли, что они затевают что-то отвратительное. С противными ухмылками они оттащили Фримена подальше от нас, сорвали с него всю одежду и привязали к рукам и ногам веревки. Сделать это было не так легко, потому что Фримен отбивался, но его все же потащили к корме «Нации». Только тогда мы поняли, что они задумали. Нам оставалось лишь стоять и глядеть, как они привязывают Фримена к выхлопам корабельной дюзы. Потом один из уотов скрылся в корабле. Я думаю, Маккей тогда сошел с ума. Бог знает как, но он вырвался на свободу и, прежде чем мы поняли, что происходит, он уже был среди толпы уотов с мачете в обеих руках, и рубил направо и налево. Уоты разбегались перед ним – те, кто не падал замертво. Я их не обвиняю. Я, наверное, тоже побежал бы, если бы на меня надвигался Маккей с дикой ухмылкой и двумя мелькающими в руках мачете. Он пробился туда, где был распростерт перед дюзой Фримен. Ему нужно было бы всего лишь несколько секунд, чтобы перерезать веревки и освободить друга. Но этих секунд у него не было. Очевидно, именно в этот момент скрывшийся в корабле палач уотов понял, как включить двигатели. С пульта управления он не видел, что происходит у кормы, поэтому просто щелкнул рычажком. Нас оглушил рев потока огня, корабль рывком прополз несколько футов вперед... – Хейердал замолчал и через пару секунд добавил: – Когда дым рассеялся, не было ни следа от Маккея и Фримена... Они мгновенно сгорели вместе с двумя десятками уотов. Это была легкая смерть... А через несколько минут появились вы.
Какое-то время все молчали. Найт с мрачным выражением лица вел орнитоптер. Хэл, казалось, безучастно смотрел вперед, на его лице не было вообще никакого выражения. И Хейердал почувствовал, что именно он должен нарушить эту гнетущую тишину, которая возникла из-за его рассказа.
– И куда мы теперь летим? – спросил он, стараясь, чтобы его голос звучал нормально.
– В единственный город уотов, – мрачно ответил Найт, поддавшись настроению остальных. – Он называется Арарат.
– Еще один след Уотсона – он ведь почитал Библию? – спросил Хейердал. – Но я думал, что уоты – кочевники.
– В основном, да, но этот город у них нечто вроде святыни в память об Уотсоне – и место для религиозных собраний. Кроме того, им нужно какое-то место для изготовления оружия и инструментов. К счастью, они не научились делать ничего посерьезней винтовок, поэтому пушки у них так и не появились.
– Разве вы не можете заставить эту проклятую штуку лететь быстрее? – внезапно взорвался Хэл, голос его звенел от ярости.
– Летим на максимальной скорости, – коротко ответил Найт.
ВИДИМОСТЬ БЫЛА настолько ограничена, что они внезапно обнаружили, что уже летят над предместьями города уотов. Среди деревьев мелькали одноэтажные постройки, они становились все более многочисленными и скученными, и вскоре орнитоптер летел над извилистыми, узкими улочками. Город Арарат был больше похож на временные городки эпохи американской золотой лихорадки, нежели на столицу государства. На улицах не было видно ни единого пешехода.
– А куда подевались... – начал было Хэл, но тут лицо его перекосилось от ужаса.
Под ними оказалась овальная арена, заполненная тысячами полуобнаженных уотов. Все стояли, повернувшись к дальнему концу арены, склонив головы, точно в молитве. А там, на большом постаменте, стояла гигантская каменная фигура. Статуя была облачена в старинную одежду и стояла, воздев руки к небесам, словно обращалась к Богу.
– Значит, они сделали Уотсона своим идолом, – пробормотал Хейердал.
Кроушоу его не услышал. Он пристально глядел на фигурку, стоявшую у постамента. Цепь от ее металлического ошейника была прикреплена к каменному блоку.
Одновременно уоты словно ожили. Они замахали руками, и в орнитоптер полетел град камней.
Найт притормозил и круто наклонил нос машины, чтобы воспользоваться пулеметом. Краем глаза он увидел второй самолет, летящий низко над толпой. Но тут раздался дикий крик: «Фрида!», и из самолета выпрыгнул человек.
По всем правилам Кроушоу должен был погибнуть в этом головоломном прыжке. Он приземлился на пустом пространстве между толпой и жертвой, перекувырнулся через голову и секунду спустя ринулся к Фриде. Она осела под градом камней как раз в тот момент, когда Кроушоу достиг ее, и последним прыжком он прикрыл девушку своим телом.
Где-то выстрелила винтовка, и ту же ей ответили пулеметные очереди, поскольку подошли другие аэропланы. Сначала один, за ним другой уот бросился бежать, и вскоре вся толпа, топча друг друга, ринулась в тесноту узких улочек. Пулеметы беспощадно косили их сверху – на сей раз дингтоны возжаждали крови.
Найт посадил орнитоптер возле громадной статуи Уотсона. Хэл медленно вылез из него и пошел к лежащей у постамента паре.
Остальные увидели, как он покачал головой и, сбросив куртку, накрыл ею прижавшиеся друг к другу неподвижные тела. Секунду он глядел на них сверху вниз, затем повернулся и неровным шагом вернулся к орнитоптеру.
– Оба мертвы и оба улыбаются, – ровным голосом сказал он. – Хотел бы я умереть так же, как они.
– Хэл! – прокричал чей-то голос.
Это был голос Виды.
Хэл открыл рот, но не смог издать ни звука.
– Вида, где ты? – наконец, крикнул он срывающимся голосом.
– В клетке под статуей!
Через несколько минут они уже освободили Виду и Люси. Вида бросилась в объятия мужа и зарыдала от облегчения.
Тимберли выскочил из машины, едва ее крылья перестали колебаться, и бросился к Люси. Когда они встретились, ее глаза тоже влажно заблестели.
– Мой дорогой... – закричала она. – Твоя голова!
Тимберли и думать забыл о широкой красной царапине, пересекавшей его лоб. Сердце его болело сильнее, чем голова.
А в городе совершалась настоящая резня уотов, поскольку в это обиталище фанатиков ворвались орды горлаков с винтовками и пулеметами, охваченные жаждой убийства.
– А вы знаете, что избиение камнями в древности было наказанием за богохульство? – спросил Хейердал.
Остальные кивнули.
– Этого я и боялся, – ответил ему Найт. – Уоты стремительно регрессируют. Скоро они стали бы настоящими дикарями, куда менее разумными, чем горлаки. Нам придется уничтожить их всех, иначе мы никогда не будем чувствовать себя в безопасности.
Некоторое время Хейердал размышлял в наступившей тишине, затем сказал:
– Странно как... Мы устремились к звездам, а они в это время падают в пропасть невежества. До чего же они могут дойти?
– Чтобы узнать это, нужно всего лишь вспомнить историю Человечества, – сказал Хэл.
ОСТАЛЬНОЕ ВЫ все знаете. В газетах и фильмах были показаны всему миру картины жизни венериан. Книга Тимберли «Флора и фауна известной Венеры» стала бестселлером. Все видели фильмы, смонтированные из пленок, заснятых бедной Фридой. Хэл и Вида Ньютоны много раз рассказывали в интервью и радиопередачах о том воистину королевском приеме, который им оказали дингтоны, когда «Нация» перелетела и совершила посадку возле нового, странного Чикаго. Все это общеизвестно.
Моей задачей было не описывать в тысячный раз Венеру, а рассказать историю ее исследователей. И хотя пятеро из тех, кто отправился в полет, присоединились к знаменитой компании авантюристов всех времен, которые заплатили своими жизнями за исследования мира, все же память о них будет не меньше, чем о тех четырех, кто вернулся, как и о том, кто остался жить на Венере. Остался? Да, Хейердал все еще на Венере, помогает Найту построить вторую «Нацию». И в любой день они могут прилететь на Землю, пронесясь по космосу, точно искусственный метеор.
Перспектива застрять на Марсе не слишком огорчила Мэрилин, во всяком случае поначалу. Она жила в пустыне, неподалеку от места, которое после неудачной посадки "Андромеды" стали называть посадочной площадкой. И когда инженеры сказали, что из-за ограниченных средств обслуживания ремонт продлится по меньшей, мере месяца три, а вернее даже четыре, Мэрилин тоже не удивилась. Самое удивительное, что пассажиры "Андромеды" отделались только порядочной встряской.
Мэрилин не забеспокоилась и тогда, когда ей объяснили, что в соответствии с простейшими правилами астронавтики "Андромеда" не сможет стартовать раньше чем через восемь месяцев, когда Земля займет более благоприятное положение. Но Мэрилин несколько встревожилась, поняв, что у нее будет ребенок. Марс не казался самым подходящим местом для рождения ребенка.
Вообще-то Марс ее удивил. Когда Франклину Годэлпину через несколько месяцев после свадьбы предложили работу по освоению территорий "Джэсон майнинг корпорейшн", именно Мэрилин уговорила мужа взять эту работу. Она интуитивно чувствовала, что люди, которые будут первыми на Марсе, в дальнейшем займут там видные места. О самом Марсе, судя по фотографиям, у нее сложилось невысокое мнение. Но она хотела, чтобы ее муж занял видное место, и желала быть рядом с ним. Поскольку разум и сердце были у Франклина в разладе, жена могла перетянуть и туда, и сюда. Но она встала на сторону разума по двум причинам. Во-первых, она опасалась, как бы муж из-за любви к ней не упустил такого случая, а что касается второй причины, приведем собственные слова Мэрилин:
- Милый, если мы собираемся заводить детей, я хочу дать им все, что мы можем. Тебя я люблю всегда, каким бы ты ни был, но ради детей я хотела бы, чтобы ты стал большим человеком.
Она настояла, чтобы Франклин принял предложение и взял ее с собой. Мэрилин считала, что она обязана устроить мужа с максимальными удобствами, насколько позволяют суровые условия Марса, а затем собиралась ближайшим кораблем вернуться на Землю. Это должно было занять четыре недели по земному счету. Но ближайшим кораблем и в то же время последним в этой фазе противостояния была "Андромеда".
Из-за работы у Франклина оставалось мало времени для жены, и будь Марс таким, каким она представляла его раньше, перспектива пробыть там лишнюю неделю смутила бы Мэрилин. Но едва ступив на планету, она в первый же момент сделала неожиданное открытие: фотографии могут быть безукоризненно правдивы по букве и лживы но духу.
Да, пустыни здесь были, верно. Они простирались на многие мили. Но не было немилосердной жесткости, которую придавали им неподвижные снимки. Была и еще одна особенность, которую не улавливали линзы фотообъективов. Ландшафт жил, все время меняясь в зависимости от теней.
Неожиданная красота таилась в расцветке песков и скал и далеких округлых гор, и что-то необыкновенное было в темных глубинах безоблачного неба. Среди растений и кустов у кромки каналов попадались цветы, красивее и изящнее земных. Наполовину ушедшие в землю камни древних руин возможно, все, что осталось от громадных дворцов и замков, - были окутаны тайной. Это показалось Мэрилин похожим на картину, которую странник Шелли увидел в античной стране:
...Кругом нот ничего... Глубокое молчанье.
Пустыня мертвая... И небеса над ней.
Но во всем этом не было ничего зловещего. Мэрилин искала признаки страшных опустошений, отвратительные следы взрывов, разорения, пожаров. До сих пор ей никогда не приходило в голову, что старость мира может прийти мягко, овеянная нежной грустью, подобно опадающей листве.
Там, на Земле, люди взирали на марсианских добровольцев как на пионеров, штурмующих последнюю космическую границу. На Марсе все это оказалось чепухой. Планета лежала перед людьми спокойная, тихая, беззащитная. Ее спокойствие сводило на нет значительность людских подвигов, превращало отважных героев в грубых нарушителей предсмертной тихой дремоты.
Марс был в прострации, он медленно клонился к последнему сну. Но он еще не был мертвым. Поверхность вод еще будоражили сезонные приливы и отливы, хотя, как правило, видна была только легкая рябь. Насекомые еще собирали пыльцу цветов. Еще попадались злаки - редкие из-за скудных почв следы былых урожаев, но при надлежащем орошении все опять могло пойти в рост. Были там и трипетсы - яркие искрящиеся существа, то ли насекомые, то ли птицы. По ночам появлялись какие-то маленькие создания. Некоторые из них мяукали - почти как котята. А временами, когда на небе появлялись обе луны Марса, мелькали тени, похожие на мартышек. Очень часто был слышен самый характерный из марсианских звуков - звон медноколокольцев. Их твердые лепестки, сверкающие, как полированный металл, при малейшем дуновении разреженного воздуха начинали звенеть, и вот уже вся пустыня тихонько звенела крошечными цимбалами.
Сведения об обычаях здешних народов были слишком скудны. Носились слухи о маленьких группах на далеком юге, по-видимому, человекообразных, но серьезные исследования откладывались из-за отсутствия транспорта, приспособленного к разреженной марсианской атмосфере.
Да, здесь проходила своего рода граница, только тут не было места доблести, потому что помимо тихой старости сражаться было почти не с чем. За пределами делового поселения землян Марс оставался страной покоя.
- Мне здесь нравится, - сказала Мэрилин. - Это грустный мир, но он не наводит грусти. Такими бывают песни - иногда. Это успокаивает, умиротворяет.
Франклин был больше озабочен положением Мэрилин, чем она сама, и во всем обвинял себя. Его тревога слегка раздражала ее.
- Что толку искать, кто виноват? - говорила она. - Нужно примириться с положением и принять всевозможные меры предосторожности.
Доктор колонии поддержал ее. Джеймс Форбс был молодым врачом, отнюдь не костоправом. Поэтому он был на своем месте там, где можно было ожидать чего-то необычного, где чуждые условия требовали внимательного изучения. Он взялся за работу на Марсе, потому что это было интересно. Его линия поведения сводилась к тому, чтобы считаться с фактами и подбадривать пациентку. Он отказывался придавать событию особую значительность.
- Но о чем беспокоиться, - заверил он всех. - Еще на заре истории женщины рожали детей в намного более неподходящих местах и в неподходящее время - и давайте покончим с этим делом. Нет никаких оснований ожидать ненормальностей.
Он прибегнул к профессиональной лжи с уверенностью, которая придавала ей особую убедительность. Только и дневнике он позволял себе с тревогой рассуждать о воздействии пониженной гравитации и давления воздуха, о резких перепадах температур, возможности неведомых инфекций и других опасных факторах.
Мэрилин мало беспокоило, что она лишена удобств, имевшихся у нее дома. Вместе со своей прислугой Элен, цветной девушкой, которая помогала ей и составляла компанию, Мэрилин занималась шитьем и мелкими домашними делами. Марс сохранял в ее глазах свое очарование, умиротворял ее. У нее было такое ощущение, что рядом с ней старый умный советчик, который видел слишком много смертей и родов, чтобы волноваться из-за очередных, еще одних.
Дженнесса - дочь Мэрилин - родилась без особых приключений ночью, когда пустыня лежала в лунном свете холодная и такая тихая, что только редкий случайный звон медноколокольцев нарушал ее безмолвие. Дженнесса была первым земным ребенком, рожденным на Марсе, и совершенно нормальным ребенком - шесть с половиной фунтов, и все, как полагается.
Но в дальнейшем дела пошли несколько хуже. Опасения доктора Форбса насчет чужеродной инфекции оказались обоснованными. Несмотря на всяческие предосторожности, возникли осложнения. С одними расправились при помощи пенициллина и сульфамидов, но другие не поддавались лекарствам. Мэрилин, у которой поначалу, казалось, было все хорошо, слабела и затем слегла всерьез.
И у ребенка не все шло, как полагается. Так что, когда отремонтированная "Андромеда" наконец стартовала, матери и дочери не было на корабле. Но через несколько дней с Земли должен был прилететь другой корабль. Перед его прибытием доктор решил объяснить Франклину положение дол.
- У меня нет оснований быть в восторге от ребенка, - сказал он. Девочка не прибавляет в весе, как следовало бы. Она растет, но недостаточно. Совершенно ясно, что здешние условия для нее не годятся. Она может и выжить, но я не берусь угадать, как это скажется на ее конституции. Ей нужны нормальные земные условия и как можно-скорее.
Франклин нахмурился.
- А мать?
- Боюсь, что миссис Годэлпин не сможет выдержать путешествие. В ее нынешнем положении и после столь долгого пребывания при пониженной гравитации сомневаюсь, чтобы она вынесла перегрузку.
Франклин смотрел мрачно, все еще не желая понять происходящее.
- Так вы хотите сказать?..
- Да, вот именно. Для вашей жены это путешествие было бы роковым. И роковым для вашей дочери будет пребывание здесь.
Выход был только один. И когда прибыла "Аврора" - следующий корабль, решено было не откладывать. Для Элен и ребенка взяли места, и в последнюю неделю 1994 года они поднялись на борт.
Родители следили за отправлением "Авроры" из своего дома. Кровать Мэрилин была пододвинута вплотную к окну. Франклин сидел на постели, держа жену за руку. Оба они видели, как ракета взмыла вверх, поднялась на узком языке пламени и описала дугу, пока не превратилась в мерцающую точку на темном марсианском небе. Пальцы Мэрилин крепко обхватили руку мужа. Он обнял ее и поцеловал:
- Все будет хорошо, дорогая. Через несколько месяцев ты снова увидишь ее.
Мэрилин погладила его по щеке, но не сказала ничего.
Прошло почти семнадцать лет, прежде чем об "Авроре" услышали снова, но Мэрилин этого уже не узнала. Меньше чем через два месяца она успокоилась навеки в марсианских песках, и над ее могилой нежно звенели медноколокольцы.
Когда Франклин покидал Марс, доктор Форбс был единственным из числа первооткрывателей, кто еще оставался здесь. Они пожали друг другу руки у трапа, ведущего в недра новейшего из ядерных кораблей. Доктор сказал:
- Вот уже пять лет я наблюдал за тем, как ты работаешь и все время перерабатываешь. Ты не старался выжить. Но выжил. Теперь поезжай домой и живи. Ты это заслужил.
Франклин оторвал взгляд от буйно растущего порта Джиллингтон, который за несколько лет превратился из временного поселения в целый город и продолжал расти.
- А как же с тобой? Ты здесь дольше, чем я.
- Но у меня было несколько отпусков. И достаточно долгих, чтобы дома осмотреться и понять - то, что меня по-настоящему интересует, - тут, на Марсе.
Он мог бы добавить еще про второй отпуск, который был настолько долгим, что он успел найти невесту, жениться и привезти ее сюда, но он только сказал:
- Кроме того, я работал, но не перерабатывал.
На этот раз Франклин окинул взглядом просторы за пределами колонии, поля, теперь окаймленные каналами. Там был маленький холмик, отмеченный простым камнем.
- Ты еще молод. И жизнь у тебя в долгу, - сказал доктор.
Франклин, казалось, не расслышал, но доктор знал, что это не так.
- И ты в долгу у жизни, - продолжал он. - Своим сопротивлением ты только приносишь вред себе самому. Мы должны приспосабливаться к жизни.
- Интересно... - начал Франклин, но доктор взял его за руку:
- Не надо так. Ты много работал, чтобы забыть. Теперь ты должен начать заново.
- Ты же знаешь, что никаких обломков "Авроры" не находили, - сказал Франклин.
Доктор тихо вздохнул. Кораблей, исчезнувших бесследно, было больше, чем тех, которые оставили следы.
- Начать заново, - твердо повторил он.
Громкоговоритель произнес: "Все на борт! Все на борт!"
Доктор Форбс провожал глазами друга до самого входного люка. Он немного удивился, почувствовав прикосновение к своей руке, и заметил рядом жену.
- Бедняга! - мягко сказала она. - Может быть, когда он вернется домой...
- Может быть, - сказал доктор с сомнением. И добавил: - Желая быть добрым, я был жесток. Я обязан был сделать все возможное, чтобы разрушить эту ложную надежду и освободить его. Но... в общем я не смог.
- Да, - согласилась она. - Ты не мог дать ничего взамен. Но где-нибудь дома, на Земле, найдется же какая-то женщина. Будем надеяться, что вскоре он встретит ее.
Дженнесса оторвалась от задумчивого изучения собственной руки и посмотрела на чужую руку - с серо-голубыми пальцами.
- Я так непохожа на тебя, - со вздохом сказала Дженнесса. - Почему я так непохожа, Телта?
- Все непохожи друг на друга, - сказала Телта, прервав свое занятие: она нарезала в чашку ломтиками бледные круглые плоды. Их глаза встретились: фарфорово-голубые на белом лице вопрошающе смотрели в темные зрачки на топазовом фоне. Появилась маленькая морщинка между изящными серебряными бровями женщины, пристально изучавшей ребенка. - Все непохожи: и я, и Тоти, и Мелга. Так уж мы устроены.
- Но я совсем непохожая. Не такая, как они.
- Не думаю, чтоб ты так уж отличалась от тех, среди которых ты родилась, - сказала Телта, возвращаясь к своим ломтикам.
- А я и маленькая уже была такой?
- Да, дорогая.
Дженнесса задумалась.
- А откуда приходят дети?
Телта объяснила. Дженнесса презрительно сказала:
- Я не это имею в виду. Откуда приходят такие, как я? Непохожие?
- Я не знаю. Но это, должно быть, где-то далеко, очень далеко.
- Где-нибудь на поверхности? Там, где холодно?
- Гораздо дальше. - Телта задумалась на мгновение, затем добавила: - Ты бывала наверху в одном из куполов, когда снаружи все темно? Ты видела, как мерцают звезды?
- Да, Телта.
- Ну вот, должно быть, ты пришла с одной из этих мерцающих точек. Но никто не знает, с которой.
- Это правда, Телта?
- Правда.
Дженнесса сидела тихо, думая о бесконечном ночном небе с мириадами звезд.
- Но почему я не умерла на холоде?
- Ты была близка к тому, дорогая. Тоти нашел тебя вовремя.
- И я была совсем одна?
- Нет, дорогая. Тебя держала на руках твоя мать. Она закутала тебя во все, что могла, только бы уберечь от холода. Холод ее одолел. Когда Тоти нашел ее, она еще чуть-чуть шевелилась. Она указала на тебя и шепнула: "Дженнесса! Дженнесса!" Вот мы и решили, что это твое имя.
Телта остановилась, вспоминая, как Тоти, ее муж, принес дитя с поверхности планеты вниз, в живительное тепло; ребенок согрелся, и дело пошло на лад. Еще несколько минут сыграли бы роковую роль. Холод страшная вещь. Телта вздрогнула, припоминая рассказ Тоти о том, чем это все обернулось для несчастной черной матери, по она ничего не сказала девочке.
Озадаченная Дженнесса нахмурилась.
- Но как я пришла? Я _упала_ со звезды?
- Нет, дорогая. Тебя привез корабль.
Однако слово "корабль" ничего но значило для Дженнессы.
Все это было трудно объяснить ребенку. И самой-то Телте трудно было в это поверить. Ее жизненный опыт был ограничен тем, что ее окружало. Поверхность планеты представлялась ей негостеприимным, страшным местом, царством зубчатых скал и убийственного холода. Она видела ее, только находясь в защищенном куколе. Книги по истории рассказывали ей о других мирах, где было достаточно тепло, чтобы жить на поверхности планеты, и о том, что ее собственный народ пришел с такой планеты много поколений назад. Она верила, что это правда, и все же это не было для нее реальностью. Между ней и жизнью на поверхности планеты стояло более пятидесяти поколений предков. Такому стародавнему трудно выглядеть реальным. Тем не менее Телта рассказала Дженнессе историю своего народа в надежде, что это немного утешит девочку.
- С какой звезды они прилетели? С той же, что и я? - хотело знать дитя.
Но Телта не могла ответить.
- Не думаю, что с той же. Когда тебя начали выхаживать доктора, они сказали, что ты, вероятно, родом из большого мира.
- Они долго меня выхаживали?
- Очень.
- Из-за холода?
- Из-за холода и из-за многого другого. Но в конце концов они сделали так, чтобы ты могла здесь жить. Им пришлось работать очень много и немало помудрить. Не раз мы думали, что потеряем тебя.
- Но что они сделали?
- Я мало в этом понимаю. Но, видишь ли, ты предназначена для другого мира. Должно быть, это такой мир, где все больше, воздух гуще, влага обильной, температура выше и пища другая - множество всего, о чем ты узнаешь, когда станешь старше. Так что они помогли тебе приспособиться к здешним условиям.
Дженнесса задумалась над ее словами.
- Это было очень хорошо с их стороны, - сказала она, - но они были не очень добрыми, правда?
Телта посмотрела на нее с удивлением.
- Дорогая, ты неблагодарна. Что ты имеешь в виду?
- Если они могли сделать все это, почему же они не сделали меня похожей на других? Почему оставили меня белой, вот такой? Почему они но дали мне таких чудесных волос, как у тебя, вместо этой желтой дряни?
- Дорогая, да у тебя чудесные волосы. Они как прекрасные золотые нити.
- Но они не такие, как у других. Они непохожие. Я хочу быть, как другие. А я урод.
Телта смотрела на нее в горестном затруднении.
- Быть другой породы - это еще не значит быть уродом, - сказала она.
- Нет, значит, если таких больше нет. А я не хочу быть непохожей на других. Я это ненавижу, - сказала Дженнесса.
Мужчина медленно поднимался по мраморным ступеням Клуба Первооткрывателей. Это был человек средних лет, но передвигался он с неуклюжей неуверенностью, присущей старикам. Швейцар поглядел на него с сомнением, затем лицо его прояснилось.
- Добрый вечер, доктор Форбс, - сказал он.
Форбс улыбнулся.
- Добрый вечер, Роджерс. У тебя хорошая память. Ведь прошло двенадцать лет.
Они поболтали несколько минут, затем доктор ушел, сказавши, что будет ожидать гостя в курительной. Он сидел там уже минут десять, когда в дверях появился Франклин Годэлпин с протянутой рукой. Они начали разговор за рюмкой, затем перешли в столовую.
- Итак, наконец-то ты дома и увенчан медицинскими наградами, - сказал Франклин.
- Забавное ощущение, - сказал Форбс. - Прошло целых восемнадцать лет. Я прожил там почти год, прежде чем ты приехал.
- Да, ты заработал отдых. Доставили нас туда другие, но то, что мы там строили и выстояли, - это Твоя заслуга.
- Там было чему поучиться. Да и сейчас есть.
Форбсу не была присуща ложная скромность. Он как никто отчетливо видел плоды своей трудной работы. В известном смысле его детищем был и человек, сидящий напротив. Франклин Годэлпин был теперь могуществен, он олицетворял собою "Джэсон майнинг корпорейшн". Но без медиков, которые приспособили людей для Марса, а Марс - для людей, вся деятельность "Джэсон корпорейшн" свернулась бы много лет назад. Так что Форбс чувствовал себя в некотором роде ответственным за Франклина.
- Ты так и не женился? - спросил он.
Франклин покачал головой.
- Нет.
- Тебе нужно жениться. Я уже об этом говорил, помнить? Ты должен иметь жену и семью. Еще не поздно.
Франклин снова покачал головой.
- Я еще не рассказал тебе о своих новостях, - проговорил он. - Есть известия о Дженнессе.
Форбс уставился на него. Никогда в жизни он не слыхал ничего более невероятного.
- Известия? - осторожно повторил он. - Что это значит?
Франклин объяснил:
- Все эти годы я давал объявления насчет "Авроры". Отзывались главным образом пустословы или те, кто считал меня достаточно безумным, чтобы платить просто так, за пустые слова.
Но вот с полгода назад ко мне приехал владелец отеля для космонавтов из Чикаго. У него незадолго перед тем умер человек, который хотел облегчить душу, прежде чем уйти из мира. Владелец отеля передал мне то, что слышал сам.
Умирающий клялся, что "Аврора" не погибла в космосе, как считалось. Он сказал, что его зовут Дженкинсом и что он сам был на борту, поэтому знает все. По его словам, на "Авроре" через несколько дней после старта был бунт, потому что капитан решил по прибытии на Землю передать часть команды в руки полиции за какие-то неустановленные преступления. Когда бунтовщики взяли верх, их поддержали все, за исключением одного или двух офицеров, и курс был изменен. Я не знаю, какой у них был план, по сделали они вот что: поднялись над плоскостью эклиптики, перепрыгнули через пояс астероидов и направились к Юпитеру.
У владельца отеля создалось впечатление, что бунтовщики были не столько бесчеловечными бандитами, сколько людьми, впавшими в отчаяние из-за притеснений. Они могли выбросить офицеров и пассажиров за борт, поскольку так или иначе их все равно бы приговорили к повешению. Но они не пошли на такой шаг. Вместо этого, подобно другим пиратам в прошлом, они предпочли высадить большую часть пассажиров и предоставили им спасаться, кто как может.
По словам Дженкинса, для высадки была выбрана Европа - второй спутник Юпитера, район двадцатой параллели, и было это в марте или апреле 1995 года, Высаженная группа состояла из двенадцати человек, в нее входила и цветная девушка, ухаживавшая за белым младенцем.
Франклин сделал передышку.
- Владелец отеля выглядел безупречно честным человеком. Умирающему не имело смысла лгать. И, проверяя корабельные списки, я нашел в команде "Авроры" космонавта по имени Ивэн Дэвид Дженкинс.
Годэлпин закончил рассказ со скрытым торжеством и выжидающе поглядел на собеседника. Но на лице доктора не отразилось энтузиазма.
- Европа? - повторил он задумчиво. И покачал головой.
Франклин нахмурился.
- И больше тебе нечего сказать?
- Нет! - медленно произнес Форбс. - Но я должен сказать одно: более чем невероятно, почти невозможно, чтобы девочка могла выжить.
- "Почти" - не значит "совсем". Я собираюсь все выяснить. Один из наших исследовательских кораблей сейчас на пути к Европе.
Форбс снова покачал головой.
- Было бы разумнее его отозвать.
Франклин уставился на него:
- После всех этих лет? Когда наконец появилась надежда...
Доктор спокойно смотрел на него:
- Мои два мальчика на следующей неделе собираются опять на Марс, сказал он.
- Не вижу связи.
- Но она есть. У ребят все время болят мышцы. Постоянное напряжение утомляет их, они не могут ни работать, ни наслаждаться жизнью. Их изводит повышенная влажность. Мальчики жалуются, что наш воздух для них - словно густой суп. С тех пор как они сюда приехали, у них не проходит катар. Есть и другие причины. Так что они намерены вернуться.
- А ты остаешься? Это тяжко.
- Еще тяжелее для Энни. Она обожает мальчиков. Но такова жизнь.
- Ну и что?
- Значит, все дело в условиях. Когда мы создаем новую жизнь, она пластична. Независима. Мы сами не можем жить чужой жизнью с той же легкостью, как и своей собственной. Мы можем разве что понять, какие условия для ее формирования наилучшие и какой путь здесь для нас наилучший. Если же события ускользают из-под нашего контроля, то происходит одно из двух: либо новое существо приспосабливается к условиям, либо нет, и тогда это означает смерть.
Мы с легкостью рассуждаем о покорении тех или иных естественных барьеров, но понаблюдай за действиями человеческими и обнаружишь, что гораздо чаще покоряемся мы сами.
Мои мальчики приспособились к марсианским условиям. Земля для них не подходит. А Энни и я некоторое время выносили Марс, но мы, взрослые, не способны к полной адаптации. И вот мы должны либо вернуться домой, либо остаться на Марсе и рано умереть.
- Ты полагаешь... ты думаешь, что Дженнесса...
- Я не знаю, что именно могло случиться, но я об этом думал. И не уверен, что ты вообще об этом думал...
- Кое о чем я думал за эти семнадцать лет...
- Точнее сказать, "мечтал", да? - Доктор мягко посмотрел на него, немного наклонив голову набок. - Некогда, во времена оны, наш с тобой предок вышел из воды на сушу. Он начал приспосабливаться и приспособился настолько, что уже не смог вернуться к своим родичам обратно в море. Такой процесс мы условились называть прогрессивным. Это неотделимо от жизни. Если ты остановишь этот процесс, ты остановишь жизнь.
- С точки зрения философской, может, это звучит и убедительно, но я не интересуюсь абстракциями. Меня интересует моя дочь.
- А как ты полагаешь, твоя дочь очень интересуется тобой? Я понимаю, это бессердечно, но, я вижу, у тебя в голове засела идея родственной близости. Ты путаешь обычаи цивилизации с законами природы. Может, и все мы более или менее грешим этим.
- Не понимаю, что ты хочешь сказать.
- Откровенно говоря: если Дженнесса выжила, она стала чужой, более чужой, чем любой чужестранец Земли.
- Там было одиннадцать других - они могли научить ее цивилизованному поведению и языку.
- Если хоть кто-то из них выжил. Предположим, что они не выжили или она как-то оказалась с ними разлучена. Достоверно известны случаи с детьми, которых вырастили волки, леопарды и даже антилопы, и никто из этих детей не превратился хотя бы в слабое подобие выдуманного Тарзана. Все остались неполноценными людьми. Адаптация работает в обе стороны - и туда, и сюда.
- Даже если она жила с дикарями, она сможет выучиться.
Доктор Форбс пристально взглянул на него.
- Я не думаю, что ты читал много книг по антропологии. Первым делом она забыла бы основы известной ей культуры. Посмотри на другие расы здесь, на Земле, и спроси себя, возможно ли это? Конечно, можно навести внешний лоск. Но не более... - он пожал плечами.
- И все же есть голос крови...
- Так ли? Если ты повстречаешь своего прадедушку, что у вас будет общего? Узнаешь ли ты его вообще?
Но Франклин был упрям:
- Почему ты так разговариваешь, Джимми? Другого я бы и слушать не стал. Почему ты стараешься разбить все мои надежды? Ты их не разобьешь, ты это знаешь. Теперь не разобьешь. Но почему ты стараешься?
- Да потому, что я люблю тебя. Потому, что при всех твоих житейских успехах ты еще молодой человек с романтическими грезами. Я тебе советовал жениться еще раз. Ты этого не сделал - предпочел мечту реальности. Эта мечта жила в тебе так долго, что стала частью твоего Я. Но ты мечтал только об одном - чтобы искать Дженнессу, а не о том, чтобы ее найти. Вся твоя жизнь сосредоточилась на этом сне. Но если ты ее найдешь - неважно, в каком состоянии, - мечта придет к концу, потому что поставленная цель будет достигнута. И у тебя не останется ничего.
Франклин беспокойно заерзал:
- У меня есть планы для дочери.
- Для дочери, которую ты не знаешь? Нет, для придуманной дочери - для той, что существует только в твоем воображении. Но какую бы дочь ты ни нашел, это будет реальная личность, а не кукла из твоих сновидений, Фрэнк.
Доктор Форбс помедлил, следя за кольцами дыма от сигареты. Ему хотелось сказать: "Какой бы она ни была, ты возненавидишь ее за то, что она не точная копия твоей мечты". Но он решил, что не стоит этого говорить. Ему пришло в голову распространиться насчет горя девушки, которую оторвут от всего привычного, но он заранее знал ответ Франклина: "У меня хватит денег и на то, чтоб окружить ее роскошью, и на то, чтобы ее утешить". Он сказал сегодня достаточно, возможно, даже слишком много, но до Франклина не дошло ничего. И Форбс решил оставить все как есть и надеяться. В конце концов было маловероятно, что Дженнесса выжила или найдется.
Напряженное выражение на лице Франклина постепенно сгладилось. Он улыбнулся.
- Ну, ты свое сказал. Ты считаешь, что я как бы в шоковом состоянии, и хочешь подготовить меня, но я все понимаю. Я все обсудил и обдумал уже давно. И если будет нужно, я примирюсь со всем.
Взгляд доктора Форбса чуть-чуть задержался на лице собеседника. Он украдкой тихо вздохнул.
- Ну хорошо, - согласился он и перевел разговор на другую тему.
- Видишь ли, - сказал Тоти, - это очень маленькая планета.
- Спутник, - кивнула Дженнесса, - спутник Яна.
- И в то же время спутник Солнца. Здесь ужасно холодно.
- Почему же ваш народ выбрал эту планету? - рассудительно спросила Дженнесса.
- Видишь ли, когда мир стал умирать, мы должны были умереть вместе с ним или же уйти куда-нибудь, и наш народ стал думать о тех мирах, до которых мы могли добраться. Но одни были слишком горячими, другие чересчур большими...
- А почему чересчур большие плохи?
- Из-за притяжения. На большой планете мы бы едва ползали.
- А не могли они, ваши люди... не могли они сделать все легче?
Тоти отрицательно покачал головой.
- Увеличение веса можно имитировать, как мы это делаем здесь. Но еще никому не удавалось имитировать уменьшение - мы думаем, что это никогда никому и не удастся. Теперь ты понимаешь, что нашему народу пришлось выбрать маленький мир. У Яна все луны с суровым климатом, это еще лучшая из них - и наш народ был в отчаянии. Высадившись здесь, наши люди жили в космических кораблях и начали постепенно опускаться в глубину, чтобы уйти от холода. И они прожгли дорогу вниз, создавая залы, и комнаты, и галереи, и баки для выращивания пищи, и обработанные поля, и все остальное. Затем они изолировали свое хозяйство, утеплились, покинули корабли и продолжали работать внутри. Все это было очень-очень давно.
Дженнесса сидела в задумчивости.
- Телта сказала, что, может, я прибыла с третьей планеты - Соннал. Ты тоже так думаешь?
- Может быть. Мы знаем, что там есть какая-то цивилизация.
- Если они прилетели однажды, может, они прилетят снова и возьмут меня домой?
Тоти посмотрел на нее, встревоженный и слегка уязвленный.
- Домой? - переспросил он. - Для тебя это будет дом?
Дженнесса заметила его волнение. Белая рука быстро легла на серо-голубую.
- Извини, Тоти. Я не хотела тебя обидеть. Я люблю тебя, и Телту, и Мелгу. Ты это знаешь. Это как бы... о, ты не можешь знать, что это значит быть другой, отличающейся от всех. Я так устала быть уродом, Тоти, дорогой. Ведь я устроена так же, как все девушки. Можешь ли ты понять, что это значит для меня - быть нормальной, такой, как все?
Тоти помолчал, потом заговорил озабоченным голосом:
- Дженнесса, ты никогда не думала, что этот мир, где ты провела всю жизнь, - твой собственный мир? Другой может показаться тебе очень... очень странным.
- Ты думаешь, что странно жить на поверхности, а не в глубине? Да, это забавно.
- Не совсем так, дорогая, - заботливо сказал он. - Ты знаешь, что, после того как я нашел тебя и принес к нам, доктора должны были немало поработать, чтобы спасти тебе жизнь?
- Телта говорила мне, - кивнула Дженнесса. - И что они сделали?
- Ты знаешь, что такое железы?
- Кажется, знаю. Они что-то контролируют.
- Вот именно. И твои были устроены так, чтобы контролировать то, что пригодно для твоего мира. Так что доктора должны были действовать очень вдумчиво. Им пришлось сделать очень точные инъекции, чтобы твои железы работали в другом режиме, подходящем для здешней жизни. Понимаешь?
- Чтобы мне было хорошо при низкой температуре и чтобы я могла переваривать здешнюю пищу и потребляла бы меньше кислорода. Телта рассказывала мне о чем-то таком.
- Да, о чем-то таком, - согласился Тоти. - Это называется адаптацией. Доктора сделали все, что могли, чтобы приспособить тебя для жизни на этой планете, с нами.
- Это было очень хорошо с их стороны, - сказала Дженнесса то же, что и Телте несколько лет назад. - Но почему они не сделали больше? Почему они оставили меня такой белой? Почему они не сделали мне такие чудесные серебряные волосы, как у тебя и Телты? Тогда я не была бы уродом. Я бы чувствовала, что принадлежу к здешнему миру. - Слезы стояли в ее глазах.
Тоти обнял девушку.
- Милая моя бедняжка! Я и не знал, что это так тяжело. Мы с Телтой любим тебя, как родную дочь.
- Не понимаю, как вы можете - когда я _такая_! - Она держала на весу свою бледную руку.
- Но мы любим тебя, Дженнесса, дорогая. Разве кожа значит так уж много?
- Это она делает меня непохожей на вас. Она все время напоминает мне, что я принадлежу к другому миру. Может, когда-нибудь я уеду туда.
Тоти нахмурился.
- Это пустые сны, Дженнесса. Ты не знаешь других миров, кроме этого. Там все будет не так, как ты ожидаешь. Перестань грозить, перестань терзать себя, дорогая. Настройся на то, чтобы быть счастливой здесь с нами.
- Ты не понимаешь, Тоти, - мягко сказала она. - Где-то есть люди, похожие на меня, моей породы.
Этот разговор происходил всего лишь за несколько месяцев до того, как наблюдатели одного из куполов доложили о посадке космического корабля.
- Слушай, ты, старый циник, - голос Франклина послышался чуть ли не раньше, чем его изображение прорезалось на экране. - Они нашли ее, она на пути к дому!
- Нашли? Дженнессу? - переспросил доктор Форбс, запинаясь.
- Конечно, ее. О ком еще я мог бы говорить?
- А ты... ты уверен в этом?
- Ты старый скептик. Да разве бы я стал тебе звонить, если бы не был уверен? Она сейчас на Марсе. Корабль пристал, чтобы заправиться горючим и подождать сближения планет.
- Но ты совершенно уверен?
- Имя то же. И при ней нашли кое-какие бумаги.
- Ну, я полагаю...
- Тебе и этого мало? - Изображение на экране усмехнулось. - Ну, хорошо. Взгляни-ка на это...
Он дотянулся до фотографии на столе и поднес ее вплотную к экрану передатчика.
- Я велел им снять ее там и передать по радио, - пояснил Франклин. - Ну как?
Доктор Форбс внимательно осмотрел фото. Там была изображена девушка на фоне неровной стены. Вся ее одежда состояла из куска светящейся материи, обернутой вокруг тела на манер сари. Белокурые волосы были причесаны необычным образом. Но главное не прическа - у доктора перехватило дыхание: из прошлого, из восемнадцатилетней дали на него смотрело лицо Мэрилин Годэлпин.
- Да, - медленно сказал он. - Да, это Дженнесса. Я не знаю, что и сказать.
- Даже не поздравишь?
- Да, о да, конечно. Да... это просто чудо. Я не привык к чудесам.
В тот день, когда газеты объявили, что "Хлоя" - исследовательский корабль, принадлежащий "Джэсон майнинг корпорейшн", - должна приземлиться около полудня, доктор был очень рассеян. Он был уверен, что получит приглашение от Франклина Годэлпина, и ничем не мог заняться, пока оно не пришло. Часа в четыре зазвонил колокольчик; доктор, торопясь и волнуясь, включил экран. Но на экране не появился долгожданный Франклин. Вместо этого на доктора глянуло встревоженное лицо женщины. Форбс узнал экономку Годэлпина.
- Я насчет мистера Годэлпина, доктор, - сказала она. - Он заболел. Не могли бы вы приехать?..
Такси за пятнадцать минут доставило доктора в дом Франклина. Его встретила экономка и торопливо повела к лестнице сквозь толпу журналистов, фотографов и комментаторов, наполнивших холл. Франклин лежал на кровати полураздетый. Рядом стояла перепуганная девушка - секретарша. Доктор Форбс осмотрел больного и сделал укол.
- Шок, результат волнения, - сказал он. - Не удивительно. Он последнее время был в таком напряжении. Держите его в постели. Горячие бутылки к ногам и проследите, чтобы ему было тепло.
Когда он повернулся, экономка сказала:
- Доктор, поскольку уж вы здесь... Там еще... Я хочу сказать, если вы собирались посмотреть заодно на... на мисс Дженнессу тоже.
- Да, конечно. Где она?
Экономка подвела его к другой комнате.
- Она там, доктор.
Форбс толкнул дверь и вошел. Звуки горького плача оборвались. Плакала девочка, стоящая у кровати к нему спиной.
- А где... - начал он. И тут ребенок повернулся.
Это было не детское лицо. Лицо Мэрилин, волосы Мэрилин; на доктора смотрели глаза Мэрилин. Мэрилин, но ростом в двадцать пять дюймов Дженнесса.