Затерянные миры. Марс

ОБИТАТЕЛЬ БЕЗДНЫ

Над горизонтом планеты появилось большое облако, быстро поднимаясь и распухая, как джин, выпущенный из кувшина Соломона. Огромная воронка цвета ржавчины пересекала мертвую равнину и небо, темное, как соленая вода морей пустыни, высохших и ставших похожими на лужи среди песков.

— Кажется, опять надвигается песчаная буря, — заметил Маспик.

— А что же еще может быть? — отрывисто бросил Беллман. — В этих краях ни о каких других стихиях и не слыхивали. Эту адскую круговерть местное население, Айхаи, называют «зоорт». Кстати, заметьте — он движется в нашу сторону. Я полагаю, следует поискать укрытие. Меня этот зоорт однажды настиг, так что я никому не порекомендую хотя бы раз вдохнуть этой ржавой окалины.

— Справа, на берегу бывшей реки, есть пещера, — указал Чиверс, тщательно осматривающий пустыню проницательными глазами.

Трое заядлых искателей приключений, землян, отказались от услуг марсианских гидов. Пять дней назад они вышли из сторожевого поста Ахум в безлюдный район, называемый Чаур. Здесь, где по руслам великих рек уже столетиями не текла вода, по слухам, можно отыскать лежащее кучами, как груды соли, похожее на платину золото Марса. Их вынужденному изгнанию, длившемуся на красной планете много лет, скоро придет конец, если фортуна окажется благосклонна. Об опасностях Чаура их предупреждали, в Ахуме они слышали жуткие истории о том, почему не вернулись другие золотоискатели. Но опасность — ужасная или экзотическая — всего лишь часть их рутинной повседневной жизни. Они отправились бы в путь через весь Хинном, если бы имели хорошие шансы найти груду золота в конце путешествия.

Запасы провианта и бочонки с водой покоились на спинах трех странного вида млекопитающих, называемых «вортлапы». Они напоминали мифический гибрид ящера и ламы своими удлиненными ногами и вытянутыми шеями, а также телами, покрытыми роговыми пластинами.

Эти неописуемо безобразные животные были ручными и послушными, хорошо приспособленными к путешествию в пустыне. Они брели, не имея воды в течение месяцев.

Последние два дня трое искателей приключений шли по высохшему руслу безымянной древней реки. Тысячелетия воздействия разрушительных сил природы превратили холмы в небольшие пригорки. Под ноги попадали истертые валуны, галька и мелкий шуршащий песок. Все замерло — неподвижное небо, высохшее русло реки, высохшие камни. Никаких признаков растительности. Тем временем зловещий столб зоорта, увеличиваясь, приближался — хоть какой-то признак жизни в этой стране. Земляне направились к входу в пещеру, замеченному Чиверсом, покалывая своих вортлапов стрекалами с железными наконечниками, чтобы увеличить скорость этих медлительных монстров. Вход в пещеру располагался довольно высоко на отлогом берегу.

Зоорт закрыл солнце еще до того, как они оказались у подножия древнего склона, и зловещие сумерки окутали мир цветом высохшей крови. Вортлапы, негодующе ревя, стали взбираться по отлогому берегу. Более или менее правильные уступы отмечали отступление вод древней реки. Воронка из песка, закручиваясь, достигла противоположного берега, когда искатели вошли в пещеру.

Вход вел в глубину низкого утеса, пронизанного жилами железной руды. Часть его обрушилась и лежала грудами окислившегося металла и базальтовой пыли. Но отверстие еще оставалось достаточно крупным, чтобы впустить землян и вьючных животных. Темнота, словно свитая из черной паутины, заполняла внутренность подземелья. Беллман вынул из вьюка фонарь и направил луч в окружающий мрак, но даже тогда путешественники не смогли представить себе размеры пещеры.

Луч едва пробил несколько метров. Пещера, гладко отполированная когда-то текущими здесь водами полом, уходила в темноту и постепенно расширялась.

Снаружи потемнело, на пещеру налетел зоорт. Слышались какие-то неземные стоны. Мельчайшие частицы песка, налетевшие вихрем, жалили спутников подобно измельченному алмазу.

— Песчаная буря продлится, по меньшей мере, с полчаса, — сказал Беллман. — Может, нам пройти в глубь? Возможно, мы и не найдем там ничего ценного. Но хотя бы скоротаем время. А может, нам повезет? Вдруг мы натолкнемся на фиолетовые рубины или янтарно-желтые сапфиры? Они, говорят, иногда встречаются в этих заброшенных дырах. Вам двоим тоже лучше включить фонари.

Спутники сочли его предложение дельным. Вортлапов, совершенно равнодушных к песчаному урагану из-за чешуйчатой брони, оставили у входа в пещеру. Чиверс, Беллман и Маспик, разрывая лучами фонарей сгустившийся мрак, двинулись в расширяющуюся глубину пещеры.

Голая, она отдавала пустотой смерти давно заброшенных катакомб. Свет фонарей не вызывал ни единого блика на покрытом ржавчиной полу и стенах. Дно пещеры отлого шло вниз, на высоте шести-семи футов на стенах виднелась отметка уровня когда-то текущей воды. Без сомнения, в давние времена здесь проходило подземное русло реки. Камни и мусор унесла вода, и сейчас катакомбы напоминали акведук, ведущий к огромной подземной каверне. Ни один из искателей приключений не страдал от избытка воображения или нервозности, но всех охватили неясные предчувствия. Под покровами загадочной тишины они снова и снова, казалось, слышали невнятный шепот, словно вздох погребенного на недосягаемой глубине моря. В воздухе ощущались едва заметный привкус влаги и почти неуловимое дуновение ветра. Необъяснимый запах напоминал одновременно о логове животного и специфическом духе жилья марсиан.

— Как полагаете, встретится нам что-нибудь живое? — спросил Маспик, принюхиваясь.

— Вряд ли, — кратко ответил Беллман. — Даже дикие вортлапы избегают Чаур.

— Но в воздухе четко ощущается влага, — настаивал на своем Маспик. — Это означает, что где-то есть вода; а там, где есть вода, может быть и жизнь — возможно, весьма опасная.

— У нас есть револьверы, — сказал Беллман. — Но я сомневаюсь, что они нам понадобятся. Разве что мы встретим соперников — золотоискателей с Земли, — цинично добавил он.

— Послушайте, — приглушенно сказал Чиверс. — Вы слышите что-нибудь? Все трое замерли. Где-то впереди раздался протяжный, невнятный звук, неприятный для слуха. Одновременно шуршало и дребезжало, словно по скальному грунту тянули что-то металлическое, и слышалось чмоканье мириадов мокрых, огромных ртов. Звук стал удаляться и стих где-то глубоко внизу.

— Странно это все, — неохотно признался Беллман.

— Но что это может быть? — спросил Чиверс. — Одно из тех многоногих подземных чудовищ в полмили длиной, о которых любят рассказывать марсиане?

— Ты наслушался местных сказок, — упрекнул его Беллман. — Ни один землянин ничего подобного никогда не видел. Многие каверны на Марсе были тщательно исследованы. Все пещеры, находящиеся в пустынных регионах, подобно Чауру, оказались безжизненны. Не могу представить, что могло издавать подобный звук. Мне бы хотелось в интересах науки спуститься вниз и выяснить.

— От таких разговоров становится что-то не по себе, — сказал Маспик. — Но я пойду, если вы оба решитесь.

Без дальнейших споров трое изыскателей двинулись в глубь пещеры. Они шли довольно быстро и уже минут через пятнадцать углубились на расстояние, по меньшей мере, в полмили. Наклон пещеры становился все круче, изменилась и структура стен. Уступы по обе стороны из отливающего металлом камня чередовались с циклопическими нишами, глубину которых с помощью фонаря определить было невозможно. Воздух стал тяжелым из-за обилия влаги. Ощущалось дыхание застоявшихся вод. Липнущим зловонием пронизывали мрак подземелья запахи диких животных и жилых помещений Айхаи, жителей Марса. Беллман шел первым. Внезапно его фонарь осветил край пропасти: старый канал здесь резко обрывался, а уступы стен расходились на неизмеримое расстояние. Беллман подошел к самому краю и направил луч света в бездну. Уходящий вертикально вниз утес у его ног обрывался в темноту. Мощности фонаря не хватало, чтобы осветить противоположную стену провала. Возможно, до нее было несколько миль.

— Похоже, когда-то именно отсюда срывался поток, — заметил Чиверс.

Оглядевшись, он подобрал булыжник и что есть силы зашвырнул в пропасть. Земляне прислушивались, стараясь уловить удар от его падения, но прошло несколько минут, а из черной бездны так и не донеслось ни звука. Беллман обследовал скальные уступы обрывающегося в бездну прохода. Он отыскал полого спускающийся вниз выступ, ведущий по краю пропасти. К началу спуска, который находился чуть выше уровня пола пещеры, вели грубо вырубленные в стене ступени. Выступ был шириною в два ярда, имел небольшой уклон и поразительно ровную поверхность. Перед ним древняя дорога, вырубленная в скальном массиве, решил он. Над уступом нависала стена, образуя как бы разрубленную пополам галерею.

— Вот и наша дорога в преисподнюю, — сказал Беллман. — И спуск, к счастью, достаточно легок.

— А есть ли смысл идти дальше? — спросил Маспик. — Что касается меня, то довольно мрака и темноты. И если мы и найдем что-нибудь, оно вряд ли будет представлять какую-либо ценность, а, скорее всего, окажется неприятным.

— Возможно, ты и прав, — нерешительно произнес Беллман. — Но мне хотелось бы пройти по этому уступу, чтобы получить представление о величине каверны. Если вы с Чиверсом боитесь, то можете подождать здесь.

Было очевидно, что Чиверс и Маспик не хотели признаваться в тревоге, которую испытывали. Они последовали за Беллманом, прижимаясь к внутренней стене. Беллман же беззаботно шел по краю пропасти, огромный провал поглощал слабый свет его фонаря. Перед землянами действительно была дорога — неизменная ширина, уклон, гладкая поверхность, а сверху — нависшая арка скалы. Но кто мог построить эту дорогу и пользоваться ею? В какие забытые века и для какой загадочной цели ее задумали? Воображение пасовало перед колоссальной бездной, зияющей и навевающей мрачные вопросы.

Беллман заметил, что стена.медленно, но верно изгибалась вовнутрь. Не оставалось сомнения, что, следуя по этой дороге, они со временем обогнут пропасть. Дорога раскручивалась спиралью, постепенно спускаясь вниз, возможно, к самой сердцевине Марса. Искатели продвигались в благоговейном молчании. Они были поражены, когда вдруг из мрачных глубин донесся тот же своеобразный долгий звук, который они слышали чуть раньше у входа в пещеру. Сейчас эти звуки рисовали в воображении другие образы. Шуршание стало походить на скрежет напильника, а равномерное чмоканье смутно напоминало о каком-то громадном существе, пытающемся вытащить свои лапы из трясины.

Необъяснимый звук наводил ужас уже потому, что его источник находился далеко. Расстояние подчеркивало глубину пропасти и указывало на огромные размеры того, кто шуршал и чмокал. Услышанный в каверне, этот звук удивлял и поражал. Даже Беллман, прежде бесстрашно шагавший вперед, поддался необъяснимому ужасу. Шум стал слабеть и прекратился. Создалось впечатление, что его источник спустился по перпендикулярной стене в самые отдаленные глубины провала.

— Может, вернуться? — спросил Чиверс.

— Пожалуй, да, — без колебаний согласился Беллман. — Чтобы обследовать это место, понадобится целая вечность.

Они начали подниматься обратно по уступу. Все трое ощущали каким-то шестым чувством приближение опасности, они были обеспокоены и насторожены. С исчезновением странного звука каверна вновь погрузилась в тишину, но искатели испытывали смутное чувство, что они здесь не одни. Трудно было представить, откуда может прийти опасность или какую она примет форму, но тревожное ощущение перерастало в панику. Будто сговорившись, никто из них не стал обсуждать жуткую тайну, на которую они случайно натолкнулись.

Сейчас уже Маспик шел впереди других. Они прошли, по меньшей мере, половину обратного расстояния, когда его фонарь, освещающий дорогу впереди, высветил бледные фигуры. Выстроившиеся по трое, они загораживали путь. Свет фонарей Беллмана и Чиверса, идущих сзади, с ужасающей четкостью выхватил из темноты лица и тела этой странной толпы.

Существа, стоявшие совершенно неподвижно и молчаливо в ожидании землян, в общем-то, походили на Айхаи, аборигенов Марса. В то же время они, казалось, принадлежали к какому-то деградировавшему и отклонившемуся от нормы виду. Мертвенная бледность их тел, словно покрытых плесенью, могла означать, что они проживали в подземелье в течение многих поколений. Ростом существа были ниже взрослых Айхаи, в среднем всего-то пять футов. Огромные, широко раздутые ноздри, торчащие в стороны уши, бочкообразные грудные клетки, тонкие руки и ноги марсиан — но все они были безглазые. На лицах одних, там, где должны были находиться глаза, еще можно было различить остатки рудиментарных отверстий; лица других зияли пустыми глазницами, похоже, глазные яблоки были удалены.

— Боже! Что за ужасная компания! — вскричал Маспик. — Откуда они взялись? И чего они хотят?

— Не могу себе представить, — сказал Беллман. — Но наше положение довольно щекотливое. Вряд ли они окажутся дружественно настроенными. Они, должно быть, прятались вверху на выступах, когда мы вошли.

Он смело оттеснил Маспика и обратился к существам на гортанном языке Айхаи, земляне едва могли произнести многие из звуков. Некоторые существа тревожно зашевелились и стали издавать похожие на писк звуки, имевшие мало сходства с марсианским языком. Они явно не понимали Беллмана, а язык жестов по причине их слепоты был бесполезен. Беллман вынул револьвер, призывая последовать его примеру.

— Нам так или иначе необходимо прорваться, — сказал он. — А если не позволят нам пройти без борьбы… — щелчок взведенного курка закончил его мысль.

Этот звук как будто послужил сигналом: толпа слепых бледных существ внезапно ожила и хлынула на землян. Это напоминало наступление автоматов: неотразимое движение машин, согласованное и методичное, под управлением неизвестной силы. Беллман, стреляя в упор, нажал на курок раз, два и три. Промахнуться было невозможно, но пули оказались так же бесполезны, как камешки, брошенные в неудержимо несущийся поток. Безглазые существа не дрогнули, хотя у двоих потекла желтовато-красная жидкость — марсианская кровь. Один, двигавшийся с дьявольской уверенностью (пули его не задели) схватил руку Беллмана своими длинными, четырехсоставными пальцами и вырвал у него револьвер, прежде чем тот еще раз успел нажать на курок. Существо, к удивлению Беллмана, не пыталось отобрать у него фонарь, который он и сейчас держал в левой руке. Кольт, брошенный в пустоту рукой марсианина, сверкнул стальным блеском Мертвенно-бледные тела, давясь на узкой дороге, окружили Беллмана и придавили так плотно, что активное сопротивление оказалось невозможным. Чиверс и Маспик успели сделать несколько выстрелов и также лишились оружия, но им тоже сохранили фонари.

Их разоружили за несколько мгновений. Надвигающаяся толпа задержалась лишь на секунду, чтобы сбросить в пропасть нескольких своих собратьев, застреленных Чиверсом и Маспиком. Передние ряды, ловко расступившись, окружили землян и заставили их повернуть обратно. Толпа понесла их вниз, вновь тесно сжав в тиски множества тел. Путешественники ничего не могли сделать с кошмарным потоком и заботились лишь о том, как бы не потерять фонари. С ужасающей скоростью они мчались по тропе, которая вела все глубже в бездну. Среди этой безглазой и таинственной армии искатели сами стали ее частью, перед собой они видели только освещенные спины кошмарных существ. Десятки марсиан неумолимо подгоняли их.

Такое положение парализовало их волю. Казалось, они идут уже не человеческими шагами, а двигаются с быстротой и автоматизмом холодных и липких существ, тесно обступивших людей. Мысли, желания и даже ужас притупились неземным ритмом ведущих в пропасть шагов.

Скованные этим гипнотическим движением, чувством нереальности происходящего, искатели переговаривались друг с другом односложными фразами, но слова, казалось, утратили свое значение. Безглазые же люди не произносили ни слова — каверну наполняло лишь непрекращающееся шлепанье бесчисленных ног.

Вереница продвигалась все дальше и дальше, и на смену мраку так и не приходил рассвет. Дорога медленно поворачивалась, как будто делая витки внутри огромного Вавилона Землянам казалось, что они уже многократно обогнули пропасть по этой ужасающей спирали; но действительные размеры ошеломляющей бездны оставались непостижимы.

Мрак вокруг, абсолютный и неизменный, был древнее солнца и заполнял пещеры всю прошедшую вечность. Чудовищным бременем тьма нависала над ними, пугающе зияла под ногами. Откуда-то снизу поднималось все усиливающееся зловоние застоявшихся вод. И по-прежнему не раздавалось ни звука, лишь мягкое и равномерное шлепанье ног, спускающихся в бездонный Абаддон.

Наконец, как будто по прошествии столетий ночи и мрака, движение в бездну прекратилось. Беллман, Чиверс и Маспик почувствовали, как ослабло давление скучившихся тел, но мозги по-прежнему продолжали пульсировать нечеловеческим ритмом ужасного спуска. Здравый смысл медленно возвращались к ним. Беллман поднял фонарь, и пятно света осветило толпу марсиан. Многие уже разбрелись по большой каверне, где заканчивалась окружающая пропасть дорога. Другие же оставались поблизости, будто сторожили землян. Они настороженно вздрагивали при каждом движении Беллмана, как будто улавливали их каким-то сверхъестественным чувством.

Справа ровный пол пещеры резко обрывался. Подойдя к краю, Беллман увидел далеко-далеко внизу фосфоресцирующие отблески, как светящиеся огоньки подводного царства. Его обдало зловонным дыханием теплого ветра, он услышал вздохи вод, накатывающихся на скалы. Вода колыхалась в этой бездне неисчислимые тысячелетия, пока происходило высыхание планеты.

Преодолевая головокружение, Беллман отошел прочь. Его спутники обследовали пещеру. Похоже, она была искусственного происхождения: лучи фонарей то в одном, то в другом месте выхватывали из мрака громадные колонны, испещренные глубоко врезанными барельефами.

Кто и когда их вырезал, такая же неразрешимая загадка, как и происхождение вырубленной в скалах дороги. Детали барельефов напоминали видения сумасшедших. Они шокировали взгляд подобно сильному удару в тот краткий миг, когда их обегал луч фонаря, передавая нечеловеческое зло и низменные чувства.

Пещера уходила далеко в глубь скалы, вдали ее многочисленные выходы разветвлялись. Лучи фонарей изгоняли колышущиеся в нишах тени и высвечивали неровности стен, уходящих вверх в недоступный мрак. Отсветы дрожали на существах, похожих на чудовищные комки живой плесени, на короткое мгновение оживляли бледные, похожие на полипы растения, прилипшие к темным камням. Место это угнетало, подавляло чувства и сокрушало мозг. Свет и зрение были незваными гостями в этих владениях слепых. Почему-то земляне твердо решили, что бегство отсюда невозможно. Странная апатия охватила их. Они даже не обсуждали свое положение, а просто стояли, равнодушные и молчаливые.

Вскоре из зловонного мрака появилось несколько марсиан. Все с тем же словно контролируемым автоматизмом, они синхронно собрались вокруг путешественников и принялись подталкивать их в зияющую внутренность пещеры.

Отвратительного вида толпа все увеличивалась. Трое несчастных шаг за шагом продвигались в этой жуткой процессии прокаженных. По мере продвижения перед ними открывались все новые и новые залы, где все новые и новые мерзкие существа дремали во мраке. Землян сковывала слабая, но постепенно усиливающаяся сонливость, какую вызывают ядовитые испарения. Они пытались противиться губительному сну. Дурман усиливался, они наконец приблизились к внушающему ужас источнику.

Между уходящими ввысь колоннами возвышалось нечто в виде алтаря, он состоял из семи наклонных, пирамидальных ярусов. Наверху находилась фигура из светлого металла: невообразимо чудовищная и отвратительная, она не превышала размеров зайца.

Когда земляне стали рассматривать изображение, их странная, неестественная сонливость усилилась. Марсиане же проталкивались вперед, как идолопоклонники, собирающиеся перед своей святыней. Беллман почувствовал, как чьи-то пальцы сжимают его руку. Обернувшись, он увидел совершенно удивительное существо. Это создание с зияющими пустыми глазницами вместо глаз, такое же бледное и грязное, как и обитатели пещеры, безусловно, когда-то являлось человеком!

Из одежды на нем сохранилось только несколько полу истлевших от времени лохмотьев цвета хаки, он был бос. Его белая борода и волосы были покрыты слизью и всевозможным сором. Вероятно, когда-то он был не ниже

Беллмана, но сейчас согбенная спина и крайняя истощенность уравняли его с окружающими карликовыми марсианами. Человек дрожал, и почти идиотский вид безнадежности и ужаса застыл на его лице.

— Боже мой! Кто вы? — вскрикнул Беллман. От внезапного шока он почувствовал бодрость.

В ответ незнакомец пробормотал что-то невразумительное, словно забыл слова человеческой речи или уже не был способен произносить эти звуки. Затем прохрипел, постоянно запинаясь и прерывая свое повествование:

— Вы земляне! Земляне Они сказали мне, что вас захватили… так же, как они захватили меня… Когда-то я был археологом… Меня звали Чалмерс… Джон Чалмерс. Это было давно… Я не знаю, сколько лет прошло. Я прибыл в Чаур исследовать древние руины. Они захватили меня — эти существа из бездны… И с тех пор я нахожусь здесь. Побег невозможен… Обитатель Бездны следит за этим.

— Но кто эти существа? И чего они хотят от нас? — спросил Беллман.

Чалмерс, казалось, восстановил свои силы. Его голос зазвучал более отчетливо.

— Они — дегенерировавшие остатки древней марсианской расы Иорхи, которая существовала еще до Айхаи. Все полагают, что они полностью вымерли. Руины их городов все еще сохранились в Чаур. Насколько я смог выяснить — а я теперь говорю на их языке, — это племя было загнано под землю высыханием рек. Они последовали за уходящими водами подземного озера, лежащего на дне этой бездны. Сейчас Иорхи мало чем отличаются от животных, они поклоняются таинственному монстру, живущему в озере… Обитателю Бездны, как они его называют… существу, которое может подниматься по отвесной скале. Маленький идол, которого вы видите на алтаре, — это изображение монстра. Сейчас они собираются провести одну из своих религиозных церемоний и хотят, чтобы вы приняли в ней участие, А я должен проинструктировать вас… Это начало вашего посвящения в жизнь Иорхи.

Слушая странное заявление Чалмерса, Беллман и его спутники испытывали чувство, смешанное из отвращения и удивления. Бледное безглазое существо со спутанной бородой, стоявшее перед ними, казалось, несло отпечаток той же деградации, которую они заметили у жителей пещеры. Его уже вряд ли можно было назвать человеком Без сомнения, землянина надломил ужас долгого плена, а пустые глазницы Чалмерса невольно наталкивали на вопрос, который никто из троих не решался задать.

— А что это за церемония? — не сразу спросил Беллман.

— Пойдемте, я покажу, — в срывающемся голосе Чалмерса прозвучала странная живость. Он потянул Беллмана за рукав и начал подниматься на пирамиду алтаря с уверенностью, говорящей, что путь этот ему хорошо знаком.

Беллман, Чиверс и Маспик последовали за ним, двигаясь как во сне. Изображение идола не было похоже ни на что из всего виденного ими на красной планете или где бы то ни было. Изваяние из странного металла, светлее золота, оказалось фигурой горбатого животного, покрытого гладким панцирем, из-под которого по-черепашьи выглядывали голова и конечности. Голова, плоская и треугольная, как у ядовитых змей, была безглазой. По углам безжалостного рта изгибались вверх два длинных хоботка с присосками. Существо обладало двумя рядами коротких ножек, расположенных под панцирем, по земле спиралью извивался длинный хвост. Основания лап были круглыми и напоминали маленькие перевернутые бокалы.

Грязный идол — плод воображения чьего-то безумия — казалось, дремал на алтаре. От него буквально излучался незаметно подкрадывающийся ужас, притупляя чувства исходящим от него оцепенением. Такие же излучения исходили когда-то от первобытных миров до того, как появился свет, когда жизнь кипела и лениво пожирала все вокруг в темном, слепом пространстве.

— И это чудовище действительно существует? — Беллман слышал свой собственный голос через наползающий покров дремоты, как будто кто-то другой заговорил и разбудил его.

— Это Обитатель Бездны, — пробормотал Чалмерс. Он наклонился над идолом, и его вытянутые пальцы трепетали в воздухе, словно он собирался приласкать бледный ужас. — Иорхи создали этого идола очень давно, — продолжил он. — Я не знаю, как он был сделан… И металл, из которого его отлили, ни на что не похож… Какой-то новый элемент. Поступайте, как я… и темнота вам уже не покажется такой противной… Вам не будут уже нужны глаза. Вы станете пить гнилую, вонючую воду озера, поедать сырых слизней, слепых рыб и озерных червей, находя их вкусными… И вы не узнаете, когда Обитатель Бездны придет и возьмет вас.

Он принялся ласкать изваяние, поглаживая горбатый панцирь и плоскую змеиную голову. Его слепое лицо приняло выражение мечтательной апатичности курильщика опиума, речь превратилась в бессвязное бормотание, напоминая звуки плещущейся жидкости. Чалмерса окружал ореол странной, нечеловеческой порочности.

Беллман, Чиверс и Маспик, с удивлением наблюдая за ним, внезапно заметили, что на алтарь хлынули бледные марсиане. Некоторые протиснулись на другую сторону и, расположившись напротив Чалмерса, также принялись гладить изваяние. Совершался как бы некий фантастический ритуал прикосновения. Они водили тонкими пальцами по отвратительным очертаниям, их движения, казалось, следовали четко расписанному порядку, от которого ни один не отклонялся. Марсиане издавали звуки, напоминающие писк сонных летучих мышей. На их мерзких лицах был написан наркотический экстаз.

Фанатики у алтаря, совершив свою причудливую церемонию, отходили от изваяния. Но, уронив голову на покрытую лохмотьями грудь, Чалмерс продолжал медленно и сонно ласкать идола. Со смешанным чувством отвращения и любопытства земляне, подталкиваемые стоящими позади марсианами, подошли ближе и положили свои пуки на горбатую фигуру. Процедура казалась им чрезвычайно таинственной и отталкивающей, но неразумно нарушать обычаи захвативших их марсиан.

На ощупь изваяние казалось холодным и липким, будто совсем недавно лежало в куче слизи. Но под кончиками пальцев идол пульсировал и увеличивался, словно живой.

Тяжелыми нескончаемыми волнами от него исходила энергия, которую можно было описать только как наркотический магнетизм или электрические колебания. Возможно, неизвестный металл испускал какой-то мощный заряд, воздействующий на нервные окончания благодаря поверхностному контакту. Беллман и его спутники почувствовали, как таинственная вибрация пронизывает их тела, заволакивает глаза и наполняет кровь тяжелой сонливостью. В дреме они размышляли, пытаясь объяснить себе этот феномен в терминах земной науки. Но наркоз стал усиливаться, в опьянении они забыли о своих предположениях.

Плавающими в странной темноте чувствами они смутно ощущали давление тел, сменяющих друг друга на вершине алтаря. Вскоре часть из них, видимо, пресытилась наркотическими излучениями и вынесла с собой путешественников по наклонным ярусам алтаря. Вместе с обмякшим, отупевшим Чалмерсом они оказались на полу пещеры. Изыскатели все еще держали фонари в онемевших пальцах, поэтому увидели, что пещера кишит бледным народцем, собравшимся на эту дьявольскую церемонию.

Сквозь неясные очертания теней земляне наблюдали, как люди бездны бурлящим потоком взбегают на пирамиду, а затем скатываются вниз, как ворсистая лента, пораженная проказой.

Чиверс и Маспик, под влиянием излучения опустились на пол пещеры и забылись тяжелым сном. Но Беллман, обладавший большей сопротивляемостью организма, казалось, медленно падал и плыл в мире темных грез. Он испытывал доселе неизвестные ему ощущения. Вокруг нависла некая почти осязаемая могущественная сила, для которой он не мог подобрать видимого образа. Сила источала энергию, вызывающую дурной сон. В этих сновидениях Беллман, забывая последние проблески своего человеческого «я», почему-то отождествлял себя с безглазым народцем. Он жил, как они, в глубоких кавернах, и двигался по темным дорогам. Но как будто из-за участия в — непотребном мерзком ритуале он был чем-то еще — существом без имени, которое управляло обожающим его слепым народцем; созданием древних зловонных вод. Из непостижимых глубин он периодически выходил на поверхность, чтобы с жадностью набрасываться на все живое и пожирать его. В этой двойственности бытия Беллман одновременно насыщался безглазым народцем на своих пиршествах и пожирался вместе со всеми. В качестве третьего элемента, составляющего гармонию личности, был идол, только в осязательном, а не в зрительном плане. Здесь не имелось ни проблесков света, ни даже воспоминаний о нем.

Когда он перешел от этих неясных кошмаров к тяжелому беспробудному сну, и были ли они вообще, Беллман так и не понял. Его пробуждение в темноте напоминало продолжение сновидений. Приоткрыв слипшиеся веки, полу луч фонаря. Свет падал на нечто, чего он сначала не мог уразуметь все еще притупленным сознанием. Сперва им овладело беспокойство, зарождающийся ужас пробудил к жизни все его чувства.

Не сразу он понял, что лежащее на полу нечто было ни чем иным, как наполовину съеденным телом Чалмерса. На обглоданных костях виднелись лохмотья полу истлевшей материи. Голова хотя и отсутствовала, останки явно принадлежали землянину.

Шатаясь, Беллман поднялся и осмотрелся вокруг взглядом, затуманенным пеленой мрака Чиверс и Маспик лежали в тяжелом оцепенении, а вдоль пещеры и на всех семи ярусах алтаря валялись поклоняющиеся изваянию марсиане. Выбираясь из летаргического сна, Беллман услышал какой-то знакомый шум: звуки скользящего тела и равномерного всасывания, — он постепенно стихал среди массивных колонн и спящих тел. В воздухе висел запах гнилой воды.

На каменном полу Беллман различил мокрые отпечатки странной круглой формы. Их могли бы оставить, например, ободки перевернутых больших чашек. Словно отпечатки следов ног, они уходили от тела Чалмерса во мрак внешней пещеры, обрывающейся в бездну. Туда же удалялся странный шум, теперь уже почти неслышимый.

Безумный ужас охватил Беллмана, окончательно разрушая чары, все еще опутывавшие его. Он наклонился над Маспиком и Чиверсом и стал по очереди грубо трясти их.

Наконец они открыли глаза и начали протестовать, сонно бормоча что-то.

— Поднимайтесь, черт вас возьми! — пригрозил Беллман. — Нам представился случай сбежать из этой адской дыры, и самое время сделать это поскорей.

Ему удалось поднять своих спутников на ноги после многочисленных проклятий и упреков. В полусонном состоянии они не заметили останков несчастного Чалмерса.

Шатаясь, как пьяные, они ступали за Беллманом среди лежащих марсиан, а он уводил их прочь от пирамиды, с которой изваяние по-прежнему излучало дремоту на своих почитателей.

Неимоверная тяжесть нависала над Беллманом, и одновременно — расслабленность, вызванная наркотическими чарами. Но он уже ощутил возвращение собственной воли и огромное желание сбежать из этой бездны, оттого, что обитало в ее темноте. Его спутники, порабощенные сонной силой, воспринимали его команды оцепенело и бессмысленно, словно быки на бойне.

Беллман был уверен, что сможет вернуться назад тем же путем, по которому их вели к алтарю. Путь пролегал по тому же маршруту, которым следовало существо, оставившее на камнях круглые отметки зловонной мокроты. Проблуждав, как ему показалось, очень долго среди колонн с отвратительными барельефами, Беллман вывел, наконец, землян к обрыву в пропасть: к тому самому портику черного Тартара, из которого открывался вид вниз, в зияющую бездну. Там, далеко внизу, в гниющих водах расходились фосфоресцирующие круги, как будто в воду только что рухнуло тяжелое тело. На скале к краю пропасти тянулись влажные отпечатки. Они повернулись и двинулись прочь от обрыва. Беллман, содрогаясь от воспоминаний об ужасе пробуждения, разыскал ведущую по кромке обрыва дорогу вверх, которая должна привести их к утраченному солнцу. По его приказу Маспик и Чиверс выключили свои фонари, чтобы иметь в запасе батарейки.

Неизвестно, сколько еще времени предстоит идти, а свет — первая необходимость путешественников. И одного фонаря Беллмана вполне достаточно, света им всем хватит, пока батарейки не разрядятся.

Из пещеры, в которой вокруг гипнотизирующего изваяния лежали марсиане, не доносилось ни звука. Не было видно и никакого движения. Но ужас (Беллман сознавал, что подобного он никогда не испытывал за время всех своих приключений) вызвал у него приступ тошноты и едва ли не обморок, когда он стоял, прислушиваясь, у выхода из пещеры.

В пропасти тоже царила тишина, даже фосфоресцирующие круги перестали разбегаться в пучине вод. И, тем не менее эта тишина затуманивала чувства и сковывала тела. Она поднималась вокруг Беллмана, как липкая слизь, идущая с самого дна преисподней, в которой, казалось, ему суждено утонуть. С невероятным усилием он тащил своих спутников вверх по дороге, проклиная и награждая пинками, они же двигались за ним как сонные животные.

С трудом тащились земляне вверх, двигаясь по однообразному, едва заметно изгибающемуся склону, где все масштабы были утрачены, а время измерялось только повторением шагов. Это было восхождение из адской тьмы, казавшейся осязаемой и вязкой. Темнота чуть редела перед слабым лучом фонаря, а темнота сзади смыкалась всепоглощающим морем, неумолимым и терпеливым. Похоже, она дожидалась своего часа, когда свет фонаря погаснет.

Беллман, периодически заглядывая через край провала, замечал, что свечение глубинных вод ослабевает. В его воображении рождались фантастические образы. Это было похоже и на последние отблески адского огня в погасшем котле, и на погружение галактических туманностей в межзвездное пространство за пределами Вселенной. Он чувствовал головокружение, как у человека смотрящего в бесконечность… Вскоре внизу не осталась ничего, кроме густой черноты, и по этому признаку Беллман понял, какое огромное расстояние они преодолели на пути вверх.

Чувство страха, охватившее Беллмана, подавило прочие чувства — голода, жажды и усталости. Маспик и Чиверс очень медленно начали освобождаться от сонливости и сразу же ощутили ужас, бесконечный, как сама ночь. Больше не требовалось пинков и угроз, чтобы гнать их вперед. Древняя зловещая ночь повисла над ними. Нечто материальное, убивающее чувства и забивающее легкие, она напоминала густой и зловонный мех летучих мышей. Ночь была молчалива, как тяжелый сон мертвых миров… Но такой знакомый двойной звук вдруг возник и застиг беглецов врасплох из глубины, казалось, тысячелетий: шум чего-то скользящего по камням и чмоканье существа, вытаскивающего свои лапы из трясины. Словно звуки, услышанные в бреду, он довел ужас землян почти до сумасшествия.

— Боже мой! Что это? — выдохнул Беллман.

Он вспомнил вполне реальных на ощупь слепых существ, вызывающих отвращение, но решил, что это не может быть разумной частью человеческих воспоминаний. Его сновидения и кошмарное пробуждение в пещере с гипнотизирующим идолом, наполовину съеденное тело Чалмерса и мокрые круги, ведущие к бездне, — все это казалось лишь плодом безумия, которое набросилось на этой ужасной дороге, на полпути от подземного моря к поверхности Марса.

Шум продолжался. Казалось, он становится громче, поднимаясь снизу. Маспик и Чиверс включили свои фонари и побежали, делая отчаянные прыжки. Беллман, потеряв контроль над собой, следовал за ними. Они пытались обогнать неизвестный ужас. Громкий топот их ног заглушал учащенное биение сердец, а в ушах землян по-прежнему раздавался зловещий, необъяснимый звук. Они, кажется, пробежали уже не одну милю темноты, а шум все приближался, словно его издавало существо, взбирающееся по отвесной скале из бездны под ними.

Сейчас звук уже доносился откуда-то спереди и казался пугающе близким. Внезапно он стих. Лучи фонарей Маспика и Чиверса выхватили припавшее к камням существо, заполнявшее всю ширину уступа. Вид этого монстра вызвал у них оцепенение, иначе бы видавшие виды искатели приключений истерически завопили или даже бросились со скалы в пропасть. Разросшийся до огромных размеров и отвратительно живой бледный идол с пирамиды поднялся из бездны и, прижавшись к скале, сидел перед ними.

Это, очевидно, и было то существо, которое Чалмерс назвал Обитателем Бездны. Чудовищных размеров панцирь, смутно напоминающий броню бронтозавра, сиял блеском влажного металла.

Безглазая, настороженная и в то же время дремлющая голова тянулась вперед на плотоядно выгнутой шее. Дюжина или больше коротких ножек с чашеобразными присосками косо выступали из-под нависающего панциря. Два хобота с такими же присосками выходили из костяной полости и медленно покачивались перед землянами.

Создание казалось древней умирающей планеты: обитающая в застоявшихся пещерных водах неизвестная форма первобытной жизни.

Земляне, стоя перед монстром, направляли фонари прямо на этот ужас и чувствовали опьянение той же губительной сонливостью, как от гипноза металла, из которого отлили его изваяние. Когда он внезапно поднялся и выпрямился, показав покрытое костяными пластинами брюхо и необычайный раздвоенный хвост, скользящий с металлическим скрежетом по скале, они не могли ни двинуться, ни закричать. Многочисленные лапы, полые внутри, напоминали перевернутые чаши, зловонная жидкость сочилась из них.

Присоски помогали чудовищу передвигаться по вертикальным скалам Монстр, опираясь на хвост, быстрыми и уверенными движениями задних лап приблизился к беспомощным людям. Два хобота безошибочно изогнулись и опустились на глаза Чиверса, запрокинувшего лицо. На какое-то мгновение присоски целиком закрывали глазницы. Затем раздался дикий, полный агонии крик, и стремительным движением, похожим на бросок змеи, концы хоботов оторвались от лица Чиверса.

Он медленно покачивался, извиваясь от боли. Стоящий рядом с ним Маспик, не успевший прийти в себя, как в тусклом сне, взирал на зияющие пустотой глазницы товарища… Но это было последним, что он увидел. Чудовище отбросило Чиверса, и сочащиеся кровью и зловонной жижей присоски опустились на его глаза, Беллман, стоявший позади своих спутников, как сторонний свидетель отвратительного кошмара, не мог ни вмешаться, ни убежать. Он наблюдал за движением хоботов с присосками, слышал ужасный вскрик Чиверса и последовавший за ним вопль Маспика. Хобот мелькнул над головами его спутников, все еще сжимавших в онемевших пальцах теперь уже бесполезные фонари, и опустился на его лицо…

…Трое землян с залитыми кровью лицами начали свой второй спуск по дороге, — ведущей вниз, в покрытый мраком ночи Авернус. Их сопровождал дремлющий и в то же время неутомимый безглазый монстр, который следовал по пятам и подгонял их, не давая свалиться с обрыва в пропасть.