Застава

Глава вторая

Застава.

Среда, 23 апреля.

Время: 03.40

Рядовой Ганс Лютц сел на корточки под тусклой дежурной лампочкой – одинокая сутулая фигура на маленьком островке света в море сплошной темноты – и глубоко затянулся сигаретой, подперев спиной влажный камень подвальной стены замка. Он снял каску, и стали видны его жесткие светлые волосы над холодными водянистыми глазами и тонкой линией рта. Все тело противно ныло. Он страшно устал и хотел сейчас лишь одного – упасть на матрас и забыться глубоким сном. Если бы в подвале было хоть немного теплее, он задремал бы прямо здесь.

Но он не мог себе этого позволить. В семи ночных дежурствах подряд и так было мало радости, а что произойдет, если его вдобавок найдут еще спящим на посту, – одному Богу известно. А ведь Ворманн вполне может пройтись именно по этому коридору, специально чтобы проверить его. Поэтому засыпать нельзя.

Конечно, капитан засек его сегодня по чистой случайности, но все равно теперь следовало быть вдвойне осторожным.

Лютц не сводил глаз с этих странных крестов с той минуты, как они вошли во двор замка. И через час соблазн стал просто невыносимым, до того они были похожи на золото и серебро, как бы это ни казалось невероятным. Предстояло немедленно разобраться во всем. Кто же знал, что этим он наживет себе столько неприятностей?..

Зато он, по крайней мере, удовлетворил свое любопытство: это не золото и не серебро. Хотя такое открытие и не стоило семи нарядов вне очереди.

Лютц зябко потер руки возле тусклого огонька сигареты. Боже, как холодно! Гораздо холоднее, чем во дворе, где дежурят Отто и Эрнст. Но он сознательно выбрал это место, надеясь, что холод освежит его и стряхнет сон. По крайней мере, так он сказал сержанту, хотя на самом деле ему не терпелось продолжить свои изыскания.

После дневной неудачи Лютц совсем не отчаялся найти сокровища папы римского. Слишком уж много было указаний на то, что клад находится где-то здесь. И самый верный знак – это кресты. Конечно, они не были строгой канонической формы, но тем не менее это были именно кресты. И уж слишком сильно они походили на золото и серебро. А кроме того, ни одна из комнат не была обставлена мебелью. Это значит, что никто не собирался здесь жить. И все же замок поддерживался в идеальном порядке. Следовательно, какая-то организация непрерывно платит за это в течение вот уже нескольких веков. ВЕКОВ!.. А Лютц знал только одну организацию, которая могла себе такое позволить, – это католическая церковь.

Что же касается самого Лютца, то он считал, что порядок в замке служит единственной цели – сохранности и безопасности ватиканских сокровищ.

Они наверняка находятся где-то здесь – в стене или под полом. А где именно – уж это он выяснит.

Лютц задумчиво уставился на противоположную стену коридора. Здесь, в подвале, было особенно много крестов. Но, как и везде, все они были удивительно похожи друг на Друга, кроме...

Кроме, пожалуй, вон того – слева в нижнем ряду. Он как-то по-другому отсвечивает в тусклых лучах оголенной лампочки. Что это – игра света и тени? А может быть, другое покрытие?

Или другой металл?

Лютц снял с колен свой «шмайсер» и прислонил его к стене. Потом вынул из ножен штык и на четвереньках пополз вперед. И как только штык коснулся поверхности желтого металла, он понял, что напал на след. Металл был мягкий и желтый, каким бывает только чистое золото.

Руки у него задрожали, когда он вонзил штык между камнем и крестом и со скрипом продвинул лезвие, насколько смог. Но потом, несмотря на все усилия, штык перестал продвигаться. Видимо, он наткнулся на более широкую заднюю часть креста, хитроумно врезанную в монолит плиты. И все же, немного потрудившись, вполне можно было выломать этот крест. Лютц с новой силой налег на нож и неожиданно ощутил под рукой какое-то слабое движение. Он остановился.

Проклятье! Закаленная сталь клинка врезалась прямо в золото. Он попробовал изменить угол наклона, но все равно металл гнулся, расползался...

...И вдруг камень дрогнул.

Лютц убрал штык и внимательно осмотрел плиту. Ничего особенного: два фута шириной, фута полтора в высоту и, наверное, фут в глубину. Как и все остальные плиты в замке, она не крепилась к соседним камням никаким раствором, но только теперь она выступала на добрых полдюйма вперед по сравнению с другими. Лютц встал и измерил шагами расстояние до двери ближайшей комнаты слева от камня, потом вошел в комнату и промерил длину стены изнутри. Затем повторил ту же операцию по правую сторону от шатающейся плиты и методом сложения и вычитания обнаружил существенную разницу в результатах. Число шагов не совпадало.

Значит, за плитой находится потайное помещение.

Едва сдерживая в груди победный крик, Лютц всем телом навалился на камень, пытаясь выдвинуть его. Но, несмотря на все усилия, ему не удалось продвинуться ни на дюйм. Как ни ужасно, но в одиночку с этим было не справиться. Придется звать кого-то на помощь.

Выбор пал на Отто Грюнштадта, который в это время патрулировал двор. Он никогда не был против легкой наживы. А здесь наверняка спрятан самый что ни на есть лакомый кусочек. За стеной их ждали миллионы, облаченные в золото папы римского. Лютц был абсолютно уверен в этом. Он почти видел это золото.

Оставив оружие у стены, солдат стремглав бросился к лестнице.

– Отто, скорее!

– Что-то я сомневаюсь, – ворчал Грюнштадт, стараясь не отставать. Он был темноволос, намного плотнее Лютца и, несмотря на холод и сырость, успел уже порядком вспотеть. – И потом, мне надо все время быть наверху. Если меня хватятся...

– Но это займет всего пару минут. Не ной.

Прихватив в кладовой керосиновую лампу, Лютц чуть ли не силой уволок Грюнштадта с поста, взахлеб рассказывая ему о несметных сокровищах и о том, что сейчас они обеспечат себя на всю жизнь и никогда больше не будут работать. И как бабочка на фонарь, Грюнштадт стремительно летел вслед за Лютцем.

– Видишь? – торжествующе прошептал Лютц, указывая на камень. – Видишь, как он выпирает?

Грюнштадт встал на колени и внимательно осмотрел истерзанный край креста. Потом поднял штык и попробовал металл острием. Крест поддался.

– Точно – золото, – тихо произнес он. От радости Лютцу хотелось лягнуть Грюнштадта, заставить его поторопиться, но он сдержался – пусть Отто решает сам. Он терпеливо ждал, пока Грюнштадт испробует штыком все остальные кресты, до которых только мог дотянуться. Остальные были из меди. Этот – единственный, который стоило вынимать.

– А камень, к которому он приделан, между прочим, шатается, – быстро добавил Лютц. – И за ним – замурованное пространство в шесть футов шириной и бог знает какой глубины.

Грюнштадт посмотрел на него и криво ухмыльнулся. Выводы напрашивались сами собой.

– Давай выдвигать, – согласился он.

Вдвоем работа пошла быстрее, но не настолько, чтобы Лютц был в восторге. Огромная глыба едва заметно подавалась то влево, то вправо, и через пятнадцать минут напряженного труда камень удалось выдвинуть вперед лишь на дюйм.

– Подожди, – сказал Лютц, с трудом переводя дух. – Эта штука в целый фут толщиной. Так мы всю ночь тут провозимся и не успеем до смены караула. Может, попробовать выгнуть середину креста? У меня, кажется, есть неплохая идея.

Общими усилиями им удалось отогнуть центр креста настолько, что в образовавшуюся щель протиснулся толстый форменный ремень.

– Теперь мы его вытащим! – с азартом потер руки Лютц.

Грюнштадт напряженно улыбнулся. Его очень волновало, что он надолго покинул свой пост.

– Тогда давай пробовать.

Упершись ногами в стену, они покрепче ухватились за концы ремня и, дружно напрягая уставшие мышцы, стали вытаскивать упрямый камень. Через минуту он завибрировал и с громким скрежетом начал медленно выезжать вперед. Постепенно он вышел весь. Натужно кряхтя, они отволокли глыбу в сторону, и Лютц пошарил в карманах в поисках спичек.

– Приготовься увидеть золотишко! – Он зажег керосиновую лампу и поднес ее к отверстию. Но кроме густой темноты они не увидели ничего.

– Уже готов, – с досадой ответил Грюнштадт. – Когда начинать подсчитывать?

– Как только я вернусь.

Лютц был по-прежнему полон решимости. Он деловито подкрутил фитиль и начал вползать на животе в отверстие, держа лампу перед собой. Привыкнув к полумраку, он увидел, что перед ним находится узкий каменный лаз длиной фута в четыре, ведущий вперед и немного вниз. Лаз заканчивался другой гранитной плитой, похожей на ту, которую они только что вынули из стены. Лютц поднес лампу ближе. На плите блестел еще один крест.

– Подай штык, – сказал он, протягивая руку назад. Грюнштадт вложил в его ладонь рукоятку ножа.

– В чем дело?

– Там другая плита.

Какое-то время Лютц ощущал лишь горькое разочарование. Здесь едва хватало места для него одного. Значит, вытащить вторую плиту невозможно. Чтобы добраться до нее, надо ломать целую стену, а это двоим уже не под силу, сколько бы ночей им ни пришлось проработать. Лютц не знал, что делать дальше, но любопытство все еще разбирало его, побуждая узнать, из чего сделан крест, находящийся перед ним. Если тоже из золота, значит, они на верном пути.

С кряхтением поворачиваясь в узком проходе, он умудрился подцепить крест штыком. Металл оказался мягким. Но на этом открытия не закончились: казавшийся неприступным камень стал беззвучно уходить вовнутрь, будто держался на невидимых петлях. Лютц с силой толкнул его и обнаружил, что это всего-навсего тонкая гранитная перегородка, не более дюйма толщиной. Под давлением руки она легко ушла в темноту, и на него пахнуло спертым холодным воздухом. Что-то невыразимо гнетущее было в этом внезапном воздушном потоке, отчего волосы на голове Лютца встали дыбом, а все тело покрылось мурашками.

«Холодно, – подумал он, начиная дрожать. – Но не может же здесь быть НАСТОЛЬКО холодно!..»

Он попытался успокоиться и вскоре медленно двинулся дальше, толкая лампу перед собой. Но едва он дополз до открывшегося отверстия, как огонь в лампе начал гаснуть. Однако пламя не прыгало и не шипело в топкой стеклянной колбе, так что нельзя было свалить это на странный холодный поток, продолжавший нестись из темноты. Язычок огня просто медленно уменьшался, постепенно исчезая на кончике фитиля. Лютц подумал, что, возможно, здесь присутствует какой-нибудь ядовитый газ, однако дыхание его было свободным, и никакого жжения в глазах и носу он не чувствовал.

Наверное, кончается керосин. Но, придвинув к себе лампу, чтобы проверить это, Лютц заметил, что огонь снова ожил. На всякий случай он потряс лампой и услышал, что жидкость внутри еще плещется. Керосина было достаточно. Слегка удивившись, он поднес лампу к отверстию, и огонек снова стал угасать. И чем дальше он продвигался, тем меньше становилось пламя и слабее освещало пространство вокруг. Что-то здесь было не так.

– Отто! – крикнул он через плечо. – Привяжи мне к ноге ремень и держи покрепче. Я опускаюсь дальше.

– Может, подождем до утра? Пока станет светлее...

– Ты с ума сошел! Тогда все узнают и потребуют свою долю, а капитан, конечно, возьмет себе больше всех! Мы почти все уже сделали сами, а в результате останемся с носом!

Но Грюнштадт продолжал колебаться:

– Что-то мне все это начинает не нравиться.

– В чем дело, Отто?

– Не знаю. Я просто не хочу здесь больше торчать.

– Перестань скулить, как старая баба! – огрызнулся Лютц. Он очень не хотел, чтобы именно сейчас Грюнштадт спутал все его карты. Ему и самому уже было не по себе, но в нескольких футах лежало сказочное богатство, и поэтому ни одна сила в мире не смогла бы теперь остановить его. – Привяжи ремень и держи! Если шахта там резко уходит вниз, я не хочу грохнуться.

– Ладно, – нехотя согласился Грюнштадт. – Только быстрее.

Лютц подождал, пока петля потуже затянется на его левой лодыжке, а потом полез дальше, держа лампу перед собой. Ему не терпелось скорее разбогатеть. Он старался ползти как можно быстрее, но узкий проход сильно стеснял движения. Когда он просунул голову и плечи в отверстие внутреннего люка, от пламени осталась лишь крохотная бело-голубая точка на кончике фитиля. Как будто огню не хватало здесь места и темнота загоняла его назад в фитиль.

Лютц продвинул лампу на несколько дюймов вперед, и огонек исчез совсем. И в этот момент он почувствовал, что находится здесь не один.

Нечто такое же темное и холодное, как само это помещение, в котором он оказался, проснулось и теперь пристально следило за ним, как голодный хищник за жертвой. Лютца начало трясти. Ужас сковал все его существо. Он инстинктивно отпрянул назад, пытаясь убрать голову и плечи из люка, но было уже слишком поздно. Будто челюсти гигантского каменного зверя сомкнулись на нем, и в этой темноте не было ему больше пути ни туда, ни обратно. Его медленно поглощал жуткий холод и мрак, и от этого Ганс почувствовал, что сходит с ума. Он открыл рот, чтобы крикнуть Отто скорее вытаскивать его. И в тот же миг ледяная волна накрыла Лютца, вошла в его легкие и превратила голос в дикий нечеловеческий вой.

Ремень в руках у Грюнштадта странно задергался, когда Лютц начал отчаянно лягаться, пытаясь выбраться из каменного мешка. Потом откуда-то издалека раздался крик, похожий на человеческий, но он был полон такого страха и отчаяния, что Грюнштадт не смог и заподозрить, будто слышит голос своего товарища. Внезапно звук оборвался. И одновременно Лютц перестал дергаться.

– Ганс!

Тишина.

Почуяв неладное, Грюнштадт начал тащить ремень, и вскоре из темноты показались ноги Лютца. Тогда он схватил его за сапоги и выволок в коридор. А секунду спустя жуткий вопль вырвался из его груди, разнесся по коридору и вскоре достиг такой силы, что стены подвала зловеще загудели в ответ.

Грюнштадт замер, перепуганный собственным криком. В это время стена задрожала, и на ней появилось множество мелких трещин. Широкий извилистый разлом пролег рядом с тем местом, откуда они вытащили злополучный каменный блок. Лампочки в коридоре замигали и стали гаснуть одна за другой. И наконец стена рухнула, осыпав Грюнштадта градом осколков и одновременно выпуская наружу что-то чудовищно черное и холодное. Этот сгусток ледяного мрака в один миг пронесся мимо остолбеневшего Грюнштадта...

И начался ужас.