Я лежала в постели, не открывая глаз, и думала, что вчера взяла лишку. То ли так повлиял дым от курильницы, то ли вино, которое мы в итоге выпили больше, чем одну бутылку, но такие красочные мультики (пусть и немного пугающие, не каждый день увидишь собственную смерть!) я смотрела только в младшей школе.
Протяжно зевнув, я вдруг поперхнулась и взвыла от боли в груди, там, куда во сне подруга ударила ножом. Распахнув глаза и машинально прижав к солнечному сплетению ладонь, я вдруг поняла, что вовсе не дома у Оли. Убрав руку, я увидела, что никакого смертельного ранения под ней, конечно, не оказалось, но сама я облачена в какую-то несуразную ночную рубашку до пят и лежу в огромной высокой кровати с балдахином, достойной очередного фильма про страдающее Средневековье. Впрочем, оглядев комнату, в которой оказалась, я поняла, что вопрос со Средневековьем спорный; ну разве что, может быть, раннее…
Чем я только не увлекалась в студенческие годы, и реконструкторство, а именно – шитье костюмов и выгул их на исторических фестивалях, занимало в те годы едва ли не большую часть моего свободного времени. Я находила что-то очаровательное в том, чтобы окунуться на пару дней в эпоху прекрасных дам и их рыцарей или во времена, когда Англии досаждали викинги. Примеряла и сама образ суровой воительницы, впрочем, исключительно на костюмированных выступлениях – в бой, как некоторые дамы, я не совалась, было откровенно страшно. И сейчас, осматривая комнату и вороша в памяти все знания, что были мной почерпнуты за тот продолжительный и бурный период молодости, я поняла, что слюдяные пластинки в узких окнах и обшитая деревом комната указывали, скорее всего, именно на раннее Средневековье. Однако товарищи-реконструкторы явно схалтурили – под потолком висел вполне современный полусферический плафон из матового стекла, а у противоположной стены стояло антикварного вида, но все же – трюмо с вполне чистым зеркалом, насколько я могла судить, сидя на кровати.
Потирая ладонью солнечное сплетение, которое все еще странно ныло, я спустила ноги с постели и, решив более внимательно осмотреть затянутую сумраком комнату, поискала глазами переключатель. На видном месте его нигде не было, кажется, чтобы не пихать на стену совсем уж современный атрибут, тут просто поставили «умную» лампу. Дабы увериться в своих размышлениях, я хлопнула в ладони, выжидающе глядя на потолок, и, сначала тускло замигав, лампа через мгновение засветилась ровным приятным дневным светом, мерцая, словно бы внутри парила золотая пыль. Полюбовавшись необычным светильником, я, подтянув левой рукой слишком длинную ночную рубашку (а кто меня вообще переодевал?!), прошлепала босыми ступнями по деревянному же полу, внимательно рассматривая комнату. Камин, вокруг которого была предусмотрительно оставлена каменная кладка, тлел еще теплыми углями, и я, мимоходом взяв со стоящей рядом кованой дровницы аккуратное полешко, сунула его в топку. Меня заинтересовало антикварное трюмо, явно из настоящего дерева, украшенное изысканной резьбой, а вблизи выяснилось, что еще и металлической всечкой. Серебристые узоры на деревянной поверхности сплетались в причудливые картины, на которых парили дивные птицы, скакали прекрасные кони и росли невиданные растения. Водя пальцами по этому мебельному чуду, я глянула в зеркало и почувствовала, как сердце предательски пропустило удар. Сев на придвинутый к трюмо стул, я оперлась на спинку, не сводя взгляда с отражения, потом – ущипнула себя за руку и, вскрикнув, с еще большим шоком уставилась в зеркало.
Из него на меня смотрела девушка, настолько похожая на меня, что, если бы не ее длинные волосы, заплетенные в толстую косу, против моего асимметричного каре, которое я всегда делала, и отсутствие маленького, почти незаметного следа от сделанного в юношестве пирсинга правой брови – я бы сама могла обмануться. Я подняла руку – отражение идеально повторило мой жест. Опасливо наклонившись ближе, я рассматривала свое «не свое» лицо в зеркале. Оно было моложе. Волосы гуще, я бы даже сказала, роскошней, была бы у меня такая шевелюра – я бы ее тоже не обрезала. А вот светлые ресницы, которых явно не касалась краска, почти сливались с бледной кожей, непорядок. Губы менее яркие, натурально-розовые, без татуажа, который я делала в прошлом месяце. Кожа светлее, родинка под правым глазом чуть сдвинута к виску. Откинувшись обратно на спинку стула, я посмотрела на пальцы и уже не удивилась короткому обрезному маникюру вместо привычного мне френча.
Итак, кто же я?
Я снова оглядела комнату, понимая, что это никакая не реконструкция, а мой сон – вовсе не сон. Голова шла кругом, и я, подавив желание нервно хихикнуть, сделала глубокий вдох и ме-эдленно выдохнула. Потом еще раз и еще раз, пока не почувствовала, что способна трезво рассуждать.
Встав со стула, я ощупала себя, прошлась по комнате от двери до слюдяного окна, чувствуя, что и двигаюсь теперь немного иначе, даже хожу другой походкой. В окно не было ничего видно, и оно ожидаемо не открывалось.
Сев на край кровати, я задумалась, ощущая, как пальцы, словно бы на автомате, потянулись теребить кончик пшенично-платиновой косы. В этот момент дверь с тихим скрипом отворилась, в образовавшуюся щель робко заглянула женщина неопределенного возраста, курносая, темноглазая и в чепчике, живо напомнившем мне готовую к взлету чайку.
Надеюсь, мне такое носить не придется?..
– Госпожа, вы уже проснулись?
Ладно, я – госпожа, это уже неплохо. Осталось понять – чем именно я повелеваю. И кем, кроме этой женщины, видимо.
Я кивнула, молча смотря на заглядывающую в мою (?) комнату служанку.
– Мне подать вам воду для умывания? Распорядиться о завтраке? Повеста Виала еще не проснулась, мне разбудить ее? – Ворох вопросов высыпался на меня, и я, твердо решив не повторять стандартных ошибок всяких разных попаданок, книжки про которых я читала в то же время, когда шила костюмы, величественно кивнула.
– Подай воду, завтрак пока не нужно, будить тоже никого не надо.
– Слушаюсь, госпожа. – Женщина скрылась за дверью, притворив ее за собой. А я выдохнула – первый контакт успешно состоялся. Очевидно, что с новым телом мне передались какие-то знания-умения, потому как у меня не возникло проблем с речью и ее пониманием. Более того, постаравшись вдруг определить, на каком языке я думаю и отличается ли он от моего родного, я поняла, что не могу. Ради интереса я попыталась выдать пару базовых фраз на английском и с легкой оторопью поняла, что вслух произношу совсем не то. Видимо, предыдущая обладательница этого тела знала еще какой-то язык, который и заменил его собой.
Пока я предавалась размышлениям о своих лингвистических способностях, дверь в комнату снова отворилась, и уже виденная мною женщина вошла внутрь, неся в руках охапку полотенец и какие-то склянки, а за ней своим ходом и без всяких видимых дополнительных приспособлений парила по воздуху огромная бадья с водой.
Приплыли. Или это какой-то суперразвитый мир, жители которого по собственной прихоти маскируются под предания былой старины, или тут есть магия. И почему мне упорно кажется, что вероятнее второй вариант?
Служанка прикрыла за бадьей дверь, а затем коснулась невзрачного кулона, висевшего поверх простенького суконного платья цвета дубовой коры. Бадья плавно начала опускаться вниз, и только когда ее основание коснулось пола, женщина убрала от украшения руку.
– Извольте, госпожа. – Я, встав, подметила, что служанка ведет себя спокойно, сдержанно, уверенно и доброжелательно. Очевидно, что она давно «меня» знала. Подойдя, она помогла мне избавиться от ночной рубашки, а потом – ступить в исходящую паром воду.
Женщина со знанием дела всыпала в подготовленную ванну какие-то цветные порошки, заставив меня флегматично задуматься о своем возможном бесславном конце, если в одной из склянок вдруг окажется яд, но те, растворяясь буквально на глазах, лишь наполнили воздух сладковатой пряностью, а меня – умиротворением. Однако молча млеть в горячей воде было никак нельзя, и потому, позволив женщине пару раз облить мою голову и приняться за мытье волос с помощью местного варианта шампуня, я, лениво приоткрыв один глаз, задала свой первый вопрос:
– А что нового произошло, пока я спала?
Движения пальцев в моих волосах на мгновение замедлились, но практически сразу же возобновились.
– Даже рассказать нечего, госпожа. Вы как ушли в опочивальню, его величество еще немного… мм… поругался, запустил пару кувшинов в стену и тоже ушел в свои покои. Вы бы смилостивились над отцом, ваше высочество…
От одной простой вроде бы фразы я почувствовала переизбыток информации. Мало того что, судя по всему, я была принцессой, так еще и у меня был здесь отец, которого я же вроде как довожу до разбивания посуды о стену.
Я снова прикрыла глаза, размышляя над этим, и вдруг в голове всплыл голос подруги. «Отправная точка в новую жизнь», – кажется, так она говорила. Ну что же… из бухгалтера в принцессы методом переселения в новое тело – вполне подходит под описание. Я спустилась чуть ниже, чтобы вода покрыла плечи, и задумчиво уставилась на свои ноги у противоположного края бадьи.
Судя по тому, какую ремарку себе позволила служанка, она или была очень близка бывшей обладательнице этого тела, или очень любила моего «батюшку». Попробуем прощупать первый вариант.
– Знаешь, мне приснился сегодня странный сон… И я хочу спросить тебя, только отвечай честно, хорошо? – Увидев в воде кивающее отражение, я продолжила: – Я не права во всех этих ссорах с отцом?
Служанка вздохнула, помрачнела лицом, закусила губу. Я молчала, рассматривая женщину. Наконец она заговорила:
– Госпожа Эвелин, ваш отец очень любит вас, и та судьба, что он для вас выбрал, – не его решение. Мои сыновья служат в королевском полку, вы, может быть, помните их. И они, и все солдаты королевства отдадут жизнь за вас и вашего отца… Только вот Ариман и его войско все равно сильнее. А чего стоит этот дракон, будь он проклят… Если бы вы, простите меня за дерзость, были моей дочерью, я бы велела вам бежать, но вы же не простая девушка, вы – принцесса. И решение выдать вас замуж за Аримана далось его величеству очень тяжело.
Я молчала, сосредоточенно рассматривая борт бадьи и уже отчаянно желая вернуться домой: пусть я никогда не стану финансовым директором, пусть я умру старой девой в окружении сорока котов, но попасть в тело принцессы какого-то королевства, которую выдают замуж за соседа-завоевателя, – это очень сомнительная удача! Тяжело вздохнув, я решительно сжала под водой кулачки: не имею понятия, что за цаца была предыдущая обладательница этого тела, но пока я в нем – никаких морганатических браков не будет, если я не пойму, что иного выхода нет.
Мимоходом я отметила, что служанка назвала меня Эвелин, и мысли сразу скакнули к дорогой подруге (а подруге ли?), которая всю жизнь величала меня Эвой. Получается, она это все предвидела, что ли? Или, может быть, была знакома с настоящей принцессой? Вопросов к Ольге становилось все больше, но я, понимая, что задавать их сейчас просто некому, да и не это меня сейчас должно было волновать, задвинула их куда подальше, до лучших времен.
Итак. Я – принцесса. Эвелин кто-то там. Какого-то там королевства, которое, судя по всему, настолько мало, бедно, неудачливо – подчеркните нужное, что у него под боком воинственный сосед, с которым это самое королевство не может справиться, а он еще имеет ручную и, поди, огнедышащую ящерицу. И я должна выйти за него замуж, очевидно, чтобы это королевство избежало войны. За какого-то там Аримана, чтоб ему коты в тапки гадили. Пре-вос-ход-но! Кажется, я понимаю, почему у Эвелин не ладятся отношения с отцом – видимо, моя предшественница была не в восторге от этого расклада так же, как и я.
Внезапно вставший перед глазами осколок кошмара заставил меня вздрогнуть. Раз уж тут есть магия и драконы, значит – и та змееглазая гостья из кошмара вполне могла существовать. Жаль, что я не видела ее лица, хотя, кто знает, может быть, тут и лицо можно магией поменять и вообще бог весть знает, что сделать еще…
Чувствуя подступающую панику, я запустила пальцы в волосы, перехватив эстафету у служанки, и попыталась составить план действий на ближайший день.
Для начала мне надо было выяснить, как все-таки зовут мою фею пушистого полотенца и душистого мыла. Потом ознакомиться с географией королевства в частности и мира в целом. Желательно также успеть перехватить где-то хотя бы совсем базовые знания о магии, а еще – об этикете, принятом в этих краях.
Я, отпустив многострадальные волосы, сползла в бадью еще глубже, опуская в воду намыленную чем-то пенистым макушку, и некоторое время созерцала «умный» светильник, который оказался не умным, а, видимо, магическим. Ловкие руки служанки разбирали длинные пряди, промывая их от пены, а я бездумно пялилась в потолок, пытаясь собрать мысли в кучу.
Здесь у меня есть отец. Он, конечно, и так у меня был, только вот я его почти не помнила. Только те светлые детские воспоминания о колючей щетине, терпком запахе табака, сладостях, которые он, кадровый военный, откуда-то умел доставать, и сильных руках, подбрасывающих меня к потолку и неизменно раз за разом ловящих. Когда я стала старше, мама рассказала мне, что отец погиб при исполнении, когда мне было три года. Дома был альбом с фотографиями, шкатулка с его наградами. После него мама так и не вышла замуж, хотя я точно знала, что предложения поступали – она была статной, красивой женщиной, которую не сломила ни смерть мужа, ни мои подростковые выходки. Я почувствовала, как у меня предательски защипало в глазах, и, набрав воздуха в грудь, зажмурилась, окунаясь в воду с головой.
Как же ты там, мамочка? Что стало со мной в моем родном мире и как это отразится на тебе? Ты же сразу поймешь, что со мной что-то не так, я же знаю.
Вынырнув, я вытерла лицо ладонями, а потом глубоко вдохнула, приняв единственно верное, как мне показалось, решение.
– Я хочу одеться и прогуляться по замку, пока все спят. А потом поговорить с отцом. – Женщина за моей спиной вздохнула, и я, повернувшись в бадье, посмотрела ей в лицо. – Просто поговорить. Мне… – Я задумалась на мгновение, а потом решила, что вдохновенно соврать, еще и прислуге, чтобы нужный мне слух разнесся максимально быстро, вполне неплохая мысль. – Мне был сон. Я видела женщину, облаченную в белые одежды, она сияла, как солнце, только я не разглядела ее лицо. Она сказала мне, что выход есть из любой ситуации. И что я должна быть сильной перед лицом опасности и верить в близких людей, которые окружают меня…
Я замолкла, смотря на то, как по лицу сидящей рядом с бадьей женщины начинают катиться слезы. Она казалась одновременно просветленной и одухотворенной после моих слов, и при этом – горюющей.
– Вы говорите, как говорила ваша мать, да хранит ее вечность. Я думаю, что это ее светлый дух пришел вселить в вас надежду, госпожа.
А мать в этом мире у меня, видимо, мертва. Я ощутила укол вины за такое вранье, но отступать было некуда, да и реакция служанки только играла мне на руку.
Молча кивнув и встав из воды, я ступила на постеленный под ноги коврик. Все еще безымянная для меня женщина шустро принялась растирать меня полотенцем, а я стояла, обдумывая свой план.
Всю нужную информацию мне мог дать сразу один человек – мой потенциальный отец. Оставалось только надеяться, что я смогу объяснить ему, что произошло, в меру своего скромного понимания ситуации, и верить, что родительские чувства не дадут ему вызвать какую-нибудь инквизицию (надеюсь, ее тут нет вообще) с приказом вытравить поганого демона из тела дочери.
Погрузившись в мысли, я очнулась только тогда, когда служанка, достав из переднего кармана фартука гребень, принялась прочесывать теперь уже мои длиннющие волосы, которые к тому же еще и вились, благо крупными завитками.
– Что пожелаете надеть?
– Не важно. – Заметив легкое замешательство моей помощницы, я поняла, что настоящая принцесса, очевидно, была весьма придирчива к костюму. – После того как мне явилась мама, я поняла, что все, что меня волновало до этого момента, – детские глупости. Не важно, во что я одета, главное, кто я есть на самом деле.
А на самом деле я – чужачка, самозванка и бухгалтер. И мне придется над этим поработать.
Снова просветлев лицом, женщина с головой зарылась в стоящий у правой стены массивный шкаф, и через миг на кровать упали два платья: одно, кажется, из шелка цвета слоновой кости, а второе – значительно роскошнее на вид, лазурное, с золотым шитьем. «Верхнее и нижнее платье, – быстро сообразила я. – Только бы у них не было этой проклятущей моды на утягивание корсетами!»
Мне повезло, корсеты еще явно не пришли в этот мир или же миновали именно мой гардероб, но идеально сидящее по фигуре платье лишь немного стесняло движения, плотно обхватывая меня от талии и выше и расходясь свободными юбками от пояса. Не мешая служанке одевать меня, я, стараясь не выражать интереса, ощупала ткань, провела пальцами по вышивке с внутренней стороны и, наконец, посмотрела на себя в еще одно зеркало, большое, выдвинутое женщиной из-за шкафа.
Квадратный вырез горловины, достаточно глубокий, чтобы подчеркнуть грудь, летящие рукава верхнего платья и узкие, с кружевными манжетами, от нижнего. Плотная посадка по телу, на спине и верхней части рукава, от плеча до локтя – шнуровка. Ткань плотная, максимально близкая по качеству к привычным мне материалам и, я была уверена, полностью натуральная. С некоторой опаской сунув ступни в предложенные мне лазурного же цвета атласные туфельки на небольшом каблуке, я с облегчением поняла, что они удобны, словно любимые домашние тапочки.
– Отлично, спасибо, – сдержанно поблагодарила я свою помощницу, и та, присев в реверансе на мгновение, отошла к трюмо, открыла один из боковых ящиков и вытащила алую атласную подушечку с лежащей на ней изящной короной-обручем, усыпанной сапфирами и бриллиантами. Назвалась принцессой – изволь носить!
Я долгим взглядом молча осматривала предложенный мне атрибут нового положения, затем взяла ее аккуратно двумя руками и, возложив себе на голову, бросила взгляд в зеркало. На меня смотрела почти незнакомая мне девушка в поистине королевских одеяниях, с роскошной гривой платиновых волос, крупными локонами ниспадающих на плечи и спину и укрывающих ее почти до пояса, и со сверкающей камнями короной на голове.
В каком-то модном журнале я читала, что каждая женщина внутри – королева. Фраза казалась мне тогда очень циничной: побудь тут королевой, когда у тебя инвентаризация на носу, а надо еще в магазин зайти, картошки домой купить и еды для маминого кота. Но сейчас, смотрясь в зеркало, я чувствовала небывалую уверенность в своих силах, и, что греха таить, легкая тяжесть короны на голове была удивительно приятной.
Пока я любовалась отражением, расторопная женщина извлекла все из того же трюмо пару колец и браслет, но надеть их на себя я не позволила. Невзирая на их невероятную красоту, я чувствовала, что сейчас будет правильнее придерживаться позиции переосмысляющей все принцессы, и если корона – символ моего положения и ответственности, то от прочих украшений стоит пока отказаться. Тем более что я не хотела походить на разряженную новогоднюю елку – традиция обвешиваться десятком украшений мне всегда претила. Накинув на плечи короткий бело-серебристый меховой плащ, предназначенный для утепления моей чуть более открытой верхней части тела, я в последний раз оглядела комнату.
– Идем, прогуляемся по дворцу, пока все спят. – Позволив себе лукавую улыбку, я пропустила служанку вперед, и она, открыв дверь, выпустила меня в коридор.
Я не могла пока судить о размерах места, где оказалась: окна были закрыты слюдой, через которую рассмотреть хоть что-то было невозможно. Ну… зато не дуло, вернее – дуло не так сильно, как могло бы. Я ногами ощущала прохладный сквознячок, что скользил у самого пола, но пока дискомфорта это не доставляло. В молчании мы шли мимо стоящих возле стен стражников, и только понимание того, что плакала моя легенда, если я начну разглядывать их дивные доспехи, заставляло меня с каменным выражением лица двигаться дальше по коридору. А посмотреть было на что: невероятные доспехи, словно взятые из фэнтезийного кино про высокомерных эльфов, сочетались с тяжелыми суконными плащами и серым, похожим на волчий, мехом. Скользя периодически взглядом по лицам стражи, я иногда замечала их взгляды: кто-то смотрел с сочувствием, кто-то – делано равнодушно, а кто-то откровенно с насмешкой. Да уж, принцесса явно оторвалась по полной в своем протесте замужеству. Ой, не с той стороной ты воевала, глупая, а мне теперь разбираться, репутацию восстанавливать, любовь народа снискивать…
Из коридора мы вышли в просторный зал, увешанный портретами различных дворян, чьи лица мне были незнакомы, но стоило моему взгляду дойти до двух самых крупных картин, как я почувствовала вставший в горле ком. Из-под полупрозрачной белой вуали, что прикрывала самый верх полотна, на меня смотрела мама. Молодая, как на черно-белых фотографиях из ее студенческой юности, коронованная, в роскошном платье, сверкающая драгоценностями даже с картины. Я подошла ближе, не отводя взгляда от портрета. Магия в этом виновата или художник был настолько мастером, но мне казалось, что она смотрела на меня своими мудрыми, добрыми глазами, словно бы упрашивая быть добрее к человеку, чей портрет висел по левую сторону. Это лицо я тоже знала, хоть мне и потребовалось какое-то время, чтобы вытащить его из памяти. Фотографий отца было немного, и на большинстве он был с бородой, пусть не длинной, но порядочно меняющей его облик. А на портрете рядом он был чисто выбрит, с уложенными под корону-обруч волосами, и его глаза так же, как глаза матери, будто следили за мной, строго вопрошая, что же достойного я совершила в недавнее время…
Служанка молчала, не решаясь прервать мой молчаливый диалог с портретами. А я рассматривала своих-чужих родителей, горько дивясь тому, в какие жестокие игры с нами, мной и моей предшественницей, играет судьба. Мы обе потеряли когда-то тех, кто был нам близок, и обретем их только в обмен на новую потерю. Думала ли принцесса об этом, когда просила помощи через отражение? Просила ли она вообще этой помощи или все – случайное стечение обстоятельств?