Маккензи полулежал на кушетке, витая где-то посреди сна и яви, когда вдруг раздался голос Инайю:
— Сэр, в саду вас ожидает делегация фермеров Гидропонной Ассоциации. Если вы не забыли, вы должны вручить награды за достижения в области сельского хозяйства ее молодежному крылу.
— О, да. А я совершенно об этом забыл. Спасибо, Инайю, — сонным голосом проговорил Маккензи.
— Всегда к вашим услугам, Маккензи-сан.
Он встал и положил на стол книгу, которую вот уже некоторое время безуспешно пытался одолеть. Потом он направился к выходу в сад. На ходу он вспомнил, как стоял здесь, ожидая появления Сируса Магнума. Казалось, с того момента прошла вечность.
Он отворил двери и вышел.
Вид сада всегда наполнял его сознание покоем и умиротворенностью. Чередование света и тени, мелькавшие в причудливой игре перед глазами, когда он шел по усыпанной гравием дорожке, напомнило ему о роще мангалам в лагере и о Светле. Он знал, что в самом ближайшем времени ему придется принять решение об их будущем, и это решение должно было устроить их обоих.
Он отказался отозвать ее и отстранить от командования, когда начал производить расстановку кораблей во флотилии. А потом, спустя две недели, ему пришло по электронной почте письмо. Инайю вложила его в папку с поступившей корреспонденцией, не сказав ни слова.
Он остановился под гигантской пальмой и вынул из кармана конверт. Оно было страшно потрепанным, и поэтому он бережно развернул его, стараясь не порвать, и, наверное в двадцатый раз, прочел от начала до конца.
«Мой дорогой Мак!
Я безмерно счастлива, что ты находишь деятельность вверенного мне звена эффективной и даже счел возможным оставить нас здесь, чтобы защищать интересы Конкордата. С другой стороны, было бы нечестным скрывать от тебя, как мне тебя не хватает, временами почти невыносимо быть от тебя вдалеке.
Много раз я хотела обратиться к тебе по гиперпространственной связи, но всякий раз говорила себе, что ты очень занят и у тебя куча всяких обязанностей. Мы внимательно наблюдаем за всеми твоими выступлениями, и я должна сказать, что ты научился ораторствовать. От военного героя до государственного мужа, если быть точнее.
Я так горжусь тобой, как, впрочем, любой из нас в Полетном Корпусе, особенно все запредельники. Если тебе интересно, что я думаю по этому поводу, то скажу лишь, что поражаюсь скорости распространения информации в Корпусе. Таким образом, позволь мне перейти к делу.
Я признаю, что испытывала некоторые сомнения по поводу моих способностей справиться с новым назначением, когда прибыла сюда, но сейчас я уже привыкла, что на меня возложена большая ответственность. Но все-таки события здесь имеют совершенно другое значение, чем в масштабах наших маленьких кораблей. Проблем множество, и люди не перестают требовать, чтобы их разрешили. Меня дергают днем и ночью, и порой я чувствую себя настолько измученной, что с трудом выползаю из постели. Но я со всей решимостью погружаюсь в поток стоящих передо мной задач, как и подобает запредельнику, стараясь вести себя так, чтобы не подводить тебя, раз уж всем известно, что ты мой наставник, как говорят.
Я никогда не смогу забыть, что мы пережили вместе. Я каждый день воскрешаю в памяти эти мгновения, и это наполняет меня чувством глубокого сожаления, что мы так и не смогли найти приемлемого для нас обоих решения. Меня можно в этом винить, и я готова нести ответственность за случившееся.
Я сумею понять, если ты не будешь относиться ко мне по-прежнему, когда я вернусь. Но я всегда буду хранить в сердце память о тебе, Мак. Теперь-то я это точно знаю.
Больше всего на свете я боюсь, что настанет день, когда я увижу тебя в объятиях другой женщины. Совершенно уверена, что тысячи женщин на Красном Утесе пойдут на любые ухищрения, лишь бы заполучить тебя. Не думаю, что смогу вынести такую мысль долго, даже зная, что некого винить в этом, кроме себя самой.
Мне пора в патрулирование, мой дорогой, поэтому я прощаюсь с тобой. Успехов тебе в твоих начинаниях. Передай всем от меня привет.
Когда он кончил читать ее послание, то поднял голову и посмотрел на буйство зелени, окружавшей его. Оно давало ему чувство покоя, наполняя ощущением полноты жизни. Единственное, что нарушало эту безмятежную картину, словно брошенное неведомой рукой семя печали, было чувство неопределенности, поселившееся в его сердце. Он попытался отбросить его и всецело отдаться ощущению умиротворенности, окружавшей его, надеясь, что это даст ему понимание, но его чувство неуверенности лишь усилилось.
Да, даже в ее объятиях мне всегда чего-то недоставало, подумал он, чего-то недосягаемого, что возникло и материализовалось только во время космического прыжка. Что там говорил Святой Августин? «Наши сердца принадлежат Господу нашему, и не будет им покоя, пока пытаются они солгать Ему». «Ах, преподобный Августин! — прошептал Маккензи. — Ты пытаешься убежать от требований плоти! Как бы мне хотелось, чтобы твои откровения были не так точны!»
Он сложил письмо и засунул его обратно в карман. Потом продолжил свой путь по гравиевой дорожке, туда, где столпились в его ожидании телевизионщики, фермеры Гидропонной Ассоциации и их дети.
А ведь это просто здорово уметь вот так управлять течением жизни, вдруг подумал он. Сирус был совершенно прав. Я создан для того, чтобы быть Губернатором.
Если по-прежнему временами какие-то вещи были за пределами его способностей, если порой ужас смерти вновь переполнял его, он, по-крайней мере, научился использовать с выгодой для себя силу этих ощущений. По правде говоря, несмотря на то, что он сам так мало значил, ему казалось, что Даогот избрал его, чтобы наглядным примером показать остальным правоту этой мысли. Этот вывод развеселил его.
В прошлом он наверняка расценил бы вручение наград за достижения в области сельского хозяйства с цинизмом, но те времена давно прошли, и Светла Стоковик в каком-то смысле помогла ему понять это. Ее привязанность и любовь помогли ему удержаться на краю пропасти. И за это он будет ей вечно признателен. Вечно.
Наверное, мне следовало бы с ней связаться. Или отозвать ее… для честных переговоров. Это был возможный выход из положения. Но выходом можно было считать любую возможность, которая казалась тебе единственно верной и необходимой. Да, это открыла ему Шейла, сделав для себя самой вывод во время космического прыжка, и в итоге это сделало ее олицетворением доброй воли и уверенности в своих силах. Ее уверенность означала, что, когда смерть придет за ним, когда смерть придет за Светлой или даже за самой Шейлой, им откроется нечто, скрытое в таинственных измерениях природы, запрятанное в глубинах неприкосновенности космоса и времени. Они были первыми, кто увидел этот волшебный мир во время своего космического прыжка.
Он снова улыбнулся. Раз смерть больше не манила его за собой, это означало, что она была ему не страшна.
Он уже почти подошел к делегации фермеров.
Дети нетерпеливо ждали его, переполненные восторгом от предвкушения получения подарков и встречи со знаменитым запредельником, который превратился в губернатора. Губернатор был знаменит своими деяниями и стремлением к миру, что неоднократно отмечалось во всех публичных выступлениях, голофильмах и репортажах прессы.
Когда он поравнялся с ними, к нему направился маленький коренастый мальчишка не больше шести лет от роду. А за ним вдруг кинулись и все остальные дети, побросав своих родителей, и окружили его плотным кольцом, с глазами, светившимися юными мечтами и надеждами. Несколько взрослых попытались вмешаться и отстранить их прочь, но он взмахом руки остановил их.
«Страдай, если маленькие дети избегают тебя, потому что пока ты сам не станешь в душе маленьким ребенком, ты не будешь…» Наклонившись, он начал по очереди обнимать их всех, а самых маленьких он подхватывал и кружил в воздухе под звонкие аплодисменты остальных.
И он от всего сердца разделял их радость, восхищение и восторг и смеялся вместе с ними. Он смеялся до тех пор, пока из его глаз не потекли слезы.
Маккензи больше не был запредельником.