Записки Мелового периода. Том 1

Глава 1

Когда старенький институтский "пазик" трясясь и завывая раздолбанным двигателем, въехал на территорию базы отдыха, времени было, что-то около полудня. Автобус остановился и шофер, зачем-то просигналив хриплым клаксоном, открыл, наконец, двери. Вновь прибывшие, слегка очумевшие от тряски и пыли, с шуточками и смехом нескрываемого облегчения, чрезвычайно довольные окончанием сурового двухчасового испытания разбитыми дорогами и просёлками, принялись выбираться из смертельно надоевшего, раскалённого как печка автобуса, разминая утрамбованные жёсткими сидениями зады и озираясь по сторонам. Некоторые, едва вытащив вещи, сразу же устремились к видневшемуся невдалеке месту общественного пользования.

– Ну, он пёр по этим кочкам! - ворчал Марек, потирая натруженный зад. – А автобус-то... как будто без рессор вааще.

– Русский, – пояснил Илья, – любит быструю езду!

– Вообразил себя болидом на формуле один, - резюмировал Марек, - Шумахер сраный!

Уютный, маленький лагерь отдыха располагался в прозрачном сосновом бору, на самом берегу Обского водохранилища, гордо называемого местными жителями "морем". Включал он несколько брусчатых домиков, да около десятка разноместных, цветастых палаток. Была там волейбольная площадка, с лёгкостью превращаемая в танцевальную, не покореженный теннисный стол, бильярд, а несколько поодаль у воды, расположилась, гордость базы, только в этом году срубленная маленькая бревенчатая баня. В крошечной заводи покачивалась, на едва доходящих сюда волнах, одинокая, свежевыкрашенная лодка. Патриархальная тишина нарушалась только щебетом птиц, да детскими воплями, доносящимися с недалёкого пляжа.

*****

Жарища, надо сказать, стояла совершенно дурная, совсем не характерная для наших умеренных широт. Компьютеры умудрялись виснуть в самое неподходящее время, несмотря на снятые корпуса. У Марека из-за этой напасти то и дело накрывалась работа. Поскольку прогнозы синоптиков обещали, что несущий прохладу циклон надежно обходит их стороной и жара продлится еще не менее недели, он предложил плюнуть на все и предаться разгулу в диких местах. Илья не возражал, поскольку сам уже одурел от духоты, и ему было невообразимо лень, обливаясь потом, работать, над диссертацией.

Местом разгула была выбрана институтская летняя база отдыха, по той, главным образом причине, что недельная путевка туда стоила совершеннейшие гроши, так как почти целиком оплачивалась профкомом. Марек радостно заявил, что сэкономленные деньги, нужно потратить на создание питейных запасов, совершенно, по его мнению, необходимых для отдыха на природе. На ехидный вопрос Ильи, Марек невинно ответил: "Ну, ты спросил! На Канарах, разумеется, сэкономленные!", и протянул ладонь. Илья вздохнул и начал рыться в карманах.

– Давай, давай! – подбадривал его Марек. – Отслюнявливай, не жмоться! И, в конце концов, выбил из друга требуемую сумму.

Всё дело происходило в самом начале недели, Отъезжающая, предыдущая смена, уже гужевалась у автобуса. Вновь прибывших отдыхающих, по сравнению с ними было совсем немного, поэтому пустых палаток оказалось предостаточно, Марек с Ильёй выбрали себе крайнюю со стороны залива. Палатка была красной, двухместной и разбита возле небольшого, поросшего редким кустарником обрывчика, под которым уже начиналась узкая белая полоска песчаного пляжа.

Когда выбор был свершён, Марек, бормоча, что-то об удачном месте и плеске волн принялся распаковывать их объемистый багаж, в значительной степени состоящий из звенящей и булькающей тары, а также большой металлической канистры с пивом, которую он намеревался закопать во влажный песок, под обрывом. Илья же, как болтающийся без дела, был отправлен к хозяйственному домику, получать спальные принадлежности. Там уже собралась маленькая очередь из новеньких и Илья, вертя в руках свою и Марека путёвки, пристроился в её конце.

Бельё выдавал сам директор базы - пожилой, толстый, лысый дядька. Потея в полуденную жару в своём синем тренировочном костюме и поминутно вытирая платком загорелую конопатую лысину, он подолгу изучал путёвки, уточнял фамилии и время пребывания на базе, потом заставлял расписываться, в каком-то большом потрёпанном журнале и только после этого выдавал маленькую желтоватую стопку белья, строго предупреждая при этом, что полотенцами и постельными принадлежностями пользоваться необходимо аккуратно, по назначению, не рвать и не пачкать. Отдыхающие покорно сносили его наставления, очередь двигалась медленно, Илья заскучал, и от нечего делать принялся глазеть по сторонам. Ветер, налетая порывами, шумел в верхушках сосен. Деревья, тихонько скрипя, покачивались, заставляя больших солнечных зайцев, как угорелых метаться взад- вперёд по земле и по стенам домиков. Дверь ближайшего домика отворилась, распространяя настойчивый запах кухни, и оттуда высунулась пожилая, краснолицая толстуха, в белом свежезахватанном переднике. Поведя по сторонам энергичными маленькими глазками и очевидно не найдя искомое, она остановила свой взгляд на директоре.

– Да где ж то она ходит? - спросила она его, почему-то полушёпотом. - Обед же уже, вот.

И вдруг вскричала зычным, визгливым голосом, заставившим многих вздрогнуть.

– А-нн-а, А-ню-т-а! – и опять полушёпотом. – Тьфу ты, лентяйка, прости ты мини госпыди.

Услышав это имя, Илья встрепенулся. Что за Анюта? Неужели... Да нет, не может быть. Анют сто тысяч, наверное. Миллион! Это очевидно такая же краснолицая толстуха, но помоложе.

– На пляже наверно, валяется, где же ей ещё быть, – отвечал ей директор, морщась как при запоре, от её зычных воплей.

– Обед жи сейчас! – жаловалась повариха, призывая его в свидетели. – Посуда жи ещё не готова! Что за девка, а? Божье наказание. А-нн-а! – завопила она снова. Директор опять болезненно сморщился, делая жест рукой, словно закрывая ей рот.

– Да тише ты, – и обречённо. – Иди, готовь, сейчас пригоню ее. Дети малые, ей богу! – он повернулся к очереди. – Подождите товарищи, Всех за ручку тут надо водить. Детский сад, честное слово. Ясли, какие-то.

Глава 2

Прямо напротив окна, по, густо утыканной вентиляционными трубами, крыше соседнего корпуса, бродили серые люди в ватниках. Они разгребали деревянными лопатами свалявшийся, напитавшийся влагой снег.

Илья некоторое время наблюдал, как подобно мыслям в его голове, невнятные фигуры хаотично перемещаются между трубами, то, появляясь, то опять исчезая за хребтом крыши. Ветер настырно и деловито швырял в них снежной мелочью и раскачивал черные, вровень с крышей, голые кроны деревьев.

Внезапно, словно оценив тщету своих усилий, дворники-верхолазы, все разом исчезли из виду, Илья, задумавшись, даже не успел уловить этого момента.

«Вот те на!» – удивился он вслух, и даже привстал из-за стола, будто рассчитывал увидеть их всех внизу. Никого там не было, кроме лохматой дворняги, вынюхивающей что-то у ржавого мусорного бака, да нескольких ворон, опасливыми черными кляксами, чертящих снег на некотором расстоянии от нее.

«О ерунде думаю», – сказал себе Илья, снова сел и нехотя придвинул иностранный научный журнал, который перед тем вяло пролистывал.

Незаметно подкрались быстрые зимние сумерки. Буквы латиницы на глянцевых журнальных страницах расплывались, становясь неразборчивыми. Илья так и не включил свет, а когда стало совсем ничего не видно, просто перестал читать. Подперев кулаками щеки, он уныло смотрел в окно, за которым, теперь уже во всю мощь, повалил снег. Комната оживала в сгущающейся темноте. Тускло-красным светились раскалённые спирали электрокамина. Суетливо подмигивали разноцветные огоньки и цифры на панелях приборов, им отвечали их отражения в чёрном оконном стекле,

Погас забытый монитор компьютера. Прорезались, неслышные ранее, разнокалиберные звуки. Негромко завывала в трубах вентиляция, периодически меняя тональность с тоскливой на бодрую. Приглушенно стрекотал из-за стеклянной дверки самописец. Булькали нагретой водой и жужжали моторами разномастные термостаты. Временами к этой какофонии, то громко, то почти не слышно, примешивалось дребезжание каких-то вибрирующих стекляшек.

Звуки были привычными, Илья их даже не замечал. О работе думать совершенно не хотелось. Да и как о ней думать, когда в голове такая сутолока. Как ни пытайся себя отвлечь, мысли все равно сворачивают в тот летний лес, к тихой заводи. Туда, где Анюта бездумно валялась на песке, закинув за голову руки, а Илья сидел рядом и, любуясь на нее, подбрасывал на ладони гладкий камешек.

* * *

Расстались они месяц назад, после новогоднего корпоратива.

Анюта в тот праздничный вечер была, как обычно весела и непосредственна, может даже чересчур. Перетанцевала со всеми мужиками и хохотала не останавливаясь. Илью такая развязность несколько покоробила, и он нарочито стал уделять повышенное внимание девицам из своей лаборатории. Тем не менее, вечер прошел весело, без эксцессов. Когда же под утро они, наконец, добрались до дому, Анюта неожиданно набросилась на Илью с яростными упрёками. Сегодня Илья уже слабо помнил их суть, что-то о том, что он не так ей отвечал, всё время ворковал с этой!.. Чуть ли не тискал её на глазах у всех и вообще вёл себя, как последний!.. Всё это несколько удивило Илью, и ему не оставалось ничего, кроме как напомнить, о её собственном легкомысленном поведении. Она начала кричать, что всё это делала ему назло и вообще... Илья никогда раньше не видел Анютку в таком возбуждённом состоянии. Она и так отличалась резким и неустойчивым нравом, а тут ещё сказалось значительное количество выпитого шампанского.

Он сидел в трусах и майке на уже расстеленном диване и посоловевшим взглядом следил, как она взад-вперед бегает по комнате, садится, встаёт, всплёскивает руками и говорит что-то резкое и гневное.

Ласки и последующий секс, наверняка бы, исправили ситуацию, но вместо этого Илья повел себя как дурак и принялся огрызаться, чем окончательно довёл Анютку до белого каления. Одетая уже в одну только его рубашку, девушка сорвала её и, скомкав, швырнула ему в лицо. Вызвала такси, быстро накинула одежду, и выскочила из квартиры, хлопнув дверью. Простучали под окном её каблучки, и всё стихло, только в надвигающемся сером рассвете, чьи-то пьяные голоса, время от времени начинали орать одну и ту же песню. Пропев пару куплетов, сбивались и трудолюбиво принимались заново. Илья лежал на диване, тупо уставившись на люстру, а забытый телевизор продолжал молоть какую-то посленовогоднюю чепуху.

* * *

Даже любящие люди устают друг от друга, поэтому в первые дни после разрыва Илья не слишком переживал, наоборот, испытывал некое чувство умиротворённости.

Через неделю появилось лёгкое беспокойство, которое с каждым днем нарастало и усиливалось, пока не накрыло его подобно лавине. Воспоминания об Анюте стали навязчивыми. Каждую ночь он долго не мог уснуть, ворочался на своём старом скрипучем диване, мысленно лаская или ругая её. Днём от грустных мыслей отвлекала работа, но вечером неотвратимо возвращалась тоска. Будучи человеком разумным и рассудительным, Илья понимал, что есть простое и очевидное решение проблемы – позвонить и попросить прощения. Мешало ли ему ложное чувство справедливости (ведь не он затеял эту ссору)? Возможно. Но больше всего он боялся услышать в трубке её голос и не найти что сказать. Этого его мужская гордость вынести была не в состоянии.

Так продолжались страдания и терзания, пока в воскресенье вечером, в самый разгар очередного их приступа, не заявились незваные гости, Володька Степанов и Марек Левицкий, с двумя же бутылками водки. Усевшись втроём вокруг маленького кухонного стола, они как-то очень быстро приговорили первую бутылку, и пока Марек с Володькой хрустели квашенными капустой и огурцами, принесёнными с собой (знали к кому идут, даже хлеба дома не было), Илья стал жаловаться на судьбу. Следует отдать им должное, друзья сразу же вошли в курс дела и проявили мужскую солидарность, разбавленную, впрочем, изрядной долей сарказма.

– Да плюнь ты на неё! – орал окосевший Володька, ставший по пьяному делу мужским шовинистом. – Ты себе ещё такую девку найдешь, что эта стерва от злости лопнет.

Глава 3

Дневник Майи

17.03.200..... года

«Сижу на чемоданах. С минуты на минуту приедет такси, чтоб отвезти меня на вокзал!

Только что, проводила тетку в ночную смену. Перед тем часа два сидели на кухне, пили чаек, болтали. Опустошили пару чайников. Тетка напекла мне в дорогу пирогов, заодно и продегустировали. Тетя Галя очень переживала, что смена у нее выпала неудачно и подмениться не с кем – не сможет проводить она меня на вокзал. Я все успокаивала ее, повторила раз сто, что прекрасно доберусь сама – сесть в такси и успеть к поезду много ума не надо. Но она продолжала переживать, твердить, что сердце у нее не на месте, что негоже молодой девушке, почти ребенку, болтаться одной ночью по вокзалу. Пришлось оскорбиться, дескать, никакой я не ребенок – мне не шестнадцать, и даже не двадцать. Двадцать три уже! Закончила учиться, устроилась на работу. И по вокзалу «болтаться» не собираюсь – сяду в ночной поезд, и ту-ту до дому! Тетя сделала вид, что успокоилась. Мы расцеловались, я пообещала отзваниваться на всех этапах пути, но она все топталась в коридоре, все спрашивала: не забыла ли я билет и паспорт, все ли вещи собрала?.. И т.д. и т.п. Короче квохтала, как наседка и парила мне мозг, до тех пор, пока я не усадила ее в лифт.

Конечно, я ее понимаю, живет одна, ни детей ни мужа, к сестре (моей маме) ездит редко. Со мной не виделась два года. Соскучилась. Летом обязательно надо будет приехать к ней в гости, хоть на недельку.

Все. Звонит сотовый. Любезная тетка-диспетчер сообщает: белая "Волга"; номерочек: сто сорок один.

Домой, домой, домой! Ужасно соскучилась по маме, отцу и братьям»

Майя захлопнула дневник, прицепила на обложку ручку и, засунув тетрадь во внешний карман дорожной сумки, выскочила из квартиры. Заперла за собой железную дверь. Позвонила в соседнюю, семьдесят третью, отдала ключи соседке-пенсионерке. Лифта ждать не стала – быстрее пешком.

Машина ждала у подъезда – видавшая виды, когда-то белая «Волга» с плафоном на крыше. Водитель покуривал в приоткрытую форточку – в темно-синее вечернее небо вилась струйка дыма. Покосился на Майю, затем оценивающе, на ее сумку, и кивнул в сторону заднего сидения, бросай, мол, туда. Идти открывать багажник ему, похоже, было лень.

Майя, как ей и было предложено, сунула сумку на заднее сиденье, сама села рядом с водителем. Пару раз хлопнула дверкой – та все никак не закрывалась. Оказалось, мешал пояс от зимней куртки – свесился вниз и попадал в проем. Пояс подобрала, и дверка, наконец, закрылась. Таксист, недовольно наблюдавший за суетливой девчонкой, врубил первую передачу и машина, вихляясь в серо-белых бурунах снежной каши, тронулась, неспешно ускоряясь. С неба опять посыпался редкий снежок. Бестолковая круговерть снежинок, точно рой мошкары, толклась в свете уличных фонарей.

– На вокзал? – уточнил водитель, выворачивая на главную улицу.

– Да, на Главный, – Майя постаралась улыбнуться ему как можно приветливей, не сидеть же всю дорогу букой.

Она еще раз похлопала себя по карманам куртки – вроде все на месте. Шапку даже одевать не стала, выскочила так. Да и в машине тепло.Дворники лениво елозили по ветровому стеклу, сгребая в стороны маленькие сугробики налипших снежинок. Водительская рация время от времени напоминала о своем существовании голосом неведомого диспетчера. «Кто на линии – Речной вокзал.... от Аэропорта, к Комсомольской, кто?» – прорывался сквозь хрипящий эфир бодрый девичий голосок. От нечего делать, Майя принялась смотреть в окно. Дорога шла под уклон и направо. В сгущающихся сумерках мелькнули корпуса института, с левой стороны появился призрак какого-то долгостроя. Здесь они нагнали маршрутный автобус. Мигая левым поворотником, «ПАЗик» потихоньку выруливал из выемки между двумя сугробами, означающей остановку общественного транспорта. В ярко освещенном салоне сидели редкие пассажиры. Кондукторша возвышалась монументальной статуей на высоком сиденье.

Впереди слева вспыхнули и погасли фары. Еще раз и еще. Тяжелый «Вольво» с длинным прицепом неуклюже пытался развернуться, и забраться на горку. Колеса скользили по укатанному снегу, фуру стягивало назад. Водитель приоткрыл дверь кабины, посмотрел вниз. Машина тяжело вздохнула какой-то пневматикой, взревел двигатель и «Вольво» попыталась еще раз осилить этот подъем. «Черт, не вовремя принесло его… – проворчал себе под нос таксист, –раскорячился… жди теперь, пока он задницу с дороги уберет!»

Фура, повздыхав и поотфыркиваясь, наконец, сдвинулась с места, и медленно развернувшись, освободила дорогу. Майя сквозь боковое стекло наблюдала, как мимо медленно проплывает темно-синий тент с белыми буквами по борту.

Почти следом за фурой рванул здоровенный темный джип. Лихо обогнул фургон и проскочил под самым носом у «Волги».

Таксист резко затормозил и выматерился, от избытка чувств забыв про свою пассажирку. Майя покосилась на него – седоватый дядька лет пятидесяти с небольшим. Коротко стриженые волосы, глубоко посаженные глаза, лоб с заметными залысинами, кустистые брови. Дернул рычаг переключения передач, нажал на газ, машина вновь тронулась. Пока стояли, ждали фуру, их успели нагнать автобус и еще пара легковушек.

«Волга», медленно набирая скорость, поехала вперед. Странно. Когда отъезжали от теткиного дома, свет на улицах горел. А сейчас фонари вдоль проспекта стояли мертвые, погасшие. Да и в оставшихся позади институтских корпусах не светилось ни одного окошка. Они миновали еще один лесок, подобрались к железнодорожному переезду, «Волга» осторожно перевалилась через рельсы. "Что-то медленно ползем, – подумала Майя и озабоченно посмотрела на часы, – так недолго и опоздать!"

Водитель, словно вняв ее опасениям, наконец, прибавил скорость. Но не успела девушка обрадоваться, как впереди замаячили габаритные огни скопивших на дороге машин. "Блин!.. ну что за невезуха? – Майя пристально вглядывалась сквозь лобовое стекло. – Что там на этот раз? Пробка? В такое время просто смешно. На аварию вроде не похоже…"

Глава 4

Проснулся Илья оттого, что его начали энергично трясти и стягивать одеяло. С трудом, разлепив глаза, он обнаружил над собой, небритую и крайне озабоченную рожу Марека.

– Пошёл ты... Чёрт! – голая, сонная Анюта, натянула одеяло до самого подбородка. – Совсем что ли уже?.. – она сердито тёрла глаза.

– Пардон! Не знал! – отвечал ей Марек, без особого, впрочем, смущения. – Вы тут дрыхнете, а там... – он тыкал рукой в сторону окна, – там, чёрт знает, что творится! Ты посмотри, посмотри! – тянул он Илью. – Проснуться не можешь? Сейчас проснёшься!

Илье от этих слов стало тревожно, весь сон, как рукой сняло. Что там ещё? Подсмыкнув трусы, он поспешил к окну, куда увлекал его Марек.

Картина, которая открылась из окна четвёртого этажа Корпуса моделирования, действительно была такая, что обычной не назовёшь. За низкой крышей опытного цеха, на которой уже не было снега, примерно в километре, за голым зимним березняком, где вчера высилось недостроенное здание, с торчащим возле него подъёмным краном, а дальше начинались девятиэтажки жилых кварталов, теперь простирался лес.

Насколько хватало взгляда, до самого горизонта, зелёный лес!

– Боже мой! – сказала подошедшая к окну, закутанная в одеяло Анюта. – Может, я ещё сплю? Ущипните меня. Уйди ты! – отпихнула она руку, собирающегося выполнить её просьбу, Марека.

– Это еще что!.. еще что… – возбужденно бормотал тот. – Теперь пошли, поглядите, что с другой стороны! Пойдем, пойдем!

– Да подожди ты, – отбивался Илья от его настойчивых рук, – дай одеться-то!

– Подумаешь, цаца! Нет там никого. Идем, ты удивишься!

– Да уж куда больше… – вздохнул Илья, давая себя увлечь к выходу. Анюта, поплотней запахнув одеяло, поспешила за ними.

– Я когда встал, сразу в сортир, – торопясь, рассказывал Марек, когда они вышли в коридор. – Вон он, напротив, через две комнаты, воды, правда, нет. Идемте, идемте! Ну, короче, дела сделал, в окно гляжу... Импакт твой фактор!..

Туалет был мужской, и Анна нерешительно остановилась на пороге, но, услышав вопли мужчин, отбросила ложную скромность и пулей влетела внутрь. То, что она увидела в окно, заставило ее судорожно, со всхлипом вздохнуть и, чтобы не упасть, опереться о плечо Ильи.

За окном было море. Не прямо, конечно, за окном, наверное, в километре от здания института. Вид был словно с невысокой горы. И какой вид: до самого горизонта, простиралась бирюзовая гладь, смыкаясь с лазурной голубизной неба. Вправо и влево уходила, скрываясь за холмами, изрезанная заливчиками, белая полоска песчаного пляжа, отороченная изумрудной зеленью леса.

– Может дамбу прорвало и Обское море разлилось? – оправившись от первого шока, предположила девушка. – Что? Что вы на меня вылупились? Сама знаю, что глупость сказала.

Мужчины отвернулись от нее и снова уставились на море.

– Ну, хорошо, – сказал Илья, – хотя ничего, хорошего. Здесь море, там лес… а?.. – он замялся, подбирая верное слово.

– Ты хочешь спросить, где наше? – усмехнулся Марек.

– Ну, в общем, да.

– А это в конце коридора окно. Там внутренний двор.

– А из нашего окна, – пробормотала Анюта, – Площадь Красная видна… Кто-нибудь что-нибудь понимает?

Когда они вернулись в комнату, Илья сел на диван, яростно ероша волосы.

– Что ж это, черт возьми, такое?.. Марек, ты окно не открывал? – спросил он, нашаривая свою одежду. – Как там погода на улице?

– Да нет, – Марек, нервно барабанил пальцами по подоконнику. – Они же заклеены на зиму. Ну, сейчас попробую, – он повернул, запирающие окно, ручки и несколько раз с усилием дернул. После третьего рывка рама с треском распахнулась. Посыпалась вата и старая краска. С видом заправского иллюзиониста, Марек обернулся к друзьям, те молча ждали продолжения.

– Алле… оп!

Распахнулась вторая рама и в комнату ворвалась волна жаркого летнего воздуха, сметя все с подоконника и подняв облако пыли.

– Пчхи… – чихнула Анюта.

– Пыль с подоконника вытирать никогда не пробовал? – поинтересовался Илья, протирая запорошенные глаза. Марек пожал плечами, на мелочи, мол, отвлекаться изволите. А за окошком, меж тем, стояло настоящее лето, если конечно не принимать в расчет голые остовы берез и осин их, земного леса. Заставляя жмуриться, в комнату заглядывало восходящее, но уже ослепительное солнце. По небу ползли редкие барашки облаков.

– Интересное кино! – сказал Марек, и пояснил, увидев вопросительные взгляды друзей. – Дома… то есть на Земле… то есть… в общем, раньше солнце тоже с утра в окно светило. У компа монитор слеп, приходилось шторы плотно закрывать.

– Значит в этом мире, твои окна тоже выходят на восток, – неожиданно спокойным тоном констатировала Анюта.

– В каком "этом мире"? – взорвался Илья. – Ты соображаешь, что ты несешь? Фантастики начиталась? Четвертое измерение? Параллельные миры? Совсем сбрендила?

Анюта обиженно передернула плечиками.

– Сам придурок! Разорался… – она отвернулась к стене и подозрительно шмыгнула носом.

– В самом деле, – влез Марек, – что ты яришься Васильев, она-то тут причем? И вообще, параллельный, перпендикулярный… а мне чего-то уже жрать охота… и, кстати, пить. А то после этого спирта сушняк, а здесь воды ни капли нет.

– Ладно! – Илья натягивал брюки, раздражение его уже улетучилось. – Сейчас пойдём ко мне, там попьёшь, – он застегнул молнии на ботинках. – Вы одевайтесь, что стоите? Анюта? – он примирительно коснулся плеча подруги. – Ну ладно, не дуйся! Извини! Одевайся, пошли.

– Может, вы выйдете, все-таки?! – возмутилась девушка.

– Хорошо, хорошо дорогая! Мы пошли, а ты одевайся и подходи в триста пятую. – Илья вертел в руках свитер. – Надевать, не надевать ли? Тепло вроде?

– Да так пошли, не замёрзнешь. Я вишь как? – Марек был в брюках и в одном старом тельнике, сквозь дыры которого проглядывало его волосатое тело.

Чтобы попасть в главный корпус из комнаты, где работал Марек, необходимо было спуститься двумя этажами ниже и пройти по тонкой длинной кишке перехода. Когда спустя двадцать минут, причесанная и даже слегка подкрашенная, Анюта открыла дверь в триста пятую, мужчины сопя и ругаясь, ползали на четвереньках вокруг большого штатива, пытаясь надёжно закрепить над горящей спиртовкой, эмалированный чайник, так чтоб ненароком не перевернулся. В открытое настежь окно рванулся тёплый ветер, сметя с письменного стола какие-то бумаги. На Анюту зашикали, чтобы скорей закрывала дверь и не разводила сквозняков.

Глава 5

Проснулся Илья оттого, что его начали энергично трясти и стягивать одеяло. С трудом, разлепив глаза, он обнаружил над собой, небритую и крайне озабоченную рожу Марека.

– Пошёл ты... Чёрт! – голая, сонная Анюта, натянула одеяло до самого подбородка. – Совсем что ли уже?.. – она сердито тёрла глаза.

– Пардон! Не знал! – отвечал ей Марек, без особого, впрочем, смущения. – Вы тут дрыхнете, а там... – он тыкал рукой в сторону окна, – там, чёрт знает, что творится! Ты посмотри, посмотри! – тянул он Илью. – Проснуться не можешь? Сейчас проснёшься!

Илье от этих слов стало тревожно, весь сон, как рукой сняло. Что там ещё? Подсмыкнув трусы, он поспешил к окну, куда увлекал его Марек.

Картина, которая открылась из окна четвёртого этажа Корпуса моделирования, действительно была такая, что обычной не назовёшь. За низкой крышей опытного цеха, на которой уже не было снега, примерно в километре, за голым зимним березняком, где вчера высилось недостроенное здание, с торчащим возле него подъёмным краном, а дальше начинались девятиэтажки жилых кварталов, теперь простирался лес.

Насколько хватало взгляда, до самого горизонта, зелёный лес!

– Боже мой! – сказала подошедшая к окну, закутанная в одеяло Анюта. – Может, я ещё сплю? Ущипните меня. Уйди ты! – отпихнула она руку, собирающегося выполнить её просьбу, Марека.

– Это еще что!.. еще что… – возбужденно бормотал тот. – Теперь пошли, поглядите, что с другой стороны! Пойдем, пойдем!

– Да подожди ты, – отбивался Илья от его настойчивых рук, – дай одеться-то!

– Подумаешь, цаца! Нет там никого. Идем, ты удивишься!

– Да уж куда больше… – вздохнул Илья, давая себя увлечь к выходу. Анюта, поплотней запахнув одеяло, поспешила за ними.

– Я когда встал, сразу в сортир, – торопясь, рассказывал Марек, когда они вышли в коридор. – Вон он, напротив, через две комнаты, воды, правда, нет. Идемте, идемте! Ну, короче, дела сделал, в окно гляжу... Импакт твой фактор!..

Туалет был мужской, и Анна нерешительно остановилась на пороге, но, услышав вопли мужчин, отбросила ложную скромность и пулей влетела внутрь. То, что она увидела в окно, заставило ее судорожно, со всхлипом вздохнуть и, чтобы не упасть, опереться о плечо Ильи.

За окном было море. Не прямо, конечно, за окном, наверное, в километре от здания института. Вид был словно с невысокой горы. И какой вид: до самого горизонта, простиралась бирюзовая гладь, смыкаясь с лазурной голубизной неба. Вправо и влево уходила, скрываясь за холмами, изрезанная заливчиками, белая полоска песчаного пляжа, отороченная изумрудной зеленью леса.

– Может дамбу прорвало и Обское море разлилось? – оправившись от первого шока, предположила девушка. – Что? Что вы на меня вылупились? Сама знаю, что глупость сказала.

Мужчины отвернулись от нее и снова уставились на море.

– Ну, хорошо, – сказал Илья, – хотя ничего, хорошего. Здесь море, там лес… а?.. – он замялся, подбирая верное слово.

– Ты хочешь спросить, где наше? – усмехнулся Марек.

– Ну, в общем, да.

– А это в конце коридора окно. Там внутренний двор.

– А из нашего окна, – пробормотала Анюта, – Площадь Красная видна… Кто-нибудь что-нибудь понимает?

Когда они вернулись в комнату, Илья сел на диван, яростно ероша волосы.

– Что ж это, черт возьми, такое?.. Марек, ты окно не открывал? – спросил он, нашаривая свою одежду. – Как там погода на улице?

– Да нет, – Марек, нервно барабанил пальцами по подоконнику. – Они же заклеены на зиму. Ну, сейчас попробую, – он повернул, запирающие окно, ручки и несколько раз с усилием дернул. После третьего рывка рама с треском распахнулась. Посыпалась вата и старая краска. С видом заправского иллюзиониста, Марек обернулся к друзьям, те молча ждали продолжения.

– Алле… оп!

Распахнулась вторая рама и в комнату ворвалась волна жаркого летнего воздуха, сметя все с подоконника и подняв облако пыли.

– Пчхи… – чихнула Анюта.

– Пыль с подоконника вытирать никогда не пробовал? – поинтересовался Илья, протирая запорошенные глаза. Марек пожал плечами, на мелочи, мол, отвлекаться изволите. А за окошком, меж тем, стояло настоящее лето, если конечно не принимать в расчет голые остовы берез и осин их, земного леса. Заставляя жмуриться, в комнату заглядывало восходящее, но уже ослепительное солнце. По небу ползли редкие барашки облаков.

– Интересное кино! – сказал Марек, и пояснил, увидев вопросительные взгляды друзей. – Дома… то есть на Земле… то есть… в общем, раньше солнце тоже с утра в окно светило. У компа монитор слеп, приходилось шторы плотно закрывать.

– Значит в этом мире, твои окна тоже выходят на восток, – неожиданно спокойным тоном констатировала Анюта.

– В каком "этом мире"? – взорвался Илья. – Ты соображаешь, что ты несешь? Фантастики начиталась? Четвертое измерение? Параллельные миры? Совсем сбрендила?

Анюта обиженно передернула плечиками.

– Сам придурок! Разорался… – она отвернулась к стене и подозрительно шмыгнула носом.

– В самом деле, – влез Марек, – что ты яришься Васильев, она-то тут причем? И вообще, параллельный, перпендикулярный… а мне чего-то уже жрать охота… и, кстати, пить. А то после этого спирта сушняк, а здесь воды ни капли нет.

– Ладно! – Илья натягивал брюки, раздражение его уже улетучилось. – Сейчас пойдём ко мне, там попьёшь, – он застегнул молнии на ботинках. – Вы одевайтесь, что стоите? Анюта? – он примирительно коснулся плеча подруги. – Ну ладно, не дуйся! Извини! Одевайся, пошли.

– Может, вы выйдете, все-таки?! – возмутилась девушка.

– Хорошо, хорошо дорогая! Мы пошли, а ты одевайся и подходи в триста пятую. – Илья вертел в руках свитер. – Надевать, не надевать ли? Тепло вроде?

– Да так пошли, не замёрзнешь. Я вишь как? – Марек был в брюках и в одном старом тельнике, сквозь дыры которого проглядывало его волосатое тело.

Чтобы попасть в главный корпус из комнаты, где работал Марек, необходимо было спуститься двумя этажами ниже и пройти по тонкой длинной кишке перехода. Когда спустя двадцать минут, причесанная и даже слегка подкрашенная, Анюта открыла дверь в триста пятую, мужчины сопя и ругаясь, ползали на четвереньках вокруг большого штатива, пытаясь надёжно закрепить над горящей спиртовкой, эмалированный чайник, так чтоб ненароком не перевернулся. В открытое настежь окно рванулся тёплый ветер, сметя с письменного стола какие-то бумаги. На Анюту зашикали, чтобы скорей закрывала дверь и не разводила сквозняков.

Глава 6

Народного вече, на этот раз, решили не устраивать. В музейной комнате института собралось шестеро. Они уселись вокруг длинного, лакированного стола, окруженного застекленными шкафами и полочками с разноцветными образцами.

Не сговариваясь, сели, с одной стороны трое сотрудников института: Илья, Борис и Михаил Аркадьевич Штерн, а с другой, представители оказавшихся в зоне бедствия граждан, тем же числом. Это были: врач Алексей Федорович, само собой, прапорщик Николай и один из охотников, только недавно вернувшихся из поиска, себя он, без лишних подробностей назвал по фамилии – Семенов.

Вездесущего Марека на этот раз не было, он вместе с Егором Сорокиным отправился на разведку склада гражданской обороны, поручив Илье достойно представить его и всех прочих на ПВЗ (Первой Внеземной Конференции).

Первым попросил слова Семенов. Охотник производил монументальное впечатление. Широкоплечий, могучий, заросший курчавой бородой, напоминающий статью былинного богатыря, он сидел, скрестив руки и уперев локти в стол. Слова произносил медленно, основательно, словно гвозди вбивал.

– …Прошли мы по всему краю. Наша территория представляет собой круглое плато. Общая протяженность границы – километров двадцать пять-тридцать… точнее сказать трудно, почти везде пересеченная местность. Плато возвышается над землей на десять – пятнадцать метров. И только в одном месте, где глубокий овраг, до земли всего метров пять. Поверхность склона везде ровная, строго вертикальна к поверхности земли. Сей факт, мы проверили при помощи отвеса – привязывали грузик к веревке, опускали в нескольких местах – строго вертикальна!

Итог! Первое впечатление, будто мы с неба свалились на этот лес. Но это не так… сейчас объясню почему. Картина очень любопытная: деревья… те, которые извне… местами их стволы прилегают к склону вплотную – руку не просунуть. А несколько раз мы и вовсе замечали, что стволы будто срезаны вертикально и идеально прижаты к откосу. Но!.. над поверхностью плато ствол снова круглый! Что это означает? А это означает, что мы не упали с неба, а как бы образовались… возникли на этом самом месте.

– Ну, вот все и прояснилось, – саркастически пробурчал Борис, "возникли"…

Семенов несколько секунд смотрел на него тяжелым взглядом, от которого Боря беспокойно заерзал на стуле. Затем сказал без всяких эмоций:

– Я сообщаю факты, а выводы каждый волен делать сам. Далее. Мы спускались вниз…

– Все-таки спускались!.. – тон прапорщика был укоризненным. – Договаривались же! А если бы… Кто отвечать будет?

– Да спускались, – Семенов не обратил на укоризну никакого внимания, – вернее Славка спускался. Он шустро по деревьям лазит.

– И чего там? – заинтересовался Алексей Федорович.

– Ничего хорошего.

– В каком смысле?..

– В прямом! Деревья стоят плотно, кроны смыкаются, нижний ярус всегда затенен – как в глухой тайге. Поэтому внизу ничего не растет, один мох, да слой хвои… ну, или это листья у них такие… я не ботаник.

– А скажите, уважаемый… э-э… – Михаил Аркадьевич снял очки и потер переносицу

– Семенов, – сказал Семенов.

– Скажите, уважаемый Семенов, кого-нибудь из местных, э-э… обитателей, вы там не наблюдали? Я имею в виду живых. Ну, скажем, э-э… птичек, там, белок, или э-э… кого-нибудь еще?

– Нет там никого живого. Пусто, тихо.

– Странно, э-э… вы не находите?

– А вы находите, что в нашей ситуации есть что-то обычное? По сути вопроса, могу предположить следующее: местных обитателей разогнал холод. Все, конечно, помнят, что в момент нашего, так сказать, перемещения, температура опустилась ниже сорока градусов мороза. Насколько ниже не знаю – на нашем термометре шкалы не хватило. Когда все уехали, мы со Славиком остались у этой стены тумана – интересно же, чем дело кончится. В какой-то момент, джип стал промерзать насквозь, когда попытались уехать, еще и двигатель заглох. Уже думали, кирдык нам, но тут вдруг температура стала расти и резко усилился ветер. Туман мигом сдуло, и мы тогда в первый раз увидели этот лес… но только на пару минут. Дальше началась настоящая снежная буря, и видимость упала до нескольких метров. Холодный воздух с плато, попер во внешний мир, а ему на смену поднимались теплые потоки. Короче, такой кавардак начался… наш "Паджерик" под две тонны весит, а его трясло словно картонку. Думали, с обрыва нас сдует, но ничего обошлось… движок, наконец, завелся, и мы раком, раком, вслепую отползли от края, – рассказывая это, прежде невозмутимый Семенов, слегка возбудился, на его щеках появился легкий румянец. Все молчали, видимо вспоминая свои тогдашние ощущения. Илья тоже вспомнил, как они с Мареком бежали обратно в институт, преодолевая сопротивление, рвущегося им навстречу ледяного ветра. "Повезло, что не замерзли…" Он поежился.

– Вы надеюсь, поняли, к чему я это рассказывал? – продолжил Семенов, после эффектной паузы. – На ближайших к обрыву деревьях листья почернели и сморщились. Кто из местных обитателей не смог удрать, те скорей всего околели. Остальных, волна холода с плато разогнала на километры вокруг. Но, похоже, скоро они вернутся. Уже возвращаются… по крайней мере, насекомые.

– Да! – встрял Илья. – Мы сегодня видели нечто любопытное…

Но и ему не дали досказать. Загалдели наперебой. Оказывается, все уже видели нечто любопытное. Кто мух, кто комаров, кто вообще непонятно кого. Всех перебил, гулкий бас Семенова:

– Господа! Разрешите мне все же закончить! – он оглядел присутствующих, и, убедившись, что они вновь обрели способность слушать, продолжил:

– Есть еще один любопытный момент. Мы… то есть наше плато, перегородило небольшую речку. С одной стороны, так сказать, запруды, река разлилась, затопив окрестный лес. С другой же стороны, осталось высыхающее старое русло. Вот, собственно, все. Вопросы?

Михаил Аркадьевич по школьному поднял руку. Семенов уставил на него вопросительный взгляд прищуренных серых глаз.

– Слушаю?

Глава 7

Поскольку Татьяна опять исполняла роль писаря-завхоза, в буфет отправили Марину – студентку. Одну из тех, кто ехал в тот вечер в автобусе. Третьей стала Светлана – девчонка с розово-зеленой челкой. Следом за ней в буфет притащился и ее тощий дружок Юрик. На все вопросы Варвары Петровны – чего ему здесь надо, он только лупал мутными глазами ничего не отвечая, а потом уселся за крайний у окна столик и уронил голову в ладони.

– Кокс у него кончился, кумарит его… торчок противный – зло и непонятно объяснила Светлана, – таскается за мной везде теперь.

Юрик поднял голову и посмотрел на нее умоляющим взглядом.

– Господи! Да говорю же, нет у меня! Где я тебе возьму? – крикнула она ему. – Давай иди отсюда! У "братвы" проси, у них навалом этого говна!

– О-нн-и н-не дают, так п-просто… – Юрика трясло, аж зубы лязгали.

Светлана некоторое время смотрела на него, как показалось Майе, с состраданием.

– Что, совсем плохо? Ну, ляг, поспи… или спирту выпей! Может полегче станет. Будешь спирт?

Юрик молча кивнул. Светлана обернулась к Варваре Петровне, в глазах у нее была мольба. Вахтерша молча достала из-под прилавка маленький пузырек, доверху наполненный прозрачной жидкостью. Та приняла посудину.

– А разбавить?

– Н-не-надо… – Юрик выхватил пузырек из протянутой руки, свинтил пробку и смачно хлебнул. Закашлялся, зажал себе ладонями рот, чтоб спирт не выплеснулся наружу, лицо его исказилось страданием.

Варвара Петровна покачала головой.

– Как же люди над собой издеваются, господи, боже мой!

Светлана просительно посмотрела на нее

– Пусть он тут посидит? Он же не мешает никому. А?

Вахтерша пожала плечами.

– Мне-то что… пусть сидит. Мож работу, ему какую дать несложную? А то совсем загрустил человек. О! У нас тут соль намокла… на мешок с крыши натекло. А теперь высохла и прямо как камень стала. Пусть потолчет, заодно и развлечется, чего без дела-то сидеть, – она вынесла из подсобки, средних размеров, бронзовую ступку и пестик. Поставила их на столе перед Юриком. Следом Марина притащила несколько крупных кусков закаменевшей соли, положила перед ним же.

– Давай милок, – ласково сказала Варвара Петровна, бросив один кусок в ступку, – толки! А натолченное в кулечек ссыпай. Сможешь, поди? Трудотерапия она очень способствует!

Юрик окинул всех осуждающим взглядом. Дескать, смерти моей хотите? Затем заметно трясущейся рукой взял пестик и пару раз вяло тюкнул кусок в ступке. Весь его вид говорил: "Будь, по-вашему, только отстаньте, бога ради".

– Ладно! Давайте, давайте товарищи-девушки, шевелитесь!.. – переключилась Варвара Петровна на своих помощниц.

Глядя на нее, Майя не переставала удивляться – не выходит из буфета с самого утра, а до сих пор бодра и активна.

– …Нам теперь в десять раз больше нужно вертеться! – продолжала щебетать главная повариха. – И не, потому что народу много, а потому что продуктов мало. Так что каждую корочку и косточку в дело пускать нужно!

– Почему женщины готовить должны? – с неудовольствием спросила Марина, пряча кудрявые черные волосы под косынку. – А мужики только есть будут?

– Не возмущайся девочка, – подмигнула ей Варвара Петровна, – мужчинам тоже работы хватит. Ой, хватит! Все тут хлебнем! Продуктов дня на три, не больше. Чем потом питаться, не представлю. Давай, бери ножик, садись вон, к Майечке, чисть картошечку. А я пока компотом займусь. Ох ты господи, воды-то у нас в обрез. Надо срочно мужиков в лес посылать за снегом.

Ужин был назначен на девять часов. Меню состояло из вареной картошки с тушенкой и компота из сухофруктов.

* * *

Марина скептически поглядела на внушительную горку картошки, которую им предстояло перечистить, затем на тупой столовый нож и на свои руки.

– Только в понедельник маникюр сделала…

Майя, с ласковой улыбкой, показала ей на место рядом с большим баком, в котором валялись несколько чищенных картофелин, подумав про себя: "Тоже мне цыпа-дрипа-лимпомпони! Маникюр тебе здесь без надобности". Марина села на стул, вставила в уши наушники плеера и, вздохнув, принялась за картошку.

Светлана, свесив пеструю челку на нос и хмуро глядя перед собой, колупала луковицы. Варвара Петровна, высыпав сухофрукты в большой чан с кипящей водой, задумчиво помешивала.

Чистка картошки дело скучное, разговор что-то не клеился, и Майя, прислушиваясь к шепоту наушников своей подельницы (везет же некоторым), поглядывала в окно. Хотя и там ничего интересного. Вечерело. Краснеющее солнце клонилось к горизонту. Его лучи путались в голых остовах берез. "Вот интересно, – думала Майя, – березы, как будто держат круговую оборону от окружающей нас сельвы. Словно прикрывают собой жалкое «поселение» людей. А ведь через неделю-другую по такому теплу деревья распустятся, и наша земля перестанет выделяться из окружающего леса".

От раскаленной плиты и баков с кипящей водой шел жар. Дышать стало совсем нечем, и Светлана, оторвавшись от своего лука, распахнула окна. В кухне потянуло сквозняком. Переливаясь через подоконники, потек, влажный густой воздух, начиненный странноватыми, чужими запахами.

В окно влетело что-то большое, жужжащее и стремительными зигзагами заметалось по буфету. Низко, над самыми головами. Женщины завизжали, прикрываясь руками. Один только Юрик безучастно следил за событиями из своего угла. Существо гудящее, как маленький самолет, нарезало несколько кругов над кастрюлей с компотом, словно камикадзе над американским крейсером, похоже, собираясь пикировать.

– Пошел, пошел!.. – Варвара Петровна замахала руками, прикрывая собой кастрюлю.

– Посторонись! – Майя, подхватив шумовку, приняла позу теннисистки. Как только нарушитель границы оказался в пределах досягаемости, шумовка свистнула, рассекая воздух и сочно шмякнув, попала в цель. Сбитый летун, мелькнув над головой, испугано пригнувшейся Светланы, громко брякнул о блестящий кожух вентиляции и упал на буфетную стойку. Майя, как пантера, прыгнула к стойке и прижала насекомое шумовкой, но оно и так больше не шевелилось.

Глава 8

Все трое были одеты по-разному. Один в синем спортивном костюме "найк", второй в джинсах и джинсовой же рубашке, а третий в безразмерных штанах на вырост и кожаной куртке на голое тело.

– Ё-мое! – воскликнул первый из вошедших, небольшого роста, коренастый, он сразу же присел к телу убитого приятеля. – И впрямь Рыбу замочили, слышь Крюк, не насвистел водила. Во, волки́!

Тот, кого он назвал "Крюком", остановился в двух шагах от тела, даже не глядя на него. Он смотрел на трех человек стоящих напротив. Нехорошо так смотрел – оценивающе. Лет ему было около сорока. Невысок ростом, но крепкий широкоплечий, под расстегнутой рубашкой бугрились мышцы. Лысая голова, суровые морщины поперек лба, глубоко посаженные голубые глаза под густыми бровями. Неприятное лицо – властное.

Третий встал за ним и немного левее – уступом. Лицо напряженное, губы плотно сжаты, руки на поясе.

– Ну и че за дела? – немного помедлив, спросил Крюк. Непонятно было, к кому он обращается, но ответил ему Семенов:

– Дела, уважаемый, в следующем: ваш приятель пытался силой завладеть общественными продуктами, грубил, опять же, женщинам. Вот на этой почве и произошла ссора… Сами понимаете, нервы у всех ни к черту, ну и… – он извиняюще развел руками, – кончилось все печально.

– Где? – спросил Крюк.

Семенов вопросительно поднял бровь.

– Где тот глистопер рыжий, – пояснил Крюк свой вопрос, – который кореша завалил?

– Он изолирован, и когда мы вернемся к людям, будет отдан под суд.

– Чего-о? – спросил, поднимаясь, тот, который вошел первым. – Какой суд? Ты мне че тут бабушку-то лохматишь? Дай мне его сюда! Я его порву, как тузик грелку!

– Остынь Гриня! – осадил его главный.

– Это никак нельзя, – улыбаясь, пояснил Семенов, – мы же цивилизованные люди… Надеюсь, вы не собирались устроить над ним самосуд?

– Ты кто такой вообще? – спросил Крюк, безошибочно уловив в его тоне издевку. – Откуда тут нарисовался?

– Это вы нарисовались, – развел руками охотник, – а мы тут были. Мы представители общественности.

– Слушай ты, общественность… – начал истерично повышать голос Гриня, – ты че нам тут трешь, в натуре? Какой, на хер, суд? Ты че, нас провоцируешь? – он повернулся к своим, и делано-удивленно спросил. – Он че, нас провоцирует, или я что-то не догоняю?

Крюк, не отвечая на риторический вопрос своего нервного товарища, стоял, уперев немигающий взгляд стальных глаз в лицо Семенова. Тяжелый это был взгляд, даже Илье, хоть смотрели не на него, стало не по себе. Семенов, прищурившись, смотрел в ответ, не отводя глаз. Они напоминали двух боксеров-профессионалов на ринге перед боем, с их игрой в гляделки. Напряжение казалось, потрескивало в воздухе, словно рядом были высоковольтные провода. Внезапно Крюк отвел взгляд, лицо его расслабилось и стало почти миролюбивым.

– Слышь мужик, ты чо ситуацию создаешь? Хорош быковать, отдай нам фраерка. И мы уйдем. По-хорошему прошу.

Семенов усмехнулся.

– А если по-плохому?

Повисла пауза. "Нарывается Семенов!" – думал Илья, буквально физически ощущая оценивающий взгляд, которым обшаривал их, третий молчаливый спутник Крюка. Рука его была напряжена, готовая в любую секунду нырнуть за пазуху кожанки. "Действительно, чего им бояться, очевидно, что оружие из нас имеет только один прапорщик, да и у того оно в закрытой кобуре. Балбес Коля, хоть бы расстегнул раньше…"

– А если по-плохому… – медленно протянул Крюк, начиная вытаскивать правую руку из кармана.

"Ну, все, сейчас начнется!" – подумал Илья, чувствуя, как течет по спине струйка пота.

– Стоять, бояться! – рявкнули у него за спиной, заставив вздрогнуть от неожиданности. – Кто дернется, сделаю дуршлагом!

Лица "братвы" удивленно вытянулись. Крюк достал-таки руку из кармана. В ней была смятая пачка сигарет. Вытянул из пачки одну сигарету, причем получилось это у него не с первого раза. "Волнуется, – подумал Илья, – Волнуется, не смотря на непроницаемо кирпичную рожу". Он оглянулся. Слава стоял, положив ружья стволами на стойку, направив их на "братков". Подмигнул ему – не ссы, мол, прорвемся! Немую сцену завершило появление сержанта. Он, наконец, соизволил вылезти из-за стойки. Неуверенно передернул затвор, и, помедлив несколько секунд, тоже направил свой АКСу в сторону пришедших. Этот жест окончательно убедил "братков", что расклад оказался не в их пользу. Крюк вставил сигарету в зубы и полез в другой карман.

– Стоять, я сказал! – заорал ему Слава. – Руки, чтоб я видел!

– Что ты базлаешь? – удивился Крюк. – Зажигалка! – он показал на раскрытой ладони блестящий прямоугольничек. Щелкнул колесиком, прикуривая. – Кто у вас старший? Ты мусор? Или ты? – он посмотрел на Семенова.

– Ну, допустим, – усмехнулся тот и протянул руку в сторону стойки, Слава немедленно вложил в нее помповое ружье.

– Мне кажется, ты не прав, – щурясь от сигаретного дыма, сказал Крюк. – Тот придурок, косяк запорол – пацана нашего завалил по-беспределу! А вы на нас же наехали с волынами, качалово тут устроили. Словно это мы говнотерки затеяли. Не по понятиям! За косяк отвечать надо, – он затянулся, глубоко, на полсигареты. – Допустим, сейчас банкуешь ты … но в будущем все может измениться. Догоняешь, о чем я? Так что скажи своим отморозкам, чтоб быстренько спрятали пушки и извинились за то, что на людей стволы наставляли.

– Никак пугаешь? – разочарованно протянул Семенов. – Так вот, чтоб в будущем ничего не изменилось, вы сейчас быстренько сдадите стволы, которые прячете под одежкой. Только тихо, спокойно! А то присоединитесь к своему приятелю!

– Так значит? – Крюк докурил сигарету и бросил бычок на пол.

– Именно! – подтвердил Семенов. – Сам пушку вытащишь или помочь? Только осторожно, двумя пальчиками! Давай Коля, – повернулся он к прапорщику, – собери у них железки.

Николай заморгал, выходя из оцепенения, в котором он пребывал с самого начала разговора, вспомнил, что и у него есть пистолет, и, наконец-то, извлек его из кобуры. Но к "браткам" подходить не стал, а выдал вместо этого инструкцию:

Глава 9

Марек подогревал принесенную еду на спиртовке. Сам торчал тут же рядом, помешивая в кастрюле ложкой.

– Где ты шляешься? – недовольно осведомился он, как только Илья открыл дверь. – Все уже остыло! Вот греть опять пришлось!

– Ну, извиняйте! – Илья развел руками. – Служба!

– Я спиртику малость развел, – тон у Марека, резко поменявшись, стал довольным. – Ты не знаешь, Анька там поест или сюда придет?

– А ты что, с ней не договорился?

Теперь настал черед Марека разводить руками.

– Как-то из головы вылетело… за всей этой суетой. Но мне кажется, она еще не скоро оттуда вернется. Пока посуду помоет, пока то-се. Значит там и поужинает, – он глянул на наручные часы. – Ёкарный бабай, уже девятый час! То-то я смотрю, темнеет вовсю. Давай скорее жрать, а то в темноте ложкой в рот не попадем.

Разлили спирт, выпили. Илья подумал, что он уже даже и не кривится при этом. Привык что ли? Тушеная картошка показалась чертовски вкусной. Только было ее очень мало. Марек, кусочком хлеба, тщательно вытер тарелку, и, отправив его в рот, откинулся на стуле.

– Не наелся ни хрена! Так дело пойдет, восстановится стройность фигуры, утерянная пятнадцать лет назад. Ну, давай, рассказывай, чего вы там насовещались?

– Да чего насовещались… – Илья ковырялся в зубах распрямленной канцелярской скрепкой. – Короче охотники…

В этот момент их беседа оказалась прервана неожиданным звуком – будто кто-то прижал к столу ученическую линейку, а свободный конец оттянул, да и треснул им по столу.

Друзья прислушались.

– Интересно, – сказал Марек, – это то, о чем я подумал?

О чем он подумал, Илья узнать не успел. В следующую секунду бухнуло, словно захлопнули, раскрытую посредине, толстую книгу.

Последующий стрекот автоматных очередей, донесшихся откуда-то со двора института, окончательно убедил приятелей, что им не почудилось, и внизу развернулось настоящее сражение. Илья непроизвольно считал – одна очередь, вторая, третья. В промежутках между ними вклинивались сухие щелчки одиночных винтовочных выстрелов.

– Господи, да там война началась!.. – Илья сорвался, уронив стул, и вылетел в коридор. Огляделся и кинулся в комнату напротив (в поисках еды и полезных вещей, они уже успели вскрыть все комнаты поблизости от триста пятой). Марек пыхтел следом. В темноте Илья стукнулся обо что-то коленом. Шипя от боли, он, кое-как дохромал до окна и прильнул к стеклу, пытаясь что-нибудь рассмотреть во дворе. Ни черта там не было видно. Но только в первый момент. А затем, Илья и сопящий рядом Марек увидели, возникающие то тут, то там, вспышки выстрелов, сопровождающихся треском коротких очередей. Недолго думая, Илья распахнул окно и высунулся наружу по пояс, пытаясь разобрать, что творится вокруг институтского крыльца.

Большой балкон второго этажа, закрывал от обзора площадку перед входом, но было видно, что крыльцо слабо освещено неверным мерцающим светом, исходящим из вестибюля. "Да там, похоже, горит что-то!" – сообразил Илья.

– Ну что там? Что там? – нетерпеливо вопрошал сзади Марек. – Смотри не вывались, дай, я гляну! – он пытался оттереть Илью, и протиснуться наружу.

В этот момент, их заметили. Мазнул по глазам красный лучик лазерного целеуказателя. Илья не мог идентифицировать, какая из вспышек внизу была предназначена им, просто стекла вокруг, зазвенели и посыпались, и словно горячим ветром обожгло щеку. Он моментально втянулся внутрь комнаты, и присел, прижавшись к батарее отопления.

– Твою мать! – выдохнул Марек, падая рядом. – Это кто ж на нас напал? Инопланетяне? Надо что-то делать, а то сидим тут прижавшись, как два зайчика… Слушай, – повернулся он к Илье, – а тебя кажись, зацепило, вся щека в крови.

Не обращая внимания на его болтовню, Илья лихорадочно соображал. Очевидно, что их кто-то атакует. Но кто? "Братва"? Да их всего-то двое на свободе оставалось. Не могли же они вдвоем устроить такую канонаду. И откуда у них столько оружия? Вон лупят очередями, патронов явно не жалея.

Внезапно с улицы раздалось:

– Эй, ментяра и ты, бородатый хер!.. слышите меня?

Несмотря на искаженный мегафоном голос, Илья сразу узнал говорившего. Это был Крюк, собственной персоной. Крюк, которому полагалась сейчас сидеть в конференц-зале, примотанным скотчем к стулу. Каким образом он выбрался?

– Надеюсь, вы уже поняли, с кем имеете дело? – тон Крюка был явно хвастливым. – Так вот, последний раз предлагаю по-хорошему – кто сейчас выйдет и бросит волыны, тому ничего не будет, обещаю!

Со стороны института ему что-то ответили. Слов Илья не разобрал, но голос узнал – жив, выходит, Семенов. Он приподнялся и снова осторожно глянул в окно. Вон оно что: бандит забрался в милицейский "уазик" и вел оттуда пропаганду.

– А если по-плохому?.. – рявкал, меж тем, Крюк, отвечая на реплику. – Если по-плохому, тогда слушай сюда, урод! Тогда будем гасить тебя и корешей твоих! Живьем жрать вас будем! Я лично с тебя… – со стороны института щелкнул выстрел. Крюк удивленно выматерился и мегафон замолчал. Похоже, бандит, во избежание неприятностей, покинул "уазик". Он что-то хрипло проорал своим дружкам, и в следующую секунду на институтский вестибюль обрушился шквал автоматного огня. Впрочем, обстрел продолжался недолго, видимо бандиты начали-таки беречь боеприпасы. Затем, сочтя оборону подавленной, они кинулись на штурм. С разных сторон, к крыльцу устремились четверо, а их товарищ продолжал хлестать по вестибюлю длинными очередями. Потом затих, очевидно, опасаясь попасть в своих. Бандиты приподнялись, готовясь к броску, но тут очередь ударила уже из Института, и они опять залегли. Слегка привыкнув к темноте, Илья видел, как скорчившиеся на ступенях темные фигуры, о чем-то переговариваются. Потом они разом начали отползать обратно, в темноту двора, под защиту стоящих в беспорядке машин.

Внезапно выглянула луна, словно в небе зажегся яркий фонарь. И в ее свете, Илья увидел, что бандиты собирались возле своей фуры. Илья считал. Один, второй, третий… все пятеро там! Эх, сейчас бы по ним из гранатомета! Всех бы разом!

Глава 10

Дневник Майи 20.03.200…

С самого утра стоит удушливая жара, влажный воздух густотой и вязкостью напоминает кисель. Но хотя бы стало спокойнее.

Почувствовав себя в относительной безопасности, народ выполз из всяких закоулков, коих в этом здании немало и собрался в вестибюле. Разруха там царила ужасная, что, разумеется, не улучшило настроения собравшихся.

Возникло стихийное вече, которое решило, что часть мужчин, немедленно отправится искать оставшихся в живых двоих отморозков, а остальные наведут порядок в вестибюле, ну, и начнут уже расселяться по комнатам. Извлекут ли нас отсюда в ближайшее время, неизвестно, а жить в тесноте и толчее в вестибюле да машинах, притом, что существует огромное количество пустующих помещений, по меньшей мере, неразумно.

Вооруженные добровольцы на автобусе и джипе охотников уехали искать бандитов, а оставшиеся мужчины и женщины, кто с энтузиазмом, а кто и без, взялись за уборку и расселение, чтобы хоть как-то привести в порядок свой неказистый быт».

* * *

Илья сообразил, что уже некоторое время лежит с открытыми глазами, щурясь от яркого света. Ослепительный шарик Солнца повис в нескольких сантиметрах от верхней рамы окна, заглядывая за ширму, отгораживающую кушетку на которой он лежал. Очевидно, от его лучей он и проснулся. Проснулся? Он спал? Как он вообще тут оказался? Сейчас утро или вечер?

Подробности боя помнились четко. Уставленная машинами стоянка с, мечущимися между ними, темными силуэтами, азартно палящий по ним Славка…

Славка… его фигура на фоне открытого окна, последнее, что помнил Илья. А что же было дальше? Кажется вспышка… потом удар… Тут он, наконец, понял, что причиняло ему неудобство. Поднял руку – точно, повязка – голова туго обмотана бинтами. Неужели сотрясение? Прислушался к себе. Вроде, никаких неприятных ощущений. Повел рукой по щеке – пластырь. Ах да, щеку задело, то ли пулей, то ли осколком стекла, кровь текла. Но это ерунда. Зато все тело полно сил, словно он сладко выспался.

Странно. Если все хорошо, тогда какого черта он тут лежит? Зачем башку обмотали? Он покрутил головой. Да нет, все же что-то есть – чувство такое, словно мозг не имеет жесткой связи с черепной коробкой и плавает внутри нее сам по себе. Илья еще несколько раз повернул голову вправо-влево, проверяя странные ощущения. Странные, но не сказать, что слишком уж неприятные. По крайней мере, боли не было. Тогда чего он тут разлегся? Сделав некоторое усилие, он приподнялся и сел. От этого движения, кушетка пронзительно заскрипела.

Послышались легкие шаги, и из смежной комнаты в кабинет заглянула Анюта. Увидев сидящего на кушетке Илью, улыбнулась во весь свой большой рот.

– Проснулся, горе-воин? Ну, слава тебе господи! Подожди, сейчас доктора позову! – и так и не дав ему сказать ни слова, выскочила из кабинета.

Через несколько минут они вернулись вдвоем с Алексеем Федоровичем. У того в отличие от цветущей Анюты, лицо было довольно хмурое.

– Что ж вы, голубчик, вскочили? Ложитесь-ка.

– Да я доктор и так все бока уже отлежал.

– Ложитесь, ложитесь! Успеете еще набегаться.

Илья нехотя повиновался. Алексей Федорович взял его за запястье и, глядя на свои ручные часы, стал считать пульс.

– Хм… восемьдесят, – он вопросительно глянул на Илью.

– Да это мой нормальный.

– Это у него нормальный такой! – поддакнула Анюта.

Алексей Федорович глянул на нее исподлобья.

– Деточка, принесите, пожалуйста, тонометр. Он в шкафу на второй полке.

Илья усмехнулся, глядя, как Анюта возмущенно дернула плечом – "деточкой" она себя явно не считала. Но, тем не менее, просьбу доктора выполнила – сбегала к шкафу и принесла тонометр. Алексей Федорович, кряхтя, долго наматывал манжету на предплечье Ильи, затем накачал в нее воздух и принялся слушать.

– Хм… сто двадцать на восемьдесят. Идеально! Голова не болит? Тошноты нет?

Илья покачал головой, ощущая опять, как мозг отстает от движения черепной коробки.

– Что-то чувствую такое в голове, а что, понять не могу. Но ничего не болит!

– Интересно… совсем, значит, не болит? А тут? – доктор, приподнял правую полу его рубашки. – Полюбуйтесь! – он повернулся к Анюте, словно призывая ее в свидетели.

– Ни фига себе! – удивленно пробормотала девушка. – У тебя кровоподтек, такой… черный!

Илья скосил глаза на свой бок. Действительно, там красовалось здоровенное иссиня-черное синячное пятно. Бок тут же взорвался болью. Как он раньше ее не заметил?

– Ну, ребра, положим, целы, – Алексей Федорович, водил холодным пальцем по окружности кровоподтека. – Это я еще вчера выяснил. Разве, что трещины могут быть… рентгеном, я, к сожалению, не располагаю. Ну-ка, дайте-ка, – он протянул руку, к лицу Ильи, зацепил за краешек пластырь на щеке и медленно, осторожно снял. Внимательно посмотрел, и хмыкнул в третий раз.

– Пустяковая царапина! До свадьбы заживет! – Анечка, принесите, пожалуйста, йод и пластырь.

Илья провел пальцами по щеке. Запекшаяся короста. Боли, впрочем, не было. Анюта принесла пузырек с настойкой йода и упаковку бактерицидных пластырей.

– Я был уверен, что сотрясения не избежать, – сообщил Алексей Федорович, – но, судя по всему, обошлось. Любопытно! Крепкий у вас череп!

– Рядом с тобой такая доска лежала… – объяснила ему подруга, – кажется, она об твою голову сломалась!

– Видимо не об его, – усмехнулся доктор, и развел руками, – В общем, я вижу, что с вами все в относительном порядке. Ну-ка встаньте-ка.

Илья послушно встал с кушетки.

– Что чувствуете?

– Да ничего, вроде.

– Вроде, или ничего? Головокружение?

Илья пожал плечами.

– Как такового, головокружения нет… но… словно тормозит, что-то в голове. Не знаю, как объяснить.

– Ну, голубчик, тормозит, – Алексей Федорович усмехнулся, – очевидно, баротравма… легкая. Будем надеяться, что в скором времени это пройдет, потому, как сотрясения мозга, у вас, по всей видимости, нет. Уши не закладывает? Ну, вот и чудесно! Постельный режим, я вам прописывать не стану, вы поздоровее многих будете, – его лицо снова стало мрачным. – Особенно в свете вчерашних событий. Сейчас обработаем царапину, и не смею задерживать. Завтра утром покажитесь.