Больше мыслей об асфальт. Перед тем, как всё заострилось — вот верное слово — в сентябре, папа дал Сяве деньги и сказал — пойди купи кеды. В новую школу — в новой обуви. Может дело иначе повернется, как знать? Сява положил деньги под пятку в носок и поехал в китайский торговый центр. Увидел там черные кеды с желтыми шипами. Наверное, все чемпионы мира по футболу в таких если не голы на ответственных матчах забивают, то хотя бы тренируются. Купил, поехал домой на трамвае, довольный. А китайцев так и не увидел.
Пока этот железный козел — трамвай — вёз Сяву мимо депо, Сява вспоминал, как продавщица говорила с улыбкой — носить не сносить! Наверное, это те самые знаменитые китайские кеды, которые могли прожить с 1960 года по 1990 и остаться при этом чуть потрепанными, хотя исходили в них не одну туристическую тропу. Не те туристы, что сейчас блядовать по заграницам ездят, а наши обыкновенные туристы. Спортивный костюм, палатка, завтрак у костра, умывание в холодном ручье и всё такое. Еще транзисторный приемник. Включат и шагают след в след. Так было.
Сяве казалось, что стоит ему обуть эти кеды, и можно идти записываться в сборную. На массиве есть стадион, там вечно какие-то тренируются. Вот он туда, к главному тренеру. Дескать, хочу играть, записывайте. Команда уже собрана? А вы посмотрите на мою игру. Тренер ставит против него самого слабого игрока. На ворота. Говорит — забей. Сява — забивает. Потом тренер ставит сильнее. Потом самый сильный уже бьет, а Сява на воротах. Отбивает головой! Тренер такого не видел. Мяч от удара просто лопается. Бох! Звук такой — бох! Очень резкий, взрывной.
— Ну что, — говорит Сява, — Берете? Я могу так, на любительском уровне, а могу в большой спорт. Со мной у вас есть шанс пройти до самого верха. Держитесь меня и не пропадете.
Тренер ему, конечно, вырабатывает отдельное расписание. Когда вставать, что кушать, какие принимать витамины. Сява ему:
— Я что, мильянер? Нет у меня таких денег.
Открою секрет — профессиональные футбольные витамины стоят очень дорого. Бром и кальций в особой пропорции, совмещенные с особыми тибетскими травками. Тогда тренер говорит:
— Пошли со мной в аптеку.
Едут в самую дорогую аптеку города. И там все начинают думать, что тренер и Сява — голубые, и что тренер ему покровительствует, покупает барбитуру. Мол, из бутика зашли в аптеку за колесами. Сява тренеру грозит пальцем:
— Всё, мужик, я вычислил тебя.
Нет, не так, ничего он не говорит, а тренер везет его в ночной гей-клуб, и там все думают, что Сява голубой, там играет рок-группа, и Сява в перерыве между песнями выбирается на сцену, просит у музыканта гитару и объявляет в микрофон:
— А сейчас я покажу вам запил под Хендрикса.
И начинается танец кровавой силы, полет тяжелой деки. Викинг-берсерк один против многих, кругом враги, сам среди пустыни снежной. Нападайте, волки! Вввва. Стекла — вдрызг, и лица перекошенные, и тёплый, пьяный кисель в голове. Сява в кедах бегает по стенам. Смена центра тяжести по формуле ноль на массу. Тайная борьба дружбо.
Руки-ноги врозь, телескопический кадык наносит удар в область лучевого сплетения и человек в шляпе, наверное профессор, у него лицо и бородка профессора — пробит кадыком насквозь. Враг повержен и трепещет теплым мясом. Посреди главной улицы города. И все разбегаются.
Первый раз в новый класс. Сентябрь. Сява зашел раньше классной руководительницы, Евгении Ивановны. Хотел зайти вместе с нею, чтобы она его представила. В учительскую явился — там училки нету, она прямо на урок должна, того. Ну и все на Сяву смотрят, кто говорит — привет, а кто молчит. Он понимает, что надо как-то людей заинтересовать, поэтому садится на парту, приподнимает ноги, снимает кеды, потом натягивает на руки носки и прячется за учительским столом. Над поверхностью его сначала появляется одна рука в носке. Словно рот, она квакает:
— Бесплатное представление!
Слышен короткий ржач, потом еще. Это хорошо. Сява высовывает вторую руку:
— Приключения Смуглиии! Новая серия называется «Дегенерация».
Первая рука сказала:
— Я Смуглиии!
А вторая:
— А я учительница Евгения Ивановна.
— Я принес вам две таблетки дегенератина. Примите одну сейчас, а одну перед сном.
Надо же такому случиться, вот несчастье — именно в это время в класс зашла Евгения Ивановна и слышала всё, что говорил Сява. Попал парень! Училка оборвала представление так:
— А ты сейчас выйди. Вернешься с родителями.
Подобрав кеды, босой Сява потопал к двери, возле неё обернулся и бросил:
— Мать умерла, а отец очень занят.
Открывается загадочная страница истории семьи Савченко. Где мать Сявы, жена Николая? Последний утверждает, что вдов, однако сыну он рассказывал другое. Пришельцы. Искусственное осеменение. Рождение через задницу. Поэтому в нем задатки гения.
Сява остался ждать под дверью. В коридоре тихо, пусто, гудит и переливается длинная лампа под потолком. Стенгазета на стене — кто её нарисовал? Творческий человек. Такому всегда поручают. Умеешь рисовать, так потрудись. Сява подождет звонка, а когда училка выйдет на перемене, то — а ведь он не взял гитару, оставил её дома, вспоможительницу, души успокоительницу, мира сокрушительницу.
Тут в школе есть музыкальный кружок или местная рок-группа? Нехило бы попробовать туда влиться. У Сявы новое модное слово — нехило. Смена настроя вызывает смену модных слов. Было — кузяво, некузяво. Теперь — нехило. Пошел опять в учительскую. Там сидит за столом такая седая, с кудряшками, в круглых очках, чай из стакана пьет. Наверное сладкий чай. С дымком. Сява её спрашивает:
— У вас тут группа есть?
— Какая группа? Почему ты не в классе? — голос как у клуши.
— Рок-группа у вас есть? Алло мы ищем таланты. Я хочу поучаствовать.
Тётя клуша отхлебнула глоток:
— Что-то такое есть. Надо в десятом Б спросить.
И поставила стакан на стол — стук! Сява подошел, быстро наклонился и харкнул в стакан. Сказал:
— Чай-экспресс, как в поезде!
На другой день Сява под школой ждал одноклассников после уроков, днем. У него память цепкая на лица и числа. Взаимосвязь — лицу назначаем число, по числу вспоминаем лицо. Никто не укроется, не забудется, даже через сто лет. А он доживет до ста лет, вот увидите.
Ждал и в носу ковырял. Вот так забор, за ним площадка и школа. Забор из бетонных штучек крест-накрест, будто вышивка. Березки еще растут. Идет мимо прохожий, дяденька в пиджаке и шляпе. Сейчас только чудаки носят шляпы. И этот. У него в ноздрях гильзы, как знать? Надо же было сказать шутливо:
— Мальчик, а ты почему не в школе?
— А ты мне не тыкай! — и пяткой по туфле. А, скачи на одной ноге, дяденька в шляпе! Ты мне не тыкай, сам ученый, вызываю давай на диспут, поговорим о системе координат Декарта. Ноль два икса игрек, газ аргон и новый ледниковый период, всё мы знаем. Давай скачи отсюда!
Но дяденька решительно зашагал внутрь двора, к школе. Школа похожа на карлика с мощными плечами. Посередке, где значит тулово — там вход, там один этаж. Вроде книжного магазина, только не продается ничего. А с боков примыкают трехэтажные корпуса панельные, кирпичом обложенные. Учись, юноша, в уютной остановке! Вот тебе прибор карлопод, а вот зольская азбука и глобус. Никодим Петрович конечно директор школы, ему всё можно, но дихлофосом нос вздрючить поутру на линейке это перебор. И никто, ни одна собака поперек не сказала, вот что обидно. Это было вчера.
Сейчас так — или будет перемена и выйдут ученики, или успеет дядечка и приведет директора. Ему же хуже. Обоим будет хуже. Есть смысл подождать.
Покуда ждал, вспомнил. Год назад, в другой школе, проучился Сява ровно месяц. У одноклассника сломался компьютер.
— Так я тебе починю, — сказал Сява, — Я хорошо разбираюсь в технике.
Дима пригласил его к себе домой. Были там еще Димыны родители очень интеллигентного вида — оба в очках и тонко улыбающиеся. Много книжек везде — в шкафах, на шкафах, на полках и даже на полу стопками. Вот причина ухудшения зрения.
Провели Сяву к столу, где стоял компьютер. Системник да старый монитор с электронно-лучевой трубкой. Папа Димы пообещал жене:
— Сейчас нам молодое поколение покажет высший пилотаж, как с компьютерами надо обращаться.
И подмигнул. Сява уселся на стул-вертушку, крутанулся и, сцепив перед собой пальцы, хрустнул ими.
— Смотри, как асс работает, — сказал папа Димы.
— Не включается? — спросил Сява.
— Нет. Раньше включался, а потом перестал.
Дима тихо стоял рядом с мамой. Сява начал бормотать, тыкая пальцами в клавиатуру:
— А бэ це на два, эф пять, икс игрек зед, так. Лоад сервер. Лоад сервер. Эф пять.
Повернувшись к зрителям, пояснил:
— Ввожу секретные коды. Но что-то сопротивляется, — Сява нахмурился, подумал, добавил решительно:
— Будем разбирать.
— А может, вы сначала включить попробуете? — предложил папа Димы робко. Сява издал смешок, как будто при нем ляпнули очевидную всем глупость. Папе Димы стало стыдно, и маме Димы тоже стыдно, но за папу. Сява всех успокоил:
— Ничего, сейчас разберем, починим, а потом полетаем-постреляем!
Резко дернул вперед головой, вклеился в монитор и отклонился назад. В стекле образовался серый кратер с зубчатыми толстыми краями.
— Некоторые вирусы, — пояснил Сява, размазывая между пальцами кровь со лба, — Выдают гипнотизирующий эффект двадцать пятого кадра. Я нейтрализовал этот эффект прежде, чем вирус смог причинить нам вред! А иначе мы бы стали как сумасшедшие и поубивали друг друга. Так уже было.
Директор Никодим Петрович решил сам выйти. Еще пятнадцать лет назад жил в двухкомнатной квартире с женой — общались языком жестов. На кончиках пальцев нарисовали рожицы. Вот кислая, а вот с улыбочкой. И показывали друг дружке пальцы, Никодим Петрович с женой-то. А потом жена ушла с прорабом, он зарабатывал больше, а Никодим Петрович через год стал директором школы — так жизнь повернулась.
Похож на дикобраза — неопрятные жирные волосы копной назад, черные с перцем, лицо удивленного льва. Застыло в глазах это удивление, будто человек обратил взор свой к непонятному предмету.
Особо трудных учеников он желал вывести на тропу праведности, заводил на каждого тетрадь, куда писал свои наблюдения. Посещал родителей буянов на дому, смотрел условия, как кто живет.
— Вот, этот пацан, — показал дядя в пиджаке и шляпе. Сява в это время плевок кедом по асфальту растирал.
— Сломал мне на ноге пальцы! Я в судмедэкспертизу обратиться имею право!
— А может быть, он хотел убить угрожающую вам осу, — спокойно ответил Никодим Петрович. Сява насторожился. С чего бы это за него заступаются?
— Вы знаете, — продолжал директор, — Сява у нас очень отзывчивый мальчик, просто немного импульсивный. В школьном курсе есть материал об аллергии, а укус пчелы может вызвать такую сильную аллергию, что человек умирает в считанные минуты.
— Вы тут сумасшедшие все! — сказал дядя в шляпе, приподнял её и попрощался:
— Честь имею!
А Никодим Петрович остался рядом с Сявой.
— Давно хотел напроситься к тебе в гости. Твои родители дома? — директор сложил руки и чуть согнулся, склонив набок голову. Как смиренный проповедник.
— У нас сегодня генеральная уборка! Нет времени! — Сява хотел быстрее сдыхаться Петровича и дождаться однокашников. Не надо путать планы. Всё продумано и предопределено. Воплотитель судьбы, вот он кто — Сява.
— С мамой и папой хочу поговорить, есть возможность записать тебя на кружок юных авиаторов в бывшем Доме пионером, нужно согласие твоих родителей. Что Сява, хочешь на самолете летать, с парашютом прыгать?
Сява скорчил одухотворенное лицо и молодечески выпалил:
— Кто же не хочет?
— Ну, пойдем проводишь меня к себе домой.
— А это далеко!
— Ничего, у меня свободного времени много. Жены нету, хожу в театры. Сегодня спектакль отменили.
— Тогда пойдем пешком, к нам никакой транспорт не ходит.
— Люблю ходить пешком!
По дороге, Никодим Петрович рассказал Сяве такую быль. Идет он, Никодим Петрович, тихой улочкой и видит, как под высокой акацией стоит бабулька и зовет котика, что на самый верх залез. Никодим Петрович решил помочь и вскарабкался на дерево. Добрался до котика полосатого, кричит вниз:
— Он у меня! Что делать?
— Бросайте, ничего не будет!
Сбросил Никодим Петрович котика, тот сел внизу, пришибленный. Бабулька подобрала своего дружочка и была такова, а Никодим Петрович сидит, слезть не может. Труден и опасен показался ему обратный путь. Тогда Никодим Петрович решил схитрить. Когда внизу проходили люди, он кричал:
— Я прыгаю! Вызывайте скорую психиатрическую помощь!
Одна сознательная женщина позвонила из таксофона и бело-красная машина козырная действительно приехала. Вышли оттуда доктор и два санитара. Доктор задрал голову и сказал:
— Подождите! Я сейчас поднимусь к вам.
И залез к той же развилке, где Никодим Петрович закрепился.
— А вниз — никак, — рассмеялся Никодим Петрович.
— В самом деле, — признал доктор и попросил санитаров:
— Валентин, Лёша, позвоните пожарным, пусть нас снимут!
Сява прервал рассказ:
— Нам на ту сторону, — и указал на дорогу.
Шли по Бажова, тихой прямой улочке с панельными пятиэтажками. У одной палисадник был огорожен проволокой и снабжен устрашающей табличкой, запрещающей выгул собак. Еще был дом, где выгорело целое парадное. Его стену подперли наискось поставленными ржавыми столбами и казалось, что дом выпустил из бока четыре мощные, рыжие лапы. Между ними темнели окна угоревших квартир — жители покинули их.
В другом доме прямо за окном на первом этаже — двуспальная кровать. На втором ярусе, поверх казенного одеяла, какие бывают в общагах, больницах и домах отдыха, ворочалась старуха в долгой ночной рубахе.
— Замечательный район, — сказал Никодим Петрович, — Воздух тут особенный.
И втянул носом, задышавшись. Пока директор говорил, Сява выдумал себе, как через пару лет, когда ему стукнет 18, он пойдет в какой-нибудь магазин и, торжественно предъявив паспорт, купит себе пива. При этом будут присутствовать друзья, которыми он обзаведется. Эта грёза повторялась у Сявы во множестве вариантов. Иногда спутниками при событии были друзья, иногда — некая девушка. Идет Сява с ней по улице и вдруг говорит:
— А зайдем-ка пивка прикупим.
Вот они в магазине, Сява тычет пальцем в испариной покрытые бутылки, стоящие за стеклом холодильника:
— Два пива. Это и это.
Говорит обстоятельно.
Миновали с Никодимом Петровичем перекресток, уже замаячил базар возле станции метро Дарница. Когда-то тут был звонкий сосновый лес.
Впереди кроме прочих медленно шел, вразвалку, дюжий, коротко стриженный человек в бежевой футболке и коротких штанах. В одной руке он держал сумочку, несогласную с размером хозяина. Сява ему крикнул:
— Эй бычара!
Никакого отклика, только директор удивленно посмотрел на Сяву. Тогда он уточнил:
— Бычара с педерастической сумкой! В дыню хочешь?
Дюжий человек повернулся и направился к директору и ученику, соблюдая на лице масляное спокойствие. Сява показал на директора пальцем:
— Вот мой папа! Это он меня подговорил такое сказать.
Здоровяк покрутил пальцем у виска. Никодим Петрович, однако, узнал:
— Павел Валентинов! Видишь, среди каких шутников приходится работать?
— Вижу, — подошел, пожал директору руку, скосил глаза на Сяву.
— Не вспоминаешь школу? — спросил Никодим Петрович. Валентинов махнул рукой:
— Что вспоминать? Каждый день мимо хожу.
— А я вот не знаю, вы с одноклассниками каждый год собираетесь?
— Да собирались в прошлом году, я не пошел.
— Кем работаешь?
— А зубным врачом.
— Не страшно?
— У меня дядя родной в этой области, так что я можно сказать с младенчества был окружен наглядными пособиями. У дяди в комнате на столе стоял гипсовый зуб размером такой знаете, — показал руками в воздухе, — Наверное с туловище человека. Тяжелый такой зуб, мы его в качестве пресса для солений потом использовали. Ну и книжки разные, справочники.
— А дай на всякий случай твой телефончик.
Достал блокнотик и ручку, приготовился записывать, но Валентинов протянул ему визитку:
— Вот тут мы на улице Герцена, частная клиника, адресок, а это мой мобильный. Звоните, будем рады!
— Мне еще нужно решиться, — пообещал директор.
Отправились дальше. Дарница, рынок кипит людьми. Люди в быстрых потоках воздуха, между торговых рядов с упакованным в пакеты виноградом, овощами, цистернами с живой рыбой — битком набитых жертвами. Приговор вынесен и его невозможно отменить.
У ларьков мобильной бижутерии стоят продавцы, слушают музыку и общаются между собой. Вглубь уходят коридоры школьных принадлежностей, массовых книг и мягких вещей. Свитер касается рукавом книги — они дружат. Возле входа в метро селяне разложили корзины с грибами — покамест в лесах, на полянах зеленого мха, прут только лисички. Остальной, кондовый гриб пойдет позже.
Серая женщина в косынке продает живых раков. Темно-зеленые, они ползают в коробочной картонной крышке и шевелят усами. Раков ждет кипяток. Каково это — быть сваренным живьем? Чтобы быть съеденным под пиво и досужий разговор.
В подземном переходе станции метро, у правой стены спят, мяукают и урчат котята да щенки на руках, в корзинах, за воротниками. Малые, они хотят спать и кушать, но дышат куревом и духом уставших людей. Скоро начнется новая жизнь.
Девушка сидит в коляске, показывая отрезанные наполовину ступни, рядом находится её — родственница, что ли? Они просят денег. И две сонные, слепые старухи в огромных, толстенных очках просят денег. И пьяненький блаженный — он тоже просит денег. А выше на лестнице стоит блатной и наяривает на гитаре. Рядом подпевают.
Сява и Никодим Иванович вынырнули на поверхность, в проходной скверик под соснами. Пахло жареной картошкой. За деревьями маячило здание Детского мира — с золотыми ячеистыми рамами по бокам, похожее на пчелиные соты.
— Нам долго еще идти? — спросил директор.
— Еще минут двадцать! — обнадежил его ученик.
— А скажи, почему ты ни в одной школе больше четверти не задерживаешься?
— Я бунтарь по натуре, — важно ответил Сява, — Таким как я нужны наверное особые условия обучения, совсем другой подход.
У Никодима Ивановича в разуме возникает демонический образ — стоит он, Никодим Иванович, в клубах черного дыма, на ветру, в развивающихся лохмотьях, и показывает перед собой по два пальца на каждой руке, перекрестьем одни на другими, так что образуют решетку. Никодим Иванович мысленно хохочет. А вслух говорит:
— Может тебе в какой-нибудь кружок записаться?
— Я уже ходил в кружок скоростного чтения и на экибану. Но мне нужен рок-н-ролл!
— У нас нет при школе рок-группы. Была, но распалась.
— А жалко. Я придумал панковскую песню — ты не пей из унитаза, там бациллы и зараза.
— А умеешь играть на гитаре?