Запертый

Глава вторая

Слабость, противная, холодная, липкая и дрожащая накатила на меня в крохотном умершем скверике с пыльными пластиковыми макетами деревцев, что заменили настоящие. На нашем уровне живых растений нет – наш этаж потерял на них право. Свежий – относительно свежий – воздух поступал через решетки вентиляции. Как же я ненавижу эту вентиляцию – источник моих заработков и страхов…

Страхов…

Сколько же у меня страхов? Я боюсь всех и всего. Всего на свете… я просто ничтожество.

Странно, что я думаю об этом. О своем статусе я знаю уже давно – сверстники еще с ранних лет вдалбливали мне это в голову насмешками и ударами. И у них получилось вбить эту истину так глубоко, что она стала частью меня.

Упав на бетонную скамью, согнувшись, уперев локти в бедра, я замер, силясь не уронить гудящую от боли и пережитого голову.

Что я творю?

Я сошел с ума?

– А почему нет? – услышал я чуть насмешливый голос.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы понять – это говорил я. Я произнес эти слова вслух. И едва произнес, как тут же испытал… предвкушение. Предвкушение… боли…

Да. Не знаю почему, но я твердо был уверен – сегодня мне будет больно. Очень больно. И эта боль мной ожидаема.

Могу ли я избежать этого?

Могу. Еще как могу. Ведь я отлично умею униженно улыбаться и щуриться в ожидании небрежного удара.

Сурвер с Великим именем. Дерьмо на палочке…

Сурвер, что еще до рождения выиграл в лотерею – получил право на это долбаное Великое имя Амадей.

Как гордился тогда еще не спившийся отец. Как плакала мудрая мама, понимающая, что это имя нахрен никому не надо, но все равно вызовет зависть ко мне, а с ней и проблемы…

Хотя это даже не имя, а фамилия!

Амадей!

– Хватит ныть… – рассмеялся я, застывшим взглядом сверля пол. – Хватит ныть…

Да…

Хватит ныть. Да я и… не хочу ныть, если уж признаться самому себе. Сейчас я это сделал больше по намертво въевшейся привычке – ребята, не надо! – но мне уже не страшно.

Слабость? Она есть. Да – противная, да – липкая и холодная, но это не от страха. Это от недавней встряски, что, кажется, сожрала все запасы калорий в моей крови. Ноги подкашиваются.

Запустив испачканную подсохшей кровью руку в карман длинных джинсовых шорт, чтобы были мне слишком велики, я достал приберегаемое на вечер сокровище – кусочек соевого шоколада. Сорок три грамма. Вкуснятина внутри пластикового крохотного контейнера – многоразовая упаковка спасет этот мир! Нет одноразовому! Сурверы следуют заветам предков! Мы живы благодаря правилам! Мы живы благодаря правилам! Да-а-а-а!

Я хотел оставить шоколадку на тот случай, когда меня снова сильно обидят – сладкое помогало мне справиться с очередным приступом депрессивной тоски, когда так и хотелось сдохнуть.

Сейчас я умирать не хотел. Но обогащенный растительным белком шоколад сожрал с жадностью. Выскреб окровавленными ногтями каждую крошку. Вытащив из другого кармана отвертку, надолго уставился на ее плоский подточенный конец. Очнувшись, глянул на старые механические часы на стене и удивленно моргнул – я просидел так пять минут. И при этом у меня в голове не было ни единой мысли – раз уж я об этом не помню.

Глянув еще раз на круглый циферблат, я поднялся и снова удивился – ноги уже не дрожали, слабость исчезла. Я зашагал дальше по коридору, направляясь домой. И шагал я быстро – голова заработала непривычно четко, и я сразу сообразил, что вот-вот по мою душу явятся. Либо те, либо другие. Сегодня я со многими успел поссориться. Минутная стрелка на часах со щелчком переместилась.

– Механика лучше электроники, – фальшиво пропел я, и рана на щеке снова разошлась. – Механическое легче чинить! Помните, сурверы – электроника в быту недолговечна! Сурверы помнят заветы предков! Суть выживания – простота!

От меня кто-то испуганно шарахнулся, но я не обратил внимания, хотя машинально отметил, что встречный угрозы не несет. А еще я отметил, что рука автоматически сжалась на рукояти отвертки.

Домой. Скорее домой, пока испуганные сурверы не вызвали охрану – тут неподалеку висят старые дисковые телефоны. Сообщить о шатающемся парне с окровавленным лицом труда не составит.

Просто и надежно! Крутани диск! 002! Назови номер аппарата или ближайшую настенную отметку – и помощь явится!

Плетясь вдоль стены, я провел красными от крови пальцами по еще одному очень хорошо известному мне слову.

– Россогор, – прошептал я всегда завораживающее меня слово. – Россогор…

В те времена, когда я еще был достаточно оптимистичным и порой улыбающимся, несмотря на затрещины судьбы, придурком, я верил, что однажды смогу стать историком. Нашим историком – сурверским. Я верил, что идеально изучу общедоступную историческую информацию, затем успешно сдам экзамены и получу доступ к следующему массиву данных. Это влекло меня. Притягивало как магнитом – наше прошлое. Прошлое всех людей. Прошлое сурверов. Мы выжили, и мы несем в себе воспоминания…

А затем я стал обычным чернорабочим с Великим именем.

Великое имя Амадей, что угробило мою жизнь получше чем упавший на голову кусок железобетона. Это долбаное имя испортило мне жизнь. Сделало меня мишенью. Сделало объектом для насмешек и издевательств.

Эй, Амадей, а сегодня ты уже сделал что-то великое?

– Нет, – прошептал я, останавливаясь и с удивлением глядя, как мои грязные пальцы сжимаются в два кулака. – Нет! Хватит, Амос! Хватит! Вини себя! Ты позволил им издеваться над собой! Ты разрешил им сделать из тебя мальчика для битья! Ты! Великое имя? Да в жопу! В жопу все имена мира!

Поморщившись от прострелившей голову вспышки боли – странно приятной, обжигающей – я зашагал дальше, старательно держась в сумраке у стены, куда почти не достигал свет редких ламп.

Экономия всего и вся – кредо сурвера!

Бережное отношение к ресурсам – бремя сурвера!

Великие имена…

Очередная иллюзия.

Каждый раз, когда в Хуракане рождался очередной маленький сурвер, все знали, что очередная лотерея не за горами. Главное, чтобы ребенок прожил целый год и доказал свою жизнестойкость. Главное, чтобы у него не было врожденных отклонений. Спустя год, после медицинского обследования, счастливые родители несли малыша на Третий уровень, где в специальном зале собирались такие же счастливцы. Включался старый электромеханический автомат с большим рычагом. Вместе взявшись за рычаг, родители того или иного малыша опускали его. Со щелчками на экране начинали мелькать различные символы, изображения и прочее. А затем бам! – и вот он ваш беспроигрышный вариант, ваша награда за то, что доставили в этот мир очередного здорового сурвера.

Чаще всего призом была одежда, обувь, какие-то инструменты, бесплатное медицинское обслуживание, путевка в сады Эдем-14. Приз всегда был тройным – чтобы подарки достались каждому из родителей и самому ребенку.

Кто-то получал упаковку персикового мыла, набор гаечных ключей и годовой детский массаж – два раза в неделю.

А мы… Матери достался набор кисточек и красок для рисования, отец получил отличный крепкий рюкзак, а я… мне досталось гребаное Великое имя. Какая честь, мать вашу! Вау! Держите меня трое – а то от восторга я разобью себе голову о стену!

Головная боль стала сильнее, и я невольно рассмеялся, глядя на мир сквозь красную пелену. Да уж… сейчас до головы и дотронуться-то страшно, а не то что биться ей о стену. Один щелбан – и я рухну без сознания. Наверное… Сегодня я сам себя так сильно удивил, что теперь и не знаю, чего ждать…

– Домой, – произнес я, и мой голос так странно прозвучал, что в сторону шарахнулась очередная тень прохожего. – Домой…

С жильем мне повезло.

Оно находилось в спортивном крыле Шестого уровня Хуракана. Каждый этаж имел свой спортивный сектор, но ни один из них не мог похвастаться подобным размахом. И я знал причину такого масштаба – изначально Шестой сектор планировался как место проведения всех спортивных мероприятий Хуракана. Здесь должны были селиться тренеры, весь персонал, что отвечает за исправность сооружений, инвентаря и прочих жизненно важных мелочей.

Некогда эта часть Шестого была полузакрытым элитным местом, где нельзя было просто так получить, снять или купить жилье. Сейчас все изменилось. Каждый год Хуракан проводит здесь минимум три спортивных мероприятия, но это смешная пародия на прошлые времена, когда здесь с огромным размахом проводились официальные игры Сурвер-Олимпик-Хуракан.

Так я – как только нашел в себе достаточно смелости сбежать из отчего дома, а это случилось сразу после смерти матери – нашел себе для съема небольшую комнату там, где мне всегда нравилось находиться прежде.

Манеж.

Беговой овальный Манеж, чьи внутренние стены были двойными стенами огромного бассейна с подогреваемой водой. Раньше, когда у нас был собственный реактор, что с избытком снабжал Хуракан энергией, бассейн работал постоянно. Теперь же плавательный комплекс практически не работает.

Из пяти бассейнов три закрыто – включая тот, самый огромный. Функционировать продолжили подогреваемый детский, где взрослому по колено воды, и пятнадцатиметровый бассейн на четыре дорожки для взрослых. Все на платной основе, а не бесплатно как прежде. Вода подогревается почти условно, поэтому желающих заплатить деньги за возможность поплескаться в холодной воде не так много. Отключенные же бассейны выкупил один из великих сурверских родов и сделал там рыбные пруды. Там теперь целое хозяйство, где я бываю довольно часто – им постоянно требуются чистильщики вентиляционных запутанных ходов. Тем более и живу я поблизости.

Чтобы попасть к моему жилью, требовалось немного – пересечь все дорожки Манежа, что почти всегда пустовал, дойти до внутренней стены, вдоль нее пройти буквально десять шагов левее, где и будет моя дверь за номером 111. Вот только Манеж с его холодным воздухом и пугающим простором хоть и не особо привлекал гостей, там все же можно было наткнуться на редких бегунов или прогуливающиеся по вечному кругу парочки. Поэтому сначала мне надо было чуток привести себя в порядок.

Свернув в небольшой тупиковой аппендикс коридора, я встал перед окошком в старой исцарапанной двери, позволяя себя увидеть через глазок, и трижды постучал. Звяканье заслонки, короткая пауза, и верхняя часть двери сдвинулась в сторону, открывая небольшой коридор, что был превращен в магазин на дому.

– Здравствуй, Галатея, – кривовато улыбнулся я. – Как мама?

– Амос! – пораженно выдохнула симпатичная девчонка, что была на пять с небольшим лет моложе меня. – Что с тобой случилось?

– Мелочи. Упал. Так как мама?

– Худо ей, – вздохнула Галатея, не выпуская из пальцев густые каштановые локоны. – Лежит.

– Ясно, – с пониманием кивнул я. – Сочувствую. Надеюсь, пойдет на поправку.

– Ну да…

– Не постриглась?

– Жалко, – призналась девушка. – И еще эти из Шестицветика…

– Суки, – буднично произнес я. – Тупые мерзкие суки.

– Тише! Ты чего?! Спятил?! А если услышат?

– Мне плевать, – с улыбкой произнес я чистую правду. – Галла… слушай… продай пластырь.

– Да я тебе бесплатно дам. Большой. Щеку закрыть?

– Ага. Но бесплатно не надо, – качнул я гудящей головой и положил на крохотный прилавок два динеро. – Мне два больших пластыря и три таблетки обезбола.

– Сейчас…

Опустившись к ящикам на полу, она потратила меньше минуты на поиск необходимого. Приняв купленное, я с благодарностью улыбнулся и шагнул прочь:

– Береги себя.

– Постой! Так что случилось, Амос? Кто тебя так?

– Я упал.

– Ври больше!

– Я еще загляну сегодня, – крикнул я уже из общего коридора. – Чуть посплю и зайду.

– Буду ждать!

Следующим пунктом моей остановки стал банный комплекс Чистая Душа. Раньше там действительно были парные, но теперь остались только ванные комнаты, душевые, туалеты, плюс небольшой зальчик, где можно было заказать чего-нибудь перекусить и выпить. Мне сейчас требовалось все вышеперечисленное. Пряча искореженную щеку, я пробубнил про ванну, отдал монету и получил полотенце. Лицо я мог и не прятать – сидящий в холле за стойкой парень был увлечен чтением и на меня даже не взглянул, не отрывая взгляда от страниц потрепанного журнала, а спиной опираясь на мешки с чистыми полотенцами. Единственное, что он сказал вялой заученной скороговоркой, так это будничное:

– Пять-час.

Сие означало, что мне нужно в пятую ванную комнату, где я могу находиться ровно час.

Аренда ванной комнаты – один динеро в час, плюс полотенце.

Помывка в душевой – четверть динеро. Отдай я монету и скажи про душевую, получил бы еще три пластиковых талончика. Каждый такой прямоугольник дает право находиться пятнадцать минут под не слишком теплыми струями душевой. И все это время на тебя будет пялиться кто-то из работников, что сидят во влажном помещении и следят за тем, чтобы хитрые сурверы не мылись дольше положенного.

Осторожно неся в руке серое истертое полотенце, я добрался до двери с нужным номером, ввалился внутрь и, закрыв дверь, запер ее на замок. Как только я это сделал, сработал скрытый механизм и в ванну за моей спиной с шипением полилась вода. Горячая вода. Действительно горячая вода. Настолько, что ее приходилось разбавлять по своему вкусу холодной – рядом с ванной был кран, а под ним ведерко. Комнатка три на три шага отделана серым кафелем, пол чуть более темный, потолок посветлее, на одной из стен картина с изображением речного берега.

Усевшись на табуретку, я занялся привычными действиями. Не то чтобы я часто заглядывал в чересчур дорогую для моих заработков ванную, но все же иногда позволял себе этот ни с чем несравнимый кайф. И поэтому знал, как правильно использовать каждую секунду отпущенного срока.

Первым делом я стащил с себя всю одежду. Следом взял с края ванны небольшой брусочек серого мыла с выдавленной эмблемой Чистой Души – улыбающийся привиденческий сгусток. На то чтобы тщательно выстирать белье, а затем чуток промыть и сполоснуть остальное, ушло десять минут. Развесив выжатую одежду на проволочных держателях рядом с вентиляцией, я вдохнул выходящий из-за решетки теплый воздух и поморщился – там грязно. Банный комплекс как всегда экономит на услугах чистильщиков. Теперь одежда будет пованивать. Хотя для меня запах привычный. Вернувшись к ванне, я торопливо вылил на себя пару ведер теплой воды, намылился и снова облился, смывая с себя кровь, обрезки волос, мыльную пену и чуток усталости. И только после этого я позволил себе забраться в ванну, куда очередной механизм уже влил четко отмеренное количество горячей воды. Меня обожгло, но разбавлять блаженно горячую воду я не стал. Хорошо… мне очень хорошо… Закрыв глаза, я замер, покачиваясь в медленно остывающей воде.

Механизмы…

Мы, сурверы, помешаны на всех долгоиграющих, так сказать, штуках.

Наше восхищение вызывают вечные или почти вечные предметы, а все остальное нами отвергается.

Технологии прошлых веков, где умная электроника предугадывает все твои желания? В топку! Здесь, в условиях Хуракана, что расположен в подземной толще, нам этого не надо. А вот обычные шестереночные механизмы, что по большей части работают не от электричества, а от грузил и пружин, нам подходят идеально. Лежа в ванне банного комплекса, я отчетливо слышал, как за стенами работают различные механизмы, что открывают и закрывают заслонки, блокируют замки и оповещают дребезжащими звонками о истечении срока пользования ванной. Электричество используется только для тусклых светильников и нагрева воды. Все остальное зависит лишь от радивых служащих, что должны вовремя потянуть за цепи грузил или покрутить заводные ключи, снова заряжая механизмы. Если за подобными машинами тщательно следить и вовремя чистить, они служат бесконечно. Сломалась шестеренка? Сделать новую в одной из мастерских не проблема. А вот если перегорит электронная плата… что делать тогда? Поэтому в топку все сложное. Давай простое! Поэтому в таком почете у нас механики-инноваторы, механики-рационализаторы, а иначе говоря – механики-упростители.

Даже на нашем Шестом уровне имеется немало достаточно неплохо сделанных масляными красками портретов, висящих в центральном коридоре у лифтовой шахты. На этих портретах изображены не только славные наши предки, смотрители и герои, но и те, кто сумел что-то простое сделать еще более простым и надежным. Было пять шестерней – а стало четыре. Было два тросика с грузилами, а теперь хватает одного. Слава таким героям! Своим гением они отбросили подступающий упадок еще на десяток лет назад!

Чем меньше подвижных частей, тем проще конструкция – тем больше она нам нравится. Что-то монолитное и вечное мы лобызать готовы. Засунь любого сурвера в огромный механизм с сотней крутящихся шестерней и скажи, что это всего лишь соковыжималка – у него тут же разорвется сердце.

Такова наша общинная психология, выработанная за годы и годы существования в условиях ядерного апокалипсиса. Мы заперты под опаленной атомными взрывами землей, мы изолированы от отравленного внешнего мира, и пока смертоносный уровень радиации там, наверху, не снизится, мы не сможем покинуть Хуракан. А там наверху точно не все ладно – я видел изуродованных радиацией невероятных монстров, выставленных на всеобщее обозрение. Они, плавающие в огромных стеклянных колбах, поражали своим невероятным уродством. Глядя на этих тварей, сразу понимаешь – наверху нам еще долго не удастся погулять. А раз так, то придется еще, быть может, целый век надеяться лишь на собственные запасы, смекалку, практичность и экономность.

Поэтому – в топку все сложное!

Хотя от сурвпада я бы не отказался. Да никто бы не отказался. Но это все же излишество. Его могут позволить себе лишь обеспеченные сурверы или те, кто рожден с золотой ложкой в заднице – представители великих наших родов. Их предки стояли во главе строительства Хуракана. Только благодаря им мы все сейчас живы. И поэтому нынешние представители этих родов пользуются в убежище заслуженным уважением и привилегиями. Они могут себе позволить и электронные штуки. А я – нет.

Так что мой девиз неизменен – в топку все сложное!

Нам очень повезло, что предки с самого начала понимали необходимость использования самых дешевых, практичных и долговечных технологий в Хуракане.

Шестой уровень наглядный тому пример – даже в спортивной сфере.

Беговые дорожки? В топку! – рано или поздно они выйдут из строя! Хочешь бегать, сурвер? Иди на Манеж! Ты можешь бесплатно наматывать сколь тебе угодно кругов по одной из дорожек бегового Манежа, топая по прочнейшему особо износостойкому бетону. Дешево и вечно! Прошли века – а Манеж все еще на месте и доступен для использования. Какая беговая дорожка пережила бы это? Даже просто механическая – все равно бы вышла из строя.

Бассейн – просто яма с едва подогретой водой, которая к тому же является нашим аварийным источником воды. А сейчас там живет рыба – тоже практично!

Хочется силы? Вот тебе зал для тяжелой атлетики с целыми рядами практически вечных штанг, гантелей, турников, брусьев и прочих штук для наращивания грубой физической силы.

Хочется чего-то подвижного и веселого? Легко! Мини-футбол, баскетбол, волейбол, зал для настольного тенниса, пара обычных кортов. Само собой, все выполнено из бетона – включая столы для настольного тенниса, снабженные специальным покрытием. Есть и большое футбольное поле. Вернее, было – оно стало частью рыбного хозяйства великого рода Якобс. Говорят, они и на беговой Манеж попытались замахнуться, но у них, слава предкам, ничего не вышло.

Я ведь любил бегать… ну… я бегал раньше. А теперь давно не бегаю… по разным причинам.

Когда послышался дребезжащий звук колокольчика, мотыляющегося за решеткой вентиляции, я очнулся от теплого забытья и начал выбираться из почти остывшей ванны. До второго и последнего звонка осталось пять минут. Мне этого срока вполне хватило, чтобы насухо вытереться, налепить на израненную щеку пластырь и одеться в почти высохшую на ветерке одежду. Выйдя, прошел по коридору, скинул полотенце в корзину с грязным бельем и вывалился на улицу, как мы называли широкие коридоры.

Тараканьи тропы, как их с горькой иронией называли многие из тех, кто был порожден предками, что некогда жили в далекой северной стране и работали на Россогор. Тараканы – вот как они называли всех нас и себя в том числе на своем порой грубом и лающем, а порой удивительно певучем языке. Их до сих пор немало в стенах Хуракана-Таракана, хотя свой родной язык они давно уже не используют даже дома. Остались лишь забавные словечки, что известны каждому.

Добравшись до широкого проема в стене, за которым было чуть светлее, я вышел на полосу с остатками красной краски, убедился, что в поле зрения нет несущихся что есть мочи бегунов и торопливо зашагал поперек беговых дорожек к техническим помещениям, что были переделаны под жилые. Их сдавали в аренду Якобсы – нынешние владельцы бассейного комплекса.

Оказавшись у стены и на очередной красной полосе, где бегать было запрещено, я сделал еще десяток шагов и едва не споткнулся, увидев стоящий перед порогом двери – моей двери – высохший крохотный фикус в горшке.

Ну понятно… у них снова тусовка, и они снова оповещают, что мне на ней не место.

Ага. Еще вчера… да что там… еще пару часов назад я бы просто развернулся и ушел. Перекантовался бы где-нибудь часиков пять-шесть, чтобы затем вернуться назад и, вытянув шею, издалека всматриваться в низ собственной двери – убрали ли фикус натрахавшиеся вдоволь парни?

Да…

Так было бы еще вчера.

А сейчас я, отбросив ногой мертвый фикус в пластиковом горшке, дернул за дверную ручку. Как и ожидалось, дверь оказалась заперта. Я пару раз рванул за пластиковый шнурок, и внутри комнаты зазвенел колокольчик. Крайне недовольный ответ последовал секунд через десять:

– Ну кто там еще? Если не срочно, то…

– Тенк! Открой дверь! – произнес я достаточно громко, чтобы меня услышали.

– Амос?! – на этот раз недовольства стало еще больше, а к нему в придачу зазвучала наглость. – Ты фикус не видел, что ли, дружок?

– В жопу тебе твой фикус, Тенк! – рявкнул я. – Какого хера моя дверь закрыта?! Какого хера мой дом закрыт?! А?! Я тебя приютил на пару дней, сука! А ты живешь здесь уже полгода! Не платишь за аренду! Водишь сюда своих друзей и потаскух… Открой дверь! Живо!

Что я такое кричу?! Мне конец… сейчас они выйдут и… да пошли они к черту!

– ОТКРОЙ ДВЕРЬ! ИЛИ Я ВЫНЕСУ ЕЕ!

Щелкнул замок, за распахнувшейся дверью мелькнуло изумленное и чуть пьяное лицо Тенка, неверяще смотрящего на меня и трясущегося от запредельной злости.

– Амос?

Я шагнул внутрь мимо него. Втянул ноздрями сладковатый дымок, с кривой усмешкой бросил через плечо продолжающему стоять у двери Тенку:

– Странно… мне ведь какой-то ублюдок по имени Тенк давал свое честное сурверское слово, что никогда не будет курить здесь свою тасманскую дурь… Да твое слово – полное дерьмо, Тенк. И ты сам дерьмо, а не сурвер. Выметайся. Все вы – выметайтесь на хрен.

В комнате было еще трое. Две девки, один парень. Ну и Тенк. Две веселые парочки, что так легко выдавили из собственного жилого пространства такого неудачника и труса, как я, чтобы за мои же деньги, на моей кровати и старинном ковре вволю трахаться, курить, бухать и вообще весело проводить выходные. И все это время – почти полгода – я молчал, порой сутками блуждая по улицам Хуракана в ожидании разрешения вернуться.

– Амос…

Круто развернувшись, я воткнул палец в грудь отпрянувшего Тенка:

– У тебя десять минут, Тенк. Десять минут, чтобы свалить отсюда навсегда вместе с вещами и друганами. Время пошло.

– Ты выпил, что ли? – косоватая неверящая улыбка все никак не могла сойти с его блестящего от пота лица.

– Девять минут.

– Эй! – меня за плечо схватила и развернула сильная рука. – Кем себя возомнил, плесень вентиляционная?

Взглянув в небритое лицо темноволосого парня, я моргнул, а следом дернул головой, получив прямой удар в подбородок, даже не успев увидеть его. Еще один мне урок. Запоминай, Амос! Запоминай!

– Тварь! – выдохнул я.

– Тварь?! Н-на!

Следующий удар оказался сильнее, и я отлетел на шаг назад, с трудом удержавшись на ногах.

– За тварь я тебе сейчас пасть порву! – пообещал крепыш, делая шаг вперед.

– Хватит, Пелле!

– Че ты ссышь, Тенк? Анус приперся, херню какую-то несет, крутого из себя строит – а ты потек как девка! Он нам кайф портит! У тебя дома! Хозяина из себя строит!

– У него дома? – переспросил я и больше инстинктивно, чем обдуманно, качнулся в сторону.

Третий удар угодил в воздух у меня над плечом.

Я ткнул отверткой почти не глядя. Но промахнуться мимо стоящего вплотную наглого тела было почти невозможно. Отвертка ударила в левый бок и, пробив майку, вошла в плоть. Неглубоко, но все же вошла. И я на миг ощутил невероятной силы желание нажать на пластиковую рукоять посильнее, чтобы вбить отвертку полностью. А затем еще бы пошатать ее острием из стороны в сторону, превращая сложную систему потрохов в столь любимую сурверами простоту смузи… Но я отвертку выдернул. Тут же ткнул снова, но едва дотянулся – не сразу почувствовавший результат моего удара парень исправил свою ошибку и все же нащупал кулаком мое лицо. Упав, я подтянул ноги, и бросившийся на помощь другу Тенк хватанул пустоту. Подавшись вперед, я ударил отверткой ему в щеку, но промахнулся, угодив в ухо. Пробил ушную раковину и кожу за ней.

– А-а-а-а!

– Ы-ы-ы-ы!

Они оба заорали одновременно. И оба с ужасом глядели на руки, окрашенные собственной кровью. Следом к их крику добавился перепуганный вой накуренных девок, одна из которых сидела на моей брошенной на пол любимой подушке.

– Убери жопу с моей подушки, сука! – выдохнул я, разворачиваясь к толстухе. – Сало выпущу!

С визгом та повалилась на бок и попыталась залезть под откидную койку, но не сумела пропихнуться и замерла на полу. Я глянул на вторую девку, и ее визг оборвался. Тишина… такая приятная тишина… прямо как в той теплой ванне… Тепло и спокойно…

– Мы уходим! Мы уходим, Амос! – проблеял с пола Тенк, не сводя глаз с отвертки у меня в руке.

– Ты же такой крутой, – удивился я, приподнимая вооруженную руку. – Ты же такой сильный… давай, Тенк, отними отвертку, повали меня, отпинай. Ты же всегда напоминал мне, насколько сильнее меня. Да? Ты ведь круче меня, сурвер?

– Амос… слушай… не знаю, что случилось…

– Три минуты, – улыбнулся я, и из-под пластыря на щеке вытекла теплая струйка крови. – Если не уложитесь… я сдохну, но вас кончу!

– Ты кем себя возомнил, гнида? – прошипел с пола темноволосый, явно успев очухаться и понять, что рана была пустячной. – Сын алкаша и дохлой уборщицы! Одно мое слово – и парни тебя… АГХ!

Отвертка вошла ему в рот. Я бил изо всех сил, бил снизу вверх, но удар был неумелым. Может, поэтому он оказался таким разрушительным. Конец отвертки ударил под нижнюю губу, пробив ее насквозь и разорвав, следом пробороздив десну, скользнув по зубам и, пройдя через рот, вонзившись в нёбо, после чего, сделав и там неплохую кровавую канаву, уйдя дальше к глотке, рвя и вспарывая все на своем пути. Сомкнувшиеся зубы Пелле клацнули на жале отвертки, а я, резко ударив коленом, врезал ему по нижней челюсти. Пара зубов, что держала мою отвертку, с хрустом сломалась. Я сделал шаг назад. Зажав рот руками, Пелле беззвучно закрутился на полу, отбивая пятками частый ритм. Глянув через плечо, я скользнул безразличным взглядом по трем возникшим в дверном проеме ошарашенным лицам и спокойно предупредил:

– Отвертка – мой рабочий инструмент. Не отдам.

– Привет, Амос, – тихо произнес Марк, старший из Охраны этого участка бассейного комплекса. – Убери отвертку, а? Ты ведь хороший парнишка…

Глянув в его морщинистое и вечно усталое лицо, я спокойно кивнул. Шагнув к единственному столу, аккуратно опустил на него окровавленную отвертку, а затем уселся на стул и замер, уронив руки на столешницу.

– Вот дерьмо… – бормотал сидя у ног подоспевшей Охраны икающий Тенк, глядя на бьющегося от боли Пелле. – Вот дерьмо… вот дерьмо…

Встав рядом со мной, Марк посмотрел на меня, внимательно изучил взглядом затылок и прикрытую пластырем щеку, повернувшись, оглядел остальных участников, ненадолго задержав взор на толстой заднице у кровати. Только затем, оглядев и запомнив обстановку – само собой, не пропустив бутылки и пепельницу, забитую окурками сигарелл – он глубоко втянул ноздрями воздух и тихо сказал, опустив руку мне на плечо:

– Ты ведь понимаешь, что придется пройти с нами.

– Пошли, – кивнул я. – Но двери я закрою.

– Конечно. Вас тут живет…

– Один я, – тихо и нехорошо улыбнулся я. – Здесь живу один только я. Только я плачу арендную плату, убираюсь, чищу и ремонтирую. Нет, я не курю табак. Нет, я не курю тасманку. Да, я готов пройти все анализы, что потребуются. Нет, я не принимал участие в этой вечеринке в моем доме. Я также не знал о ней и не разрешал ее.

– Твои слова услышаны и записаны, сурвер, – мне показали экран сурвпада с красным квадратом. – Ты подтверждаешь сказанное?

– Да, офицер. Подтверждаю каждое слово. Как и то, что не я ударил первым. Меня пытались избить и прогнать из собственного дома. В этом я обвиняю сурвера Пелле Джейкобсона и его друга Тенка Борга. Готов подтвердить это под присягой как на допросе, так и на суде. И я сразу требую возмещения своих убытков. Это мое право сурвера.

– Твои слова записаны и услышаны, сурвер. Вставай, Амос. Вставай. Я уже наслышан о твоем сегодняшнем дне, так что прокатим тебя со всем почетом.

– Я дойду, – качнул я головой. – Никому не хочу быть обязанным.

– Считай это еще одним бонусом за смелость – ты ведь подстригся, а? Не испугался Шестицветика?

– В жопу Шестицветик, – сонно пробормотал я. – Так им и передайте. Сурвер Амос послал весь Шестицветик в задницу! Хорошо?

– Пошли, пошли, герой. Ты просто устал. Решим по-быстрому проблему – и вернешься домой отдыхать. Ты заслужил.

– Рефивыодыдва, – встав, едва слышно предложил Пелле.

Изорванный рот не подчинялся, через рваную губу лилась кровавая слюна, ему было очень больно, но при этому ему явно было плевать на боль. Если судить по его искаженному лицу, то можно смело предположить, что он уже просек ситуацию и понял, чем ему конкретно все это грозит. Тут накопился целый список. Так что его невнятное предложение можно было понять по становящимся все испуганней глазам.

Курение в неположенном месте, пребывание в чужом жизненном пространстве без разрешения, курение тасманки, нападение на хозяина помещения – первый удар был его – оскорбления, попытка выгнать меня из собственной квартиры… Это не просто запятнает его ауру – это уничтожит ее.

– Нет, – усмехнулся Марк. – Нет, парни. Такого… – он еще раз осмотрел задымленную комнату. – Такое я замять не могу. Вся улица уже на ушах. Отправляемся в околоток.

У Тенка нервно задергался угол рта, и он умоляюще взглянул на меня.

Его испуг понятен. Он принадлежит к боковой ветви рода Якобс. Дальняя ветвь. Личные чернорабочие могущественного клана Якобс. А Коллин Якобс… их нынешний лидер и глава семьи всегда в первую очередь требует полного порядка на территориях рода. Так что Тенка ждет двойной суд и двойной приговор. И если по первому приговору он отделается черными записями в ауре, то вот по второму – негласному и непубличному – ему вполне могут переломать руки, чтобы впредь неповадно было косячить. Плюс заставят пару лет работать бесплатно где-нибудь в самом темном углу Шестого уровня Хуракана, он же Х-6.

– Почему ты все еще в моем доме, Тенк? – спросил я, отворачиваясь.

– Да уйду я! Уйду!

– Я устал, – признался я старшему из патруля Марку. – Может, пошлете их на хрен отсюда, и на этом закончим?

– Ценю твое сурверское желание быстро прервать конфликт… но не могу, – развел руками охранник, глядя на окурок, источающий сладкую вонь тасманки. – Не могу.

Скорее не хочет. Дурь вдыхал Пелле. Один из клана Якобс. Это дело точно замнут. А чтобы замять, Якобс, конечно, поощрит здешнюю Охрану неплохими бонусами. Так что просто глупо спускать все на тормозах. Или, как любила говорить мама Галатеи, когда еще была здорова и сама вела семейный бизнес – это попросту невыгодно, детки.