Приблизительно двадцать один месяц спустя
Чикаго, штат Иллинойс
Подбоченившись, я посмотрела вниз на годовалую девочку, которая подпрыгивала на пухленьких ножках, ее крошечные пальчики сжимали край журнального столика. Ее золотистые кудряшки двигались так же, как и она, подпрыгивая вверх и вниз вокруг ее ангельского личика, на котором выделялись изумрудно-зеленые глаза.
Эта красивая маленькая девочка набивала рот «Чириоз»[111] с дикой энергией, подпрыгивая вверх и вниз на пухленьких ножках, которые торчали из-под голубого платья с крошечными белыми цветочками.
— Ри!
Это ее любимый звук, слово, которое означает «Да», «„Чириоз“», «Здесь» и любое другое слово, которое она не может отчетливо произнести.
Я кивнула.
— Нравятся они, да?
Нахмурив лобик в процессе своих трудов, она зачерпнула горстку «Чириоз» с журнального столика и предложила их мне.
— Ри.
Я подошла к журнальному столику, встала на колени и набрала в рот «Чириоз» с ее, как и следовало ожидать, липкой ручонки. Она радостно взвизгнула, потопталась на месте своими неустойчивыми ножками и схватила очередную порцию «Чириоз». Затем она запихнула мне в рот те несколько штучек, которые умудрилась к нему донести. Я подыграла ей и прожевала их. Вкусно, но пять или шесть штучек для карапуза более сытны, чем для тридцатилетнего вампира.
— Вы готовы? — крикнул ее отец из соседней комнаты.
— Почти, — ответила я и достала из кармана заколку, воспользовавшись ей, чтобы заколоть волосики Элизы с одной стороны. Это не даст ее кудряшкам падать на лицо — и не даст ее липким ручонкам запутаться в густых светлых волосах.
— Платье!
— Знаю, любимый, — ответила я, разглаживая юбку ее голубого хлопкового платья. Она непоседа, и к концу вечера испортит платье, но сейчас выглядит в нем очаровательно. Я обула ей туфельки «Мэри Джэйн»[112]. — Тебе нравится твое платье?
— Кьясивое, — серьезно ответила она.
— Да, так и есть. Ты готова пойти к тёте Мэллори и малышке Лулу?
Она серьезно кивнула.
— Майишка.
Этан шагнул в дверной проем, его глаза пылали зеленым от удовольствия.
— Как моя именинница?
Элиза завизжала и подняла свои пухлые ручонки.
С львиной гордостью Этан прошел вперед и поднял ее. Она обхватила своими маленькими ручонками его шею, а потом поцеловала в щеку.
— Ри! Ри! Ри!
Этан выгнул бровь, глядя на меня.
— Она на завтрак пила кофе?
Я погладила ее маленькую попку.
— Я не в курсе. Хотя у нее действительно хорошее настроение. Наверное, потому что ты очень красивый.
Элиза торжественно кивнула и погладила его по лицу ладошкой, а другой рукой крепко схватила медальон Дома.
— Кьясивый.
Этан укусил ее за ручку, и она расхохоталась, качая головой.
— Не такой красивый, как Элиза или мамочка, — сказал он.
Я усмехнулась, как всегда забавляясь, что четырехсотлетний вампир зовет меня «мамочкой». И до сих пор приходя в трепет оттого, что это произошло. Что мы зачали ее, что мое тело смогло ее выносить, и что мы привели ее в этот мир.
Это был неидеальный путь. «Утренняя» тошнота (пусть и после заката) была просто ужасной, аппетит был совершенно диким и, в самом конце, роды, которые пришлось останавливать дважды, когда вставало солнце. И было мгновение полнейшего и чистейшего ужаса, когда мы думали, что потеряли ее. Даже сейчас, когда она здорова, счастлива и находится здесь, от этих воспоминаний мое тело сжалось от страха.
Она первый ребенок-вампир в истории — единственный вампир, рожденный вампирами. Но что важнее, самое важное, она наша. Она родилась в любви и в Доме вампиров, которые любят ее почти так же сильно, как и мы. Она часть меня и часть Этана, и у нее уже есть свой собственный характер. Я люблю ее больше, чем могла себе представить.
Я обязана своей жизнью Этану, и я отдала ему свое сердце. А теперь оба наших сердца принадлежат Элизе.
***
Мы направились на первый этаж Дома с сумкой для подгузников; Дом довольно большой, поэтому так быстрее и проще, чем пересекать его каждый раз, когда Элизе нужно поменять подгузник или переодеться. Что бывает довольно часто. Мне нравится шутить, что она единственный человек, которого может вырвать на один из дорогих костюмов Этана и после этого выжить, чтобы потом кому-нибудь рассказать эту историю. В Доме нет ни одного вампира, из кого бы она не вила веревки.
Насколько мы можем судить, на нее не оказала отрицательного воздействия магия, благодаря которой она была создана. Она любит покушать, а также у нее вспыльчивый характер, но это кажется вполне объяснимым биологией и генетикой, магия тут не при чем.
Мэллори, Катчер и Лулу сидели на диване в кабинете Этана, Лулу удобно устроилась в объятиях своей матери. Она как крошечная бледная куколка, за исключением копны густых темных волос, с которыми она родилась. Сегодня Мэллори прикрепила на них крошечный бантик в горошек.
— Привет, Элиза, — произнес Катчер.
— Катч!
Элиза от скромности точно не умрет.
Я подошла к ним и нежно поцеловала Лулу в лобик.
— Как сегодня поживает Самый Крошечный в Мире Йети?
— Сон ее не интересует, — ответила Мэллори с зевком. У нее под глазами были синяки, и Катчер выглядел не намного лучше. — Я отдам ее тебе за доллар.
— Я временно ловлю тебя на слове, — сказала я, осторожно взяв крошечный сверток и сев на пол у их ног. Все новорожденные крошечные, но есть что-то фантастическое в держании создания такого крошечного, такого хрупкого. Она посмотрела на меня, моргнув голубыми глазами Мэллори.
— Привет, малышка Лулу.
Она снова моргнула, ее ресницы почти такие же густые и длинные, как ее волосы.
— Ты будешь дежурить на крыльце с винтовкой, когда она достаточно повзрослеет, — сказала я Катчеру, откинув ее волосики назад.
— Как будто с ним будет по-другому, — ответил Катчер, указывая на Этана, целовавшего ладошки, которые ему протянула Элиза.
— С осиновыми кольями, но, вероятно, да. Хотя, я думаю, им нужно быть довольно храбрыми, чтобы заехать за дочерью Мастера вампира.
— Особенно за единственной дочерью Мастера вампира, — произнесла Мэллори. — Ее ухажеру придется быть очень вежливым.
— Хорошая девочка, — сказала Этан, когда она начала извиваться в его руках. — Хочешь поздороваться с Лулу?
Элиза кивнула, и Этан поставил ее на пол. Она притопала ко мне, протянула ручку и потрогала волосики Лулу. Но перед тем, как ее коснуться, она посмотрела на Мэллори, которая кивнула.
— Можешь потрогать, Элиза.
— Элиза, — произнесла я, — помнишь, мы говорили тебе, как нужно ласкать младенца?
Она торжественно кивнула, ее светлые волосики подпрыгнули.
— Остойожно.
— Верно. — Я положила свою руку поверх ее ручонок и помогла ей мягко коснуться малышки.
— Мякая, — тихо пролепетала она, поднимая на меня свои изумрудно-зеленые глазенки. — Мякая майютка?
— Да. Как твой малютка? — Ее малютка — это вислоухий кролик с болтающимися лапками, практически такого же роста, что и она, которого она таскает за ухо с тех пор, как начала ходить. Это подарок от Мэллори, ее первая плюшевая игрушка.
Элиза серьезно кивнула.
— Майютка, — согласилась она. — Мякий.
— Хорошая девочка, — сказала Мэллори. — У тебя очень хорошо получается, Элиза.
— Пом.
— Ей нравится помогать, — перевела я. — Этан вчера разрешил ей положить книгу на полки в его кабинете, так она была уверена, что заслужила свой собственный Дом.
— Значит, внешне вся в папу, так еще и замашки его? — сказала Мэллори, глядя на Этана.
— И мое обаяние, — произнес он.
Раздался стук в дверь. Мы оглянулись и увидели Марго в дверном проеме. Она нам улыбнулась.
— Мы готовы, если готовы вы.
— Думаю, мы готовы. — Подбоченившись, Этан посмотрел вниз на Элизу. — Хочешь тортика?
Она лишь моргнула, ее взгляд был пустым. Это будет ее первое знакомство с тортом, поэтому это особенный момент для нас обеих.
Этан протянул руки, и она, бросив Лулу и меня, практически запрыгнула ему на руки. Он снова расположил ее на бедре.
— Давай посмотрим, сможешь ли ты вместить столько же сахара, сколько вмещает твоя мама.
Мэллори фыркнула и поднялась на ноги. Я сделала то же самое и осторожно передала Лулу обратно ей.
— Я не уверена, что это возможно.
— Сказала женщина, которая переела меня на моем же собственном девичнике.
— Это было больше года назад. Когда ты уже перестанешь это припоминать?
— Когда это перестанет служить моей цели.
Мэллори только покачала головой.
— Ты никогда не изменишься.
— Сделаю все возможное.
***
Некоторые дети могли бы испугаться комнаты, полной десятков вампиров и сверхъестественных, веселой музыки и связок воздушных шаров, которые наполняли столовую Дома. Эти дети, вероятно, не росли в Доме вампиров, любимые до полусмерти.
Эти дети — не Элиза.
— С Днем Рождения, Элиза! — закричали они, когда мы вошли. Она завизжала и захлопала в ладошки, пытаясь вывернуться из рук Этана.
— Хорошо, мой маленький лемурчик. Подожди. — Он поставил ее на пол, и она понеслась к колонне с воздушными шарами радужных оттенков, которая достигала высокого потолка помещения. Она робко протянула ручонку и потрогала колонну, наблюдая, как она качается от ее прикосновения.
Она взвизгнула от радости и снова ее потрогала, а потом попыталась стащить с места.
— Только трогай, милая, — сказал мой дедушка, осторожно взяв ее за свободную руку. Ее лицо сморщилось от злости, прежде чем она поняла, кто к ней прикоснулся. И на ее лице снова расцвела улыбка.
— Поцелуешь дедушку? — Он наклонился к ней, опираясь на трость, которой в последнее время пользуется все чаще.
Элиза подняла свое маленькое личико, закрыла глазки и прижалась губками к его лицу.
— Знаешь, это выражение лица она унаследовала от тебя, — сказал Этан, положив руку мне на талию.
Я хмыкнула.
— Хороший поцелуй, — произнес мой дедушка. — Я слышал, у тебя сегодня День Рождения.
— Ри? — Она оглянулась на меня, своего официального переводчика.
— Сегодня твой День Рождения, — сказала я. — А знаешь, что получают именинницы? — Я указала на гигантский слоеный торт — шоколадный с изумрудно-зеленой глазурью — который стоял на столе рядом с остальной едой, рядом с ним стоял высокий детский стульчик, приготовленный для именинницы. Глаза Элизы стали просто огромными.
— Ри, — благоговейно промолвила она.
Этан самодовольно улыбнулся и усадил Элизу на детский стульчик. А она сразу же начала извиваться, чтобы лучше рассмотреть торт.
Она определенно мой ребенок.
— Дамы и господа, люди и… другие, — произнес Этан, оглядываясь вокруг.
Толпа знала сценарий и посмеивалась, когда нужно было.
— Мы собрались здесь сегодня, чтобы отпраздновать первый день рождения самой удивительной девочки на земле. И мы бы хотели воспользоваться этой возможностью, чтобы поблагодарить всех вас за поддержку, которую вы оказывали нам в течение последних двенадцати месяцев. Без вас мы бы не справились, без вашей любви и поддержки. Без вашей безвозмездной смены подгузников и готовности экспериментировать с розовым молоком.
Розовое молоко — это смесь крови и молока, на разработку которой у нас ушло почти три месяца. Элиза вампир, но она также и ребенок. Мы пишем книгу о питании ребенка-вампира. На тот маловероятный случай, если кому-нибудь еще может понадобится эта книга…
Я посмотрела на Элизу, которая радостно глядела на толпу.
— Но я уверена, вы согласитесь, что она того стоила.
— Точно, точно! — произнес мой дедушка.
— За Элизу Изабель Салливан, — сказала я.
Пока толпа скандировала ее имя, что крайне развеселило крошечную блондиночку, я зажгла свечи на торте. Глаза Элизы поразительно округлились.
— Ри, — тихо пролепетала она.
— И все это для тебя, Элиза, — сказал Этан. Марго отрезала кусок торта и передала мне тарелку. Этан нацепил слюнявчик — очень он поможет — и положил кусок торта на столик детского стульчика.
Элиза уставилась на него. Я осторожно окунула ее пальчик в зеленую глазурь, а потом поднесла его к ее ротику. Она ухмыльнулась и посмотрела на свой теперь уже зеленый пальчик, затем погрузила другую ручонку в глазурь и поднесла липкую горсть к своему ротику. Но перед тем, как зарыться в нее, она посмотрела на меня.
— Вперед, — произнесла я, кивая ей.
Элиза запихнула глазурь в ротик, все время хихикая, а потом снова погрузила обе ручонки в торт.
— И этот радостный вопль от вкуса шоколада в достаточной мере подтверждает, что она твоя дочь, — сказала Мэллори, приобняв меня за плечи. — То есть, на тот случай, если роды — недостаточное доказательство.
— Ты просто подожди, когда Лулу начнет ходить, — сказала я, приобняв ее за талию. — Тебе тоже уготовано много веселья.
***
В конце концов, мы распрощались с нашими гостями, а Остатки Торта (как малоизвестный британский роман) были уничтожены спустившейся ордой голодных вампиров Кадогана. Чтобы смыть с Элизы толстый слой шоколада, потребовалось два купания, и к тому моменту уже приближался рассвет. Она спит, как вампир — вырубается на рассвете, полностью просыпается на закате — а также укладывается на короткий сон в разное время в часы бодрствования.
Мы как раз скормили ей последнюю бутылочку, когда Малик нашел нас в кабинете Этана, мы сидели на диване и читали одну из любимых книг Элизы.
— Мик! — произнесла она, захлопав в ладошки, когда увидела его.
— Мисс Салливан, — промолвил он, и она с восторгом взвизгнула. Скорее всего, она не знает, что это означает, но ей все равно понравилось. — Здесь кое-кто хочет с тобой встретиться, — сказал он ей, а потом взглянул на нас. — Из представителей оборотней.
Мы вместе вышли в фойе и увидели Габриэля с Коннором на руках. Головка Коннора лежала на плече отца.
Волосы Коннора такие же темные и вьющиеся, как у его матери, а глаза голубые, как весеннее небо. Его пальчики сжимали пластмассового жирафа, и он наблюдал за нами недобрым взглядом и с надутыми губками, и это говорило о том, что он недоволен поездкой в Дом Кадогана.
— Извините, что пропустили вечеринку. — Габриэль, прищурившись, посмотрел на своего сына. — Кое-кто закатил истерику.
— Он выглядит недовольным, — согласился Этан.
— Ага, — произнес Гейб. — Я предложил ему чашку воды.
— Худшее предательство родителя, — рассудительно сказал Этан.
Губы Габриэля подрагивали.
— Я люблю своего сына. Если на то будет воля Божья и Стаи, когда-нибудь он возглавит САЦ. Но если бы была таблетка, которая заставила бы его намного быстрее повзрослеть, я бы ее приобрел.
— Наверное, хорошо, что вы пропустили подачу торта, — сказала я, представив, как Коннор размазывает зеленую глазурь по коридору. — Но там еще много осталось, не хотите по кусочку?
— Посмотрим, как пойдет. — Он посмотрел на Коннора и смахнул темный завиток с его личика. — Хочешь поздороваться с Элизой, парень?
В ответ Коннор уткнулся личиком в плечо Габриэля.
— Давайте начнем, — произнес Этан, отнес Элизу в переднюю гостиную и поставил ее на ковер, лежащий в центре комнаты, где она быстренько села в своей пижамке. Очевидно, это была утомительная ночь.
— А вот и мы, — сказал Габриэль и поставил Коннора, все еще крепко держащего жирафа в ручке, на пол перед Элизой.
На самом деле, они еще ни разу не виделись. Планирование детских праздников вампиров-оборотней не самое простое дело, особенно учитывая огромное количество людей, которые хотят увидеть Элизу и убедиться, что нам с Этаном на самом деле удалось привести ее в этот мир.
Примечательно, что никто из них не хочет иметь с ней дело, когда у нее мокрые подгузники, морковное пюре в носу или «Спагетти-Ос»[113] в волосах.
Долгое время Элиза и Коннор просто смотрели друг на друга.
— Шобачка, — произнесла Элиза.
Я уставилась на нее.
— Ты только что назвала его «Собачкой»?
Этан, выгнув бровь, посмотрел на Габриэля.
— Мне вообще нужно знать, откуда она это знает?
Габриэль усмехнулся.
— Магия есть магия.
— Шобачка! — снова произнесла Элиза, на этот раз с большей силой, и подпрыгнула на попке.
Коннор моргнул на нее, а потом посмотрел на Габриэля, ища поддержку.
— Она вполне права, сынок. Технически.
Элиза посмотрела на игрушку в его руках, ее глаза расширились.
— Шобачка?
Коннор нахмурился и прижал игрушку к груди. Но, как и ее отец, Элиза упрямая и полна решимости получить то, что хочет. Она сорвалась с места, коснулась пальчиком жирафа и подняла на него эти большие зеленые глазки.
— Шобачка?
Глаза Коннора сузились, он напоминал малыша, не очень готового делиться — или оборотня, пытающегося распознать врага или друга.
— Шобачка! — произнесла Элиза, хлопая в ладошки. Потом она рассмеялась, как будто рассказала про себя самую смешную шутку, и замотала головкой из стороны в сторону. — Шобачка шобачка шобачка.
— Не собака, — сказал Коннор с расцветающей улыбкой и протянул жирафа. — Жираф! — Он произнес это с твердой «ж», поэтому вышло больше похоже на «жраф». Но достаточно близко, чтобы глазки Элизы расширились, потому что она очень обрадовалась новому слову.
— Жраф! — пролепетала она и взяла игрушку, проведя ей по ковру, как будто та бежит. — Жраф! Жраф! Жраф!
— И я прошу за это прощения, — сказал Габриэль.
— Жраф, — произнес Коннор с ухмылкой, и они начали по очереди двигать жирафа туда-сюда по ковру, Элиза иногда заливалась совершенно беззаветным, абсолютно счастливым смехом.
— Начало прекрасной дружбы, — сказал Этан с улыбкой.
Габриэль издал какой-то непонятный звук.
— Это пока, — произнес он, в его глазах завертелись золото и янтарь. — Но вы просто подождите…
Я знала, к чему он клонит, поэтому прервала его, указав на него пальцем.
— Нет. Больше никаких пророчеств, если только не скажешь время и место, где я должна оказаться, чтобы защитить мою дочь. За исключением этого, она живет своей собственной жизнью, будут там «испытания» или что. Я не хочу никакого давления. Больше нет.
Габриэль замолчал, и я на мгновение испугалась, что разозлила его. Но он наблюдал за Коннором и Элизой, в размышлении нахмурив лоб.
— Ничье будущее не предрешено. Оно не высечено в камне. Всегда можно сделать другой выбор, пойти другим путем. Они сами выбирают себе жизнь.
Этан положил руку мне на спину.
— И им придется сделать свой собственный выбор, как сделали мы. Как делаем мы.
Гейб хмыкнул.
— Это быстро стало философским, — сказал он, а затем взглянул на меня. — Ты уверена, что не хочешь знать подробностей?
Я, прищурившись, посмотрела на него.
— Просто скажи мне вот что — там счастливый конец?
На полу разразились крики, и мы все оглянулись. Элиза сделала непростительную ошибку, поставив жирафа на пластиковый кукольный домик. Потому что малыши.
Мы все вздохнули.
— Полагаю, это ответ на твой вопрос, — сказал Этан, и мы пошли разнимать наших визжащих детей. — С другой стороны, я вполне уверен, что наша первая встречала была довольно похожа на эту. И посмотри, что у нас есть теперь.
Я поглядела на плачущего ребенка, пластмассового жирафа у нее во рту, теперь пинающегося оборотня, который пытался забрать его у нее. Жизнь уже не станет более реальной. Или более совершенной.
— Все, — произнесла я. — У нас есть все.