Замок тамплиеров

Глава 2

Главным достоинством своей крохотной кухни Ульяна считала то, что, сидя за ноутбуком у подоконника, она могла дотянуться до любого шкафчика и даже до дверцы холодильника, стоявшего в дальнем углу. Еще одним преимуществом был вид из окна. Окно кухни выходило во двор, в котором росли несколько чахлых кустов и два-три хилых, почти карликовых деревца. Но все же это была природа, а не опостылевший городской пейзаж с бесконечными унылыми потоками автомобилей и людей.

Полюбовавшись на деревья и кусты, которые в это утро старательно обходил выгуливающий хозяина длинноухий спаниель, обнюхивая их и часто поднимая заднюю лапу, чтобы пометить, Ульяна перевела взгляд на призывно мерцающий экран ноутбука.

Новости в это утро были на удивление однообразны. Экономический кризис, который, казалось, не утихал с тех самых пор, как Карл Маркс написал свой «Капитал», скачки курса национальных валют, покорных вассалов доллара, локальные военные конфликты, подобные синице из детского стишка, грозившей поджечь море… Ульяна невольно зевнула, тем самым выразив свое отношение к работе мировых информационных агентств.

– И чем прикажете девушке зарабатывать себе на жизнь? – недовольно пробормотала она. – Сменить профессию на первую древнейшую? Но прежде хотелось бы знать, что я выгадаю, уйдя на панель!

Она разговаривала сама с собой, а ее взгляд в это время машинально пробегал по торопливо бегущим по экрану ноутбука строчкам, анонсирующим новостные заголовки. Но ни на чем не задерживался. Ульяна уже почти ни на что не надеялась, когда один из заголовков привлек ее внимание. Он гласил: «Перенаселение – главная причина изменения климата планеты».

– Кто бы мог подумать! – наигранно поразилась Ульяна. – А ведь это еще я не внесла свою лепту в дело разрушения окружающей среды. А что? Вот возьму и рожу себе ребеночка. Всем борцам с перенаселением планеты назло.

Но других аргументов в пользу нежданного младенца не находилось, и Ульяна не стала развивать эту мысль, по своему обыкновению постепенно доводя ее до абсурда. Вместо этого она продолжила чтение статьи, которая с каждой строкой заинтересовывала ее все больше.

Автор статьи, некий советник по науке президента одной из крупнейших стран мира, увлеченно рассуждал о повсеместном внедрении программы по стерилизации женщин после рождения ими второго или третьего ребёнка. По его мнению, это было намного проще, чем пытаться стерилизовать мужчин.

– Типично мужской взгляд на проблему, – с презрением произнесла Ульяна. – Очередное подтверждение истины, что все мужчины…

Но она не докончила фразу, так как именно в этот момент дошла до того места в статье, где ученый муж многословно рассуждал о том, что разработка «капсулы продолжительной стерилизации», которую можно было бы вшить под кожу женщины и удалить, когда беременность желательна, «открывает дополнительные возможности для принудительного регулирования рождаемости».

– Ну и мерзкий же тип! – возмущенно воскликнула Ульяна. – Надеюсь, что его жена каждый день наставляет ему рога с разносчиком пиццы. Лично я с удовольствием вышла бы за него замуж именно с этой целью!

Но ее терпение иссякло окончательно, когда советник президента предложил вшивать подобную капсулу женщине уже в самом начале периода половой зрелости и изымать ее только по официальному разрешению властей.

– Ну, уж нет, – едва сдерживая клокотавший в ней гнев, решительно заявила Ульяна, открывая файл в папке, куда она имела обыкновение складывать статьи, которые она писала для своей газеты. – Только через мой труп. Но прежде я спляшу фанданго на трупе моего врага!

Само собой подразумевалось, что с этой минуты не известный ей ранее советник президента, допустивший столь опрометчивые необдуманные высказывания, становился личным врагом Ульяны Русковой. И он должен был об этом пожалеть уже в самое ближайшее время.

Но месть пришлось отложить. Не успела Ульяна напечатать первую букву своего будущего памфлета, как в дверь ее квартиры позвонили. Звонок звенел долго и настойчиво, мешая сосредоточиться и войти в состояние, необходимое для написания статьи. Затем раздался громкий частый стук. Незваный гость самозабвенно колотил по двери, сочтя, что звонка недостаточно. Если исключить разгневанных соседей снизу, которых Ульяна иногда заливала водой из неожиданно начинающего течь крана, то решиться на такое мог только один человек в мире. Звали его Мила, и она была единственным живым существом на планете, ради которого Ульяна могла пренебречь своей работой. Статус лучшей подруги давал Миле право врываться в тихое жилище Ульяны в любое время дня и ночи.

Ульяна открыла дверь и сразу поняла, что Мила была сильно навеселе, и это в девять часов утра. По всей видимости, Мила даже не ложилась спать в эту ночь. В руке она держала пузатую бутылку со светло-желтой жидкостью, которую увенчивала золотая пробка.

– Текила, – важно произнесла Мила, глядя на подругу ласковыми голубыми глазами, которые почти скрывали ее густые темно-каштановые волосы, мягкими волнами падавшие на лицо. – Напиток богов.

Роста Мила была небольшого, поэтому бутылка из толстого граненого стекла в ее крошечной ручке выглядела огромной. Оставалось только удивляться, как вообще Миле удалось донести ее. Но Ульяна ничего не сказала, лишь молча кивнула, приглашая подругу зайти.

– У тебя есть лимоны? – спросила Мила, проходя в комнату и почти падая на диван, в мягкой бездне которого она сразу же утонула, виднелась только голова с растрепанной прической. – Потому что пить лимоны… То есть, я хотела сказать, пить текилу без лимона – это… Это преступление против человечества!

– Ты сама дошла до этой мысли? – скептически отозвалась Ульяна. – Или кто-то подсказал? Сдается мне, что верно последнее.

– Ну, и что с того? Да, его звали Хуан… Или Хулио… Впрочем, уже не помню, – вздохнула Мила. – А жаль! Такой был мужчина… Настоящий мексиканский мачо… И такой галантный! Вызвал мне утром такси, представляешь? И отправил домой, взяв с меня обещание… А вот какое, я уже и не помню. Как ты думаешь, Уля, что я могла ему наобещать спьяну?

– Все, что угодно, – мрачно произнесла Ульяна.

Она всегда осуждала неразборчивые любовные похождения подруги, и не скрывала этого. Героев своих скоротечных романов Мила находила, как правило, в дорогих ресторанах или модных ночных клубах, которые могла позволить себе посещать, поскольку была единственной дочерью чрезвычайно богатого человека, имеющего отношение к нефтяной отрасли. Большую часть своей жизни отец Милы проводил за границей, даже не догадываясь о том, что его дочь тем временем пускается во все тяжкие в Москве. Далеко не всегда новые знакомые Милы оказывались рыцарями без страха и упрека, поэтому ее похождения порой заканчивались слезами и горьким раскаянием. Но жизнь ничему не учила Милу, и она снова и снова наступала на те же самые грабли. Такого понятия как жизненный опыт для нее не существовало.

– На мой взгляд, на этот раз ты превзошла себя и выпила значительно больше своей обычной нормы.

– А все почему? – спросила Мила и, не дожидаясь, пока подруга назовет ее легкомысленной особой, сама же ответила: – Потому что я доверчивая. Поддалась на заверения, что текила – это не крепкий алкогольный напиток, а целебный настой. Можно сказать, лекарство, полученное путём дистилляции ферментированного сока голубой агавы.

Как ей удалось запомнить и произнести такие мудреные слова, как «дистилляция» и «ферментированного», для Ульяны осталось загадкой. Возможно, Мила повторяла их всю минувшую ночь, чтобы поразить подругу. Она была на такое способна.

– А ты знаешь, что агава для Мексики все равно, что береза для России? –глядя на Ульяну невинными глазами, спросила Мила. – Но наша российская березка дает только березовый сок, а вот агава…

– Сочится текилой? – ехидно спросила Ульяна. – Которую мексиканцы сразу разливают по бутылкам?

– И вовсе нет, – обиделась Мила. – В Мексике существует даже легенда о том, как однажды молния, попав в агаву, расколола ее пополам. Сердцевина растения запеклась, а через какое-то время из-под корки стал вытекать забродивший сок. Его благоуханный аромат вскоре ощутили местные жители. Отведав этот сок, они посчитали его даром богов. И в дальнейшем начали добывать из агавы самостоятельно, уже не впутывая в это дело высшие силы.

– Очень разумно, – одобрила Ульяна. – Как говорят у нас в России, на бога надейся, а сам не плошай.

– Так мы будем пить эту проклятую текилу или нет? – окончательно разобиделась Мила.

– Нет, – коротко отрезала Ульяна.

– Почему? – с нескрываемым удивлением воззрилась на нее Мила.

– Лимонов нет, – невольно улыбнулась Ульяна. В настоящую минуту любые другие разумные доводы для ее подруги были бы подобны гласу вопиющего в пустыне.

– Это верно, – важно кивнула Мила. – Вот и Хулио мне говорил… Или все-таки его звали Хуан? Ты не помнишь случайно, как я его назвала, когда пришла?

– Педро, – хмыкнула Ульяна.

– Разве? – с сомнением спросила Мила. Вероятно, она уже начала трезветь.

– Всех истинных мексиканцев зовут Педро, – заверила ее Ульяна. – Ведь он же настоящий уроженец Мексики?

– Кажется, – неуверенно ответила Мила. – Во всяком случае, так он утверждал.

– И это объясняет, почему твой новый друг так много знает о текиле. Кстати, он не говорил, что является прямым потомком капитана испанского судна Христофора де Окате? Того самого, который в шестнадцатом веке основал в Мексике город Текила.

Мила сумела расслышать в тоне подруги иронию, и с неожиданной грустью произнесла:

– Не осуждай меня, Ульяна. Я сама понимаю, что так девицы из благородных семей себя не ведут. Все, что было этой ночью, всего лишь очередная ошибка молодости. Надеюсь, мой будущий избранник поймет меня и простит. Если только я не забеременею… Ой!

Глаза Милы округлились до невероятных размеров. В них появился ужас.

– Не могла же я забыть принять противозачаточную таблетку? – жалостливо спросила она. – Особенно после того, как он сказал, что доверяет мне, а я должна доверять ему.

– А ты не помнишь?

– Не могу вспомнить, как ни пытаюсь, – вздохнула Мила.

Она была немного старше Ульяны, но одна только мысль о рождении ребенка все еще приводила ее в паническое состояние. Возможно, именно поэтому она и не выходила замуж, несмотря на то, что претендентов на ее руку и сердце было великое множество. Эта крошечная, похожая на миниатюрную статуэтку, женщина умела внушать мужчинам неукротимое желание опекать ее днем и ночью.

Неожиданно Мила всхлипнула. Ульяна недоуменно посмотрела на нее.

– А вдруг я забеременею? – трагическим голосом произнесла Мила, запинаясь от страха. – Ты же знаешь, как я к этому отношусь… Мне придется избавиться… Но ведь это грех… Все равно что убить… Уля, я боюсь!

Ульяна знала, что ее подруга носила золотой крестик и часто ходила в церковь, как она сама говорила, замаливать свои грехи. После чего, облегчив душу, подобно тому, как днище корабля очищают от налипших ракушек, она самозабвенно грешила снова. Но, видимо, был предел и в христианском всепрощении грешников, и даже Мила это понимала. Ульяна не знала, что сказать подруге, чем ее утешить.

Внезапно со стороны дивана послышалось мирное, почти детское, посапывание. Не дождавшись ответа, Мила заснула, прижимая к груди бутылку с текилой. Только что пережитая тревога окончательно подкосила ее. Глядя на свою беспутную подругу, Ульяна неожиданно почувствовала, как в ее голове зашевелился червь сомнения.

– А, может быть, этот ученый муж не так уж и не прав? – задумчиво произнесла она вслух. – Для некоторых женщин эти так называемые капсулы продолжительной стерилизации могут быть даже благом. Взять, к примеру, Милу…

Но додумывать эту мысль, которая еще полчаса назад показалась бы ей кощунственной, она не стала. Иногда Ульяна предпочитала о чем-то не думать, чтобы ненароком не дать предмету своих размышлений имени и тем самым не даровать ему жизнь. Подобное нередко случалось в восточных сказках, которые она любила читать ребенком. Детство давно прошло, а страх вызвать из небытия и оживить случайным словом какое-нибудь ужасное чудовище остался.

Она накрыла спящую подругу большим цветастым платком, при этом взяв у нее из рук бутылку текилы, которую отнесла на кухню и постаралась спрятать так, чтобы Мила ее ненароком не нашла. Та должна была проспать несколько часов и проснуться с дикой головной болью, неизменно терзающей ее после ночных похождений. Поэтому Ульяна оставила для нее на прикроватной тумбочке пачку таблеток и стакан с минеральной водой без газа.

Все, что произошло этим утром, было уже не в первый раз. Ульяна знала, что когда Мила проснется, она покорно примет таблетки, дождется, пока головная боль стихнет, и уйдет, не забыв закрыть за собой дверь ключом, который однажды вручила ей хозяйка квартиры и который она до сих пор умудрилась не потерять. И то, что она не потеряла ключ, говорило очень о многом. Мила, как и сама Ульяна, дорожила их дружбой. Они были слишком разные, очень непохожие, и, тем не менее, не могли обходиться друг без друга, испытывая удивительное чувство привязанности, близости и любви, словно встретившие свою вторую половину мифологические андрогины, которых некогда описал Платон…

Дойдя в своих размышлениях до древнегреческого философа, Ульяна поняла, что она слишком увлеклась, и ей уже пора возвращаться из мира фантазий в реальную жизнь. Причем поспешить с этим, поскольку после бессвязных слов Милы о грехе, связанном с избавлением от ребенка, у нее появилась идея, имеющая отношение к ее будущей статье. Это был новый, чрезвычайно интересный поворот темы, но чтобы быть уверенной, что она не собьется с пути, пойдя по нему, ей следовало уже через полчаса оказаться в Новодевичьем монастыре. Если, конечно, она собиралась сегодня добраться до редакции своей газеты раньше, чем наступит время обеда, от которого совсем недалеко до официального окончания рабочего дня, когда можно будет уже никуда и не торопиться.

Новодевичий монастырь в данном случае имел то преимущество, что ближе всех остальных находился к дому, в котором Ульяна жила.