4.5

Я еще не успела привыкнуть к тому, что теперь у меня снова есть моё имя — к тому, что действительно его вспомнила и признала, когда Орвик его произнёс… и вот теперь он огорошил меня таким.

Под моими ладонями его плечи становятся камнем.

Кажется, признание стоило ему очень дорого. Но я всё ещё ничего не понимаю.

— Все шепчутся об этой плесени, то и дело вспоминают украдкой… но я никак не могу разобраться, что происходит. Какая-такая плесень? Что в ней такого, из-за чего столько паники?

Я так устала от бесконечных, бесплодных вопросов. Что мой мир погружён во тьму, в которой я бреду наощупь и узнаю только то, чего касаются кончики моих пальцев. Неужели я не заслужила хоть немного ответов?

Хочу посмотреть Орвику в глаза, но он не даёт отстраниться, прижимает крепче. Как будто ему так легче говорить. Когда я не вижу его лицо.

— Плесень… самая странная и страшная зараза из всех, что мы когда-либо встречали. Даже те болезни, которыми люди были напуганы испокон веков, такие как оспа или чума, уже научились худо-бедно лечить магией. Моя бабка к примеру, вообще в этом настоящая волшебница. Дяде Ричарду от неё передался лекарский дар, он вообще рваные боевые раны в два счета заживляет без следов. А вот плесень… ты можешь себе представить всю губительность и стойкость этой дряни, что два таких мощнейших мага соединим всю свою мощь едва-едва могут её хотя бы сдержать? Более-менее поддаются исцелению только животные, птицы и прочая мелочь. Во всё, что сложнее устроено энергетически, плесень вцепляется мёртвой хваткой.

— Я слышала, плесень нашли на Замке ледяной розы?

— Да.

Он снова помолчал.

— Этот Замок, равно как и все остальные, выращен в незапамятные времена из каменных семечек силой магии. Они представляю собой настоящий симбиоз живой и неживой материи, силы природы и силы человеческого духа. Поэтому они тоже оказались уязвимы перед этой бедой.

— Что будет, если не вылечить?

— То же, что происходит с заразившимися людьми, я думаю.

— А… что происходит?

Я с замиранием сердца ждала ответа. Орвик не торопился.

— Плесень передаётся через прикосновение. Только так — не с дыханием больного, не с пищей… в этом мы уверены абсолютно. Но если больной коснётся здорового, тот заразится без сомнения. И от места соприкосновения серое пятно плесени начинает расползаться, захватывать всё новые и новые ткани… пока не покроет всё тело.

Моё сердце словно сжали ледяной рукой. Это кошмарнее всего, что я когда-либо слышала. Причем уверена, даже в своей предыдущей жизни, которую не помню, я не знала ничего более страшного.

— И долго… это всё? Ну, от прикосновения до… конца?

— Зависит от многих условий. Возраст, здоровье, крепость тела. Иногда — нечто невидимое, сила духа наверное, когда крохотная девчушка сопротивляется дольше здоровенного мужика, а тщедушная на вид старушка переживает всю семью. Но так или иначе, вопрос лишь в длительности отсрочки. Конец неизбежен. Мы до сих пор не нашли лекарства. Вернее… нашли намёк на то, что могло бы быть лекарством. И ещё более призрачный намёк на то, как эти артефакты отыскать. Но сейчас нить, за которую мы держались, оборвана, поэтому нет смысла даже вспоминать.

— В той деревне… они нашли плесень?

— Пока точно не знаю. Возможно, развели панику на пустом месте. Когда я добрался, крестьяне столпились на соседнем пригорке и оттуда смотрели, как догорает их деревня. У меня едва хватило времени потушить пожарище, пока не перекинулось на окрестные леса. Я тебе говорил уже, вместе с домами они… приговорили к смерти ту несчастную старуху, её было уже не спасти, когда я до них добрался. Больше никто не пострадал, на первый взгляд больных не видно, но ведь сразу так сложно определить. Я привёл их сюда, к Замку, чтобы они не замёрзли и не пропали посреди леса. Паника была столь велика, что с собой даже еды не успели захватить.

— Привёл сюда?!

Мне вдруг стало страшно. Я почувствовала тот самый инстинктивный ужас, который рождается глубоко внутри намного раньше, чем начинает включаться милосердие и сострадание, другие механизмы, впитанные за долгие века совместной жизни многих людей бок о бок. О нет, первым делом сработало именно то, древнее. Которое буквально кричало — опасно! Эти люди опасны! Нельзя их впускать в дом. Нельзя подпускать ближе. Они — чужие. Надо защитить своих.

Вот как странно… оказывается, и моя хозяйка, и её безбашенный сын уже успели для меня стать за какие-то считанные дни своими. Впрочем, точно ли за дни?

— М-м-м… а кстати, давно мы с вами знакомы, господин?

— Три дня в твоём мире и один в моём… — ответил машинально глубоко задумавшийся о чём-то Орвик. — Так, стоп! Что ещё за вопросы? Мы ведь договорились!

Вокруг нас прямо в воздухе зажглась цепочка плавающих огоньков.

Он отстранил меня и посмотрел внимательно, удерживая за плечи.

— Это вы договорись, а я не договаривалась! — скороговоркой выпалила я, пока не влетело. — Я хочу как можно скорее узнать всё о себе! Вот сейчас я, например, узнала, что кажется, была весьма легкомысленной особой.

— Ты никогда не была легкомысленной, — покачал головой маг с улыбкой. — Просто я был слишком настойчивым. Но вот сейчас так устал, что теряю бдительность. Так что давай-ка, пожалуй, спать. Наших гостей я пока временно разместил в хозяйственных пристройках, к Замку тоже боюсь подпускать. А завтра с утра лекари их тщательно осмотрят. Так что времени на сон осталось совсем мало.

— Вы просто боитесь, что я ещё чего-нибудь выведаю, — расстроилась я. Но не могла не признать его правоту. Завтра действительно предстоит много работы. Разместить такую ораву народу — хозяйке понадобится вся помощь, какая только возможно. И я не собиралась оставаться в стороне.

— Ну хорошо, ещё один вопрос на сегодня! — смилостивился Орвик. Даже не знаю, что так на него повлияло. Неужели моё убитое лицо?

Я долго думала, что же спросить. Хотелось так много… когда ещё выпадет такая возможность?

Но в итоге спросила вообще не про себя. Просто именно это мне сейчас хотелось знать больше всего.

— Почему вы сказали, что это вы виноваты в появлении плесени?

Лицо Орвика снова потемнело. Он отпустил мои плечи, отвернулся и какое-то время смотрел на пламя, которое сам же и наколдовал.

— Ты вряд ли можешь себе представить, что такое расти в семье, подобной моей. Когда с раннего детства тебе вместо сказок на ночь рассказывают о таких подвигах собственных родичей, про которые только книжки писать. Когда по семейным праздникам за одним столом собирается столько великих магов, что куда не плюнь, попадёшь в живую легенду, о которой полмира слагает легенды ещё при жизни.

— Какое ужасное бремя… — прошептала я, обнимая себя за плечи. Мне вдруг стало не хватать тепла его рук.

Орвик бросил на меня быстрый взгляд.

— Обычно все лишь завидуют тому, как мне повезло родиться в такой семье. Никто не видит изнанку. Да, малыш, на меня с детства давило это бремя. Мне было лет пять, когда я стал задумываться, какой же подвиг совершить, чтоб хоть немного дотянуться до уровня. Лет с шести я начал предпринимать активные шаги в этом направлении. На мамину голову. Ну, получал я от неё за это регулярных головомоек, конечно. Но видишь ли, в чём дело — все мало-мальски серьезные магические проблемы мои драгоценные родственники с блеском решили ещё до моего рождения.

— И тогда ты устроил проблемы себе сам?

Он улыбнулся грустно и снова отвернулся. Я видела только красиво очерченный профиль в свете мерцающих огней.

— Не нарочно. Я лишь думал, что если в моём мире не осталось места подвигу, надо найти какой-нибудь другой, до которого никто из моей семейки ещё не добрался. Гордыня, Ши! Гордыня. Она и только она причина всех бед. Гордыня одного семнадцатилетнего идиота, который полез, не зная броду, туда, куда не следовало.

Я легко могла себе представить его в семнадцать. Бесшабашного, с широкой улыбкой и смертоубийственным обаянием. Жаль, что не видела его таким. Сейчас на дне его глаз временами заметна печаль. Он её тщательно прячет, и мало кому показывает.

— Что за мир ты открыл?

Я вдруг спохватилась, что обращаюсь на «ты» к едва знакомому — как выяснилось, совсем-совсем едва! — мужчине. Да ещё и хозяину. Но было уже поздно. Это тёплое «ты» вырвалось так естественно, так просто… что мне больше не захотелось что-то менять.

— Понятия не имею. Ворон меня взял с собою. Хранители Замков обладают способностью перемещаться меж мирами. Если очень попросить — или если на них найдёт такая блажь — могут и хозяина проводить. Только эти магические существа не разговаривают в привычном нам смысле, поэтому не могут объяснить, что за место показали. Или предостеречь, что туда нельзя. Им-то не страшно. Они, мне кажется, не совсем осознают, что хозяева — из плоти и крови. А не как они — идеальная форма бессмертной магической жизни.

— Там была плесень? — догадалась я.

— Там были звери, похожие на волков, только больше раза в три. И одного из них я попытался приручить. У многих моих родичей есть собственные магические звери, я решил, что это мой шанс не отставать. Не знаю, каким чудом судьба уберегла меня от того, чтоб его погладить. Хотя на самом деле, я, кажется, надеялся даже оседлать когда-нибудь. Ездовой волк… Слишком заманчиво, чтобы не попытаться. Но тот красавец всё не давался мне! И я совсем уж было махнул рукой — но когда стал возвращаться, он увязался за мной.

— Что было дальше? — поторопила я, когда Орвик снова замолчал. Очень уж хотелось узнать продолжение. Хотя и догадывалась, что ничего хорошего не услышу.

— В руки он по-прежнему не давался. Удрал от меня, я пустился на поиски… Было трудно, потому что магическая зверюга, кажется, владела телепортацией. Вот только "прыгать" ему оставалось не долго. Не подошла здешняя пища. Понятия не имею, чем он питался у себя на родине, но здесь ему ни один кусок не пошёл впрок. Вот только к моменту, когда бедолага издох, он успел в лесу сцепиться со стаей волков настоящих, которые озверели при виде такого конкурента. Я их отогнал, но было поздно. Ослабленный болезнью огромный зверь почти не сопротивлялся. А когда он издох, я поразился тому, каким стал тощим. Наверное, не ел ничего за те две недели, что скитался по лесам. А половина тела у него была покрыта вместо меха… пятнами серой плесени.

Лицо Орвика содрогнулось от омерзения. Я не перебивала, понимая, как трудно копаться в таких воспоминаниях.

— Я не заразился, когда трогал его, потому что от мертвого тела заразиться нельзя. А вот кто-то из волков, видимо, успел. Я пытался отловить всю стаю, чтобы остановить странную болезнь, но не получилось. Пришлось рассказать родным… мне до гробовой доски будет вспоминаться каменное молчание дядя Ричи. Хотя я почему-то думал, он мне уши надерёт. А он просто молчал, и это был самый невыносимый стыд, что я испытывал в своей жизни. Мне помогли, мы прочесали весь лес, думали, что нашли и вылечели всех зараженных животных… Мой брат-анимаг наложил охранные чары, чтоб никакая живность не могла покинуть его пределов.

— Получается, какая-то всё же покинула?

— Получается, какая-то успела до наложения чар. И рано или поздно это должно было попасть к людям. Был лишь вопрос времени — когда появится первый заразившийся человек.

Сколько же боли было в его словах. Сколько боли…

— Ты не виноват! Перестань. Ты не мог знать! — с жаром воскликнула я.

— Не мог. Но должен был. — Твёрдо ответил он. — Магия всегда имеет свою цену. И чем больше дар, тем выше цена, которую приходится за него платить.

— Хорошо, что у меня нет никакой магии, — я передёрнула плечами.

— А уж как я счастлив! — Орвик взял мою руку и поцеловал. — Не представляешь, как я счастлив, что не приходится хотя бы решать проблемы с этой стороны. Всегда мечтал влюбиться в самую и обычную и самую простую… умницу, красавицу и просто прелесть, как ты.

И пока я в очередной раз краснела до ушей, соображая, что на такое вообще можно ответить, он меня молча развернул и легонько подтолкнул прочь.

— А теперь и правда спать! И не надо меня жалеть. Я давным-давно это всё пережил, извлёк нужные уроки и сделал выводы.

Что-то я в этом сомневалась.

Что-то вот прямо сильно сомневалась! Не похож был огненный маг на остепенившегося мудрого и осторожного. Скорее на всё того же бесшабашного и дерзкого, только чуть старше… и намного-намного опаснее для женских сердец.

А учитывая, что на дворе была глубокая ночь, почти уже утро, и обстановка откровенности располагала, я решила и правда пойти лечь спать от греха подальше. Пока этот самый грех меня так великодушно отпускает баиньки.

И вот юркнула я в свою новую комнату.

И вот закрыла, значит, поплотнее дверь… задвижки на ней, кстати, не оказалось.

И села снова чинно-благородно на краешек постели…

И поняла, что просто безумно скучаю по своему новоиспечённому хозяину. Вот прям хоть плачь, так скучаю. Ну что за наказание!

А до утра-то ещё часа три, не меньше. Да я глаз не смогу сомкнуть, зная, что он так близко, за стеночкой!

Ну, что сказать.

Скучать слишком долго мне не дали.

Ровно минут через десять моего скучания дверь распахнулась, мой голый по пояс господин решительным шагом ворвался в комнату и подхватил меня на руки. Прямиком с краешка кровати, на котором я всё так же неловко сидела. Я даже ойкнуть не успела.

А потом потащил. Как выяснилось, недалеко. Всего-то… до соседней двери.

— Вы чего это делаете? — строго спросила я. Не слишком строго, впрочем. Чтоб не дай бог не передумал.

— Иду спать, — с энтузиазмом ответило мне моё средство передвижения.

— Э-э-э… а я?

— А ты тоже спать. И когда я говорю «спать», это значит, что сегодня мы будем делать только это. Только давай уже и правда, без лишних разговоров. У меня уже глаза слипаются.

— Тогда я вам там зачем? — уже не скрывая счастливой улыбки, всё-таки поинтересовалась я. Поудобнее обняла за шею.

— Мне так будет спокойнее, — признался Орвик вдруг совершенно серьёзным голосом. — Когда ты не рядом, всё время кажется, что ты снова исчезнешь.

Не говоря больше ни слова, он забросил меня к себе в постель, сверху швырнул одеяло, залез туда сам, бесцеремонно устроился у меня на плече и провалился в сон, мне кажется, ещё раньше, чем закрыл глаза.

И хотя у меня всё тело затекло, а правой руки к утру совершенно не чувствовала… И хотя будущее казалось тревожным и пугающим, и я боялась встречать новый день… Мне кажется, я никогда в своей жизни так чудесно не высыпалась.

Загрузка...