Заматерение

Глава 21

Раздражение и обида — это неплохой стимулятор, а я ещё подластился к Веронике Степановне и выпросил немалую сумму на покупку привычной мне немецкой пишущей машинки. У неё имелись свои планы на трату этих денег, но, пересилив земноводное, она отдала их мне.

И не зря. За пару дней я настучал всю первую книгу «Автостопом по Галактике», и, приходя домой, быстро закидывался едой, а затем удалялся в нашу комнату стучать по клавишам. Людмила мне не мешала, и пропадала на кухне с хозяйкой дома, обсуждая свое девичье, ну а Всеволод Никитич в другой комнате что-то читал.

Так и прошли эти несколько дней, а я всё обдумывал его слова, и они никак не шли у меня из головы. Поэтому выпустив пар и проникнувшись сатирическим духом книги, смог посмотреть на всё со стороны.

Следующим утром за завтраком, когда предки уже собирались на службу, я поблагодарил прадеда за преподанную науку, и что вовремя он стянул меня за портки с небес на землю.

— Спасибо Всеволод Никитич, за своевременно протянутую руку помощи. Я применял отработанные популистские методы, и сам постоянно находился в центре всеобщего внимания. Вжился в эту роль и подхватил распространённую заразу — зазвездился, — а следом пропел известную всем фразу из советской киносказки, — «Ох, и вредные трубы медные!» — и следом прибавил «Славушка, славушка, сладкая отравушка!»[149]

Всеволод Никитич улыбнулся и заметил, — Для того и нужны близкие люди, чтобы подсказать в нужный момент, а также помочь оступившемуся. У меня, Константин, большой опыт в данном деле, — и, слегка смутившись, прибавил. — Я сорок лет проработал со школьниками.

Мы с ним переглянулись, и я кивнул, принимая его слова, — И всё-таки огромное вам спасибо за своевременную подсказку. Наверно сказались грехи присущие подростковому организму и гормональный взрыв.

На том мы распрощались, а я пожелал им успехов на службе — в их нелёгком труде. Вероника Степановна наблюдала за этой нашей перемолвкой и воспитанно не перебивала диалог. Не знаю, что она затем скажет Севе, и не моё это дело. Они вместе не один пуд соли съели[150].

Людмила тем временем сделала вид, что страшно увлечена поглощением завтрака. Хотя наверняка приметила, что несколько последних дней у нас с Всеволодом Никитичем натянутые отношения, и мы очень аккуратно выбираем выражения в наших разговорах.

А когда предки удалились на службу, я этой тихушнице напутственно сказал, — Учись и мотай на ус, как нужно строить крепкие семейные отношения и вовремя осаживать излишне возомнивших. — и даже слегка упрекнул, — Могла бы и сама мне напомнить о должной скромности. Всегда ведь рядом со мной находишься. Впредь подходи и шепчи мне на ухо «Memento mori»[151], а уж я — пойму.

И сам также понадеялся, что данная прививка создаст у меня устойчивый иммунитет, так как очень хотелось в это верить. И вслед за тем быстро завершил завтрак, и мы с ней тоже отправились сеять разумное, доброе, вечное. Не знаю оценит ли эти наши старания русский народ, но хотелось бы верить, что ростки не пропадут, а дадут пышные всходы.

Ведь не хотелось бы вслед за Остапом Сулейман Ибрагим Берта Мария Бендер-беем констатировать: «Мне 33 года — возраст Иисуса Христа, а что я сделал до сих пор? Учения не создал, учеников разбазарил, бедного Паниковского не воскресил!»

Благо у меня ещё есть достаточно времени дабы справиться, и на то мне отведено в десять раз больше времени, чем я прожил в этом теле.

В целом я лишь попытался поучать в духе речей Иисуса: — «Если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными»[152]. Что очень смахивает на банальный плагиат и позёрство. Ведь меня точно бы распяли в финале, а все призванные апостолы предали меня.

Очевидно что произошел резкий выброс мочи, и она ударила в голову. Насмотрелся фильма «Революция Иисуса»[153], про возникновение нового культа в среде хиппи Калифорнии. Вот и решил последовать проторенным путём. Потянуло разыгрывать из себя мессию, и о финальном расчёте с владельцем всей лавочки позабылось.

А потому стало необычайно стыдно. Мне понятны такие завихрения у зелёных юнцов, но сам-то уже не первый срок тяну на свете. Пора, пора уж быть умней, и зорко следить за рецидивами такой звезданутости. А ежели чего, то просить Людмилу тщательно выбить все маты спортзала моей тушкой.

А пока решил ограничиться лишь строгой епитимьёй, которую наложил «почётный святой, и почетный папа римский» моего культа, то есть — я сам. Буду отрабатывать и трижды в день произносить покаянные слова десять раз подряд. Думаю — это мне поможет, в церквах же опробовано веками.

А теми временем продолжались ставшие вполне обычными нам встречи и митинги, и я ходил на них, как на работу. Правда постоянно старался нарушить присущую рутину этих мероприятий, и не раз тем ставил их организаторов в затруднительное положение.

А нечего им брать пример с нашей партноменклатуры и обрастать бюрократизмом в сфере общественных отношений. Нечего превращать научное учение в разновидность культа с признанными святыми и клиросом. Не стоит идти советским путём и взращивать свою номенклатуру, а тем более не вводить правило, — что попу можно, то дьякону зась!

Заскучав от подобной рутины, я в один из дней попросил Мартину организовать мне встречу в одном из воинских городков ГСВГ, так как соскучился по своим соотечественникам пребывая более месяца в других странах. И указал, куда мне хотелось бы поехать, где встретиться со своими соотечественниками.

Мартина подсуетилась и через пару дней разрешение было получено, и мы отправились туда всей нашей компанией. А у нас к этому времени сложился вполне сработавшаяся бригада, с четким разделением полномочий и обязанностей.

Мы с Людмилой оделись в спортивную одежду, как я её загодя предупредил. Скорее всего ребятам из семей военнослужащих придётся демонстрировать всё то же самое, что и немецким школьникам. Подростки они и в Африке подростки, и я убедился, что их интересы мало чем отличаются друг от друга.

Прибыв в часть мы первым делом обратились к замполиту и комсоргу, дабы собрать всех ребят пионерского возраста. А мы проведём с ними отдельную встречу до назначенного в клубе части собрания.

Надо отдать должное их оперативности, сработали они очень хорошо, и школьники собрались очень быстро. Видно уже до нашего приезда сбились в свои компании ожидая встречу в клубе.

Вот мы и отвели всех ребят в спортивный городок части, где я, взгромоздившись на скамеечку судьи волейбольной площадки, приветствовал этих наших мальчиков и девочек.

А затем им рассказал, что здесь в Берлине познакомился с многими немецкими школьниками, занимающимися спортом на близлежащем мне стадионе, и с многими уже успел сдружиться.

А теперь мне хотелось бы узнать, кто из собравшихся быстрее всех пробежит дистанцию 6 километров? Пришедшим к финишу первыми я обещаю путёвки в наш международный пионерский лагерь. В нём этим летом будут отдыхать ребята из многих социалистических стран.

Будут там отдыхать и немецкие школьники, так что мне хотелось бы, чтобы там присутствовали ребята, из семей наших военнослужащих в ГДР. Но для этого вы должны доказать, что не посрамите свою страну, доведись в лагере соревноваться с ребятами из других стран.

Большинство из вас дети офицеров и должны понимать всю важность занятий спортом. Так что приготовьтесь и оденьте спортивную форму, а через пятнадцать минут мы стартуем здесь в спортгородке. Я тоже с удовольствием побегу вместе с вами, но надеюсь, что буду наблюдать только ваши засверкавшие пятки.

Я не надеюсь угнаться за вами, на слишком коротких ногах, но и отставать не дам, ибо всем станет стыдно не обогнать в беге трёхлетку.

Приводите также своих младших, пусть составят мне компанию на дистанции. А для пионеров три первых мальчика и три девочки получат путёвки в лагерь этим летом.

Наш забег действительно оказался весёлым и шумным. Ребята привели вместе с собой много малышни, и мы побежали. Я не очень-то налегал, и Людмила приноравливалась к этой скорости бега.

Вокруг собралась галдящая стайка младшеклашек и также несколько самых бойких дошколят. Мы все весело обменивались шутками на бегу и подзадоривали младших, так что скорость бега оставалась очень невысокая.

Вокруг места нашего забега собралась небольшая группка взрослых и было заметно, как они болеют за того или иного школьника, лидировавшего в забеге, как поддерживают их восклицаниями. Те лидеры уже несколько раз обогнали нашу компашку мелюзги, и отмотали почти половину всей дистанции.

Я честно пробежал все положенные 6 километров, и когда отсеялись все неготовые, то даже нарастил темп бега. А затем скомандовав спутникам не пытаться угнаться за нами, продемонстрировали с Людмилой впечатляющий спурт на финише.

Тем самым доказав всем, что есть ещё порох в пороховницах. Правда отдыхать после бега нам было совсем некогда, и мы приступили к уточнению фамилий победивших пионеров.

Затем обратились к замполиту части оформить всё правильно, и мы возьмём этот список с собой, чтобы впоследствии выслать им путёвки.

Я же поспешил к упитанному парню, который обтирал обильно выступивший на лице пот, и протянул ему руку. Он мужественно держался на всей дистанции, хотя пришёл к финишу практически последним, уступив многим девчонкам. Но я проследил, что с дистанции тот не сошёл.

Я поинтересовался его фамилией и подвёл его к замполиту. Затем указал на парня, что он тоже должен быть в этом списке. Так как не всем людям даны достойные физические данные, но проявленная сила воли и желание не сдаваться — характеризуют лишь с положительной стороны.

Я совсем не изобретал велосипеда, и на большинстве гонок пришедшему последним, но не сдавшемуся — присуждают утешительный приз. И я это сделал не с намерением сделать из приза — booby prize[154], а именно с намерением показать, что стремление достичь цели и победить свою слабость — куда важнее, чем победа на дистанции.

После загрузки этой работой замполита и комсорга части, мы показали всем собравшимся наш демонстрационный бой. Я нападал, а Людмила только оборонялась от моих выпадов. Эти движения и связки мы отработали на тренировках почти до автоматизма, так что при этом шутили и улыбались зрителям.

А так как данная часть являлась обычным гаубичным дивизионом, то все наблюдали наш спарринг с большим интересом и удивлением. Тут служили артиллеристы, а не какие-то ниндзя или спецназ, и оттого наши приёмы были для них в совершенно в новинку.

Ребята с восторгом смотрели на наш танец и пытались изобразить что-то схожее, но без гибкости и долгих тренировок это выглядело весьма комично.

После завершения показательной программы, мы попросили возможность умыться и переодеться перед началом выступлением в клубе части. А затем вымывшиеся и посвежевшие отправились туда.

Народ уже подтянулся в клуб, и многие из собравшихся были из числа наблюдавших наш забег и показательные выступления. Но появилась большая группа новых лиц и расположилась довольно компактно.

Зал оказался почти битком набит, и на дальних рядах расположились служащие срочной службы, рядовые и сержанты. Офицеры с семьями сели на передних рядах.

Оценив, что большинство уже собралось, мы не стали задерживать начало, и замполит части выступил с приветствием от лица всех собравшихся. Затем он представил всех из нашей делегации и сказал, что я сам просил встречи с военнослужащими и их семьями, и следом предоставил мне слово.

Я начав выступление приветствием всех присутствующих в зале, решил сделать небольшое объявление.

— Так случилось, что мой прадед Всеволод Никитич занимается в нашем посольстве вопросами образования, и он знает не понаслышке, насколько сложно организовать процесс обучения наших школьников за пределами родины. У него огромный опыт работы в школе — более сорока лет, и он прекрасно знает, что необходимо для организации качественного обучения подростков. Во время войны он служил в разведке переводчиком и не раз ходил в тыл врага. Так что отлично представляет все тяготы воинской службы. Если у вас есть какие-то вопросы или проблемы с обучением детей военнослужащих, то в конце нашей встречи передайте мне свои записки, и я их передам ему. Безусловно он постарается разобраться в вопросе и оказать возможную помощь семьям наших защитников.

Затем переждал пока немного уляжется шум от разговоров в зале и продолжил:

— Я проявил личную инициативу и пожелал встретиться с вами, несущими службу на самом переднем крае противостояния с империалистическими странами. Я думаю для вас не секрет, что их спецслужбы не раз совершали покушения с попытками выкрасть или убить меня, моих близких. Об этом много писали в газетах. Немного постараюсь пояснить их интерес к моей персоне. По случайности у меня стожилась очень редкая комбинация генов, позволившая развиваться значительно быстрее своих сверстников. Я выгляжу выше и более развитым умственно и физически. Многие из вас видели, как я без усилий пробежал дистанцию, и сейчас общаюсь с вами без бумажки или подсказок.

Послышался шепот обмена мнениями в зале, и я переждал его:

— Наверно сейчас мне можно дать на вид полные шесть-семь лет. Вполне возможно, что в процессе эволюции все дети станут развиваться значительно быстрее, так как снят ограничитель со стороны окружающей среды и нет необходимости оберегать и охранять младенцев от опасностей. Наверно нечто подобное произошло и со мной, а в истории уже известны подобные редкие случаи. Они чрезвычайно интересны учёным изучающим подобный феномен. Их интересует, как можно ускорить развитие всех младенцев, и какие факторы сказываются при этом? Возможно меня хотели выкрасть для проведения таких бесчеловечных опытов. Для них я являюсь не личностью, а только занимательным лабораторным объектом — подопытной крысой, как тот же Элджернон.

В нашей стране мне наоборот предоставили возможность спокойно расти и развиваться, а сейчас я учусь на втором курсе нашего Университета и стану физиком. Врачи наблюдают за моим развитием и проводят периодические медицинские осмотры, с целью выявления возможных негативных последствий столь быстрого взросления. Однако это лишь забота обо мне и моём здоровье, и со мной никогда не проводили никаких углублённых медицинских исследований. А вот в Швейцарии ко мне попытались приставить представителя их органов опеки, чтобы она диктовала мне: что можно, а что нельзя делать, и куда ходить, а куда нет. И это без малейших знаний особенностей моего организма и его развития. Более того, анекдотичным выглядит само приставление опеки за малолетними к участнику Всемирного конгресса учёных.

После этого пассажа в зале даже послышалось некоторые смешки. Я использовал эмоциональные качели. И в начале застращал зверским оскалом капитализма, а после дал разрядиться эмоциям, перейдя на шутливый тон.

— Мне очень кажется, что та фрау Нагель, которую они пытались приставить ко мне надсмотрщицей, также работает и на их спецслужбы. Лично я — совсем не отвергаю таких опасений. Поэтому меня повсюду охраняют от подобных происков. Это несколько стесняет в жизни, но это тот крест, что приходится нести мне и моим охранникам. А в Швейцарии мне лишь раз удалость пройтись по улицам Женевы, а всё остальное время проводить либо в номере отеля, либо принимая участие в работе конгресса. Только здесь в ГДР я смог свободно перемещаться куда мне вздумается. Вот посетил вашу часть, и уже пообщался с вашими школьниками до начала этой встречи. И это замечательно. Оттого, здесь в дружественной стране, я чувствую себя по-настоящему свободным.

У меня уже появилось множество новых друзей — школьников и взрослых, с которыми я свободно встречаюсь и общаюсь. Мне никто не указывает, что и когда делать, а наоборот я тут зашиваюсь от обилия дел и встреч. Теперь вполне неплохо стал ориентироваться на улицах Берлина и посетил многие его музеи, осмотрел много памятников в столице ГДР. Да если у вас есть неразрешимые проблемы с организацией поездок школьников для посещения музеев и памятников, то также передайте мне свои записки в завершении встречи. И я их передам своей прабабушке Веронике Степановне, и она постарается помочь в разрешении таких проблем.

Затем я перешёл к рассказу остальных подробностей своей поездки в Швейцарию и далее в ГДР. Остановился на рассказе о нашем международном пионерском лагере, и главное на тех вопросах, которые интересовали слушателей.

Я не просто так напросился именно в эту часть, здесь проходил службу отец моего друга и большого эрудита, глотавшего книги библиотеками и знавшего ответы на массу различных вопросов. Да и потянуло просто пообщаться с ним и его сверстниками — детворой наших советских офицеров.

Глазами я отыскал во время выступления его рядом со своими родителями, такими молодыми и непривычными. Странно, что их не было раньше, когда я устраивал забег. Ну да ничего, и сразу после окончания выступления я спустился в зал и пошел прямо к их компании.

Спросил отчего не видел многих из них до собрания в клубе и поинтересовался не забыли ли им сообщить заранее. Затем выразил сожаление, что вижу многих ребят пионерского возраста не участвовавших в забеге, и они не смогли побороться за путёвки в наш пионерлагерь.

И потому я объявил ещё один конкурс среди опоздавших пионеров. На сей раз на лучшее знание немецкого языка. А так как в нашем пионерлагере будут отдыхать ребята из ГДР, то понадобятся свои толмачи с немчин, чтобы пионеры смогли общаться, не испытывая затруднений.

Судить будет журналист молодёжной газеты «Junge Welt» Эрика Штраус, а шестеро лучших мальчиков или девочек также получат свои путёвки.

И пока собирали пионеров для участия в соревновании, я выяснил, что все опоздавшие из соседней части, в которой всё значительно строже с проходом на их территорию, вот к ним и запоздало оповещение.

Вскоре все пионеры собрались вокруг нас, и экзамен начался. А так как он должен занять весьма немало времени, то я напросился в гости к Людмиле Павловне на настоящий украинский борщ, так как знал, что она замечательно его готовит по своим семейным рецептам.

Даже в желудке при этом немного заурчало, что совсем не осталось незамеченным окружающими, и меня сразу пригласили в гости. Туда мы сразу и направились в гости к родителям друга, чтобы приготовить борщ и другие угощения.

Эрика с Мартиной осталась судить, но борща мы так и быть им оставим достаточно, а от Людмилы я потребовал, чтобы училась секретам приготовления борща, за что будущий муж скажет только спасибо.

По дороге я рассказал Николаю Петровичу, что так соскучился по своим открытым лицам в той клятущей заграниччине, и тут просто отдыхаю душой, знакомлюсь со страной. Вот захотелось повидаться с семьями наших офицеров ГСВГ. И ещё поесть своих родных блюд, а то немецкие я почти все перепробовал. Очень многие понравились, но по нашим временами скучаю.

Предложил им не замыкаться с нами в узком кругу. А моя охрана нисколько не станет возражать, если за столом также соберутся их друзья и сослуживцы с семьями.

Предварительные сборы были проведены очень оперативно и по-военному чётко. Занесли несколько столов и массу стульев с табуретками от соседей. А часть подготовительной работы отдали поварам части.

Я было приготовился продемонстрировать, как умею чистить картошку, лук и морковь, и шинковать их мелкими дольками. Но меня освободили от всех кухонных работ и усадили за стол начав беседу. Вскоре появилось несколько бутылок водочки и выставили на стол закуски — соленые огурчики с помидорами, грибочки соленые и маринованные.

Я тут же тормознул хозяек и рассказал им про нашу домашнюю грибную фабрику. Про выращивание шампиньонов, и пообещал поделиться секретами её оборудования в погребе.

А потом мы в чисто мужском коллективе и под закусочку выпили за встречу, и естественно мне наливали только боржом. Уж и не знаю где они его раздобыли, и каким чудом. Но все остались довольны встречей и понемногу расслабились.

Постепенно развязались языки и по некоторым оговоркам я понял специфику их части, а также отчего не всех служащих части пускают в определённые места. Физику многого не нужно, чтобы это уловить. Правда сделал совсем невинный вид, дескать ничего такого не слыхал.

А осмотревшись в комнате, приметил в углу стоящий аккордеон. Выяснил кто на нём играет, и попросил сыграть мелодию песни «Враги сожгли родную хату». Мне она очень нравится, и особенно в исполнении Марка Бернеса, что всегда продирает аж озноб по коже.

Я спою её в осовремененном варианте, и многие слова будут иными. Она посвящается солдатам третьей мировой, не дай бог такому произойти! Я делал, делаю и буду впредь делать всё возможное и невозможное для предотвращения этой катастрофы.

Многие знают мою речь на конгрессе, и она была произнесена экспромтом, без бумажки. Я её самостоятельно произнёс, зная очень серьёзные последствия такой ядерной войны. Мы никогда первыми не применим столь страшное оружие уничтожения, а вот американская администрация его уже применяла ранее по беззащитным городам, и нисколько не заколеблется применить впредь.

И когда аккордеонист заиграл вступление, то вступил, и детский голос разносился очень звонко и проникновенно:

А далее пришлось импровизировать, подстраиваясь к текущему моменту, но завершил песню согласно канона.

Закончив петь, спросил нужно ли кому-то объяснять мою особую любовь к Белому дому и его хозяину, или газеты все читают? Мужики сидели посерьёзневшие, а затем стали спорить и шумно обсуждать песню. Потом решили накатить ещё по одной, и на меня поглядывали очень серьёзно.

Песня их зацепила, и точно пойдёт странствовать из части в часть, а слова скорее всего изменятся. Вряд ли кто из них запомнил дословно, так как все они уже слегка навеселе.

Да так и лучше, пусть народ занимается творчеством, а правильное направление я задал. Но так как мы тут не в меру расшумелись, то с кухни пришли серьёзные жёны и стали упрекать, что они де готовят, а мы здесь уже изрядно набрались. Быстро построили мужиков и стали командовать подготовкой стола.

К этому времени подтянулись пионеры и Мартина с Эрикой, и мы все расположились на застолье. Ребят сгруппировали за одним столом и пришлось немного потесниться, так как на застолье собралось очень много народа.

Моих охранников посадили к мужикам Им также необходимо отдохнуть, а на столь охраняемой территории ожидать каких-либо казусов не приходится. С меня и бдительной гувернантки, расположившейся рядом, вполне хватает. Так что посидеть за столом с нашими офицерами и расслабиться: для них было то, «что доктор прописал».

Вот так мы зависли на длительное время, и дали себе возможность отдохнуть в кругу своих соотечественников. За обедом я всех повеселил рассказами о муках соблюдения правил приличия и этикета на приёме в посольстве, и продемонстрировал всем наглядно.

Атмосфера была самая непосредственная и располагающая к общению, всё шутили и смеялись. Я обратился к Эрике и попросил передать мне свой блокнот. Здесь она товарищ Эрика, а не журналист газеты, и пусть ведёт себя соответственно. Ничего не строчит в блокноте, и попросил женщин забрать у неё все салфетки — во избежание.

Затем встал и провозгласил тост за нашу встречу и замечательную компанию собравшуюся за этим столом. Мартина попросила больше мне не наливать, а то я уже и так набрался газировки, скоро начну буянить. Схвачу балалайку, натяну ушанку и пойду шататься по части, распевая нецензурные частушки. Что я так пол-Швейцарии распугал.

Вот ведь вспомнила мои байки, которые не раз при ней представлял в лицах о своём житии-бытии в Швейцарии. Как бродил по Женеве, горланя похабные частушки. Один чёрт остальные немцы не понимали большинства слов частушек.

Так что решил и тут исполнить такие заграничные частушки, и затем запел — «Мимо ихнего Давоса — просто так я не хожу. То засуну нос в окошко, а то уши покажу», — и руками изобразил треньканье на балалайке. Все за столом рассмеялись, так как большинство знало настоящую частушку, а вот про Давос в Союзе знали лишь единицы. Пришлось пояснить про тамошние сходняки финансовых воротил со всего мира.

Следующей стала: «Вот плывёт по Миссиписи презент из Кукуева, ну и пусть себе плывёт деревяшка туева». А затем сказал, что стоит мне напялить ушанку и прихватить балалайку в руки, то меня просто несёт частушками, но я же понимаю, что тут дети и не стану петь похабные. И спел ещё несколько. Все заливались громким смехом на моё исполнение задорных частушек, особенно школьники. И строгие мамы сразу стали наводить порядок среди чрезмерно расшалившихся подростков. Меня также заткнули, добавив в тарелку побольше всяческих вкусностей.

А мне отчего-то взгрустнулось, глядя на улыбающихся офицеров, их жён и детей. Отлично сидим и веселимся. А припомнилась катастройка и брошенные Меченным в голом поле части из ГСВГ. И больно стало думать о том, как таких же офицеров с их семьями в жуткой спешке выводили из благоустроенных военных городков, и оставляли на произвол судьбы — замерзать там в непогоду. Катастройка мать её, перемать!

Одно грело душу, что камрады упокоили этого иуду. Но разве он один такой был среди номенклатуры? Среди молодой поросли — таких, к сожалению, большинство.

Окружающие отметили, что я резко погрустнел и стали интересоваться с чем сие связано, не обиделся ли я на шутки Мартины? И мне пришлось списывать всё на усталость после пробежки, что их пионеры очень хорошо бежали, а я за время пребывания в Швейцарии несколько потерял форму и только стал навёрстывать упущенное.

Благо вкусный обед и отличная компания, а также тёплое внимание присутствующих вновь подняли мне настроение, и мы продолжили перебрасываться шутками и армейскими байками. К тому же я вовсю смаковал борщ и другие блюда, выставленные на стол.

Тосты активно продолжали звучать и часто промелькивало немецкое прозит. Мартина явно вписалась в нашу дружную компашку и все барьеры пали, Эрика также старалась не отставать от выпивающих, но в отличие от Мартины у неё не было должной закалки, и вскоре она немного захмелела, и Мартине пришлось взять над ней шефство.

Под тосты я даже выдал некоторые не совсем приличные из своих студенческих времён, и они пошли на ура. Но по просьбе Мартины мне стали наливать не газировку, а компот. И я был нисколько не против такой замены. Впрочем, компот пили также и все остальные школьники.

А наевшись до отвала я начал застольную беседу, и предусмотрительно перевёл разговор на нейтральную тему про прежние места их службы, куда судьба забрасывала семьи офицеров части, и какие там были условия проживании.

Дважды просить не пришлось, все они поминали почти всю географию Союза, Спорили где было служить сложнее всего, так как перед посылкой в ГСВГ необходимо было отслужить во многих точках нашей необъятной страны.

Разошедшись, Николай Петрович стал рассказывать о службе и жизни подле Игарки, в непосредственной близости от Полярного Круга. О сложностях и заботах, связанных с размещением и эксплуатацией многоканальных радиостанций и несением службы в столь сложных климатических условиях.

Так связь во все времена была непростым делом, и как коллега, в армейскую бытность служивший замком взвода связи своей части, запомнил главный девиз связистов — «Кто п. дует в дождь и в грязь — наша доблестная связь!»

Поддержал бы от души беседу о наших военных радиостанциях, но палиться перед всеми нельзя. Оттого молчал, а только поддакивал, да кивал. Мне тоже довелось испить такую чашу. Было о чём вспомнить, когда часть бросили в декабре следующего года на строительство Байкало-Амурской железнодорожной магистрали, на её восточный участок. Непосредственно на перевал Дуссе-Алиньского горного хребта и тоннель[157] завершённый руками зэков из БАМЛАГа ещё в далеких 50–53 годах, Про его строительство столько брехни затем наплели не бывавшие там ни разу шелкопёры, что аж диву даешься. А тех кто там был — так это наш батальон.

Тоннель то мы и увидели одним из первых, прибыв на место, и лишь следом нашли зэковские бараки и начали их сразу ремонтировать дабы в них разместиться, хотя брехуны понаписывали, что посносили все. Их бы в те условия и без жилья, стали бы сносить единственное на много миль кругом?

Латать и восстанавливать их пришлось не один день и дров на их протопку уходила целая прорва. Благо кругом раскинулась безбрежная тайга и сухостоя в ней было немало.

Офицеры обустраивались в домиках лагерной охраны, отлично сохранившихся и требовавших лишь незначительного ремонта. Конечно они привлекали для их ремонта и солдатиков.

Но мне самому некогда было всем этим заниматься, были более срочные дела. В вагончике, разделённом с начальником штаба части, разместили коммутатор, и сутки напролёт тянули линии связи из полёвки на самые важные объекты.

В холод пятидесятиградусного мороза сращивать полёвку и крепить на столбах или деревьях — это ещё то удовольствие. А прокладывать до соседних частей на 15–20 километров и вовсе жесть.

Часть пригнали из подмосковной Шатуры, и в том обмундировании. И каким чудом все не помёрзли вначале, даже непонятно. На месте выдали полушубки и валенки, но в них особо по столбам не полазишь. И приходилось работать в сапогах и куртке, а первоначально и вовсе в ватнике и ватных штанах.

Даже не знаю кому из высокого командования пришла в голову такая мудрая мысль о перебазировании части в самое холодное время года с минимальным световым временем. В тёплом кабинете с паркетом всё выглядит совсем иначе, чем в заиндевелом вагончике.

А сколько головотяпства было проявлено, когда прикрыли стройку БАМа и бросили почти завершённым на многих участках. И как всегда при жопе с ушами, думали этим самым местом. И впоследствии тоннель зарос льдом полностью.

Первое время до начала 60-х его протапливал один из бывших сидельцев, оставшийся жить в одном из домиков охраны. Ему там немного платили, и он следил за тоннелем. А как помер, то и зарос тот льдом, а на его очистку потребовалось затратить огромные деньги.

И мы этот долбанный тоннель потом очищали от льда почти полтора года, а ребята из нашего взвода минёров перевели прорву аммонала на микровзрывы по его очистке. И не только самого тоннеля, а и его штреков вентиляции. Только позднее, когда ствол был насквозь пробит, запустили теплогенераторы для вытапливания остатков.

Многое нам рассказывал о предшествующей стройке ещё один бывший зэк — якут Володя. Он там работал линейным надсмотрщиком воздушной линии связи, и был нашим гражданским коллегой. Он давно освоился, обзавёлся семьёй и детишками, жил — не тужил. Охотился, собирал и заготавливал ягоды брусники, а мы ему помогали и со связью управляться, и собирать ягоду, и охотиться.

Рыбачили запросто. Пару шашек амонала связывали и забрасывали в речку. А потом собирали всплывшую рыбу. Благо морозить её можно было запросто, даже летом. Кругом вечная мерзлота и только взрезать ковёр мха и брусничника, и холодильник готов.

Он же нас этому и многому другому научил. Как жить и выживать в тех суровых условиях. Как обнаруживать и быстро устранять обморожение. Мороз, красный нос — это отлично, а вот белый нос надо срочно растирать и немедленно в тепло. Научил нас ходить в тайге, и на кого можно охотиться, а с кем ни в коем случае не связываться.

Без него возможно не обошлось бы без потерь освоение этого сложного участка БАМа. Они были, но уже по разгильдяйству, то солдаты выпьют тормозную жидкость, приняв за вино из-за красного цвета, то дитя городов в самые морозы пошагает в тайгу и заблудится. Там ничего не видно, никаких ориентиров, а сопки только усугубляют положение.

На все окружающие части было лишь несколько таких случаев, а чего не отнять у связи — она знает всё происходящее, а дежурный на коммутаторе обязан отслеживать разговоры, чтобы разъединить по окончанию. И мало кто помнил в наше время, что Владимир Ильич и Феликс Эдмундович никогда не забывали крутить ручку индуктора после разговора.

Что такое пилить хлеб пилой и рубить сливочное масло топором — так порассказать об этой таежной романтике могу вагон и малую тележку. Одно нам подфартило, но очень крупно, — это высокогорье и вечная мерзлота, а значит полное отсутствие комаров и прочей летучей мошкары. Зато части расположенные ниже страдали от них по полной.

А ещё там ареол обитания энцефалитного клеща, который эту болезнь переносит с милых бурундучков и прочих грызунов к человеку. Так что перед наступлением теплого сезона всем поголовно поставили, и именно поставили, прививку от энцефалита и прочей местной заразы.

От этого адского коктейля, рука, под лопатку которой сделали прививку, у всех не подымалась пару дней, а место прививки нагрелось будто туда действительно прилетел приветик из адского пекла. А ко всем этим прививкам, добавочно требовалось осторожность. То есть застёгиваться на все пуговицы, будто человек в футляре и тщательно осматривать все участки тела по возвращению в жильё.

Николай Петрович продолжал рассказывать о своих проблемах с установкой антенного хозяйства крупных радиостанций, о надёжном их креплении в вечной мерзлоте, чтобы та не поплыла, и антенна не навернулась, завалясь на КУНГ[158] с аппаратурой связи.

А мне вспоминалось, как сами крепили растяжки, пытаясь вогнать их крепления глубже в камень, а то грунт мог потечь и превратиться в болото. Как рыли ямы в вечной мерзлоте протаивая их костром, как долбили киркой и ломом. Запомнилось насколько нелёгок был труд в этих экстремальных условиях.

Паркетным шаркунам такого не понять и не представить, а потому легкость у них в мыслях необыкновенная, и они тяжкий труд миллионов могут запросто загубить своим тупоумием. Только первопроходцы «стройки века» могут понять простых русских зэков, почти построивших БАМ в таких условиях.

Однако их труд легко перечеркнули жопа с ушами и Ко, не заморозив строительство, а просто бросив разрушаться и приходить в негодность. Да было множество случаев приостановки строительства, и рельсы с нашего участка БАМа были сняты в далёком 1942 году и пошли на строительство подводной магистрали на левом берегу Волги непосредственно близ Сталинграда, именно там, где тогда служил отец. Вот такая получилась связь поколений.

Были в части и два старожила, помнившие эту передислокацию рельсов и самих зэков на рокаду от Сталинграда до Саратова через Сызрань, Ульяновск до Свияжска. Тогда они были молодыми бойцами железнодорожных войск.

Это командир нашего батальона — подпол, которого мы за доброту и понимание прозывали между собой Батей, а также командир взвода охраны прапорщик Арканаев, с которым можно было неплохо поговорить о былых временах в располагающей компании.

А так как он жил в одном домике с якутом Володей, нашим коллегой, то мы к тому часто наведывались в гости, чтобы пособить в его профессиональных и не только делах. Там и начинались разговоры о прошлых временах, да судьбах человеческих, о лагере и о войне.

Спасибо Володе за то, что, пробыв в том лагере, он затем, после его закрытия, не раскатал все домики и постройки на брёвна, чтобы спалить их в печке. А наоборот приглядывал, чтобы не случилось пожара.

А то высохшая за десятки лет лиственница горит лучше пороха. Сам наблюдал, как загорелась одна избушка, приспособленная под склад, и столб пламени бил в небо на двадцать-тридцать метров с ужасающим рёвом.

Так что, пока Николай Петрович и его семья рассказывали о службе на Крайнем Севере, я мысленно унёсся на свои Севера, и к своим воспоминаниям о них. Надо будет обязательно поведать джуниору, что ждало бы его этой осенью, не поменяйся столь круто его судьба.

К нам там в гости на радиостанцию Р-605 заглядывал не фантишный «Мишка на Севере», а настоящий косолапый. Харчевался остатками наших трапез и тёрся боком об КУНГ, чуть не переворачивал весь ГАЗ-51 набок. Благо мы его загодя прочно поставили на колодки, как требуется по нормам постоянной дислокации радиостанции.

А так за время этого нашего застолья и рассказа, Николай Петрович увлёкшись выкурил за столом несколько сигарет, что ему в обычное время запрещалось делать в доме. Остальные также дымили вовсю, и представляю сколько они выкуривают на службе.

А потому я вежливо прервал разговор и заметил, что мужикам необходимо срочно бросать курить, для них это очень вредно и уже превратилось во вредную привычку. Попросил внимательно отнестись к этому моему предупреждению, так как устами младенца глаголет истина.

Порекомендовал им сублимацию в виде леденцов и порекомендовал первое время использовать специальный никотиновый пластырь, для облегчения отвыкания.

А сам решил после застолья накрутить Людмилу Павловну, что с этой заразой надо срочно завязывать, и обрисовать невесёлые картины последствий столь дурной привычки.

А сейчас ещё совсем не поздно. И я ничего не понимаю в людях, если она плешь не проест, пока не заставит Николая Петровича бросить курение. Не такой она человек, чтобы остановиться на полдороги и повернуть.

Ничего, что сам Николай Петрович и другие курильщики мне спасибо не скажут за такое вмешательство, и не раз «пом’янути незлим тихим словом». Ладно я перенесу, когда икнётся лишний десяток раз. Но жена у него медработник и не слезет с темы, пока своего не добьётся.

После моего предупреждения беседа продолжилась, но курить мужики перестали, а их жёны даже посмотрели на меня очень одобрительно. Правда беседа за столом перестала носить столь сердечный характер, так как старшее поколение стало смотреть друг на друга осуждающими взглядами. И видно разговор на эту тему уже заходил не раз, а теперь я бросил на одну чашку весов свой международный авторитет и учёность. А с таким попробуй не посчитаться.

Так что мы с Юркой и другими подростками уединились в другой комнате, чтобы не мешать взрослым и завели свой непринуждённый разговор. Обсудили их школьные и пионерские дела, я выспросил про проблемы в школе и не нужно ли им чего для лучшего обучения.

Юра пожаловался на слишком малую школьную библиотеку, а другой поблизости нет. Семьи военных также не могут перевозить с места на место большие личные библиотеки и книг совершенно не хватает.

Думаю, что в этом вопросе мы им поможем, и я пообещал выслать ребятам книги своей бабушки с автографами, когда их удастся закупить в достаточном количестве. А также попрошу Всеволода Никитича выяснить в посольстве, где расположены крупные гарнизонные библиотеки и можно ли пополнить запасы в других воинских частях.

Мы с ребятами также разговорились о любимых всеми немецких фильмах об индейцах и лишь затем я поинтересовался их мнением о «Девочке из будущего». Очень внимательно выслушал их мнение о фильме. Многие выиграли путёвку в пионерлагерь и мы с ними ещё встретимся там этим летом.

Там они смогут пообщаться со снявшимися в фильме ребятами, а с Алёной я их сам лично познакомлю. А вот Юрке не повезло он на экзамене оплошал. Я даже не ожидал такого, но семью не так давно перевели сюда, и он ещё не успел достаточно освоить язык.

Однако очень скоро за нами пришли взрослые и нам настала пора расставаться, и отправляться в Берлин. На прощание я за проявленное гостеприимство и доброту предложил семье дополнительную путёвку в наш пионерлагерь.

Людмила Павловна и всё ещё обиженный Николай Петрович поблагодарили за это предложение, сказав, что планировали отправить Юру на лето к дедушке под Харьков, но с благодарностью принимают путёвку в пионерский лагерь. А я со своей стороны заверил, что мы его после окончания отдыха отправим в Харьков на самолёте, где его смогут встретить родственники.

Простит мне Николай Петрович мою невольную подлянку или нет, то время покажет. Но я всенепременно хотел побывать в их воинской части, как только выяснилось, что времени окажется больше чем я рассчитывал, приехав в ГДР.

А на обратном пути в Берлин, сидящая рядом Эрика спросила можно ли ей печатать мои слова из выступления про проведение опытов, так как на меня могут подать в суд за клевету.

Я только посмеялся над этим, и спросил, что это посмеют сделать похитители, что ли? Будет новым словом в юриспруденции, но на Западе и такое не исключено. Однако я потребую представить доказательные документы, что меня планировали похитить в исключительно благородных целях, и указать таковые.

Вот вместе и посмеёмся над представленными доводами, так что может смело печатать мои слова. Подтверждающая запись на пленке у неё имеется, и ни один суд не привлечёт её за клевету.

А ещё порекомендовал ей проконсультироваться с медицинскими светилами по высказанным мной соображениям, и найти информацию о жившем в XVIII веке немецком вундеркинде из Любека[159], и о его судьбе. Я ей кратко рассказал всё мне известное, а также, что судьба его была очень печальной, так как его просто загубили неправильным образом жизни. Оттого я так старательно занимаюсь спортом и собственным физическим развитием.

Она очень заинтересовалась и обещала поискать такую информацию. На что ей ответил, что для неё это окажется значительно проще на родине этого младенца. А вот мне было значительно сложнее, но я был кровно заинтересован этим вопросом. И не только из простого любопытства, а мне критически важно было выяснить и понять, как такие младенцы жили и позднее проявили себя.

Я даже прочёл немало медицинской литературы, порекомендованной знакомым профессором. Нет, это тогда она была профессором, а недавно Елизавета Николаевна стала член-корреспондентом академии медицинских наук СССР, и я ей даже направил поздравительную телеграмму из Швейцарии.

Эти разговоры с Эрикой заняли изрядную долю поездки в Берлин, и я решил оставить эту скользкую тему на неё. Однако был абсолютно убеждён, что та выяснит всё досконально. И разумеется использует при написании статьи. Так что мои обвинения похитителям получат дополнительное историческое подтверждение. Хотя кто может знать, не были ли эти редкие младенцы подобны мне? Кто сможет ответить? Только не я.

Белый дом. Овальный кабинет.

Президент соединённых Штатов Америки с раздражением бросил газету на стол, и она заскользила по тому в сторону присутствующего в кабинете директора ЦРУ Уильяма Колби.

— Сколько можно терпеть эту занозу? Он никак не желает успокоиться и его выступление на международном конгрессе явилось очередным оскорблением в адрес нашей державы и её руководства. А последнее заявление, что мы хотели выкрасть его для проведения над ним опытов — откровенная чушь. Но это непрерывно подливает горючее, в пожар антивоенного движения, затухший было после вывода наших войск из Вьетнама. Как же его успокоить и заткнуть ему рот?! Лишь только нам удалось отбить нападки Демократической партии и юстиции, как он дал им новые козыри в борьбе с президентом и администрацией. Они немедленно этим воспользовались. Вновь стали раздувать Уотергейтский скандал, и обвиняют администрацию в разгоревшемся дипломатическом скандале с попыткой похищения этого ребёнка. Требуют отставки Госсекретаря и всех прочих замешанных в этом деле.

— Мистер президент, мы можем потребовать у других стран его выдачи, для проведения суда за заведомую клевету. И наши союзники произведут его выдачу, как только он окажется на их территории. — предложил Колби. — Швейцарские власти выполнят наше требование, как только он ступит на их землю.

— И раздуем ещё больший скандал вокруг его заявления. А Советы его просто больше не выпустят ни в одну из стран, которые могут произвести его выдачу. И весь остальной мир будет смеяться над нашими бесплодными попытками! — с раздражением бросил президент. — А сам подобный процесс мог бы превратиться в сплошной балаган, и его адвокаты потребовали бы предъявления материалов и документов по данной попытке, и с какой целью она проводилась. Нас просто линчуют!

— Но ведь именно он обязан в нашем суде обосновать свои обвинения, представить доказательства. Иначе это является диффамацией и подлежит уголовному преследованию, — среагировал Колби.

— Эх, если бы так. Я консультировался с юристами. Он несовершеннолетний, и чтобы смог ответить за свои слова, то необходимо провести его эмансипацию. И кроме того в статье всё приведено с тысячью оговорок. Всякие возможно и кажется. Не за что зацепиться. А кроме того мы обязаны будем признать что некоторым образом причастны к его похищению. В статье фигурируют похитители, а у нас это работник посольства, и госдепартамент полностью открестился от его действий. Кроме того в статье приведена история этого немецкого вундеркинда не дожившего до пяти лет и умершего в мучениях. Все домохозяйки разрыдаются над таким описанием.

— Тогда мы не можем ничего предпринять, мистер президент, разве кроме применения самых радикальных мер. Нам прислали записи из номера в Швейцарии, и в них, казалось бы, нет ничего необычного. Достаточно обычный набор обличения пороков капиталистической системы и свободного мира. Но аналитики отметили, что в записи встречаются некоторые моменты, никогда не упоминаемые в выступлениях других русских, и они далеко отстоят от обычных приёмов кремлёвской пропаганды. Он несколько раз в речах возвращался к ним и каждых раз различным образом формулировал их. На этом основании аналитики сделали вывод, что подобные выступления не были заранее кем-либо подготовлены, и затем заучены ребёнком. И если проанализировать его поведение во всех остальных случаях, то можно сделать вывод что это его собственные соображения и убеждения, а он намного опаснее всей их пропаганды, курируемой идеологическим отделом ЦК и самим Сусловым. Последнее выступление на конференции, сообщение о «ядерной зиме» и гибели человечества, а также последовавшие за этим события полностью это подтверждают. Сэр, мне бы хотелось получить санкцию на более радикальные меры.

— Ни в коем случае. — настойчиво потребовал президент. — Это наделает ещё больше проблем и подстегнёт волну протестов направленных на сокращение ядерных вооружений, спровоцирует выступления антиглобалистов. Слишком легко отследить заказчика, и все стрелки укажут на нас. Мне докладывали, что он нигде не появляется без своей охраны, и она была значительно усилена. А что говорят ваши аналитики и учёные по поводу возможности возникновения «ядерной зимы» и его прогноза по результатам удара в районе кальдеры Йеллоустонского национального парка?

— Ученые расходятся во мнении о возможности возникновения «ядерной зимы». Но правда опровергнуть представленные им доказательства и расчёты пока не берутся. Наоборот геофизики и вулканологи склоняются к подтверждению его мнения, и требуют проведения широкомасштабных исследований в финансировании этих работ. Наши аналитики вполне допускают возможность такого сценария развития событий после массированного применение ядерного оружия, и в частности при его применении по кальдере Йеллоустонского национального парка.

— Хорошо, Уильям. Подождём окончательных выводов учёных. А пока необходимо узнать мнение Советов на заключение нового договора по ограничению стратегических вооружений, предусматривающего некоторое их сокращение. Результат доложите мне в ближайшее время. Проясните по своим каналам насколько они заинтересованы в таком договоре? И пусть прозондируют условия, на которых русские согласятся его подписать.

— Да, мистер президент, мы немедленно приступим к сбору такой информации. Надеюсь первые результаты смогу сообщить вам на следующей неделе. — отрапортовал Колби. — Но я хотел бы предложить вам ещё некоторые действия. Ранее высказывания академика Сахарова были нам полезны и доставляли неприятности русским, но после того, что он спелся с этим мальчишкой, эта парочка стала доставлять нам куда больше неприятностей, чем тем же Советам. Похоже они также не могут до конца контролировать этого мальчишку. И если Сахарова возможно закрыть в каком-то режимном городе, ссылаясь на допуск к секретной информации, то мальчишку заставить молчать не так просто. Я предлагаю воздействовать на академика Сахарова, чтобы рассорить их. Но с куда большим удовольствием я лично придушил бы этого засранца.

— Нельзя, хотя очень хочется. Такое могут не понять даже наши граждане, а меня изобразят в виде царя Ирода, организовавшего избиение младенцев. А после того провального покушения, с тем дураком, давшим след прямо в наше посольство, все сразу заподозрят нас в первую очередь. Представляете какой вой подымет пресса? И сравнение с Иродом будет самым мягким. А его уж точно объявят новым мессией, а многие газеты это уже поспешили сделать. Он своими мирными инициативами поднял такую волну выступлений пацифистов во всём мире, что они скоро начнут на него молиться.

— Но ведь он создаёт столько проблем нашей стране и всему свободному миру, что прямо является воплощением Сатаны в человеческом облике. — возразил Колби, — Может быть натравить на него все церкви, и пусть они объявят его Антихристом?

— А вот это неплохо было бы сделать. Приступайте и поскорее. А то этот щенок ещё что-то очередное выкинет. А может вспомнит про вызов на состязание выпускников наших самых престижных Университетов. Это станет просто кошмаром. Судя по его работе на конгрессе, ни в коем случае нельзя допустить такого развития событий. Кто знает что он объявит на таком состязании, и какую ещё сногсшибательную новость прибережет для такого случая. А выпускники наших элитных университетов будут выглядеть абсолютно неубедительно в состязании с ним. Под угрозой окажется весь престиж нашего образования, и мы там уступим первенство советам. Мы сами являемся выпускниками лучших образовательных учреждений этой страны, и такого нам никогда не простят.