Глава 3. Возвращение на острова

-– Думал, запросить потом за тебя выкуп, ведьмочка. Ты же явно дочь какого-то славского князя, так? Это и одежда твоя мне сказала и то, что обучена нашей речи. Молчишь? Как знаешь. Теперь все равно я уже передумал. Раз так вышло, что… в общем, я тебя присвоил себе. У нас женщины, добытые в походе, если их не берегли для выкупа, становятся рабынями. Что зашипела и сморщилась? Что произошло, то произошло! Теперь ты точно моя… наложница.

–– Скотина! – выдохнула в сердцах Ярослава и подтянула колени к самому подбородку, опутывая-заворачивая их в порванную юбку.

–– Глупая! – этот варвар с развевающимся на поднявшемся ветру хвостом темных волос, возвышался над ней, сидящей на измятой траве, и косился теперь беззлобно, и клыков больше не показывал в диком рыке, как совсем недавно. Спустил, гад, напряжение и теперь, как ни в чем не бывало, завязывал пояс на брюках. – Ты отныне полностью зависишь от моего расположения. Если хоть каплю ума имеешь, так станешь мне угождать. А я, если буду тобой доволен и меня станет к тебе тянуть… хм, иногда… велю не очень загружать личную рабыню работой. Поняла?

–– Ненавижу тебя! И лучше убей, иначе это сделаю я. Подберусь к тебе спящему и…

–– Не смеши, девка! Возомнила, что буду проводить с тобой ночи? Как есть, глупая гусыня! Можешь рассчитывать только на несколько коротких свиданий, а там и надоешь.

–– Убью! Точно прирежу…

–– Это вряд ли… – безразлично хмыкнул мужчина. – Поднимайся. Мы идем на драккар.

–– Не пойду! И слушаться не буду. И стелиться под тебя… и угождать не стану. Говорю же, лучше прибей сейчас, иначе…

–– Это никогда не поздно…

Взял и дернул ее вверх, ухватив за ворот платья. Ткань от такого захвата затрещала, но выдержала – не порвалась снова.

–– Пока что я тебя желаю, – пакостно так усмехнулся. – Иди вперед, ведьма!

–– Что б ты сдох! – из-за весомого тычка в спину Слава сделала несколько спешных шажков в требуемом направлении.

И почувствовала, как защипало у нее между ног. На глаза сразу же навернулись слезы. И если бы только от боли, о нет, больше всего от стыда, от позора. Ну как, как же она допустила, что над ней надругались? Зачем не убила себя, когда… когда этот монстр рвал ее на части недавно. Зря она колотила его по спине, зря кусалась и извивалась. Ее жалкие силенки да против литых мускулов этого зверя!.. Заломил руки, развел коленом бедра, прижал тяжестью своего тела и… О, боги! Надо было выхватить у насильника нож или дотянуться до брошенной им в траву секиры…

–– Что ты вся сжалась? – за спиной раздался ненавистный голос. – Плакать надумала? Это дело. Ваши женские слезы, они у вас, что вода, все смывают с души. Потому разрешаю: реви, сколько угодно. Но это пока до моих воинов не дошли. Поняла?

–– А если ослушаюсь? – девушка резко обернулась и дерзко вскинула подбородок. – Убьешь?

–– И не надейся, – хохотнул этот хвостатый демон. – Не сейчас. Думаю, с пару недель меня еще к тебе тянуть будет. Ну а дальше… там видно будет.

Нет, такой срок позорной жизни Ярославу не устраивал. Две недели надругательств? Это же мерзко и… очень больно. Вот и дала она себе слово, что постарается уйти с этого света как можно раньше. Поклялась мысленно всеми почитаемыми славскими богами и невольно покосилась на секиру, снова торчащую из-за спины ее мучителя.

–– Эй! На хозяина так не смотрят. Заруби это на своем курносом носу… Кстати! Звать-то тебя как?

–– Никак!

–– Зря дерзишь. Ничему-то тебя жизнь не учит…

И монстр посмотрел на ее губы и грудь в порванном вырезе платья так, что Ярослава невольно поежилась, а еще вскинула руку к вороту, чтобы хоть немного прикрыться.

–– Ай! – чуть вскрикнула, наступив на какой-то острый корень, выпирающий из земли. Свадебные туфельки были на очень тонкой подошве, все-то через нее чувствовалось.

–– Что такое? – немедленно подскочил норд и сгреб-прижал к себе ручищей, держащей топор.

–– Ногу наколола… Пусти!

–– Так ты неженка! – посмеялся он над ней, а потом перехватил другой рукой, раненой, и мигом взвалил себе на плечо. – Тогда до ладьи понесу. Так все быстрее будет. Сколько времени с тобой потерял!

А на берегу сновали норды. Свисая с плеча хвостатого монстра, Ярослава могла видеть, как они бегали по перекинутым с кормы корабля веслам туда-сюда, перетаскивая награбленное добро. Получилось, что она безучастно наблюдала, как ее собственное приданое оказывалось на драккарах захватчиков.

–– Моди! Куда на борт овец тащишь? Тебе серебра, золота и камней драгоценных мало, что ли? – орал какой-то татуированный лысый бугай на норда с множеством коротких кос, переправляющего на своих плечах блеющий скот. – Смотри! Есть теперь с каких блюд будешь, а ты за вонючий и спутанный комок шерсти схватился…

–– А мне все сойдет, – беззлобно огрызался тот. – И шерсть тоже. И есть предпочитаю мясо, а не черпак с диковиной росписью обгладывать. Что ржете? Забыли, какой падеж скота зимой был? У меня в хозяйстве всего баран да две ярки остались. А вы насмехаетесь!..

–– Оставь его, Бранд, – окликнул лысого норд, назвавшийся хозяином Славы. – И приготовь свой инструмент. У меня для тебя работа будет.

–– Что такое, Ансгар? – развернулись в его сторону сразу несколько воинов. – Кто еще ранен?

–– Я.

–– Да ну?! – удивились и уставились на него во все глаза.

–– Так и есть. Размочили мне прозвище в этом бою.

–– Иди ты!..

–– Да. Три стрелы продырявили мою заколдованную шкуру. И вот еще… подай-ка веревку, надо мою рабыню связать.

–– Ты взял рабыню? Ничего себе! Не знаю даже, чему больше удивляться. Что тебя вражеские стрелы достали или…

–– Погодите! – нахмурился норд, проходивший мимо. – Ансгар? Зачем тебе сдалась такая мелкая худая и раненая девчонка?

–– Как… раненая? – новоиспеченный хозяин немедленно спустил Ярославу с плеча и принялся обеспокоенно ее осматривать, поворачивая из стороны в сторону. – Где?..

–– Вон. У нее подол платья и нижние юбки в крови перемазаны.

–– А… это. Нет, это не то. Это я ее немного испачкал своей кровью, ну и еще девчонка оказалась девственницей.

–– Шутишь? Ты же никогда…

–– Погодите все! – выступил вперед лысый по имени Бранд. – Может, объяснишь, почему с тобой, предводитель, в этом походе столько всего нового приключилось?

–– А чего не ясно? – хмыкнул хвостатый Ансгар. – Она меня и ранила. Перед вами лучница, причем, вполне неплохая. Да, еще клянется своими богами, что обязательно убьет и меня и себя. Слышали? Оружие от нее свое убрали подальше!

–– Вот оно что! – затянул кто-то из нордов.

–– Ну, тогда понятно, отчего ты ее… того…

–– Я бы за такое вообще прикончил.

–– А я решил еще попользоваться. Уж больно по нраву потом пришлась.

–– Раз так…

–– А вот тебе твоя невеста покажет, как из походов рабынь привозить…

–– Не перегибай, Моди. Я этого не люблю!.. – рыкнул хвостатый на того, что с косами.

–– Будет тебе! Я ж шучу!

Кругом стоял гогот, и Ярославу очень неприятно рассматривали все эти бородатые мужики.

–– Ладно. Будет зря время тратить. Бранд, приступай. Заштопай меня поскорее.

–– Сначала наконечники стрел надо вытащить, – озаботился лысый. – А ничего так рука у этой малышки, крепкая. Вон как засадила в тебя, Ансгар, металл…

–– Так и он не промах, – заржали сразу в несколько луженых глоток. – Тоже… засадил девице…

Ярослава все больше сжималась в комок. От чужих голосов ее уже трясло. А как представила, что вражеский драккар собрался с минуты на минуту отплыть… Не выдержала и, оттолкнув какого-то мужика, направившегося к ней с веревками, кинулась в воду.

–– Смотрите! Топиться побежала! – как гром грянул новый смех за спиной.

–– Не упустите, олухи… – а это был голос обеспокоенного «хозяина»?

–– Сиди, не дергайся, я же уже в спине наконечник нащупал…

Нет, топиться Ярослава не собиралась. Пока, так точно. У нее была надежда, что за «мелкой и дохлой» рабыней никто не кинется в воду – не захотят свои меховые одежды мочить из-за всякого неказистого барахла. Потому постаралась сильнее оттолкнуться от крутого берега, чтобы нырнуть подальше и вынырнуть потом на значительном отдалении от корабля нордов.

Оказавшись под водой, был момент, порадовалась, что никто, кроме нее, не взбаламутил водной глади. Тьма, как же тянуло платье на дно – еле удавалось той тяжести сопротивляться. Но справилась, а чуть осмотревшись, направилась плыть к противоположному берегу, сколько хватило воздуху в легких. А вот как вынырнула, так почти сразу послышался всплеск – это за ней с борта драккара нырнул воин. Всего-то один норд начал преследовать, причем отчетливо рассмотрела ухмылку на его довольно молодом лице. Так уверен был, что догонит с легкостью?

Это он зря такое решил. Ярослава с детства неплохо плавала, причем и в озерах и в бурливой Крутне. Но вот сейчас… черт, ее очень быстро нагоняли. А все тяжелое платье и опутывающие ноги намокшие широкие нижние юбки. Одежда сковывала и опять тянула на дно. Вот только Слава не собиралась сдаваться: закусила губу и, что было сил, замолотила ногами и руками.

–– Не устала ли, гусочка? – рядом вынырнули голова и плечи норда. – Смотри, не израсходуй все силы в этом купании, девонька, нам же еще обратно к твоему хозяину плыть…

Ярослава покосилась на берег, захваченный нордами, и приметила крупную фигуру Ансгара. Кажется, он даже не смотрел в ее сторону, так уверен был, что и без него законное добро из реки выловят. Гораздо больше хвостатого в тот момент занимал раскаленный нож, с которым подступал к нему татуированный бугай, он же Бранд, он же их лекарь.

–– Сдурел?! – раздался знакомый рев над округой уже в следующую минуту. – Ты меня до кости прожег…

–– Подумаешь! Зато жить будешь. И рука с ногой при тебе останутся. А что, зажарил твоего мясца… Всего-то ожег размером с пенни! Что ты дерешься?.. До свадьбы же заживет…

Такое слышалось с того берега. Ярослава упорно туда не хотела. Она захватила ртом побольше воздуха и… вот только снова нырнуть и уйти от преследователя в мутной водице не вышло. Парень ее опередил.

–– Ну, все – хватит упрямиться. Мне не с руки гоняться за глупой девчонкой. Надоело. А ну, иди-ка сюда!..

И этот гад в рывке моментально приблизился до вытянутой руки, ухватил Славу за косу и… сначала ей показалось, что решил утопить: так смачно окунул под воду. Потом вытащил наглотавшуюся и отфыркивающуюся беглянку и потянул к ладье.

–– Попалась! Думала поиграться? Тащи, тащи ее, Вестар, – раздались мужские голоса.

–– Я же велел ее связать. Шустрая мне попалась девчонка. Вдруг и в Ледяном море решит поплавать?

–– Да сиди же спокойно, Ансгар. Хватит вертеться. Мне одну рану осталось заштопать…

–– Не волнуйся, предводитель. Мы к мачте привяжем твою наложницу. Тогда ее и волна к тому же не смоет…

Всю мокрую, с дрожащими губами и стучащими зубами Ярославу под локти прямо из воды подняли на борт драккара. И да, ей связали щиколотки и запястья веревками, усадили и через живот притянули накрепко к мачте. Сквозь мокрые обвисшие волосы, выбившиеся из невестиной косы, она дальше наблюдала, как убрали весла и стали разворачивать корабль, собираясь отправиться вниз по реке. С тоской посматривала на убегающие берега, чуть ни плача встретила морской простор.

–– Поднять парус! – Ансгар отдал приказ и направился к ней.

Хозяин беспокоился об имуществе? Норд зачем-то накинул на нее свой меховой плащ.

–– Ночь будет холодной, но без шторма. А завтра уже сойдем на острове. Как ты переносишь качку? Молчишь? Как это понимать? Тебя не укачивает?

–– Это значит, что отныне не услышишь от меня ни слова, норд. Я даю обет молчания. Считай, тебе досталась немая невольница.

–– Какая радость! Терпеть не могу верещание баб, – сказал и пошел дальше.

Темнело быстро. Но непроглядной тьмы не получилось. Это же было северное лето, так поблекло только все кругом, как краски исчезли, уступив разным оттенкам серого. Вот когда дело к грозе, то да, темно, а так… серо. А потом и звуков убавилось. Сначала смолк ор и разгул празднования удачного грабежа, потом тот противный Вестар, что выловил Славу из реки, перестал тянуть в один голос заунывную песню нордов. Слава богам, а то голова от него разболелась. А как перевалило за полночь, так слышно осталось лишь плеск разбивающейся о борт волны, да гул налетающих порывов ветра в снастях.

Ярослава замерзла, не смотря на накинутый на нее плащ, сидела сжавшись и стучала зубами. И думала, думала… Очень грустными были те мысли. Откуда же взяться иным? Она провожала за горизонт день своей свадьбы. Трагичнее вряд ли кому выпадал. Прощалась с молодым супругом и надеждой на семейное счастье. Баюкала боль от беспокойства за родных и близких. Что с ними стало? Кому удалось выжить? Просила за них у богов и вымаливала себе прощение, что сплоховала, не смогла пронести честь и гордость до ухода на другой свет. А потом получилось немного пригреться, и смогла заснуть, или сначала заснула, а потом вышло расслабиться и… в общем, очнулась, когда показалось, что начала парить над миром.

Оказалось, у нее под утро начался жар – не прошло просто так купание в ледяной воде. Во сне, похожем на бредовое забытье, стала метаться и скидывать с себя меховой плащ. Сколько все длилось, никогда теперь не узнает, но очнувшись, перед глазами видела проплывающие облака. Много-много облаков на ярко-синем небе, похожих на белых ухоженных барашков. Начала их считать:

–– Раз барашек… два барашек…

–– Не к добру тебе свалилась такая дохлая рабыня… – услышала недовольный бас где-то рядом. – Пользы не будет…

–– Не твоего ума дело, Бранд.

Вот оно что: ее снова обсуждали. О да, от нее этим нордам будут одни беды, Ярослава в этом нисколько не сомневалась.

–– Пять барашков…

–– Куда ты ее тащишь? Домой? К знахарке Уне надо. Если она не поможет, то и никто…

–– А ты?

–– Про меня всем известно – я только раны штопать умею, да кости вправлять. А у нее, может, что-то женское расстроилось. Смотри, юбка снова в крови. Ну что? Понесешь к Уне?

–– Нет.

–– Вот же упрямец! И что делать станешь? Помрет же!

–– Велю Уну ко мне в усадьбу позвать.

–– Да не пойдет она. Старуха из своей избы уже года три не выходит.

–– Скажи, я велел. Если тяжело ноги переставлять, то ребята пусть донесут. А заартачится, передай, что сам приду и башку вмиг снесу.

–– Раз так, – хохотнул Бранд. – То, конечно, придет. Умеешь ты, Ансгар, уговаривать женщин. Сначала эту вот девчонку подарить тебе свои ласки, теперь знахарку Уну решил достать.

–– Хватит языком чесать! Живо доставьте мне целительницу! Знаю я эту ее избу – видел. Там потолок по грудь мне будет, черный от копоти. Шкуры истлевшие на полу и лавках…

–– Ладно. Не кипятись. Сделаю. Эх! У меня Инга ночью разродилась мальцом, а я вместо дома попрусь к дьяволу в дышло, за поселение в лес, бабку древнюю из ума почти выжившую из жилища ее еще более древнего вытаскивать.

–– Мне все равно, кто Уну притащит, ты или другой кто…

Вот такой разговор слышала Ярослава, но почти ничего не поняла из него. Она вся горела, болталась ее запрокинутая голова на тонкой шейке, в такт широким шагам норда, глаза неотрывно смотрели в небо, а губы еле слышно шептали:

–– Девятнадцать барашков… двадцать два…

–– Другие-то воины в дом мешки золота и самоцветов потащили, а твой старший сын, Тормод всего лишь секиру добыл и полудохлую девицу… – долетел до ушей Славы противный писклявый женский голос.

–– Замолчи Гулла, не тебе судить моего наследника, – отвечал той глубокий бас. – Сын? Зачем тебе такая слабая рабыня? Ноги тонкие, руки, что тростинки… разве же будет от такой в хозяйстве прок?

–– Вылечу, и будет! – грубо и резко произнес узнаваемый ненавистный голос. – И не переживай, Гулла, я девчонку в свою усадьбу несу, к своей матери…

–– Вот уж Марна обрадуется… – противно засмеялась писклявая.

–– Цыц, Гулла! – приказал бас. – Воля моего сына для тебя закон!

–– Да я что…

А дальше был скрип открываемой калитки и причитания другого женского голоса, много старше первого.

–– С возращением, сынок. А я на причал встречать не пошла – знала, что скоро сюда придешь, ко мне, как всегда. Что это за девушка? Ты же никогда ранее рабынь не брал…

–– А теперь вот… взял.

–– Такая молоденькая… А щеки так и пылают… У нее лихорадка?

–– Сейчас Уна придет и со всем разберется.

–– Знахарка? Так она же уже года три как…

–– Я послал за ведьмой. Не думаю, что ребята дадут ей шанс остаться в той избушке.

–– Если только так… А куда же ты несешь свою добычу, сын?

–– На свою половину, мать. Не в сарай же к твоим трем рабам селить! Там сквозняки, и вообще…

–– Куда же ты? На собственную-то кровать!..

–– Так я пока буду у отца в усадьбе ночевать. Сама понимаешь, гулять станем не один день, отмечая скорый и удачный поход.

–– Ну да, ну да! Тогда клади. Но все же, как на это все посмотрит Сиггрид, твоя сговоренная невеста? Наверняка же на праздник приедет, скорее всего, что уже сегодня к вечеру прибудет.

–– А что она? Какое ей дело до моей рабыни?

–– Какое, говоришь? Эх, не знаешь ты женщин!

–– Это я-то?! – захохотал Ансгар. – Сколько угодно!

–– Глупый! Здоровый вымахал, а ума…

–– Но, но, женщина!

–– Да я про то, что не потерпит твоя заносчивая невеста соперницу…

–– Да какая ревность может быть? Она же не дура, понимает, что всего лишь позабавиться решил немного.

–– Не доходит до разума? Изведет Сиггирд эту мелкую пташку, как есть, изведет. Даже можешь сейчас и не лечить этого заморыша.

–– Еще чего! Моя воля для всех закон!

–– Ну, ну! А как помолвку ее родня разорвет? Воспользуется своим правом и…

–– Глупости. Сиггирд желает стать мне женой, гораздо больше, чем я ее желаю.

–– Вот именно, сын. Вот именно!

–– А вот и ребята Уну привели. Взгляни, мать, а ты сомневалась…

В просторное помещение, убранное домашними коврами и шкурами северных волков, распахнулись двери, и вошел сначала Бранд с Моди, а потом и сгорбленная старуха с сучковатой клюкой. Бабка слеповато осмотрелась, щурясь от яркого света масляных ламп, и спросила недовольным каркающим голосом:

–– Зачем звали? Зачем так грубо потревожили старую женщину?

–– Есть дело для тебя, Уна, – выступил вперед Ансгар, и указал на широкое ложе напротив входа, на котором жалкой тряпицей лежала его рабыня. – Я тут наложницу привез… А она… вот.

–– Наложницу? – каким-то своим мыслям, не иначе, засмеялась бабка и начала выпутываться из плотной шерстяной шали. А как скинула ее на плечи, так зашаркала к начавшей метаться и шептать что-то в бреду немощной добыче наследника их ярла. – Не ошибаешься ли ты, надежда нашего клана?

–– Что имеешь в виду? – нахмурился Ансгар.

–– Ранила эта птаха малая тебя… ох, тяжело ранила…

–– Ах! – вскрикнула Марна и бросилась осматривать сына.

Она заметила повязку на плече Ансгара сразу же, но не придала большого значения, так как сын был вполне бодр, но теперь… тревога затопила ее сердце, а далее еще пальцы матери нащупали другую повязку, под свободной льняной рубахой…

–– Да как же так? Столько лет ни одной царапины!.. Сынок? Неужели, это сделала эта немощь?

–– Она, она! – засмеялась тихонько, закашлялась седая знахарка. – Пташка с коготками оказалась…

–– Дикая кошка, а не птица! – прорычал Ансгар, не нравились ему слова Уны, и смех ее, и то, что на раны его обратила внимание. – Но тебя не за тем пригласили, знахарка. Ставь на ноги эту дохлую рабыню, вот тебе мой приказ!

–– А рабыню ли? – продолжала трястись и бороться с кашлем старуха. – Еще надо будет посмотреть, кто в итоге в рабство попадет… Не ты ли, Ансгар? Не задела ли ее стрела твоего сердца?..

–– О чем она, Бранд? – начал сжимать кулаки сын ярла. – Совсем ума лишилась в своей прокопченной избушке вдалеке от людского поселения? Велите ей замолчать, иначе, видит Один, я прекращу ее бренную жизнь в этом мире.

–– Заткнись, Уна, и приступай к делу! – рыкнул лысый детина. – Видишь, мой друг и командир еще не наигрался своей новой игрушкой? Оживи, давай, эту немощь, и получишь хорошую награду. Тебе же по силам?

В воздух кувыркаясь взлетела золотая монета, а скрюченная рука старухи очень быстро ее перехватила, с такой ловкостью сцапала и спрятала в складках накидки, что никто и предположить не мог.

–– Ладно. Вылечу. Только надо ли? Вот вопрос из вопросов!

–– Она издевается? – теперь зарычал на бабку Ансгар, да так грозно, что Моди принялся его удерживать. – Лечи живо, Уна, не то, головы лишишься.

Сказал сын ярла и быстро покинул комнату, а за ним вышли и другие мужчины. Знахарка проводила его взглядом выцветших от старости глаз и запричитала:

–– Эх, молодость! Горячая кровь! И у кого, скажите на милость, здесь горячка?

–– Хватит скрипеть и чушь болтать, Уна, – подступила к ней Марна, как только ее сын ушел. – Давай же, осмотри девчонку. Я берусь тебе помогать лечить ее. Воды надо согреть? Травы принесла с собой, или мне у себя запасы посмотреть?

–– Вот… – из складок шали вынырнула рука старухи, а скрюченные сухие пальцы сжимали льняной мешочек. – Вели служанке заварить это. И давайте-ка, разденьте малышку…

В комнату тенями, проскользнули две женщины среднего возраста и стали исполнять распоряжения хозяйки. И скоро помещение наполнилось приятным запахом запаренных трав, а больная девушка лежала теперь поверх мехового покрывала на постели, в чем мать родила.

–– Какая же тощенькая! – с сомнением осматривала девочку, впавшую в беспамятство, Марна. – Тростинка…

–– А ранила твоего сына так, что он до конца дней своих теперь не оправится…

–– Ты снова за свое? – нахмурилась мать. – Хватит молоть вздор! Ансгар богатырь, каких мало. Пусть этой девчонке и удалось ранить его тело, но то лишь царапины.

–– Так ли веришь в сказанное? И потом, некоторые царапины оказываются гораздо опаснее многих глубоких ран, Марна.

–– Что?! Уж ни хочешь ли сказать, что на наконечники стрел был нанесен яд?..

–– Хм! Яд? Нет, мать. Не в том смысле… Просто, встреча твоего сына с этой девчонкой, похоже, была предопределена… богами.

–– Чушь! Не мели вздор. Мой Ансгар и эта немощь?..

–– Не такая она и слабая, – пожевала синеватые старческие губы знахарка и начала обтирать тряпицей тело больной девчонки. – Не духом, уж точно. А тело, да, оно у нее худенькое, но опять же, твоему сыну отчего-то же полюбилось… Эх, только зря он набросился на малышку вроде лютого зверя… ох, зря. Не простит она его… никогда.

–– Хочешь сказать, что эта девчонка принесет моему сыну страдания? – с большим сомнением смотрела теперь Марна на мечущуюся в бреду славскую рабыню Ансгара. – Так тебя надо понимать?

–– Ты что удумала, женщина? Лей лучше ей в рот отвар. Не смей задумывать расправу, слышишь? Иначе, сын от тебя отвернется. Поздно, Марна, что-то менять. Как видно, воля богов уже исполнилась…

И обе тяжко вздохнули.

Загрузка...