Залетный кавалер

Колдун был высок, вальяжен и походил на артиста Янковского из старинного двухмерного фильма. При колдуне неотлучно находились две девицы в черном трико, одна поджарая, как легавая, другая хорошенькая, зеленоглазая, как персидская кошка. Для интереса я перемигнулся с девушкой-кошкой, но не почувствовал ответного вожделения.

— Я не для того прибыл сюда через две галактики, чтобы выслушивать отговорки, — колдун мерно постукивал тростью об идеально сверкающий полуботинок. Мне представилось, как они втроем летели в консульство по воздуху от самого космодрома. По улицам Тхукан-Сити трудно пробраться, не замарав обуви.

— Уважаемый гражданин Трещоткин, — консул Земной Федерации отер лоб платком. — Мы бы с радостью предоставили вам и вашим коллегам пропуск в Заповедник, но власти Тхукана установили карантин, и в нашу юрисдикцию не входят полномочия, тем более, что возможная конфликтная ситуация чревата…

— Печень давно болит? — прервал его колдун. Легавая барышня выпрямилась, встала на носочки и протянула руку к консулу. С пальцев ее сорвалась струйка розовых лепестков и растворилась в районе правого бока, прикрытого форменной рубашкой. Консул схватился за живот, всхлипнул. Внутри что-то булькнуло, крякнуло, потянуло характерным запахом. Бочком, мимо референтов, застывших в позе ритуального почтения, консул выскочил на лестницу, с грохотом захлопнув дверь.

— Так, — сказал колдун и направил трость на старшего референта.

— Я здоров, — референт отступил к двери, загораживая папкой низ живота. — И потом, я ничего не решаю.

— И я, — быстро добавил второй референт.

Колдун нахмурился и перевел взгляд на меня.

— Шли бы вы, господин хороший, подобру-поздорову, — предложил я. — Не ровен час ушибетесь.

Колдун зловеще захохотал и взмахнул тростью. Я бросил охранное кольцо в середину комнаты. Девицы в трико с пронзительным визгом втянулись внутрь и пропали. Колдун, пятясь и отмахиваясь тростью, сопротивлялся какое-то время, но когда кольцо достигло диаметра среднего котла для зелья, рухнул внутрь, рассыпав напоследок горсть крошечных шаровых молний.

Старший референт замахал папкой, отгоняя молнии от стола с документами, второй референт сноровисто сорвал со стены огнетушитель и принялся заливать их пеной.

Я отошел к окну и посмотрел вниз. Колдун, утратив вальяжность, барахтался в рыжей пыли Тхукана. Девицы, похожие на обсыпанные мукой шоколадные фигурки, пытались его поднять. Колдун махнул палкой и что-то резко сказал. Девушка-кошечка подняла лицо и пристально посмотрела на окна консульства. Я отшатнулся.

Вернулся консул, переодетый в полотняный костюм светло-коричневых тонов.

— Я бы вас попросил, Андрей Геннадьевич, впредь оградить от посягательств на официальное лицо в моем лице!

— Наши визитеры не проявляли явной агрессии, Виталий Юрьевич, — возразил я. — К тому же вам бесплатно почистили печень. И камни наверняка вывели.

Консул погладил правый бок, прислушиваясь к организму. Циррозная ассиметрия пропала, цвет лица порозовел.

— В самом деле, — пробормотал консул. — Там еще такие бляшечки вышли. Но все равно, бдительность превыше всего. Мы ждем своевременного наплыва посетителей в зоне ограниченного доступа.

— Это точно, — согласился я. — Знахарки попрут, мало не покажется. С чего бы тхуканцам приспичило Заповедник закрывать в самый сезон?

— Наверняка из-за кометы, которая рухнула в Расщелину на той неделе, — сказал старший референт. — Мы просмотрели архивы, подобная ситуация случалась лет пятьсот назад, когда над Заповедником пролился метеоритный дождь. Тогда запрет на посещение длился целый год.

Год — это плохо. Безобразно плохо. С Заповедника кормится если не вся планета, то Северо-Западный континент точно. И мы имеем свой навар: комиссионные, платные экскурсии, оказание эскортных услуг. Я, например, вожу группы к Расщелине. В обычное время — раз в день, но двадцать седьмого числа каждого месяца из глубин Расщелины поднимается Красная грязь, и на три дня Заповедник превращается в причудливый водопой для волшебников всех видов и происхождений. Я слежу, чтобы в одной группе не оказалось вперемешку белых и черных магов, чтобы строго — одно ведро в одни руки, чтобы никто не потерялся и не заблудился среди курчавых низкорослых деревьев.

А к первому числу Красная грязь уходит, и Расщелина вновь стоит в своей загадочной непостижимости.

В гостиничном ресторане было прохладно, пахло хорошей едой. Звучала приятная музыка, за соседним столом подвыпившие ведьмочки шумно обсуждали преимущества менструальной крови перед другими биологически активными материалами.

Я открыл меню и усмехнулся. Парадокс человеческой натуры: в перспективе жить на одну зарплату непременно надо прокутить лишние деньги.

— Вы позволите? — зеленоглазая красавица тронула соседний стул.

— Не занято, — коротко сказал я.

— Меня зовут Кэт, — она протянула руку, звеня платиновыми браслетами.

Ну конечно! Как еще должны звать девушку-кошку.

— Я буду звать тебя Пуси Кэт, — прошептал я, целуя нежное запястье. — Что мы пьем?

Вечер удался на славу. Кэт большей частью загадочно молчала и цедила один молочный коктейль за другим. Я старался не отставать и быстро захмелел. Мы немного потанцевали, Пуси позволила погладить себя по попке — ее одеяние состояло из обрезков шкуры, очень удобно. Иногда я ловил на себе чей-то пристальный взгляд, но не придавал этому значения. Потом, потом разберемся.

— Мне пора, — сказала девушка-кошка, когда я второй раз промахнулся вилкой мимо маслинки. — Проводишь?

— Пусичка, разве можно тебя бросить в чужом враж…раж…ждебном мире? Я готов. Веди!

В лифте девушка-кошка прижалась, прильнула грудью и потерлась щекой о щеку. Я поймал ее губы. Кто придумал скоростные лифты? Для настоящего поцелуя мне не хватало десятка два этажей. Мы вывалились в коридор, я прижал девушку-кошку к стенке и снова принялся целовать. Кэт гладила меня за ушами и шаловливо дразнилась язычком.

Я не совсем дурак и ни минуты не верил, что девушка-кошка подсела ко мне, привлеченная несравненными умом и красотой. Но в нашей глуши так редко встречаются симпатичные экземпляры женских пород. Знахарки не дают себе труда делать приличное тело, магички высокомерны и, как правило, фригидны.

Видимо, у нее были те же проблемы, так что ночь мы провели в любви и согласии.

Утром она пошла меня провожать. В пустынном коридоре я не отказал себе в желании потискать миленькую блондинку, увлекся и пропустил момент превращения. В одну секунду Кэт отрастила клыки, повернула меня спиной к стене и чувствительно прикусила за шею.

— Пуся, что за манеры?! — возмутился я.

— Человееек, — прошипела моя кисанька, нежно проводя когтями по щеке. — Ты отведешь нас в Заповедник.

— Заповедник закрыт, — сказал я как можно тверже.

— У тебя есссть другой ход. Обещщщай, или я перекушу тебе горло.

Я задумался. Умереть сейчас, практически мгновенно или потом, нарушив заклятие Обещания, в муках, в корчах, задыхаясь от кровавой пены.

Были еще варианты, но я не успел их рассмотреть. Сверху на нас обрушилось нечто лохматое, тяжелое, подминая под себя девушку-кошку. Кэт вывернулась, полоснула когтями, но промахнулась. Грузная фигура, ловко перекатившись через спину, хлопнула в ладоши и подула между ними. Пусю скрутило в узел, шерсть на загривке вздыбилась, мышцы судорожно напряглись. Но невидимые путы держали крепко. Только хвост сердито стучал, поднимая пыль.

— Полежи, остынь, — сказала лохматая фигура до боли знакомым голосом, прихлопнув хвост тапкой с розовыми помпонами.

— Фирюза! — в горле моментально пересохло. Я откашлялся. — Ханум-ата. Вы вернулись, как всегда вовремя, чтобы спасти нерадивого ученика.

Приоткрылась соседняя дверь, оттуда высунулся любопытный глаз, оценил обстановку и тут же втянулся обратно. Дверь беззвучно прикрылась. То-то, гражданин Трещоткин, грозная Фирюза-ханум — не безвестный охранник в консульстве.

— Шалопай, — учительница первая моя собрала волосы пучком на затылке и улыбнулась, искрясь глазами. — Не прибедняйся, Андрейка, с этой мартышкой ты справился бы и без меня, но мы спешим в Заповедник.

— А как же…

— Нас пригласили.

— Я обязан доложить консулу.

— Это такой потасканный молодой человек? Доложи, раз обязан.

В консульстве посетителей было меньше, чем я ожидал. В приемной знахарки с бидонами шумно обсуждали, что отменены спецрейсы на Красную грязь, а на рейсовый звездолет билеты не достанешь.

В углу молча стоял, завернувшись в плащ, йогомаг. Рядом с ним потертый звездун, шевеля губами, читал распоряжение о закрытии Заповедника. Эти ребята космическими аппаратами не пользовались.

Старший референт, с любопытством разглядывая царапины на щеке, сообщил, что консул уехал в посольство на консультации. Я поставил референта в известность, что иду в Заповедник и неизвестно когда вернусь.

— Ты постарайся разведать, в чем там дело, — сказал референт. — А это кто такая?

Я обернулся. Фирюза, собрав вокруг себя знахарок, что-то тихо им втолковывала. Йогомаг, отвернув угол плаща, прислушался к разговору и вдруг резко, с хлопком исчез, оставив запах озона и медленно тающий звездчатый силуэт. Знахарки заохали, заполоскали юбками и, гремя бидонами, направились к выходу. Звездун недоуменно смотрел им вслед.

У ворот Заповедника к нам присоединились двое: статный седовласый армянин земного происхождения и очкастая дейнебка с неуверенной улыбкой и трогательными рожками на затылке.

Пожилой нервный тхуканец, смотритель Заповедника, пожал всем руки и вопросительно посмотрел в мою сторону.

— Представитель консульства, Андрей, — представила меня Фира.

— Ему можно доверять?

— Соблюдение секретности — профессия господина Андрея.

Тхуканец кивнул и нажал кнопку пульта. Толстые металлопластовые створки ворот плавно раздвинулись.

В Заповеднике стояла непривычная тишина. Обычно здесь гомонили птицы, шуршали мелкие зверьки, с шумом продирались сквозь заросли туристы.

— Мы обеспечили санацию местности, — пояснил тхуканец. — Перевели животных в буферный сектор. Рощу, если надо, тоже уберем.

— Не суетитесь, — сказал армянин. — Давайте убедимся, что тревога не ложная.

Над Расщелиной вился прозрачный парок, затягивая дымкой окрестный пейзаж. Пахло непривычным терпким запахом, как от прелых листьев.

— Красная грязь появляется в зоне видимости в двадцатых числах и обычно достигает вон той отметки, — тхуканец показал синеватым пальцем на белую полоску под обрывом расщелины. — Сейчас, как видите, ничего нет.

Фирюза вынула из сумки банный термометр на длинном шнуре.

— Андрюша, замерь температуру внутри поглубже.

Я прошел на мостки, с которых черпали красную грязь, размотал шнурок. Чтобы не смотреть в головокружительную глубину расщелины, я уставился на небо, где за желтоватой дымкой водили хоровод тхуканские луны.

— Достаточно, — крикнула Фирюза. Я вытащил градусник, посмотрел.

— Тридцать восемь с половиной!

Дейнебка повела рожками:

— Периконцепционный профилактик проводиль, да-нет?

— Да конечно же нет! — раздраженно сказал армянин. — Разве они думают о чем-нибудь, кроме своей драгоценной грязи?

Тхуканец полиловел.

— Спектральный анализ делали? — спросила Фирюза, вглядываясь в очертания дальних склонов.

— Делали, — лицо тхуканца приобрело сиреневый оттенок. — Две полоски в нижнем секторе.

— Ну, милый мой, что вы от нас сейчас хотите! — армянин развел руками. — Чтобы мы сказали «да»? Фирюза, дорогая, ты как считаешь?

— Я, уважаемый Мастер звездных систем, вижу достаточно признаков. Обратите внимания, как набухли стенки обрыва и потемнел противоположный бугор.

— Меня тоже плюс, — подтвердила дейнебка. — Срокам нет противопоказаний?

— Полтыщи лет, — сказал тхуканец. — Луна еще не отделилась.

Дейнебка сняла очки, подкрутила окуляры и ткнула пальцем в небо.

— Один, двье, трен… двьендацать. Одну не хватать.

— Тринадцатая луна на дальней орбите, за горизонтом. Готова к уходу, — пояснила Фирюза.

— Нормально-нормально, — армянин почесал кончик носа. — Следующую консультацию полагаю провести на третьем месяце.

— Но… — начал тхуканец.

— Что?

— Мы не уверены. Комета прилетела из другой галактики. Все произошло так внезапно. Не успели замерить показатели газового хвоста, химический состав ядра…

— Поздно, — армянин похлопал смотрителя заповедника по плечу. — Залетели, дружок. В буквальном смысле этого слова.

В консульстве старший референт разбирал стопку документов. Увидев меня, он обрадовался.

— Андрей, передай карточку госпоже Фирюзе, пусть распишется на обороте. Ей не трудно, а нам одной заботой меньше.

Я повертел въездную карту: «Фирюза Рахматова, повитуха».

— Полезная у нее профессия, — сказал референт. — Договориться никак нельзя? У меня жене вот-вот рожать, а местным я не доверяю. Такой бойкий пацан получился — крутится, пихается.

— Фирюза — специалист по большим форматам, с людьми не работает, — объяснил я, стараясь подавить возникшее беспокойство. — Давно у вас ребеночек шевелится?

Референт поднял глаза к потолку, на лице его возникло мечтательное выражение.

— С четырех с половиной месяцев. О, извини, шеф вызывает.

Референт ушел. Я подвигал, рассматривая, карточки на столе, самого себя убеждая, что делаю это из пустого любопытства.

Надо же, ее действительно зовут Кэт.

«Возьмем четыре, — подумал я, незаметно пряча карточку в рукав. — Значит, три месяца у меня есть, чтобы найти работу и удрать с Тхукана. Опять же, неизвестный химический состав ядра. Беда с этими залетными кавалерами».

Я вышел на пыльную улицу Тхукан-сити, достал карточку. Адрес прописки… галактика… планета. Мы с тобой еще погрыземся, моя кысанька!

Дневное марево улеглось, небо сияло чистотой и прозрачностью. Я приложил ладонь ко лбу и долго смотрел в бестолковое небо Тхукана, где кружилось 12 лун и далекой звездочкой мерцала тринадцатая, готовясь уйти во взрослую планетную жизнь.