Заколдованная планета

ПЛЕМЯ БОЛЬШОГО ДУБА

Прозрачные, устало опущенные крылья мобиля почти скрывались в густой траве. Она доходила до люка, серебристые метелочки сыпали созревшие семена внутрь кабины. В этой траве мобиль походил на большого красного жука, набирающего сил перед взлетом. Справа начинался склон горы, слева равнина зелеными уступами спускалась к далекому прозрачному озеру, и все это накрывал ярко-синий небесный шатер. Был чудесный летний день, когда все сверкает под солнцем, а легкий ветерок смягчает жару.

Ирина сидела на краю люка свесив ноги. Она сняла туфли, и метелочки, колыхаясь под ветром, приятно щекотали ступни.

Буба, нахмурив брови, развалилась в пилотском кресле и воображала, что ведет машину.

Все вокруг казалось вымершим. Только в воздухе изредка мелькали голубоватые молнии: полуптицы-полустрекозы гонялись за насекомыми, иной раз проносясь так близко, что в лицо ударяла легкая воздушная волна. Наверное, в траве сновали мелкие зверьки, возможно даже змеи, но пистолет на поясе придавал такую уверенность, какую Ирина в себе и не подозревала. До чего велика власть оружия! Ну что может сделать пистолет против стремительного змеиного броска? Кобуру не успеешь расстегнуть. И, однако, Ирина без колебаний высаживалась в самых глухих точках планеты, бродила по траве или между деревьев, отдыхала на берегах озер… Правда, не удаляясь далеко от мобиля и не выпуская оружия из рук. Нет, это была не трусость, а разумная предосторожность: все-таки чужая планета…

Как-то незаметно Ирина «акклиматизировалась». Здешний уклад, казавшийся таким суровым и непривычным вначале, органически вошел в ее жизнь. Впрочем, если быть честной, то надо признаться, что не так уж на Такрии и сурово. Ирина ожидала гораздо большего. Разумеется, первозданная природа, дикие звери, аборигены – все это было. Но кучка землян сумела в этих первобытных условиях с большой степенью приближения воссоздать привычную земную обстановку. Правда, только на Базе, но в первые дни Ирина считала и это излишним. Ее воображению, подогретому романтикой книг и фильмов, было тесно в такой «тепличной», как она презрительно говорила, атмосфере. Тянуло к «бурной», полной опасности жизни. Но, полетав по планете, она постепенно осознала ту истину, которая есть уже в учебниках для младших классов: человек – продукт своей эпохи, ее облика, ее условий, ее, наконец, условностей. Опасности и суровый уклад закаляют характер, это верно. Но отними минимальный комфорт, хотя бы мыло и зубную щетку, и человек что-то утеряет из того богатства, который приобрел в процессе эволюции. Заслуга создателей Базы и была в том, что они не расслабляли цивилизаторов комфортом, как вначале думала Ирина, а вносили в их жизнь те необходимые компоненты, без которых земляне в какой-то степени могли бы деградировать.

Впрочем, сейчас Ирина рассуждала не об этом. Ока прилетела на эту полюбившуюся ей равнину, чтобы спокойно обсудить итоги прошедших дней.

Ирина чувствовала себя загнанной в тупик, она просто не знала, что делать дальше. И снова и сноаа она перебирала в памяти каждый свой шаг на этой планете.

Нет, все было правильно. Ее научный руководитель академик Козлов мог быть доволен: она не сделала ни одной ошибки, в точности повторила методику, какой пользовались все знаменитые астробиологи на других планетах. Только там эта методика принесла великолепные результаты, а здесь…

Профессор Сергеев отложил эксперимент с роботами на неделю.

– Вы совершенно правы, – заявил он Ирине. – Я на сто процентов уверен, что пиявки действительно не трогают одетых существ. Этим же объясняется и их «либерализм» в отношении гарпий, окраска оперения которых очень напоминает мужской костюм с сорочкой и галстуком. Ну и что? Дает вам это что-нибудь? Отнюдь. Своей догадкой вы вызвали к жизни такие проблемы, что хоть впору приглашать сюда целый институт. А к решению этих проблем вы не готовы. До сих пор вы подходили к пиявкам так, будто это хоть и своеобразные, но обычные животные. А они необычные. Понимаете? НЕОБЫЧНЫЕ. Поэтому, прежде чем приступать к дальнейшим исследованиям, постарайтесь перестроиться сами. Эксперимент с роботом должен не завершать какую-то часть работы, а начинать новую.

Вот почему Ирина в самый разгар рабочего времени сидела в проеме люка свесив ноги.

Она вздохнула и, прислонившись к обшивке, стала вспоминать все, слышанное на лекциях. Постепенно она перестала различать колышущийся зеленый ковер трав, синее небо и темные зубцы далекого леса. Все это вытеснили странные существа, проплывавшие перед ее мысленным взором.

Каких только чудес не создала природа на других планетах! Шестиногие гиганты Ниобы, рядом с которыми слон, как котенок рядом с тигром. Ужасающие, поражающие воображение титаны, распахивающие пасти, огромные, как ковш экскаватора, и на поверку оказавшиеся безобиднейшими травоядными. Их туловище весило восемьдесят тонн, а головной мозг… двести граммов! Ларин, молодой, подававший большие надежды астробиолог, любил кататься на них верхом… и погиб, свалившись со спины великана под трехтонное копыто. И животное, задумчиво объедавшее верхушку дерева, даже не заметило, на кого наступило. А карликовые носороги Эйры величиной с фокстерьера! Их вытянутый нос переходит в костяной, заостренный, как пика, наконечник, которым эти злобные гномы на скорости сто километров в час пропарывают любое животное, перешедшее им дорогу. А летающие ящеры Цереры! Они с такой силой бросаются на космолет, что своими телами, покрытыми костяными пластинками, отбивают куски жаропрочной обшивки, сами разбиваясь насмерть. И наконец, здесь же, на Такрии, двухголовые змеи и гарпии… Различное строение организма, различные условия обитания, поскольку эти планеты различаются притяжением, степенью солнечной радиации, составом атмосферы. И все же у этих, животных и у всех остальных гораздо больше общего, чем различий: все они подчиняются основным законам жизни, которые везде одинаковы. А пиявки? Кто их знает, каким законам они подчиняются!

В этот момент рассуждения Ирины были прерваны довольно невежливым толчком, выкинувшим ее из мобиля. Оказывается, трава вовсе не такая мягкая и ласковая, когда летишь в нее вниз лицом: жесткие ворсинки царапаются, как иголки. К тому же коленкой Ирина ударилась о землю и от острой боли, от неожиданности и испуга чуть не закричала. Инстинктивно она закрыла глаза и сжалась в комок… Через мгновение Ирина опомнилась. Рванув пистолет из кобуры, она приподнялась, опираясь на здоровое колено, и быстро огляделась. Вокруг никого не было. Никого и ничего, даже мобиля.

Стоя на одном колене и выставив пистолет перед собой, Ирина ошеломленно оглядывалась во все стороны, вытягивая шею, чтобы лучше видеть поверх травы. Мобиль исчез, загадочно растворился. И только было Ирина всерьез подумала, не сошла ли она с ума, как сверху донесся отчаянный вопль.

Ирина задрала голову и все поняла. Мобиль набирал высоту, а в черном провале люка виднелось искаженное ужасом лицо Бубы. Девочка нечаянно нажала кнопку подъема…

Ирина вскочила на ноги и тут же упала: невыносимая боль в колене подкосила ее, как серпом. И эта боль мгновенно привела ее в чувство. Скрипнув зубами, она, превозмогая себя, встала.

Мобиль уходил вертикально вверх. Мощные взмахи крыльев под яркими солнечными лучами образовывали сверкающий полукруг. Буба вопила, потеряв рассудок. Пятьдесят… восемьдесят… сто метров. Пока еще девочка держится за створки люка, но что будет, если машину качнет?

Положение было критическим. Мобиль ушел уже так высоко, что кричать бесполезно: слова сливались бы в неразборчивый шорох. Да и как объяснить, что надо нажать другую кнопку, человеку, который едва знает сотню-другую земных слов? Ровно столько, сколько Ирина знала по-такриотски. А мобиль будет подниматься все выше и выше, пока хватит опоры крыльям. Мотор у него отличный. И скоро, очень скоро в разреженной атмосфере руки Бубы ослабнут… Вот тут Ирина не выдержала и зарыдала навзрыд. Она оплакивала не только Бубу, которая погибала сейчас по ее вине, она оплакивала и себя, такую невезучую… И сквозь слезы не сразу заметила, как из-за леса появился второй мрбиль.

Он шел низко, слегка покачиваясь, как всегда, когда автопилот выключен и машину ведет человек, и, поймав его взглядом, Ирина сначала не поверила: до того казалось нереальным это счастливое совпадение. А поверив, она торопливо вытянула руку с пистолетом, и выстрелы гулко раскатились по равнине. Три сплошных залпа, потом одиночный, снова три… Сигнал бедствия.

Мобиль клюнул носом, камнем полетел вниз, ударился о землю так, что застонали амортизаторы. Из люка высунулось встревоженное лицо Буслаева.

– В чем дело? – гаркнул он.

Ирина не могла говорить, только показала рукой. Цивилизатор взглянул вверх и мгновенно все понял.

– Забыла выключить зажигание? Рррастяпа! Чему вас только в академии учили! Да садись, садись же скорей!

Он рывком втянул Ирину и включил мотор на форсаж. Задрав нос, мобиль ринулся в высоту, Буслаев ожесточенно манипулировал кнопками, выжимая из мотора невозможное.

– Говорил ведь, давай сменяемся машинами! На твоем бы сразу догнали,

– бурчал он в бороду. – Эти уж мне научные работнички с профессорской рассеянностью! Ну давай, старушка, давай, покажем на что мы способны…

Надо было быть классным пилотом, чтобы за две минуты набрать такую высоту. Заложив сумасшедший вираж, Буслаев вывел свою машину над мобилем Ирины.

– Эх, черт, и троса нет! Ну, попробуем без страховки. Садись за пульт.

– Что ты задумал? – ужаснулась Ирина.

– Увидишь. Слушай внимательно, да перестань хныкать. (Ирина торопливо вытерла глаза.) Подведи ближе, еще ближе… Когда я крикну, дашь левый крен и тут же сложишь крылья вверх. Обязательно вверх, не перепутай, не то они невзначай хлопнут меня, а парашют здесь не предусмотрен.

Это было безумие – то, что задумал Буслаев, но другого выхода не было. Ирина, сжав зубы, осторожно сводила машины так, чтобы люки оказались друг против друга. Надо было сократить расстояние хотя бы до трех метров. Она слегка наклонила машину, чтобы крылья оказались в разных плоскостях.

– Чуть выше! – приказал Буслаев, примериваясь.

Буба все так же стояла у люка, но теперь, видя помощь, несколько успокоилась. Прямо возле ее лица была та скоба на обшивке машины, за которую ухватится Буслаев… если, конечно, не попадет под удар крыльев. Ирина задержала дыхание и подвела мобиль еще на десяток сантиметров…

Буслаев прыгнул. Его тело, вытянутое, как у ныряльщика, скользнуло под крылом, когда то шло вверх, и пальцы дотронулись до скобы… но не удержались на ней. Ирина ахнула. Цивилизатор изогнулся в последней отчаянной попытке и медленно начал сползать по корпусу… Мысли вихрем пронеслись в голове Ирины. До поверхности четыре километра. Если пустить мобиль в пике, то можно обогнать Буслаева и поймать его на корпус машины. Причем высота позволяет сделать и вторую попытку, если первая не удастся. Ее палец уже нащупал кнопку, но нажать не пришлось: Буслаев висел, зацепившись одной рукой за нижнюю планку люка. Вот он схватился второй рукой, подтянулся… Буба вцепилась в его волосы и изо всех сил тащила внутрь. После нескольких попыток Буслаеву удалось перекинуть ногу через люк, и, наконец, неуклюже перевалившись, он исчез в темном провале кабины. Ирина отерла пот со лба и повела машину на посадку.

Буба первая вылетела из мобиля и опрометью кинулась прочь, а Буслаев растянулся на траве с видом человезса, сделавшего тяжелую, но нужную работу. Покусывая травинку, он сказал самым непринужденным тоном:

– А у меня есть ха-роший сюрприз. Будешь рада. Только надо слетать ко мне в гости.

И ни слова упрека, будто не велась только что по вине Ирины сумасшедшая игра со смертью. Впрочем, все, что он мог сказать, Ирина уже сказала себе в самых беспощадных выражениях.

«Черт его знает, что за человек! – думала девушка, в которой восхищение боролось с внезапно вспыхнувшим раздражением. – Ну обругал бы, для разрядки нервов, прочел мораль… это было бы только естественно. И правильно. А то ведет себя так, будто ничего не произошло. Сюрприз у него есть! И нахал: на „ты“ перешел, понимает, что у меня нет морального права поставить его на место. Но предложение придется принять, хотя бы из любезности…»

Она поднялась, отряхнулась, потрогала все еще болевшее колено и решительно сказала:

– Летим.

Против ожидания, Буба прибежала, как только ее позвали, и смело полезла в мобиль. Юная такриотка поняла, что эта красная птица всецело подчиняется людям с неба и не только им. Она сумела увязать нажатие кнопки с полетом машины. Значит, это она, Буба, подняла «птицу» в воздух. Дальнейшего логического вывода она пока не одолела, но это было уже делом времени.

Племя, в котором работал Буслаев, считало себя потомком огромного дерева, росшего на утесе, над входом в пещеру. Земляне называли его дубом по внешним признакам, хотя, разумеется, это была совсем другая порода. Его огромные ветви, изогнувшиеся под собственной тяжестью, сплошь были усеяны звериными черепами и полусгнившими шкурами, а могучие корни, проникнув в глубь утеса, разорвали и выворотили наружу камни. Одно корневище пробило скалу насквозь и, изогнувшись дугой, ушло в землю, загораживая вход в пещеру, но никому и в голову не приходило срубить его.

– Уж эти мне священные реликвии! – пожаловался Буслаев, протискиваясь между корнем и кромкой входа. – С моей ли фигурой…

Ирина, которой самой пришлось пробираться боком, в душе посочувствовала гиганту.

Здесь все было как и в племени девушек: неугасимый костер, который поддерживали два старика, закопченный потолок, звериные шкуры у стен для спанья, тяжелый, застоявшийся запах. Но Ирина обратила внимание на необычную для первобытного племени чистоту. Не то чтобы пол пещерн был тщательно выметен, но нигде не белело ни одной косточки, не валялись осколки кремня и палки для рукояток. Даже золу отгребали от костра и куда-то уносили, это было видно по следам на полу.

– А ты, оказывается, аккуратист, – одобрительно сказала Ирина.

Буслаев смущенно погладил бороду.

– В том-то и дело, что я ни при чем. Такой порядок заведен издавна. Все лишнее из пещеры уносится и сваливается в расселину. И место ведь для свалки выбрали с умом: за скалой, чтобы не доносились запахи. Я как-то пытался прикинуть объем мусора, чтобы вычислить, сколько живет здесь племя. Получается сумасшедшая цифра: несколько тысячелетий.

«Тысячи лет, и не подвинулись ни на шаг по спирали эволюции. Невероятно!»

– Почему же племя девушек живет в такой грязи? – вслух подумала она.

– Потому что это ближние племена. Они все такие. Чем дальше от Базы, тем аборигены культурнее, – простодушно ответил Буслаев.

«От Базы ли дальше? – подумала Ирина. – При чем здесь База?» И опять она почувствовала, что прикоснулась к краешку великой тайны этой планеты.

– Посмотрим жилище шамана, – сказала Ирина, направляясь в глубь пещеры.

Буслаев схватил ее за руку:

– Не туда. Здесь всего один зал без смежных комнат. У нас шаман живет в собственном замке, как феодал.

Они направились к выходу, белевшему двумя слабыми полосками света.

Буба держалась рядом, точно приклеенная. Она сразу уловила косые взгляды женщин племени и отлично знала, что сделают с чужаком, оторвись она от людей с неба.

Только выйдя из пещеры, Ирина обратила внимание, что жизнь племени Большого Дуба протекает совсем в другом ритме, чем в племени девушек. Ни суеты, ни гомона, ни бесцельной беготни по площадке. Даже дети и те играли словно вполголоса, а взрослые спокойно занимались своими делами. Мужчины обрабатывали кремневые наконечники, привязывали их к стрелам звериными жилами, обстругивали каменными ножами гибкие стволы молодых деревьев и, сгибая их, прикидывали на глаз, хороший ли получится лук. Женщины сшивали шкуры, пробивая дырки тонким костяным шилом, разделывали мясо убитых зверей или толкли в каменных ступах съедобные коренья. И все это молча, сосредоточенно, не мешая друг другу, Ирина уже знала причину такой необычной сдержанности: неподалеку было большое становище гарпий, и за многие века у такриотов выработалась привычка не привлекать излишним шумом внимание этих страшных животных. И одевалось это племя не так, как ближние племена, которые ограничивались набедренной повязкой. Здесь мужчины и женщины носили короткие юбочки, переходившие спереди в широкий нагрудник, а на спине – в две лямки крест-накрест.

«И все-таки дело не только в гарпиях, – подумала Ирина, поймав два-три четких, уверенных движения. – Тут явно военная выучка. Молодец Шкипер! Он, конечно, здорово перегибает, за что ему и достается на собраниях, но все равно молодец»,

– О, нам повезло, шаман творит суд и расправу, – оживился Буслаев. – Это зрелище!

К великому удивлению Ирины, шаман оказался совсем молодым мужчиной лет тридцати двух-тридцати пяти. Это был высокий, атлетически сложенный человек с бицепсами штангиста и стройными, сухими ногами бегуна на длинные дистанции. Его пышные, как у женщины, волосы были уложены в причудливую башню, покачивающуюся на голове. С такой прической невозможно продираться сквозь лесные заросли. Она служила кастовым признаком, так же как длинный, до пят, травяной балахон и массивная трость из кости какого-то животного. Глаза у него были острые и хитрые, а коротконосая ушастая круглая физиономия поражала богатством мимики, что было редкостью среди аборигенов.

Шаман сидел в грубом подобии кресла, выбитом в скале, а перед ним стояли два взволнованных охотника. Буслаев потихоньку подвел Ирину поближе и стал переводить.

Тяжба охотников была довольно обычной в первобытном обществе. Во время охоты один ранил оленя стрелой, а другой добил его топором. Кому по праву должна принадлежать добыча?

Этот вопрос имел чисто этическое значение, поскольку убитое животное является собственностью всего племени. Но тот, кто убил больше зверей, считается великим охотником и может претендовать на пост шамана.

– Понимаешь, – шепотом объяснил Буслаев, – сейчас заинтересованы все трое. Перевыборы шамана примерно через месяц, когда дуб начнет менять листву, и эти двое соискатели на должность. Они лучшие охотники племени и идут сейчас на равных: имеют одинаковое количество добычи. Так что шаман фактически должен выбрать своего возможного преемника, с которым будет бороться за место. Ему это, сама понимаешь, не хочется. Для него выгодно, чтобы претендентов было двое, тогда выборы переносятся на год: в племени не может быть двух лучших, шаманом становится только один, самый лучший. А любой из них вполне может отобрать у него должность – оба молодые, здоровые, ловкие… Как же он выкрутится?

Охотники стояли перед шаманом напружинившись, с силой уперев пятки в землю и сжав кулаки, точно встречая нападение хищного зверя. Их взгляды, которые они бросали друг на друга и на судью, таили угрозу и недоверие. Ирину удивило, что никто из племени не подошел послушать, чем разрешится этот спор, хотя вопрос касался всех.

– В этом отношении аборигены крайне щепетильны, – пояснил Буслаев. – Реакция зрителей, возгласы, явное одобрение и поддержка того или иного из жалобщиков может создать определенный настрой, повлиять на беспристрастность судьи. Поэтому посторонним подходить близко во время судопроизводства категорически запрещено. Нас терпят, потому что мы высшие существа, да и ведем себя прилично.

Шаман выслушал обе стороны, скрестил руки на груди, так что пальцы коснулись плеч, поднял лицо вверх и застыл. Он совещался с богами. Проходили минуты, десятки минут, а шаман не шевелился, и постепенно напряжение начало покидать охотников. Обмякли мускулы, бессильно опустились руки, в глазах появилось уважение и даже страх, эдакий священный трепет перед нечеловеческой выдержкой общающегося с богами, сумевшим на столько времени превратиться в камень. Они непоколебимо верили, что в эти минуты шаман запросто советуется с богами, и в их души закралось сомнение, не напрасно ли они рвутся к этой должности, снизойдут ли боги до такого «запанибратского» общения с ними, сумеют ли они, простые охотники, так вознестись духом. Глядя на их движения, ставшие робкими и неуверенными, ловя их растерянные взгляды, Ирина как в раскрытой книге читала их мысли. Но еще лучше эти мысли читал шаман. Он знал, что именно так будут реагировать неопытные претенденты, и, дождавшись, когда сложная эволюция чувств вылилась в одно-единственное желание – отказаться от этого таинственного и непонятного дела, остаться тем, кем они были, и заниматься такой простой и понятной работой добывания пищи, – шаман внезапно встрепенулся, опустил руки, и на его лице разлилось блаженство от мудрого решения, подсказанного богами. Не торопясь, ясным и сильным голосом, который, несомненно, достигал до всех членов племени, шаман начал говорить.

Внезапно Буслаев странно всхлипнул, согнулся пополам и мелко затрясся.

– Ты чего?

– Ой, не могу! – шепотом стонал он, захлебываясь от хохота. – Уморил! Ну хитрец, ну дипломат!..

Охотники были не меньше его поражены речью шамана. Они вытаращили глаза, недоуменно переглянулись и потом, видимо обрадованные, медленно и важно удалились.

– Гениальный мужик! – сказал Буслаев, вытирая слезы. – Сказал, что оба они настолько великие охотники, что боги возлюбили обоих и не решились сделать выбора. Что они нарочно подстроили так, чтобы охотники убили одно животное. И теперь они должны всегда охотиться сообща и всю добычу делить пополам. Так что этот деятель застраховал себя на много лет, пока одного из этих претендентов не запорет зверь. И другим нельзя претендовать, потому что боги постановили, что лучшие – эти. Вот так: кнутом и пряником… Пойдем, познакомлю тебя с этим Макиавелли.

Вход в жилище шамана оказался тут же, рядом с креслом, замаскированный густым кустарником. Пещера была явно искусственного происхождения – луч фонаря выхватывал на стенах и потолке грубые следы каменного долота. Кто здесь жил, для кого были вырублены эти две комнаты, соединявшиеся узким коридором? Ведь рядом совсем готовая большая, удобная пещера. Вероятно, давным-давно появился в племени могучий предводитель, который, желая подчеркнуть свою власть, велел сделать себе отдельное жилье. С тех пор и живут тут его воспреемники.

Ирину в первую очередь интересовали чучела зверей. Она уже знала, что в каждом племени есть своеобразный зоологический музей. Но здесь ее постигло разочарование. Во второй комнате не было ничего, кроме гарпий. Несколько сотен шкур, неумело набитых травой. Самые древние из них сгнили, а остальные подверглись разрушению в большей или меньшей степени. В этом племени искусство таксидермиста не было в почете. Но кроме гарпий, Ирина обнаружила еще кое-что. В самом дальнем углу белела высокая пирамида из человеческих черепов. Под лучом фонаря пустые глазницы грозно глянули на непрошеных пришельцев, челюсти зловеще оскалились. От неожиданности Ирина попятилась.

– Тут народец серьезный, – с усмешкой пояснил Буслаев. – Убить гарпию – это только первый тур испытаний. Не бог весть какой подвиг, хотя и выходят на нее почти с голыми руками: с сетью из лиан. Самое главное – битва претендента с шаманом. Тут уж без компромиссов, режутся насмерть, как гладиаторы. Вот почему шаманы у нас всегда молодые. Иной, постарев, рад бы уйти в отставку, да нельзя…

«В племени у девушек этого нет, – торопливо размышляла Ирина. – Там только пиявки. В один тур. Значит, это настолько сложное дело, что его вполне хватает для испытаний. Интересно, умеют ли эти ловить пиявок?»

Она спросила Буслаева. Тот пожал плечами,

– Навряд ли, они ведь живут далеко от болота. Но на всякий случай уточним.

Он переговорил с шаманом, несколько раз переспросил его, потом озадаченно обратился к Ирине:

– Чепуху какую-то мелет. Говорит, что поймать пиявку – это пустяки, но не имеет смысла. К ней будто бы нельзя прикоснуться, даже если она пролежит в темноте много дней и ночей. Она обязательно убьет, причем не плевком – про это он даже не знает, – она убивает просто так, невидимо, если подойти на три шага.

– Н-да! – сказала Ирина, поворачиваясь и выходя из пещеры. – Весело! Каждый врет по-своему. Легенда на легенде. Один говорит, что пиявки никогда не умирают, а другой демонстрирует чучела… Разберись тут! Впрочем, этому другу верить нельзя. Он пиявки-то живой небось в глаза не видал. Тот шаман хоть от своего отца тайны принял…

– Тайны и здесь передаются. За два дня до боя шаман уводит претендента в эту пещеру и рассказывает ему все, что знает. Раньше, говорят, хватало одних суток. Так что мы всетаки принесли кое-что на эту планету: шаманы, как правило, умницы и схватывают все новое раньше рядовых верующих. А потом они выходят вон на ту площадку над утесом и устраивают дуэль на топорах. Так что, кто бы ни погиб, тайны не теряются. Кстати, поэтому шаманам запрещается ходить на охоту и вообще покидать становище: они носители тайн племени.

– Ну тебя! – вдруг рассердилась Ирина. – Какое мне дело до твоих шаманов! Расстроил меня, рыжий Пират! Никому теперь верить нельзя.

Она схватила Бубу за руку и быстро зашагала к мобилю. Буслаев, остолбенев на мгновение, кинулся вслед.

– Стой, стой! Про сюрприз-то забыли!

Это был действительно сюрприз: на крохотной делянке с южной стороны утеса рос картофель.

– Это делается так, – объяснил Буслаев. – Выдергивается ботва, и на этом месте шаришь в земле, только обязательно голыми руками. И не бойся испачкаться, не то весь вкус пропадет.

Кто еще на далекой Земле помнил, как неохотно расступается под пальцами влажная жестковатая земля, как одурманивает она таинственным первозданным ароматом, когда, торопясь, разгребаешь ее, чтобы достать холодные твердые клубни? Кто еще помнил горьковатый дымок лесного костра, когда перекидываешь с ладони на ладонь раскаленную картофелину, плача и смеясь сдирая с нее кожуру? Может, и остались еще старики, которые поняли бы этот восторг, да и то вряд ли: давным-давно машины заменили на полях человека.

А какое это наслаждение – макать клубень в соль и осторожно откусывать от него маленькие кусочки, стараясь не обжечь губы, и перепачкаться донельзя золой и отмываться потом в ледяном ручье…

– Подумать только, что мы потеряли! – вздохнула Ирина, падая на траву. – Вроде всем хороша цивилизация, а вот это она у нас отняла. Да разве заменят гимнастические залы гонки на необъезженных лошадях, отдых в душистом сене, запах теста, которое замешиваешь собственными руками! Завидую здешним аборигенам: все это у них впереди.

– Да, правда, – задумчиво отозвался Буслаев, закуривая трубку. – Мы как-то не думаем об этом, когда пытаемся раскачать здешнюю цивилизацию, сдвинуть ее с мертвой точки. Представляем себе конечную цель: наш уровень. А до этого еще тысячи лет страшного труда, и рабы, и религиозные войны… Металл будут плавить почти вручную. Кстати, знали бы мои деятели, каким богатством обладают! Ведь эта гора – чистый железняк. Магнитный. На сто километров вокруг любой прибор с ума сходит. Робот и тот чувствует. Специально обследовал: потребление энергии падает наполовину. Как ты думаешь, может этот магнетизм влиять на психику?

Ирина не ответила. Подложив руки под голову, она, не мигая, глядела в по-летнему глубокое небо, синева которого постепенно растворялась в вышине. Буба свернулась рядом клубочком. Откуда-то сбоку выдвинулся огромный робот и замер, будто охранял их. Было тихо. Такриоты, спасаясь от зноя, ушли в пещеру. Не хотелось шевелиться, не хотелось ни о чем думать. Ирина чувствовала пристальный взгляд Буслаева, но в такую жару и это не трогало.

Так продолжалось до тех пор, пока не налетел ветерок и трава тихо зашумела. Ирина вдруг резко вскочила на ноги, пригладила разлохматившиеся волосы. Разоспавшаяся Буба, кряхтя как старушка, недовольно поднялась. Пришлось встать и Буслаеву.

– Только, чур, насчет картошки молчок! – спохватился он. – Шеф считает, что еще рано приучать их к земледелию. Я, правда, не приучаю, посадил для себя, но все же…

«Ну и хитрюга же ты! – насмешливо подумала Ирина. – Делаешь поверенной своих тайн, связываешь нас одной ниточкой!»

Вслух она, разумеется, ничего не сказала и с удовольствием приняла приглашение прилететь еще «на картошку».

Но возвращаясь на Базу, она подумала: а действительно ли шаман ошибается? Может, и впрямь пиявки здесь не умирают. Питает же робота энергия магнитного излучения… Ирина покачала головой и неожиданно расхохоталась.

Академик Козлов говорил, что когда исследователь заходит в тупик, он начинает строить гипотезы одна абсурднее другой, пока не доходит до сплошного абсурда. После этого наступает отрезвление, и он начинает мыслить в правильном направлении. Кажется, и в ее работе наступил этот переломный момент.