Закогтить феникса

Закогтить феникса Чёрная Мстислава

Глава 1

— Бесполезная! Глупая! Ленивая! — каждое обвинение сопровождается ударом хлыста.

Кончик, усиленный металлическим когтем бьёт по камню, высекая колючие крошки, но свист пугает, и я непроизвольно вздрагиваю, хотя вроде бы знаю, что старый отшельник меня не ударит.

Хм…

Если он не ударит, то чего я боюсь? Я никогда не была пугливой.

Нет, я всегда всего боялась — тотчас возражаю я. Во мне будто два голоса, и оба почему-то мои.

— Как могло в достойнейшей семье Сян родиться настолько никчёмное создание? На месте твоей матери я бы утопил тебя и сам повесился.

Это он зря. Маму обижать я не позволю. Я резко поднимаю голову и совершаю сразу два неожиданных открытия. Во-первых, тело ощущается очень странно. На ум приходит то самое слово, которое я первым услышала от отшельника — бесполезное. Будто не тело, а кусок мягкого теста. Во-вторых, отшельник убеждён, что я дочь семьи Сян.

Но я не Сян!

Я девятихвостая лиса. Правда, хвостов у меня пока четыре, меньше половины.

А?!

Где. Мои. Хвосты?!

Ни одного не чувствую.

Забыв про старика, про всё на свете, я хлопаю себя сзади в районе копчика, принимаюсь торопливо ощупывать тылы, чуть ли не подол задираю. И… я их не нахожу! Да не может быть, лисы не теряют хвосты. Ни разу о таком не слышала даже в страшилках-выдумках. Может, меня чем-то отравили, а потом их отрезали? Это бы объяснило, почему в голове полнейшая муть, а тело ощущается слабым, словно я простая смертная, за всю жизнь не видевшая ни одной волшебной пилюли.

Но как ни отрезай, основания хвостов никуда не денутся. Мне бы зеркало… Но на краю горной пропасти зеркал нет. Сомневаюсь, что в хижине отшельника хоть одно найдётся. Поэтому я ещё более тщательно ощупываю копчик.

— Э-эй! С ума сошла?!

Очень может быть, что старик угадал. С головой у меня откровенно плохо.

А хвостов нет, словно вообще никогда не было. Я лисью анатомию знаю, нужные косточки, их девять и мы с ними рождаемся, не прощупываются. И дело отнюдь не в пальцах, которые потеряли чувствительность и отказываются гнуться. Наконец я догадываюсь посмотреть на свои кисти и обнаруживаю, что пропали не только хвосты, но и мясо. Руки болезненно-худые, как у людей бывает от хронического недоедания. Про таких говорят “кожа и кости”. Вместо загнутых когтей человеческие ногти…

Приступ головокружения заставляет опуститься на ближайший скальный выступ. Или меня предчувствием придавило? Очень нехорошим предчувствием.

— Возмутительно! Отвратительно! Бесстыдно!

Старик от переизбытка впечатлений даже про кнут забыл, верещит без музыкального сопровождения. Я пропускаю его выкрики мимо ушей, уясняю для себя главное — по его мнению, я наказана. Мне запрещено покидать пещеру Воздушных Размышлений в течение месяца. Мир перестаёт вращаться, и я рискую приподняться. На ноги встаю неожиданно твёрдо, насколько можно говорить о твёрдости в моём шатком состоянии.

Щёлкнув-таки кнутом, старик приказывает следовать за ним.

Я легко подчиняюсь. Ведь принять его наказание — это прекрасная возможность оказаться в тишине. И без посторонних глаз отдышаться, попробовать ещё раз поискать мои драгоценные хвосты — мех огненный в красноватый отлив, и на кончиках шерстинки чернеют, словно обугленные. Такой роскоши в клане больше ни у кого даже близко не было!

Помимо хвостов пропала память. Я прекрасно знаю, кто я, но не представляю, что случилось и где я оказалась. Какие-то голые скалы, поднебесная высота. Ближе до облаков дотянуться, чем до дна пропасти. Зато я откуда-то уверена, что старик именно отшельник, что кроме него на безымянном горном плато живут четверо монахов и одна затворница, облачённая в неизменные белые траурные одежды, что здесь я не заблудилась, а нахожусь по воле главы семьи, и отшельник раз в год посылает господину Сян письмо, в котором сокрушается о моей бездарности…

Что за чушь? Я ведь не Сян…

Обещанная пещера Воздушных Размышлений всего лишь выбитая в скале полость, причём не тупиковая, а сквозная, дальней стены просто нет. Неровный пол козырьком нависает над пропастью, и взгляду открывается бескрайний простор. Далёкие подножия гор укрыты густыми лесами, вверх вздымаются изломанные серо-чёрные хребты, а их пики теряются в густом облачном мареве.

— Воду и миску риса будешь получать на рассвете!

Вот и разгадка болезненной худобы. Полагаю, наказания девушке Сян достаются часто.

Ступая в пещеру, я ощущаю прилив страха, смешанного с отчаянием, но эмоции не мои, и я легко от них отстраняюсь, торопливо вхожу, мне не терпится остаться в одиночестве и заняться собой, но на скрежет я оборачиваюсь.

Наведя ладонь на внушительных размеров угловатый валун, старик скорчил гримасу, будто пытается родить помесь осла с ежом. На лбу выступил пот и обильными каплями катится вниз. Валун же сдвигается с места, тяжело перекатывается, и наглухо закрывает вход в пещеру.

Мда…

Ничем не примечательная каменюка преградой не воспринимается, поэтому я не ощущаю себя запертой, хотя подозреваю, что в моём нынешнем положении расколоть валун небрежным ударом ребра ладони я не смогу. Да сколько ни колоти — не смогу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но пока что я не собираюсь никуда выбриаться, я прохожу вперёд и осматриваюсь. Надо признать, что название пещере подходит. Наслаждаться дикими видами нетронутой природы, сидя высоко-высокок над миром не наказание, а подарок. При условии, что в руке у тебя пиала с тёплым терпким чаем, да и на пол желательно постелить ковёр и набросать подушек.

Вместо ковра протёртая, местами прохудившаяся циновка. Справа хозяйственный тупиковый отнорок, но в нём ничего, кроме пустой бочки. А, нет, ещё на выдолбленной в стене полке пылится небольшой мешочек. Я, естественно, распускаю завязки, вытряхиваю содержимое. На ладонь выкатываются прозрачные шарики, обжигающие кожу холодом. На ощупь — лёд. Приглядевшись, внутри каждого шарика я различаю иероглиф воды. Думаю, не ошибусь, если скажу, что каждый шарик наполнит бочку водой. То есть искупаться вроде бы можно, но в ледяной воде, без мыла и мочалки. На месяц… шариков с избытком, хоть дважды в день плескайся.

Полотенец нет, спальных принадлежностей нет, ничего нет.

А каково будет в ветреную и дождливую погоду?

Дома я частенько нарывалась на наказания, но всегда заслуженные. Старшие сперва разбирались, выслушивали мои объяснения, только потом говорили, в чём я не права и, уверившись, что я поняла свою вину, наказывали. Порой сурово, но никогда жестоко и всегда справедливо.

То, что я получила сейчас — не наказание, а издевательство. Или завуалированное убийство болезненной слабачки, потому что господин Сян не расстроится, получив известие о моей смерти… Моей?!

Что-то неправильно в моём восприятии действительности. Я знаю, что я лиса. То, что я оказалась в чужой шкуре не делает меня человеком, но почему-то подсознательно я считаю несчастную жизнь девушки Сян своей. Чем быстрее я разберусь с этой двойственностью, тем лучше. К тому же идеальным для меня решением будет скорейшее возвращение в родное тело. К чему мне чужие проблемы? Хотя, конечно, девушку Сян жаль… Но всех убогих жалеть — жалелка отвалится. И вообще, хоть кто-нибудь когда-нибудь видел добрых лисиц? Мы хищницы, а слабаки — наша добыча.

Сложив циновку вчетверо, я сажусь, скрещиваю ноги, но правильной позой тело не напрягаю. Главное, что мои ментальные способности со мной. Я легко соскальзываю в состояние медитации, вглядываюсь в себя…

Одного взглядя хватает, чтобы прийти в ужас.

Что за?!

Концентрация теряется. Я сижу и хлопаю глазами, как пойманная рыба жабрами.

Может, я что-то неправильно увидела? Я вновь заглядываю в себя — наивная надежда. Мои духовные структуры повреждены, перекручены и искорёжены. В мередианах жалкие крохи ци. Про немедленное возвращение домой можно забыть. В нынешнем состоянии я даже разделиться с приютившим мою душу сосудом не смогу. Собственно, тело, каким бы бесполезным оно ни было, сейчас меня защищает и даёт шанс на восстановление.

Чем больше я смотрю, тем меньше мне нравится то, что я вижу. И сейчас я уже не про сами повреждения говорю Они, к счастью, не фатальные. Зато характерные. Ошибиться невозможно — меня приложило “Расколом души”, но приложило вскользь, удар прошёл по касательной, иначе бы меня развеяло. Это, кстати, объясняет, почему я не помню ни саму атаку, ни что ей предшествовало — последстве удара.

“Раскол души” — секретная боевая техника клана Фениксов.

Куры недощипанные!

Фениксы всегда предпочитали держаться от Девятихвостых лис подальше, всем нутром чуяли, что они для нас лакомый деликатес. Кроме одного ненормального, он — додумался! — заявил, что любит меня даже хвостатую и однажды добьётся взаимности, а я почему-то терпела… И спиной поворачивалась, забывая о том, что бывает и наоборот, бывает, что фениксы рвут когтями глупых лисиц.

Он раз за разом предлагал стать настоящей парой.

Я раз за разом фыркала и отказывалась.

Только он мог нанести тот удар…

Глава 2

Вглядываясь в густое облачное марево, укрывающее пики хребтов, я размышляю о ближайшем и далёком будущем.

Про возвращение в родное тело придётся забыть. Временно, разумеется. Первый шаг — восстановить духовные структуры. Проще говоря, мне нужны клановые целители. Однако ни позвать их, ни передать им весточку я не смогу. Из доставшихся мне воспоминаний девушки Сян я выудила весьма удручающие сведения — поселившуюся под небесами горстку смертных снабжает храм Семи ветров, и снабжает откровенно скупо. Дважды в год, весной и осенью, монахи спускаются к подножию приютившей их горы, где их дожидаются телеги, гружёные преимущественно мешками с рисом, привоязт немного овощей, семян и горькой коры, которую монахи заваривают вместо чая. Тогда же старый отшельник передаёт письмо для господина Сян. Сейчас поздняя весна, поставка была недавно. Ждать середины осени?

Р-р-р.

Выкручиваться придётся самостоятельно. В любом случае рассчитывать на письмо нельзя. В землях смертных лисы редкие гости. Разумеется, у нас есть некоторые интересные связи, но в пути с письмом может произойти что угодно — потеряться, утонуть, сгореть, попасть в чужие руки.

Правильнее самой обратиться к нужным людям, но до них надо как-то добраться.

То есть про семью, не Сян, а мою настоящую, лисью, тоже временно забываю.

Буду сама себе целительница. А куда деваться? Азам оказания первой помощи учится каждая лиса, без этого старшие из детинца не выпустят. Я погружаюсь в медитацию, вглядываюсь в искорёженные структуры.

Ци пронизывает весь мир, она есть в воздухе, в воде, в толще земли, она течёт на дне самых глубоких океанов и выше самых высоких гор. Не покривлю душой, если скажу, что ци — сама жизнь. Обычно её потоки едва уловимы, подобны ручейкам, какие бывают после дождя, но есть места, где потоки ци сравнимы с бурной рекой, способной захлестнуть тебя с головой.

На горном плато ци мало, но не сказать, что совсем капля. Стены пещеры словно русло для слабенького энергетического потока. Явно, что пещеру создали для духовных практик, а не для наказания девиц, заинтересованных в своём копчике больше, чем в наставлениях старшего. Впитав крохи ци, я направляю энергию по мередианам. Каналы настолько изувечены, что хороший поток не потянут, разорвутся, а вот гоняя капли, я хоть немного выправлю каналы в самых узких местах, избавлюсь от угрозы застоя ци.

Мне бы лечебные пилюли…

Из состояния медитации меня выводит шорох и последовавшее за ним движение. Я распахиваю глаза.

Светло и… холодно. Как только ци перестаёт циркулировать, меня пробирает до костей. День был в разгаре. Раз так похолодало, я просидела до вечера? Уже, похоже, смеркается… Ничего необычного, чем дальше продвигаешься по пути духовного совершенствования, тем дольше можешь оставаться в состоянии медитации, бессмертные медитируют даже не годами, а столетиями. Ведь ци прекрасно заменяет пищу.

На верёвке рывками спускается плетёная корзина. Обещанные вода и рис. Хм, с определением времени суток я промахнулась.

Я перехватываю корзину за ручки.

— Даже бесполезные голодать не хотят, — доносится до меня голос отшельника.

Может, он злой ворчун, потому что тоже голодный?

Мяса храм не посылает. Я знаю, что многие совершенствующиеся из людей часто переходят на подножный корм, как презренные травоядные. Якобы, лишь ягоды и коренья позволят очистить тело и взойти на Небеса. Никогда этого не понимала. Что может быть лучше молодой курочки? Только цыплёнок феникса… Я сглатываю заполнившую рот слюну.

О вкусной и полезной пище лучше пока не думать, только аппетит дразнить.

Сжав и разжав пальцы, за ночь ставшие куда более послушными, я примеряюсь и развязываю примитивный узел, забираю бурдюк с водой и миску с рисом вместе с корзиной.

— Ты что творишь, бестолочь?!

Пфф!

Богатею. Обзавожусь имуществом. Корзинка, циновка и мешочек с талисманами воды лучше, чем просто циновка и талисманы. Помимо корзины, в моём хозяйстве прибавились фляжка, миска и палочки для еды. Бочку не считаю, потому что слишком громоздкая, неудобно тащить.

На всякий случай я ухватываюсь за верёвку и дёргаю, добавив к рывку каплю ци.

Отшельник явно сильнее, я помню, как он каменюку ворочал, но реакция старческая, ум слабоват. Держать верёвку крепче он не догадался, и я сматываю добычу.

— Ты что делаешь?!

А разве не ясно?

— Граблю, — честно отвечаю я.

И принимаюсь за завтрак, а то рис остынет. Я не бессмертная, и мне еда нужна, особенно этому телу.

— Совсем спятила?

С таким же успехом он может запустить лису в курятник и начать лекцию о праве собственности.

— Мне нужна корзинка, чтобы собрать снежные лотосы, — охотно разъясняю я, хотя с набитым ртом получается не слишком внятно.

Я слышу, как старик сопит, и я его понимаю. На его месте я бы тоже пыхтела от бессилия. Сквозь толщу потолка пещеры он меня не достанет. Для полётов он явно слабоват, помню, какую рожу он скорчил, чтобы всего-то валун подвинуть. Ворочить камень туда-сюда ради корзинки слишком затратно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

А наказать за нахальство и неподчинение надо.

И должна признать, он находить изящное решение:

— Вот и прекрасно, девушка Сян. Твоё наказание продлится, пока не принесёшь снежный лотос, — напоследок сердито фыркнув, старик уходит.

Я спокойно доедаю рис, блаженно щурюсь — порция маленькая, зато я успела съесть тёплой.

Следующие сутки я медитирую, гоняю по каналам всё те же крохи ци и постепенно восстанавливаю контроль над мередианами, но каналы как были зверски перекручены, так и остаются. Нечего и думать о нагрузке. Попытка пропустить через себя большую каплю ци вместо маленькой вполне может оказаться фатальной.

Ко мне возварщается чувство времени — из медитации я выхожу на рассвете.

— Девушка Сян, ты добыла снежный лотос? — раздаётся над головой.

— Нет ещё, учитель. Я в поисках.

Меня коробит от того, что я называю старика учителем, но обращаться к нему в моём положении следует вежливо. Впрочем, отшельник никогда не признавал меня настоящей ученицей и чай я ему в традиционной церемонии не подавала.

Опять я?! Опять я путаю себя и её?

— Я принёс твой завтрак, девушка Сян, но у меня нет ни корзины, ни верёвки, чтобы его тебе спустить. Я оставлю твой завтрак здесь, наверху.

— Р-р-р.

Соскользнув обратно в состояние медитации, я всматриваюсь в себя. Я умею не терять связь с реальностью полностью, поэтому вижу, как из-за восточного хребта выстреливают солнечные лучи и заливают безжизненные скалы золотым светом. Я наконец вижу в себе то, что давно следовало увидеть. То, что я категорически не хотела замечать.

Девушки Сян нет.

У неё нет души, есть лишь оболочка, в которую меня угораздило попасть семнадцать лет назад.

Глава 3

“Раскол” выбил мою душу из родного тела. Пройдя по касательной, удар не разбил её вдребезги, но один фрагмент всё же отколол. Связь двух частей осталась толщиной с волос. Дальше… не очень понятно. Почему, погибнув, я не ушла на перерождение?

Как бы то ни было у человеческой женщины родилась дочь, ставшая сосудом для моей покалеченной души, причём сперва “прижился” осколок. Ничего удивительного, что девочкой я росла глуповатой, безвольной и болезненной. Своей души у малышки изначально не было. Вероятно, младенец появилась бы на свет мертворожденным, такое, к сожалению, изредка случается. Но со мной тело получило жизнь.

Повреждение постепенно затягивалось, и семнадцать лет спустя две части соединились. О полном восстановлении говорить рано, но по крайней мере я вернула себя.

Хм, а ведь теперь придётся признать семью Сян своей… проблемой.

Р-р-р.

Нет, я не собираюсь им мстить за дурное со мной обращение. Слишком много чести. Ни одна уважающая себя лиса не будет носиться по лесу в поисках куснувшей её блохи. Но женщина, которую я семнадцать лет считала своей матерью, которая заботилась обо мне, как могла, и ни разу не попрекнула слабостью… моя вторая мама, да. А за маму я загрызу любого.

Я выныриваю из состояния медитации.

Должно быть, старый отшельник, уже далеко отошёл — я смотрела в себя меньше, чем горит одна благовонная палочка.

— Учитель? — тихо окликаю я на всякий случай.

Ответа нет.

Хо-ро-шо.

Сидеть в пещере дальше смысла нет — я проработала каналы с ювелирной точностью, теперь мередианы пропускают ци, и прежняя скурпулёзность без надобности, буду поддерживать циркуляцию энергии, не проваливаясь в транс.

Я медленно поднимаюсь на ноги, несколько мгновений выжидаю, не закружится ли от смены положения голова. Прислушиваясь к ощущениям, выполняю пару простейших упражнений — наклоны, приседания, вращения головой. Дураки те, кто думаю, что развивать духовные структуры достаточно. Мясо на костях — вот залог успеха. Я не увлекаюсь, потому что нагрузки мне предстоят серьёзные, а тело хрупкое, беречь придётся, как хрустальное, другого-то на замену мне не дадут, нынешнее — же чудо.

Рис наверху остывает…

Я в темпе собираю свои скромные пожитки в корзину, только мешочек с водными талисманами креплю на пояс, он мне пригодится, а верёвку оставляю на полу, предварительно одним концом связав ручки корзинки.

Бумаги у меня нет, единственная замена — длинный лоскут, оторванный от подола нижней сорочки. Ткань слабым рукам не поддаётся, но к физическому усилию я добавляю каплю энергии, и хлопок, если, конечно, это он, с треском расходится. Лоскут я делю на мелкие квадратики, и дело остаётся за малым — начертить иероглиф скрепления. Без писчих принадлежностей. Впрочем, нет только кисточки, краски… ведро наберётся, если всю слить. Я прокусываю палец, мимоходом сетую, что человеческим зубам далеко до остроты лисьих клыков.

Правильно начертанный иероглиф — это заготовка талисмана, которая без ци остаётся ровно тем, чем и является, а именно грязным клочком ткани. В пещере течёт достаточно энергии, чтобы заставить талисман работать. Беда в том, что пропустить через себя нужный объём силы — самоубийство.

Но я же умная.

Прижав талисман к ребру скалы верёвкой, я свободной рукой — как же не хватает хвостов! — навожу на конструкцию ледяной шарик.

Доставшиеся мне водные талисманы рассчитаны на простых смертных. Насколько я знаю, ученики человеческих сект изготавливают такие талисманы тысячами. Для учеников — тренировка, для секты — дополнительный источник дохода. Я с хрустом, будто скорлупу фениксова яйца, ломаю ледяную корку водного талисмана. Мне не нужна вода. Заключённую в талисмане ци я направляю на свой иероглиф.

И верёвка намертво прилипает к стене.

По моим прикидкам энергии хватит на одну благовонную палочку, если не меньше.

Я ломаю ещё один шарик и креплю верёвку выше. У меня получается настоящая лестница, только вместо ступенек петли. Высоты я не боюсь, подъём как-нибудь осилю. И я поднимаюсь, крепко держась за петли и надёжно продевая в них стопы. Сложность всего одна — тянуться наверх и прилеплять к скале новые петельки-ступеньки. Так шаг за шагом я приближаюсь к завтраку. И свободе.

Наверх я выбираюсь…

Дышу тяжело, будто сутки бежала на пределе возможностей. Ноги подкашиваются от слабости, но в отличии от старика я не забываю покрепче сжать верёвку, и как только талисманы перестают действовать, я вытягиваю наверх корзину с поклажей.

У-гу…

Рис остыл. Я, конечно, всё равно съедаю, но без вчерашнего восторга. Обе пиалы, из-под риса и из-под воды, отправляю в корзинку к уже имеющимся. Палочек для еды старик, жадина, мне не оставил.

Отдыхая после подъёма, я размышляю.

Какаие у меня пути? Ограбить монахов и отправиться вниз… Мысль привлекательная, задерживаться на затерянном в горах плато нет никакого желания, но мысль глупая. Во-первых, я слишком слаба, много на себе не утащу. Во-вторых, горная тропа трудная. В моём нынешнем состоянии легче в пропасть рухнуть, чем дойти до далёкого подножия. Да и где та тропа? Уходя за продовольствием, монахи меня с собой не брали, я видела дорогу лишь раз, когда пять лет назад поднималась на горное плато, и тогда я почти не переставая плакала, ничего кругом не замечая.

А есть путь наверх.

За снежным лотосом.

В алхимическом сырье я разбираюсь, занималась его добычей для клана. Правда, я предпочитала неделями и месяцами пропадать в лесах и болотистых низинах, к заоблачным горным пикам никогда не совалась, со снежным лотосом знакома исключительно по книгам из клановой библиотеки. Я хорошо помню, что снежный лотос является основным ингридиентом в разного рода “ледяных” пилюлях, незаменим при изготовлении Холодного яда, а вот его лечебные свойства весьма слабенькие. Но я любому лекарству буду рада.

К тому же растения, способные вбирать и накапливать ци, даже самые малоценные, не бывают дешёвыми. Они либо дорогие, либо очень дорогие, либо баснословно дорогие. И, кстати, не только растения. Ци способны накапливать как животные, так и некоторые минералы.

Открыв мешочек, я пересчитываю шарики водных талисманов — я должна абсолютно точно знать, сколько раз я смогу воспользоваться верёвочной лестницей.

Зайти за тёплой одеждой? На вершине она меня не защитит, а вот движения будет сковывать. Обойдусь. Буду поддерживать себя самым надёжным способом — беспрерывно гонять по мередианам ци.

Ориентируясь на воспоминания, я пробираюсь по плато как настоящая лиса — тихо и незаметно. И уношу в зубах добычу. Пока, увы, скромную.

Завернув за скальный выступ из расчёта, что он надёжно прикроет меня от взглядов снизу, я поднимаю голову, и меня впервые посещает лёгкое сомнение. Я ведь не улитка, чтобы по вертикали ползать. И не птица. Вершинам лисы предпочитают норы. Но на моей памяти за пять лет однажды плато посетили совершенствующиеся, и они пришли именно за снежными лотосами.

Определённо, цветы на пике растут.

Охота на сокровище начинается…

О том, что на полянах снежных лотосов водятся ледяные полозы, я не вспоминаю. Я, помогая себе руками, забираюсь на первый выступ. Левее просматривается что-то вроде гигантских уступов, случайно оставленных природой. Мне — туда.

Глава 4

Скальная стена почти отвесная, редкие изломы нависают будто козырьки — не забраться. Верёвочная лестница помогла бы, но водных талисманов для такого дела у меня мало, поэтому я карабкаюсь с выступа на выступ, огибаю гору по восходящей спирали. И половины витка не делаю, когда оказываюсь на относительно пологом скальном ребре. Вот по нему уже можно подниматься строго вверх и, насколько я вижу, мне повезло, потому что ребро тянется далеко, едва ли не до самой вершины.

К полудню я преодолеваю две трети пути.

Послужившее мне скальное ребро будто молотком отбили, крутой излом — и я оказываюсь в селовине между двух вершин. С плато не было видно, что гора-то рогатая.

Я опускаюсь на первый попавшийся валун.

Я всего лишь шла, изредка помогая себе руками. Почему я так устала? Циркулирующая в теле ци не только согревает лучше любой шубы, но и прибавляет силы, а я задыхаюсь. Воздуха — хлебай полным ртом, но почему-то не хватает. Вот парадокс.

Может, прилечь? Камень, на который я присела, уже не кажется таким неудобным, как пару мгновений назад. Наоборот, прекрасный камень, он будто ложе для уставшего путника. Веки тяжелеют, мысли прокручиваются со скрипом. Спешить мне некуда, ведь лотосы от меня не сбегут, медитация не заменяет сон полноценно, поэтому спа-а-ать. Но я удерживаю глаза открытыми. Какая-то мысль крутится на краю сознания и никак не пробьётся сквозь навалившуюся сонливость. Важная мысль. Веки почти смыкаются, под одежду пробирается лютый холод.

Ошпаренная морозом, я вскакиваю.

Поспать?!

Я с ума сошла? Я же почти перестала поддерживать циркуляцию ци. Уснув, я… никогда не проснусь.

Не зря старшие наказывали меня за самонадеянность, не зря. У них седая шерсть дыбом вставала, когда узнавали, что я творю.

Вот и сейчас…

Полезла умная, ага.

Р-р-р.

Я напрочь забыла, что рассказывают о горах — что на высоте воздух значительно отличается от привычного, чего-то в нём не хватает, что задыхаешься, как под водой, только хуже, потому что медленнее и как бы исподтишка.

Сев обратно на валун, я погружаюсь в медитацию. Справиться с нехваткой воздуха гораздо труднее, чем с холодом. К счастью, доступной мне ци достаточно, чтобы поддерживать тело.

Продышавшись, я не тороплюсь вскакивать.

Не разумнее ли повернуть обратно? Горы не прощают ошибок — главная мысль, которую я вынесла из книг и рассказов старших.

Впереди местность меняется столь резко, что можно подумать, будто великан срубил родную вершину, а на её место приделал раздутую до невероятных размеров окаменевшую спину двугорбого верблюда. Несмотря на холод, до сих пор я карабкалась по голым скалам, лишь изредка поблёскивавшим ледяными нашлёпками, размером с мою ладонь. И только здесь, в седловине начинается снег. Из белого покрова то тут, то там торчат изломы камня, но чем дальше, тем меньше скальных выходов.

Снег выглядит слежавшимся, в солнечных лучах искрится корка льда — шагай, как по дворцовой площади столицы человеческой империи.

Но я догадываюсь, что под лёд легко провалиться.

Всё же повернуть вниз? Но я никогда не отступаю, и я пришла за добычей.

Не отступаю, но и вперёд не тороплюсь. Смотрю, думаю, наблюдаю за течением ци. Пожалуй, мне следует проигнорировать обманчиво удобный путь по снежному ковру и обогнуть седловину по самому краю, по выступам отвесных склонов вершин. Надо только определиться, на которую из вершин лезть — на скруглённую, блолее низкую, напоминающую шляпку гриба, или на острую, очертаниями похожую на затылочный гребень огненного варана с Бродячих островов.

Я выбираю низкую — маршрут просматривается отчётливо, но главное другое. Неестественно отшлифованный балкон и тёмный зев пещеры. Очевидно, что такой же рукотворной, как и та, в которой я сейчас якобы отбываю наказание. Логично предположить, что совершенствующиеся, приходившие за лотосами, устроили для себя лагерь. Ради одной единственной вылазки? Не факт. Возможно, они знают поляну и приходят раз в пять-десять лет, чтобы снежные лотосы восстанавливались, ведь лучше брать понемногу, чем хапнуть за раз и остаться без кормушки.

Не исключено, что лагерь не пустой, а с начинкой, как горячий пирожок с курочкой.

Надо… грабить.

Лёд, как я и ожидала, мой вес не выдерживает. Проваливаюсь я по щиколотку, глубже — редко. Стараюсь идти впритирку со скалой, где глубина снега самая малая.

Порыв ветра сбивает с ног, а седловина в одно мгновение оказывается охвачена круговертью колючих снежинок. По льду я начинаю соскальзывать, и соскальзывать в сторону пропасти. Зацепиться не получается, у меня есть доли мгновения, а потом всё — потом в слепящей метели я потеряю ориентиры.

Выхватив водный талисман и квадратик с иероглифом скрепления, я прилепляю к скале свою ладонь. Лучше вывих, чем оторванный подол и падение с небес на землю.

Колючки, исцарапав обнажённую кожу, особенно руки, лицо я старалась прикрывать, оседают через благовонную палочку.

— Дыхание льда, — вслух произношу я.

В травнике, где я читала про снежный лотос, такие метели упоминались, они указывают на близость богатых полян. Удачно я зашла, очень удачно. Мелочи, которые изначально навели меня на мысль о снежных лотосах, не обманули. Хорошо быть умной. И красивой. И хвостатой… Р-р-р, о грустном не буду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

До пещеры я добираюсь легко — её создатели позаботились об удобном подходе.

Вхожу я осторожно — мало ли какие ловушки хозяева припасли для незваных гостей и воров? Я ведь пришла с откровенно враждебным намерением.

Взгляду открывается просторный мебелированный зал, но я разочарованно вздыхаю. Вот как прикажете утащить стол, если он не просто каменный, а является частью пещеры? Ножка стола словно растёт из пола. Очевидно, что когда создавали пещеру, оставляли каменные глыбы, которые позже обточили. Небось и заклинаниями пещеру укрепили.

Цыкнув зубом, я про себя снова вздыхаю. Получилось не столь эффектно, как лисьим клыком. Откровенно говоря, вообще не получилось.

Я осматриваю пустующие ниши, лишь в одной из них натыкаюсь на внушительный деревянный сундук. Он так и просится, чтобы в него залезли. Замка нет, подозреваю, что сундук без ментального ключа не открыть, но концентрацию ци в крышке почему-то не вижу. Хм… Рисковано, конечно, однако я пробую подцепить её пальцами. Ожидаю сопротивления, но крышка легко поддаётся.

Р-р-р!

Внутри пусто. Вот как таких нищих совершенствующихся грабить?! Просто до слёз обидно.

Разве что плиту отковырять. Она прикрывает не то нишу, не то низкий проход. Если в пещере хоть что-то есть, то оно там, за плитой, зияющей на стене, будто заплатка на штанах бродяги. Короткая надпись “Здесь завершил свой путь к вознесению СюнВей” лишь подстёгивает азарт. Надпись понять можно по-всякому. Может, СюнВей здесь вознёсся, обрёл бессмертие? Нет, я понимаю, что скорее всего СюнВей помер в горах, а за плитой его бренные останки. Так я не имею ничего против расхищения гробниц. Пока это не усыпальницы Дявятихвостых лис, разумеется. А так, какая разнца жив или нет тот, кого ты грабишь?

Принципы у меня есть… Например, раздевать до костей для меня табу. Одежда, пусть она хоть из небесного шёлка неприкосновенна. А вот хорошему оружию незачем валяться без дела.

Хочу короткий клинок. Длинный для моей руки тяжеловат. Пика сгодится, хотя пики у демонов популярны, не у людей.

Начертив иероглиф разединения, я трачу водный талисман, и плита с грохотом падает, раскалывается надвое. Пфф! Братья по учёбе, называется. Могли бы ради СюнВея и понадёжнее вход залепить.

Я забираюсь в нишу.

На истлевшей циновке, укрывающей каменный постамент, лежит скелет. Затейливо расшитые шёлковые одеяния сохранились идеально, будто вчера пошиты.

Оружия нет, ценностей нет, ничего нет.

— Да ну не-ет, — вслух жалуюсь я.

— Да ну да-а, — раздаётся над ухом звонкий мальчишеский голос.

Резко обернувшись, я нос к носу сталкиваюсь с неупокоенным призраком. Одеяния точь-в-точь как на скелете.

— СюнВей.

Глава 5

На вид мальчишке я бы дала не больше двух хвостов. Не совсем детёныш, но видно, что ещё взрослеть и взрослеть. Впрочем, на внешность ориентироваться не всегда правильно. Совершенствующиеся не стареют. Доводилось мне видеть бессмертного, разменявшего шестую сотню лет. На вид он был ребёнком, возраст выдавал взгляд. Но сейчас явно не тот случай.

— Ты новенькая ученица в секте Семи ветров? Тебя прислали меня упокоить? Старый ворчун заметил, как я подглядывал и наябедничал? — вопросы сыпятся один за другим, и с каждым словом мальчик становится всё угрюмее.

Хм… Если он подглядывал, то почему считает меня ученицей своей секты? Либо проверяет, либо просто путается, у призраков это бывает нередко.

— Я пришла за лотосами, — перебиваю я и удобно устраиваюсь не его лежанке, потому что мимо него в основной зал мне не протиснуться.

— Ты потревожила мои останки! Ты разбила погребальную плиту!

Точно, проблемы с восприятием.

Это хорошо и плохо однновременно. Хорошо, потому что призрак не просто слабый, а слабеющий, в паре шагов от полного исчезновения. А плохо, потому что личность исчезает, и призрак перерождается в вечно голодную безмозглую сущность. Напасть он может в любой момент. И для меня его атака будет фатальной.

— Нет-нет, я её очень осторожно открыла. Разбилась она сама, это не я.

— Что?! Ты!

— СюнВей. Ты сказал, что прятался от старого ворчуна, потому что не хочешь, чтобы тебя отправили на перерождение. Но ты вышел ко мне. Почему?

— Не знаю… От скуки, — пожимает он плечами. — Мне очень скучно, старшая сестрица.

Врёт.

Он очень хорошо знает, зачем ко мне пришёл. Но признаться боиться, причём прежде всего — себе самому.

— Как ты оказался в горах?

— Учитель сказал, что позволит пойти за снежными лотосами всем, кто прорвётся на следующую ступень культивации ци. Учитель не ожидал, что я тоже смогу прорваться, а я прорвался. Учитель меня отговаривал, но он дал слово и не мог мне отказать, а я упёрся. Я думал, у меня получится. Я даже добыл два цветка, а потом… Я не знаю, что случилось потом. У меня вся кровь обратилась в лёд. И я умер.

— В кровь попал сок снежного лотоса, — поясняю я. — Возможно, ты порезался листом.

— У-у-у, — вздыхает СюнВей. — Да, порезался.

— Что было дальше?

Расспросить про местоположение поляны интереснее, чем выслушивать посмертные злоключения СюнВея, но я думаю… раз из пещеры не унести ничего материального, заполучу хотя бы призрака, тоже полезное приобретение.

— Я попытался согреть кровь, успел погрузиться в медитацию. Я научился быстро погружаться. Когда я умер, я осознавал, что происходит. Старшая сестрица, я знаю, что у некоторых получается вспоминать прошлые жизни, что в перерождении нет ничего страшного, но я очень испугался и… остался.

— Бывает, — хмыкаю я.

— Я не могу уходить далеко от этого места, а здесь очень скучно. Когда братья по учёбе пришли за лотосами снова, я обрадовался, вышел к ним, но они рассердились и сказали, что, если я не уйду добровольно, они отправят меня на перерождение силой. Следущие разы я всегда прятался.

Хотели бы — нашли бы.

— А сегодня? — с улыбкой спрашиваю я.

— Ску-у-учно.

— Я уверена, ты продолжаешь медитировать.

— Да, — СюнВей что-то чует в моём утверждении, отвечает с опаской.

— Ответь старшей сестрице простыми словами, что такое путь совершенствования?

Я ещё больше сбиваю призрака с толку.

Мне так нравится!

Я играю с ним как с мышкой.

— Обретение духовной чистоты и бессмертия.

— Чушь какая, — скалюсь я. — Тебе доводилось слышать о культиваторах, которые поглощают ци разумных?

— Они грязные…

— Не важно, — перебиваю я. — Они совершенствуются, но при этом о духовной чистоте говорить не приходится, так что первая часть твоего ответа мимо. Что касается второй половины, то тоже мимо. Совершенствующиеся перестают болеть и стареть, но их бессмертие существует лишь на словах, ведь их можно убить. Подсказать правильный ответ? Путь совершенствования — это путь укрепления ядра и мередианов. Призраки способны культивировать ци наравне с живыми. Ты медитировал, но твоё ядро несмотря на все старания постепенно разрушается, потому что здесь недостаточно ци для тебя. Живых поддерживает телесная оболочка, а призракам приходится компенсировать её отсутствие повышенным потреблением ци. Ты боишься перерождения, но исчезнуть без следа ты боишься больше. Именно поэтому ты пришёл ко мне. Я могу тебе помочь.

— Отправишь на перерождение? — вспыхнувший было интерес гаснет, настроение у призрака опасно портится.

— Нет. Зачем? — усмехаюсь я. — Ты ведь не хочешь. Я предлагаю тебе сделку. Во-первых, я помогу тебе порвать связь с этим местом, ты сможешь перебраться туда, где тебе не скучно. Но опасайся ловцов, ты слишком слаб, чтобы защитить себя. Во-вторых, я научу тебя некоторым техникам культивирования, которые помогут тебе пойти дальше по пути совершенствования.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Сладкие обещания… СюнВей, позабыв о горестях, внимает как завороженный. Прям, бери и съедай тёпленьким.

— Старшая сестрица, это правда?! Старшая сестрица… Ты сказала “сделка”? Что ты хочешь? У меня ведь ничего нет.

— О, самую малость, — улыбаюсь я.

СюнВей приободряется.

— Что угодно, старшая сестрица.

— Всего лишь перестань называть меня старшей сестрицей. Поскольку я буду тебя учить, будет справедливо, если ты станешь называть меня учителем.

— Так ты хочешь клятву?! — доходит до него.

— Да.

— Ты разбила мою надгробную плиту, ты сломала мою бедренную кость и теперь ты хочешь, чтобы я тебе служил?!

СюнВей прав. Ученичество по своей сути очень близко к рабству. Всё, что говорит учитель, ученик обязан исполнять, будь то чтение мемуаров занудных мудрецов прошлого или чистка обуви. Всё, что ученик сделает, принадлежит учителю. Те же водные талисманы, доход с их продажи в карманы учеников не попадает. Со своей стороны учитель обязан заботиться об ученике, оберегать, защищать, учить и отпустить, когда ученик будет готов. Но среди совершенствующихся подлецов не мало, предают доверие и превращают ученика в вечного раба.

Так что негодование СюнВея понятно и оправдано.

— А какой у тебя выбор? — давай уже, мальчик. Я столько слов на тебя потратила. Вываживала, как ценную добычу.

СюнВей исчезает.

Я хмыкаю. Не думаю, что он таким образом отвергает моё предложение, скорее всего заглядывает сейчас в себя и убеждается, что мой безрадостный прогноз верен, и что ждать другого случая нельзя — вряд ли дождётся.

Палочка благовоний не успела бы сгореть, как СюнВей возвращается, склоняется передо мной в традиционном поклоне:

— Позаботьтесь обо мне, учитель.

Только пиалы с чаем не хватает.

Но сейчас важны не действия, даже не слова, а намерения. Я принимаю клятву и чувствую, как между мной и мальчишкой возникает связь.

— Поглощать ци снежных лотосов ты не мог, — продолжаю я. — Тебе нужна либо чистая ци, либо “тёплая”, а холод повредит и без того расползающееся ядро. Вот, — я высыпаю на затейливо расшитую полу шёлкового одеяния пригоршню водных талисманов, высыпаю щедро, не считая. По-другому поддержать существование призрака я не смогу, а мне совершенно не нужно, чтобы он переродился в голодную тварь. Он ведь теперь мой… слуга.

— Благодарю, учитель.

Один водный талисман я трачу на разрыв связи между СюнВеем и местом его гибели, мальчишка оказался привязанным отнюдь не к своим останкам. Впрочем, уже не важно.

— Вей-эр, ты бы хотел побывать в гостях у Девятихвостых лисиц? — провокационно спрашиваю я.

Можно приказать, но лучше, когда ученик сам будет умолять отправить его с поручением. Самой мне до семьи долго не добраться. Призрак же легко справится. Ментальный ключ я дам, поэтому дома его примут как самого дорогого гостя и внимательно выслушают.

— Учитель, я, может, и не вырос. Но я не настолько ребёнок.

— Хм? Поясни, пожалуйста, Вей-эр, — я стараюсь говорить мягко, доброжелательно. Но требовательное рычание так и прорывается.

Он закатывает глаза:

— Что Девятихвостые лисицы существуют только в сказках, знают даже младенцы. Нет никаких Девятихвостых лисиц, — и припечатывает. — Никогда не было.

Глава 6

Рука без участия сознания тянется к копчику, и я пытаюсь потрогать себя за потерянные хвосты. Вот же заявил. Вей-эр абсолютно уверен в правдивости своих слов, и его уверенность, честно говоря, мне не понятна.

Мы не лезли на людские территории, лишь время от времени заглядывали в поисках развлечений. Но мы никогда не скрывали сам факт своего существования, иногда вели с людьми дела. Совершенствующиеся о нас знали, это точно. Может, меня занесло в глухую провинцию? Я это уже давно заподозрила, когда поняла, что не представляю, в каком углу карты мира искать страну своего второго рождения. В прошлой жизни название страны Лунь ни разу мне не попадалось.

— Вей-эр, Девятихвостые лисицы живут на границе Бездны в Междуречье.

— Да, учитель. И наведываются в легендарную империю Ю, где дворцы из хрусталя и нефрита. В империи Ю лисы без счёта воруют принцев, и те никогда не возвращаются. Знаете, учитель, я, пожалуй, не хочу, чтобы меня украли.

Вей-эр шутит, не подозревая, насколько метко он попал. Я его уже, можно считать, украла и на поводок посадила.

Но что значит “легендарная империя Ю”? Никакая она не легендарная, самая обычная. Дворцы я видела, отделаны действительно красиво, в том числе и нефритом. Что касается воровства принцев, то… Среди простолюдинов редко встретишь писаного красавца, так что логично, что попадаются в основном аристократы. Но, честное лисье, на стаутус никто не смотрит, только на мордашку.

Лично я ещё не успела отметиться в воровстве человеческих отпрысков. Пару раз пыталась, но вместо приглянувшихся юношей почему-то всегда попадался тот ненормальный феникс, чтоб его! Я его за те выходки даже не ощипала…

А вот моя младшая сестрёнка не меньше десятка умыкнула. В клан даже письмо от императора Ю пришло с просьбой поумерить аппетит.

Семнадцать лет…

Допустим, за семнадцать лет могущественная империя рухнула. Не верю, но допустим. Всё равно это не тот срок, за который руины превращаются в сказку.

— Демоны, Безда — тоже вымысел и легенда? — уточняю я. По-моему, у меня оскал, а не улыбка.

К счастью, Вей-эр не замечает.

— Ну разумеется, учитель. Вы ещё Бродячие острова вспомните.

Я… отказываюсь понимать.

Я соблазняла призрака ученичеством с единственной целью — отправить его домой вместо письма. Приказать по-прежнему не проблема, полетит, никуда не денется. Но куда полетит-то? Будет слоняться по миру в поисках страны, в существование которой не верит? Вей-эр скорее развеется, чем доберётся.

Что-то нехорошие у меня подозрения…

Ладно, затея с гонцом провалилась. Обидно, но в целом призрак приобретение полезное, слова потратила не совсем впустую. Существует Бездна или нет, тоже сейчас не важно, потом буду вникать, а пока пора вспомнить, зачем я, собственно, на вершину полезла.

— Уговорил, Вей-эр, сказки подождут. Пока ты поглощаешь ци, я схожу за снежными лотосами.

Я встаю с каменного лежака и случайно рукавом смахиваю на пол несколько белеющих косточек.

— Учитель, — укоризненно вздыхает Вей-эр.

— Ничего не знаю, мне пора. Будь умницей, хорошо кушай, а я — скоро.

— У-у-у.

Помахав рукой, я вновь остро ощущаю нехватку хвостов. Были бы они — помахала бы ими.

И самоуверенно отправляюсь покорять вершину. Почему самоуверенно? Потому что я так и не стала расспрашивать ученика, где поляна или даже поляны. Найду по подсказкам из травника.

Вскоре я замечаю новый, самый надёжный ориентир. Совершенствующиеся проложили тропу. Нет, они не возвели парадную лестницу, но позаботились, чтобы подниматься было удобно. Подозреваю, что по скальному ребру я карабкалась зря, где-то есть расчищенная дорожка. Но я же не знала… Вниз пойду с комфортом.

Грубое подобие лестницы приводит меня туда, куда я и ожидаю — на самую вершину. Сравнивая её со шляпкой гриба, я угадала. У шляпок старых сыроежек поднимаются края, и вместо шляпки получается суповая тарелка.

Снежные лотосы растут отнюдь не на скромной полянке. Они заполонили собой каменную чашу, и холод стоит настолько зверский, что я его ощущаю всем телом. Согреться каплями ци я не смогу. Я рискую замёрзнуть раньше, чем приближусь к краю каменной чаши.

Пока я размышляю, моё появление замечает ледяной полоз. Белая, идеально сливающаяся со снежным покровом змея выскальзывает из чаши мне навстречу. Я чудом замечаю движение.

Источающая живое тепло, я для змеи угроза.

В прежние времена я бы полоза не заметила — смела щелчком когтя. Что делать сейчас — не представляю. Я абсолютно беспомощна. Всё, что я могу — это выхватить водный талисман и сломать хрупкую оболочку. Выплёскивается вода, растекается по склону, устремляется в каменную чашу.

Два удара сердца, и вода застывает причудливой ледышкой. Сразу четыре полоза вмораживаются в лёд. И для них он слишком тёплый. Полозы погибают мгновенно. Увы, не только они — попавшие под разлив воды снежные лотосы тоже гибнут.

Я до сих пор не понимаю, как это работает. Если вытащить лотос, особенно с пластом снега, в котором он укоренился, то под полуденным солнцем самой жаркой пустыни такой лотос будет упрямо источать мороз. Но резкий перепад температур, пусть и незначительный, для него губителен.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пара талисманов, и у меня получается ледяной спуск. Мороз, будто испугавшись, отступает. Правильно, мороз на вершине неестественный, его как аромат, источают снежные лотосы. Через день или два они захватят отобранный у них склон, но сейчас я расчистила себе место.

Я пересчитываю оставшиеся талисмыны. Слишком быстро я их расходую, а ведь я только до вершины дошла, но ещё шестью я креплю к спуску верёвку. Меньше — никак. Экономя время, каждое мгновение на счету, ведь долго верёвка не продержится, я по петелькам-ступенькам спускаюсь, пока с обеих сторон достаточно близко к ледяному “языку” не оказываются цветы.

У меня четыре пиалы.

Я, чтобы освободить руки, вцепляюсь в петлю зубами. Для равновесия. Главный упор только на ноги.

В каждой руке по пиале. Та, что побольше, из-под риса, будет лопаткой, а та, что поменьше, из-под воды — горшком.

Я подкапываю первый цветок. Пальцы неосторожно задевают снег. Ар-р-р. Очень больно. Всего лишь защепила пропитанный испарениями снег, но этого достаточно, чтобы подушечки пальцев перестали ощущаться. Но я удерживаю добычу и отправляю в корзинку. Ещё два лотоса я добываю аккуратнее, получается приятно легко.

Остаётся пиала-лопатка. И мне надо либо поумерить жадность и выбираться, либо попытаться справиться с четвёртым лотосом одной рукой.

Какой сложный выбор, р-р-р.

Цветок соблазнительно покачивается на тончайшем стебле. Я перехватываю пиалу пострадавшей рукой. Чувствительность потеряна, пальцев, фактически, нет, только большой в основании чуть-чуть двигается, им я кромку и зажимаю. Здоровую руку… жалко.

Из-под листа выглядывает плоская голова, высовывается раздвоенный язык.

— Х-р-ш, — полоз, только гораздо крупнее предыдущих. Те, испугавшись воды, расползлись и попрятались, а этот остался в снегу на ладонь от участка, “убитого” водой.

Распахивается пасть с двумя изогнутыми клыками. Бриллиантами сверкают капельки яда, и по цене они дороже любых бриллиантов. Мне почти физически больно от того, что я делаю — ломаю один из последних водных талисманов. Змея с места прыгает в атаку, как умеют только змеи. Вода не успевает замёрзнуть, змея падает мне на локоть, повисает бесполезным шнурком — перепад температур сделал своё дело, уничтожил не только змею и ближайшие лотосы, но и драгоценный яд. Шкурка расползается на глазах, и я стряхиваю бесполезные ошмётки.

Я выжила.

Победа над змеёй стоила мне потери четвёртого цветка и пиалы.

А ещё я болтаюсь на верёвке непозволительно долго. Поднявшись на две петельки, я трачу талисман, чтобы обновить скрепление льда и моей весьма ненадёжной страховки. Если наверху отцепится — я хоть не упаду в лотосы, а зависну на стенке каменной чаши. Мне ведь даже призраком не стать…

Перевалившись через бортик, я чувствую облегчение, какого не ощущала, когда выбралась из разлива вулканической лавы. Тогда у меня всё-таки была защита…

Жадность — зло.

Я даю себе благовонную палочку на отдых и поднимаюсь. На вершине дела закончены. Полоза бы добыть, но пока что ледяные змеи мне, увы, не по зубам. А значит, пора спускаться и грабить старого отшельника.

Глава 7

К моему возвращению Вей-эр “доедает” последний талисман.

— Учитель! — радостно приветствует он меня, бесцеремонно заглядывает в неприкрытую корзинку. — Три лотоса…?

— Ты ожидал, что я соберу целый стог?

Я бы с удовольствием. Но возможности у меня не те.

— Не-ет, — чуть растерянно отвечает мальчишка, явно стесняясь признаться, что ожидал от меня большего. Ученик мне достался не слишком сообразительный, зато старательный. Ци талисманов он поглотил, не потеряв и капли.

Ему заметно лучше, однако радоваться рано, Вей-эра ещё кормить и кормить.

Вот мы забавная пара, учитель и ученик — два калеки.

— Идём, Вей-эр.

Совершенствующиеся позаботились об удобном спуске до горного плато, ползти по скальному ребру не пришлось. Думаю, и дальше дорога удобная. Пологие выступы просматриваются до широченного излома, полностью перекрывающего обзор.

Вниз я обязательно отправлюсь, но сперва загляну в курятник.

— Учитель, ваше выражение лица…

— Где все? — перебиваю я, имея в виду монахов.

— У алтаря, учитель.

Точно! Солнце за хребтами не видно, плато на восточной стороне. Судя по сгущающимся сумеркам, заходит или вот-вот зайдёт. На закате монахи традиционно воскуривают благовония, и старый отшельник должен быть с ними.

Как удачно…

Я открыто пересекаю плато и при этом остаюсь никем не замеченной. Дверь в хижину старика не то что не заперта, на ней замка нет и никогда не было, я вхожу беспрепятственно.

Крошечный приёмный зал точь-в-точь как в моих воспоминаниях: всюду не первой свежести циновки, стены украшают пергаменты с его каллиграфией. По центру чайный столик, несколько кресел и стульев выставлены вдоль стен. Мне сидеть в присутствии старших не полагалось, а вот монахи и затворница изредка делили с отшельником один стол. Его кресло самое роскошное, единственное с высокой резной спинкой, неизменно у дальней стены. Почти что трон.

Вей-эр просачивается следом. Выражение лица у мальчика обеспокоенное, но причины его тревог меня сейчас не интересуют. Наверное, в отсутствие хозяина ощущает себя неловко.

В личной комнате мне бывать, естественно, не доводилось, но сейчас я это исправлю.

— Недурственно, — цыкаю я, осматриваясь.

Пространство разделено старенькими ширмами. За одной прячется кровать, за другой — бочка и купальные принадлежности.

Я распахиваю сундуки, ворошу содержимое. Ларчик попадается интересный… с письмами.

— Учитель, что вы делаете?!

О, проснулся. А я уж посчитала, что совсем онемел от переизбытка впечатлений.

— Роюсь в чужих вещах. Разве ты не видишь, Вей-эр?

Мальчик замолкает.

Письма из секты Семи ветров я пролистываю, написаны как по одному черновику — пафосные пожелания успехов на пути совершенствования и в конце короткий хозяйственный список. Количество риса, доставленного год назад, мне абсолютно безразлично, и я отбрасываю пустые бумажки.

— Учитель…

— Чего пищишь, ученик? Разве ты мышь? Но даже мыши зерно за щёки в чужом зернохранилище набивают тихо, чтобы хозяйский кот не услышал.

Два письма меня заинтересовали.

Первое — от господина Сян.

Глава семьи изволил написать единственный раз, когда, собственно, отправил меня на плато. По его мнению, я бездарная слабачка, тугая в обучении. Не дочь, а дерево. На словах господин Сян просил обо мне позаботиться, направить меня на путь духовного совершенствования. Но между строк легко читается, что он желает избавиться от позора семьи, но избавиться так, чтобы репутация не пострадала. “Добродетельная дочь испросила разрешения и отправилась жить при храме, чтобы молиться о благополучии семьи” звучит лучше, чем “Достойная семья выбросила слабую малышку на помойку”.

Отвратительно.

Для лис подобное немыслимо.

Нет, всякое бывает, но дурных лисиц мы изгоняем из клана.

Второе письмо… от мамы.

Даже не письмо, записка:

“Моя драгоценная Цинь-Цинь, мама молится о твоём благополучии каждый день. Знай, что хотя я далеко и не могу писать тебе часто, моё сердце с тобой. Прости, что я тебя не защищаю, и всё, что дам тебе, это материнский совет. Цинь-Цинь, во всём слушайся наставника, учись прилежно, и тогда тебя ждёт хорошее будущее. С письмом я посылаю тебе мешочек битого серебра”.

Мда…

На глаза сами собой наворачиваются слёзы, и я их зло утираю.

Тут каждая строчка… Что значит “не могу писать”?! Получается, что за пять лет мама нашла всего одну возможность. Едва ли я ошибусь, если скажу, что маме запретили обмениваться со мной письмами, и она лишь однажды нашла лазейку.

Послала даже не монеты, а битое серебро. Значит, своих денег у неё нет.

Мама живёт плохо. Обидев её, господин Сян совершил бо-о-ольшую ошибку.

“Учись прилежно” — она верит в то, что пишет, или подбадривает? Про хорошее будущее вообще смешно.

— Учитель, — отвлекает меня Вей-эр.

Я раздражённо оборачиваюсь и вижу, как Вей-эр стремительно исчезает, одновременно отступая за ближайшую ширму..

— Ты! — ударяет в спину вопль. — Что ты делаешь?!

Старик притопал. А я так увлеклась маминым письмом, что не заметила, пока Вей-эр не предупредил.

Я поворачиваюс, окидываю старика взглядом с головы до ног. Вот зачем спрашивать, что я делаю, когда сам видит? Что он, что СюнВей… Шагнув навстречу, я легко взмахиваю запиской и отвечаю вопросом на вопрос:

— Где моё серебро, дядя?

Старик… отступает. В его потускневших глазах тоска мешается с виной. Я вдруг понимаю, что он по-настоящему стар. Не всем давно обрести вечную молодость. Валуны ворочить научился, а на более высокие ступени так и не прорвался. Жизнь принесла горькое разочарование, ощущение бездарно прожитых лет, и жизнь близится к концу. Сколько ему осталось? Пару десятков безрадостный нищих лет? Он давно сдался, надломлен, живёт скорее по привычке, чем осознанно, и впереди его ничего не ждёт. И никто.

Он замечает лотосы.

— Ты…?

Былая враждебность пропала. Он смотрит на меня с беспричинным восхищением и недоверием, словно отказывается верить глазам. Смотрит как на сказочное чудо. Хм?

— Я.

— Девочка Сян, ты не могла бы приблизиться к снежным лотосам, но я вижу их в твоей корзинке. Этого не может быть, но это есть. Как…?

Потому что я умная.

Потому что у меня есть опыт в добыче алхимического сырья. Как лотосы добывают обычно? Ученики, достигшие определённого уровня, окружают себя коконом ци, защищающим от источаемого цветами мороза. Я же, используя знания, подручными средствами заставила мороз отступить. Старик прав, собрать лотосы без хитростей я бы не смогла.

— Я всего лишь сделала невозможное, — хмыкаю я. — Где моё серебро, м?

Вздохнув, старик подходит к сундуку, достаёт мешочек размером с поясной кошелёк:

— Вот, девочка Сян.

Я забираю мешочек с чем-то подозрительно невесомым и рыхлым. Уже точно не битое серебро. Был бы мой нюх со мной, мне бы не понадобилось распускать завязки и заглядывать. Внутри… чай. Выхватив листик, растираю между пальцами.

— Это плохой чай, очень плохой.

— Я отдал серебро возничему, чтобы следующий раз он привёз чай. Я и такому был рад, девочка Сян.

— Письмо скрыл, чтобы я про деньги не узнала, ясно.

Старик покаянно вздыхает.

Я ставлю пиалу с цветком на стол.

— Девочка Сян?

— Обменяй на самый лучший чай, раз ты его так любишь, — мешочек я тоже возвращаю.

Старик, вместо того, чтобы проникнуться, выдаёт совсем не то, что я ожидаю:

— Ты не она.

— М-м-м?

— Ты не девочка Сян. Ты каким-то образом приняла её обличье. Кто ты?!

Глава 8

Рано я лотос отдала. В прямом столкновении старик меня прихлопнет первым же шлепком, но снежный лотос в моих руках уравновешивает шансы — один порез листом обращает кровь в лёд. Победит не сильный, а ловкий. На моей стороне готовность к схватке и опыт. И два оставшихся лотоса.

Я прищуриваюсь:

— Неприятности ищешь?

— Напугала, — фыркает старик. — Иногда, девочка, узнать что-то новое и прекрасное стоит жизни.

Хм…

Любопытство я понимаю и одобряю, сама нос совала в такие щели, что чудом спасала шкуру.

Я всё ещё немного зла…

— Меня прислали сюда, чтобы я училась. Разве ты не должен был прежде всего понять, что со мной не так?

— Ха! Девочка, не смеши. Лучшие целители и мастера не поняли, а я, жалкий неудачник, должен был разобраться? У простых смертных мередианы тонкие как соломинки, но они есть, с ними рождаются. Они как лёгкие или печень, без них людей не бывает. Да они в зачаточном состоянии есть у неразумной дворовой кошки есть и у сорняка на крестьянском огороде. А у тебя вместо правильных мередиан один единственный канал, но перекрученный, сморщенный, как финик, очень тугой, не просматривается. А ещё я видел что-то мутное, чему вообще названия не подобрать.

Изначально в теле прижился осколок, а он на то и осколок, что своего ядра у него нет.

— А сейчас что видишь?

Старик послушно всматривается. Я не препятствую.

— Девочка Сян! Это… ты.

— Неужели?

— Твои мередианы повреждены точь-в-точь как тот единственный канал, такие же перекрученные и изуродованные, как обожённые и одновременно ссохшиеся. Но сейчас у тебя мередианы там, где и должны быть. И ядро есть, хотя и убитое, как и мередианы. Так не бывает.

— И ядро, и каналы у меня всегда были, старик. Несколько дней назад самое серьёзное повреждение частично затянулось, и каналы встали на место, они скрывались в той мути, сквозь которую ты не мог посмотреть.

— Вот как… Но девочка Сян, я могу понять, почему после восстановления у тебя изменился характер, но не понимаю, как ты добыла лотосы. И как ты выбралась из пещеры? Я пытаюсь сказать, что ты знаешь и умеешь такое, чего не может знать и уметь обычный ребёнок. Никакое исцеление не даст жизненный опыт.

— Прошлая жизнь, — коротко поясняю я.

Не самозванкой же мне представляться. Тем более взгляд со стороны — полезная штука. Про муть я, например, не знала. Для меня мути не было. Подозреваю, что эффект тумана создавало неправильное положение души.

Старик склоняет голову к плечу:

— На перерождение душа уходит обнажённой и свободной от телесных и духовных одежд. Больше похоже на… возрождение. Как у фениксов из легенд. Я читал, что они могут рождаться без памяти, а с возрастом вспоминают себя.

Что?!

Так меня ещё не оскорбляли!

— Ты назвал меня курицей?! — я бессильно сжимаю и разжимаю пальцы. Не убивать же мне его за пару неосторожных фраз.

— Эм, нет… Конечно же, нет, девочка Сян, — старик спешит оправдаться. — Я всего лишь вспомнил глупую сказку.

Р-р-р.

Я чуть успокаиваюсь.

Сказка, кстати, не такая уж и глупая.

— Фениксы хороши только на обеденной тарелке, — я прозрела, жаль, что поздно.

Если бы я вовремя придушила говорливую птичку, а не позволяла заливать мне уши сиропом любви, сейчас была бы дома и при своих роскошных хвостах.

Так…

Я прищуриваюсь. Поняв, что я хочу, старик позволяет рассмотреть свою духовную структуру. Каналы у него развиты прилично, но прорыв на следующую ступень — это прежде всего про ядро. И у старика оно большого объёма, однако завихрение ци почему-то слабое.

— Ну-как покажи, как ты культивируешь, — командую я. — А ты, ученик, тоже смотри. Тебя это касается.

СюнВей послушно появляется рядом.

Старик от неожиданности делает шаг назад, но больше никак свою реакцию не проявляет, и мнение своё оставляет при себе. Сосредоточившись, он ускоряет бег ци.

Хм…

Путь совершенствования начинается с простого увеличения ядра. Пока оно у тебя размером с маковку, много не накультивируешь, надо хотя бы до размера рисинки растянуть. У старика оно размером со спелое яблоко. Но… Делает распространённую ошибку. Увеличив объём ядра, он так и продолжает расширять его, а пора уже непосредственно к работе с ци переходить.

По-разному бывает. У кого-то получается интуитивно, кому-то нужна подсказка. В редких случаях и вовсе наставник погружается в медитацию вместе с учеником и показывает. Я выхватываю чистый пергамент, нахожу кисточку, тушь и быстро набрасываю схему.

— Вот, попробуй.

Исполнить роль наставника я не смогу, не в том я состоянии, чтобы чужую ци гонять. Но, может, подсказки хватит?

Старик вглядывается в схему:

— Девочка Сян! Да ты, никак, знаешь секреты Пяти звёздных сект?!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Абсолютно рядовая техника.

Эту чепуху он считает чем-то исключительным? Серьёзно?

Как-то мне это не нравится…

Или, наоборот, нравится. Люблю аромат больших денег.

— Омолаживающая пилюля не такая уж дорогая, — с намёком произношу я.

— Ты и это можешь, девочка Сян?

— Старик, ты же видел мои каналы. Что бы ты ни фантазировал на мой счёт, сейчас я калека.

— Внизу, девочка Сян, есть Долина тысячи целебных трав.

— Хорошее начало долгого путешествия, да? — улыбаюсь я.

Какой прекрасный подарок сделал мне старик… Полезный дедушка, ворчание и хроническое настроение разочарованному старику простительнно.

— Девочка Сян, ты… уходишь навсегда?

Нет.

Снежный лотос не сувенир на память, а взятка. Изначально я рассчитывала купить молчание старика. Я ведь не могу постучаться в ворота резиденции семьи Сян и сказать, что я их тупенькая дочка, совсем умом тронулась и самовольно с гор спустилась, пришла устраивать неприятности. Мне нужно сопроводительное письмо, а то и само сопровождение. О силовом решении подумать тоже можно, но на одной хитрости бой за целую резиденцию в одиночку мне не выиграть. Я, конечно, умная и красивая, но ещё и время от времени здравомыслящая. Вот сейчас как раз миг просветления.

Я даже Вей-эра не отправлю в разведку, хотя когти чешутся.

Любой нормальный клан не экономит на безопасности и ловушки на призраков обязательная часть сложнейшей защитной вязи. Единственного ученика следует беречь. Хотя почему единственного?

— Я проведу некоторое время у подножия гор, — раскрываю я ближайшие планы. — И вернусь. Тогда мы и поговорим. Здесь, на плато, Вей-эр станет моими глазами и ушами.

Старик кивает, молчаливо признавая мою власть.

Удачно я — мимоходом от Семи ветров кусочек откусила.

Месяц или два.

За это время, если повезёт с травами, я смогу убрать самые страшные повреждения, поработать над телом, нарастить мяса, а заодно собрать ценное сырьё для изготовления пилюль. Я специализировалась именно на добыче, но и с алхимической печью обращаться умею. В учеников — я не сомневаюсь, что монахи ко мне присоединятся — придётся вложиться по полной, но это тот случай, когда экономить нельзя. Не потому что долг учителя заботиться о тех, кого он взял под свою руку, а потому что мои будущие ученики — это моя будущая армия, преданная, сплочёная и смертоносная. А воевать придётся скоро, очень скоро. Как только я доберусь до клана Сян.

Бережно подхватив лист с описанием техники культивирования, старик поспешно уходит. Я понимаю, что ему не терпится начать, и не сомневаюсь, что обитатели плато уйдут в медитацию на те же месяц или два.

— Эй, а кто накормит меня ужином, а? Я ваш уважаемый учитель, я не должна стоять за плитой.

— Боюсь, учитель, — вздыхает Вей-эр, — кухню вам придётся грабить самостоятельно.

Глава 9

Скрестив ноги, я сижу на пригорке, с левого бока подмываемого звонким горным ручейком. Макушку припекает солнце, в предгорьях лето ощущается во всю его жаркую мощь. Передо мной пиала, и в ней пласт снега. Пропитанный испарениями лотоса, снег не тает.

Лотос, несмотря на жару, чувствует себя прекрасно, но я знаю, что стоит выплеснуть на него воды, пусть даже более холодной, чем воздух, он моментально погибнет, ничего не изменилось.

Я протягиваю руки, останавливаю ладони над самыми лепестками, но не касаюсь. Я плавно погружаюсь в медитацию, и из состояния транса блёклый цветок видится совсем иначе — переливы ци завораживают, и я наблюдаю за течением энергии, но недолго. Своей волей я заставляю ци проступать на лепестках и вливаться в мои ладони. От кончиков пальцев к плечам поднимается приятная прохлада, и я закручиваю поток спиралью, изнутри разглаживаю каналы, заставляю их выпрямляться.

И мучительно медленно повреждения уходят. Лотос отдаёт силу капля за каплей, пока я его не опустошаю дочиста. Завяв, цветок обессиленно падает.

Я выхожу из состояния медитации, прислушиваюсь к ощущениям.

Сегодня восемьдесят второй день моей работы над собой. Два месяца — это я слишком оптимистично предположида, провозилась неполные три.

Оставаться в предгорьях дальше смысла нет. Всё, что могла, я у Долины тысячи целебных трав взяла. Из скелета, обтянутого тонкой кожей я превратилась в фигуристую особу с крепкой мускулатурой. Над телом ещё предстоит немало поработать, сейчас я на уровне человеческих учеников, только вставших на путь совершенствования.

Я, наконец, могу безбоязненно пропускать через себя ци, правда, доступный мне объём по-прежнему смешной, тоже на уровне не слишком прилежной начинашки. Но я уже не беспомощна. Я по-прежнему проигрываю тому же старику в чистом объёме ци, однако уверена, что в прямом столкновении уже выиграю без хитростей, а за счёт техники. Те же “призрачные когти” мне уже доступны. Влив половину доступной мне ци, я, взмахнув рукой, легко перережу незащищённое горло человека, стоящего в паре щагов от меня. Даже касаться не нужно. Собственно, так я в предгорных лесах и охочусь на непуганых жирных зайцев. За неимением настоящих когтей…

Человеческие ногти абсолютно бесполезны, ими только за ухом чесать хорошо. У феникса были как раз как у людей и он часто мне чесал… Тьфу! ГР-р-р-р.

Я поднимаюсь.

Одно плохо — утащить с собой я смогу лишь несколько мешков с ценными растениями. Когда я заикнулась о поясных кошельках со свёртнутым пространствам, Вей-эр пояснил, что такие разве что у императора и глав Пяти звёздных сект есть.

Ну, хоть не в сказках.

— Учитель! Учи-и-итель!

Ученик пикирует сверху.

Долина тысячи целебных трав оказалась весьма полезной для призрака.

— Хм?

— Учитель, старый ворчун, который уже совсем не ворчун, снова прорвался. Представляешь?!

— Пойдём, взглянем, — соглашаюсь я.

Я приняла решение уходить, и я обещала перед уходом заглянуть в гости, поговорить.

— Учите-е-ель! Вы как будто не удивлены? Так же не бывает, что две ступени меньше, чем за три месяца?

— Почему нет? Тебе приходится и растягивать каналы, и увеличивать плотность потока ци. Ворчун, который не ворчун, давно растянул каналы, и ядро у него огромное. У меня в прежние времена меньше было. Только не надо путать с наполнением. Так вот, наполнить растянутое ядро гораздо легче, чем растянуть и наполнить.

— Понимаю, учитель.

— А раз понимаешь, то покажи мне “призрачные когти” вот на той сосне.

Техника считается нашей, клановой, но лишь по той причине, что “заточена” под анатомию лис. В ней нет ничего примечательного. Более того, человеческие мастера сами давно освоили подобные удары, отличия лишь в глубине и количестве разрезов.

Вей-эр послушно приближается к сосне, но не дойдя двух шагов, легко взмахивает кистью.

На стволе появляются борозды.

— Ну как, учитель?

— Молодец. Но ты можешь лучше. И размах меньше. Ты же не курица, чтобы руками, как крыльями хлопать.

— Учитель, за что вы так кур не любите?

— Почему же не люблю? Очень люблю, они вкусные. Но ты должен стать хищником, а не мясом в чужой тарелке.

— Ха…

Топая вверх, я с грустью вспоминаю, как бессмертные легко взлетали к горным пикам на своих мечах. Пешком путь долгий и трудный.

— Вей-эр, а что, наставники Семи ветров не умеют летать? — иначе зачем им тратить силы на устройство удобной тропы? Разве что ученики в качестве тренировки сами для себя пробивали…

— Нет, конечно! Учитель, летают только в сказках. Хотя… Я слышал, такое про глав Пяти звёздных сект говорили, но наврать я и сам могу.

Я, если честно, летать не умела.

Это людей почему-то к небу тянет. Зачем…? Я всякое на этот счёт слышала. Одни говорили, что бессмертные облюбовали горные пики, потому что на вершинах культивировать легче. Другие говорили, что бессмертные не хотят, чтобы их тревожили простые смертные. Третьи — чтобы ученики без спроса не могли удрать, но в это я меньше всего верю. Из детинца ни одна юная лиса не сбежала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Теорию знаю. Феникс всё звал полетать… Р-р-р.

На плато меня встречают все: и старый отшельник, и живущие под его началом монахи, и затворница. Нос улавливает запах риса. Меня встречают не только уважительными поклонами, но и накрытым столом, причём место для меня приготовлено во главе.

Я спокойно сажусь, обвожу собравшихся взглядом:

— Завтра на рассвете я уйду, — я нарушаю традиции, заговорив о делах до начала трапезы. Невоспитанной девочкой быть удобно.

Монахи, в отлчии от старика, поднялись лишь на одну ступень, но двое, как я вижу, на грани прорыва, им ещё день-два, и преодолеют очередной рубеж.

— Юная госпожа Сян.

Обращение ко мне изменилось.

Я хоть и оставалась в предгорьях, за успехами будущих учеников следила и с Вей-эром отправляла им схемы некоторых техник работы с ци, благо ученик набрал достаточно силы, чтобы переносить записки.

— Да? — улыбаюсь я с лёгкой насмешкой.

Я знаю, о чём мои будущие ученики хотят попросить, и они знают, что я знаю, но я всё равно вынуждаю их произнести просьбу вслух.

— Вы позволите последовать за вами, госпожа?

— Куда? — хмыкаю я. — У меня накопилось немало вопросов к клану Сян, и главе мои вопросы не понравятся.

— Но он же ваш…, — теряется один из монахов. — Клан Сян примет вас с распростёртыми объятиями!

Дурак что ли? Или на плато засиделся, забыл, что такое реальная жизнь?

— Общая кровь не делает его моим кем бы то ни было, — отрезаю я. — И за обиды моей мамы я спрошу по полной. Вы действительно хотите идти за мной?

— Позаботьтесь обо мне, учитель, — отвечают они нестройный хором и один за другим подносят пиалы с отваром горькой коры вместо чая.

Я принимаю, из каждой, не морщась, делаю глоток и чувствую, как возникает учительская связь. Со временем она может стать даже крепче родительской…

— Ни у кого карты нет? До столицы далеко?

— Я верю, что ваша дорога лежит не в столицу, а в секту Семи ветров, юная госпожа.

На моей памяти затворница, единственная не проявившая интереса к техникам и не пожелавшая стать моей ученицей, впервые открыла рот, чтобы что-то сказать. Причём я поклястья готова, что она ни разу не про визит вежливости. В её голосе столько ненависти, сколько я к фениксам не испытываю.

— Что я там забыла? — фыркаю я.

— Детей. Секта Семи ветров торгует сиротами.

Глава 10

На четырёх лапах быстрее, чем на двух. Колёсами быстрее, чем пешком. Моя лисья натура требует скорости, охоты, но я медленно плетусь по натоптанной зверьём тропке в стороне от полузаброшенного дорожного тракта и гоняю по каналам ци. Участие сознания почти не требуется, и я отвлечённо размышляю.

Не совершаю ли я ошибку, связываясь с людьми? С одной стороны, они чужие по своей природе, тормозят меня, и не столько тихоходностью, сколько вынужденными остановками, а главное проблемами, которые я зачем-то берусь решать. С заката до восхода мои ученики медитируют, а с восхода до заката — тренируются. Я составила для них сложный, далёкий от гармонии план — заставляю не только укреплять духовные структуры, но и осваивать боевые искусстава, что для них сейчас откровенно лишнее, а для меня — необходимое. И далеко не все упражнения можно выполнять на ходу.

С другой стороны, я не настолько наивна, чтобы верить в лучший для меня исход — едва ли я смогу припустить в Междуречья, умыкнув у клана Сян маму. Я не представляю, сколько времени уйдёт на поиски моей настоящей семьи. А значит, мои ученики станут моей силой, моим тылом, моей опорой.

— Учитель, там что-то нехорошее!

— Хм?

Вей-эр смущённо линяет в тщетной попытке испариться. Я скептично прищуриваюсь, и Вей-эр прекращает выцветать. Пожав плечами, он наливается красками и становится на взгляд почти неотличимым от живого человека.

— Учитель, я взглянул издали…, — мямлит он.

— Я запретила рисковать.

— Учи-и-итель!

Рвануть в разведку я запретила, и Вей-эр обещал посмотреть одним глазком. Я расспрошу подробнее, что он учудил и как далеко влез.

И взгрею!

Начинаю понимать старших лисиц… У них седина не от возраста появлялась, а от выходок юных дарований.

Но ведь сама не лучше Вей-эра. Вот куда я лезу?

Секта Семи ветров настолько убогая, что едва ли её можно называть сектой. Скорее, сборище неудачников, окопавшихся в четырёх днях пешего пути от столицы. Главный неудачник оказался не совсем бездарным, нашлась в нём деловая жилка…

Глава сменился около десяти лет назад и тогда же при секте появился детский приют. Талантливых мальчиков и девочек обучали азам работы с ци и продавали задорого, мене талантливых тоже чему-то обучали и тоже продавали.

Обычная практика. Хорошая и справедливая.

Сюроты получают новый дом, оплачиваемую работу и надежду на будущее. Секта — деньги за посреднические услуги. Богатые кланы — слуг, воспитанных в семье и преданных семье, благодарных за спасение от голода и нищеты.

Но глава секты решил, что грязь деньги не пачкает.

Я недавно “выпила” два снежных лотоса и бесчётное количество целебных трав.

Ци совершенствующихся в тысячу тысяч раз сытнее. Самых талантливых детей перестали продавать кланам, их стали учить по особой методике, превращающей ученика в сладкую конфетку. И продавать не на службу, а… на убой.

— Вей-эр.

— Там какие-то разборки. Я не совсем понял, но точно видел, что глава секты убит.

— Убит? — переспрашиваю я.

Между жизнью и смертью граница зыбкая.

— Его поплам рассекли, — услужливо поясняет Вей-эр. — И нескольких других с ними.

Хм…

— За меня выполнили всю грязную работу?

Я вижу свою выгоду, но и без этого… Детей поглощать нельзя, это слишком мерзко. Настолько мерзко, что я бы даже цыплёнка-феникса спасала.

— Насколько я понял, “Коршуны” не собираются уходить.

Да?

— Кто они такие? Ты назвал их.

Вей-эр пожимает плечами:

— Похожи на группу наёмников или на отряд какой-нибудь секты.

— Как удачно… Сколько мяса…

— Учитель!

Игнорируя укоризненный выкрик Вей-эра, я прибавляю шагу, и меньше, чем через палочку благовоний лес расступается.

Стена, опоясывающая территорию резиденции секты Семи ветров, тянет на декоративную недоделку, но никак не на защитное сооружение. Слишком низкая, слишком тонкая, кое-где видны трещины. За стеной краснеют черепичные крыши одноэтажных построек.

У-бо-го.

Ворота распахнуты настежь, и я беспрепятственно вхожу, пересекаю передний двор. Вей-эр не ошибся, глава секты мёртв, и, скорее всего, ушёл с концами, призраком не остался.

В приёмном зале тоже следы короткого боя, “Семь ветров” не показали ни малейшего сопротивления, их задавили сходу.

Подтверждение моей догадки во внутреннем дворике. Старшие члены секты смирно сидят на коленях. Коршуны — бойцы в чёрном, скрывающие нижние половины лиц за тряпичными полумасками, украшенными иероглифом “коршун” — выгоняют из построек попрятавшихся “семёрок” и сгоняют к остальным на утоптанную тренировочную площадку, а старший коршун вершит нехитрый суд, причём троих он уже признал непричастными.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Хм…

Он прав. Не все знали, что происходит. Одна из младших учениц секты преподавала в приюте каллиграфию и искренне верила, что детей ждёт хорошее будущее в богатых кланах. Кому-то везло, а кому-то… Когда девушку присмотрел покупатель, ни статус ученицы, ни заступничество тёти девушку не спасли. Потеряв племянницу и едва не сойдя с ума от горя и бессилия, облачившись в вечный траур, женщина ушла в горы и поклялась молчать, пока судьба не подарит шанс. И этим шансом для затворницы стала я.

Дождавшись, когда меня заметят, я цыкаю:

— Признаться, услышав, что в моём доме хозяйничают куры, я не поверила. Эй, ощипыши, где столько храбрости взяли? — звонко спрашиваю я.

Кто удивился больше — члены секты или коршуны — судить не берусь.

— Девочка?

— Госпожа Шан, — представляюсь я вымышленным именем. Связывать себя с семьёй Сян я не собираюсь. Можно было бы назваться госпожой Лисой, но ни к чему давать врагам подсказки. Поэтому первое, что пришло в голову — Шан.

— Госпожа-а-а…, — усмехается старший коршун. — Не знаю тебя, дерзкая девочка.

— Она Ся…, — пытается произнести один из стоящих на коленях, но заходится в булькающем кашле.

СюнВей не подвёл.

Коршуны настораживаются.

Я кожей ощущаю, как сгущается напряжение. Случившееся с болтуном коршунам очень не понравилось. И, кажется, они ошибочно считают, что это дело моих рук. Бойцы моментально перетекают в боевое построение клином.

— Какие храбрые цыплята, — подзуживаю я.

Старший коршун совсем по-птичьи наклоняет голову:

— Девочка Шан, ты ищешь смерти?

— Я ищу мяса, и ты им станешь, цыплёнок. Ты будещь сидеть в моей клетке, пока не признаешь меня своей госпожой. Договорились?

Я спрашиваю доброжелательно, но коршун почему-то не соглашается. Почему бы, хм?

Без предупреждения он бьёт.

Глава 11

Цыплёнок неоперившийся…

Я не пытаюсь уклониться. За те мгновения, что я здоровалась с коршунами, я успела развернуть массив третьего ранга. Толку от моего массива нет, без ци он бесполезен. Ци вливает Вей-эр, и ловушка схлопывается, поглощая удар.

— Что?

Массив ярко вспыхивает лёгким голубым светом. Коршун крутит головой, силясь понять, во что вляпался.

— Ты не понимаешь слов? — участливо спрашиваю я. — Цыплёнок, я же тебе объяснила про клетку. Сильный кушает слабого, ага.

Коршуны пытаются прорвать массив, действуют слаженно, но тем и хороши массивы, что грубой силой их пробить крайне сложно, легче подобрать отмычку и взломать. Конечно, если речь о простеньком массиве, как мой. Взломать высокоранговый массив почти нереально.

Я не препятствую коршунам, пускай барахтаются, пускай наслаждаются отчаянием.

Один из тех, кто искал попрятавшихся “семёрок” и не попал в ловушку, выхватывает меч. Я, глядя на его стойку, морщусь. Движение излишне размашистое, да ещё и бок при замахе приоткрывается. Тут уже не учить надо, а переучивать.

Тётушка завела себе пион в горшке, старшая сестрёнка — скорпиона в стеклянной коробке. И только я завела себе стадо людей.

Тьфу!

В прошлом мне такой вояка на один зуб, а сейчас шансов нет у меня. Техника, увы, спасает, но далеко не всегда. Поэтому драться я не собираюсь. Уклониться тоже не пытаюсь — не успею. Я взмахиваю рукой.

Удар наносит не видмый коршунам Вей-эр. “Призрачные когти” оставляют на шее моего противника четыре кровоточащих борозды. Ничего смертельного, просто эффектные царапины. Зачем убивать того, кого уже видишь частью своего хозяйства? Боец отшатывается, хвататется за горло, испуганно пучит глаза.

Вместо того, чтобы осознать разницу между нами, он яростно вскидывает меч:

— Я убью тебя!

И, получив от Вей-эра подножку, кубарем катится мне под ноги.

Я поднимаю меч:

— Этим недоразуменеем? — и на глазах бойца наношу последовательность иероглифов остроты, крепости и точности боя. Своей ци нет, я щедро трачу водные талисманы, благо на плато был изрядный запас, и его я выгребла весь.

Зачаровав меч, с улыбкой возвращаю владельцу.

— Это…, — боевой азарт погас, вояка сражён в самое сердце.

— Эффект временный, — любезно подсказываю я.

В зачарвоании это мой потолок, возня с предметами меня никогда не привлекала. Умение превращать кошельки в бездонные сумки мне бы очень пригодилось, но…

— А…

— Ты сам также можешь. Фокус в том, что ци идёт вместо чернил, а вписать иероглиф нужно не на поверхность, а в структуру меча и насыщать одновременно с начертанием. Попробуй. Почему бы не добавить мечу облегчение веса? Видно, что меч для тебя тяжеловат.

Меня слушают все: и мои ученики, и продолжающие стоять на коленях “семёрки”, и коршуны.

— Госпожа Шан, — подаёт голос старший коршун.

— О? Ты хочешь, чтобы я была твоей госпожой или учителем? Обращайся правильно, цыплёнок. Кстати, почему бы тебе не закончить то, чем ты занимался? Продолжай наводить порядок и отделять виновных от невиновных, массив тебе не мешает. А мне пока, — это уже команда ученикам, — принесите книгу учёта.

— Уважаемая…, — обращение коршун сменил, однако совсем не так, как я советовала.

Трепыхается птичка. Пфф!

— Цыплёнок, ты какой-то непонятливый. Я сказала заняться делом. Клятву верности принесёшь не раньше, чем я закончу с книгой учёта. Будешь упрямиться — скормлю пилюлю подчинения.

В отличии от коршунов мои ученики понятливые, им сто раз повторять не надо, схватывают на лету, как настоящие лисы. Двое вытащили для меня кресло, один сбегал на передний двор, забрал у павшего главы секты ключи — они мертвецу не понадобятся — передал мне, а прежде отыскал и вынес книгу.

Точнее, две книги. В первой учёт хозяйственных расходов — простыни, миски, форма для учеников, бамбуковые палки для тренировок, мешки риса, чернила и прочая муть. Вникнуть придётся, но в целом достаточно поставить грамотного эконома и присматривать, чтобы не чудил.

Вторая книга захватывает с первых строк: я погружаюсь в список доставшегося мне алхимического сырья. Странно, что пилюль упомянуто не так уж и много, и все они, судя по описанию, детские поделки. Ни чистоты, ни достаточной мощи. Алхимической печи в списке вообще нет. Как такое может быть? Да и перечень сырья подозрительно короткий.

Так… А денежная ведомость отдельная, да? Приход и расход ни в “хозяйственной” книге, ни в “алхимической” не упоминаются.

Покончив с чтением, я обвожу взглядом так и стоящих на коленях “семёрок”. И неожиданно пересекаюсь взглядом с миловидной девушкой, одетой в ученическую форму. Если бы не уродливый жёлтый шрам, ветвящийся от глаза до подбородка, она была бы красавицей. Девушка смотрит прямо, без страха, с любопытством. И любопытство подкупает. Девочка выражением живого интереса напоминает мою младшую сестрёнку.

Я перевожу взгляд дальше.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Старший коршун не подвёл, виновных отбраковал, а тот, которому я меч зачаровала, отправил виновных на перерождение.

Затворница забилась в угол и ревёт…

— Как успехи в освобождении из клетки, цыплёнок? Девочка, как тебя зовут?

— ФенЖун, госпожа Шан.

Повинуясь моему жесту, девочка послушно поднимается, подходит. Она бы могла остаться стоять, но она опускается на колени, причём проделывает это излучая спокойное чувство собственного достоинства.

Я подушечкой указательного пальца касаюсь её подбородка, заставляю поднять голову, принюхиваюсь.

— ФенЖун, ты нарочно смазываешь шрам ядом?

— Да, госпожа Шан. Я и шрам сделала, и волосы покрасила. Иначе я тоже понравлюсь пожирателям. Мою названную сестру…, — девочка начинает звонко, а заканчивает с трудом, давится каждым словом.

Я её останавливаю.

— Хочешь уйти? Денег я тебе дам, — из казны секты.

Не думаю, что девочка захочет, и она не подводит:

— Мне некуда идти, госпожа Шан. Пожалуйста, позаботьтесь обо мне, госпожа Шан.

Всем девочка хороша, но имя… отвратительное.

Фен означает феникс.

— Я дарю тебе новое имя, ученица. Отныне ты ЮЖун.

— Учитель! — рядом возникает взвлнованный СюнВей.

Традиция смены имени одинакова, что в стране Лунь, что в империи Ю, вспомнив которую я и дала девочке имя.

Кстати, ЮЖун сдерживает крик. Стиснув пальцы, она заставляет себя остаться на месте, рядом с напугавшим её призраком, чем вызывает у меня прилив уважения. Не зря я обратила на неё внимание, не зря.

— ЮВей. Все, кто последуют за мной, получают имя Ю.

— Благодарю, учитель, — кланяется Вей-эр.

— А-Жун, сходи к воротам и сними табличку “Семи ветров”, потом принеси мне дощечку, красную тушь. Я лично напишу новое название. Дом Огня. Цыплёнок в клетке, твоё время вышло.

Глава 12

Коршун, которому я зачаровала меч, воинственно вскидывается, но тотчас сдувается, как проткнутая когтем рыба-шар.

Я неопределённо хмыкаю.

Что на моей родине, что здесь, в стране Лунь, прежде всего уважают силу. Да, я схитрила. И что? Хитрость тоже оружие, острее самого острого меча.

— Госпожа Шан, вот-вот должен прибыть пожиратель. У нас заказ на него.

— То есть вы наёмники?

— Господин Цзи МинХуа похитил дочь торговца шёлком. Девушка не только обладала красотой, но и в свои шестнадцать прорвадась на третью ступень. Торговец бросился к страже за защитой, однако дело вывернули так, будто девушка не отличалась чистотой и добродетельным поведением, и добровольно прыгнула в карету господина. Три дня спустя её тело нашли в одном из притонов Весеннего квартала. В ужасающем состоянии. Торговец нанял нас восстановить справедливость. Вы ведь поддержите нас, госпожа Шан?

Сколько слов…

— Нет, не выпущу, — хмыкаю я. — Кстати, почему вы сюда пришли, а не по дороге, например, восстановили справедливость?

Коршун пожимает плечами:

— Мы все, в отряде, когда-то были беспризорными сиротами, и половина из нас попали в приют при храме. Нам повезло, что нас купили как будущих слуг и воспитали как воинов.

— Вы не служите воспитавшему вас клану? — предатели мне не нужны.

— Клана больше нет. Когда всё случилось, наш отряд выполнял задание далеко от столицы.

— Неплохо, — киваю я. — А-Жун, подожди снимать табличку, а вы, — киваю я “семёркам”, — приготовьте к приезду гостя передний двор.

Кровь на полу и стенах господину Цзи не понравится…

Ответ слаженный, энергичный:

— Да, госпожа!

Я иду проверенным путём: раскидываю в переднем дворе массивы, причём пятиранговые. Опыт подсказывает, что пожиратель меня неприятно удивит. А ещё тот же опыт подсказывает, что, возможно, наёмники не столько благородно спасали сирот, сколько собирались напасть на пожирателя, когда он занят жертвой, увлечён, расслаблен, не готов к атаке. Но это лишь подозрения… Убийство главы секты версию вроде бы опровергает. Или нет, ведь убийство могло произойти случайно, не по плану. С планами такое бывает…

По-хорошему, даже пятиранговый массив маловат. То, что коршуны никак не могут вырваться из трёхрангового, ни о чём не говорит. Не очень-то они и пытаются. Думаю, нашли лазейку и готовятся вырваться в самый не подходящий для меня момент.

Гость появляется через час, когда солнце нижней кромкой касается макушек далёких елей. Он подъезжает открыто, в карете с иероглифом “Цзи”.

Встретить его некому…

Возница, горбя спину, распахивает дверцу кареты.

Первой появляется обутая в расшитый золотой нитью бархатный башмак. Господин не утруждает себя уступкой и стопой опирается на колето возницы. Тяжело спустившись, он позволяет высунувшейся из кареты тонкокостной, болезненно-худой служанке протереть обильный пот, выступивший на лбу и бычьей шее. Служанка комплекцией напоминает меня в первые дни восстановления души, сейчас-то я мясом обрасла.

Жирный. Прибывший господин не похож на человека. Передо мной, затянутая в лучшие ткани гора трясущегося желе.

Я мысленно цыкаю.

За редчайшим исключением совершенствующиеся не бывают полными просто потому что ци оздоравливает.

Прибывший господин глубоко болен. Путь поглощения чужой ци соблазняет иллюзорной простотой. Пожиратели быстро набирают силу, поднимаются ступень за ступенью. И не задумываются об очевидном.

Взять к примеру тот же снежный лотос. Если бы следом за лотосом, я поглотила весьма полезный для меридианов лавовый цветок, я бы впала в кому. В лучшем случае. В худшем — умерла, не приходя в сознание. Чистая ци течёт в окружающем пространстве, и её приходится собирать по капле. Из цветка можно получить живительный глоток, однако этот глоток будет неизбежно нести в себе отпечаток сущности растения. Из разумного — тысячу глотков. Но кто сказал, что суть жертвы совместима с твоей сутью? И не стоит забывать, что вместе с ци и отпечатком жертвы ты получаешь и отголоски её страданий, боли, ненависти, предсмертных проклятий. Пожиратели упиваются лёгкостью и обманчиво верят в грядущее бессмертие. Нет. Однажды они просто лопаются и обнажают своё насквозь прогнившее нутро.

Господин Цзи корчит рожу, пытаясь изобразить смесь гнева и высокомерия. Ему явно не нравится, что до сих пор из ворот не вышел никто.

— Господин, опасность!

— Защитите господина!

Миг, и пожиратель в кольце теневых стражей. Было бы наивно думать, что он прибудет без охраны. Я их ждала, массивы готовила как раз с расчётом на теневую охрану.

Только не дошёл господин до моих массивов.

— Что это значит? — визгливо спрашивает он. В голосе чудятся нотки испуга.

Неужели первое в его жизни покушение?

— Господин, впереди ловушка.

Я пытаюсь из укрытия раскинуть массив первого ранга, самый простой. Ближайший из стражей замечает формирование и успевает ударить по земле до того, как я закончу, ломает массив.

— Массивы!

— Убейте мастера массивов!

Как коршуны собирались сражаться с этими умельцами? Задавить числом? Я бы поставила на стражей пожирателя.

У меня проблемы…

— Сегодня умрёт не мастер массивов. Сегодня умрёт свинья.

Я в ужасе поворачиваю голову. Заче-е-ем?! На порог вышла затворница. Она стоит открыто, без защиты. Взгляд безумный и такой же безумный смех. Она раскидывает руки, и ветер треплет её белоснежные траурные одеяния. Она успела переодеться? Её дорожная одежда пропылилась.

Один из стражей бросает метательный кинжал.

Вей-эр сбивает его “призрачными когтями”. И тем самым выдаёт своё местоположения. Страж атакует мгновенно. К счастью, страж совершает ошибку — рассчитывает, что противник живой человек, такой же теневой невидимка. Вей-эр отступает без ущерба.

— Он где-то здесь.

Противники мне не по зубам. Самое верное решение — позволить им уйти.

— Сегодня ты отправишься в ад, — хохочет затворница.

Кажется, она окончательно тронулась умом. Этот Цзи МинХуа и есть виновник гибели её племянницы? Вряд ли…

Я не успеваю понять, что она с собой делает. Она падает замертво, но из её тела бьёт багрово-чёрная молния. Если честно, впервые вижу такую технику. Даже близко не представляю, чем это может быть.

Молния предназначена пожирателю.

Теневой страж закрывает хозяина собой, принимает удар, гибнет вместо Цзи МинХуа.

— Вей-эр, — шёпотом командую я.

Пока стражи отвлекались на затворницу, я смогла развернуть массив.

— Вижу мастера!

Из земли вырываются ледяные иглы.

Ха-а?!

Теневые стражи легко уклоняются. Я рассчитывала нанести удар по пожирателю, но иглы не пробивают подошву бархатных ботинок.

Ко мне, размазавшись в пространстве, бросаются сразу двое.

Глава 13

— Учитель! — “призрачные когти” Вей-эра не пробивают защиты, которой тени успели закрыться.

У меня меньше половины цы.

Я обманчиво начинаю разворачивать следующий массив. Один из бойцов отвлёкся на Вей-эра, второй атакует. Я успеваю подумать, что выбор правильный — он ударит раньше, чем я успею захлопнуть ловушку. Но моя цель не выстроить массив, а всего лишь заставить ослабить контроль над коконом ци, защита расползается. И в открывшуюся брешь я наношу стремительный встречный удар, трачу ци до последней капли. Я опережаю на доли мгновения.

Пожиратель явился под защитой четвёрки теневиков. Судя по стойке, в которую встал возница, слуга тоже чего-то стоит. И про служанку не стоит забывать. Болезненный вид — одно, а реальное положение дел — другое.

Пожиратель лишился двоих бойцов.

Но всё ещё ничего не понял:

— Возьмите её живой, — вальяжно приказывает он.

Спасибо, мне будет легче.

— Вей-эр, уйди.

— Но…

Узнаю себя.

— Уйди, — я подкрепляю слова ментальным приказом, посланном через нашу с Вей-эром учительскую связь.

Теневик, осознав, что перед ним призрак, развеет Вей-эра один ударом.

Мне следовало приберечь хоть один снежный лотос…

Я торопливо тяну ци из припасённой целебной травки, одновременно делаю то, чего от меня не ждут. Теневик считает меня мастером массивов, а я ухожу в тень. Меня хватает всего на шаг, зато уже из тени я сжимаю пальцы, и по горлу бойца проходят мои любимые “призрачные когти”.

Остался один.

— Мой господин, уходим, — просит последний боец.

Пожиратель в ответ зло отталкивает его, тяжело ступает вперёд.

— Н-на!

Кулак окутывает багрово-чёрное марево. Чёрные прожилки копошатся враздувшемся световом шаре будто жирные личинки.

Если меня хоть краем зацепит, мне конец.

Пожиратель выбрасывает руку, и страшный шар устремляется ко мне, причём разматывая за собой такой же червивый хвост. Это не единичная атака?! По виду — энергетический кнут с утяжелённым концом. Кнут, которым пожиратель будет бить раз за разом.

От первого удара я уклоняюсь.

И попадаю прямиком на возницу, слаженно сработавшим со своим господином.

Бок безобидно колет, и тотчас становится горячо и мокро. Я лопатками чую шар, он влетит в середину спины.

Нет!

Рывок вперёд, я буквально нанизываюсь на лезвие кинжала. Не важно! Раненая, я смогу продолжать. Убитая — нет.

Я обнимаю возницу, обвиваюсь вокруг его тела, как змея вокруг дерева, проскальзываю под руку и разжимаю объятия. Прикрывая бок ладонью, я пячусь.

Пожиратель не успел. Шар, летевший точно в меня, врезался в возницу, и… Чёрные прожилки взбухают, рвут плоть и одновременно иссушают — хвост шара вспыхивает ярче, тёмный багрянец изнутри подсвечивается алым. Уверена, я вижу, как к пожирателю течёт сила.

А значит, одна рука пожирателя скована…

Хах, нет. Он отбрасывает хвост, и шар взрывается, разлетается тысячей молний. К счастью, меня по-прежнему прикрывает тело возницы.

— Мой господин!

— Она ранена, вперёд.

— Мой господин.

— Может быть, ты хочешь стать обеденным блюдом вместо неё, страж?

Чем он его держит? Клятвой? Дргих вариантов в голову не приходит. Чем бы ни держал…

Я зажимаю рану, но кровь продолжает течь.

Я потратила все свои козыри. Без помощи Вей-эра я не смогу воспользоваться массивом. Мне бы хоть пару ударов сердца передохнуть, но противник слишком опытный, чтобы подарить передышку, и страж размазывается в пространстве.

Меня спасает прошлый опыт. Я отступаю не туда, куда он ожидает.

— Учитель!

Куда?! Я же запретила лезть всем ученика, кроме Вей-эра. До тех пор, пока бестелесность была его защитой.

Обмен ударами, я получаю разрез через всё предплечье. Страж ходит от моей атаки без царапинки. Я проигрываю. Дыхание сбилось, пульс частит.

— Дожимай! — азартно требует пожиратель. — Н-на!

С его пальцев срывается клякса.

Припав на колено, я пропускаю её над собой. Шагнув через тень, боец оказывается вплотную ко мне, смыкает на шее пальцы. Он такой предсказуемый… У меня нет сил, чтобы уклониться или тем более атаковать.

Точность не требует ци.

В тот миг, когда он вышел, я погрузила в тень всего лишь пальцы, кисть. Отправила водный талисман противнику приямиком в рот. Как карамельку.

Вода хлещет наружу, заполняет желудок, лёгкие. Целая бочка воды…

Я с трудом выпрямляюсь. Я слабею не только из-того, что затянувшийся бой выматывает, но и из-за кровопотери. Но мне важно встретить пожирателя, крепко стоя на ногах, с гордо поднятой головой и бесконечной насмешкой.

— Учитель!

— Я в порядке, — лгу я. — Прочь.

Мои ученики мне ничем не помогут. “Призрачные когти” освоили все, но два шага — это ни о чём. Им нельзя подходить к пожирателю, он их размажет.

Или нет…

Снова багрово-чёрное марево. Этот кнут — его любимый приём?

— Н-на!

Шар больше прежнего.

Я смещаюсь в сторону, пропускаю шар мимо. Пожиратель запустил его с таким расчётом, чтобы обвить энергетический кнут вокруг моей талии. Расчёт срабатывает.

Отняв ладонь от раны, я провожаю шар брызгами. Несколько капель крови, заряженной иероглифом проявления сути, впитываются в шар. Кнут поглощает всё подряд, без фильтров. Втягивает всю доступную силу и передаёт хозяину.

Как победить? Использовать преимущество врага против него самого.

Проглотив угощение, пожиратель давится.

Кнут почти обвивается вокруг моей талии. Расстояния остаётся на палец, когда кнут распадается на багровые ошмётки тумана. Сам пожиратель хватается за сердце, пучит глаза.

Проявление сути работает как надо. Голоса бесчисленных жертв наливаются силой. Не моей. Я дала лишь каплю, но эта капля стала мостиком между жертвами и силой пожирателя.

Он лопается, как переспевший давно загнивший труп. В пожирателе не осталось ничего человеческого. Нет ни крови, ни костей. Траву заливает сизо-бурой слизью, воняющей тухлятиной.

— Учитель?

— Никогда не боялась побеждать противников сильнее меня.

В голове шумит, я опускаюсь на колено.

Сознание мутиться.

Надо обязательно остановиться кровь. Среди моих учеников целителей нет, и вряд ли они найдутся среди коршунов. Мне нельзя засыпать. Я противлюсь усталости.

Глаза закрываются.

— Учитель, — я узнаю голос ЮЖун. — Коршуны ломают ваш массив.

Моя самоуверенность вновь сыграла со мной злую шутку, да? Почему даже смерть не сделала меня умнее?

Глаза закрылись. Кажется, будто веки не просто тяжёлые, их намертво пришили.

Земля уходит из-под ног.

— Коршуны освободились? — взволнованно спрашивает Южун.

Ответ Вей-эра я уже не слышу.

Глава 14

Планы придётся поменять. Снова.

Не полностью очнувшись, я думаю лишь о том, что против меня будто сама судьба играет. Я всего-то хочу добраться сперва до моей человеческой мамы, а затем до моей настоящей семьи — до лис. Восстановлюсь, верну свои роскошные хвосты… Между прочим, самая важная часть тела. Разве что, самая важная после головы. Я бы руку на хвост обменяла. А вместо обмена судьба раз за разом тыкает меня носом в мою слабость.

Я не только до лис не доберусь. Будучи слабой калекой, я и человеческой маме помочь не смогу, наоборот, гирей повисну на её шее.

Справилась бы я с пожирателем, если бы не Вей-эр? Если бы не затворница? Если бы сам пожиратель не подставлися?

Мне нужна сила. Личная сила и сила преданных мне учеников.

— Учитель?

— М-м-м? ЮЖун?

— Я боялась, вы не проснётесь, учитель!

Голос и впремь звенит тревогой.

Приятно…

— Всего лишь царапина, — фыркаю я, пытаюсь приподняться и охаю от боли.

Бравада пустая. Раньше я бы заживила рану ци, но сейчас об этом и думать нечего.

Если бы не ЮЖун, я бы померла от кровопотери… Это вель Южун меня перебинтовала, да?

Я осматриваюсь.

Меня перенесли во внутренний двор, уложили на покрывало и даже про подушку вспомнили. Давящая повязка остановила кровь.

Та-ак…

Коршуны продолжают взламывать массив, и весьма близки к успеху. Думаю, за пару благовонных палочек управятся.

— ЮЖун, почему в книге учёта не упоминались алхимические печи?

Коршуны ослабляют напор, явно прислушиваются к разговору.

— Учитель, потому что у “Семи ветров” не было печей. У “Семи ветров” не было своего алхимика.

— Убогая секта, да.

Нормальная связываться с пожирателями не станет.

— Легче встретить девятихвостую лису, чем алхимика, — улыбается Южун.

— А?

— Поговорка такая, — поясняет Вей-эр. — Учитель, ваши коршуны пытаются удрать.

— Учитель, в кабинете главы есть печь, но я не знаю, настоящая она или поддельная, для украшения комнаты.

— Неси. А кроме печи…

Я перечисляю травы, которые видела в книге учёта или собрала в Долине тысячи целебных трав. Едва я заканчиваю говорить, ЮЖун уносится выполнять поручение. Неужели запомнила с первого раза? Многообещающая девушка. Хоть и человек.

Ничего, я из неё лису сделаю.

Я глубоко вдыхаю и морщусь от гнилостного привкуса, принесённого от ворот слабым ветерком.

— Лошадей забрали? — спрашиваю я, не обращаясь ни к кому конкретно. — Что со служанкой? И иероглиф “Цзи” на моей карете тоже лишний.

— Уважаемая, семья Цзи вас не простит, — хмыкает старший коршун, забросив борьбу с массивом. Стоит, руки на груди скрестил, разговаривает сверху вниз.

Пфф!

— Они настолько бедные, что обидятся из-за какого-то ящика на колёсах? — спрашиваю я с таким видом, словно мне интересно.

— Вашей самоуверенности позавидует даже император Лунь.

Пфф!

— Император съедобный? Вкусный? Цыплёнок, квохчущий о самоуверенности из клетки, скажи, как ты собирался справиться с теневиками пожирателя? В отличии от тебя, они меня озадачили.

— Мы приготовили пару хитростей.

— И кто из нас по-настоящему самоуверенный? — хмыкаю я. — Продолжай в том же духе, цыплёнок, и скоро взломаешь массив.

Бок отзывается болью, и я прикрываю глаза.

Жёсткая подушка скорее создаёт неудобства, чем поддерживает спину. Сквозь одеяло ощущаются все неровности тренировочной площадки. От тянущей от ворот вони тошнит. Хоть бы сообразили засыпать лужу слизи, в которую развалился пожиратель, столетней безременкой, мы её с запасом насобирали.

Место для тренировочной площадки выбрано не случайно, я улавливаю поток ци, и черпаю из него энергию, восполняя затраты.

ЮЖун я узнаю по мягким шагам.

Я поднимаю веки. На плече девушка тащит пушистый мешок, а в руках — круглый горшочек неприметного землисто-бурого цвета. ЮЖун почтительно передаёт его мне, и я ощущаю приятную тяжесть. Наощупь стенки шероховатые. Я провожу пальцем по окружности горловины и на пробу запускаю в горшок пару капель ци.

— Да, ЮЖун, это печь.

Сделанная безруким учеником не менее безрукого мастера.

Но другой нет, так что годится. Лишь бы не развалилась в процессе.

Для первой пилюли пойдут травки моего сбора, я забрасываю их в печь не глядя, в качестве я уверена. Потратив очередной водный талисман, я направляю ци в печь и одновременно проваливаюсь в транс, чтобы контролировать потоки, и взять у целебных трав нужные мне свойства.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Травы плавятся в потоках ци, отдают накопленную энергию, отдают свою суть. Мастера, прославившиеся многомудрыми трактатами со мной не согласятся, но мне всегда казалось, что в невидимом огне печи травы не гибнут, а буквально перрождаются в новую, созданную разумом форму — в пилюли.

Чем-то похоже на перерождение фениксов. Когда дурной цыплёнок рассказывал, что искусство алхимии было украдено у его клана тысячу тысяч лет назад, звучало достоверно. Опять на ум пришёл, р-р-р-р! Я выпадаю из транса.

— Что, не получилось? — насмешливо спрашивает коршун, напрашиваясь на принудительное ощипание перьев.

Правда, у него их нет… Но это как раз с помощью пилюль поправимо. Сперва заставлю волосы смениться перьями, а затем ощиплю. Буду дёргать не торопясь, по пёрышку, чтобы ощутил мою заботу во всей полноте.

Я наклоняю печь и вытряхиваю на ладонь три бледно-зелёных шарика с изумрудными вкраплениями, выделываясь — ничего не могу с собой поделать — демонстративной подкидываю на ладони, цыкаю.

— Госпожа Шан, вы действительно мастер алхимии?

— Ты узнаешь об этом, когда я накормлю тебя пилюлей подчинения собственного изготовления.

Даже в империи Ю, где алхимики не были также редки, как лисы, пойти под руку мастера считалось большой удачей.

Поэтому, игнорируя боль, я разматываю повязку. ЮЖун шумно вдыхает при виде вновь побежавшего алого ручейка. Я позволяю людям увидеть мою рану, оценить. И отправляю в рот одну пилюлю.

По телу растекается тепло. Через три удара сердца тепло концентрируется в боку. Края разреза наливаются зеленоватым светом. Рану скрывает зелёный туман. Продержавшись пять ударов сердца, он развеивается, и открывает гладкую кожу, испачканную корочками подсохшей крови. Корочки легко отколупываются ногтями, облетают. На коже даже шрама не осталось.

— Невероятно!

Я бросаю взгляд на говорящего. Один из “семёрок”.

— На самом деле ничего особенного, — и я говорю правду, не кокетничаю.

Кажется, со мной не согласны, но у них ещё будет время убедиться.

Я вытряхиваю из печи остатки трав, протираю внутреннюю поверхность. На подушечках пальцев остаётся колючий бурый порошок. ЮЖун с готовностью протягивает шёлковый платок. Её личный?

Старший коршун окончательно бросил попытки освободиться и внимательно наблюдает за мной. Я дарю ему насмешливую улыбку. Если я правильно поняла, изначально он собирался не только выполнить заказ и спасти сирот, но и прибрать к рукам “Семь ветров”, захватить секту, как захватила я. Так почему бы не пойти на службу к госпоже алхимику?

Чтобы нанять коршунов, хватило сбережений столичного торговца шёлком. Не бедняк, но и не богач, раз дочь была без охраны теневиков. Допустим, он выгреб всё до последней монетки и даже влез в долги. Не думаю, что полученного коршунами гонорара хватит хотя бы на половинку качественной пилюли. На пяток мусорных — да.

Со мной им выгодно.

Мне с ними… В будущем — да. В будущем они станут моей маленькой смертоносной армией.

Но пока что я цепляю их себе на загривок как кровососущих блох.

— ЮЖун, где табличка? Моя резиденция называется Дом Огня.

— Сей миг, учитель!

Вычистив печь, я отбрасываю почерневший, словно в саже изгвазданный платок и тут же кладу в печь травки для следующий порции. Пилюли подчинения — это не столько название, сколько классификация по действию. Есть разные рецепты, с разными эффектами, разной мощностью, разным сроком действия. И даже с разным принципом действия. Одни пилюли подчинения уничтожают волю, другие вызывают острую симпатию и желание угодить, третьи… Множество вариантов, и я знаю далеко не все.

Я сделаю простенькие пилюли — так легче, быстрее. То, что я заживила рану, не значит, что мне не нужен отдых.

Чарующий плющ пойдёт в основу.

— ЮЖун, это что? — я поднимаю растение за стебель.

Листья подвяли, закрутились по краям, корешки тоже подсыхают. Это уже не драгоценное сырьё для ещё более драгоценной пилюли, это мусор.

— Простите, учитель. В хранилище семь чарующих плющей, и этот лучший.

— Ха…

Так бы и сказала, что чарующего плюща нет, как, подозреваю, нет и всего остального, что я нашла в списках учёта. Тьфу. Я чувствую себя обкраденной.

Глава 15

— Учитель?

В долгих походах не всегда можно создать подходящие условия для добытых растений. Один из способов…

Травы, которые я уже бросила в печь, я вытаскиваю, откладываю в сторону. Мне понадобятся мои лечебные травки. И чарующий плющ, такой же убогий, как хранившая его секта.

У растений, не считая некоторых порождений Бездны, нет пасти, и, соответственно, скормить чарующему плющу лечебную пилюлю не получится при всём желании. Но можно поступить иначе. Плющ отправляется в печь вместе с целебными травами, и я заставляю его парить в потоках ци, а целебные травы не сплавляю в волшебный шарик, а направляю их силу прямиком в плющ.

Когда я его вынимаю и отряхиваю от бурого порошка, от вялости и пожухлости не остаётся и следа. Стебель утолщился, корни покрылись нежным пушком, а листья и вовсе радуют мясистой сочностью.

Я восстанавливаю буравку зубчатую и мелс пегий.

Для пилюли подчинения всё готово. Я бросаю взгляд на старшего коршуна. До него дошло, что насчёт пилюль я не шучу.

— Госпожа Шан!

Нет-нет, цыплёночек, поздно. Я тебя… съем.

— М-м-м?

Я погружаюсь в транс и направляю потоки ци в печь.

Время для меня замирает. Я концентрируюсь на потоках и только на потоках Печь раскаляется, я начинаю ощущать сопротивление керамики. Неужели она настолько убогая, а? Ци, ведомая моей волей, течёт всё быстрее, растения сплавляются, полностью преображаются.

Печь даёт глубокую трещину.

Я заставляю энергию продолжать вращение, я закручиваю потоки, сворачиваю в плотные шарики размером с вишню каждый.

Трещина расширяется.

Я выхожу из транса.

— Мда.

— Что, не получилось? — если раньше старший коршун насмехался, то теперь спрашивает с надеждой.

Я достаю пилюли и одну показываю, зажав в пальцах. У меня получилось всего четыре пилюли. Сырья хватало на большее, напора не выдержала печь. Она теперь не годна даже в качестве украшения — слишком уродливая. У бывшего главы “семёрок” отвратительный вкус.

— Открывай клюв, цыплёнок. Время глотать червячка.

— Госпожа Шан, отряд коршнов готов принести вам клятву верности. Пожалуйста, не расходуйте пилюли.

— Думаешь?

Я смутно представляю, как заставить его проглотить пилюлю. Он же отбиваться будет, а у меня в голове шумит и в ногах слабость.

Правильнее будет позволить ему меня уговорить.

— Госпожа Шан, — старший коршун преклоняет колени, — позаботьтесь обо мне и моём отряде.

Уговаривать он не стал.

Ладно…

Я принимаю клятву и мстительно предлагаю взломать массив самостоятельно. В качестве тренировки.

ЮЖун подаёт мне, наконец, табличку, кисть и краску. Я вывожу иероглифы небрежным летящим стилем, добавляю каплю ци, чтобы закрепить надпись.

— Служанку увели, лошадей забрали, иероглиф “Цзи” с вашей кареты убрали, учитель, — отчитывается ЮЖун.

С коршунами разобралась, с “семёрками” разобралась…

Я поднимаюсь, выхожу к воротам. Но не для того, чтобы понаблюдать, как ученики будут менять табличку. И не лишний раз вдохнуть вонь от лужи.

На пороге лежит затворница. Не она сама, её оставленная душой оболочка. Душа ускользнула… Не знаю, куда. Отправилась в высшие миры? На перерождение? Куда бы она ни ушла, я желаю ей лёгкого пути. На лице покойной застыло выражение радостного умиротворения.

— ЮЖун, проследи, чтобы всё было подготовлено достойно.

— Да… учитель.

— Что-то не так, ЮЖун?

Она, вертя в руках табличку, пожимает плечами:

— Всё правильно, учитель. Но вы смотрели на госпожу с очень… сложным выражением.

— Я не умею сдаваться, ЮЖун. Пока я жива, я буду бороться. Я могла бы… в азарте боя закрыть собой мать, сестру. Я могла бы пойти на жертву не в азарте, а сознательно. Но я бы никогда не убила себя ради памяти. Её племянница погибла страшной смертью, но этого уже не изменить. В чём смысл затворничества? В чём смысл мести ценой собственной жизни? Я не понимаю… Не могу понять.

— Для неё был смысл. Может быть, прямо сейчас она в Царстве Ямы обнимает свою племянницу?

— Перенесите её в храм. Пусть её проводят те, кто её знал.

— Позвольте, я покажу вам вашу комнату, учитель?

— Да-а-а…

Сегодня мне нужен отдых, а завтра будет новый день, и завтра с новыми силами я познакомлюсь с учениками, приобретёнными из “семёрок”, посмотрю, на что годны коршуны, встречусь с сиротами из приюта. Я же не выгоню детей. Потому что выгонять… расточительно. И уж точно я их оставляю не из доброты и сострадания, я лиса злая и охочая до выгоды, вот.

Надо посмотреть, как они культивируют, показать, как правильно и обязательно объявить, что наградой за старание станут пилюли.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Найдётся в хозяйстве “семёрок” ещё одна печь или придётся покупать? Лучше бы кого-нибудь ограбить… Хотя нет. С грабежами подожду. От грабежей сплошная головная боль: плато ограбила — монахов подцепила, секту ограбила — её бездарных неучей подцепила. Если я императора ограблю, на меня проблемы целого государства свалятся?! Так и хребет переломить недолго. Поэтому печь я куплю.

Были бы у меня мои хвосты…

Мне снится рыжая, как огонь птица, а я в своём истинном лисьем обличье забираюсь по дереву в её огромное, устроенное в развилке стволов гнездо. Вместо того, чтобы защищать свой дом, птица ухает и хохочет, а набираю в мешок её золотые яйца, закидываю мешок за спину, прыгаю вниз и бегу прочь со всех лап. Птица так и сидит в своём разорённом гнезде, но её смех будто прилип к ушам. Я бегу, яйца в мешке бьются друг о друга, некоторые трескают, как моя печь, и из мешка выбираются цыплята. Они хватаются когтями за мой мех, долбят клювами по затылку, пищат, требуя пилюль и мяса. Я бегу, ощущая себя едой на их пиршественном завтраке.

И просыпаюсь с криком.

Провожу ладонью по лбу, чувствую холодный липкий пот.

Проклятые блохи… В смысле, цыплята. В смысле, ученики.

— Р-р-р! — сажусь я рывком.

— Учитель? — заглядывает ЮЖун.

— М?

— Так вы не звали, учитель? Мне послышалось, простите.

— Всё в порядке, ЮЖун.

Собственно, где я? Комнату я вчера толком не рассмотрела, провалилась в кошмар. В глаза бросается ширма — на желтовато-белом фоне расплываются ярко-красные гиганты пионы. Вкуса и эстетического чутья у павшего главы “семёрок” действительно не было.

Приободрённая Южун расплывается в улыбке:

— Подать чай, сразу завтрак или у вас другие педпочтения утром, учитель? Простите, я пока ещё не знаю.

Точно лиса. Как ловко в личные ученицы пробирается.

— Завтрак, — решаю я.

— Не знаю, когда вы предпочитаете выслушивать новости, — продолжает она.

— Что-то важное?

— “Семь ветров” продавали детей не только пожирателям, но и в богатые семьи, как обычных слуг. Время от времени из столицы приезжали гости, и последний глава “Семи ветров” выходил на передний двор без задержик.

— Кто-то прибыл?

Дом Огня гостям не рад.

Моё упущение — мне следовало приказать закрыть ворота для посетителей. Отправить к гостю ЮЖун?

— Слуга из резиденции министра Сян, учитель, доставил письмо для главы секты.

Глава 16

Ся-а-ан?

Р-р-р-р.

— Пусть ожидает.

Завтрак я съедаю, не чувствуя вкуса. На языке лишь горечь неприятностей, которые не стали дожидаться, когда я подготовлюсь, наберу силу. Господин Сян написал один единственный раз, когда сбагрил меня “семёркам”, молчал пять лет, в отчётах, которые отправлял отшельник, не было ни одного утешительного слова. Нет никаких причин для приступа говорливости.

Письмо как-то связано с моим приближающимся совершеннолетием?

Зачем гадать?

Слуга слуге рознь. Поприветствовать помощника министра не зазорно, но я принимаю решение скрываться. Во-первых, я сомневаюсь, что прибыл помощник, а не обычный посыльный. Выходить к мальчику на побегушках — ронять достоинство достопочтенной госпожи Шан. Во-вторых, мне не во что одеться. Ни моё истрепавшееся платье, ни ученическая форма для встречи не подходят. В-третьих, нельзя показываться на глаза тому, кто может потом узнать меня в резиденции.

Отложив палочки для еды, я перевожу взгляд на ЮЖун:

— Принеси письмо.

— Учитель, он настаивает, что должен передать его вам лично.

— Пфф!

— Как и дар для храма.

Денежки? Мои денежки…

— Есть экран без росписи или с изящной росписью? — уточняю я, кивнув на ширму. — А ещё мне понадобятся свечи и благовония. Передай слуге, что я встречу его в своём рабочем кабинете.

— Да, учитель!

Кабинет меня не впечатляет. Простенький стол у окна, кресло. От главы секты, пусть и гнилого насквозь, ожидаешь тяги к знаниям или хотя бы её напускной видимости, но полки забиты дорогим хламом. Свитки я нахожу в ящике под столом, что само по себе несколько непривычно.

Первый же свиток радует откровенной весенней сценой между воином, обнажённым ниже шеи, но зачем-то оставившем на голове шлем и тонким юношей со стянутыми алой лентой запястьями.

Остальные свитки я даже не пытаюсь открывать.

Но выбрасывать не буду. Подарю кому-нибудь. Императору? Ха…

Ученики заносят экран и устанавливают его наискось. Я приказываю переставить кресло из-за стола к боковой стене и закрыть ставни.

Свечи я расставляю сама.

И курительницу — сама. К благовониям я подмешиваю дурман-травку. Не сырьё для алхимии, а самую обычную, без капли ци. Я не собираюсь туманить разум, ни свой, ни гостя, лишь подчеркнуть тайну.

На экране расцветают тени. Чётче всего проступают завитки дымка. Мой силуэт будет смазанным, неясным.

Я беру кисточку, бумагу размещаю на специальной дощечке. За столом удобнее, но…

Когда слуга входит, я увлечённо пишу — описываюодну из базовых техник культивирования. В империи Ю она не считалась секретной. Не самая эффективная, зато достаточно простая, чтобы ученики освоили её самостоятельно. Или под присмотром моих старших учеников. Короче — без меня, пожалуйста.

Про слугу я вспоминаю, когда завершаю писать. Он терпеливо стоит по ту сторону экрана.

— Зачем ты пришёл в мой Дом Огня, мальчик?

— В секте “Семи ветров” обучается дочь семьи Сян, госпожа Шан.

Я медлю.

Словно размышляю.

— Я взгляну. ЮЖун.

Девушка безмолвно выступает вперёд, почтительно, обеими руками, принимает конверт и не менее почтительно передаёт его мне. Я небрежно срываю печать, вынимаю лист.

“Господин Го, сообщения об отсутствии успехов у дочери моей семьи Сян ЯоЦинь удручают, но я не теряю надежду. Близится совершеннолетие девочки, и я принял решение, что лучше всего ей оставаться в храме. Поручаю ЯоЦинь вашим заботам и уверен, ЯоЦинь будет тронута и высоко оценит, когда вы подарите ей новое имя. Также передаю храму скромный дар”. И подпись.

Пр-р-р-рекрасно.

Господин Сян решил окончательно избавиться от обузы. Просто пр-р-рекрасно-р-р.

— Господин Го сейчас в гостях у Царя Ямы. Дом Огня вскоре закроет ворота, но не будет препятствовать господину Сян в добродетельном желании поприветствовать храм. Я отвечу на письмо господина Сян.

— Министр Сян будет тронут, госпожа Шан.

Конечно, не будет.

Уверена, он был бы счастлив получить дружбу алхимика, но… Даже вражды не получится. Господин Сян просто помеха на моём пути. Хотя подарок я приму. Если он достаточно щедрый.

ЮЖун подаёт мне чистый лист, и я пишу:

“Господин Сян, секта “Семи ветров” пала. Мой Дом Огня иной. Я прикажу сопроводить дочь вашей семьи в столицу. Девушка вернётся домой с соблюдением всех приличий”.

Может, написать, что девушка Сян разбила печь? Нет, я не дам ни малейшего повода для продолжения общения. Я ставлю подпись, дую на бумагу, чтобы тушь высохла быстрее. Получается, я должна успеть прибыть в резиденцию Сян до того, как глава семьи придумает, куда меня деть. Сплавит в любой другой храм, выберет тот, что подальше. Нет уж. Я убираю записку в конверт, конверт запечатываю и через ЮЖун передаю слуге.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Поклонившись, он уходит.

А я возвращаюсь к описанию техник культивирования. Сегодняшний день я посвящу ученикам. Завтрашний — тоже. Дом Огня в четырёх днях пешего пути до столицы. У меня есть карета и лошади. За день доберусь? Надо будет сделать некоторые дела под именем Шан, а затем явиться в резиденцию. ЮЖун и кто-нибудь из монахов проводят.

— Старшего цыплёнка ко мне, — распоряжаюсь я, а когда коршун приходит, приказываю. — Вскрой!

Увесистый на вид ларец оставил слуга, и мне любопытно, во сколько господин Сян оценил мою жизнь. Это ведь только на словах подарок. Он платит за то, чтобы его раз и навсегда избавили от позорящей его родственницы. А ларчик дорогим не выглядит. Простая форма, дерево отполировано и покрыто лаком. Ни резьбы, ни инкрустации.

Коршун откидывает крышку не сразу, проверяет. Я одобрительно киваю. Не найдя подвоха, он косится на меня, но на подсказки я скупа, поэтому принять решение коршуну приходится самостоятельно, и он раскрывает ларец.

Я подхожу ближе, заглядываю.

— Всего лишь? — набор писчих принадлежностей, курительница, немного благовоний, дно выложено серебряными слитками. Из по-настоящему ценного только чётки из молочно-белого нефрита.

— Госпожа?

— Что ты знаешь о министре Сян и его семье?

Коршун пожимает плечами:

— Достойная семья, влиятельная, богата золотом и талантами. Министр, по слухам, у императора на хорошем счету. В скандалах не замечен. Сян чуть ли не живое воплощение высокой нравственности.

— Ты сомневаешься? — улыбаюсь я.

— Однажды мне довелось увидеть, как дева из весеннего квартала, по слухам красавица, за чей благосклонный взгляд будут сражаться лучшие из мужчин, смывает с лица краску. С тех пор, чем больше сладость я ощущаю, тем большую горечь я под ней подозреваю.

— Ты прав. Красивые цветы под своими стеблями обычно прячут навозную кучу.

— Но вы приняли их подарок, госпожа.

— Почему бы мне не помочь им умыться? — улыбаюсь я. — Цыплёнок, с серебром от господина Сян мчишься в столицу. Я хочу, чтобы ты опередил его слугу. Скорое возвращение позабытой девушки Сян должно стать главной городской сплетней. Пусть говорят торговцы на рынке и уборщики в чайных, швеи в мастерских и нищенки в храмах. Пусть сплетня через слуг доберётся до ушей хозяек. Пусть юные госпожи из знатных семей и их матери сгорают от нетерпения, желая увидеть добродетельную деву. Они не позволят министру Сян спрятать неугодного ребёнка.

Глава 17

Отсчитав десять слитков, коршун прячет их в неприметную поясную сумку, в ларце оставляет больше половины, хотя я предложила забрать всё, и уходит. Я недолго остаюсь в одиночестве. Стучу когтями по столешнице. Ах, у меня же теперь всего лишь ногти… А планы остаются прежними.

— Всем, кто есть в моём Доме, выйти на тренировочную площадку. Вей-эр, проследи.

У убогой секты не было даже простейшей защиты от призраков.

Но если щит от призраков подождёт, то пожиратели ждать не будут. Уверена, господин Цзи далеко не единственный покупатель “Семи ветров”. Наверное, они обидятся, когда узнают, что я не только лишила их жертв, но и убила одного из них.

— Сирот тоже?

— Всех, Вей-эр.

Я выхожу одной из первых, устраиваюсь в кресле под тенью ученического домика. Младшие ученики, находящиеся на положении обычных слуг, живут чуть ли не в бараке. И если летом в длинном помещении приятная прохлада, то зимой — сырой холод, а обогрева нет. Ученики, сумевшие получить одобрение наставников, перебираются в другой дом, с очагом в комнате, живут по четверо-пятеро. И только страшие ученики награждаются собственным двориком.

Правильно, да. Но щели в бараке заделать надо. Пол сделать тёплым, обогреваемым. И жаровни установить…

Больше всего мне не нравится то, что ученики собираются крошечными группами и сближаются, прям как лисы и фениксы. Я бы поняла, если бы отдельно встали коршуны и отдельно — сироты из приюта. Но единства нет среди бывших “семёрок”.

— Доброе утро, учитель, — приветствуют они меня.

Я каждому уделяю самое пристальное внимание. Кто-то смотрит на меня с восторгом и надеждой, но большинство унылы, не ждут ничего хорошего.

— Если кто-то хочет покинуть Дом Огня живым, у вас есть время до полудня. Я даю слово не преследовать.

Один парень вскидывает голову, можно подумать, что предложение его заинтересовало, но уйти он не решается и снова опускает лицо. Надо бы к нему присмотреться…

— Культивация начинается с медитации. Я хочу увидеть, на что вы способны.

Некоторые из сирот панически переглядываются, другие неуклюже бухаются на землю, хватают себя за стопы, пытаются принять идеальную позу. Словом, у сирот творится кошмар. Коршуны показывают себя неплохо, но именно что неплохо. Недочёты исправлять и исправлять. У “семёрок” тоже проблемы, что не удивительно, лишь некоторые показывают что-то похожее на работу с ци. Вот на моих “горных” учеников приятно посмотреть. Вей-эр радует. ЮЖун… неплохо. Талант есть, обучена… никак не обучена.

Зрелище удручающее.

Буду работать с талантами, а таланты будут звереть с бездарями.

— Достаточно потуг. Ты и ты, идите сюда, — я выбираю одного младшего ученика и одного приютского, который даже в транс погрузиться не смог. — Не нужно бояться, хорошо? Я помогу вам обоим начать, хорошо? Садитесь, но садитесь удобно.

Первым реагирует младший ученик “семёрок”. Он скрещивает ноги, но не пытается завязаться узлом. Сирота повторяет.

ЮЖун морщится.

Я ободряюще киваю, и она задаёт вопрос, который, полагаю, крутится у большинства:

— Учитель, разве не важно принять правильную позу?

— С какой целью? — хмыкаю я. — Поза важна для правильного течения ци по телу, но ни ЮСи, ни ЮСя, — имена я говорю первые пришедшие на ум, однако ученики радостно вскидываются, — направлять ци ещё не умеют. Неудобная поза будет лишь отвлекать, станет помехой. Больше того, нельзя принимать позу лотоса, пока тело к этому не готово. Ци лечет. снимает ощущение неудобства, но в действительности тело остаётся лишённым гибкости, неразвитым. Однажды слабое тело может стать причиной вашего поражения.

— ЮСи и Юся, будьте умными. Это всех касается. Научиться культивировать ци вы успеете. Сперва освойте погружение в себя. Также сегодня я покажу физические упражения. Ежедневно вы будете просыпаться на рассвете, медитировать, пить чай, выполнять утреннюю зарядку, завтракать, затем будут уроки каллиграфии, музыки, истории… Дети Дома Огня не будут позорить меня необразованностью. Затем снова физические упражнения. Обед, свободное время, обучение боевым искусствам без ци. Ужин, вечерняя медитация.

— Учитель, но когда же они будут убираться на кухне, подметать дворы, выполнять поручения старших учеников?

— Ха? Они? Грязной работой будут заниматься не они, а ни на что больше не годные лентяи. Мальчик, почему бы тебе не побеспокоиться о своих успехах?. Разве не печально вернуться в дом младших учеников и стать подметальщиком?

Парень опускает голову, но я успеваю заметить, с какой пылающей злобной завистью он покосился на мальчишек. Что же… Теперь я ему даже метёлку не доверю. Долго ждать, когда он сделает глупость, не придётся, и я наглядно покажу ученикам, что не потерплю раздора.

— Вей-эр, присмотри.

Озадачив младших учеников ментальными практиками, вторую половину дня я посвящаю старшим ученикам. С ними работы ещё больше — слишком много ошибок они сделали в начале пути и продолжают делать. У некоторых проблемы с концентрацией, они культивируют, но при этом не способны погрузиться в по-настоящему глубокий транс. А значит в своём развитии они очень скоро упрутся в тупик, как некогда, правда, по другой причине, упёрся в тупик старый ворчун, получивший от меня имя ЮЧень.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍У коршунов беда с физической формой. Они слишком упирали на культивацию, игнорируя обычные тренировки.

У ЮЧеня и остальных тела вовсе дряхлые, стареющие. Но именно старики готовы работать до изнеможения. Приходится их останавливать:

— Потерпите ещё дней пять-семь. Я приобрету печь и сделаю для вас омолаживающие пилюли.

— Такие бывают? — удивляется ЮЖун. — Я думала, что омолаживающие пилюли только морщины убирают.

— Всякие бывают. Я сделаю настоящие.

По крайней мере, я помню рецепт… Но нужен подопытный для первой пробы. Не учениками же рисковать.

Вечером я устраиваю праздничный ужин.

В убогой секте нет зала, который мог бы вместить всех без исключения, поэтому я приказываю разместить столы на тренировочных площадках, развесить цветные ленты, зажечь бумажные фонарики. На столы подаётся мясо, а главным блюдом становится сочная оленина, жаренная на открытом огне. Зверь неосторожно вышел из леса на тракт, когда я осматривала внешнюю стену и прикидывала, что с ней делать — сносить и возводить заново или укреплять. Я бросилась за ним раньше, чем осознала, что четырёх лап вместо двух но у меня больше нет. Короткая погоня, удар “призрачными когтями” и упоительная победа даже в таком неполноценном облике…

А ещё через день я, как и планировала, отправляюсь в столицу.

Глава 18

От крепостных ворот к центру лениво змеится единственная широкая дорога. Когда-то её выложили камнем, но какие-то булыжники взбунтовались и встали на дыбы, какие-то потерялись, и колёса экипажа то и дело попадают в выбоины. Трясёт немилосердно.

Коллышется шёлковая занавеска, прикрывающая салон от пыли и любопытных взглядов. Я не настолько сумасшедшая, чтобы брать удобню карету, доставшуюся мне от пожирателя, это всё равно что на центральной площади громко объявить себя его убийцей. Пришлось воспользоваться недоразумением, на котором катался павший глава “семёрок”.

— Лапша! Горячая лапша!

— Милости, умоляю, милости!

— Шпильки, красивые шпильки!

Едва отступили бедняцкие кварталы, поражавшие теснотой и разрухой, на нас обрушиваются вопли мелких торговцев и нищих, просящих милыстоню.

Со мной ЮЖун и чахлой лошадёнкой правит один из коршунов. Всех остальных я оставила в Доме Огня — пусть работают. ЮЧень меня заменит, а при необходимости пришлёт весточку через Вей-эра.

Экипаж замедляется.

— Почему бы нам не начать с чайной? — предлагаю я.

ЮЖун выглядывает в окно:

— Но, учитель, эта чайная для простых горожан.

— И что? — пожимаю я плечами.

— У них нет входа для женщин и отдельных кабинетов, — терпеливо поясняет ЮЖун.

Та-ак…

— Почему бы не сесть в общем зале?

— Это… несколько неприлично. Женщины, прорвавшиеся на высокие ступени, держатся вольно, но они могут себя защитить. И… нам придётся приоткрыть лица.

Насчёт лиц она права.

Я оставила ученическую форму “Семи ветров”. Удобная, брючная. Только приказала спороть вышитые иероглифы, выдававшие принадлежность к секте, и сделать новую вышивку — Дом Огня. Я оделать точно так же как и ЮЖун, и у нас у обеих широкополые шляпы с шёлковыми вуалями. Конечно, можно пить чай под вуалью, лишь оттянув её край, но не поднимая, однако неудобно. И мы привлечём внимание. Хорошо, если только внимание. А если и проблемы?

— Я так и не понял, эта девушка Сян, кем она приходится министру Сян? — доносится с улицы обрывок разговора.

Старший коршун прекрасно поработал, одобряю.

— Полагаю, девушка из боковой ветви.

Самой, кстати, интересно…

Детские воспоминания слишком невнятные. Я помню седого старика с острой бородой и злыми глазами, я его очень боялась. Я всех тогда боялась. Помню мужчин, которых следовало называть дядями. Отца… не помню.

Мы едва едем, и, кажется, вот-вот встанем окончательно. Вроде бы дорогу перекрыли из-за некого вельможи. Бесит. Пешком было бы быстрее. Что на своих двоих, что на дешёвых колёсах — впечатление я произвожу одинаково неприятной.

— Встретимся, — решаю я.

Экипаж как раз трогается, но я легко спрыгиваю на мостовую.

— Учитель?

Южун понятливо остаётся в экипаже, мы встретимся позже.

Приблизительно представляя направление, я ныряю переплетение торговых улочек, лишь краем глаза отмечаю, что причиной задержки стало столкновение дорогих экипажей, слишком широких, чтобы разъехаться, не зацепившись бортами.

Я скольжу мимо лавочек, привычно лавирую в толпе.

И сравниваю.

Это столица? Неказистый кое-как застроенный городок. Ладно, город — достаточно крупный. Но всё равно… Здесь часто разоряются, бросают лавочки, и они стоят пустотелыми, с гниющими от дождей крышами и зияющими провалами окон. Иногда находятся ноые хояева, перестраивают, переделывают и только усиливают ощущение беспорядка.

Империя Ю была иной. Она дышала достатком, улицы были широки и чисты, люди — хорошо одеты, а редких нищих либо отправляли в государственные приюты, либо продавали.

В империи было иное отношение к женщинам. Ценилась сила, и не имело значения, заклинатель ты или заклинательница. В стране Лунь женщины… второй сорт? Но почему? Должна быть причина.

Кольцевая дорога словно делит город на два. По ту сторону каменные монументальные дома, издали видны крыши дворцов. Здесь даже пахнет иначе.

Стражник окидывает меня внимательнным взглядом, и я понимаю, что моя одежда по его мнению недостаточно хороша, чтобы ступить в квартал богатеев, которых оскорбит один мой скромный вид. Всё же стражник не препятствует.

— Уважаемый, в какую сторону к аукционном дому Лю?

Коршун сказал, что это лучший аукционный дом. Точнее — единственный. Клан Лю занимается добычей и продажей скоровищ, и я думаю, мы найдём общий язык, ведь я тоже страстная охотница за сокровищами.

— С белой башней не ошибёшься, — буркает страж и неопределённо взмахивает рукой.

Хм…

Его взгляд самую капельку дружелюбнее. Видимо, уважает клан Лю.

Я иду в указанном нарпавлении и вскоре признаю, что страж был прав, ошибиться невозможно. Белая башня пузата, тянется к небу тремя скошенными зубцами и формой напоминает тугой бутон нераспустившегося лунного розатина. Табличка над входом незатейливая, её роскошь в изяществе. Иероглифы начертаны моим любимым небрежным стилем.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Слуга у двери распахивает для меня створку и кланяется.

Я вхожу.

— Добро пожаловать в аукционный дом Лю, юная госпожа, — меня приветствует младшая из служащих. Девушка, моя ровесница, лучится доброжелательностью, однако я не могу не заметить, что старшие служащие ограничиваются скупыми улыбками.

Меня не сочли достойной.

— Доброго дня, — здороваюсь я. — С кем я могу поговорить о пилюлях? Я хочу продать. О-о-о?!

Не может быть!

В углу, словно нарочно убранная от взглядов посетителей, в нише, окаймлённой орнаментом цветков всё того же лунного розатина, стоит алхимическая печь и ненавязчиво кричит о богатстве Лю. Сколько же у них сокровищ, если они могут небрежно выставить ко входу столь ценный предмет.

Но меня привлекает отнюдь не факт, что Лю выставили ко входу вещицу, которая мне очень нужна.

На боку печи красуются иероглифы, обозначающие девятихвостую лису. Начертание… Один и тот же иероглиф можно начертать тысячей тысяч способов. Линии можно провести жирно или тонко, решительно или с сомнением, вычурно или просто. Иероглифы на боку печи идеально повторяют начертание, принятое в нашем клане. А печь как две капли воды моя, ученическая. Потом, когда я увлеклась алхимией, я обзавелась своей личной печью…

Если печь действительно наша, это объясняет, почему она стоит в нише — ею невозможно воспользоваться, не имея нашего ментального ключа.

У клана Лю есть выход на Девятихвостых лис?

Скорее, печь попала к ним каким-то образом. Как бы то ни было, печь — это зацепка.

— Госпожа?

— Д-да.

— Вы хотели продать несколько пилюль? Вы… впервые в нашем аукционном доме? Вы моеже оставить пилюли. К завтрашнему утру алхимики дадут оценку.

У меня нет времени.

Я открываю шкатулку и показываю:

— Четыре пилюли. Пусть оценщик взглянет немедленно, и аукционный дом Лю возьмёт одну за беспокойство.

— Присаживайтесь, юная госпожа. Чаю?

Качнув головой, я остаюсь возле печи. Проверить её на подлинность было бы невежливо по отношению к клану Лю, на который у меня внезапно грандиозные планы. Если через них я найду свою семью…

Я теряюсь во времени. Сколько я так стою, поедая печь глазами, благовонную палочку?

В себя я прихожу, почувствовав возвращение девушки. Она пришла без чая и без моих пилюль.

— Госпожа, — “юную” она тоже потеряла, — господин Лю, старший алхимик аукционного дома просит вас не отказать во встрече.

Хм? Сработало?

Глава 19

Я с усилием отрываюсь от алхимической печи. Я себя убедила, что дом далеко, но внезапно я вижу столь странный привет от девятихвостых лисиц. Как так? Встреча с алхимиком прояснит хоть что-то. Девушки очень гармонично меняются местами, младшая служащая остаётся, меня провожает старшая. Я удивляюсь, как ей удаётся быть сдержанной и одновременно выказывать почтительность, при том, что она просто идёт по коридорам.

Мы поднимаемся на этаж.

— Госпожа, мне следует объявить ваше имя?

Хочу ли я представиться?

— Шан.

У комнаты нас ожидает другая служанка. Двери распахнуты, и девочка приподнимает прозрачный полог.

— Прибыла госпожа Шан, — сообщает моя провожатая.

— Проси же драгоценную гостью.

Я вхожу. Мою улыбку скрывает вуаль. Я сомневаюсь, но всё же снимаю шляпу, позволяю увидеть моё лицо.

Алхимик — крепкий мужчина с гладко выбритым лицом и взглядом охотника — приглашает меня за низкий столик. Два кресла установлены полубоком, будто ожидают двух добрых друзей, а не незнакомцев. Одно занимает господин Лю. Я опускаюсь в свободное.

— Чаю, госпожа Шан? Какой сорт предпочитаете?

— Доверюсь вашему выбору, господин Лю. Чутьё подсказывает, что мы ещё не раз встретимся.

— Вот как?

— Пилюли, — я указываю на четыре шарика в открытой коробочке, стоящей на краю стола, — качественные, но бросовые. Чего-то они стоят, но уж точно не способны привлечь ваше внимание ни коротким действием, ни слабым эффектом.

— Простите, госпожа, но почему вы называете эффект слабым? На первый взгляд у меня сложилось иное впечатление.

Нам подают пиалы.

По комнате растекается запах хвои, и я, не проуя, берусь предсказать, что чай будет с горчинкой. Определённо, хороший сорт. В пору попросить мешочек для ЮЧеня, но я, конечно, не стану позориться.

— Потому что в основе пилюль чарующий плющ, господин Лю. Принявший пилюлю, будет глубоко очарован первым человеком, которого увидет в течение ста ударов сердца. Однако очарование не означает подавление воли. Человек с сильной волей, будучи очарованным, способен не только осознать, что его дурачат, но и удержаться от соблазна. Эти пилюли хороши для новобрачных, познакомившихся в день свадьбы.

Алхимик невозмутимо делает глоток. А ведь он в нетерпении.

Как и я.

— Господин Лю, уверена, вы знаете всех выдающихся алхимиков…

— Осмелюсь сказать, что я знаю почти всех, даже бездарных учеников, — улыбается он.

— Пилюли всегда несут в себе след того, кто их создал. Иногда след едва уловим, но есть всегда. Эти четыре пилюли созданы незнакомцем.

— Потрясающая чистота. Мастер владеет уникальным серетом.

Что бы он сказал, увидев работу настоящего мастера?

— Вы мне льстите, господин Лю.

— Вы?!

Я хмыкаю, вынимаю из рукава столетнюю кровянку и протягиваю господину Лю:

— Что скажете, господин?

Растение, между прочим, прелестное. Три листика, каждый размером с ноготь большого пальца, короткий загнутый корешёк и крошечный чёрный цветок, в сезон дающий чёрную вытянутую ягоду.

Он недоумённо пожимает плечами:

— Целебная травка. Цена ей четыре полновесных серебряных слитка.

Кровянку я выбрала за размер.

Алхимик возвращает её — опускает на раскрытую ладонь. Я сжимаю кулак, направляю ци. Кожа на жар отзывается болью. Я отстраняюсь от непрятных ощущений. Я бы обошлась без печи, пожертвовала рукой, но… тот же чарующий плющ в кулаке не поместится, а снежный лотос от касания погибнет. Без печи никак.

Я раскрываю ладонь и, игнорируя запузырившийся ожог, передаю получившуюся пилюлю алхимику. Она простейшая — всего лишь остановит кровотечение в порезанном пальце. С раной, как я недавно получила, пилюля не совладает.

Но зато она качественная и почти идеально чистая.

— Без печи?! И… так быстро?! Госпожа, вы не потратили и одной благовонной палочки!

Да в чём дело?!

Я не понимаю… Да, я училась у мастера, осваивала различные техники, но прежде всего меня интересовала добыча. Я владею искусством владения пилюль весьма посредственно, а сейчас и вовсе показала примитивный фокус.

Откуда столько восторгов?

Это ведь уважаемый представитель клана Лю, а не олух из “семёрок”.

— Как вы могли убедиться, господин Лю, я. Скажите, вам было бы интересно выставить на аукцион пилюлю омоложения? Не поделку, разглаживающую морщины на дряхлых органах, а полностью исцеляющую тело?

Ни за что бы не стала забивать голову рецептами подобной чепухи. Культивирование останавливает старение, в подобных пилюлях нет нужды ни лисам, ни бессмертным. Но тётя была мудрой, а книги — зачарованными. Прочитав текст раз, не забудешь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Пригодилось…

Впору жалеть, что налегала на травники и бестиарии, а рецепты оставляла без должного внимания.

— Госпожа Шан…

— Было бы, — удовлетворённо киваю я.

— Но вы показали четыре пилюли подчинения, госпожа Шан.

Плохо быть просителем…

— На продажу, — пожимаю я плечами, делаю глоток.

— Госпожа, вас что-то беспокоит. Пожалуйста, не скромничайте.

— Я буду откровенна, господин Лю. Я приыла налегке и ещё не освоилась в столице. В пути со мной приключилось несчастье. Печь не выдержала нагрузки и треснула. Печь не была особенно хорошей, жалеть не о чем, но алхимик без печи не алхимик. Пилюля из кровянки мусорная, а в кулаке не удержать травяной сбор, и я в затруднении.

— Понимаю, госпожа, — господин Лю проводит пальцами по подбородку.

Если он попытается воспользоваться ситуацией…

Но прежде, чем он заговаривает, полог приоткрывается, и служанка, которая приветствовала меня первой, вносит печь, ту самую, от входа. Вряд ли у аукционного дома их несколько. Не важно! Важно, что она — моя зацепка и моя надежда.

Сдержанность мне отказывает.

Я тяну руки, подхватываю печь, ставлю на колени. Лишь бы не подделка… Это стало бы слишком большим разочарованием.

Господин Лю хмурится:

— Госпожа Шан, эта печь с характером. Ещё никто…

Бросив внутрь всю ту же кровянку и несколько целебных травок с похожими свойствами, я направляю в печь ци и, как господин Лю и пытался предупредить, чувствую сопротивление. Я добавляю к потоку клановый ментальный ключ, и сопротивление тотчас исчезает, печь охотно принимает энергию.

Закрутив поток, я выплавляю пару пилюль.

Я опасно приближаюсь к своему пределу. Нельзя позволить господину Лю понять, насколько я слаба. Мигом проглотят. Я залезла в пасть к дракону… Был у меня такой опыт. У красных драконов из Тысячеликого леса на зубах каменеет особый налёт, в рецептах его называют красным драконьим жемчжником. Пасть у красных драконов изнутри побольше, чем комната, в которой мы сидим, а чистку зубов красные драконы не одобряют… но я всё равно залезла. Меня мой сперва едва не проглотил, потом пытался вычихать.

— Госпожа Шан! Я не верю своим глазам! Госпожа, примите печь в дар в знак надежды на крепкую дружбу.

— Благодарю, — я отставляю пиалу. — Господин Лю. Я осмелюсь полюбопытствовать, откуда у вас эта печь. Разумеется, если в истории её приобретения нет тайны.

— Тайны нет, госпожа Шан. Вы позволите встречное любопытство?

Должна ли я рассказать ему про лис?

Глава 20

— Иероглиф, господин Лю. Печь принадлежит клану Девятихвостых лисиц.

Скажи мне, что ты о них знаешь, ну!

Господин Лю разводи руками и неловко смеётся:

— Госпожа Шан, так вы ещё и в древней истории разбираетесь? Я искренне и глубоко восхищён. Я никогда не слышал о клане, называвшемся этими сказочными созданиями.

Что? Меня опять уверяют, что меня нет и никогда не было?

Р-р-р.

— Сожалею, но вынуждена вас разочаровать, господин Лю. В древней истории я не разбираюсь, — как и в современной. — Мои знания о лисах связаны с алхимией. Можно сказать, что я у них училась.

— Ах вот как! Получается, Девятихвостые лисы — объединение выдающихся алхимиков? Лисицы… В сказках упоминается, что лисицы воровали принцев империи Ю, своих мужчин у них не было. Вероятно, объединились заклинательницы, отвергавшие мужчин. Без защиты воинов они вскоре были завоёваны? Поэтому о них мало что известно?

Р-р-р-р!

Я с трудом сдерживаюсь.

Пожимаю плечами и беру наполненную служанкой пиалу, делаю глоток, смакую чайную горчинку и запах хвойного леса. Помню, я бежала по влажному ельнику, под лапами пружинил мох, на мех цеплялись паутинки, но не раздражали. Я не охотилась, просто наслаждалась скоростью и природой…

Я будто вместе с чаем глотнула не только воспоминания, но и спокойствие, которое было со мной в том лесу.

— Господин Лю, я бы дорого отдала за возможность добраться до Дявитихвостых лисиц.

— То ли наёмник, то ли искатель сокровищ древней цивилизации рассказал, что нашёл в Лисьей долине полусгнивший кошелёк. Когда ци истратилась, скрытые предметы выпали, многое за века было испорчено. Аукционный дом выкупил всё, что тот человек предложил.

Ха?

Я ожидала чего угодно, но не такого.

— Господин Лю, вы сказали, Лисья долина? Судя по названию…

Кончики пальцев — я так и не избавилась от чёрных пятен обморожения — отзываются болью, и я ловлю себя на том, что стискиваю подлокотник. Будь я в прежней форме, деревяшка разлетелась бы щепками. Подлокотник даже не треснул. Как я слаба…

Господин Лю с сожалением поджимает губы:

— Совпадение, госпожа Шан. Около ста лет назад в долине расплодились самые обыкновенные лисы, разве что отличались ярким мехом, ставшим весьма популярным у модниц.

Лисиц на воротник?!

Дайте мне этих модниц — перегрызу. Что за варварство?! Вот перьевой воротник из фениксов другое дело.

Значит, совпадение? Что бы ни думал господин, в Лисью долину я наведаюсь. Но позже.

Я глажу бок печи. История странная… С чего бы кому-то из лисиц терять свою сумку? Ещё непонятнее, почему закончилась ци. Да, энергия тратится на поддержание пространственного кармана, но её хватит не на одну сотню лет.

Напрашивающийся вывод мне категорически не нравится.

— Господин Лю, я бы оставила список нужных мне растений, а завтра со своей ученицей прислала лечебные пилюли в счёт оплаты заказа. На изготовление пилюли омоложения мне понадобится несколько дней. Почему бы вам не составить для меня список пилюль, приобрести которые вам было бы особенно интересно? Вы можете называть меня ЮНи, господин Лю, по имени.

Ю — как у моих учеников.

Ни — часть моего прошлого имени. Меня звали ДайНи. А феникс звал меня НиНи. Опять он?! Р-р-р!

Только дайте до него добраться, перегрызу шею.

— Вы оказываете мне честь, мастер ЮНи. Пожалуйста, называяте меня МоРу.

— Это вы оказываете мне честь, мастер МоРу. Я лишь глава скромного Дома Огня, рядом с аукционным домом Лю, он как мелкий камешек рядом с горой.

Вылив друг на друга ещё по бочке приторных любезностей, мы расстаёмся довольные друг другом. Я получаю постоянную и весьма внушительную скидку на услуги аукционного дома и поддержку клана Лю, а взамен обещаю быть частым гостем аукционов. Иными словами — поставлять пилюли. Почему бы и нет? Мне понадобится много денег.

Аукционный дом я покидаю с вновь опущенной вуалью в обнимку с печью, заполненной золотом и серебром. Не продумала я, куда девать деньги от продажи готовых пилюль. И пилюли подчинения, и мусорную пилюлю из кровянки господин Лю прибрал к рукам, при этом значительно меня обогатив. Больше, чем выходило по моим изначальным прикидкам. И я не думаю, что он переплатил. Хм…

ЮЖун поджидает меня неподалёку от входа, сидит на уступке экипажа, беззаботно покачивая ногой. При моём появлении вскакивает:

— Учитель!

Я цыкаю.

В империи Ю почтительность значила многое, слабые кланялись сильным, младшие — старшим. В Бездне порядки были ещё более строгие, а мы, лисы, внутри семьи никогда не думали об иерархии.

Обернувшись к провожающей меня служанке, я уточняю:

— Девочка, старшие не будут возражать, если ты проводишь меня чуть дальше?

— Разумеется, нет, достопочтенная госпожа Шан!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я подхватываю серебрушку, опускаю в тотчас подставленную ладошку. Монета исчезает молниеносно, а напускная доброжелательность в миг становится искренней. Ничего не поменялось… Быть щедрой с чужими слугами я научилась в империи Ю. Щедрость окупается.

— Я собираюсь посетить магазин готового платья, девочка.

Маленькая служанка озаряет меня счастливой улыбкой. Рада, что просьба простая?

— Лучший совсем близко, госпожа Шан! Говорят, наряды в “Парящем облаке” заказывает даже императрица.

— Лучший магазин мне подойдёт, — благосклонно киваю я.

Не представляю, сколько будет стоить платье…

Я позвала девочку с собой не только, чтобы узнать дорогу, её я бы легко нашла сама. Я надеюсь, что, увидев меня в сопровождении служанки из аукционного дома, в магазине меня воспримут всерьёз. Аукционный дом привык иметь дело с разными людьми, скоровище может оказаться и у забулдыги в лохмотьях. Магазин же одевает госпожей из самых влиятельных семей, а я на одну из них пока не похожа.

Я думала, как будет правильно объявиться в резиденции Сян — “честно” или как подобает юной госпоже. Клан не вспоминал обо мне, не посылал ни денег, ни одежды, ни подарков. Сян ЯоЦинь нищая. Кого я опозорю, явившись в изношенном платье и стоптанных туфлях? Мой вид назовут благочестивым, а прачки и посудомойки, одетые лучше меня, почувствуют себя выше. Так не лучше ли ослепить?

Меня беспокоит лишь одно — пилюли, которые я продала, не такие уж и дорогие. Мне может не хватить на лучшее платье. Платье, как у императрицы.

Передо мной распахиваются двери, и я улавливаю шелест тканей и тонкий аромат пачули.

Глава 21

Я права — присутствие девочки из аукционного дома Лю значит много. Навстречу мне выходит старшая служанка “Парящих облаков”.

— Госпожа Шан, — моя провожатая кланяется, — лучшие наряды вы найдёте только здесь.

Голосок сладкий-пресладкий.

Не удивлюсь, если девочка получит благодарность и от управляющего магазином.

— Спасибо, девочка. Пожалуйста, передай господину Лю, что его теневой страж почему-то заблудился. Господи Лю не стал бы приказывать за мной следить, верно?

Пусть я слаба, но видеть я не разучилась.

Я бы с радостью пригвоздила теневика взглядом, но вуаль…

— Д-да, достопочтенная госпожа Шан! — девочка, округлив глаза, со всех ног бросается исполнять поручение, преследовавший нас теневой страж поспешно отступает. Он хорош… Но недостаточно хорош, чтобы скрыться от меня. Обожаю чувствовать превосходство, просто ням-ням-ням.

— Госпож Шан, позвольте пригласить вас на второй этаж?

Кивнув, я следую за служанкой в отдельную комнату. Мягкая гостиная пропахла благовониями. Экран, расписанный цветочным орнаментом, приглушает свет из окна. Ставни открыты и тихо постукивают на ветру.

Служанка подаёт чай. Я беру пиалу, но вуаль не снимаю, лишь чуть оттягиваю, чтобы пить, скрывшись под непроницаемой завесой.

Поскольку конкретных пожеланий я не высказала, передо мной разворачивают самые разные платья. Мой стиль — огонь. Как госпожа Шан, я останусь верной своим предпочтениям, а вот как девушка Сян… С благочестием сочетается скромность, но никак не дерзость. Я с первого взгляда обращаю внимание на небесно-голубой скользкий шёлк с вышитыми по лифу и юбке цветами зимней сливы. Прекрасное платье, даже без примерки не сомневаюсь, что оно мне пойдёт.

Но его стоимость…

Я без колебаний отдаю золото, вырученное за пилюли. На руках у меня остаётся немного серебра, как раз на оплату пары комнат в недорогой гостиной и плотный ужин, а ведь у меня по плану ещё некоторые траты. Потратить остатки серебра, присланного господином Сян? Хм, мне нравится тратить его серебро против него.

— У госпожи потрясающий вкус. В этом наряде вы затмите…

Дешёвая лесть.

Я перебиваю:

— Платье станет подарком для девушки Сян.

— Да, госпожа. Простите за глупость.

— Не расстраивайся, ты не могла знать, что с главой секты “Семи ветров” случилось несчастье и присматривать за храмом отныне будет Дом Огня. Я приняла решение отправить девушку Сян домой. Проводить дни в молитвах прекрасно, но близится её совершеннолетие.

Служанка выслушивает меня с искренним восторгом, теперь ей будет, о чём посплетничать с подружками. Я поощряю служанку серебрушкой.

— Девушке Сян очень повезло получить ваше покровительство, — находит она правильные слова.

Платье, туфли к нему, пошитые из того же отреза шёлка, а также комплект нижнего белья пакуют в квадратню коробку, изнутри и снаружи обклеенную бумагой. Выступив вперёд, коробку забирает ЮЖун, всё это время простоявшая за моим плечом молчаливой тенью. Я почти забыла о девушке. Пожалуй, у ЮЖун предрасположенность к теневому искусству — приятное открытие в свете того, что именно теневому искусству я и собиралась её обучить. Оно пригодится любой, даже самой миролюбивой лисе, лесным зайцам предпочитающей домашних кроликов.

Покинув “Парящее облако”, мы с ЮЖун прогуливаемся по улице пешком, пока не заворачиваем за угол, где нас и подбирает экипаж. Не садиться же в дешёвую повозку на глазах у служащих магазина.

— Куда теперь, учитель?

— А-Жун, насколько безопасно для тебя в столице? Я ещё плохо ориентируюсь…

— Госпожа, до захода солнца в городе безопасно.

— Мы остановимся средней руки гостинице. Я займусь пилюлями, которые ты завтра продашь аукционному дому Лю, а пока я ими занимаюсь, ты попробуй найти для меня простую шпильку из белого нефрита, дешёвую, но на вид — изящную. Или, по крайней мере, не слишком уродливую.

Я отдаю ЮЖун все оставшиеся у меня деньги — ей пригодится, а я, оказавшись дома, запущу лапу в кошелёк господина Сян. Чтоб я в богатой резиденции не раздобыла денег? Ха!

Остаток дня, вечер и половину ночи я посвящаю алхимии. Я собираюсь не только поразить господина Лю МоРо в очередной раз, но и, наконец, исцелить руки. К чёрным пятнам обморожения добавился ожог на обе ладони, и он по-настоящему мучителен.

Я составляю заказ, именно через клан Лю проще всего приобрести нужное мне сырьё. Перечень длинный, на пару дестяков строк. Я остерегаюсь ограничиваться лишь нужными мне травами. Помимо пилюли омоложения, я остро нуждаюсь в пилюле, которая восстановит мои каналы и ядро. Одна такая пилюля заменит сотню поглощённых снежных лотосов.

Если Лю только заподозрят меня в слабости… Они хищники, которые умеют рвать добычу, и я им на один зуб.

С полуночи до утра я занимаюсь с А-Жун и Вей-эром.

Сон я заменяю четырьмя благовонными палочками глубокой медитации, ци смывает усталость. Вынырнув из транса, я приятно потягиваюсь, выполняю несколько лёгких упражнений.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я предвкушаю…

Время грандиозного спектакля.

— А-Жун, тебя что-то беспокоит.

— Учитель…

— Смелее, — хмыкаю я, закалывая волосы шпилькой. ЮЖун не подвела. Нашла чуть заострённую нефритовую палочку из-за трещины ставшую чуть ли не мусором, но мне сгодится. Спрячу изъян под волосами.

Ученица загибает пальцы:

— Клан Цзи не позволит Дому Огня жить мирно, они придут мстить. Другие пожиратели считают наших сирот своей добычей. Но вы… уходите в семью Сян.

— Именно поэтому я приказала всем перебраться ближе к столице и затеряться. Врагам потребуется некоторое время на поиск, я как раз улажу свои дела, — задерживаться в резиденции Сян я не планирую.

В небесно-голубом с холодным отливом, который могут дать лишь некоторые сорта шёлка, я похожа на заклинательницу, спустившуюся со снежного пика. Почти правда… Я смотрю на себя в зеркало, и мне мерещится неуловимое, но при этом явственной сходство с моим прежнем обликом, чего быть, конечно, не может.

Незадолго до полудня я отправляюсь в одно из самых отвратных мест столицы. Притоны и весенние дома по-своему честны — обитель порока и похоти не скрывает своей грязной сути. “Сад добродетели” под кристальной чистотой, которой позавидует бриллиант из дворцовой сокровищницы, укрывает алчность, зависть, лицемерие.

Глава 22

К воротам храмового парка ведёт утопающая в цветах аллея. Редкие нищие мирно ждут щедрого подаяния, их лохмотья больше живописно-показушные, чем настоящие. Нищие чисты до скрипа кожи, прибраны, среди них не увидишь ни калек, ни съеденных язвами больных, ни матерей с кричащими младенцами, ни стариков — тех, кто нуждался бы в настоящей помощи к “Саду добродетели” не подпускают на десяток кварталов.

Юные дочери влиятельных кланов платят, чтобы их не смущали правдой жизни.

Я смотрю на аллею со стороны. Я войду в храм тайно, а выйду — открыто. Никто не узнает, что девушка Сян ночевала в дешёвой гостинице. Никто не узнает, как я прибыла в город — люди любят загадки и сплетни.

Для пятёрки монахов и двух госпожей, с деревянного мостика любующихся игрой толстобоких карпов в рукотворном пруду, я возникаю на дорожке внезапно. Я думаю, было бы забавно выловить пару карпов и съесть перед зрителями живьём, но я здесь не для того, чтобы развлекаться, да и человеческое тело плохо воспримет сырую декоративную рыбу.

Карпы забыты, я приковала к себе взгляды. Я обозначаю приветственный поклон и прохожу мимо. Заговорить со мной ни одна из госпожей не пытается, ведь я им не представлена.

Следя за походкой, я поднимаюсь по широким ступенькам, словно плыву над лестницей. К перилам подвешены колокольчики, и лёгким взмахом руки я заставляю их петь. Алтарь стоит на возвышении в окружении тонких колонн, держащих островерхую, похожую на колпак, крышу.

Статуя… Некто четырёхликий и семиглазый, по три глаза на каждое лицо, замер в позе лотоса, подняв руки в жесте благословения. Ни моих лисьих воспоминаний, ни детских не хватает, чтобы опознать изображение, впрочем, верования людей меня никогда не интересовали. Достаточно, что я знаю формальности: беру три палочки благовоний, поджигаю, ставлю в специальную наполненную песком чашу..

Я не задерживаюсь, словно невзначай увиливаю от монаха, явно нацелившегося задержать меня беседой и выяснить, кто я такая.

Я торопливо покидаю храм, и у самых ворот меня ждёт паланкин. Коршуны вчера нашли поломанный остов чуть ли не на помойке, обмотали тканью из запасов “Семи ветров” и впряглись.

— Прошу, юная госпожа, — ЮЖун откидывает для меня полог.

— Благодарю, старшая сестрица, — кланяюсь я и забираюсь в тесноту деревянной коробки.

ЮЖун задёргивает полог, легко вскакивает на уступку снаружи, а затем я чувствую рывок. Коршуны подняли паланкин.

Им тащить нас с ЮЖун до резиденции Сян часа три. Не знаю, кому хуже — им или мне. В гробу и то удобнее, чем в их поделке.

Дурные ассоциации, теснота и духота действуют угнетающе, рождают нехорошие предчувствия.

Я не собираюсь возвращаться в семью Сян по-настоящему. Ещё не хватало. Всё, что мне нужно — забрать маму. Но я не настолько сумасшедшая, чтобы в своём плачевном состоянии пробивать стены, сражаться с клановыми теневиками и забирать маму силой. По плану я войду открыто, скромно осмотрюсь, найду пути отступления, и ночью, завтра или послезавтра, мы тихо улизнём. А на прощанье, чтобы родственники не увлекались поисками, устрою им какую-нибудь феерическую гадость. От души и с любовью.

Но чем ближе резиденция, чем жарче полдень, тем острее мне кажется, что резиденция как расплавленная жаром смола, в которую я влипаю как та глупая бабочка в золотом янтаре, подаренным фениксом.

Опять он!

Я откидываю голову, устало смотрю на сборящую ткань потолка. Даже рычать уже не хочется. Почему раз за разом я вспоминаю того единственного, кому я могла подставить спину под предательский удар, но вспоминаю не предательство, а то, как мы были вместе и… я была счастлива? Убью, за одни эти мучительные воспоминания убью, как только его увижу. Хотя вряд ли. В том смысле, что лисы, наверное, давным давно разорвали его на мелкие клочки и сделали это так, чтобы он не мог возродиться.

— Прибыли, госпожа, — окликает меня ЮЖун.

Хорошо… А то я почти расплавилась.

Сквозь ткань плохо видно, что происходит снаружи, просматриваются лишь мутные силуэты. Я прислушиваюсь. Сзади доносится гомон десятков людей, и я ухмыляюсь. Паланкин — редкое зрелище на улицах. Праздные зеваки не подвели и потянулись следом. Теперь новость о возвращении девушки Сян распространится по столице как пожар по засушливой степи.

ЮЖун повелительным тоном требует известить главу резиденции. Молодец девочка, правильно держится — она личная ученица выдающегося мастера алхимии, поважнее всяких министров и императоров захудалой деревни. Я подозреваю, что страна Лунь такая же убогая, как секта “Семи ветров”.

Министр на выходит, но появляется кто-то из его помощников. Или управляющий резиденцией? Словом, появляется слуга, но слуга со статусом.

Господин Сян ещё не знает, что старший алхимик клана Лю принял госпожу Шан лично? Думаю, если бы знал, проявил бы больше уважения. Впрочем, не исключено, что министр при дворе или где-то ещё.

ЮЖун отказывается ждать, чтобы моё послание, написанное от имени главы Дома Огня, передать лично господину в руки, доверят слуге. По её знаку коршуны опускают паланкин.

Я выхожу.

Да, я не ошиблась, зеваки наблюдают.

— Юная госпожа…, — слуга смотрит на меня со сложным выражением на лице. Как на козявку, забравшуюся на рукав во время церемонии приветствия господина. Мерзко и хочется прихлопнуть, но нельзя даже стряхнуть, ибо лишний жест господин воспримет как личное оскорбление.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я кланяюсь.

— Всего доброго, — резко прощается ЮЖун.

— Как?! — притворно восклицает слуга. — Госпожа не останется на чашечку чая, чтобы освежиться после трудной дороги?

— Не останется, — всё так же резко отвечает ЮЖун и скрывается в паланкине.

— Юная госпожа, — слуге ничего не остаётся, как перевести взгляд на меня и вспомнить о приличиях, она даже кланяется, — с возвращением домой. Пожалуйста, не будьте такой отстранённой. Скорее же, входите.

А я смотрю на стену, на ворота и не понимаю…

Где защита-то?! Это всё равно что заказать лучшему мастеру лучшие отмычки, ждать, а потом прийти к сундуку и обнаружить, что он вообще не заперт.

Хм… Всё-таки защита есть, но придумал её какой-то извращенец. Серьёзно! Почему вместо изящных массивов я вижу нагромождение талисманов?! Разобраться будет трудно. Мои мозги уже закипают. Однако, надо признать, что талисманы увязаны в хорошо продуманное единство, так что защиту создал извращенец, но извращенец талантливый.

На стене, свесив ногу, скучает теневик. Клан Сян полагается не только на бездушные заклинания, но и на стражу.

Пока что я смутно представляю, как выбраться наружу, но в то же время препятствие выглядит вполне преодолимым. Хах, опять моя самоуверенность…

Привратники закрывают створки ворот.

Я в резиденции.

Высокопоставленный слуга тотчас теряет показное радушие. Но на словах остаётся достаточно вежлив.

— Юная госпожа, прошу простить, но двор для вас ещё не готов, нельзя было подумать, что вы прибудете столь скоро.

В резиденции Сян обязательно есть несколько гостевых дворов. Почему бы не предложить мне один на время? Угу, не предложат.

Я безмятежно улыбаюсь:

— Всё в порядке. Ведь матушку не стеснит, если, пока для меня готовят двор, я задержусь в боковой комнате. Верно?

— Юная госпожа, вы ошибаетесь. Госпожа Ли-ши стала супругой вашего отца и, соответственно, вашей матушкой меньше года назад. Простите, что говорю вам столь прямо, но вы действительно стесните госпожу Ли-ши.

Где. Моя. Мама?!

Если у отца новая жена, моя мама… меня не дождалась?! Убью. Я просто уничтожу эту резиденцию. Всех виновных. Я сейчас…

— Моя мама.

Я стискиваю пальцы, чтобы не вцепиться в горло слуге. Мне не справиться с теневиками…

— Юная госпожа, — сквозь шум в ушах до разума доходит голос слуги, — кажется, я понимаю, что вы хотите сказать. Вашу невежественность и грубое нарушение правил дома извиняет лишь ваша длительная жизнь при храме. Боюсь, если кто-то услышит, как вы называете наложницу подобным образом, вы будете сурово наказаны. Ваша матушка жена господина.

Ха…?

Мама жива? Пальцы разжимаются, пелена ярости опадает. Ко мне возвращается подобие здравомыслия. Я повторяю про себя сказанное слугой. Да, из его слов следует, что мама жива. Уничтожение клана Сян отменяется.

Но что он там бубнил про наложницу? Это… как? Значение слова мне понятно. Наложницы были у высших демонов Бездны. Сестрёнка по примеру демонов держала у себя наложников, сворованных в империи Ю принцев. Но в самой империи ничего подобного не было. То есть было, но тихо и скрытно. Имперец скорее пошёл бы к весенним девам, чем осмелился вести демонический образ жизни.

А тут… в семье министра есть наложница и об этом говорится открыто?

Глава 23

Ненавижу свои человеческие воспоминания, меня передёргивает от омерзения — я действительно была глупой, безвольной, трусливой. Я радовалась, что воспоминания смутные, размытые, рассыпаются, как части разбитой мозаики, и что от порождающих жгучий стыд мучительных картинок легко отгородиться, сметя их в самый дальний уголок сознания, но сейчас я ныряю в воспоминания, погружаюсь в прошлое.

Поверхностное сходство уклада страны Лунь тонкой корочкой льда скрывает бездну различий. Мои мозги, они плавятся.

Я не понимаю… Перед глазами абсолютно нереальное видение, но в то же время оно правдиво до последней пчёлки, жужащей в пушистых бутонах пиона. Мальчик — мой брат, но от другой женщины — бьёт меня молнией. Мама, запыхавшаяся, чуть растрёпанная из-за бега, успевает появиться в саду и сбить молнию чистой ци. Молния, шикнув, безобидно гаснет, оставляя после себя запах грозы, а та, вторая женщина отца, усмехается чуть разочарованно, но и злорадно. “Юный господин лишь шутит и играет”. Её ни капли не тревожит, что я могла быть ранена. Хах, она хотела увидеть, как молния врезается в моё лицо. Мама зачем-то просит прощения и торопится увести меня, спрятать в стенах своего двора.

Я вспоминаю, как мама пыталась научить меня азам работы с ци.

Это значит… что мама к тому времени прорвалась на несколько ступеней.

Она не простая смертная, но при этом наложница? А-а-а, как сложно. Наложницы-заклинательницы у высших демонов были за редчайшим исключением, пленницами. Что они, недавно разменявшие пару сотен лет, могли противопоставить высшему, копившему энергию тысячелетиями? Разница в силе колоссальная.

Но у людей иначе.

В империи Ю учителя многочисленных сект преподавали азы культивирования бесплатно всем желающим — искали таланты. В секты принимали не по происхождению, а по способностям. Конечно, были ученики из богатых и влиятельных семей, щедро плативших за обучение своих отпрысков. Но и дочери последнего крестьянина могло повезти, если она показывала выдающиеся успехи.

Сказать, что в империи Ю культивировали все, не будет большим преувеличением.

Женщины физически обычно слабее мужчин, но использование ци сглаживает разницу. Угостить неверного муженька “призрачными когтями” даже последняя слабачка сможет.

Так почему мама согласилась быть второстепенной наложницей? Нет, не так. Почему она вообще допустила мысль, что может быть не единственной у мужчины? Почему вошла в семью Сян? Почему не развелась? Почему не выбрала вдовство? “Призрачные когти”, шёлковый шнурок, яд — столько способов.

— Как же по правилам семьи мне следует называть женщину, девять месяцев носившую меня в своей утробе?

— Наложница Юй-ши, юная госпожа.

— В таком случае я могла бы побеспокоить наложницу Юй-ши.

Но слуга качает головой:

— Это также невозможно, юная госпожа. Наложница Юй-ши давно утратила благосклонность господина и её двор слишком маленький, чтобы принять юную госпожу. К тому же наложница Юй-ши некоторое время хворает. Здоровье юной госпожи очень важно, поэтому нельзя допустить, чтобы вы приблизились и вдруг заразились. Положение дочери господина, в чьих венах течёт кровь Сян, и покинутой наложницы очень разное.

Он советует или издевается?

— Наложница Юй-ши не получает лечения.

Я не спрашиваю, утверждаю.

Некоторое время слуга молчит.

Наконец он отвечает:

— Вглядываясь в дно пруда, легко утонуть.

Возможно, его цель — спровоцировать меня?

— Что же… Позаботиться о комнате для меня работа слуг. Уверена, в резиденции не может быть глупых бездельников. Куда мы идём?

За прошедшие годы многое изменилось, я смутно улавливаю направление. Каменный сад с вьюнком, жадно оплетающим острые выступы валунов, мне незнаком, а вот белоснежную беседку я с трудом узнаю. Кажется, переделана крыша, а у входа добавлены две фигуры крылатых львов.

Всё тот же изысканный аромат цветов…

— Юная госпожа, вы вернулись домой после долгого отсутствия. Совершенно естественно, что вы поприветствуете госпожу Е-ши, супругу главы семьи, а также вашу матушку.

Е-ши… Бабушка? Перед глазами всплывает пухлое лицо с повислыми мешками щёк и сетка морщин, испещривших желтовато-бурую в коричневых пятнах кожу. Я помню, как меня пугали чёрные провалы глаз. Госпожа Е-ши не жаловала ни мою маму, ни меня. К счастью, она не доставляла проблем, мы для неё были всего лишь мокрицами, окопавшимися в углу сарая. Можно прихлопнуть — но не стоит труда.

Определённо… осматриваюсь в резиденции до вечера, вечером, когда достаточно стемнеет, ищу путь отхода и ночью забираю маму. Нам тут делать не-че-го. Здесь хуже, чем я представляла. Знала бы — не пропадала на плато и потом в секте, пришла бы сразу.

Дорожка изгибается.

— Сестрёнка! А-Цинь! Неужели ты не хочешь улыбнуться своему старшему брату?

Хм, тот мальчик из воспоминаний, если это, конечно, он, вытянулся в долговязого кузнечика? Нескладно длинные ноги с острыми коленками делают сходство поразительным.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Старший брат.

— Кузен, ты не должен винить А-Цинь за холодность. Кузина только вернулась. Конечно, ей трудно узнать тебя после нескольких лет разлуки. А-Цинь?

Рядом с парнем милая девушка. Настолько милая, что кроме этого, о ней нечего сказать.

Гнильцой из-под сиропа тянет…

— Кузина, — здороваюсь я, хотя вообще не представляю, что за девушка передо мной, ориентируюсь лишь на её ко мне и к брату обращение..

— Сестрёнка совсем не улыбается, — продолжает брат. — Может быть, наша любимая детская шутка тебя развеселит, А-Цинь? Ты ощутишь вкус дома.

Идиота кусок.

Кузнечик запускает мне в лицо молнию. Трещащий клубок мог бы быть и побольше. Не впечатляет. А бездарность атаки и вовсе удручает. Надо проверить своих учеников… Вдруг их тоже не научили очевидным вещам? Братишка швырнул молнию и, вместо того, чтобы вести её своей волей до конца, отпустил контроль. Я вскидываю ладонь, принимаю молнию на кончики пальцев и перехватываю. Тотчас оттолкнув, возвращаю братику.

Кузина застывает, а кузнечик от неожиданности и вовсе разевает пасть.

Раз он так просит… Я усаживаю молнию ему точнёхонько на язык.

Полный боли вопль, падение подёргивающегося тела.

Я расплываюсь в улыбке:

— Старший брат, очень смешно. Спасибо, мне стало намного легче.

— К-кузина? — девица смотрит на меня округлившимися глазами.

— Что здесь происходит? — раздаётся новый голос.

Появившийся мужчина стоит, заложив руки за спину. Меня от его взгляда пробирает озноб — холодок из детства. Лицо мужчины точь-в-точь лицо пугавшего меня старика со злыми глазами, только лицо молодое.

— Дядя, — девушка кланяется и торопится объяснить. — Кузен всего лишь пошутил с А-Цинь, но А-Цинь испугалась и ударила его. Пожалуйста, не вините кузину. Уверена, А-Цинь не нарочно!

Вроде бы не отец…

— Дядя, — я безмятежно кланяюсь.

Он переводит взгляд с раскинувшегося в пыли кузнечика на девушку, затем на меня:

— Подняла руку на старшего брата? Как возмутительно!

Если бы я действительно подняла на кузнечика руку, от него остались бы только скособоченные ножки.

— Дядя, кажется, брату нужна помощь доктора? Это кузина и от испуга, не разобравшись, говорит чушь.

Мужчина склоняет голову к плечу:

— Чушь? А-Цинь, ты не можешь отрицать, что отбросила молнию в своего родного брата.

— Кузина, почему бы тебе не подумать ещё раз? — усмехаюсь я, обращаясь к девушке. — Брат шутил. Я действительно поддержала его шутку и отбросила молнию обратно. Если рана брата не результат несчастного случая, то из твоих слов следует, что брат сознательно намеревался мне навредить. Но ведь этого не может быть, верно? Ты обвиняешь меня напрасно.

Не найдя в моём объяснении изъянов, девушка тушуется:

— Дядя, А-Цинь права, я от испуга сказала глупость. Пожалуйста, простите меня.

— Пребывание в храме пошло тебе на пользу, А-Цинь.

— Спасибо за похвалу, дядя.

Довольным дядя не выглядит. Очень хорошо его понимаю. Явно сообразил, что я приехала доставлять неприятности. Я их уже доставляю.

Не менее показательно, что дядя изучает меня и совершенно не обращает внимание на стонущего у его ног поджаренного кузнечика. Слуги не осмеливаются приблизиться и оказать юному господину помощь.

Интересно, клан раскошелится на пилюлю от ожога? Я могла бы заработать.

— ЯоЦинь, — дядя обращается ко мне полным именем, — хотя в несчастном случае нет твоей вины, сам факт, что несчастье случилось, как только ты вошла в резиденцию, дурное предзнаменование.

— Спасибо за предупреждение, дядя. Я буду осторожна. Дядя, я торопилась навестить бабушку, когда брат остановил меня. С вашего позволения, я уйду первой.

— Какое совпадение! Я как раз шёл, чтобы увидеться с матушкой, — улыбается он без тени чувств. — А-Цинь, я провожу тебя.

Р-р-р.

Как вежливая девочка, я обязана сопровождать его.

— Дядя, как можно? Это мой долг как младшей следовать за вами. Вы оказываете мне честь, дядя.

Дядя жестом предлагает идти по правую руку от него, а кузнечик всё ещё стонет и булькает. Про доктора я уже упоминала. Дядя хочет, чтобы я просила снова и снова? Пфф, я не собираюсь играть в его игры.

Хах, мне просто нужно ещё немного потерпеть… Сдерживаться приходиться из-за теневых стражей. Если бы не они, я бы уже шла к маме, однако бой с ними я не потяну.

Я присоединяюсь к дяде.

Он мрачнеет. Хочет упрекнуть?

Но теперь мы стоим так, что слуги могут забрать кузнечика, не помешав нашей беседе, что они и делают. А вместе с ними уходит и мой провожатый. Безымянная кузина спешит затеряться среди клумб.

— ЯоЦинь.

Я понимаю, что дядя в ярости.

Глава 24

Если бы у меня было намерение задержаться в семье Сян, я бы притворялась. По крайней мере я бы изобразила радость возвращения. Но дядя увидел истину — безразличие и полную отстранённость. Что же, я предприму действия раньше, чем он ожидает.

Мы огибаем беседку, и взгляду открывается вишнёвый сад.

— А-Цинь, теперь я вижу, что отправить тебя в храм было мудрым решением.

— Я благодарна, — соглашаюсь я.

Так называемая шутка брата не была смертельной, молния изуродовала бы моё лицо ожогом. Но кто знает, какие ещё шутки придумал бы брат. Каждый день в резиденции был полон угроз. Едва ли мама смогла бы защитить меня до сегодняшнего дня. Удивительно, что ей удавалось беречь меня не один год. Хотя… Самые ранние воспоминания мягче. Впервые брат “пошутил” после того, как учитель отказался от меня из-за моей бездарности.

— Мы ожидали твоего возвращения ко дню твоего совершеннолетия.

Поэтому заплатили “Семи ветрам”, чтобы оставить меня в секте навсегда.

— Я тоже скучала, дядя.

Скрыть издёвку мне не удаётся, но дядя не показывает, что заметил.

Мы беседуем будто настоящая семья.

— Объяснения госпожи Шан были весьма расплывчаты. А-Цинь, расскажи дяде, что произошло в “Семи втрах”. Тебя не обидели?

Ха-ха.

Я касаюсь пиона, под собственной тяжестью изогнувшегося к дорожке.

— Дядя… Глава “Семи ветров” очень давно решил, что благотворным для меня будет пребывание в горах. Я жила на плато под присмотром затворницы, принявшей обет молчания, и училась у нескольких монахов. Несколько дней назад учитель сказал, что мы возвращаемся в храм “Семи ветров”, но в храме я не пробыла и дня, госпожа ЮЖун проводила меня до столицы, позволила зажечь благовония в “Саду добродетели” и вот, я здесь. Меня не обидели. Госпожа Шан была настолько добра, что подарила мне платье. Спасибо дяде за беспокойство.

— ЯоЦинь, но ты не слышала, почему госпожа Шан теперь заботится о храме?

— Я только слышала, что все хвалят госпожу Шан, особенно её выдающиеся таланты в алхимии.

— Госпожа Шан алхимик? ЯоЦинь, мы должны выразить госпоже Шан нашу признательность. Было бы правильным предложить ей остановиться в нашей резиденции.

— Дядя, я бы очень хотела ещё раз поблагодарить госпожу за доброту! Но я не знаю, где госпожа остановилась… Возможно, было бы хорошо попросить госпожу ЮЖун передать письмо? Госпожа ЮЖун торопилась проводить меня, чтобы успеть с поручением в аукционный дом Лю.

— А-Цинь, я прямо сейчас отдам распоряжения. Иди первой.

— Дя, дядя.

Я кланяюсь.

Он уходит стремительным шагом, а я стараюсь не смеяться, глядя ему в спину. Он похож на рыбу, погнавшуюся за блестяшкой на удочке рыбака. Надеюсь, ЮЖун понравится подарок, который он ей сделает. Ох, ему придётся извиняться за негостеприимство слуг. Это действительно забавно.

Мысленно фыркнув, я наконец выхожу к двухэтажному зданию, окружённому живописным садом. Тени раскидистых деревьев несут сырость и прохладу. Кажется, время не коснулоь бабушкиной обители, двор словно вышел из моих воспоминаний, такой же мрачный, неприветливый.

Я прислушиваюсь к ощущениям и улавливаю слабый поток ци. Энергия течёт в дом, и я готова поспорить, что бабушкина спальня устроена в самой широкой части потока.

У закрытых дверей караулит маленькая служанка. На вид девочке лет девять-десять.

Дождавшись, когда я приближусь, девочка делает шаг вперёд и кланяется:

— Приветствую юнуюу госпожу.

— Маленькая девочка, я пришла выразить своё почтение бабушке после возвращения из храма.

— Юная госпожа, пожалуйста, подождите немного, — девочка быстро скрывается внутри.

Будь я любимой внучкой, меня бы сразу проводили в передний зал. Пока что, встреча соответствует моим ожиданиям. Думаю, девочка вернётся через палочку благовоний или около того.

Однако девочка возвращается подозрительно быстро.

— Юная госпожа, старшая госпожа отдыхает. Пожалуйста, подождите немного, а пока вы можете поклониться здесь, — радостно сообщает она.

Серьёзно?

Они хотят, чтобы я лопнула от смеха? Я с трудом сдерживаюсь, когда складываю руки перед грудью и почтительно кланяюсь… закрытой дверной створке. И замираю, погрузившись в лёгкую медитацию.

Гонять ци по телу гораздо предпочтительнее, чем развлекать морщинистую старуху, стоящую над женщинами клана. Полагаю, надо быть выдающейся личностью, чтобы в таком месте, как резиденция Сян, дожить до старости, удерживая власть. Из обмолвок слуги следует, что она мать нынешнего главы. А вот является ли она моей бабушкой по крови теперь вопрос.

Головоломные родственные связи, ими подавиться можно.

Ощущение времени теряется. Течение ци по каналам увлекает, и в какой-то момент происходит ожидаемое чудо — медленно под давлением потока выпрямляется самая глубокая складка моего ядра.

Если клан Лю собрал заказ по моему списку, совсем скоро я получу пилюлю и окончательно избавлюсь от повреждений…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Солнце клонится к западу.

У закрытой двери в пустом ожидании я простояла половину дня. Хах, я провела время с потрясающей пользой.

Створка открывается и, реагируя на движение, я выхожу из медитации.

— Юная госпожа ЯоЦинь, — ко мне вышла одна из служанок, — уже поздно, и старейшая госпожа не примет вас. Возвращайтесь, пожалуйста, завтра утром.

Вежливые слова и высокомерный тон. Я безмятежно улыбаюсь. Думаю, мой цветущий вид озадачит служанку. По-настоящему мне нет дела ни до неё, ни до старейшей госпожи.

— Я запомню совет, девушка. Спасибо. Я уйду первой.

На пару ударов сердца углубив поклон, я выпрямляюсь, отступаю на шаг, а затем, повернувшись, иду прочь.

Ни двора, ни временного пристанища мне так и не предоставили, и я с удовольствием отправляюсь на прогулку по резиденции, кажущейся неожиданно безлюдной. В садах и павильонах, за поворотами извилистых дорожек и рокариями я не встречаю никого. Я догадываюсь, что жёны, наложницы и дочери могут ужинать и готовиться ко сну, им незачем бродить вечером. Но где же слуги? Лишь изредка на расстоянии я замечаю девушек в скромных платьях.

Теневиков нет.

Я напрягаю память. Когда ко мне приблизился дядя, я почувствовала присутствие стражей. Получается, теневеки присматривают за внешней стеной, сопровождают самых значимых членов семьи. Возможно, охраняют кабинет министра или сокровищницу, но ни туда, ни туда я пока не собираюсь.

Приблизившись к внешней стене, я всё же остерегаюсь подходить вплотную, сворачиваю, иду вдоль. У талисманов перед массивами есть одно неоспоримое преимущество — их труднее читать.

Защита сложная, я не пытаюсь вникнуть в плетение, меня интересует лишь принцип действия. Использовано грубое подобие ментального ключа. Слуги, принадлежащие клану, а также члены семьи могут спокойно входить и выходить.

Это ли не приглашение к побегу?

Я прогуливаюсь ещё немного, чтобы удостовериться, что поняла правильно, и заодно пересчитать теневиков, а затем сворачиваю к жилой части резиденции.

Раз мне не предложили двор, самое время навестить маму. Настоящую маму.

За пруд, в котором я однажды чуть не утонула, минуя старый клён, я выхожу к аккуратным воротцам, символизирующим вход во двор. Деревянные столбы не только потемнели, но и покрылись плесенью в основаниях. Сад выглядит заброшенным.

Сердце бьётся.

Я тороплюсь войти, лишь краем сознания отмечаю, что у дверей никто не дежурит. Распахиваю створку, врываюсь и оглушительно чихаю от взвившейся с пола пыли.

— Мама?

Мёртвая тишина и запустение.

У мамы маленький одноэтажный двор, всего на несколько комнат. Я оббегаю их все, заглядываю в каждую, но нигде не нахожу признаков жизни. Зато всюду грязь и пустота. Я не знаю, когда мама его покинула. Очевидно, что давно. Вероятно, сразу, после моего отъезда в храм.

Волнение и радостное предвкушение долгожданной встречи сменяются злостью на проклятую семейку. Я сжимаю кулаки, с сожалением вспоминаю, что у меня не когти, а ногти. Меня одно успокаивает — когда слуга говорил, он говорил так, как будто мама ещё в резиденции. Просто нужно найти, куда её переселили.

Как же меня бесят эти блохи Сян! То, что я не мщу насекомым, не означает, что я их не давлю.

Глава 25

Вернувшись на дорожку, я натыкаюсь на служанку, оказавшуюся в подозрительной близости от заброшенного двора. Ей абсолютно нечего здесь делать. Одежда у девочки не самая простая, в ушах сверкают серёжки. Очевидно, что она из привилегированных слуг.

Неужели для меня подготовили комнату? Учитывая, что служанка крутится у бывшего двора моей мамы, я скорее поверю, что она шпионит. Интригой не пахнет, интригой воняет.

Но я подставляюсь вполне осознанно. Мне просто не интересна возня этого муровейника.

— Юная госпожа, — служанка приветливо кланяется.

— Девочка, ты знаешь, в какой двор переехала госпожа Юй? Проводи меня.

— В сторону лотосового пруда, юная госпожа.

Девочка не отказывается, и я надеюсь, что она отведёт меня к маме, а не в ловушку, ведь с точки зрения правил клана я уже совершаю вопиющую ошибку. Я поклонилась бабушке, но теперь собираюсь поприветствовать наложницу прежде супруги главы клана и супруги отца. Этого уже достаточно, чтобы обвинить меня в непочтительности и сурово наказать, нет нужды готовить специальные трюки.

Начинает смеркаться.

Дорожка ныряет в густые заросли. С десяток шагов мы идём как по дикому лесу, ветки то и дело норовят хлестнуть по лицу. Впрочем, буйство природы мне нравится больше рукотворных пейзажей, а вот девочка ёжится, будто идёт в логово призраков.

Кусты резко расходятся и открывают поросшую сорняками площадку перед крошечным домиком, доживающим свой век. Крыша покосилась, ступеньки крыльца сгнили и развалились, окна наглухо закрыты ставнями, и лишь одно зияет тёмным провалом. Домик словно сгорбился, ссутулился.

— Это здесь, юная госпожа. С вашего позволения слуга уйдёт первой.

Чтобы наябедничать хозяйке? Ну-ну.

— Спасибо, девочка. Мне жаль, что я могу отблагодарить тебя только искренней молитвой о твоём благополучии. Иди скорее.

— Что вы такое говорите, юная госпожа? Помочь вам моя удача.

Потеряйся уже.

Я осматриваюсь.

Хотя прошлый двор не был большим, он был именно двором — несколько жилых комнат, просторный передний зал и кухонный закуток, кладовки, комнаты для прочих хозяйственных нужд.

Нынешнее мамино место обитания на двор не очень-то и похоже. Так, конура собачья. Впрочем, если привести в порядок, то жить можно. По крайней мере слева довольно глубокий колодец с водой — я заглядываю и обнаруживаю затянутое тиной болото. Но рядом сохнет ведро на длинной верёвке, колодцем пользуются.

Естественно, приводить двор в порядок я не собираюсь. Сейчас мы просто уйдём…

Я сглатываю.

Торопливо перешагнув развалившуюся лестницу, я вхожу и попадаю в тесноту карликовой передней, которую назвать традиционно — залом — язык не поворачивается. Довольно запущено, но жизнь чувствуется в лёгком сквозняке, в запахах жилья. Под ногой со скрипом ломается доска. Я переступаю, а ведь кто-то с плохой реакцией мог бы провалиться.

— И-эр, это ты? — голос раздаётся из следующей комнаты. Слабый, надломленный. Я с трудом узнаю. — Ты не поранилась?

Толкнув следующую створку, я оказываюсь сразу на пороге спальни, никаких проходных и в помине.

Кроме кровати, нет ничего. Мама испуганно ойкает, прижимает к груди штопанное одеяло. На белом, как снег лице, только глаза горят.

— А-а…

Она ужасно выглядит, а ещё я замечаю смятый с алыми пятнами носовой платок.

— Наложница не знала, что юная госпожа захочет её увидеть. Наложница просит прощения за неподобающий вид, — кажется, мама собирается подняться с кровати и преклонить колени.

Это и выводит меня из ступора.

— Что ты говоришь, мама? Это я, ЯоЦинь. Я вернулась. Разве тебе не сказали, что накануне совершеннолетия я возвращаюсь?

— Моя Цинь-Цинь?

— Я унаследовала мамину красоту, правда? — я решительно сажусь на кровать, обнимаю маму, прижимаю к себе. — В храме я молилась за мамино благополучие.

Я сжимаю не так уж и сильно, но она придушенно всхлипывает, сначала обнимает меня в ответ, и я поражаюсь, насколько слабые у неё руки.

Мама отстраняется, заглядывает мне в лицо.

— Моя Цинь-Цинь, глупая девочка.

Чего-чего? Сказано с нежностью, но подобные обращения я терпеть не намерена, пусть и от мамы.

— Ха?

— Цинь-Цинь, зачем ты пришла? Мама болеет и давно в немилости, я не смогу тебя защитить, как раньше. Уходи скорее. Ты не должна пострадать из-за меня.

— Мама, дочь уже выросла. Я могу защитить нас обеих.

Я лиса, а не свинья.

Я собираюсь сказать, что мы немедленно уходим, но меня прерывает тихий скрип открывающейся створки. Кто-то приближается.

— И-эр? — окликает мама.

— Это я, наложница Юй-ши. О?! Ю-юная госпожа?

Ещё одна девчушка-служанка. В руках у девочки глубокая миска.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Ты принесла маме ужин? — улыбаюсь я.

Я не ела с утра, однако меня это не беспокоит — ци прекрасно заменяет пищу.

Привстав, я протягиваю руки, чтобы забрать миску. Из меня никудышняя нянька, но в честь встречи я могла бы сама поухаживать за мамой. Но как только я вижу содержимое, весь мой благодушный настрой меняется.

— Девочка. Ты действительно осмелилась принести госпоже бульон из очистков?

Служанка шарахается, падает на колени, но при этом ухитряется не только удержать миску, но и не пролить ни капли. Я же в бешенстве. Нет, я понимаю, что девочка действоалва не сама, и едва ли стоит её винить, но зло берёт.

С запястья соскальзывают слабые мамины пальцы, она не смогла схватить меня за руку.

— Цинь-Цинь, не сердись. И-эр не виновата, И-эр очень добрая девочка.

Мама заходится в кашле. Её сотрясает дрожь, с уголков губ текут две тонкие алые струйки. Мама пытается прикрыть кровь платком.

Проклятие!

— Я не сержусь, совсем не сержусь, только не волнуйся, ладно? Мама?

Мама обессиленно сползает на подушку, дышит тяжело, хрипло.

И-эр подаёт голос:

— Юная госпожа, эта служанка не виновата. После того, как наложница Юй-ши переехала в этот двор, главная кухня перестала посылать еду. Ежемесячное денежное содержание тоже больше не присылали. Пока у наложницы были некоторые сбережения и приятные вещицы, всё было неплохо, наложница покупала еду. Но когда сбережения наложницы кончились… Эта слуга не слуга наложницы, эта служанка чистит котлы на главной кухне. Я приношу то, что дают нам, низкоранговым слугам. Наложница Юй-ши когда-то спасла мою сестру, юная госпожа.

Я забираю миску с бульоном, отставляю в сторону и помогаю девочке подняться:

— Я была несдержана и несправедлива, эта госпожа просит у тебя прощения, И-эр.

— Я не смею, не смею, — девочка почему-то извинений пугается больше, чем злости.

— Ты заботилась о моей маме.

Чего тут не сметь?

Девочку следует отблагодарить. Возможно, стоит забрать её и её сестру? Надо уточнить.

Нас снова прерывают, и в этот раз без приглашения врывается мама братца, да ещё и с парой служанок в свите, одна из которых та самая, с серёжками, караулившая меня у предыдущего двора.

— Невероятно! Я слышала, что юная госпожа не сказала и пары добрых слов старшей госпоже, но нахожу её весело проводящей время в обществе простой наложницы. Да ещё и называющей наложницу законной матерью. А ты, — переключается она на маму, — принимаешь и поощряешь!

Я не терялась, чтобы меня находить, ясно?

Мама с усилием приподнимается:

— Старшая сестра, Цинь-Цинь…

— Мама, не трать слов. Сегодня брат снова пошутил, показал мне, какие дохлые молнии он научился вызывать за прошедшие пять лет, а я ответила на шутку шуткой и взорвала его молнию у него же во рту. Конечно же, наложница меня не простит.

— Ха-ах?

Кажется, я сказала что-то не то. Почему у мамы вместо радости полуобморочное состояние?

— Какая наглость! — возмущается мамаша братика.

Я усмехаюсь ей в лицо:

— Наложница, заговорившая о правилах. Я дочь клана Сян, его кровь и плоть, я молодая госпожа этого клана. Ты смеешь не приветствовать меня должным образом?

Раз наложниц госпожами не называют, значит, формально я выше. На счёт реального расклада сил я не заблуждаюсь.

— Эта наложница будет искать справедливости! — она почти лопается от гнева, за которым почти не скрывает предвкушения.

Я прикидываю варианты. Шум сейчас мне точно не нужен. Прибить? Во-первых, мама ещё больше испугается. Я и так по неосторожности вызвала несколько нервных потрясений. Кто же знал? Во-вторых, наложница пришла не одна, а в сопровождении пары служанок, и их мне саму капельку жаль. Куда их девать, если они станут свидетелями применения “призрачных когтей”? У мамы даже верёвки нет, чтобы их связать. А свяжу — вевернутся. В-третьих, клан Сян не удивить убийством. Через мамашу братца я с удовольствием унижу отца.

Убедившись, что наложница не притащила на хвосте теневиков, я выхватываю из рукава три бумажных талисмана с иероглифами сна. Наложница прорвалась через несколько ступеней, в чистой силе она меня превосходит, но ни боевого опыта, ни скорости реакции у неё нет. Получив по талисману, все трое падают.

Я потратила не так много ци, не сгорит одна благовонная палочка, как они проснуться. А чтобы усыпить надолго, сил у меня, увы, нет.

— Цинь-Цинь?

— Мама, они ищут справедливость в своих снах. Не волнуйся, пожалуйста.

— Цинь-Цинь, ты накликала на себя катастрофу.

Мама кашляет. Ей плохеет на глазах.

— Хей, я просто верну их в их двор. Когда они проснутся, им будет нечего сказать. И-эр, помоги маме выпить бульон.

— Да, юная госпожа.

Естественно, тащить три тела невесть куда я не собираюсь. Понятия не имею, где их двор.

Я выволакиваю их в сад, затем подбираю из остатков клумбы разбитую бардюрную плитку и бросаю в колодец — проверяю глубину. И скидываю бессознательную наложницу, предварительно сдёрнув с неё талисман. Проснётся — не утонет.

Даже совершенствующийся, ещё не прорвавшийся ни на одну ступень, от ночи в колодце не умрёт.

Плеск, визг, крик.

Пока служанки спят под заклинанием, я могу беспрепятственно рассмотреть их духовные структуры. Обе девушки явно знакомы с культивированием, поэтому я без сомнений скидываю их следом. Если до прихода помощи они будут медитировать, то даже не заболеют.

— Наложница, вместо того, чтобы заботиться о раненом сыне, ты пришла ко мне в поисках неприятностей. Ты их нашла. В колодце. Скоро тебя хватятся, поэтому тихо подожди, пока тебя отыщут.

— Вытащи меня отсюда немедленно! Ты!

Братик идиот в папу или в маму? В обоих, похоже.

— Наложница. Ты хочешь, чтобы я помогла тебе замолчать навечно?

— Юная госпожа, — окликает меня И-эр, — наложница Юй-ши волнуется по поводу шума.

Я бросаюсь к маме.

Три жабы в болоте недостаточно хороши, чтобы сбежать раньше срока.

Мама снова кашляет.

Половина бульона выпита.

— Мама, всё в порядке, — беспомощно вздыхаю я.

— Как ты можешь так говорить, Цинь-Цинь?

Планы меняются — маме нужен доктор, причём чем быстрее, тем лучше. Я в целительстве не разбираюсь. Нет, я знаю, как оказать первую помощь при травмах, полученных в бою или на охоте, понятные раны могу вылечить пилюлями. Но у мамы не травма, а болезнь. Я догадываюсь, что проблема в лёгких, однако моих догадок недостаточно, чтобы определить лечение.

Разве ци недостаточно, чтобы вылечить воспаление?

Я кладу ладонь маме на солнечное сплетение.

— Я взгляну?

— А? Ты можешь?

— Мама, что у тебя с мередианами и с ядром?! Они повреждены.

Совершенно не так, как у меня. Повреждения не выглядят слишком серьёзными. Я имею в виду, что пилюлями с таким вполне можно справиться, но всё равно нужен взгляд целителя. Восстанавливать себя и лечить другого — абсолютно разные вещи.

— Так получилось…

Ладно. Пока оставим.

Меня другое напрягает. Я собиралась пройти, прикрывшись тенями. Я бы смогла прикрыть и себя, и маму. Продержаться, пока мы не отдалимся от резиденции, я бы сумела.

Однако я не думала, что у мамы могут быть повреждены каналы. Я не знаю, не причинит ли тень вреда.

Время поздний вечер.

Уйти под утро тоже неплохо.

— И-эр, ты слышала, какой доктор, разбирающийся не только в обычных болезнях, но и в болезнях духовных структур, в столице считается самым лучшим, лучшим из лучших?

Какой-нибудь императорский доктор? Я не осознанно пытаюсь почесать копчик.

— Хм… Азиз Йекта, юная госпожа. Говорят, он божественный доктор, но ничего не получится.

— Что за странное имя и почему не получится?

— Божественный доктор Азиз Йекта иноземец, юная госпожа. Я слышала, что он обошёл половину мира, изучая искусство исцеления, пока не последовал за четвёртым принцем.

— Звучит интересно. Думаю, мне подхоидт.

— Госпожа! — И-эр пугается до обморока, сейчас бледностью она готова посоперничать с мамой. — Вы абсолютно не можете беспокоить четвёртого принца! Он самый злой, вспыльчивый, высокомерный из принцев. Просить его — всё равно что дёргать тигра за хвост.

— Звучит как прекрасная рекомендация.

— Юная госпожа!

Я по капле вливаю в маму ци. Я боюсь навредить, но вроде бы энергия усваивается, и мама спокойно засыпает, даже цвет лица самую малость улучшается, уже не такой снежный. Но я не уверена, что из-за ци. Возможно, положительно повлиял отвар или сон. Или всё вместе.

Немного посидев, я поднимаюсь:

— Уже поздно, И-эр, я вернусь утром. Я подумаю, где найти доктора.

— Да, юная госпожа.

Девочка поверила?

Я просто думаю, что проще привести этого Азиза Йекта к маме, чем тащить её в резиденцию принца.

Как привести? Ну… Чтобы ограбить четвёртого принца, мне понадобится большой мешок, в который доктор легко поместится.

Глава 26

Ах, почему найти доктора проще, а раздобыть мешок — сложнее?

Мне пришлось проверить кладовки нескольких дворов в резиденции Сян, прежде, чем мне наконец попался бурдюк из толстой кожи, способный вместить обезьяну. Доктор же должен быть похож на обезьяну, верно? Я имею в виду, размером. Хотя кто знает, как выглядят иноземцы. Вдруг они во всех местах волосатые и сходства больше?

В той же кладовке я прихватываю второй мешок, холщовый.

Не в платье же из небесно-голубого шёлка идти. Я проделываю в мешке три дырки — для головы и рук — измарываю его в почве из тут же разрытой клубы, переодеваюсь и заодно вымазываю грязью открытые участки кожи, чтобы в ночи не сверкать белизной. По-моему, я безупречна.

Подбросив плате во двор к маме, я убеждаюсь, что лягушки квакают в колодце, особенно мамаша братца. Сжалившись, я даже подсказываю, что используя ци, наложница может подогреть своё болото, чтобы не замёрзнуть. У меня же нет цели утопить.

Через тень я проскальзываю мимо стражей.

Отдалившись от резиденции, я тихо зову:

— Вей-эр?

— Учитель! — призрачный ученик появляется моментально. — Учитель, ваша матушка… О-о-о? Учитель, где ваша матушка и что с вами?

— Матушку я заберу утром. Я вышла поохоититься.

Кивнув, как будто охота объясняет, почему на мне вместо платья мешок, Вей-эр радостно обрушивает на меня поток новостей.

Я почти не слушаю. Меня мало волнует, что доверенный помощник министра Сян успел перехватить ЮЖун в аукционном доме Лю, но был высококмерно проигнорирован, что щедрая взятка растопила холод её сердца, и Южун милостиво согласилась замолвить словечко перед госпожой Шан, что в бывшей резиденции “Семи Ветров”, а ныне моей собственности, побывали чужаки. Хах, что они могли найти там кроме голых стен и мусора? Учеников я увела в безопасность, но скоро придётся подумать о полноценной крепости. Успехи учеников я тоже пропускаю мимо ушей, лишь киваю.

Немного восстановившись после погружения в тень, я перебиваю ЮВея:

— Проводи меня к резиденции четвёртого принца, — не сомневаюсь, что Вей-эр успел выяснить, где в столице всё самое интересное.

— Ха? Учитель, я слышал, что четвёртый принц сильнейший в императорской семье. Стоит ли его провоцировать? Говорят, он в одиночку уничтожил процветающий клан Хе только за то, что юный наследник клана не был с принцем достаточно почтителен! Злобный, вспыльчивый, непримиримый.

— Ученик, не путай повод и причину. Если я пущу слух, что ем младенцев на завтрак, обед и ужин, то это не значит, что я действительно их ем.

— Четвёртый принц уже достиг четвёртого ранга культивирования.

— И?

Всё, что ниже шестого, внимания не заслуживает. Правда, я пока и на первую ступень первого ранга не прорвалась…

Хм, если вдуматься, до сих пор я не сталкивалась даже с третьим рангом. Со вторым? Не уверена… Возможно, самый сильный мой противник был лишь на высших ступенях первого ранга и только готовился прорваться.

— Учитель, разве это не величайший талант и величайшая сила? Я не говорю про сказочных бессмертных. Никто никогда не достигал шестого ранга, но про его высочество говорят, что возможно однажды он станет даже седьмым. Мы просто пыль под его ногами.

Эм?

Убогая страна.

— Ранг не так уж и много значит, Вей-эр.

— Как это может быть, учитель?!

— Ранг и ступень показывают, сколько ци заклинатель способен удерживать в себе. Умения сражаться и побеждать прямого отношения к рангу не имеют. Дай мне в руки высокоранговое духовное оружие, и я этот твой талант пущу на фарш.

Резиденцию четвёртого принца окружает выбеленная краской стена. Поверху струится вязь иероглифов, и было бы наивно надеяться, что каллиграфический орнамент служит исключительно эстетике. Принц к моему лёгкому удивлению отказался от талисманов, вместо них я вижу массивы.

— Учитель! Учитель, ворота в другой стороне.

— Вей-эр, сам посуди, зачем делать лишний крую? Так что сгинь ненадолго.

— Учитель!

Массивы странные.

В моей прежней жизни самый захудалый клан не использовал “чистые” массивы. Если не хватало способностей встроить ментальный ключ, то по крайней мере в защиту добавляли нечто личное, запутывали, старались сделать массив неповторимым и, главное, нечитаемым.

Собственно, это же техник касается. Именно поэтому бесчисленное множество вариантов даже у самых низовых ударов, начиная с “призрачных когтей”.

Дворец принца защищают “чистые” массивы. Схемы будто взяты из книги “Коварное искусство массивов, малая коллекция Фен для только вставших на путь познания”. Я, помнится, без интереса пролистала, но, поскольку книга была зачарована, в памяти отложилась каждая страница. Ту книгу мне принёс феникс, когда узнал, что я месяц позорно сидела в ловушке, попалась в чьём-то саду за кражей золотых яблок. Наверное, думал, что этот месяц я могла провести с ним, наивный. Яблоки я, кстати, съела.

За раскрытие семейного секрета Девятихвостым лисам старейшины приговорили феникса к тысяче палок и десяти годам заключения и отступили лишь когда я пригрозила разбить одно из яиц с их птенцом. Как я смеялась, когда старейшины дотумкали, что я шантажировала их подделкой…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Опять он! Ненавижу, убью! Я так старалась, а он ударил в спину!

Р-р-р.

— Учитель, вы кашляете?

По крайней мере я знаю, как подбирать к массивам ключи. Я заставляю себя успокоиться и растворяюсь в тени. Вей-эр предусмотрительно остаётся позади, а я не только подбираюсь вплотную к стене, но и вскарабкиваюсь. Может, принц и гений, но стража у него не намного лучше стражи Сян. Про себя фыркнув, я спрыгиваю вниз. Обманутые “отмычками” массивы меня свободно пропускают.

И только пройдя вглубь огромной территории понимаю, что понятия не имею, где искать доктора. Даже закрадывается мысль, что мне следовало разведать чуть больше, прежде чем вламываться… Хах, когда это я что-то разведывала? Пришла и взяла. Вот и с доктором надо также, а не предаваться глупостям.

Иноземец живёт в резиденции постоянно — его двор не гостевой, но в то же время не должен быть слишком близко к покоям принца.

Иноземец пользуется уважением, то есть двор немаленький, из окон открывается красивый вид, двор далеко от хозяйственных построек.

Покрутив головой, я замечаю высотку — как будто выточенные из дерева гигантские колпаки составили в идеально ровную стопку или же нанизали на пику. Башня возвышается не только над дворами, но и над городом, однако извне её не было видно. Отвод глаз? А, без разницы, как именно четвёртый принц скрывает свой насест. Мне повезло, что он оказался любителем поглазеть с верхотуры — мне не придётся слепо тыкаться по всей территории.

Я в нетерпении!

Ночью на дворцовых дорожках тихо, но в отличии от резиденции Сян, теневеки контролируют не только стену, но и внутреннюю территорию. Стражи доставляют некоторые хлопоты, но всё же я незамеченной достигаю подножия башни за три или четыере благовонные палочки.

Вблизи строение кажется ещё выше. Я задираю голову, прислушиваюсь. Табличка уверяет, что я пришла в павильон “Лунной надежды”.

Чутьё молчит, угрозы я не ощущаю и припускаю по винтовой лестнице, с разбега выскакиваю на смотровую площадку.

Хах, мне следовало обойти башню по кругу или хотя бы вспомнить, что я обещала себе не быть слишком самоуверенной.

На ничем не ограниченной площадке, беззаботно свесив ногу, полубоком ко мне сидит мужчина. Тусклый свет луны скользит по его фигуре. Я поспешно прикрываюсь тенью, замираю. Мне мерещится, что мужчина впился в меня взглядом, но в темноте я не могу сказать наверняка, видит он меня или нет.

Глава 27

Он потерял дар речи, да? Конечно, ведь в мешке, измазанная глиной, я особенно обворожительна. Я чувствую, что начинаю улыбаться.

Не выходя из тени, я взмахиваю лапкой, но у мужчины никакой реакции. Он не двигается, не зовёт стражу. Может быть, я зря решила, что он меня увидел? Он всего лишь чуть повернул голову. Всего лишь совпадение, что он сделал это, когда появилась я.

Я выжидаю пять ударов сердца.

Мужчина неподвижен. Я слышу его глубокий вдох и спокойный выдох. Нет, на потревоженного он не похож. Жаль, в темноте я вижу не так хорошо, как в прежней жизни, угадываю очертания, но в лунном свете его лицо не рассмотреть. Впрочем, без разницы, принц это собственной персоной или кто-то иной. Что принц — маловероятно. Тот бы, если он действительно гений, как о нём говорят, меня бы заметил. А этот — беспечная тетеря, он просто напрашивается, чтобы ему свернули шею или хотя бы пинком отправили в полёт. Ему повезло, что я пришла не за его жизнью.

Хм, а не доктор ли он?

Решившись, делаю пару шагов вперёд. Мне кажется, или уголки его губ подрагивают? Не может быть, не с чего. Черты лица у мужчины не иноземные, да и на солидного мужчину он не тянет, юный, старше меня лет на пять.

Потеряв к птичке интерес, я по кругу обхожу смотровую площадку, отмечаю пару дворов, подходящих доктору, прикидываю, как лучше дойти. Между лопатками чешется. Я резко оглядываюсь — птичка сидит, ногой покачивает, но теперь однако улыбается.

Пфф!

Крадучись, я спускаюсь.

На лестнице меня не покидает ощущение взгляда в затылок. Я несколько раз оборачиваюсь, но слежки не замечаю. Спустившись, я обхожу башню — делаю то, с чего следовало начать — смотрю наверх. Нога видна, болтается.

Рыкнув про себя, я несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки. У некоторых бессонница, а я выдохлась, прикрываться тенью для меня пока затратно. Резиденция четвёртого принца — последнее место, где я бы хотела задерживаться, но я забираюсь под ближайший куст, отдыхаю, восстанавливаю силы.

И размышляю.

Если бы парень с башни меня заметил, он бы поднял шум. Шума нет. Значит, не заметил, значит внешность соответствует реальному возрасту. А взгляд — это моя мнительность разыгралась. Как бы я ни фыркала, четвёртый ранг принца меня нервирует. Ему не надо быть бойцом, чтобы со мной справиться — удар чистой силой меня испепелит, я не успею увернуться.

Патрулирующий территорию теневик проскальзывает мимо.

Из-под куста я выбираюсь ползком и трусцой направляюсь в сторону примеченного двора. Увы, промах. Двор оказывается нежилым. В отличии от бывшего двора моей мамы — идеально чистым, прибранным. Хоть сейчас заселяйся.

Я проверяю ещё один.

Мне везёт с третьей попытки — в главной спальне под толстым одеялом в треугольном колпаке с кисточкой посапывает чернявый бородач. Спать в шляпе? Да уж. Зато сразу ясно — мой доктор.

Я леплю ему на нос бумажный талисман сна. Доктор в ответ лишь сочно причмокивает мясистыми губами, не просыпается. Я сдёргиваю одеяло. Доктор протестующе мычит и даже пытается вернуть одеяло, но оно уже стекло на пол. Открывшаяся картина… У всех свои причды. Белая ночная хламида, в которую облачён доктор не намного лучше моего мешка. Подол задрался до колен, и наружу торчат волосатые ноги. Я невольно морщусь — привыкла, что у заклинателей тела гладкие, одинаково, что у женщин, что у мужчин.

Доктор длинный и сухопарый. Ладонь грубая, застарелые мозоли выдают, что доктор не только лечить умеет, но и сражаться холодным оружием.

Покончив с осмотром, я открываю бурдюк, просовываю в горловину ноги доктора. Он что-то бормочет. Я потихоньку упаковываю доктора целиком. Я не затягиваю завязки полностью, так что не задохнётся. Талисман облегчения веса я леплю уже на сам мешок. Взваливаю добычу на плечо.

И передёргиваюсь от преследующего меня взгляда в спину.

— Да чтоб тебя! — шиплю я.

Интересно, как быстро принц узнает о пропаже доктора и пошлёт ли он стражей проверять резиденции влиятельных кланов?

Вдруг мне понадобится оставить доктора при маме? Впрочем, думать буду, если понадобится. А пока…

С мешком на хребте я теряю не только в скорости, но и в незаметности. Приходится проявлять особую осторожность, и всё равно у самой стены страж улавливает моё присутствие, начинает прислушиваться, принюхиваться. Из резиденции пугающе быстро появляется второй страж. Первый вызвал подкрепление да ещё и так, что я не заметила?

Ударить и прорываться?

Первый страж почему-то успокаивается, а второй, покрутившись, небрежно пропускает мои следы и быстро уходит куда-то вдоль стены. Странно… У хвалёного принца настолько бездарные теневики? В любом случае это проблемы принца. Ему же хуже.

Я выжидаю — снова тихо.

Рискнув, перебираюсь через стену. Первый охранник даже ухом не повёл. Пфф! Я с трудом удерживаюсь от презрительного фырка. Победное настроение слегка портит вернувшееся ощущение взгляда в спину, но почему я чувствую то, чего быть не может, я потом разберусь. Главное, что я выбралась с добычей.

— Учитель?! — подлетает Вей-эр, как только я выхожу из тени.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Передай ЮЖун, что я буду утром.

— С госпожой? — уточняет он, имея в виду маму.

— Пока не знаю.

Трусцой я припускаю по ночным улицам. Просто бежать мало — нельзя забывать про чужих теневиков, пристально наблюдающих за центром города. Я совершенно не хочу, чтобы в столице заговорили о грязнуле с большим мешком.

В резиденцию Сян я возвращаюсь незадолго до рассвета. Уставшая, вымотанная, я затаскиваю мешок в мамин двор, плотно закрываю ставни и зажигаю бумажный талисман света. ЮЖун сделала несколько как для простых людей — чтобы не требовалось вливать ци.

Свет вспыхивает яркий. Я до слёз зажмуриваюсь.

Проморгавшись, я вытряхиваю доктора прямо на пол. Талисман сна слетает. Доктор с тихим вскриком просыпается. И без того круглые глаза становятся ещё круглее.

— Я сплю? — глуповато спрашивает он.

— Господин божественный доктор Азиз Йекта?

— Боюсь, моя божественность преувеличена, — доктор крутит головой.

У иноземца, обошедшего полмира, должны быть крепкие нервы, верно?

— Господин божественный доктор, эта девушка, — я перехожу на высокий стиль и начинаю ссылаться на свой статус, подчёркивая его скромность, — просит прощения, однако я, — долго изображать уважение у меня не получается, — нуждаюсь в вашей помощи. Четвёртый принц не отказал. Моя мама серьёзно больна.

— Четвёртый принц не отказал?! Да вы похитили меня!

Умный доктор.

Я киваю:

— Разве принять покровительство Дома Огня, играючи обокравшего принца, не лучше? Ах, не нужно торопиться с ответом. Для начала просто скажите, какие пилюли вы хотите получить. Вы испытали неудобство. Естественно, всё будет компенсировано должным образом.

Доктор поднимается, стягивает с головы колпак, бросает его точнёхонько на бурдюк. Подозреваю, доктор понял, в чём именно я его доставила. Иначе с чего ему окидывать меня тяжёлым взглядом?

Я широко улыбаюсь.

Доктор хмурится, но от работы не отказывается:

— Дом Огня, юная госпожа? Оригинальный наряд и макияж. Где больная?

Глава 28

Я вежливо провожаю доктора в спальню.

Свет и шум уже разбудили маму:

— И-эр? — жалобно спрашивает она.

— Это ЯоЦинь, мама. Четвёртый принц не отказал. Я привела божественного доктора.

— А-а?

Пропустив доктора вперёд, я хватаю водный талисман и выбегаю во двор. В мешке вместо платья, измазанная грязью, я готова предстать хоть перед четвёртым принцем. Но не перед мамой — я ей и так по неосторожности нервы потрепала.

Запрыгнув на сруб колодца, я поднимаю над головой водный талисман и обрушиваю на себя поток воды. Всё равно что бочку на себя опрокинуть. Накопанную из клумбы почву смывает с кожи. Под кваканье мамаши братца я стягиваю с себя грязную мешковину. Я настолько добрая, что бросаю тряпку не вниз, а на землю.

— Цыц, — командую я. — Медитируйте, не отвлекайтесь на ерунду.

— Господин тебя…

— Я всего лишь наказала наложницу за неуважение к дочери клана. В чём эта госпожа неправа?

Я испаряю воду с помощью ци.

Сейчас я оденусь и…

Бездна!

Мне опять мерещится взгляд, он щекочет спину, копчик.

Хах, наверное, память о хвосте чешется.

Войдя в переднюю, я быстро натягиваю бельё, платье. Волосы не досохли, но я уже не обращаю внимания, закалываю шпилькой. В моём внешнем виде наверняка полно огрех, но едва ли мама их заметит, так что я спокойна.

Я прохожу в спальню и останавливаюсь на пороге. Доктор всё ещё вслушивается в мамин пульс. Его пальцы уверенно лежат на её запястье, а вот мама смущена до предела, свободной рукой вцепилась в край одеяла. Наложнице не позволено касаться чужого мужчины, даже если он лечит. Пульс следует проверять через платок из тончайшего шёлка — разве не чепуха? Доктор приоткрывает одеяло. Мама ахает, а доктор как ни в чём не бывало перемещает ладонь маме на живот. Она бледнеет, в уголках глаз выступает влага.

— Мама ты рано собралась оплакивать мужа, он пока ещё жив.

— Цинь-Цинь? Если господин узнает…

— Пусть в поисках справедливости топает к четвёртому принцу, — предлагаю я. — Доктор, мама у меня, конечно, красивая, но вам есть, что сказать по делу?

Он задумчиво поглаживает бороду. Жёсткие волоски закручиваются кольцами, и от того мне кажется, что доктор прилепил на подбородок кусок шкуры чёрной овцы.

— Ядро и меридианы госпожи были повреждены. Болезнь тела — следствие.

— Говорите прямо, доктор, не мычите, пожалуйста, — раздражаюсь я. Что нового он сказал? Разве что про болезнь тела. Я не была уверена в причинах.

— Цинь-Цинь, ты слишком груба, — вмешивается мама. — Твоя речь совсем не женственная. Даже благородные господа, мужчины, будут держаться деликатнее.

Чего-чего?

Я не в настроении спорить, поэтому киваю:

— Я запомню, — и переключаюсь на врача. — Доктор, я всё ещё жду.

— Юная госпожа, — мямлит он. — Я назначу укрепляющие отвары.

До меня доходит, что, возможно, господин Йекта остерегается говорить при маме.

— Как будто они помогут, — выдыхает мама.

Она откидывается на подушку и больше не пытается ни прикрыться, ни упрекнуть меня в невоспитанности. Жест потерявшей надежду обречённой.

— Пользу точно принесут, — возражаю я.

— Цинь-Цинь, мне недолго осталось. Господин божественный доктор щадит мои чувства…

— Не совсем так, госпожа, — поправляет врач. — Юная госпожа говорит верно, отвары пойдут вам на пользу, однако для исцеления простых отваров мало. Юная госпожа, ядро и меридианы вашей матушки были частично выпиты.

— Мама?!

— Цинь-Цинь, тебе не нужно об этом беспокоиться.

— Не нужно?! Я не верю, что на тебя напали снаружи, а потом позволили вернуться живой. В клане Сян практикуют поглощение ци разумных?

Становится понятна связь Сян и “Семи ветров”.

— Цинь-Цинь.

А почему сразу не убили?

— Юная госпожа, вы упоминали пилюли. Если вы сумеете найти пилюли с нужным действием…

— Рецепта пилюль у вас нет?

Сходным образом могут действовать пилюли с совершенно разным составом, различия будут в тонких нюансах, и я бы предпочла доверить выбор врачу. Я привыкла ориентироваться на крепкие духовные структуры, но мама только в начале пути совершенствования. Я боюсь ошибиться.

— Я не алхимик, юная госпожа. Вы напрасно беспокоитесь, подобного рода пилюли невероятно редки. Получить одну — уже большая удача.

В том-то и дело, что я могу сделать разные.

— Если я принесу несколько, вы сможете выбрать?

— Да, юная госпожа.

— Цинь-Цинь?

— Ещё вопрос. Что будет, если я проведу маму через тень? — по плану мы уходим на рассвете. То есть прямо сейчас.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Цинь-Цинь?!

— Юная госпожа, до восстановления ядра госпожи близость любых заклинаний может спровоцировать окончательное разрушение энергетических каналов.

Р-р-р.

Опасения оправдались — тайком не сбежать. Прорываться с боем? Несколько ударов сердца я кручу соблазнительную мысль, но с сожалением отбрасываю. Я не в той форме, чтобы затевать бой с теневиками. Мои ученики тоже пока недостаточно хороши для сражений.

Пока я сделаю пилюли, пока они подействуют…

Задерживаться на несколько дней? Нет! Я прикусываю губу. Зло берёт — проблемы на ровном месте. Должно быть какое-то решение. Что я, выхода не найду? Хах, а ведь ответ на поверхности! С кем министр Сян пытался завязать знакомство? — Пра-а-авильно, с госпожой Шан ЮНи, преуспевшей в искусстве создания пилюль. Почему бы не послать себе и маме приглашение в Дом Огня от имени госпожи Шан? Уверена, министр не откажет. Вопрос только один — куда именно пригласить. Побеспокоить клан Лю? Да, пожалуй, так и сделаю.

— Цинь-Цинь, ты… уходишь?

— Мама, я недолго, за пилюлями. Отдыхай, пожалуйста. Господин божественный доктор, рассчитываю на вас.

— Цинь-Цинь?

Я машу и сбегаю, оставив маму на попечение доктора. Я осознаю, что бросать беспомощную женщину наедине с чужаком, особенно с чужаком-мужчиной весьма сомнительный шаг. Но что делать?! Я же не могу порваться на стаю маленьких лисичек и успеть везде. Пилюли — достаточный соблазн, чтобы вести себя хорошо.

Нырнув в знакомый двор, я задаюсь вопросом, зачем я изгалялась с мешком, когда достаточно завернуться в тёмную ткань, рулон чёрной парчи я нахожу в той же кладовке, что и кожаный бурдюк раньше. Я слишком торопилась… А теперь внешний вид важен, ведь не исключено, что мне придётся навестить клан Лю.

Я выскальзываю из резиденции Сян, и мне вновь чудится взгляд.

Глава 29

Или не чудится?

Даже если так, пока мне не мешают, мне нет нужды беспокоиться, тем более ощущение окончательно пропадает вскоре после того, как я выбираюсь из центра города. Я петляю по улочкам, огибаю просыпающийся рынок. Из-под ног выскакивает кот, и, проводив его взглядом, я успеваю заметить исчезающий в щели мышиный хвостик.

Плотнее закутавшись в тёмную ткань, я отказываюсь купить у торговки порцию горячей лапши, уже разваренной до состояния жижи, и сворачиваю на широкую улицу. Край парчи ниспадает на манер капюшона, и я иду не таясь, а случайные встречные поспешно расступаются. Простые горожане не хотят провоцировать того, кто одет столь вызывающе.

Сбежав по боку пологого холма, дорога упирается в трёхэтажное здание гостиницы, рекомендованной, как тихое и спокойное заведение для небогатых, но деловых людей. Уже одно то, что зал пропах дешёвым чаем, а не винным пойлом, говорит о многом. С кухни тянет едой, некоторые постояльцы уже завтракают за столиками, доносятся обрывки тихого разговора. Я улавливаю, что люди обсуждают особые пилюли, якобы появившиеся в руках клана Лю.

Из-за ближайшего столика поднимается коршун, до этого увлечённо поглощавший вонты.

— Господин? — окликает меня мальчишка за стойкой, но я игнорирую.

Коршун, сложив перед грудью руки, низко кланяется в знак приветствия.

— Вей-эр был несколько невразумителен, учитель. Разве госпожа не с вами?

— Возникли сложности, — вздыхаю я. Пояснять я не собираюсь.

Махнув, чтобы коршун продолжал завтрак и наблюдал за залом, я поднимаюсь. Мы сняли несколько соседних комнат, и предполагалось, что одну мы делим с Южун, поэтому я вхожу без предупреждения.

Ученица не спит, погружённая в глубокую медитацию, она сидит на кровати в позе лотоса. Моё появление проходит мимо её сознания. С одной стороны, это хорошо, уметь концентрироваться на внутреннем мире очень важно для совершенствующихся. С другой стороны, убийца на моём месте уже перерезал бы беспечной девушке горло. Ладно, освоить контроль за окружающим пространством даже из глубокого транса — следующий шаг, нельзя требовать слишком много, какой бы талантливой ЮЖун ни была.

Тётя учила, что в деле развития духовных структур торопиться вредно.

Я отворачиваюсь, окидываю взглядом комнату и одновременно втягиваю воздух. Лекарственные травы я нахожу по запаху. Обознаться невозможно — у стены стоит весьма внушительный ларец с иероглифом “Лю” на крышке. Клан к упаковке товара подошёл основательно, с приятной тщательностью.

На внутренней стороне крышки закреплён список, и к нему прилагается записка:

“Достопочтенная госпожа Юни, поиск некоторых трав займёт до восьми дней. Этот старый алхимик взял на себя смелость добавить к заказу госпожи растения, которые могут быть полезными” и подпись.

Пробежав взглядом список, я цыкаю.

Пилюлю, которая помогла бы мне восстановить духовные структуры, не сделать. Я собиралась принять сильнодействующую пилюлю из расчтёта, что мои каналы выдержат. Мама требуется совсем иное — деликатное восстановление, сколько бы времени оно ни заняло.

На ум приходит с десяток рецептов, но ингридиентов нет… Из имеющегося сырья, считая запасы, принесённые с плато и из закромов “Семи ветров”, я смогу изготовить пилюли двух вариантов. И как раз останутся травы для обычных целебных пилюль, которые я с удовольствием продам аукционному дому.

Пожалуй, пилюлю омоложения я тоже смогу сделать, только ядрёную — вместо постепенного восстановления тела она запустит процесс полного обновления. У проглотившего её человека выпадут волосы, зубы, будет шелушиться и слезать кожа, скопившаяся внутри грязь будет выходить любыми путями. Зато через десять дней жертва пилюли встанет живым воплощением юности. Некоторое страдание за возвращение здоровья и красоты— небольшая цена, верно?

Я раскладываю травы прямо на полу, на парче, ещё недавно служившей мне плащом. Вместо стола использую ларец, ставлю на крышку печь.

На всякий случай я ещё раз в уме прогоняю, какие пилюли и в какой последовательности я изготовлю. У меня будет лекарство для мамы, те же пилюли я смогу принять сама. Хотя они не помогут решить мою проблему полностью, всё равно подействуют благотворно. Я изготовлю пилюлю омоложения для своих седовласых учеников с плато, и у меня останется, чем порадовать господина МоРо.

Всё предусмотрела?

Ненавижу планировать, просчитывать последствия! Что может быть лучше, чем поймать в лесу цыплёнка и съесть — абсолютно никаких забот.

Я помещаю травы в печь, направляю ци.

— Учитель.

— А-Жун, подай мне столетний женьшень.

— Учитель!

В голосе ЮЖун странные плаксивые нотки, ей совершенно не свойственные.

— В чём дело?

— Посмотрите на себя, учитель!

Хм?

Поверх шёлкового платья из “Парящего облака” повязана скатерть, и на ней свежие следы крови. Очередная капля падает на моих глазах. Я касаюсь носа и понимаю, что… перестаралась.

Эм, это я недавно критиковала ЮЖун за излишнюю отрешённость? Как хорошо, что я не сделала ей выговор вслух.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Не расстраивайся, верни женьшень в коробку.

— Учитель, у нас нет больше женьшеня.

Что за чушь?

— Как так? Куда же он делся?

Вместо ответа ЮЖун подаёт мне пиалу с бульоном и смотрит с откровенным осуждением. Она — меня?! Я шмыгаю носом. Прислушавшись к своим ощущениям, я понимаю её правоту. Мне следовало быть осторожной, а я отдалась созданию пилюль, напрягла собственное тело. Я чуть не довела себя до обморока.

Кажется, я восстанавливала объём собственной ци, вытягивая как раз из женьшеня. На скатерти, которую мне повязали вместо слюнявчика, не только накапавшая из носа кровь, но и бурый порошок израсходованных трав.

Пальцы подрагивают. Принимая пиалу, я едва не разливаю бульон.

— Сколько времени?! — у меня там мама с доктором.

Что будет, если в её дворе найдут мужчину, облачённого в спальные одежды? Не говорю уже о том, что в колодце найдут квакающую наложницу.

— Около семи палочек до полудня.

— Р-р-р.

Я отставляю пиалу. ЮЖун тотчас всовывает мне в руки миску с рисом и непримиримо выпячивает нижнюю челюсть. Хмыкнув, я сдаюсь, берусь за палочки.

— Так-то лучше, — изрекает ЮЖун.

— Девочка, ты моя ученица или нянька?

ЮЖун не смущается:

— Совмещаю.

Не выпуская палочек, я припоминаю, что правой рукой наклоняла печь, вытряхивала получившиеся пилюли на левую ладонь и, соответственно, ссыпала куда-то налево.

Я поворачиваю голову.

Шкатулки стоят открытые, я могу видеть содержимое каждой. Четыре пилюли восстановления духовных структур, эти пилюли самые сложные и самые дорогие. Одну я отдаю ЮЖун на продажу, остальные три забираю для себя и мамы. Пилюль омоложения целых шесть, хватит и ученикам, и парочку господину Лю МоРо, как обещала. Целительных пилюль целая пригоршня, но они неинтересные: исцеление ранений, отравлений и всё в том же ключе.

ЮЖун дожидается, когда я доем рис, и лишь тогда огорошивает новостью:

— Госпожа, три палочки назад четвёртый принц вошёл в резиденцию Сян.

Глава 30

Совпадение?

Я бы с радостью проигнорировала визит четвёртого принца, однако под угрозой не столько я, сколько мама. Пилюли, которые я возьму с собой, я заворачиваю в платок и прячу в рукав. Не понимаю… Тот взгляд мне не почудился? У его высочества нет никаких причин позволять мне украсть доктора. Принц хотел выяснить, откуда я? Тоже не сходится — зачем ждал наступления дня? Опять же, он “вошёл в резиденцию”, а не ворвался. То есть начал вежливо…

Скорее всего пропажу доктора обнаружили утром. И… нашли ведущий к резиденции Сян след? Я недооценила принца? Я подумала, что его глухие и слепые стражи не смогут меня найти. Вероятно, след слабый, доказательств нет, поэтому принц лично явился выяснить обстоятельства.

— Отнеси пилюли, — решаю я. — Возможно, нам придётся быстро уходить.

Я стряхиваю с парчи бурый порошок, знающие с лёгкостью опознают работу алхимика, а мне это не нужно.

— Да, госпожа.

Уже спустившись вниз, я вспоминаю, что забыла про письмо от имени Шан ЮНи. Но понадобится ли оно? Принц уже в резиденции, маловероятно, что письмо поможет.

Мне стоило озаботиться набором боевых талисманов, но совершенно нет времени…

Пять ударов сердца, и коршун выезжает из конюшни верхом на пегой лошадёнке. С виду — непримечательная, такую легко представить в хозяйстве крепкого крестьянина. Не боевой конь, не тяжеловоз из купеческого каравана. Но внешность обманчива. Ещё по пути в столицу коршуны рассказали, что лошади у них выносливые и очень спокойные, их не испугать ни огнём, ни громом, ни свистом стрел.

Я запрыгиваю в седло позади коршуна, поправляю парчу.

Срываться в галоп в людном городе — плохая идея. Не то чтобы меня волновали смертные, но… нельзя же, чтобы они пострадали под копытами, верно? Да и городская стража галопу не обрадуется, остановит, задержит.

Лошадка бежит быстро, коршун умело выбирает кратчайший путь по широким улицам, и вскоре мы попадаем в центр города. Коршун держится уверенно, и нас пропускают, тем более парча, которой я прикрываюсь, выдаёт богатство. В глазах городской стражи мы кто угодно, но не простолюдины.

Коршун предусмотрительно не выбирает улицу, которая бы привела нас непосредственно к резиденции. Нет, остаток пути я пройду пешком, и пойду с задворок, где ходят слухи. По пути я “выпила” пару травок, и смогу прикрыться тенями. Про последствия злоупотребления женьшенему и прочими целебными растениями лучше не думать.

Повинуясь коршуну, лошадка притормаживает, и я спрыгиваю. Парчу я оставляю на плечах коршуна — лишним не будет.

— Госпожа?

— ЮВею в резиденцию нельзя, — отвечаю я и припускаю в проулок.

Я не успела разобраться, есть ли в резиденции защита от призраков. Точнее, она есть, я видела соответствующие иероглифы. Я не успела вникнуть в принцип действия. Хах, да я просто не собиралась заморачиваться такой чепухой! Кто же знал, что предчувствие правдиво — резиденция не отпускает.

Незаметно перемахнув через стену, я со всех ног мчусь в мамин двор, лишь один раз останавливаюсь и ныряю в кусты. Не хочу попасться на глаза усталой слуге с огромной корзиной постельного белья.

Пропустив женщину, я бегу дальше. Мне по-настоящему страшно. Если кто-то нашёл доктора или квакающую в колодце на ложницу…

Во дворе безжизненно и тихо, лишь ветерок шевелит листву. Открыт один ставень. Вероятно, доктор пустил свежий воздух.

Неужели маму забрали? Я стараюсь не паниковать раньше времени.

— Кто там? — раздаётся крик из колодца. — Девочка И, это ты? Я запорю тебя до смерти, если ты немедленно не доложишь господину!

Ага, во двор никто не приходил.

Но появиться могут в любой момент. Принц ведь не чай гонять пришёл.

— Наложница смеет угрожать этой юной госпоже? Наложница, твоё наказание продляется.

На какой она ступени? Уж очень бодрая и борзая. Драгоценное мгновение я трачу, чтобы посмотреть на служанок. Обе девицы тоже вполне бодрые, причём, в отличии от мамаши братца, они медитируют.

— Ты!

Потеряв интерес к пленницам, я перепрыгиваю сгнившие ступеньки крыльца и вхожу:

— Матушка?

— Цинь-Цинь?

С мамой всё в порядке? По голосу — да. Я заглядываю в спальню и застаю доктора, сидящим на кровати и… сосредоточенно массирующим мамины ступни. Мама краснеет, предпринимает слабую попытку вырваться и зарыться под одеяло.

— Госпожа, каждую точку следует проработать девятьсот девяносто девять раз, — мягко упрекает доктор, не выпуская ступней. Мамины ножки в его крупных ладонях кажутся крошечными.

Я цокаю языком.

Я не я, если мама не нравится доктору как женщина. Ну… почему бы и нет? Она поглядывает на него хоть и смущённо, но и с симпатией. В любом случае сейчас важно только лечение, и массаж принёс результат — я вижу слабое движение ци от стоп вверх к солнечному сплетению.

Развернув платок, я выкладываю перед доктором два вида пилюль:

— Пилюля, похожая на жемчужину, наполнит ядро ци с целебными свойствами, хотя пилюля благотворно повлияет на энергетические каналы, она больше общеукрепляющая. Розовая пилюля восстанавливает каналы, но основной ингредиент лунный лотос.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Цинь-Цинь, откуда у тебя эти сокровища? Если ты подаришь их старшей госпоже, к тебе не будут относиться плохо.

— Юная госпожа, я рекомендую начать с первой пилюли, а через сутки или двое, по результату, принять пилюлю лунного лотоса.

Я сама догадываюсь, что не стоит перегружать тело лекарствами, но всё же показываю прихваченные лечебные пилюли.

— Это?

— Пока не стоит, — качает головой доктор.

— Мама, ты слышала? Ты должна проглотить первую пилюлю.

— Цинь-Цинь, слишком дорого, ты…

Мама в моих воспоминаниях не была такой. Или была? Она никогда не экономила на мне. На себе — да.

Пока она говорит, я вкладываю пилюлю ей на язык и ладонью зажимаю рот, вынуждая проглотить.

— Мама, буду считать, что из-за тяжёлой жизни у тебя временная умственная слабость. Доктор, лучше скажите, как быстро переход через тень станет для госпожи безвредным.

— Через тень? Цинь-Цинь, о чём ты?

— Моя мама не будет женой какого-то ничтожества. Мы уйдём из резиденции, а во дворе устроим пожар, пусть все думают, что мы сгорели.

— Цинь-Цинь!

— Через сутки после принятия второй пилюли, юная госпожа.

— Ладно, обойдёмся без тени. Если слегка травануть теневых стражей…

Я не собираюсь причинять им существенный вред. Усыпить, например…

— Цинь-Цинь! Ты не можешь!

— С чего бы? — удивляюсь я. — Мама, это ты же не можешь хотеть оставаться во власти людей, которые так плохо с тобой обращаются? Мы уходим.

Где радость? Почему мама вылиняла до белизны и смотрит на меня с ужасом.

— Цинь-Цинь, ты не можешь оскорбить императора.

Чего-чего?

— Мама, дочь не понимает, каким боком императора касается побег наложницы и её дочери, тем более я создам видимость несчастного случая. Нас признают погибшими в огне, и всё. Мы продолжим под другими именами.

Мама мотает головой, вцепляется в моё запястье. Я успокаивающе хлопаю её по тыльной стороне ладони, всем своим видом показывая, что готова выслушать, лишь бы она не напрягалась.

Прокашлявшись, мама стискивает моё запястье, но настолько слабо, что я скорее угадываю её намерение, чем чувствую.

— Цинь-Цинь, неужели ты не слышала, что в резиденцию пришёл четвёртый принц?

А в чём проблема? Его я уже и оскорбила, и обокрала. Пока он не пришёл в наш двор, всё в порядке. Возможно, у него нет способа проникнуть в резиденцию Сян, чтобы обыскать.

— Мне нет до него дела.

Теперь уже кашляет доктор, ошарашенный моим откровением.

— Глупая девочка! И-эр сказала, что четвёртый принц пришёл уладить дело о помолвке. Он хочет принять тебя в свой дворец, и оказывает тебе невиданное уважение. Его высочество не прислал сваху, а явился лично!

Я поворачиваюсь к доктору, и тот с улыбкой кивает:

— Всё так, юная госпожа. Девочка И-эр рассказала, что четвёртый принц пришёл поговорить с министром Сян о вас.

Наверное, для доктора всё логично — с его точки зрения он бы не оказался в чужой резиденции без позволения своего господина.

Но не для меня!

Я принца обокрала. О-бо-кра-ла! Как он после этого может хотеть принять меня в свой дворец? Он сумасшедший? Принцу достаточно указать на доктора, и министр без капли сожаления выдаст меня на расправу лишь бы уладить конфликт. К чему цирк со свадьбой?

Хах, не думала, что когда-нибудь встречу человека, столь же ненормального, как мой феникс. На миг вспыхнувшая ярость затмевает всё на свете. Не лучшее состояние, чтобы принимать решения. Но… Пальцы скрючивает от желания вцепиться четвёртому принцу в горло.

За то, что он похож на моего феникса, я хочу его убить.

— Цинь-Цинь?

— Госпожа?

Кажется, мой кровожадный оскал напугал и маму, и доктора.

Глава 31

Я не в состоянии справиться с эмоциями, меня хватает лишь на то, чтобы разогнать алый туман ярости.

— Я взгляну, — хрипло выдыхаю я.

— Цинь-Цинь! Если принц хорошо к тебе отнесётся, тебя ждёт благоденствие. Ты ни в коем случае не должна портить о себе впечатление невежливым поведением. Ты не можешь пойти!

— Мама, чего ты испугалась? Я взгляну. Вдруг И-эр поняла неправильно?

Попытка придать своему лицу выражение, приличествующее юной деве, проваливается, и я просто отворачиваюсь, машу на прощание.

Уже в передней я слышу, как доктор удивляется:

— Госпожа, почему мне кажется, что ваша дочь хочет разорвать моего господина на тысячу тысяч частей?!

Пфф!

Вчера, обходя резиденцию, я составила некоторое впечатление о расположении дворов.

Раз про четвёртого принца говорят, что он выдающийся, значит, министр должен показать всяческое уважение и гостеприимство. Думаю, я видела несколько павильонов для приёма гостей, и мне — в самый роскошный.

Я иду открыто, больше не прячусь от слуг. Осознание, что меня видят, помогает сдерживаться.

— Уже полдень, но юная госпожа так и не выразила уважения старшим.

— Куда она может идти?

Сплетницы, р-р-р-р. Я ведь в таком состоянии, что вырвать язык в буквальном смысле мне не кажется чем-то особенным.

Так, а почему И-эр узнала про принца, а эти квакушки нет? Или они злословят в угоду госпожам, не боясь принца? Скорее всего, И-эр интересовалась специально, связав визит с появлением доктора. Она ведь утром принесла маме завтрак и не могла не узнать Азиза Йекта с его-то чернявой внешностью, уникальной для наших краёв.

Я постепенно успокаиваюсь, внутри по-прежнему кипит и булькает, но я возвращаю себе некоторую способность размышлять..

По дороге меня озаряет — мы с мамой легко уйдём, если я стравлю теневиков принца и теневиков министра. Пока стражи будут заняты друг другом, мы тихонько улизнём. Идею надо хорошенько обдумать.

На самом деле я просто хочу увидеть этого принца, увидеть и убедиться, что он не имеет ничего общего с фениксом, предательство которого оказалось слишком болезненным. Я вспоминаю цыплёнка к месту и не к месту.

Ну вот, опять зверею. Р-р-р-р.

Вход в павильон охраняют двое мужчин, одетых, как слуги резиденции Сян. При виде меня они, естественно, пытаются преградить мне путь. Старший заступает дорогу:

— Юная госпожа, простите, но старший господин принимает важного гостя. Пожалуйста, вернитесь.

Слова вежливые, но тон почтительным не назвать. Совсем не так должны относиться к избраннице его высочества. И-эр ошиблась? Маленькая девочка могла придумать помолвку, а затем поверить в свою же фантазию. Или всё проще — мужчины на особом положении. Возможно, для них спокойствие принца и министра важнее моих капризов. Когда говорят старшие, младшие молчат.

— Гость его высочество четвёртый принц?

— Юная госпожа, пожалуйста, вернитесь.

Эти слуги слишком уверенно себя чувствуют.

— Кажется, у этой госпожи нет выбора, кроме как уйти? — усмехаюсь я.

Лоб слуги перечёркивает глубокая морщинка, мужчина хмурится. Я делаю то, что не следовало бы, но…

Я действительно пришла в поисках неприятностей.

Простенький, но усиленный ци удар точно под колени обоим мужчинам, и они валятся на четвереньки. Вскакивают мгновенно, но я успеваю не только распахнуть двустворчатые двери, но и шагнуть на порог.

И министр, и принц меня видят, слуги больше не могут вмешиваться без приказа. Я беспрепятственно делаю несколько шагов вперёд.

Я смотрю только на принца. Скуластое лицо с немного грубоватыми чертами и тяжёлым подбородком я вижу впервые в обеих жизнях. Передо мной обычный человек, идущий по пути совершенствования, но никак не феникс. В его высочестве нет ничего птичьего, нет присущей фениксам изящной красоты.

Однако что-то неуловимо знакомое угадывается в чертах его лица, и я невольно вспоминаю своё отражение в зеркале. Постепенно появляются намёки на мою прежнюю внешность.

Фениксы не уходят на перерождение, как лисы, демоны, люди. При смертельной угрозе фениксы отбрасывают тело, позволяют ему погибнуть, а сами возрождаются в яйце, которое даёт им новое тело, неотличимое от прежнего, сохраняется всё: внешность, личность, память.

Но если мой феникс меня убил, а лисы отомстили и не позволили возродиться, тогда понятно, почему он оказался в человеческом теле.

Это он.

Абсолютно точно. Это он. Я узнаю его добродушный прищур, наклон головы, лукавый взгляд.

Он меня не узнаёт? Для предателя он слишком спокоен.

— ЯоЦинь! Ваше высочество, моя племянница пять лет провела в храме, молясь о благополучии семьи. Девочка вернулась совсем недавно и ещё не научилась себя вести. Пожалуйста, простите её. Я обязательно сделаю ей некоторые наставления, также девочке поможет её сестра, ВуЖун, чьи манеры недавно высоко оценила лично её величество императрица. Возможно, ваше высочество, взглянет…

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ярость кипит и не находит выхода. Какой интерес убивать, если принц не помнит?

К тому же я просто не справлюсь, он сильнее.

— Вы слишком строги, министр Сян. Юная госпожа совсем недавно вернулась домой, я могу понять её чувства. Искренность госпожи подобна глотку прохлады в знойный полдень. Лёгкость и непосредственность восхищают. ЯоЦинь прекраснейшая среди юных госпожей нашей страны. Уверен, Ву… уверен, остальные ваши племянницы многому научатся у ЯоЦинь. Нет нужды соблюдать правила.

Принц выдаёт эту тираду ленивым тоном. Совершенно точно, он развлекается и издевается над краснеющим министром.

— Быстро поблагодари его высочество! — требует дядя.

— Красавица ЯоЦинь станет нашей принцессой, нет нужды, министр.

Я. Его. Убью.

Не знаю, потерял ли он память, но дурная привычка звать меня замуж при нём.

Я хватаю чайник, наливаю пиалу до краёв. Может, чай поможет унять бушующий в душе огонь?

— Ваше высочество, эта девочка действительно не умеет себя вести.

— Министр, о чём вы? Наша принцесса хочет подать нам чай. Этот принц тронут заботой драгоценной супруги.

Чай подать?!

Я просто не могу справиться. Я держусь по единственной причине — понимаю, что без шансов проиграю бой. Приходить было ошибкой, но устоять перед соблазном и не прийти я тоже не могла.

Я срываюсь.

— В свадьбе отказано! — с яростью выдыхаю я. — Смойся!

И выплёскиваю чай принцу в его самодовольную физиономию.

Небеса, от этого простого действия я испытываю экстаз, сравнимый с удовольствием от прорыва на новый ранг.

Глава 32

Намокают тёмные волосы, чай течёт по лицу, капает с носа. Но вместо гнева снисходительная улыбка, в глазах смешинки.

Принц легко мог закрыться коконом ци, и ни одна капля не коснулась бы его, но почему-то он позволяет мне себя облить. Ещё и забавляется. Он точно сумасшедший. И… внутри всё переворачивается, когда до меня доходит, что облить его было величайшей ошибкой. Потому что именно с обливания в прошлой жизни началось наше настоящее знакомство. Что за проклятое совпадение?!

Мы с сестрой развлекались в столице империи Ю, слушали игру музыкантов в неплохой чайной. Со второго этажа открывался чудный вид на озеро. Как сейчас помню, сестрёнка подбивала меня умыкнуть младшего сына императорского казначея, а я отнекивалась, возражая, что мальчик слишком сладкий. Фыркнув, сестрёнка ушла прибрать его к лапам, а я осталась размышлять… как закогтить приглянувшегося юного феникса. Если бы я украла его и заперла в птичью клетку, разве его клан не пошёл бы на нас войной? Я страдала, разрываясь между “хочу” и “семья”… и вдруг кто-то смелый поставил на столик кувшин вина. Я вскинулась. Это был… мой феникс. Глядя на меня сверху вниз, он ухмылялся и, не скрываясь, забавлялся.

“Ни-Ни, я хочу разделить с тобой вечность и вместе идти по пути совершенствования”, — вот что он мне сказал тогда. Я задыхалась почти как сейчас. Кто на кого охотится, а?! Лезть к лисе в пасть — он сумасшедший! И только сумасшедший может предлагать вечный союз дочери враждебного клана в первое мгновение знакомства.

Я вскочила. У меня слов не было! Я хватала воздух, силясь что-нибудь сказать, но в голове звенела пустота. И единственный способ, как я могла выразить своё отношение — выплеснуть вино в его самодовольное счастливое лицо.

Феникс тогда тоже не защитился, только облизнулся: “Ни-Ни, не думал, что ты сразу же подашь мне вино. Теперь я”. И… он, мягко придерживая меня за плечи, поцеловал. Сначала поцеловал, потом мы уже вместе целовались. Когда я пришла в себя, обнаружила, что феникс сидит на стуле, а я — верхом на нём. Как я была зла!

— Ты посмела…, — воспоминания разбивает рёв дяди.

Он замахивается на меня.

Его останавливает сам принц:

— Министр Сян, вы действительно смеете поднять руку на принцессу этого принца?

Принц не закрывает меня коконом ци, вместо этого он встаёт передо мной, чтобы получить предназначенный мне удар. Дядя в ужасе отшатывается. Мне даже капельку смешно становится — настолько растерянно-непонимающее выражение у него появляется.

— Ваше высочество, разве эта девушка только что не…

— Наша принцесса, подала нам чай, но вы лишаете нас возможности его выпить.

Дядя буквально пятится.

Принц наступает до тех пор, пока дядя не оказывается на ступеньках. Шагнув назад, дядя не находит опоры и падает навзничь. Слуги успевают подхватить его, так что головой он не ударяется.

Принц сам захлопывает двери, запирает заклинанием. На створках ярко вспыхивает иероглиф, а в воздух взлетает бумажный талисман. Мы остались наедине. Принц поворачивается ко мне.

— Драгоценная супруга, этот принц не хочет отставать. Этот принц подаст вам чай.

Я понимаю, что он сейчас меня поцелует.

Я зверею.

— Ты!

— Ни-Ни, — выдыхает он на грани слышимости.

Если бы не имя из прошлой жизни… Впрочем, поцелуй спровоцировал бы тоже. Меня что угодно бы спровоцировало.

Окружающий мир тает, исчезают звуки, запахи, отказывает осязание, а поле зрения сужается. Я вижу феникса, только его.

— Ащ-щ, — из горла вырывается хрип, и я бросаюсь вперёд.

Принц впервые испуган, он уворачивается.

— Ни-Ни.

Я не в состоянии воспринять ни слова. Я прыгаю в тщетной попытке достать его, приземляюсь на четыре лапы. Павильон резко увеличивается в размерах. Я щёлкаю зубами, пригиаюсь, отталкиваюсь, снова прыгаю, и снова тщетно. Из-под моих лап, шумно хлопая крыльями, взлетает феникс.

Лап?! Я лишь мельком удивляюсь преображению, здравая мысль не может пробиться в затопленное яростью сознание. Я прыгаю и позорно промахиваюсь. Ещё прыжок, и такой же ужасающий промах.

Я догадываюсь извернуться и посмотреть себе за спину.

Тело моё, лисье, а хвостов нет. А как без хвоста балансировать?

Я прыгаю, и в этот раз мне почти удаётся схватить. Феникс шарахается, и у меня в зубах остаётся лишь ярко-красное перо. Я с рычанием выплёвывываю. Между тем феникс садится на ширму, таращится на меня блестящими чёрными глазами.

Снова бросаюсь. Феникс взлетает. Ширма от толчка его когтей с грохотом падает. Я пытаюсь оттолкнуться от стола. Немного не допрыгиваю. Отталкиваюсь от стены, потом… Перед глазами круговерть. Я почти не отличаю, бегу я по стене, потолку или раздираю когтями мебель.

Мелькают оранжево-алые перья, хвост щекочет нос, но в последний момент феникс уворачивается.

Я теряю силы.

Но первым падает феникс. Он, широко раскинув крылья, заваливается на спину. Я приземляюсь рядом. Разве, если я кинусь, он не ударит когтями мне в живот? Звериная натура требует быть осторожный.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Феникс смотрит на меня, и внезапно обретает свой человеческий облик. Прежние черты внешности проступили отчётливее, но всё же передо мной принц, а не феникс, которого я знала в прошлом. Он продолжает просто смотреть. Почему в его взгляде растерянность?

А ещё, несмотря ни на что, он не пытался атаковать. Он мог использовать навыки боевых искусств, мог использовать высокоранговые убойные техники, но он лишь убегал, даже щит не использовал.

Одежда при обращении потерялась, и ни ткань, ни перья мне больше не помешают.

Я, крадучись, подбираюсь ближе.

Феникс смотрит.

— Ни-Ни?

— Р-р-р.

Я приближаюсь медленно, ещё медленнее просто невозможно. Но теперь он даже уклониться не пытается, позволяет мне наступить ему на плечо, упереться обеими лапами. Я скалюсь, рычу, бешусь. А он смотрит! Какое издевательство…

Оскалившись, я разрываю зрительный контакт, наклоняюсь. Феникс рвано выдыхает. Он всё ещё не сопротивляется. Я утыкаюсь в его шею носом, узнаю запах. Такой родной… О чём я? Только феникс мог расколоть мою душу, никому кроме него я бы не подставилась.

Быстро лизнув, я нахожу бьющуюся жилку и смыкаю зубы на горле. Стоит сомкнуть челюсти, и феникс погибнет.

— Ни-Ни.

Вместо сопротивления я ощущаю его пальцы, нежно ерошащие шерсть на моём загривке.

Разве я позволю обмануть себя снова?

Я убью…

На языке появляется солоноватый привкус — я прихватила кожу до крови.

Глава 33

Спросить? Спросить, он разбил мою душу или не он? Больше некому, в этом я уверена, но в то же время феникс ведёт себя слишком странно. Вместо того, чтобы добить или, не знаю, посадить в клетку, он отдал свою жизнь в мои зубы. Сомкну челюсти — и он отправится на перерождение. В его нынешнем состоянии возрождение с сохранением личности ему точно не светит.

Тогда почему?

Он скажет, что не раскалывал мою душу. Как я могу поверить?

Меня обуревают сомнения, и я выдыхаюсь. Возвращается человеческий облик, я обессиленно ложусь. Под щекой ровно бьётся сердце моего феникса, он приобнимает меня, будто крылом укрывает от всех напастей мира.

На глаза наворачиваются слёзы.

Подозревать и ненавидеть было так легко. Зачем он появился, зачем всё испортил? Я так хочу домой, к маме, к тётям, сбиться в клубок единой тёплой рыжей кучей…

Наверное, я ненадолго отключаюсь. Когда я прихожу в себя, феникс всё ещё обнимает меня, бережно прижимает к себе, но уже успел укрыть порванным платьем будто одеялом. Завозившись, я привстаю, и феникс послушно разжимает руки.

— Ни-Ни?

— РенШен? — поверить не могу!

Во взгляде прежняя растерянность.

— Да, точно, РенШен.

— Как это понимать?

РенШен пожимает плечами. Вместо того, чтобы полно и исчерпывающе ответить на вопрос, он задумывается. С губ срывается предупреждающее рычание. Поутихшая было злость вновь поднимается жаркой волной, опаляет изнутри. Я подаюсь вперёд и ногтями впиваюсь фениксу в плечо. Достаточно ощутимо, чтобы он вскинулся и… посмотрел на меня с недоумением. Я прищуриваюсь.

— Ни-Ни, я вспомнил, как меня звали, только после того, как ты назвала меня по имени.

— Что это значит?

Он тяжело вздыхает:

— Наверное, то, что я не помню прошлую жизнь. Очевидно, нет?

— Врёшь… Ночью это ты сидел на насесте. И ты… меня узнал.

РенШен наклоняется, целует мою ладонь:

— Нет, не узнал. Насест, надо же. Вместе с приходом так называемой “гениальности” лет десять назад мне начали сниться странные сны про девушку-лисицу. Знаешь, — к его нежной улыбке примешивается горчинка и насмешка над самим собой, — из-за этих снов я не мог смотреть на нормальных девушек, ни одной наложницы не взял. Когда я увидел тебя ночью… Я узнал девушку из своих снов, но настоящие воспоминания только начинают возвращаться.

— Мда?

Я отворачиваюсь, ничего, кроме голой спины я ему не покажу. Из вредности. Я натягиваю порванное платье.

— Да. И, честно говоря, я не понимаю, на что ты так разозлилась. Как будто первый раз замуж зову. Нет, даже первый раз ты не злилась. Вино вылила, а потом набросилась с поцелуями.

— Я набросилась?! — подскакиваю я. Набросилась тогда действительно я…

РенШен усмехается.

— Так на что ты разозлилась?

Спросить…

Я поворачиваюсь к нему. Вопрос жжёт кончик языка.

— Шен-эр.

— Ни-Ни?

— Я помню прошлую жизнь, но в воспоминаниях осталось одно белое пятно, — я сглатываю. — Как я умерла? Это ты разбил мою душу?! Я не могла ошибиться, следы слишком красноречивые!

РенШен вскидывается. В глазах мелькает обида, ему явно больно от моих подозрений и обвинений, но обиду смывает потрясение, РенШен смотрит на меня с необъяснимой беспомощностью и вдруг признётся:

— Кажется, я.

— Что?!

Вот как его такого честного убить?

— Кажется, — повторяет РенШен. — Ни-Ни, послушай, я уверен, что не хотел причинить тебе вред.

— Ха? И как по-твоему соотносится непричинение вреда с расколом?

РенШенн пожимает плечами:

— Не знаю. Пока не знаю, — он трёт переносицу. Он всегда так делал в тех редких случаях, когда у него болела голова.

Я подхожу вплотную, опускаю ладони на его затылок. Хах, я могла бы свернуть ему голову, но пальцы почти без участия разума начинают массировать шею, и РенШен обмякает, утыкается носом мне в колени, чтобы удобнее было. Я привычно зарываюсь в его волосы.

— И что теперь? — вздыхаю я.

— Я очень невежливо вышвырнул министра.

— Пфф! Скажи ему, что не хотел, чтобы он видел, как я пыталась овдоветь. Думаю, он проявит понимание. И вообще, почему тебя мнение какого-то неудачника волнует?

— Быть четвёртым принцем не так уж и плохо. А если серьёзно… Менять городскую жизнь на горное уединение? Встать во главе секты?

— Столько возможностей, а говоришь как о какой-то безысходности, — хмыкаю я. — Почему не хочешь вернуться?

РенШен запрокидывает голову, смотрит на меня снизу вверх.

— Куда, Ни-Ни.

— Сразу домой сложно, поэтому хорошо бы добраться до империи Ю. Что-о-о?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Я же правильные вещи говорю!

А он уполз одеваться, как будто ничего важнее нет! Между прочим, в империю Ю можно и без тряпок отправиться. А он слой за слоем с бесящей неторопливостью натягивает шёлк.

— Прости. Отвык. У тебя потрясающий талант игнорировать очевидное.

— Я игнорирую не очевидное, а то, что считаю незаслуживающим внимания!

— Ага. Конечно, — ух, сколько насмешки, захлебнуться можно. — Помнишь Нефритовый храм?

РенШен пригласил меня полюбоваться гармонией изящной архитектуры и природы. Было бы чем! Но я согласилась не раздумывая. И как только мы забрели подальше от чужих глаз, я попыталась оторвать от постамента нефритовую статуэтку какого-то божка. Увы, с защитой заклинателей справиться не получилось.

— Помню, как ты кудахтал и отказался помогать обогащаться.

РенШен пропускает упрёк мимо ушей.

— Нефритовый храм от столицы в дне пути верхом.

Чего-чего? Это как?

— То есть? — неужели мои худшие подозрения…?

РенШен послушно отвечает, озвучивает, как он называет, очевидное:

— Империи Ю давным давно нет, исчезла не одно тысячелетие назад. Её территории поделили между собой несколько стран, в том числе и империя Лунь. Кстати, Бездны тоже больше нет, как и долины Междуречья.

— А-а?

— Полагаю, что Бездна полностью отделилась, и больше с этим миром не соприкасается.

— А-а?

— Судя по картам, Междуречье осталось по эту сторону границы, но не спеши радоваться. Ни Девятихвостых лисиц, ни фениксов нет.

— Как такое возможно?

РенШен подходит вплотную, заглядывает мне в глаза:

— Ни-Ни ты готова мне поверить?

— И кто из нас об очевидном спрашивает? Раз не прибила…

— Теперь я точно знаю, что ты меня любишь.

— Ащ-щ. Р-р-р.

Рассмеявшись, РенШен ловит моё лицо в ладони и целует. А я… я впервые прихожу к мысли, что готова ез оглядки разделить с ним вечность. Он прав — я люблю.

РенШен отстраняется:

— Ни-Ни, я вспомнил, как тебя убил.

Глава 34

От его слов мне… становится легче. По крайней мере я не обвиняла и не подозревала напрасно. Щёлкнув РенШена поносу, я киваю:

— Излагай.

— С чего начать? Золотой сахарный фрукт помнишь?

— Которым ты бессовестно дразнил, заявив, что отдаешь его только своей невесте? — хмыкаю я.

РенШен улыбается:

— Кто бы говорил о бессовестности? Ты пообещала выйти за меня замуж, сожрала фрукт и, кинув в меня обглоданной косточкой, разорвала помолвку!

— Я безупречна, — соглашаюсь я.

— Угу. Золотого сахарного фрукта тебе показалось мало, и ты решила ободрать нефритовые орехи с поющего дерева.

— Было.

— Пока ты кошмарила чащу Изменчивых лесов… Ни-Ни, я точно не знаю, что произошло в Бездне. Вроде бы прорыв из мира с ещё более загрязнённой энергией, чем в Бездне. Сначала из Бездны повалили демоны, а потом вышел багровый туман, одно касание которого калечило духовные структуры, причём ученики, недавно вступившие на путь совершенствования почти не страдали, а старшие ученики теряли способности, но могли продолжать жить, а мастера погибали почти мгновенно.

— Междуречье?!

— Накрыло туманом, но не беспокойся, лисы успели уйти в империю Ю.

— Та-ак.

— За туманом наблюдали, и вскоре стало понятно, что он наступает. Отравы становилось всё больше.

— Я прощёлкала катастрофу за орешками? — морщусь я.

РенШен отвечает грустной улыбкой, ловит меня за руку и принимается поглаживать по тыльной стороне ладони.

— Кланы и секты объединились в надежде найти решение, но туман распространялся всё быстрее, и на общем совете было принято уйти в соседние миры.

— Ха…

— Ни-Ни, твоя тётя пыталась тебя позвать.

— Да, я слышала зов.

— Слышала?! — РенШен подпрыгивает.

На него жалко смотреть…

Я щёлкаю его по носу:

— Слышала. Но я уже была слишком глубоко. Я уловила только общий эмоциональный настрой. Я поняла, что произошло нечто серьёзное, но, поскольку опасности не ощущалось, я решила, что лишний день роли не сыграет. Я почти добралась до поющего дерева! Как я могла вернуться без добычи?

— Тебя попросили вернуться срочно. Действительно, почему бы не потратить день на сбор орехов? Ни-Ни, иногда я…

— Но ведь я права. От того, что я задержалась, никто из семьи не пострадал. Я рискнула только собой.

И зачем корчить такую осуждающую рожу?

— С тобой бесполезно спорить, — вздыхает РенШен. — Я боялся, что ты попадёшь в туман, он уже наступал к Изменчивому лесу, и вышел тебе навстречу.

— И?

— Я опоздал. Я шёл через клочья тумана, искал путь в прорехах. Мне везло, что туман стелился по земле, я мог лететь над кронами. Ни-Ни, я вышел на обрыв, тянущийся вдоль реки, и увидел тебя. Ты бежала вдоль воды по противоположному берегу, пологому. К воде тебя прижимал туман, ты, к счастью, догадалась избегать его. С леса надвигалась багровая туча. Мне показалось, с неё сыплется кровавый пепел. Туча слишком быстро надвигалась. Ты не могла видеть, что впереди туман уже добрался до реки, стекал в воду, окрашивая её в розовый.

— Хочешь сказать, что мне всё же стоило научиться летать на мече?

— Лес задержал туман, получилось что-то вроде островка в багровом море, и этот островок затапливало. Мы бы всё равно не выбрались. Да и некуда. Нас никто не ждал. Я думаю, портал, через который бежали демоны и совершенствующиеся, схлопнулся тогда же, когда я нашёл тебя. Я увидел багровую волну, от которой у тебя не было шансов уклониться. Я боялся, что туман калечит не только духовные структуры, но и саму душу. Были такие разговоры… Я подумал, что без ци у тебя больше шансов уцелеть. Я окликнул тебя и ударил так, чтобы тебя задело по касательной. Я использовал не только “раскол души”, но и наши клановые техники возрождения. Сам успел отбросить тело в последний момент, ушёл неправильно, с ошибками, поэтому возродился без воспоминаний. Двадцать с лишним лет понадобилось, чтобы вспомнить. Зубы у горла, оказывается, благотворно влияют на память.

Пфф.

Я отхожу в сторону и обессиленно сажусь в первое попавшееся кресло. Иди домой было так просто. Я придумала чёткий пошаговый план: сперва по-быстрому забрать свою человеческую маму, затем раздобыть информацию про империю Ю, одновременно тренируя учеников, а затем отправиться в далёкое путешествие, наконец, добраться до семьи.

Оказывается, семьи у меня больше нет…

Есть, конечно! В одном из бесконечного множества миров. Они не погибли и, хочется верить, ждут меня где-то там, очень далеко.

Размечталась…

Если перебраться из одной страны в другую относительно нетрудно, то в другой мир… Не раньше девятого хвоста. У меня в прошлой жизни столько не было.

РенШен обнимает меня. Шмыгнув носом, я утыкаюсь ему в плечо:

— И что теперь? — спрашиваю я.

— Поженимся? — тотчас предлагает он с отвратительной ухмылкой.

— Р-р-р-р.

— Я бы тоже с радостью повидался со своими. Думаю, через пару тысяч лет усердного культивирования мы будем готовы отправиться на поиски.

— А сейчас?

— Менять страну не вижу смысла. В империи Лунь всякие интересные древности попадаются чаще всего. На востоке много отравленных земель, а запад гораздо беднее на ци.

— У-у-у-у.

— Ни-Ни, ты с лисьего языка перешла на птичий? Я тронут.

Фыркнув, я игнорирую очередной намёк на свадьбы и принимаюсь рассуждать. Сперва мысленно. Отказаться от недостижимой цели? Нет, ни за что. Да и стать сильнее нужно независимо от желания вернуться домой. Беспомощность бесит. Значит, путь совершенствования в приоритете.

РенШен выгибает бровь, и я дальше я продолжаю рассуждать вслух:

— Как говорила моя тётя, культивировать можно долго, а можно — правильно, помогая себе ценными источниками энергии и пилюлями. Самой добывать ингредиенты весело, однако нецелесообразно. Выгоднее опираться на клан. Войти в клан Лю? Они будут о-очень рады, но клан Лю прежде всего защищает собственные интересы. Разумнее опираться на своих учеников.

— Госпожа Шан ЮНи?

— Какой умный цыплёнок.

— Умный, и знаю тебя. Ты собираешься забрать свою маму и вернуться в Дом Огня, дальше действовать под именем госпожи главы.

— Что-то не так? — настораживаюсь я.

— Как тебе сказать?

— Честно.

— У меня тоже есть люди, которые стали мне семьёй, и я не готов от них отказаться. Но даже без оглядки на них мой статус принца полезен, если мы собираемся задержаться в империи, а мы собираемся. Ни-Ни, тесный союз талантливого принца и выдающегося алхимика слишком многих напугает. Я бы предпочёл, чтобы ты вошла в мой дворец под именем Сян ЯоЦинь. Если ты против, я что-нибудь придумаю.

— Не против. Бездна, поверить не могу, ты всё-таки добился моего согласия!

Глава 35

Когда за спиной сильный клан, а впереди вечность — можно забавляться всласть. Мои отказы никогда не напрягали РенШена всерьёз, игра “поймать лису” ему нравилась не меньше, чем мне игра “поймать феникса”.

Но сейчас за нами нет кланов, сами мы как никогда уязвимы, да и про вечность впереди стоит забыть.

Объединиться — единственное правильное решение.

— Обожаю тебя, Ни-Ни.

— Ха? Сгинь с моих глаз. Куда ты выбросил министра? Иди, откопай его из мусора, отряхни и заключи помолвку официально.

— Продолжай, Ни-Ни, без твоих драгоценных указаний, я бы ни за что не догадался, что делать.

Издевается ещё!

— Сгинь, — повторяю я. — И приходи вечером. У меня нет служанки, поэтому полотенца в купальне будешь сам держать.

Правда, купальни у меня тоже нет.

Проклятье, я не собиралась задерживаться! Но РенШен прав, отказавшись от титула, он потеряет многие полезные возможности. С моей точки зрения, раз титул его, то и страна — его. А раз страна его, значит, мы должны навести в ней порядок. По крайней мере, пожирателей следует искоренить. Клан Сян связан с пожирателями — это повод задержаться.

РенШен развеивает талисман, гасит иероглиф на створках двери.

Помахав не оборачиваясь, я выхожу.

— Ваше выс… ЯоЦинь!

— Дядя, неужели всё то время, что я убивала принца, вы ожидали? Как неловко.

— У-убивала?!

РенШен охотно демонстрирует царапину на шее.

— Ваша племянница очень сурова, министр Сян.

— Ваше высочество…, — что сказать, министр не знает.

Видимо, происходящее для него слишком абсурдно.

Оставив РенШена разбираться с министром, я возвращаюсь во двор к маме. Я слегка волнуюсь, что за время моего отсутствия кто-то мог прийти и обидеть её, но нет, во дворе ничего не изменилось. Наложница квакает в колодце, мама лежит, а доктор продолжает массировать её стопы. Хм, он не чрезмерно увлёкся?

Мама приподнимается на локте. Я внимательно осматриваю её с макушки до пяток. Кожа порозовела, в глазах появилась жизнь. Пилюля и массаж явно пошли на пользу. Добавим правильное питание, укрепляющие травяные настои… Через пару лет о болезни не вспомнит. Но улучшения не повод оставлять маму в резиденции с одной стороны, а с другой — я не уверена, что интерес госпожи Шан обрадует министра. Маму кто-то пил… Как бы этот кто-то не решил её добить. Надо срочно отобрать у РенШена пару теневиков и приставить к маме.

— Цинь-Цинь, всё хорошо?

— И-эр не ошиблась, четвёртый принц хочет видеть меня своей принцессой, — коротко поясняю я.

— Не наложницей? — удивлённо переспрашивает мама.

Невысказанное “ты всего лишь племянница, рождённая наложницей” повисает в воздухе.

— Принцессой.

— Госпожа, — вмешивается доктор, — не беспокойтесь. Четвёртый принц никому не позволит обидеть свою избранницу.

— И всё же, Цинь-Цинь, было бы хорошо войти во дворец его высочества простой наложницей. Ты сможешь спокойно жить в своём дворе. Ни императору, ни императорской наложнице не понравится, что их сын отдаёт титул принцессы тебе.

— Пфф.

Я сажусь, скрещиваю ноги и погружаюсь в медитацию. На эмоциях я ухитрилась обратиться в лисицу. Без хвоста, р-р-р! Усилием воли я гашу раздражение. Пока есть время, надо понять, что изменилось, в каком состоянии ядро и мередианы. По ощущениям обращение пошло на пользу, но всё равно нужно проверить. И зажевать перемены правильной пилюлей.

Картина взгляду открывается… неожиданная.

Меридианы выправились, в ядре остались незначительные складки, их я растяну. Ха… Меня можно поздравить с победой! Осталось чуть-чуть поработать, и я с смогу шагнуть аж на первую ступень первого ранга.

Кста-а-ати!

Хвосты у нас напрямую связаны с силой. Возможно, после прорыва и хвост начнёт отрастать? Или первой ступени мало, нужно пройти все девять и прорваться на второй ранг? Узнаю… Вдох-выдох. Одной волей для успокоения не хватает, и я слежу за дыханием. Вдох-выдох. Как бы мне ни хотелось вернуть хвосты, прыгать через ступени, нагружая духовные структуры ни в коем случае нельзя.

Я выныриваю из медитации от соблазнов подальше.

РенШен появится после заката…

— Юная госпожа? — раздаётся звонкий голос снаружи. Ни И-эр.

Жестом показав маме не волноваться, я выхожу на порог.

У обломков ступеней крыльца терпеливо ожидает незнакомая служанка.

— Да?

— Юная госпожа, ваш старший дядя приглашает вас в павильон “Счастливого созерцания”.

Служанка игнорирует крики мамаши моего братца, но не надо считать служанку глухой. Она обязательно доложит об услышанном… и не факт, что только дяде. Отказаться идти? Глупо. Лучше вовремя принять меры.

Не скрываясь, я предупреждаю маму, что ненадолго уйду.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Веди, — приказываю я служанке. Моих детских воспоминаний недостаточно, чтобы найти нужный двор.

Служанка почтительно кланяется.

По пути я молчу, но служанка заговаривает первой:

— Юная госпожа вернулась домой, но до сих пор не имеет личной служанки. Эта ничтожная осмелится сказать, что старший господин исправит причинённую юной госпоже несправедливость и накажет виновных слуг.

Виновны не слуги.

— Разве дядя не слишком занят, чтобы заниматься женскими делами? Ах, это действительно жалко.

Упрёк в адрес дядиной жены служанка ловит.

— Старший господин счастлив воссоединению!

Пфф!

Как не лопнуть от смеха?

Служанка приводит меня к искусственному пруду. Павильон “Счастливого созерцания” всего лишь крыша на столбах, окружающих круглое каменное возвышение. Дядя устроился за столом, его взгляд устремлён на водную гладь. В руках пиала. Очевидно, что дядя намерен заставить меня ждать.

Сам напросился.

— Дядя мечтает, — я притворно обращаюсь к служанке. Мою выходку нельзя считать прямым нарушением этикета, ведь я ещё не дошла до павильона, а по пути болтать со служанкой не возбраняется.

Дядя “просыпается”:

— Цинь-эр, ты пришла! Ох, Цинь-эр, почему с тобой только ЧеньСи?

Мне попросить выдать мне слуг? Не дождётесь.

— Дядя, я не знаю, — улыбаюсь я. — Когда я вчера вернулась, я сразу же отправилась выразить своё уважение бабушке, но бабушка себя плохо чувствовала. Возможно, тётушка злится за то, что я не выразила своего уважения ей? — я почти открыто обвиняю дядину жену в пренебрежении. — Но, дядя, я ожидала перед двором бабушки до самого вечера. Как я могла прийти?

— Цинь-эр, Тан-ши очень понимающая, она бы не стала злиться.

К тому, что дядя будет выгораживать жену, я готова.

— Дядя, если бы тётя не злилась, наложница Хе-ши никогда бы не осмелилась оскорблять меня, — моя улыбка становится ещё шире.

Дядя недовольно поджимает губы:

— Наложница Хе-ши слишком смелая.

Хочет обвинить её? Я не против! Я этого и добивалась:

— Дядя, рассудите, пожалуйста. Пока наложница Хе-ши выражала гнев тётушки, я не спорила. Но наложница Хе-ши зашла так далеко, что отказалась называть меня юной госпожой. Она пренебрегла самой кровью Сян.

Дядя меняется в лице, и чутьё мне подсказывает, что наложнице недолго квакать.

— Возмутительно! — он хлопает ладонью по столу. — Наложница Хе-ши будет сурово наказана.

— Я уже наказала её стоянием в колодце, дядя. Я поступила правильно?

Я успеваю заметить мелькнувшее в его глазах изумление.

Дядя быстро берёт себя в руки, не зря он глава клана и министр при дворе:

— Конечно, Цинь-эр. Девушка ЧеньСи, пригласи к нам Тан-ши. Цинь-эр, почему ты до сих пор стоишь? Садись скорее. Дядя лично нальёт для тебя чаю.

Я так понимаю, феникс обещал уничтожить клан, если со мной будут плохо обращаться? РенШен такой милый.

Глава 36

— Спасибо, дядя, — я принимаю пиалу, как будто так и надо. Я же из храма, приличиям не обучена, так что пусть наслаждается простотой в сочетании с упрямством и лёгким эгоизмом. Буду искать баланс между демонстрацией характера и привязанности к клану.

Я понимаю, что дядя делает — приручает, налаживает отношения с принцессой четвёртого принца. Как племянница я ему, естественно, не нужна.

Но поддержку главы семьи лучше получить, чем не получить, верно? Поэтому я показываю лёгкий интерес, делаю вид, что тронута, однако вместе с тем держусь в меру отчуждённо, чтобы не расслаблялся и старался усерднее.

Сколько мне до совершеннолетия ждать? Я подозреваю, терпение кончится раньше, и я всех просто загрызу.

Надо спросить у РенШена, ему не повредит, если в стране одним кланом станет меньше?

Не проходит и одной палочки, как из-за поворота дорожки появляется… Полагаю, госпожа Тан-ши, дядина супруга. Кем ей ещё быть? Дама, весьма моложавая, но уже проигрывающая возрасту, сверкает золотыми шпильками, торчащими из причёски, как иголки из спины ёжика. Она возомнила свою голову солнцем?

За госпожой следует целая стайка служанок, ЧеньСи держится отдельно, и я предполагаю, что ЧеньСи служит дяде, причём именно поручения выполняет, а не ублажает в спальне.

Я отставляю пиалу с недопитым чаем, поднимаюсь и складываю перед грудью руки:

— Приветствую тётушку. Долгих лет тётушке.

Хотя я кланяюсь, из-за моей поспешности Тан-ши не успела войти в павильон и стоит ниже…

Тан-ши вынуждена отвечать, стоя у входа.

— Муж, племянница, — её тон ровный, приятный. Она наконец входит, и я с неудовольствием признаю, что лёгкой доброжелательной улыбке мне у неё стоит поучиться.

Обмен пустыми любезностями я пропускаю мимо ушей, продолжаю молча пить чай и забавляюсь: на столешнице есть чайник, но нет третьей пиалы.

Если честно, мне надоело. К счастью, дядя довольно быстро переходит к делу:

— Тан-ши, хотя за наложницами брата прежде всего должна следить сестра Ли-ши, я прошу тебя, как хозяйку, вмешаться и позаботиться о ЯоЦинь. Годы, проведённые в храме, принесли большую удачу. Душевная чистота ЯоЦинь тронула самого четвёртого принца. Как мы можем быть несправедливы?

Тётя склоняет голову:

— Муж, жена понимает. Цинь-эр, тётя виновата перед тобой. Слуги знали, что, навестив старшую госпожу, ты придёшь увидеть меня. Кто же знал, что старшая госпожа почувствует себя особенно нехорошо именно вчера? Старшая госпожа уже немолода, ей трудно. Но те слуги, кто не позаботились о тебе должным образом, будут наказаны. Муж, как насчёт того, чтобы ЯоЦинь поселилась во дворе “Цветущих пионов”?

Вот не надо за меня решать!

Я опережаю дядю:

— Спасибо, тётушка. Я бы не посмела винить вас. О чём вы говорите? Я прошу не винить и слуг. Возможно, их запугала наложница отца? В честь моего возвращения достаточно наказания ей одной.

— Хорошо, ЯоЦинь, хорошо. Тётя сделает, как ты хочешь.

Какое необдуманное обещание… Тан-ши имеет в виду, что по моей просьбе не станет наказывать слуг, но я извращаю, как будто она говорит о будущей моей просьбе:

— Я хочу остаться во дворе “Зимней тишины”, тётушка.

Она же не откажется, верно? Как это будет выглядеть?

— ЯоЦинь! — восклицает дядя.

Пфф!

На самом деле не так уж и много я прошу.

— Дядюшка, разве принц не сказал, что женится на мне сразу, как я отмечу совершеннолетие? Я жила при храме и привыкла к скромной обстановке. Нет нужды ради меня обустраивать большой двор. Важнее то, что моя наложница-мать больна, и мой дочерний долг позаботиться о ней. Его высочество обещал мне посодействовать.

— Вот как…

Дядя хмурится. Он знает, что маму пили? Или он боится, что вскроется правда о лечении. Точнее об отсутствии не только лечения, но и денежного содержания? Про деньги я уже знаю… Возможно, ему просто не нравится, с какой небрежностью я приплела принца?

Как бы маму не попытались убить сегодня же.

РенШен, надеюсь, тебе хватило сообразительности прислать парочку теневиков.

— Именно так, дядюшка, — оскаливаюсь я.

Осознай уже, чтобы наладить отношения со мной, надо хорошо отнестись к моей маме.

— Двор “Зимней тишины” слишком скромный, — качает головой Тан-ши.

Передняя комната, спальня и боковая комната с кухонным закутком. Двор совершенно не годится для дочери семьи, даже если забыть, что единственная жилая комната уже занята.

— ЯоЦинь, перебирайся во двор “Цветущих пионов” вместе со своей наложницей-матерью.

Что же, такой вариант меня устраивает.

Я немедленно встаю и кланяюсь:

— Спасибо, дядя. Спасибо, тётушка.

Тан-ши жестом подзывает пару девушек из замершей у павильона свиты и представляет мне:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Цинь-эр, с сегодняшнего дня эти девочки будут прислуживать тебе.

— ЧеньСи также станет твоей личной служанкой, её рабочий контракт станет частью твоего приданого, — добавляет дядя.

В том, что ко мне приставят глаза и уши, я не сомневалась. Отвертеться не получится, да и не нужно. Достаточно нагрузить служанок работой, и им будет не до шпионажа. Что касается ЧеньСи… А, пускай. На вид не глупая, можно попробовать переманить на свою сторону или, если не получится, избавиться: замуж, например, выдать.

— Эта служанка приветствует юную госпожу, — хором произносят девочки.

— Хорошо, очень хорошо.

Всё, наконец?

— Муж, я лично помогу Цинь-эр занять двор “Цветущих пионов”. Почему бы вам не навестить старейшую госпожу, чтобы ей не было грустно, ведь Цинь-эр не сможет пойти прямо сейчас.

— Да.

То есть завтра мне придётся навестить бабушку? Какая досада.

Я не сопротивляюсь, когда Тан-ши уводит меня из павильона. Она не торопится сразить меня роскошью “Цветущих пионов”, а направляется во двор “Зимней тишины”, к нашему приходу отнюдь не тихий. Из колодца летит отборная ругань. Мамаша братца поносит меня, маму, слуг. На женщину, целую ночь просидевшую в колодце, она совершенно не похожа. Интересно, какой у неё ранг?

Прежде, чем тётушка высказывается о чрезмерно жестоком наказании, я вздыхаю:

— Даже сейчас наложница отца продолжает проклинать кровь Сян. Она сошла с ума?

Тётя мрачнеет.

— Младшая сестра.

Крики стихают.

— Старшая сестра Тан-ши, это ты? Спаси меня скорее! Эта ЯоЦинь…

— Наложница смеет называть юную госпожу просто по имени? Какая наглость! Закрой свой рот, женщина. Цинь-эр, я обязательно воспитаю её должным образом.

— Спасибо.

— Пойдём. Я давно не видела твою наложницу-мать.

Упс… Я не учла, что мама больше не одна, а проводит время в обществе постороннего мужчины.

Глава 37

Дверь открывается до того, как одна из служанок Тан-ши успевает подняться на крыльцо. Я подбираюсь. Если маме навредили… Но появившаяся в проёме девушка развеивает мои опасения:

— Эта слуга приветствует принцессу. Его высочество приказал позаботиться о вас и вашей наложнице-матери, юная госпожа.

Я с трудом сдерживаю улыбку — РенШен умеет уделять внимание мелочам, как никто другой, учёл, что мне нужна помощь.

— Как себя чувствует моя наложница-мать?

— Госпожа отдыхает. Доктор рекомендовал госпоже спокойствие.

— Доктор? — вклинивается Тан-ши.

Служанка отступает вбок, освобождая проём. Испепеляющий взгляд Тан-ши девушку ни капли не беспокоит. Неодобрительно фыркнув, Тан-ши протягивает руку, и тотчас старшая из её личных служанок подхватывает её под локоть, помогает подняться.

Я вхожу в переднюю следом, не дожидаясь ЧеньСи.

Доктор… здесь.

Облачён во что-то замысловато-иноземное, пошитое из тяжёлой незнакомой ткани, подол плаща подбит пушистым мехом, но самое поразительное — головной убор. Шар обернули множеством слоёв шёлка, а затем украсили жемчугом и перьями.

На пальцах сверкают драгоценные перстни.

РенШен и об этом позаботился.

— Госпожа, я личный доктор его высочества четвёртого принца. К вашим услугам.

Манера речи тоже выдаёт иноземца.

— Господин… Азиз Йекта, божественный доктор?!

Тётушка настолько потрясена, что теряет над собой контроль и выдаёт охватившее её волнение.

В ответ господин доктор лишь величественно кивает. Я же мысленно фыркаю и не могу не отметить, что иноземец не так уж и прост, как мне показалось в начале нашего знакомства. Со мной, с мамой мужчина держался просто, но теперь он демонстрирует спесивое превосходство.

Пожалуй, в иерархии министр выше, но при этому божественный доктор, принятый четвёртым принцем, не тот человек, которого министр может безнаказанно обидеть. Что касается жены министра, то она, в отличии от мужа, должна приветствовать доктора поклоном, что она и делает.

— Хотя слухи обо мне преувеличены, случай госпожи очень запущенный, но не тяжёлый. Госпожа обязательно поправится.

— Я буду молиться, — отвечает Тан-ши.

— Не повредит ли моей наложнице-матери переезд в другой двор? — уточняю я.

— Госпожу следует перенести бережно, на паланкине.

— Конечно, — угодливо кивает Тан-ши. — Цинь-эр, тётя обо всём позаботится.

Ну-ну.

Впрочем, я не возражаю. Не самой же переездом руководить. Я в хозяйственных вопросах мало смыслю, поэтому следить за кладовками моего Дома Огня я с удовольствием поручу РенШену. Разве не прекрасная идея — принц в роли эконома?

Я бессовестно предаюсь мечтам, пока тётя раздаёт указания. А ещё я прислушиваюсь к ощущениями и замечаю теневика, устроившегося в углу под потолком. Тоже РенШен прислал? Или дядюшка приставил соглядатая?

Внимание было мимолётным, я быстро отвела взгляд, но теневик всё равно встрепенулся и… размазался в пространстве. Миг, и тень выступила за моим плечом. Я завистливо цыкаю — мастерство впечатляет. Без сомнения, к тренировке бойца руку приложил РенШен.

В ладонь ложится скрученная в спираль записка.

Теневик отстраняется и перетекает под потолок.

Пользуясь тем, что тётушка занята, я раскручиваю записку. “Ни-Ни, ты вчера забыла украсть пару стражей и служанку. Исправил. Навещу вечером”. Капля силы, и тонкая полоска бумаги сгорает. Я стряхиваю пепел на пол и невольно расплываюсь в улыбке. РенШен такая лапочка. Я завела себе самую лучшую птичку в мире. Во всех мирах. Я так счастлива, что РенШен меня не предавал. Настолько счастлива, что почти готова согласиться на совместное культивирование. Хочу, чтобы моя ци затопила его энергетические каналы, хочу, чтобы его сила наполнила моё ядро, хочу, чтобы мы… Хочу, чтобы мы стали единым целым.

Всегда хотела, не соглашалась исключительно из вредности.

— Госпожа? — тихо окликает меня служанка.

— Как тебя зовут?

— ЛинЛин, госпожа.

— У тебя красивое имя, — улыбаюсь я.

Девочка будет служить мне по распоряжению РенШена, он всё ещё для неё господин, поэтому предлагать поменять имя будет грубостью.

Вряд ли она подошла поболтать без причины, но сказать, что собиралась, А-Лин не успевает. Никем не замеченная, в переднюю входит женщина в сопровождении двух девушек, совместными усилиями удерживающими довольно большой сундук.

ЧеньСи моментально оказывается рядом со мной:

— Юная госпожа, пришла старшая личная служанка старейшей госпожи.

Так и тянет спросить: “Кто-кто?” Нет, я поняла, что пришла доверенная служанка бабушки, но всё равно, на мой вкус, слишком много лишних слов.

— Как к ней обращаться? — уточняю я.

— Её зовут ФуАн, юная госпожа.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

С одной стороны, ЧеньСи помогла мне по собственному желанию, никто не заставлял её приближаться и давать подсказки. Но с другой стороны, её помощь больше похожа на попытку подставить, ведь ни обращение “девушка” из-за возраста, ни обращение по имени не годятся.

В руках ФуАн власти побольше, чем у многих госпожей семьи.

Служанка находит меня взглядом и начинает склоняться в поклоне.

Я быстро выхожу вперёд и останавливаю её, заговариваю первой:

— Старшая ФуАн, пожалуйста, не нужно быть церемонной. Я слишком юна, чтобы принять ваш поклон.

— Юная госпожа, старейшая госпожа не смогла увидеть вас вчера из-за плохого самочувствия. Старейшая госпожа надеется, что вы не обиделись и прислала некоторые подарки.

— Как я могла обидеться? Здоровье бабушки очень важно. Позднее я приду лично поблагодарить бабушку. Также я благодарю старшую ФуАн за беспокойство.

По знаку ФуАн служанки опускают сундук на пол.

Я безмятежно улыбаюсь. Пусть не думают, что меня легко купить.

— Юная госпожа не желает взглянуть? — удивляется ФуАн.

— Поскольку тётушка Тан-ши посоветовала мне перебраться в другой двор, я подумала, что не стоит вскрывать подарок и снова укладывать. Я… ошиблась? — и дрожи в голос.

— Юная госпожа такая разумная…

— Благодарю за похвалу.

— Эта уйдёт первой.

ЛинЛин угадывает моё намерение и выходит проводить бабушкину служанку, а я наблюдаю за ЧеньСи. Девушка держит лицо, но сам факт, что она провожает ЛинЛин взглядом, говорит о многом — ей очень не нравится быть второй, после ЛинЛин.

Я про себя только вздыхаю. Я пришла забрать маму. Как так обернулось, что я влипла во внутрисемейные разборки, а? Как жалко…

Впрочем, при поддержке дяди, тёти и бабушки у меня не должно возникнуть проблем, верно?

Будто невидимый кукловод подслушал мои мысли. С улицы доносится визг:

— Я убью эту мерзавку ЯоЦинь! — матушку братца выловили.

Глава 38

— Тётушка, если она действительно навредит мне, как семья объяснит это его высочеству четвёртому принцу?

Кто же знал, что от долгого пребывания в колодце матушка братца станет лягушкой по-настоящему, только не внешне, а по уму? Она всё ещё не поняла, что в глазах министра Сян я больше не бездарность, позорящая семью, а драгоценная дочь, захватившая сердце самого выдающегося из принцев. Не думаю, что эта женщина действительно может угрожать.

Тётю окутывает аура силы, тётя не скрывает охвативший её гнев:

— Не волнуйся, Цинь-эр, я приму меры.

Конечно, ведь лягушка не только меня оскорбляет, ей хватило глупости проигнорировать вполне конкретный приказ. Скорее, забыть.

Тан-ши выходит на порог. Пара небрежных слов, и на улице воцаряется тишина. Я спокойно наблюдаю, через приоткрытое окно мне видно, как слуги утаскивают лягушку. Тан-ши не я, одним колодцем идиотка не отделается. Мне не жаль — она обижала маму. Мне просто досадно: ведь если я стану женой принца, разве мне не придётся иметь дело с чужими интригами каждый день? Хах, конечно, нет! Я восстановлю ядро и спокойно всех перекусаю. А уж когда мои ученики отрастят зубы…

Вместе с Тан-ши, вернувшей элегантную невозмутимость, в переднюю входит крупная женщина, одетая как низкоранговая служанка. Я с лёгким удивлением смотрю, как другие служанки помогают женщине перекинуть через спину петлю широкой ткани. Кажется, я догадываюсь…

Из-за шума сборов мама уже не спит, и я заглядываю в спальню, легко улыбаюсь и тотчас отступаю, чтобы не мешать. Поскольку мама слишком слаба, чтобы идти в другой двор пешком, снаружи ждёт паланкин, а до паланкина маму на спине вынесёт служанка.

— Тётушка такая тщательная, — благодарю я Тан-ши.

— Пойдём, Цинь-эр.

Тётушка, её свита, я со своей четвёркой, мама в паланкине на плечах слуг-мужчин и, наконец, божественный доктор Азиз Йекта с невесть откуда взявшимся мальчишкой-учеником… Процессия получилась внушительная.

Уверена, о переменах очень скоро узнает вся резиденция, а тётушкины служанки поспособствуют.

Вот не знаю, как к Тан-ши относиться. С одной стороны, она лично маме ничего плохого не делала, но с другой стороны, она старшая над всеми женщинами резиденции, не считая, разумеется, бабушку. Маму гнобили с её попустительства и молчаливого одобрения. “Забытое” денежное содержание как раз по части тётушки.

Ссориться сейчас в любом случае не выгодно.

Двор “Цветущих пионов” встречает нас удушающим благоуханием и гостеприимно распахнутыми дверями двухэтажного дома. Войдя, я не могу не оценить просторный зал, изящную мебель, пузатую напольную вазу небрежно поставленную в углу. Ширма, наискось перегораживающая зал, расписана изображениями распустившихся пионов.

Тётя не торопит, позволяет осмотреться.

Впрочем, какая разница, нравится мне или нет? Моего мнения никто не спрашивает. Приведённая тётей низкоранговая служанка-силачка на спине переносит маму в боковую комнату. Я бы уступила главную спальню, но… в иерархии клана я гораздо выше наложницы. Как я могу уступить?

— Цинь-эр, устала? Отдыхай, пожалуйста. Тётя уйдёт первой. Если тебе что-нибудь нужно, не стесняйся просить.

— Спасибо, тётушка. Я запомню, — улыбаюсь я.

Просить, да? Добровольно стать должницей?

Я провожаю тётю, и вместе с ней уходят слуги.

— Юная госпожа, с вашего позволения я подготовлю список, какая помощь потребуется в ближайшие дни. Одежда для вас, несколько низкоранговых служанок на уборку…

ЧеньСи говорит правильные вещи, но совершенно неправильно подталкивает меня стать просительницей.

— Нет необходимости.

— Юная госпожа? Но как же? — ЧеньСи выглядит искренне озадаченной.

— Хм.

Ей бы понять, что разговор окончен, но нет:

— Вы юная госпожа этой семьи, хотя бы одна личная слуга должна сопровождать вас. Если сестра ЛинЛин останется при вашей наложнице-матери, то вдвоём Ху-эр и Гу-эр не справятся с таким большим двором.

Я поворачиваюсь к ЧеньСи и неприятно усмехаюсь:

— Девушка, ты хочешь быть главной среди моих служанок? О, или, возможно, твои амбиции не так просты? Дядя сказал, что ты войдёшь во дворец четвёртого принца вместе со мной. Ты хочешь стать наложницей? Или… матерью всей империи?

— Что вы такое говорите, юная госпожа! Эта слуга всего лишь хочет помочь.

— Избыток усердия ведёт к непониманию, — фыркаю я.

— Юная госпожа, — удивляется одна из пары девочек, Ху-эр или Гу-эр, — разве плохо, если сестра ЧеньСи станет наложницей его высочества? Принц есть принц. Многие чиновники будут счастливы отправить ему своих дочерей, принцу со временем подарят много соблазнительных красавиц. Сестра ЧеньСи будет всегда на вашей стороне.

— Однако до сих пор принц не принял ни одной красавицы. Откройте сундук.

Бабушка прислала несколько рулонов хорошей ткани, ювелирные украшения, драгоценные шпильки, пару вееров, прочие безделушки. Подарок щедрый и очаровательно непрактичный. К чему мне ткань, когда мне нужны готовые наряды? Мешочек серебряных слитков заметно упростил бы мне жизнь, однако вместо денег я получила серёжки и браслеты, которые передаривать или сдавать в ломбард крайне нежелательно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мои размышления прерывает Азиз Йекта:

— Принцесса, — обращается он ко мне, — взгляните, я составил рекомендации для госпожи. Я обязательно вернусь завтра.

Я забираю сложенный пополам лист — в рекомендациях упоминаются пилюли, и незачем слугам резиденции видеть записи.

— Спасибо, господин Йекта, — доктора я благодарю искренне и отплачу щедро, пилюлями.

Мы обмениваемся парой ничего не значащих любезных фраз, и я отправляю ЛинЛин проводить доктора, а заодно сходить на общую кухню и принести ужин. Время близится к вечеру.

Уделив маме неполную палочку благовоний, я возвращаюсь в передний зал, окидываю трёх служанок взглядом и приказываю следовать за мной. К маме я не подпущу ни одну из них, не доверяю. Служанки покоряются.

До ужина я осматриваю доставшийся мне двор, причём не пренебрегаю ни пустыми кладовками, ни кухонным закутком, ни чёрным ходом. Я осматриваю сад и прилегающую территорию.

Ужинаю с мамой.

— Кто-нибудь, отнесите посуду, и вы все можете отдыхать, — объявляю я, когда начинает смеркаться.

— Юная госпожа, кому из нас сопровождать вас, — хмурится ЧеньСи.

— Что?

— Ночью вам может стать холодно или жарко, вам может захотеться чаю. Вы юная госпожа, поэтому естественно, что слуга должна стоять на страже за дверями вашей спальни.

Она это серьёзно?! О, Бездна!

— Нет необходимости, — отрезаю я. — В храме никто не стоял у меня под дверью, и мне будет неспокойно. Не нужно подниматься на второй этаж, пока я не позову.

— Эта слуга понимает.

Понимания в её ответе ни капли, но по крайней мере ЧеньСи не осмеливается спорить. Я фыркаю, разворачиваюсь и ухожу, ощущая спиной её внимательный взгляд. Как мне кажется, она девочка сообразительная, но при этом недалёкая, она не видит дальше своего носа и полагается на министра тогда, когда положиться следует на меня.

Её выбор.

Я вхожу в спальню, плотно закрываю дверь. На створках будто сам собой вспыхивает запирающий иероглиф. Бумажный талисман тишины взлетает в воздух. Теперь, даже если ЧеньСи придёт, она не сможет ни войти, ни подслушать.

В душе разливается тёплое чувство. Наверное, оно называется счастье, да?

Я прищуриваюсь. РенШен бесстыдно развалился в моей кровати. Руки заброшены за голову, одна нога согнута в колене. РенШен нарочно принял самую эффектную позу, чтобы покрасоваться. У меня пересыхает во рту, я сглатываю ставшую вязкой слюну и вдруг говорю совсем не то, что собиралась:

— Шен-эр, я так соскучилась.

Глава 39

РенШен вздрагивает.

— Ты никогда не говорила таких слов, Ни-Ни.

Я отворачиваюсь — сболтнула лишнего. Открывать душу и признаваться в чувствах невыносимо. Предпочитаю переживать их наедине с собой. Но РенШен неожиданно оказывается рядом и мягко заключает меня в объятия.

— Фр-р-р, отпусти.

— Я тоже скучал, Ни-Ни. Тебя не помнил, а скучал, представляешь? Видел тебя во снах и думал, что в мире не может быть настолько прекрасной девушки. Как мне было жить? Другие девушки не могли меня заинтересовать, а этот принц не аскет.

— Хм…

Я сдаюсь, опускаю голову РенШену на грудь. Я слышу, как бьётся его сердце, и моё сердце тоже начинает биться чаще.

РенШен подхватывает меня на руки, затягивает в кровать, как в гнездо, и я не сопротивляюсь. Хуже того, РенШен касается моих волос, хулигански чешет за ухом, и его не смущает, что ухо человеческое, не лисье. А я… я издаю непроизвольное совершенно кошачье мурчание, звук вырывает непроизвольно. Я прикусываю язык.

— О, ты так можешь?

— Р-р-р.

Но РенШен лишь крепче прижимает, и рычание сменяется мурлыканьем.

Я не знаю, сколько мы так сидим.

За окном давно стемнело, тянет прохладой. С неба подмигивают звёзды, доносится шум листвы, потревоженной ночным ветерком. Я глубоко вздыхаю, изворачиваюсь и смотрю РенШену в лицо:

— Ты ведь не пообниматься пришёл?

— Ни-Ни, вообще-то это ты сказала мне прийти.

— Да? Шен-эр, у меня было весеннее настроение, потом я подумала, что культивировать вместе тоже неплохо…

РенШен, кажется, дышать боится, слушая мои откровения. Я рада, что он счастлив, но зачем же смотреть на меня с таким самодовольством? У меня когти чешутся, показать птенцу, кто из нас двоих настоящий хищник.

С трудом успокоившись, я прикрываю глаза.

— Ни-Ни, терпение добродетель, но мало кто во дворце может похвастаться добродетельной натурой. Мой интерес к дочери клана Сян никого не оставит равнодушным. Я полагаю, завтра ты получишь приглашение и, вероятно, не одно.

— Какие у тебя планы на эту страну?

— Защитить сестру. Что касается страны, трон мне не интересен. Нет, если ты хочешь стать императрицей…

Я перебиваю шипением, шлёпаю РенШена по плечу.

Он откидывается назад и хохочет. Лично я ничего смешного не вижу, но, глядя на феникса, такого расслабленного и веселящегося, не возражаю. Пока он не пытается усадить меня на трон, всё в порядке. Меня место главы Дома Огня тяготит, хотя меня нельзя назвать образцовой главой. В роли правительницы я себя не представляю. Мне бы лес, охоту. Плести паутину во дворце слишком скучно.

— Сестру. А… родители?

РенШен морщится:

— Ни-Ни, страна Лунь отличается от империи Ю.

— Неужели?

— Хотя женщины культивируют, не принято позволять дочерям изучать боевые техники. Насколько я понял, после Катастрофы, когда совершенствующихся высоких рангов не стало, расплодились монстры, и людям пришлось очищать земли. Женщин берегли, как… сосуды новых жизней. Сражаться шли мужчины.

— И гибли. Мужчин осталось мало, слабые женщины ради защиты были готовы поступиться гордостью, и постепенно многожёнство стало обыденностью.

— Ты всё верно понимаешь. У отца-императора девяносто девять красавиц, не считая императрицы.

— Сколько?! А у него от такого количества ничего не стёрлось, нет?

— Десятки красавиц годами остаются нетронутыми. Девушки получают уроки изящных искусств, иногда на праздниках услаждают слух императора игрой на цитре и пением. Обычно некоторое время спустя счастливиц… дарят чиновникам. Лишь невезучие делят ложе с императором и остаются в ловушке дворца.

— Сложно…

Подобных извращений даже у демонов в Бездне не было.

— С наложницей, подаренной самим императором, следует обращаться, как с сокровищем. Императрица часто приглашает бывших сестёр в гости.

— Девушки становятся в семьях чиновников глазами и ушами императора?

— Да. И по крайней мере у них есть защита, некоторое богатство, возможность стать матерью. Красавицы, остающиеся во дворце живут недолго, гибнут в борьбе за высочайшее внимание. Помимо девушек, принятых во дворец за красоту, у императора есть дочери чиновников. Их жизни нельзя назвать счастливыми, но эти девушки могут опереться на свою семью. Из двадцати четырёх принцев сейчас живы одиннадцать.

— Оу…

— Можно ли считать отцом того, чьё участие в твоей судьбе заключалось лишь в том, что он посетил спальню императорской наложницы-матери? Когда я был маленьким, я видел отца издали по праздникам. Сейчас моё положение иное, император выделяет меня из-за моих талантов.

— Он боится тебя?

— И это тоже.

— Значит, ты не против, если при случае я откушу ему голову. А твоя мама?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

РенШен пожимает плечами:

— Моя мама осталась в далёком прошлом и вместе со всеми ушла порталом. Императорская наложница, давшая жизнь этому телу… Когда-то мне казалось, что она любит меня, но позднее я понял, что она любит свои амбиции, которые может реализовать через меня. Ей хочется славы вдовствующей императрицы.

— А? Погоди. Разве ты не сказал, что она наложница? Как она может стать вдовствующей императрицей?

— Ни-Ни, очевидно же. Если я стану императором.

— Куда девать действующую императрицу?

— Яд.

— И правда…

— Императорская наложница-мать, каковы бы ни были истинные причины её заботы, берегла меня, и я не могу отбросить женщину, не единожды спасавшую мою жизнь, но между нами давно нет взаимопонимания из-за разногласий. Императорская наложница-мать будет счастлива, что я, наконец, обратил внимание на женщину. Ни-Ни, когда она попытается подарить мне пару наложниц, не убивай её, ладно? Я сам разберусь. Ещё ей не понравится, что ты из боковой ветви да ещё и не дочь от главной жены. Словом, она может решить доставить тебе некоторые неприятности.

— Весело.

— Сестра ради меня будет на твоей стороне.

— Сколько у тебя сестёр?

— Много. Близкая — одна. Она родная дочь императрицы. Считается, что из-за моих выдающихся способностей я мог конкурировать с наследным принцем. В то время императрица видела во мне угрозу. Но удар нанёс шестой брат. Я спас жизнь наследного принца, поддерживал его, и постепенно императрица меня приняла.

— Почему ты говоришь о дружбе с наследником престола в прошедшем времени?

— Потому что несмотря на мои старания он был убит. Сейчас у императрицы есть только дочь, и императрица надеется опереться на меня.

— Хватит, Шен-эр. Я сейчас получу вывих мозга.

Глава 40

Разве дочь могущественного клана не должна жить хорошо или по крайней мере высыпаться всласть? Утром, ближе к полудню, меня будит ЛинЛин. ЧеньСи, помня предупреждение, не посмела ломиться в мою спальню.

Я злобно смотрю на служанку:

— Эта принцесса спит!

Вчера первую половину ночи, пока РенШен пытался вложить в мою голову пару умных мыслей, я беззастенчиво его тискала, а вторую половину ночи гоняла вместо курьера. РенШен не только пробил лазейку для ЮВея, но и вместе со мной навестил ЮЖун. Я проверила её прогресс, оставила новые указания, прихватила печь. Под утро РенШен, лапочка такая, из своих запасов притащил мне целый стог ценных трав. Как я могла не сделать несколько пилюль?

Уснула я под оглушающий щебет птиц на восходе, когда солнце поднялось над горизонтом.

Что за безобразие?! И как она вошла? Хотя… Либо иероглиф выдохся, либо РенШен его снял, оба варианта возможны.

— Принцесса, вас ждут в переднем дворе. Прибыли помолвочные подарки.

— Почему бы не принести их сюда по-тихому?

— Принцесса, вы ещё не проснулись?

Я выпутываюсь из-под одеяла, сажусь, со вздохом прогоняю по меридианам порцию ци. В голове проясняется.

— Помоги одеться, — распоряжаюсь я.

Позавтракать не получится.

ЛинЛин послушно ставит передо мной тазик для умывания, льёт тёплую воду из кувшина. Я быстро привожу себя в порядок, по крайней мере смываю сонливость. Пока ЛинЛин сооружает из моих волос причёску, я размышляю. Прямо сейчас моя репутация добродетельной юной особы будет разрушена — добродетельные дочери не спят до полудня. Я ведь не просто проспала, я не выполнила ежедневный ритуал приветствия бабушки. А ещё я до сих пор не поприветствовала новую официальную жену отца.

Стоит ли пытаться спасти ситуацию?

Не-а. Это всё равно что лису пытаться выдать за комнатную болонку. Сколько-то обманывать получится, но потом натура возьмёт своё. Уж лучше сразу показать зубы — РенШен не просил меня быть хорошей девочкой.

Розовый шёлк нового платья — РенШен, обнаружив, что у меня нет одежды, откуда-то раздобыл — создаёт иллюзию нежности, подчёркивает естественное сияние кожи. В наряде я выгляжу настоящей принцессой и небрежно отказываюсь от макияжа.

ЛинЛин я оставляю при маме, с собой забираю ЧеньСи. После вчерашней отповеди она не решается заговорить первой, а я разговор не начинаю, и на передний двор мы приходим, не обменявшись и парой фраз.

Я опоздала? Хах, иначе быть не могло.

В переднем дворе собрались самые влиятельные члены семьи: дядя, его жена Тан-ши, пара его сыновей. Или младший уже внук? Не важно. Бабушки нет, но и власти у неё уже нет — не зря же так часто упоминают её возраст и подкосившееся здоровье. А вот некоторые дочери клана присутствуют. Отец с женой здесь, но это как раз очевидно. Всего один удар сердца я задерживаю на паре взгляд. Он одутловатый. Опухшее лицо, щёлки глаз и воспалённая сеточка сосудов на носу. Сколько бочек вина надо потребить, чтобы довести себя до такого состояния? Отец ведь заклинатель, я помню. Она рядом с ним кажется девочкой-тростиночкой, хрупкой и несчастной. Я бы, возможно, посочувствовала этой Ли-ши. Она вошла в семью недавно и точно ничего плохого маме не сделала. Но злобный взгляд убивает зачатки сочувствия на корню.

Кроме представителей клана Сян, в переднем зале роскошно одетый мужчина и на некотором отдалении его свита.

— Девочка, ты заставляешь ждать, — высказывается отец, не способный даже имя моё вспомнить.

Ли-ши промолчала.

Тан-ши, кажется, собирается сгладить упрёк.

Гость её опережает. Церемонно сложив руки перед грудью, он склоняется:

— Этот слуга приветствует принцессу, — и его приветствие ни разу не простая вежливость, его приветствие — жесточайшая пощёчина отцу.

Во дворе становится очень тихо.

— Приветствую старшего, — спокойно отвечаю я, ни капли не смущаясь.

По идее, я должна поздороваться с родственниками, но мужчина об этом не думает.

— Этот слуга управляет дворцом четвёртого принца и прибыл сегодня, чтобы от имени его высочества вручить помолвочный дар. Министр Сян, взгляните, пожалуйста.

Один из сопровождающих подаёт мужчине деревянный тубус. Внутри должен быть свиток с перечнем подарков. Шагнув вперёд, дядя с поклоном принимает тубус двумя руками. Отец впервые проявляет хоть какой-то интерес, он подставляет ладонь, и дядя отдаёт ему тубус, предварительно вынув перевязанный алой лентой свиток.

— Разве это не персиковое дерево? — слышу я тихое обсуждение. Наверное, имеют в виду сорт древесины тубуса.

— Она дочь побочной ветви, рождённая наложницей. Персиковое дерево — уже хорошо.

Тубус недостаточно роскошный?

И правильно — незачем что-то хорошее дарить клану. Всё хорошее должно остаться мне.

— Однако господин Фу обратился к ней, как к принцессе…

— Очевидно, что принц шутит над дурочкой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Свиток короткий, дядя быстро пробегает перечень глазами.

— Принимает ли министр Сян помолвочный дар?

— Принимаю, — торжественно отвечает дядя.

Господин Фу звонко ударяет в ладоши, и хлопок служит знаком для людей, ожидающих снаружи. Напевный речитатив ясным женским голосом словно заполняет собой воздух. Явно используется какая-то необычная техника.

— Его высочество четвёртый принц Юань берёт в жёны дочь семьи Сян, прекрасную ЯоЦинь и вручает помолвочный дар. Чайный набор из костяного фарфора, тринадцать видов чаёв, нефритовая черепаха из храма “Жасминовый цвет”, тринадцать видов благовоний…

Я фыркаю.

РенШен знатно поиздевался — три сундука бесполезной роскоши, дар соответствует статусу резиденции Сян, но при этом в сундуках нет ни пилюлей, ни ценных трав. Словом, ничего, что можно было бы считать истинным сокровищем.

Закончив оглашать список даров, певица смолкает.

— Господин Фу, благодарю вас, — кланяется дядя. — Позвольте пригласить вас немного отдохнуть за чаем.

— Ох, министр Сян спешит. Этот слуга ещё не закончил. Юная госпожа ЯоЦинь, его высочество также подготовил некоторые личные дары. Пожалуйста, примите.

— Личные?!

Это отец вскинулся. И не он один. Остальные просто сдержаннее оказались.

Господин Фу отвечает с терпеливой снисходительностью:

— Именно так. Его высочество сказал, что юная госпожа всю жизнь была лишена приятных безделушек, поэтому личные подарки должны быть переданы немедленно. После свадьбы госпоже будет легче привыкнуть к новому дому, когда её будут окружать подарки его высочества.

РенШен! Я с трудом удерживаюсь от хохота, но громко фыркаю. Сказано одно, а смысл совершенно иной — в день свадьбы подарки должны быть возвращены во дворец. Прикарманить безделушки принц не позволит.

— Такой образ действий несколько отличается от принятого, — обеспокоенно вздыхает Ли-ши. — Разве принятие личных подарков до замужества не бросит тень на репутацию ЯоЦинь?

— Госпожа, не волнуйтесь. Если появятся болтливые головы, его высочество их соберёт.

Кровожадный птенчик…

Родственнички притихли.

Я вежливо склоняю голову, и господин Фу подаёт мне тубус, ничем не отличающийся от первого. Он не ждёт, пока я скручу пробку и вытащу свиток, хлопает в ладоши.

— Разве уместно объявлять о личных дарах? — впервые встревожился дядя.

— О, министр Сян, всё в порядке.

Певица перед входом в резиденцию заводит новый речитатив. Хах, подарки будут не только перечислены, но и продемонстрированы, верно? Сегодня жителям столицы будет, что обсудить.

Глава 41

Личных подарков заметно меньше — перечень короче. Зато какие! Нет, перечень начинается скромно. Его высочество дарит точно также дарит чайный набор, чай, благовония. Отличия начинаются дальше. Тринадцать готовых нарядов и тринадцать пар обуви, рулоны высококачественной ткани, три десятка шпилек, ювелирные украшения.

— Тысяча серебряных слитков и тысяча слитков золота. Его высочество четвёртый принц дарует будущей принцессе духовный веер “Чистого сияния”.

Хоровой вдох, и я непонимающе оборачиваюсь. Веер и веер, что такого особенного? Духовный веер… Это значит, что он создан из особых насыщенных ци материалов и зачарован. Обычно духовных бывает оружие… Хах, веер вполне может быть использован, как оружие, но при этом оружием не является, а значит… я смогу открыто брать убийственную игрушку во дворец.

РенШен, обожаю тебя.

— Спасибо его высочеству. Мне очень нравятся подарки. Спасибо, господин Фу, вы взяли на себя труд доставить.

— Принцесса слишком серьёзна.

Пока мы обмениваемся любезностями, с улицы вносят открытый сундук, внутри всё, кроме денег и веера. По моему кивку ларцы со слитками укладывают к остальным подаркам, а вот веер я сразу же забираю. Несмотря на тёплую погоду рукоять ледяная. Веер складной, собран из пластинок… льда. Естественно, не обычного, а тысячелетнего, пропитанного ци, такой лёд не растает в самой жаркой пустыне. Я на пробу взмахиваю, и по помещению проносится порыв морозного ветра.

От рукояти тянется цепочка тёплых хрустальных бусин, и я немедленно оборачиваю петлю вокруг запястья, а веер прячу в рукав, из-под шёлка выглядывает лишь кромка, остротой посоперничающая с самым лучшим кинжалом.

— Прибыл вестник из императорского дворца! — докладывает слуга.

— Ох, тогда мы конечно же не будем задерживаться в гостях у министра и создавать трудности, — хмыкает господин Фу и, воспользовавшись моментом, уходит.

Я же обращаюсь к Тан-ши:

— Тётушка, я вас побеспокою. Пожалуйста, отправьте нескольких сильных мужчин, чтобы перенести подарки его высочества в мой двор. Как я объясню принцу, если маленькие служанки не справятся с тяжестью, и подарки будут попорчены?

— Конечно, Цинь-эр.

Прибывший вестник одет заметно беднее господина Фу, зато спеси на десятерых хватит.

— Послание для юной госпожи Сян ЯоЦинь. Юная госпожа приглашена во дворец “Изящного созерцания” императорской наложницей Юань.

Мать моего птенчика проснулась? РенШен просил её не обижать…

— Это большая честь для нашей усадьбы, — немедленно отвечает дядя. — Когда императорская наложница Юань желает увидеть ЯоЦинь?

— Императорская наложница Юань не хотела создавать для юной госпожи неудобства, поэтому прислала экипаж.

Если бы не хотела, дала бы не экипаж, а время на сборы.

РенШен предупреждал, что его мать встретит меня без восторга, так что я не удивлена. По идее, она не будет препятствовать браку, но постарается сдвинуть меня на позицию наложницы, потому что жена-бездарность — помеха на пути к трону. Отношение, уверена, поменяется, как только я достаточно проявлю себя, что, впрочем, не помешает дорогой свекрови попытаться навязать РенШену толпу наложниц.

— Большое спасибо императорской наложнице Юань, — улыбаюсь я.

— Юная госпожа, прошу за мной.

Я послушно киваю и гадаю, отправит ли дядя экипаж следом. То, что меня доставят во дворец, совсем не означает, что меня повезут обратно.

Поколебевшись, я приказываю:

— ЧеньСи, проследи, чтобы подарки его высочества были доставлены в мой двор в целости и сохранности.

Я не думаю, что кто-то осмелится воровать, Тан-ши действовала бы тоньше — отправила бы подарки в семейную сокровищницу под предлогом заботы. На словах они бы оставались моими, но при этом я бы их никогда больше не увидела. Так что лучше не оставлять шансов.

— Цинь-эр, что о нас подумают, если ты пойдёшь без служанки?

— Что семья Сян жадная и не заботится о дочерях побочных ветвей? — предполагаю я вместо того, чтобы устыдиться и отменить приказ.

— Ин-эр, сопровождай юную госпожу.

Мне бы переодеться, привести себя в порядок…

Ха!

Решившись, я почти всю свою ци выплёскиваю в рассеивание внимания. На девять ударов сердца я для всех вокруг невидимка. Распахнув сундук, я выхватываю первое попавшееся платье, пару туфель к нему. Слитки серебра тоже пригодятся. И всё это я прячу в рукав, благо одежда за прошедшие века не изменилась, рукава широкие. Шёлк же тончайший, кажется, что платье, не помявшись, пройдёт сквозь игольное ушко.

Я успеваю захлопнуть сундук и сделать шаг в сторону.

Никто не заметил, верно?

Мать РенШена не поскупилпсь, присланный экипаж не только красивый, но и удобный, внутри витает аромат сандала. Ин-эр восхищённо вздыхает, проведя рукой по обивке сиденья. Я дожидаюсь, когда экипаж тронется и остатками ци вывожу у девочки на лбу иероглиф сна. Служанка засыпает моментально.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Я вытаскиваю из рукава добычу. Платье, которое сейчас на мне, пошито из нежнейшего шёлка, оно тоже подарено птенчиком, но оно слишкмо простое, повседневное, несмотря на восхитительный цвет и изящную вышивку. Приглашение частное, поэтому прибыть в простом платье приемлемо, однако я не хочу, чтобы на меня, как на невесту РенШена, смотрели сверху вниз.

Наряд я выхватывала почти наугад, выбрала бело-синий оттенок. Сейчас, развернув платье, я на миг замираю в восхищении. Лиф украшен россыпью хрустального крошева, вышивка тончайшей серебряной нитью напоминает узор инея. Платье явно создано под веер.

Я переодеваюсь, переобуваюсь, сама наощупь поправляю причёску. Розовое платье я сворачиваю и откладываю на сиденье, а вот слитки серебра убираю в рукав. Я схватила всего четыре… маловато. Зато у меня при себе фарфоровые бутылочки с пилюлями, которые я сделала на рассвете — я взяла их, чтобы передать РенШену, но одну бутылочку придётся подарить императорской наложнице. И намекнуть, что за мной есть исключительно талантливый алхимик. Разве императорская наложница не хочет, чтобы такой алхимик встал на сторону её сына? Уверена, она захочет и сменет гнев на милость. Я быстро пересортировываю пилюли. В бутылочках они лежали по видам, а теперь будут в наборах. Императорской наложнице хватит и нескольких оздоравливающих, а императрице, если она тоже пожелает встретиться, следует подарить не меньше трёх видов.

Р-р-р, в будущем следует озадачить ЛинЛин, а не самой голову ломать.

Я уже немного ориентируюсь в столице, думаю, что до дворца ехать ещё около одной палочки. Как раз воздействие иероглифа сна пройдёт… Я не ошибаюсь. Ин-эр при виде моего нового наряда широко распахивает глаза.

— Должно быть, ты очень много работаешь, раз заснула. Не бойся, я не стану жаловаться тётушке.

— Ю-юная госпожа?

— Позаботься о моём платье, — я приподнимаю край шторы, выглядываю. — О, мы приближаемся к императорскому дворцу. Тебе доводилось входить во дворец, Ин-эр?

— Да, юная госпожа. Я дважды спопровождала госпожу на праздники.

— Я рада, что ты знаешь правила дворца.

Экипаж останавливается. Ин-эр открывает штору, выходит первой и, как и должна служанка, подаёт мне руку, чтобы помочь спуститься. Вестник уже ждёт снаружи, и в его сопровождении я вхожу на территорию дворца. Или правильнее сказать, что я вхожу на трерриторию императорской резиденции, потому что дворцов множество. Меня ждёт дворец “Изящного созерцания”.

— Юная госпожа, следуйсте за девушкой императорской наложницы Юань, — вестник указывает на стоящую неподалёку от ворот служанку.

Хотя территория императорского дворца огромна, внутри перемещаться можно либо пешком, либо на паланкине. Мне предстоит идти пешком.

— Спасибо господину вестнику за заботу.

Стоит ли тратить на него серебро? Увидев, что я не спешу подкреплять благодарность презентом, вестник уходит, и я понимаю, что экипажа на обратный путь, если дядя или тётя не позаботятся, мне не видать.

Впрочем, я беспокоюсь напрасно. К чему волноваться об обратном пути, если во дворце потерять голову так же легко, как тугой кошелёк на рынке, кишащем карманниками.

Глава 42

— Юная госпожа, пойдёмте, — зовёт служанка.

Я киваю.

Её тон не слишком вежливый, но это не оскорбление, а лишь демонстрация отношения императорской наложницы Юань. Служанка ниже меня по статусу, но при этом выше по положению, вот такой вот хитрый выверт.

Когда мы отходим от ворот достаточно далеко, я словно случайно взмахиваю рукавом. Всего лишь изящное движение, под покровом ткани я быстро вкладываю в ладонь служанки один слиток.

— Девушке пришлось долго стоять.

Она оборачивается, смотрит на меня внимательно.

— Совсем нет, — она медлит и… отворачивается. Одного слитка недостаточно, чтобы она сказала что-нибудь ещё, но слиток в любом случае не потрачен зря.

По дорожкам мы идём молча. Я, пользуясь тишиной, впитываю из окружающего пространства ци. Дворец построен с учётом течения потоков, но силы всё равно восполняются медленно. Мало того, что я не могу застыть, погрузившись в глубокую медитацию, так ещё и потоки не особенно мощные.

Прислушиваясь к ощущениям, я замечаю подозрительную тишину. Почему за нами не следуют теневики? Я допускаю, что даже у императора недостаточно стражей, чтобы контролировать всю территорию. Но почему одного не посадить на хвост? А если бы я пришла с дурными намерениями?

Идти довольно далеко. Если бы я не умела поддерживать себя ци, я бы выдохлась.

Очередной поворот выводит нас к густому бамбуковому лесу. Узкая тропка теряется в зарослях, и я не могу не думать, что в бамбуковый лес прекрасно скроет от чужих глаз совершающееся убийство. Служанка ведёт меня широкой дорожкой, огибающей бамбуковый лес по краю. Мы минуем несколько беседок и, наконец, проходим под зелёной аркой плюща во дворец “Изящного созерцания”.

Двухэтажное здание утопает в зелени. Островерхие крыши тянутся к небу. Место создаёт ощущение уюта и свежести. У мамы РенШена неплохой вкус, да?

— Юная госпожа, пожалуйста, ожидайте, — улыбается служанка.

Я невозмутимо киваю. Неужели и эта женщина собирается продержать меня на пороге? Никакой фантазии… Однако императорская наложница Юань удивляет, она приглашает меня всего-то через пару палочек и принимает не в переднем зале, как постороннюю, а в следующем.

Когда я вхожу, императорская наложница Юань, облачённая в элегантное платье цвета цин, увлечённо пробует засахаренные фрукты. Отбросив сливу, она ополаскивает пальцы в услужливо подставленной миске.

Я низко склоняюсь, но поклон исполняю медленно, с достоинством. На какой статус лучше сослаться?

— Эта девушка приветствует императорскую наложницу Юань. Долгих лет императорской наложнице.

— Хм.

Я послушно стою.

Императорская наложница снова берёт сливу и впивается в тонкую шкурку идеально белыми зубами. И лишь покончив со сливой, она обращает на меня внимание:

— Девочка, зачем ты там стоишь? Подойди скорее. Эта императорская наложница хочет на тебя взглянуть.

Сколько угодно.

Я выпрямляюсь и неспешно приближаюсь к столику, за которым устроилась наложница. Я останавливаюсь, не дойдя десятка шагов:

— Спасибо императорской наложнице.

Она пристально, не скрываясь, меня рассматривает. Обычная девочка на моём месте ощущала бы себя очень неловко, но я улыбаюсь спокойно и доброжелательно. Наложница останавливает взгляд на веере. Зрачки расширяются, но больше она ничем не выдаёт удивления. Неужели она не знала о подарке?

— Девочка Сян, ты тронула сердце моего сына.

В интонации ни намёка на вопрос. Возможно, императорская наложница ожидает, что я проявлю скромность и начну отрицать, но я молчу. Сейчас удобно приплести алхимию, но… мне кажется, что намеренно вводить женщину в заблуждение будет неправильным, нечестным по отношению к РенШену.

Она отодвигает тарелку, и служанка торопится освободить стол. Точнее, служанки, их на одну тарелку сразу трое.

Я стою.

И, по-моему, моё спокойствие раздражает женщину.

— Девочка Сян, ты провела долгие годы в храме. Должно быть, тебе будет трудно привыкнуть к столице. Очень скоро ты начнёшь получать приглашения юных госпожей самых влиятельных семей. Как ты себя чувствуешь?

— Спасибо императорской наложнице за беспокойство. Разумеется, я не подведу его высочество.

— Какая самоуверенность. Девочка Сян, знаешь ли ты, что юные госпожи в твоём возрасте достигают второй-третьей ступени совершенствования? Самые талантливые — четвёртой-пятой.

— Императорская наложница, я буду осторожно обращаться с подарком его высочества. Духовный веер шестого ранга… Если подумать, достаточно вложить в движение ясное убийственное намерение, и свидетелей не останется. Императорская наложница Юань, я бесконечно тронута вашим вниманием. Позвольте в честь нашей первой встречи предложить вам небольшой дар? В храме “семи ветров” появилась госпожа Шан, мастер алхимии.

Никто не откажется от пилюль. Я достаю фарфоровую бутылочку, и, что бы ни думала императорская наложница, соблазн слишком велик. Вперёд выходит старшая из её служанок, та самая, которая меня провожала. Девушка осторожно забирает у меня фарфор и относит императорской наложнице.

— Я немного смыслю в алхимии, — женщина, наконец-то, переходит на неформальный стиль.

— Взгляните, пожалуйста, императорская наложница Юань. Это целебные оздоравливающие пилюли.

Она лично снимает крышку, но высыпать пилюли не торопится, дожидается, когда служанка накроет её ладонь носовым платком. Из бутылочки выкатываются всего три глянцевых светло-зелёных шарика, каждый размером с горошину. Но их трёх хватит, чтобы, например, приобрести небольшую резиденцию в дорогом квартале.

— Настолько чистые?! — невольно восклицает она.

— Я очень рада, что мой скромный презент пришёлся императорской наложнице по душе, — улыбаюсь я.

Опровергнуть мои слова она уже не может. Бедняга, она довольна подарком, но совершенно недовольна мной.

— Получить покровительство мастера алхимии твоя удача, — кивает императорская наложница без прежней враждебности. Видимо, она всё же делает вывод, что РенШен выбрал меня из-за пилюль. Жаль.

— Госпожа Шан умеет изготавливать пилюли, помогающие культивировать, — я чувствую себя готовой прорваться на первую ступень.

Наложница поднимается.

— Я не буду задерживать тебя, девочка Сян. Знаю, что составлять мне компанию довольно скучно. Но раз уж ты здесь, — она говорит быстро, не оставляя мне и шанса вклиниться с возражениями, — помоги мне?

Служанка приподнимает полупрозрачный полог, и императорская наложница указывает на небольшую боковую комнату. Всего-то три на три шага. В центре стоит высокая конторка, и больше нет ничего.

На столешнице писчие принадлежности, толстая книга и стоплка чистой бумаги.

— Да? — оскаливаюсь я, уже догадываясь, что мне уготовано.

— Помоги мне, пожалуйста, сделать копию “Наставления о женском послушании”, — не дожидаясь ответа, императорская наложница отворачивается и идёт прочь.

Я вхожу в комнату, и служанка тотчас опускает полог. Это значит, что толстущую книгу я должна переписать за один заход, стоя, не имея ни глотка воды. Интересно, если писать, не отрываясь ни на один удар сердца, за сутки справиться возможно?

Глава 43

Не думаю, что мать РенШена всерьёз вознамерилась замучить меня жаждой и стоянием на ногах. Скорее всего, она ждёт, что я расплачусь или просто хочет показать, что моя самоуверенность и сломанной шпильки не стоит. Скорее всего, она пришлёт слугу через десяток благовонных палочек, посетует на мою бесполезность и бездарность…

Хах, кто тут кому урок преподаст сейчас посмотрим.

Можно ли из тысячелетней полыни сделать веник? Конечно! Но кто в здравом уме станет подметать пол сокровищем? Уж лучше продать один листок и на вырученные золотые слитки купить армию слуг.

Тратить ци на копирование книг ничем не отличается от траты драгоценных трав на уборку сора, но я не возражаю. Я училась управлять тончайшими потоками. Сейчас мне не нужно много энергии. Я заставляю ци проникнуть сквозь книгу, чернила служат руслами. Я концентрируюсь — самое сложное удержать полученную структуру и перенести на чистую бумагу. Листы плотные, можно безбоязненно выжечь текст, что я и делаю.

Наскоро проверив результат, я выравниваю стопку листов, кладу на книгу и выхожу — полог сдуваю взмахом веера, потому что выполнять работу слуг руками считается зазорным.

— Императорская наложница Юань, взгляните, пожалуйста.

— Что? — она медленно оборачивается.

Я поймала её у дверного проёма в самый последний миг.

— Взгляните, пожалуйста, императорская наложница Юань, — повторяю я.

По её кивку служанки забирают у меня и листы, и книгу. Императорская наложница недоверчиво смотрит на меня, но ничего не говорит. Я беззаботно улыбаюсь, позволяю ей увидеть в моём взгляде насмешку. Она берёт листы, шуршит.

В своей работе я уверена.

Императорская наложница проверяет последний лист.

— Девочка Сян поразительна.

— Спасибо императорской наложнице Юань за похвалу.

— Тебе не нужно звать меня императорской наложницей Юань, зови меня императорской наложницей-матерью, Цинь-эр. Вскоре ты войдёшь во дворец моего сына, поэтому тебе не нужно держаться как посторонняя.

— Большое спасибо императорской наложнице-матери.

Что это, если не признание?

Я не настолько наивна, чтобы поверить, что мать РенШена приняла меня по-настоящему. Сейчас она видит, что я могу быть полезна и готова временно смириться.

Изящно махнув рукой, она отгоняет служанок, как назойливых мух. Только сейчас я замечаю, что сопровождавшей меня Ин-эр нигде нет. Кажется, во дворец её так и не пустили, и она ожидает у входа.

Императорская наложница идёт обратно к столику, но, поравнявшись со мной, останавливается, едва не задевая плечом. Я внутренне подбираюсь. Сейчас ляпнет какую-нибудь гадость… Императорская наложница поворачивает голову и негромко спрашивает:

— Цинь-эр, почему бы тебе не попросить принца Юаня позволить тебе войти во дворец не женой, а наложницей? Будучи дочерью наложницы ты не сможешь удержать позицию жены, особенно через год или два. Я верю, что моего сына ждёт сияющее будущее.

— Хм? Может быть, это не будущее ждёт, а вы, императорская наложница-мать, ждёте трон?

— Сян ЯоЦинь! Разве можно произносить подобное?

— Я сказала неправду? Императорская наложница-мать, вы никогда не задумывались, хочет ли ваш сын идти путём, который вы ему пророчите?

— Его высочество ещё молод, и не всё понимает.

Пфф!

Сколько лет императорской наложнице? Она достигла определённых успехов в культивировании, она имеет доступ к лучшим травам и пилюлям. Пусть ей пятьдесят или шестьдесят.

РенШен гораздо старше.

Хотя… И мы, лисы, и фениксы взрослеем намного дольше людей.

— На этом пути для вас, императорская наложница-мать, главное препятствие не моё происхождение, а его высочества полнейшее нежелание.

Не знаю, собиралась ли императорская наложница сказать что-то ещё. Со стороны переднего зала раздаётся голос:

— Девушка Нин, пожалуйста, подождите немного.

Императорская наложница отходит от меня.

— Что случилось? Почему так шумно? — спрашивает она небрежно, как только служанка входит.

— Пришла девушка из дворца “Гармоничного благоденствия”. Принцесса Лан спрашивает, действительно ли невеста её четвёртого брата во дворце. Принцесса Лан надеется познакомиться с будущей сестрой и приказала пригласить юную госпожу Сян, как только госпожа Сян покинет дворец “Изящного созерцания”.

Императорская наложница взмахивает рукавом. Её раздражение прорывается в резком жесте.

Ей не нравится вмешательство принцессы? Но разве та настолько влиятельна, что может указывать наложницам? Выходит, если бы я сейчас стояла и переписывала “Наставления о женском послушании”, императорской наложнице Юань пришлось бы меня отпустить, и урок был бы сорван.

— Цинь-эр, о тебе заботятся и императрица, и принцесса Лан. Поторопись, иди скорее.

А каким боком тут императрица?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Да, императорская наложница-мать, — я кланяюсь.

— Когда ты будешь покидать дворец, я отправлю некоторые подарки в честь знакомства. Иди, Цинь-эр. Получить приглашение императрицы твоя удача.

Ничего не понимаю.

Видя моё затруднение, подсказку даёт служанка. Слиток не пропал зря:

— Юная госпожа, дворец “Гармоничного благоденствия” это дворец императрицы. Хотя приглашение пришло от принцессы Лан, вам предстоит встреча с её величеством.

По крайней мере, теперь ясно, почему наложница смиренно уступила.

От императрицы я подвоха не жду. РенШен отзывался о ней очень тепло, мне даже показалось, что она ему роднее и ближе кровной матери. Единственный сын императрицы погиб, так что соперничества за трон нет, наоборот, РенШен тот, кого она предпочла бы увидеть следующим императором — ей не придётся волноваться за будущее дочери.

— Приветствую будущую принцессу Юань, — кланяется мне девушка из дворца “Гармоничного благоденствия”, когда я появляюсь в переднем зале.

Отвечать не обязательно. Я прощаюсь с императорской наложницей.

Я угадала — Ин-эр ожидает снаружи на самом солнцепёке. Мда… Дело не только в том, что заставлять девочку стоять под палящими лучами довольно жестоко, но и ещё и в том, что отношение к госпоже часто демонстрируют через отношение к слугам. Пренебрежение к Ин-эр это пренебрежение ко мне. На будущее учту, что следует быть внимательнее и не бросать тех, кто мне важен.

При виде меня Ин-эр не может скрыть радость, но радуется она преждевременно.

— Следуйте за мной, юная госпожа Сян, — приглашает служанка императрицы.

— Да.

Я вознаграждаю девушку слитком серебра, как только мы покидаем территорию императорской наложницы. Приняв презент, девушка равнодушно прячет слиток в рукав и сворачивает на узкую тропку через бамбуковый лес, почему-то не идёт в обход, как поступила служанка императорской наложницы..

Мне ждать неприятностей?

— Эта слуга слышала, что сегодня император может навестить императрицу за чаем.

Глава 44

Ох, ещё и императора пилюлями задабривать? Про отца РенШен подробно не рассказывал, но в общем я хорошо представляю, что главы семей относятся к детям примерно как к камням для игры в вейцин — берегут, используют в своих стратегиях и при необходимости безжалостно жертвуют.

А матери? Разве императорская наложница Юань не такая же? Отличие от императора только одно — у него фишек много, а у неё сын единственный и потеря его означает конец игры для неё.

Какие у императора планы на РенШена? В лучшем случае считает одарённого сына полезным и будет терпелив. В худшем случае — видит в РенШене угрозу своей власти, своему положению. И попытается… уничтожить? У меня нет иллюзий.

— Юная госпожа Сян, пожалуйста, в сад.

Императрица с дочерью расположились в павильоне. Императрица поглощена вышивкой, принцесса Лан неторопливо перебирает струны цитры, мелодичные переливы текут над тихой беседой, и о чём говорят, не услышать.

Со стороны может показаться, что посиделки в саду никак не связаны с моим приходом, но я думаю иначе. В саду императрица может принять меня свободно, в то время как во дворце подобное было бы невозможно. Как императрица не может ждать дочь побочной ветви семьи министра в переднем зале, так не может пригласить во внутренние покои. Мне пришлось бы долго стоять, чтобы соблюсти правила.

Ин-эр снова оттеснили и оставили позади, к беседке я иду в сопровождении только слуг императрицы.

Я склоняюсь в поклоне.

Мелодия замирает, последняя нота поёт и стихает, сад наполняется едва уловимым шелестом листвы. Принцесса с неприличной поспешностью прекратила игру.

Я спокойно жду.

— Девочка, ты уже пришла, — голос императрицы спокоен, журчит неспешным равнинным ручьём.

— Эта девушка приветствует императрицу. Долгих лет благополучной жизни императрице. Приветствую принцессу Лан.

— Вставай скорее, — разрешает её величество.

— Тебе не нужно звать меня принцессой Лан, ЯоЦинь. Скоро ты станешь женой моего брата, поэтому зови меня по имени, ЯнСи.

Императрица бросает на дочь предупреждающий, полный недовольства взгляд. Принцесса притворно не замечает, но я не рискну и говорю почти честно:

— Принцесса Лан, эта девушка не смеет.

— Ха? ЯоЦинь, о чём ты? Конечно, ты можешь! Совсем скоро ты сама станешь принцессой Юань!

Повторно отказываться будет некрасиво

Императрица уступает:

— Действительно, ЯоЦинь, не нужно быть отстранённой. Присаживайся.

Я достаю бутылочки с пилюлями.

— Надеюсь императрица и ЯнСи не отвергнут мой скромный подарок?

— Подарки? — раздаётся новый голос.

И императрица, и принцесса поднимаются. Я не отстаю и снова застываю в поклоне.Если честно, император изволил прийти намного раньше, чем я ожидала. Получается, РенШен для него исключительно важен, а это… плохо. Я бы предпочла избегать высочайшего внимания, оставаясь одной из множества вхожих во дворец девушек.

Боюсь ли я императора? Нет. Разве что самую малость. Сейчас он сильнее, и с ним пришли его теневые стражи. Я не должна их видеть, но я вижу — это значит, что до мастерства им, как отсюда до вершины, где я собирала снежные лотосы. Но стражей нельзя недооценивать, я ещё не готова к столкновению.

Несчастный случай — прикажет ли император меня утопить? Рукотворных прудов много, и они глубокие. Министр Сян возражать не будет. РенШен… Едва ли император осознаёт, насколько остро отреагирует РенШен. Успокаивает, что я не та, кого следует убить немедленно. Я почти уверена, что император, чем бы ни обернулось знакомство, позволит мне уйти.

Кстати, а как РенШен мог сделать предложение, не получив одобрение императора?

Почему люди такие сложные, а? Как хорошо было в лесу…

Император довольно долго игнорирует моё присутствие, он расспрашивает императрицу, как она проводит время и всё ли хорошо, просит дочь сыграть и хвалит её навык. Я на этой странной семейной встрече откровенно лишняя, но уйти без позволения не могу. Чем дольше я слушаю, тем неприятнее становится — что к жене, что к дочери интерес насквозь фальшивый.

Беседа длится почти полную палочку благовоний, а я ведь так и стою, согнувшись.

— Здесь ещё девочка.

Я достаточно разозлилась, чтобы забыть про осторожность. Не настолько, чтобы огрызаться, но достаточно, чтобы показать зубы. Всё равно ведь — нутром чую — мирно мы не разойдёмся.

Он назвал меня девочкой, а я:

— Эта девушка приветствует ваше императорское величество, тысячу тысяч лет жизни и процветания императору.

— Мы слышали, ты подготовила нашей императрице подарок?

Я вытаскиваю последнюю бутылочку с самым ценным набором пилюль.

— Эта девушка была в храме “Семи ветров”, когда туда пришла госпожа Шан, мастер алхимии. И теперь у меня есть немного хороших пилюль. Я не могла наслаждаться таким сокровищем в одиночестве. Ваше величество, эта девушка осмелится просить вас взглянуть, — и я ставлю на стол фарфор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Даже император не откажется.

Он не гнушается собственноручно бросить на столешницу платок и высыпать пилюли.

— Пусть господин Лю МоРо взглянет, — распоряжается император. — Такие чистые…

Так и тянет спросить, почему бы не позвать императорского алхимика, ведь придётся ждать, пока господин Лю доберётся до дворца из аукционного дома, пока дойдёт от ворот. Даже если император в знак особого расположения и уважения пожалует мастеру паланкин, быстрее не будет.

А ведь господин МоРо знает меня в лицо…

Слуга из свиты императора уносится выполнять поручение. Я провожаю его взглядом. Может быть, мне повезёт, и меня отпустят раньше, чем господин МоРо прибудет? Неужели император собирается просидеть в беседке с десяток благовонных палочек? У него дел нет? Печать отполировать, пару чиновников казнить…

— Моя императрица, вы ещё не посмотрели?

— Девочка Сян преподнесла пилюли и мне, и А-Си, — улыбается императрица.

Подарок для неё не должен превосходить подарок императору, и императрица пытается избежать сравнения, но при этом не осмеливается отказывать открыто, чем император и пользуется.

— Как любопытно. Девочка Сян не откажется, если я тоже взгляну?

Спасибо подсказке, бутылочку с самым ценным содержимым я приберегла для императора. Не каждый министр может позволить себе сделать столь ценные дары.

Ценность меня и подводит.

— Этой императрице очень нравится.

— Девочка Сян, — взгляд императора наполняется подозрением. — получить одну пилюлю уже величайшая удача, но щедрость госпожи Шан не знает границ. Мы желаем объяснений!

Глава 45

Желайте дальше…

— Ваше величество совершенно правы, щедрость госпожи Шан не имеет объяснений. Госпожа Шан не упоминала о своих намерениях. Как бы эта скромная девушка осмелилась спросить?

Император смотрит на меня очень нехорошим взглядом:

— Расскажи нам, что знаешь, девочка Сян.

— Да, ваше величество. Однажды ученица секты “Семи ветров” сказала, что пришли перемены, и заботу о храме возьмёт на себя Дом Огня. Также сестрица Жун сказала, что я должна поприветствовать главу Дома Огня. Я пошла поклониться. Госпожа Шан скрывала лицо под вуалью и не говорила много, она решила отправить меня домой и сказала, что подарит мне немного хороших вещиц. У этой девушки не было возможности рассмотреть подарки сразу, я открыла ларец уже в резиденции Сян.

Я отвечаю охотно, многословно, но не выдаю ничего интересного.

Император недоволен.

Но что он сделает? Прикажет утащить меня в пыточную? Такая власть у него есть.

— Девочка Сян, должно быть, устала. Как насчёт того, чтобы отпустить её и ещё немного послушать игру А-Си? — императрица вновь пытается мне помочь.

— Девочка Сян не посторонняя, — отказывается император. — О?

Одна из служанок сообщает:

— Императорская наложница Ли пригласила юных родственниц прогуляться. Подумав, что императрице может быть грустно, она собиралась навестить её величество, но теперь не осмеливается войти.

— Сестра Ли? — в голосе императрицы не слышно радости.

— Пригласи, — приказывает император. — Девочка Сян, тебе снова улыбается удача. Юные госпожи из резиденции Ли талантливы и добродетельны.

Угу-угу.

Не дворец, а проходной двор. Я ни за что не поверю, что появление императорской наложницы Ли случайность. Она здесь из-за меня. Больше того, я не верю в добрые намерения. Она привела с собой родственниц… Ха!

Император разрешает наложнице занять место за столом. Мы, девушки, остаёмся на ногах. Принцесса очень легко берёт на себя обязанности служанки и наполняет пиалы сперва императора, затем — императрицы. Наложнице Ли чай подаёт одна из её родственниц. Восхитительная идиллия.

Завязывается неспешная беседа. Говорят император, императрица и наложница Ли. Родственницы наложницы молчат, принцесса притворяется деталью интерьера. При таком положении открывать рот мне подавно не стоит.

Но разве был шанс, что мне позволят спокойно восстанавливать потраченную ци?

— Девочка Сян, я слышала, несколько лет ты прожила при храме в молитвах о благополучии своей семьи?

— Отвечаю императорской наложнице Ли. Это действительно так.

— Ты образец для дочерей чиновников. Удивительная самоотверженность. Многие ли смогут отказаться от радостей жизни в столицы ради духовной чистоты?

У неё в словесной сладости зубы не вязнут, нет?

— Императорская наложница Ли права. Я искренне восхищаюсь тобой, Сян ЯоЦинь, — вступает родственница наложницы.

Девушки наперебой хвалят меня, и чувствуется, что они привыкли подхватывать одна за другой. Их звонкое многоголосье не перебить. Да и зачем? Пускай хвалят — пускай служанки слушают и сплетничают о том, как высоко меня оценили. Я принимаю похвалу спокойно и просто благодарю.

Судя по переглядываниям девушек от меня не такой реакции ждали.

— ЯоЦинь, ты провела годы при храме. Получается… ты совсем не училась тому, чему учат девушек? Правила этикета запомнить не трудно. Но как ты будешь распоряжаться слугами, вести хозяйство, проверять счета?

— Да, ЯоЦинь. Если бы ты вошла в обычную семью, ты смогла бы обучаться у старшей госпожи своего нового дома, но дворец принца отличается. На твои плечи ляжет вся тяжесть ответственности.

З-заботливые, р-р-р. Это мой птенчик!

— Принц Юань выбрал меня и верит, что я справлюсь. Естественно, я не могу сомневаться в решениях его высочества.

— Но ты можешь попросить его высочество позволить тебе занять позицию второй принцессы, а позицию первой принцессы отдать девушке, которая разбирается в ведении хозяйства, — растолковывает мне наложница Ли.

Они все сговорились?

Я одного не улавливаю — как она себе это представляет? По её мнению, невеста в праве указывать принцу, на ком ему жениться для комплекта?

— Императорская наложница Ли, его высочество дал мне слово, что я буду единственной, кто войдёт в его дворец. Клятва принца нерушима, не так ли? Принц никогда не бросит тень на его величество.

— Слово?!

Император хлопает ладонью по столешнице. Не просто ударяет, а вкладывает в удар ци. Каменный стол разваливается.

Пожалуй, я единственная остаюсь спокойной.

Вмешивается императрица:

— Глупая девочка, как ты могла воспринять это всерьёз? Принц Юань шутил с тобой.

Она явно пытается сгладить ситуацию и помочь мне выпутаться. Проще говоря, она предлагает мне попросить прощения и уступить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Хах, я не настолько боюсь императора и его теневиков.

— Если юная родственница императорской наложницы Ли хочет войти во дворец принца Юаня, то какое это имеет отношение ко мне? Если девушка хочет, пусть предлагает себя сама.

Фактически, я называю её весенней девой самого низшего класса. Высококлассные весенние девы за деньги развлекают гостей, но не продают свои тела. Как я успела узнать, одна из наложниц отца была приведена им как раз из весеннего дома, и она вошла в резиденцию невинной.

Императорская наложница Ли бледнеет. Девушки задыхаются от гнева, красными пятнами отпечатавшегося на щеках. Не привыкли к откровенным оскорблениям? Принцесса тоже смотрит широко распахнутыми глазами, но в её взгляде читается неприкрытое восхищение. Императрица же прикрывает нижнюю половину лица веером, словно отделяет себя от меня.

В гневе не только семейство Ли.

Вокруг императора раскручивается ци. Я наблюдаю за вихрем с лёгким недоумением — император пытается преднамеренно запугать или настолько скверный контроль? А он осознаёт, что бесконтрольное вращение ци делает его уязвимым? Я прямо сейчас могу его убить… РенШен сильно обидится, если я оставлю его без папочки?

— Какая дерзость!

— Эта девушка не понимает. Разве то, что я сказала неверно? — я сохраняю на лице непринуждённую улыбку, которая и императора, и остальных заводит ещё больше.

Император разбил стол, но не тронул меня — это надо иметь в виду.

— Ваше величество, ЯоЦинь оскорбила мою племянницу. Эта наложница просит справедливости!

— Эта девушка также просит ваше величество о справедливости.

— Какой справедливости ты просишь?

Орешков не хватает…

Как-то РенШен позвал меня посмотреть человеческую оперу и принёс целый кулёк жареного миндаля. Глядя на разворачивающийся передо мной цирк, так и хочется чем-нибудь захрустеть.

— ЯоЦинь считает, что в отличии от меня достойна принца Юаня? Пускай докажет на чёрной арене!

— Поединок до смерти? — восклицает императрица. Видимо, предостерегает меня.

— Будь по-твоему, племянница нашей императорской наложницы.

— ЯоЦинь, скорее, попроси у девушку Ли прощения, — несмотря на моё упрямство императрица ещё пытается исправить положение.

— Просить прощения? Если девушка Ли устала жить, я с радостью помогу ей… отправиться в царство Ямы.

Глава 46

Император бросает взгляд на край веера, выглядывающий из-под широкого рукава:

— Чтобы уровнять шансы, мы запрещаем выходить на арену с духовным оружием, пилюлями или талисманами. Ничто, что может быть использовано в поединке, не может быть пронесено.

Я равнодушно выслушиваю ограничения.

Мне невыносимо скучно. Племянница императорской наложницы мне не противник. Никакого интереса в поединке. Кстати, вечер близится. До сумерек ещё далеко, но для девушки отсутствовать дома слишком долго считается неприличным.

— Благодарю, ваше величество, — я опережаю соперницу

Спрятав руки в рукавах, император уходит, бросив через плечо, чтобы мы обе остались во дворце. Императорский гнев не мешает слуге забрать подаренные мною пилюли. Я про себя лишь хмыкаю..

Остаться во дворце, говорите?

— Уверена, императорская наложница Юань не откажет своей будущей невестке, — холодно произносит императрица. То ли недовольна моей непрошибаемостью, то ли опосается идти против императора, то ли мне просто не по статусу оставаться во дворце императрицы.

Императорская наложница Ли забирает своих родственниц и уходит. Я тоже прощаюсь с императрицей, и она отсылает меня небрежным взмахом веера, почти точь-в-точь как император отворачивается и уходит.

Принцесса бросает на меня взгляд, полный искреннего сочувствия. Долю мгновения она разрывается, не решаясь оставить меня, но не также не желая спорить с матерью.

— А-Си? — изумляется императрица.

— Императрица-мать, брат учил меня быть смелой и полагаться на собственные идеи.

— А-Си!

Принцесса небрежно кланяется и распрямляет плечи, не дожидаясь ответа матери, а затем и вовсе поворачивается ко мне:

— Прогуляйся со мной, ЯоЦинь, — между бровями пролегла резкая складка, отчего принцесса совсем не похожа на мягкую трепетную особу, какой по местным меркам полагается быть девушке.

Интересная принцесса… Чем дольше смотрю, тем лучше понимаю, что в ней нашёл РенШен.

— А-Си…, — окликает императрица, но принцесса притворяется глухой, что, вообще-то, является нарушением правил и откровенной грубостью.

— Может быть, не стоит? — тихо спрашиваю я. — Спасибо за заботу, но я в порядке.

— Это не для тебя, ЯоЦинь. И не для брата.

Хм?

А для кого?

Ничего не объясняя, принцесса сворачивает на узкую тропку, ведущую куда-то вглубь внутренних дворов. Явно неспроста, и неспроста она упоминала собственные идеи. Я начинаю раздражаться, однако окружившая принцессу атмосфера настолько гнетущая, холодная, что я сдерживаюсь. Наблюдать интереснее. А принцесса с каждым шагом, с каждым поворотом дорожки преисполняется мрачной решимости.

Слуги отстали, мы идём только вдвоём.

Снова бамбуковый лес. Тонкие стволы раскачиваются на ветру. Солнечный свет почти не проникает. Между тем тропинка раздваивается, более широкая убегает направо, а принцесса сворачивает налево, и вскоре дорожка почти исчезает.

ЯнСи идёт уверенно.

Мы выходим к… приземистому, будто вколоченному в землю храму, стыдливо прячущемуся среди бамбука. Квадратный домик, низкий вход. Внутри нет ничего, кроме… алтаря и мемориальной таблички на стене.

Принцесса воскуривает благовония, а затем бросает в огонь пачку ритуальных денег. Традиция осталась со времён империи Ю…

Я тоже зажигаю благовония.

— Предыдущая императрица была бездетной, а её семья слишком жадной. Однажды на юге произошло наводнение, и по просьбе императрицы император позволил её старшему брату справиться с последствиями катастрофы. Всё было бы в порядке, если бы брат императрицы забрал четверть выделенных денег, но он присвоил две трети. Старшие мужчины семьи были казнены, женщин с маленькими детьми выслали из столицы. Императрицу же император понизил и запер в холодном дворце. Новой хозяйкой внутреннего двора стала моя императорская мать. Моё рождение было никому не интересно, а рождение моего кровного брата… Хотя принцы сражаются за трон, у сына императрицы всегда будет преимущество. Министрам объявили, что ТяньЛи скончался от лихорадки, но на самом деле он был отравлен.

— Ты хочешь мести, ЯнСи?

— Не только. Сейчас я могу положиться только на ХаоЦзи. Я не хочу, не могу позволить, чтобы мою судьбу и судьбу моей матери, решал кто-то ещё.

— Свою судьбу надо решать самой.

ЯнСи внезапно показывает широкую улыбку:

— ХаоЦзи говорит также.

ХаоЦзи — так в этой жизни зовут РенШена?

— И?

— Ты должна быть осторожна. В воздухе что-то витает. Предвестье чего-то нехорошего. Никто не может знать, о чём думает император, но… ХаоЦзи слишком талантлив. Никто не должен затмевать солнце, понимаешь?

— Как так получилось, что ХаоЦзи назначил свадьбу без разрешения императора?

— Без? — принцесса качает головой. — ХаоЦзи не проявлял интереса к женщинам. Три года назад из Лисьей долины вышло многоглавое огнедышащее чудовище, и ХаоЦзи единственный смог его остановить. Император наградил ХаоЦзи правом выбрать супругу, но в то время ХаоЦзи наградой не воспользовался.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Ясно.

На самом деле — нет.

Я не понимаю, что задумала принцесса. Но расспросить не получится. ЯнСи вновь погружается в себя, становится угрюмой. Жестом пригласив меня идти, она первой покидает храм.

Легко приноровившись к её шагу, я задумываюсь о предстоящем поединке. У меня нет сомнений в победе, но как бы моя самоуверенность не сыграла со мной дурную шутку. Мои духовные структуры выправились, и я, наконец, готова прорваться. Я не спешила подняться на первую ступень, потому что хотела сделать это эффектно на глазах у изумлённых зрителей. Прорваться во время боя — особенный шик. Но… разумнее приготовиться заранее. И пусть никто не увидит моего триумфа, зато меридианы успеют стабилизироваться.

Трудный выбор.

Принцесса обитает в двухэтажном дворце. Не оглядываясь на меня, она уходит вглубь помещений, а меня же от её имени служанка приглашает в боковой зал.

Спокойно поужинав, я погружаюсь в глубокую медитацию и до самого утра гоняю по каналам ци. Лишь после восхода я выныриваю в реальность. Я всё-таки рискну и прорвусь на арене во время поединка. Никто подобного не ждёт, к моему успеху не будут готовы.

Но я подстрахуюсь.

— Принеси мне сахар, — прошу я приставленную ко мне девочку.

Император запретил проносить на арену пилюли? Прекрасно! Но он не запрещал принимать пилюли накануне. Я собираюсь заключить пилюлю в сахарную оболочку как в скорлупу, а затем проглотить. Пилюля будет во мне, но подействует только после того, как я усилием воли расколю сладкую корочку.

Служанка возвращается неожиданно быстро:

— Нехорошо!

— Что случилось?

— Племянница императорской наложницы Ли найдена убитой. Её личная служанка назвала виновным четвёртого принца и, чтобы подтвердить своё свидетельство, насмерть разбила голову о колонну.

Глава 47

Моему самолюбию нанесён сокрушительный удар. Я возомнила, что император вчера пришёл посмотреть на меня, а оказалось, что я побочная фигура, настоящая цель — РенШен. Служанка права, ничего хорошего. Обвинение — смех один, но будет ли смеяться император? Свидетельница убила себя — допросить не получится.

— И?

— Девушка использовала свою жизнь, чтобы доказать правдивость своего свидетельства.

Феерическая чушь. Начать с того, что девушка изначально обречена, в семье Ли её бы забили палками за то, что недосмотрела за своей юной госпожой. Ничего удивительного, что девушка предпочла лёгкую смерть. Что касается обвинений… Мало ли, чем девушку напугали или купили.

— Императору уже доложили?

— Да, юная госпожа. Император приказал провести расследование, на время которого четвёртый принц лишается права покидать территорию своего дворца.

Прелесть…

Зачем императору понадобилось запирать РенШена? Разве не проще отослать из столицы с важным поручением? Или за убийством стоит отнюдь не император? Сложно понять.

— Вот как? Так я напрасно беспокоила принцессу. Поединка не будет.

— Это всё, что ты скажешь, ЯоЦинь? — принцесса входит без предупреждения.

— Хм? А что ещё можно сказать? — удивляюсь я.

По взмаху принцессы служанки спешно уходят, двустворчатые двери закрываются, и мы с принцессой остаёмся наедине.

— Твоего будущего мужа подозревают в убийстве.

— Даже если он убил ту дурочку, почему я должна возражать? Девочка искала неприятностей и нашла. Хах, если бы её не убили до меня, это сделала бы я на арене. Так в чём дело? У принцессы есть идеи, как быстро доказать невиновность моего мужа?

— Мужа? Вы ещё не поженились. ЯоЦинь так уверена в невиновности ХаоЦзи.

— Какой смысл ему её убивать?

— Защитить тебя, — пожимает плечами ЯнСи.

— Чушь. ХаоЦзи знает, что дурочка мне на один шлепок. В любом случае он не оставил бы ни тела, ни следов, ни свидетелей.

— Такое чувство, что ты давно знаешь ХаоЦзы.

Я фыркаю. У принцессы потрясающий нюх.

— ЯнСи, у тебя есть идеи, кто мутит воду, в чём его цель и как ему помешать?

Она обхватывает себя руками. Почему мне кажется, что она будто укрыться от меня пытается? ЯнСи отворачивается, отходит к окну. Я, конечно, признаю, что у неё нет причин быть со мной откровенной, однако… Похоже, от принцессы толку не будет, она чем-то напугана.

Покинуть дворец, а по пути в резиденцию Сян заглянуть к РенШену?

Чужое присутствие я ощущаю раньше ЯнСи. Веер послушно ложится в ладонь, и я наставляю его режущей кромкой на чужака. Перед глазами на миг темнеет, и из тени выходит затянутый в чёрное страж. Лицо открыто — платок, который должен прикрывать нижнюю половину лица опущен на шею.

— Страж Фэнь? — теряется ЯнСи, словно не привыкла к беспардонным вторжениям.

— Этот слуга приветствует принцессу Лан и принцессу Юань. Господин этого слуги отправил для принцессы Юань послание.

— Да:

Страж передаёт мне запечатанный тубус.

Я взламываю печать, вытряхиваю на ладонь свиток, вместе с которым выпадает золотая пластинка, легко поместившаяся в ладонь. На пластинке выгравирован феникс. Я без пояснений догадываюсь, что капля ци, подкреплённая ментальным ключом, заставит изображение ожить, раскрыть алые крылья.

“Ни-Ни, отправляю тебе пайцзу. Пожалуйста, свободно распоряжайся моими людьми и императорским дворцом, присмотри за А-Си, пока я предаюсь праздному безделью. Поединок состоится, быть зрительницей тоже неплохо”.

Ха?

Да кем он себя возомнил?! Он будет отдыхать, пока я на него работаю? Определённо, нет. Я тоже буду развлекаться. Я думаю, что кошмарить дворец весело — надо проверить.

— ЯоЦинь? — принцесса нетерпеливо притоптывает, но в записку, предназначенную лично мне не заглядывает.

Я ещё раз пробегаю текст глазами. РенШен сказал мне куда больше, чем написано, и я впервые в полной мере ощущаю, что такое единение душ. Запиской РенШен предупреждает, что один из принцев начинает государственный переворот. Ни мне, ни РенШену трон страны Лунь не нужен, а значит отсидеться “под арестом” самое верное решение. Я действительно могу проследить за передачей власти в соответствии с планом РенШена.

— Юная госпожа Сян, разве принцесса Лан не обратилась к вам? — вмешивается служанка.

Пфф!

С символом власти в руках, я больше не ниже принцессы Лан. Сейчас я могу говорить от имени РенШена, и не будет разницы между ним и мной. Я сжимаю записку в кулаке и направляю в бумагу поток ци. Удар сердца, и я отряхиваю пальцы от пепла.

А затем подбрасываю невесомую пластинку на ладони.

— ЯоЦинь?

Принцесса начинает волноваться.

Я же разворачиваю пайцзу лицевой стороной к принцессе. Повинуясь моей воле выгравированный на пластинке феникс наливается багрянцем и расправляет крылья.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Цзи-эр, — я намеренно называю РенШена домашним именем, причём с покровительственным оттенком. Обычная жена, какой бы любимой она ни была, не смеет называть мужа по имени и обращается к нему не иначе, как к господину. — Цзи-эр боялся, что мне будет скучно и предложил поиграть в солдатиков. Эта госпожа хочет знать, сколько у неё игрушек и какие силы у других игроков.

— Юная госпожа Сян сошла с ума? — служанка принцессы продолжает возмущаться. Откуда она такая непонимающая?

— Брат действительно…, — ЯнСи не договаривает.

И только теневик остаётся безупречно спокоен. Его даже мой тон не разозлил.

Игнорируя принцессу, он склоняется предо мной:

— Отвечаю принцессе Юань. Принцесса Юань располагает двумя крылами теневых стражей, прошедших обучение у его высочества. Одно крыло — тринадцать воинов. Также в распоряжении принцессы Юань стражи, охраняющие императрицу, императорскую наложницу Юань и принцессу Лань.

— Что?! — поражается ЯнСи.

Она не знала?

Я фыркаю:

— Поскольку сестра дорога брату, естественно, что он не будет небрежен.

— Сорок два стража находятся на службе у императора, — продолжает теневик. — Из них семеро находятся при императоре, а двадцать пять охраняют внешнюю стену.

— Я ещё не разучилась считать. Где ещё десять?

— В разное время либо выполняют поручения его величества, либо охраняют Небесный дворец.

— Ещё?

— Только брат настолько высокомерен, чтобы привести теневых стражей в императорский дворец, — перебивает ЯнСи.

— Отвечаю принцессе Юань, — страж продолжает игнорировать принцессу. — Две палочки назад четверо теневых стражей шестого принца проникли на территорию дворца.

— Они хороши?

— Они выпускники одной из Звёздных сект. Они определённо талантливы и превосходят стражей императора, но уступают подчинённым его высочества. Принцесса Юань может не волноваться.

— Я не волнуюсь. ЯнСи, ты уже завтракала? Хей, девочка на стороне принцессы, поторопись накрыть стол. Время игры ещё не пришло, нам придётся немного подождать.

— Ждать… что? — ЯнСи выглядит несколько потерянной, но во взгляд принцессы уже возвращается осмысленность.

Я улыбаюсь:

— Конечно, внезапной кончины императора и поединка принцев за трон. Поскольку официального наследника нет, а единственный выдающийся из принцев самоустранился, остальные наследники устроят братоубийственную резню и в конце концов самые способные выйдут на арену, чтобы сразиться и придать своему возвышению видимость законности.

Глава 48

— Начинаю понимать, почему брат тебя выбрал.

— Хм?

Мы с ЯнСи устроились в одной из внутренних комнат. Служанки подают вкуснейший десерт из цветков хризантем. Я делаю глоток чая, и язык обволакивает лёгкой горчинкой. Повара дворца умеют приятно удивлять. Пожалуй, их кулинарное искусство не уступает искусству поваров империи Ю. Хоть в чём-то страна Лунь не отстаёт…

Воспоминания мешаются с размышлениями о ближайшем и отдалённом будущем. Стоит ли отказываться от Дома Огня? Я хотела обзавестись собственной армией, но теперь у меня есть армия РенШена. Вей-эра и А-Жун я не брошу, они запали мне в душу. Остальные… Хах, конечно же я их не брошу. Ни их, ни Дом Огня, ни маску госпожи Шан.

— Вы будто супружеская пара, прожившая вместе не одну сотню лет. Вы одинаково говорите, одинаково мыслите, одинаково держитесь. Но почему брат отдал тебе пайцще? ЯоЦинь, признавайся, как давно ты знакома с братом?

— Тысячу лет, — хмыкаю я.

ЯнСи отворачивается. Я лишь плечами пожимаю и отправляю очередную печеньку в рот. Надо наслаждаться, пока есть возможность. Теневик уже доложил о безвременной кончине императора. Почему я не приказала вмешаться и спасти его величество? Потому что привести во дворец тайную стражу одно из самых тяжких преступлений. Какими бы благими ни были намерения, император бы не простил, тем более он уже нацелился на РенШена, казнил бы обоих, и убийцу, и защитника.

Отвратительно…

Дверь распахивается, входит женщина, облачённая в строгую придворную форму, тёмный зелёный гармонично сочетается с широким золотым поясом. Служанки принцессы виновато опускают головы — останавливать незваных гостей их обязанность.

Женщина проходит на середину комнаты и опускает голову, но от глубокого поклона воздерживается.

— Эта чиновница с прискорбием сообщает принцессе Лан. Император скончался.

ЯнСи роняет пиалу. Осколки разлетаются по полу.

— Что сказала чиновница?

Если бы я не знала, что ЯнСи давно знает о развернувшейся в Небесном дворце трагедии, поверила бы в искренность её потрясения.

— Император скончался, — повторяет женщина. — Императорский врач ЛяньДе определил сердечный приступ, вызванный заботами о благе народа страны Лунь.

Какое красивое описание яда, однако. Про след укола отравленной иглой чиновница тактично не упоминает.

А её отношение…

Противно.

Кто бы из принцев ни взошёл в конечном итоге на трон, у каждого есть императорская наложница мать. Соответственно, титул вдовствующей императрицы достанется кровной матери нового императора, а нынешняя императрица обречена. В лучшем случае её ждёт храм, в худшем — отправят сопровождать почившего императора в загробном мире.

Принцесса Лан сохранит позицию, однако из любимой дочки превратится в разменную монету.

Пренебрежительное отношение чиновницы очень ярко показывает, что по убеждениям придворных, хорошие дни принцессы Лан закончились. Букашки наивные.

— Мой отец-император…

ЯнСи показывает печаль, но остаётся величественно-сдержанной.

— Эта чиновница уходит. Принцессе Лань стоит сменить одежды на траурные.

Фу, как грубо. Хотя и сказано самым доброжелательным тоном под соусом совета.

ЯнСи терпит, но лично я не вижу причин притворяться слабой. Напротив, сейчас особенно важно показать силу.

— Чиновница берёт на себя слишком много. Может быть, у чиновницы лишний язык? Почему бы не укоротить его… по шею? — я спрашиваю и очень мило улыбаюсь.

Чиновница смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

Мне же благодаря ей в голову приходит очень соблазнительная мысль. С какой стати в намечающемся веселье я должна оставаться зрительницей? Я разве у меня нет пайцзе?

В знак признательности за поданную идею я буду настолько добра, что позволю чиновнице уйти без потерь.

— ЯоЦинь, интерьер пострадает. Чиновнице стоит уйти.

— Принцесса Лан такая добрая, — хмыкаю я.

Чиновница не уходит, она сбегает. Я провожаю её задумчивым взглядом и продолжаю спокойно пить чай. ЯнСи следует моему примеру. Мы сидим словно ничего не произошло в то время, как служанки развешивают полотна белой ткани, сами переодеваются в белое — цвет траура.

Чайник пустеет, я постепенно погружаюсь в неглубокую медитацию, заставляю ци бежать по энергетическим каналам быстрее, вихрем крутиться в ядре. Я ощущаю небывалый энергетический подъём и вот-вот прорвусь. Но ещё не время, поэтому я отступаю, замедляю течение ци. Краем глаза я отмечаю, что ЯнСи вышла.

Проходит пару благовонных палочек.

ЯнСи, закутавшаяся в белый шёлк будто в облако, возвращается. Кажется, она собирается сказать, что для меня тоже приготовлен траурный наряд, но с новостями возвращается теневик. И новости…

Девятый принц скончался от горя — убит.

Третий принц от горя заболел — притворяется, чтобы уклониться от борьбы за трон, интереса к власти никогда не проявлял. Мать принца спешно покинула императорский дворец, чтобы заботиться о сыне.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Одиннадцатый принц отправился молиться в храм “Лунной ночи” — чтобы спасти свою жизнь, бежал из столицы.

На РенШена нападать не осмеливаются, но резиденцию окружили соглядатаи — боятся, что РенШен вступит в борьбу.

До принцессы Лан никому нет дела.

Императрица повела императорских наложниц в храм на территории дворца — молиться и бдеть у гроба до похорон.

Министры в тронном зале устроили безобразную драку, министр Жуй ранен, дядюшке выбили зуб.

Ни один из принцев не получил достаточной поддержки, чтобы взойти на трон. Больше всего сторонников у шестого и восьмого.

Группа чиновников преклонила колени перед дворцом РенШена, умоляя принять бремя заботы о народе страны Лунь. РенШен хранит молчание, однако к чиновникам вышел управляющий дворца и сообщил, что РенШен уважает приказ императора. Некоторые чиновники удалились, но самые упорные продолжают стоять перед дворцом.

Ожесточённые переговоры в тронном зале завершились. Старший из принцев взял на себя инициативу и предложил склониться перед самым достойным из наследников. И присутствовавшие принцы, и все без исключения министры согласились.

Достойнейшим будет признан победитель поединка, который состоится завтра на восходе и пройдёт на Белой арене. Она же арена Милосердия — правила позволяют отпускать проигравшего живым.

— Ох, до завтра мы скучаем? — вздыхаю я.

Поскучать, увы, не получится.

Теневик притворяется скульптурой.

— ЯоЦинь, что ты задумала? — принцесса жестом показывает всем служанкам выйти.

— Расскажи мне чуть больше? — я капризно надуваю щёки. — Принцы выходят на арену все сразу или попарно? А если кому-то пары не хватит?

ЯнСи качает головой:

— Всё хуже, гораздо хуже. Да, ты угадала. С ударом гонга принцы выходят на арену все вместе, но каждого сопровождают доверенные бойцы. Не надо уметь сражаться самому, достаточно окружить себя элитой. Можно привести не больше семерых.

— На стороне шестого принца есть двое мастеров из звёздных сект, — вклинивается теневик.

— Больше того, — продолжает ЯнСи. — Выйдут даже принцы, не претендующие на трон.

— А им зачем под чужие мечи подставляться?

— Встают на чью-то сторону, — пожимает плечами ЯнСи. — Думаю, у шестого брата завтра будет маленькая армия. Он не без причины решился на убийство — уверен в своих силах.

Я улыбаюсь:

— ЯнСи, ты спросила, что я задумала. Завтра мы тоже выступим.

Глава 49

Предрассветные сумерки расступаются.

Арена стыдливо пряталась в кольце бамбуковых зарослей. Овальное возвышение из белого камня по размеру превосходит пару тронных залов. Пространства достаточно. Трибун как таковых нет, нельзя ставить рядом принца и развлекающего публику артиста, но тем не менее места обустроены, и чиновники уже выстроились в ожидании, причём, подозреваю, что кучкуются они фракциями.

Теневики без меня запомнят, кто где встал, и передадут РенШену.

Светает. Золотой свет восходящего светила наполняет воздух неповторимым сиянием рождающегося дня. Ночной сумрак растворяется в тенях леса. Наверное, солнце ещё не оторвалось от восточного края небосвода… Чиновники расступаются, и слуги вносят семь паланкинов. Одна за другой поднимаются занавески. Принцы выходят. Сейчас они единственные, кто не носит траур. Их яркие одежды смотрятся пёстрыми пятнами на фоне идеальной белизны. Так и хочется… стереть.

Солнце восходит.

На противоположной от нас с ЯнСи стороне арены устроен алтарь под крышей. Неторопливый монах воскуривает благовония, низко кланяется многоликой статуе и только после этого берёт в руки увесистую на вид колотушку.

Всё происходит в молчании, ни одного слова не звучит. Монах с размаху бьёт колотушкой в круглый диск подвешенного у алтаря гонга.

Принцы чинно и благородно, будто и не собираются устроить кровавую резню, поднимаются на арену, каждый со своей свитой.

— Иди, — подталкиваю я ЯнСи.

Сразу резня не начнётся. До второго удара в гонг.

ЯнСи отрывисто кивает.

Выходит она, естественно, не одна. С ней семь теневиков, лучшие из лучших, выбранные РенШеном. ЯнСи и сама далеко не беспомощна — РенШен учил её не один год.

— Принцесса?

— Что здесь делает принцесса? Я слышал, принцесса лишь поклонилась почившему императору но отказалась бдеть у гроба.

— Сестра?!

ЯнСи невозмутимо поднимается на арену:

— Поскольку министры, разделявшие с отцом-императором бремя заботы о нашем народе, постановили, что самый достойный из наследников отца-императора должен взойти на трон, я не могла не отнестись к их мнению неуважительно.

— Си-эр, что ты такое говоришь? Спускайся скорее. Оглянись. Даже братья, которые чувствуют, что не могут принять бремя, не пришли. Ты определённо не должна.

— Хм?

Хмыкать она у меня научилась или у РенШена? А РенШен… у меня или я — у него?

— Си-эр?

— Может быть, есть закон, запрещающий мне составить братьям компанию? — усмехается принцесса.

Пока все смотрят на неё, я подбираюсь к арене, не привлекая внимания. А вот когда я поднимаюсь на возвышение, про принцессу принцы забывают. Не дожидаясь возмущения и ненужных вопросов, я поднимаю руку, и пайцзе в моей ладони ярко вспыхивает.

— Эта принцесса Юань будет представлять его высочество четвёртого принца, — провозглашаю я.

— ЯоЦинь?! — дядя единственный, кто подаёт голос.

Я бросаю на него взгляд. Правая щека раздутая как половинка спелого яблока. Это как ему зуб выбили, что целитель воспаление не снял?

— Неужели эта принцесса выразилась недостаточно ясно?

Пфф!

Со мной на арену выходят шесть теневиков РенШена и Вей-эр. Хотя он не особенно хорош в бою, отсутствие материальной оболочки может быть исключительным преимуществом. Я уверена, что не позволю противникам навредить ни ему, ни ЯнСи.

— Принцессы хорошо понимают последствия?

— Шестой брат, почему ты волнуешься? Может быть, ты боишься уступить… четвёртому брату?

— Вздор!

— Запрета на участие принцесс действительно не существует, — вклинивается один из министров.

Чиновники, видимо, те самые, которые преклоняли колени перед дворцом РенШена, немедленно подхватывают:

— Принцесса Лан, принцесса Юань, пожалуйста, примите участие!

Любые возражения становятся невозможны.

Принцы выходят перёд своих свит, складывают руки в традиционном жесте и кланяются — приветствовать противников давняя традиция. Мы с принцессой делаем также. Однако принцы торопятся попятиться и “утонуть” в своей свите, прикрыться чужими телами.

Мы с ЯнСи не прячемся.

Монах поднимает колотушку. Удар. Низкий гул разносится над ареной.

Противники в мгновение разваливаются на два лагеря. Шестому принцу и ещё двум, вставшим на его сторону, противостоят все остальные. Грамотная тактика — толпой завалить самого сильного противника, который бы играючи разделался с каждым из них поодиночке, а затем разбираться между собой.

Мы с ЯнСи получаемся на поле боя третьей силой. Наша группа самая малочисленная, зато бойцы у нас лучшие, я верю в тренировки РенШена. Плохо, что другие тоже верят — нас с ЯнСи не воспринимают всерьёз, а вот теневиков опасаются, я вижу это по взглядам — шестой принц и лидер второй стороны переглядываются и, кажется, молчаливо договариваются сперва задавить нас с ЯнСи.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Что же, не повезло.

— Готова? — тихо спрашиваю я.

Мгновения затишья я использую по полной — разворачиваю защитный массив.

— Да.

ЯнСи не отстаёт, я чувствую, как вокруг неё закипает ци.

Шаг вперёд делает человек из свиты шестого принца. Он не пытается приблизиться, наносит удар издали, применяет нечто похожее на “призрачные когти”, но гораздо более сложное. Удар нацелен… на меня.

Логично.

Уверена, меня считают слабейшей, ведь по слухам я даже на первую ступень не прорвалась. И при этом именно я представляю РенШена.

Массив поглощает атаку полностью.

Одновременно теневик с нашей стороны делает выпад. Его меч со свистом рассекает воздух, и на арену падает первый убитый. Пока человек шестого принца отвлекал нас позёрской дальней атакой, другой, скрываясь в тенях, пытался подобраться для контактного удара, но мастерства не хватило.

У нас хорошие шансы… если противники и дальше продолжат обмен ударами. То, чего я боюсь — свалка. Связав наших теневиков боем даже на удар сердца, за счёт количества противники смогут добраться до ЯнСи. И до меня, естественно.

Я подбираюсь.

Но шестой принц удивляет. В его руках загорается огненный хлыст. Как ни странно, духовное оружие правилами не запрещено. Только у меня его, увы, нет — веер я на время отдала ЯнСи. А у шестого, подозреваю, не только духовное оружие, но и духовные доспехи.

И снова цель я.

Огненная плеть летит прямо в лицо.

Я жестом показываю теневикам, чтобы не вмешивались.

То, что я собираюсь сделать… Ха! Я закрываюсь вихрем ци, позволяю огненному языку захлестнуть меня петлёй. На самом деле я очень рискую. Не удержу бешено крутящийся водоворот энергии — пламя охватит меня с ног до головы. Огонь вращается вместе с моим потоком ци, плеть закручивается вокруг меня будто нить вокруг веретена. И я начинаю тянуть из плети силу.

Глава 50

Битва всех против всех внезапно обернулась поединком между мной и шестым принцем. И… его свита уже не может вмешаться, ведь это позор — не справиться с юной девушкой без толпы помощников.

Я вижу капли пота, выступившие на лбу шестого принца. Его дыхание сбилось. Кажется, он пытается освободить кнут, но выдернуть огненную плеть из вихря ци сил не хватает. Нет, ещё пара попыток, и он выдернет, приложив чуть больше старания. Но я не дам ему времени.

Кнут для духовного оружия опасная форма. Слишком длинный. Принц кнутом управляет, но не контролирует его энергетическую основу. Может, не умеет?

Ци из кнута перетекает в моё энергетическое ядро, и в какой-то момент огненная плеть становится словно продолжением моих меридиан. Я поглощаю ци.

Вокруг меня вспыхивает огонь. Языки пламени быстро опадают. Я слышу вздохи, чьи-то полные изумления восклицанья. Как всегда бывает при прорыве, от меня расходится волны ци, сразу три подряд. Я прорвалась на третью ступень первого ранга.

И волны не проходят бесследно, течение ци нарушается, наверное, на территории всего дворца. Основной всплеск ушёл ввысь, и безоблачное небо отвечает вспышкой молнии и раскатистым рёвом грома.

— Оружие…

— Прорыв?

— Духовное оружие его высочества.

— Четвёртый принц обучал свою избранницу? Четвёртый принц выбрал юную госпожу Сян, потому что рассмотрел, что она скрытый гений?

— Разве вообще возможно прорваться на три ступени разом?

До нас долетают обрывки разговоров заволновавшихся чиновников. Про приличествующее ситуации соблюдение тишины они не вспоминают. Правильно. Кто будет держать в уме почившего императора и принцев, дерущихся за трон, когда на арене чудеса показывают.

— Небеса благоволят принцессе Юань, — ЯнСи складывает руки в приветственном жесте.

Шестой принц рассматривает оставшуюся в его руках бесполезную рукоять, отбрасывает со злостью.

— Убить.

Я скорее улавливаю его настрой, чем слышу.

И начинается то, чего я боялась — свалка.

Обе стороны наваливаются на нас с ЯнСи. Её теневики закрывают собой, занимают круговую оборону в два ряда. Я остаюсь на острие атаки и сосредотачиваюсь на двух мастерах из звёздных сект. Как по мне, именно они представляют главную опасность.

Ха, тут всё опасно! Я никогда не участвовала в подобных сражениях.

С нашей стороны потерь нет, противники потеряли двоих.

На арене устанавливается хрупкое равновесие. С наскока прорвать наши ряды у врага не получилось. Мы не рассыпались, вступая в бой, а сплотились в единый кулак. И противники отступили, замерли с мечами наизготовку. На лезвиях играют солнечные лучи.

Я перехватываю инициативу. Выпад, и призрачными когтями я достаю ещё одного противника. Теневик падает. Разве не будет больше воздуха, если я вычеркну слабейших? Ещё один взмах, но второй раз мне не везёт, теневик уклоняется. Мой удар высекает безобидные каменные крошки.

— Госпожа!

Очередной удар нанесён духовным оружием. Полагаю, сработал мастер.

Теневик закрывает меня собой и падает замертво. Но у меня его геройство вызывает лишь глухое раздражение. Разве я не приказала держать ряды? Он оставил брешь в нашей обороне.

За спиной одного из принцев воплощается Вей-эр.

Наши теневики смыкают ряды, но нападающие становятся злее, решительнее. Сразу двое бросаются в атаку, первый ценой своей жизни покупает шанс для второго. РенШен учил хорошо, удар проходит впустую — всего лишь неглубокая рана на предплечье. Меч ведь не был отравлен, верно? Яды на Белой арене запрещены. Но кого когда останавливали запреты?

Меня теснят.

Я хороша в стремительной охоте — преследовать жертву, вонзить зубы в податливое горло.

Я хороша в короткой схватке с единичным хищником.

Но бой с толпой… Я легко избегаю атак. В конце концов избегать опасностей арены не труднее угроз леса, полного чудовищ. Я не могу встать в круг теневиков, защищающих принцессу — я стану слабым местом в обороне. Поэтому я доверяю им спину и стараюсь не подпускать врагов, и кого-то даже удаётся достатать.

Принц из фракции шестого падает, и Вей-эр исчезает. Паршивец.

Щёку обжигает. Кто-то всё же смог меня зацепить. А потом… Потом я перестаю видеть, что происходит вокруг, противники словно расходятся в стороны, мне мерещится живой коридор. В тупике стою я, а напротив — мастер из звёздной секты с нагинатой в руках, с его духовным оружием.

Голубой свет закипает на лезвии.

— Принцесса!

Это мне?

— Не сметь.

Вей-эр пользуется шансом и убирает ещё одного принца.

Жаль, что с падением господина свита не обязана покидать арену.

Вей-эр нацеливается на шестого принца. Нельзя же ! Вей-эр наносит удар, но духовная броня шестого принца не только защищает, но и отражает удар. Молния бьёт Вей-эра. Если бы до сих пор он был жив, он бы умер. Быть призраком преимущество. Но всё равно он ранен, он лишается сил, тает.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ему придётся долго медитировать, чтобы восстановиться.

Вей-эр выбыл из боя. А я ведь советовала ему выбирать самых простых противников. Плохо…

На нашей стороне потери кажутся незначительными, у противников потери большие, но соотношение сил не в нашу пользу, и каждая потеря — это возможность для врагов.

Голубой свет на лезвии нагинаты поднимается и обретает вид огромной бесхвостой кобры, чьё тело растёт из лезвия. Змея раздувает капюшон, высовывает из пасти раздвоенный язык. Два изогнутых клыка настолько остры, что нет сомнения — пронзят не хуже мечей.

— Принцесса!

— Не сметь, — повторяю я.

Змея способна смять всех нас. И она бы смяла, если бы техника её призыва не была длительной по времени. Позволив выпустить змею, я совершила тактическую ошибку, грозящую стать стратегическим провалом.

“Выпить” нагинату, как огненную плеть не получится, не тот противник, не то оружие.

Змея, готовясь к броску, изгибается. И срывается в стремительную атаку. Змея быстрее, чем я предполагала. К счастью, я не собиралась соревноваться с ней ни в скорости, ни в силе. Я безразлично иду ей навстречу.

Враги расступились. Не думаю, что меня ударят, ведь сейчас мне противостоит мастер звёздной секты. Вмешаться — всё равно что оскорбить. Я слегка улыбаюсь, по моим прикидкам змея при атаке не зацепит нашу группу.

— Учитель, — не выдерживает Вей-эр.

Мальчишка определённо заслуживает наказания. Я верю в его добрые намерения, но он мешает. Я отмахиваюсь от него, и бесплотный призрак, кувыркаясь, отлетает к самому краю арены.

Змея ударяет.

Я успеваю одно — уклониться от клыков. И оказываюсь в мягкой пасти. Змея смыкает челюсти.

Глава 51

Глупая-глупая змея. Если я не ошибаюсь, я имею дело с духом, вселённым в нагинату.

Защищённая толстой шкурой снаружи, изнутри змейска податливая, как рисовая лепёшка. Я избегаю клыков, хватаюсь за основание языка, подтягиваюсь. Я держу защиту, и ци змеи ощущается лёгким покалыванием — не может же змея вывернуться наизнанку и атаковать меня, при всей своей убийственной мощи сейчас змея беспомощна. Но надо торопиться, думаю, я смогу поддерживать щит не больше ста ударов сердца.

Верх и низ меняются местами. Кажется, змея распрямилась. Наверное, она хочет меня выплюнуть? Я первая, кем она подавилась?

Я отпускаю язык и, помогая себе руками, съезжаю как по горке и оказываюсь в брюхе.

Змея бьётся телом об арену. Удар, смягчённый её телом, выбивает дух. Я вскрикиваю и едва не теряю контроль над защитой.

Я рассчитывала, что у меня будет чуть больше времени.

Самое неприятное, что змея задирает переднюю часть тела, а я на вскидку ближе к центру, наклона почти нет, и чем дальше, тем труднее. А-а-а, почему она тесная, как шнурок?!

Она бьётся и бьётся о камень арены.

Я более-менее приспосабливаюсь, но змея меняет тактику. Я не сразу осознаю, что она делает. Рёбра приходят в движение. Она… скручивается?! Она хочет меня раздавить? А ведь у неё может получиться…

Я протискиваюсь вперёд. Моя цель — лезвие нагинаты, из которого “растёт” змея. Она сопротивляется, но отчаянным рывком я добираюсь до острия. Чуть не напарываюсь, но это всё мелочи.

— Попалась.

Именно здесь самая слабая точка в энергетической структуре оружия. Я собираю силы и наношу удар.

Раздавшийся в ответ вой я слышу долю мгновения, и наступает глухота. Голубой свет слепит. Высвободившаяся ци выплёскивается на арену, и в выигрыше мы. Мои теневики сосредоточены на глухой обороне. Но достаётся всем. Проморгавшись, я вижу, что многих сбило с ног, у кого-то идёт кровь. Сейчас не важно.

Я вскакиваю.

Мастер из звёздной секты лежит в трёх шагах от меня. Нагината сломана. Я своим излюбленным приёмом — призрачные когти — отправляю мастера на перерождение. И теперь у меня остался всего один серьёзный противник.

Моложавый мужчина держится уверенно, окружающий хаос словно обтекает его, как речная вода обтекает нерушимую скалу. От мужчины исходят невозмутимость, напряжение и искренний интерес. Мне тоже становится любопытно. Почему он не атаковал, когда я был оглушена? Словно прочитав мои мысли, он добродушно улыбается и складывает руки в жесте традиционного приветствия:

— Принцесса Юань великолепна. Этот мастер не может помыслить о том, чтобы губить редчайший талант.

Ха?

Он.. испугался или искренен?

Возможно, он думает, что у РенШена есть особая методика и хочет её получить?

— Убейте её, — гневно требует шестой принц.

Мастер улыбается шире. Он действительно мастер… Он выпрямляется, опускает руки. Взмах кажется естественным продолжением движения.

Шестой принц падает замертво. Его духовная броня… почему-то пропускает удар. Что это за техника такая?

— Этот мастер надеется, что принцесса Юань однажды позволит составить ей компанию за чаем, — он вновь складывает руки.

— Эта принцесса запомнила.

Мастер с самым благодушным видом покидает арену. Следом арену покидают теневики, служившие шестому принцу. Некоторые, связанные с ним духовно, умерли вместе с ним.

Бой захлебнулся.

Краем глаза я оцениваю обстановку, подсчитываю потери.

Увы, ещё ничего не кончено, другие принцы хотят драться до конца.

Впрочем, “другие” — громко сказано. Погиб не только шестой, а некоторые из тех, кто вышли на арену исключительно в роли свиты, бегут, поджав хвост. И уводят с собой своих теневиков. Против нас остаются всего двое принцев. Наверное, самые упрямые и глупые. Неужели крошечный шанс вскарабкаться на трон дороже собственной жизни? Или они убеждены, что признавать поражение бесполезно и РенШен в любом случае накормит их ядом?

— Брат? — хмурится ЯнСи.

— Сестра, поклониться достаточно. Естественно, я не буду преследовать тебя позднее.

ЯнСи удручённо вздыхает. Похоже, с одним из оставшихся принцев у неё неплохие отношения.

— Нет необходимости добивать, — на грани слышимости приказываю я.

Сейчас расклад сил изменился. У принцев на двоих шесть теневиков, у нас гораздо больше. И подготовка у наших лучше.

Я понимаю, что противники всё ещё могут неприятно удивить, однако уже чувствую себя победительницей. Я жду атаку и перестраиваю ряды. Теперь, когда преимущество у нас, больше нет необходимости в безответной обороне.

Наверное, наших сил хватит, чтобы вырезать всех противников без исключения, но, честное слово, у меня нет никакого желания так поступать. Проливать кровь за шанс возглавить страну — разве не безумие? Пусть потом РенШен разбирается, кого оставить можно, а кого нельзя. Я не собираюсь брать на себя лишнее.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Повинуясь моему жесту, один из наших теневиков оказывается рядом с принцем, лёгким касанием пережимает сонную артерию… Другой принц падает спустя два удара сердца.

— Да здравствует его высочество четвёртый принц Юань! — неосторожно выкрикивает первейший из дворцовых подхалимов.

Он так торопится, что мне немного жаль его разочаровывать. Про себя я усмехаюсь, но не позволяю эмоциям отразиться на лице.

Теневики расходятся, и мы с ЯнСи оказываемся лицом к лицу. Она спокойно смотрит на меня. На губах играет лёгкая улыбка, за которой прячется… Неужели страх? Я бы не тронула её, даже если бы собиралась усесться на трон своими хвостами.

Ох, я опять вспомнила про хвосты. И копчик чешется.

Я, конечно, сдерживаю порыв пошкрябать ногтями поясницу и ниже.

Я направляю ци в пайцзе, заставляю изображённого на ней феникса вновь расправить крылья — сейчас моё слово это слово четвёртого принца, я говорю от его имени.

Сложив руки перед грудью, я кланяюсь ЯнСи:

— Ваше высочество принцесса Лан, вы единственная дитя императора, рождённая её величеством императрицей. Только вы можете считаться достойнейшей из наследников. Во имя блага народа страны Лунь эта принцесса просит вас принять бремя правления и позволить нам с четвёртым принцем разделить с вами ваши тяготы.

— Невозможно!

— Как принцесса может стать… императором?

Я перевожу взгляд на толпу. Может быть, они думают, что принцесса Лан не соберёт говорящие головы? Ха!

— Ради мира и процветания народа страны Лунь эта принцесса последует судьбе, указанной Небесами, — ЯнСи не возражает.

— Да здравствует император Лан! — говорю я, и мне вторят теневики. — Долгих лет жизни императору Лан.

Парадокс: назвать ЯнСи императрицей, хотя она девушка, недопустимо, поскольку именно император управляет страной, а удел императрицы — быть хозяйкой внутреннего двора. Тако что принцесса станет императором, а её муж — императрицей.

— Да здравствует император Лан! — кто-то посообраительней тут же соглашается.

— Невозможно! — дураки гнут своё.

Хм, чиновники люди состоятельные, а я, вот совпадение, помню рецепт пилюли, помогающей восстанавливать потерянные части тела. Я могла бы хорошо заработать.

— Идите и соберите дурные языки, — приказываю я.

Чиновники тотчас замолкают. Кажется, они не намерены дать мне подзаработать. А ещё они, наконец, поняли, что у ЯнСи поддержка РенШена. То, что на трон взойдёт она, не означает, что четвёртый принц потеряет свои позиции. Наоборот, влияние РенШена на двор взлетает сейчас до небес.

— Да здравствует император Лан!

— Десять тысяч лет жизни императору Лан!

В многоголосье лести мне удаётся расслышать очень тихо заданный практичный вопрос:

— Поскольку императором становится принцесса, должны мы во внутренний дворец отправить для услаждения её величества дочерей или сыновей?

Глава 52

Как быстро господа чиновники изменили мнение…

Они правы — с РенШеном шутки плохи. То, что он послушно сидит в своём дворце и притворяется арестованным не означает, что он не придёт к арене во главе маленькой армии. Кажется, РенШен всех переиграл, и подстава с обвинением в убийстве в конечном итоге сыграла в его пользу.

Пфф, насколько глупыми нужно быть, чтобы выступать против РенШена?

— Для… услаждения? — тихо переспрашивает ЯнСи. Она тоже расслышала.

Я пожимаю плечами:

— А как же? Внутренний двор не должен пустовать. Поскольку наложницы для женщины бесполезны, чиновники, разумеется, пришлют сыновей в качестве наложников. Ах, будут ли эти юноши драться за твоё внимание по-мужски или теми же методами, какими сражаются обычные наложницы?

— ЯоЦинь, почему бы тебе не помолчать? Как начинаю представлять, голова болит.

— Фр-р, — я, не скрываясь, давлюсь смехом.

ЯнСи злобно смотрит, но быстро сдаётся и тоже фыркает.

Пока мы обмениваемся репликами, монах завершает молитву, и дворцовые служащие приносят паланкин.

— Что вы пытаетесь сделать? — тотчас спрашивает ЯнСи. — Вы пытаетесь оскорбить принцессу Юань? Также этот император повелевает немедленно отправить во дворец Юань приказ. Принц Юань был заподозрен в убийстве, совершённым для защиты принцессы. Мы убедились, что принцесса искусна во владении боевыми техниками и даже победила мастера одной из пяти звёздных сект. Кто осмелится сказать, что поединок с посредственностью мог напугать принцессу. Заключение его высочества принца Юань отменяется.

— Да, император.

— Император рассуждает очень мудро.

Естественно, смельчаков, готовых выступить против РенШена нет.

Дворцовые слуги приносят второй паланкин для меня.

ЯнСи предстоит переезд в Небесный дворец, а мне… Я вопросительно смотрю на неё. Полагаю, мне больше нет необходимости оставаться в императорском дворце, однако ограничения сняты с РенШена, но не с меня. Поймав мой взгляд, ЯнСи подмигивает:

— Неужели принцесса Юань желает вернуться? Почему бы не подождать свадьбы во дворце? В конце концов я должна наградить тебя. Никто не посчитает странным, что я пригласила тебя составить мне компанию. Пока ты рядом, в глазах этих чиновников, у меня есть прочная опора.

Слуги несут наши паланкины почти вровень, паланкин ЯнСи, естественно, на шаг впереди. Я, как верноподданная, следую за правительницей. Мы переговариваемся довольно тихо, но надо помнить, что нас слышат, и тайной разговор не останется. Впрочем, не думаю, что слуги позволят себе сплетничать с чиновниками, только между собой.

— В резиденции Сян осталась моя мама. Я говорю о кровном родстве, а не главной жене отца.

— Твоя… мама наложница?

— Да. Это проблема?

— Почему же? — удивляется ЯнСи. — Украсть наложницу легче, чем жену. Не волнуйся, я сегодня же пошлю за твоей мамой.

— Спасибо.

— Не благодари. Разве мы чужие, чтобы быть такой вежливой? Хах, забудь. О, Цинь-Цинь, я придумала! Как старшая сестра, я должна делиться лучшим, что у меня есть с тобой, моей любимой младшенькой. Когда чиновники пришлют мне сыновей, я подарю тебе несколько самых талантливых наложников. Четвёртый брат будет зол.

Угу, ещё как.

Я обязательно расскажу РенШену, какой чудесный подарок пообещала мне ЯнСи. Конечно, я не собираюсь принимать наложников по-настоящему. Зачем бы? А вот маме подарить… Пусть развлекают игрой на цитре, песнями, танцами, чай заваривают, составляют компанию в любовании цветами. А захочет — оставит на ночь.

— Хм…

— У тебя такое пакостное выражение лица.

Я отвечаю загадочной улыбкой, которая — я чувствую — исчезает, как только впереди на дорожку выходит монах. Его лицо мне незнакомом, в гонг бил не он. Но что-то в нём меня тревожит. Фигура? Крупное тело и какое-то оплавленное: узкие плечи, большой живот и слоновьи ноги. Ненормальная полнота. Я бы не удивилась, окажись он… пожирателем. Ха! Я как-то про них забыла, потому что Вей-эр отчитался, что мои поиски они приостановили. То, что у них в императорском дворце есть поддержка, я из головы выкинула.

Короноваться мало, на троне надо усидеть. Вон, за примером далеко ходить не нужно — императора убили, никакая власть ему не помогла.

— Этот старик просит прощения.

Я напрягаюсь.

— Монах? — ЯнСи доброжелательно выглядывает из паланкина.

Спрячься же!

Сказать стражам, что он может быть опасен, я не успеваю, да и смысла особого нет — их долг опасность видеть в каждом.

Он не выглядит опасным…

Из широкого рукава вылетает бумажный талисман. Монах победно оскаливается. Кто-то из стражей посылает в листок огненный поток ци.

— Нет! — кричу я.

Я пытаюсь защитить талисман, но страж был ближе и опередил. Наверное, монах думал, что талисман сработает против ЯнСи. На самоубийцу он не тянет. Под безобидным иероглифом, написанным краской скрывается другой, выведенный то ли растительным соком, то ли специальными чернилами, и он напитан ци.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Поток ци не сжигает талисман, как ожидал страж, а высвобождает начинку. Молния бьёт монаха в солнечное сплетение. Его крик, и… По животу быстро растекается зловонная чернота, тело падает. Какое-то мгновение, и оно исчезает, на дорожке остаётся чёрная жижа . Монах определённо мёртв. Только какой он монах? Уверена, он всего лишь напялил робу.

Увы, ничего не кончено.

— Защитите императора! — приказываю я, выпрыгнув из паланкина.

Лужа пузырится, поверхность вздувается, натягивается, словно ткань, в которую упёрлись кулаком. Самый большой пузырь с всхлипом лопается, разлетаются чёрные капли. Наружу из опавшего пузыря выбирается человекоподобная тень.

— Ч-что это? — голос ЯнСи предательски подрагивает.

Я отдаю ЯнСи веер. Она успела вернуть, но, как оказалось, напрасно торопилась. Правда, от веера толку будет мало.

— Жертвы пожирателя, — спокойно отвечаю я.

Пузыри лопаются и лопаются. Скольких же тварь сожрал? Судя по силуэтам, пил чаще всего девушек, и это понятно. Девушек не принято учить боевым техникам, а значит, даже достигнув высоких ступеней культивации, они будут оставаться беззащитными.

Хуже всего то, что тени не настоящие призраки. Или наоборот, они, в отличии от Вей-эра, настоящие. Он сохранил себя: душу, память, личность. Тени давно утратили человеческое. В них нет ничего, кроме боли и жажды мести, и они не способны отличить причастных от непричастных. Проще говоря, они нацелены на всех живых.

Страж наносит удар мечом.

— Назад, — кричу я. — Ты бы ещё дым топором порубил.

Удар не причиняет ни малейшего вреда, зато тень чует человека. Вытягивается противоестественно длинная рука.

Страж отскакивает, пятится. На первый взгляд призраки не преследуют, но обольщаться не стоит. Шумно принюхиваясь, они запоминают всех, кто находится поблизости и однажды придут.

— Никому не расходиться, — приказываю я. — Окружите императора.

— ЯоЦинь?

— Если кто-то уйдёт, некоторые призраки могут развоплотиться и пойти следом, ваше величество.

Я охотно отвечаю, чтобы показать, что понимаю ситуацию.

— Откуда они вообще взялись…

— Талисман, ваше величество. Полагаю, пожиратель думал, что в талисмане запечатана убийственная техника, которая лишит вас жизни и не ожидал, что ценой удара станет его собственная жизнь. Талисман призвал жертв на путь мести, но… Настоящий виновный мёртв, и они будут преследовать всех живых, которые в миг призыва находились поблизости.

Лучшим решением было бы пригласить жреца, но уходить действительно никому нельзя.

Призраки не переставая нюхать землю, медленно двинулись в нашу сторону. Особенно торопится тот самый, получивший от теневика мечом. И следует он за обидчиком.

Я пытаюсь развернуть массив, но не успеваю. Почуяв ловушку, призрак бросается вперёд.

Обычными методами не справиться, и даже “призрачные когти” не помогут.

Я ведь по диким чудовищам, а не по нечисти. Пара мыслей у меня, конечно, есть, и я точно не позволю…

Слуга, из четвёрки нёсших паланкин со мной, не выдерживает, когда самая мелкая тень, размером с кошку, не больше, устремляется к нему. С криком он бросается прочь. Тень по крику уловив направление припускает следом.

Нельзя же!

— Взять! — приказываю я.

Стражи останавливают слугу, а я бросаюсь наперерез призраку. Вывожу иероглиф, как делал РенШен, чистой ци. Тень отвечает злобным шипением и заваливается на спину. Четыре конечности словно распадаются на части словно метла на прутья. Чёрные жгуты вытягиваются и обретают сходство со щупальцами.

Не получилось…

Щупальца тянутся уже ко мне.

И тонут в сиреневато-синем сиянии. Мягкий свет омывает призрака, и чернота растворяется. Призрак обретает прозрачность. Слышится тихий вздох, и тень бесследно исчезает. Только ноздри щекочет аромат благовоний.

— Брат!

— Да здравствует его высочество принц Юань!

— Долгих лет его высочеству принцу Юаню!

Я оборачиваюсь.

РенШен.

На меня он внимания не обращает, как не обращает внимания на приветствия, разбирается с тенями, причём с таким вальяжно-самолюбивым видом, что сразу ясно — передо мной перья распушил. Я-то не справлялась.

Р-р-р-р.

Так бы и пощекотала бока когтями.

— ХаоЦзы приветствует свою императорскую сестру, — РенШен кланяется ЯнСи, — и просит пригласить жрецов, чтобы проводить несчастные души в царство Ямы. Расследование с позволения императорской сестры этот принц возьмёт на себя.

Пожиратели должны быть уничтожены, я согласна полностью.

— Мы одобряем предложение нашего любимого брата. Принц Юань такой разумный.

— ХаоЦзы благодарит императорскую сестру за доверие.

— Раз уж ты так быстро пришёл, выпей с нами чаю, — решает ЯнСи.

РенШен вновь кланяется, и я отчётливо вижу, что делает он это не всерьёз, на публику. Мы встречаемся взглядами, и РенШен приподнимает уголок губ в намёке на улыбку. Я представляю, что я сделаю, когда мы, наконец, останемся наедине…

Но разве можно во дворце мечтать об уединении или хотя бы о спокойном чаепитии? Я не уследила, откуда они взялись. На тропинке появляются две звонкие хохотушки. Вероятно, они дочери чиновников, караулили нового императора. С императором не сложилось.

— Эта девушка приветствует её величество. Приветствую принца Юаня, — повторяют они друг за другом, и почему-то нацеливаются на меня. Хотя причина очевидна: наложницами в императорский дворец им не войти, но можно попытать счастья с дворцом Юань.

— Ай, разве это не слишком высокомерно? Император Лан сказала его высочеству несколько слов, но девушка Сян даже не поклонилась!

Глава 53

— Девушки правы, поклона не было, — легко соглашается РенШен и поворачивается ко мне. — ХаоЦзы приветствует драгоценную принцессу Юань. Долгих лет принцессе Юань. Надеюсь, принцесса простит?

Шут!

И ведь знает, что у меня от такой игры когти чешутся. Я же не сдержусь. Вот прям здесь и сейчас на глазах у публики брошусь. Что творит, мерзавец!

— Вы можете подняться, — фыркаю я и скрываюсь в паланкине. Ещё и шторку задёргиваю.

Ответом мне тихий смех.

Цыкнув, я отворачиваюсь. Интересно, девочки собирались вдвоём стать наложницами или метили на место принцессы? Как бы они его делили? Хотя нет, не интересно. Уж если РенШен их раньше в свою постель не пустил, когда считал себя четвёртым принцем и меня не помнил, то теперь уж точно погонит.

Не понимаю…

Учить боевые техники не принято — пускай. Но всё равно же можно найти чем заняться: целительство, каллиграфия и создание бумажных талисманов, травничество. Почему — ну, почему?! — девушки отказываются идти своим путём и добровольно лезут в змеиное гнездо, лишь по нелепости называемое дворцом? Что хорошего делить своего мужчину с другими, жить в вечной опасности? Я не знаю, почему мама вошла в резиденцию Сян, зато знаю итог. Двор рушится, денег нет, если бы не доброта кухонной девочки, еды бы тоже не было. Нас с мамой обеих ждала ранняя смерть. А ведь в императорском дворце страшнее: яд, подставы и неизбежная потеря высочайшей благосклонности. Зачем…? Если ЯнСи смогла отказаться от роли разменной монеты, то и другие смогут. Дело ведь не столько в поддержке, которую она получила от РенШена, сколько в её решительном характере. На арену ЯнСи никто не тащил, она сама вышла.

Паланкин плавно опускается.

Слуга поднимает занавесь. А, нет. Не слуга. РенШен перья распустил. Ещё и руку предлагает. Хах, с точки зрения правил, если бы я была женой, РенШен мог бы помочь, хотя это и не принято, но сейчас я всё ещё не замужем, и РенШен считается посторонним. Если я его коснусь, меня осудят за распущенность. Впрочем, если не коснусь, тоже осудят. За высокомерие.

Искать решение я не собираюсь, мне нет дела до столь незначительных правил и досужих сплетен. Но я ударяю РенШена веером по запястью. Силы не вкладываю, шлепок символический.

РенШен фыркает и отстраняется. Я выбираюсь из паланкина, запинаюсь. РенШен! Это точно он поставил… подножку. Я падаю в его объятия, а РенШен не просто удерживает от падения, но и крепко хватает. Как добычу.

— Драгоценная принцесса, пожалуйста, осторожнее. Вы не должны пострадать.

— Ты!

Земля уходит из-под ног, РенШен просто подхватывает меня на руки. И всё бы ничего, но он случайно зацепил меня в районе копчика. Вспыхнувшее желание почесаться нестерпимо.

РенШен вносит меня в Небесный дворец на руках.

Я выворачиваюсь, спрыгиваю на пол.

— Ни-Ни?

— Р-р-р.

Я задираю юбку до того, как служанки успевают закрыть двери. Кажется, с улицы долетает полный потрясения вздох. Не важно! Чешется, будто мне под юбку хвои десятилетней почесонки насыпали. Что же за напасть-то?

— Врача? — по голосу это ЯнСи.

— Нет необходимости, — отмахивается РенШен. — У Ни-Ни хвост режется.

— Что?! — для ЯнСи звучит абсурдно.

А я… Я разворачиваюсь, хватаю его за руки:

— Хвост? Ты уверен?! Но я не чувствую шерсти!

— Конечно, не чувствуешь. У тебя хвост лысый, как у крысы.

— Р-р-р…

Эмоции захлёстывают. Я теряю контроль, и оборачиваюсь лисой. Зуд проходит, оборот возвращает мне мою родную огненную роскошь, но я отмечаю это лишь краем сознания. РенШен со смехом уходит от когтей и… взлетает под потолок.

Я бросаюсь следом. Служанки с визгом разбегаются, и только ЯнСи стоит столбом и хлопает глазами на учиняемый беспредел.

Мои когти зубы почти смыкаются на перьях крыла.

И вдруг я сама оказываюсь в когтях.

А?! Вместо горлового рычания получается полный недоумения тявк. Лапы, лишённые опоры, против воли молотят по воздуху. Откуда-то снизу раздаётся робкий смешок, но всего через каких-то два удара сердца, смешок переходит в безудержный хохот, и я отчётливо понимаю, что это ЯнСи потешается. Надо мной.

РенШен легко удерживает меня в воздухе, а я не могу даже извернуться, чтобы цапнуть его. Зубы щёлкают впустую, а паршивец ещё и встряхивает меня, будто мешок… с костями. Уф, напрашивается на трёпку, и не важно, что это он меня треплет, наслаждается победой. Я никогда не признаюсь, что наша игра, когда не я хищница, мне нравится не меньше. К счастью, РенШен понимает меня лучше, чем кто бы то ни было. Иногда мне кажется, что он знает меня лучше меня самой.

Я расслабляюсь, подворачиваю хвост.

РенШен плавно приземляется. Вот теперь я могу извернуться, чуть прикусить его за шею. Если честно, я даже до кожи не добираюсь — не хочу потом вычищать из пасти застрявшие между зубами перья. РенШен заваливается на спину и… Что творит! Мой хвост, мой драгоценный, любимый, только что вернувшийся ко мне хвост, а он хватает его когтями, приминает мех. Я вскакиваю, хочу отпрыгнуть. И едва не оставляю хвост в его когтях. Лапы разъезжаются, и я позорно шлёпаюсь на пузо.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Воспользовавшись моментом, РенШен оборачивается. Его пальцы зарываются в мех у меня за ушами.

— Аф-р!

Да, продолжай, не останавливайся, чеши ещё.

Разомлев, я не сразу замечаю, что ко мне тоже вернулся человеческий облик. Не совсем, конечно. Хвост, как и положено, остался. А кроме хвоста почему-то сохранились уши. РенШен наклоняется, его лицо близко-близко. Глупые мысли куда-то улетучиваются, и я тянусь к своему птенцу навстречу, обхватываю за шею, целую.

ЯнСи пропала и предусмотрительно прогнала всех слуг. Хорошо, не придётся отвлекаться на развешивание бумажных талисмано — я не настолько дикая, чтобы забыть про зрителей.

Поцелуй совершенно естественно переходит в нечто больше, и я с удовольствием отдаюсь страсти, смешанной с нежностью. Я люблю РенШена, люблю давно. Даже если “забыть” про тысячелетия, которые я провела разбитой на осколки покалеченной душой, всё равно давно. И я хочу разделить с РенШеном вечность. Куда он, туда и я. Куда я, туда и он.

Я тянусь навстречу не только телом, не только ци, но и самой душой. Я растворяюсь в РенШене, но не самозабвенно, нет. Я осознаю себя, остаюсь собой со своими интересами, желаниями, стремлениями и чувствую, что точно также РенШен растворяется во мне. Мы каждый сам по себе, но одновременно мы становимся единым целым.

Ци бежит по энергетическим каналам, перетекая от меня к РенШену, а от него — ко мне. Совместная культивация, на самом деле, это нечто большее, чем обмен силой. Наши духовные основы срастаются, мои меридианы становятся продолжением меридианов РенШена, и наоборот.

Впереди нас ждёт долгий путь, но даже та капля, которую я ощутила сейчас, завораживает.

Я просыпаюсь и обнаруживаю, что лежу, уютно свернувшись у РенШена на груди. Хорошо, что лето и погода тёплая, а пол застелен ковром. Мы так и уснули в холле Небесного дворца, оставив навоявленного императора бездомным. Пфф!

— Попалась, Ни-Ни? — РенШен улыбается с насмешкой и нежностью одновременно.

— Я? Не-ет. Это ты попался, птенчик.

— Мда? А мне казалось, что это я за тобой бегаю, замуж зову.

— Фр-р, птенчик, не придирайся к моей охотничьей стратегии.

Глава 54

Когда мы добираемся до ЯнСи, за окном вечереет.

Новоявленная правительница страны Лунь с самым беззаботным видом держит пиалу и смакует чай. В своей ленивой хищной грации она невероятно похожа на РенШена. Глядя на ней, мне трудно поверить, что она чистокроный человек, да ещё и сестра РенШену только по отцу.

Мы свободно устраиваемся за столом, и я неожиданно для себя первой беру чайник. Обычно я предпочитала ждать, когда РенШен за мной поухаживает, но сегодня настроение отличается. Я замечаю промелькнувшее в его глазах изумление. РенШен улыбается, и я тоже…

— Вам мало разгрома в переднем зале?

— Пфф! — я задираю нос и отворачиваюсь.

Не буду же я признавать, что ЯнСи права? Если бы она о себе не напомнила, я бы пошла на новый раунд — на столе в этой жизни мы с РенШеном ещё не пробовали.

— Коронация назначена на завтрашний полдень? — РенШен вроде бы спрашивает, но я не улавливаю ни капли сомнений.

— Ага, — подтверждает ЯнСи.

Я прищуриваюсь. Если РенШен всё время был со мной, когда же он успел узнать новости?

— Некоторое время тебе стоит опасаться покушений.

— Чушь, — отмахивается ЯнСи. — Я всю жизнь остерегаюсь покушений, ничего не изменилось.

РенШен кивает:

— Да, А-Си, ты права, ничего не изменилось.

Она меняет тему:

— Ещё днём я послала вестника в резиденцию Сян. Министр не возражает, что ЯоЦинь составит мне компанию.

— Ещё бы он возражал!

— Я также сказала, что будущая принцесса скучает по своей наложнице-матери и беспокоится о её здоровье. Я прислала приглашение под предлогом лечения у императорских врачей. Министр противился, но в конце концов согласился. Я отправила госпожу к вдовствующей императрице-матери.

— Спасибо, — я по-настоящему благодарна.

— О чём ты, ЯоЦинь? Как я могла не помочь? Не о чем беспокоиться. Обратно мы твою… маму не отдадим. Ты ведь рассчитываешь, что она откажется от мужа, верно?

— Надеюсь, что откажется, — отныне мама может полагаться на меня.

— Кстати, А-Си, как ты хочешь разобраться с пожирателями? И когда?

Она задумывается лишь на долю мгновения:

— Завтра же? Сразу после коронации?

— Можно использовать мою маму, — предлагаю я.

— ЯоЦинь?

— У мамы было повреждено ядро. Я уверена, резиденция Сян связана с пожирателями. Из всех возможных храмов в своё время меня отдали в храм “Семи ветров”, занимавшийся поставкой жертв.

ЯнСи хмурится.

РенШен не удивлён.

— И что ты предлагаешь, Ни-Ни?

— Меня считают невоспитанной дикаркой, правильно? Я могла бы в нужный момент ворваться в тронный зал и попросить о справедливости, таким образом мы получим не только причину оставить маму во дворце без скандала, но и повод заговорить о пожирателях.

— Нет необходимости, Цинь-эр. Я собираюсь первой заговорить о пожирателях. Я нарушу традиции и… заставлю с собой считаться. Чтобы спокойно править, мне нужна репутация особы жёсткой, скорой на расправу. Ты ведь не думаешь, что чиновники меня приняли? На арене они поклонились мне из страха перед ХаоЦзы, но позже обязательно попытаются навязать мне свою волю и перехватить власть.

Увы, настоящие бои только предстоят…

Радует, что не всё придётся делать самим, у РенШена маленькая армия. Когда я усилю его теневиков своими пилюлями… Ох, мы идеальная пара.

— Сестрёнка Цинь-эр уплыла в мечты? — хмыкает ЯнСи.

— Тс-с-с, она воображает, как во главе армии победит пожирателей одним взмахом хвоста.

— О? Победит — это хорошо. Но если сестрёнка Цинь-эр собирается махать хвостом сама, то зачем же тогда армия?

Я поворачиваюсь к ЯнСи, окидываю её оценивающим взглядом. Как она может не понимать столь очевидных вещей?

— Разумеется, чтобы было кому восхищаться и восхвалять.

Мы с РенШеном отвечаем хором. Упс. Мы переглядываемся, и я первая фыркаю, настроение меняется, и я уютно устраиваюсь в его объятиях, почти клубком сворачиваюсь. Я больше слушаю, чем участвую в разговоре: я мало знаю о больших семьях, об их силе, о том, на кого из министров можно опереться, кого следует задобрить, а с кем нет никакой необходимости считаться.

— Братик, а почему бы нам не уничтожить гнёзда пожирателей за одну ночь? Если у твоих теневиков будет достаточно пилюль…

ЯнСи словно мысли читает.

Я лениво шлёпаю по столешнице хвостом, и РенШен, не прерывая разговор, наливает мне чаю.

Постепенно меня затягивает в сон — телу после прорыва требуется отдых.

Когда я просыпаюсь, я обнаруживаю, что лежу в незнакомой кровати. Спальная комната скрыта от обзора расписной ширмой. По небесно-голубому шёлку летят настолько искусно вышитые птицы, что кажутся живыми. Спросонья я даже прицеливаюсь поохотиться. Вот бы опозорилась… Пфф!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Потянувшись, я чувствую себя посвежевшей, полной энтузиазма. Я откидываю одеяло, спускаю ноги.

— Принцесс Юань, вы проснулись?

— Да.

Из-за ширмы появляется девушка в дворцовой форме.

— Эта слуга приветствует принцессу Юань, — кланяется ли она. — Желает ли принцесса принять ванну или позавтракать?

— Желает, — киваю я.

Бочка моментально наполняется водой — во дворце нет недостатка в водных талисманах. Я с удовольствием запрыгиваю в тёплую воду и позволяю служанке за мной поухаживать, расчесать волосы, добавить ароматических масел. В диком лесу подобные удовольствия недоступны… Хотя нет, при желании можно зачаровать мешочек и взять с собой в лес бочку, масла, кровать, ширму… Некоторые во времена империи Ю ухитрялись делать именно так. Как сейчас, не знаю.

Долго нежиться в воде у меня терпения не хватает.

Служанка подаёт мне нежное персиковое платье:

— Принцесса, ваша мама надеялась присоединиться к вам за завтраком. Госпожа ожидает в переднем зале.

— Мама!

На словах младшие почитают старших, а на деле мама, не имеющая благородного статуса, по правилам этикета должна мне кланяться. Естественно, я не позволю!

Не дослушав служанку, я выбегаю.

И замираю в дверях, застигнутая врасплох. Хорошо, что я оделась… Мама в зале не одна. Господин божественный доктор Азиз Йекта изволит слушать мамин пульс, благородно касаясь её запястья подушечками пальцев через тончайший шёлк. Судя по тому, как мама покраснела, доктор слушает пульс подозрительно долго, но отстраниться мама не пытается.

Если она найдёт своё счастье с иноземным доктором, я буду за неё бесконечно рада. Но! Если мама будет с доктором, кому мы с ЯнСи будем передаривать наложников?!

Крадучись, я пячусь. Доктор всё же замечает меня, в знак приветствия моргает, но слушать пульс не прекращает, видимо, восприняв мой уход как молчаливое одобрение. Я думаю, доктор бы не рискнул ухлёстывать за мамой, если бы намерения не были самыми серьёзными. Чем-то мама ему понравилась…

— Принцесса. желаете пригласить госпожу к завтраку? — уточняет служанка.

— Нет необходимости.

— Госпожа беспокоилась о вас, принцесса, — служанка едва заметно напрягается.

Её слова слишком похожи на возражение. Я могла бы разозлиться. То есть не я, а кто-то не дружащий с головой. У меня же проблемы исключительно со здравым смыслом. Я поощряю служанку улыбкой.

— В таком случае сообщи маме, что я уже проснулась.

— Да, принцесса.

Я задумываюсь — сесть ли мне за столом на место хозяйки или…

— Цинь-Цинь?!

Похоже, мама переживала за меня гораздо больше, чем я думала, раз так быстро пришла. Можно сказать, прибежала. И теперь держится за стену, тяжело дышит. Сзади под локоть её поддерживает догнавший доктор.

Я пересекаю зал и крепко обнимаю маму. Она вздрагивает и вдруг начинает сползать на пол. Легко удержав её, я провожаю её до стола, сажусь рядом. Господин Азиз Йекта торопливо проверяет пульс, и видно, что сейчас он работает по-настоящему. И без шёлкового платка.

— Госпожа испытывает сильные чувства. Я рекомендую успокоительный отвар, прогулки на воздухи и спокойствие.

— Цинь-Цинь, я слышала, тебя заперли во дворце? Почему ты не вернулась домой?

— Мам, своим домом я считаю дворец Юань.

Я уже начала его захват — РенШен выделил для моих учеников несколько внешних дворов.

— Но…

— Мама, разве ты сама хочешь вернуться в резиденцию Сян?

Мама удивлённо смотрит на меня:

— А как иначе?

Я закатываю глаза:

— Просто отправь им письмо о разводе.

— Цинь-Цинь? Что ты говоришь? Как это может быть? Его высочество принц Юань так хорошо отнёсся к тебе. Что он подумает, если я уйду из семьи? Цинь-Цинь, мне не нужна свобода ценой твоего счастья.

Что за чушь?

— Мама, ХаоЦзы, — я с трудом вспоминаю имя РенШена в этой жизни, — поддержит тебя. Разве ты не поняла, зачем тебя пригласили во дворец?

— Зачем? Чтобы господин божественный доктор Азиз Йекта проверил, как идёт моё выздоровление…

— Ха! Мама! Как будто доктор не мог навестить тебя! Ты здесь, чтобы попрощаться с резиденцией Сян навсегда. Если хочешь.

— Как его высочество может поддержать безнравственность? ЯоЦинь, подумай ещё раз.

Я отмахиваюсь.

— Мама, почему бы нам не позавтракать наконец?

— Да.

— Доктор, вы тоже присоединяйтесь, — пусть он соблазняет, если уж взялся.

К тому же… Хотя я забочусь о маме и готова за неё любому горло перегрызть, между нами нет душевной близости. Я вижу слабую забитую женщину, с которой мне… скучно. Мама не понимает, какая я.

В задумчивости, забывшись, я дёргаю хвостом, и моя меховая драгоценность распушается за спиной. Хвост как у меня никаким подолом не удержать, только сознательно опустить вниз и не шевелить. Стоило уйти в свои мысли, хвост зажил своей собственной жизнью.

Тьфу!

От того, что я заметила, хвост только сильнее задёргался из стороны в сторону.

— ЯоЦинь?

У человеческой женщины не может родиться лиса. Что я должна соврать?

— Да, мама? — я невинно улыбаюсь, словно вообще не понимаю, что её вдруг взволновало. — Мама?

— Цинь-Цинь, у тебя появился питомец? Может быть, принц подарил тебе ручного лисёнка?

А?

Хах, действительно… Первое, что придёт на ум нормальному человеку, это что под столом прячется зверь. Никто не подумает, что хвост вырос у родного ребёнка. Я расслабляюсь.

— Мама права, — киваю я. — Почему ты почти не ешь? Доктор, пожалуйста, проследите, чтобы мама выполняла ваши рекомендации и составьте ей компанию на прогулке. Мама, я некоторое время буду занята, — я прячу хвост. — Если тебе станет скучно, ты можешь найти вдовствующую императрицу, чтобы поболтать. Заодно можешь попросить её помочь тебе с нарядами. Те, что есть, никуда не годятся.

Предложение пообщаться с императрицей достаточно страшное, чтобы мама забыла про питомца.

Хм, надо, пожалуй, поручить РенШену найти мне лисёнка.\

Или лучше лисью стаю? Тогда у мамы не возникнет вопроса, почему хвосты разные.

Или… рассказать?

Я задумываюсь. Пожалуй, не стоит. Я пока не знаю, как подобрать правильные слова. Я боюсь, что она почувствует отчуждение и расстроится. Она моя мама, и я всегда буду защищать её, но в то же время… своей первой, настоящей мамой я считаю ту, из прошлой жизни — девятихвостую лисицу. Мама, давшая мне эту жизнь… она такая хрупкая, надломленная, нежная. Да, в ней есть и твёрдость характера, и стойкость. Но для она, как бы глупо ни звучало, младшая. Она определённо не тот человек, с кем я готова делиться своими бедами и сомнениями.

— ЯоЦинь…

— Его высочество ценит юную госпожу именно такой, — вмешивается доктор. — Вам не нужно беспокоиться. Госпожа, позвольте, я помогу вам составить письмо о разводе? Я слышал, как все хвалят ваши навыки каллиграфии. Я же иностранец… Вы не откажете бедному доктору в паре уроков?

И где же господин доктор про мамину каллиграфию мог слышать? При том, что мама сто лет кисть в руки не брала. Врёт и не краснеет! Его РенШен научил?

Мама хлопает глазами, но вежливость и выученная покорность не позволяют ей прямо опровергнуть доктора. Да и не похоже, что она хочет. Иначе бы, как минимум, подала знак мне, но она поглядывает на доктора из-под ресниц, а на щеках цветёт румянец.

Общество доктора ей в любом случае полезно, а потом я спрошу, гнать его или оставить.

Убедившись, что мама поела и больше не интересуется едой, я откладываю палочки.

— Мама, тебе что-нибудь нужно прямо сейчас?

— Н-нет.

— В любом случае распоряжайся слугами или зови меня, если что-то понадобиться. ХаоЦзи тоже можешь сказать. Я некоторое время буду занята.

Так и не получив внятного ответа, я оставляю маму на попечение доктора — пускай ведёт её на прогулку. Кстати, о каллиграфии — медитативное искусство, успокаивающее душу, полагаю выбор господина Азиза Йекта не случаен.

Служанка провожает меня в кабинет. Я без пояснений догадывалась, что меня ждёт, и догадка подтверждается. РенШен умеет удивлять, но при этом остаётся для меня удивительно предсказуемым. Наверное, это глубина нашего взаимопонимания, верно? Когда слова не требуются, и мы заранее знаем, к какому решению придём.

На столе меня ждёт моя алхимическая печь — та самая, подаренная господином Лю МоРо. Вдоль стены выстроены ящички с сырьём. Выглядит так, будто РенШен выгреб все свои запасы.

Целый стог переработать!

Я лиса, а не коза… Я ныряю в работу с головой.

Глава 55

Проходит немного времени, пара благовонных палочек. По крайней мере, мне так кажется. Я возвращаюсь в действительность, потому что сырьё… кончилось. Я недоумённо осматриваю пустые разбросанные ящикчки и аккуратно заполненные бутылочки. За окном сумрак. Закат или рассвет? Очнувшееся чувство времени подсказывает, что я возилась день и всю ночь. Я отстраняюсь от алхимической печи, и чувствую лёгкую боль в шее — затекла.

— Наконец-то.

— Ха?

Как я могла не заметить постороннего, да ещё и с уязвимой спины?! Я оборачиваюсь и выдыхаю — не посторонний, РенШен. Птенчик в человеческой ипостаси угнездился на подоконнике как на насесте.

РенШен спрыгивает и опускает ладони мне на плечи, тепло его рук и его ци растекается по телу, и из горла вырывается низкое мурчание. РенШен массирует плечи, затылок, бережно чешет за ухом.

За ухом?!

Я чувствую, как уши встают торчком и начинают двигаться помимо воли. Хвост тоже.

— Ни-Ни?

— Мама видела…?

РенШен понимает меня с полуслова:

— Ни-Ни, ты хоть иногда в зеркало смотришь? Служанка всё непотребство спрятала под волосы.

— Непотребство?!

Я взвиваюсь в прыжке. РенШен со смехом отскакивает и позволяет мне напрыгнуть сверху, подхватывает под бёдра, целует. Вот поэтому с ним воевать совершенно невозможно. Сколько зубами ни щёлкай, зацелует, и всё. Р-р-р.

— Между прочим, — РенШен выхватывает из моей причёски шпильку, — служанка позаботилась.

Шпильку украшает рыжий меховой помпон.

— Пфф!

— Ты действительно хочешь завести лисью стаю?

— Почему бы и нет? — я обвиваю хвостом его ногу и устраиваюсь удобнее. — Ты заберёшь все пилюли?

— Хм?

— Что ты скажешь про клан Лю? Мне показалось, они… интересные. В их руках богатства, сокровища, сила, но при этом они не стремятся к власти, по крайней мере открыто. Привлечь их было бы полезно, нет?

— Они предпочитают избегать политики.

— Мы с господином МоРо неплохо поладили. Было бы нехорошо оставить его без пилюль.

РенШен кивает:

— В любом случае злоупотреблять пилюлями вредно. Я возьму только те, которые пригодятся против пожирателей. Кстати, я проверил резиденцию Сян. Ни министр Сян, ни другие господа пожирание не практикуют.

— Но моя мама…

— Я выяснил, что они приглашали для неё монаха из храма “Семи ветров”.

— Вот как?

— Ни-Ни, обещаю, они не уйдут от суда и наказания.

— Хорошо. Я знаю. Они похожи на кроликов в загоне, они никуда не денутся.

РенШен целует меня в нос и поднимается. Увы, у него дела — смена власти тяжёлое время, и то, что РенШен нашёл для меня пару благовонных палочек уже чудо. Я провожаю его, и на десять благовонных палочек погружаюсь в медитацию — успокоить бег ци по энергетическим каналам, укрепить духовные структуры, восстановить правильное течение ци.

Завтракаю я поздно и в одиночестве. Служанка радостно сообщает, что мама с доктором в бамбуковом лесу.

— Найди для меня экипаж, — распоряжаюсь я. — Мне нужно посетить аукционный дом Лю, а золото, как я однажды прочитала в мудрой книге, любит тишину, поэтому не стоит привлекать излишнее внимание внешней роскошью.

— Принцесса, я слышала, что неподалёку от дворцовых ворот стоит слуга из резиденции Сян. Я не знаю, стоит он ради вас или ради госпожи.

— Думаешь, министр Сян попытается силой меня вернуть? Неужели он настолько глупый? Не важно, я скрою лицо вуалью.

— Да, принцесса.

Служанка уходит, а я возвращаюсь в кабинет посмотреть, какие пилюли мне оставил РенШен.

Несколько штук, вряд ли больше. Обнаружив выстроенные в ряд шесть бутылочек, я удивлена. По две-три пилюли в каждой, и только самая ценная пилюля прорыва на ступень одна. Я собираю бутылочки в шкатулку, прячу её в рукав.

Служанка уже ожидает меня за дверью и подаёт широкополую соломенную шляпу с плотной вуалью. Экипаж, надо полагать, уже готов? Я ничего не спрашиваю, в этом нет необходимости. Я киваю и следую к выходу.

Снаружи ждут слуги-мужчины. Я удостоена чести перемещаться по территории императорского дворца в паланкине. Усадив сестрёнку ЯнСи на трон, я получила привилегии и никакой головной боли — так приятно, просто мур-ру-ру. Я забираюсь в паланкин, и служанка задёргивает штору.

Я давно не видела своих учеников… Общение через Вей-эра не считается. Можно ли навестить дворец Юань? Пожалуй, под личиной госпожи Шан можно. Чем я рискую, если меня раскроют? РенШен нацелился на пожирателей, с которыми у министра Сян были связи. Дядюшку ждут трудные времена, и он может только полагаться на меня, а не создавать трудности.

За размышлениями я почти не замечаю дороги, чувствую, как паланкин опускается. Служанка сообщает, что мы прибыли к дворцовым воротам и, получив разрешение, поднимает штору. Я выхожу.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Экипаж ждёт за воротами. Створки закрыты, так что моё исключительное появление на паланкине снаружи никто не увидит, а на особу, прячущую лицо под вуалью, слуга может таращиться, сколько угодно. Последует ли слежка за мной? Я уже решила, что это не имеет значения. В любом случае РенШен оставил мне нескольких своих теневиков, заставить слежку потерять меня из виду для них не составит труда.

Я сажусь в экипаж.

— А-Жун?!

Любимая ученица хитро улыбается:

— Его высочество принц Юань передал, что я могу с вами встретиться.

— Сядь-ка, — указываю я на сиденье напротив.

А-Жун послушно перебирается и протягивает мне ладони.

Экипаж трогается.

Не знаю, сколько благовонных палочек у нас есть — успею. А-Жун соскальзывает в медитацию, и я следую за ней по нашей учительско-ученической связи. За то время, что я не видела девушку, её духовные структуры окрепли, ядро развилось. Похоже, А-Жун работала много и упорно.

— Отличный результат. Даже чрезмерно.

— Учитель, эта ученица помнит наставления, не волнуйтесь. Я не буду спешить.

Я погружаюсь в медитацию глубже. Меридианы у А-Жун в полном порядке, более мелкие каналы — тоже.

— Удели больше внимания ядру.

— Да, учитель.

Интересно, А-Жун знает, что я дочь резиденции Сян? Она не спрашивает ни о чём важном до прибытия к аукционному дому Лю, беззаботно болтает о повседневных мелочах.

Экипаж останавливается.

А-Жун очень естественно берёт на себя роль служанки и помогает спуститься на мостовую.

Нас встречают. Наверное, прежде всего узнали А-Жун, а обо мне догадались, или А-Жун подала знак. Стоящие у входа девочки торопливо распахивают створки и склоняются в приветственных поклонах. Я прохожу мимо, а А-Жун, умница, вознаграждает девочек битым серебром. Слуги любят подарки. Хах, на самом деле взятки любят все.

Старшая слуга немедленно приглашает нас наверх, предлагает чай, сладости, фрукты и заверяет, что господин Лю бесконечно счастлив моему визиту и скоро будет.

Я не возражаю. Очевидно, что из-за меня господин МоРо бросит все свои дела. Так почему я должна торопить его? Достаточно того, что я уже принесла с собой некоторые неприятности. Я поднимаю вуаль и позволяю А-Жун увидеть мою полную предвкушения улыбку.

То, что я собираюсь сделать — это… прибрать к рукам понравившийся клан.

— Госпожа ЮНи!

— Господин МоРо, — я не только привстаю при его появлении, но и вежливо складываю руки перед грудью.

— Девушка ЮЖун, — моей ученице тоже достаётся приветствие. Господин алхимик предельно вежлив.

Я улыбаюсь:

— Господин МоРо, хотя я рада выпить чаю с вами, я не могу эгоистично отбирать ваше драгоценное время, — я красиво объясняю, что собираюсь нарушить правила этикета и отказать от бессмысленной болтовни. — Взгляните, пожалуйста.

Вытащив из рукава шкатулку, я ставлю её на стол и подталкиваю к господину МоРо. Уважаемый алхимик подаётся вперёд. Он похож на нетерпеливого ребёнка, разворачивающего праздничный подарок. Поочерёдно заглядывая в бутылочки, господин МоРо начинает явственно задыхаться. Его глаза лучатся неподдельным восторгом.

— Госпожа, пилюли чистейшие! Я не представляю, как можно выставить их на аукцион. Они… бесценны. Любая сумма будет слишком маленькой. Как мне представляется, выгодная сделка возможна только при обмене сокровища на сокровища, но я не знаю, что может быть достаточно ценным… У госпожи есть какие-то потребности?

Я качаю головой:

— Господин МоРо, если продать пилюли слишком хлопотно, просто забудьте их в кладовке. В конце концов, если бы не алхимическая печь, которую вы мне столь любезно подарили, этих пилюль бы не было.

Вместо радости господин МоРо становится серьёзным.

— Госпожа ЮНи, алхимическая печь не может столько стоить.

— Господин МоРо, что вы думаете о пожирателях?

— Что?

Мой визит стремительно перестаёт быть желанным.

Я безмятежно улыбаюсь:

— Пожиратели.

— Как алхимик, я считаю их путь тупиковым. Даже разлитая вокруг ци не является идеально чистой и содержит примеси. К счастью, чуждого в естественной ци настолько мало, что нет необходимости беспокоиться, но когда культиваторы поглощают ци из растений или минералов, они должны быть предельно осторожны и помнить о сочетаемости. Одно из важнейших искусств алхимии — это искусство очищения. Пожиратели быстро накапливают силу, но сила остаётся чужой и размывает их изнутри. Любого пожирателя ждёт неизбежный жалкий конец. Почему госпожа ЮНи хотела, чтобы я сказал то, что госпожа знает лучше этого скромного старика?

— Хотя пожиратели быстро находят смерть, пока они живы, они исключительно опасны, ведь, не задумываясь о сочетаемости, они надуваются от переизбытка энергии как мыльные пузыри. Иными словами, они сильнее совершенствующихся, идущих праведным путём и могут быть серьёзной угрозой. Разве клан Лю не желал бы избавиться от раздражающих пиявок?

— Госпожа?

— Я прибыла сегодня не только передать пилюли, но и сообщить, что скоро гнилое дерево будет выкорчевано. Клан Лю желает присоединиться к его высочеству принцу Юань? Я знаю, что клан Лю амбициям предпочитает деньги, но также знаю, что богатства любят крепкие отношения с надёжными друзьями.

— Госпожа ЮНи, говорите ли вы от имени принца Юаня?

Я вынимаю из рукава пайцзу и заставляю феникса расправить крылья.

— Его высочество… настолько вам доверяет? Госпожа ЮНи, вы верно заметили, что клан Лю не имеет амбиций, но всё же правильнее сказать, что мы не имеем мелочных амбиций. Правильно ли я понимаю, что вскоре пилюли исключительной чистоты станут обыденностью? Девушка А-Жун не единственная ваша ученица.

— Расстановка сил скоро изменится, — соглашаюсь я. — Теневики принца Юаня удивляют, верно? Недавно они начали принимать мои пилюли. Со временем Дом Огня также достигнет высот. Для многих моих учеников исчезнет необходимость оставаться подле меня, и они создадут свои семьи, кто-то отправится на государственную службу…

Фактически я собираюсь взрастить преданных нам людей, способных естественным образом мягко выдавить из власти нынешних влиятельных чиновников. Министр Сян и прочая шайка постепенно лишатся своего влияния, отойдут от дел и станут обычными подданными, пусть и богатыми. Семейный бизнес — вот их удел.

Если клан Лю к нам не присоединится, то тоже пострадает. Не потому что кто-то из нас будет вредить им нарочно, просто не выдержат честной конкуренции: кто купит плохую пилюлю, когда хорошая даже дешевле?

Уверена, господин МоРо уже не только беседовал со старейшинами клана, но и принял решение — я ведь ничего нового не раскрываю, самые проницательные ещё несколько лет назад поняли, что принц Юань готовит на трон сестру. Со своими пилюлями я лишь удачно вписалась в существующий расклад.

Поэтому ответ я получаю ожидаемо быстрый:

— Клан Лю прислушается к совету госпожи Шан в надежде приобщиться к её мудрости.

За красивыми словами скрывается вполне прагматичное предложение: клан Лю станет частью нашей фракции в обмен на свою долю пирога. Они хотят мои рецепты и техники.

Именно за этим я и шла.

— Я была бы рада взять ученика из клана Лю, — у меня есть техники и рецепты, которыми поделиться не жалко.

— Госпожа ЮНи, я отдам пару распоряжений. Прошу меня извинить.

Я благосклонно киваю.

По моему знаку ЮЖун наполняет пиалу, и я улавливаю тонкий аромат жасмина. Я успеваю сделать всего пару глотков, когда господин МоРо возвращается. На языке тает лёгкая чайная горчинка.

Господин МоРо тоже берёт пиалу и заводит отвлечённый разговор о сортах. Я больше пью, чем говорю и между делом отщипываю с кисточки самые крупные виноградины. Господин МоРо замечает и тут же приказывает слугам послать виноград во дворец Юань. Я благодарю за заботу. ЮЖун понятливо моргает — она проследит, чтобы дворец послал ответный подарок. Я же, хотя пайцзе снова скрыта в рукаве, от имени РенШена приглашаю господина МоРо.

Какое счастье, что РенШен избавился от трона и скинул его на сестру! В будущем я буду избавлена от необходимости быть дипломатичной и вежливой. Не важно, что господин МоРо приятный собеседник. Почему я должна тратить время на чай? Я могла бы медитировать или вернуться к боевым тренировкам, моё тело и духовные основы достаточно восстановились, чтобы заняться собой всерьёз.

Проходит около одной благовонной палочки, дверь открывается и слуга вносит искусно инкрустированный тубус. Господи МоРо забирает его у слуги и лично передаёт мне:

— Госпожа ЮНи, здесь всё, что клану Лю известно о пожирателях, за исключением одного сообщения, которое я передам вам на словах.

— Да?

— Нам стало известно, что пожиратели тоже поняли опасность грядущих изменений. Они уверены, что наибольшую угрозу для них представляет дворец Юань и Дом Огня, по счастливому для них стечению обстоятельств, делящих одну территорию. Пожиратели собирают все доступные им силы для решительного сражения. Понимаете? На самом деле не будет длительного противостояния, победитель станет известен до завтрашнего утра, а проигравшая сторона будет уничтожена. Будьте осторожны, госпожа ЮНи, пожиратели умеют удивлять.

— Я тоже умею.

Глава 56

Ехать во дворец Юань или быть послушной девочкой и вернуться к ЯнСи — тень сомнений исчезает. Спешно попрощавшись с господином МоРо, я спешу к мужу. К мужу?! Когда это мой образ мыслей так переменился?! Не важно!

Я забираюсь в экипаж и через ЮЖун передаю приказ поворачивать в резиденцию РенШена.

— Да, именно так и распорядился его высочество, — соглашается возница. РенШен так хорошо меня знает…

Хотя я по-прежнему не считаю пожирателей опасными для себя или РенШена, я боюсь, что многие наши люди могут пострадать или даже погибнуть.

Они осмелятся напасть открыто?

Надеюсь, РенШен развернул достаточно массивов.

— Ты не должна высовываться и лезть в драку. Не пренебрегай собой.

— Ученица понимает.

— Надеюсь.

Поездка до дворца Юань занимает меньше времени, чем от императорского дворца до аукционного дома, но всё равно я успеваю потерять контроль над эмоциями, хвост вырывается из-под подола и… буйствует в такт эмоциям.

Я честно пытаюсь поймать его руками и усмирить.

Раньше я была лисицей, и мне просто не требовалось контролировать хвост! В прошлом я бы стегала всех окружающих, кто сунулся ко мне слишком близко, ибо сами дураки к взбешённой личе лезть. Но сейчас-то всё иначе.

Я кручусь, мех выскальзывает из пальцев. Собственный хвост будто издевается надо мной. А ЮЖун таращится, глаза круглые как солнышки.

— Что? — я раздражённо бросаю идиотские попытки. На ум приходит воспоминание о щенке, радостно гонявшимся за самим собой. Разве я сейчас была не его копия? Ар-р-р.

— Н-ничего, учитель.

А то я слепая! Не вижу, как её глаза двигаются вправо-влево, вслед за кисточкой моего хвоста. И пальцы скрючены в хватательном жесте.

— Нравится? — неожиданно для самой себя спрашиваю я.

— Да-а-а…

Серьёзно?

И что мне с её эти “да” делать?

Раздражение утихло.

Фыркнув, я оборачиваюсь, выпрыгиваю из платьев и приземляюсь к ЮЖун на колени. Девушка ахает. Я тыкаюсь носом ей в ладонь и принимаюсь топтаться по ногам. Сначала робко, а потом уверенно, ЮЖун запускает пальцы в мой мех, чешет за ухом. Её движения очень отличаются от движений РенШена. ЮЖун вроде бы нежнее, но РенШен не только приятнее, но и увереннее. ЮЖун скорее поглаживает, а он по-настоящему зарывается пальцами в мех.

Ур-р.

Я сворачиваюсь клубком. Пожалуй, надо почаще менять ипостась, истинный облик действует на меня благотворно.

Лишь когда экипаж останавливается, я возвращаю человеческий облик, буквально запрыгиваю обратно в платье, обращаюсь. Навык остался с прошлой жизни, не подвёл. Мне остаётся только чуть-чуть поправить платье и прикрыть лисьи уши шляпой, а лицо — вуалью.

— Госпожа, — слуга снаружи обращается неопределённо, приветствует учтиво, — мы прибыли во дворец Юань.

ЮЖун помогает мне выйти.

Я слегка удивляюсь, что РешШен меня не встречает. Я прекрасно понимаю, что у него могут быть срочные дела. Нет никакой необходимости, чтобы он летал вокруг меня с утра до ночи, я первая взвою и устрою ощипывание назойливой курицы живьём, просто не в его характере.

Что-то случилось?

Слуги пропускают меня, не спрашивая пайцзы, вперёд выходит слуга, доставлявшая помолвочные дары.

— Эта скромная приветствует принцессу Юань. Добро пожаловать домой, госпожа.

Хм? “Юная госпожа” — невеста, но “госпожа” — жена.

— Рада новой встрече. Всё ли у вас было благополучно?

— Эта скромная благодарит госпожу за заботу. Его высочество сейчас во дворе “Поющей радости”. Старшая госпожа в дурном расположении духа.

Что? Какая ещё старшая госпожа? Кто такая и откуда свалилась?

Не слушая дальнейших объяснений, я устремляюсь по дорожке. Кажется, управляющая пыталась меня затормозить напоминанием, что я не знаю, куда идти. Отчасти она права, даже мой ночной визит и воровство доктора, про которые управляющая знать не должна, едва ли мне помогут угадать двор “Поющей радости”. Но мне это и не нужно.

Я просто… чувствую, куда идти. Такое непривычное, но восхитительное ощущение! Хах, если бы я знала. что единство настолько захватывающее, я бы согласилась на совместную культивацию ещё пару тысяч лет назад, или сколько прошло с моей прошлой жизни? Я ощущаю РенШена как видимый мне одной путеводный огонь, и иду, почти не замечая дороги. Я думаю, если понадобится, я смогу отдать ему свой небольшой запас ци или наоборот, позаимствовать у него. Единство — это не только про близость душ, но и про весьма полезные новые возможности.

Если бы мы культивировали раньше, РенШен смог бы дозваться меня во время последней охоты, и я бы вернулась, мы бы успели уйти через портал с остальными, жили бы сейчас с нашими настоящими семьями, родные не оплакивали бы нас…

Я сердито дёргаю хвостом, отгоняя непрошеные сожаления, и прибавляю шагу. Зелень, изящная архитектура, рукотворные водоёмы — ничего нового, хотя и красиво, особенно сосновый лес, будет, где размять лапы, не покидая дворца. Я, наконец, проскакиваю декоративные ворота.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Двор “Поющая радость” двухэтажный, островерхие крыши устремлены к небесам. У входа сидит пара деревянных львов. Я поднимаюсь по ступенькам.

Служанка у двери пытается преградить мне путь. По идее даже РенШен, хозяин дворца, не должен врываться, пока служанка не доложит госпоже о его прибытии, хотя в случае с РенШеном несколько иначе: служанка не ждала бы, когда он дойдёт от ворот до крыльца, а побежала бы докладывать сразу.

ЮЖун обгоняет меня и, приобняв служанку за плечи, убирает с моего пути.

Я вхожу.

РенШен стоит, заложив руки за спину и уставившись в пол. На лице ни тени эмоций.

— Ты меня совершенно не слушаешь! — императорская наложница Юань с раскрасневшимся лицом выкрикивает обвинения.

Мда, истерика никого не красит.

Почему РенШен её слушает?!

— Может быть, ты думаешь, что твоя невеста обрадуется твоему решению и не возненавидит тебя на всю оставшуюся жизнь?!

— Этот сын думает именно так. Почему бы матери не спросить мнение моей жены? — РенШен поворачивается ко мне.

— А?

Императорская наложница наконец замечает меня:

— Девочка Сян.

Почему я продолжаю звать её императорской наложницей? Её император мёртв, она больше не наложница.

— Невестка приветствует госпожу Юань.

Она поджимает губы. Моё обращение не нравится? Но я же вежлива, хотя и слегка своевольна. Назвав себя невесткой, я подтвердила свой статус жены, но при этом отказала женщине в родстве.

— Этот неблагодарный сын отказывается принять то, что принадлежит ему по праву! Как сильнейший в императорской семье, именно он должен взойти на трон! Ты стала бы императрицей, матерью нации, образцом для подражания всех женщин под небесами.

— А почему неблагодарный? — мне действительно интересно, потому что РенШен последний, кого можно назвать неблагодарным.

— Я столько сил в него вложила, а теперь… теперь он лишает меня славы вдовствующей императрицы!

Ха-а-а…

— Так вы хотите титул? Какой бесполезный сын… Госпожа Юань, не волнуйтесь, у меня есть решение.

— Да, девочка Сян?

— Поскольку у меня хорошие отношения с ЯнСи, я повлияю. Коронации ещё не было, поэтому, чтобы стать вдовствующей императрицей, вам срочно нужно выйти замуж! Вы свободная женщина, поэтому с этим проблем не возникнет. Я уговорю ЯнСи, и мы коронуем вашего мужа. Вам останется отравить его, обезглавить, утопить. Таким образом вы получите титул, а ЯнСи не потерпит никакого убытка. Разве не прекрасно?

— Что за чушь она несёт? Твоя невеста сумасшедшая?

— Мама, Ни-Ни предлагает тебе решение. Если ты сделаешь, как она говорит, ты станешь вдовствующей императрицей. Этот бесполезный сын счастлив, что желание матери может быть исполнено без его участия усилиями матери.

Он кланяется. А когда выпрямляется, я бросаю в него тубусом.

РенШен ловко ловит.

— Здесь списки пожирателей, — поясняю я, на всякий случай при госпоже Юань я не упоминаю, что информация предоставлена кланом Лю. — Кстати, они собираются напасть, ты в курсе?

— За то, что они собираются помешать мне насладиться моей молодой женой, я, естественно, их убью.

Я качаю головой:

— Я думаю, они нападут засветло.

— Что? — растерянно спрашивает госпожа Юань. — Кто-то осмелится напасть на дворец?

— Одного смельчака я для вас поймаю.

Кстати!

Наложников ЯнСИ можно передаривать госпоже Юань!

— Засветло…? Я сейчас же приму меры. Мама, этот сын уйдёт первым.

Я вцепляюсь в его руку:

— Я с тобой, — с бывшей императорской наложницей я прощаюсь своеобразно, позволяю хвосту на миг появиться из-под юбки и помахать.

Судя по сдавленному всхлипу, госпожа Юань сражена наповал.

РенШен начинает раздавать распоряжения, как только мы покидаем двор “Поющей радости”. Теневики появляются и исчезают, а РенШен продолжает отдавать всё новые и новые команды. К моему предположению он отнёсся всерьёз. К сожалению, помочь я ничем не могу: ни дворца, ни людей толком не знаю, в обороне тоже не сильна.

Даже на башню подниматься бесполезно — там уже свой наблюдатель. Я раздражённо цыкаю зубом и устраиваюсь в кабинете РенШена в дальнем углу.

Теневики время от времени возвращаются с короткими докладами. По их мнению всё спокойно. Но ни я, ни РенШен не расслабляемся.

Проходит пара благовонных палочек.

В кабинет входит обычный слуга:

— Ваше высочество, прибыл господин Фу ФенРо с сыновьями и умоляет его принять.

— Разве я не приказал закрыть ворота?

— Отвечаю вашему высочеству. Согласно вашему приказанию, ворота действительно закрыты.

РенШен хмурится:

— Тогда о чём ты говоришь?

— Господин Фу ФенРо стучит в закрытые ворота и настаивает.

— Пусть уходит или продолжает стучать. Этот принц не принимает.

Поклонившись, слуга уходит. Воспользовавшись затишьем, я выбираюсь из угла, опираюсь ладонями РенШену на плечи и начинаю разминать:

— Я одна думаю, что нетерпеливый господин Фу прибыл со стороны пожирателей? Зачем он притащил сыновей, если не для драки?

— Верно.

РенШен откидывает голову и откровенно наслаждается массажем.

Проходит около одной палочки.

Посреди кабинета появляется теневик:

— Докладываю его высочеству. В квартале появились подозрительные личности.

— Начинается, — хмыкаю я.

— Докладываю его высочеству! Отряды стражей нескольких семей вышли на улицы, предположительно их цель — дворец Юань.

— Докладываю его высочеству. В квартале появился свободный мастер Хуа, изгнанный из звёздной секты “Небесного пути”.

— Они сильнее, чем я ожидал, — спокойно произносит РенШен.

Пфф!

Подумаешь! Самый сильный тут РенШен, а они просто кожаные мешки, раздутые от поглощённой энергии, размывающей их изнутри. Я именно эту их слабость уже использовала в бою. Тогда я позволила пожирателю начать себя пить. Не тот опыт, который я готова повторить. Но… Выставить живые приманки я, естественно, тоже не готова. Моя цыплята только мои.

Сестрёнка увлекалась иллюзиями, она бы прекрасно справилась сейчас. Я, увы, нет. На ум приходит одна идея, но воплощать трудно и долго, поэтому отпадает.

— Докладываю его высочеству! Отряд теневиков преодолел западную стену и был пойман массивом.

— Проследите, чтобы простолюдины не пострадали.

— Да, ваше высочество!

РенШен, не торопясь, сворачивает документы, которые я принесла, возвращает в тубус и прячет в тайник, не заботясь о том, что я увижу лишнее. Впрочем, ничего, посвящённого охоте на монстров там нет, так что не интересно. Без нужды я даже не вспомню, как этот тайник открывается.

— Ни-Ни, тебе лучше остаться…

— Ага, угу.

— Прикрой, Ни-Ни, — РенШен оборачивается фениксом.

Не уверена, использует он отвод глаз или растворение, но тает прямо передо мной и уже невидимкой вылетает в окно, только створка хлопает. Я раздражённо цыкаю — очень уж любопытно сбегать на разведку, но кто-то должен оставаться во дворце, а я, какая жалость, не настолько безответственная, чтобы сбежать следом, и провожаю его тоскливым взглядом.

В кабинете сидеть всё равно скучно. Я достаю из рукава пайцзу, вливаю ци с избытком, чтобы изображённый феникс раскрыл крылья не на пару ударов сердца, а на пяток благовонных палочек. Повесив знак власти на пояс, я выхожу.

Я могу ошибаться, но, как мне кажется — ворота самое очевидное место для вражеского удара. Просто по той причине, что ворота защищены хуже, нежели стены или даже боковые калитки, потому что только через ворота могут войти чужаки. В смысле, гости.

— Принцесса Юань, его высочество…?

Я бы могла сказать, что он разрешил мне порезвиться, но я не думаю, что люди РенШена оценят шутку. Поэтому сказать, что он испугался и спрятался тоже нельзя.

— Занят, — фыркаю я. — Атаки повторялись?

— Нет, принцесса. Противники берут дворец в кольцо.

Обидно. Я бы предпочла прихлопнуть большую кучу одним ударом.

— Действуйте, согласно указаниям принца.

Из меня стратег… Не стоит позориться перед подчинёнными с первого же дня, достаточно стоять и излучать ауру уверенности, это не только производит впечатление, но и благотворно действует на умы.

— Докладываю принцессе. Второй отряд теневиков погиб при штурме ворот.

Угу.

— Разве у всех этих горе-вояк не должен быть штаб где-то поблизости?

— Отвечаю принцессе. Штаб может располагаться в любом из зданий, поиски затруднены запретом его высочество причинять вред простолюдинам.

Так РенШен полетел искать штаб

ЯнСи пришлёт гвардию? ЯнСи…

— Нападение только на нас? Император Лан…?

— Император Лан по приказу его высочества находится под защитой наших братьев.

Ясно.

Я даже толковые вопросы задать не могу. Это… удручает.

— Готовится атака!

Пять ударов сердца ничего не происходит, а затем створки содрогается, как от мощнейшего тарана. Ворота выдерживают, однако на пробить защиту противникам всё же удалось. Через брешь на передний двор врываются чёрные жгуты щупалец, жадно шарящих по пространству вокруг в поисках добычи.

Р-р-р.

Щупальца не проблема. Проблема в том, что пожиратель снаружи, и можно сколько угодно рубить отростки, они будут возвращаться снова и снова, пока не убрать заклинателя или пока он не истощит свой ядро, а оно у него как пузырь, бестолковое, но огромное. Это не тот неудачник, с которым я столкнулась, этот опаснее в разы.

Хм, а один ли это? Может, общими усилиями лезут? С одной стороны, чтобы объединяться, надо доверять друг другу, с другой стороны, кто сказал, что пожиратели друг другу не доверяют? Преступление объединяет.

Проскакивая между щупальцами, я прорываюсь к стене. Тот случай, когда лапы впереди головы, и даже драгоценный хвост не затормозил. Вот куда я полезла? Поздно задаваться вопросами здравого смысла, сидя на гребне ворот на виду у врага.

Проследив за щупальцами, я понимаю, что угадала — четвёрка пожирателей, их выдаёт и их техника, и их оплывающие, стоит в окружении бойцов, совершенствующихся традиционно.

Меня, естественно, заметили. Щупальца устремляются ко мне.

Я говорила, что не стану подставляться? Но так заманчиво лопнуть всех скопом, как те самые пузыри.

Я не пытаюсь увернуться, окружаю себя щитом ци. Сначала щупальца высосут щит, и вместе с энергией пожиратели получат и заряженный той же энергией иероглиф проявления сути. Можно сказать, мой коронный номер.

— Кья-а-а-а-р-р-р!

Вопль с небес буквально вбивает в землю всех. Меня вжимает в ворота, и я повисаю, неловко перегнувшись. Щупальца расплющивает, они всё ещё ворочаются, но подняться не могут. И бойцы, и пожиратели лежат. Что происходит за спиной, не видно.

— Это была моя добыча, — жалуюсь я.

— Кр-р-р.

— А?! Серьёзно? Фениксы умеют рычать?

Я настолько удивляюсь, что на пару мгновений забываю, что одна не в меру наглая птичка помешала мне поохотиться на мерзкие пузырики.

Феникс усаживается на створку рядом со мной, ещё и когтистой лапой к воротам притискивает, чтобы не дёргалась. Когти впиваются в плечо не больно, но ощутимо.

— Р-р-р.

— Цыплёнок, они мои, — я всё ещё пытаюсь спорить.

И потрясённо замолкаю. РенШен тянет из меня ци и одновременно даёт свою. Он предлагает заняться культивацией? Несколько не вовремя, нет? Я поддерживаю вращение ци. Мощность потока стремительно нарастает. Я бы сказала, нарастает знакомо… Телесно мы с РенШеном остаёмся на месте. Духовно же… поток подхватывает нас, возносит высоко-высоко, я теряюсь в высоте и безграничном чистом счастье полёта, счастье незнакомом и одновременно родном.

В какой-то миг сознание даже уступает восторгу, ничего кроме эмоций и чувств не остаётся. Я продолжаю парить, но постепенно прихожу в себя. Мы… прорвались?

Совместный двойной прорыв.

Пока я ошалело хлопаю глазами и собираю лапы в кучу, РенШен распахивает крылья, и с внутренних перьев внезапно срываются огненные протуберанцы. Я замираю, восхищённо глядя на чудо.

Огонь обрушивается на город.

— Что ты творишь? — шёпотом спрашиваю я.

Пламя льётся и на меня, но вреда не причиняет. Я оборачиваюсь на двор. Наши люди тоже в огне и тоже невредимы. Чего не скажешь о пожирателях и их поддержке. От них остались небольшие кучки пепла. Взять и веником смести…

Я поднимаю голову, смотрю вперёд. Сколько огня выплеснулось? Залита вся столица. Не удивлюсь, если предместья тоже.

— Ни-Ни?

РенШен возвращает человеческий облик и чуть позорно не валится с насеста. Я едва успеваю его подхватить.

— Птичка недощипанная, ты…

— Лиса неошкуренная, признай уже, что ты в восторге от меня.

— Я тебя съем.

— Я тебя тоже люблю.

РенШен спрыгивает во двор, оглядывает потрясённых людей и, как будто ничего не произошло, принимается раздавать указания — проверить город, узнать, не пострадали ли горожане, успокоить испуганных, пустить через монахов слух, что император Лан и принц Юань благословлены Небесами и что сами боги покарали бунтовщиков.

Я спрыгиваю следом.

Что бы РенШен ни говорил, я его всё-таки съем сегодня ночью в спальне.

— Докладываю его высочеству! Прибыл вестник из императорского дворца.

— Впустить.

Прибывший чиновник низко кланяется:

— Ваше высочество принц Юань, этот министр счастлив сообщить, что в полдень император Лан был коронован. Тысяч и тысяч лет императору Лан.

Мы с РенШеном поможем сделать пожелание реальностью. Правда, думаю, ЯнСи тысячу тысяч лет не выдержит, даже пару сотен лет, родит ребёнка, свалит на него груз ответственности и сбежит.

Торжественный момент порчу я:

— А разве коронация не завтра?

Чиновник, кажется, теряет дар речи, отвечает РенШен:

— Ни-Ни, ты… ты неподражаема.

Я пожимаю плечами:

— Эта не та чепуха, о которой я собираюсь помнить, — ой, лучше бы молчала. — Хей, министр, да не тряситесь вы так. Если у вас разрыв сердца по поводу и без, как вы собираетесь служить императору Лан?

— Министр думает, что я убью его, как свидетеля оскорбления императора, — лениво поясняет РенШен. Да, Ни-Ни, ты только что оскорбила императорскую власть.

— Чепуха! Лучше вот что… Раз с пожирателями покончено, императорский дворец в надёжных руках… Пойдём в горы, поохотимся!

— Ни-Ни, я должен отчитаться перед императором.

Пфф!

— Император подождёт. В горы! Ходу! А вы, господин министр, передайте императору, чтобы слабых сердцем во дворец Юань больше не присылал.

— Ни-Ни, ты его доконала, — вздыхает РенШен.

— Да нет, глаз дёргается, жив. Пойдём, пока и правда сердце не разорвалось.

— В горы, — соглашается РенШен, — загрызём пару твоих любимых чудовищ.

Эпилог

Лисья долина…

Когда-то господин Лю МоРо сказал, что название не имеет отношения к Девятихвостым лисицам. Я бесконечно рада, что он ошибся. За прошедшие тысячелетия даже рельеф изменился, но какие-то контуры остались, и я узнала её, нашу долину. Оказалось, что резиденция погребена под толстым слоем глины, невесть когда нанесённым грязевыми потоками бушующей водной стихии. Мощная защита, сохранившаяся в первозданном виде, не позволила чужакам добраться до начинки “глиняного пирога”. Естественно, сады, беседки и многие хозяйственные постройки погибли безвозвратно, но главные здания и склады уцелели. А в них скрыто столько сокровищ… В одно мгновение я стала богатейшей не только в стране Лунь, но и, наверное, на всём континенте.

И вот уже несколько лет бывшая Лисья долина носит гордое название Огненной и является резиденцией Дома Огня.

Мы с РенШеном сбежали из столицы, как только завершились основные работы по восстановлению нашей новой резиденции. Вместе с нами перебрались почти все мои ученики, и только ЮЖун, удивительно рано освоившая полёт на мече, удирает развлекаться в город. Помня, что ЮЖун долгие годы провела взаперти в “Семи ветрах”, я не могу её осуждать. Время от времени компанию ей составляет вернувший молодость ЮЧень, а вот Вей-эр городам предпочитает горы, а ещё мой призрачный ученик единственный не отстаёт от ЮЖун в изучении искусства алхимии.

Птенчик в долине не скучает — РенШен нацелился отыскать и Гнездовье фениксов, и я с ним согласна, нечего сокровищам пропадать, но пока, увы, безуспешно.

— Он счастлив.

— Хм?

Человеческая мать РенШена, молча тянувшая из пиалы чай её любимого жасминового сорта, внезапно заговорила.

Забавно: я осуществила угрозу и подарила ей пяток наложников, и теперь я же расплачиваюсь, потому что госпожа Юань изволит прятаться от своих мужчин у меня во дворе.

— Мой отец когда-то был уважаемым генералом. Он проводил большую часть года у границ, а когда возвращался… Сейчас я понимаю, что он срывался из-за войны, вероятно, пытался избавиться от душевной боли, к сожалению, в весьма уродливой форме, но тогда он мне казался животным. Он перебирался из двора одной наложницы во двор другой, не пропускал ни одной служанки. И если мою мать он по крайней мере берёг, остальных… Чем ниже был их статус, тем тяжелее они переживали его визиты. Однажды я попыталась спрятать симпатичную мне горничную, но он нашёл её и не только взял в свою постель, но и после жестокой ночи приказал забить палками за ослушание. Я видела, как наложницы интригуют в попытке возвыситься, как одна чуть не украла у моей матери положение главной жены, но всё равно я уверилась, что быть на вершине безопаснее. Император может казнить принца из прихоти. Одним больше, одним меньше… Для ЯнСи Цзи-эр навсегда останется угрозой её власти не потому что он хочет трон, а потому что он выдающийся сын предыдущего императора, а угрозы принято устранять.

— ЯнСи до сих пор полагается на РенШена.

— Ты и ЯнСи, вы показали мне совершенно иные отношения. Наверное, прозвучит очень глупо, но я только недавно осознала, что ваши отношения растут из любви. Супружеской, братско-сестринской.

— Цзи-эр, — когда мы не наедине, я использую имя РенШена из этой жизни, — любит вас тоже, госпожа Юань..

— Да. Это я тоже недавно поняла.

— Недавно?!

— Я очень жалкая в твоих глазах, ЯоЦинь? Сын для матери единственная надежда на лучшее будущее. Будь то императорский дворец или резиденция состоятельного господина, на замену постаревшей жене мужчина приведёт молодую наложницу, и положение жены станет шатким. Только сын будет заботиться о покинутой женщине. Зная, что ей не на кого опереться, кроме как на него, он будет уверен, что она не предаст. Я думала, что Цзи-эр заботится обо мне, потому что я от него зависима и могу быть использована… Когда я поняла, что он заботится просто так, без всякого смысла, я очень долго вообще ничего не понимала.

— Мне кажется, вы его тоже любите.

— Не знаю… Сейчас, да, люблю. Учусь любить. В прежние времена… Как я могу знать, любила ли я тогда, если в моём прежнем восприятии чувства любви не было? Как-то я слышала сказку про девушку, видевшую мир в чёрно-белых оттенках. Прозрев, эта девушка всё равно не смогла бы сказать, какие цвета были в её прошлом.

— Достаточно того, что вы прозрели, госпожа, и теперь тоже сможете быть счастливой. ХаоЦзи хочет для вас именно этого, счастья.

— Взять пример с твоей мамы, ЯоЦинь? Я постараюсь. Но сначала я скажу Цзи-эру, что рада за него и что мне не нужен титул вдовствующей императрицы.

— Точно не нужен? Мать ЯоСи намерена покинуть императорский дворец и отправиться в большое путешествие. Титул скоро будет свободен.

— Нет! — пугается госпожа Юань.

Как мило.

Отсмеявшись, я беру маму РенШена за руку и, глядя ей в глаза, твёрдо говорю:

— Я тоже за вас рада. Я не самый душевный человек, — я вообще не человек, — но знайте, что в моём сердце вы стали моей семьёй, — мне хватает такта умолчать, что случилось это исключительно в результате моего с РенШеном единения.

— Тогда я побеспокою твою маму и попрошу помочь мне начать учиться жить.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Мама, тихоня тихоней, держала оборону до последнего и отказывалась выходить замуж, пока её интересное положение не обозначилось слишком уж явно. Свадьбу они с моим новым папой сыграли истинно роскошную, как велит обычай родины иноземного божественного доктора. Господин Азиз Йекта не поскупился, и подарил маме… мешок золота. Буквально — мешок. Я не знаю, где он заказал гигантские весы. Он усадил маму в одну чашу, а в другую сыпал драгоценности, пока чаши не сравнялись. Он так забавно ворчал, что мама оттягивала свадьбу исключительно, чтобы набрать весу… Как по мне, шутка неудачная, но мама улыбалась.

Месяц назад у меня родилась очаровательная сестрёнка, и даже отсутствие хвоста её не портит, ведь девочка — прелесть! Стоило мне к ней наклониться, она цапнула меня за нос. Обожаю её!

В одиночестве девочка расти не будет.

РенШен ещё не знает, что я увидела в себе во время глубокой медитации. Наши двойняшки появятся… из яйца. У обеих дочек уже есть, пусть и крошечные, самые прекрасные в мире пушистые хвосты, меховые треугольные ушки и… кроваво-красные перья. Дочки будут настоящими красавицами.

А ещё я уверена, этот мир вздрогнет, когда девятихвостые лисицы — в новом поколении крылатые — выйдут на охоту. Наши с РенШеном дочки сотрясут даже небеса!

Разве не чудо? Мур-р-рь.

Конец